ЖИЗНЕОПИСАНИЯ СОФИСТОВ
ВВЕДЕНИЕ
I. На древнюю софистику следует смотреть как на философствующую риторику. Ведь рассуждает она о том же, о чем и философы, но если эти последние, ловко задавая вопросы и обнаруживая мельчайшие черты исследуемого, утверждают, что все еще не достигли знания, то древний софист о том же самом говорит как знаток. Речи его начинаются со слов: "Я знаю", "Я полагаю", "Я давно понял" и "Для человека нет ничего достоверного".
Введение подобного рода заставляет в самом начале речи почувствовать превосходство, самоуверенность и ясное понимание сути дела. Прием философов напоминает человеческое предсказывание, которое установили египтяне, халдеи, а еще раньше них индусы, с помощью тысяч звезд искавшие познать действительность, манера же софистов соответствует вещанию (2) божества и оракула. Ведь и от Аполлона Пифийского можно услышать: "Знаю я песчинок число и моря размеры", а также: "Зевс широко гремящий Тритониде [1] дает деревянную стену" или: "Матери убийцы - Нерон, Орест и Алкмеон" и многое, похожее на речь софиста.
(3) Занимаясь философскими темами, древняя софистика сильно расширила их. Ведь рассуждала она о мужестве, рассуждала о справедливости, о героях, о богах, о том, как устроен видимый мир. Последующая же софистика, которую надо называть не новой, потому что она древняя, а скорее второй, высказывала мнения и о бедных, и о богатых, и о знатных, и о тираннах, и об известных событиях, вошедших в историю. Начало более древнему направлению положил леонтинец Горгий в Фессалии, второму - Эсхин [2], сын Атромета, который после того, как был лишен афинского гражданства, жил на Родосе и в Карии; ученики Эсхина вели дела по правилам искусства, ученики же Горгия полагались на свое усмотрение.
(4) Про речи, произносимые без подготовки, одни говорят, что у истоков этого потока стоит Перикл, за что Перикл и был признан великим оратором, другие называют Пифона Византийского [3], которому среди афинян один только Демосфен не уступал, как он выражается, в смелости и силе слова, третьи приписывают это открытие Эсхину, потому что, приплыв с Родоса к карийцу Мавзолу [4], он обрадовал его импровизированной речью.
Мне лично кажется, что больше всех импровизировал Эсхин, когда бьивал послом или отдавал отчет о посольстве, когда выступал на защите или перед народом, но оставил он после себя только то, что было заранее сочинено, чтобы не оказаться намного хуже Демосфена с его обдуманными речами; начал же импровизировать Горгий (это он, войдя в афинский театр, осмелился сказать: "Задавайте вопросы" и таким образом первый пошел на этот риск, хвастаясь, надо думать, что все знает, что обо всем сможет говорить, если ему будет предоставлено время), а такая мысль появилась у Горгия по следующей причине. Продиком Кеосским [5] написан хороший рассказ, как доблесть и порок подходят к Гераклу в образе женщин; одна из них наряжена в замысловатые украшения, другая одета как попало, и юноше Гераклу первая предлагает праздность и негу, вторая - лохмотья и труды. Присоединив к рассказу длинный конец, Продик за плату рассказывал это, обходя города и услаждая их подобно Орфею и Фамиру [6]; высоко чтили его фиванцы, больше же всех лакедемоняне за то, что поучения его были полезны юношам.
(6) Горгий, насмехавшийся над Продиком за частое повторение старого и уже сказанного, сам выступал с речью, когда представлялся удобный случай. И у него, конечно, были завистники.
В Афинах жил некто Херефонт, но не тот, которому комедия дала кличку дубины и у которого из-за усиленных занятий была болезнь крови. Тот Херофонт, про которого я рассказываю, изощрялся в высокомерии и был бесстыдным насмешником. Издеваясь над рвением Горгия, он спросил: "Из-за чего, о, Горгий, бобы раздувают живот, а огонь не раздувают!?" На что тот, ничуть не смутившись, ответил: "Рассматривать это я предоставлю тебе, сам я давно знаю, что для таких, как ты, земля рождает палки".
(7) Видя ловкость софистов, афиняне не допускали их в судилища как побеждающих несправедливым словом справедливость и находящих силу в неправде; поэтому и Эсхин с Демосфеном приписывали это друг другу не как нечто позорное, а как подозрительное для судей. Ведь в частной жизни они желали вызывать восхищение этим. И Демосфен, если верить Эсхину, хвастался в кругу своих близких тем, что склонял голоса судей, куда ему самому хотелось; а Эсхин, я думаю, не мог бы вести переговоры с родосцами о том, что им было неизвестно, если бы и в Афинах он не занимался тем же.
Софистами древние называли не только искусных в речи блестящих ораторов, но и тех философов, которые умели говорить плавно; о них необходимо сказать вначале, так как, не будучи софистами, они казались ими и получили то же самое прозвище.
9. ГОРГИЙ
(1) Сицилия в Леонтинах произрастила Горгия, к которому, как к отцу, полагаю я, восходит искусство софистов. Ведь если мы задумаемся над тем, как много нового внес в трагедию Эсхил, введя в нее костюмы, подмостки, фигуры героев, вестников, послов, действия на сцене и за сценой, то такое же значение, пожалуй, имел Горгий для своих собратьев по профессии. Он среди софистов положил начало парадоксам, пылу, воодушевлению, умению веско говорить о важнейших вещах, обособлениям, вступлениям, от чего слог его стал приятнее и возвышеннее; употреблял он также много поэтических слов для придания речи красоты и торжественности. О том, как он и речи произносил без всякой подготовки, сказано во введении. Неудивительно, если выступив уже стариком в Афинах, он вызвал восхищение толпы, он, который, я думаю, привлек к себе и самых выдающихся: Крития и Алкивиада, еще юных, Фукидида и Перикла, уже старцев. И Агафон [7], писатель трагедий, которого комедия называет мудрым и красноречивым, часто в ямбах подражает Горгию. На всенародных торжественных собраниях греков он обратил на себя внимание своей Пифийской речью [8], произнесенной в Пифийском храме с жертвенника, на котором и было впоследствии поставлено золотое изображение его; олимпийская же речь его посвящена самым важным политическим вопросам. Дело в том, что, видя раздор [9], царящий среди греков, он стал призывать их к согласию, направляя их мысли против врагов и убеждая делать добычей оружия не города Греции, а страну варваров.
(3) Надгробная речь, произнесенная им в Афинах, посвящена была памяти погибших на войне, которых афиняне с почестями похоронили на общественный счет, и составлена она необычайно мудро: подстрекая афинян против мидян и персов, ратуя за то же, что и в Олимпийской речи, он, однако, ни единым словом не обмолвился о согласии греков, так как находился среди афинян, добивающихся первенства, которого невозможно достичь, не взявшись за дело ревностно; он рассыпался в похвалах трофеям, взятым у мидян, показывая тем самым, что прославление побед, одержанных над варварами, рождает гимны, а одержанных над греками - вызывает слезы.
Прожив, как говорят, около ста восьми лет, Горгий не стал дряхлым от старости, но оставался стройным и чувствовал себя, как юноша.
I, 10. ПРОТАГОР
(1) Протагор из Абдеры был софистом и слушал Демокрита [10] у себя на родине. Общался он также и с персидскими магами во время нашествия Ксеркса на Грецию [11]. Дело в том, что отец его, Меандр, обладавший большим богатством, чем многие жители Фракии, принял Ксеркса у себя дома и за подарки получил от него для сына разрешение беседовать с магами. Ведь персидские маги никого не обучают, если нет на то царского приказа. Мне кажется, что высказывание о неизвестности того, существуют боги или не существуют, Протагор украл у персидской школы. Маги придают божественное значение совершаемому ими в тайне, но, действуя открыто, устраняют понятие божественного, не желая приписывать свою силу ему.
(2) Именно за это он был отовсюду изгнан афинянами, по мнению одних - после суда, другие же полагают, что голосование произошло без суда. Переходя с островов на материк и избегая афинских триер, разбросанных по всем морям, он утонул, когда плыл на маленькой ладье. Он первый установил плату за беседы, первый ввел среди эллинов обычай, который ни в коей мере не заслуживает порицания. Ведь к занятиям, потребовавшим затрат, мы более внимательны, чем к тому, что дается даром. Платон, узнав в Протагоре человека, выражающегося торжественно, но хвалящегося своей торжественностью и, вероятно, также более многословного, чем надо, обрисовал его облик в длинном рассказе.
I, 11. ГИППИЙ
Гиппий, элейский софист, обладал даже в старости такой памятью, что услыхав один раз пятьдесят названий, повторял их на память в том же порядке; в своих беседах он касался геометрии, астрономии, музыки, ритма, рассуждал он и о живописи и о скульптуре. Об этом поговорим в другом месте. В Лакедемоне он рассказывал о типах государств, о колониях, о делах, потому что лакедемоняне из-за своей жажды власти были рады такому направлению речи. Есть у него и троянский диалог, не речь: в плененной Трое Нестор беседует с Неоптолемом, сыном Ахилла о том, что необходимо человеку, чтобы казаться храбрым.
Чаще других греков он участвовал в посольствах в защиту Элиды. Нигде не умалил он своей славы, ни в собраниях перед народом, ни во время бесед, но собрал много денег и был приписан к филам больших и малых городов. (Прибыл он ради денег и в Иник, городок этот населен сицилийцами, которых Платон высмеивает в диалоге "Горгий".) Пользуясь славой, он и в прочее время услаждал Грецию в Олимпии речью красочной и хорошо обдуманной. Слог свой он не обеднял, но выражался пространно и естественно, редко прибегая к поэтическим выражениям.
II, 1. ГЕРОД АТТИК
Относительно Герода Афинянина надо знать следующее. Софист Герод с отцовской стороны происходил от лиц, бывших два раза консулами, свой род он возводил к эакидам [12], чьей помощью пользовалась некогда Греция против персов, не пренебрегая ни Мильтиадом, ни Кимоном, людьми благородными и много послужившими афинянам и остальным грекам в борьбе против мидян; ведь Мильтиад первым одержал победу над мидянами, а за то зло, которое они причинили после этого, наказал варваров Кимон [13].
(2) Герод нашел самое лучшее употребление человеческому богатству. Это дело мы относим не к числу легких, но к числу весьма трудных и тягостных; ведь богатство опьяняет и наполняет человека презрением к людям. Сочиняют еще, будто Плутос слеп; если он и казался слепым все остальное время, то при Героде он прозрел; взглянул он на друзей, взглянул на города, взглянул на народы, потому что человек тот видел всех кругом и богатством считал мнения тех, с кем он делился. Он ведь говорил, что, правильно пользуясь богатством, подобает помогать нуждающимся, чтобы они не нуждались, не нуждающимся же, чтобы они не впали в нужду, и он называл мертвым богатство, не идущее на общее дело и удерживаемое скупостью, сокровищницы же, куда некоторые складывают деньги, - тюрьмами богатства, а тех, кто считает нужным идти на жертвы ради отложенных на сбережение денег, он называл алоадами [14], приносящими жертву Аресу после того, как они связали его.
(3) Многочисленны источники его богатства, и оно поступило к нему из многих домов. Самое же большое наследство он получил со стороны отца и матери. Дело в том, что у деда его, Гиппарха, было конфисковано имущество за стремление к тираннии, в чем афиняне не обвиняли его открыто, но что не укрылось от самодержца; сына же его, Аттика, отца Герода, из богатого ставшего бедным, счастье не покинуло, и случай указал ему на несказанные сокровища в одном из приобретенных им около театра домов; скорее напуганный, чем обрадованный этим богатством, он написал императору такое письмо: "Владыка, я нашел у себя в доме сокровище; что ты прикажешь с ним делать?" Император (тогда правил Нерва [15]) на это ответил: "Пользуйся тем, что ты нашел". А когда Аттик пребывал все в той же нерешительности и написал, что он не в силах справиться с сокровищами, то Нерва сказал: "А ты не бойся того, что распорядишься находкой неразумно, ведь она твоя".
Богат поэтому Аттик, а еще богаче Герод, к которому в скором времени сверх отцовского богатства притекло и материнское.
(4) Замечательно было и величие души этого Аттика; Герод управлял свободными городами Азии, видя же, что в Троаде плохие бани, что люди достают землю из земляных колодцев и роют вместилища для дождевой воды, он обратился к императору Адриану [16], чтобы тот не ждал, пока древний город на берегу моря погибнет от засухи, но дал бы им на воду 300 тысяч, гораздо меньше того, что уже дано им для деревень.
Послание понравилось императору, он одобрил его и начальником работ по проведению воды поставил самого Герода. Поскольку издержки доходили до 800 тысяч, то проконсулы Азии написали императору, что странно расходовать налог с пятидесяти городов на родник для одного города. Император пожаловался на это Аттику. Аттик же с необычайным для человека благородством сказал: "Император! Не сердись по пустякам, ведь сумму, израсходованную сверх трехсот тысяч, я дарю своему сыну, а сын дарит городу".
(5) Также и завещание, в котором он оставлял афинскому народу по мине на каждого человека ежегодно, свидетельствует о его благородстве, проявлявшемся и в остальном, когда он часто за один день приносил в жертву богине сто быков и устраивал жертвенное угощение афинскому народу по филам и по родам, и тогда, когда во время Дионисий изображение Диониса переносилось в Академию, а он на Керамике поил граждан с чужеземцами, разлегшимися на ложе из плюща. Поскольку я упомянул о завещании Аттика, надо сказать и о причинах, поссоривших Герода с афинянами.
Завещание было таким, как я сказал, написал же он его под влиянием своих вольноотпущенников, которые, видя неприятные для рабов и вольноотпущенников свойства Герода, искали себе защиты у афинского народа, как будто сами были причиной этого дара. À в том, какие счеты были у вольноотпущенников с Геродом, пусть разъяснит его обвинительная речь против них, где он обнаруживает всю язвительность своего языка.
(6) Прочитав завещание, афиняне собрались к Героду, чтобы он, дав сразу каждому по пять мин, выкупил у них для себя необходимость давать вечно. Но когда они для заключения сделки подходили к столам, им читались обязательства их отцов и дедов, бывших в долгу у родителей Герода, с ними производился расчет, и в результате они получали немного, другие - ничего, третьи же уходили с площади, чувствуя себя должниками. Афиняне были озлоблены этим, как если бы у них похитили дар, и от всей ненависти не отказались даже тогда, когда он больше всего хотел облагодетельствовать их. Так, они оешили назвать его стадион Панафинейским [17], потому что он был построен на средства, которых лишились все афиняне.
(34) О стиле Герода я расскажу, касаясь отличительных черт его речи. О том, что учителями его были Полемон, Фаворин, Скопелиан, что он посещал Секунда Афинского [18], я уже упоминал; общался он и с критиками Феагеном Книдским и Мунатием Тралльским, а с Тавром [19] из Тира изучал платоновские наставления. Построение речи его достаточно стройное, и впечатление она производит не вдруг, а незаметно и постепенно, великолепие соединяется с простотой, и звучание напоминает Крития, а мысли не встречаются ни у кого другого; комическая бойкость речи воспринимается не как нечто привнесенное извне, но как присущая самой действительности; речь его приятна, разнообразна, красочна, слова умело подобраны, не прерывают и не задерживают дыхания, не заставляют напрягаться; вообще, его стиль - это золотой песок, сверкающий в серебристом водовороте реки.
(35) Он тяготел ко всем древним, но ближе всего был к Критию и познакомил с ним презиравших и забывших его афинян. Когда Греция кричала о Героде и называла его одним из десяти, он не был прельщен этой похвалой, казавшейся великой, но необычайно тонко ответил хвалившим:
"Я лучше Андокида" [20]. Обладая необычайными для человека способностями, он не пренебрегал трудом, но занимался и во время пира и ночью, когда просыпался от сна, за что нерадивые и малодушные звали его откормленным ритором. Б самом деле, один человек бывает хорош в чем-нибудь одном, другой отличается в другом; один вызывает восторг своей речью на заданную тему, второй - изысканностью слога, он же соединял в себе все, что есть лучшего у софистов, и источником страстного чувства служила ему не только трагедия, но и сама человеческая жизнь.
(36) Много у Герода писем, бесед, дневников, справочников и заметок, вкратце излагающих древнюю ученость. Те, кто укоряют его в том, что он еще в юности сбился, произнося речь перед императором в Паннонии, не знают, думаю я, что и Демосфен, говоря в присутствии Филиппа [21], испытал то же самое, но, вернувшись в Афины, требовал почестей и венков, хотя Амфиполь был потерян для афинян; Герод же, когда с ним это случилось, устремился к Истру, чтобы броситься в реку. Его желание прославиться своим красноречием было настолько сильно, что ошибка для него была равносильна смерти.
Скончался он от чахотки в возрасте около семидесяти шести лет.
II. 3. АРИСТОКЛ
(1) Знаменит в среде софистов и Аристокл из Пергама, о котором я расскажу то, что слышал от людей постарше себя. Человек этот достиг громкой славы, а начал с того, что когда из ребенка становился юношей, перешел от занятий у перипатетика к софистам и посещал в Риме Герода, сочинявшего речи экспромтом. Аристокл, отличавшийся, пока был предан философии, неопрятностью и небрежением о своей внешности, ходивший весь в грязи, стал щеголять одеждой, отмыл с себя грязь, и все утехи лиры, флейты и пения как бы подошли к его дверям и были введены в распорядок дня. Столь воздержанный дотоле, он увлекся беспорядочными зрелищами и связанной с ними суматохой.
(2) К нему, которого превозносили в Пергаме и к которому прилепились там все греки, послал своих учеников Герод, когда держал путь в Пергам, и для Аристокла признание его
достоинств Геродом было как голос Афины [22]. Слог Аристокла ясный, аттический, более подходящий для разговоров, чем для споров, ибо нет в нем желчи и стремления к краткости. Сам аттикизм его, если бы взять за мерку язык Герода, состоит в тонком остроумии, а не в чеканной звучности. Скончался Аристокл наполовину седой, когда старость еще только надвигалась.
II, 7. ГЕРМОГЕН
Гермоген, уроженец Тарса, всего лишь пятнадцати лет от роду стяжал как софист такую славу, что даже императору Марку страстно захотелось послушать его. Марк приходил к нему как слушатель и получал удовольствие от беседы с ним; дивился он его умению говорить не готовясь и дарил великолепные подарки. Достигнув же зрелого возраста, Гермоген без всякой видимой болезни потерял эту способность и тем самым дал повод для клеветы и пересудов. Говорили ведь, что слова, прямо-таки по Гомеру, легки, как перья, так как Гермоген сбросил их с себя, как перья. И софист Антиох [23], подшучивая как-то над ним, сказал: "Этот Гермоген среди детей - старик, среди стареющих - дитя". Слог его был приблизительно таким же, как и в беседе с Марком [24]: "Вот царь, я пришел к тебе, ритор, нуждающийся в педагоге, ритор, дожидающийся зрелого возраста", - говорил он и продолжал разговор в таком же шутовском тоне. Гермоген дожил до глубокой старости, но так и не нашел себе признания. Ведь после того, как он утратил свое искусство, на него стали смотреть свысока.
II, 22. ФЕНИКС
Феникс фессалиец не заслуживает ни восхищения, ни позора за все, что он сделал. Он ведь был из учеников Филагра [25]; познания его были лучше, чем способность истолковывать. Обдуманное он располагал в стройном порядке и ни о чем не рассуждал некстати. Толкования же его казались расплывчатыми и были лишены ритма. Он, по-видимому, приносил больше пользы начинающей молодежи, чем людям, уже приобретшим какой-то навык. Ведь он давал голое изложение фактов, и его стиль не служил украшению их. Умер Феникс в возрасте семидесяти лет и похоронен не без славы, ведь лежит он рядом с воинами по правой стороне дороги, ведущей в Академию.
[1] Тритонида — одно из названий Афины Паллады; происходит от имени бога реки Тритона в Беотии, у которого воспитывалась Афина.
[2] Горгий прибыл в Афины в 427 г. до н. э. в качестве посла от своего родного города. Позднее он объехал всю Грецию, и всюду его красноречие доставляло ему славу. Умер в Фессалии около 375 г. до н. э. Эсхин — противник Демосфена, защитник политики Филиппа Македонского. В 330 г. до н. э. потерпел поражение, выступая в суде против Демосфена, и отправился в добровольное изгнание на остров Родос.
[3] Пифон Византийский — оратор IV в. до н. э. был послан Филиппом Македонским в эллинские города с заданием склонить эллинов к подчинению Македонии.
[4] Неточность в повествовании Филострата: тиранн Галикарнасса Мавзол умер в 352 г. до н. э., т. е. до прибытия туда Эсхина.
[5] Продик родился на острове Кеосе. В Афинах, куда он прибыл по делам отца, красноречие его вызвало восторженное восхищение. Он был в близких отношениях с Сократом, Фукидидом, Эврипидом. Речи его не сохранились.
[6] О певце Фамире упоминает Гомер («Илиада», II, 594-598):
…Некогда музы,
Встретив Фамира Фракийского, песнями славного мужа,
Дара лишили: идя от Эврита, царя Эвхалиян,
Гордый, хвалиться дерзал, что победу похитит он в песнях,
Если и музы при нем воспоют, Эгиоховы дщери.
[7] Агафон родился около 448 г. до н. э. Был другом Еврипида и Платона. Аристотель упоминает о нем в «Поэтике». От его трагедий сохранились лишь незначительные фрагменты.
[8] Т. е. произнесенной во время Пифийских празднеств, которые устраивались в Дельфах в честь Аполлона. Первоначально это празднество заключалось в музыкальном состязании, затем были присоединены ристания и гимнастические состязания. Время первой пифиады относят к 586 г. до н. э.
[9] Во 2–й половине V в. до н. э. вся Греция была охвачена огнем междоусобных войн.
[10] Демокрит (род. между 470 и 460 г. до н. э.) родился в том же городе, но он лет на 20 моложе Протагора (480 г. до н. э.) и, следовательно, не мог быть его учителем.
[11] 480 г. до н. э.
[12] Эакиды — потомки мифического Эака, сына Зевса и Эгины. Многочисленные представители этого рода, возводившие свое происхождение к Эаку, жили на Саламине, в Фессалии, на острове Эгине. К эакидам принадлежал Мильтиад. Эакидами считались Ахилл и Аянт.
[13] Имеются в виду греко–персидские войны (500-449 гг. до н. э.). С именем Мильтиада связана победа над персами на Марафонской равнине в 490 г. Сын Мильтиада, Кимон, разбил персов в Памфилии при реке Эвримедонте.
[14] Алоады — сыновья Ифимедеи и Алоея, гиганты, грозившие самим богам в небесах. Они заковали в цепи бога войны Ареса и 13 месяцев держали его в медном сосуде, пока Гермес не освободил его («Илиада», V, 3, 85-90).
[15] Нерва правил с 96 по 98 г. н. э.
[16] Адриан правил с 117 по 138 г. н. э.
[17] Панафинейский стадион, устроенный для панафинейских игр, был отделан мрамором на средства Герода Аттика. Находился в северо–восточной части Афин.
[18] Софист Полемон (ок. 97-153 г. н. э.). При императоре Траяне и его преемниках славился как ритор. Фаворин — ритор, ученик Диона Хрисостома, был дружен с Плутархом и Фронтоном, писал на греческом языке. Сочинения его носят энциклопедический характер: «Всеобщая история», «Воспоминания». Скопелиан был первосвященником в Азии, сочинял поэмы, трагедии. В Афинах отец софиста Герода был связан с ним узами гостеприимства. Секунд Афинский был «знающим, но не красноречивым» софистом (Филострат, «Жизнь софистов», I, 26).
[19] Про критика (т. е. грамматика) Феагена известно лишь то, что он был учителем Герода. Траллы — значительный торговый город в Карии. Мунатий занимался исследованием Феокрита. Тавр — платоник II в. к. э., учитель Герода и Авла Геллия, комментатор Платона.
[20] По эллинистическому «Канону десяти аттических ораторов», самыми лучшими ораторами считались 10 человек: Антифонт, Андокид, Лисий, Исократ, Исей, Гиперид, Демосфен, Эсхин, Ликург, Динарх.
[21] После падения города Олинфа (348 г. до н. э.) Демосфен в числе других членов посольства был послан афинянами к Филиппу для переговоров о мире. В 346 г. был заключен мир между афинянами и Македонией, по условиям которого фракийское побережье оставалось за Македонией.
[22] «…как голос Афины» — поговорка, выражающая признание чьейлибо правоты. Ср. слова Афины в «Евменидах» Эсхила (ст. 737-738):
Мне все, решить. Последний голос — голос мой,
И за Ореста я кладу свой камешек.
(Пер. С. Апта)
[23] Антиох — софист из Киликии. См. Филострат, «Жизнеописания софистов», II, 4.
[24] Т. е. с императором Марком Аврелием.
[25] Филагр — софист из Киликии. См. Филострат, «Жизнеописания софистов», II, 8.