μετ’ οὐ πολὺν δὲ χρόνον Σύλλας ἐν Ῥώμῃ τελευτᾷ,
Резюме Фотия о третьей и последней митридатовой войне начинается с отправки Лукулла и Котты против Митридата. Фраза «вскоре после этого» довольно расплывчата, и создается впечатление, что смерть Суллы произошла вскоре после окончания Второй войны, и за ней последовала отправка Лукулла и Котты в Азию. Действительно, хронология шире, чем кажется, поскольку Сулла умер в 78 году, а римские войска, возглавляемые Лукуллом и Коттой, были отправлены в Азию только в 73 году.
Принадлежит ли этот пассаж, где нет перехода от смерти Суллы к прибытию консулов в Азию, Мемнону, или этот пятилетний хронологический разрыв обусловлен работой Фотия? Неудивительно, что Мемнон не сообщил о причинах этой войны, и в частности о деятельности царя Понта, которая, как представляется, спровоцировала военные действия, в то время как он посвятил краткое отступление причинам первой митридатовой войны. Точно так же он ничего не говорит о завещании Никомеда IV Вифинского или о соглашении с Серторием, к которому, однако, относятся фрагменты 28.3 и 29.5. Представляется более вероятным, что это Фотий, который, чрезмерно сократив первоначальное повествование Мемнона, не счел необходимым включить эти элементы в свое резюме. Действительно, патриарх имеет тенденцию сохранять только события.
Тем не менее, вполне возможно, что это хронологическое изложение не принадлежит одному Фотию. Действительно, история Мемнона перекликается со словами Плутарха (Lucullus, 5.1), у которого упоминаются назначения Лукулла и Котты «вскоре после смерти Суллы» и, в этом случае, возможно Мемнон и Плутарх консультировались с общим источником. Действительно, Плутарх ставит выборы двух консулов «во время сто семьдесят шестой Олимпиады» и предлагает очень неточную дату, поскольку в 176‑ю олимпиаду включены 76-73 гг. до нашей эры. Однако Сулла умер в 78 г., а Лукулл и Котта были избраны консулами в 74 г. Следовательно, если мы признаем, что Мемнон следовал той же традиции, что и Плутарх, вполне понятно, что его соответствующая хронология столь же неточна, и Мемнон упоминает не о выборах Лукулла и Котты, как Плутарх, а об отправке двух консулов вскоре после смерти Суллы.
Plutarque, Lucullus, 5, 1: «Вскоре после смерти Суллы он (NB: Lucullus) был избран консулом с Марком Коттой в сто семьдесят шестую Олимпиаду».
καὶ πέμπουσιν ἡ σύγκλητος ἐπὶ μὲν τὴν Βιθυνίαν Αὐρήλιον Κότταν, ἐπὶ δὲ τὴν Ἀσίαν Λεύκιον Λεύκολλον,
Луций Лициний Лукулл и Марк Аврелий Котта были избраны консулами на 74 год (Plutarque, Lucullus, 5, 1) и получили соответственно Азию и Вифинию в качестве проконсульских провинций на 73 год. Их пожелания были явно связаны с тем, что они намеревались сыграть активную роль в неизбежной войне против царя Понта. Деятельность Митридата в Азии дала понять, что он намерен вернуться на войну против римлян. Одной из главных причин этого нового вооруженного конфликта была смерть Никомеда, которая подпитывала давнюю алчность Митридата, поскольку последний не скрывал в течение долгого времени свое намерение поставить Вифинию под свой контроль.
По словам Аппиана (Mithr. 71, 299), Марк Аврелий Котта, обозначенный как «правитель», был уполномочен правительством Вифинии защитить ее от возможного нападения Митридата (Plutarque, Lucullus, 6, 6; ср. Cicéron, Mur. 15, 33).
— Plutarque, Lucullus, 6, 6: «Однако Котта, его коллега, по настоянию сената, был отправлен с флотом наблюдать за Пропонтидой и защищать Вифинию ".
— Cicéron, Mur. 15, 33: «Руководство этой войной было поручено двум консулам с заданием одному преследовать Митридата, а другому прикрывать Вифинию».
Вифиния была римской провинцией, так как Никомед IV Филопатор умер бездетным по и завещал свое царство Риму (Appien, Mithr. 71, 299; Tite–Live, Per. 93; Eutrope, VI, 6, 1). По словам Саллюстия, у Никомеда был сын от Нисы (Hist. IV, 69, 9 M), и вифины прибыли в Рим, чтобы оспорить законность этого сына (Hist. II, 71 M). По словам Каллатаи, Митридат попытался посадить его на трон, и эта схема царя Понта была предназначена для того, чтобы предотвратить получение Римом наследия Никомеда. Интерпретация Рейнахом этих двух фрагментов Саллюстия несколько отличается. По его мнению, у Никомеда было двое детей: Ниса, которая была его дочерью, а не его женой, и сына, тоже Никомеда, который был возведен на престол его сторонниками. Но молодой человек не царствовал, так как был признан незаконным, поскольку его мать была осуждена за прелюбодеяние несколько лет назад.
Саллюстий (Hist. IV, 69, 9 M) сообщает эпизод, странно похожий на эпизод, упомянутый Мемноном в F 25.5 накануне первой митридатовой войны, когда царь Понта попытался вмешаться в кризис престолонаследия, затрагивающий Вифинию. Он сообщает, что Никомед, сын Никомеда Епифана и Нисы, был поставлен на престол Вифинии сенатом. С другой стороны, при смерти Филопатора ситуация совсем иная, так как Рим, получивший в свое время вифинское царство, не намерен поддерживать молодого принца, чья незаконность скоро будет доказана.
С другой стороны, и Каллатаи, и Рейнах связывают предполагаемого сына Никомеда с римским решением о провинциализации Вифинии. Каллатаи, основываясь на свидетельстве монет, помещает смерть Никомеда IV Филопатора зимой 76/5 г. и считает, исходя из пассажа Веллея Патеркула (II, 42, 3), что провинциализация Вифинии должна быть датирована зимой 75/4 г. Веллей Патеркул (II, 42, 3) сообщает, что проконсул Юнк, что касается Вифинии, «управлял этой провинцией одновременно с Азией». По его словам, эта годичная задержка, которая отделяет смерть царя от решения сената, во многом объясняется интригами Митридата. Кроме того, царь Понта продемонстрировал бы признаки своего стремления захватить Вифинию после смерти Никомеда, если признать, что выпуск монет показал «резкий всплеск активности». Следовательно, после объявления о смерти Никомеда IV Митридат приступил к созданию большой армии, готовясь вторгнуться в Вифинию и столкнуться с реакцией Рима (ср. Memnon 27.2).
Однако, по мнению Рейнаха, именно аннексия римской Вифинии является определяющим элементом начала Третьей войны. Он считает, что решение сената было воспринято Митридатом как объявление войны, поскольку римское присутствие на его границах представляет реальную угрозу для его деятельности, тем более, что после смерти Суллы послы, которых он отправил в Рим, чтобы просить о разработке договора, заключенного в Дардане, были возвращены обратно (Appien, Mithr. 70, 296-7), и даже не приняты, и сенат не ратифицировал соглашение (Appien, Mithr. 67, 282-285).
Реакция Митридата на смерть Никомеда была еще более угрожающей, поскольку царь Понта заключил договор с Серторием. Последний признавал будущие завоевания Митридата, среди которых Вифиния занимала особое место (Tite–Live, Per. 93; Appien, Mithr. 68, 286-289; Plutarque, Sertorius, 23-24). Если следовать предположению Каллатаи, то, похоже, этот договор должен быть датирован зимой 75/74 г.
Следовательно, если Вифиния и была так желанна для Митридата, в сводке византийского патриарха об этом ничего не говорится. Он одинаково умолчал о событиях, которые сделали войну с Митридатом неизбежной. Ввиду многих отступлений, которые он посвятил Вифинии, кажется странным, что Мемнон не интересовался проблемой престолонаследия по поводу смерти Никомеда. Поэтому мне кажется, что этот пробел в тексте — это не работа Мемнона, а плод работы Фотия.
— Appien, Mithr. 71, 299: «Никомед умер недавно бездетным, оставив свое царство римлянам»
— Tite–Live, Per. 93: «Никомед, царь Вифинии, сделал римский народ своим наследником, и его царство было превращено в провинцию».
— Eutrope, VI, 6, 1: «В 676 году от основания города, в консульство Л. Лициния Лукулла и Аврелия Котты умер Никомед, царь Вифинии, в силу завещания которого римский народ стал его наследником».
— Velleius Paterculus, II, 42, 3: «он (Цезарь) отправился в Вифинию к проконсулу Юнку — последний управлял этой провинцией вместе с Азией»
— Salluste, Hist. IV, 69, 9 M: «наконец, после смерти Никомеда они овладели Вифинией, хотя Ниса, которую Никомед называл своей царицей, несомненно, имела сына».
— Salluste, Hist. II, 71 M: «Их противники были многочисленны и хотели вернуться в Вифинию, чтобы доказать, что сын был самозванцем»
Враждебная реакция Митридата на последствия смерти Никомеда, степень его военных приготовлений и его союз с Серторием сделали воинственные намерения Митридата очевидными (Plutarque, Lucullus, 5, 1; Tite–Live, Per. 93; Appien, Mithr. 68, 289; Eutrope, VI, 2), и это, кажется, начало 74 г. Именно по этой причине Лукулл взял на себя обязательство получить провинцию Азии и командование в войне против Митридата.
По словам Плутарха, Лукулл после нескольких шагов получил провинцию Киликия. Действительно, консул 74 получил сперва по жребию Цизальпинскую Галлию (Plutarque, Lucullus, 5, 2). Тем не менее, он желал Киликию, чей губернатор Октавий только что умер. Он думал, что если он получит правление в этой близкой к Каппадокии провинции, его отправят возглавить войну против Митридата, деятельность которого не оставляла никаких сомнений в его намерениях (Plutarque, Lucullus, 6, 1). Единственным препятствием для его желаний мог быть Помпей, но он уже участвовал в войне в Испании (Plutarque, Lucullus, 6, 5). По словам Гуковского, кажется, что Помпей был занят в Испании, и Лукулл надеялся провести войну против Митридата, которую он считал славной и легкой (Plutarque, Pompée, 20.2; Lucullus, 6.5). Поэтому Лукулл успешно работал (Plutarque, Lucullus, 6, 2-4), чтобы получить провинцию Киликии, и ему было доверено командование войной против царя Понта. Однако, согласно Мемнону и Веллею Патеркулу (II, 33, 1), Лукулл получил не Киликию, а провинцию Азии. Тем не менее, их замечания не противоречат Плутарху, поскольку, по мнению Шервина–Уайта, различие между Азией и Киликией исчезло в контексте войны, поскольку Лукулл нуждался в ресурсах и легионах Азии.
οἷς ἡ ἐντολὴ πολεμεῖν Μιθριδάτῃ,
По словам Аппиана, когда Лукулл получил провинцию Киликии, Рим отправил его возглавить войну против Митридата: с другой стороны, он не уточняет, была ли Котте поручена аналогичная миссия (Appien, Mithr. 68, 290; 72, 305). Цицерон (Mur. 15, 33) уточняет, что оба консула были ответственны за ведение войны, но он упоминает, что Лукулл должен был преследовать Митридата, в то время как Котта должен был защищать Вифинию.

Μιθριδάτης δὲ ἄλλον τε στρατὸν συχνὸν παρεσκευάζετο,
Масштабы военных приготовлений Митридата подтверждаются как литературными, так и нумизматическими источниками. Из Аппиана видно, что Митридат посвятил «остаток лета и зиму» строительству судов, изготовлению оружия и хранению зерна (Mithr. 69, 291-292). Поэтому кажется, что летом 74 г. и зимой 74/3 г. царь Понта готовился к очередной войне против Рима (ср. Tite–live, Per. 93). Изучение монет подтверждает показания Аппиана, поскольку 74‑й год соответствует последней интенсивной фазе периода денежного производства. Но эти приготовления начались бы, по мнению Каллатаи, в конце зимы 76/5 г. в связи с внезапным возобновлением деятельности царской монетной мастерской, которая, по–видимому, связана со смертью Никомеда IV Филопатора Вифинского. Что касается периода с февраля 75 г. по декабрь 74 г., то он показал бы значительный объем денежной продукции, и Каллатаи считает, что «ее выпуск незадолго до начала последней митридатовой войны (весна 73 г.) представляется сомнительным включать эти усилия в число подготовительных мероприятий Евпатора в преддверии этой войны». Наконец, тщательное изучение нумизматических источников свидетельствует о существенной разнице по сравнению с первой митридатовой войной, поскольку, как представляется, царь Понта начал военные приготовления за два года до начала третьего и последнего конфликта с Римом.
καὶ τριήρεις μὲν υ′, τῶν δὲ μικροτέρων νηῶν πεντηκοντέρων τε καὶ κερκούρων ἀριθμὸς ἦν οὐκ ὀλίγος,
По словам Мемнона, Митридат вооружил многочисленную армию, численность которой подробно описана в следующем фрагменте (27.3). Мемнон и Страбон (XII, 8, 11) оба насчитывают количество триер до 400. Согласно Мемнону, этот огромный флот был передан Архелаю (27.5). Царь не просто построил большой флот, но, по словам Плутарха (Lucullus, 7, 4-6), он сделал его более эффективным, взяв в качестве моделей римские корабли, и, следовательно, он снял с них все роскошные украшения.
Διοφάντῳ δὲ τῷ † Μιθάρου δύναμιν δούς, πέμπει πρὸς τὴν Καππαδοκίαν φρουρὰς ταῖς πόλεσιν ἐγκαθιστάναι, εἰ δὲ Λεύκολλος εἰς τὸν Πόντον ἀφίκοιτο, ὑπαντιάζειν καὶ τῆς πρόσω πορείας ἀπείργειν,
Текст Мемнона проблематичен, так как рукописи не дают того же чтения имени отца Диофанта. Якоби указал, что текст был испорчен и, следуя Беккеру, воспроизводит Μιθάρῳ, тогда как Скалигер предложил читать Μιθάρεῳ. Что касается Мюллера, он воспроизводит Μιθάρου. Мне кажется, что мы должны помнить этот последнее чтение, так как сын Диофанта Мифар может быть упомянут в надписи, сопровождающей бюст Диофанта (I. Délos 1574): [Διόφαντον Μιθ]άρου.
Только Мемнон упоминает о посылке Диофанта сына Мифара в Каппадокии, но, как отметил Гуковский, вполне вероятно, что Митридат поручил эту миссию Диофанту, когда он узнал о присвоении Лукуллу провинции Киликии, соседней с Каппадокией.
Отрывок из Аппиана (Mithr.75, 326) относится к деятельности некоего Евмаха, другого генерала Митридата, который вторгся во Фригию, когда царь был занят осадой Кизика. По мнению Гуковского, этот отрывок из Мемнона будет относиться к деятельности в Киликии другого генерала Митридата, Диофанта. Хотя нет явного упоминания о Киликии, мне кажется, что слова Мемнона не должны быть отвергнуты, и возможно, что царь Понта послал нескольких генералов в стратегические районы, и в частности в Каппадокию, куда Диофант отправился на южный маршрут в Киликию, чтобы остановить продвижение Лукулла, которому недавно была доверена провинция.
— Appien, Mithr. 75, 326: «В то же время генерал Митридата Евмах вторгся во Фригию, где он убил многих римлян с женщинами и детьми, и подчинил Писидию, Исаврию и Киликию; однако тетрарх галатов Дейотар преследовал его, когда тот потерял осторожность и убил многих его людей».
Также возможно, что понтийские силы оказали помощь действовавшему в этом регионе Тиграну (ср. Appien, Syr. 48 и 69; по словам Шервина–Уайта, Митридат направил на юг два войска: под командованием Диофанта (Memnon 27.2) и Евмаха (Appien, Mithr. 75) для защиты южных дорог от проникновения Лукулла, которому была присвоена Киликия: Митридат действительно ожидал вторжения в его царство с юга, через Ликаонию и Каппадокию. По видимому, царь Понта на тот момент не знал, где именно находился Лукулл. Шервин–Уайт считает, что было два командира.

αὐτὸς δὲ μεθʼ ἑαυτοῦ πεζὸν μὲν στρατὸν ἦγε ιε’ μυριάδας, ἱππεῖς δὲ δισχιλίους ἐπὶ τοῖς μυρίοις,
Согласно Мемнону, собственная армия царя состояла из 150 000 пехотинцев и 12 000 всадников. Цифры Аппиана (Mithr. 69, 294) несколько различаются, поскольку он приписывает царю 140 000 пехотинцев и 16 000 всадников. У Плутарха (Lucullus, 7, 5) Митридат имел 120 000 обученных по–римски пехотинцев и 16 000 всадников. Страбон (XII, 8, 11) с 150 000 человек и «многочисленной конницей» наиболее близок к Мемнону.
— Appien, Mithr. 69, 294: «И для своих воюющих сил он набрал среди всех этих народов ровно сто сорок тысяч пехотинцев и шестнадцать тысяч всадников».
— Plutarque, Lucullus, 7, 5: «У него было сто двадцать тысяч снаряженных по римскому образцу пехотинцев и шестнадцать тысяч всадников».
— Strabon, XII, 8, 11: «Действительно, царь неожиданно атаковал город (Кизик) со 150 000 человек и многочисленной конницей».
С другой стороны, в другом отрывке тот же Аппиан упоминает армию из 300 000 человек (Appien, Mithr. 72, 306), и эти цифры подтверждаются Орозием (VI, 2,19) и Плутархом (Lucullus, 11, 8) с той разницей, что они упоминают не всю царскую силу, а количество жертв, понесенных понтийским лагерем. Но если царская армия действительно достигала этих чисел, вряд ли Митридат потерял всю свою армию. Это очевидное противоречие у Аппиана может быть объяснено, если учесть, что цифры, которые он приводит в первую очередь (Mithr. 69, 294: 140 000 пехотинцев) относятся к собственной армии Митридата: что, кстати, уточняет Мемнон (27.3: «сам он имел в своем распоряжении»). Поэтому возможно, что когда Аппиан упоминает цифру в 300 000 пехотинцев (Mithr. 72, 306), он указывает на все понтийские войска, то есть на собственную армию царя и на ту, которую он поручил Диофанту (Memnon, 27.2), тем более, что, по словам Мемнона, царская армия была разделена пополам. В этом случае пассаж Аппиана будет означать соединение двух армий. Наконец, может быть выдвинуто еще одно предположение: эта армия из 300 000 человек состояла из собственных войск царя, а также из вспомогательных войск. Уже во время первой войны у Митридата были войска, набранные среди его союзников, и на этот раз, по словам Аппиана, Митридат собрал войска среди многих народов Азии и Европы (Mithr. 69, 292-294; 71, 304). И наоборот, Плутарх (Lucullus, 7, 5) пишет, что он избавился от варварских солдат и обучил свою армию по римским лекалам.
— Appien, Mithr. 69, 292-294: «в качестве союзников к нему присоединились, кроме прежних войск, халибы, армяне, скифы, тавры, ахейцы, гениохи, левкосуры и те, которые живут на землях так называемых амазонок около реки Термодонта. Вот какие силы присоединились к прежним его войскам из Азии, а когда он перешел в Европу, то присоединились из савроматов так называемые царские, язиги, кораллы, а из фракийцев те племена, которые живут по Истру, по горам Родопе и Гему, а также еще бастарны, самое сильное из них племя. Вот какие силы получил тогда Митридат из Европы».
Однако, как отмечали некоторые, эти цифры, безусловно, преувеличены, и возможно, что среди этих 300 000 человек мы должны учитывать не только бойцов, но и «сопровождающих» (ἀκόλουθοι), описанных Плутархом (Lucullus, 11, 8).
— Appien, Mithr. 72, 306: «Узнав через перебежчиков, что войско царя равняется приблизительно 300 000, а продовольствие или собирается солдатами, или получается с моря …»
— Plutarque, Lucullus, 11, 8: «Говорят, что в этой огромной толпе бойцов и обозных погибло в общей сложности не менее трехсот тысяч человек»
— Orose, VI, 2, 19: «действительно, говорят, что он потерял в этом месте (Кизике) более трехсот тысяч человек от голода и болезней».
ἅρματά τε δρεπανηφόρα συνεπῆγεν κ’ καὶ ρ’, καὶ πᾶσαν ἄλλην μηχανοποιὸν οὐκ ἐνδέουσαν πληθύν,
По данным Мемнона и Плутарха (Lucullus, 7, 5), царская армия также включала 120 серпоносных колесниц. Что касается упомянутых Мемноном инженерных войск, то речь здесь идет, несомненно, о проводниках, носильщиках, торговцах и фуражирах, упомянутых Аппианом (Mithr. 69, 294; 72, 306).
— Plutarque, Lucullus, 7, 5: «не говоря уже о квадригах, вооруженных косами, в количестве ста».
— Appien, Mithr. 69, 294: «но за ним также следовала большая толпа проводников, носильщиков и торговцев».
— Appien, Mithr. 72, 306: «у него не было других припасов, кроме собираемых фуражирами или получаемых с моря».
ἠπείγετο δὲ διὰ τῆς Τιμωνιτίδος Παφλαγονίας εἱς τὴν Γαλατίαν, καὶ ἐναταῖος εἰς τὴν Βιθυνίαν ἀφικνεῖται,
В начале весны 73 г. царская армия была разделена на две части: часть войск была передана Диофанту (Memnon 27.2) и пошла к Каппадокии, а большая часть армии, возглавляемая Таксилом и Гермократом, отправилась в Вифинию. Митридат, проведя смотр своему флоту и совершив обычные жертвы Зевсу Стратию и Аполлону, присоединился к своей армии, которая, по–видимому, начала свой марш без царя (Appien, Mithr. 70, 295). Рейнах, основываясь на текстах Аппиана и Мемнона, предположил, что войска двигались двумя колоннами, одна пересекала Пафлагонию, другая — Галатию. Каллатаи считает анализ Рейнаха «ни необходимым, ни наиболее вероятным», но это может объяснить тот факт, что Мемнон говорит о собственной армии Митридата, в то время как Аппиан говорит о своих генералах Таксиле и Гермократе и предполагает, что армия, вверенная двум генералам, начала свой марш без царя. Следовательно, Митридат после смотра своему флоту пересек Тимонитиду, регион Пафлагонии на границе с Вифинией, а его генералы, Таксил и Гермократ, шли по другому пути, возможно, по Галатии. Вероятно, на стыке двух его сил, где–то между Пафлагонией и Галатией, царь произнес своей армии речь (Mithr. 70, 296-298), прежде чем отправиться в Вифинию (Mithr. 71, 299). Вторжение Митридата в Вифинию весной 73 года ознаменовало начало Третьей митридатовой войны.

Согласно Плутарху (Lucullus, 6, 6), флот был поручен Котте, чтобы следить за Пропонтидой, но, похоже, по решению сената, а не по распоряжению Лукулла. С другой стороны, по словам Аппиана (Mithr. 71, 299), именно после того, как Митридат вторгся в Вифинию, Котта пошел по пути к Халкедону (ср. Salluste, Hist. IV, 69, 13 M).

Ἀρχέλαος ὁ τοῦ ναυτικοῦ στρατηγός,
Мемнон сообщает, что командование понтийским флотом было передано Архелаю, в то время как Плутарх упоминает в конце 73 года Аристоника (Lucullus, 11, 7). Во время Второй митридатовой войны Архелай перешел на римскую сторону (ср. Appien, Mithr. 64, 268) и возможно, что Мемнон спутал здесь первую митридатову войну, во время которой Архелай действовал как адмирал царя. Тем не менее мне кажется более вероятным, что Фотий случайно передал имя генерала Архелая вместо Аристоника.
— Plutarque, Lucullus, 11, 7: «Что касается Митридата, он решил бежать как можно скорее, но чтобы удержать Лукулла и замедлить преследование, он отправил в греческое море своего адмирала Аристоника ".
συνέλαβε Σιλῆνον καὶ Σάτυρον, ἐπιφανεῖς τῆς Ἡρακλείας ἄνδρας, καὶ οὐκ ἀνῆκεν ἕως ἂν ἔπεισε λαβεῖν πέντε τριήρεις συμμαχίδας εἰς τὸν κατὰ τῶν Ῥωμαίων πόλεμον,
Мемнон единственный, кто упомянул эту уловку Архелая/Аристоника. Царь Понта изменил свою тактику по сравнению со второй митридатовой войной, когда он попытался получить альянс Гераклеи против Мурены (Memnon 26.2). Действовал ли понтийский адмирал самостоятельно или по приказу царя? Невозможно с уверенностью сказать об этом, но, похоже, царь отказался от любого дипломатического подхода. Кажется странным то, что Архелай нуждался всего в пяти триерах, в то время как понтийский флот состоял из 400 военных кораблей: может он не имел в своем распоряжении весь флот?
Силен и Сатир в другом месте неизвестны. Мемнон сообщает, что город перешел на понтийскую сторону из–за участия — добровольного или нет — знатных людей, среди которых он позже приводит Ламаха (F 29.3) и Дамофела (F 35. 2). Мне кажется, что это звучит как осуждение «олигархической» партии, находившейся у власти в Гераклее и представленной как благосклонная к царю Понта, вопреки «демократической» тенденции, которая, кажется, выражается через другого аристократа, Бритагора (ср. 35. 2), которая кажется довольно враждебной понтийцам или, по крайней мере, недовольной последствиями наличия гарнизона в их городе. Действительно, поведение гераклейских правителей вызывало подозрения у римлян, которые заставили город заплатить за то, что они считали предательством, осаждая его в течение двух долгих лет (ср. F 32 sqq.).
καὶ ἀπὸ ταύτης τῆς πράξεως (ὅπερ καὶ Ἀρχέλαος ἐμηχανᾶτο) τῆν Ῥωμαίων ἀπέχθειαν ὁ Ἡρακλεώτης δῆμος ἐκτήσατο. δημοσιωνίας δὲ τῶν Ῥωμαίων ἐν ταῖς ἄλλαις πόλεσι καθιστώντων, καὶ τὴν Ἡράκλειαν διὰ τὴν εἰρημένην αἰτίαν ταύταις ὑπέβαλλον,
Мемнон считает, что уловка Архелая имела для Гераклеи ужасные последствия, поскольку римляне, полагая, что город перешел в понтийский лагерь, наложили на город налог. Историк четко устанавливает причинно–следственную связь («поэтому»). В этом отрывке четко указывается, что Гераклея после Апамейского мира была включена в список свободных городов, освобожденных от уплаты налогов.
С другой стороны, этот пассаж носит печать работы Фотия, поскольку Мемнон никогда бы не написал ὁ Ἡρακλεώτης δῆμος, но только ὁ Ἡρακλεωτῶν δῆμος («народ гераклеотов»). Именно это выражение используется в F 18.8, в котором Мемнон сообщает о содержании письма Сципиона, адресованного Гераклее.

οἱ δὲ δημοσιῶναι πρὸς τὴν πόλιν ἀφικόμενοι παρὰ τὰ ἔθη τῆς πολιτείας καὶ ἀργύριον ἀπαιτοῦντες τοὺς πολίτας ἐλύπουν, ἀρχήν τινα δουλείας τοῦτο νομίζοντας,
Гераклея, хотя и находилась в Вифинском царстве, была независимым городом. Граждане, вероятно, не платили налог римлянам, в то время как они, конечно, не платили дань и царю Вифинии. Именно это означает Мемнон, когда пишет «в нарушение обычаев государства». Гераклеоты вслед за Апамеей не были среди городов, обязанных платить дань иностранному царю (ср.F 18.10). Мемнон неоднократно настаивал на том, что народ Гераклеи прилагал все усилия для сохранения своей свободы (ср.F 7.1). Следовательно, уплата налога иностранной державе представляла собой посягательство на институты города.
Вероятно, следует признать, что публиканы присутствовали в Вифинии, по крайней мере, с начала весны 73 г. и что их деятельность уже была бременем для гераклеотов. Суровость публиканов вызвала недовольство населения, и Цицерон (De imp. Cn. Pomp. VI, 15-19) сообщает о его разочаровании, которое, как представляется, усиливается во время войны, поскольку они сворачивают производственные процессы при объявлении о прибытии вражеских армий и, следовательно, больше не в состоянии платить римлянам налоги. Плутарх (Lucullus, 7, 6; Sertorius, 24, 5) свидетельствует о недовольстве вифинских городов, которые подвергались злоупотреблениям со стороны публиканов.
— Cicéron, De imp. Cn. Pomp. VI, 15-16: «Ибо, когда вражеское войско находится невдалеке, то, даже если оно еще не совершило вторжения, люди все же оставляют пастбища, бросают свои поля, а торговое мореплавание прекращается. Так пропадают доходы и от пошлин в гаванях, и от десятины, и с пастбищ. Поэтому один лишь слух об опасности и один лишь страх перед войной не раз лишал нас доходов целого года. (16) Как же, по вашему мнению, должны быть настроены и наши плательщики податей и налогов и те, кто их берет на откуп и взимает, когда поблизости стоят два царя с многочисленными войсками, когда один набег конницы может в самое короткое время лишить их доходов целого года».
— Cicéron, De imp. Cn. Pomp. VI, 17: «в ту провинцию перенесли свои дела и средства откупщики, почтеннейшие и виднейшие люди, а их имущество и интересы уже сами по себе заслуживают вашего внимания».
— Plutarque, Lucullus, 7, 6: «Города снова встречали его с радостью, и не только в одной Вифинии: всю Малую Азию охватил приступ прежнего недуга, ибо то, что она терпела от римских ростовщиков и сборщиков податей, переносить было невозможно».
— Plutarque, Sertorius, 24, 5: «так что Азия, которая перед этим вновь испытала притеснения сборщиков податей, равно как и алчность и высокомерие размещенных в ней воинов, жила теперь новыми надеждами и жаждала предполагаемой перемены власти».
οἱ δὲ διαπρεσβεύσασθαι δέον πρὸς τὴν σύγκλητον ὥστε τῆς δημοσιωνίας ἀπολυθῆναι,
Гераклея воспользовалась ситуацией, так как Митридат, подчинив Вифинию, в то же время изгнал из региона и римскую власть. Фактически, большая часть римлян бежала в Халкедон (Appien, Mithr. 71, 300) к Котте, среди которых, безусловно, были публиканы. Следовательно, гераклеоты, должно быть, думали, что они рискуют не справиться с проблемой самостоятельно, что, похоже, подразумевается здесь Мемноном.
— Appien, Mithr. 71, 300: «Вифиния оказалась под пятой Митридата, в то время как римляне, где бы он ни встречались, бежали в Халкедон к Котте».
ἀναπεισθέντες ὑπό τινος θρασυτάτου τῶν ἐν τῇ πόλει, τοὺς τελώνας ἀφανεῖς ἐποίησαν,
Мемнон обвиняет своих соотечественников не в убийстве, или в резне, но в «исчезновении», даже если следствие приводится в конце пассажа («когда они умерли»). Он оправдал это прискорбное деяние несправедливым поведением мытарей и приписал его гражданину, который использовал свое влияние, чтобы побудить гераклеотов совершить это преступление. Следовательно, Мемнон пытается очистить гераклеотов от действия, которое может быть истолковано читателями как варварский акт. Для обозначения мытарей используются два разных термина: δημοσιώνης и τελώνης. Странно, что Мемнон меняет термин в одном и том же отрывке, если только по стилистическим причинам он не предпочел нюансировать свои высказывания. Я замечаю, что слово δημοσιώνης используется в предыдущем отрывке в том же предложении, которое носит знак работы Фотия. Однако сопоставление этих двух отрывков, по–моему, недостаточно для того, чтобы определить, является ли использование этих двух терминов особенным для Мемнона, или представляет собой новое свидетельство о вмешательстве патриарха в текст.
ὡς καὶ τὸν θάνατον αὐτῶν ἀγνοεῖσθαι,
Не исключено, что римляне, спасаясь бегством в Халкедон при объявлении о прибытии царя Понта в Вифинию (Appien, Mithr. 71, 300), боялись подвергнуться той же участи, что и в 88 году, во время эфесской вечерни, когда многие римляне были убиты по приказу Митридата. Мытари, оказавшиеся в Гераклее, по словам Мемнона, не успели скрыться до прибытия царя Понта: они были убиты гераклеотами.

πολέμου δὲ ναυτικοῦ κατὰ Καλκηδόνα πόλιν Ῥωμαίοις τε καὶ Ποντικοῖς συστάντος,
Резюме Фотия о битве при Халкедоне, которая проходит летом 73 г., умалчивает об инициаторе первого наступления. Источники противоречат друг другу. Аппиан (Mithr. 71, 300) настаивает на ответственности царя, сообщая, что взяв под контроль Вифинию, Митридат напал на Халкедон, а у Плутарха (Lucullus, 8, 1) конфликт спровоцировал Котта, чтобы увеличить свой престиж. В отличие от этого, Аппиан ничего не говорит о целях Митридата и о причинах, по которым царь Понта сначала отправился в этот город Пропонтиды.
— Plutarque, Lucullus, 8, 1: «Пока Лукулл был занят этими делами, Котта решил, что настал его счастливый час, и начал готовиться к битве с Митридатом. Приходили вести, что Лукулл подходит и уже остановился во Фригии, и вот Котта, воображая, что триумф почти что в его руках, и боясь, что придется делить славу с Лукуллом, поторопился со сражением ".
— Appien, Mithr. 71, 300: «Поскольку Митридат также атаковал Халкедон, Котта, парализованный бездействием, не встретил его»
καὶ πεζῆς δὲ δυνάμεως τῆς τε βασιλικῆς καὶ τῆς Ῥωμαϊκῆς εἰς μάχην ἀλλήλαις συρραγείσης (ἐστρατήγει δὲ τῆς μὲν Κόττας, τῆς δὲ Μιθριδάτης),
Рассказ Фотия о сухопутном бою возле Халкедона очень краток. Патриарх сводит его к простой конфронтации между двумя лагерями, одного под руководством Котты, другого — Митридата. По словам Аппиана (Mithr. 71, 300-302), римляне, которыми командовал Нуд, вождь флота, были изгнаны из плато, где они занимали стратегические места, и были преследуемы до валов Халкедона, возможно, пехотным отрядом бастарнов, упомянутым Мемноном: («в пехотном бою бастарны заставили италийцев бежать и произвели крупную резню»). Те, кто застрял перед стеной, погибли под вражескими стрелами. Что касается Котты, то, вопреки тому, что говорит Мемнон, он, безусловно, не встречался с Митридатом, когда тот появился у Халкедона, но оставался запертым внутри города. Вполне вероятно, что Мемнон консультировался с традицией, идентичной той, о которой сообщил Евтропий (VI, 6, 2), который упоминает поражение Котты во время правильной битвы. Но Аппиан описывает преследование, а не правильную битву. Опять же, очевидно, что Мемнон запомнил лишь имя главного генерала, замалчивая имя того, кто действительно столкнулся с понтийскими войсками, в данном случае Нуда.
Традиция, передаваемая Орозием (VI, 2, 13), несколько отличается, так как она упоминает, что царские силы под командованием Мария и Евмаха столкнулись у Халкедона с П. Рутилием, который был убит с большой частью его армии: можно идентифицировать этого П. Рутилия с Нудом у Аппиана, однако, оба автора по–прежнему не согласны, так как, по мнению Аппиана, Нуд выжил, в то время как у Орозия римлянин погиб в сухопутной битве. Евмах известен, кроме того, у Аппиана (Mithr. 75, 326: «в то же время стратег Митридата, Евмах, вторгся во Фригию, где он убил многих римлян»).
τὰ αὐτὰ δὲ καὶ περὶ τὰς ναῦς ἐγένετο,
Морской бой является вторым актом встречи между понтийцами и римлянами в Халкедоне, и в течение одного и того же дня римляне сражаются на суше, а затем в гавани Халкедона. Повествование Мемнона, безусловно, здесь тоже суммировано, и лишь упоминание о победе предполагает, что была встреча между двумя силами, но пассаж не сообщает об основных моментах битвы. Митридат, обратив в бегство Нуда у ворот Халкедона, вошел в гавань и разорвал бронзовые цепи, защищавшие гавань. Аппиан подчеркивает бездействие Котты и Нуда, которые были заперты внутри валов (Appien, Mithr. 71, 303). Вход царского флота в Халкедон привел к многочисленным потерям с римской стороны: Аппиан (Mithr. 71, 303) упоминает об уничтожении четырех судов и захвате царем 60 остальных. Плутарх (Lucullus, 8, 2) просто сообщает о потере 60 кораблей и их экипажей, что подтверждают цифры, выдвинутые Аппианом (см. Salluste, Hist. IV, 69, 13 M). Именно так летом 73 года силы Котты были разбиты царскими войсками на суше и на море (Plutarque, Lucullus, 8, 2; Tite–Live, Per. 93; Salluste, Hist. IV, 69, 13 M).
καὶ ὑπὸ μίαν ἡμέραν γῆ τε καὶ θάλασσα τοῖς Ῥωμαίων διελελύμαστο σώμασι,
Представление Мемнона создает впечатление сокрушительного поражения римлян. По его словам, в морском сражении погибло 8000 римлян и 4500 взяты в плен, а в сухопутном сражении было 5300 жертв. С другой стороны, потери на понтийской стороне были гораздо меньше, ограничившись 700 человек и 30 бастарнами. В результате, общее число погибших составило 13 300 убитых и 4500 пленных у римлян и 730 человек в лагере понтийцев. Цифры, приведенные Аппианом (Mithr. 71, 304) гораздо менее впечатляющи, так как погибло только 3000 римлян, включая одного сенатора, но автор не уточняет, были ли они жертвами морского или наземного боев. По оценкам Аппиана, понтийские потери ограничились двадцатью бастарнами. Оценка Плутарха ближе к оценке Аппиана, так как он упоминает 4000 убитых на римской стороне (Lucullus, 8, 2).
Следовательно, источники не согласны с количеством убитых, и цифры Мемнона значительно выше. Можно предположить, что Аппиан и Плутарх дают количество убитых в наземном бою, поскольку их цифры ближе к 5300 погибших у Мемнона, чем к 8000 убитых у него же в морском бою. Или, возможно, Мемнон не только дает количество умерших солдат римского происхождения, но и указывает на потери, понесенные римскими союзниками: Плутарх (Lucullus, 9, 1), который сообщает о прибытии Митридата в Кизик, подчеркивает, что люди в этом городе понесли многочисленные потери во время боя у Халкедона и потеряли 3000 человек и 10 кораблей. Отсюда можно лучше понять причины, по которым цифры, выдвинутые Мемноном, столь высоки.
Что касается военнопленных, то Мемнон говорит о 4500 человек. Каллатаи считает, что это были экипажи, которые были захвачены вместе с 60 кораблями (Plutarque, Lucullus, 8, 2). Если признать, что на каждом из этих судов насчитывалось около 75 человек, то количество пленных у Мемнона вполне соответствует реальности.

οὕτως ἀρθέντα τὰ Μιθριδάτου πάντων τὸ φρόνημα κατεδούλου,
Плутарх (Lucullus, 7, 6) считает, что общее недовольство, которое преобладало среди вифинских городов из–за публиканов, оправдывает хороший прием, оказанный Митридату этими городами, как только он вошел в Вифинию, и подчеркивает, что приход Митридата вызвал большую надежду среди жителей (Sertorius, 24, 5). Аппиан (Mithr. 71, 300) настаивает на том, что подчинение Митридатом Вифинии вызвало бегство римлян к Котте в Халкедон, но он гораздо менее откровенен, чем Плутарх, поскольку он не говорит, было ли это бегство вызвано единственно страхом перед царем Понта, или жители городов открыто изгнали римлян, которые находились у них. Что касается Мемнона (27.6), то, сообщив об убийстве публиканов в Гераклее, он приводит пример реакции города, который, как представляется, страдает от злоупотреблений со стороны откупщиков, на объявление о прибытии Митридата в Вифинию, но, тем не менее в его рассказе деятельность публиканов и хороший прием, оказанный понтийскому царю, не так четко связаны, как у Плутарха. И наоборот, в этом отрывке (F 27.8) он ясно устанавливает, что битва при Халкедоне является причиной сплочения городов.
Тем не менее обе версии не являются несовместимыми: первое движение к сплочению могло ощущаться с приходом Митридата в Вифинию (Plutarque, Lucullus, 7, 6), и приобщение городов к понтийской партии только усилилось с победой у Халкедона, не ограничиваясь только вифинскими городами, но включая и другие города Азии: это, вероятно, то, что следует понимать под словом «все» (πάντων), используемым Мемноном, и это, вероятно, означает, что, кстати, также не скрывает Плутарх (Lucullus, 7, 6), согласно которому «то же самое было во всей Азии». С другой стороны, использование πάντων хотя и свидетельствует о резком перевороте отношений между римлянами и азиатскими городами, не запрещает воображать, что некоторые из них были вынуждены поддерживать свою верность в римском лагере. Действительно, Светоний (César, 4, 4) сообщает, что Цезарь, который тогда находился на Родосе, перешел в Азию и, собрав вспомогательные войска, изгнал из провинции легата царя и удержал подчинение римлянам колеблющихся городов. Этот тип свержения, безусловно, объясняется, отчасти, тем, что города предпочли перейти на сторону победителя, а не оставаться верными римской власти, поставленной под угрозу столь стремительно. На данный момент реакция греческих городов не нова: во время Первой митридатовой войны большая часть Азии перешла на понтийскую сторону с конца 89 года.
Еще один момент разделяет Плутарха и Мемнона, поскольку подчинение Вифинии Митридату более негативно воспринимается Мемноном: он говорит о «кабальном подчинении», и его замечания перекликаются с высказыванием Аппиана (Mithr 71, 300 ), согласно которому «Вифиния оказалась под пятой Митридата». В отличие от Плутарха, у этих двух авторов переход Вифинии на понтийскую сторону больше напоминает принуждение, чем подлинное добровольное присоединение (Plutarque, Lucullus, 7, 6).
Λεύκολλος δὲ ἐπὶ τοῦ Σαγγαρίου ποταμοῦ στρατοπεδεύων,
Кажется, что по прибытии в Азию незадолго до битвы при Халкедоне Лукулл, собрав войска, обосновался на берегах Сангария, во Фригии (Plutarque, Lucullus, 8, 1). Аппиан показал себя менее точным, так как он сказал, что Лукулл установил свой лагерь «недалеко от Кизика» (Mithr. 72, 305). Аппиан, скорее всего, указывает не на первый лагерь Лукулла во Фригии, а на лагерь, который он разместил рядом с позициями, занимаемыми Митридатом, в то время, когда последний готовился осаждать Кизик (см. Memnon 28.1).
καὶ μαθὼν τὸ πάθος, λόγοις ἀνελάμβανεν ἀθυμήσαντας τοὺς στρατιώτας,
По словам Мемнона, растерянность, которая, казалось, охватила войска Лукулла, была связано с известием о поражении римской армии Котты у Халкедона. Аппиан (Mithr. 72, 306) также упоминает речь Лукулла своим офицерам. Последний пытался воодушевить свои войска, которые, узнав, что у царя огромное войско, начали проявлять признаки уныния и сомневаться относительно своих шансов на победу. Лукулл утверждал, что Митридата легко победить, даже не столкнувшись с ним в бою. Версия Плутарха (Lucullus, 8, 3) немного отличается, поскольку он упоминает речь, но ничто в его сообщении не указывает на то, что армия показала признаки депрессии. Напротив, кажется, в лагере Лукулла царило скорее чувство гнева и, после поражения Котты у Халкедона, некоторые из окружения Лукулла побуждали его захватить царство Митридата.

Фотий сделал краткое резюме первоначального рассказа Мемнона, и очень сложно уследить за потоком событий. Святейший патриарх молчит о передвижениях понтийских и лукулловых войск и просто сообщает о конфронтации между двумя армиями, не давая четкого определения места встречи. В предыдущем фрагменте Лукулл появился на сцене третьей митридатовой войны, и, по словам Мемнона, он разместил свой лагерь у Сангария, когда услышал о поражении римлян в Халкедоне. Если следовать Плутарху (Lucullus, 8, 3-4), Лукулл решил затем пойти на помощь римлянам, которые по–прежнему осаждались вместе с Коттой в Халкедоне, и это несмотря на советы Архелая, который сказал ему, что царство Митридата было пусто от всяких защитников. Не последовав мнению бывшего генерала Митридата, Лукулл пошел против Митридата. В то же время Марий, человек Сертория, был отправлен царем Понта со многими войсками навстречу Лукуллу. В конце концов, не произошло никаких столкновений и Лукулл, предпочитая избегать боя, стремился затруднить поставку пшеницы противнику, чтобы он голодал (Plutarque, Lucullus, 8, 6-8; Appien, Mithr. 72, 306). Митридат, со своей стороны, оставил осаду Халкедона и отправился к Кизику, чтобы осадить его (Plutarque, Lucullus, 9, 1): именно с этого момента возобновляется повествование Мемнона.
τρεπομένου δὲ ἐπὶ Κύζικον σὺν μεγάλῳ φρονήματι Μιθριδάτου καὶ πολιορκεῖν τὴν πόλιν βουλομένου,
Мемнон сказал, что Митридат решил напасть на Кизик из высокомерия. Но Митридат решил напасть на город врасплох по стратегическим причинам. Действительно, по словам Плутарха, Митридат хотел избежать внимания Лукулла, и отправился ночью при относительно плохих погодных условиях. Оба писателя уточнили, что царь Понта поставил свой лагерь напротив Кизика на вершинах горы Адраст (Strabon, 12, 8, 11; Plutarque, Lucullus, 9, 1).
Что касается основной причины осады этого города, Мемнон судит о причинах царя Понта с моральной точки зрения, так как, по его мнению, заносчивость Евпатора подвигла его напасть на Кизик. Напротив, у Цицерона (Mur. 15, 3), а затем у Евтропия (VI, 6, 3), Митридат мобилизовал все свои силы, чтобы атаковать Кизик, потому что он считал его воротами в Азию. Помимо прямого доступа в Азию, Митридат мог видеть в Кизике безопасный порт для размещения своего флота, тем более, что он, как представляется, уже захватил контроль над морями. Тем не менее, некоторые современные ученые отметили, что Кизик не является ключом, открывающим двери Азии, но что есть лучшие места, открывающие Восточную Азию. По словам Шервина–Уайта, непосредственная цель Митридата заключалась не в приобретении территорий, а в развязывании войны, и, по его словам, это подтверждается тем, что Ариобарзан не подвергался нападению и оставался изолированным в своем царстве, откуда он не мог нанести вред, в то время как южная армия Митридата продвигалась в поисках врага, в данном случае Лукулла. С другой стороны, Мак–Гинг выдвигает идею о том, что нападение царя Понта было частично связано с помощью, оказанной городом римлянам во время осады Халкедона (Plutarque, Lucullus, 9, 1; Appien, Mithr. 73, 315):
Следовательно, нападение на Кизик было бы актом мести со стороны Митридата, который хотел бы сделать из города пример, которому не надо было следовать, и если признать, что месть является актом гордыни, это толкование подтверждает слова Мемнона.
Λεύκολλος ἐπακολουθήσας καὶ συμβαλὼν πολέμῳ νικᾷ τοὺς Ποντικοὺς ἀνὰ κράτος,
Слова Мемнона «Лукулл последовал за ним», по крайней мере, как их сообщил Фотий, довольно расплывчаты, но из Плутарха (Lucullus, 9, 2) выяснилось, что Лукулл обнаружил, что царь Понта покинул Халкедон и начал погоню за ним. В резюме Фотия также игнорируются события, произошедшие между моментом, когда Лукулл решил следовать за Митридатом, и столкновением между двумя вражескими силами, о которых идет речь здесь. Читая этот отрывок, кажется, что Лукулл дал быструю битву понтийским войскам. Источники, которые сообщают об этих событиях, рассказывают совсем по–другому, поскольку, как представляется, Лукулл предпринял попытку помешать вражеским колоннам, и эта стратегия предполагала не быстрое наступление, а скорее тщательное и терпеливое наблюдение за понтийскими позициями.
По словам Аппиана (Mithr. 72, 305), после того, как он узнал, что Митридат покинул Халкедон и готовился осаждать Кизик, Лукулл покинул берега Сангария, чтобы установить свой лагерь недалеко от лагеря царя в районе Кизика в поселке под названием Фракия (Plutarque, Lucullus, 9, 2-3). Стратегическая ситуация в этом месте позволяла ему следить за передвижениями вражеских войск, которые должны были доставлять продовольствие. Действительно, лагерь Лукулла занял позицию на высотах, что позволило римлянам легко запасаться, а также отрезать коммуникации противника (Appien, Mithr. 72, 307; 310-311). Так бывший консул приступил к осуществлению стратегии, которая была задумана в начале его марша против врага: не допустить, чтобы войска Митридата запасались, с целью победить царя не оружием, а голодом (ср. Appien, Mithr. 72, 306). Пока Лукулл избегал боя этим стратегическим приемом, Митридат со своей стороны занимался осадой Кизика (Appien, Mithr. 73, 313).
Следовательно, события, о которых сообщают в основном Плутарх и Аппиан, уступают место гораздо более длительной хронологии, чем кажется в повествовании Мемнона. Признав хронологию, предложенную Каллатаи, кажется, что период в несколько месяцев отделяет начало осады Кизика, которая, безусловно, занимает место в конце лета 73 г., от битвы между римлянами и понтийцами, упомянутой Мемноном. Подробности, которые он привел первоначально, безусловно, были сокращены Фотием, что затруднило идентификацию этой битвы с теми, о которых упоминали другие источники.
Гуковский идентифицировал эту битву со схваткой, упомянутой Плутархом (Lucullus, 8, 4-5), которая произошло после поражения Котты в Халкедоне. Лукулл, расположившийся в лагере во Фригии возле Сангария, решил пойти против Митридата, но, удивленный значимостью понтийской армии, предпочел избежать боя и решил выбрать менее наступательную стратегию. Однако, он встретил по дороге силы во главе с римским генералом Марием, которого царь послал на встречу с ним, а сам Митридат все еще действовал около Халкедона (ср. Tite–Live, Per. 94; Salluste, Hist. III, 26 M). По словам Гуковского, «это, вероятно, битва, о которой говорил Мемнон здесь, и в которой понтийцы потеряли несколько десятков тысяч человек». Однако, согласно рассказу Плутарха, Лукулл одержал победу не сражаясь, и по этому поводу я не могу следовать мнению Гуковского, так как Мемнон четко устанавливает обратное: «сразился с войсками Понта и решительно разбил их».
Напротив, Аппиан (Mithr. 75, 325), Орозий (VI, 2, 15) и Плутарх (Lucullus, 11, 3-5) упоминают битву, которая произошла во время осады Кизика Митридатом и описание которой повторяет резюме Фотия (ср. Tite–Live, Per. 94, который просто упоминает несколько кавалерийских сражений, среди которых, несомненно, намекается на бой, о котором говорится в этом отрывке Мемнона). Митридат, занимающийся штурмом города, решает отвести свою кавалерию в Вифинию, поскольку последняя была бесполезна в осадных операциях. На пути к отступлению понтийские всадники перешли Риндак и пересекли путь римских войск (ср. Orose, VI, 2, 15; Plutarque, Lucullus, 11, 3-5).
βραχεῖ μὲν πλείους μυριάδος ἀνελών, τρισχιλίους δὲ καὶ μυρίους λαβὼν αἰχμαλώτους,
Элемент, который позволяет приблизить эти отрывки к Мемнону, является указанием трех авторов на понтийские потери и количество пленных. По словам Аппиана (Mithr.75, 325) и Плутарха (Lucullus, 11, 5), Лукулл убил большое количество царских солдат, взял 15 000 пленных и захватил 6000 лошадей. Источник Орозия называет более 15 000 жертв. Эти цифры не совсем совпадают с цифрами Мемнона, но они достаточно близки, чтобы признать, что битва, упомянутая гераклейским историком, была той, которая была на берегу реки, поскольку, по его словам, Лукулл «сделал» 10 000 жертв и 13 000 пленных.
По данным Плутарха (Lucullus, 11, 4), согласно которому Лукулл преодолевал «снег и погодные условия», похоже, что эта атака должна быть проведена зимой 73/72 г., т. е. более чем через шесть месяцев после начала осады Кизика, что подтверждает предположение о том, что резюме Фотия приводит слишком короткую хронологию событий: действительно, из пассажа Мемнона в том виде, в каком он дошел до нас, явствует, что Лукулл нападал на понтийские войска, возглавляемые Митридатом, когда тот направлялся к Кизику, чтобы осадить его. Однако оба эпизода не только не происходят в одно и то же время, но также представляется, что, вопреки тому, что говорит Мемнон, Митридата не было в царском конвое, атакованном Лукуллом.

τὸ δὲ Φιμβριανῶν στράτευμα ὑπόπτως ἔχον, ὡς διὰ τὸ περὶ Φλάκκον τόλμημα οὐκ ἂν αὐτοὺς ἔτι νομίσειαν οἱ ἡγεμόνες εὔνους,
Лукулл по прибытии в Азию возглавил фимбрийские войска (Appien, Mithr. 72, 305; Plutarque, Lucullus, 7, 1), которые во время Первой митридатовой войны нарушили верность и участвовали в убийстве своего лидера, Флакка. Это тот эпизод, о котором упоминал Мемнон и подробности которого он сообщил во фрагменте 24.3. Бывший консул был убит своими собственными людьми, которые предпочли сторону Фимбрии, и последний заменил Флакка во главе армии. Плутарх (Lucullus, 7, 1-2) также подчеркивает отсутствие лояльности фимбрийцев и жребий, который они уготовили для своего вождя Флакка.
ἔπεμπον κρύφα πρὸς Μιθριδάτην αὐτομολίαν ὑπισχνούμενοι,
Во фрагменте 28.1 я напоминала, что Лукулл преследовал царя Понта, который двигался к Кизику, и разместил свой лагерь на высотах местечка Фракия (Appien, Mithr.72, 305-6; Plutarque, Lucullus, 9, 2-3). Но Лукулл не смог немедленно занять это стратегическое место, которое позволяло ему следить за снабжением понтийских войск. В самом деле, эта позиция, расположенная на горе, изначально хорошо охранялась Митридатом, как отмечает Аппиан: «поскольку был только узкий путь, ведущий к этой горе, Митридат поручил следить за ней Таксилу и другим военным вождям» (Mithr. 72, 307).
Лукулл занял это место после стратагемы (Appien, Mithr. 72, 308-309), и ставшей возможной благодаря предательству Луция Магия, человека Сертория, тайно пославшего к Лукуллу, с которым он заключил сделку. Он взял на себя задачу убедить Митридата, чтобы царь согласился отпустить римлян. С этой целью Магий утверждал, что два бывших легиона Фимбрии планировали дезертировать и что вскоре они придут в лагерь царя Понта. Он убеждает царя в том, что с этим отпадением царь может победить врага, не сражаясь. Версия Мемнона немного отличается, поскольку он не упоминает Магия и предполагает, что предательство произошло не из понтийского лагеря, к которому принадлежал Магий, но фимбрийские войска тайно контактировали с царем Понта без какого–либо посредника.
ὁ δὲ ἕρμαιον τὴν πρόσκλησιν ἡγησάμενος, ὡς νὺξ ἐπέλαβεν, Ἀρχέλαον πέμπει βεβαιῶσαί τε τὰς ὁμολογίας καὶ τοὺς προσχωρήσαντας ἄγειν,
По словам Мемнона, Архелаю было поручено привести римских перебежчиков в понтийский лагерь. Во фрагменте 27.5 упоминается Архелай, командир флота. Это тот же человек, и в этом случае Мемнон (или, вернее, Фотий?) повторяет ту же ошибку, что и во фрагменте 22.5, или же речь идет о другом Архелае, а не о том, который командовал во время Первой войны?
οἱ δὲ Φιμβριανοὶ ἐπεὶ τούτοις Ἀρχέλαος παρεγένετο, αὐτὸν μὲν συνέλαβον, τοὺς δὲ σὺν αὐτῷ διεχειρίσαντο,
Аппиан (Mithr. 72, 308-309) ничего не говорит о захвате Архелая или другого персонажа из понтийского лагеря в отличие от Плутарха, который сообщает, что Митридат отправил своего адмирала Аристоника, чтобы задержать преследование Лукулла. Однако эпизод Плутарха происходит прямо перед тем, как Митридат и его армия покинули осаду, и Аристоник, собираясь выйти в море с золотом, чтобы подкупить римскую армию, был предан и доставлен Лукуллу (Plutarque, Lucullus,11, 7). Хотя Плутарх, как и Мемнон, сообщает об эпизоде, в ходе которого понтийский генерал был предан и захвачен римлянами, условия, при которых был взят понтийский адмирал и период, в течение которого происходит это событие, слишком далеки от рассказа Мемнона, чтобы утверждать, что оба автора указывают на одно и то же событие. Тем не менее, если признать, что Мемнон (Фотий?) опять же допустив ошибку в наименовании понтийского наварха, упомянул Архелая вместо Аристоника (см. Memnon, 27.5), можно предположить, что Фотий перепутал оба эпизода, то есть стратагему Лукулла с целью создания своего лагеря и поимку Аристоника. Следовательно, его неверное резюме возникло бы из–за путаницы между этими двумя событиями. Также вполне вероятно, что фимбрийские легионы дважды участвовали в предательстве против Митридата. Действительно, если признать, что именно верность этих войск Аристоник планировал купить золотом, возможно, что фимбрийцы, которые намекали, что они готовы пойти в понтийский лагерь, привели понтийского адмирала прямо в ловушку (Plutarque, Lucullus, 11, 7).

ἐπὶ τούτῳ τῳ τοῦ βασιλέως ἀτυχήματι καὶ λιμὸς ἐπιπίπτει αὐτοῦ τῇ στρατιᾷ, καὶ πολλοὺς ἀπώλλυε,
Сообщение о неудаче царя довольно запутано, так как трудно понять, указывает ли Мемнон на предательство фимбрийских войск, которое привело к смерти Архелая, или, или упоминал ли он в своем первоначальном тексте другое событие, которое прошло через фильтр Фотия и исчезло из текста фрагмента 28.3. Резюме Фотия об осаде Кизика начинается с упоминания о голоде, который наступает в преддверии зимы 73/72 г., но все события, которые произошли между началом осады и этим голодом, неизвестны. Источники сообщают о катастрофических последствиях этого голода, который заставил солдат совершать акты каннибализма (Plutarque, Lucullus, 11, 1-2; Tite–Live, Per. 95; Eutrope VI, 6, 3). Согласно Аппиану (Mithr. 76, 327-8), который оправдывает действия солдат природой варваров, их трупы были брошены в обитель, что вскоре привело к эпидемии, которая только увеличила потери в понтийском лагере (Orose VI, 2, 19; Florus 1, 40, 17; ср. Salluste, Hist. IV, 69, 14 M; Memnon 22.4).
πλὴν οὕτω πολλοῖς παθήμασι κάμνων,
Угнетающие испытания, упомянутые Мемноном, безусловно, относятся к несчастным событиям, происходящим в понтийском лагере, т. е. голоду, эпидемии, антропофагии и неудачным операциям Митридата против Кизика.
Κυζίκου τῆς πολιορκίας τέως οὐκ ἀφίστατο,
Упрямство Митридата в продолжении осады несмотря на различные неудачи, понесенные его войсками, и в частности, несмотря на голод, который уничтожил его лагерь, также упоминается Аппианом (Mith. 76, 328): «Митридат, тем не менее, еще надеялся взять Кизик». Тем не менее, столкнувшись с сопротивлением кизикийцев, которые поджигали осадные машины и нападали на понтийцев, которые, как они знали, были ослаблены голодом, царь Понта принял решение отказаться от операций (Plutarque, Lucullus, 11, 7; Appien, Mithr. 76, 328).
μετʼ ὀλίγον δὲ πολλὰ καὶ παθὼν καὶ πράξας, ὅμως ἀνάλωτον λιπὼν τὴν πόλιν, ἀνεχώρησε,
Если признать, что Мемнон указывает здесь на события, произошедшие с начала операций в Кизике, а не с начала войны, кажется, что Митридат совершил мало подвигов, но испытал гораздо больше неудач. Это, по крайней мере, то, на что намекает гораздо более подробный рассказ Аппиана.
— Appien, Mithr. 73, 313-15: Митридат изолирует гавань двойным валом и остальную часть города окопом и устанавливает осадные машины.
— Appien, Mithr. 73, 315-16: царь использует кизикийских пленников с целью вступить в город.
— Appien, Mithr. 74, 317-18: Попытка понтийцев: люди подняты на валы (машиной, установленной на кораблях). Успех кизикийцев, которые отбрасывают противников и заставляют корабли отступить.
— Appien, Mithr. 74, 319-22: Новая попытка штурма на сухопутном фронте: укрепление частично разрушено, но ни один человек не поднимается на пылающие стены, и шторм разрушает машины царя.
— Appien, Mithr. 75, 325 (ср. Plutarque, Lucullus, 11, 3-5): Митридат отводит свою конницу, которая подвергается нападению Лукулла на берегах Риндака: многие убиты и взяты в плен.
Единственная настоящая победа понтийского лагеря во время осады — это успех, достигнутый понтийским генералом Евмахом в нескольких азиатских регионах: он вторгся во Фригию, покорил Писидию, Исаврию и Киликию (см. комментарий к F 27.2). Тем не менее, Евмах в конечном итоге изгнан из Фригии Дейотаром, царем галатов(Appien, Mithr. 75, 326).
τοῦ μὲν πεζοῦ Ἑρμαῖον καὶ Μάριον ἡγεῖσθαι καταστησάμενος, στρατὸν ὑπὲρ τρισμυρίους ἄγοντας,
По словам Мемнона, понтийское войско было разделено пополам: сухопутные войска были вверены двум генералам — Гермею и Марию, посланнику Сертория, а царь возглавил флот и покинул Кизик морем (ср. Plutarque, Lucullus, 11, 8; Orose, VI, 2, 19). Наземная армия должна была идти в Лампсак, когда царь бежал в Парос (Appien, Mithr. 76, 329). Мемнон приписывает 30 000 человек армии, которая уходит из Кизика, тогда как в начале войны она состояла из 150 000 пехоты и 12 000 всадников (Memnon, 27.3). Верно, что Митридат увел свою кавалерию во время осады (Appien, Mithr. 75, 325) и потерял 23 000 человек в Кизике (ср. Мемнон 28.1). Возможно, следует признать, что первоначально понтийская армия не сражалась в полном объеме в Кизике и что из этих 150 000 человек какая–то часть присоединилась к другим понтийским генералам, которые проводили операции в различных частях Азии, в том числе во Фригии, под командованием Евмаха (Appien, Mithr. 75, 326).
ἐπιβαίνοντος δὲ αὐτοῦ τῶν τριήρων, πολλαὶ παθῶν ἰδέαι συνέπιπτον· οἱ γὰρ ἐμβαίνειν μέλλοντες εἰς αὐτὰς τὰς μὲν ἤδη πεπληρωμένας, τὰς δὲ καὶ μελλούσας κατεῖχον ἐξαρτώμενοι, καὶ παρὰ τὸ πλῆθος τῶν τοῦτο δρῶντων αἱ μὲν κατεδύοντο, αἱ δὲ περιετρέποντο,
Пассаж Мемнона, безусловно, относится к посадке войск в Паросе. В нем рассказывается о трудностях, с которыми столкнулись понтийские войска, и освещается атмосфера паники, которая царила в понтийском лагере, тем более, что царь бежал ночью (Appien, Mithr. 76, 329). Очевидно, что отход не был подготовлен, что объясняет суматоху, которая окружает посадку войск на корабли. Это свидетельство является изолированным, возможно, из–за путаницы Фотия, который неправильно переписал текст Мемнона, если считать, что он изначально имел в виду шторм, в который попал понтийский флот, когда он плыл к Никомедии (Appien, Mithr. 76, 332; ср. Memnon 28.4). Тем не менее свидетельство Мемнона также может быть принято, поскольку вполне вероятно, что понтийский флот мог и испытать проблемы с посадкой в Паросе, и попасть в шторм.

τοῦτο Κυζικηνοὶ θεασάμενοι, ὥρμησαν ἐπὶ τὰ τῶν Ποντικῶν στρατόπεδα, καὶ τοὺς ὑπολειφθέντας καματηροὺς διαφθείροντες, εἴ τι παρῆν ὑπολελειμμένον τῷ στρατοπέδῳ, διήρπαζον,
Этот эпизод не сообщается другими источниками. Вероятно, Мемнон намекает на лагерь Митридата напротив Кизика, который царь и сухопутная армия поспешно покинули ночью (Appien, Mithr. 76, 329). Аппиан утверждает, что во время осады кизикийцы неоднократно совершали нападения на понтийские позиции (Mithr. 76, 328) и Аппиан в своем обзоре осады города подчеркивает храбрость, проявленную кизикийцами в ходе этих операций (Mithr. 76, 330). Что касается больных, упомянутых Мемноном, то это, безусловно, жертвы голода и эпидемии, которые, слишком ослабленные, чтобы последовать за войсками, были брошены в лагере.
— Appien, Mithr. 76, 328: «Тем не менее Митридат упорно надеялся, что он все еще возьмет Кизик через подкопы с горы Диндим. Но кизикийцы подрывали их и сжигали машины, расположенные на вершине; и, узнав о голоде, они часто выходили и нападали на врага, крайне ослабевшего. Поэтому Митридат размышлял о бегстве».
— Appien, Mithr. 76, 329: «И он бежал ночью …»
— Appien, Mithr. 76, 330: Вот как кизикийцы уничтожили огромные приготовления царя: они сами сражались с храбростью, а Митридат был покорен голодом благодаря Лукуллу»
Λεύκολλος δὲ διώξας ἐπὶ τὸν Αἴσηπον ποταμὸν τὸ πεζὸν ἀπροσδόκητος καταλαμβάνει,
По словам Мемнона, пехота, которая была вверена Гермею и Марию (Memnon 28.3), была атакована Лукуллом на берегах Асопа, когда она направлялась в Лампсак (Appien, Mithr. 76, 329). Орозий (VI, 2, 20) упоминает поражение Мария. Локализация битвы подлежит обсуждению, так как, по словам Плутарха (Lucullus, 11.8), победа была одержана на берегах Граника, в то время как Флор (I, 40,7) объединяет обе традиции и упоминает двойную победу на берегах Граника и Асопа.
καὶ φόρον πολὺν τῶν πολεμίων ποιεῖται,
Мемнон сообщает, что среди понтийцев было много потерь, но не указал точное число. Плутарх (Lucullus, 11, 8) дает цифру 20 000 человек, а Орозий (VI, 2, 20) сообщает традицию, в которой говорится, что понтийских потерь было в два раза меньше; тем не менее, источник Орозия указывает, что эти 11 000 человек были солдатами, приведенными Марием. Если признать, что 20 000 убитых, о которых упоминал Плутарх (Lucullus, 11, 8), должны быть вычтены из 30 000 человек, входящих в состав отступающей армии, следует считать, что только 10 000 человек уцелели. Эта цифра особенно впечатляет, поскольку Аппиан, Мемнон и Плутарх свидетельствуют о том, что великая понтийская армия, вступившая в Вифинию весной 73 г., насчитывала от 120 до 150 000 человек, к которым следует добавить 12 или 16 000 всадников (см. Мемнон 27.3). Но, несомненно, выжило более 10 000 человек, так как цифры, выдвинутые Плутархом и Орозием, касаются только армии, вверенной Марию (и Гермею?), и источники не дают никакой точной информации о количестве людей, которые отправились с Митридатом в Парос. Кроме того, Аппиан упоминает о двух корпусах из 10 000 человек после отступления из Кизика (Mithr. 76, 332; Mithr. 78, 340). Следовательно, несмотря на то, что расхождения и преувеличения в данных источников могут показаться бессмысленными для точного определения числа уцелевших понтийских солдат, различные литературные свидетельства свидетельствуют о том, что после многочисленных потерь во время осады Кизика первоначальная царская армия была практически уничтожена во время своего ухода в Лампсак.
Μιθριδάτης δὲ ἀναλαβὼν ἑαυτὸν ὡς ἠδύνατο, Πέρινθον ἐπολιόρκει, ταύτης δὲ διαμαρτὼν ἐπὶ Βιθυνίαν διαπεραιοῦται,
Источники вряд ли сходятся в мнении о том, как продвигался Митридат во время своего бегства: Мемнон сообщает, что после сложной посадки (в Паросе?), царь осадил Перинф, в 72 г., но операция не увенчалась успехом, и он, наконец, решил идти в Вифинию. Аппиан (Mitr. 76, 330) не упоминает эту осаду и просто говорит, что царь Понта «приземлился» в Паросе, где он оставил элитную часть в 10 000 человек, посаженных на 50 военных кораблей под командованием Вария, Александра и Дионисия, прежде чем отправиться в Никомедию с большой частью своего флота. Во время своего путешествия он был захвачен большим штормом, который уничтожил многие его корабли (Mithr. 76, 332). Источник Орозия (VI, 2, 24) предлагает другую версию о бегстве Митридата, поскольку он сообщает, что Митридат планировал напасть на Византий, когда он был захвачен штормом, который уничтожил 80 его кораблей. Евтропий (VI, 6, 3) также кратко упоминает Византий, а Цицерон (De provinciis consularibus, 4, 6) сообщает об атаках Митридата против города (о сопротивлении Византия ср. Tacite, Annales, XII, 62 и XV, 33). Однако мне кажется, что пассаж Цицерона неточен, и поэтому трудно утверждать, что нападение на Византий произошло в этот самый момент третьей митридатовой войны. Что касается Плутарха (Lucullus, 13, 5), то он не упоминает ни Византий, ни Перинф, но упоминает разграбление святилища Артемиды в Приапе, который находится между Парионом и Кизиком. По словам Плутарха, этот святотатственный акт оправдывает бурю, поразившую понтийский флот, и изображается как проявление божественного гнева. Кажется, что Плутарх указывает не на этот первый шторм, а на тот, который чуть позже коснулся Митридата, когда последний бежал из Никомедии (Ср. F 29.2).
Эти разные традиции кажутся непримиримыми на первый взгляд, хотя у них много общего. Действительно, традиция, которой следует Орозий (VI, 2, 24), подобно Аппиану (Mithr. 76, 332), упоминает шторм, в течение которого митридатов флот, который направлялся в Византий, был частично разрушен. Событие также упоминается Флором (I, 40, 18-19). См. комментарий к F 29.2, в котором упоминается второй шторм; не обязательно, что буря, упомянутая Флором, является первой. Я предпочла бы упомянуть о втором шторме, так как Флор сразу после этого говорит об альянсе, заключенном царем со многими народами: по этому поводу слова Флора присоединяются к словам Аппиана и Мемнона. Тем не менее, вполне вероятно, что источник Орозия указывает на еще один шторм, тем более, что Ливий (Per. 95) сообщает, что понтийский флот весьма пострадал после нескольких крушений (ср. Memnon F 29.2). Более того, история Аппиана отличается от истории Орозия, поскольку последний сообщает, что царь Понта прибыл в Синопу, затем в Амис, тогда как согласно Аппиану Митридат сперва достиг Никомедии. С другой стороны, традиция Орозия больше приближается к традиции Мемнона, поскольку последний сообщает о шторме (29.2), после которого царь в конечном итоге прибыл в Синопу (29.4). Однако эта катастрофа, которая вновь затронула понтийский флот, как представляется, произошла не после бегства из Кизика, а в тот момент, когда царь покинул Никомедию. Однако можно примирить рассказы Орозия и Аппиана, если признать, что традиция Орозия проигнорировала маршрут Митридата в Вифинию и сохранила только его конечный пункт назначения, а именно царство Понта. Что касается упоминания о шторме, то трудно определить, является ли он тем, который произошел после бегства из Кизика в окрестностях Пароса или тем, который потрепал понтийский флот, когда Митридат покинул Никомедию (ср. Salluste, Hist. IV, 69, 14 M). Что касается операций, проводимых царем против Византия (Orose VI, 2, 24; Eutrope, VI, 6, 3; Cicéron, De provinciis consularibus, 4, 6), то трудно установить с уверенностью, что они имели место после посадки царя в Паросе. Однако, в свете этих свидетельств, казалось бы, что царь намеревался продолжать борьбу на море, и понтийские силы, как сообщается, действовали в Пропонтиде еще некоторое время после того, как осада Кизика была оставлена.