II. РИМ
I. ОБЩЕГРАЖДАНСКИЕ МОТИВЫ
* * *
(I, 2)
Довольно граду и снегов
Отец наслал земле, с размаха
Бросая в куполы богов
Десницей молнию!.. Дал страха
И Риму, и народам!.. Дал
Век Пирры, думали, с хаосом
Чудес вернется вновь: когда
Протей гнал скот вверх по утесам;
Когда в местах для голубей,
На высях вязов висли рыбы
И серны плыли средь зыбей,
Заливших земляные глыбы.
Мы зрели желтый Тибр: назад
Катясь от вод этрусских, в гневе
Грозил он камням колоннад,
И Храму Нумы, Весте-деве.
Поток, заступник женин, он
За плач Илии вел расправу -
И левый берег затоплен,
Хоть Зевсу то и не по нраву.
Грехом отцов разрежены,
Услышат внуки, что Квириты
Точили, в стыд своей страны,
Тот меч, которым Персы биты.
К кому же из богов народ
Взовет пред гибельным паденьем?
Не к Весте ль? Но и хоровод
Дев чистых ей наскучил пеньем.
Кому ж Юпитер даст в удел
Быть избавителем?.. Приди ты,
Жрец-Аполлон, чьи плечи - мел,
Сияньем облака облиты!
Или с улыбкой вечной ты,
Эрицина, с игривым хором!
Иль ты, родитель, с высоты
Род гибнущий помилуй взором!
Но ты еще не сыт войной,
Ты шлемы любишь, свалку с криком,
И Марса взор, в труп кровяной
Врага вперенный в блеске диком.
Но ты уже среди земли
Явился юношей, крылатый
Сын нежной Майи! Нарекли
Тебя отмстителем утраты...
Замедли ж поздний свой возврат
На небо! Долго будь оплотом
Меж граждан; в гневе на разврат
Наш, не спеши в эфир полетом!
Тебя зовут: "Наш вождь! Отец!"
Здесь торжество твоим победам;
Не гарцевать безвредно Медам,
Твой видя Кесарский венец.
Перев. И. Крешев
* * *
(II, 1)
Времен Метелла распри гражданские,
Причина войн, их ход, преступления,
Игра судьбы, вождей союзы,
Страшные гражданам, и оружье,
Неотомщенной кровью залитое, -
Об этом ныне с полной отвагою
Ты пишешь, по огню ступая,
Что под золою обманно тлеет.
Пусть ненадолго мрачной трагедии
Примолкнет Муза, - лишь обработаешь
Дела людей, займись вновь делом
Важным, надевши котурн Кекропа, -
О Поллион, ты - щит обвиняемых,
При совещаньи - помощь для курии,
Тебя триумфом далматинским
Увековечил венок лавровый...
Слух оглушен рогов грозным ропотом,
Уже я слышу труб рокотание,
Уже доспехов блеск пугает
Всадников строй и коней ретивых.
Уже я слышу глас ободряющий
Вождей, покрытых пылью почетною,
И весть, что мир склонился долу,
Кроме упорной души Катона.
Кто из богов с Юноной был афрам друг
И, не отмстив, в бессильи покинул их,
Тот победителей потомство
Ныне Югурте приносит в жертву.
Какое поле, кровью латинскою
Насытясь, нам не кажет могилами
Безбожность битв и гром паденья
Царства Гесперии, слышный персам?
Какой поток, пучина - не ведают
О мрачной брани? Море Давнийской
Резня какая не багрила?
Где не лилась наша кровь ручьями?
Но, чтоб, расставшись с песнью шутливою,
Не затянуть нам плача Кеосского,
Срывай, о Муза, легким плектром
В гроте Дионы иные звуки.
Перев. Г. Церетели
К РОСКОШИ СВОЕГО ВЕКА
(II, 15)
За десятиной десятину
Дворцам всё уступает плуг;
Подобно озеру Лукрину,
Пруды раскинулись вокруг.
Всё клен безбрачный. Ильмов мало,
Средь мирт фиалка расцвела,
Где у хозяина, бывало,
С плодами маслина росла.
Хотят, чтоб лавр, листвой укрытый,
Лучи полудня украшал...
Не так судил Катон небритый,
Не то нам Ромул завещал:
Свои у них скудели клады -
Но общий был обогащен,
И портик длинный для прохлады
На север не был обращен.
Гражданам кирпичом дерновым
Претил закон пренебрегать,
Казне внушая камнем новым
Градские храмы украшать.
Перев. А. Фет
УВЕЩАНИЕ
(III, 24)
Затми ты роскошью непочатые склады
Богатств Аравии, сокровища царей
Индийских; пусть займут домов твоих громады
Всю зыбь Апульского, Тирренского морей;
Но если тяжкая нужда тебя придавит
С высот закрепными гвоздями вдруг, - увы!
Ничто души твоей от страха не избавит,
От смертных петель не избавит головы!..
Нет, лучше в подвижном домишке, на телеге
(Обычай древности) кочует в поле Скиф!
Счастливый Гет живет, не привыкавший к неге!
С не размежеванных по десятинам нив
Они снимают сноп, Цереры плод свободный;
Один лишь год у них взрывает землю плуг;
Смененному с работ преемник очередный
Трудами равными дает вкушать досуг.
Лишенным матери, там пасынкам питье
Коварно мачеха не разбавляет ядом;
Жена не властвует над мужем за свое
Приданое, маня красавца грешным взглядом.
Жена приносит там с собою больший дар:
Отцовы доблести, соблазнов удаленье
И неизменного союза чистый жар.
Измену смертью там казнят, как преступленье.
О, если хочет кто борьбу граждан пресечь,
Исторгнуть с кознями злодейства и безбожье;
Кто жаждет, чтоб под ним, на всех статуях, речь -
"Отцу отечества" украсила подножье,
Пусть этой вольнице наденет он бразды,
Потомству дорогой затем, что - стыд! - квирита
Живую доблесть мы не терпим и следы
Ее ценим, когда она из глаз сокрыта...
Что наши жалобы плакучие, пока
Пороков строгое не скосит наказанье?
К чему ведет закон без нравов? Он строка
Бесплодная, когда корыстное стяжанье
Торговца не страшат ни мира полоса,
Кругом объятая всегда палящим зноем,
Ни сопредельные Борею небеса,
Ни полуночный снег, льдяным окрепший слоем;
Когда моряк схитрил пучину превозмочь,
И бедность, как позор гонимая, велела
Всё делать, всё терпеть, и убегает прочь
С тропинки честного, возвышенного дела.
Что ж медлить? Понесем в капитолийский храм,
Откуда нам толпа кричит и рукоплещет,
Иль в море ближнее мы отдадим волнам
Жемчуг и золото, что бесполезно блещет...
Зародыши всех зол - всё бросим, если мы
Вполне раскаялись!.. Долой корысти семя!
Изнеженные вновь перекалим умы
В занятьях мужеских!.. Сказать ли? В наше время
Свободный юноша стал шаток на коне,
На зверя не идет; зато на игры ловок:
И обруч греческий метнет и, в стороне,
Зернь запрещенную... Отец же, в сеть уловок
Запутав своего товарища, как плут,
Лишь копит деньги для развратника и мота...
И так бесчестные сокровища растут...
Но жалким благам всё ж не достает чего-то.
Перев. И. Крешев
"ВАРИАНТ ПЕРЕВОДА"
Хоть казною своей затмишь
Ты Аравию всю с Индией пышною,
Хоть займешь ты строеньями
Сушу всю и для всех море открытое,
Но едва Неминуемость
В крышу дома вобьет гвозди железные,
Не уйдешь ты от ужаса
И главы из петли смертной не вызволишь.
Лучше жить, как равнинный скиф,
Чья повозка жилье тащит подвижное,
Или как непреклонный гет,
Где межою поля не разделенные
Хлеб родят на потребу всем;
Где не больше, чем год, заняты пашнею,
А затем утомленного
Заменяет другой, с долею равною;
Там безвредная мачеха
Не изводит сирот - пасынков, падчериц;
Жен-приданниц там гнета нет,
И не клонит жена слух к полюбовнику;
Там приданым для девушки
Служит доблесть отцов и целомудрие,
Что бежит от разлучника,
И грешить там нельзя: смерть за неверность ждет!
О, кто хочет безбожную
Брань и ярость пресечь междоусобицы,
Если он домогается,
Чтоб "Отец городов" было под статуей,
Пусть он сдержит распущенность,
И он будет почтен: только... потомками:
Мы завистливы, - доблесть нам
Ненавистна, но лишь скрылась, скорбим по ней!
Для чего втуне сетовать,
Коль проступок мечом не отсекается?
Что без нравов, без дедовских,
Значит тщетный закон, если ни дальние
Страны, зноем палимые,
Ни конечный предел Севера хладного,
Ни края, снегом крытые,
Не пугают купца? Если справляется
С грозным морем моряк лихой?
Это - бедность, презрев трудный путь доблести,
Всё свершать, всё сносить велит, -
Бедность, что за позор всеми считается.
Не снести ль в Капитолий нам,
Кликам внемля толпы, нам рукоплещущей,
Иль спустить в море ближнее
Жемчуг, камни и всё злато бесплодное,
Зла источник великого,
Если только в грехах вправду мы каемся?
Надо страсть эту низкую
С корнем вырвать давно, и на суровый лад
Молодежь, слишком нежную,
Воспитать... На коня вряд ли сумеет сесть
Знатный отрок, охотою
Тяготится, зато с большею ловкостью
Обруч гнать тебе греческий
Будет он иль играть в кости запретные.
Вероломный отец меж тем
Надувает друзей или товарищей,
Чтоб для сына негодного
Больше денег собрать. Деньги бесчестные
Что ни день, то растут, и всё ж
Недохват есть всегда у ненасытного!
Перев. Г. Церетели
* * *
(IV, 8)
Я б друзьям подарил с полной охотою
Чаши, мой Цензорин, медь, им желанную,
И треножники всем - греков почетные
Роздал я бы дары, не позабыв тебя,
Если б был я богат теми издельями,
Что Паррасий создал или создал Скопас, -
Этот в мраморе, тот краской текучею
Мастер изображать бога иль смертного.
Но нет средства у меня, и не нуждается
В дивах этих твой ум и обеспеченность.
В песне радость твоя, - песню ж могу я дать
И, даря, оценить всю ее стоимость...
Знаки, что на камнях врезаны волею
Граждан, дабы вернуть рати водителю
Жизнь по смерти и дух; бегство поспешное
Ганнибала; гроза, вспять обращенная
На него же; пожар града безбожного,
Карфагена, - вождя, имя кому дала
Покоренная им силою Африка,
Не прославят звончей песни калабрских Муз.
И, коль свиток хранить будет молчание,
За деянья свои ты не получишь мзды.
Чем бы стал славный сын Марса и Илии,
Если б зависть, сокрыв, подвиги Ромула
Обошла? А Эак? Милость, талант и глас
Всемогущих певцов перенесли его
В край блаженных, из вод выхватив Стиксовых
Муза смерти не даст славы достойному:
К небу Муза ведет! И неустанного
Геркулеса на пир вводит к Юпитеру;
Тиндаридов звезда чуть не со дна морей
Извлекает корабль, бурей расшатанный,
И, лозою увит, Либер желаниям
Задушевным людей добрый исход дает.
Перев. Г. Церетели
2. КАРТИНЫ БЫТА <
КОЛДУНЬЯ
( ЭПОД 5)
"О боги, кто б ни правил с высоты небес
Землей и человечеством,
Что значат этот шум и взоры грозные,
Ко мне все обращенные?
Детьми твоими заклинаю я тебя,
Коль впрямь была ты матерью,
Ничтожной этой оторочкой пурпурной
И карами Юпитера,
Зачем ты смотришь на меня, как мачеха,
Как зверь, стрелою раненный?"
Лишь кончил мальчик умолять дрожащими
Устами и, лишен одежд,
Предстал (он детским телом и безбожные
Сердца фракийцев тронул бы), -
Канидия, чьи волосы нечесаны
И перевиты змейками,
Велит и ветви фиг, с могил добытые,
И кипарис кладбищенский
И яйца, кровью жабы окропленные,
И перья мрачных филинов,
И травы, ядом на лугах набухшие
В Иолке и в Иберии,
И кость, из пасти суки тощей взятую, -
Сжигать в колхидском пламени.
Меж тем Сагана быстрая весь дом вокруг
Кропит водой авернскою,
Как у бегущих вепрей иль ежей морских
Волосья ощетинились.
А Вейя, совесть всякую забывшая,
Кряхтя с натуги тягостной,
Копает землю крепкою мотыгою,
Чтоб яму вырыть мальчику,
Где б, видя смену пред собою кушаний,
Он умирал бы медленно,
Лицо не выше над землею выставив,
Чем подбородок тонущих.
Пойдет сухая печень с мозгом вынутым
На зелье приворотное,
Когда, вперившись в яства недоступные,
Зрачки угаснут детские.
Мужскою страстью одержима, Фолия
Была тут Ариминская:
И весь Неаполь праздный и соседние
С ним города уверены,
Что фессалийским сводит заклинанием
Она луну со звездами.
Свинцовым зубом тут грызя Канидия
Свой ноготь неостриженный,
О чем молчала, что сказала? "Верные
Делам моим пособницы,
Ночь и Диана, что блюдешь безмолвие
При совершенье таинства,
Ко мне! На помощь! На дома враждебные
Направьте гнев божественный!
Пока в зловещих дебрях звери прячутся
В дремоте сладкой сонные,
Пускай, всем на смех, лаем псы субурские
Загонят старца блудного!
Таким он нардом умащен, что лучшего
Рука моя не делала.
Но что случилось? Почему же яростной
Медеи яд не действует,
Которым гордой отомстив сопернице,
Царя Креонта дочери,
Она бежала прочь, а новобрачную
Спалил наряд отравленный?
Травой и корнем я не обозналася,
По крутизнам сокрытыми!
Ведь отворотным от любовниц снадобьем
Постель его намазана!
Ага! Гуляет он, от чар избавленный
Колдуньей, что сильней меня.
О Вар, придется много слез пролить тебе:
Питьем еще неведомым
Тебя приважу: не вернут марсийские
Тебе заклятья разума.
Сильней, сильнее зелье приготовлю я,
Тебе волью, изменнику!
Скорее ниже неба море спустится,
А суша ляжет поверху,
Чем, распаленный страстью, не зажжешься ты,
Как нефть, коптящим пламенем!"
Тут мальчик бросил ведьм безбожных жалобно
Смягчать словами кроткими
И бросил им, чтобы прервать молчание,
Фиестовы проклятия:
"Волшебный яд ваш, правду сделав кривдою,
Не властен над судьбой людей.
Проклятье вам! И этого проклятия
Не искупить вам жертвами!
Лишь, обреченный смерти, испущу я дух,
Ночным явлюсь чудовищем,
Вцеплюсь кривыми я когтями в лица вам,
Владея силой адскою,
На грудь налягу вашу беспокойную
И сна лишу вас ужасом!
Всех вас, старухи мерзкие, каменьями
Побьет толпа на улице,
А трупы волки растерзают хищные
И птицы эсквилинские.
И пусть отец мой с матерью несчастною
Увидят это зрелище!"
Перев. Ф. Петровский
3. МЕЦЕНАТУ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ[1]
Царей потомок, Меценат,
Мой покровитель стародавной!
Иные колесницу мчат
В ристалище под пылью славной
И, заповеданной ограды
Касаясь жгучим колесом,
Победной ждут себе награды
И мнят быть равны с божеством.
Другие на свою главу
Сбирают титла знамениты,
Непостоянные квириты
Им предают... молву.
Перев. А. Пушкин
* * *
(I, 1)
Славный внук, Меценат, праотцев царственных,
О отрада моя, честь и прибежище!
Есть такие, кому высшее счастие
Пыль арены дает в беге увертливом
Раскаленных колес: пальма победная
Их возносит к богам, мира властителям.
Есть другие, кому любо избранником
Быть квиритов толпы, пылкой и ветреной.
Этот счастлив, когда с поля ливийского
Он собрал урожай в житницы бережно;
А того, кто привык плугом распахивать
Лишь отцовский удел, - даже и Аттала
Всем богатством, увы, в море не выманишь
Кораблем рассекать волны коварные.
А купца, если он, бури неистовой
Устрашася, начнет пылко расхваливать
Мир родимых полей, - вновь за починкою
Видим мы корабля в страхе пред бедностью.
Есть иные, кому с чашей вина сам-друг
Любо день коротать, лежа под деревом
Земляничным, в тени ласковой зелени,
Или у родника вод заповеданных.
Многих лагерь манит, - зык перемешанный
И рогов, и трубы, и ненавистная
Матерям всем война. Зимнего холода
Не боясь, о жене нежной не думая,
Всё охотник в лесу, - лань ли почуял
Свора верных собак, сети ль кабан прорвал.
Но меня только плющ, славных отличие,
К вышним близит, меня роща прохладная,
Там, где Нимф хоровод легкий с Сатирами,
Ставит выше толпы, - только б Евтерпа лишь
В руки флейты взяла, и Полигимния
Мне наладить пришла лиру лесбийскую.
Если ж ты сопричтешь к лирным певцам меня,
Я до звезд вознесу гордую голову.
Перев. А. Семенов-Тян-Шанский
* * *
(I, 20)
Простого выпьешь ты вина
Сабинских лоз из кружки бедной...
Амфора та заменена,
Когда в театре клик победный
Раздался, друг, на твой приход,
И тяжкий гром рукоплесканий
Дрожал на лоне отчих вод
И замирал на Ватикане.
Ты у себя в чертогах пей
Сок виноградников Калена,
А в чаше не кипят моей
Ни Формий, ни Фалерна пена.
Перев. И. Крегиев
* * *
(II, 12)
Не требуй: не для струн, изнеженных любовью,
Нуманции война, суровый Аннибал,
Иль сицилийских вод, облитых Пуннов кровью,
Еще досель багряный вал,
Иль бой Лапитов и Гилея хмель угарный,
И Геркулесовой сраженные рукой
Сыны Земли, и дом Сатурна лучезарный,
Дрожавший от борьбы такой.
Ты лучше, Меценат, непринужденной прозой
Расскажешь Цезаря воинские дела,
И как вождей, еще сверкающих угрозой,
Победа под ярмом вела...
А мне дан музою строй сладостного пенья,
Чтоб славить ясный взор Лицимнии моей
И сердце верного взаимные биенья...
Как милы, как пристали к ней
И танцы легкие, и шуток спор игривый,
Когда на празднике Дианы, под напев,
Рука ее, шутя, сплетается в извивах
Веселой пляски свежих дев!
Ужели б отдал ты за пажити и слитки
Мигдонской Фригии, за сундуки царей,
За дом, где сложены Аравии избытки,
Кольцо Лицимнии кудрей,
Когда к пылающим губам она немного
То склонит шейку, то - лукавица! - любя
Насильный поцелуй, заспорит полустрого -
И поцелует вдруг тебя?
Перев. И. Крешев
* * *
(III, 8)
Ты смущен, знаток языков обоих! -
Мне, холостяку, до Календ ли марта?
Для чего цветы? С фимиамом ящик?
Или из дерна
Сложенный алтарь и горящий уголь?
Белого козла и обед веселый
Вакху обещал я, когда чуть не был
Древом придавлен.
В этот светлый день, с возвращеньем года,
Снимут из коры просмоленной пробку
С амфоры, что дым впитывать училась
В консульство Тулла.
Выпей, Меценат, за здоровье друга
Кружек сотню ты, и пускай до света
Светочи огни, и да будут чужды
Крик нам и ссора.
Брось заботы все ты о граде нашем, -
Котизона-дака полки погибли,
Мидянин, наш враг, сам себя же губит
Слезным оружьем.
Стал рабом кантабр, старый друг испанский,
Укрощенный, пусть хоть и поздно, цепью,
И, оставя лук, уж готовы скифы
Край свой покинуть.
Брось заботы все: человек ты частный;
Не волнуйся ты за народ; текущим
Насладися днем и его дарами, -
Брось свои думы!
Перев. Г. Церетели
* * *
(III, 29)
Царей тирренских отпрыск! Тебе давно
Храню, не тронув, с легким вином кувшин
И роз цветы; и из орехов
Масло тебе, Меценат, на кудри
Уже отжато: вырвись из уз своих -
Не век же Тибур будешь ты зреть сырой,
Над полем Эфулы покатым
Зреть Телегона-злодея горы.
Покинь же роскошь ты ненавистную,
Чертог, достигший выси далеких туч;
В богатом Риме брось дивиться
Грохоту, дыму и пышным зданьям;
Богатым радость - жизни уклад сменять;
Под кровлей низкой скромный для них обед
Без багреца, без балдахина
Часто морщины со лба сгонял им.
Уж Андромеды светлый отец, Кефей
Огнем блистает: Малый бушует Пес
И Льва безумного созвездье;
Знойные дни возвращает Солнце.
С бредущим вяло стадом уж в тень спеша,
Пастух усталый ищет ручей в кустах
Косматого Сильвана; смолкнул
Брег, ветерок перелетный замер.
Тебя заботит, лучше какой уклад
Для граждан: ты ведь полон тревог за Рим;
Готовят что нам серы, бактры,
Киру покорные встарь, и скифы.
Но мудро боги скрыли от нас исход
Времен грядущих мраком густым: для них
Смешно, коль то, что не дано им,
Смертных тревожит. Что есть, спокойно
Наладить надо; прочее мчится всё,
Подобно Тибру: в русле сейчас своем
В Этрусское он море льется
Мирно, - а завтра, подъявши камни,
Деревья с корнем вырвав, дома и скот -
Всё вместе катит: шум оглашает вкруг
Леса соседние и горы;
Дразнит и тихие реки дикий
Разлив. Проводит весело жизнь свою
Как хочет тот, кто может сказать: сей день
Я прожил, завтра - черной тучей
Пусть занимает Юпитер небо
Иль ясным солнцем, - всё же не властен он,
Что раз свершилось, то повернуть назад;
Что время быстрое умчало,
То отменить иль небывшим сделать.
Фортуна рада злую игру играть,
С упорством диким тешить жестокий нрав:
То мне даруя благосклонно
Почести шаткие, то - другому.
Ее хвалю я, если со мной; когда ж
Летит к другому, то, возвратив дары
И в добродетель облачившись,
Бедности рад я и бесприданной.
Ведь мне не нужно, если корабль трещит
От южной бури, жалкие слать мольбы
Богам, давать обеты, лишь бы
Жадному морю богатств не придал
Из Тира, с Кипра ценных товаров груз.
Нет! я отважно, в челн двухвесельный сев,
Доверюсь Близнецам и ветру,
В бурю помчусь по волнам эгейским.
Перев. Н. Гинцбург
К БОЛЬНОМУ MEЦЕНАТУ
(II,17)
Зачем мне ранишь сердце стенаньями?
Нет, не угодно вышним, чтоб сирого
Ты, Меценат, меня оставил, -
Ты моя гордость, краса, опора!
Но, если б грозный рок поразил тебя,
Разъяв мне душу, - части души лишен,
Став самому себе постылым,
Я бы не медлил. Конец обоим
Тот день принес бы. Дал ведь не ложно я
Обет высокий всюду с тобой идти.
Куда б ни повелел, пойду я, -
Путь и последний свершим мы вместе!
Ничто не сможет нас разлучить с тобой,
Будь то химеры огненный дых иль сам
Гигант сторукий воскрешенный.
Парки и правда так порешили.
И кто б ни встретил первый, осилив всех,
Меня младенцем, злой Скорпиона взор,
Весы ль благие, Козерог ли,
Гордый властитель волн гесперийских.
Светил значенье дивно похоже так
У нас с тобою, - грозный Сатурна свет
Затмив, - спас нам тебя Юпитер,
Крылья разящей судьбы замедлив.
Твое спасенье славили все тогда,
В театре трижды рукоплескал народ, -
Ствол надо мной в тот миг повиснул, -
Фавн тут - хранитель сынов Гермеса
Рукой искусной грозный смягчил удар.
Воздай же вышним жертвы обильные;
Ты по обету храм воздвигни,
Я же смиренно почту ягненком.
Перев. В. Любин
* * *
(III, 16)
Башни медная грудь, крепких ворот литье,
Неусыпных собак стража угрюмая
Быть Данае могли б верной защитою
От лихих полуночников, -
Если б с Киприей Зевс не насмеялись зло
Над жестоким отцом, стражем напуганным
Девы-узницы: где ж не был свободен путь
Богу, золотом ставшему?
Средостенье любых телохранителей
Может золото снять, каменный кряж пробить,
Жарче молний разя. Амфиарая дом
Пал, погибели преданный
Злой корыстью людской. Крепости брал не раз
Македонский хитрец и побеждал царей
Властной силой даров. Флотоводителя
Дар не раз совращал с пути.
Где жиреет казна, там и забот мошна;
Алчут новых богатств. Не понапрасну я
Избегал, Меценат, лучший из всадников,
Возноситься над ближними.
Кто откажет себе, трижды тому воздаст
Щедрость божья. Презрев долю стяжателей,
Вот я к стану пристал чуждых имения
И ликую, хоть гол и наг!
Лучше пусть говорят: "Скуден его надел!"
Чем сказали бы так: "Он в закрома нагреб
Всё, что труженик снял с пашен Апулии,
Нищий средь изобилия!"
Чистый в поле ручей, несколько югеров
Леса, свой урожай - скудный, но верный хлеб,
Я ль не взыскан стократ рядом с владетелем
Африканских бескрайных нив?
Пусть не копят мне мед пчелы Калабрии,
Лестригонским вином пусть не томится Вакх
В погребах у меня; пастбища Галлии
Пусть растят для других руно, -
Всё ж докучливой нет бедности. И когда
Большего захочу, разве откажешь ты?
Лучше мне сокращать нужды свои - и тем
Небольшой повышать доход,
Чем Лидийским владеть царством и зариться
На Мигдонское. Знай: где притязания,
Там нехватка. Блажен, кто получил сполна
В меру малой потребности.
Перев. Н. Вольпин
* * *
( ЭПОД 3)
Коль сын рукою нечестивой где-нибудь
Отца задушит старого,
Пусть ест чеснок: цикуты он зловреднее!
О, крепкие жнецов кишки!
Что за отрава мне в утробу въелася?
Иль кровь змеи мне с этою
Травой варилась назло? Иль Канидия
Мне зелье это стряпала?
Когда Медею Аргонавтов вождь пленил
Своей красой блистательной,
Она, чтоб мог он диких укротить быков,
Язона этим смазала;
И, влив такой же яд в дары сопернице,
Умчалась на крылах змеи.
Еще ни разу звезды так не жарили
Засушливой Апулии,
И плеч Геракла так не жег могучего
Кентавра дар мучительный.
А коль, затейник-Меценат, захочешь ты
Опять такого кушанья,
Пусть поцелуй твой дева отстранит рукой
И дальше отодвинется!
Перев. Ф. Петровский
* * *
(ЭПОД 4)
Вражда такая ж, как у волка с овцами,
И мне с тобою выпала.
Бичами бок твой весь прожжен испанскими,
А голени - железами.
Ходи ты, сколько хочешь, гордый деньгами, -
Богатством свой не скроешь род!
Ты видишь, идя улицей Священною,
Одетый в тогу длинную,
Как сторонятся все тебя прохожие,
Полны негодования?
"Плетьми запорот так он триумвирскими,
Что и глашатай выдохся;
В Фалерне ж он помещик: иноходцами
Он бьет дорогу Аппия.
Как видный всадник, в первых он рядах сидит,
С Отоном не считался.
К чему же столько кораблей тяжелых нам
Вести с носами острыми
На шайки беглых, на морских разбойников,
Коль он - трибун наш воинский?"
Перев. Ф. Петровский
4. АВГУСТ
* * *
(III, 25)
Вакх, я полон тобой! Куда
Увлекаешь меня? Я, возрожденный, мчусь
В лес иль в грот? Где пещера та,
Что услышит, как я Цезаря славного
Блеск извечный стихом своим
Воздымаю к звездам, к трону Юпитера?
Небывалое буду петь
И доселе никем в мире не петое!
Как вакханка, восстав от сна,
Видя Гебр пред собой, снежную Фракию
И Родоп, что лишь варварской
Попираем стопой, диву дивуется,
Так, с пути своего сойдя,
Я на берег дивлюсь и на пустынный лес.
Вождь Наяд и Менад, легко
Дуб высокий рукой вмиг исторгающих,
Петь ничтожное, дольнее
Больше я не могу! Сладко и боязно,
О Леней, за тобой идти,
За тобою, лозой лоб свой венчающим.
Перев. Г. Церетели
* * *
( I, 37)
Теперь - пируем! Вольной ногой теперь
Ударим оземь! Время пришло, друзья
Салийским угощеньем щедро
Ложа кумиров почтить во храме!
В подвалах древних не подобало нам
Цедить вино, доколь Капитолию
И всей империи крушеньем
Смела в безумье грозить царица
С блудливой сворой хворых любимчиков,
Уже не зная меры мечтам с тех пор,
Как ей вскружил успех любовный
Голову. Но поутихло буйство,
Когда один лишь спасся от пламени
Корабль, и душу, разгоряченную
Вином Египта, в страх и трепет
Цезарь поверг, на упругих веслах
Гоня беглянку прочь от Италии,
Как гонит ястреб робкого голубя
Иль в снежном поле фессалийском
Зайца охотник. Готовил цепи
Он роковому диву. Но доблестней
Себе искала женщина гибели:
Не закололась малодушно,
К дальним краям не помчалась морем.
Взглянуть смогла на пепел палат своих
Спокойным взором и, разъяренных змей
Руками взяв бесстрашно, черным
Тело свое напоила ядом,
Вдвойне отважна. Так, умереть решив,
Не допустила, чтобы суда врагов
Венца лишенную царицу
Мчали рабой на триумф их гордый.
Перев. С. Шервинский
ФОРТУНЕ
(I, 35)
Богиня! Ты, что царствуешь в Антии!
Ты властна смертных с низшей ступени ввысь
Вознесть, и гордые триумфы
В плач обратить похоронный можешь.
К тебе взывает, слезной мольбой томя,
Крестьянин бедный; вод госпожу, тебя
Зовет и тот, кто кораблями
Критское море дразнить дерзает.
И дак свирепый, скифы, бродя в степях,
Тебя страшатся. Грады, народы все,
Суровый Лаций, властелинов
Матери, грозный тиран в порфире -
Трепещут, как бы дерзкой стопою ты
Их власть не свергла; как бы толпа, сойдясь,
"К оружью!" не звала, "к оружью!"
Медлящих граждан, чтоб власть низвергнуть.
И Неизбежность ходит с тобой везде,
В руке железной гвозди всегда неся,
Свинец расплавленный и клинья,
Скобы кривые - для глыб скрепленья.
Тебя Надежда, редкая Верность чтит,
Но, в белой ткани, вслед за тобой нейдет
В тот час, как в гневе ты оставишь
Взысканных домы, облекшись в траур.
Но, руша верность, с блудной женою чернь
Отходит прочь; и все разбегутся врозь
Друзья, допив вино с осадком:
Друга ярмо разделять не склонны.
Храни ж, богиня, Цезаря! - В бриттов край
Пойдет он дальний; юношей свежий рой
Храни, чтоб рос он, страх внушая
Красному морю, всему Востоку.
Увы! Нам стыдно ран и убийств своих
Граждан! Жестокий род, от каких мы дел
Ушли? Чего не запятнали
Мы, нечестивцы? Чего руками,
Богов страшася, юность не тронула?
Дала пощаду чьим алтарям?.. О, пусть
Ты вновь мечи перековала б
Против арабов и скифов диких!
Перев. Н. Гинцбург
ВАЛЬГИЮ
(II, 9)
Не век над полем небу туманиться,
Не век носиться ветру над Каспием,
Он дни и ночи там не стонет.
Вспомни, надолго ли, друг мой Вальгий,
Окован стужей берег Армении?
Под Аквилоном, веющим с севера,
Дубравы Гаргана не гнутся;
Вязам недолго знать платье вдовье.
Скажи, зачем же песней крылатою
К Мистиде рвешься, тайно похищенной?
Горит ли Веспер или меркнет -
Не покидает тебя твой пламень.
Ты помнишь старца многовекового?
Не вечно плакал он по Антилоху,
И над Троилом не грустили
Сестры-фригиянки год за годом.
Забудь же, Вальгий, жалобы женские!
Прославь нам лучше Августа-цезаря,
Грядущего в победных лаврах,
Снежный покров нам прославь Нифаты,
Реку мидийцев, ныне покорную,
Волною прежде бурно кипящую,
И в областях, им отведенных,
Конников скифских неутомимых.
Перев. Т. Казмичева
К РИМСКОМУ НАРОДУ
(III, 14)
Граждане! Давно ль, победитель смерти,
Цезарь в Рим вступил, лаврами венчанный, -
Ныне, как Геракл, он, разбив испанцев,
Прибыл к пенатам.
Помолясь богам, поспешит супруга
Встретить у стены цезаря-героя;
Вслед за ней сестра, от восторга плача,
Брата обнимет.
Матери невест и бойцов спасенных
Празднуют. А вы, юные сироты,
Вдовы, - так стенать в день народной славы
Вам не пристало.
Не к лицу и мне горевать сегодня!
Каждый гражданин пьет вино победы,
Не страшит мятеж и насилье: миром
Цезарь владеет!
Мальчик, где венки? Благовоний сладость?
Принеси кувшин тех времен марсийских:
Толпы Спартака мы помянем, если
Всё не допили.
Ты беги скорей за Ниерой звонкой.
Что ей! Косы в жгут! Торопи красотку!
Только бы... Но чур! коль привратник схватит -
Мигом обратно.
Проседь на висках укрощает бури:
Сила уж не та и не та сноровка.
Видели б меня в золотое время
Консула Планка!
Перев. А. Квятковский
МИР И БЛАГОВОЛЕНИЕ
(IV, 5)
Сын блаженных богов, рода ты римского
Охранитель благой, мы заждались тебя!
Ты пред сонмом отцов нам обещал возврат
Скорый, - о, воротись скорей!
Вождь наш добрый, верни свет своей родине!
Лишь блеснет, как весна, лик лучезарный твой
Пред народом, для нас дни веселей пойдут,
Солнце ярче светить начнет.
Как по сыну скорбит мать, если злобный Нот
По карпатским волнам плыть не дает ему,
Не давая узреть дома родимого
Больше года; как мать, молясь,
Иль обеты творя, или гадаючи,
Не отводит очей от берегов крутых,
Так, тоской исходя, родина верная
Всё томится по Цезарю.
Безопасно бредет ныне по пашне вол;
Сев Церера хранит и Изобилие;
Корабли по морям смело проносятся;
Ни пятна нет на честности;
Не бесчестит семьи любодеяние;
Добрый нрав и закон - цель для распутников;
Матери родовым сходством детей горды;
За виной кара следует.
Кто боится парфян, кто скифа дерзкого?
Кто германской страны, диким отродием
Столь чреватой? На то Цезарь наш здравствует!
Кто войны с злой Иберией?
На холмах у себя день свой проводит всяк,
Сочетая с лозой дерево вдовое,
И, домой воротясь, пьет, на пиру к тебе,
Словно к богу, взываючи.
Он, с мольбою к тебе и с возлиянием
Обращаясь, твое чтит имя божие,
Приобщая его к Ларам, - так в Греции
Чтут Геракла и Кастора.
"О, продли, добрый вождь, ты для Гесперии
Счастья дни!" - по утрам так мы и трезвые
Молим, молим мы так и за вином, когда
Солнце к морю склоняется.
Перев. Г. Церетели
* * *
(IV, 14)
Какою в камень врезанной надписью
Смогли б сенат и римские граждане
Тебя достойно возвеличить,
Гордость народа, великий Август,
В краях подлунных между владыками
Себе величьем равных не знающий.
Недавно мощь твоей десницы
Вольнице винделицийских взгорий
Пришлось изведать: ратью твоею Друз
Удар нанес ей незабываемый;
Генавнов отогнав и бревнов,
Крепости их на альпийских высях
С землей сровнял он. Новой победы мы
Недолго ждали: в жарком сражении
Разбито было племя ретов
Старшим Нероном, твоим посланцем.
Он вихрем мчался по полю бранному,
Разя нещадно варварских воинов,
Свободу выше жизни чтущих.
Как необузданный южный ветер
Стегает волны в полночь осеннюю,
Так он отряды вражьи без устали
Крушил и конской потной грудью
Путь пробивал себе в гущу боя.
Как Авфид в грозный час половодия,
Беснуясь, мчится через Апулию
И, страшно воя, угрожает
Всё затопить - и луга, и пашни, -
Так храбрый Клавдий бешеным натиском
Поверг врага и вражьими трупами
Устлал всё поле, оснащенный
Ратью твоею, твоею волей,
Благим участьем мощных богов твоих.
Не в тот ли самый день достопамятный,
Когда тебе Александрия
С плачем открыла свои ворота,
Фортуна снова через пятнадцать лет
Страде военной добрый дала исход
И новой увенчала славой
Мудрое, Август, твое правленье.
Тебе дивятся Индия, Мидия,
Кочевник-скиф и еле смиренные
Кантабры, о оплот священный
Нашего края, державы нашей!
Тебе подвластны Тигр, и Дунай, и Нил,
Свои истоки в дебрях скрывающий,
И Океан, кормилец чудищ,
Дальним британцам ревущий песни.
Тебе послушны галлы бесстрашные
И дети гордой нравом Иберии;
К твоим стопам свое оружье
Племя сигамбров, смирясь, сложило.
Перев. О. Румер
* * *
(IV, 4)
Орел, хранитель молнии блещущей,
В пернатом царстве стал повелителем,
Когда похитил Ганимеда,
Волю Юпитера выполняя.
Сначала юность, пылкость врожденная
Птенца толкнули к первому вылету;
Потом учил его отваге
Ветер весенний, развеяв тучи
В лазурном небе; вскоре за овцами
Орленок начал алчно охотиться;
А там - напал и на удава,
В жажде борьбы и поживы щедрой.
Косматый львенок, львицею вскормленный,
Едва завидит серну на пастбище,
Стремится к жертве обреченной,
Острые зубы свирепо скаля!
Таким в Ретийских Альпах винделики
Узнали Друза... Странен обычай их
Топорики носить с собою,
Словно у них амазонки - предки.
Откуда навык этот - неведомо,
Но весть правдива: лютых винделиков,
Непобедимых в дни былые,
Юный воитель разбил в сраженьи!
Ясна отныне мощь добродетели,
Возросшей в доме, ларами взысканном;
Так явен смысл заботы отчей
Августа о молодых Неронах!
Отважны только отпрыски смелого;
Быки и кони все от родителей
Наследуют; смиренный голубь
Не вырастает в гнезде орлином.
Ученье - помощь силе наследственной,
Душа мужает при воспитании;
Но если кто прельщен пороком -
Всё благородное в нем погибнет.
Чем Рим обязан роду Неронову,
Метавр об этом знает: у вод его
Смерть Гасдрубал нашел... Для римлян
Солнце впервые в тот день блеснуло.
Улыбке славы сумрачный Лациум
Тогда поверил: долго Италией
Пуниец шел, как пламень чащей,
Как ураган Сицилийским морем.
И мир услышал речь Ганнибалову:
"Мы - стадо ланей, волчья добыча мы!
Не в битве, только в отступленье
Будем отныне искать триумфа.
О люд троянский, после пожарища
Проплывший смело море Этрусское,
Чтоб дети, старцы и пенаты
Мир обрели под авзонским небом,
Ты впрямь подобен дубу алгидскому,
Который в страшный час, под ударами
Секир, судьбе не покоряясь,
Твердостью спорит с самим железом!
И даже Гидра многоголовая
Смущала меньше взоры Геракловы!
Подобных чудищ не бывало
В дебрях Колхиды и в древних Фивах!
Врага утопишь - выплывет в ярости,
Низринешь наземь - он победителя,
Восстав, повергнет. Скорбным вдовам
Памятна громкая битва будет!
Не слать отныне мне карфагенянам
Посланцев пышных: рушатся, рушатся
Надежды! Гибель Гасдрубала
Нам предвещает позор великий.
Увы, всесильны воины Клавдиев!
Им сам Юпитер грозный сопутствует:
Решенья, принятые мудро,
Оберегают их в трудных войнах".
Перев. И. Поступальский
* * *
(IV, I5)
Хотел воспеть я брань и крушение
Держав, но лира грянула Фебова,
Чтоб робкий парус не боролся
С морем Тирренским. В твой век, о Цезарь,
Тучнеют нивы, солнцем согретые,
Знамена дремлют в храме Юпитера,
Забыв позорный плен у парфов;
Долго пустевший приют Квирина -
Святыня снова! Ты обуздать сумел
Рукой железной зло своеволия;
Изгнав навеки преступленья,
Ты возвратил нам былую доблесть.
Она когда-то мощь италийскую -
Латинов имя - грозно прославила
В безмерном мире: от восхода
До гесперийской закатной грани!
Ты наш защитник, Цезарь! Ни гибельной
Войны гражданской ужас не страшен нам,
Ни гнев, кующий меч, чтоб распрю
Города с городом вызвать снова!
Твоим законам, Август, покорствуют
Дуная воду пьющие варвары
И гет, и сер, и парф лукавый,
И порожденные Доном скифы.
А мы, ликуя в будни и праздники,
Дары вкушаем доброго Либера
В кругу детей и жен любимых,
Не забывая богам молиться.
А мы, как наши пращуры, песнями
Под флейту славим доблесть и праведность
Мужей троянских, и Анхиза
С отпрыском дивным благой Венеры.
Перев. И. Поступальский
[1] «Вместо предисловия» («Царей потомок, Меценат…»). Этот отрывок в три строфы — недоработанный перевод Пушкина оды I, 1. Во второй и третьей строфе недостает по одному слову. Во второй строфе стих восполняется словом «славу», в третьей стих остается незавершенным. Смысл подлинника подходящего слова не подсказывает.