1. ДРУЖЕСКИЕ ПОСЛАНИЯ

Переводчик: 
Переводчик: 
Переводчик: 

МЕССАЛЕ
(I, 3)
Мессала, без меня ты мчишься по волнам
С орлами римскими к восточным берегам,
А я, в Феакии оставленный друзьями,
Их заклинаю всем - и дружбой, и богами,
Тибулла не забыть в далекой стороне!
Здесь Парка бледная конец готовит мне,
Здесь жизнь мою прервет безжалостной рукою...
Неумолимая, нет матери со мною!
Кто будет принимать мой пепел от костра?
Кто будет без тебя, о, милая сестра,
За гробом следовать в одежде погребальной
И миро изливать над урною печальной?
Нет друга моего, нет Делии со мной!
Она и в самый час разлуки роковой
Обряды тайные и чары совершала:
В священном ужасе бессмертных вопрошала,
И жребий счастливый нам отрок вынимал.
Что пользы от того? Час гибельный настал,
И снова Делия печальна и уныла,
Слезами полный взор невольно обратила
На дальний путь. Я сам, лишенный скорбью сил,
"Утешься" Делии сквозь слезы говорил,
"Утешься", и еще с невольным трепетаньем
Печальную лобзал последним лобызаньем.
Казалось, некий бог меня остановлял:
То ворон мне беду внезапно предвещал,
То в день, отцу богов Сатурну посвященный,
Я слышал гром глухой за рощей отдаленной.
О вы, которые умеете любить,
Страшитеся любовь разлукой прогневить!
Но, Делия, к чему Изиде приношенья,
Сии в ночи глухой протяжны песнопенья
И волхвованье жриц, и меди звучной стон?
К чему, о Делия, в безбрачном ложе сон
И очищения священною водою?
Всё тщетно, милая! Тибулла нет с тобою!
"Богиня грозная, спаси его от бед!"
И снова Делия мастики принесет,
Украсит дивный храм весенними цветами
И с распущенными по ветру волосами,
Как дева чистая, во ткань облечена,
Воссядет на помост: и звезды, и луна,
До восхождения румяныя Авроры,
Услышат глас ее и жриц фарийских хоры.
Отдай, богиня, мне родимые поля,
Отдай знакомый шум домашнего ручья,
Отдай мне Делию: и вам дары богаты
Я в жертву принесу, о лары и пенаты!
Зачем мы не живем в златые времена?
Тогда беспечные народов племена
Путей среди лесов и гор не пролагали
И ралом никогда полей не раздирали;
Тогда не мчалась ель на легких парусах,
Несома ветрами в лазоревых морях,
И кормчий не дерзал по хлябям разъяренным
С сидонским багрецом и с золотом бесценным,
На утлом корабле скитаться здесь и там;
Дебелый вол бродил свободно по лугам,
Топтал душистый злак и спал в тени зеленой,
Конь борзый не кропил узды кровавой пеной,
Не зрели на полях столбов и рубежей,
И кущи сельские стояли без дверей;
Мед капал из дубов янтарною слезою,
В сосуды молоко обильною струею
Лилося из сосцов, питающих овец.
О мирны пастыри, в невинности сердец
Беспечно жившие среди пустынь безмолвных!
При вас, на пагубу друзей единокровных,
На наковальне млат не исковал мечей,
И ратник не гремел оружьем средь полей.
О век Юпитеров, о времена несчастны!
Война, везде война, и глад, и мор ужасный,
Повсюду рыщет смерть - на суше, на водах!
Но ты, держащий гром и молнию в руках,
Будь мирному певцу Тибуллу благосклонен!
Ни словом, ни душой я не был вероломен;
Я с трепетом богов отчизны обожал,
И если мой конец безвременный настал,
Пусть камень обо мне прохожим возвещает:
"Тибулл, Мессалы друг, здесь с миром почивает".
Единственный мой бог и сердца властелин,
Я был твоим жрецом, Киприды милый сын!
До гроба я носил твои оковы нежны,
И ты, Амур, меня в жилища безмятежны,
В Элизий приведешь таинственной стезей,
Туда, где вечный май меж рощей и полей,
Где расцветает нард и киннамона лозы,
И воздух напоен благоуханьем розы.
Там слышно пенье птиц и шум биющих вод,
Там девы юные, сплетяся в хоровод,
Мелькают меж древес, как легки привиденья,
И тот, кого постиг, в минуту упоенья,
В объятиях любви неумолимый рок,
Тот носит на челе из свежих мирт венок.
А там, внутри земли, во пропастях ужасных,
Жилище вечное преступников несчастных,
Там реки пламенем сверкают по пескам,
Мегера страшная и Тизифона там.
С челом, опутанным шипящими змеями,
Бегут на дикий брег за бледными тенями.
Где скрыться? Адский пес лежит у медных врат,
Рыкает зев его... и рой теней назад!
Богами ввержены во пропасти бездонны,
Ужасный Энкелад и Тифий преогромный
Питает жадных птиц утробою своей.
Там хищный Иксион, окованный змией,
На быстром колесе вертится бесконечно,
Там в жажде пламенной Тантал бесчеловечной
Над хладною рекой сгорает и дрожит...
Всё тщетно! Вспять вода коварная бежит...
И черпают ее напрасно Данаиды,
Все жертвы вечные карающей Киприды.
Пусть там страдает тот, кто рушил наш покой
И разлучил меня, о Делия, с тобой!
Но ты, мне верная, друг милый и бесценный,
И в мирной хижине, от взоров сокровенной,
С наперсницей любви, с подругою твоей
На миг не покидай домашних алтарей!
При шуме зимних вьюг, под сенью безопасной
Подруга в темну ночь зажжет светильник ясный
И, тихо вретено кружа в руке своей,
Расскажет повести и были старых дней,
А ты, склоняя слух на сладки небылицы,
Забудешься, мой друг, и томные зеницы
Закроет тихий сон, и пряслице из рук
Падет... и у дверей предстанет твой супруг,
Как небом посланный внезапно добрый гений:
Беги навстречу мне, беги из мирной сени,
В прелестной наготе явись моим очам:
Власы развеяны небрежно по плечам,
Вся грудь лилейная и ноги обнаженны...
Когда ж Аврора нам, когда сей день блаженный
На розовых конях в блистаньи принесет,
И Делию Тибулл в восторге обоймет?
Перев. К. Батюшков

МЕССАЛЕ
(I, 1)
Пускай себе другой обширными полями
И светлым золотом богатство создает:
В нем роскошь вызовет боязнь перед врагами,
И он под звуки труб военных не заснет.
Я - бедный человек; живу я беззаботно,
Лишь бы горел огонь на очаге моем,
И сам я посажу рукой своей охотно
Плоды и виноград в имении своем.
И я не обманусь в надежде: получу я
Озерами вино и множество плодов,
Затем, что божество всегда, повсюду чту я -
В венках у алтарей и в статуях богов.
С молитвой приношу, как жертву, пред богами
Я самый лучший плод садов и нив моих:
Тебе, Церера, я в твоем повешу храме
Перед дверьми венок колосьев золотых;
В плодовые сады Приапа я поставлю,
Чтобы он сад от птиц косою охранял;
Вас, Лары, также я без дара не оставлю,
Хоть из богатого теперь я бедным стал.
Был жертвой за стада тогда телец тяжелый,
Теперь я приношу овечку только вам.
Я заколю ее среди толпы веселой,
Молящей: "Урожай пошлите, Лары, нам!"
Да, я теперь могу довольствоваться малым,
Охотно избежав далекого пути,
И летом дать могу покой костям усталым
И в рощу к ручейку от знойных дней уйти.
И не краснею я, что сам соху тащу я,
Что медленных волов я сам гоню бичом,
И что забытую овечку отношу я
Сам из полей своих, держа в объятьях, в дом.
О, волки и воры! У вас молю покоя
Для стада бедного: вредите богачам!
Здесь лью на жертвенник Палесе молоко я
И каждый год молюсь за пастуха богам.
Вы, боги, бедного даров не отвергайте
И кубков глиняных с вином не презирайте:
Их земледелец встарь одних изготовлял
И прежде всех вещей лепил и обжигал.
Я с дедом не стремлюсь богатствами сравниться:
И малой жатвою вполне доволен я,
Доволен, если сном могу я позабыться,
Хоть и была б вполне проста постель моя.
Как весело внимать холодных ветров вою
И, с милою своей обнявшись, отдыхать!
Под мерный звук дождя, осеннею порою
Идущего с небес, отрадно, сладко спать...
Пусть тот заслуженно свой век живет богато,
Кто может перенесть свирепость бурь и гроз.
Я ж взять бы не хотел ни жемчуга, ни злата
За капельку одну пролитых милой слез.
Мессала! Твой удел войной сражать народы,
Чтоб их богатствами чертог украсить свой.
В оковах милой я, забывши про походы,
Перед дверьми ее сижу теперь с мольбой.
Я не ищу похвал: я, Делия, с тобою,
И пусть меня весь свет ленивцем назовет.
Я одного хочу: слабеющей рукою
Обвить твой тонкий стан, как смерти час придет,
С тобой последнею расстаться, умирая,
И бросить на тебя мертвеющий мой взор...
Заплачешь, Делия, и, труп мой обнимая,
Его положишь ты, целуя, на костер.
Заплачешь: грудь твоя не скована кольчугой,
И сердце у тебя не камень, не кремень...
И с грустных похорон возлюбленного друга
Никто не отойдет, не плакав в этот день.
Не огорчай тогда моей печальной тени,
Не порти щек слезой, не рви своих волос...
Но рано умирать. Пока средь наслаждений
Я буду жить с тобой без горестей, без слез.
К нам старость подойдет, а с ней и смерть седая,
И поздно будет нам при седине любить.
Теперь пора любви, пока, стыда не зная,
Мы рады буйствовать и ссоры заводить.
Я в этом знаю толк. Вы, воины, идите,
Врагам позор и смерть, друзьям успех несите,
А я, довольствуясь вполне судьбой моей,
Здесь презрю нищету и презрю богачей.
Перев. П. Краснов

МЕССАЛЕ
(I, 7)
День этот так предрекли нам Парки, прядущие судьбы
(Нитей же их перервать даже богам не дано):
"В день этот явится тот, кто сразит племена аквитанов,
И пред отважным бойцом трепетный ляжет Атак".
Ныне свершилась судьба, и римские юноши видят
Цепи плененных вождей, новый встречая триумф.
Ты же, Мессала, с челом, увенчанным лавром победы,
Ты в колеснице летишь на белоснежных конях.
Так! Не без Марса ты славу стяжал: Пиренеев тарбельских
Знает об этом хребет, моря Сантонского брег,
Знает Арар, Гаронны поток и стремительный Родан,
Лигера чистая синь - рыжих карнутов страна.
Но воспою ли я Кидн, струящий неспешные воды,
Вьющий в песке, как змею, тихой лазури струю,
Или же Тавр ледяной, приют киликийцев косматых,
Спрятавший в оползни туч темя небесных вершин?
Я расскажу ли о том, как в Сирии и в Палестине
Голубь порхает святой, белый - по всем городам,
Или как смотрится Тир в моря с высоты своих башен -
Первый, кто древле дерзнул ветру доверить корабль,
Как в пламенеющий зной, когда Сириус землю терзает,
Нил благодатный несет вод своих летний разлив?
Нил-прародитель! Твои описать я сумею ль истоки,
Молвить, в каких рубежах ты укрываешь главу?
Лишь по щедротам твоим долины не требуют ливней,
Не вопиют о росе травы сухие к богам.
Вечную славу поют, тебя и Озириса славят
Варвары, свой вознося плач над мемфисским быком.
Первым Озирис был, кто сделал искусной рукою
Плуг и железом рассек нежное лоно земли,
Первым он семена рассыпал по девственным нивам
И с незнакомых дерев сочные снял он плоды.
Он научил нас к жердям подвязывать юные лозы
И непреклонным серпом кудри зеленые стричь;
Он же был первым, кто дал человеку сладчайший напиток,
Выжатый грубой пятой из виноградных кистей.
Сок этот нас научил, как голос возвысить до песни,
Также размеренный лад дал неискусным ногам;
Вакх земледельца живит, утомленного тяжкой работой,
Хмурому сердцу дает отпуск от вечных скорбей;
Вакх и несчастным рабам посылает покой долгожданный,
Хоть и звенят кандалы на изможденных ногах.
Нет у тебя ни скорбей, ни мрачной печали, Озирис,
Любишь ты гимны и хор, легкие игры любви,
Любишь богатство цветов и лоб, увенчанный хмелем,
Паллы шафранный покров, льющийся к нежным стопам,
Пурпура тирского ткань и сладостной флейты напевы,
Любишь и легкий ларец - тайных обрядов предмет.
К нам снизойди и Гения славь игрою и пляской,
Гения славь и виски чистым вином ороси:
Пусть благовонье струят блестящие волосы бога,
Пусть вязеницы цветов падают с плеч и с чела.
Дня сего Гений, приди: почту я тебя фимиамом,
Сладкий пирог испеку на мопсопийском меду.
Ты же потомство расти, Мессала! Оно да умножит
Подвиг отца, окружив почестью старость его.
Память дороги твоей не угаснет в земле Тускуланской,
Белая Альба ее в древних домах сбережет,
Ибо щедроты твои усыпали гравием крепким
Этот прославленный путь, в камень одели его.
Пахарь воздаст тебе честь, когда он из дальнего Рима
Ночью вернется домой, не повредив себе ног.
Гений рождения твой будь славен на многие лета,
Светел во веки веков, с каждым приходом светлей!
Перев. Л. Остроумов

КОРНУТУ
(II, 2)
Твой праздник наступил. В торжественном молчаньи
Вкруг жертвенника стал, - молитеся богам,
Да с благосклонностью приемлют возлиянья,
Да ниспошлют с небес покой и милость нам.
Вот здесь на алтаре пусть жгутся ароматы,
Дары восточных стран, Аравии богатой;
Пусть к небу ладана несется синий дым,
Чтоб добрый Гений к нам явился, вызван им.
Святые волосы душистыми цветами
Украсивши ему, их нардом обольем;
Пускай, насытившись священными хлебами,
И жажду утолит он жертвенным вином.
Пусть, о Корнут, твоим внимает он моленьям.
Не медли же, молись: услышит он тебя.
Я знаю: следуя божественным внушеньям,
Ты верную жену испросишь для себя.
Ты это предпочтешь и урожаям вечным,
И всем сокровищам индийских берегов,
Где море Красное в волненьи бесконечном
Несет за рядом ряд алеющих валов.
Мольбы исполнятся. О, если бы оковы
Из золота Амур веселый ваш принес,
Чтоб вас сковать навек, пока Хронос суровый
Не проведет морщин, не убелит волос.
И в старости твоей пускай все дни рожденья
В кругу твоих родных без горя пролетят;
Да будешь окружен в последние мгновенья
Вниманием детей и играми внучат.
Перев. П. Краснов