ГЛАВА VI. Призрачная битва у Фалерона

Я полагаю, что многие ученые спросят вместе с Хендерсоном: «Почему персы отступили от Фалерона, не нанеся ни одного удара?» [1]Со своей стороны, мне трудно представить, даже не имея ни малейшего литературного или эпиграфического свидетельства, что персы действительно не смогли нанести удар или что афиняне не подготовились к сражению, когда персидский флот, обогнув мыс Сунион, появился у Фалерона для атаки на их город. Я принимаю как данность сопротивление афинян, пехоты и флота, состоящего из 70 триер, которые отплыли против Пароса в следующем году, в то время как другие суда, несомненно, охраняли побережье. Существуют ли какие–либо доказательства предполагаемого сражения? Нашим основным источником информации о последствиях Марафона является Геродот 6.115-116:
«Таким образом, афиняне захватили семь кораблей. С остальным флотом варвары высадились на берег и, забрав эретрийских пленников с острова, где они их оставили, они обогнули мыс Сунион, так как они хотели добраться до Афин раньше афинского войска. В Афинах была распространена клевета, что эта идея возникла у них благодаря уловке Алкмеонидов. Говорили, что Алкмеониды, согласно договору, заключенному ими с персами, подняли щит в знак того, что они уже на борту. В то время как персидский флот огибал Сунион, афиняне, спешившие со всей скоростью защитить свой город, достигли его до прихода варваров и разбили лагерь, перейдя от одного святилища Геракла — того, что в Марафоне, — к другому, в Киносарге. Варвары бросили якорь у Фалерона (в то время это была гавань Афин) и, простояв там на якоре некоторое время, отплыли обратно в Азию».
Как уже говорилось в гл.I, удивительно, что персы, несмотря на то, что они спешили попасть в Афины раньше афинян, потратили время на то, чтобы забрать с острова эретрийских пленников. В отличие от геродотовского Мардония, который высадил свои войска в Фалероне в 479 году (9.32.2), геродотовский Датис в 490 году просто уплыл — хотя, очевидно, его не спугнули ни афинские корабли в Пирее или Фалероне, ни сообщение о приближении 2 000 спартанских гоплитов. Причиной отступления скорее стали быстрые марафономахи, которые достигли города и разбили лагерь в Киносарге. Поколение спустя шлем и копье Афины Промахос на Акрополе (предположительно финансируемой за счет десятины от битвы при Марафоне, Paus. 1.8.2) могли быть видны с кораблей у Фалерона, но даже остроглазым аргосцам было бы трудно разглядеть гоплитов, расположившихся лагерем в 4 км от пригорода Киносарга. Если версия Геродота не убеждает, обратимся к Фронтину (Str. 2.9.8), который также считает, что персы отплыли в Афины после битвы при Марафоне:
«Когда Мильтиад разбил огромное войско персов при Марафоне, а афиняне теряли время, радуясь победе, он заставил их поспешить на помощь городу, на который был нацелен персидский флот. Опередив врага, он заполнил стены города воинами, так что персы, думая, что число афинян огромно и что они сами встретили одно войско при Марафоне, а другое теперь противостоит им на стенах, сразу же повернули свои суда и взяли курс в Азию».
Для людей, находившихся на борту кораблей у Фалерона, солдаты, стоявшие на стенах Афин, вряд ли были бы более заметны, чем гоплиты, расположившиеся за стенами у Киносарга. Во Фронтине время теряли не персы, забиравшие пленных, а марафонцы, которые в Марафоне радовались своей победе. Так что у персов Фронтина, возможно, было время для беспрепятственной высадки в Фалероне. Но нам бы хотелось, чтобы автор выразился яснее, если он действительно хотел сказать, что именно после высадки в Фалероне и наступления на Афины персы узнали о воинах на стенах. В любом случае, последующих сухопутных или морских сражений у Фронтина не больше, чем у Геродота. [2] Спасение Афин снова произошло благодаря Мильтиаду и его крепким гоплитам из Марафона.
В Свиде приводится несколько иная версия. К сожалению, в его краткой статье khoris hippeis нам не сообщается, что Датис направил свои силы именно для плавания в Фалерон и фронтальной атаки на Афины. Но, как сказано в гл.II, его апохоресис напоминает отступление тем же путем, каким он пришел, — по морю. Отправившись из Марафона еще до мильтиадовой битвы Б, такой Датис, чтобы высадиться и попытаться штурмовать город, должен был прибыть в Фалерон до возвращения марафономахов.
В отличие от геродотовского Датиса, который после своей злополучной экспедиции благополучно вернулся в Азию (6.119), ктесиев Датис, о котором мы знаем только из сокращенной версии Фотия, был убит в битве при Марафоне, причем афиняне отказались вернуть персам его тело (FGrHist 688 F 13, 22). Возможно, что Датис из полного рассказа Ктесия, как и Датис из Свиды, покинул Марафон до мильтиадовой битвы Б, пав только после плавания вокруг Суниона и высадки в Фалероне (как спартанский полководец Анхимолий ок. 512 г., который был погребен у киносаргского Гераклейона, Hdt. 5.63). А гибель их полководца, возможно, в изначальной полной версии Ктесия, заставило персов отказаться от борьбы, как и после смерти Мардония при Платеях в 479 году (Hdt. 9.63). Но это всего лишь предположения.
Персы современных ученых в основном похожи на персов Геродота и Фронтина тем, что они отправились в Азию, даже не попытавшись высадиться в Фалероне. Исключение составляют Маас и Раубитчек. Первый утверждает, что персы вступили в бой при Киносарге, а второй считает, что персы действительно пытались высадиться, но марафонцы поспешили из Марафона обратно в Афины и Фалерон, где на берегу моря они заставили персов повернуть назад. Это был подвиг только армии; Маас и Раубитчек не отводят никакой роли афинскому флоту. Но Кинцль задает очевидный вопрос: «Почему афинский флот (насчитывающий не менее семидесяти судов) в наших источниках с редким постоянством отсутствует, как и пресловутая конница захватчиков?» [3] От Геродота, который осмеливается отрицать, что новый флот Фемистокла из билля А был использован против Эгины до Марафона (и который преувеличивает его использование Мильтиадом против других островов, кроме Пароса в 489 году), мы не можем ожидать сообщения о его использовании сразу после Марафона. Но, как мы видели, предмарафонская экспедиция Фемистокла против Эгины с новым флотом с радостью зафиксирована Полиэном и Николаем Мирским, в то время как ни один из сохранившихся авторов не сообщает о совместных действиях моряков и пехотинцев, препятствующих и отражающих нападение персов на Афины со стороны Фалерона. Фемистокл, вероятно, приложил руку к таким предполагаемым морским операциям. Плутарх же непоследователен относительно местонахождения Фемистокла в 490 году: он воевал при Марафоне в Arist. 5.4 (как и в Justin. 2.9.15), но в Them. 3.4 его считают довольно молодым в то время, а после изображают завидующим успеху Мильтиада, и теперь создается впечатление, что Фемистокл не принимал участия в битве. Если присутствие Фемистокла в Марафоне можно поставить под сомнение, и если трудно представить его праздным в 490 году, то напрашивается вывод о какой–то морской деятельности. Но, к сожалению, ни о какой такой деятельности Фемистокла, ни о каком военном столкновении в Фалероне или ближе к Афинам нет свидетельств ни в жизнеописаниях Фемистокла у Непота или Плутарха, ни во всей нашей литературе.
Единственное возможное свидетельство о каком–то из столкновений — это так называемые марафонские эпиграммы в музее Агоры в Афинах (JG I3 503/504, ML 26). Две эпиграммы начертаны на блоке, две части которого давно известны, так называемом Блоке I. Характер памятника вызывает споры: очевидно, это верхний слой основания, но для герм, статуй, рельефов или списков павших? В 1988 году Маттаиу открыл новый этап в изучении памятника, опубликовав новый Блок III. Теперь мы видим, что верхний слой состоял по крайней мере из четырех смежных блоков. От блока II справа от блока I мы имеем только крошечный фрагмент, опубликованный Пиком в 1953 году; и ничего не осталось от блока IV справа от блока III Маттауи. (За пределами Блока IV мог быть даже один или несколько блоков). Длинное основание поддерживало по меньшей мере три большие стелы, закрепленные в вырезах на верхней поверхности по центру над стыками. О стелах ничего не сохранилось. Возможно, они были среди камней из общественных могил, которые в начале 470‑х годов были взяты в качестве строительного материала для городской стены (Thuk. 1.90.3). Спрятанные в стене, стелы могли иметь шанс уцелеть, как многие предметы, выставленные сегодня в музеях, только от стел не осталось и следа.

Бэррон, должно быть, прав, утверждая, что мы имеем дело с погребальным памятником с кладбища в Керамике. Фрагмент вазы дает представление о таком памятнике. На основании, которое едва различимо на черепке, было установлено по меньшей мере пять стел, на одной из которых записаны павшие «в Визан(тии)».
На вазе могло быть изображено десять стел, по одной на трибу, как на памятнике 460 года до н. э., к которому относится список Эрехтеидов (177 павших на трех колоннах) (IG l3 1147= ML 33). Или же на вазе было не больше стел, чем пять, которые мы видим, причем на каждой стеле были перечислены погибшие двух фил, как на коронейском монументе (IG I3 1163). В годы, когда не было такого количества военных мертвецов, заслуживающих государственного погребения, одной плиты могло хватить для всех десяти фил (IG I3 1162 = ML 48, с 58 павшими в двух колоннах; ср. Paus. 1.29.11). Возвращаясь теперь к нашему памятнику, стелы шириной 68 см в нижней части и слегка сужающиеся к верху (но неизвестной высоты) были достаточно широкими для трех или даже четырех колонн с начертанными именами. Возможно, трех стел было достаточно для перечисления значительного числа жертв из всех фил, но стел могло быть и больше, чем три. Они указывали на места, где пали люди, как «в Византии» на вазе и «в Херсонесе» и «в Византии» в ML 48. Некоторые географические обозначения могут повторяться в эпиграмме, написанной ниже; в ML 48 упоминается только Геллеспонт, тогда как четыре местности — Эвбея, Хиос, Малая Азия и Сицилия — были указаны в эпитафии памятника, упомянутого Павсанием (1.29.11). Однако в эпитафии, содержащейся на основании IG l3 1163, памятника, который обычно связывают с битвой при Коронее в 446 году до н. э., местность не указана. Но поскольку на имеющихся у нас фрагментах четырех стел не сохранилось никаких географических обозначений, памятник альтернативно приписывают к битве при Делии в 424 году. Стелы, относящиеся к нашему памятнику времен персидских войн, полностью утрачены, а сохранившиеся эпиграммы на основании досадно расплывчаты, чтобы узнать местоположение битвы. На давно известном блоке I, на изначальной гладкой полосе, которая проходила вокруг лицевой стороны основания, в крайнем левом конце памятника, начертаны два элегических двустишия:
ἀνδρῦν τὸνδ’ ἀετε[:… Ό … ος ἄφθιτον] αἰεί
[ο δ. ]ν [.]ρ[… 9 … κωνεν νέμοσι θεοί]
ἔσχον γὰρ πεζοί τε[καὶ ὀκυπύρον ἐπὶ νεὂ]ν
ελλά[δα μ]ε πᾶσαν δούλιον ἐμαρ ἰδὲν
«Доблесть этих мужей будет сиять как свет нетленный вовеки, независимо от того, кому в военных делах боги даруют успех, ибо они в пехоте и на быстроходных кораблях уберегли всю Грецию от дня рабства».
Решающие для нашей цели слова «и на быстроходных кораблях» восстанавливаются только при сравнении с тем, что почти наверняка является копией эпиграммы четвертого века. На той же оригинальной полосе справа будут следовать другие двустишия, будь то продолжение стихотворения или отдельные эпиграммы. Но неизвестно, были ли места деяний «этих мужей» указаны в последующих утраченных дистихах.
Позднее, как видно, на блоках в ранее замазанной области под верхней полосой была выровнена новая панель для приема других двустиший:

Блок I
ἐν ἄρα τοῖσζ ἁδαμ[ὰς ἐν στέθεσι θυμός] ότ᾽ αἰχμὲν
στἔσαμ πρόσθε πυλὸν ἀν[τία µυριάσιν]
ἀνχίαλομ πρὲσαι β[ολευσαμένον ἐρικυδὲς]
ἄστυ βίαι Περσῶν κλινάµενο[ι στρατιάν]
Блок II
[------πε]ζοί τε καὶ--
------------------
------------ ο νέσοι
------------έ]βαλον
Блок III
έρκος γὰρ προπάροιθεν- --- ---- --τες-- ---μεμ Παλλάδος ιπο---οὖθαρ δ᾽ ἀπείρο πορτιτρόφο ἄκρον ἔχοντες
τοῖσιμ πανθαλὲς ὄλβος ἐπιστρέ[φεται]
Фрагментарные два двустишия на блоке I, похоже, отсылают к «доблести этих людей» в первой строке стихотворения выше. В то время как в верхнем стихотворении отмечаются достижения пехоты в целом и флота, здесь, похоже, чествуются гоплиты, которые пали, «когда копье было выставлено перед воротами в лицо [-] [желающих] сжечь [-] приморский город, силой повернув вспять персидскую [державу]». Из двух двустиший, следующих за утраченным Блоком II, сохранилось лишь έ]βαλον второй строки, которая продолжалась на Блоке III, примыкающем справа. Затем в Блоке III мы, похоже, читаем уточнение деяний, записанных ранее в стихотворении в Блоке II, έρκος γὰρ προπάροιθεν, вероятно, означающее «ибо они поставили защиту перед городом». Как и в случае с изначальной надписью выше, мы не можем сказать, была ли эта вырезанная под нейвторичная надпись одной длинной эпитафией или несколькими отдельными стихами. Для нашей цели досадно, что έρκος γὰρ προπάροιθεν на Блоке III не более информативна с географической точки зрения, чем πρόσθε πυλὸν на Блоке I.
Нам часто говорили, пока не стало ясно, что основание было для стел, а не для герм и т. д., что вторичная эпиграмма, с копьями перед воротами, относится к Марафону, находящемуся на расстоянии около 40 км. Но павших марафономахов похоронили на поле боя, а не на кладбище в Керамике. Будучи погребенными в одной могиле, мужи, о которых идет речь в эпитафиях, должны были пасть в один и тот же сезон Персидских войн. Вопрос в том, в каком году?
Исключив Марафон, Микале и Платеи, Бэррон принял в итоге Саламин и 480 год. По мнению Бэррона, мужи из вторичной эпитафии, выставившие копье πρόσθε πυλὸν, чтобы предотвратить сожжение города у морского берега, были теми, кто в 480 году храбро отказался эвакуироваться из города при приближении Ксеркса и остался, чтобы спасти Афины от разрушения. Но согласно Геродоту (8.51), те, кто остался в Афинах, пребывали на Акрополе, который они укрепили деревянным частоколом. Вряд ли они выставили копье πρόσθε πυλὸν в безуспешной попытке помешать персам сжечь город. Мужи, которых чествовали в изначальной эпитафии, сражавшиеся «как пешие воины и на быстроходных кораблях», скорее всего, были моряками, которыми в 490 году укомплектовали флот, расширенный благодаря предмарафонскому законопроекту Фемистокла, а также пешими ополченцами, оставшимися после похода армии к Марафону. [4] Они пали в бою на суше и на море, когда Датис высадил свои войска в Фалероне для лобовой атаки на Афины. Некоторые персы могли прорваться в район Киносарга, а к тому времени некоторые победоносные марафонцы могли вернуться из Марафона для обороны города и понести потери в бою за воротами. В первую очередь был воздвигнут погребальный памятник с элегическими стихами, начертанными на первоначальной гладкой полосе основания, в честь всех павших — экипажей кораблей, пеших ополченцев и вернувшихся марафономахов. Позже под первоначальной надписью была выровнена полоса и добавлены дополнительные двустишия, но не потому, что было найдено и захоронено больше павших, а с целью воздать особые почести тем из погибших, кто был гоплитом и встретил свою судьбу за стенами Афин. Эти копьеносцы не пали при Марафоне, но подобно героям и аристократам прошлого, над их могилами возвышалась старомодная гробница, а их имена были начертаны на памятнике. Вторичная надпись вряд ли была сделана через много лет после первой, и поэтому кажется, что еще задолго до росписи Пестрой Стое конца 460‑х годов, гоплиты были выделены как исполнившие выдающуюся роль в год Марафона.
Это не может быть иначе как предположением, пока не будет найдена одна из утраченных стел, например, с надписью «эти мужи пали при Фалероне и Киносарге», или пока не будет найден другой neos lithos из основания, элегические стихи которого предоставят точные географические обозначения. Как бы то ни было, несмотря на восстановленную формулировку эпитафии «в пешем строю и на быстроходных кораблях», я не претендую на то, что этот погребальный памятник является неопровержимым свидетельством и прочным доказательством того, что я утверждаю о боевых действиях. Но я ни в коем случае не могу согласиться с тем, что флот Фемистокла и даже не двинулся в тот момент, когда персы плыли к Фалерону вокруг мыса Сунион.
Последняя проблема: использование Фемистоклом нового флота против Эгины и других островов до Марафона засвидетельствовано в других источниках, кроме Геродота, тогда как о его участии в предполагаемых морских действиях у Фалерона после Марафона не известно ни из одного источника. Если мы правы в том, что с новым флотом Фемистокл играл значительную роль как до, так и после Марафона, то как тогда могло случиться, что командование в последующей морской экспедиции против Пароса и других островов было отдано Мильтиаду, а не ему? Стесимброт предполагает личное соперничество между этими двумя мужами, и, возможно, на собрании произошел спор о командовании. Здесь триумф Мильтиада при Марафоне будет иметь больший вес для граждан, чем достижения Фемистокла. Снова догадки, но какова альтернатива, когда источники нас покидают?


[1] . Курциус: «Но что заставляло персов воздерживаться от любых попыток высадки, понять трудно». Приведу некоторые ответы. Веклейн: «подход спартанцев» заставил Датиса отступить; Берн: «их ведущие корабли прибыли в Фалерон, только для того, чтобы засечь снова стоящих перед ними марафонских копьеносцев». В переводе Грина: «Повторное появление марафонских воинов — непреклонных, неукротимых, покрытых пылью и потом, а также засохшей кровью — не только заставило Датиса призадуматься …». У Обста персы приплыли в Фалерон еще до битвы при Марафоне, так как после битвы плавание было бы «абсурдным и бесполезным делом».
[2] У Плутарха не следует ожидать боевых действий. См. Arist. 5.3, где персы огибают мыс Сунион не по замыслу, а по принуждению ветра и волны. По мнению Доэнгеса, «целью Датиса почти наверняка была только разведка. Он хотел осмотреть бухту Фалерона и оборону города с намерением доложить Дарию».
[3] У Кинцля нет ни слова о флоте в 490 году, а Хаммонд утверждает, что «персидскому флоту не бросали вызов Эретрия и Афины; он имел полную талассократию везде, где плавал». Ср. Уоллинг»: в 490 году «ни один из атакованных полисов не смог мобилизовать свои военно–морские силы». Традиция, очевидно, не сохранила никаких следов о том, что подобное предлагалось или даже рассматривалось».
[4] Плутарх (Arist. 5.4) не может быть прав, утверждая, что в городе не осталось защитников, когда армия пошла на Марафон.