Если верить некоторым свидетельствам, то Академия была основана Платоном в 387 г. до P. X. после его возвращения из первого путешествия в Великую Грецию (Южная Италия), где он встречался с пифагорейцами, в частности с Архитом, и в Сицилию, где он был допущен ко двору Дионисия Старшего, сиракузского тирана, и познакомился с Дионом. Платон основал свою школу на собственные средства на участке, засаженном деревьями и орошаемом источниками, в парке героя Академа, посреди которого возвышался гимнасий, на Элевсинской дороге, близ Кефиса, недалеко от Колона. Академия полагала своей целью готовить юношей к активной роли в государственной жизни и давать им философское образование согласно с программой, изложенной в VI и VII книгах Государства. Вскоре она стала пользоваться большим успехом и составила конкуренцию школе Исократа, где преподавали в основном риторику.
Как было организовано преподавание в Академии, в точности неизвестно. По всей видимости, Платон объединил вокруг себя друзей и единомышленников, которым было поручено вести отдельные предметы. Наиболее известны Аристотель, Спевсипп, Ксенократ, Филипп из Опунта, Гермодор из Сиракуз, Гераклид Понтийский, Евдокс, Гестией из Перинфа и Теэтет. В эту группу следует также включить некоторое число математиков и астрономов, таких как братья Менехм и Дейнострат, Амфином, Аминт, Афиней, Гермотим, Каллипп, усовершенствовавший в астрономии систему сфер, и Февдий из Магнесии, написавший, подобно Евклиду, трактат Начала. Из других лиц, упоминаемых в Письмах, автором которых считают Платона, Академию посещали среди прочих Евфрей (Письмо VI), Эраст и Кориск (Письмо VI).
Академия, видимо, с самого начала была скорее местом обсуждений, нежели учреждением, обеспечивающим авторитарную передачу некой совокупности законсервированных учений. Следует повторить и подчеркнуть: ни Аристотель, ни кто-либо другой из преемников Платона во главе Академии не сохранил в своей ортодоксии ядра его философии - учения об умопостигаемых идеях. В то же время, если принять во внимание отношения, поддерживаемые Платоном и Спевсиппом с Дионом, который, после того как он стал слушать Платона и даже посещать Академию, вернулся в Сицилию, чтобы захватить власть, складывается впечатление, что политическая деятельность занимала в Академии важное место наряду с разработкой астрономических теорий и развитием геометрии.
С другой стороны, геометрическая методология, судя по всему, применялась в Академии для исследования все более и более высоких начал. Это исследование, нашедшее отражение в Филебе, возможно, составляло основу системы начал, иногда квалифицируемой как "неписаные учения". Те, кто возражает против такой интерпретации, подчеркивают, что эти учения дают представление не о подлинном Платоне, а о том Платоне, который стал предметом дискуссий внутри Академии.
После смерти Платона Академия осталась верна направлениям, заданным ее основателем. Она стремилась главным образом систематизировать, распространить и отстоять философию своего учителя в противоборстве с другими школами, выдвигавшими альтернативные концепции.
Если для софистов и для Платона образование предназначалось к тому, чтобы готовить юношей к будущей гражданской жизни, обучая их владеть своей внешней и внутренней речью посредством приемов диалектики и риторики, то в эллинистическую эпоху философское образование, скорее, готовило к жизни вообще, будь то жизни человека общественного или частного, но это по-прежнему достигалось через овладение речью в широком смысле слова.
По крайней мере у академиков, аристотеликов и стоиков метод образования состоял в основном в диалектических упражнениях, с помощью которых слушатели учились вести дискуссии не только с другими, но и с самими собой. Даже если в этих школах читались общие курсы - предположение, по-своему подтверждаемое Физикой и Метафизикой Аристотеля, - речь, с которой выступал философ, обычно не была изложением цельной системы, а являлась откликом если не на отдельный вопрос слушателя, то, во всяком случае, на вполне конкретную проблему.
В течение всего периода эллинизма образование включало три раздела. Первый можно было бы отнести одновременно и к "логике", и к "эпистемологии" в современном значении этих понятий; стоики называли его логикой, эпикурейцы - ка-ноникой, платоники и аристотелики - диалектикой, хотя последние две школы вкладывали в понятие диалектики весьма различное содержание. Второй раздел во всех школах назывался физикой, а третий - этикой.
Эта образовательная деятельность осуществлялась в рамках учреждения, в действительности не имевшего статуса объединения, поскольку такого статуса вообще не предусматривало афинское право. В институциональном аспекте Академия, которая не определялась и фактом наличия собственности, приобретенной Платоном, существовала, очевидно, лишь благодаря выборам нового схоларха - избранию одного из академиков его коллегами в качестве преемника Платона.
Исследование Древней Академии сталкивается с немалыми трудностями. До нас дошли лишь отрывки сочинений, некогда многочисленных и обширных. Кроме того, нашим наиболее важным источником для изучения воззрений членов Древней Академии остается Аристотель. Но Аристотель не объективен в том смысле, в каком этого можно было бы требовать от современного историка. Увлеченный опровержением Платона и его адептов, он проводит свою аргументацию, не давая точных ссылок. Часто он даже пытается опровергать нескольких мыслителей одновременно.
После смерти Платона в 348-347 г. его племянник Спевсипп, самим Платоном избранный в качестве преемника, стал главой Академии. Но уже после смерти Спевсиппа, по всей видимости, зарождается настоящая избирательная процедура. Схо-лархами, заместившими Спевсиппа, были Ксенократ, Полемон, у которого учился Крантор, и, наконец, Кратет.
Сын Потоны, сестры Платона, и некоего Евримедонта, Спевсипп управлял Академией восемь лет: с 348-347 г., вероятно, до самой смерти.
Приняв за аксиому, что существует познание через непосредственное постижение и что его объектом должны быть реальности, обладающие самостоятельным существованием, не подверженные изменению и вечные, Спевсипп, по соображениям эпистемологического и онтологического порядка, полагал предметами такого познания, обретаемого прямым путем, математические числа, которые, не будучи ни идеями, как у Платона, ни чистыми абстракциями, как у Аристотеля, существуют в качестве неких вневременных и внепространственных индивидуумов. Почему же Спевсипп не поддержал предположение о существовании идей, составлявшее сердцевину учения Платона? Вероятно, чтобы упредить возражения против гипотезы о существовании идей и о причастности чувственных вещей идеям - возражения, которые развил Аристотель. Последний недвусмысленно заявил, что Спевсипп отказался от идей "из-за трудностей, заключенных, как он сознавал, в этом учении". По-видимому, одна из главных трудностей, с которыми столкнулся Спевсипп, состояла в совмещении учения об идеях с методом деления (diairesis). Спевсипп надеялся разрешить эту проблему путем отождествления истинных реальностей с математическими числами.
Начала математических чисел - Единое и Множество. Каков статус каждого из этих начал? Обладает ли Единое сущностью, отличной от сущности остальных чисел, или оно всего лишь первое из чисел? Аристотель пишет по этому поводу: "Спевсипп, исходя из единого, признает еще больше сущностей и разные начала для каждой сущности: одно - для чисел, другое - для величин, третье - для души" (Метафизика Z, 2, 1028 b 21-24)[1]. Эти строки понять нелегко, поскольку в них содержится доля критики. Для Платона и Аристотеля Единое, которое есть начало чисел, само числом не является, так что первое число - число два; для Спевсиппа дело обстоит иначе: Единое он отождествил с числом один, и именно в таком качестве Единое стало началом чисел. Что касается другого начала, Множества, то здесь свидетельства немногочисленны. Аристотель к тому же упрекает Спевсиппа, что он не уточняет, каким образом число может быть составлено из Единого и Множества.
С Единым и Множеством соотносятся точка и какой-то второй элемент (о нем ничего неизвестно), которым отведена роль начал в сфере математических величин. От Единицы происходят два, три и четыре, образующие вместе с единицей тетрактиду (tetraktys) (1 + 2 + 3 + 4 = 10). Таким же образом из точки возникает линия, из линии - треугольник, а из треугольника - пирамида. Коль скоро вечные реальности не подвержены изменению, это порождение чисел и математических величин не должно рассматриваться как действительный процесс; стало быть, его надо понимать метафорически. Кроме того, поскольку числа и математические величины составляют два различных порядка реальности, постольку величины не могут быть производными от чисел, с которыми они тем не менее сближаются. То же относится и к двум другим уровням реальностей, о которых трактует Спевсипп; эти реальности, сближаемые соответственно с числами и величинами, - с одной стороны, душа, определяемая Спевсиппом как "идея протяженного во всех направлениях, образованная согласно числу, включающему гармонию" (Плутарх. De animae procr. in Timaoe, 22; Moralia, 1023 b), а с другой стороны, чувственные вещи; ни душа, ни чувственные вещи не являются, однако, ни числами, ни геометрическими величинами.
Доступное для нас знание о душе и о чувственной реальности, в отличие от знания о числах и геометрических величинах, неравносильно непосредственному постижению. Оно осуществляется через посредство органов чувств и включает процесс припоминания; тут вступают в действие понятие тождества, понятие различия и особенно понятие сходства (homoiotēs/ὁμοιότης), изначально присутствующие в непосредственном восприятии чисел и математических величин. Если двигаться в этом направлении, возникает, по крайней мере, два вопроса. Чему может соответствовать сходство, когда первичные реальности - уже не идеи, а числа? Возможно ли при такой математической интерпретации все еще связывать понятия сходства, причинности и образца?
Чтобы ответить на первый вопрос, можно было бы сослаться на то, что всякая чувственная вещь находится в центре пересечения множества связей и что совокупность этих связей составляет сущность данной вещи, недоступную непосредственному восприятию. Чтобы получить классификацию чувственных объектов, необходимо предварительно определить, являются ли они схожими или нет, и если да, то с какой точки зрения. В этом смысле познание и классификация - два неразрывно связанных момента одной и той же деятельности.
Обилие и суровость критики Аристотеля показывают слабое место системы, предложенной Спевсиппом: если верно, что Единое есть всё в возможности и ничто в действительности, тогда оно не есть сущность, и, стало быть, число не может существовать как независимая реальность.
Спевсипп отказывался отождествлять Единое и Благо, подчеркивая, что у растений и в особенности у животных красота и совершенство возникают не в семени, а в конечном продукте. Таким образом Спевсипп пытался избежать трудностей, порождаемых отождествлением Единого и Множества. Но тогда как понять, что вселенная, состоящая из реальностей разных уровней, обнаруживает свое совершенство лишь в конечном результате? При таком подходе вселенная оказывается не более чем рядом эпизодов, не имеющих между собой никакой реальной связи.
После смерти Спевсиппа в 339-338 г. Ксенократ, последний руководитель Академии, лично знавший Платона, управлял ею в течение 25 лет после своего избрания. Вероятно, Ксенократ первым предложил деление философии на три части: физику, этику и логику, - деление, которое позднее было принято практически единодушно и которое сыграло определяющую роль при формировании стоицизма. Термин "логика" надо понимать в смысле платоновской "диалектики", рассматривая логику как высшее рациональное средство онтологического описания.
Ксенократ, первый платоник, до конца осуществивший дедукцию из первоначал, постулировал два главных начала - Единое и неопределенную Множественность, называемую также двоицей "большое и малое". Второе начало остается неясным, поскольку в одном пространном пассаже из Метафизики Аристотель излагает различные представления академиков о начале, противоположном Единому, но не уточняет имен философов, придерживавшихся того или иного взгляда.
Наложение предела на беспредельное вследствие вмешательства Единого объясняет порождение идей-чисел и умопостигаемых величин (точки, линии, поверхности, объема). Такое учение, подробнее не известное, пыталось достичь синтеза учения Платона, для которого высшими реальностями были идеи, и учения Спевсиппа, высшими реальностями полагавшего числа и математические величины. Это возвращение к платоновским идеям после Спевсиппа навело некоторых интерпретаторов на мысль, что Аристотель подвергал критике в основном Ксенократа, через которого он мог одним ударом поразить и Платона, и Спевсиппа. По этой гипотезе, то, в чем видят "неписаные учения", - всего лишь искаженное отражение учения Ксенократа. Действительно, Ксенократ высказал предположение о существовании неделимой линии (atomos grammē), каким-то образом соответствующей идее линии. Вслед за числами и умопостигаемыми величинами появляются душа, определяемая, исходя из Тимея, как "число, само себя движущее", и мир чувственных вещей, которые можно рассматривать в конечном счете в понятиях величин. Вот каково, судя по всему, представление Ксенократа о природе и функциях души: "Такое же определение дано и в диалоге О философии: само-по-себе-живое состоит из идеи единицы и первоначальной длины, ширины и глубины, остальное - подобным же образом. Кроме того, он говорит и иначе: ум есть единица, знание - двоица (так как оно <стремится> к единству в одном направлении), мнение есть число-плоскость, ощущение - число-телесное. Ведь числами он называл самые эйдосы и начала, состоят же числа из элементов. Что касается вещей, то одни из них постигаются, мол, умом, другие - знанием, третьи - мнением, четвертые - ощущением, а эти числа и суть эйдосы вещей. А так как душа представлялась способной и приводить в движение и познавать, то некоторые признали душу сочетанием обеих способностей, объявив ее само себя движущим числом" (Аристотель. О душе I, 2, 404 b 18-30)[2]. Как это часто бывает у Аристотеля, имя Ксенократа в приведенном отрывке не названо. Однако данное в конце его определение души точно атрибутируется Плутархом (De animae proer. in Timaeo, 1; Moralia, 1012 d).
Кроме того, и грамматический строй предыдущих предложений, и логика аргументации позволяют принять такую атрибуцию. В определении души как "числа, само себя движущего" заключено несколько мыслей: ι) идея души как самодвижного начала, каким она предстает в Федре; 2) идея души как промежуточной действительности, как она описана в Тимее, 35 а-b; 3) идея связи между способностями души и соответствующими каждой из них объектами познания. Это означает, что Ксенократ отказался от трехчастного деления души - на разумное, яростное и вожделеющее начала - в пользу двухчастного деления - на разумное и внеразумное начала.
С другой стороны, Ксенократ, согласно Теофрасту, выделяет три уровня реальностей, различаемых по их отношению к небу (oyranos/ούρανός): 1) вещи, которые находятся за пределами неба; 2) само небо и 3) вещи, находящиеся в пределах неба. Первые, иными словами, начала, идеи и умопостигаемые величины, а также, возможно, математические реальности, воспринимаются разумом, тогда как третьи, т. е. чувственные вещи, постигаются посредством чувств; вторые же, т. е. небесные тела, одновременно воспринимаемые посредством зрения и постигаемые разумом, суть предметы мнения (doxa/δόξα). Эту систему Ксенократ толковал также в теологических понятиях: над всем сущим пребывает высшее божество, одновременно и монада, и диада; на небе царствует Зевс, мужское божество; женское божество, душа мира, управляет тем, что находится в пределах неба. Эта попытка изложить метафизику через теологию увенчалась успехом. Ею вдохновлялся Варрон (116-27 до Р. Х.), когда решил придать философское основание римской религии.
В области этики Ксенократ, видимо, показал себя весьма оригинальным мыслителем. Даже если многие свидетельства, касающиеся нравственной философии Ксенократа, частично переработаны Антиохом Аскалонским (см. ниже, с. 668-670), у него все же обнаруживается немало тем, имеющих большое будущее в эллинистическом мире: поиск внутренней безмятежности как конечной цели этики; важное значение, придаваемое добровольному подчинению закону; введение категории безразличного (см. с. 611-612); размышление о добродетели в связи с природой и счастьем.
Так как учениками Ксенократа были Полемон, ставший его преемником во главе Академии, Крантор и, возможно, даже Эпикур и Зенон из Кития, он может рассматриваться как подлинный основатель платонизма во всех его видах и как посредник, благодаря которому платонизм оказал ощутимое влияние на эпикуреизм и особенно на стоицизм. Ко всему этому следует добавить, что, очевидно, во время деятельности Ксенократа на посту руководителя школы было осуществлено издание сочинений Платона, положившее начало рукописной традиции, дошедшей до наших дней.
Преемником Ксенократа во главе Академии стал Полемон (314-313), учение которого было ориентировано главным образом на мораль. Полемон отдавал предпочтение моральной деятельности и критиковал тех, кто посвящал себя абстрактным умозрениям, сравнивая их с людьми, выучившими наизусть учебник по гармонии, но не способными исполнять музыку. Полемон определял высшее благо как жизнь, согласную с природой и, по-видимому, в этом отношении находился под влиянием Зенона из Кития, который, возможно, был его учеником.
Полемону во главе Академии наследовал Кратет из Афин (270-269), которого потом сменил Крантор, возможно, самый древний комментатор платоновского Тимея. Автор сочинения О скорби, он стал родоначальником жанра утешения, получившего в будущем значительное развитие. В этом сочинении, обращаясь к другу, только что потерявшему ребенка, Крантор утешает его, рассуждая о бессмертии души, и призывает не искоренить, а лишь умерить страдание.
В подобных обстоятельствах, вероятно, и была сочинена большая часть неподлинных диалогов, приписываемых Платону: Алкивиад I и Алкивиад II, Послезаконие, Гиппарх, Минос, Феаг, Клитофонт; апокрифические диалоги: О справедливости, О добродетели, Демодок, Сизиф, Эриксий, Аксиох, а также Определения.

---

[1] Пер. А. В. Кубицкого («ФН»).
[2] Пер. П. С. Попова («ФН»). Изменено начало первой фразы: у П. С. Попова — «Такое же определение дано и в сочинении о философии...» (в примечании к этому месту высказано предположение, что речь идет о каком-то не идентифицированном сочинении Платона). Соответственно изменено и начало второй фразы: у Попова — «Кроме того, Платон говорит...».