7. Евтропий и Орозий

Места, где на работу Диона оказывали влияние различные писатели, гораздо труднее обнаружить в случае с нашими следующими двумя историками, оба из которых в значительной степени опирались на Ливия и/или на эпитому его работы. В частности, нам интересно узнать, что они говорят о содержании труда знаменитого и влиятельного предшественника. Кроме того, как и в предыдущих рассмотренных нами рассказах, речь пойдет о различии между собственными риторическими приукрашиваниями автора и контентом, почерпнутым из его источников.

Евтропий

В разительном контрасте с более развитыми повествованиями, которые мы видели до сих пор, Евтропий суммировал начало войны в двух предложениях, что было необходимо из–за огромного объема его работы. Он создал историю римского мира от Ромула до правления Иовиана, изложив период более 1000 лет всего в десяти книгах, главным источником для которых была эпитома Ливия. Несмотря на свою краткость, его рассказ находит некоторую ценность в том, как он отражает различные предшествующие ему экзорнации. Естественно, мы не можем ожидать многого о начале Bellum Tarentinum, но то, что Евтропий решил рассказать, оказывается очень интересным в свете того, что сказали другие авторы:
«В то же время была объявлена война тарентинцам, живущим теперь в самой отдаленной части Италии, потому что они оскорбили римских легатов. Этот народ попросил о помощи против римлян Пирра, царя Эпира. Он прослеживал свою родословную до Ахиллеса».
В отличие от Флора, Аппиана и периохи, Евтропий не упоминает о морском сражении, начиная повествование словами «в то же время» (2.11), то есть в консульство Л. Эмилия Барбулы и Г. Марция Филиппа, или в 281 году.
Тарентинцы причинили вред римским легатам, хотя неясно, кто они и зачем были посланы. Расхождение с текстом периохи поднимает вопрос о том, видим ли мы здесь проблеск содержания двенадцатой книги Ливия или влияние авторов вроде Аппиана или Флора. В периохе легаты жаловались на гибель дуумвира и потерю кораблей и живой силы. Валерий Максим, однако, рассказал только о «серьезнейших оскорблениях», нанесенных безымянным послам, в то время как Флор сказал, что тарентинцы «оскорбили» римское посольство, которое прибыло без промедления, чтобы пожаловаться на преступления греков. Если мы действительно видим здесь свидетельство текста Ливия, то это говорит о том, что патавиец лишь слегка изменил то, что он читал у Полибия. Дионисий по–прежнему был бы автором разработанных эпизодов. С другой стороны, Евтропий мог создать этот отрывок под влиянием Флора или Аппиана, последний из которых, несомненно, тесно работал с текстом Дионисия. К сожалению, мы не можем быть уверены в точности текстов, с которыми консультировался Евтропий, и нам лучше обратиться к риторике в его предложениях.
Одно из различий между его версией событий и версией его предшественников состоит в том, что римляне у Валерия Максима, Флора и периохи жаловались на нанесенные им оскорбления. В некотором смысле его первое предложение помогает нам в реконструкции текста Ливия. Второе показывает, что Пирр, реальная историческая фигура, представлял гораздо больший интерес, чем несколько вымышленных тарентинцев. Если бы Евтропий знал о спорах по поводу приглашения эпирота, он в отличие от Флора и периохи или даже минимального описания Аппиана не привел никаких указаний. Южноиталийские греки просто «призвали царя Эпира, который был потомком Ахиллеса, чтобы он помог им против римлян».
В целом оба предложения напоминают Полибия, хотя Полибий, вероятно, не чувствовал необходимости комментировать происхождение Пирра мимолетным упоминанием героя «Илиады». С другой стороны, мегалополец жил менее чем через столетие после описываемых событий. Для Евтропия Пиррова война была почти так же далека во времени, как Троянская война для Пирра. Связь между эпосом и кондотьером восходит к Эннию и Ликофрону, но без морского сражения или зрелищ в театре и в собрании. Евтропий может помочь лишь в том, что касается содержания Ливия. Гораздо больше обещает сказать следующий автор.

Орозий

Орозий составил свое повествование (4.1.1-2) в начале V века н. э., опираясь на источники, включавшие Ливия, Флора, Евтропия и некоторых греческих авторов. В свете того, что мы видели, несколько беглый взгляд на его текст обнаруживает то, что можно было бы рассматривать как ошибки и драматические преувеличения:
«Через 464 года после основания Рима тарентинцы напали на римскую эскадру, которая как назло проплывала мимо и была замечена из театра во время представления. Только пять кораблей чудом спаслись бегством. Остальные были отведены в гавань и уничтожены. Префекты, отвечавшие за корабли, были убиты, все боеспособные люди убиты, остальные проданы. Римляне тотчас же отправили послов в Тарент, чтобы пожаловаться на нанесенные им оскорбления, но те, прогнанные оттуда же, сообщили о новых бесчинствах. Из–за этих причин возникла большая война».
Орозий ошибся в дате (464=290 до н. э.) и сказал, что римские военачальники, называемые префектами, а не дуумвирами, умерли. Он ошибся в количестве и терминологии и утверждал (и кроме него никто), что все беспособные были убиты, а остальные проданы. Его заявление, что римский флот только случайно проплывал мимо, когда стал жертвой предательства греков, наталкивается на формулировку, которая звучит более невинно, чем гребля к берегу у Флора и инспекционное путешествие у Диона или у Аппиана. Как и все его подробности, они были разработаны, чтобы вызвать чувство негодования и оправдать десятилетнюю войну, которая должна была последовать. Неудивительно, что столь короткий и чересчур драматизированный рассказ вызвал так мало интереса.
Выбор называть командиров эскадры praefecti вместо duumviri ничего не говорит нам о том, знал ли он правильный термин или нет. В некотором смысле замена на praefecti очень хорошо работает в пользу Орозия. Сказать, что оба дуумвира были убиты, означало бы, что римский флот был крошечным. Однако его целью было подчеркнуть масштабы потерь римлян. В соответствии с этой стратегией Орозий, в отличие от Аппиана, никогда не указывал, сколько кораблей прибыло к Таренту, подразумевая, что римляне действительно имели флот, а не только эскадру. Подсчеты двух авторов работают одинаково. Пять кораблей не спаслись. Однако Орозий изменил размеры ущерба: первоначально четыре корабля были потоплены, а один захвачен. Наименование командующих префектами, следовательно, составляло лишь часть его выдумки. Конечно, некоторые могли бы понять его буквально, но ученый читатель распознал новшество, знал, где проверить факты, и понимал преувеличение в драматических целях, возможно, даже соглашаясь с приемами. Тот же самый человек мог владеть и теми самыми книгами, которые использовал Орозий для составления своего рассказа — Евтропия, Валерия Максима, Плутарха или Флора, хотя Орозий ни одну из них не цитировал дословно. Поскольку Дионисий более или менее удвоил потери, о которых сообщал Гиероним для обеих сторон во время пирровой войны, можно предположить, что он был виновен в преувеличении и здесь. Однако при отсутствии его текста и текста более ранних анналистов мы не можем быть уверены. Нам важно помнить, что в этом отношении мы находимся в решительно невыгодном положении.
Вместо небрежной истории, внимательное изучение текста видит искусно построенное повествование. Порядок слов приглашает нас, подобно тарентинцам в театре, посмотреть на проходящий случайно перед нашими глазами римский флот. У них у самих шло какое–то представление, хотя нам не говорят, чья пьеса (Ринфона? Аристофана? Еврипида?). У Флора они праздновали игры и у Кассия Диона — Дионисии.
Тарентинцы явно были страстные, неразумные люди, рабски преданные своим собственным удовольствиям, и Орозий рассчитывал, что мы поймем это. Наблюдая за сценой и реакцией публики в театре, мы должны были бы почувствовать шок, ужас и негодование от того, что произошло с римской флотилией.
То ли под воздействием алкоголя, то ли нет, тарентинцы неожиданно атаковали эскадру в соответствии со стереотипом поведения греков, знакомым каждому, кто помнил вергилиево изображение Синона во второй книге «Энеиды»: их бесстыдство не знало границ. Когда римляне собрались уйти, тарентинцы набросились на них, и буквально затащили обратно в гавань. Ливий и Орозий изображают римлян как добычу подобных пиратам греков. Между тем выдумка Орозия не ограничивалась постоянными напоминаниями о невиновности римлян. Корабли не были военными трофеями; все они были уничтожены. Люди на борту, достаточно сильные, чтобы сражаться за свою жизнь, не нашли пощады. Раненых продали, хотя непонятно, кто мог купить нетрудоспособных. Возможно, мы должны представить себе, что проданные оправятся от своих ран и продолжат вести жизнь, плодотворную для своих хозяев. Однако Аппиан заявил, что тарентинцы захватили пленных, возвращения которых требовали римские послы. Альтернативное решение, следовательно, состоит в том, что Орозий своими неумелыми рабами дал намек на свое новшество, которое явно должно было выставить тарентинцев в худшем свете, чем предыдущая традиция. Римские делегаты, которые впоследствии прибыли жаловаться на неспровоцированное нападение, чувствовали себя немногим лучше.
Хотя Орозий не сказал, что случилось с этим посольством, мы знаем, что они испытали какое–то новое оскорбление от рук тарентинцев, и именно из–за этого началась война. В последних двух предложениях мы находим наиболее близкие параллели с языком Валерия, периохи, и, предположительно, Ливия. Флор сказал, что фециалы прибыли в Тарент «без промедления», что могло бы объяснить «тотчас же» у Орозия. Остальная часть первого параграфа имеет ряд общих черт с Валерием и периохой двенадцатой книги. Первый упоминал легатов, посланных сенатом в Тарент. Орозий изменил порядок слов, заменил слово «сенат» на «римляне» и сохранил в качестве пункта назначения валериев «Тарент», а не расплывчатую фразу периохи. Этого рода вариации делают практически невозможным определить, как выглядел бы оригинальный текст Ливия.
Основной синтаксис остается прежним. За жалобами римлян, последовала высылка легатов, и короткая фраза об объявлении войны. Орозий заменил несколько слов эквивалентами и сделал несколько дополнений. Война стала «большой». Нужно спросить, являются ли они ливиевыми элементами, которые опущены периохой или изобретением Орозия под влиянием этих двух других авторов. В свете очевидных случаев преувеличения (два префекта, судьба экипажей, число потопленных кораблей, «большая» война), тщательного построения отрывка и расхождений между этим текстом и текстом Флора и периохи, изменения в последних двух предложениях должны быть делом рук Орозия, который стремился отличить свое повествование от повествования своих предшественников. Он делал это привычным способом: иногда создавая четкие словесные отголоски с более ранними текстами, сокращая то, что было более сложным в работе других (зрелище в театре, неизвестные размеры римского флота и само оскорбление) и вводя в повествование новые элементы. Наряду с периохами Ливия и Флором, Орозий не сказал нам, что из–за этих инцидентов тарентинцы обсуждали приглашение Пирра возглавить их военные действия.

Ссылки на другие материалы: