В этой главе рассматривается внешняя политика спартанцев после окончания правления Клеомена III. В ней оцениваются внешнеполитические планы, реализованные другими своеобразными спартанскими персонажами III века — царем Ликургом, регентом Маханидом и царем Набисом.
Полибий и Ливий представляют собой основные источники по этому забытому периоду спартанской истории. Полибий из Мегалополя, сын полководца Ахейской лиги Ликорты и сторонник Ахейской лиги, является основным первоисточником более поздних рассказов (Ливий, Плутарх, Павсаний). Его предубеждение против Маханида и более позднего персонажа Набиса — определяемых им как тираны — наряду с негативным изображением их предприятий, являются лишь двумя симптомами его патриотической и враждебной позиции по отношению к спартанским личностям последних десятилетий третьего века. Тем не менее, его «История» — это наиболее близкий по времени рассказ к описываемым событиям, и для создания и дополнения разделов своего труда он обращался к свидетельствам очевидцев. Проблемы интерпретации, поднятые Полибием, еще более осложняются использованием его «Истории» патавийцем Ливием: автор, создавая свой рассказ, в основном стремится воспеть славу и роль Рима на международной арене. Однако Ливий — единственный досягаемый источник, который позволяет нам получить доступ к утраченной информации из работы Полибия: эта информация, как показано ниже, бесценна для оценки характера Набиса и его взаимодействия с широким миром. Стоит помнить, что без Ливия утерянные сведения из работы Полибия были бы неизвестны. Более того, несмотря на свой поздний и неисторичный характер, повествования Плутарха и Павсания могут дать некоторое представление о взаимодействии спартанцев с местностями внутри и за пределами Пелопоннеса в правление Набиса. Наконец, анализ и сочетание надписей с литературными источниками позволит исследовать взаимодействие спартанцев с некоторыми критскими полисами и Делосом.

Ликург и Маханид

Полибий (4, 35-37; 5, 5 1; 5, 17, 1-2) — единственный доступный источник, который позволяет нам изучить характер Ликурга и внешнеполитические действия, предпринятые во время его правления. Полибий же (10, 41, 2; 11, 11-18) предоставляет бесценную информацию о внешнеполитических действиях, предпринятых при Маханиде; эта информация будет сопоставлена с более поздними свидетельствами Ливия (28, 5; 28, 7), Плутарха (Phil. 10) и Павсания (8, 50, 2) для дальнейшего рассмотрения вопроса о преемственности или изменениях в спартанской внешней политике. Сочетание источников вновь выявит важные экспансионистские стремления спартанцев и вражду между Спартой и Ахейской лигой. Однако, как будет показано ниже, сохранившиеся свидетельства, использованные для изучения характера Маханида, не дают конкретной информации о его деятельности и отношениях со спартанскими органами управления. Тем не менее, похоже, что этот персонаж играл значимую роль во внешнеполитических делах.

Ликург

Полибий (4 35) сообщает о нестабильной обстановке в Спарте после окончания правления Клеомена. Описывая этот неспокойный период, продолжавшийся три года, Полибий подчеркивает потребность народа и эфоров в восстановлении спартанского царства. При этом он указывает на важную роль эфоров в выборе царей Спарты: он утверждает, что они выбрали молодого Агиада Агесиполида, следуя традиционной преемственности царей. Однако, восстанавливая царскую власть, источник сообщает нам, что Ликург подкупил эфоров, дав каждому из них по драхме, чтобы стать сыном Геракла и царем дома Эврипонтидов (4, 35, 11). Анализ отрывка, однако, показывает, что эфоры были властями, ответственными за назначение царей: тем не менее, подкуп, совершенный Ликургом, показывает его активную роль в избирательном механизме, который привел к его восшествию на престол. На основании единственной доступной информации, предложенной Полибием, вряд ли можно определить полномочия Ликурга; однако можно сделать вывод, что Ликург, а не только эфорат, мог играть важную роль в процессе перехода царской власти. В классический период, в частности, царь Клеомен I рассматривался как влиятельная личность, которая могла вмешиваться в процесс принятия решений о назначении спартанских царей и выбиралась для участия в военных экспедициях за границу. Данные, приведенные в этом подразделе, указывают на важность как эфоров, так и царей в формулировании внешнеполитических решений и в назначении спартанских царей. Полибий, по сути, предлагает механизм принятия решения о военной экспедиции на территорию Аргоса (4, 36, 3): он подчеркивает общее согласие, которое должно было быть достигнуто как царями, так и эфорами, чтобы экспедиция началась обязательно. Наконец, успешная военная экспедиция на этой территории могла обеспечить Спарте обладание Аргосом, традиционным врагом Спарты.
Кроме того, если принять информацию Полибия (4 35), в которой сообщается, что этолиец Махата призывал царей и эфоров идти войной против ахейцев, то этот аргумент еще более усиливается. Следовательно, цари принимали значимое участие в принятии решения о военных походах. Это показывает, что спартанские органы управления (эфорат и цари) играли решающую роль в процессе принятия решений относительно внешней политики и назначения царей. Наконец, стоит помнить, что Ликург, который предпринял эту экспедицию, был царским персонажем; в связи с этим Полибий (4, 36) сообщает об успехе, которого он достиг, захватив четыре аргосских местности, Полихну, Прасии, Левки и Кифант. Со своей стороны биография Клеомена (Plut. Cleom. 4, 4) показывает, что Клеомен III совершил экспедицию в Арголиду; в то время как согласно Полиэну (29, 1), между 277 и 275 гг. Клеоним завоевал стратагемой аргосскую Трезену. Более того, Полибий (4, 37) сообщает нам о военной экспедиции под руководством Ликурга в Мегалополь в 219 году: он ясно говорит, что Ликург, разбив лагерь у Афинея и осадив его, хотел следовать плану Клеомена по завоеванию этой территории. Автор не предлагает никаких конкретных сведений о том, как проходили военные действия и каков был их результат; тем не менее, Полибий — единственный доступный источник, который сообщает нам об этой экспедиции. Более того, это свидетельство в сочетании с литературными и эпиграфическими сведениями, рассмотренными в предыдущих главах, подтверждает постоянный интерес в спартанской внешней политике к определенным пелопоннесским местам и, что особенно важно, вечный интерес спартанцев к мегалопольской территории. Не следует забывать, что Клеомен III, Агис IV и Акротат II были другими царскими особами, которые предпринимали военные операции в той же местности. Интерес к этой территории будет в конечном итоге подтвержден в оценке спартанской внешней политики при Набисе (об этом ниже). Наконец, Полибий (5, 5, 1) сообщает о спартанском вторжении в Мессению в 218 году и последующем разграблении Тегеи Ликургом (5, 17, 1-2). Других упоминаний об этих экспедициях нет: Полибий лишь предполагает, что мессенское вторжение не принесло никаких важных достижений в плане территориальной экспансии спартанцев. Тем не менее, эта скудная информация в сочетании со свидетельствами, рассмотренными в предыдущей главе, указывает на экспансионистскую внешнюю политику спартанцев на Пелопоннесе и на продолжающуюся вражду между Спартой и Ахейской лигой. Эти военные действия продолжались и после правления Ликурга (об этом речь пойдет ниже). Накопленные и рассмотренные до сих пор свидетельства показывают, что Спарта стремилась к завоеванию одних и тех же пелопоннесских местностей и территорий на протяжении всего третьего века: постоянный и сильный интерес спартанских правящих органов к захвату этих территорий указывает на значительный спартанский экспансионизм и желание достичь гегемонии в Пелопоннесе.

Маханид

Литературные источники (Pol. 10, 41, 2; 11, 11-18; Liv. 28, 5; 28, 7; Plut. Phil. 10; Paus. 8, 50, 2) представляют собой единственную информацию о характере Маханида и его участии во внешней политике. Однако они не дают представления о взаимоотношениях между этим персонажем и спартанскими органами управления. Тем не менее, сочетание дополняющих друг друга вышеупомянутых повествований показывает постоянный спартанский экспансионизм внутри Пелопоннеса, а также важные военные экспедиции под руководством Маханида на территории Аргоса и Мантинеи. Более того, они дают нам ценное представление о международной арене, на которой действовала Спарта; и, наконец, они укрепляют портрет преемственности спартанской внешней политики в III веке.
Полибий (10, 41, 2) сообщает нам, что Маханид командовал экспедицией на территорию Аргоса в 207 году: спартанская экспансия вынудила ахейцев обратиться за помощью к Филиппу V, поскольку спартанская армия под командованием Маханида опустошала аргосскую границу. В частности, Полибий подчеркивает спартанскую угрозу и лидерство Маханида в этих обстоятельствах. Он сообщает, что ахейцы, зная о спартанской экспансии и о союзе Спарты с этолийцами, решили попросить вмешаться такую сверхдержаву, как Македония. Очевидно, что эта коалиция могла представлять угрозу для существования Ахейской лиги: Спарта стремилась восстановить некоторые важные территориальные позиции, чтобы добиться гегемонии в Пелопоннесе. Информация Полибия передается также Ливием (28, 5; 28, 7), который сообщает о последующем отступлении Маханида с территории Аргоса в связи с прибытием Филиппа V в аргосскую Герею. Вопрос о том, действовал ли Маханид самостоятельно или от имени спартанских органов управления, когда осуществлял эту военную экспедицию, остается без ответа: ни в одном из доступных источников не сообщается о вмешательстве эфоров или других спартанских органов управления в это важное внешнее дело. Однако важно помнить, что Полибий, записывая эти события, отдает предпочтение отдельным людям, а не группам людей. В самом деле, во фрагментах книги 10 Сципион сравнивается с Ликургом.
Военная экспедиция Маханида против Мантинеи и столкновение в той же местности в 207 году, в котором он был убит на поле боя, относительно широко освещены литературными свидетельствами (Pol. 11, 11-18; Plut. Phil. 10; Paus. 8, 50, 2). Полибий и Плутарх наиболее подробно рассказывают об этой иностранной военной экспедиции, в то время как Павсаний сообщает только об экспедиции Маханида и его смерти. Однако, несмотря на то, что Полибий является более полным источником о военных действиях в Мантинее, биография Филопомена Плутарха — единственный сохранившийся рассказ, который подчеркивает экспансионистские амбиции Маханида и его намерение восстановить спартанскую гегемонию в Пелопоннесе. По сути, собранные и изученные источники подтверждают идею последовательного спартанского экспансионизма в регионе и показывают значительную роль, которую играли отдельные спартанские личности: эти люди были постоянно вовлечены в события и занимались иностранными делами первостепенной важности. Более того, все три рассказа способствуют укреплению идеи о непрерывности спартанской внешней политики на протяжении всего III века до н. э: Мантинея могла представлять собой местность, представлявшую особый интерес для Спарты в этот период. В этом отношении рассмотренные в предыдущей главе свидетельства указывают на прошлые спартанские экспедиции в эту местность под руководством особых личностей, а именно Клеомена III, Агиса IV и Архидама IV. Наконец, если учесть, что два спартанских героя III века, Агис IV и Маханид, погибли в Мантинее, то постоянный спартанский интерес к определенным местам и сохраняющийся характер формулирования спартанской внешней политики еще более усиливаются. Эта преемственность, похоже, пронизывала внешнеполитические планы, предпринятые Набисом.

Набис

Сочетание литературных (Pol. 13, 8, 3-7; 21, 9, 1; 16, 1-3; 18, 17, 1-5; 13, 7; Liv. 34, 32, 16; 31, 25, 3; 32, 38, 1-9; 32, 39, 1-10; Plut. Phil. 13) и эпиграфические (Syll.3 595) свидетельства предлагают ценную информацию о внешней политике спартанцев в Пелопоннесе. К сожалению, нет никаких свидетельств об отношениях между Набисом и другими спартанскими органами управления. Здесь единственным доступным источником является Ливий (34 32, 1), который говорит о незаконном приходе Набиса к власти и отстранении молодого царя Пелопса от важных политических дел из–за его юного возраста; в то время как более поздний рассказ Диодора (27, 1) сообщает об убийстве Пелопса — сына Ликурга — Набисом. Тем не менее, оценка вышеупомянутых источников указывает на преобладающую преемственность в том, как Спарта определяла свою внешнюю политику, и гегемонистские амбиции Набиса в регионе. Целями его экспансии были Мегалополь, Мессена, Ахайя и Аргос.
Полибий предоставляет нам бесценную информацию о причинах, вызвавших битву при Мегалополе (13, 8, 3-7; 21, 9, 1) в 204 году. Он рассказывает о разногласиях, возникших в Мегалополе из–за кражи беотийскими солдатами одной из лучших лошадей Набиса. Полибий не дает представления о мотивах, побудивших беотийцев посетить территорию Мегалополя; кроме того, нет никаких намеков на возможные отношения между Спартой и Беотией. Тем не менее, долгое преследование Набисом солдат в Мегалополе и его окончательный отказ ждать приговора мегалопольских магистратов по поводу проступка солдат, похоже, усугубили вражду между Мегалополем и Спартой. Более того, сочувственное отношение мегалопольцев к беотийским солдатам может свидетельствовать о хороших отношениях между Мегалополем и Беотией в данном случае, но о плохих отношениях со Спартой. Вражда между Набисом и Мегалополем, а также их последующий конфликт подтверждаются в другом отрывке (21, 9, 1); в этом отрывке упоминается вклад в военные действия мегалопольца Диофана. Этот экспансионизм также засвидетельствован Плутархом (Phil. 13, 1-3), который сообщает об отсутствии Филопомена во время нападения Набиса и его отъезде на Крит. Наконец, что не менее важно, эта информация способствует подтверждению непрерывности интереса к определенным пелопоннесским местам в спартанской внешней политике: по сути, как уже говорилось ранее, спартанский интерес к Мегалополю подтверждается проведением военных экспедиций в том же месте царем Ликургом, Клеоменом III, Агисом IV и Акротатом II.
Кроме того, литературные источники (Pol. 16, 1-3; Liv. 34, 32, 16) дают ценные сведения о спартанской военной экспедиции в Мессену в 201 году и ее завоевании Набисом. Полибий, описывая эту экспедицию, использует осуждающий тон. Он раскрывает вероломный характер нападения Набиса на Мессению и его немалые гегемонистские амбиции, в то время как Ливий сообщает только о неожиданном завоевании Мессении спартанцами. Спартанское завоевание Мессены также подтверждается надписью (Syll.3 595), найденной в Пергаме. Эта надпись содержит посвящение пергамскому царю Эвмену II, который освободил Мессену от власти Набиса в 195 году. Таким образом, это свидетельствует о том, что Спарта проводила в регионе последовательную экспансионистскую внешнюю политику. Более того, (проанализированные ниже) свидетельства указывают на то, что межгосударственные механизмы, включающие дружеские отношения, поддерживаемые институтом проксении, также были значительно задействованы. Как показано ниже, эти группы proxenoi характеризовали значимые межгосударственные связи третьего века, и, что более важно, Набис был значительно вовлечен в диалог между державами.
Наконец, Ливий — единственный сохранившийся источник, который сообщает нам о следующей экспедиции Набиса на ахейскую территорию в 200 году (31, 25, 3-4) и о завоевании им Аргоса (32, 38, 4-9). Источник не раскрывает точных мест, где он вступил в сражение с ахейскими войсками, но он показывает значительную угрозу, которую представлял экспансионизм Набиса, и опасения, которые он мог вызвать у делегатов пелопоннесских государств, присутствовавших на совете ахейцев в Аргосе. Эти опасения и гегемонистские амбиции, которые привели к созданию союзов между большим количеством государств, будут рассмотрены в следующем подразделе. Более того, завоевание Аргоса Набисом и его правление им подтверждает Полибий (18, 17, 1-5; 13, 7), который сообщает о завоевании города и правлении жены Набиса Апеги; в этом рассказе подчеркивается атмосфера террора и насилия, якобы применяемого супругами для вымогательства денег у жителей Аргоса. Действительно, это описание показывает предвзятое отношение Полибия к Набису и его жене; однако это единственное доступное свидетельство, которое подтверждает завоевание Аргоса и управление городом Набисом и Апегой. Наконец, интерес Набиса к Аргосу и Мессене подтверждает общую преемственность во внешней политике Спарты в третьем веке до нашей эры: Аргос был объектом спартанского интереса при Ликурге, Маханиде, Клеомене III и Клеониме; а интерес к Мессении подтверждается предыдущей экспедицией Ликурга в 218 году. В целом, свидетельства, собранные и рассмотренные в этой главе, показывают удивительную преемственность в спартанской внешней политике третьего века до н. э. и спартанскую настойчивость в достижении гегемонии в Пелопоннесе.

Создание альянсов

Имеющиеся литературные свидетельства (Liv. 29, 12; 32, 38; 32, 39) показывают создание двух коалиций, в которых участвовал Набис. Они дают представление о международной арене, на которой действовали эллинистические государства, и, что особенно важно, показывают значительное взаимодействие Спарты со сверхдержавами эллинистического века — Римом и Македонией. Свидетельства показывают, что Спарта заключала союзы с этими двумя державами и была высоко оценена на международной арене. Эти коалиции, по–видимому, были созданы в результате чисто прагматической и корыстной политики государств, стремящихся расширить свои территориальные и военные возможности для достижения гегемонии; кроме того, они собирались в союзы из–за опасений, вызванных экспансионизмом и растущей военной и территориальной мощью эллинистических государств. Проводя такую экспансионистскую внешнюю политику, Набис смог конкурировать с другими державами и представлять для них угрозу.
Ливий (29, 12) предоставляет бесценную информацию о международной обстановке последнего десятилетия третьего века: Филипп V вел войну с этолийцами и вынудил их заключить с ним мир. Согласно Полибию, это соглашение было достигнуто благодаря растущей мощи Рима и, в частности, внушительной армии под командованием Публия Семпрония, которая была направлена для оказания военной помощи этолийцам. Источник изображает важный этап конфликта, в котором Филипп и Рим боролись за гегемонию: Филипп стремился завоевать Аполлонию сразу после изменения планов римлян. Это было связано с быстрой сменой позиции этолийцев. Прибыв в Аполлонию, Филипп вступил в бой с римскими войсками, засевшими в этом месте. По сути, Ливий показывает сильные гегемонистские амбиции Рима и Македонии, а также корыстный характер союза между Филиппом и этолийцами: Македония и Рим стремились к завоеванию территорий Восточного Средиземноморья, а македоно–этолийский союз был обусловлен значительным экспансионизмом Рима и его растущим военным потенциалом. Однако, как уже говорилось, намерения Рима были связаны не только с завоеваниями: чтобы расширить сеть своих международных партнеров, Рим также занимался созданием союзов и налаживал дружеские отношения с другими эллинистическими державами того века. В этих межгосударственных взаимодействиях первостепенное значение имело создание и использование старых дружеских связей. Так, в дружбе между Спартой и Римом (о которой речь пойдет ниже) Набис был принят Римом в amicitia, а позднее, в 195 году, чтобы подкрепить свои притязания, Набис вспомнил о своем «древнем» соглашении с Римом (Liv. 34, 31, 5).
Более того, сообщая об условиях мирного договора в Фенике (ок. 205 г.), Ливий раскрывает присутствие Набиса среди римских союзников, участвовавших в переговорах. Эти союзники включали множество государств, а именно: илионцев, элейцев, мессенцев, афинян и Пергам в лице царя Аттала I. Это может указывать на то, что до заключения мира Набис уже был союзником Рима и что он был значительно вовлечен в борьбу за гегемонию, которую вело эллинистическое Средиземноморье. Однако стоит отметить, что Ливий является единственным источником, который передает эту информацию; тем не менее, утверждается, что сочетание этой главы с другим отрывком Ливия (26, 24, 8), кажется, предполагает, что в 211 году Спарта уже была союзником Рима (подтверждается дебатами в Pol. 9, 28-39 и Liv. 34, 32, 1). По сути, если верить Ливию, то можно утверждать, что спартанские внешние планы при Набисе преемственны. В этом отношении вышеупомянутый предполагаемый союз между Спартой и Римом, в котором Маханид — учитывая его активное участие во внешней политике — мог отвечать за военные и иностранные дела, подкрепляет это предположение.
Более того, рассказ Ливия (32, 38) позволяет нам оценить характер более позднего союза, заключенного между Набисом и Филиппом в 197 году. Эта информация показывает, насколько высоко ценил Набиса эллинистический царь калибра Филиппа V; более того, она, похоже, подкрепляет грандиозные гегемонистские амбиции Набиса и активную спартанскую внешнюю политику, проводимую на протяжении всего третьего века до нашей эры. Согласно Ливию, этот союзный договор был скреплен обещанием брака между сыновьями Набиса и дочерями Филиппа: он должен был гарантировать Набису владение Аргосом, поскольку Ливий описывает город как собственность, которую Филипп изо всех сил пытался сохранить. Совершая многочисленные военные походы в Пелопоннес, Набис стремился восстановить гегемонистскую роль Спарты в этом регионе; более того, значительно последовательный и немалый спартанский интерес к этой местности характеризовал внешнеполитические планы, предпринятые не только при Набисе, но и при его предшественниках. Кроме того, овладев Аргосом, он мог укрепить свои позиции в Пелопоннесе и поддержать борьбу Филиппа против Рима. Таким образом, все говорит о том, что заключение союза было выгодно обеим сторонам, однако, очевидно, что внешней политикой Набиса двигало стремление к гегемонии. На самом деле, позже в той же главе (32, 39) Ливий сообщает о предательстве Набиса: как только Набис занял Аргос, он возобновил переговоры с Фламинином. Набис, как утверждает Ливий, теперь предпринял все возможные шаги, чтобы Филипп проиграл войну против Рима. Среди этих шагов Набис согласился предоставить римлянам контингент из шестисот критян. Из собранных и рассмотренных до сих пор свидетельств можно сделать вывод, что природа этих союзов была эфемерной. Но, похоже, эти взаимодействия были более разнообразными: дружба между Римом и Спартой и более поздняя ссылка Набиса на соглашение предков (vetustissimum foedus) являются элементами, указывающими на более сложное взаимодействие между государствами.

Отношения спартанцев с критскими полисами и Делосом

Более ранние исследования сосредоточили свое внимание на политических расстановках в критских полисах во время правления Набиса. В частности, утверждается, что на острове существовало два противоборствующих блока, которые возглавляли соответственно Гортина и Кносс. Гортинская фракция была союзником ахейцев, в то время как кносская, по–видимому, проводила проспартанскую внешнюю политику. Ученые отмечают борьбу за господство между двумя главными силами острова. Другие важные исследования подчеркивают масштабную вербовку критских наемников Набисом: они связывают эту вербовку с его гегемонистскими амбициями. Таким образом, картина, нарисованная последними исследованиями, кажется, подкрепляет важность, которую Набис придавал Криту. В частности, сочетание литературных и эпиграфических свидетельств позволило реконструировать политический сценарий, в который были вовлечены критские полисы, ранее в III веке поддерживавшие отношения со Спартой: Аптера и Полиррения были союзниками Кносса, в то время как Гортина была враждебна Набису. О дружественных отношениях между Гортиной и ахейцами свидетельствуют две надписи (SEG 3 313 = Syll.3 594 = IG 4 497; IC 4 176). Первая надпись содержит указ о проксении Микен для Протина из Гортины, который был ответственен за попытку спасти микенских эфебов, уведенных в Спарту Набисом в 195 году. Вторая надпись (IC 4 176) содержит указ, в котором сообщается о войне между Кноссом и Гортиной. Несмотря на неопределенную хронологию, в сочетании с отрывком из Павсания (8, 50, 6) это свидетельствует о союзе между Гортиной и Ахайей. Эти данные, несмотря на проблемы с интерпретацией, свидетельствуют о враждебности Гортины к Кноссу. Более того, другая надпись (IC 4 p. 23, ср. ISE n. 49) была использована для дальнейшего усиления и подтверждения гипотезы о политическом устройстве острова. Эта прославляющая надпись, сохранившаяся на основании статуи, упоминает некоего Телемнаста из Гортины, который занимал должность командира критских вспомогательных войск, использовавшихся в римской армии во время войны с Набисом в 195 году. Эти данные, в сочетании с предыдущими надписями, подтверждают наличие антикносской партии во главе с Гортиной. Но если принять во внимание надпись (IG 5 2, 34), найденную в Тегее (и рассмотренную выше), то гипотеза о проспартанской фракции во главе с Кноссом еще более усиливается. Эта надпись была обойдена вниманием в последних исследованиях, а ее использование подтверждает связь между Спартой и Кноссом. Как говорилось выше, надпись сообщает о присутствии солдата из Кносса и, возможно, двух других из (вероятно) Оаксоса и Ретимнона. Наконец, она может указывать на участие в коалиции городов Оаксоса и Ретимнона и указывать на продолжающиеся отношения между Спартой и Кноссом со времен битвы при Селласии (ок. 222 г.). Таким образом, собранные на сегодняшний день свидетельства подтверждают широкое взаимодействие Набиса с некоторыми критскими полисами и показывают военный характер этих отношений. Здесь литературные и эпиграфические свидетельства показывают, что Спарта продолжала обращаться к критским полисам для вербовки наемников на протяжении всего третьего века и в 190‑х годах. Эти наемники, по–видимому, набирались на регулярной основе со времен правления царя Арея I, и их вербовка продолжалась во времена правления Клеомена III и Набиса.
Более того, надпись с Делоса (Syll.3 584 = IG 11 4 716) подтверждает взаимодействие спартанцев с местностью за пределами Пелопоннеса и значительную роль Набиса на международной арене. Эта надпись прославляет Набиса как проксена и благодетеля храма и жителей Делоса (IG 11 4 716: ll. 9-10); более того, она свидетельствует о его постоянной помощи острову во время его правления. К сожалению, в литературных и эпиграфических записях нет никакой другой информации, которая позволила бы нам глубже изучить отношения между Набисом и островом или характер оказанной делийцам помощи. Более того, литературные и эпиграфические свидетельства не показывают никаких предыдущих контактов между Спартой и Делосом. Тем не менее, это единственное доступное свидетельство о взаимодействии Спарты с Делосом и о присутствии и отношениях Набиса с островом. Эти свидетельства формируют схему эвергетизма и благодеяний, характерную для межгосударственных взаимодействий того периода, и указывают на более разнообразное взаимодействие между государствами. Примечательным в данном случае является то, что Спарта фигурировала в этой сети благодеяний, в которую постоянно были вовлечены сверхдержавы такого уровня, как Рим. По сути, Фламинин фигурирует в качестве проксена в надписи (Syll.3 585) из Дельф (ок. 189/8) и как благодетель в найденном в Коринфе посвящении Аристену (ISE 37). В более ранних исследованиях надпись из Делоса использовалась для того, чтобы подорвать образ тирана Набиса, созданный литературными источниками (Полибий, Ливий), и поддержать его стремление обеспечить Спарте военно–морские силы, способные конкурировать с другими эллинистическими державами. Однако сочетание эпиграфических свидетельств, использованных в этом подразделе, показывает, что Набис, безусловно, был вовлечен в сети, в которых борьба за гегемонию и желание увеличить военную мощь стояли на первом месте; но свидетельства также указывают на присутствие спартанцев в среде, в которой были солидарность и сотрудничество. Вышеупомянутый указ о проксении свидетельствует о связи между Набисом и Делосом, а указ о проксении, в котором упоминается Протин Гортинский и его вклад в Микены, также показывает значимые отношения между Гортиной и Микенами. Таким образом, нет убедительных доказательств, подтверждающих корыстный характер этих отношений: намеревался ли Набис использовать Делос как стратегическое место для вербовки наемников или как военно–морскую базу для пиратства — это предположения, которые не могут быть решены из–за отсутствия дополнительных источников. Тем не менее, имеющиеся свидетельства показывают более тонкую сеть контактов, в которой Набис мог взаимодействовать.