То, что далее последует — не всеохватывающий рассказ о событиях данного периода, но лишь попытка выявить те стороны и пункты, которые в историях Греции обычно опускаются. В целом как федеративным так и племенным государствам уделяется мало внимания, за исключением Беотийской и Халкидской конфедераций, но даже эти два государства не получают того внимания, которого они заслуживают. Беотийцы внесли больший вклад в развитие греческих политических учреждений и в поражение Афин в Пелопоннесской войне, чем считает большинство исследователей. Но даже более вопиющая неудача адекватно представить то, сколь позорным образом обращались с Халкидской конфедерацией, особенно Афины. В самый ранний период, который мы теперь рассматриваем, это государство более всего претерпело от неадекватного обращения Фессалийской конфедерации. Мимоходом стоит заметить, что ни один обычный город–государство не осуществлял настоящего господства в Греции или в Эгеиде. Возможно, ближе всего к этому был Родос в эпоху эллинизма. То, что Афины и Спарта не были обычными городами–государствами (если вообще существовала такая вещь, как обычный город–государство), нет необходимости доказывать. Кроме того, они осуществляли своё господство с помощью союзов или доминирования над другими.
Федеративным или племенным государством, игравшим наиболее важную роль в северной и центральной Греции была Фессалийская конфедерация, которая по крайней мере в один временной отрезок бросала вызов Спарте и возможно была столь же могущественна, как сама Спарта. Тем, кто смотрит на раннюю Фессалию как на нечто отсталое, это утверждение может показаться абсурдным. Но была ли Фессалия такой уж отсталой? Несомненно, невозможно написать историю фессалийской литературы или же искусства; но стоит напомнить, что вклад в греческое возрождение шёл из многих частей греческого мира от Малой Азии до Сицилии, и даже после того как значительная часть греческой интеллектуальной деятельности стала концентрироваться в Афинах, было бы ошибочно думать, что в других местах всякая такого рода деятельность прекратилась. Что касается Фессалии, хорошо известно, что она принимала активное участие в развитии Амфиктионийской лиги и в её функционировании. Отступив ещё назад и коснувшись часто обсуждаемой проблемы, зададимся вопросом: разве выдающееся положение Ахиллеса в «Илиаде» и эолийский пласт в её языке не указывают на то, что Фессалия принимала видное участие в развитии эпической традиции? [1] И разве не получает это дополнительной поддержки от коней и колесниц, которые свидетельствуют о прошлом земли коней? Кроме того, тот факт, что жилища богов находились на горе Олимп, указывает даже более, чем на влияние эпической традиции. Это свидетельство того, что Фессалия сама принимала важное участие в формировании греческой мифологии и религии [2]. Близ Олимпа так же находился прежний дом муз, культ которых, по крайней мере согласно одной из версий, был перенесён в Беотию именно отсюда. Если обратиться к более поздним временам, то с Фессалией был связан Симонид и среди самых ранних покровителей Пиндара был Алеад из Фессалии, которого он прославил в десятой пифийской оде. Далее обозрев раннюю сферу фессалийского политического влияния, убедимся что она простиралась на Локриду, Фокиду и Беотию и таким образом включала в себя не только Дельфы, но и родину Гесиода — самого раннего из известных греческих учителей социальной справедливости [3].
Выдающееся положение Фессалии и особенности её истории обусловлены рядом факторов. Здесь уже в раннее время развилось сильное единое государство. Но, возможно, даже более важно то, что в Фессалии раньше, чем в других греческих государствах развилась настоящая кавалерийская тактика, в то время как в экономическом отношении преимущество её состояло в том, что она была одним из немногих регионов Греции, производивших достаточно зерна не только для собственного потребления, но даже и на экспорт. Это, без сомнения, объясняет нежелание Фессалии принимать участие в том движении колонизации, которое началось в VIII столетии.
Что до сильного единого государства, то уже доказано было выше, в главе о Фессалийской конфедерации, что вторжение фессалийцев создало обширное государство во главе с царём, носившим местный титул таг и что это государство вероятно начало ослабевать, но ему был придан новый импульс, после того как его вооружённые силы реорганизованы были на основе четырёх тетрад и их подразделений — клеров. Таким образом, Фессалия была и оставалась аристократическим государством с феодальной знатью. Сильнейшие семьи владели обширными поместьями и большим количеством пенестов, которых обычно приравнивают к спартанским илотам. Однако, в противоположность илотам пенесты были подданными отдельных господ, а не были собственностью государства. Более того, согласно той малой информации, которой мы располагаем, они действительно использовались в знаменитой фессалийской коннице и некоторые представители фессалийской знати, такие как Менон из Фарсала, отправивший афинянам помощь во время военной кампании при Эйоне, были в состоянии постоянно содержать небольшие частные армии.
Значимость развития кавалерии в северной Греции и особенно в Фессалии в некоторой степени затемняется наличием в других государствах hippeis или всадников, часто переводимых как «рыцари» (knights). Обычно признаётся, что эти государства прошли через период аристократического правления и что некоторые из членов господствующего класса были известны как hippeis и продолжали, например в Афинах существовать как класс с имущественным цензом более высоким, чем те, кто служили в качестве гоплитов. На основе этого может легко создаться впечатление, что все молодые люди этого класса в самом деле служили своему городу в качестве всадников и что там, где были гиппии, там была и кавалерия. Но, однако, это не всегда так. Так 300 элитных спартанских воинов, известных как «гиппии», вовсе не служили верхом [4].
Оглянувшись назад, насколько то возможно, вспомним, что гиппии «Илиады» ездили на колесницах или ими правили и как знает всякий читатель эпоса, великие витязи выезжали на битву на колесницах, но обычно спускались с них и сражались пешими. Недавно было доказано, что колесницы использовались тем же образом в те времена, когда эпос был уже давно составлен [5]. Эта теория получает поддержку в непрерывности и преемственности развития учреждений. Вскоре настало время, когда в большинстве греческих общин колесницы стали употребляться только в церемониях и колесничных бегах. Колесничие, однако, остались аристократической группой, так же как и их потомки и даже после того как они полностью забросили свои колесницы, они продолжали называться гиппиями. Забросив свои колесницы, они продолжали ездить верхом, но вначале не в качестве подлинных кавалеристов, а скорее как конные гоплиты, использовавшие своих коней как средство доставки к полю битвы. Другими словами, они составляли конную пехоту [6]. Несомненно, поначалу битвы всё велись как в гомеровские времена, т. е как ряд поединков между витязями. Позже, когда тяжёлое вооружение стало более обычным делом гиппии или забросили своих коней или же стали настоящими кавалеристами. Спартанские гиппии, упомянутые выше, являются примером первого процесса. Еще более удивительны, судя по терминологии, были триста избранных гоплитов, именуемых «колесничие и их спутники», пользуясь переводом Грота, которые сражались в первых рядах беотийского войска [7]. Здесь название позволяет описать процесс развития. Сначала эти двое действительно служили на колеснице, затем они стали витязем и его грумом или спутником и наконец, оба стали гоплитами, но остались связанными.
Как рано в греческих государствах развилась кавалерия? Примера спартанских гиппиев достаточно, чтобы показать, что не все аристократические гиппии служили в качестве всадников. Даже для Беотии, в которой кавалерия была принята относительно рано, прилагаемое к отборным гоплитам любопытное название показывает, что здесь, после того как вышли из употребления колесницы, был период в течение которого не было кавалерии. Также и солоновские гиппии всадниками не были. Они могли быть или в самом деле были прежде конной пехотой, но не всадниками. Писистрат пользовался кавалерией своих фессалийских союзников. Так же и другие данные показывают, что афиняне до V века не имели собственной кавалерии. Кажется, что ко времени вторжения Ксеркса единственными греками, кроме фессалийцев, обладавшими кавалерией, были беотийцы [8]. Фукидид, в начале Пелопоннесской войны, перечисляет беотийцев, фокейцев и локрийцев в качестве тех союзников Спарты, которые обладали кавалерией [9]. Таким образом, к началу Пелопоннесской войны, к югу от Истма кавалерии не было. Эти фрагменты информации позволяют приблизительно реконструировать порядок принятия кавалерии греческими государствами. Первыми сделали это фессалийцы, а затем те, кто имели с ними тесные контакты. Из них, у беотийцев кавалерия развилась до 480 года, у локрийцев, фокейцев [10] и афинян перед Пелопоннесской войной, у спартанцев — в ходе войны.
Точное время возникновения фессалийской кавалерии естественно неизвестно. Систематически организованная и обученная кавалерия едва ли могла появиться раньше VII века и возможно связана была с реформами Алея Рыжего, обсуждавшимися выше в очерке Фессалийской конфедерации. Завоеватели, вступившие в Фессалию из южного Эпира около времени дорийской миграции, не могли быть конными воинами.; кони и искусство верховой езды были ими заимствованы у прежних обитателей. Как конями пользоваться новые господа узнали скоро, но скорее всего поначалу пользовались ими только для перемещения. Позже они возможно начали предводительствовать отрядами своих подданных в конных рейдах, то есть тут были всадники из подданных в армиях местных феодальных правителей, но в общегосударственном масштабе первая систематически организованная кавалерия похоже связана с Алеем. Тот факт, что в его систему были включены гоплиты, не противоречит этому предположению. Что случилось позже с конной пехотой? То, что произошёл рост числа тяжеловооруженных пехотинцев и развился тесный боевой гоплитский строй. И когда произошла эта перемена, Спарта и Фессалия начали развиваться в противоположных направлениях. Спарта предпочла гоплитскую технику и полностью пренебрегла кавалерией; Фессалия, хоть в ней и сохранились гоплиты, придавала особое значение и развивала кавалерию. Замечательно, что система Алея Рыжего обеспечивала лишь вдвое больше гоплитов, чем кавалеристов и что в течение всего этого периода фессалийцы всегда придавали особое значение своей кавалерии. В итоге, Спарта стала величайшей державой южной Греции, а Фессалия — северной. Будь они в 480 году обе заодно, греки встретили бы персов на суше во много лучшем положении. Ведь в 479 году им пришлось сражаться с много более многочисленной кавалерией Фессалии и Беотии, вступивших в союз с захватчиками.
Ни завоевание фессалийцами территорий за пределами Фессалии, ни крушение их империи не возможно проследить в достаточной мере удовлетворительно. Всё, что можно с уверенностью сказать о завоеваниях, это то, что в начале VI столетия Фессалия приобрела значительное влияние в Амфиктионийской лиге и в Дельфах, подчинила восточную Локриду и Фокиду и таким образом распространила на Беотию своё влияние, что её конница смогла беспрепятственно проследовать через Беотию к Еврипу, вступить на остров Эвбею и поддержать Халкиду, обеспечив ей окончательную победу в Лелантинской войне [11]. Единственная точно установленная дата — конец Первой священной войны, т. е сугубо предположительно ок. 590 г. Если б дата Лелантинской войны была известна точно, то можно было бы восстановить по крайней мере последовательность главных шагов расширения могущества Фессалии, но к несчастью датировка её — вопрос спорный и предлагаемые даты очень значительно варьируются [12]. Если б мы уверены были в том, что Священная война представляла собой первый шаг в продвижении фессалийцев за Фермопилы (или скорее за пределы долины Сперхея), то должны были б поместить завоевание Фокиды и конец Лелантинской войны сколь возможно дальше в VI столетие [13]. Если считать, что первый шаг в продвижении был сделан к Дельфам, то этот вывод неизбежен. Хотя греки более охотно, чем современные государства допускали проход войск других государств через собственную территорию, невозможно поверить, что фессалийская конница могла заходить так далеко тогда, когда влияние её государства не распространялось за пределы Фермопил. Однако есть причина думать, что ход событий мог быть обратным и что продвижение в Фокиду произошло до Первой Священной войны.
Предположение о том, что участие фессалийцев в Первой священной войне имело место до завоевания ими Фокиды, вероятно основывается на допущении, что естественным путём для продвижения армии, когда она направляется с севера к устью Малийского залива было двигаться на юг к Дориде, Амфиссе и Дельфам, нежели на восток через трудный Фермопильский проход. Следовательно, фессалийцы должны были обосноваться в центральной Греции до того, как они продвинулись из долины Кефисса в Фокиду. При поверхностном взгляде на карту это кажется достаточно логичным. Более того, мы были введены в заблуждение Геродотом, который заставляет нас думать, что персы несколько дней сражались за то, чтоб очистить Фермопилы, а затем повернули назад и пошли другим путём. Даже Белох, который считал само собой разумеющимся, что поход фессалийской конницы на помощь Халкиде должен был иметь место после Первой священной войны, как кажется, впал в эту ошибку. Но проверка данных показывает, что сведения о схватках между фессалийцами и фокейцами свидетельствуют о том, что фессалийцы в своих нападениях на Фокиду продвигались не через долину Кефисса, а через проход Гиамполя. Это означает, что они прошли через Фермопилы и почти через всю восточную Локриду прежде чем вступили в Фокиду, в ту её часть, которую можно назвать несколько огрублено, северо–восточным углом Фокиды. Информация о позднейших передвижениях войск показывает, что во времена римского завоевания Греции этот маршрут рассматривался как единственный пригодный для продвижения армии из северной в центральную Грецию [14]. Таким образом, это было естественным для фессалийцев, при продвижении в центральную Грецию идти обычным путём через восточную Локриду к Фокиде и Беотии. За исключением небольшого племени восточных локрийцев, первым врагом, встреченным ими на своём пути были фокейцы. Для последних было логичным попытаться остановить захватчиков при Фермопилах. Свидетельство того, что они так и поступили — фокидская стена [15]. Когда она оказалась преодолена, следующим местом, годным для того, чтоб остановить вторжение был проход Гиамполя — обычный путь из восточной Локриды в Фокиду. То, что фокейцы действительно так и поступили, свидетельствует сообщение о трёх их победах над фессалийцами. Из них две были одержаны в самом проходе, а третья так же связана с проходом и произошла у одного из источников, очевидно потому, что нападавшие пришли этим путём и противостоящие армии впервые столкнулись здесь друг с другом. Из трёх битв две были связаны с восстанием фокейцев против фессалийцев и тщетными усилиями последних отвоевать район и таким образом, вероятно, с фокидской войной за независимость и окончательным изгнанием фессалийцев из Фокиды. Третья битва, как кажется, была связана с более ранним вторжением фессалийцев в Фокиду [16].
Заложив такое основание, можно очень предварительно восстановить историю экспансии фессалийцев за Фермопилы. Они начали свои вторжения в VII или даже возможно в конце VIII в. Вероятно, они столкнулись в этом со значительными трудностями, так что фокейцы даже оказались в состоянии построить оборонительную стену под Фермопилами. Далее Геродот сообщает, что они спустили в ущелье горячие потоки воды, чтобы сделать местность непроходимой из–за рытвин и оврагов, образовавшихся от этих потоков — очевидно эффективная защита против конницы. Этого должно было оказаться достаточным на некоторое время, ведь другой источник сообщает, что в течение некоторого времени Фокида обладала морским портом по соседству, а именно Дафнунтом [17]. И всё же фессалийцам удалось обратить ситуацию в свою пользу с помощью той самой тропы, которой позднее воспользовались персы [18]. Это конечно было делом не конницы, а легковооружённых, поставляемых периэками, но они открыли путь для конницы, которая прошла через проход Гиамполя. Здесь, согласно позднейшим рассказам, она потерпела полное поражение, оттого что в землю были врыты пустые амфоры и лошади проваливались в них и ломали ноги. Но и это оказалось временной задержкой, ибо фессалийцы оказались в состоянии настолько полно покорить Фокиду, что контролировали всю страну с помощью фессалийских должностных лиц, тиранов и взятия заложников [19]. Тираны были, вероятно, фокейцами, служившими в качестве агентов фессалийцев. Единственным фокидским городом, сохранившим при этом независимость была Криса с Дельфами. Стоит напомнить, что Криса была изолированной и труднодоступной, особенно для врага, главной силой которого была конница. Но и она в ходе Первой священной войны была захвачена и разрушена, а Дельфы поставлены под покровительство Амфиктионийской лиги. Нет надобности говорить, что последняя была большей частью под контролем Фессалии.
Фессалия сделалась теперь величайшей державой северной, а возможно и всей Греции. Об этом обычно забывают, вероятно отчасти потому, что Фессалия отличалась от других греческих государств. Начать с того, что она была более обширной, чем другие [20] и вместо того, чтобы импортировать зерно, производила больше, чем его было нужно и потому рано начала экспортировать его. Таким образом, её внешняя торговля отличалась от торговли других греческих государств. Кроме того, фессалийцы не высылали колонистов, а вместо этого покоряли своих соседей. Спарта делала в какой–то мере то же самое, но по крайней мере с начала фессалийская система была более сложной, чем спартанская. Помимо Лаконии и Мессении Спарта имела только союзников (в конечном счёте Пелопоннесскую лигу), в то время как Фессалия, помимо периэкской территории имела подвластных и союзников. Точный статус например малийцев неизвестен, но Фокида была подвластной (покорённой). Союзниками были, кроме Фокиды, Халкида и Афины при Писистратидах. Статус Беотии остаётся неизвестным, но она, в любом случае, не принимала, по большей части, реального участия в межгосударственной политике этого периода, по крайней мере до своего восстания против афинского владычества в 447 году. Возможно, что большая часть её была низведена до подчинения (поражение при Керессе показывает, что подчинение не было завершено), но события этого периода скорей указывают на дружбу или что–то вроде союза. Самое позднее в начале VI века фессалийская конница пересекла Беотию на своём пути на помощь халкидянам в Лелантинской войне и вновь, позже в том же столетии, на помощь Гиппию против спартанцев. Так как в древней Греции войска пересекали нейтральную территорию достаточно свободно, это могло означать либо простое молчаливое согласие либо дружбу или же союз. Так как здесь были союзники и помимо Беотии, то некоторый род согласия или союза вероятен. Союз с Афинами вероятно восходил ко временам самого Писистрата, так как он назвал одного из своих сыновей Фессалом [21]. Если это так, то союз или соглашение оставался в силе ряд лет, до попытки Фив в 519 году принудить Платею к вступлению в Беотийскую конфедерацию, попытки которая привела к союзу Платей с Афинами. Надо думать, именно страх перед Фессалией удержал Клеомена и Спарту от того, чтобы оказать покровительство Платеям. С другой стороны, Афины могли оказать Платеям покровительство именно из–за своего союза с Фессалией. Усиление Афин означало усиление самого южного союзника Фессалии. Таким образом, если Фивы так же были союзником, то они оказались менее предпочтительными, чем Афины. Ведь события 519 года показывают, что при Гиппии Афины были силой, с которой надо было считаться.
Все это в короткий срок переменилось и Фессалия стала единственной реальной силой к северу от Истма. Кажется, что после убийства Гиппарха, Гиппий утратил самообладание. Он сделался столь подозрителен в отношении афинского народа, что разоружил его и потому опирался только на своих наёмников и конницу своих фессалийских союзников [22]. Следовательно, захват Алкмеонидами Лепсидрия [23] не был в то время безрассудным, как считают позднейшие авторы. Алкмеониды вполне могли счесть, что они в состоянии будут справиться с наёмниками и уладить все дела до того, как фессалийцы появятся на сцене. Но оказалось, что наёмников вполне достаточно, чтоб им помешать. Но не так было в 510 году, когда в Аттику вторглись спартанцы. Первая их экспедиция изгнана была силами 1000 всадников, посланных фессалийцами; вторая, под командованием Клеомена, сумела нанести поражение фессалийской коннице, в результате чего Гиппий был осаждён и в конце концов удалился в изгнание [24]. Это первая датированная неудача фессалийцев, после того как они распространили свою власть за пределы Фокиды. Афины не стали спартанским вассалом, как на то, без сомнения, рассчитывал Клеомен, но они так же оказались потеряны и для Фессалии и началось их развитие как великого республиканского и крайне демократического государства. При Писистрате Афины были довольно значимым государством со вполне определённой внешней политикой и невозможно сказать кто выступил инициатором первоначального сближения — они или руководители Фессалии, но в последние годы правления Гиппия Афины были немногим лучше, чем вассалом Фессалии. С изгнанием Гиппия и новым вооружением его граждан, они вновь сделались живым и энергичным государством.
Для Фессалии поражение в Афинах оказалось серьёзным испытанием, но однако ж не было смертельным. В следующие двадцать лет она всё еще была серьёзным государством и ок. 490 г. была ещё достаточно сильна, чтобы оказать защиту своему прежнему врагу — Клеомену спартанскому [25]. Крушение произошло, как кажется, вскоре после этого. Тем временем, лишившись для себя опорного пункта в Афинах, фессалийское правительство завязало более тесные сношения с Беотией и особенно с Фивами, ставшими передовым форпостом фессалийского влияния. Сотрудничество двух агрессивных и эгоистичных государств было достаточно естественным. Потому–то фессалийцы присоединились к фиванцам в нападении на Феспии, город, который обычно стремился противостоять Фивам. Феспийцы укрылись в крепости Кересс на своей собственной территории. Результатом оказалось катастрофическое поражение фессалийцев, которое, в свою очередь послужило толчком к великому восстанию в Фокиде. Фокейцы за один день перебили всех фессалийских должностных лиц в своей стране и всех «тиранов» — вероятно правителей из фокейцев, которые были опорой фессалийцев. Таким–то образом Фокида была очищена от всех должностных лиц и приверженцев фессалийцев и последние оставили страну. В ответ они принялись избивать заложников и постановили перебить всех мужчин–фокейцев, женщин и детей обратить в рабство. Как и во время первого завоевания, они двинулись через проход Гиамполь, где им удалось уничтожить передовой отряд из 300 фокейцев. В битве, которая затем последовала, фокейцы одержали полную победу, но её, однако же, оказалось недостаточно, чтоб изгнать фессалийцев навсегда. Они вскоре вернулись, перешли горный проход и опустошили большую часть Фокиды, фокейцы же бежали на гору Парнас. Перелом наступил тогда, когда фокейцы, собравшись в количестве 500 или 600 человек выбелили свои тела и оружие и напали на фессалийцев ночью, при лунном свете. Последовало замешательство, фессалийцы потерпели поражение, потеряв 4000 человек убитыми [26].
Вся эта реконструкция включает в себя ряд событий, точные даты которых в наших источниках не сообщаются. Кроме того, эти данные содержат некоторое количество недостоверного материала, но их не следует по этой причине совершенно отвергать. Многое исходит от Плутарха, который жил поблизости, в Херонее и как кажется, имел доступ к местным источникам. В настоящей работе невозможно входить в детали реконструкции. Можно лишь отметить, что датировка битвы при Керессе, столь поздняя, как она даётся здесь, необычна, но, как говорят, итогом её стала свобода греков. Таким образом, естественно счесть, что она произошла непосредственно перед восстанием фокейцев и есть немало причин для его датировки довольно поздним временем. Конечно, многое остаётся сомнительным. Потеря фессалийцами 4000 человек в решающей битве с фокейцами кажется чрезмерным преувеличением, но битва с тяжёлыми потерями незадолго до вторжения Ксеркса представляется вполне достаточной, чтобы объяснить существовавшую в то время взаимную ненависть между фессалийцами и фокейцами. Возможно, предположение о том, что фессалийцы присоединились к фиванцам в нападении на Феспии до битвы при Керессе можно было б счесть самым диким предположением во всей реконструкции, но оно выглядит вполне естественным в силу обычного антагонизма этих двух городов. Во всяком случае, до нападения, Фивы должны были быть либо покорёнными фессалийцами, либо их союзниками.
Обратимся теперь к ситуации в 480 году. И здесь вновь следует напомнить, что Фессалия в столетие до Персидских войн была одной из сильнейших держав Греции и в 510 г. была всё еще достаточно сильна, чтобы поддержать Гиппия против Спарты. К 480 году владения за Фермопилами были уже утрачены, но Фессалия, тем не менее, не была ничтожным, не принимаемым в расчет государством. Фессалийская конница всё ещё была сильнейшей в Греции и фактически, кроме меньшей по размеру беотийской, единственной греческой конницей имеющей значение. Таким образом, когда персы вторглись в Грецию, здесь было не два, а три вида вооружённых сил, принимаемых в расчет греками в планировании их стратегии: гоплиты, в которых особенно преуспели спартанцы, флот, самый большой контингент которого поставили Афины и кавалерия, в которой превосходней всех были фессалийцы. Первоначальный план предполагал, очевидно, встретить персидскую армию в Фессалии и таким образом иметь преимущество за счёт профессиональной кавалерии и проведения военной кампании в регионе, где было относительно легко добывать пропитание для армии. План этот был позднее отвергнут в пользу того, который ставил целью добиться решающей победы на море. Но поскольку этот план, несмотря на славную победу при Саламине, не достиг своей цели вынудить персов к удалению из Греции, то решающая битва в конце концов произошла на суше. В результате всего этого, греки не только выиграли сражение при Платеях без помощи фессалийской и беотийской конницы, но и даже сошлись с ней лицом к лицу, когда она встала на сторону врага. По крайней мере, беотийская кавалерия очень рьяно проявила себя при Платеях.
Так как все наши источники написаны с точки зрения Афин и Спарты, то естественно фессалийским предложения по ведению войны, не было уделено в них достаточно внимания. Из них без труда можно сделать вывод, что фессалийцы противостоять персам и не собирались. Таков почти единодушный вывод современных учёных, основанный на том факте, что таг и семья Алеадов, к которой он принадлежал и прежде, до войны, были настроены проперсидски и что всё государство, будучи брошено остальными греками, обратилось в ту же сторону. Что до первого из двух этих пунктов, то здесь у Алеадов не единожды были разногласия с остальной Фессалией. Геродот свидетельствует, что Алеады имели сношения с Ксерксом до того, как он вступил в Грецию и что Ксеркс был введён в заблуждение, думая, что они говорят от имени всей Фессалии [27]. Естественно, Геродот не мог знать, ни сколько информации доходило до Ксеркса, ни как он её оценивал. Что точно выясняется из его утверждения, так это то, что проперсидская позиция Алеадов разделялась не всеми фессалийцами. Естественно, что в ходе возникших на этой почве политических раздоров, для царя было совершенно логичным обращаться за помощью к Великому царю Персии, а для его противников — к свободным государствам Греции.
Трудно восстановить точно, как там всё это у них происходило, но выглядит всё так, как если бы анти-Алеадское и антиперсидское большинство в Фессалии думало, что персов можно победить сочетанием пехоты из остальной Греции и кавалерии и прочих войск из Фессалии. Их изложение сути дела должно было произвести сильное впечатление на собрание греков на Истме и это представляется самым правдоподобным объяснением таинственной фессалийской экспедиции 480 года. Если морем были посланы силы в 10 000 гоплитов и они соединились с другой пехотой, пришедшей из соседних государств и с фессалийской конницей из 2000 сильнейших или лучших, то это очевидно не было мелким или наспех организованным делом [28]. Во всяком случае, это была не разведывательная экспедиция, но возможно силы столь же или даже лучше подготовленные к противостоянию персам, чем те, что на следующий год нанесли им поражение при Платеях. Они могли не быть столь велики, но имели конницу, которая в той позднейшей армии отсутствовала и эта конница была вполне достойным противником персидской. Ведь персидская армия, которая действительно вступила в Грецию едва ли могла насчитывать более 50 000, включая не более 2000 конницы [29].
Но даже и такой, вторгшаяся армия несомненно была величайшей из тех, которые Греция когда–либо видела. Тем не менее, Греция всё ж была достаточно обширна для того, чтоб при правильной кооперации усилий и организации, быть в состоянии встретиться лицом к лицу с любой армией, вторгшейся в страну, хоть персидской, хоть какой–либо еще. Она могла, не превосходя противника числом, опираться на своё качество и умелое командование. Ведь персидское вторжение не было неожиданным, внезапным рейдом. Тщательность приготовлений Ксеркса, дала и грекам время всё спланировать и подготовиться. Так почему ж они должны были бояться встретиться с персами в Фессалии? И не было ли большего преимущества в том, чтоб остановить их до того, как они продвинутся дальше? В конце концов, афиняне победили персов при Марафоне без помощи конницы, в то время как в Фессалии греки не испытывали недостатка в кавалерии.
Представленные соображения указывают на то, что союзная армия удалилась из Фессалии не потому, что персы могли пройти каким–либо другим путём, чем через проход Темпе и не потому, что пытаться сражаться в Фессалии было безнадёжно. Это случилось потому, что те, кто всецело рассчитывал на флот, всеми правдами и неправдами стремились одержать верх над теми, кто намеревался опираться на греческих гоплитов и фессалийскую конницу. Решающим фактором вероятно стало то, что военачальники, посланные в Фессалию не сочувствовали этому предприятию и потому не выполнили волю пославшего их собрания. Этими военачальниками были неизвестный в других отношениях спартанец Евенет, вероятно разделявший общую спартанскую антипатию к дальним экспедициям и афинянин Фемистокл, который больше всех прочих склонен был бросить персам вызов скорее на море, чем на суше [30]. Таким образом, стратегия Фемистокла заменила собой первоначальный план совета союзников. Вряд ли надо говорить, что новый план, который теперь должен был быть одобрен собранием союзников, призывал направить все усилия к тому, чтобы одержать решающую победу на море, а наземная битва при Фермопилах должна была задержать продвижение персидской армии до того, как будет одержана морская победа. Это был очень творческий план и мало решений в истории более впечатляющих, чем решение афинян покинуть свой город, посадив всех имевшихся жителей на корабли [31].
Отступление за Фермопилы означало отказ от плана обороны, в соответствии с которым Фессалийская, Фокидская и Беотийская конфедерации и особенно фессалийская и беотийская конница играли бы важную роль. И в любом случае, когда это решение было принято, фессалийцам не осталось ничего, как перейти на сторону персов, с радостью или нет — сказать невозможно. Самым большим вкладом Фессалии в дело персов стало то, что она послужила им зимними квартирами. В связи с реальными военными действиями о фессалийцах слышно мало. Да, конечно правда то, что фессалийцы служили персам в Фокиде проводниками и что они побуждали персов наносить ей столько ущерба, сколько возможно. Фессалийцы также упомянуты как участвовавшие в битве при Платее и это всё. Если фессалийцы в 479 году побуждали Мардония вторгнуться в Грецию, как утверждает Геродот, это мало что значит [32]. Их целью могло быть заставить персов удалиться из Фессалии или принять решение в Греции как можно скорее. Позднейшая безуспешная карательная экспедиция спартанского царя Леотихида может служить доказательством не столько их вины, сколько враждебности спартанцев [33]. С другой стороны, локрийцам, фокейцам и беотийцам не было надобности становиться на сторону персов до тех пор, пока не были сданы Фермопилы. И в самом деле, как сообщает Геродот, греки призвали восточных локров с полными силами прийти под Фермопилы и они ещё прислали семь пентеконтер к Артемисию [34]. Для такого маленького государства это требовало значительных усилий. Совершенно ясно, что после Фермопил у них уже не было выбора, они присоединились к персам и приняли участие в битве при Платее [35]. Фокейцы, хоть их и порицали за то, что они не смогли остановить персов, обходивших позицию греков при Фермопилах, всё же не предстают в источниках в слишком уж дурном свете. Согласно Геродоту, им не удалось остановить обходившие силы персов не из–за трусости, но из–за достойной уважения ошибки. Они сочли, что атака будет направлена против них, а потому приготовились занять прочные позиции и дорого продать свои жизни, но поступив так, они дали персам шанс обойти их [36]. Очевидно, было ошибкой доверить защиту этой позиции людям, которые похоже считали вполне достаточным, если им удастся предотвратить вторжение в своё собственное государство с заднего входа и которые привыкли давать свои оборонительные сражения в проходе Гиамполя. После фермопил, фокейцы не перешли на сторону персов, но бежали на гору Парнас и в западную Локриду. В 479 году они, как кажется, уклонились от участия во вторжении Мардония в Аттику, но позже прислали 1000 человек, которые участвовали в битве при Платее. Но даже после того, как их государство перешло на сторону персов, некоторые из них остались на Парнасе и продолжали нападать на персов и тех греков, которые перешли на их сторону [37]. Фессалийцы, локрийцы и фокейцы были среди греков, принуждённых персами участвовать в битве при Платее, но уклонявшихся сражаться против своих соотечественников- греков [38]. Изо всех греков только беотийцы, т. е прежде всего фиванцы, упорно сражались на стороне персов.
Сообщениями о поведении беотийцев под Фермопилами трудно руководствоваться. Геродот заявляет, что за исключением феспийцев и платейцев, они изъявили свою лояльность персам ещё до того, как последние вступили в Грецию, что под Фермопилами фиванцы оставались до конца только по принуждению и как только появилась возможность, сдались. Однако, тень сомнения на эту историю бросает тот факт, что персы заклеймили их после того, как взяли в плен [39]. С другой стороны, после Фермопил, фиванцы и те беотийцы, которые находились под их властью, сделали всё что могли, чтоб помочь персам и вероятно также использовали своих персидских союзников для того, чтобы нанести всевозможный урон собственным своим врагам. Напротив, феспийцы и платейцы стояли против персов до конца. Феспийцы, согласно Геродоту, послали под Фермопилы больший контингент, чем фиванцы (700 человек против 400), добровольно остались с Леонидом и по смыслу были все убиты. Тем не менее, их сограждане продолжали противостояние и выставили для битвы при Платее 1800 человек легковооружённых, несомненно все выжившие, годные к военной службе. Платейцев в 480 г. не было под Фермопилами, но они служили на афинских кораблях при Артемисии. На следующий год они выставили 600 гоплитов для битвы при Платеях. На воздвигнутом в Дельфах монументе и феспийцы и платейцы перечислены среди победоносных греческих государств [40].
Фиванцы и их приверженцы среди беотийцев начали сотрудничать с персами тотчас после Фермопил. То, что сотрудничество это началось столь незамедлительно позволяет думать, что есть причина согласиться с сообщением, что беотийцы заранее дали персам землю и воду и что следовательно поддержка греков фиванцами под Фермопилами была неискренней [41]. Когда персы вступили в Беотию, то города были спасены от опустошения присутствием в них македонских гарнизонов или должностных лиц, которые были посланы вперёд и указывали прибывавшим персидским войскам, что эти города настроены к персам дружественно [42]. Для осуществления этой меры требовалось время и взаимопонимание между беотийскими властями, персидскими должностными лицами и македонским царём. И конечно когда вторгшаяся армия подступила к Феспиям и Платеям, того факта, что города эти покинуты были жителями и не были заняты македонскими войсками, было вполне достаточно, чтобы показать, что эти два города настроены недружественно и таким образом их позволялось разграбить и сжечь. Сообщение, что фиванцы донесли на них царю, вполне может быть правдой [43]. Фиванцы так же присоединились к персам в их вторжении в Аттику в 480 году и играли важную роль в военной кампании следующего года. Сообщение о том, что когда Мардоний двинулся на юг из своих зимних квартир в Фессалии, то фиванцы убедили его сделать их город своей штаб–квартирой может или не может быть значимым. Они, несомненно, так же принимали участие в его вторжении в Аттику и когда он отступал другой дорогой, беотархи предоставили ему местных жителей в качестве проводников. Кстати, армия Мардония не могла быть слишком велика, если провела ночь в Танагре, а на следующий день проследовала в Скол. В ходе дальнейших военных действий, фиванцы ещё раз оправдали доверие персов, посоветовав Мардонию занять проходы на Кифероне, через которые шло подкрепление в греческую армию и похоже беотийская конница участвовала в нападениях на греческую пехоту. В решающей битве беотийцы сражались упорно и понесли тяжёлые потери, а когда прочие части персидского войска стали отступать, беотийская конница продолжала прикрывать их отступление. Особенно тяжёлые потери нанесла фиванская кавалерия мегарянам и флиунтцам [44]. Неудивительно, что после битвы союзники двинулись на Фивы и потребовали выдать вождей проперсидской партии. Когда их выдали, Павсаний приказал казнить их без суда, но при этом распустить союзное войско. Ввиду такого действия, союзники, как кажется, заявили претензию, позже приписанную Фукидидом фиванцам, что вина лежит не на народе, а на узкой олигархической клике, которая правила в то время [45].
Если всё это суммировать, то единственным федеративным государством оказавшим персам помощь более, чем самую необходимую, была та часть Беотии в которой доминировали Фивы. Отмена плана встретить персов в Фессалии означала отмену стратегии, в которой важная роль отводилась фессалийцам. Это, в свою очередь, вынудило последних стать на сторону персов. Контроль над Фессалией, которая была использована в качестве зимних квартир для их армии, оказался крайне ценным для персов, но это едва ли была вина фессалийцев. В тех военных действиях, которые затем последовали, фессалийцы служили в качестве проводников в Фокиде и использовали персов в том, чтоб навлечь на своих старых врагов как можно больше бедствий. В других отношениях нет данных, что они были более активны в ходе военной кампании, чем необходимо. Что касается других из рассматривавшихся государств, то у них не было надобности переходить на сторону персов до того, как последние одержали победу при Фермопилах. Единственные, кого можно заподозрить в том, что они уже и раньше сочувствовали персам, были беотийцы. Фокейцы, несмотря на их роковую ошибку при Фермопилах, с точки зрения эллинского патриотизма имели достаточно хорошую репутацию. Они держались и некоторое время спустя после Фермопил и даже после того, как их государство перешло на сторону персов, некоторые из них отказались сдаться и удалились в горы, в то время как воинский контингент, посланный присоединиться к персам уклонялся от участия во вторжении в Аттику и подобно многим другим отступил от Платеи без сражения. Есть даже сведения о том, что платейцы и феспийцы, оставшиеся верными греческому делу, сражались в битве при Платее на стороне греков. Напротив, беотийцы, предводительствуемые Фивами, были рады видеть сколь возможно больший урон, нанесённый их врагам из греков и сами рьяно сражались за персов при Платее и в ходе всей военной кампании, предшествовавшей битве.

---

[1] Cf. Page D. L History and the Homeric Iliad, 1959, p. 254.
[2] Нильсон (Nillson M. P Geschichte der griechischen Religion, I, p. 330; cf. Homer and Mecenae, p. 266-268) полагает, что «Олимп» — вероятно догреческий термин, обозначающий всякую гору, который уже позднее стал именем собственным. Зевс был горным богом и особая принадлежащая ему гора варьировалась от места к месту. Постепенно местопребывание его закрепилось за горой Олимп в Фессалии по той причине, что она была высочайшей в Греции. Это разумеется так, но в стране со столь многими превосходными горами, не указывает ли выдающееся положение Олимпа на сильное фессалийское влияние?
[3] Аскра, у подножия горы Геликон, должна была находиться в пределах того, что позднее стало территорией Феспий. Происходивший раз в 4 года праздник муз и музыкальные состязания, проводившиеся в Феспиях и известные с эллинистических времён, не могли быть первоначальными, но являлись сочетанием любви к праздникам и антикварианизма. См. особенно Feyel, Polybe et Beotie, P. 256-261.
[4] Busolt, Staatskunde, p. 704 et 706; Michell H. Sparta, 1952, p. 249. Верно, что Дионисий Галикарнасский (Ant. Rom, II, 13,4) говорит, что они служат как верхом, так и пешком, но это только случайное замечание при сравнении с римскими учреждениями. Все другие авторы говорят иначе. Упомянем только некоторых. Так Страбон (X,482) определённо говорит, что у них не было коней. Возможно, косвенные данные даже более ценны. Так называемые hippeis, окружавшие царя в битве при Мантинее в 418 г. (Thuc., V, 72,4) несомненно не имели лошадей. Когда спартанцы в 424 г. (Thuc., IV, 55,2) снарядили 400 всадников, это было новшеством. До того у них были гиппии, но не было кавалерии. И хотя термин применялся тот же самый, ясно, что новая кавалерия отличалась от старого элитного корпуса, который всё ещё сражался пешим при Мантинее.
[5] О вопросе в целом см. краткую, но проливающую новый свет статью Anderson J. K Homeric, British and Cyrenaic Chariots \\ AJA, LXIX, 1965, P. 349- 352.
[6] Meyer E. kleine Schriften, II, 1924, P. 274 ff; Busolt, Staatskunde, P. 344, 371.
[7] Diod., XII, 70,1 (строки о битве при Делии 424 года); Grote History, VI, 1949, p. 527. Так как «священный отряд» так же насчитывал 300 человек и состоял из пар которые, до того как Пелопид взял это в свои руки, распределялись по передним рядам всей фаланги (Plut, Pel., XVIII-XIX: Athenaeus, XIII, 561f; Polyaen, II, 5,1), то похоже, что это было возрождение или переделка какого–то старого учреждения. Грот считает 300 избранных гоплитов «священным отрядом»; Мейер (GdA v. 389) подразумевает связь.
[8] Hdt., IX, 68-69.
[9] Thuc., II, 9,3 et IV, 44,1, где он показывает, что коринфяне в 425 г. не имели кавалерии.
[10] Возможно также, что локрийцы и фокейцы начали использовать кавалерию до Персидских войн. Отсутствие данных может быть следствием того факта, что эта кавалерия не играла существенной роли в военных кампаниях 480 и 479 гг.
[11] Подчинение восточной Локриды можно вывести из того факта, что Фокида была полностью покорена и что путь из Фессалии в Фокиду проходил почти через всю восточную Локриду от Фермопил до прохода Гиамполя. Плутарх (Mor,760e – 761a) — наш единственный источник сведений о том, что фессалийская конница под командованием Клеомаха из Фарсала внесла свой вклад в победу Халкиды, но его данные вполне правдоподобны и обычно принимаются. Плутарх сообщает, что могила Клеомаха всё ещё была видна в его время на агоре в Халкиде. Далее он сообщает, что Аристотель в некоторых деталях сомневался и критиковал, таким образом свидетельствуя, что эта история была известна Аристотелю.
[12] О некоторых современных дискуссиях см. Bradeen D. W The Lelantine War and Pheidon of Argos \\ TAPA, LXXVIII, 1947, P. 223-241; Will E. Korinthiaka, 1955, p. 391-404; Forrest W. G Colonisation and the Rise of Delphi \\ Historia, VI, 1957, P. 160-175. Брадин помещает Лелантинскую войну между 675-670 гг., Форрест в VIII веке, Вилл помещает конец войны в VI столетие. Доводы всех троих как кажется основываются на нескольких тёмных и спорных фрагментах данных, на которых они делают акцент. Ниже будет сделано предположение, что фессалийское завоевание Фокиды возможно предшествовало Первой священной войне. Но это мало даёт для того, чтоб установить дату Лелантинской войны, так как фессалийская экспедиция в Халкиду могла иметь место как вскоре так и много позже после того как фессалийцы завоевали Фокиду и распространили своё влияние на Беотию.
[13] Белох (GrG,1,1, 338 ff) предполагает дату ок. 570 г. Вилл помещает её около того же самого времени, но с помощью иной системы доводов.
[14] Обсуждение этих данных см. в статье A new Interpretation of the Thessalian Confederacy \\ CP, LV, 1960, P. 229-248. К приведённым здесь данным следует добавить Polyb., XXVII, 16,6, где он говорит, что римский командующий Авл Гостилий на своём пути в Фессалию в 170 году высадился в Антикире. Он так же воспользовался путём, использованным Фламинием в 198 г. в его продвижении к Коринфскому заливу, но как бы в обратном направлении.
[15] Геродот (VII, 176,4) связывает эту стену с первым продвижением фессалийцев в Фессалию. Но более вероятно, что она связана с их позднейшим выступлением против Фокиды. Сохранившиеся её остатки указывают на то, что она служила защитой от продвижения с противоположного направления, но возможно первоначальная фокидская стена была перестроена позже. См. Pritchett W. K \\ AJA, XLII, 1958, P. 211 – 213.
[16] Данные об этих трёх битвах и битве при Керессе обсуждаются в CP, LV, 231 f et 235-237.
[17] Hdt., VII, 176,4. Страбон упоминает этот порт в трёх местах своего труда (IX, 416; 424 f; 426).
[18] Hdt., VII, 176,4; 215.
[19] Hdt., VIII, 28; Paus.,X, 1,3; Polyaen, VI, 18,2; Plut., Mor., 244b.
[20] Белох (GrG, III, 1, 285 et 293) оценивает территории Лаконии в 5820 кв. км, Мессении — в 2600, а Фессалии — в 15 000, из которых около половины было включено в 4 тетрады, а остальное было периэкской территорией.
[21] Thuc., VI, 55,1; La lega tessala, 55.
[22] Фукидид (VI,58) относит разоружение афинян к самому дню убийства Гиппарха; Аристотель (Ath. Pol., XV, 3-4) приписывает его уже Писистрату и помещает вскоре после его победы при Паллене. Кроме того в XVIII,4, хоть и не называя его по имени, Аристотель явно критикует мнения Фукидида. Тем не менее, последний несомненно прав, приписывая разоружение народа Гиппию. Активных действий афинян против беотийцев в 519 г. достаточно, чтобы видеть, что афиняне не были ещё разоружены. Более того ясно, что правление Писистрата не было царством террора над разоружёнными гражданами.
[23] Hdt., V, 62,2; Arist., Ath. Pol., XIX.
[24] Hdt., V, 63- 65; Arist., Ath. Pol., XIX, 5-6.
[25] Hdt., VI, 74,1.
[26] Hdt., VIII, 27; Paus., X, 1,11.
[27] Hdt., VII, 6,2; 130, 3.
[28] Данные наших двух источников, Геродота (VII, 172-4) и Диодора (XI, 2, 5-6) оставляют желать много лучшего. Только Диодор сообщает, что должны были быть вызваны другие войска, кроме тех, что пришли морем, но это, разумеется, должно было быть сделано. Не говорится, где войска сели на корабли, но они проплыли через Еврип. Это означает, что они прибыли из Аттики или ещё дальше. Войска из Беотии, Фокиды и Локриды, вдобавок к тем, что из Фессалии, должны были прийти по суше. Несмотря на неопределённость когда речь идёт о цифрах и в особенности о такой круглой цифре как 10 000, остаётся впечатление, что отправленные силы были достаточно велики для Греции. Это, как правило, остаётся в тени за непомерно высокими цифрами, приписываемыми персам.
[29] Относительно персидских военных сил, наиболее правдоподобной реконструкцией остаётся та, которая основана на показаниях Геродота: персы имели мобилизационные планы для шести армий, каждая из которых состояла из 60 тысяч человек — 50 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы (бумажные силы) и что три из них были мобилизованы Ксерксом. Краткое изложение см. Munro J. A \\ CAH, IV, 271-273. C помощью исследования снабжения водой и условий пути, которые были у персов в первые семь дней после пересечения Геллеспонта F. Maurice (The Size of the Army of Xerxes \\ JHS, I, 1930, p. 210-233) доказывает, что армия не могла быть больше, чем предполагает Мунро, но он не даёт позитивной реконструкции для установления её действительного размера. Тезис Мунро, что были мобилизованы только три армии основывается отчасти на том факте, что в последующем рассказе Геродота упоминаются как присутствующие в Греции только три командира высшего ранга — командующие армиями, а именно Мардоний, Артабаз и Тигран, но из них лишь Мардоний активно действовал в Греции. Артабаз сопровождал Ксеркса к Геллеспонту и не сражался при Платее, хотя Геродот пишет так, как если бы он присутствовал в Греции (VIII, 126; IX,66; 70,5). Тигран командовал и пал при Микале (IX, 96,2; 102,4). Это выглядит так, как если бы из трёх мобилизованных армий та, что под командованием Тиграна оставалась в Малой Азии, та, что под командованием Артабаза — оккупировала Фракию и Македонию и только та, что была под командованием Мардония вступила в Грецию. По размеру, все три вероятно были меньше их бумажного числа, особенно в том, что касается конницы. Что до армии Мардония, то здесь, как кажется, есть некоторая позитивная информация. Она происходит из рассказа об отборе Мардонием войск, которые должны были остаться с ним в Греции. Этот рассказ — конечно чистая фикция. Тот факт, что Ксеркс был сопровождаем к Геллеспонту достаточно доказывает, что он не выводил войск из Греции. Отметим, однако, что Геродот (VIII, 113, 2) утверждает, что эти отобранные Мардонием войска включали την ιππον την χιλιην …και την [αλλην] ιππον. Следует ли читать заключённое в скобки слово или нет, ясно, что были упомянуты два подразделения конницы. Из них одно, которое ранжировалось выше, насчитывало 1000 человек. Похоже, что были два подразделения по 1000 человек каждое, упомянутые в VII, 41. С 10 000 всадников VII, 41,2 мы возвращаемся в призрачную сферу невозможно больших армий. Сколько из 2000 всадников выбыло до того, как они достигли Греции, сказать невозможно.
[30] В своём беглом упоминании об этой экспедиции Плутарх (Them., VII) Фемистокл представлен как склонявшийся к морской политике с самого начала. Экспедиция эта стала результатом противостояния его политике. Когда войско возвратилось ничего не добившись, то афиняне стали охотнее прислушиваться к его советам. Это выглядит так, как если бы Плутарх сохранил верную традицию, что Фемистокл с самого начала был противником фессалийского предприятия. Это не противоречит тому факту, что он был выбран одним из командующих ею; ср. Никия и Сицилийскую экспедицию.
[31] Ныне его значимость, как кажется, в опасности быть погребённой спором о фемистокловом постановлении — тема здесь не обсуждающаяся.
[32] Hdt., VIII, 32,2; IX, 31,5.
[33] Дата этой экспедиции подробно обсуждалась недавно А. Сорди (La lega tessala, 101 ff) и она считает, что это мог быть 469 год, но дата сколь возможно близкая к 479 году, могла бы быть более вероятной; cf. CP, LV, 1960, P. 248, n 53.
[34] Hdt., VII, 203; VIII, 1,2.
[35] Геродот (VIII, 66,2; IX, 31,5) говорит о локрах в целом, но похоже те из них, что служили персам были главным образом или исключительно восточными локрами.
[36] Hdt., VII, 203,1; 217-218.
[37] Hdt., VIII, 32; IX, 17; 31,5.
[38] Слово, прилагаемое к ним Геродотом (IX,67) εθελοκακειν буквально означает «намеренно играть труса». Это возможно означает, что они сдались без боя; cf. Hdt., I, 271.
[39] Hdt., VII, 132; 222; 233. Стоит напомнить, что когда Геродот говорит о действиях беотийцев, он не имеет в виду, что все беотийцы были в них вовлечены.
[40] Hdt., VII, 202; 222; VIII, 1;44; IX, 28,6; 30; Tod., 19.
[41] Впрочем, это ничего не доказывает относительно позиции членов посланного контингента. Они могли быть патриотами, которые явились добровольно или противниками правительства, посланными, чтоб от них избавиться. Но нет надобности пытаться разрешить здесь эту загадку.
[42] Таково, кажется, значение пассажа (Hdt., VIII, 34), который раздражал переводчиков и комментаторов, и так часто игнорируем был историками, включая даже Грота. Исключение — Тирвалл, который замечает, что «города, за исключением Феспий и Платеи, подтвердили свою покорность, приняв македонские гарнизоны» (Hist. of Greece, II, 296).
[43] Hdt., VIII, 50,2. Клоше (Thebes de Beotie, P. 41) и Моретти (Ricerche, P. 124) отказываются принять это сообщение, но оно вполне в характере Фив, пользовавшихся всеми доступными средствами, чтобы погубить своих противников в Беотии. Если интерпретация битвы при Керессе, данная выше, верна, то фиванцы буквально недавно пытались использовать фессалийцев против Феспий, но потерпели поражение. Почему бы теперь им было не использовать для этого персов?
[44] Hdt., VIII, 66,2; IX,2; 15; 38; 67-69.
[45] Hdt., IX, 86-88; Thuc., III, 62,3.