Сочинение, носившее название "Айтии", в основном являлось поэтической обработкой старинных преданий, частью почерпнутых Каллимахом непосредственно из фольклора, а частью разысканных в старинной письменной литературе. Эти поэтические легенды, независимые одна от другой и тематически очень пестрые, объединяются у Каллимаха общностью целевых заданий: каждая из них вскрывает перед читателем легендарную этиологию то религиозного обряда, уже переставшего быть понятным, то загадочного обычая, удержавшегося от седой древности. Стихотворным размером "Айтий" служит элегический дистих, т. е. форма стиха, которая у поэтов эллинистической эпохи достигла своего наиболее полного развития в эпиграмме. Этот стих издавна применялся в жанрах гномических, морально-дидактических и философских, а также в пословицах, эпиграфических текстах, рассчитанных на случайного читателя, и посвятительных надписях на вещах, подносимых богам и героям. Подобно пословицам и философским изречениям, и элегические посвящения, и эпитафии нередко содержа-ли общую мысль: элемент сентенции прочно соединился таким путем с элегическим метром. Поэтому для элегии, как особый традиционной стиховой формы, рефлексия была характерна. По этой же причине опять-таки в прямую противоположность эпосу, в котором автор по возможности избегает всякого проявления субъективных чувств, элегия допускает любые отступления от основной повествовательной темы, показывающие авторское отношение к рассказываемому, его личные переживания, настроения и мысли: автор начинает говорить о самом себе. Литературным приемом подобного рода пользовался и Каллимах. Примером таких авторских отступлений может служить хотя бы следующий фрагмент папирусного текста "Айтий" [1], где рассказываемая поэтом легенда предварена отступлением, рисующим картину званого, праздничного обеда в доме одного из александрийских друзей поэта. Хозяин дома, давно уже обосновавшийся в Александрии афинянин, продолжает ревностно соблюдать обычаи своего родного города, в частности праздновать все более или менее крупные афинские праздники.
Празднеством чтил он всегда Икария дочь, Эригону,
Ту, что к афинянкам встарь ярой пылала враждой.
Многих друзей приглашал он к себе, земляков, а меж ними
Был чужестранец один; прибыл в Египет на днях
Он по торговым делам; его родиной остров был, Икос,
Мне довелось на пиру лечь с ним на ложе одном.
"К лучшему вышло для нас, - сказал я, - пословица молвит:
"Кто тебе друг по душе, должен с тобою быть схож".
Так же, как мне, ненавистен ему был обычай фракийский
Всласть упиваться вином; меру во всем он любил.
Стали беседовать мы; узнал я, кто он и откуда
Прибыл он; трижды уже чаша наш стол обошла.
Тут я промолвил: "Ведь правда, пожалуй, что крепкие вина
Надо не только водой - речью живой разбавлять;
Это - приправа к столу; но ее не подносят на блюде
И виночерпий ее в кубок не может подлить.
Нет, усмехнется он дерзко, когда ты об этом попросишь;
Нынче ж мы в пламя вина вместе положим ее.
Дай мне ответ, Феаген; давно меня мучит желанье
И разузнать бы хотел я про обычай один:
Икос твой исстари чтит царя мирмидонян Пелея;
Разве же с Фтией у вас дружба была иль родство?"
Текст фрагмента в этом месте оборван, но, несомненно, в ответ на вопрос Каллимаха следовал рассказ купца, излагавший местную этиологическую легенду острова Икоса.
Наиболее длинным отрывком текста "Айтий" является Оксиринхский фрагмент [2] примерно в восемьдесят стихов, содержащий развязку кеосской легенды о любви Аконтия и Кидиппы. Стихи, излагавшие начало легенды, утрачены, но сюжет повествования восстанавливается довольно легко на основании его античных переложений, из которых наиболее важны, во-первых, "Героини" Овидия, а именно 20 и 21 послания, и, во-вторых, сочинение эпистолографа Аристенета, писателя конца V или начала VI в. н. э. (10 письмо I книги).
На одном из Кикладских островов Эгейского моря, Кеосе, живет богатый и знатный юноша Аконтий, а на другом острове того же моря, Наксосе, - молодая красавица Кидиппа. Аконтий и Кидиппа сопровождают своих родителей в путешествии на Делос. Молодые люди, случайно увидевшие друг друга издали, страстно влюбляются один в другого, и в храме Артемиды Кидиппа потихоньку от всех клянется богине, что не выйдет замуж ни за кого, кроме Аконтия. Чувства Аконтия и Кидиппы остаются скрытыми от их родителей. По окончании делосского празднества влюбленные и их родители возвращаются к себе домой. Через некоторое время отец Кидиппы, не знающий о влюбленности своей дочери, собирается выдавать ее замуж за одного из граждан острова Наксоса. Уцелевший текст Оксиринхского папируса и начинается с момента свадьбы. Кидиппа уже совершила старинный предсвадебный наксосский обряд; вдруг она бледнеет и заболевает. Кидиппа выздоравливает, но когда отец вновь хочет ее выдать замуж, она вторично заболевает: семь месяцев ее мучит лихорадка. Тем же кончается и третья попытка отца выдать Кидиппу замуж. Отец плывет на корабле за советом в Дельфийское святилище Аполлона, и в Дельфах Аполлон раскрывает ему через свой оракул, что причиной, препятствующей браку дочери, является клятва Кидиппы, произнесенная ею перед лицом Артемиды на Делосе. Аполлон советует ему выдать дочь замуж за любимого ею Аконтия. Пусть отец, говорит в утешение бог, не смущается: будущий зять принадлежит к богатой и знатной семье. Отец Кидиппы возвращается на остров Наксос, и Кидиппа признается ему в своей любви к Аконтию. За Аконтием спешно посылают на остров Кеос и справляют затем счастливую свадьбу.
Сюжет этой наивной повести обнаруживает некоторые черты, типичные для позднейшего греческого романа, а трактовка этого сюжета в "Айтиях" выявляет характерный для Каллимаха и его эпохи интерес к внутренним переживаниям действующих лиц, и не столько героя, сколько героини: рассказ по существу посвящен теме скрытых страданий Кидиппы. Хотя формально содержанием этой повести и является любовь Аконтия, но его судьбой поэт занимается меньше, чем судьбой Кидиппы. В этом интересе к переживаниям женской души Каллимах в свою эпоху не одинок.
Ближайшим источником для Каллимаха, как он сам указывает (ст. 54-55), было сочинение Ксеномеда. Ксеномед - лицо историческое: это логограф, т. е. один из предшественников Геродота в области древнейшей греческой историографии; Дионисий Галикарнасский ставит его в один ряд с такими логографами, как Ксанф и Гелланик, прилагая к ним эпитет "древние" - тот же самый, каким охарактеризовал Ксеномеда и Каллимах. Эти "древние" писатели нередко пересказывали предания ("мнэмэ"). Термином "мнэмэ" обозначил литературный труд Ксеномеда и Каллимах. Это старинное сказание, по-видимому, очаровало Каллимаха своей простотой, и он сознательно внес в собственное стихотворное переложение стилистические черты безыскусственного народного жанра. Подражание народной поэзии сказывается здесь прежде всего в преднамеренной простоте синтаксиса и в таких приемах фольклорной поэтики, как повторы, близкие народной анафоре, например в эпизодах свадьбы (ст. 12, 16), Стремясь приблизиться к приемам фольклорной поэтики, он вводит в текст дельфийского оракула величание жениха и невесты по фольклорной поэтической формуле отрицательного сравнения. Убеждая отца Кидиппы выдать дочь замуж за любимого ею юношу, Аполлон намекает на предстоящую свадьбу следующим сравнением: не серебро, говорит он, смешивается со свинцом, а янтарь -с золотом.
Но подражание народной поэзии - это только одна из сторон поэтического стиля Каллимаха; не менее типично для него, как впрочем и для остальных александрийцев одного с ним направления, и другое - то, что принято называть "александрийской ученостью". Образчиком ее является тот мифографический комментарий, каким поэт решил иллюстрировать брачную ночь Аконтия и Кидиппы (ст. 45 слл.).
Каково было содержание отдельных книг, на которые были разбиты "Айтии", с точностью установить нельзя. Известно только, что книг этих было четыре. Первая из них, несомненно, открывалась вступлением или прологом ко всему сочинению, в котором давалась символическая картина глубокого сна поэта на Геликоне, где музы в сновидении вступили с ним в беседу. На подобное содержание пролога "Айтий" ясно указывает и одна из анонимных эпиграмм Палатинской антологии [3], и выражение "Каллимаховы сновидения" у Проперция[4]. Этот пролог, очевидно, напоминал вступление к "Теогонии" Гесиода, пользовавшегося большим уважением Каллимаха.
В начале тридцатых годов нашего века о прологе "Айтий" возникает филологический спор в связи с открытым в 1928 г. папирусным стихотворным отрывком [5], ближайшее изучение которого с несомненностью показало, что текст его принадлежит прологу "Айтий". Перед нами апология поэта: Каллимах спорит со своими противниками - поэтами, несогласными с направлением его поэзии. Он обзывает их "тельхинами", т. е. злыми демонами, грубыми и завистливыми, которых греческая народная фантазия представляла себе живущими где-то на Родосе или на одном из других островов Архипелага. Тельхины, говорит Каллимах, ворчат на него за то, что́ в течение всей своей жизни он не написал ничего большого, не создал ни одной сколько-нибудь длинной поэмы, а всегда писал и продолжает писать только мелочи. Так ворчат тельхины, которые никогда не "дружили с музами". Но разве правы тельхины? Разве дары богини ДеметрьГ, мелкие хлебные злаки, не ценнее высоких дубов? Бог поэзии Аполлон дает следующий добрый совет: "жертву богам избирать потучнее и подыскивать стих потоньше". Поэтическая тема должна быть изысканной, тонкой: "Избегай больших, широких дорог, - учит Каллимаха Аполлон, - вперед продвигайся собственными путями, хотя и более узкими (т. е. дорогами, еще не наезженными)". Такова основная мысль, высказываемая здесь Каллимахом.
Спрашивается: когда, в какие годы был написан поэтом этот пролог? Тельхины укоризненно ставят на вид Каллимаху, что в составе его поэтических произведений нет ни одной большой, цельной, "во много тысяч стихов", поэмы, которая воспевала бы, например, подвиг царей или древних героев, и что он все еще по-ребячьи продолжает плести свои маленькие стишки, несмотря на то, что прожил на свете уже не мало десятков лет. Последние слова показывают, что Каллимах написал этот пролог к "Айтиям", уже будучи стариком или во всяком случае пожилым человеком; вполне вероятно, что обращение к тельхинам предпослано было Каллимахом первой книге "Айтий" спустя много времени после того, как сама поэма была написана и впервые выпущена в свет. Возможно даже, что пролог являлся ответом на нападки его противников.