Жизнь, датировка
Примерные даты жизни Г. Мария Викторина - 280-363 г.[1]; в рукописях его называют vir clarissimus, следовательно, он принадлежит к сенаторскому сословию. Получив образование у себя на родине, в Африке, он стал видным оратором в Риме, где ему в 354 г. воздвигается статуя на форуме Траяна (Hier. chron. a. Abr. 2370). Только в зрелом возрасте - вероятно, до 357 г. - Викторин открыто стал исповедовать христианство; внутреннее самоотождествление произошло намного раньше. Обращение души к умопостигаемому для него - таинство Христово[2], философия же - как позднее для Августина - путь к христианству. В 362 г. по закону императора Юлиана он теряет право преподавания (Aug. conf. 8, 3-5). Сохранилась эпитафия его внучки[3].
Труд его жизни, значительный как по объему, так и содержательно, включает (часто переводные и комментаторские) работы по грамматике, риторике и философии, а также по учению о Троице и экзегезе.
Обзор творчества
Грамматические работы
В четвертой книге Ars grammatica Мария Викторина до нас дошла метрика Элия Феста Афтония.
Еще два произведения о грамматике и метрике (GL 6, 187 слл.; 206 слл.) приписаны Марию Викторину. De ratione metrorum и De finalibus metrorum не принадлежат нашему автору.
Риторические работы
Сохранившиеся объяснения к юношескому произведению Цицерона De inventione имеют не филологически-антикварный, а риторический и философский характер. Главный их интерес заключается в экскурсах, в особенности о силлогизме, об определении, о понятиях времени и субстанции.
Работы о логике
До нас дошла оригинальная работа De definitionibus. Перевод Isagoge Порфирия частично сохранился в первой редакции комментария Боэция[4].
От De syllogismis hypotheticis мы располагаем резюме Кассиодора, от комментария к Топике Цицерона - резюме Марциана Капеллы, Боэция и Кассиодора.
Не сохранились - и слабо засвидетельствованы[5] - перевод Категорий Аристотеля и комментарий к ним, как и латинское переложение трактата Аристотеля Περὶ ἑρμηνείας.
Предполагают существование комментария к Вергилию, особенно об изображении потустороннего мира[6].
Остальные переводы
Марий Викторин перевел libri Platonicorum (Aug. conf. 8, 3)[7]: безусловно, плотиновский трактат О прекрасном (enn. 1, 6), вероятно, О трех первоначальных ипостасях (5,1), а возможно, некоторые трактаты О душе (из кн. 4), как и enn. 3, 2; 6, 6 и 6, 9[8]. Содержал ли этот перевод извлечения из Ἀφορμαί Порфирия?
Богословские произведения
После своего обращения Марий Викторин пишет Ad Candidum Arianum (= De generatione Verbi), Adversus Arium libri quattuor, De homousio recipiendo, три гимна о Троице, а также комментарии к апостолу Павлу, из которых сохранились объяснения Посланий к филиппийцам, галатам и ефесянам.
Спорные произведения
Вызывают вопросы относительно своей подлинности адресованный Иустину трактат Ad Iustinum Manichaeum contra duo principia Manichaeorum, et de vera came Christi, а также De verbis scripturae: Factum est vespere et mane dies unus и Dephysicis (о неверующих философах).
Источники, образцы, жанры
Во введении к Ars grammatica основные понятия разрабатываются отчасти в соответствии с мнениями стоика Аристона Хиосского (ок. 250 г. до Р. Х.). Описание метрики сделано Элием Фестом Афтонием, дополнение же о горацианской метрике, в свою очередь, возможно, написано самим Викторином. Источники метрической теории - с одной стороны, Юба (вероятно, конец II в.), с другой - Варрон (116-27 гг. до Р. Х.) и Цезий Басс (современник Нерона). В банальностях есть точки соприкосновения с Харисием (сер. IV в.), Диомедом (видимо, II пол. IV в.), Досифеем (вероятно, конец IV в.); высокого уровня рассуждения об орфографии отчасти заимствованы у Веррия Флакка, жившего при Августе и Тиберии; многое в конечном счете восходит к Варрону[9]. Вообще Марий Викторин использует лучшие источники и сохраняет для нас ценные замечания. У Мария Викторина школьная риторическая традиция сочетается с перипатетической логикой. Он, должно быть, - что весьма естественно для африканца - опирался на корпус Апулея[10].
В богословских трактатах прямо используется Плотин[11] († ок. 270 г.), некоторые произведения которого Викторин перевел. Порфирий († после 300 г.) и Цицерон также относятся к числу его источников. Ветхий Завет Викторин знает плохо и придерживается не слишком высокого мнения о типологии и аллегорезе[12]; он сосредоточивается на Посланиях апостола Павла, которые и комментирует близко к тексту, и на Евангелии от Иоанна, чей пролог он объясняет в платоновском духе[13].
Гимны написаны не по метрическим канонам, но соблюдают правило параллелизма. Для их формы определяющими были псалмы и изящная проза - что неудивительно для ритора. Они образуют новый тип христианской поэзии, вырастающий из медитации и приглашающий к ней аудиторию.
Литературная техника
Изложение материала в Ars grammatica иногда несистематично; чувствуется близость к устному изложению и безыскусной манере, свойственной грамматикам.
Ни интеллектуальных, ни стилистических компромиссов Викторин не допускает в изложении своей тринитарной доктрины. Переводя Плотина, он в значительной степени проникся его духом и его манерой повествования. Поэтому Иероним считает его темным. Читатели латинских книг до сих пор не слишком привыкли к научной манере изложения.
Технический прием - выбор (возможно, вымышленного)[14] корреспондента, арианина Кандида. Этот последний использует тот же язык и ту же литературную технику, что и Викторин. Таким образом каждый вопрос освещается с двух сторон.
Со времен гностиков Викторин - первый христианский богослов, который описывает внутреннюю жизнь триединого Бога с помощью психологических сравнений: отображение Троицы - неоплатоническое триединство бытия, жизни и познания в душе[15].
В комментариях экзегеза - на фоне тогдашней практики - особенно близка к тексту, однако свое философское образование автор здесь не скрывает. Можно обозначить его подход в этом отношении как научный, даже при том что платонизирующий стиль мышления иногда становится самостоятельным фактором (в комментарии к Посланию к Галатам вообще меньше, чем в других случаях, и везде намного меньше, чем у Ори-гена). В соответствии со своим образованием Викторин говорит на научном языке своего времени - вероятно, в том числе и для того, чтобы привлечь образованных людей на сторону христианства[16]. Поскольку рассуждение искусно балансирует между жизнью и познанием, оно с литературной точки зрения может быть близко к жанру гомилии.
Язык и стиль
Язык и стиль этого ритора нериторичны; он, например, близок к повседневной речи в том отношении, что вместо Accusativus cum Infinitivo употребляет обычное придаточное предложение с quod. Он относится к весьма небольшому числу тех авторов, которые - как Светоний - прежде всего хотят предоставить слово фактам, и к еще меньшему - серьезно относящихся к задаче вникнуть мыслью в свой предмет.
Как переводчик Викторин усвоил и латинизировал словарь и стиль Плотина. Это решительный шаг для расширения возможностей философского выражения на латинском языке. Его переводы столь точны, что обладают ценностью античной рукописи Плотина; во многих случаях они защищают чтения средневековой традиции от так называемых улучшений. Марий Викторин поднимает технику светского перевода на новую ступень. Латинский язык в его творчестве обретает ту философскую точность, которой ему раньше столь долго не хватало.
Современная греческая философия побуждает Викторина к языковому творчеству, но прежде всего оно обусловлено новым осознанием возможностей латинского языка. К многочисленным грецизмам - напр., распространенному употреблению субстантивированного инфинитива[17] - добавляются такие приемы, как расширение значения латинского слова по греческому образцу. Скажем, прилагательное risibilis[18] - а не апулеевское cachinnabilis - благодаря ему становится устойчивым выражением в логической литературе для обозначения смеха как отличительной черты человека. Человек Слова, а не слов, Викторин особенно глубоко проникает в созвучия между словарем Библии и неоплатонизма[19]. Он - один из немногих античных писателей, кто воплотил в собственной практике принцип библейской простоты; здесь ему пошла на пользу грамматическая традиция. Синтез истины и красоты в языке перевода останется на долю Иеронима.
В неметрических гимнах, создающих новый поэтический стиль, параллелизм изящной прозы и музыкальный рефрен дают весьма эффектный результат.
Образ мыслей I. Литературные размышления
Рефлексии о собственной мысли и собственном писательстве приходится подождать. Для грамматика не составляет труда вывести метрику одновременно из целого ряда основных ритмов (μέτρα πρωτότυπα или φυσιϰά - по Юбе) и из гекзаметра и ямбического триметра - по Варрону и Цезию Бассу. Однако уже в риторических комментариях сказывается философский интерес автора. Полемика с арианами окончательно выводит на первый план собственное интеллектуальное усилие и программное утверждение "современной", небиблейской терминологии в попытке духовного проникновения в традицию: liceat ergo de lectis non lecta componere ("итак, да будет позволено сочинять о прочитаннном то, что еще не прочитано", adv. Arium 2, 7)[20]. Таким образом расчищается путь для христианской философии на латинском языке.
Образ мыслей II
В Adversus Arium Марий Викторин в первый раз излагает в высшей степени последовательное и систематическое учение о Троице. Его можно понять только с точки зрения неоплатонизма, в то время как монархиане используют стоический словарь[21], как следует и из писем "Кандида" и к нему. Став более личным с помощью мысли о воле, неоплатоническое понятие Бога образует единый сплав с христианским. Августин испытал влияние Викторина, но есть и различия[22]: Марий Викторин воспринимает Сына как voluntas Dei, "волю Божию", Августин Св. Духа как voluntas между Отцом и Сыном.
К Марию Викторину восходит первый латинский комментарий к апостолу Павлу, за которым вскоре последуют так называемый Ambrosiaster (при папе Дамазе, 366-384 гг.), Иероним и Августин. По сравнению с Оригеном, на Западе мистическое познание и аллегореза скорее уходят на второй план; у Мария Викторина комментарий к Посланию к галатам выделяется своей трезвостью и близостью к тексту. Закон, грех, милость, вера (даже sola fides), этика - на первом плане. В Риме и Медиолане вновь открывают "антииудаистского" апостола Павла.
Викторин проявил при этом свои филологические и философские способности. С одной стороны, комментарий разрабатывает те мысли апостола Павла, которые приобретут особую значимость для Августина и благодаря Августину. Тем самым он начинает третий и до сих пор важнейший этап в чтении Павла: Ириней и Тертуллиан читают его антимаркионистски, Ориген - антигностически, а Викторин истолковывает его антиариански. Но дело не ограничивается потребностями минуты: и за ее пределами речь вновь идет о христоцентризме, вере, милости, даже об освобождении.
С другой стороны, комментарий к Павлу важен для сближения неоплатонизма и христианства. Таким образом он истолковывает (к Phil. 2, 6) forma dei, "образ Божий", в смысле неоплатонического тринитарного учения (esse, vivere, intellegere, "бытия, жизни, понимания"). Объяснение первой главы Послания к Ефесянам также звучит по-платоновски: Викторин отважно открывает в Писании полное бессмертие (то есть предсуществование) души[23]. Без сомнения, неоплатоническая философия служит ему для того, чтобы полностью понять текст и истолковать его для образованных и самостоятельно думающих читателей. Внутреннее оправдание такого подхода Викторин усматривает в конвергенции слова и дела: Откровение есть одновременно прафилософия; все дальше идет он по пути от философии к теологии Писания, однако постепенно и не делая резких шагов. Некоторые вещи (без имени соперников) производят впечатление борьбы с манихеями (к Gal. 2, 19; к Phil. 2, 6-8) и арианами (к Gal. 1,1). С последними Марий Викторин полемизировал отдельно в трактатах пятидесятых и шестидесятых годов.
Связующие звенья между Павлом и Платоном - ярко выраженное внутреннее понимание христианства и римский вкус к значимости субъективного, личного. Чтобы стать чистой и совершенной, душа должна сама познать Бога: эту основную августиновскую тему также предвосхищает Викторин. Здесь в платоновских терминах раскрывается латинская, западная проблематика. В своем противопоставлении вечности - как вечного существования - и переживаемого момента как оттиска вечности он сближается с августиновской философией времени. Правда, когда Викторин объясняет предопределение как предсуществование души, Августин - поздний - откажет ему в своем преемстве.
Традиция
Для первого послания Кандида и ответа Викторина лучшие свидетельства - Bambergensis Patr. 46, IX вв., и Sangallensis 831, X-XI в. Для второго послания Кандида, Adv. Arium, homous. и гимнов у нас есть только Berolinensis Phillipps 1684, X в., и ценное для критики текста Editio princeps (см. ниже).
Старейшее свидетельство комментариев к апостолу Павлу - Vaticanus Ottobonianus Lat. 3288 A, XV в., а для комментария к Посланию к Ефесянам - вообще единственное. Написанный Иаковом Сирмондом († 1651 г.) Parisinus, Nouvelles acquisitions lat. et frang. 469, XVII в., вместе c Ottobonianus восходит к общему источнику, утраченному Herivallensis.
Ars grammatica мы обязаны Vaticanus Palatinus 1753, IX в. (его нужно дополнить копией, Valentianus 395, IX в.) и Parisinus Lat. 7539, IX в. У обоих был общий позднеантичный оригинал.
Для комментария к Цицерону, De inventione, основополагающие рукописи - Coloniensis 166 (olim Darmstadtiensis), VII в., Monacensis 6400 (olim Frisingensis 200), X в., Bambergensis M. IV, 4, XI в.
De definitionibus есть в Monacensis 14272, X-XI в., в Monacensis 14819, X-XII в., и в Bernensis 300, XI-XII в.[24]
Влияние на позднейшие эпохи
Марий Викторин - одна из крупнейших неизвестных величин латинской литературы. Он сообщает искусству светского перевода неслыханную доселе точность, он совершенствует латинский язык, делая его адекватным инструментом философской мысли. Он - основатель школьной философии в латинском ареале; он готовит языковой каркас для Средних веков. Его влияние сказывается на грамматике и риторике; но мало того: Августин обязан ему знанием неоплатонических трактатов, и в учении о Троице, предопределении и милости он испытывает воздействие Мария Викторина. Как мыслитель, разрабатывающий тринитарную доктрину, Викторин расчищает путь для средневековья, как близкий к тексту комментатор апостола Павла - для Нового времени.
Хотя Викторин и говорит, что не церковные стены делают христианина (Aug. conf. 8, 4), но через гимны Алкуина некоторые тринитарные формулы проникают в литургию[25].
Иероним холодно относится к творчеству Мария Викторина. С одной стороны, его отталкивает недостаточное его знакомство с предметом в экзегетике, с другой - слишком большая для догматика доля научности (valde obscuros, "весьма темные")[26]. В другом месте он как раз заимствует у него определение темноты[27]. Викторин во многих отношениях - противоположность Иерониму: он обращен вовнутрь, склонен к философии и - несмотря на свою профессию - не риторичен.
В особенности Викторин был влиятелен как ритор и логик. Его перевод Isagoge Порфирия Боэций сначала комментирует, а потом заменяет собственным переложением и вторым комментарием. У Боэция и Викторина общая посмертная жизнь, в частности, в творчестве Герберта Реймсского (X в.). Боэций вступает в соревнование и с комментарием к Топике Цицерона. Высокоценимым комментарием к De inventione пользуются среди прочих Кассиодор, Эйнгарт, Луп Феррьерский (IX в.), Иоганн Скотт Эриугена (IX в.: он владеет некоим Bambergensis, содержавшим теологические труды[28], и исправляет его), Аббо де Флери (X в.), Ансельм Бесатский (XI в.), Бернард Сильвестр (XII в.). Ноткер Немец (X в.) свидетельствует о широкой популярности. Флодоард Реймсский (X в.) упоминает в своих Анналах деятельность Викторина (10, 2. 24 сл.). Папиас (XI в.) пишет De divisione diffinitionum exMarii Victorini libro abbreviata.
В творчестве Викторина латинская философия достигла наконец своей зрелости. Это похоже на арсенал, где собрано в готовности оружие для будущих времен. Расцвет римской духовной жизни и латинской литературы ок. 400 г. был бы немыслим без школы четвертого века. В следующем столетии отцы средневековой Европы снова обратятся к нашему автору. Богослов Марий Викторин оказал неоценимое влияние на будущее через Августина; логик Марий Викторин сделает то же самое через Боэция; в блеске великих последователей его звезда закатится - он станет забытым praeceptor Europae, "наставником Запада".

---

[1] A. H. Travis 1943.
[2] Сравнение с блудным сыном отражает разрушение и восстановление духовной субстанции (adv. Ariumi, 59, 25; 2, 6).
[3] CIL 6, 31934; A. Silvagni, ICUR, NS Romae 1922, 3268.
[4] Boeth. in isag. ed. prima, CSEL 48,1906.
[5] P. Hadot 1971,111—113.
[6] P. Courcelle, Les Peres de l’feglise devant les Enfers virgiliens, AHMA 30, 1955, 5-74;» взвешенно P. Hadot 1971, 215—231.
[7] Они идентичны c Plotini paucissimi libri (Aug. beat. vit. 1, 4, cp. conf. 7,13).
[8] Роль Плотина (P. Courcelle) или же Порфирия (W. Theiler, Porphyrius und Augustin, Halle 1933; P. Hadot) в формировании мировоззрения Викторина остается под вопросом; о постановке проблемы W. Erdt 1980, 262,10.
[9] H. Dahlmann 1970.
[10] G. Pfligersdorffer, Zu Boethius… nebst Beobachtungen zur Geschichte der Dialektik bei den Romern, WS 66,1953,131—154.
[11] P. Henry 1934.
[12] Однако он высказывается — вместе с апостолом Павлом — против corporalis intellectus, «плотского толкования» Ветхого Завета.
[13] P. Hadot 1971, 239 сл.
[14] M. Simonetti, Nota sull’ariano Candido, Orpheus 10,1963,151—157; P. Nautin, Candidus 1’arien, в: L’homme devant Dieu. Melanges offerts au P H. de Lubac, 1, Paris 1964, 309—320.
[15] Здесь Викторин ближе к Порфирию; мышление Плотина не допускает существования триединства, чьи ипостаси — одного иерархического уровня.
[16] W. K. Wlschmeyer 1972.
[17] M. D. Metzer, Marius Victorinus and the Substantive Infinitive, Eranos 72, 1974» 65-77.
[18] CSEL 48, 50, 5; 131, 3; G. Pfligersdorffer, Zu Boëthius, De interpr…. nebst Beobachtungen zur Geschichte der Dialektik bei den Romern, WS 66,1953,131—154, особенно 134.
[19] P. Hadot 1957.
[20] P. Hadot 1957.
[21] P. Hadot 1951.
[22] Сейчас — D. N. Bell 1985.
[23] Позднее Викторин не будет повторять эти мысли; его путь развития — от философа к теологу Писания.
[24] О Parisinus nouv. acq. 1611, XI в.: G. Schepss, Zu Marius Victorinus De definitionibus, Philologus 56, NF 10,1897, 382—383.
[25] P. Hadot, Marius Victorinus et Alcuin, AHMA 29, 1954, 5—19; P. Hadot, Les hymnes de Victorinus et les hymnes Adesto et Miserere dAlcuin, AHMA 35, 1960, 7—16.
[26] In Gal praef., vir. ill 101.
[27] In Ezech. 13.
[28] A. Locher, ed., Marii Victorini opera theologica, Lipsiae 1976, S. viii слл. и S. xxxiv.