I.

Цезарь родился в 655 году от построения Рима (99 до Р. Х.); семь лет ранее родились в одном и том же году (648 от построения города и 106 до Р. Хр.) Помпей и Цицерон. Эти три личности были главными деятелями того времени; судьба их была тесно связана: то враги, то друзья, они имели друг на друга сильное, всемогущее влияние и сошли с исторической сцены почти одновременно: Цицерон пережил Цезаря только год с небольшим; Помпей убит за 4 года, ранее. Человек новый, происходя не от древней аристократии по роду, но истинный аристократ по характеру и убеждениям, не говоря уже по уму и дару слова, Цицерон занимает посредствующее место между Помпеем, как предводителем партии сената, партии оптиматов и Цезарем, который явился поборником интересов народа. Достигнув консульства, Цицерон стал играть политическую роль; цель его деятельности была - среднее сословие, уже сформировавшееся под названием всаднического и откупщиков (публиканов: они брали на откуп государственные сборы) связать тесно о сенатом и противуставить оплот честолюбцам в роде Катилины, Клодия и Цезаря, старавшимся действовать на массы, льстя их дурным страстям. Одно время, а именно в бытность свою консулом, Цицерон успел заключить тесный союз между сенатом и средним, всадническим сословием. Тут пал Катилина с своими сообщниками, но не остановил тем других честолюбцев. История заговора Катилины загадочная; по всей вероятности он пал за чужие грехи и как предостережение другим. Сам он, и незадолго до заговора, играл роль довольно незначительную, так что Цицерон в письме к Аттику (1.1) в 689 году, говоря о соискателях консульства, о Катилине выражается так: "Катилина будет верным соискателем, если придут к убеждению, что середи дня не светит солнце." Это впрочем не воспрепятствовало Цицерону в другом письме к Аттику, относящемся к тому же году, выразиться совершенно иначе: "теперь мы подумываем защищать Катилину, соискателя вместе со мною (консульской должности). Судей мы имеем кого хотим и при величайшем расположении обвинителя. Надеюсь - Катилина, если будет оправдан, будет действовать со мною согласнее относительно домогательства; если же случится иначе, перенесем как свойственно человеку." Менее, чем через два года, Цицерон произносит те громовые речи, где осуждает Катилину, которого собирался защищать, и его сообщников, и условливает их гибель. Весьма естественно предполагать, что те отношения соискательства одной и той же должности, в которых Цицерон надеялся найти единодушие, окончились совершенным разрывом, и личные отношения Цицерона к Катилине может быть не мало повлияли на то раздражение, какое сказывалось и в речах Цицерона против Катилины и в действиях против него и его сообщников. По образу мыслей и убеждениям, Цезарь более сочувствовал Катилине, чем Цицерону и потому очень понятно, что в то время, когда Цицерон явился гонителем Катилины и народной партии, Цезарь не мог быть ним в приятельских отношениях. Помпей в то время, когда разыгралась эта замечательная драма заговора Катилины, находился на Востоке (в Сирии и Палестине). В то время, т. е. немедленно по усмирении заговора, звезда Цицерона блистала на небосклоне римского политического мира светлее и Цезаревой и Помпеевой; но это-то именно и послужило поводом к его унижению. Цезарь, как поборник партии народной, не мог сочувствовать действиям Цицерона, который хотя на основании сенатского декрета, но без утверждения народного собрания и правильного суда, предал смерти римских граждан. Сознавая все высокие достоинства Цицерона, то, что он поистине один из последних великих деятелей Римского мира, не можем не сознаться, что он забылся одно время, что, уничтожив заговор Катилины, приписав ему ту важность, какой он может быть и не имел, он хотел во что бы то ни стало явиться спасителем отечества, восстановителем, завещанного предками, порядка вещей с преобладанием сената. Одно время, повторяем, Цидерон значил больше Цезаря и Помпея. Если верить Плутарху - заметим мимоходом, что его и Светония жизнеописания походят более на собрания анекдотов и даже скандальных историй, чем на беспристрастные и основательные сочинения - то Цезарь в сенате, когда докладывалось дело Катилины, сказал речь умеренную и почти в его защиту, что вызвало грозный ответ со стороны Катона и такое негодование сенаторов, что извлечены были мечи и жизнь Цезаря подвергалась опасности, и только заступничеству Цицерона обязан он был, что имел возможность уйти невредимо из здания Сената. Характеризуя перевес Цицерона в то время над Цезарем, случай этот в сущности весьма сомнителен. Цицерон так любил хвалиться всеми своими действиями, и такие были потом его щекотливые отношения к Цезарю, что он не преминул бы как нибудь хоть вскользь упомянуть об этой своей услуге Цезарю в своих письмах. В свое консульство Цицерон отсутствующему Помпею декретировал молебствие за успешные действия в Палестине и Понте. Как глава аристократической партии, и как сам потомок древнего рода, Помпей не мог, по возвращении в Рим, без неудовольствия и зависти, видеть, что Цицерон, человек новый (т. е. без длинного ряда знатных предков) происходивший из всаднического сословия, на которое аристократы смотрели с пренебрежением, как на погрязшее исключительно в сельских занятиях и денежных делах, приобрел такое значение в государстве, которое затмевало почти его и ставило его на второй план. Конечно Помпей скрыл это в душе, но зависть его к Цицерону высказалась немедленно уже в том, что в своих речах в сенате он умышленно проходил молчанием подвиг Цицерона, который тот ставил наравне чуть не построением самого Рима. Впоследствии зависть и недоброжелательство Помпея к Цицерону высказались еще яснее. Заметим, что Помпей был в высшей степени скрытного характера, умел отлично притворяться; Цезарь был характера открытого и не скрывал своих чувств, хотя был где нужно и тонкий политик. А у Цицерона, что на уме, то было и на языке; он был слишком откровенен, даже болтлив и сам много раз давал пищу своим врагам на себя. - Между тем как Помпей, скрыв в душе свою зависть к Цицерону и искреннее, задушевное, желание унизить его, притворялся его коротким приятелем, Цезарь действовал открыто против Цицерона. Его приятель, трибун народный К. Метелл, когда Цицерон, выступив к народу и слагая сан Консульства, хотел, согласно заведенного обычая, сказать речь, К. Метелл остановил его словами: "Тому, кто казнил других вне закона, не дав им возможности оправдываться, нельзя позволить говорить". Цицерон об этом рассказывает в письме в брату этого Метелла: "то было оскорбление такое, какому никогда, ни в самой низшей, должности ни один, самый бесчестный, гражданин не подвергался". Но говорит далее Цицерон (и сколько похвальбы в этих словах!): "Это оскорбление обратилось мне в величайшую честь. Так как Метелл позволил мне только дать клятву, то я громким голосом дал справедливейшую и превосходнейшую клятву (что спас отечество) и народ за мною единодушно поклялся, что я высказал правду". Не смотря на торжественную эту для Цицерона минуту - тут судьба его уже решилась: в перспективе перед ним, но еще для него скрыто, были - потеря значения и изгнание. - Самые незначительные, иногда пустые, скандальные да же, события служат часто нитью поводом в самим важным: в доме Цезаря, во время празднования в честь Доброй Богини, где могли участвовать одни женщины, найден был переодетым в женское платье один хорошенький молодой человек, знатный патриций, П. Клодий. Он был до того хорош, что Цицерон обыкновенно называет его в письмах, вместо имени, просто хорошеньким (pulchellus). Суматоха вследствие этого произошла страшная: Цезарь с женою развелся; но до того Римляне были равнодушны в деле любви, что не только вследствие такой проделки Цезарь не питал какого либо неудовольствия на Клодия, а напротив с этого времени завязалась между ними связь еще теснее, и жертвою ее сделался Цицерон, а причиною его несчастия был его же Цицерона невоздержный язычок. Возник вопрос в сенате - преследовать ли этот скандал или нет. Катон сильно настаивал; другие знатные лица уклонялись от решения. Цицерон и про себя говорит: "я со дня на день становлюсь все мягче." Впрочем решено - Клодия предать суду за оскорбление религии, и судом он был оправдан. Интересны подробности этого события, характеризующие и характер общества, и современное положение дел. Цицерон в письме к Аттику говорит: "ты желаешь знать - почему оправдан Клодий? Вследствие недостаточности судей и их подлости". Охарактеризовав судей, как людей самых ненадежных - обвиненный имел право отвода и потому он отводил кто ему не нравился. Цицерон говорит: что первый день они действовали честно и не без самохвальства описывает, что когда он, Цицерон (против Клодия) выступал свидетелем, то все судьи встали, обступили его и высказали готовность жертвовать своею жизнью за спасение Цицерона от клевретов Клодия. Сами судьи просили себе охраны вооруженной; она им дана. По-видимому осуждение Клодия было неминуемо. В два дни переменилось все вследствие просьб, искательств, денежных раздач, ночных визитов хорошеньких женщин и мальчиков; дело обделалось так, что большинством 6 голосов Клодий оправдав. Цицерон тут выражается: 25 человек судей были так тверды, что несмотря на величайшую им угрожавшую опасность, предпочли сами погибнуть, чем все погубить, а 31 человек действовали больше под влиянием голода, чем того, что о них скажут (по латыни тут выходит отличный каламбур: (fames magis quam fame commoverit). Катулл сенатор, увидав одного из этих судей спросил: зачем же требовали вы у нас стражи? Разве вы боялись, чтобы кто у вас денег не отнял"? - К тому Цицерон присоединяет размышление, что такой неправедный суд грозят разрушением общественному порядку. Можно ли-говорит он-судьям отрицать действительность того, что не только людям, но самим скотам известно"? Приведем перебранку после оправдания Клодия, происходившую между ним и Цицеронам Вот как ее рассказывает последний: "встал красавчик, бросает мне упрек, что был я в Баиях". - Неправда, но что же из этого? Все равно как бы сказал, что ты был в святилище -- "Что же общего человеку из Арпин с теплыми водами? - Расскажи, говорю, твоему покровителю, который возжелал Арпинатских вод, а тебе известны и морские. - "Доколе мы будем терпеть этого царя"? - Называешь царем, говорю, между тем как царь о тебе не упоминал вовсе (а он наследство царя уже пожирал в мыслях) - "Ты - говорит - купил дом". - А ты можешь сказать что купил судей. - Да они тебе и под клятвою не поверили"! - Поверили 25 человек, а 31 - взяли с тебя раньше (приговора) деньги, и даже в том тебе доверия не сделали". - Просим читателя заметить, что разговор этот происходил в заседании сената, и тон несколько дает понятие о том, что иногда там происходило. - Впрочем Цицерон сетует, что процесс Клодия имел вредные последствия вследствие двух декретов сенатских, состоявшихся по требованию Катона и Домиция: по одному следствие должно было простираться и на самих консулов, а по другому - те, кто дома держали у себя раздатчиков денег, должны быть судимы, как государственные преступники. Цицерон, по поводу этих декретов, сильно порицал Катона, говоря что так поступать можно только в Платоновой республике, состоящей из одних философов, а не в Риме, где тина населения (faex Pomuli). Откупщики государственных доходов высказали прямо в сенате, что, увлеченные жадностью, они надавали слишком много и просили уничтожить торги. Цицерон, сознаваясь Аттику, что дело это весьма грязное и возмутительное, взял на себя защиту несправедливых притязаний откупщиков только для того, чтобы как нибудь поддержать согласие, уже сильно надорванное и прежними двумя распоряжениями сената - между ним и всадническим сословием, которое в то время было третьим, посредствующим между сенатом и чернью; из него были все откупщики (publicani) и судьи. Однако несмотря на действия Цицерона против совести, это согласие было навсегда нарушено. Замечательно, как происходили в Риме выборы, и притом самые важные - консульские - влиянием и деньгами, а больше всего последним: "ждут - таковы слова Цицерона - теперь выборов, и тут, против общего желания, проводит нами Великий (Magnus - Помпей) Авлова сына и действует не столько влиянием своим и расположением к нему народа, сколько тем средством, для которого по словам царя Филиппа Македонского нет ни одного неприступного укрепления, если только туда может войти осел с грузом золота." Общее впечатление дел того времени было таково, что Цицерон пишет к Аттику в 691 году: "относительно положения общественных дел не знаешь чего желать и чем помочь. Как бы я коротко ни изжил то, что сделалось здесь после твоего отъезда, но ты по неволе воскликнешь, что делу Римскому стоять более невозможно!" Интересна характеристика консула: "навязан нам теперь такой консул, на которого никто кроме нас философов и взглянуть-то не может не вздохнув." Излагая далее мнение Помпея, которого называет приятелем и Красса, о прочих выражается Цицерон так: "прочих ты знаешь, они до того глупы, что с разрушением общественного порядка надеются спасти свои рыбные садки." Впрочем далее сделано исключение для Катона, но все таки с замечанием, что он вредит своею излишнею строгостью, неуместною при общей испорченности. о значении Цицерона в то время можно судить из того, что когда бросали жребий кому из бывших консулов отправиться с поручением в Галлию, то первый жребий достался Цицерону, но сенат единогласно положил, что ему необходимо оставаться в городе. Тоже вслед за тем случилось и с Помпеем, и Цицерон по этому случаю замечает, что "мы оба оставлены как залоги общественного порядка." Предложен был поземельный закон; но сенат встретил его с большим отвращением, подозревая - так говорит Цицерон, - что Помпей ищет себе какой-то новой власти." Цицерон уладил все это: умы людей богатых, собственников, а в них то ваша вся сила" - таково его выражение - успокоил покупкою этих земель для раздачи, чем угодил и Помпею, желавшему провести поземельный закон, и черни, тем более, что самая ее тина по этому случаю могла быть исчерпана, а пустынные места Италии могли сделаться люднее." В это время значение Цицерона было самое блестящее, как видно изо всего вышеизложенного, но уже готовилось его падение. Помпей, в высшей степени скрытный, лаская Цицерона, завидовал ему и старался сбросить его с первенствующего положения. Видя сопротивление своим честолюбивым замыслам, он бросился в партию народную; во главе ее стоял Цезарь, только что возвратившийся из Испании, где был претором. Тут то Помпей, Цезарь и Красс заключили между собою тесный союз, известный под именем триумвирата. Цицерон не попал в него и уже потому самому должен был сделаться его жертвою.