Общие положения
Письма первоначально писали на деревянных дощечках, навощенных с внутренней стороны, позднее на папирусе, который сворачивали, связывали и запечатывали. Частные почтальоны или знакомые брали на себя доставку.
Чтобы иметь возможность корректно интерпретировать литературные письма, нужно знать основную форму римского письма. В отличие от нашего обычая адресант стоит прежде адресата. Приветствие находится в начале, а не в конце: C. Iulius Caesar M. Tullio Ciceroni s(alutem) p(lurimam) d(icit), "Г. Юлий Цезарь горячо приветствует М. Туллия Цицерона". Если используется обращение, оно стоит не на первом[1], а на втором месте: самый знаменитый пример - начало Деяний апостолов: "Первую книгу написал я к тебе, Феофил,..". Классическая краткая форма римского письма - S. V. B. E. E. V. (= si vales, bene est, ego valeo, "если ты здоров, хорошо, а я здоров"). В конце письма стоит vale или аналогичное пожелание.
Литературные письма обыгрывают эти элементы, как и античную теорию письма (об этой последней см. раздел Образ мыслей I).
Письмо обретает значение, когда растет интерес к индивидуальному. Это непритязательная форма, рассчитанная на то, чтобы стать вместилищем самого разнообразного содержания. Определенные эпохи делают письмо литературным жанром и пользуются им для самых широких целей. Если литературная переписка со своей стороны серьезно формализуется и таким образом теряет обаяние непосредственности, что составляет ее исконную привлекательную черту, она все же остается оболочкой поэзии и прозы индивидуального самовыражения в Риме.
Греческий фон
То, что нам оставила в этом жанре эллинистическая эпоха, - по большей части, должно быть, стилизации или даже фальсификации: неподлинность писем Фаларида доказал в 1699 году Бентли (Dissertation upon the Epistles of Phalaris). Оспариваются в своей подлинности письма Исократа, Платона, чье седьмое письмо по большей части признается подлинным. Безусловна подлинность писем Эпикура, но здесь идет речь о трактатах в форме писем.
Из позднейшей эпохи мы располагаем письмами Юлиана Отступника, Либания, Синесия и Отцов Церкви. К "изящной словесности" относятся: Алкифрон (Письма рыбаков, Письма крестьян, Письма параситов, Письма гетер), Элиан (Письма крестьян), Аристенет (Любовные письма), Филострат (Любовные письма).
Римское развитие
Из доцицероновской эпохи нам известно письмо матери Гракхов, Корнелии, содержащее трогательное предостережение Гаю - не домогаться трибунской должности[2]. К сожалению, подлинность недостаточно надежна.
То, что мы располагаем перепиской Цицерона, - особая удача. Среди 864 писем четырех сборников 90 адресованы Цицерону. Письма современников могут служить фоном, на котором только и можно адекватно оценить искусство Цицерона. Разброс велик: от поспешно набросанных личных записок до официальных посланий, где взвешено каждое слово.
Превращение письма в литературный жанр у современников Августа осуществляется в стихотворной форме. Гораций создает этическое письмо как разновидность гекзаметрической поэзии, продолжающей его сатиры - на более высокой творческой стадии; Овидий - параллельно с проперциевым письмом Аретузы - элегическую форму послания героинь, сборник писем как энциклопедию женской души. Его письма из ссылки раскрывают тему тоски по Риму, но наряду с этим преследуют и практические цели.
У Сенеки прозаическое письмо достигает новой высоты и приобретает новый литературный блеск. Оно становится средством размышления и самовоспитания. Вовсе не случайность, что именно в эпоху ранней Империи "низкие" жанры - письмо, эпиграмма, басня - достигают литературных высот и полной зрелости.
Одновременно прозаическое письмо-посвящение завоевывает различные жанры, от специальной литературы до стихотворных сборников.
В ином ключе осуществляется литературизация у Плиния. Его переписка - зеркало его личности и общества, в котором он живет. Не в последнюю очередь она документирует гражданственное умонастроение автора и с известной долей непринужденности выставляет его в качестве примера.
Переписка Фронтона раскрывает его литературные и риторические замыслы, которые он ставит выше, нежели философию.
Позднеантичные сборники писем по числу книг и композиции примыкают к традиции Плиния. Они становятся - вспомним о Симмахе - больше общественным, нежели индивидуальным феноменом. У таких людей, как Сидоний, на наш вкус, слишком много бессодержательных комплиментов. Прирожденный корреспондент - Иероним. Его послания в высшей степени многообразны: от некролога до трактата. Он создает живой образ адресата или человека, вместе с которым он вместе жил и страдал. Письма Августина, напротив, куда меньше говорят о личности епископа, чем его Исповедь. Послания епископов служат - в продолжение новозаветных писем - прежде всего дидактическим и воспитательным целям.
Литературная техника
Не следует абсолютизировать разницу между "спонтанным" и "литературным" письмом.
Послания, адресованные сенату, могут иметь характер кратких речей. Но и в лаконичных частных посланиях у образованных авторов само собой разумеется тщательное построение письма, как Plin. epist. 1,11: начальный тезис: "Уже давно ты не посылаешь мне писем". Возражение: "Ты возразишь: "Мне нечего писать"". Аргументация: "Тогда все равно напиши мне, что тебе нечего писать, или хотя бы то, с. чего обычно начинали древние: "Ежели ты здоров, хорошо, а я здоров". Этого мне достаточно - ведь это главное". Peroratio: "Ты думаешь, я шучу? Я прошу тебя серьезно. Непременно дай мне знать, как у тебя дела, поскольку больше всего меня беспокоит неопределенность. Прощай". Некоторые письма Плиния столь кратки и филигранно отделаны, что их можно назвать "эпиграммами в прозе"[3].
В зависимости от содержания можно ввести жанровые подразделения: поздравления, утешение, рекомендательные письма (что последние считались особой группой, показывает их объединение в Cic.fam. 13).
Форма письма может быть использована как оболочка: есть публицистические письма, дидактические письма и целые трактаты в форме письма, посвятительные письма, письма от лица вымышленной фигуры и под псевдонимами. Поэтические послания Горация занимают среднее положение между сатирой, дидактическим письмом и частным письмом; их нет возможности подогнать под единую схему.
В литературный жанр развиваются романы в письмах, любовные письма, мимические письма. Они восходят к риторической этопее. Побочное явление в стихотворной форме - созданный Овидием жанр письма героини.
Язык и стиль
Самый широкий разброс у Цицерона: от повседневной речи до высокой риторики. В зависимости от адресата и темы стиль меняется вплоть до тончайших нюансов. Критерии публичного или частного характера - применение клаузул, приведенные (или опущенные) звания и даты, обращение к эллипсису или намекам, понятным лишь одному читателю - адресату. Самые интимные письма обильно употребляют повседневную речь, пословицы, греческие вставки или цитаты, загадки или аллегории. Есть спонтанные игры со словами, как латинскогреческое образование facteon. Официальные послания содержат звание и дату; вежливее всего переписка между врагами (напр., Антонием и Цицероном).
Образ мыслей I. Литературные размышления
Определенные основополагающие черты имеют силу, по античной концепции[4], для всех писем: особая brevitas[5]; вытекающее из нее требование по возможности ограничиться одной темой соблюдает, кажется, только Плиний. На том же самом основании письмо должно отказаться от риторического декора, но не от приятности (gratia sine ostentatione: Iul. 446, 15).
Письмо - образ собственной души (Demetr. 227; Sidon. Ар. 7, 18, 2). Письма - разговор между отсутствующими, или диалог наполовину. Это обусловило их коммуникативный характер, их близость к повседневному языку (образованных людей, без вульгарности; Cic. fam. 9, 21, 1). Длинных периодов избегают; асиндетон украшает письмо (Philostr. vit. soph. 2, 24, 1). Письмо должно соответствовать адресату (аспект, который Кассиодор в своих Variae возводит в принцип). Поэтому во многих случаях непозволительны философические тонкости. Способ написания любовных писем излагает Овидий (ars 1, 467 сл.).
Цицерон различает несколько жанров письма, в особенности publicae и privatae ("официальные" и "частные", Cic. Flacc. 37). В других случаях он перенимает классификацию на простые фактические сообщения и письма, которые воздействуют на чувства. Последние распадаются на genus familiare et iocosum и genus severum et grave ("дружественный и шутливый" и "серьезный и важный род", ср. Cic. fam. 2, 4, 1 сл.; 4, 13, i; 6, 10, 4).
К genus iocosum близок тип, не содержащий никакого сообщения, но служащий только для общения. Его не следует низко расценивать: здесь пишущий и получатель дарят друг другу самое дорогое, что у них есть - время (ср. раздел Литературная техника).
Образ мыслей II
Частные письма Цицерона не дают идеологически четкого образа своего автора; зато они позволяют читателю разделить радость и печаль пишущего. Это большое исключение. Не следует обращать против автора заметные то тут, то там проявления слабости и упадка духа. Кто знает: не приходил ли иногда в отчаяние, скажем, и Цезарь?
Гораций ведет своих читателей (по большей части молодых людей из окружения Тиберия) мягко и вежливо, но без обиняков к моральному пониманию того, что значит recte vivere, "жить правильно". В утонченности этих мастерских стихов, чье литературное достоинство еще не оценено вполне, философическое послание нельзя отделить от его филигранной формы. Истина и красота образовали здесь классическое единство.
Напротив, героини Овидия не стремятся к внутреннему равновесию, они не желают ни поучать, ни принимать чужих поучений. Эти элегические послания - скорее зеркало женской души, хотя (и даже именно) заблуждающейся. Его стихи из ссылки (которые легко по многим аспектам сопоставить с Героидами) проливают свет на тему разлуки с точки зрения мужчины; однако к этому прибавляется намерение растрогать адресата, добиться того, чтобы автора призвали обратно в Рим. Здесь открыта бессмертная тема - тоска по Риму.
Сенека не желает оставлять читателя в покое, он должен все время его встряхивать. Тот должен найти себя в жизни, прожитой сознательно и напряженно. В Героидах Овидия риторика служила для вымеривания душевных глубин; здесь пусть она послужит воспитанию и самовоспитанию. Волю нужно заставить действовать.
Главная тема переписки Плиния - добродетели, но не философа, а гражданина и чиновника; в этом отношении она необходимый противовес Панегирику, восхваляющему добродетели государя. Побочно возникает образ тогдашнего общества и писателя - более стилизованный, чем у Цицерона; сборник Плиния уже по замыслу произведение искусства.
Письма эпохи поздней античности не всегда содержательны; в них господствуют ценности аристократического круга, школы или церкви; но для историка поучительно и это. Иногда, однако, можно почувствовать пульс времени: учитель риторики Фронтон не может оправиться от своей горькой утраты - его ученик Марк Аврелий обратился к философии. Другой исторический перелом отражается в переписке, которую ведут дитя мира Авзоний и его ученик Паулин, принявший монашество - здесь прекрасная форма все более и более воспринимается как показатель неистинности. В отличие от последовательно беспредметной переписки позднеантичной аристократии и некоторых из ее христианских подражателей (особенно в Галлии) у ведущих Отцов Церкви царит подчеркнутая целесообразность. Кроме того (у Иеронима в особенности) мы обнаружим личную интонацию: этот последний дает нам со всей мощью прирожденного сатирика увидеть воочию великие доблести и малые ошибки своих братьев и сестер во Христе.

---

[1] Современный латинист, начинающий с Domini dominaeque! (в замену «дамы и господа»), способен ошарашить таким образом своих слушателей.
[2] Перевод см. Leo, LG 479; ср. 305 с прим. 4.
[3] A. — M. Guillemin 1929, 150.
[4] Античная теория переписки: Артемон из Кассандрии (у Dem. eloc. 223— 235); Qic.fam. 2, 4, 1; 4, 13, 1; 6, 10, 9; 9, 21, 1 и др.; Quint, inst. 9, 4, 19 сл.; Sen. epist. 75; наиболее основательным образом Iul. Viet, (extr.); ср. также Apollon. Tyan. epist. 19; Theon, prog. 115, 2 Sp. (где речь идет о просопопее); Philostr. vit. soph. 2, 33, 3; Greg. Naz. epist. 51; Isid. epis’t. 5, 133; Phot. К Амфилохию (p. 14 сл. Hercher); Procl. Περὶ ἐπιστολιμαίοι χαραϰτῆρος.
[5] Аргументы см. J. Sykurtis 1931, 193.