Континентальная Греция, в своем социально-экономическом развитии значительно отставала от малоазиатской Ионии, где принял свою окончательную форму древнегреческий героический эпос. Однако в конце VIII и в начале VII века до н. э. и там заметны большие социальные сдвиги. Разложение родового быта усиливается. Экономически окрепшие роды делаются зачатком правящего класса, обедневшие роды становятся к ним в оппозицию. Ускоренным темпом развивается и расслоение внутри родов. В тех областях Греции, где земледелие играло главную роль, разбогатевшая родовая аристократия - "люди лучшие" (οἱ ἄριστοι.) начинают закабалять и эксплуатировать остальную массу населения. Постепенно складывается тип мелкого земельного собственника, разоряемого поборами аристократов - "дароядцев" (δωροφάγοι).[1] Об этих поборах, как "добровольных" (δωτῖναι) так и обязательных (θέμιστες) говорится уже в гомеровском эпосе. Теперь они ложатся на производящее население еще более тяжелым бременем.
Новые социальные условия большинства населения не могли не привести и к созданию новой идеологии, - идеологии протеста против бесправия массы и произвола знати. Выразителями этого протеста выступают отнюдь не только бедняки (πένητες), презрительно называемые теперь "худшими", "жалкими" (οί χείρους, οἱ κακοί, οἱ δειλοί), но и земледельцы среднего достатка. С другой стороны, аристократия стремится охранить крупное землевладение законодательный путем. О таком законодательстве в Беотии упоминается в "Политике" Аристотеля (11, 9, 7).
Средний слой свободных землевладельцев очень консервативен в своей экономической деятельности. С их стороны наблюдаются попытки сопротивляться новым формам хозяйства, в которых на первое место выдвигается морская торговля, обещающая легкую наживу, но связанная с большим риском. Они стремятся найти идейно-моральное оправдание старому патриархальному укладу, при котором мелкое сельское хозяйство находилось в лучших условиях. Из этого стремления и вырастает новый поэтический жанр - дидактический эпос, образцом которого является дошедшая до нас поэма беотийского поэта Гесиода "Труды и Дни" (Ἔργα καὶ ἡμέραι), датируемая обычно концом VIII или началом VII века. Гесиод - первая реальная личность в древнегреческой литературе. Она отчетливо выступает из самого произведения.
Дидактический эпос резко отличается от героического. В основе первого лежат мифы о героях. Поэтические образы этих героев сложились еще в доклассовую эпоху, когда мифы были достоянием всего народа. В трактовке их более поздними певцами-аэдами, обслуживавшими уже аристократическую верхушку разлагающегося родового общества, сказались противоречия переходного периода, - периода оформления первых классовых расслоений.
Но первооснова героических сказаний и мифов - народное творчество, еще не отражающее этих расслоений.
Поэтика героического эпоса также определялась его народными корнями. Переходя в устной форме от одного поколения певцов к другому, поэмы о героях в устах мастеров своего дела (аэдов и рапсодов) застыли в своей поэтической технике, которая во многом сковывала индивидуальность поэта. Образовалась своего рода рутина, которой поневоле подчинялся всякий новый деятель в этой области художественного творчества. Если эпический певец говорил о себе: "я самоучка" (αὐτοδίδακτος), "бог внушил мне разные законы песен", - то это значило, что он сам уже не отдавал себе отчета в том, как он достиг своего искусства; он получал его как нечто готовое, в результате полного господства сложившейся рутины над индивидуальным творчеством.
Личность поэта не обнаруживалась в его произведении. Большая или меньшая степень талантливости, разумеется, сказывалась в тех или других частях эпоса, но мы тщетно стали бы искать здесь отпечатка индивидуальных черт характера, собственных мыслей и идеалов отдельных поэтов.
В этом отношении Гесиод представляет собою совершенно новое явление в истории древнегреческой литературы. В его поэме мы знакомимся с определенной личностью не только потому, что он сам сообщает в ней сведения о своем отце, о брате, о переселении отца из эолийской Кумы (в Малой Азии) в Беотию, где

Близ Геликона осел он в деревне нерадостной Аскре,
Тягостной летом, зимою плохой, никогда не приятной.
(Тр. и Дни, ст. 639--640).[2]

Индивидуальность автора выясняется не только из того, что поводом к написанию "Трудов и Дней" послужил совершенно реальный факт - тяжба автора с его братом Персом. Эта индивидуальность сказывается также и в том, что вся поэма отражает бытовые привычки и нравственный уклад жизни автора и окружающей его обстановки. В героическом эпосе мы ничего подобного не найдем. Хотя фигуры некоторых героев (например, Нестора, Одиссея, Приама) проступают в своей конкретности сквозь "общие места" эпического стиля, они все же слишком еще подчинены правилам изображения героя вообще. Быт, который в "Одиссее" описывается значительно конкретнее, чем в "Илиаде", не есть еще нечто такое, чем заполнена жизнь самого автора, в чем он кровно заинтересован. Эту-то личную заинтересованность мы и встречаем впервые у Гесиода.