Небольшой написанный гексаметром эпиллий Каллимаха, носивший заглавие "Гекала", был, несомненно, одним из известнейших его произведений, усердно читавшимся вплоть до самых поздних времен античности. Содержание этого эпиллия - миф о ночевке Тесея в деревенской хижине старушки Гекалы. Молодой царевич Тесей отправляется под вечер из дома своего отца, афинского царя Эгея, на опасный подвиг ловли дикого быка, опустошающего поля Марафона. С наступлением ночи внезапно застигнутый близ домика Гекалы ураганным ливнем Тесей укрывается в ее хижине от непогоды. Гекала радушно принимает молодого героя, предлагает ему скромное угощение и заботливо готовит ночлег. На утро, прощаясь с Тесеем, она дает обещание принести быка в жертву Зевсу, если юноша вернется к ней здравым и невредимым. На Марафонской равнине Тесею удается изловить быка. На обратном пути Тесей вновь заходит в Гекале, но уже не застает ее в живых. Опечаленный ее кончиной Тесей хоронит тело Гекалы, а жертвоприношение Зевсу, обещанное Гекалой за его спасение, совершает сам. Миф об этом жертвоприношении в историческое время связывался с закланием быка и традиционным пиршеством, на которое ежегодно в праздник Гекалы - Гекалесии - собирались в Аттике жители окрестных сел, входивших в состав Гекалейского дема.
Основным источником нашего знакомства с сюжетом этой поэмы служит краткий пересказ ее содержания, сохранившийся в упомянутых нами выше "Диегезах", а именно, в XI и XII колонках папируса, дополняемый отчасти текстом Плутарха в 14 главе его биографии Тесея, равно как и мелкими, обычно всего лишь в один или два стиха, цитатами из "Гекалы" в сочинениях позднейших грамматиков и лексикографов. Тем большее значение получают так называемые Венские отрывки оригинального текста поэмы, содержащие около пятидесяти стихов, сохранившиеся на найденной в Египте античной деревянной табличке и впервые опубликованные Т. Гомперром в 1897 г. Стихи первой колонки текста дают поэтическое описание возвращения Тесея с охоты: юный, богатырского телосложения герой входит в деревню, ведя за собой на привязи пойманного им быка, животное чудовищной величины, один вид которого внушает крестьянам ужас. Но когда они узнают, что Тесей победил и "живым ведет за собой быка из влажного Марафона", страх крестьян сменяется шумной радостью. Оглашая воздух громким победным кличем, мужчины забрасывают Тесея зелеными ветками, а женщины сплетают ему венки и украшают юношу гирляндами из цветов и праздничными пестрыми лентами.
Таково содержание первой колонки текста Венских табличек. Содержание текста второй колонки иное. Ночью в хижине Гекалы происходит разговор двух птиц: старый ворон повествует какой-то другой птице о некоторых эпизодах легендарного прошлого древних Афин. Текст стихов сохранился плохо и с трудом поддается чтению; ясно лишь, что темой одного из рассказов ворона служил миф о дочерях Кекропа, злосчастных афинских царевнах, нарушивших запрет Афины и вопреки ее наставлениям заглянувших в переданную им богиней корзинку, где был скрыт новорожденный змееногий младенец, маленький Эрихтоний. Повесть ворона занимает вторую и третью колонки текста и заканчивается на четвертой мифологической легендой о превращении ворона из белой птицы в черную вследствие гнева Аполлона, рассердившегося на ворона, когда тот принес богу тяжелую весть об измене Корониды.
Разговор птиц затянулся, и собеседники засыпают лишь под утро; но сон их длится недолго: вскоре прилетает какая-то третья птица, вероятно, сова, и будит их. Птицам пора вставать: уже занимается утренняя заря. С большой силой дает здесь Каллимах картину раннего утра в городе
И задремали, устав от речей, говорливые птицы,
Спать им, однако, недолго пришлось - прилетела соседка;
Крылья блестели росой: "Просыпайтесь же, ночь миновала.
Скрылись грабителей шайки, в домах огоньки загорелись,
Слышно, как песню свою затянул водонос на рассвете.
Тех, кто живет близ дороги, колеса скрипучие будят,
Звон от ударов об медь и молота грохот из кузниц".
Описание просыпающегося города ценно для нас тем, что оно приоткрывает кусочек подлинной жизни, типичной для современной Каллимаху городской обстановки: нам видятся мигающие огни древнегреческих масляных лампочек в узких окнах городских построек, и как бы слышатся звуки улицы. По ходу сюжета "Гекалы" под городом, шум которого слышат птицы, следует разуметь, конечно, Афины, сравнительно недалеко от которых отстоял Гекалейский дем. Но, без сомнения, правы те исследователи, которые полагают, что Каллимах передавал здесь впечатления от другого большого города, в котором он постоянно жил, - Александрии. В этом эпизоде обращает на себя внимание следующая оригинальная черточка, отмечаемая рядом исследователей. Утреннее пение птиц, щебетание ласточки, воркование голубя, карканье вороны, крик петуха нередко в реальной жизни пробуждают людей от сна. Этот же мотив часто используется и ή литературе. Каллимах дает обратную картину. У него не птицы будят людей, а, напротив, шум города, приступающего на заре к работе, будит заснувших птиц.
К какому же литературному жанру принадлежит "Гекала" Каллимаха? Написанная гексаметром, т. е. стихотворным размером эпической поэзии древних, и развивающая сюжет чисто мифологический, она, казалось бы, должна быть причислена именно к эпической художественной поэзии; однако античному понятию эпоса эта поэма совершенно не соответствует ни по содержанию, ни по объему: размеры ее слишком малы для "эпоса", а ее содержанием является показ лишь одного из мелких, незначительных эпизодов, входящих в состав большого мифологического сказания о герое. Именно этот новый жанр поэзии и получил название эпиллия, т. е. малого, или "миниатюрного", эпоса. Формально продолжая традиции древнейшего эпоса, эпиллий преследовал совершенно новые художественные задачи. Он уводил читателя в глубокую даль минувших веков, во времена мифические, но действовавшим в эпиллии персонажам мифа приписывалась психология людей общества, современного самому поэту.
Для историка литературы "Гекала" Каллимаха интересна и в том отношении, что в выборе сюжета очень ясно сказываются новые художественные интересы, типичные как для Каллимаха, так и для возглавляемого им литературного направления. Эпизод ночевки Тесея в хижине Гекалы принадлежит не литературной, а устной легенде, рассказывавшейся в деревнях Гекалейского дема Аттики. Заслуживает, понятно, большого внимания то обстоятельство, что рассказ Плутарха в биографии Тесея очень близко совпадает, иногда даже в оборотах речи, с текстом "Диегез", а так как по поводу сообщаемого им эпизода остановки героя в домике Гекалы Плутарх - ссылается на Филохора, современного Каллимаху историка Аттики, то мы вправе предполагать, что и Каллимах заимствовал сюжет своей поэмы у Филохора. Но вполне законно и другое предположение - об использовании Каллимахом устного народного сказания, связанного с культом аттической героини Гекалы. Каллимах мог услышать его во время своей поездки в Афины; тогда можно предположить, что рассказ Филохора зависит от "Гекалы" Каллимаха - поэмы, сразу по выходе в свет получившей широчайшую популярность.
Эллинистических поэтов, в том числе и Каллимаха, прельщают черты бытового фольклора. Они постоянно присматриваются к явлениям живой старины, к загадочным пережиткам прошлого, стараясь найти поводы или причины, некогда повлекшие за собой возникновение того или иного обряда или странного обычая, по традиции продолжающего сохраняться. Каллимах и другие поэты родственного ему направления желают открыть причину (по-гречески "айтион" или, в другом произношении, "этион") подобных явлений; поэтому их внимание, естественно, чаще всего направляется на "этиологические" легенды. Темы этиологических легенд трактуются поэта ми по-разному: то в них оттеняются скорбные, то шутливые моменты, они то излагаются очень кратко, иногда всего лишь в одной или двух фразах, то развертываются во многих десятках стихов. Чрезвычайно часто этиологическая легенда приобретает форму ученой справки.
В "Гекале" показательным примером "книжного" стиля может служить мелкое мифографическое замечание, искусно вставленное Каллимахом в речь ворона, рассказывающего своей собеседнице историю преступления дочерей Кекропа. Известно общераспространенное, восходящее своими корнями к очень глубокой древности, представление о долговечности воронов и ворон. На почве этого представления построено Каллимахом и замечание во́рона о том, что он в те времена (т. е. в дни рождения Кекропа) был еще совсем молоденьким, а теперь живет вот уже при восьмом поколении людском. Только человек, основательно знакомый с тогдашней мифографической литературой, мог должным образом оценить эту хронологическую деталь. Дело в том, что разговор птиц в хижине Гекалы происходит в молодые годы Тесея, еще при жизни его отца, престарелого аттического царя Эгея, а, согласно вычислениям античных мифографов, Эгей является именно восьмым по счету царем Аттики после первого ее правителя.
Датировка произведений Каллимаха, как мы сказали, спорна, и сейчас вряд ли возможно с точностью определить последовательность их появления. Едва ли, однако, есть основания сомневаться, что "Гекала", судя по ее языку и тонко разработанной композиционной технике, принадлежит не начальному периоду творчества, а эпохе полной зрелости его писательского таланта.