Глава XV РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ВРЕМЕНИ УПАДКА
Начиная со II в. н. э. в римской литературе все отчетливее проявляются признаки оскудения. Это явление в литературе неразрывно связано с общим упадком римской рабовладельческой империи. Духовный кризис римского общества следует тотчас за его экономическим кризисом и даже опережает кризис политический.
Рабовладельческий способ производства постепенно изживает себя. Рабский труд становится непроизводительным, рабство начинает уступать место колонату. Разложение рабства разоряет прежде всего мелких и средних муниципальных землевладельцев - основную опору принципата. Происходит быстрая концентрация земель в руках крупных собственников. Хозяйство натурализируется, связь между провинциями слабеет. Резко обостряются социальные противоречия между кучкой земельных магнатов и массами разоренной бедноты - колонов и рабов. Участившиеся вторжения варварских племен усиливают напряженность ситуации. Императоры сперва пытаются по-прежнему опираться на мелких и средних землевладельцев, главным образом в провинциях, еще не затронутых кризисом; это конец принципата, II - III вв., время правления последних Антонинов (117-192 гг.) и Северов (192-235 гг.)- период, который заканчивается полувековой анархией середины III в.- временем господства солдатских императоров. После этого императоры начинают опираться на крупных земельных магнатов: наступает период домината (III - V вв.) - время Диоклетиана, Константина и преемников Константина, христианских императоров - период, который завершается подъемом народных восстаний в соединении с новой волной варварских нашествий; после этого Западная Римская империя перестает существовать.
Углубление кризиса империи сказывается на распространении культуры. В духовной жизни империи все более важную роль играют провинции, менее затронутые общим кризисом. Африка дает римской литературе Апулея, Галлия - Авзония, Сирия - Аммиана Марцеллина: лучшего прозаика, лучшего поэта, лучшего историка поздней империи. В этом культурном подъеме провинций ведущее место, естественно, заняли восточные, греческие, области с их давними культурными традициями (так называемое "эллинское возрождение" II - начала III в.). В конце принципата эллинофильство становится модой: Фронтон и Апулей декламируют на обоих языках, галл Фаворин и пренестинец Элиан славятся чистотой аттического слога, даже императоры-философы Марк Аврелий и Юлиан Отступник пишут свои сочинения по-гречески. В период домината положение меняется. Ослабление связей между провинциями кладет конец распространению греческой культуры на западе, а римскую литературу дробит на ряд областных литератур, общих по языку, но различных по стилю: слог африканцев - Августина и Драконтия - не похож на слог галлов - Аполлинария Сидония и Павлина Ноланского. В этих областных школах закладывается начало латинских литератур средневековья.
Меняется и содержание античной культуры. Обострение социальных противоречий разрушает сознание единства личности и общества: человек ощущает себя одиноким, уходит в себя, развиваются индивидуалистические настроения. Разочарование в привычных жизненных ценностях подрывает основу рационалистического мировоззрения: от рассудочной философии человек обращается к иррациональной религии. Стоицизм с его проповедью подчинения личности мировому целому превращается из оппозиционного направления в последнюю идеологическую опору принципата; но под пером Марка Аврелия он уже проникается таким безысходным пессимизмом, что окончательно теряет привлекательность для масс. На смену ему в обществе распространяется неоплатонизм, в котором высшее начало представляется уже не мировым разумом, а божественным светом, не постигаемым рассудком и доступным лишь экстатической интуиции. Широкую популярность получают восточные мистические культы Митры, Исиды, Кибелы и других божеств. Даже авантюрный роман Апулея осмысляется как символическая апология религии Исиды. В переплетении народных суеверий, мистической философии и восточных религий постепенно выделяется и крепнет христианство.
В разлагающемся античном обществе литература быстро утрачивает то общественное значение, каким она обладала в век Лукана и Ювенала. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить письма Симмаха с письмами Плиния Младшего и панегирики галльских риторов с панегириком того же Плиния Младшего. Литература отворачивается от жизни и замыкается в кругу формальных задач и чистой развлекательности. Изысканность стиля становится самоцелью и вырождается в маньеризм, лучший образец которого представляет слог Апулея. Фронтон, законодатель вкуса при дворе последних Антонинов, ставит выше всего "новизну выражения" (elocutio novella) и "неожиданные слова" (inopinata verba). В поисках этих "неожиданных слов" риторика обращается к новообразованиям, к вульгаризмам, к диалектизмам, к греческим заимствованиям и особенно к вышедшим из употребления словам старинных писателей. На смену "новому стилю" Сенеки и классицизму Квинтилиана приходит архаизм Фронтона - странный плод школьного педантства.
Естественно, что формалистические упражнения поздней литературы полнее всего выразились в поэзии. "Новые поэты" изощряются в вычурности ритмов, Оптациан сочиняет фигурные стихотворения, Авзоний и другие поэты складывают цептоны из вергилиевских полустиший, менее талантливые стихотворцы развлекаются тем, что излагают в стихах самые прозаические предметы (дидактические поэмы Серена Самоника, Теренциана Мавра, Авиена, Палладия). В то же время темы стихов становятся все более незначительными: по стихотворениям Авзония мы составляем полное представление о вкусах и привычках их автора, но не можем с уверенностью сказать, был он христианин или язычник. Господствуют мелкие жанры. Лишь на рубеже V в. последний крупный поэт античности, Клавдиан, пытается возродить большие формы сатиры, мифологического и исторического эпоса. Однако эту сосредоточенность поздней поэзии на мелких субъективных темах нельзя расценивать только как упадок - это хотя и слабое отражение того индивидуализма, того внимания к глубинам душевной жизни, величайшим памятником которого осталась "Исповедь" Августина. Здесь зарождается тип лирики нового времени - лирики, в которой главным является не выдержанность жанра и совершенство стиля, а выражение личности поэта.
Понижается уровень научной литературы: серьезные сочинения вытесняются краткими руководствами и сборниками анекдотов. Если Плиний выписывал из своих источников самое важное, то Авл Геллий выписывает самое любопытное. Флор составляет сокращение Ливия, Фест - сокращение Веррия Флакка, Солин - сокращение Плиния; по тому же пути идут Евтропий, Фест Руф, Аврелий Виктор и другие. Светоний заменяет связный исторический рассказ цепью биографий, у его продолжателей этот жанр обращается в пустую коллекцию анекдотов и любопытных мелочей. На правах исторических сочинений ходят по рукам романы о троянской войне и о приключениях Александра Македонского. Усиливается нездоровый интерес к мистике, к астрологии, к магии. Юлий Обсеквент составляет по Ливию список всех предзнаменований в римской истории, Фирмик Матерн пишет трактат по астрологии, Макробий привлекает всю неоплатоническую мистику для толкования Вергилия и Цицерона. В начале рассматриваемого периода славой чародея пользовался Апулей, а в конце его Фульгенций изображает магом и некромантом самого Вергилия.
Рядом с ослабевающей языческой литературой в это время зарождается и достигает расцвета латинская христианская литература. Во II и III вв. ей еще приходится бороться за свое существование; но в период домината христианство становится государственной религией, и христианская литература постепенно начинает вытеснять языческую. Рассмотрение деятельности блестящей плеяды христианских писателей - Минуция Феликса, Тертуллиана, Киприана, Лактанция, Амвросия, Пруденция, Иеронима, Августина - не входит в задачу настоящего обзора по двум причинам. Во-первых, почти все обширнейшее наследство этих и близких к ним авторов не ставит никаких художественных целей: это были толкования Священного писания, трактаты по богословским проблемам, критика язычества, полемика с еретиками, популяризация христианского вероучения, наставления новообращенным христианам, проповеди, похвальные слова, церковные гимны, стихотворные пересказы из Ветхого и Нового завета, дидактические поэмы. Во-вторых, эта литература принципиально отрешается от всех традиций римской литературы, провозглашает новые духовные ценности, отвергает обреченное на гибель земное величие Рима во имя "града божьего", которому служит верующий. Именно эта свобода от национальных связей и традиций дала возможность христианской церкви и христианской литературе не погибнуть вместе с Римской империей и достигнуть безраздельного господства в европейской культуре средних веков. Латинская христианская литература IV - V вв.- это не конец, а начало литературного процесса, пролог к средневековой латинской литературе. Конечно, христианство было подготовлено античной религией и философией, христианская литература использовала богатое наследие античной литературы; но элементы античной культуры были полностью переосмыслены христианством и заняли лишь подчиненное положение в системе его мировоззрения.
Перед лицом наступающего христианства античность в последний раз собирает свои культурные силы. Ее опорой служат во-первых, неизменные воспоминания о былом величии Рима, древней религии и классической поэзии, и во-вторых, неоплатонизм - последняя форма религиозной философии античности. Во главе языческого сопротивления стоял узкий круг сенатской аристократии - семейства Симмахов, Никомахов, Претекстатов и близкие к ним. В это общество с его культом классиков и уклоном к мистике нас вводят сочинения Макробия; к этому обществу, по-видимому, был близок и Аммиан Марцеллин. Инициативе Симмахов и Никомахов мы обязаны работами по исправлению и толкованию Вергилия, Ливия, Теренция и других классических писателей - плодами труда целого поколения грамматиков. Однако и за пределами этого аристократического круга традиции языческой литературы держались стойко: Авзоний, Клавдиан, Намациан жили при дворе христианских императоров, но их произведения насквозь пропитаны языческой мифологией, классическими реминисценциями, верой в вечность земного величия Рима. Подражание римским классикам долго держится в литературе и лишь постепенно ассимилируется складывающейся поэтикой средневековой христианской литературы.
Падение последнего императора Западной империи в 476 г. лишь условно может считаться концом античной литературы. Традиции латинской литературы империи держатся еще два-три поколения при дворах константинопольского императора и варварских королей - в творчестве Драконтия, Луксория, Кориппа, Максимиана, Боэция, Венанция Фортуната - и лишь к концу VI в. теряются в наступающем невежестве "темных веков".