Извлечения из первой книги

(по византийским эпитомам)[1]

Афиней - отец этой книги.[2] Он обращается в ней к Тимократу. Название ее "Пир мудрецов". В ней описано, как богатый римлянин Ларенсий собирает у себя в доме самых лучших знатоков всякого рода учености. Ничто замечательное не осталось неупомянутым. В книгу вошли и рыбы, и то, как подавать их на стол, и разъяснение их имен, и разные сорта овощей, и различные породы животных, и составители историй, [b] и поэты, и философы, и музыкальные инструменты, и тысячи шуток; разговор заходит и о разнообразии чаш, и о царских сокровищах, и о размерах судов, и о многом другом, чего мне не успеть перечислить, даже если я потрачу на это целый день. И само распределение частей рассказа есть подобие роскоши пира, а составление книги напоминает приготовление к пиру. Изумительный распорядитель слова, Афиней, устраивает этот столь сладостный словесный пир, и, всё более совершенствуясь, он, как афинские риторы,[3] распаляясь от собственного красноречия, прыжками [c] устремляется от одной части книги к другой.
2. Участниками пира представлены софисты: Масурий, толкователь законов, ревнитель всякого рода учености, единственный поэт на пиру, не уступающий, однако, и в остальном никому, усердный энциклопедист.[4] О чем бы ни заводил он речь, кажется, что он говорит именно о главном предмете своих занятий, настолько образован был он с детства. Он сочинял ямбы, по словам Афинея, ничуть не хуже любого из поэтов после Архилоха.[5] Присутствовали там и Плутарх, и Леонид Элейский, и Эмилиан Мавританский, и Зоил - самые приятные из [d] грамматиков.[6] Были там и философы Понтиан и Демокрит никомидиец, затмившие всех своей ученостью, был и Филадельф Птолемей, муж, не только умом постигший философию, но и претворявший ее в жизнь.[7] Из киников по имени назван лишь один, Кинульк,[8] однако не "две лихие за ним побежали собаки" [Од. II.11], как за Телемахом на площадь, а свора, гораздо большая, чем за самим Актеоном.[9] Риторов было ничуть не меньше, чем киников. На них, как и вообще на всех, кто начинал говорить, обрушивался Ульпиан из Тира, за свои постоянные диспуты на улицах, во время прогулок, у книжных торговцев, в купальнях получивший прозвище "Подходит-не-подходит" - прозвище более [e] выразительное, чем его собственное имя. Человек этот взял себе за правило, прежде чем отведать чего-либо, выяснять, подходит или не подходит, например, слово "пора" к обозначению части дня,[10] слово "пьяница" к мужчине,[11] слово "матка" к съедобной пище,[12] и присуще ли "свинство" вепрю.[13] Из врачей были Дафн из Эфеса, замечательный и своим искусством и образом жизни, не понаслышке знакомый с учениями академиков;[14] Гален из Пергама, написавший столько философских и медицинских сочинений, [f] что превзошел всех предшественников, не уступая никому из древних в толкованиях; Руфин из Никеи. Был там и музыкант Алкид из Александрии. Афиней говорит, что это перечисление скорее смахивает на список войска, чем на перечень участников попойки.
3. Ревностно следуя Платону, Афиней делает свой диалог драматическим.[15] Начало у него такое:
(2) "Сам ли ты, Афиней, принимал участие в этом прекрасном собрании упомянутых здесь пирующих софистов, о котором так много говорили в городе, или ты пересказал друзьям с чужих слов? - Да, Тимократ, я сам был там. - В таком случае не будешь ли ты любезен передать что-нибудь из этих застольных речей и нам, ибо

трижды пережевавших бог лучшим куском одаряет,

[b] как говорится где-то у киренского поэта [Эратосфен], или нам придется разузнавать у кого-нибудь другого?"
4. Затем он принимается расточать похвалы Ларенсию и продолжает: "Честолюбие заставляло его собирать у себя образованную публику, причем развлекал он ее не только общепринятыми на пирах вещами, но и беседами, предлагая и достойные разбора вопросы и найденные им решения, - он ведь никогда не брался обсуждать случайные, не продуманные [c] заранее им предметы, но подвергал их самому тщательному анализу по сократовской методике,[16] так что все бывали восхищены тонкостью его замечаний". Афиней рассказывает, что еще божественным императором Марком Ларенсиеву попечению в Риме были вверены как отеческие, так и эллинские храмы и жертвоприношения. Называет он его Астеропеем за то, что тот в равной степени превосходно владел обоими языками - латинским и греческим. Он говорит также, что Ларенсий был сведущ в древних религиозных церемониях, установленных основателем города Ромулом и Нумой Помпилием, был он знатоком и гражданских законов.
[d] И все это он изучил самостоятельно, копаясь в списках древних (3) постановлений и указов; изучал он и законы, содержащиеся в древних сборниках, в которые юристы больше не заглядывали, и ставших в результате упадка общественного вкуса "запечатанными книгами",[17] - как сказал Эвполид о поэзии Пиндара. Объясняет это Афиней тем, что Ларенсий владел огромным множеством древних рукописей, превосходя количеством книг всех прославленных обладателей библиотек: и Поликрата Самосского, и афинского тирана Писистрата, и Эвклида, и самого Афинея, и Никократа Кипрского, еще и царей Пергама, трагика Еврипида, философов Аристотеля, Феофраста и сохранившего наследие последних Нелея. Афиней говорит, что его земляк царь Египта Птолемей, прозванный Филадельфом, купил у наследников Нелея все эти сочинения и, присоединив к книгам, приобретенным в [b] Афинах и на Родосе, вывез в свою прекрасную столицу Александрию. Поэтому кто-то и сказал о нем словами Антифана [Kock.II.124]:

Ты всякий раз сторонник Муз и Разума,
Когда дела искусства разбираются.

Или:

...блещет
Славословие песнопений
Среди нашего веселья на его гостеприимном пиру, -

как сказал фиванский лирик [Пиндар.Ол.1.14]. [с]
Афиней также говорит, что на пирах Ларенсия все приглашенные [иноземцы] могли чувствовать себя в Риме как в родном городе. "Ибо кто мог тосковать по родине в обществе этого человека, державшего двери своего дома широко распахнутыми для друзей?" По словам комедиографа Аполлодора [Коск.III.293]:

Верь, Никофонт, когда кому случается
Войти в жилище друга благосклонного,
К нему с порога всё благожелательно:
Привратник расплывается улыбкою,
Хвостом виляет пес, навстречу выскочив, [d]
Слуга выносит кресло, и ни слова вслух!

5. Все богачи должны быть такими. Ибо не столь гостеприимному хозяину любой может сказать: "Почему ты так скареден? Твои кущи полны вина - так пир для старейшин устрой: прилично тебе и способно".[18] Подобной щедростью отличался Александр Великий, а Конон, победив лакедемонян в морской битве у Книда[19] и окружив стенами Пирей,[20] принес богам гекатомбу - истинную, а не "так называемую", - и пригласил на празднество все Афины. И когда кони Алкивиада заняли в Олимпии первое, второе и [e] четвертое места,[21] - в честь этой победы Еврипид написал эпиникий, - то, принеся жертвы Зевсу Олимпийскому, Алкивиад устроил всем участникам празднества. То же самое устроил в Олимпии и Леофрон (эпиникий ему написал Симонид Кеосский). Эмпедокл из Акраганта победил на Олимпийских играх в скачках,[22] и поскольку он был пифагорейцем и не ел живого,[23] то слепил быка из смирны, ладана и драгоценнейших благовоний и, ["заколов" его в жертву], раздавал по кусочку тем, кто явился на праздник. И поэт Ион Хиосский, когда его трагедия заняла первое место в Афинах,[24] [f] роздал каждому афинянину по кувшину хиосского вина.[25]

Зачем еще богов молить бы смертному
Богатства дать и денег в изобилии,
Как не затем, чтобы друзьям со щедростью
Он мог помочь и семена рассеивал
Сладчайшей из бессмертных - Благодарности?
Ведь все имеют наслажденье равное
От пищи и питья, и чтоб насытиться
Блистательных застолий нам не надобно, -

говорит Антифан [Kock.II. 111].
[О том,] что[26] халкедонец Ксенократ, академик Спевсипп и Аристотель написали царские законы.[27] (4) Отличался гостеприимством и акрагантец[28] Теллий, радушно встречавший всех приходивших к нему. Так, когда однажды зимой у него остановились пятьсот всадников из Гелы, он выдал каждому из них хитон и гиматий.[29]
6. Афиней пользуется выражением "О софист, пиров искатель (τρεχέδειπνος)!"
Клеарх рассказывает [FHG.II.308], что некий сиракузянин Харм очень ловко прикладывал стишки и поговорки к каждому выставлявшемуся на стол кушанью. Например, к рыбе:

Пучину я эгейскую соленую [Еврипид."Троянки".1]
Покинул, -

моллюскам, называемым трубачами:

Здравствуйте, мужи глашатаи, вестники бога и смертных [Ил.I.334] - ,

[b] кишке:

Завита и коварна [Еврипид. "Андромаха".448], -

начиненному кальмару:

Мудра, мудра ты [Еврипид. "Андромаха".245], -

вареным плодам:

Толпу вкруг меня не рассеешь? [Диоген Лаэртский.II.117], -

ободранному угрю:

И космы рассыпались непокрытые [Еврипид."Финикиянки".1485].

Афиней рассказывает, что на пире у Ларенсия присутствовало много подобных персон, принесших с собой свою запеленутую в свитки ученость, как взносы на складчинный обед.[30] Он рассказывает, что Харм, [с] всегда имевший (как сказано выше) что сказать о каждом сервированном блюде, пользовался среди мессенцев[31] репутацией высокообразованного человека. Так же и Каллифан, отца которого прозвали Объедалой, желая прославиться обширной эрудицией, выписывал начала множества поэм и речей, так что всегда мог процитировать по три или четыре строчки каждой из них.
У многих других участников пира не сходили с языка сицилийские мурены,[32] водоплавающие угри,[33] желудки пахинских тунцов,[34] козлята с Мелоса,[35] скиафская рыба,[36] прозванная постником (вид кефали), а из менее [d] известных вещей - пелорские моллюски,[37] липарская килька,[38] мантинейская репа,[39] фиванский рапс[40] и аскрийская свекла.[41]
Клеанф из Тарента, согласно Клеарху [FHG.II.309], всё, что хотел сказать на пире, декламировал стихами. Также поступал и сицилиец Памфил. Например:

Ну-ка, мне выпить налей и ножку подай куропатки.

Или:

Пусть принесут мне горшок, а также пирог мне (πλακου̃ντα) подайте.

Афиней замечает, что хорошо устроившиеся люди не имеют необходимости зарабатывать себе на хлеб собственными руками (έγχειρογάστορες).
[О том,] что у Аристофана встречается выражение "таща лукошки, полные декретов" [Kock.I.446].
7. [О том,] что Архестрат из Сиракуз (или из Гелы) в сочинении, [e] которому Хрисипп дает заглавие "Гастрономия", Линкей же и Каллимах - "Искусство жить роскошно", Клеарх - "Искусство обедать", а другие - просто "Поварское искусство" (написано оно было эпическим стихом и начиналось так:

Вот образец я даю разысканий для целой Эллады), -

утверждает [fr.61]:

Должно обед проводить за одним, но роскошным застольем.
Быть же должно за столом три-четыре участника, в крайнем
Случае - пять, но не боле: иначе не пир это будет,
Сборище грубых солдат, что пришли перепортить припасы.

Он, следовательно, не знал, что за платоновской трапезой было двадцать восемь едоков.[42]
[О том, что] Антифан пишет [Kock.II.112]:

На все обеды парни эти в городе [f]
Незваными без промаха слетаются.

И далее продолжает:

Должны кормить мы их на счет общественный, (5)
Как, говорят, быка для мух в Олимпии
Приносят в жертву, так и нам приходится
Гостям незваным[43] свой обед закалывать.

8. Одно рождается летом, а другое зимой, - говорит сиракузский поэт[44] [Феокрит.II.58]; так что невозможно всё вместе доставить - сказать же легко.
[О том,] что сочинения о пирах были написаны и другими авторами, среди которых можно отметить Тимахида Родосского, написавшего эпическим стихом[45] по крайней мере одиннадцать книг, также Нумения из [b] Гераклей, ученика врача Диевха, пародиста Матрея из Питанеи, а также Гегемона с Фасоса, прозванного Чечевицей, которого некоторые включают в число авторов Древней комедии.[46]
[О том,] что Артемидор, ошибочно прозываемый учеником Аристофана,[47] составил словарь кулинарных терминов. О "Пире" левкадийца Филоксена упоминает автор комедий Платон [Kock.I.646]:

- Хочу я в место спрятаться укромное,
Чтоб эту книгу почитать в молчании.
- А что за книга, расскажи, прошу тебя!
- Новинка Филоксена, "Кулинария".
- Так вслух прочти, я весь вниманье.
- Слушай же!
"С луковиц труд я начну, тунцом завершу сочиненье".
- Тунцом? Выходит, мне совсем неплохо с ним [с]
В ряду последнем затеряться было бы!
- "Вдосталь в золе потоми ты лук, обмакни его в соус,
И от души погрызи, он жилы мужам напрягает.
Впрочем, об этом довольно; я к детям морей отправляюсь".

И немного ниже:

"Надобна сковорода, иногда неплоха и кастрюля".

И еще немного ниже:
"Окуня, палтуса, рыб морских с кривыми зубами Или прямыми не режь, чтобы кара с небес не дохнула, [d] Но подавай целиком запеченных: так много вкуснее.

Щупальце коль отобьешь кальмара ты долго, и сваришь,
Если оно велико - гораздо печеного лучше;
Если ж печеных два будет, вареному их предпочту я.
Жилы не сможет напрячь султанка; дитя Артемиды:
Девой она рождена и чуждается страсти любовной.
А скорпион"...
- Заползет тебе в зад, и тогда ты уймешься!

9. По имени этого Филоксена и некоторые виды пирогов были [e] названы филоксеновскими. Хрисипп рассказывает о нем следующее: "Мне запомнился некий гурман, настолько потерявший чувство стыда, что уже не обращал внимания ни на кого из присутствующих, чем бы ему ни приходилось заниматься. В общественных банях он открыто приучал руки к горячему, подолгу держа их в воде; этой же водой он полоскал горло, чтобы горячая пища проходила в его глотку без затруднений. Рассказывали, что он подговаривал поваров ставить блюда на стол как можно более горячими, чтобы он один мог поглощать их на глазах у беспомощных сотрапезников". Подобные вещи рассказывают [f] и о Филоксене с Киферы,[48] и об Архите, и множестве других. Один из подобных господ хвастает у комика Кробила [Kock.III.381]:

- Держу я это мясо раскаленное
Холодными, как снег на Иде, пальцами;[49]
А паром от кусков, в кишках дымящихся,
Я глотку грею.
- Печь, не человек уже!

Клеарх рассказывает [FHG.II.309], что Филоксен, находился ли он в своем или в любом другом городе, имел обыкновение, помывшись, обходить дома в сопровождении слуг, несших масло, рыбный соус, уксус и другие (6) приправы. Со всей этой компанией он вваливался в чужой дом и, добавляя недостающее, доводил до ума варившееся в нем, после чего жадно набрасывался на угощение. Когда он приплыл как-то раз в Эфес, в местной лавочке не оказалось никакой снеди. Поинтересовавшись, в чем дело, и узнав, что все закуплено на свадьбу, он помылся и незваным гостем отправился к новобрачным. После обеда он спел гименей,[50] начинавшийся словами "О Гименей, лучезарнейший бог!", чем привел всех в совершенный [b] восторг, ибо был прекрасным дифирамбическим поэтом. Жених спросил: "Филоксен! А завтра ты будешь обедать тем же манером?" "Конечно, - ответил Филоксен, - если здесь опять не будут торговать съестным".
10. Феофил говорит [FHG.IV.516]: "Не таков был Филоксен, сын [c] Эриксида. Он ведь, кажется, уличал природу в том, что она обделила человека удовольствиями, и просил богов дать ему журавлиное горло. Однако гораздо лучше было бы ему постараться стать лошадью, быком, верблюдом или слоном - ведь тогда наслаждения его были бы гораздо сильнее и острее, ибо они возрастают пропорционально силе животного". Клеарх же, рассказывая о Меланфии, утверждает, что и он молился об этом [FHG.II.309]: "Представляется, что Меланфий рассудил лучше Тифона: тот, возмечтав о бессмертии, висит теперь в своем покое, удрученный дряхлостью, лишившей его большинства наслаждений, Меланфий же, обуреваемый страстью к наслаждениям, молил богов даровать ему горло длинношеей птицы, чтобы он мог продлить наслаждение как можно дольше". У того же автора рассказывается, что Пифилл, прозванный Лакомкой, ходил с обернутым языком и освобождал его только перед самым угощением, а после еды очищал сухой рыбьей чешуей. Говорится, что он был [d] единственным из гурманов, кто брал еду, надев на пальцы перчатки, - ему, несчастному, хотелось положить ее на язык как можно более горячей. Другие называют Филоксена рыбоедом, Аристотель же просто обжорой. Пишет он так [fr.36]: "Люди, говорящие речи в собраниях, целый день смотрят фокусы, расспрашивают приезжих из Фасиса или Борисфена, но ничего не читают, кроме Филоксенова "Пира", да и то не подряд".
11. Фений рассказывает [FHG.II.297], что этот Филоксен, киферский поэт,[51] [e] был большим охотником до лакомств. Обедая как-то с Дионисием, он заметил, что перед тем была положена огромная кефаль (τρίγλη), перед Филоксеном же малюсенькая; тогда он взял ее в руки и поднес к уху. Когда Дионисий спросил, что это он делает, Филоксен ответил, что поскольку сочиняет сейчас поэму о Галатее,[52] то хотел бы узнать от кефали кое-что [f] о Нерее и его дочерях. А она говорит, что была слишком мала, чтобы бывать в компании Нерея, но вот ее старшей сестрице, той, что лежит перед Дионисием, известно всё, что он хотел бы узнать. Дионисий расхохотался и приказал передать свою кефаль Филоксену. Дионисий любил выпивать с Филоксеном, но когда того обвинили, будто он обольстил Дионисиеву любовницу Галатею, Дионисий приказал бросить его в каменоломни. Там (7) Филоксен и написал своего "Киклопа",[53] рассказав в нем свою историю. Под видом Киклопа он вывел Дионисия, флейтистку представил Галатеей, а самого себя Одиссеем.
12. Во времена императора Тиберия жил некий Апикий,[54] человек очень богатый и изнеженный; от его имени многие виды пирогов получили название Апикиевых. В своих Минтурнах (город в Кампании) он проедал громадные состояния, питаясь преимущественно очень дорогими [b] креветками, которые были крупнее самых больших креветок из Смирны или омаров из Александрии. Услышав однажды, что в Ливии тоже водятся громадные креветки, он отплыл туда в тот же день. Когда, много натерпевшись в пути от непогоды, он приблизился к африканскому берегу, то прежде чем он сошел с корабля, навстречу ему в море вышли тамошние рыбаки, набрав с собой самых лучших креветок, - ибо среди ливийцев уже распространился слух о его прибытии. Осмотрев их, он спросил, есть ли у [c] них покрупнее. Когда же они ответили, что привезли самых больших местных креветок, то ему припомнились родные минтурнские и, так и не подойдя к берегу, он приказал немедленно повернуть обратно в Италию.
Киренский философ Аристоксен, буквально претворявший в жизнь философию своей родины[55] (это по его имени окорок, приготовленный особым образом, назывался Аристоксеновым), достиг таких пределов чревоугодия, что приказывал поливать на ночь салат-латук в своем саду водой, смешанной с медом и вином. Собирая наутро зелень, он приговаривал, что земля приносит ему готовые пирожные.
[d] 13. Когда император Траян пребывал в Парфии, в многих днях пути от моря, Апикий посылал ему свежих устриц,[56] сохраняя их своим собственным способом консервирования. Роскошью Апикий превосходил Никомеда, царя Вифинии: когда Никомеду, тоже вдали от моря, захотелось анчоусов,[57] то повар приготовил для него искусственную рыбу и поднес ему в качестве анчоуса. По крайней мере, у комического поэта Эвфрона один повар рассказывает [Kock.III.323]:

- Учился я у Сотерида-повара.
[e] Вот это мастер! Как-то Никомед, наш царь,
Среди зимы потребовал анчоуса;
От моря было за двенадцать дней пути,
Но повар подал! Люди так и ахнули.
- Возможно ли такое?
- Репу свежую
Нарезал он сперва ломтями тонкими
И длинными, по форме рыбы, после же
Ошпарил кипятком, полил оливковым
Обильно маслом, соль добавил мастерски,
Затем посыпал сверху зерен маковых -
Штук сорок, ровно - и в далекой Скифии
Царя прекрасной рыбой удовольствовал.
[f] Поев той репы, Никомед расхваливал
Друзьям своим анчоус превосходнейший.
Поэтому не вижу я различия
Меж кулинаром и поэтом: главное -
Смекалка - там и тут.

14. [О том, что] Архилох, поэт с Пароса, упрекает Перикла за то, что он, как миконец, врывается на пиры незваным.[58] Ведь жители острова Микон заслужили своей скаредностью и корыстолюбием дурную славу - видимо, потому, что живут на скудном острове в крайней бедности. (8) Так, например, Кратин называет скупого Исхомаха миконцем [Kock.I.109]:

Миконца Исхомаха сын,
Ну как ты мог бы щедрым быть?

[О том, что] добрый человек пришел пировать к добрым людям: у друзей ведь всё общее.[59]
Архилох же говорит:

...жадно упиваясь неразбавленным вином
И своей не внесши доли...
И никто тебя, как друга, к нам на пир не приглашал.
[b] Но желудок твой в бесстыдство вверг тебе и ум и дух.

У комического поэта Эвбула где-то говорится [Kock.II.206]:

У нас на пире двое приглашенных есть
Неодолимых: Филоктет и Филоктет:
Он хоть один, но стоит двух, по-моему,
И здоровенных, даже трех, не менее.
Однажды, говорят, приятель звал его
На пир, сказав прийти, когда от стрелки тень
Длиною будет в двадцать стоп на гномоне.[60]
[c] А он с утра измерил, и была она
На с лишком две стопы длинней назначенной.
Явившись на рассвете, извинялся он:
Мол, опоздал, дела держали срочные.

Ведь кто на званый пир привык опаздывать,
Тот и в бою оставит пост назначенный, -

говорится у комика Амфида [Kock.II.248]. Хрисипп же утверждает:

[d] Бокалом даровым не вздумай брезговать.

А также:

Выпивки не упускай даровой, но всегда домогайся.

Антифан говорит [Kock.II. 117]:

Да это жизнь богов, когда позволено
Нам поживиться, о цене не думая.

И в другом месте:

И это жизнь блаженная! Приходится
Мне новый способ каждый раз придумывать,
Чтоб челюстям задать работу!

Всё это я захватил на пир из дома, заранее позаботившись, чтобы и я пировал, внеся свою долю.

[e] Ведь мы, аэды, только лишь бездымные
Приносим жертвы.[61]

[О том,] что древним не было незнакомо принятие пищи в одиночку[62] (μονοφαγει̃ν). Например, у Антифана говорится [Kock.II. 128]:

Ты ешь один? одним уж этим мне вредишь!

Также у Амипсия [Kock.I.677]:

Проваливай κ воронам, взломщик-монофаг!

Об образе жизни гомеровских героев

15. Гомер видел, что скромность есть добродетель,[63] более всех прочих подобающая юношам, и что она, подобно устроителю хора, гармонично сочетает между собою все хорошие качества. Он хотел привить ее [f] людям с ранних лет на всю жизнь, чтобы они тратили свой досуг и рвение на добрые дела и были щедры и готовы оказать друг другу услугу. Поэтому он всем своим героям приписал умеренность и довольство малым.
Поэт считал, что сильнее всего в людях потребность в пище и питье и получаемое от них удовольствие, так что люди, соблюдающие умеренность в еде, скромны и воздержны также и во всем прочем. И потому жизнь простую и неприхотливую ведут у него все: цари и простолюдины, юноши, старцы [Од.I.138]:

Гладкий потом пододвинула стол; на него положила
Хлеб домовитая ключница...
...на блюдах, подняв их высоко
Мяса различного крайчий принес [Од.I.141], -

мясо было жареное и преимущественно говяжье. Кроме этого даже на (9) праздниках и свадьбах и других трапезах не подается ничего. Даже самим царям не подают у Гомера ни кушаний, запеченных в фиговом листе, ни кандила,[64] ни печенья на меду; они едят только такую пищу, от которой становятся здоровее душой и телом. Сам Агамемнон подносит Аяксу после единоборства[65] хребет быка как почетный дар. И Нестора, уже старца, и Феникса [Ил.IХ.215] угощают жареным мясом. Так поэт отвращает и нас от неумеренных желаний. Менелай, справляя свадьбу детей,[66] подает [b] Телемаху [Од.IV.65]

бычатины жареной кус, из почетной
Собственной части его отделивши своею рукою.

И Нестор, когда у моря приносит в жертву Посейдону быков в окружении только самых любимых родных сыновей, то, хотя и был он царем и много имел подданных, отдает повеление[67] [Од.III.421]:

В поле один за телицей беги и т.д.

В самом деле, жертва, принесенная с помощью самых близких и преданных людей, благочестивее и угоднее богам. Даже женихи, уж на что были наглы и неумеренны в наслаждениях, всё же не ели, как показывает Гомер, ни рыбы, ни птицы, ни пирогов на меду. [c] Поэт изо всех сил избегает с говорить об ухищрениях поварского искусства, о кушаньях, которые, по словам Менандра, "распаляют похоть",[68] о блюде, именуемом у многих писателей "горшок для развратников" (как утверждает Хрисипп в сочинении "О благе и наслаждении", его приготовление особенно хлопотно).
16. По рассказу Поэта, Приам упрекает сыновей[69] за то, что они истребляют скот, вопреки обычаю [Ил.ХХIV.262]:

Эти презренные хищники коз и агнцев народных.

А Филохор сообщает в своей "Истории" [FHG.I.394], что и в Афинах запрещалось есть еще ни разу не стриженного барана, если в том году приплод [d] овец был недостаточен.
Гомер называет Геллеспонт "богатым рыбой" [Ил.IХ.360], изображает феакийцев отличными мореходами, знает, что на Итаке много гаваней, а у близлежащих островов во множестве водится рыба и дикая птица. Одним из залогов благоденствия он считает обилие рыбы в море. И, однако, никто у него ни рыбы, ни птицы не ест.
Никому не подают и фруктов, хотя было их немало, и поэт с удовольствием о них упоминает[70] и называет "вечно бессмертными" [Од.VII.120]: [е]

Груша за грушей, за яблоком яблоко...

и так далее. И никого мы не увидим у Гомера ни увенчанным, ни умащенным миррой,[71] ни курящим благовония. Наоборот, его герои чужды всему этому, он выбирает их прежде всего за их невзыскательность и довольство малым. Даже богам он приписывает простую пищу: нектар и амбросию.[72] И люди у него, воздавая богам почести, жертвуют только то, что обычно едят сами, и не прибегают ни к ладану, ни к мирре, ни к венкам, [f] чуждаясь подобной роскоши.
Поэт показывает, что и простой пищи герои едят немного: он удерживает их от пресыщения, как лучшие врачи [Од.I.150]:

...когда же
Был удовольствован голод их лакомой пищей...

Одни, утолив голод, тут же обращаются к гимнастическим упражнениям.
(10) Диски и копья доставляют им удовольствие, и, забавляясь, они постигают то, что потом применят в серьезном деле. Другие же слушают кифаредов,[73] которые напевно и мерно повествуют о подвигах героев.
17. Нет поэтому ничего удивительного в том, что воспитанные в таких правилах люди уравновешенны и душой и телом. Доказывая, что умеренность полезна для здоровья, благотворна и доступна всем, Гомер изображает, как мудрейший Нестор подносит вино раненому в правое плечо врачевателю Махаону[74] в качестве наилучшего лекарства от воспаления, - а именно [b] прамнийское, известное нам густотой и питательностью (не для простого "утоления жажды", но ради полного насыщения, ведь когда тот уже выпил, Нестор приглашает его продолжить питье:[75] "Друг, сиди у меня и багряным вином укрепляйся"). Более того, для возбуждения жажды Нестор добавляет в вино натертый козий сыр и в прикуску - лук, хотя в другом месте поэмы Гомер утверждает, что вино обессиливает,[76] отнимая крепость и храбрость. Что касается Гектора,[77] то Гекуба, надеясь, что он проведет остаток дня в городе, склоняет его к удовольствию и приглашает совершить возлияние и выпить; он, однако, отвергает это, собираясь [c] возвратиться в битву. И если одна упорно хвалит вино, то другой, даже тяжело дыша после боя, отказывается; одна призывает выпить, совершив возлияние, другой же считает это нечестивым, поскольку забрызган кровью. Гомер признает полезным умеренное питье вина и утверждает, что хлебать его большими глотками[78] значит вредить самому себе. Известны ему также различные пропорции смешения:[79] Ахилл не приказывал бы: "раствори покрепче",[80] если бы не существовало какой-то другой, повседневной пропорции. Может быть, поэт и не знал, что вино очень легко улетучивается [из тела] через поры, не будучи смешано с твердой пищей (это хорошо [d] знают умелые врачи - когда они лечат сердечные недомогания, то для продления воздействия [снадобий] смешивают вино с мучной пищей). Нестор, тем не менее, дал Махаону вино, смешанное с мучицей и сыром,[81] а Одиссей придерживается полезного соединения вина с хлебом [Ил.ХIХ.167]:

Но человек, укрепяся вином и насытяся пищей...

Для пьяницы же поэт отводит сладкое вино, называя его так в следующем стихе [Од.II.340]:

Куфы из глины с вином многолетним и сладким стояли.

18. Гомер также описывает, как девушки и женщины омывают гостей,[82] ибо он полагает, что людей, живущих в благородной скромности, [e] ничто не может распалять. Обычай этот и впрямь очень древний: ведь и дочери Кокала, как полагалось в те времена, купали[83] прибывшего в Сицилию Миноса [Диодор.IV.76].
Обрушиваясь на пьянство, поэт изображает громадного Киклопа, погубленного по этой причине малюсеньким существом [Од. ΙΧ.360 сл.]; подобным же образом [губит он] и кентавра Эвритиона [Од.ХХI. 295]; а гостей Кирки, падких на удовольствия, превращает во львов и волков,[84] но [f] спасает Одиссея, повиновавшегося совету Гермеса [Од.Х.277 сл.] и этим избежавшего опасности. Эльпенор же, предававшийся пьянству и распущенности,[85] ломает себе шею [Од.Х.552]. И Антиной, который хоть и поучал Одиссея: "твой ум отуманен медвяным вином" [Од.ХХI.293], но сам не воздерживался от выпивки, погибает,[86] пронзенный стрелой, так и не оторвавшись от кубка. Гомер также изображает, как эллины отплывают в море пьяными и потому-то они принимаются бунтовать и погибают [Ил.III.139]. Рассказывает он и о том, что Энею, мудрейшему на советах (11) троянцев, из-за пьяной болтливости и хвастливых обещаний,[87] данных им за выпивкой, пришлось выдержать натиск самого Ахилла и едва не поплатиться жизнью[88] [Ил.ХХ.84]. И Агамемнон как-то раз высказывается о себе [Ил.IХ.119]:

Но как уже погрешил, обуявшего сердца послушав, -
В том виновато вино, иль меня провели сами боги, -

ставя опьянение на одну доску с безумием. (Так приводит эти стихи[89] ученик Исократа Диоскорид.) Ахилл же, браня Агамемнона, говорит [b] [Ил.I.225]:

О винопийца со взорами пса.

Так говорит этот фессалийский плут - воплощенная "фессалийская хитрость":[90] здесь Афиней, должно быть, обыгрывает пословицу.
19. [О том,] что из приемов пищи у героев Гомера прежде всего шел завтрак[91] (α̉κράτισμα), который он называет полдником[92] ('άριστον). Один раз о нем упоминается в "Одиссее" [XVI. 1-2]:

...Одиссей с свинопасом божественным рано
Встав и огонь разложив, приготовили полдник.

И один раз в "Илиаде" [XXIV. 124]: [с]

Окрест его суетились друзья и готовили полдник.

Утреннюю трапезу он также называет эмброма[93] ('έμβρωμα), между тем как мы называем ее завтраком ("акратисмон", α̉κρατισμόν), так как за ней едим только куски хлеба, смоченные в несмешанном ('άκρατος) вине. Так об этом говорит, например, Антифан [Kock.II.126], уоторый после стиха

Пока готовит повар полдник ('άριστον),

продолжает:

А как насчет позавтракать (α̉κρατίξω) со мной?

Также и Кантар [Kock.I.766]:

- Мы здесь не будем завтракать (α̉κρατίξω)?
- Нельзя никак:
На Истме будем полдничать (α̉ριστάω).

[d] И Аристомен [Kock.I.693]:

Позавтракав (α̉κρατίζω) слегка, опять вернусь сюда,
Два-три кусочка хлеба откушу.

Филемон утверждает,[94] что у древних были в ходу следующие приемы пищи: первый завтрак, второй завтрак (полдник), обед и ужин. Причем завтрак они называли "нарушением поста" (διανηστισμός), полдник - обедом (δει̃πνον), обед - "вечерней трапезой" (δορπηστός), ужин - десертом (ε̉πιδορπίς). Точный порядок названий трапез можно найти у Эсхила в стихах, которые произносит Паламед [fr.133]:

Я разделил по сотням и по тысячам
[e] Войска, я всем назначил продовольствие,
Срок завтраку, и полднику, и ужину...

Четвертая трапеза, упоминаемая Гомером в следующих словах [Од.ХVII.599]:

...ночевавши (δειλιήσας)
Дома, сюда возвратися, -

которую некоторые называют предвечерней (δειλινόν), имела место[95] между нашими полдником и ужином. Таким образом, полдник (άριστον) имел место ранним утром, обед (δει̃πνον) - около полудня и соответствовал нашему полднику, ужин (δόρπον) принимали уже затемно. Иногда же Гомер использует слово обед (δει̃πνον) как синоним завтрака[96] (άριστον); ведь именно об утреннем приеме пищи сказано [Ил.VIII.53-54]:

Тою порой укреплялися снедью (δει̃πνον) ахейские мужи
[f] Быстро по кущам и в битву оружием все покрывались.

Получается, что они выходили на бой вскоре после восхода солнца, уже приняв завтрак.
20. Пируют у Гомера сидя.[97] Некоторые даже полагают, что перед каждым едоком ставился отдельный столик.[98] Так, ссылаются они, перед Ментесом, пришедшем на пир Телемаха когда столики еще не были принесены, поставили "гладкий стол" [Од.I.138]. Однако такой вывод нельзя признать окончательным, ибо Афина (Ментес) могла пировать и за (12) столом Телемаха. Принесенные блюда оставались на столах[99] в течение всего пира, как это делается у варварских народов и поныне; "покрытыми всевозможными благами" стоят они и у Анакреонта. И только после ухода гостей прислужницы [Од.ХIХ.61]

Начали всё убирать там: столы с недоеденным хлебом,
Кубки и множество чаш.

Однако пиру во дворце Менелая [Од.IV.60] поэт придает некоторые особенности: беседуют гости уже насытившись, затем, ополоснув руки, снова принимаются за еду, и даже после общего плача он заставляет их тут же вспомнить об угощении [Од.IV.216]. То, что столы [во время пира] не убирались, казалось бы, опровергается следующим стихом[100] [Ил.ХХIV.476]:

'έσθων καί πίνων, 'έτι καὶ παρέκειτο τράπεζα
Пищи вкусив и питья, и пред ним еще стол оставался.

[b] Поэтому его следует читать:

'έσθων καί πίνων έτὶ, καὶ παρέκειτο τράπεζα
Пищи вкусив и питья еще; стол перед ним оставался, -

или объяснять противоречие особыми обстоятельствами. Ибо как могло быть приличным для находившегося в трауре Ахилла подобно какому-нибудь гуляке держать перед собой стол в продолжение всего пира? Хлебы выставлялись на стол в корзинках, но мясо на пирах было исключительно жареным.

Похлебки не варил, когда закалывал
Быка Гомер, ни мяса, ни мозгов не мог
[c] Сварить, и даже требуху поджаривал.
Такой уж старомодный он писатель был, -

замечает Антифан [Kock.II.124].
21. Мясо делилось на равные порции; по соблюдению на пирах этого справедливого порядка поэт и называет их "равными", "дружелюбными". Действительно, ведь общественные обеды (δει̃πνον) и получили название пиров[101] (δαίς) от глагола "делить" (δαίομαι), потому что на них делилось на порции не только мясо, но и вино [Од.VIII.98]:

Душу свою насладили на равном пиру мы довольно.

Также и [Ил.IХ.225]:

Здравствуй, Пелид! в дружелюбных нам пиршествах нет недостатка.

Основываясь на этом наблюдении, Зенодот посчитал, что равный пир здесь означает добрый, справедливый пир. И, поскольку пища есть для человека [d] важнейшее благо, необходимое [для всех в равной степени], Гомер-де назвал ее не просто равной ('ίση), но подчеркнул это, использовав наиболее полную, растянутую форму слова (ε̉ίση). Действительно, ведь первобытные люди, у которых пищи, конечно, всегда не хватало, как только обнаруживали ее, принимались за грабеж, набрасываясь всем скопом, и насильно отнимали у владельцев. Несомненно, что при возникавших беспорядках дело доходило и до убийств. Этим, очевидно, и объясняется происхождение слова нечестие[102] (α̉τασθαλία): ведь именно при возникновении изобилия (θαλία) первобытные люди совершали преступления ('άται) по отношению друг к другу. Когда же благодаря Деметре у них появился [e] некоторый достаток, каждому стали выдавать равную долю, что определенным образом упорядочило человеческие трапезы. Отсюда и появились ломти хлеба и лепешки, представляющие собой равные порции, раздаваемые едокам, а для выпивающих были придуманы ходившие по рукам чаши. Потому-то трапеза и стала называться пиром (δαίς) от глагола делить (δαίομαι), то есть разделять на равные порции, а жаривший мясо крайний был назван дайтросом (δαιτρός), так как каждому выдавал равную долю. Причем слово пир поэт применяет исключительно к человеческой трапезе и никогда к пище животных. Не разобравшись в этимологии этого слова, [f] Зенодот в своей редакции поэм[103] пишет [Ил.I.4]:

...самих распростер их на пир плотоядным
Птицам окрестным и псам, -

называя так добычу коршунов и других птиц. (13) Однако только человеку, отвергнувшему первобытное насилие, доступно честное равенство, и потому только его трапеза может быть названа пиром и только у него "доля" есть то, что доступно каждому. Более того, у Гомера гости не уносили с собой остатки пиршества,[104] но, насытившись, оставляли пищу хозяевам, чтобы ключница, отложив ее про запас, имела возможность угостить неожиданно пришедшего странника.
22. Иногда Гомер изображает своих героев, питающимися и рыбой и птицей.[105] По крайней мере спутники Одиссея ловят на острове Тринакии[106] [Од.ХII.331]

Что где случалось: стреляли все птицу, и рыбу
Остросогбенными крючьями удили.

Разумеется, ковались эти крючья не на Тринакии, но были привезены на [b] корабле, что показывает и опыт и искусство ужения рыбы [людьми того времени]. Мало того, Гомер сравнивает несчастных спутников Одиссея, схваченных Скиллой, с рыбами, пронзенными длинным шестом (острогой) и выброшенными на берег [Од.ХII.251]. Одним этим он обнаруживает больше понимания в этом ремесле, чем авторы ученых поэм и трактатов. Я имею в виду[107] аргивянина Кекала и гераклейца Нумения, аркадца Панкрата, Посидония Коринфского, а также моего старшего современника [с] киликийца Оппиана: столько мне попалось авторов эпических поэм под заглавием "Искусство рыбной ловли". А у прозаиков [мне известны] сочинения Селевка из Тарса, Леонида Византийского и Агафокла из Атракия[108] [в Фессалии]. И если Гомер не упоминает о подобной снеди на пирах,[109] то потому что она считалась пищей, неприличествующей высокому достоинству витязей; то же касается и новорожденных [детенышей домашних животных]. Наравне с рыбой ели в те времена и устриц, хотя они малопитательны и невкусны, особенно когда лежат глубоко на дне. И нет никакого способа добыть их, кроме ныряния [Ил.ХVI.745]: [d]

Как человек сей легок! Удивительно быстро ныряет![110]

- и далее говорится, что, нырнув, тот многих мог бы удовольствовать устрицами.
23. Перед каждым пирующим у Гомера ставится чаша. Так, перед Демодоком ставится корзина, стол и чаша,[111] "чтоб пил он, когда пожелает" [Од.VIII.69]. А выражение "кратеры[112] венчались вином" означает, что их наполняли доверху, так что жидкость возвышалась над краем сосуда и как бы увенчивала его. Делалось это намеренно, ибо считалось добрым [e] знаком. Наполнив кратеры, юноши

По чашам пирующим всем разливали... [Ил.I.471]

Слово "всем" относится не к чашам, но именно к людям. Это ясно из обращения Алкиноя к Понтоною: "[Наполнив кратеры,] вина удели всем в мегароне" [Од.VII.179-183]. И после этого

Наполнив вином все кратеры,
В чашах пирующим подал...

Есть на пирах и особые почести для храбрейших: сына Тидея чествуют "брашном и полными кубками" [Ил.VIII. 162], Аякс награжден "хребтом [f] бесконечным" [Ил.VII.321]; то же самое получают и басилеи:[113]

Тут он им подал бычатины жареной кус, из почетной
Собственной части... [Oд.IV.65]

Здесь речь идет о Менелае. А Идоменея Агамемнон чтит полным кубком [Ил.IV.262]. Той же честью пользуется среди ликийцев и Сарпедон, а кроме того, "местом почетным и брашном" [Ил.ХII.310].
Пиры у древних сопровождались здравицами. Ведь даже о богах говорится [Ил.IV.3]:

Кубки приемля златые,
Чествуют боги друг друга... -

это значит, что, поднимая здравицы, боги подавали друг другу десницы. (14) И кто-то "приветствовал Ахилла", вместо того чтобы подать ему правую руку, - то есть чествовал его, подавая правой рукой кубок.[114] Понравившемуся сотрапезнику древние могли также отдать часть собственной порции, как, например, поступил Одиссей, отрезавший для Демодока[115] от поставленного перед ним бычьего хребта.
24. Было также в обычае приглашать на пиры кифаредов[116] и плясунов, как это делали женихи[117] [Пенелопы]. На пире Менелая "пел вдохновенный певец" [Од.IV.17], а вокруг, зачиная веселье[118] (μολπή), кружились два прыгуна; ибо слово "пляска" (μολπή) здесь употреблено вместо "игра, [b] веселье" (παιδιά).
Кроме того, племя певцов отличалось здравомыслием и философическим расположением духа. Поэтому Агамемнон в качестве стража и наставника оставил при Клитемнестре именно певца,[119] чтобы он, во-первых, рассуждая о женских добродетелях, возбуждал в ней стремление к совершенству, а во-вторых, придавая ее досугу приятность, отвлекал ее ум от дурных помыслов. Поэтому Эгисфу удалось совратить эту женщину не ранее, чем он убил этого певца на безлюдном острове. Таков же и тот певец, который[120] по принуждению пел перед женихами, но [c] ненавидел их, умышляющих против Пенелопы. И вообще сам поэт открыто говорит, что певцы (α̉οιδοί) высоко чтимы[121] (αι̉δοίοι) всеми людьми [Од.VIII.480]:

...их сама научила
Пению Муза; ей мило певцов благородное племя.

И если Демодок поет перед феаками о любви Ареса и Афродиты,[122] то не для восхваления подобных страстей, но для того чтобы отвратить слушателей от таких беззаконий; или же, зная, в какой изнеженности выросли [d] слушатели, он предлагал им развлечение, наиболее соответствовавшее их нраву. Точно так же и Фемий пел женихам по их желанию о возвращении ахейцев[123] [Од.I.326], Сирены пели Одиссею[124] о том, что было ему приятно и отвечало его честолюбивой, жадной до нового натуре. Ведь Сирены говорят [Од.ХII.189]:

Знаем мы всё, что на лоне земли многодарной творится.

25. Пляски у Гомера иногда исполняются акробатами, а иногда их сопровождает игра в мяч. Потакая своей землячке, керкирская словесница Агаллида[125] приписывает ее изобретение Навсикае. Однако Дикеарх [e] [FHG.II.249] отдает первенство сикионцам,[126] а Гиппас [FHG.IV.430] - придумавшим гимнастику спартанцам. Навсикая, впрочем, единственная героиня Гомера, играющая в мяч. Прославленными игроками в мяч были Демотел, брат хиосского софиста Феокрита и некий Хэрефан.[127] Последний принялся однажды ходить по пятам за распутным мальчишкой и, ни разу не заговорив, мешал тому вести свои делишки. В конце концов юнец [f] взмолился: "Хэрефан! Я позволю тебе всё, чего только попросишь; только отвяжись". "Стану я с тобой разговаривать!" - ответил тот. "Зачем же ты преследуешь меня?" И Хэрефан:

"Внешность мне радует глаз, но натуру твою презираю".

[О том,] что так называемый фолликул[128] (это некий род мяча) придумал для упражнений Помпея Великого преподаватель гимнастики неаполитанец Аттик. Игра же в мяч, называемая грабежом (α̉ρπαστόν), прежде называлась фенинда[129] (φαινίνδα). Мне она нравится больше всего.
26. Она требует значительных усилий в борьбе за мяч и весьма изнурительна: нередко играющие не на шутку выкручивают друг другу шеи и душат. Так, у Антифана [Kock.II. 125]:

Ой-ой! Какая боль! Свернули шею мне!

Есть у Антифана и следующее описание игры в фенинду [Kock.II. 114]: (15)

С веселым смехом он проворно мяч схватил,
Своим отдал, от этих ускользнул легко,
Того с пути отбросил, а того - поднял.
Все заревели: "Дальше! Рядом с ним! Закинь!
Над головою! Низом! Верхом! Подойди!
Отдай в борьбу!"

Называли ее фениндой или потому, что игроки бросали мяч ('άφεσις), или же по имени изобретателя, которым, как утверждает Юба Мавретанец [FHG.III.482], был преподаватель [гимнасия] Фенестий. Это подтверждает и Антифан [Kock.II.126]:

Играть в фенинду ты ходил к Фенестию.

Игроки в фенинду уделяли внимание и тому, чтобы двигаться красиво. [b] Дамоксен, например, пишет [Коск.III.353]:

Парнишка там играл; сейчас мне кажется,
Он был годков шестнадцати-семнадцати,
Кеосец, без сомненья: боги создали
Тот остров. Он разок взглянул на зрителей
И начал: получал ли мяч он, отдавал -
Все хором мы кричали: "Браво! Молодец!
Краса движений! Что за скромность! Мастерски!"
Что б он ни делал, что ни говорил, - друзья, -
Казался чудом красоты! Не слышал я
[с] И не видал еще подобной прелести.
Меня б удар хватил, когда б чуть дольше там
Остался. Я и так немного сам не свой.

Охотно играл в мяч даже философ Ктесибий Халкидский, и многим из свиты царя Антигона[130] приходилось раздеваться, чтобы играть с ним. Сведения об игре в мяч собрал в своем трактате Тимократ Лаконец.
27. Однако феаки у Гомера пляшут даже без мяча. И пляшут они в очередь, быстро сменяясь (именно это и означает ταρφέ' α̉μειβόμενοι [d] [Од.VIII.379]); другие же стоят вокруг и отбивают такт, щелкая указательными пальцами, что и обозначено глаголом "стучать"[131] (ληκει̃ν). Известно поэту и исполнение танцев под аккомпанемент пения: например под пение Демодока пляшут "юноши во цвете лет" [Oд.VIII.262]. И в "Изготовлении оружия" отрок играет на кифаре, а напротив него

пляшучи стройно
С пеньем, и с криком,[132] и с топотом ног хороводом несутся [Ил.ХVIII.572].

Здесь можно усмотреть намек на так называемую гипорхематическую пляску,[133] которая была очень популярна во времена Ксенодема и Пиндара. [e] Этот вид пляски изображает различные действия, которые можно пересказать словами. Прекрасное описание одного из таких представлений, произошедшего на пире фракийца Севфа, дает в "Анабасисе" Ксенофонт [VI. 1.5]: "После возлияния и пения пеана[134] первыми выступили фракийцы и стали плясать с оружием в руках под звуки флейт, причем они высоко и легко подпрыгивали и махали при этом кинжалами. В конце концов, один из них поразил другого и всем показалось, что тот убит: он упал с большим искусством. Пафлагонцы[135] подняли крик. Победитель снял оружие с [f] побежденного и удалился, распевая "ситалку",[136] а другие фракийцы[137] вынесли павшего замертво; на самом же деле он нисколько не пострадал. После этого выступили энианы и магнеты[138] и стали плясать так называемый карпейский вооруженный танец.[139] Танец этот заключается в том, что один из пляшущих кладет около себя оружие и затем начинает сеять и пахать, все время оглядываясь, будто он чего-нибудь опасается. А между тем подкрадывается разбойник. Заметив его, первый хватается за оружие, идет ему навстречу и сражается с ним из-за волов. Они исполняли это в такт под звуки флейты. В конце концов разбойник связал пахаря и увел (16) его вместе с волами; иногда же пахарь связывает разбойника, и в таком случае он впрягает последнего вместе с волами и погоняет его, связав ему руки на спине. Еще кто-то, - говорит он, - плясал персидский танец, ударяя щитами друг о друга, приседая и вновь поднимаясь, и всё это он выполнял в такт под звуки флейты. После, - говорит он, - выступили аркадяне в прекрасном вооружении; они шествовали в такт военного марша под звуки флейты, пели пеан и танцевали".
28. Гомеровским героям была знакома и игра на флейтах и [b] сирингах.[140] Агамемнон, например, внимал "звуку свирелей, цевниц" [Ил.Х.13]. Однако на пиры они не допускаются за исключением одного упоминания о флейтах на свадебных торжествах в "Изготовлении оружия" [Ил.ХVIII.495]. При этом флейта [у Гомера] - инструмент варварский: ведь именно среди троянцев поднимается "флейт и цевниц звук".
Возлияния совершали [герои] в завершение пира и посвящали их Гермесу, а не Зевсу-Вершителю,[141] как в позднейшие времена, ибо Гермес считался покровителем сна.[142] Ему же совершались возлияния, и когда по завершении трапезы [жертвенным животным] отсекались языки[143] [c] [Од.III.341], - они посвящались ему как богу красноречия.
Знает Гомер и разнообразие кушаний: говорится ведь у него и о "корзине со всякой едой" [Од.VI.76] и о "лакомствах, какие царям лишь, питомцам Зевеса, приличны" [Од.III.480]. Кажется, что он был знаком со всей роскошью нынешней жизни. Так, из жилищ смертных несомненно великолепнейшим является дворец Менелая. Гомер представляет пышность его убранства подобной великолепию жилища некоего иберийского правителя,[144] который, по словам Полибия, мог бы поспорить в роскоши с феаками; у него одного посреди дома стояли серебряные и золотые чаши, наполненные ячменным вином[145] [XXXIV.9.15]. А при описании жилища Калипсо Гомер заставляет застыть в изумлении самого Гермеса. [d]
Радостна и легка у Гомера и жизнь феаков: "любим обеды роскошные, пение, музыку, пляску" [Од.VIII.248] и далее ... [лакуна]... эти стихи[146] Эратосфен предлагает читать следующим образом:

Я же скажу, что великая нашему сердцу утеха
Видеть одно благомыслие (ευ̉φροσύνη) в людях и как беспорочно
(κακοτήτος α̉πούσης)
Сладко пируют в домах, песнопевцам внимая... -

под "беспорочно" разумея отсутствие бессмысленной глупости. Ибо [e] невозможно феакам не иметь здравого смысла; ведь и Навсикая говорит, что "они очень любимы богами" [Од.VI.203].
29. И женихи [Пенелопы] у Гомера развлекались, "в шашки играя пред входом"[147] [Од.I.107]. Но не от знаменитого Диодора или Феодора, конечно, научились они искусству игры в шашки, и не от Леонта Митиленского, по происхождению афинянина, который, по свидетельству Фения [FHG.II.294], был непобедимым игроком. Апион Александрийский пишет, [f] что слышал рассказ итакийца Ктесона о том, какова в действительности была игра, развлекавшая женихов. "Женихи, - пишет он, - которых было сто восемь человек, расставляли шашки числом, равным числу женихов, в два ряда напротив друг друга. Следовательно, в каждом ряду получалось по пятьдесят четыре шашки. Между двумя этими рядами оставалось небольшое пространство; на его середине клали одну шашку, которую они называли Пенелопой. Она представляла собой цель, в которую нужно (17) было попасть другой шашкой. После этого они бросали жребий, и вытащивший его целил в Пенелопу. Если кто-то попадал и продвигал ее вперед, то ставил свою шашку на место, которое она занимала прежде и с которого была вытолкнута; затем, поставив Пенелопу на следующую позицию, он пытался попасть ею в свою шашку. Если это ему удавалось сделать, не задев ни одной чужой шашки, он выигрывал и получал большие шансы на хозяйку. И Эвримах, одержавший в этой игре более всего побед, с [b] большой уверенностью надеялся на брак". От такого приволья руки женихов ослабели, и никто не смог справиться с луком [Одиссея]. Бездельничали даже их слуги.
Могучей силой обладает у Гомера и аромат благовоний - при их сотрясении в "медностенном Крониона доме" [Ил.ХIV.173]

Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.

Знает Поэт и великолепно украшенные покрывала, подобные тем, [с] что Арета велит постелить Одиссею [Од.VII.336]. Также и Нестор с гордостью говорит Телемаху, что имеет множество драгоценных покрывал [Од.III.351].
30. Однако некоторые из позднейших поэтов, изображая людей троянских времен, переносили на них испорченность и легкость нравов своего времени. Так, Эсхил где-то недостойно изображает пьяных эллинов,[148] которые даже дерутся ночными посудинами. Он говорит [TGF2.59]:

Другой потешник, ловко запустив в меня
Урыльником, неблаговонно пахнувшим,
[d] Уметил прямо в темя мне без промаха,
Горшок разбился, черепки рассыпались,
И ароматы разнеслись не сладкие.

И Софокл в "Ахейской пирушке"[149] [TGF2.162]:

В сердцах вонючим запустил урыльником,
Уметил прямо в темя мне без промаха,
Горшок разбился вдрызг, и пах не мирром он.
Струхнул я не на шутку от зловония.

Эвполид же следующими словами высмеивает первого, назвавшего ночной горшок амидой[150] [Kock.I.350]:

Алкивиад . Спартанством сыт по горло я, купить сковороду бы!
[e] В . .................................... многих жен, считай, уж перетрахал!
Алкивиад . ............................... А с утра кто ввел у вас попойки?
В . О да! Но ввел лишь потому что здесь зады глубоки.
Алкивиад . А кто за выпивкой сказал впервые: "Раб, амиду"?
В . Вот эта выдумка хитра, достойна Паламеда!

Однако у Гомера предводители войска пируют в шатре Агамемнона,[151] соблюдая все правила приличия. И если в "Одиссее" упоминается о ссоре Ахилла и Одиссея,[152] а Агамемнон [при этом] "веселится в душе", то [f] их соперничество было полезно [для войска], ибо они спорили о том, хитростью или битвой следует брать Трою. Даже при изображении подвыпивших женихов никогда дело не доходит до непристойностей, подобных тем, что нагородили Софокл и Эсхил, но всё ограничивается воловьей ногой, запущенной в Одиссея.[153]
31. На своих совместных застольях герои никогда не возлегали, но восседали.[154] Согласно Дуриду [FHG.II.474], так делалось иногда и при дворе царя Александра. Во всяком случае, когда однажды он принимал около шести тысяч офицеров, то рассадил их на серебряных стульях и ложах, (18) застеленных пурпурными плащами. Также и Гегесандр [FHG.IV.419] рассказывает, что в Македонии вообще никому не позволялось возлегать за столом, если только он не убил без сетей, одним копьем, дикого вепря. А до этого все должны были есть сидя. Поэтому и Кассандр, будучи уже тридцати пяти лет от роду, обедал за столом у отца сидя, ибо не смог совершить подобного подвига, хотя был и храбр, и охотник хороший.[155]
Всегда обращая взоры к достойному, Гомер изображает героев, питающихся исключительно мясом, да и его приготовляющих самостоятельно. Он хочет этим сказать, что не видит ничего смешного или унизительного в том, что они стряпают и жарят. Они ведь сами о себе заботились и [b] гордились, как говорит Хрисипп, своей сноровкою. Одиссей, например, говорит, что может лучше любого другого "и мясо разделать и огонь разложить" [Од.ХV.322]. И в сцене "Посольства"[156] Патрокл с Ахиллом все приготовляют [самостоятельно]. И когда Мене лай справляет свадебный пир,[157] вино разливает сам жених Мегапент. Мы же пали так низко, что лежим и за трапезой!
32. И общественные бани вошли в обиход совсем недавно[158] - сначала их даже не разрешали устраивать в черте города. На вредные последствия этой новинки указывает Антифан [Коск.II.118]: [с]

К чертям все бани! Как меня отделали!
Сварился весь! Как будто кожа содрана,
Едва лишь только кто слегка притронется.
Да, кипяток горячий - штука страшная!

И Гермипп [Kock.I.248]:

Не пьянствуют, конечно, люди добрые,
Как ты, в воде горячей не купаются!

И такая нынче поднялась суматоха вокруг изготовления гастрономических деликатесов и изысканной косметики, что, как говорит Алексид [Kock.II.408], человек недоволен, "даже если окунется в бассейн, [d] наполненный благовониями". Вовсю процветают кондитеры и изобретатели постельных поощрений: дело уже дошло до губчатых прокладок, - это, видите ли, учащает сношения! Феофраст [ИР.IX.18.9] описывает некие снадобья, позволяющие совокупляться по семьдесят раз подряд, так что в конце концов вместо семени начинает течь кровь. А Филарх [FHG.I.344] рассказывает, что среди подарков, посланных Селевку индийским царем [e] Чандрагуптой, были возбуждающие средства такой силы, что даже когда их только подкладывали под ноги занимающихся любовью, одним они придавали прямо-таки птичий пыл, других же совершенно обессиливали. Музыка наша испорчена до крайности, а в щегольстве одежды и обуви дальше идти просто некуда.
33. Гомер же, будучи прекрасно осведомлен о природе благовоний, нигде не выводит героев, умащенных маслами, кроме одного лишь Париса, о котором говорится: "светел красой" [Ил.III.392]; также и Афродита "красою лицо ей умыла" [Од.ХVIII.192]. Мало того, никто у него не украшается даже венком, хотя употребляя это слово в метафорическом смысле,[159] поэт показывает, что венки ему были хорошо знакомы. Вот ведь он пишет [Од.Х.195]: [f]

Остров, безбрежною бездной морской, как венцом, окруженный.

И [Ил.XIII.736]:

Словно венцом ты объят отовсюду сраженьем.

Следует отметить, что если в "Одиссее" поэт описывает омовение рук перед приемом пищи, то в "Илиаде" такое отыскать невозможно. В "Одиссее" ведь изображается досужая мирная жизнь - поэтому люди (19) там ухаживают за телом при помощи мытья и умащений, играют в кости, танцуют, играют в мяч. И Геродот [I.94] ошибочно утверждает, будто игры были изобретены в правление Атиса из-за голода, - ибо героический век гораздо старше. Люди же, принадлежащие обществу "Илиады", могут только восклицать вместе с Пиндаром:

Услышь, о богиня Боевого клича, дочерь Войны,
Приступ к пению копий.

34. [О том,] что за мастерскую игру в мяч афиняне даровали [b] гражданство и почтили статуей любимца Александра каристийца[160] Аристоника. Ибо эллины в поздние времена ставили ремесленные искусства намного выше произведений благородной образованности. Так, например, гестиейцы и ореоты установили в театре медную статую Феодора, проделывавшего фокусы с игральными камешками;[161] он так и стоял с камешком в руке. То же самое сделали милетцы[162] для кифариста Архелая. В Фивах же статуи Пиндара нет, зато есть памятник певцу Клеону[163] с высеченной надписью:

Сын Пифея Клеон здесь лежит, голосистый фиванец.
Смертный другой ни один столько венков не стяжал,
[с] Громкая слава его порога небес достигает.
Фивы родные, Клеон, ты возвеличил. Прощай!

Полемон пишет, что когда Александр сносил Фивы до основания...[164] один из беженцев спрятал в полость, укрытую плащом этой статуи, свое золото, когда же город был отстроен,[165] то он вернулся и нашел его на том же [d] самом месте тридцать лет спустя. Гегесандр рассказывает [FHG.IV.416], что наибольшим уважением при дворе царя Антиоха пользовались декламатор мимов Геродот и танцовщик Архелай. Отец же этого царя,[166] тоже Антиох, принял сыновей флейтиста Сострата в свои телохранители.
35. И эллины и римляне восхищались александрийским шутом[167] Матреем, который распространял слух, что держит некоего зверя, который сам себя поедает. Даже в наши дни еще продолжают обсуждать, кто же такой Матреев зверь. Пародируя Аристотеля, он сочинял так называемые "Проблемы",[168] которые читал на публике: "Почему солнце заходит, но не захаживает?" или "Почему губки напитываются, но не напиваются?" или "Почему тетрадрахму можно спустить, но науськать никак нельзя?" Афиняне же предоставили Пофину, выступавшему с [e] куклами-марионетками,[169] сцену,[170] на которой когда-то Еврипид приводил в восторг современников. Мало того, они водрузили в этом театре статую Эвриклида, поставив ее в одном ряду с изображениями Эсхила и его соперников. Восхищались также фокусником Ксенофонтом,[171] оставившем после себя ученика Кратисфена из Флиунта. Тот самопроизвольно изрыгал огонь и владел множеством других трюков, от которых народ сходил с ума. [f] Подобным мастерством обладал и Нимфодор, который, как пишет Дурид [FHG.II.480], поссорившись с жителями Регия, первым высмеял их за трусость.[172] Согласно Аристоксену [FHG.II.284], большой известностью пользовался и шут Эвдик, представлявший пародии на борцовские схватки и кулачные бои. Тот же автор рассказывает, что тарантинец Стратон прославился пародированием дифирамбов, италиец Энон с учениками пародировал лирных певцов,[173] Киклоп у него заливался соловьем, а Одиссей, (20) терпя кораблекрушение, от страха путал слова и бормотал, как чужеземец.[174] Диопиф Локрийский, по рассказу Фанодема [FHG.I.369], появился однажды в Фивах, спрятав под поясом пузыри, наполненные вином и молоком; давя на них исподтишка, он уверял, что извергает всё это изо рта. Подобным же фокусом прославился и мимический актер[175] Ноэмон. Были знаменитые фокусники и при дворе Александра - тарентинец Скимн, сиракузянин Филистид, Гераклит из Митилены. Из шутов наиболее выдающимися были Кефисодор и Панталеон, Ксенофонт упоминает еще о шуте [b] Филиппе[176]
36. Определение .[177] Афиней называет жителей Рима "народом вселенной" и говорит, что без ошибки можно было бы назвать Рим выжимкой вселенной.[178] Действительно, глядя на Рим, можно одним взором окинуть все города мира, как бы разместившиеся в нем. Многие из них легко узнать по особым приметам: "золотую Александрию", "прекрасную Антиохию", "великолепную Никомедию", не говоря уже о [Kock.III.407]

Граде, самом блестящем из всех, созданных Зевесом, -

разумеется, об Афинах. Мне дня недостало бы, возьмись я перечислять все [с] города в небесном граде римлян, - не хватило бы и всего календаря - настолько Рим многолик! И целые народы поселились в нем, собравшись в одно место, - не говоря о многих прочих, назову каппадокийцев, скифов, понтийцев.
"И все они, как единый народ вселенной, - говорит Афиней, - назвали Мемфисом современного философа-танцора,[179] причудливо уподобив движения его тела древнейшему и царственнейшему из городов мира, о котором Вакхилид говорит:

Мемфис, для бурь недоступный, и Нил тростниковый... [d]

Этот Мемфис разъясняет всю философию Пифагора, какова она есть, не произнося ни слова, и представляет нам его учение яснее, чем те, кто всю жизнь занимаются словесным искусством".
37. Первым, кто ввел этот так называемый "трагический танец"[180] в стиле Мемфиса, был александриец Бафилл: он, как утверждает Селевк, "танцевал по правилам".[181] Аристоник рассказывает, что этот самый Бафилл, наряду с Пиладом, написавшем о танцах целый трактат, развил [e] италийский стиль танца, взяв за основу театральные пляски: из комедий - кордак, из трагедий - эммелию, а из сатировских драм - так называемую сикинниду[182] (от нее и сатиры называются сикиннистами), чьим изобретателем был какой-то варвар Сикинн. Другие авторы, однако, считают Сикинна критянином. Танец Пилада в торжественно-патетической форме выражал самые разнообразные характеры, тогда как бафиллов был гораздо живее: он изобрел ведь еще и какую-то гипорхему.[183]
Сам Софокл не только был красив смолоду, но еще и в детстве под [f] руководством Лампра[184] стал искусен в танцах и музыке. Так, после морского сражения при Саламине,[185] он, намазавшись маслом, обнаженным (а другие говорят, в плаще) плясал под кифару вокруг воздвигнутого трофея. При постановке "Фамира", Софокл сам играл на кифаре, а при постановке "Навсикаи"[186] сам отлично играл в мяч. Даже мудрый Сократ обожал Мемфисову пляску, и, как говорит Ксенофонт ["Пир".2.19], его часто заставали танцующим. Друзьям он говаривал, что пляска - это гимнастика (21) для всех членов тела. Действительно, слово пляска иногда употребляется[187] для обозначения любого движения или просто волнения. Поэтому и Анакреон говорит:

Дивноволосые дщери Зевеса легкой стопою плясали.

Также Ион [TGF2. 742]:

От неожиданности сердце заплясало.

38. Гермипп же рассказывает, что Феофраст имел обыкновение являться в Перипат[188] точно в назначенный час, блистая маслом и тщательно одевшись; затем он усаживался и начинал лекцию, сопровождая ее [b] всеми надобными движениями лица и тела: когда, например, он однажды изображал лакомку, то высунул язык и облизнулся.
Древние вообще придавали умению одеваться большое значение, а кто не умел, те подвергались едким насмешкам. Платон пишет в "Теэтете" [175е]: "он всё это умеет исполнять точно и проворно, зато не знает, как изящно перебросить через правое плечо плащ или в лад речам достойно воспеть счастливую жизнь богов и людей". Сапфо высмеивает Андромеду

И какая тебя [с] так увлекла,
в кожу одетая,
Деревенщина?...
Не умеет она
платья обвить
около щиколки.

Также Филетер [Kock.II.235]:

Прикрой лодыжки! Опусти же плащ, чудак!
Колен не оголяй, как деревенщина.

Гермипп [FHG.III.51] пишет, что хиосец Феокрит бранил Анаксимена за безвкусную манеру одеваться. И ученик Аристофана Каллистрат укорял в своей книге Аристарха за неряшливость в одежде, ибо в этом видна культура человека. Поэтому и Алексид пишет [Kock.II.303]:

Поверь мне, человека некультурного [d]
Походка выдаст - лишь пройдет по улице.
Ведь не мешают нам ходить с достоинством,
На это нет налога, не приходится,
Кому-то уплатив, с других взимать его.
Приносит нам походка величавая
И честь и славу, услаждает зрителей,
И украшает жизнь. Из здравомыслящих
Кто б отказался от подобной почести?

39. И Эсхил не только привнес в сценические костюмы величавость и благопристойность, которой добиваются в своих нарядах иерофанты и [e] факелоносцы,[189] но и придумывал множество танцевальных фигур, самолично обучая им свои хоры. Хамелеонт, например, пишет, что Эсхил первым, без помощи постановщика танцев, научил свой хор нужным фигурам; более того, он сам сочинял эти фигуры и полностью брал на себя руководство постановкою. Кажется, он даже играл в собственных пьесах. Так, Аристофан (именно у комиков можно найти достоверные свидетельства о [f] сочинителях трагедий) представляет самого Эсхила, утверждающего, что [Kock.I.558]:

Хорам разрабатывал сам я фигуры.

А также:

Фригийцев его знаю, видел и даже запомнил,
Как носились они и туда, и сюда, выкупая Приамова сына
Убиенного, много диковинных поз принимали и так, и вот эдак.

Много танцевальных фигур придумал и преподаватель танцев Телес, или Телест, искусно пояснявший движениями рук то, что говорилось. Филлид, музыкант с Делоса,[190] говорит [FHG.IV.476], что в древности кифареды чрезвычайно скупо пользовались мимикой, но много расхаживали и даже приплясывали. Поэтому неудивительно что, согласно Аристоклу (22) [FHG.IV.332], Эсхилов танцор Телест обладал таким танцевальным искусством, что при постановке трагедии "Семеро против Фив" телодвижениями объяснял события, происходившие на сцене. Говорят также, что авторов Древней комедии - Феспида, Пратина, Кратина и Фриниха - называли плясунами, потому что они не только в своих пьесах отводили большую роль хоровым пляскам, но и частным порядком обучали танцам всех желающих.
По свидетельству Хамелеонта, Эсхил сочинял свои трагедии, вдохновляясь вином. Недаром Софокл отзывался о нем: "Если он и сочиняет как следует, то бессознательно[191] (ου̉κ ει̉δώς)". [b]
40. Из народных же танцев известны следующие:[192] лаконские, трезенские, эпизефирские, критские, ионийские, мантинейские. Последние Аристоксен [FHG.II.284] выделял за особенные движения рук. Пляска была настолько изощренна (σοφός) и почитаема, что Пиндар даже Аполлона называет плясуном [fr.148]:

[с] Аполлон с широким колчаном,
Пляшущий владыка великолепий...

И Гомер или кто-то из гомеридов[193] говорит в гимне Аполлону [514сл.]:

А Феб-Аполлон на кифаре играет,
Дивно, высоко шагая.

А критянин Эвмел или Арктин где-то выводит пляшущим самого Зевса:

Посередине плясал отец бессмертных и смертных.

Феофраст же пишет, что Андрон, флейтист из Катаны,[194] стал первым сопровождать ритмическими движениями игру на флейте, - поэтому древние вместо "танцевать" говорили "сицилийствовать" (σικελίξειν). После него [это делал] фиванец Клеолан. Прославленными танцовщиками были выступавший в пьесах Кратина и Каллия Больб и критянин Зенон, [d] бывший, по свидетельству Ктесия, любимцем Артаксеркса. Кроме того, Александр в письме к Филоксену упоминает Феодора и Хрисиппа.
41. [О том,] что силлограф[195] Тимон, издеваясь над кормившимися в Мусее философами,[196] где-то называет его плетеной корзиной, полной птиц: они де откармливаются там, подобно редким птицам в вольере:

Много теперь развелось в краю многолюдном Египта
Книжных ученых тычин, грызутся они беспрестанно
В птичьей корзинке Мусея.
................................................[197]

[e] ...пока не прекратится словесный понос у наших застольных горе-ораторов, которые, как мне кажется, из-за постоянного зуда в языке позабыли даже пифийский оракул,[198] записанный Хамелеонтом:

Двадцать дней до того, как взойдет Пес,[199] и столько же после
Делай врачом для себя Диониса в жилище прохладном.

И афинянин Мнесифей рассказывает, что пифийский оракул предписал Афинам почитать Диониса-целителя.[200] Алкей же, митиленский поэт,[201] говорит:

Легкие сохнут,[202] друзья, -
Дайте вина!
Звездный ярится Пес.[203]
Пекла летнего жар
[f] Тяжек и лют;
Жаждет, горит земля.

И в другом месте [ср. 430b-d]:

Давайте пить! Ведь звездный восходит Пес.

Эвполид утверждает, что Протагор принуждал Каллия пить, [Kock. I. 297],

Чтоб легкие смочить перед восходом Пса.

У нас же не только легкие ссохлись, но боюсь, как бы и сердца наши не поразила сухость. Ведь и Антифан говорит [Коск.II.112]:

- Что значит жить, скажи мне?
- Пить, отвечу я.
Ты знаешь, сколь растет зимой вдоль быстрых рек[204]
(23) Деревьев, днем и ночью увлажняемых (βρέχεται)?
Растут они красивые, высокие!
А те, кто в сухости живут, упорствуют,
Те от безводья гибнут все безвременно.

После того как они поговорили таким манером о звезде-Псе, - говорит Афиней, - им принесли питье.
Действительно, вместо пить часто говорят увлажняться (βρέχειν). Например, у Антифана [Коск.II.126]:

Потребно увлажняться (βρέχειν), коль обжорствуешь.

Эвбул [Kock.II.209]:

- Я, Сикон, Явился из-под фляги, весь промоченный.
- Ты пьян, скотина? [b]
- .......... Точно так!
Мендейский Зевс свидетель.

42. [О том,] что глагол "откидываться" (α̉ναπίπτειν)[205] обычно относят к сфере душевных переживаний в значении "падать духом", "изнемогать". Например, Фукидид в первой книге "Истории" [1.70]: "...терпя поражение, [афиняне] менее всего падают духом". Однако Кратин использует этот глагол, говоря о гребцах [Kock.I.131]: "Откидывайся и плещи!" И Ксенофонт в "Домострое" [8.8]: "А почему не беспокоят друг друга гребцы? Разве не потому, что они в порядке сидят, в порядке наклоняются вперед, в порядке откидываются назад?" А "воздвигаться" (α̉νακει̃σθαι) мы говорим только о статуях. Поэтому смеются [с] над теми, кто чопорно употребляет это выражение в значении "возлежать за столом". Например, один из персонажей Дифила говорит [Kock.II.577]:

Я тут возлег маленько (α̉νεκείμην).

На что его товарищ, задетый этим выражением, отвечает:

Воздвигайся (α̉νάκεισο) же!

Также персонаж Филиппида [Kock.III.310]:

И за трапезой
Всегда к нему при-воз-двигался.

И далее следует:

Он что ли монументы угощал?

Выражения "укладываться" (κατακει̃σθαι)[206] и "прилечь" (κατακεκλίσθαι) употребляются как синонимы; примеры можно найти в "Пирах" Ксенофонта и Платона. Также у Алексида [Коск.II.399]:

Прилечь (κατακει̃σθαι) до трапезы - сплошное бедствие!
[d] Тут ни соснуть никак нельзя, конечно же,
Ни, коли скажут, разуметь хоть что-нибудь -
Ведь мысли-то вокруг стола все вертятся.

Однако изредка можно встретить употребление в этом значении и выражения "возлечь" (α̉νακει̃σθαι). Например, у Софокла так выражается воспылавший страстью к Гераклу сатир [TGF2. 295]:

О если б мог к нему, когда приляжет он (α̉νακειμένω),
На шею прямо прыгнуть я!

У Аристотеля в "Тирренской Политии":[207] "Тиррены принимают трапезу, возлежа (α̉νακείμενοι) под одним гиматием с женщиной". Но у Феопомпа [Kock.I.750]:

За выпивку взялись мы после этого...
[e] В триклинии улегшись (κατακείμενοι), Теламоновы
Мы в очередь вопили песнопения.

Также у Филонида [Kock.I.256]:

Я здесь прилег (κατάκειμαι) давным-давно, как видите.

А Еврипид в "Киклопе" [пользуется следующим выражением] [410]:

Валится (α̉νέπεσε) навзничь, дух
Тяжелый из гортани испуская.

Также Алексид [Kock.II.402]:

После этого
Ей повелел я повалиться (άναπεσεΐν) рядышком.

43. [О том,] что выражение "вкушать" (πάσασθαι)[208] употребляется в смысле "отведать, попробовать" (α̉πογεύσασθαι). Так, например, Феникс [f] рассказывает Ахиллу [Ил.IХ.486]: "ничего не вкушал ты (πάσασθαι)". И в другом месте [Од.III.9]: "сладкой вкусивши утробы (ε̉πάσαντο)". И это оправданно: утробы ведь можно было только попробовать, ибо ее было (24) слишком мало для такой толпы. И Приам говорит Ахиллу [Ил.ХХIV.641]: "ныне лишь яствы вкусил (πασάμην)", ибо в таком великом несчастье человек может лишь слегка прикоснуться к пище, наесться же досыта ему мешает печаль. Поэтому и о человеке, полностью воздержавшемся от пищи, сказано: "ни еды, ни питья не вкушавши ('άπαστος)" [Од.IV.788]. О тех же, кто наедается досыта, поэт никогда не говорит "вкушать" (πάσασθαι), а прямо обозначает сытость: "пищей насытив себя" [Од.VI.99] или "голод свой утолили" [Од.IV.68]. Однако позднейшие поэты употребляют выражение "вкушать" (πάσασθαι) и в смысле "насыщаться".[209] Например, Каллимах:

Рассказом я охотно бы насытился (πασαίμην). [b]

И Эратосфен:

Дичи добытой куски, зажарив на угольях, съели (ε̉πάσαντο).

44. "Притерлись, как доска к доске",[210] как выразился фиванский лирик [Пиндар].

Еще об образе жизни гомеровских героев

[О том,] что Селевк предположил, что гомеровское выражение "пир изобильный" (δαι̃τα θάλειαν)[211] получено перестановкой букв из слова "образ жизни" (δίαιταν), возведение же его к глаголу "поделить" (δαίσασθαι) [он считал] слишком надуманным.
[О том,] что Каристий Пергамский [FHG.IV.359] рассказывает, что керкирские женщины еще и в наши дни[212] поют за игрой в мяч. У Гомера также играют в мяч не только мужи, но и жены. Упражняются они и в бросании дисков и дротиков, не увлекаясь, однако, этим чрезмерно [Од.IV.626]:

...бросаньем
Дисков и дротиков острых себя забавляли, -

[с] то есть лишь до тех пор, пока удовольствие перевешивало утомление. Юноши еще и охотятся на самых различных зверей,[213] чтобы приучать себя к опасностям войны; от этого они становятся крепки и здоровы [Ил.ХII.43]:

Ловчие, друг возле друга, сомкнувшися твердой стеною,
Зверю противостоят и тучами острые копья
Мечут из рук.

Были они знакомы и с различными омовениями, чтобы восстанавливать силы после трудов: усталость они снимали купаниями в море, которое полезно жилам, мышцы же расслабляли в [теплых] ваннах; после этого они [d] обильно умащались, чтобы высыхающая вода не стягивала кожу. Например, воины, возвратившиеся из ночного дозора [Ил.Х.572],

...погрузившися в волны морские,
Пот и прах смывали на голенях, вые и бедрах,

и после этого

Оба еще омывались в красивоотесанных ваннах.
Так омывшись они, умащенные светлым елеем,
Сели с друзьями за пир.

Существует и другое [более простое] средство снятия усталости - обливание головы горячей водой [Од.Х.362]:

Стала сама плеча орошать мне и голову теплой
Влагой.

[e] Что же касается омовения в ваннах, то вода, отовсюду обволакивая поры тела, препятствуют потоотделению, как это происходит, если в воду опускают цедилку, - поры ее замыкаются и ничего не пропускают, пока ее не поднимут и не дадут остывшим порам выпустить содержимое наружу. Такое объяснение в своих "Физических проблемах" давал Аристотель [fr.236], изучая вопрос: почему, когда вспотевшие погрузятся в теплую или холодную воду, то потение прекращается до тех пор, пока они не выйдут из ванны.
45. Подносили героям на пирах и овощи. О том, что они были [f] знакомы с огородничеством, ясно из следующих слов [Од.VII. 127]:

Саду границей служили красивые гряды.

Мало того, они хрустели даже едкими луковицами [Ил.ХI.630]:

...с луком, в прикуску напитка.

(25) Гомер рисует их также возделывающими фруктовые деревья [Од.VII.120]:

...зарождая одни, наливая другие:
Грушу за грушей, смокву за смоквой.

Поэтому Гомер и называет плодоносные деревья прекрасными [Од. VII. 114]:

Много дерев плодоносных, прекрасных, широковершинных,
Яблонь, и груш, и гранат.

Деревья же, дающие хорошие доски и бревна, Гомер называет высокими, подчеркивая этим эпитетом их назначение [Од.V.238]:

...множество там находилось
Тополей черных, и ольх, и высоких, дооблачных сосен.

Кстати, возделывание фруктовых деревьев было известно еще задолго до времен троянской войны. Например, Тантал даже после смерти не [b] освободился от любви к их плодам: божество назначило ему кару в виде качавшихся перед самым лицом плодоносных ветвей (так подгоняют тупую скотину, подвесив перед ней свежую ветку), и всякий раз, когда он был уже готов схватить их, божество не давало ему насладиться. И Одиссей напоминает Лаэрту, как тот дал ему, еще мальчику, тринадцать груш [Од.ХХIV.340]:

Дал ты тринадцать мне груш... и т.д.

46. А то, что древние питались и рыбой, ясно из слов Сарпедона [Ил.V.487], который сравнивает пленение с попаданием в сеть. Эвбул, правда, говорит об этом не без комикования [Kock.II.207]:

[c] Кто из ахейцев у Гомера рыбу ест?
У них и мясо было только жареным:
И ни один не пробовал варить его.
Никто из них не тешился с подругами:
Друг дружку мяли десять лет без устали
В такой войне, что хуже не придумаешь.
Один лишь город взяли и ушли с дырой
В заду пошире тех проломов в крепости.

И воздух герои не оставляли птицам, но ставили силки и сети на дроздов и диких голубей, а также упражнялись в стрельбе по ним: привязывали голубку к вершине [d] корабельной мачты и стреляли в нее издали, - как это рассказано в "Играх по Патроклу".[214] Если же поэт умалчивает о питании героев овощами, рыбой и птицей, то лишь потому, что всё это похоже на чревоугодие, к тому же ему было бы неудобно изображать их за приготовлением подобных вещей к столу, ибо он считал это ниже достоинства богов и героев. А что они не пренебрегали варкой мяса,[215] говорят следующие стихи [Ил.ХХI.362]:

Словно клокочет котел...
... вепря огромного тук растопляя блестящий.

Свидетельствует об этом и пущенная в Одиссея воловья нога:[216] ибо [e] воловьих ног не жарит никто. Также и стих "мяса различного крайчий принес"[217] свидетельствует не только о том, что на выбор предлагалось мясо различных животных, - птица, свинина, козлятина, говядина, - но и о роскоши тогдашней кулинарии, не однообразной, но изощренной.
Отсюда и возникли сицилийская и сибаритская кухни, а уже в наши дни хиосская.[218] Ибо подтверждений хиосской кулинарной фантазии можно найти не меньше, чем первым двум. Тимокл пишет [Kock.II.466]:

[f] Хиосцы ведь придумали
Неподражаемые лакомства.

Спят с женщинами у Гомера[219] не только молодые, но и старики Феникс и Нестор. Нет наложницы только у Менелая, ибо весь поход был предпринят ради возвращения его законной супруги.

[О винах]

47. Пиндар восхваляет [Ол.9.48]

Старое вино и цветы новых песен.

Эвбул же пишет [Kock.II.209]:

Не странно ли - всегда в чести у девушек
Вино постарше, а мужчина свеженький?

(26) Те же стихи можно найти у Алексида [Kock.II.400]; у него только вместо "всегда в чести" поставлено "в большой чести". Старое вино, действительно, не только приятнее на вкус, но и гораздо полезнее для здоровья. Ибо оно лучше помогает усвоению пищи, а будучи составленным из более тонких частиц,[220] быстрее выводится из организма; кроме того, оно взбадривает тело, улучшает состав крови, благотворно для кровотока, а также [b] улучшает сон. Гомер хвалит вино,[221] которое допускает значительное разбавление водой, как, например, вино Марона; а много воды нужно именно старому вину, так как с годами оно становится крепче. Некоторые даже толкуют бегство Диониса в море,[222] как свидетельство давнего знакомства [древних] с виноделием, - ибо вино действительно приобретает приятный вкус после разбавления его морской водой. Хвалит Гомер также темное вино и часто называет его багряным[223] (α'ίθοψ). Оно очень крепкое, и действие его - долгое. Феопомп пишет[224] [FHG.I.328], что темное вино впервые появилось у хиосцев, потому что заселение этого острова [c] возглавлял сын Диониса Энопион; от него-то они первыми и научились разводить виноградную лозу и ухаживать за ней, а затем передали искусство виноделия остальным племенам. Белое вино - слабое и нежное, а желтое из-за своей сухости легко усваивается.
48. Об италийских винах[225] участник этой ученой компании Гален рассказывает следующее: "Фалернское вино приобретает приятный вкус после десяти лет выдержки и сохраняет его до пятнадцати или двадцати лет; превысившее этот срок вызывает головные боли и угнетающе действует на телесное напряжение. Существует два его сорта: сухой и сладковатый. Последний приобретает свои особенности, когда во время сбора винограда дует южный [d] ветер, в результате вино получается более темным. Сбор в безветренную погоду дает сухое вино желтого цвета. Два сорта имеет также альбанское вино: сладковатый и кислый; оба приобретают наилучший вкус после пятнадцатилетней выдержки. Соррентинское же вино начинает приобретать приятный вкус только после двадцати пяти лет выдержки: из-за бедности жиром и очень грубого осадка оно едва дозревает даже за этот срок; впрочем и после этого оно по вкусу только для привыкших к нему. Регийское вино, более [e] жирное, чем соррентинское, становится годным уже после пятнадцатилетней выдержки. Такая же выдержка нужна и привернскому, которое суше регийского и совершенно не ударяет в голову. Очень похоже формианское, однако оно жирнее его и очень быстро созревает. Трифолийское созревает медленнее и содержит еще больше осадка, чем соррентинское. Статан принадлежит к числу лучших вин, он похож на фалернское, но легче его и не ударяет в голову. Тибуртинское вино очень жидкое, быстро выдыхается; дозревает оно после десяти лет выдержки, но после этого срока [f] становится еще лучше. Лабиканское сладко и жирно на вкус; оно занимает место между фалернским и альбанским. Пить его начинают после десяти лет выдержки. Редко встречающееся гавранское вино превосходно; при этом оно очень терпкое и густое, будучи жирнее пренестинского и тибуртинского.
Марсикское очень слабое и легко усваивается. В Кампании, поблизости от Кум, получают так называемое ульбанское; оно легко и пригодно к употреблению уже после пяти лет выдержки. Анконское вино очень неплохое, (27) жирное... [лакуна]... Буксентинское кисловатостью похоже на альбанское, оно обладает большой энергией и легко усваивается. Велитернское вино на вкус сладкое, но обладает характерной особенностью: кажется, что к нему подмешан какой-то другой сорт вина. Каленское вино легкое и усваивается лучше фалернского. Цекубское вино тоже благородно, однако слишком сильное и крепкое; его созревание требует многолетней выдержки. Фунданское крепкое, питательное, но ударяет в голову и вредит желудку - поэтому его редко пьют на пирах. Самое же легкое - сабинское, его пьют, выдерживая от семи [b] до пятнадцати лет. Сигнийское же хорошо после шести лет, однако от многолетней выдержки оно становится гораздо лучше. Номентанское созревает быстро, и пригодно для питья уже после пяти лет; оно ни слишком сладкое, ни слишком сухое. Сполетинское вино... на вкус сладкое и имеет золотистый цвет. Экванское во многих отношениях близко к соррентинскому. Баринское слишком слабое, и оно постоянно совершенствуется. Благородно также [c] кавкинское, оно близко к фалернскому. Венефран хорошо усваивается и легок. Неаполитанский требиллик имеет умеренную крепость, легко усваивается и обладает тонким букетом. Цвет эрбуланского сначала темен, однако через несколько лет становится белым; оно легко и изысканно. Хорошее вино также из Массалии, но его очень немного; оно густое и от него можно располнеть. Тарентинское, как и все вина этих широт, мягкое, не ударяет в голову, [d] некрепкое, имеет сладкий вкус и легко усваивается. Мамертинское вино изготовляют за пределами Италии, в Сицилии; там оно называется иоталинским. Оно сладкое, легкое, имеет хорошую крепость".
[О том,] что, как рассказывает Харет Митиленский, индусы почитают божество по имени Сороадей;[226] по-эллински это значит податель вина.
49. [О том,] что у Антифана в какой-то комедии есть прелестное перечисление того, какие города чем славятся [Kock.II. 115]:

Элидский повар, из Аргоса - тазики,
Флиунтское вино, ковры коринфские,
Эгинские флейтистки, сикионская[227]
Рыбешка, ...........................................
Сыр - из Сицилии, а мирра - из Афин,
Но всех прекрасней угри беотийские.

[е] Гермипп делает это так[228] [Kock.I.243]:

- Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа [Ил.II.485],
Сколько и грузов каких, решив промышлять судоходством,
В город привез Дионис по винно-цветному морю.
Сильфия стебли, да шкуры быков он везет из Кирены;
Скумбрию из Геллеспонта, за ней солонины раздолье;
От фессалийцев - крупу на кашу, да ребра воловьи;
- Да от Ситалка везет чесотку для Лакедемона;
Да от Пердикки вранья на много эскадр корабельных.
[f] - Из Сиракуз доставляет свиней и сыр сицилийский.
- Подлым керкирцам - позор, пускай Посейдон их погубит
Прямо на их кораблях пустозвонных, за ум двоедушный.
- Всё это местный товар. Зато паруса подвесные
Или папирус - везет Египет, шлет Сирия ладан,
Крит же прекрасный везет богам стволы кипариса,
Ливия шлет на продажу обилие кости слоновой,
Родос - изюму и фиг, что сладостный сон навевают,
Груши Эвбея везет, да тучных овец и баранов,
Фригия - взятых в сраженьи, Аркадия - ищущих боя.
- Толпы рабов и бродяг клейменых привозят Пагасы.
- А на закуску миндаль блестящий и желуди Зевса
Нам пафлагонцы везут, - "ведь пиру они украшенье".
(28) Финики шлет Финикия, мучицу для булок отборных.
- Для лежебок - Карфаген ковры, да подушки цветные.

50. И Пиндар в пифийской оде, посвященной Гиерону[229] [fr.106]:

...От Тайгета - лаконский пес,
Первый гончий густошерстного зверя;
От скиросских коз
Самое лучшее доится молоко;
Оружье - в Аргосе,
Колесницы - в Фивах,
[b] А в Сицилии, сияющей плодами,
Быть повозкам, сработанным искусной рукою...

Критий дает свое перечисление:[230]

Коттаб[231] - земли сицилийской товар превосходной работы,
Ставим его мы как цель для виннокапельных стрельб.
Следом возок сицилийский, красой и расходом он первый.
.................................................
Стул - фессалийский, роскошней для членов седалища нету.
Славу стяжал красотой спального ложа Милет,
Хиос прославился с ним, приморский град Энопиона.
Дар Тиррении нам - златочеканный фиал,
[c] Также вся бронза, что красит жилища у нас каждодневно.
Финикияне нашли буквы[232] - хранилище слов.
Соединили повозку с кузовом первыми Фивы,
Морем карийцы владеть стали[233] в ладьях грузовых.
Круг же гончарный и плод земли и печей раскаленных, -
Глиняный славный сосуд, необходимый в дому, -
Та, что воздвигла прекрасный трофей Марафону,[234] открыла.

Аттическая керамика действительно ценится очень высоко. Однако [d] Эвбул [Kock.II.211] говорит: "Горшки из Книда, сицилийские миски, мегарские бочонки". Антифан же [Kock.II.171]:

Вот кипрская горчица, соус из вьюнков,
Милетский кардамон, самофракийский лук,
Капуста кормовая карфагенская,
И сильфий, и душица тенедосская,
И тмин гиметтский.

51. [О том,] что персидский царь пил только халибонийское[235] вино, которое согласно Посидонию [FHG.III.276], стали производить также в сирийском Дамаске, после того как персы разбили там виноградники. Более того, Агафархид пишет [FHG.III.194], что на Иссе,[236] острове в Адриатическом море, делают вино, превосходящее вкусом все остальные. О хиосском и фасосском винах[237] упоминает Эпилик [Kock.I.804]: "Хиосское и фасосское процеженное". И Антидот [Kock.II.411]:

[e] Плесни фасосского...
Какая бы мне сердце ни тревожила
Забота, выпью - всякий раз рассеется;
Как будто сам его Асклепий[238] оросил.
Вино лесбосское,
Его, я мыслю, приготовил сам Марон,[239] -

говорит Клеарх [Kock.II.410].

Питья лесбосского,
Вина другого слаще нет, -

говорит Алексид [Kock.II.398; cp.47d] и продолжает:

Остаток дня винцом
Фасосским и лесбосским поливает он,
Да сладости грызет.

Он же [Kock.II.398]:

Освободил любезно Вакх от податей
Вино на Лесбос всякого ввозящего;
[f] В любой другой-то город и наперсточка
Ввезти нельзя: всё отберут немедленно.

Эфипп [Kock.II.264]:

Люблю прамнийское[240] вино из Лесбоса...
Его так много жадно выпивается
До капли.

Антифан [Kock.II. 117]:

Закуска неплохая здесь имеется,
Есть ленты, мирра и вино фасосское.
У смертных ведь Киприда изобилие
Предпочитает,[241] бедняков бежит она.

Эвбул [Kock.II.209]:

Набрав вина фасосского, хиосского
Или сочащего нектар старинного
Лесбосского.

Он также упоминает о псифийском[242] вине [Kock.II.212]:

Псифийским сладким раз он угостил меня
Несмешанным; я жаждал и хватил его,
Но уксусом мне в грудь так и ударило.

Также Анаксандрид [Kock.II. 163]:

И кружка разведенного псифийского.

(29) 52. [О том,] что Деметрий Трезенский дал второму изданию комедии Аристофана "Женщины на празднике Фесмофорий"[243] заглавие "Женщины, справившие Фесмофории". В этой комедии поэт упоминает пепаретийское вино[244] [Kock.I.473]:

Не дам я пить вина пепаретийского,
Прамнийского, хиосского, фасосского
И прочего, - всего, что отмыкает вам
Замки страстей.

Эвбул [Kock.II.210]:

Левкадское имеется, медвяное[245]
Винишко недурно на вкус.

Бытописатель пиров Архестрат:

[b] Полною мерою взяв из бокала Спасителя Зевса,[246]
Время старинное пить вино с седыми висками.
Белым цветочным венцом чьи влажные кудри покрыты,
Лесбоса дар несравненный земли, объятой волнами.
Также библийское я похвалю из святой Финикии,
Только лесбосского выше его никогда не поставлю:
Если его ты вкусишь нежданно, дотоле не зная, -
Благоуханней сочтешь лесбосского, даже намного,
[c] Ибо для бега времен его аромат неприступен;
Вкусом, однако, оно лесбосского ниже немало, -
То же покажется славой тебе с амбросией равным.
Слыша же брань болтунов хвастливых, вздорно надутых, -
Им, де, из фиников брага прелестнее всех и желанней, -
Не поверну головы я...
Также фасосского вкус благороден, но ежели только
Выдержки старой оно, многих лет и погод наилучших.
Мог бы еще рассказать я о плодоносных побегах
Многих других городов, похвалить - имена не забыл я.
Надо ли? все ведь они ничто в сравненьи с лесбосским;
[d] Хоть и любезно иным расхваливать только родное.

53. О вине из фиников упоминает также Эфипп [Kock.II.263]:

Гранаты, финики, орехи, сладости,
Горшочки-крохотки с вином из фиников.

И еще [Kock.II.255]:

Вина из фиников откупорен кувшин.

Упоминает о нем в "Анабасисе" [II.3.14] и Ксенофонт. Кратин же говорит о мендейском:[247]

Едва завидит свежее мендейское
Винишко, - рот разинув, вслед увяжется:
"Как нежно, чисто! Тройку не потянет ли?"

Гермипп где-то представляет Диониса, рассуждающего о сортах вин [e] [Kock.I.249]:

Мочатся боги мендейским, блаженствуя в мягких постелях.
Что ж до Магнесии, также сладчайшего Фасоса дара,
Что над собою струит божественный яблочный запах, -
Думаю, всех остальных оно превосходней и краше,
Кроме хиосского: то нетягостно и безупречно.
Есть и другое вино, "гнилым" его называют,
Только откроешь кувшин, из горлышка сразу же льется.
Распространяется запах фиалок, роз, гиацинтов:
Благоуханьем священным наполнится дом весь высокий. [f]
Вместе нектар и амбросия! Это нектар, несомненно:
Надо на стол выставлять его за пиром веселым
Выпить друзьям дорогим, врагам же - вино Пепарета.

Фений Эресийский пишет [FHG.II.301], что мендейцы кропят виноградные грозди слабительным; это придает вину мягкость.
54. [О том,] что Фемистоклу были даны от персидского царя[248] Лампсак - на вино, Магнесия - на хлеб, Миунт - на закуску, Перкота и Палескепсис - на постель и одежду. Ему было приказано, как и Демарату, (30) хопить в варварском наряде: в добавление к уже подаренному царь дал ему еще Гамбреон, поставив при этом условие никогда более не надевать эллинскую одежду.
По свидетельству Агафокла Вавилонского [FHG.IV.289], и Кир Великий даровал своему другу кизикийцу Питарху семь городов[249] - Педас, Олимпий, Акамантий, Тий, Скептру, Артипс, Тортиру. "Он же, - пишет Агафокл, - исполнившись глупой дерзости, собрал войско и попытался править своей родиной как тиран. Однако жители Кизика яростным натиском устремились на него, и каждый старался первым броситься навстречу опасности".
В Лампсаке почитается Приап,[250] (это то же самое божество, что и Дионис; [b] "Дионис" же является его прозвищем наряду с другими именами - Триамбом или Дифирамбом).
[О том,] что жители Митилены[251] зовут свое сладкое вино продромом, другие называют его протропом.[252]
55. Восхищаются также икарийским вином.[253] Например, у Амфида [Kock.II.248; ср.67b]:

Из Фурий[254] масло, чечевица гельская,
Вино икарское и фиги кимолийские.[255]

На острове Икаре, пишет Эпархид [FHG.IV.404], производят так [c] называемый прамний,[256] - это сорт вина. Он не сладкий и не густой, но сухой, терпкий и крепости необычайной. Как утверждал Аристофан, этот сорт не нравился афинянам: он ведь пишет [Kock.I.539], что афинский люд не любит ни поэтов суровых (σκληρός) и непреклонных (α̉στεμφής), ни прамнийских вин, от которых сдвигаются брови и сводит кишки, но [предпочитает] душистые, "сочащиеся нектаром зрелости".[257] Сем пишет [FHG.IV.493], что на острове Икаре есть скала, называемая Прамнион, а возле нее высокая гора, с которой и получают прамнийское вино; некоторые называют его зельем (φαρμακίτην). Сам же остров из-за своих рыбных богатств прежде назывался Ихтиоесса,[258] [d] подобно тому, как Эхинады названы по морским ежам, Сепийский мыс по водящимся вокруг него каракатицам, а Лагусские острова - по их зайцам; по тому же образцу названы и другие острова, Фикуссы и Лопадуссы.[259] Согласно Эпархиду, виноград, из которого на Икаре получают прамнийское вино, в других землях называется священным, сами же жители Энои[260] называют его дионисийским. (Эноя - город на этом острове.) Дидим, однако, утверждает, что прамнийское вино названо так по винограду, [из которого его получают]; другие говорят, что это специальный термин, обозначающий все темные вина; некоторые же [e] считают, что это означает вино, долго сохраняющее свои качества, - будто бы от слова "парамонион" (длительность, упорство); а иные толкуют это название как "смягчающий душу" (πραΰνοντα), поскольку-де пьющие его успокаиваются.
56. Амфид в следующих стихах хвалит вино из города Аканфа[261] [Kock.II.247]:

- Угрюмец мрачный, говори, откуда ты?
- Аканфянин.
- О боги, получается.
Что ты, земляк вина необычайного,
Решил характер уподобить имени
Отечества,[262] отринув нравы светские.

[f] О вине из Коринфа Алексид упоминает как о терпком [Kock.II.401]:

Вино там завозное, ведь коринфское -
Была бы пытка сущая.

Он же упоминает и эвбейское: "Эвбейского вина немало выпивши". Архилох сравнивает вино из Наксоса[263] с нектаром; он же говорит где-то:

В остром копье у меня замешан хлеб. И в копье же -
Из-под Исмара[264] вино. Пью, опершись на копье.

Страттид же хвалит вино из Скиафа[265] [Kock.I.729]:

Прохожим рай: течет рекой скафийское
Напополам с водой, густое, темное.

Ахей - библийское[266] [TGF2. 756]: "Он принимал, угощая бокалом (31) крепкого библийского". Вино это названо так по имени некоей местности. Перечисляет же Филлий [Kock.I.787]:

Я выставлю
Лесбосского, хиосского старинного,
Фасосского, библийского, мендейского -
Похмелья никакого не предвидится.

Эпихарм говорит, что оно было названо по имени неких Библинских гор. А по утверждению Арменида [FHG.IV.339], эта местность расположена во Фракии, ее называют Библия, а также Антисара и Эсима.[267] И это неудивительно, ведь славилась прекрасными винами как сама Фракия, так и места, находящиеся с ней по соседству: [b]

Тою порой корабли, нагруженные винами Лемна,
Многие к брегу пристали... [Ил.VII.467]

Гиппий Регийский пишет, что и так называемый "вьющийся" (ει̉λεός) виноград прежде называли библийским; его якобы завез из Италии Поллий Аргосский, царствовавший в Сиракузах. В таком случае и сладкое вино, называемое сиракузянами поллийским, есть не что иное, как библийское.[268]
Оракул . Афиней рассказывает, что произнося пророчество, божество по своей воле добавило:

Пей замутненным вино, если ты не живешь в Анфедоне,[269]
Или Гипере святой, где беспримесным ты его пил бы.

[с] Действительно, жители Трезены,[270] как пишет в их "Политии" Аристотель [fr. 596], прежде называли сорта винограда анфедонским и гиперейским по именам неких Анфа и Гипера, подобно тому как альтефийский виноград [был назван] по имени некоего Альтефия,[271] одного из потомков Алфея.
57. Алкман где-то говорит "вино, огня не знавшее ('άπυρος), с ароматом благоуханным"; его завозят с Пяти холмов, деревеньки в семи стадиях от Спарты, из Денфиад - какой-то крепостцы, а также из Энунт, Оногл и Статм.[272] Все эти местечки находятся в окрестностях Питаны в Лаконии.[273] Поэтому у Алкмана и говорится: "Вино из Энунта, или Денфиса, [d] или Кариста,[274] или Оногл, или Статм". Что касается Кариста, то он находится поблизости от Аркадии. А "огня не знавшее" значит некипяченое, сырое, ибо у древних было в обычае пить и кипяченые вина.
По словам Полибия [XXXIV.11.1], в Капуе растет превосходный виноград, именуемый древесным,[275] с которым не может равняться никакой другой. Алкифрон из Меандра говорит, что недалеко от Эфеса есть горная деревушка, прежде называвшаяся Лето,[276] ныне Латория (по имени [e] амазонки Латории), где производят прамнийское вино. Тимахид Родосский упоминает о каком-то родосском вине, которое он называет "подслащенным"[277] и говорит, что оно похоже на сусло. "Сладковатым"[278] же называют вино, подвергавшееся кипячению. Полизел [Kock.I.790] называет какое-то вино "особенным, [домашнего приготовления]". У комика Платона [Kock.I.664] встречается "дымчатое" вино; так он называет превосходное вино из Беневента, города в Италии. А Сосикрат [Kock.III.392] называет негодное вино именем "амфия"[279] (α̉μφίας). Пили древние и какую-то настойку, приготовленную на ароматических специях, которую они называли похлебкой (τρίμμα). Феофраст пишет в "Истории растений" [ΙΧ.18.10], [f] что в аркадийской Герее[280] получают вино, от которого мужчины становятся безумными, а женщины беременными.[281] Поблизости же от ахейской Керинии[282] растет некий сорт винограда, от которого у беременных женщин происходят выкидыши, даже если они съели только одну гроздь [этого] винограда. Он также рассказывает, что трезенское вино делает выпивших бесплодными, а на Фасосе[283] производят вина, одни из которых вызывают сон, а другие бессонницу.
58. О приготовлении душистого вина Фений Эресийский рассказывает (32) следующее [FHG.II.301]: "Для получения ароматного букета[284] (α̉νθοσμία) к пятидесяти хоям[285] сусла добавляют один хой морской воды". И еще: "Ягоды, снятые с молодых лоз, гораздо ароматнее снятых со старых". Далее он продолжает: "Потоптав незрелые ягоды, они дали соку настояться, и он стал душистым". Феофраст же пишет ["О запахах".51], что в пританее[286] на Фасосе угощают вином, необычайно приятным на вкус; получают его, используя специальные приправы: "Они кладут в винный кувшин пшеничное тесто, замешанное на меду, так что аромат вино имеет свой собственный, сладость же ему придает тесто". И далее он пишет: "Если [b] смешать терпкое и душистое вино с вином, не имеющим запаха, - например, с гераклейским или эритрейским,[287] - то одно придаст мягкость, а другое аромат".
Упоминание о миринском[288] вине можно найти у Посидиппа [Kock.III.346]:

Миринское вино, необычайное,
Что разжигает жажду, драгоценное.

Также у Страттида [Kock.I.717; ср.473с] говорится о некоем напитке, называемом Гермесом.
Херея говорит, что в Вавилоне получают вино, называемое нектаром:

Верно замечено: хочет не только водой разбавляться,
Но и насмешкой лихой сопровождаться вино.

[с] "Нам Дионисово презирать нельзя, чти даже косточку от винограда", - утверждает кеосский[289] поэт [Симонид].
59. Вина бывают белые, желтые и темные. И белое вино, тончайшее по своей природе, обладает мочегонным действием, горячит и, способствуя пищеварению, разогревает голову - это вино, устремляющееся вверх. Если черное вино несладко, то оно питательно, и обладает вяжущим вкусом. Сладкие же его сорта, также как и сладкие сорта белых и желтых вин, наиболее питательны. Это объясняется тем, что сладкое вино [d] смягчает пищевод и, делая жидкое более густым, менее вредит голове. Действительно, как свидетельствуют Диокл и Праксагор, природа сладкого вина заставляет его задерживаться в подреберной области, что усиливает слюноотделение. Мнесифей Афинский пишет: "Темные вина наиболее питательны, белые - легчайшие и обладают мочегонным действием, желтые сухи и наиболее благотворны для пищеварения". Вина же, со всей возможной тщательностью приправленные морской водой, не вызывают похмелья, расслабляют кишечник, разъедают желудок, вызывают вздутие [e] живота, но помогают пищеварению. Таковы миндское[290] и галикарнасское вина. Поэтому-то киник Менипп называет Минд "соленым пропойцей". Достаточно много морской воды и в косском вине. Родосское же вино соединяется с морской водой хуже всего, и в больших количествах она совершенно бесполезна. Вина с островов вообще хороши для попоек, для ежедневного же питья они не годятся. Книдское[291] вино способствует кроветворению, питательно, расслабляет кишечник, однако при питье в больших количествах угнетает желудок. Лесбосское вино имеет небольшую [f] терпкость и выраженное мочегонное действие. Очень приятно на вкус хиосское, особенно его сорт, называемый ариусий.[292] Имеется три сорта этого вина: сухой, сладкий и третий, промежуточный по вкусу, "самодостаточный". Сухой сорт благоприятен для пищеварения, питателен и обладает большим мочегонным действием; сладкий питателен, сытен, расслабляет кишечник; "самодостаточный" же и по воздействию на организм занимает среднее положение. Хиосское вино, как правило, благотворно для (33) пищеварения, питательно, способствует кроветворению, мягчит и благодаря своей густоте очень сытно.
Из италийских вин[293] самые приятные альбанское и фалернское. Однако если их передержать, то после слишком долгого хранения они могут действовать как яды и вызвать немедленную потерю сознания. Так называемое адриатическое пахнет приятно, легко усваивается и в целом безвредно. Однако италийские вина необходимо заготавливать не позднее определенного срока и выдерживать в хорошо проветриваемом месте, [b] чтобы они потеряли излишнюю крепость. После длительной выдержки очень приятно керкирское.[294] Однако закинфское и левкадское[295] из-за примесей гипса вызывают головную боль. Киликийское же вино, называемое "абат",[296] по существу представляет собой слабительное. Кеосскому, миндскому, галикарнасскому и вообще винам из приморских местностей подходит жесткая вода, как родниковая, так и дождевая, ее нужно только процедить и дать отстояться. Поэтому эти вина хорошо пить в Афинах и [с] Сикионе,[297] так как вода там жесткая. Но для вин, удаленных от моря, вяжущих и терпких, а также для хиосского и лесбосского подходит только вода, лишенная всякого вкуса.

60. Язык, столь долго ты молчал, как сможешь ты
Деянья эти изложить? Поистине,
Нет горше ничего необходимости,
Велящей выдать тайны сокровенные
Господ, -

говорит Софокл [TGF2. 295].

Я стану сам себе Алкид и Иолай.[298]

[d] [О том,] что марейское вино, называемое также александрийским, названо по имени расположенного поблизости от Александрии озера Марея[299] и одноименного с ним города, прежде очень большого, теперь же превратившегося в деревню. Название это происходит от имени Марона,[300] одного из спутников Диониса в его победоносном походе. Местность эта изобилует виноградом, грозди которого очень приятны на вкус, а вино [e] из них превосходно. Оно белое, вкусное, душистое, легко усваивается, не ударяет в голову и обладает мочегонным действием. Однако так называемое тениотское[301] еще лучше. В этих местах тянется длинная коса (ταινία), и вина получают на ней очень жирные, что придает им зеленоватый оттенок. От этого недостатка можно избавиться, понемногу добавляя воды, как к аттическому меду. Помимо приятного вкуса тениотское вино обладает хорошим запахом и малой терпкостью. Нильская долина изобилует сортами винограда не меньше, чем ее река водами, и каждый сорт [f] отличается особым цветом и вкусом. Но всех их превосходит вино из Антиллы,[302] города близ Александрии, доходы от которого тогдашние цари Египта, также как и персидские цари, дарили своим женам "на пояса".[303] Вино из Фиваиды, а в особенности вино из города Копта,[304] настолько легко усваивается, что его безболезненно принимают даже больные, лежащие в лихорадке.

Жена, себя ты хвалишь, как Астидамант[305] [Kock.II.530], -

(34) Астидамант был сочинителем трагедий.
61. [О том,] что Феопомп Хиосский [FHG.I.328] рассказывает, что виноградная лоза была обретена на берегах Алфея[306] в Олимпии. В восьми стадиях от нее в Элиде есть местечко, жители которого, закрыв на Дионисии[307] три пустых медных кувшина, запечатывают их в присутствии приезжих; когда некоторое время спустя их открывают, они бывают полны вином. Однако Гелланик [FHG.I.67] утверждает, что впервые виноградная лоза была обретена в египетском городе Плинфине.[308] Поэтому-то, считает философ-академик Дион, египтяне стали большими ценителями и любителями вина. Было у них даже [b] изобретено средство для облегчения положения бедняков, которым не хватало на вино, - а именно ячменный напиток;[309] и выпившие его приходили в такой восторг, что принимались петь, плясать и во всем вели себя как настоящие пьяные. Аристотель [fr.106] пишет, что опьяневшие от вина падают вперед, лицом вниз, а упившиеся ячменным напитком валятся навзничь; объясняет он это тем, что одно отяжеляет голову, другое же усыпляет.
62. [О том,] что египтяне действительно большие любители [c] выпить, свидетельствует и сохранившийся до наших дней обычай, существующий только у них, - а именно, первым из всех кушаний за обедом они едят вареную капусту. Многие даже добавляют капустное семя во все лекарства от похмелья. Всякий же раз, когда на винограднике сажают капусту, вино получается более темным. Согласно Тимею [FHG.I.206], перед выпивкой ели капусту также жители Сибариса. Алексид [Kock. 11.401]:

Вчера ты пил, теперь похмелье мучает.
Вздремни, и все пройдет. [d] Потом я дам тебе
Капусты (ρ̉άφανος) сваренной.

И Эвбул где-то говорит [Kock.II.209]:

Жена!
Меня считаешь ты капустой (ρ̉άφανος)? На меня
Спустить свое похмелье хочешь, кажется.

О том, что древние называли капусту (κράμβη) ρ̉άφανος,[310] свидетельствует Аполлодор Каристийский [Kock.III.288]:

У нас капуста - ρ̉άφανος, а за морем
Она зовется κράμβη; ну а женщинам
И дела нет!

Анаксандрид [Kock.II. 160]:

[е] Когда, поев капусты (ρ̉άφανος), ванну примете,
Исчезнет тяжесть, туча вмиг рассеется,
Что на чело легла.

Никохар [Kock.I.773]:

Назавтра... желудей наварим мы
Взамен капусты (ρ̉άφανος), чтоб прогнать похмелие.

И Амфид [Kock.II.247]:

Похоже, лучше нет от опьянения
Лекарства, чем когда беда навалится
Нежданная, - немедля отрезвит она;
Пред ней капуста (ρ̉άφανος) ерундой покажется.

О незаурядной силе воздействия капусты говорит и Феофраст [ИP.IV.16.16], утверждающий, что даже капустный запах угнетает рост виноградной лозы.

Конец книги первой

---

[1] По византийским эпитомам... — См. статью в наст, изд., с. 461.

[2] ...отец этой книги. — Это метафорическое обозначение сочинителя, который ответственен за жизнь своего творения, восходит к Платону («Федр». 275е; «Пир». 177d). Мы не знаем, использовал ли эту метафору сам Афиней или его византийский пересказчик, но в любом случае ниже есть еще одно указание на связь афинеевского сочинения с Платоном и его диалогами (см. примеч. 12). Французский комментатор Афинея явно придерживается того мнения, что эта связь была лишь косвенной (Athenee de Naucratis. Les Deipnosophistes. Livres I — II. Texte etabli et traduit par A.M. Desrousseaux. P., 1956. P. 1; далее: Desrousseaux).

[3] ...как афинские риторы... — Риторами греки называли как ораторов, так и учителей красноречия. Здесь, конечно, речь идет об ораторах, и не случайно упоминаются именно афинские. Ведь в демократических Афинах государственная жизнь определялась тем, насколько убедительным окажется выступающий в народном собрании (политическое красноречие), а судебные решения зависели от того, чья речь — обвинителя или защитника — больше повлияет на присяжных (судебное красноречие). Кроме того, во всех торжественных случаях, как радостных, так и печальных, афиняне считали необходимым произнести речь (так называемое торжественное красноречие). Образцом политического красноречия могут служить для нас речи Демосфена (см., например, его знаменитые «Филиппики», обличавшие македонского царя Филиппа); в судебном красноречии прославился Лисий, а мастером торжественного красноречия был Исократ (см., например, его «Панегирик», приуроченный к открытию состязаний в Олимпии), хотя и судебные ораторы могли выступать с торжественными речами — так, например, Лисию принадлежит речь по случаю Олимпийских состязаний и Эпитафия (надгробная речь по поводу погребения афинских граждан, павших под Коринфом). Бесконечная риторическая практика получила и свое теоретическое обоснование. Первыми теоретиками красноречия стали софисты (о них более подробно см. статью в наст. изд.). Чуть позже в Афинах основал свою риторическую школу Исократ, современник и идейный соперник Платона. Несмотря не то что со временем риторические школы появились и в Малой Азии, и на Родосе, а потом и в Риме, афинское красноречие оставалось образцовым.

[4] ...толкователь законов, ревнитель... учености... усердный энциклопедист. — Использованное переводчиком слово «энциклопедист» не следует понимать в привычном для нас значении «всесторонне образованный, обладающий универсальными знаниями». У греков не было ни такого слова, ни такого понятия, как не было и слова «энциклопедия» (оно появилось только в XVI в.). Греки знали только словосочетание εγκύκλιος παιδεία — буквально «общее для всех образование». Так обозначали круг дисциплин, обязательных для свободного человека. Набор этих общеобразовательных дисциплин устоялся окончательно в I в. до н.э. и включал грамматику, риторику, философию, геометрию, арифметику, астрономию и музыку. А. И. Марру предлагает для εγκύκλιος παιδεία перевод «общая культура» (Марру А. И. История воспитания в античности. М., 1998. С. 247; далее: Мару). Достоинство упомянутого Масурия состоит, таким образом, в том, что он не только ревностно изучил весь курс общеобразовательных дисциплин, но сведущ и в тех, которые мы бы сейчас назвали «специальными» — к ним относятся, например, медицина, архитектура или военное искусство.

[5] Он сочинял ямбы ... не хуже любого из поэтов после Архилоха. — Ямбы — жанр античной лирики, отличительным признаком которого является не столько стихотворный размер (это мог быть и ямб, и трохей, и более сложный стих, сочетавший различные стопы, в том числе дактилические), сколько содержание: ямбы всегда демонстрируют критическое отношение автора к миру в целом или к отдельным его сторонам. Эта критика может принимать форму насмешки, поношения, даже брани или, наоборот, утонченного скепсиса. В отличие от прочих лирических жанров, которые были песнями, сольными или хоровыми, ямбы не пелись, но декламировались (возможно, нараспев и под аккомпанемент лиры). Лрхилох — первый известный нам сочинитель ямбов (VII в. до н.э.). Его младшим современником был Симонид (Семоиид) Аморгский. Тексты обоих дошли до нас во фрагментах. Столетием позже жил еще один знаменитый ямбограф — Гигаюнакт. Писал ямбы и Каллимах. Сохранившиеся тексты греческих ямбографов собраны в изданиях: Iambi et Elegi Graeci ante Alexandrum cantati / Ed. M. West. Oxford, 1971-1972. Vol. 1-2; Русские переводы: Лрхилох. Стихотворения и фрагменты. М., 1915; Греческая литература в избранных переводах. М., 1939; Лирика древней Эллады в переводах русских поэтов. М.; Л.: Academia, 1935; Парнас: Антология античной лирики. М., 1980; Эллинские поэты. М., 1999.
Римские поэты тоже сочиняли ямбы: Гай Валерий Катулл (ок. 87-54 г. до н.э.), его современник Фурий Бибакул. См. в издании: Гай Валерий Катулл Веронский. Книга стихотворений. М.: Наука, 1986. К жанру ямбов относятся и эподы Горация (65-8 гг. до н.э.).

[6] Грамматиками у греков называли ученых, занимавшихся литературными текстами — их анализом и всесторонним толкованием. Такие ученые-грамматики (сейчас мы бы назвали их филологами) появились в александрийскую эпоху, когда стараниями царей — преемников Александра Великого создавались роскошные библиотеки (в Александрии, в Пергаме), а при них возникали своего рода научно-исследовательские центры. Александрийские ученые комментировали тексты не только с историко-культурной и философской, но и с лингвистической точки зрения — объясняли значение редких слов, давали этимологические справки и т. д. Кроме того, они «редактировали» тексты (особенно это касалось гомеровских поэм), исправляя в рукописях отдельные слова и целые выражения. Так появилась грамматика уже в узком смысле — как наука о языке. Первое известное нам сочинение по научной грамматике — это «Грамматика» Дионисия Фракийского (I в. до н.э.).

[7] ... Филаделъф Птолемей... не только умом постигший философию, но и претворявший ее в жизнь. — Птолемей II Филадельф, правивший Египтом после своего отца, Птолемея I Сотера, в 283-247 гг. до н.э., действительно был прекрасно образован — его учителями были поэт Филит Косский и ученый-филолог Зенодот, и, вступив на престол, Птолемей Филадельф продолжал политику своего отца, покровительствуя искусствам и наукам. К собственно философии этот правитель никакого пристрастия, кажется, не имел, не говоря уже о том, что отправил в ссылку перипатетика Деметрия Фалерского, чьими советами пользовался его отец. Факты жизни Птолемея мало свидетельствуют о том, чтобы он претворял в жизнь постулаты какой-либо из философских школ. Скорее, он относился с интересом и любопытством к самим философам: например, у Диогена Лаэртского («О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов») есть такой эпизод: Птолемей посылает к стоику Зенону узнать, не хочет ли он что-нибудь сказать царю (VII. 24). Так что пересказчик Афинея либо иронизирует, либо употребляет слово «философия» расширительно, как обозначение любви ко всякого рода учености и знаниям — ср. примеч. 184 к кн. I.

[8] Кинульк — прозвище (настоящее его имя было Феодор), буквально «влекущий за собой собак или киников». В следующей фразе очевидна ироническая игра слов: упоминая собак (по-греч. «кинес») Телемаха и Актеона, автор подразумевает философов-киников, окружавших Кинулька (примеч. переводчика).

[9] ...свора, гораздо большая, чем за самим Актеоном. — Согласно мифу, юноша по имени Актеон, внук фиванского царя Кадма, охотился однажды на Кифероне и случайно попал в грот, где обычно отдыхала богиня Артемида. Актеон застал богиню обнаженной — она собиралась искупаться в ручье. Разгневанная Артемида превратила несчастного юношу в оленя. Собаки, с которыми охотился Актеон, не почуяли в олене своего хозяина, бросились за ним в погоню и разорвали на части. См.: Гигин. 180; Аполлодор. III. 4.4.

[10]  ...подходит или не подходит... слово «пора» к обозначению части дня... — В период архаики и классики слово ώρα, переведенное здесь словом «пора», обозначало у греков любой естественный отрезок времени — и время года (лето, осень и т.д.), и часть дня (утро, день и т.д.). Позже, в эллинистическое время, когда астроном Гиппарх (II в. до н.э.) разделил сутки на 24 часа, словом ώρα воспользовались для обозначения часа, но в быту день делили на 12 равных частей (от рассвета и до заката), и этим словом обозначали 1/12-ю часть дня. Вместе с тем, словом ώρα обозначалось и просто подходящее, удобное для чего-то время. Отсюда метафорическое значение слова «расцвет».

[11]  ...слово «пьяница» к мужчине... — Прилагательное μέθυσος («пьяный») первоначально употреблялось применительно к особам женского пола: у Гекатея Милетского (VI-V вв. до н.э.) — к амазонке (Fragmente der griechischen Historiker / Ed. F. Jacoby. В., 1923 — . I, p. 1; далее: FGrH), у Аристофана — к старухе («Облака». 555; ср. также: «Осы». 1402), однако в Новой комедии и у авторов эпохи Империи (Плутарх, Лукиан) это ограничение снято.

[12]  ... слово «матка» к съедобной пище... — Словом μήτρα греки обозначали и свиную матку, считавшуюся деликатесом, и женский орган.

[13]  ...присуще ли «свинство» вепрю. — Словом «свинство» переводчик передает здесь сложное существительное σύαγρος (от συ̃ς — «свинья» и άγριος — «дикий»), обозначавшее только дикое животное — кабана или вепря. При этом само слово συ̃ς могло обозначать как домашнюю свинью, так и ее диких сородичей. Смысл вопроса, видимо, таков: можно ли употребить слово σύαγρος как точное соответствие слова συ̃ς.

[14] Академики — слушатели или выученики философской школы Платона — Академии. Так назывался общественный гимнасий, около которого в 387 г. до н.э. Платон приобрел участок и стал вести занятия с учениками. История Академии разделяется на несколько периодов и заканчивается только в IV в. н.э. См. об этом: Dillon J. The Middle Platonists. A Study of Platonism 80 B.C. to A.D. 220. L., 1977.

[15] ...Афиней делает свой диалог драматическим. — Афиней, подражая Платону, воспроизводит форму так называемого «пересказанного» диалога. У Платона так построены «Федон» и «Пир». Ср. начало «Федона»: «Скажи, Федон, ты сам был подле Сократа в тот день, когда он выпил яд в тюрьме, или только слышал обо всем от кого-нибудь еще? — Нет, сам, Эхекрат» (57а; пер. С. П. Маркиша). Таким образом, у Платона, как и у Афинея, между читателем и участниками диалога есть некий посредник, благодаря которому иллюзии непосредственного читательского присутствия при беседах не создается. Мы оказываемся уже третьей инстанцией, на что и намекает Тимократ цитатой из киренского поэта.
Современные комментаторы считают, что киренским поэтом здесь назван не Каллимах (310-240 гг. до н.э.), а Эратосфен (ок. 275 г.-ок. 195 г. до н.э.) (Desrousseaux, р. 178), хотя эпитет киренский сам по себе приложим к обоим — они были уроженцами Кирены, города на сев. побережье Африки, основанного в VII в. до н.э. выходцами из греческого города Феры (Фессалия).
Процитированная строчка буквально звучит так: «Тем, кто запечатлел троекратно, боги дают лучшее».

[16] ...по сократовской методике... — Сократовский метод в широком смысле — это метод антидогматический, когда истина не постулируется, а отыскивается в ходе беседы. Свой метод сам Сократ называл майевтикой — «повивальным искусством» (см.: Платон. «Теэтет». 150a-151d; «Пир». 206b-208е). Разговаривая с людьми и задавая им вопросы, Сократ подводил их к ответу. Обычно обсуждалось содержание этических понятий: что такое добродетель? мудрость? мужество? и т.д. Насколько можно судить по платоновским диалогам, в сократовский метод поиска ответов на поставленные вопросы входило использование индуктивного (от частного к общему) и дедуктивного (от общего к частному) способов умозаключения. Вот как они описаны в диалоге «Федр»: «Первый — это способность, охватывая все общим взглядом, возводить к единой идее то, что повсюду разрозненно, чтобы, давая определение каждому, сделать ясным предмет поучения... Второй вид — это, наоборот, способность разделять все на виды, на естественные составные части, стараясь при этом не раздробить ни одной из них...» (265d-266а).

[17] ...«запечатанными книгами»... — Буквально «умолкнувшими». Kock. 1.356.

[18] ...прилично тебе и способно. — Вольный пересказ гомеровских стихов «Илиады».

[19] ...Конон, победив, лакедемонян в морской битве у Книда... — Афинский полководец Конон прославился во время Пелопоннесской войны (431-404 гг. до н.э.), командуя флотом с 413 г. После поражения Афин жил на Кипре и оттуда завязал отношения с персидским двором. Когда Спарта, вдохновленная победой над Афинами, начала войну с Персией, персидский царь поставил во главе своего флота грека Конона, и спартанцы были разбиты у г. Книда. См. об этом: Ксенофонт. «Греческая история». IV.3.7; Плутарх. «Агесилай». 17. Это сражение не решило исход войны, но подорвало спартанцев морально.

[20] ...окружив стенами Пирей... — Разбив спартанский флот при Книде, Конон приплыл в Афины, по пути опустошая берега Пелопоннеса. Деньги, полученные от персидского царя, Конон отдал на восстановление так называемых Длинных стен, построенных еще при Фемистокле в 456 г. до н.э. и впоследствии разрушенных. Длинные стены, соединяя Афины с портом Пиреем, делали город практически неприступным.

[21] ...заняли в Олимпии первое, второе и четвертое места... — Учреждение атлетических состязаний в Олимпии (так называлась местность в Элиде, на Пелопоннесе) греки связывали с именами Пелопса, в честь которого стали проводиться погребальные игры на берегах реки Алфей, и Геракла, который возобновил после перерыва традицию этих игр. В историческое время проведение всегреческих игр в Олимпии известно с VIII в. до н.э. Олимпийские игры прекратили свое существование только в IV в. н.э., при императоре Феодосии Великом. В программу олимпийских игр входили: 1. бег на стадий (ок. 200 м), 2. прыжок в длину, 3. метание диска, 4. метание копья, 5. борьба (эти виды объединялись в единый комплекс — пентатлон, «пятиборье»), 6. кулачный бой, 7. панкратий (наиболее жестокий вид борьбы, разрешавший выводить противника из строя всеми способами, включая удары в живот, укусы, удушение и т.д.), 8. скачки верхом, 9. колесничный бег, 10. состязания мальчиков (бег на стадий, борьба, кулачный бой), 11. бег с оружием. Победитель получал венок из оливы и право водрузить в Олимпии памятник в честь своей победы. За состязанием следовал пир, на котором в честь победителей исполнялись торжественные хоровые песни — эпиникии.

[22] ...на Олимпийских скачках... — См. выше, примеч. 18.

[23] ...был пифагорейцем и не ел живого... — Учение Пифагора (ок. 570 — ок. 496 гг. до н.э.) известно по косвенным и притом разноречивым сведениям. Идейная подоплека запрета на употребление животной пищи ясна из Порфирия (ок. 232 — ок. 301 гг. до н.э.).
В «Жизнеописании Пифагора» читаем: «О чем он говорил собеседникам, никто не может сказать с уверенностью, ибо не случайно окружили они себя молчанием; но прежде всего шла речь о том, что душа бессмертна, затем, что она переселяется в животных и, наконец, что все рожденное вновь рождается через промежутки времени, что ничего нового на свете нет и что все живое должно считаться родственным друг другу» (19). О запрете на животную пищу упоминает и Страбон (со ссылкой на философа Онесикрита) (XV. 716). Для комедиографов IV-нач. III в. до н. э. это был излюбленный предмет шуток (DK. 58 Е).
Вместе с тем, судя по другим сведениям, пифагорейский запрет на животную пищу ограничивался определенными видами живых существ (см.: Диоген Лаэртский. VIII.33-34) или определенными их частями («Жизнеописание Пифагора». 43).
Наконец, некоторые свидетельства вообще опровергают существование такого запрета. У Диогена Лаэртского (со ссылкой на Аристоксена) читаем: «Пифагор воздерживался только от пахотных быков и от баранов, а остальных животных дозволял в пищу» (VIII. 20). У Авла Геллия в «Аттических ночах» говорится, что это заблуждение и что Пифагор включал в свой рацион молодых поросят (IV. 11= DK. 14.9). Кроме того, у Диогена Лаэртского (VIII. 13) и у Порфирия («Жизнеописание Пифагора». 15) сказано, что Пифагор изобрел мясную диету для атлетов. Более подробно об этом см.: Guthrie W.K. A History of Greek philosophy. Cambridge, 1962.Vol. 1. P. 181-193 (далее: Guthrie).

[24] ...трагедия заняла первое место в Афинах... — Драматические представления в Афинах проходили в форме состязаний между поэтами — авторами трагедий. Неизвестно, когда и как появился этот обычай, но мы знаем, что во времена Феспида (ок. 530 г. до н.э.) состязания трагических поэтов уже существовали. Происходили они дважды в год, во время празднеств в честь бога Диониса (Великие (Городские) Дионисии происходили во время весеннего равноденствия, в конце марта — начале апреля, а Малые (Сельские) — в конце декабря — начале января). Участники представляли на суд специального жюри тетралогии — четыре пьесы, связанные общим сюжетом: три из них были трагедии, а последняя — сатировская драма, забавная пьеса, где наряду с героями действовали мифологические существа — козлоногие сатиры. Представления длились четыре дня, с утра и до вечера. Имена авторов, время и место постановки пьесы, результаты состязания записывались на мраморных досках. Эти записи назывались дидаскалиями (от выражения διδάσκειν δράμα — «ставить пьесу»). Дидаскалии первоначально выставлялись прямо в театре, а потом с них стали делать копии, излагая все в хронологическом порядке. Эти театральные летописи тоже назывались дидаскалиями. Дидаскалии сохранились частично у отдельных грамматиков и схолиастов.

[25] Хиосское вино — остров Хиос лежит в Эгейском море, у берегов Турции. Этот большой плодородный остров славился своим вином и мрамором, а также входил в семерку городов и островов, претендовавших на то, чтобы считаться родиной Гомера. Прославил этот остров и упомянутый Афинеем трагический поэт Ион (ок. 490-422 гг. до н.э.), от сочинений которого остались только фрагменты.

[26] [О том], что... — Предложения, начинающиеся с «что...» подразумевают в начале отметку компилятора σημειωτέον, что соответствует современному nota bene (примеч. переводчика).

[27] ...халкедонец Ксенократ, академик Спевсипп и Аристотель написали царские законы. — Французский комментатор Афинея (Desrousseaux, р. 7) предлагает понимать здесь сочетание βασιλικοί νόμοι (букв, «царские законы») как «пиршественные законы». Такое толкование возможно лишь в том случае, если прилагательное βασιλικοί считать произведенным от βασιλεύς («царь») в метафорическом значении «председатель пира» (ср.: Плутарх. «Застольные беседы». 1.4. 622b). О пиршественных сочинениях Спевсиппа и Аристотеля см. статью. Халкедонец — житель (или выходец из) Халкедона, правильнее — Калхедона, города в Вифинии на южном берегу Пропонтиды, основанного греками из Мегары. Академик — см. выше, примеч. 11.

[28] Акрагантец — житель (или выходец из) Акраганта, города на южном берегу Сицилии, основанного греками с острова Родос. Жители Акраганта славились своим гостеприимством (ср.: Цицерон. «Против Верреса». 4. 43), но, возможно, особая щедрость упомянутого здесь Геллия к всадникам из Гелы объясняется еще и тем, что это был соседний с Акрагантом город, также основанный выходцами с Родоса.

[29] Хитон — простейшая рубашка из льна или шерсти. Хитоны, как и вообще вся одежда греков и римлян, не кроились и не шилась: прямоугольный кусок ткани складывали в длину пополам, в верхней части перегиба делали отверстие, куда просовывалась рука (например, левая); тогда на правом плече два верхних края ткани закреплялись застежкой, а остальная часть оставалась несоединенной. Хитоны могли быть короче и длиннее, их подпоясывали по вкусу, высоко (под грудью) или ниже, на талии или на бедрах. Гиматий — плащ. Для гиматия брали четырехугольный кусок материи, один конец перебрасывали через левое плечо и придерживали левой рукой; остальную часть обвивали от левой стороны к правой вокруг спины, правой руки и груди, а конец перебрасывали назад через левое плечо.

[30] ...складчинный обед. — Трапезы у греков бывали общественные и частные, домашние. Общественные трапезы были частью обряда жертвоприношения, которое мыслилось совместной трапезой богов и людей. Сначала на алтаре сжигались положенные части жертвенного животного (о том, почему для богов сжигается наименее съедобное, см. этиологический миф о Прометее: Гесиод. «Теогония». 535 сл.). Потом из остального устраивалось пиршество для участников обряда, причем каждому в этой трапезе полагалась равная доля. Такой обед назывался δαίς — ср.: δαίομαι «делить на части», «распределять». О том, что этот обычай сохранялся вплоть до эпохи римской империи, свидетельствует Плутарх («Застольные беседы». II. 10. 644а-b). Частный обед мог давать один человек на свой счет у себя дома; гости на таком обеде были званые, но по обычаю греков званый гость мог привести с собой еще кого-то — по своему усмотрению. Так у Платона в «Пире» Сократ по дороге на пир к Агафону встречает своего знакомца Аристодема и приглашает его с собой (174a-d). Наконец, у греков можно было явиться на обед и вовсе без приглашения — об этом свидетельствует и контекст «Илиады» (II. 408), и контекст «Пира». (174е-175а), а также поговорочное выражение, которое приводит Сократ («Пир». 174b-с) и ниже обсуждает сам Афиней (V.178a). Ср. также у Плутарха: «Так, если кто-либо из приглашенных на обед приведет с собой своего друга, то ему, согласно доброму обычаю, будет оказан такой же любезный прием, как и остальным гостям; так дружественно был принят, например, Аристодем, которого Сократ привел к Агафону. Но если кто явится по собственному почину, то перед ним надо закрыть дверь» («Застольные беседы». III. 1. 645f-646a. Пер. Я. М. Боровского).
С обычаем принимать незваных гостей связано, вероятно, и такое явление, как параситство («нахлебничество», от греч. πάρα- — «рядом», «около», и σίτος — «хлеб», «пища»). Другой разновидностью светского обеда был обед вскладчину, когда каждый вносил свою долю еды (греч. μερίς) и выпивки (греч. συμβολή).

[31] Мессенцы — жители Мессены, ныне Мессина — город на Сицилии.

[32]  ...сицилийские мурены... — Муренами называется семейство морских рыб отряда угрей. Длина мурен достигает 3 м. Водятся они в тропических и субтропических морях всех океанов.

[33]  ...Водоплавающие угри... — Точнее, просто плавающие. Французский комментатор Афинея объясняет (Desrousseaux, р. 8), что так называлась разновидность угрей, плававших по поверхности воды. Всего отряд угрей — рыб длиной до 3 м, весом до 65 кг — насчитывает 22 семьи и около 400 видов. Водятся угри не только в теплых морях, но и, например, в бассейнах Балтийского, Белого и Баренцева морей.

[34]  ...пахинских тунцов... — Пахин — южный мыс Сицилии, ныне Капо ди Пассаро.

[35]  ...козлята с Мелоса... — Мелос — самый восточный из группы Кикладских о-вов в Эгейском море (ныне Милос).

[36]  ...скиафская рыба... — Рыба, ловившаяся у побережья о-ва Скиаф (н. Скиатос) в Эгейском море, к северу от Эвбеи.

[37]  ...пелорские моллюски... — Пелор, или Пелориада — северо-восточная оконечность Сицилии в Сицилийском проливе, ныне Капо ди Фаро.

[38]  ...липарская килька... — Липара (ныне Липари) — самый большой из Липарских (Эолийских) островов у северного побережья Сицилии. Судя по Лукиану, другие виды кильки совсем не ценились («Икароменипп, или Заоблачный полет». 27).

[39]  ...мантинейская репа... — Мантинея — город, упомянутый еще у Гомера (Ил.II.607); находился в восточной части Аркадии при речке Офисе.

[40]  ...фиванский рапс... — Фивы — город в Беотии. Эта была самая плодородная местность в Средней Греции.

[41]  ...аскрийская свекла. — Аскра — селение в Беотии, у подошвы Геликона, родина поэта Гесиода. Климат Аскры Гесиод описывает как резко континентальный и неудобный для жизни человека («Труды и дни». 638 сл.), однако место это было очень плодородным — ср.: Павсаний. IX.29; Овидий. «Письма с Понта». 4.14.31 сл.

[42] ...за платоновской трапезой было двадцать восемь едоков. — В диалоге Платона «Пир» число участников не названо.

[43] Гостям незваным... — См. выше, примеч. 27.

[44] ...говорит сиракузский поэт... — Поэт Феокрит родился около 300 г. до н.э. в Сиракузах на Сицилии, но жил и на о-ве Кос, где входил в кружок Филита Косского, и в Александрии. Феокрит известен как изобретатель нового лирического жанра — «идиллии» (греч. είδύλλιον — «видик», «картинка»). В этом жанре работали поэты Мосх (серед. II в. до н.э.) и Бион (конец II в. до н.э.), но решающую роль в судьбе этого жанра сыграл Вергилий (70-19 гг. до н.э.) («Буколики»). Здесь цитируется 2-я идиллия, ст. 58.

[45] Эпический стих — гексаметр. Это стих, состоящий из шести дактилических стоп. В первых четырех стопах дактиль мог заменяться спондеем. Последняя, шестая стопа, могла быть или спондеической, или усеченной (так называемой каталектической). Подробно о греческой метрике см.: Снеллъ Б. Греческая метрика / Пер. Д. Торшилова. М., 1999.

[46] ...Древней комедии. — Древнегреческую комедию принято делить на Древнюю (с первого представления комедии на Великих Дионисиях в 486 г. до конца Пелопоннесской войны в 404 г. до н.э.), Среднюю (с конца Пелопоннесской войны до смерти Александра Македонского в 323 г. до н.э.) и Новую (с 323 г. до н.э.). Новая греческая комедия продолжилась в комедии римской, у Плавта и Теренция. Из авторов Древней комедии нам лучше всего известен Аристофан, а Новой — Менандр. Данное деление достаточно условно, но его придерживались сами греки задолго до Афинея: ср. точный сравнительный анализ Древней и Новой комедии у Плутарха («Застольные беседы». VII. 8. 711f-712d).

[47] ...ошибочно прозываемый учеником Аристофана... — Возможно, его притязания считаться учеником Аристофана оспаривались ввиду того, что он жил гораздо позднее выдающегося филолога. Ср. 182d, 387d, 662d (примеч. переводчика).

[48] ...о Филоксене с Киферы... — См. примеч. 39. О его появлении на свадьбе в качестве незваного гостя см. 6b; ср. примеч. 27 к этой книге.

[49] Холодными, как снег на Иде, пальцами... — Каламбурный намек на Дактилей (греч. δάκτνλον — «палец»), мифических существ, спутников к кругу Реи, Идейской Матери Богов (примеч. переводчика).

[50] Гименей — греч. ‛υμεναιος — «божество, покровительствующее браку». Существует несколько версий его происхождения: по одной из них, Гименей был сыном Музы, по другой — Диониса и Афродиты. Но развитая мифология Гименея появляется только в римско-византийское время (см.: Аполлодор. I. 3.3; III. 10.3), а в более раннее время слово «гименей» употреблялось как имя нарицательное — как название свадебной песни (Ил. XVIII. 493; Гесиод. «Щит». 274). Смысл распространенного припева свадебных песен «Гимен, о, гименей» не вполне понятен — является ли он обращением к божеству или именованием самой песни, которое со временем стало восприниматься как имя божества-покровителя свадебного обряда. См. у Сапфо знаменитый фрагмент «Эй, потолок поднимайте» с припевом «Гимен, о, гименей» (Lyrica Graeca Selecta / Ed. D. Page. Oxford, 1988. Fr. 229), а также: Еврипид. «Троянки». 310, 331; Аристофан. «Мир». 1332; «Птицы». 1736.

[51] ...киферский поэт... — Кифера (ныне Китира) — остров у входа в Лаконский залив, близ мыса Малеи. Киферой называется и главный город острова. См.: Геродот. VII.235; 1.82; Фукидид. IV.53-54, 118; V.18.

[52] ...поэму о Галатее... — Пикантность ситуации в том, что Галатеей звали и возлюбленную Дионисия — флейтистку, о которой речь пойдет чуть дальше, и героиню мифа — дочь морского старца Нерея. О Нерее см.: Гесиод. «Теогония». 233-236; Аполлодор. II. 5, 11.

[53] ...Филоксен и написал своего «Киклопа»... — Киклопами («Круглоглазыми») в греческой мифологии называли сыновей Урана и Геи, великанов с одним глазом посреди лба. У Гесиода их трое — Бронт (Гром), Стероп и Apг (оба имени можно перевести как «Молния»). См. о них: Аполлодор. I. 2. 1; IIΙ. 10. 3 — 4. У Гомера киклопы просто злые великаны, не связанные, как у Гесиода, со стихийными силами природы. В IX песни «Одиссеи» рассказывается о том, как Одиссей попал в плен в киклопу Полифему; на этот же сюжет написана сатирова драма Еврипида «Киклоп». Любви Полифема к нереиде Галатее посвящена 11 идиллия Феокрита, а вот каким сюжетом связаны в поэме Филоксена Полифем, Галатея и Одиссей, остается только догадываться. См.: Julien P. Le theme du Cyclope dans les litteratures grecque et latine. P., 1941.

[54] ...некий Апикий... — Это имя носили три знаменитых римских гурмана. Наиболее известен Марк Гавий Апикий, живший во времена Тиберия. Ему приписывается сочинение в десяти книгах под названием «О кулинарии» («De re coquinaria»), представляющее собой сборник кулинарных рецептов (примеч. переводчика).

[55] Киренский философ Аристоксен... претворявший в жизнь философию своей родины... — О Кирене см. выше, примеч. 12. Выходцем из Кирены был Аристипп (ум. после 366 г. до н.э.), ученик Сократа, основавший философскую школу, приверженцы которой назывались киренаиками. Киренаики не занимались изучением природы, считая ее непостижимой, и были сосредоточены целиком на проблемах этики. Они считали, что главная цель человеческой жизни — наслаждения, а совокупность всех наслаждений является счастьем. Наслаждение киренаики понимали как «плавное движение души», противопоставляя ему боль как «резкое движение души». О киренаиках см.: Диоген Лаэртский. И. 86 сл.; Aristippi et Cyrenaicorum fragmenta // Ed. Ε. Mannebach. Leiden; Koln, 1961.

[56] ...Лпикий посылал ему свежих устриц... — Разумеется, не тот Апикий, о котором шла речь выше (примеч. переводчика).

[57] Анчоусы — семейство рыб отряда сельдеообразных. Длина до 16 см, вес до 19 г. Насчитывается до 40 видов анчоусов. Водятся в морях и пресных водах тропических и умеренных широт.

[58] ...Архилох... упрекает... за то, что он, как миконец, врывается на пиры незваным. — Букв, «на миконский манер». Архилох — самый ранний дошедший до нас источник сведений о скверной репутации жителей Миконоса — небольшого острова из группы Кикладских островов в Эгейском море. Само выражение «на миконский манер» показывает, что репутация миконцев как людей невежливых была во времена Архилоха (VII в. до н.э.) уже сложившейся — если, конечно, Афиней, приводя эти фрагменты, не исказил архилоховского контекста. В словаре Суды зафиксировано выражение «миконский сосед», т. е. мелочный и скаредный человек («Суда»: Μυκώνιος γείτων). см.: Iambi et elegi Graeci // Ed. M. West. Vol. 1, fr. 124. Oxford, 1978.

[59] ...у друзей... всё общее. — Пословица, автором которой античная традиция считает Пифагора (Диоген Лаэртский. VIII. 10-11 со ссылкой на Тимея Локрского, пифагорейца и главного героя платоновского диалога «Тимей»). Действительно, тот замкнутый религиозный союз, каким была пифагорейская школа, строился, насколько нам известно, на принципе общности имущества. Эту поговорку использует Платон («Федр». 279с); ср. также : Аристотель. «Никомахова этика». 1159 b 31.

[60] Гномон — гномоном (от греч. γι-γνω-σκω — «узнавать», «распознавать») назывались солнечные часы, изобретение которых античная традиция иногда приписывает философам Анаксимандру или Анаксимену (VI в. до н.э.) — см.: Диоген Лаэртский. II. 1, 3; Плиний. II. 187. Вместе с тем, по мнению Геродота, гномон и деление светового дня на 12 частей греки усвоили у вавилонян (II. 109). «Стрелка» гномона представляла собой штырек, стоявший строго отвесно на ровной или сферической поверхности, мраморной или медной. Время определяли сначала по длине тени от стрелки, а потом — по ее направлению. См.: Витрувий. I. 6.6; IX. 7.2. В целом см.: PWRE. Bd. VIII, Horologium.

[61] ...только лишь бездымные / Приносим жертвы. — т. е. живем за чужой счет (примеч. переводчика).

[62] ...не было незнакомо принятие пищи в одиночку... — Обычай принимать пищу в одиночестве у греков действительно существовал, но связан он с традицией одного только греческого острова — Эгины, где жители после принесения жертв Посейдону в течение 16 дней пировали дома в полном одиночестве и молчании, не допуская к себе даже рабов. Участников такого пиршества и называли монофагами. Этиологию этого обычая Плутарх объясняет так: «Многие из эгинцев, пошедших войной на Трою, погибли в сражениях, а еще больше — в морских бурях. Родственники немногих спасшихся, видя остальных граждан в скорби и печали, решили, что не подобает открыто поздравлять своих близких с возвращением и приносить богам благодарственные жерт-вы.И вот, таясь, каждый в своем доме принимали они спасенных и устраивали праздничное угощение, за которым сами прислуживали отцам, родичам, братьям и домочадцам, а никого чужого не пускали» («Греческие вопросы, 44 — Кто такие «монофаги» на Эгине?»).
Возможно, для всех остальных греков, кроме эгинцев, «монофагия» была лишь дикостью и поводом для насмешек — не случайно слово «монофаг» (от μόνος — «один» и φαγεΐν — «есть») звучит у Амипсия (Коек. 1.677) как ругательство, сочетаясь с распространенным выражением «к воронам» (ср. рус. «к чертям»).

[63] Гомер видел, что скромность есть добродетель... — Как сказал Платон: «Гомер воспитал Грецию» («Государство». X. 606е; ср.: «Протагор». 339а). Привычка черпать в гомеровских поэмах уроки практической морали стала складываться, вероятнее всего, уже тогда, когда греки слушали эпических певцов — сначала сочинителей-аэдов, позже исполнителей-рапсодов. Поведение героев, их нравственные принципы служили образцом и объектом подражания. Скорее всего, именно такое безмятежное и некритическое отношение к Гомеру вызвало взрыв критики в VI в. до н.э.: Ксенофан Колофонский нападал на гомеровских богов, страдающих всеми человеческими слабостями (DK. 21. В 10-12, 14-16), Гераклит развенчивал авторитет Гомера как философа (DK. 22. А 22, В 40, 42, 56,57, 106), а Пифагор даже якобы видел, как наказывают Гомера в царстве мертвых за лживые измышления о богах (Иероним Родосский, fr. 42 Wehrli). К концу VI в. у Гомера появился защитник — это был Феаген Регийский. Судя по сохранившимся сведениям, он первым использовал (если не изобрел) метод аллегорического толкования текста. Так, он считал, что битва богов (Ил. XXI-XXII) — это иносказательное описание борьбы физических элементов и т.п. (DK. 8.2, 3).
В V в. до н.э. к Гомеру подходят рационалистически: и Геродот, и Фукидид, и даже поэт Пиндар смотрят на гомеровские тексты с позиции здравого смысла, устанавливая, сколько в них правды, а сколько вымысла (см. об этом: The Iliad: A Commentary / Ed. G.S. Kirk. Cambridge, 1996. Vol. 6. P. 27 — 28, а также: Гринцер ПЛ.., Гринцер Н.Н. Становление литературной теории в Древней Греции и Индии. М., 2001).
Софисты искали в гомеровских текстах подтекст, утверждая, что Гомер (а также Гесиод и Симонид) скрывали подлинную мудрость под покровом поэзии (см.: Платон. «Протагор». 316d-e; «Теэтет». 180с-е). Поиски скрытого в поэтических текстах смысла были не чем иным, как аллегорезой. Вместе с тем софисты прибегали к гомеровским сюжетам и образам как таковым, чтобы с их помощью выразить или подкрепить свои собственные этические тезисы. Так, например, показателен спор о сравнительных достоинствах Ахилла и Одиссея, который ведет софист Гиппий с Сократом в диалоге Платона «Гиппий Меньший» (363b). Для самого Сократа, насколько мы можем судить по Ксенофонту и Платону, Гомер тоже служил источником моральных примеров и образцов. Таким образом, в IV в. до н.э. Гомер продолжал быть для греков учителем жизни, чему в конце концов и воспротивился Платон в X книге «Государства».
Аристотель написал целое сочинение под названием «Гомеровские проблемы» (fr. 142-179 Rose), где не только обобщил весь предшествующий опыт толкования и критики гомеровских поэм, но и объяснил, что абсолютных моральных оценок поведения гомеровских героев быть не может, что нужно непременно учитывать, как бы мы сейчас сказали, историко-культурный контекст (fr. 166 Rose).
В послеаристотелевское время сосуществуют два метода интерпретации Гомера. С одной стороны, остается актуальной аллегореза — это излюбленный метод философов-стоиков; до нас дошло два образца сочинений такого рода — «Гомеровские проблемы» Гераклита и «О жизни и поэзии Гомера» Плутарха (?) (I в. н.э.). С другой стороны, в сочинении Плутарха «О том, как следует слушать поэтов» мы видим уже знакомый нам метод морально-этического толкования гомеровских поэм. Его и предпочитает Афиней. Более подробно о традиции толкования Гомера см.: Richardson N. Homer and his ancient critics // The Iliad: A Commentary. Vol. 6. P. 25 sq.

[64] Кандил — греч. κάνδυλος или κάνδαυλος, лидийское блюдо.

[65] ...подносит Аяксу после единоборства... — С Гектором (Ил.VII.200).

[66] Менелай, справляя свадьбу детей... — У Гомера Менелай действительно справляет свадьбу своих детей, когда к нему прибывает Телемах, чтобы расспросить о судьбе своего отца Одиссея.

[67] ...Нестор... отдает повеление... — У Гомера Нестор приносит жертву не Посейдону, а Афине.

[68] ...о кушаньях, которые, по словам Менандра, «распаляют похоть»... — Kock.II.462. Из комедии «Трофоний». Ср. 132f и 517а.

[69] ...Приам упрекает сыновей... — У Гомера упрек Приама относится не к истреблению скота как таковому, а к праздности и невоинственности многочисленных Приамовых сыновей name=, которые проводят время в развлечениях, выбирая для своих пиров самых деликатесных животных — ягнят и козлят (в переводе Н. Гнедича — коз и агнцев). Вопреки обычаю сыновья Приама действуют потому, что забивают не чужих ягнят и козлят, что в героическую эпоху было совсем не преступно, но своих собственных, троянских. Нелестную характеристику Приамовых сыновей встречаем и в песни III, ст. 106. В целом же у Гомера пиры и пляски противопоставляются сражениям как праздность — деятельности (см., напр., Ил.III.393 и XV.508).

[70] ...поэт с. удовольствием о них упоминает... — Гомер упоминает не об обычных фруктах — у него речь идет о волшебных садах царя Алкиноя, где плоды поспевали круглый год.

[71] Мирра — см. примеч. 95 к кн. II.

[72] Нектар и амбросия — нектар — это напиток богов, а амбросия — их пища. См.: Од.V.93; «Гимн к Деметре». 49; «Гимн к Аполлону». 10; Платон. «Федр». 247е. О том, что нектар и амбросия дают бессмертие: Пиндар. Ол.I.60; Ил.V.341. О том, что они делают тело неподвластным какому бы то ни было разрушению: Ил.Х1Х.38-39. О том, что они отбивают все дурные запахи: Од.IV.445-446. Эпитет «амбросийный»: Ил.V.369; Од.ХVIII. 191-193; «нектарный» (об одеждах): Ил.III.385; XVIII.25. См. также: Roscher W. Ausfuhrliches Lexikon der griechen und romischen Mythologie. Leipzig, 1884-1937.1.282 (далее: Roscher).

[73] Одни ... обращаются к гимнастическим упражнениям ... Другие ... слушают кифаредов... — Той ситуации, которую описывает Афиней, — когда часть гостей предается физическим упражнениям, а другая в это время слушает певцов, — мы у Гомера не встречаем. Скорее всего, обычный порядок развлечений описан царем Алкиноем в VIII песни «Одиссеи»: «Душу свою насладили довольно мы вкуснообильной // Пищей и звуками лиры, подруги пиров сладкогласной; // Время отсюда пойти нам и в мужеских подвигах крепость // Силы своей оказать, чтоб наш гость, возвратяся, домашним // Мог возвестить, сколь других мы людей превосходим в кулачном // Бое, в борьбе утомительной, в прыганье, в беге проворном» (98 сл.).

[74] ...мудрейший Нестор подносит вино раненому в правое плечо ... Махаону... — У Гомера не говорится ни о том, что Нестор предлагает Махаону прамнийское вино в качестве наилучшего лекарства от воспаления, ни о том, что он добавляет туда сыр и дает в прикуску лук для возбуждения жажды, — здесь Афиней (или его византийский пересказчик) по своему обыкновению вольно толкует гомеровский текст. У Гомера наложница Нестора готовит для своего господина и его раненного гостя кикеон (от греч. κυκάω — «смешивать») — традиционный напиток, составлявшийся из вина, меда, сыра и муки. В схолиях отмечается, что этот напиток дают раненому в первую очередь для укрепления сил. В прикуску к кикеону действительно подается лук, но не для возбуждения жажды, наоборот, — кикеоном, как сказано у Гомера, герои «утолили палящую жажду» (Ил.ХI.620 сл.). Прамнийское вино — о нем см. 30b.

[75] ...Нестор приглашает его продолжить питье... — Ил.ХIV.5 — Махаон уже подкрепился кикеоном и утолил жажду (ср. выше, примеч. 62), но это не означает, что выпивка закончена, поэтому слова Нестора не входят в противоречие с контекстом XI песни.

[76] ...вино обессиливает... — Об этом говорит Гектор (Ил.VI.265) — см. примеч. 65.

[77] Что касается Гектора... — Эпизод передан почти точно — правда, у Гомера ничего не говорится о том, что Гекуба, предлагая Гектору совершить возлияние богам и выпить вина самому, рассчитывает, что он проведет остаток дня в городе (Ил.VI.258 сл.).

[78] ...хлебать его большими глотками... — Од.ХХI.294. В гомеровском выражении χανδόν ε̉λει̃ν — «пить с широко открытым ртом», т. е. жадно, Афиней заменяет глагол ε̉λει̃ν (букв, «брать») на однокоренной, но более разговорный и обычно употребляемый в комедиях в значении «жадно пить» — ’ε̉λκειν (букв, «тянуть», «тащить»).

[79] ...различные пропорции смешения... — Греки всегда разбавляли вино водой — пить неразбавленное вино было для них признаком дикости и варварства. О том, в какой пропорции следует смешивать вино и воду, подробнейшим образом рассуждают герои «Застольных бесед» Плутарха (кн. III, вопр. 9).

[80] ...«раствори покрепче»... — Греч, ζωρότερον δέ κέραιε. Эта просьба Ахилла (Ил.IХ.262) смущала критиков и комментаторов Гомера по меньшей мере с IV в. до н.э., со времен Зоила. Казалось, что просьба Ахилла приготовить напиток покрепче характеризует героя негативно. В «Застольных беседах» Плутарха эта фраза становится предметом специальной дискуссии, в которой много внимания уделяется собственно семантике прилагательного ξωρός и производимого от него наречия ζωρότερον. Судя по разноречивости мнений, уже во времена Плутарха (серед. I в. н.э.) это слово было не вполне прозрачным, но сам Ilnyidpx считает, что не стоит выискивать для ξωρός какое-то специальное значение, потому что просьба Ахилла в действительности не бросает тени на героя. О толковании, предложенном Плутархом, см.: Плутарх. Застольные беседы. Л., 1990 (кн. V, вопр. 4 и примеч. на с. 438-439).

[81] ...вино, смешанное с мучицей и сыром... — т. е. кикеон; см. выше, примеч. 62.

[82] ...как девушки и женщины омывают гостей... — У Гомера это делают рабыни: Телемаха и его спутника, прибывших в Спарту к царю Менелаю, «омыла и чистым елеем натерла рабыня» (Од.VI.49). Вместе с тем волшебница Кирка сама омывает Одиссея (Х.357 сл.).

[83] ...дочери Кокала ... купали... — Кокал — мифологический царь сицилийцев, у которого искал пристанища спасавшийся от Миноса Дедал. О нем см.: Диодор.IV.77-79. Когда Минос явился на Сицилию, дочери Кокала из любви к Дедалу сварили Миноса заживо. О гибели Миноса Софокл написал трагедию «Камикийцы», а Аристофан — комедию «Кокал» (Kock.I.345-355). Ср.: Гигин. Мифы / Пер. Д.О. Торшилова. СПб., 2000. С. 66-67.

[84] ...гостей Кирки ... превращает во львов и волков... — У Гомера Кирка превращает попавших к ней спутников Одиссея в свиней, а не во львов и волков, и причина этого превращения — не их пьянство (они успевают лишь угоститься кикеоном — о нем см. выше, примеч. 62), а киркино зелье. Афиней толкует гомеровский текст аллегорически, усматривая в зелье волшебницы иносказательное обозначение вина. Львы и волки окружают дом Кирки и ведут себя как домашние, укрощенные киркиным «очарованным питьем» (Од.Х.277 сл.). О том, что это люди, превращенные волшебницей в животных, догадывается только Эврилох, ставший свидетелем превращения своих товарищей в свиней (там же, 429 сл.). См. также: Аполлодор. Э.7.14.

[85] Эльпенор же, предававшийся пьянству и распущенности... — У Гомера юный и неопытный Эльпенор, «крепким вином охмеленный», ушел спать на крышу дома Кирки, а проснувшись, забыл, где находится, упал и сломал позвоночник.

[86] И Антиной ... погибает... — Действительно, Антиной погибает от стрелы Одиссея в тот момент, когда подносит чашу к губам, — так поэт хочет показать, насколько спокоен и беззаботен был Антиной, продолжавший пировать в тот момент, когда Одиссей уже направил на него свой лук. Афиней толкует этот эпизод вольно, приводя читателя к мысли, что смерть Антиноя была карой за его склонность к выпивке.

[87] ...Энею ... из-за пьяной болтливости и хвастливых обещаний... — В «Илиаде» действительно есть эпизод, где к троянскому герою Энею обращается Аполлон: «Где же угрозы твои, Анхизид, предводитель дарданцев? // Или не ты в Илионе, с царями за чашей пируя, // Гордо грозился, что с сыном Пелеевым станешь на битву?» (Ил.ХХ.80 сл.). Вообще у Гомера герои и боги часто напоминают друг другу о невыполненных смелых обещаниях, но не затем, чтобы упрекнуть в хвастовстве, — для этики героической эпохи было гораздо важнее, чтобы за словами следовали поступки. Так Агамемнон стыдит свое войско: «Там на пирах, поедая рогатых волов неисчетных, // Чаши до дна выпивая, вином через край налитые, // На сто, на двести троян, говорили вы, каждый из наших // Станем смело на бой! а теперь одного мы не стоим // Гектора...» (Ил.VIII.230 сл.). Ахилл напоминает своим воинам об их угрозах в адрес врагов (Ил.ХVI.200 сл.), а Посейдон обращается к Идоменею: «Где же, о критян советник, куда же девались угрозы, // Коими Трои сынам угрожали ахейские чада?» (Ил.ХIII.219 сл.). Ср. также: Ил.I.396 сл.; ΧΧΙ.475 сл. Таким образом, Афиней, толкуя гомеровский текст, переставляет акценты и даже утрирует (в интересах своей концепции) отдельные детали — ведь обещания, данные за чашей на пиру (т. е. в обычной для гомеровских героев обстановке), не являются проявлением пьяной болтливости.

[88] ...и едва не поплатиться жизнью. — Действительно, поединок с Ахиллом кончился бы для Энея плачевно, если бы не вмешательство Посейдона: окутав Ахилла темным облаком, он унес Энея подальше от противника (Ил.ХХ.290 сл.).

[89] Так приводит эти стихи... — Вторая строчка в дошедших до нас рукописях «Илиады» отсутствует.

[90] ...воплощенная «фессалийская хитрость»... — Фессалийской хитростью и фессалийским плутом Афиней именует одного из собеседников — Миртила (ср. 308b). Пересказчик Афинея справедливо замечает, что «фессалийская хитрость» — поговорочное выражение: см.: Еврипид. «Финикиянки». 1407; «Суда»: Θεσσαλόν σόφισμα.

[91] ...прежде всего шел завтрак... — Словом α̉κράτισμα (или однокоренным α̉κρατισμός) греки обозначали завтрак уже после Гомера — ср.: Аристотель. «История животных». 564 а 20; Этимология, которую Афиней предлагает для этого слова, — самая расхожая и популярная (ср.: Плутарх. «Застольные беседы». VIII.6.726с), хотя у того же Плутарха предлагается и другая версия: «...в старину слишком ранняя трапеза считалась предосудительной, и потому название раннего завтрака объясняют как происшедшее от слова άκρασία “невоздержность”» (там же, 726b).

[92] ...который он называет полдником... — Слово άριστον у Гомера действительно употребляется для обозначения завтрака — см.: Ил.XXIV. 124; Од.ХVI.2. В более позднее время этим словом стали обозначать уже не утреннюю, а полуденную трапезу — «ланч» (Фукидид. IV.90; VII.81; Геродот. III.26; VI.78; Аристотель. «История животных». 619а 15; ср. также классификацию Филемона, приведенную ниже).

[93] Утреннюю трапезу он также называет эмброма... — Слово ’ε̉μβρωμα (от βι-βρώ-σκω — «есть, поедать») у Гомера вообще не употребляется.

[94] Филемон утверждает... — Не вполне понятно, кто и когда пользовался той системой обозначения трапез, которую приводит Филемон со ссылкой на «древних». Слово ε̉σπέρισμα (от ε̉σπέρα — «вечер») в значении «обед» встречается только у самого Филемона; это же касается и слова διανηστισμός. Словом δορπηστός греки обозначали не трапезу, а время вечерней трапезы, которую с гомеровских времен именовали δόρπον (ср.: Аристофан. «Осы». 103; Ксенофонт. «Анабасис». 1.10.17; Гиппократ. «Об эпидемиях». 5.22). Так вечерняя трапеза именуется и в нижеприведенном перечислении Эсхила наряду с ’άριστον — «завтрак» и δει̃πνον — «обед». Слово ε̉πιδορπίς как обозначение ужина известно только из Филемона.

[95] Четвертая трапеза, упоминаемая Гомером ... имела место... — Од.ХVII.599. Когда имела место трапеза, именуемая δειλινόν, точно определить невозможно. Само существительное δείλη обозначает время после полудня; произведенный от него глагол δειλιάω имеет расплывчатое значение «вкушать пищу после полудня» (приведенный здесь перевод В. Жуковского «ночевавши» ошибочен, скорее уж «вечерявши»); прилагательное δείελος, означает «послеполуденный», а как субстантив — «послеполуденная трапеза». О четвертой трапезе см. 193а.

[96] ...Гомер использует слово обед как синоним завтрака... — И не только в этих стихах из «Илиады» (VIII.53-54) — слово δει̃πνον у Гомера может обозначать как утреннюю (Ил.II.381; Х.578; ΧΙΧ.171; Од.ХV.94), так и вечернюю трапезу (Од.ХVII.175; ХХ.390). Обстоятельное рассуждение о названиях трапез есть у Плутарха («Застольные беседы». VIII.6.726a сл.).

[97] Пируют у Гомера сидя. — Афиней не случайно отмечает это — в классическую эпоху греки пировали полулежа на боку, подобрав на ложе ноги и локтем опираясь на подушку. Эту манеру у них усвоили и римляне.

[98] ...ставился отдельный столик. — Современные комментаторы Гомера согласны с таким толкованием; о том, что это были маленькие переносные столы, которые полагалось уносить по окончании пира, см.: The Iliad: A Commentary. Vol. 3. P. 92).
До какого времени использовались у греков отдельные столики, сказать трудно, но в афинеевские времена (т. е. в императорскую эпоху) это уже воспринималось как экзотическая причуда — если, конечно, мы правильно толкуем эпизод в «Сатириконе» Петрония (гл. 34), где Трималхион говорит: «Марс любит равенство. Поэтому я велел поставить каждому отдельный столик».

[99] Принесенные блюда оставались на столах... — Совершенно ясно, что во времена Афинея (III в. н.э.) блюда было принято уносить, сменяя их новыми. Учитывая, что при Анакреонте (VI-V вв. до н.э.) этого обычая еще не было, можно предположить, что он укоренился только в классическую эпоху и сохранялся до конца античности.

[100] ...опровергается следующим стихом... — Строчка ‛έτι καί παρέκειτο τράπεζα («и пред ним еще стол оставался») смущала многих редакторов и комментаторов Гомера. В рукописи Гона атетирована именно как избыточная — ведь считалось, что в те времена, о которых повествует Гомер, столы и не было принято уносить сразу после еды (см.: Schol.Od.VII.174). Изменение пунктуации, предлагаемое Афинеем, превращает строчку из неясной в бессмысленную, а вот второе объяснение современные комментаторы считают удовлетворительным: сомнительная строчка, подтверждают они, означает просто, что стол еще оставался, но его вот-вот должны были унести, потому что Ахилл, скорбя о Патрокле, должен был ограничиться скромной трапезой, не превращая ее в длительный пир (The Iliad: A Commentary. Vol. 6. P. 322).

[101] ...получили название пиров... — Объяснение корректное. В качестве примеров приводятся цитаты из «Одиссеи» (VIII.98) и «Илиады» (IX.225).

[102] ...происхождение слова нечестие... — Греч, ’άτασθαλία. Для современных ученых этимология этого слова не очевидна. Предполагается, что оно происходит от ’άτη, «помешательство, безумие; пагуба» и θάλλω — «цвести» (или θάλος — «поросль», «побег»). См.: Chantraine P. Dictionnaire etymologique de la langue grecque. P., 1990. Vol. 1-2 (далее: Chantraine).

[103] ...Зенодот в своей редакции поэм... — О Зенодоте Эфесском см. примеч. 7. Его задача состояла в том, чтобы «извлечь порядок из того хаоса рукописей (гомеровских поэм. — О. Л.), которые были собраны в Мусейоне». (The Iliad: A Commentary. Vol. 4. P. 22 sq.). Работая над текстом, Зенодот отвергал одни строчки, менял чтение в других, вводил в текст послегомеровские грамматические формы. Зенодот не оставил комментария, так что иногда бывает трудно понять мотивы производимых им изменений. В данном месте (Ил.I.4) Зенодот меняет слово πα̃σι («всем») на δαι̃τα («на обед»). Современные комментаторы считают это чтение удачным (см.: The Iliad: A Commentary. Vol. 4. P. 22 sq.).

[104] ...у Гомера гости не уносили с собой остатки пиршества... — Правило «не выноси!» (ου̉κ ε̉κφορά!) восходит к сакральным трапезам, которые следовали за обрядом жертвоприношения и воспринимались как совместная трапеза богов и людей. Не случайно в святилищах сооружались гостиницы и пиршественные залы — ни куска жертвенной трапезы нельзя было вынести за пределы священной территории. Правило «ου̉κ ε̉κφορά!» сохранилось вплоть до времен Римской империи, но превратилось просто в правило хорошего тона. Так, у Плутарха читаем: «...постараться унести с собой что-нибудь из угощения было бы проявлением крайней невоспитанности...» («Застольные беседы». IV.660в). Вместе с тем, известно, что в обычае были и гостинцы — блюда, специально предназначенные для того, чтобы гости могли унести их домой. Ср. у Лукиана — «Пир, или Лапифы» (38).

[105] ...и рыбой и птицей. — Ср. выше, гл. 9, где сказано, что у Гомера никто не ест ни рыбы, ни птицы. Вероятно, последующее рассуждение принадлежит в аутентичном афинеевском тексте другому персонажу диалога, который пытается опровергнуть мнение, согласно которому гомеровские герои питались исключительно мясом, и доказать, черпая сведения из того же Гомера, что в героические времена, ставшие для современников Афинея глубокой древностью, пища людей была не столь уж однообразной.

[106] ...спутники Одиссея ловят на острове Тринакии... — Од.ХII.331. Тринакия (Тринакрия) — упоминается в «Одиссее» еще три раза — ΧΙ.107; ΧΙΙ.127, 135. Ср.: Аполлоний Родосский. IV.965, 995; Нонн Панополитанский. «Деяния Диониса». XV.274; XXVII. 195). В античности Тринакрию отождествляли с Сицилией — см.: Фукидид. VI.22.1; Страбон. VI.263; Диодор.V.2.1; Плиний.III.86; Schol.Od.XI. 107.

[107] Я имею в виду... — Далее перечисляются: аргивянин — житель или уроженец Аргоса (см. примеч. 215), гераклеец — житель или уроженец Гераклеи (см. примеч. 275), аркадец — житель или уроженец Аркадии (см. примеч. 216), киликиец — житель или уроженец Киликии (см. примеч. 284).

[108] ...Селевка из Торса... и Агафокла из Атракия... — Таре — город в Киликии (М. Азия); Атракий (Атрак) — город в Фессалии на р. Пеней.

[109] И если Гомер не упоминает о подобной снеди на пирах... — Предлагаемое объяснение не согласуется с гл. 8-9: там отсутствие на столах гомеровских героев иной пищи, кроме мяса, объясняется их стремлением к здоровой простоте, а здесь речь идет уже о том, что питаться рыбой считалось дурным тоном у высокородных героев.

[110] Удивительно быстро ныряет! — Так Патрокл глумится над своей жертвой — возницей Гектора, который падает мертвый с колесницы на землю.

[111] ...перед Демодоком ставится корзина, стол и чаша... — Демодок — это совсем не «каждый пирующий» — во-первых, он певец, во-вторых, он слеп, и хозяева, как показывает Гомер, стараются не только оказать ему особый почет, но и устроить его поудобнее.

[112] ...«кратеры венчались вином»... — Ил.I.470. Кратеры — большие (обычно около 14 литров) чаши для смешивания вина с водой, что явствует из самого их названия (греч. слово κρατήρ имеет тот же корень, что и глагол κεράννυμι — «смешивать»). Современные комментаторы предполагают, что упоминание кратеров в «Илиаде» и «Одиссее» — анахронизм, так как смешивание вина с водой — практика более поздних, чем героическая, эпох. Этому предположению отчасти противоречит микенское ka-ra-te-ra, этимологически и семантически родственное уже упомянутым κρατήρ и κεράννυμι. См.: The Iliad: A Commentary. Vol. 3. P. 90.

[113] Басилеи — букв. «цари». Цари гомеровской эпохи — это не монархи. В западной науке их статус часто объясняют, проводя аналогии со средневековым рыцарством. В этом случае гомеровские цари оказываются чем-то вроде феодальных сеньоров (см.: Марру, с. 21 сл.). В русской и советской исторической науке они трактовались как племенные вожди, облеченные военной, судебной и жреческой властью (см.: История древней Греции/Под ред. С. И. Ковалева. М., 1936. Т. 2, ч. 1. С. 128; ср.: Зелинский Ф. Ф. История античной культуры. СПб., 1995. С. 30). О содержании понятия «царь» применительно к гомеровской и микенской эпохе см.: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976.

[114] ...то есть чествовал его, подавая правой рукой кубок. — Эпизод из «Илиады» (IХ.224 сл.): кто-то — это Одиссей, который приходит в шатер Ахилла, чтобы уговорить его забыть свой гнев и вступить в сражение.

[115] ...Одиссей, отрезавший для Демодока... — Од.VIII.474 сл. Демодок — не просто «понравившийся сотрапезник»: Одиссей почтил его высокий поэтический дар («Выше всех смертных людей я тебя, Демодок, поставляю»).

[116] Кифаред — от κιθάρα — «кифара», и α̉οιδός — «певец». Кифара — струнный щипковый инструмент, имевший от 4 до 7 струн. Непосредственной предшественницей кифары была лира. У лиры нижней частью корпуса служил панцирь черепахи, а верхней — козьи рога. Корпус кифары делали из дерева или металла.

[117] ...как это делали женихи. — О том, что женихи приглашали на свои пиры в одиссеевом доме плясунов, в «Одиссее» не говорится. Возможно, Афиней имел в виду вот какую строчку: «Те же (т. е. женихи. — О. Л.), опять обратившися к пляске и сладкому пенью...» (1.417). Толкование Афикся небесспорно, так как петь и плясать могли и сами женихи, о чем, кажется, свидетельствует и продолжение строки: «Начали снова шуметь в ожидании ночи...» (418). А вот кифаред там был — знаменитый Фемий, которого пощадил Одиссей, расправляясь с женихами (Од.1.320 сл.; ХХП.33О сл.).

[118] Перевод «зачиная веселье» для сочетания μολπή ε̉ξάρχοντες учитывает толкование Афинея, согласно которому слово μολπή в этом контексте нужно понимать расширительно, как обозначение развлечения вообще. Такое толкование нужно Афинею, чтобы доказать, что гомеровские аэды не чуждались забав и развлечений, несмотря на то что, как это следует из нижесказанного, были моральными наставниками людей. Толкование Афинея, как всегда, очень вольное, так как слово μολπή у Гомера обозначает либо танец, сопровождаемый пением (Од.VI. 101; Ил.ХVIII.606), либо просто пение (Ил.I.472; ΧΙΙΙ.637; Од.1.152). Ср. глагол μέλπω — «петь» и имя музы Μελπομένη — «Певунья».

[119] ...Агамемнон в качестве стража ... оставил при Клитемнестре именно певца... — Од.III.265 сл. Толкование Афинея не вполне соответствует гомеровскому тексту: там говорится, что певец был сослан на безлюдный остров и оставлен на растерзание псам уже после того, как Клитемнестра стала склоняться к измене.

[120] Таков же и тот певец, который... — Фемий — о нем см. примеч. 105. О том, что Фемий был оставлен при Пенелопе, у Гомера не говорится, а вот о том, что он пел по принуждению и ненавидел женихов Пенелопы, речь действительно идет, но Гомер говорит об этом не прямо, а устами самого Фемия, когда тот пытается спастись от разъяренного Одиссея, готового его уничтожить вместе с женихами (ХХД.330 сл).

[121] ...певцы ... высоко чтимы... — Од.VIII.480. Каламбур основан на созвучии двух слов, этимологически между собой не связанных: α̉οιδός — «певец» и αίδοι̃ος — «почтенный».

[122] ...Демодок поет перед феаками о любви Ареса и Афродиты... — Од.VIII.266 сл.

[123] ...Фемий пел женихам по их желанию о возвращении ахейцев... — Од.1.325 сл. Тема возвращения возникает в «Одиссее» постоянно — ср. III. 130-198, 254-312; IV.351-586. Особенно важно для Гомера горькое возвращение Агамемнона — 1.30 сл., 294; XXIV. 100 сл. Песня Фемия играет важную роль в структуре I песни: она усиливает впечатление, произведенное появлением Афины-Ментеса. В том, что женихи молча и внимательно слушают песню о возвращении ахейцев из-под Трои, современные комментаторы «Одиссеи» усматривают, в отличии от Афинея, не желание певца угодить слушателям, а иронию. См.: Heubeck Α., West S., Hainsworth J.B. A Commentary on Homer’s Odyssey. Oxford, 1988. Vol. 1.

[124] ...Сирены пели Одиссею... — Знаменитый эпизод XII песни «Одиссеи», когда Одиссей слушает пение сирен, привязанный спутниками к мачте (ст. 189 сл.). Следует уточнить: сирены у Гомера разжигают честолюбие Одиссея тем, что обещают поведать о событиях Троянской войны, — ведь он был одним из ее главных героев; а его любопытство могли тешить песни не только о том, что «на лоне земли многодарной творится», но и о том, «какая участь по воле бессмертных постигла троян и ахеян».

[125] ...керкирская словесница Агаллида... — Керкира, или Коркира (так на всех надписях и монетах), — остров, ныне Корфу. Этот остров в античной традиции часто отождествлялся со Схерией — волшебным островом, где жили феаки, описанные Гомером в «Одиссее» (песни VII-XIII). Так Диодор Сицилийский (IV.729) выстраивает генеалогию, из которой следует, что Коркира, давшая свое имя острову, была внучкой Океана и от ее брака с Посейдоном родился Феак, от которого и получили имя жители этого острова — феаки. См. также: Steph. Byz.: Φαιάξ; Schol. Od.XIII.131; ср.: Аполлоний Родосский. IV.566.
В схолиях к «Илиаде» (XVIII.490) упоминается некая Агаллиас из Керкиры, а в словаре Суды — Анагаллис. Вероятно, это три варианта одного и того же имени. Судя по тексту схолий, Агаллис толковала описание щита Ахилла как предысторию Аттики, усматривая в двух изображенных на щите городах Афины и Элевсин. В схолиях указано также, что Агаллис была «знакомой Аристофана». Скорее всего, подразумевается Аристофан Византийский (ок. 257-180 гг. до н.э.).

[126] Сикионцы — жители Сикионии, области на севере Пелопоннеса, граничившей к северу с Коринфским заливом. Главный город области назывался Сикион.

[127] Хэрефан — возможно, игра слов: имя Хэрефан значит «радующей внешности» (примеч. переводчика).

[128] Фолликул — здесь Афиней передает латинское слово folliculum. В значении «мяч» это слово встречается у Светония («Жизнеописание Августа». 83).

[129] Грабеж — так переводчик передает греч. отглагольное прилагательное α̉ρπαστόν, букв, «то, что хватают (похищают)». Чаще это слово встречается в римском узусе и, соответственно, в латинской транслитерации (harpastum) и обозначает не столько игру, сколько мяч — так, о «запыленом гарпасте» читаем у Марциала (IV.19.6; VII.32.10; 67.4; XIV.48). Фенинда — этимология этого слова темна. Игра обозначалась по-гречески и как φαινίνδα, и как φενίνδα. Последнюю форму иногда соотносят с глаголом φενακίξω — «мошенничать, плутовать», а вот предлагаемая связь с ’άφεσις невозможна. В схолиях к Клементу Александрийскому (III. 10.50) фенинда описана так: «Игрок держит мяч; затем, делая вид, [что посылает мяч] кому-то из игроков, посылает его другому. И название игры происходит либо от имени ее изобретателя Фенида (Φαινιδου), либо от глагола φενακίξειν, т. е. «обманывать» — ведь тот, кто сделал вид, что [посылает мяч] одному, а сам отправляет его другому, действительно обманывает». У Поллукса (IХ.105) находим сходное описание фенинды; в отличие от Афинея, Поллукс считает, что игра под названием «гарпаст» подобна фенинде, но не тождественна ей.

[130] ...из свиты царя Антигона... — Подразумевается Антигон II Гонат, царь Македонии в 283-240 гг., с которым дружил упомянутый философ Ктесибий.

[131] ...«стучать»... — В схолиях к «Одиссее» (VIII.379) семантика глагола объясняется иначе — «отбивать такт ногой». Ср. в переводе В. Жуковского: «И затопали юноши в меру ногами».

[132] И в «Изготовлении оружия»... — Известное нам разделение «Илиады» и «Одиссеи» на 24 песни было предпринято александрийскими филологами (о них и их работе см. ниже, примеч. 184), а до этого существовала традиция озаглавливать различные части гомеровских поэм. Так у Геродота находим заголовок «Подвиги Диомеда» (это соответствует VI песни «Илиады» начиная с 289 ст.); Аристотель упоминает «Поединок» («Риторика». 1502 b 31) и «Каталог кораблей» («Поэтика». 1459 а 36); Фукидид ссылается на «Передачу скипетра» (1.9) и т.д. «Изготовление оружия» соответствует ХVIII песни «Илиады» начиная с 468 ст., где описан щит, изготовленный Гефестом для Ахилла. Мальчик, поющий и играющий на кифаре, и хоровод девушек и юношей вокруг него — одна из многочисленных сцен, выкованных на щите (ст. 572 сл.).
С пеньем, и с криком... — У Афинея — μολπη̃ τε όρχηθμω̃ — «с пеньем и пляской». В дошедших до нас рукописях «Илиады» эта строчка читается по-другому — μολπη̃ τε ι̉υγμω̃. Это чтение и учитывает приведенный здесь перевод Н. Гнедича «с пеньем и криком». Возможно, Афиней цитирует по памяти, приведя в данном месте то сочетание, которое у Гомера встречается в других местах (Ил.ХIII.637; Од.ХХIV.145). Об этом же свидетельствует и слово «напротив» (ε̉ναντίοι), которого в этом месте у Гомера нет, зато мы находим его в XI песни «Илиады» (67); ср. также: Од.Х.412.

[133] Гипорхематическая пляска — греч. υ̉πόρχημα. Слово трудно для перевода, несмотря на прозрачную внутреннюю форму (приставка υ̉πο — имеет практически тот же спектр значений, что и русская «под-»; ’όρχημα означает «танец»). Обычно гипорхема определяется как разновидность хоровой лирики, служившая сопровождением к так называемой пиррихе — танцу с оружием. О том, что гипорхема была именно музыкальным жанром, говорится в сочинении (1134b sq.), авторство которого приписывается Плутарху. Здесь гипорхемы стоят в одном ряду с пеанами и элегиями. Сохранились и фрагменты гипорхем, написанных Пиндаром (fr. 105-117 Snell). Вместе с тем, из объяснений Плутарха («Застольные беседы». IX.15.748а сл.) следует, что гипорхемой мог именоваться весь комплекс «танец + пение» и что танец в гипорхеме служил иллюстрацией к поэтическому тексту. См. также: Лукиан. «О пляске». 16; Гелиодор. «Эфиопика». III.2; Гомеровские гимны («Гимн к Аполлону». 156-164); ср.: Тит Ливии. VII.2.
Из определения гипорхемы, предлагаемого Афинеем, а также из приводимого им ксенофонтовского отрывка («Анабасис». VI. 1.5) следует, что гипорхема была танцем-пантомимой на военный сюжет, включавшим исполнение победной военной песни.

[134] Пеан — обычно так называлась торжественная хоровая песнь в честь Аполлона. У Гомера пеан исполняют после жертвенной трапезы: «И когда питием и пищею глад утолили // Юноши, паки вином наполнивши доверху чаши, // кубками всех обносили, от правой страны начиная. // Целый ахеяне день ублажали пением бога; // Громкий пеан Аполлону ахейские отроки пели, // Славя его, стреловержца, и он веселился, внимая» (Ил.I.471). В более позднее время, судя по контексту Кеенофонта, пеаном называли победную военную песню.

[135] Пафлагонцы... — Пафлагония — область на севере М. Азии между Вифинией и Понтом.

[136] ...распевая «ситалку»... — Ситалк — один из эпитетов Аполлона — возможно, от σι̃τος — «хлеб» и ο̉λ-αλκει̃ν — «защищать»; ср.: Павсаний. Х.15.2. Вместе с тем, как свидетельствует Геродот, это было имя фракийских царей (IV.80); ср.: Фукидид. 1.29. Таким образом «ситалка» как название фракийской победной военной песни может восходить к личному царскому имени. С другой стороны, принимая во внимание, что аркадяне исполняют в качестве победной песни пеан, можно предположить, что ситалкой называлась фракийская разновидность пеана (ситалка как песнь во славу Аполлона Ситалка).

[137] ...фракийцы... — Фракия — область на северо-востоке Балканского п-ва.

[138] Энианы — фессалийское племя, упомянутое еще у Гомера в каталоге кораблей (II.742); магнеты — также фессалийское племя. Запутанную историю и географию фессалийских племен см. у Страбона (ΙΧ.441).

[139] ...карпейский вооруженный танец. — Более о нем ничего неизвестно. Возможно, название танца связано с греч. καρπός — «плод», и тогда это праздник урожая (или жатвы).

[140] ...игра на флейтах и сирингах. — Звуки флейт и сиринг доносятся до Агамемнона из лагеря троянцев, вдохновленных своими успехами на поле битвы (Ил.Х.13).

[141] Зевс-Вершитель — Τέλειος — один из эпитетов Зевса.

[142] ...Гермес считался покровителем сна. — Действительно, у Гомера Гермес усыпляет и пробуждает людей с помощью своего жезла (Ил.ХХIV.343, 445-447); этот жезл помогает ему и управляться с душами умерших, сопровождая их в царство мертвых (Од.ХХIV.1-10; ср.: Стаций. «Фиваида». II.30). Подробно жезл Гермеса и его функции описаны в гомеровском «Гимне к Гермесу» (528-532). О возлиянии Гермесу перед сном — Од.VII. 138; Гелиодор. «Эфиопика». ΙΙΙ.5; Лонг. «Дафнис и Хлоя». IV.34.2. См. также: Аполлоний Родосский. IV. 1732.

[143] ...отсекались языки... — У Гомера этот обряд описан вне всякой связи с Гермесом.

[144] ...некоего иберийского правителя... — Более о нем ничего неизвестно.

[145] Ячменное вино — пиво.

[146] ...эти стихи... — Од.IХ.5:

Я же скажу, что великая нашему сердцу утеха
Видеть, как целой страной обладает веселье (ευ̉φροσύνη), как всюду
Сладко пируют в домах, песнопевцам внимая...

Пер. В. Жуковского
Чтение Эратосфена заменяет сочетание κατὰ δη̃μον πάντα (букв. — «во всем народе») на κακότητος α̉πούσης (в нашем переводе «беспорочно», букв. — «при отсутствии порока»). В таком контексте слово ευ̉φροσύνη естественно воспринимается уже не в значении «радость», а в другом своем значении — «здравый смысл».

[147] ...«в шашки играя пред входом». — Современные комментаторы считают, что традиционный перевод «шашки» для греческого слова πεσσοί не вполне точен и вводит в заблуждение (Heubeck Α., West S., Hainsworth J. A Commentary on Homer’s Odyssey. Vol. 1. P. 89). Однако, судя по позднейшим описаниям, это и были примитивные шашки: камешки (они назывались πεσσοί, а сама игра — πεσσεία) расставлялись на доске и передвигались по определенным правилам. Одной из задач было запереть противника, лишив его возможности передвигаться по полю. На амфоре Эксекия из Вульчи (серед. VI в. до н.э.) изображены Ахилл и Аякс за игральной доской. Вероятно, это был эпизод одной из недошедших до нас эпических поэм. Сами греки связывали изобретение игр типа «шашек» с именем Паламеда, но скорее всего, эти игры пришли к грекам с Ближнего Востока (ср.: Платон. «Федр». 274d). См. об этом: Murray H.J.R. A History of Boardgames other than Chesc. Oxford, 1952.

[148] ...Эсхил ... недостойно изображает пьяных эллинов... — Цитата из сатировой драмы «Собиратели костей».

[149] И Софокл в «Ахейской пирушке»... — Это тоже сатировская драма — вероятнее всего, на тот же сюжет, что и вышеупомянутые «Собиратели костей» Эсхила.

[150] Амида — слово «амида» можно перевести как «ночной горшок». Ср.: Аристофан. «Осы». 935; «Женщины на празднике Фесмофорий». 633. У Плутарха использована поговорка «бросать хлеб в амиду» — ср. «не мечите жемчуг перед свиньями» («De liberis educandis». 12f).

[151] ...пируют в шатре Агамемнона... — Ил.П.395 сл. Возможно также, что подразумевается эпизод не из «Илиады», а из «Киприй». О «Киприях» см. примеч. 7 к кн. II.

[152] ...упоминается о ссоре Ахилла и Одиссея... — Oд.VIII.75. Художественную тонкость этого эпизода трудно переоценить. На пиру у царя феаков Алкиноя певец Демодок, развлекая гостей, выбирает для исполнения ту часть эпической поэмы, где рассказывается о ссоре Одиссея с Ахиллом. Выбор певца непреднамерен (ведь никто из феаков не знает, что их безвестный гость — сам Одиссей), но абсолютно точен. Так Гомер (если мы правильно понимаем авторский замысел) еще раз показывает, что истинным певцом руководят сами боги. Вместе с тем, автор ведет прихотливую литературную игру с героем. С одной стороны, нам показывают одновременно двух Одиссеев — гонимого богами безвестного гостя на пиру и знаменитого героя. С другой стороны, мы должны понять, что чувствует живой человек, когда видит себя в качестве литературного персонажа, а подробности своей собственной биографии — в качестве эпического предания о славном прошлом.

[153] ...воловьей ногой, запущенной в Одиссея. — Действительно, один из женихов по имени Ктесипп швыряет окорок в жалкого старика, еще не зная, что это сам Одиссей. Выходка Ктесиппа оскорбительна не только для гостя — она позорит хозяина дома, если он не сумеет защитить пришельца (Од.ХХ.299 сл.). Таковы были этические нормы героической эпохи, если только автор «Одиссеи» не допускает анахронизма, перенося правила более позднего времени на эпоху гомеровских героев. Об этике героической эпохи см.: Марру, с. 23 сл.

[154] ...герои ... не возлегали, но восседали. — Ср. выше, примеч. 85.

[155] ...хотя был и храбр, и охотник хороший. — Аристотель. «Политика». 1324 b 17.

[156] ...в сцене Посольства... — Эпизод IX песни «Илиады»(ст. 205 сл.). О заголовках отдельных частей «Илиады» см. выше, примеч. 120. Это самое подробное описание нежертвенной трапезы в «Илиаде», из которого мы узнаем, как герои Гомера жарили мясо, как накрывали стол, как принимали гостей. Античным комментаторам это место казалось сомнительным — ведь Одиссей со спутниками является в шатер Ахилла сразу после ужина у Агамемнона (ΙΧ.90 сл.) — О том, какую редакцию текста предлагал Аристарх, чтобы устранить это досадное свидетельство обжорства гомеровских героев, см.: The Iliad: A commentary. Vol. 3. P. 91.

[157] ...когда Менелай справляет свадебный пир... — Од.ХV.141.

[158] ...бани вошли в обиход совсем недавно... — В гомеровскую эпоху греки пользовались теплыми омовениями и на войне, где это была лечебная процедура (ср. 24d сл.), и в мирной жизни, где это была процедура гигиеническая и просто очень приятная — не случайно царь Алкиной называет бани «сладострастными» (Од.VIII.249; ср. VIII.453 и Х.357 сл.). Платон в «Законах» говорит о «горячих банях для стариков» (761с), а у Гиппократа даже появляется специальное слово θερμολουσία, букв, «горячее мытье» («О бессонице». 93), что означает, что теплые и горячие омовения и в V в. до н.э. практиковались и в медицине, и в быту. Мы не знаем точно, когда у греков появились парные. Страбон, описывая так называемый «лаконский образ жизни», сообщает, что его сторонники дважды в день посещают комнаты для натирания маслом и принимают паровые бани, нагреваемые раскаленными камнями (курсив мой. — О. Л.) (III. 154). Протест против горячих бань (парных ли, просто ли горячего мытья — определить невозможно) как разлагающего и изнеживающего мероприятия слышим уже в Аристофана («Облака». 991, 1044; «Всадники». 1401). Что касается появления общественных бань, то они существовали еще в V в. до н. э. (см.: Пс.-Ксенофонт «О государстве афинском». «De republica Atheniensium». 11.10). Таким образом, во времена Афинея появление общественных бань можно назвать «совсем недавним» только сравнительно с гомеровской эпохой.
Устройство бань нам известно только по образцам римской эпохи — см.: Витрувий. V.10.

[159] ...употребляя это слово в метафорическом смысле... — Афиней исходит из того, что для Гомера первое и основное значение слова στέφανος — «гирлянда, венок». Скорее всего, это анахронизм — указанное значение развилось в языке позже (Гесиод. «Теогония». 576; «Труды и дни». 75). Буквально στέφανος означает «нечто, плотно окружающее», «круг» (Chantraine: s.v. στέφω). Если в приведенных стихах из «Одиссеи» (Х.195) и «Илиады» (ΧΙΙΙ.736) слово στέφανος употреблено в этом исходном значении, то рассуждение Афинея об отношении Гомера к венкам теряет смысл.

[160] ...каристийца... — Карист, ныне Каристос — город на южной оконечности Эвбеи, под горой Оха; Карист упомянут в уже «Илиаде», в так называемом каталоге кораблей (11.539).

[161] Гестиейцы — жители Гестиеи — города на северном побережье Эвбеи; Гестиея тоже упомянута в каталоге кораблей.
Ореоты — то же, что гестиейцы. После греко-персидских войн, в 445 г. до н.э., когда Перикл дал земельные наделы в сев. части Эвбеи 2 тысячам афинян, эвбейские города Орей и Гестиея слились в один, так как Гестиея была опустошена войной. Этот объединенный город в народе продолжал называться Орей, но в официальных документах и на монетах сохранялось название Гестиея. О двойном именовании города см.: Страбон. Х.З.
Учитывая эти особенности, французский переводчик Афинея передает сочетание «гестиейцы и ореоты» как «жители Гестиеи-Орея» (Desrousseaux, р. 43).
...фокусы с игральными камешками... — В оригинале Феодор назван ψηφοκλεπτης, букв, «похититель камешков». Обычно те, кто показывали фокусы с камешками, назывались ψηφοπαίκτεις (от παίζω — «играть»), букв, «играющие с камешками»).

[162] Милетцы — жители Милета, города на берегу М. Азии. У Гомера в каталоге кораблей (Ил.II.868) Милет упоминается как город варваров-карийцев, союзников Трои  (ср.: Павсаний. VII.2.8). Около XII в. до н.э. Милет заняли греки-ионийны. В VIII-VI вв. до н.э. Милет стал выводить свои колонии на Черное море; в их числе — Пантикапей, Феодосия, Ольвия, Одесс. Об основании и истории Милета см. также: Геродот. 1.146. Милет был родиной великих мудрецов и философов — Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена (так называемая милетская школа).

[163] В Фивах же статуи Пиндара нет ... памятник ... Клеону... — Фивы — город в Беотии, упомянутый еще у Гомера (Ил.IV.406). В Фивах в 522 г. до н.э. родился великий поэт Пиндар. Клеон — более о нем ничего не известно.

[164] ...когда Александр сносил Фивы до основания... — В 335 г. до н.э., когда до Греции дошли слухи о смерти Александра Македонского, фиванские демократы, высланные Филиппом, возвратились и взяли власть в свои руки. Их поддерживали Этолия, Аркадия и Элида. Афины также приняли решение об оказании помощи Фивам. Александр боялся союза четырех военных государств — Фив, Афин, Этолии и Спарты, и через две недели после того, как известия о фиванских делах достигли Александра в Фессалии, он уже стоял под стенами Фив. Город не сдался, как хотел бы этого Александр, и был разрушен полностью — нетронутыми остались только храмы и дом Пиндара. Территорию города поделили между собой беотийские города.

[165] ...когда же город был отстроен... — За восстановление Фив взялся Кассандр в 316 г. до н.э. Он собрал рассеявшихся фиванцев, афиняне помогли выстроить большую часть городских стен, но восстановление самого города растянулось на много лет. В 310-308 гг. были урегулированы территориальные проблемы, и Фивы, несколько уменьшившись, вошли в беотийский союз.

[166] ...при дворе царя Антиоха ... Отец же этого царя... — Подразумевается Антиох II Теос, царь Азии в 261-246 гг., и его отец, Антиох I Сотер, царь Азии в 281-261 гг.
...декламатора мимов... — Мим — общее название всякого рода балаганных представлений, к которым относились выступления фокусников, акробатов, жонглеров, шутов. Шуты (греч. γελωτοποιοί, букв, «смехотворцы») могли передразнивать людей, их особенности — и частные, и типические. Такие балаганные шутовские «показы» легли в основу мима как литературного жанра, известного нам по произведениям Софрона (V в. до н.э.). Мимы Софрона — это бытовые сценки, в которых показывают прежде всего человеческие нравы, но мы не знаем, показывались ли эти сценки зрителям. Возможно, они не были предназначены для сцены, но исполнялись (читались), как рассказ (О. М. Фрейденберг называет это нарративным (повествовательным) мимом — см.: Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 243). Употребленный Афинеем термин λογόμιμοι, переданный переводчиком как «декламатор мимов», подтверждает, кажется, нарративный характер мима. Вместе с тем, употребленный ниже Афинеем термин ηθολόγος («мимический актер»), возможно, показывает, что параллельно с несценическим мимом существовал и зрелищный, сценический мим.

[167] Шут — в оригинале букв, «обманщик», т. е. фокусник.

[168] ...«Проблемы»... — Подлинный (аутентичный) текст аристотелевских «Проблем» до нас не дошел. В корпусе сочинений Аристотеля сохранилось произведение под названием «Физические проблемы». По мнению большинства ученых, это результат компилятивной работы последователей Аристотеля — перипатетиков. Сравнительный анализ показывает, что в этом тексте содержатся и некоторые фрагменты подлинно аристотелевских «Проблем».
Шуточные «Проблемы» Матрея построены на игре слов. 1) ...заходит, но не захаживает... — в оригинале δύνω и κολυμβάω. В прямом своем значении оба глагола фактически синонимичны и означают «погружать», а также (в непереходном значении) «погружаться», «нырять». Первый глагол широко используется у Гомера и уже там наряду с прямым имеет метафорическое значение «заходить» (по отношению к светилам) (ср., например, Ил.ХVIII.241; Од.III.329). Второй глагол — более поздний, разговорный; по отношению к светилам он не употребляется и устойчивого метафорического значения не имеет. 2) ...напитываются, но не напиваются... — в оригинале συμπίνουσι и συγκωθωνίζονται. Использована та же схема. Оба глагола означают «принимать участие в попойке», «выпивать». Первый глагол как более ранний употребляется по отношению к губкам в метафорическом значении, а второй как более поздний и разговорный переносного значения не получает. 3) ...можно спустить, но науськать никак нельзя... — в оригинале καταλλάττομαι и οργίζομαι. Первый глагол означает «обмениваться», «меняться», а в переносном смысле — «примиряться», «мириться». Второй глагол означает «раздражаться», «сердиться». Данный вопрос следовало бы перевести так: «Почему тетрадрахмы могут меняться, а сердиться не могут?»

[169] Куклы-марионетки (греч. νευροσπάστα от νευ̃ρον — «жила» и σπάω — «тянуть, тащить») упоминаются у многих авторов. Делались они из глины, воска, кости или дерева. Кукольники относились к разряду бродячих актеров — фокусников, шутов и т.д. Марионетки стали излюбленной метафорой в поэзии (Гораций. «Сатиры». ΙΙ.7.82; Персии. 5.129). Сравнение людей с марионетками вошло и в философский обиход со времен Платона («Законы». 644е).

[170] ...сцену... — Слово «сцена» здесь употребляется не в привычном для нас смысле, а в том, который вкладывали в него сами греки. Скеной (греч. σκηνή — букв, «шатер», «палатка») они называли небольшое помещение, находившееся в задней части орхестры — площадки, где происходило действие. Там актеры меняли костюмы и маски; выходили они из дверей с задней стороны скены, а переднюю ее стену использовали как элемент декорации, оформляя в соответствии с сюжетом пьесы. Там же хранился и реквизит, так что выражение предоставили сцену означает, скорее всего, «предоставили декорации и весь театральный реквизит».

[171] Восхищались ... фокусником Ксенофонтом... — Фокусник — греч. θαυματοποιός — букв, «создатель чудес». Ксенофонт, «занимавшийся сказочными чудесами», упомянут и у Диогена Лаэртского (11.59). Упомянутый далее Флиунт — город близ Коринфа.

[172] ...поссорившись с жителями Регия, первым высмеял их за трусость. — Регий — город на юго-западной оконечности Италии (п-в Бруттий), ныне Реджо. Фраза не очень внятная. Возможно, это означает, что появление бытового сицилийского мима следует связывать не с именем Софрона, который традиционно считается родоначальником этого жанра, а с именем никому не известного Нимфодора. Поводом к насмешкам над регийцами могли дать монеты с изображением зайцев — такие монеты чеканились в Регий в правление Анаксилая (494-476/5 гг. до н.э.).

[173] ...лирных певцов... — Подразумеваются исполнители эпоса; ученики упомянутого и ближе неизвестного Эноны могли пародировать и Гомера — кораблекрушение, испытанное Одиссеем, и эпизод с Киклопом находим соответственно в V (290сл.) и IX (170 сл.) песнях.

[174] ...Одиссей ... бормотал, как чужеземец. — В оригинале использован глагол σολοικίζω — «говорить на испорченном языке», «говорить с ошибками». Этот прием часто использовала греческая комедия: так, например, у Аристофана разговаривает скиф («Женщины на празднике Фесмофорий». 1001 сл.) или варварский бог Трибалл («Птицы». 1615).

[175] ...мимический актер... — Греч. η̉θολόγος — «этолог», букв, «изобразитель нравов». Так называли актеров, игравших в мимах (о них см. выше, примеч. 154).

[176] ...Ксенофонт упоминает еще о шуте Филиппе. — Шут Филипп упомянут не только Ксенофонтом («Пир». 1.11) — о нем вспоминает и Плутарх («Застольные беседы». 11.629с; VII.6.709e-f).

[177] Определение. — Скорее всего, собеседники Афинея упражняются в определениях, подражая основоположнику диалогического жанра — Платону, у которого поиском точных определений всегда занят Сократ. Кроме того, в корпусе сочинений Платона есть текст, представляющий собой перечень определений (Платон. Диалоги. М., 1986. С. 427-437). Возможно, поиск определений входил и в программу обучения диалектике в Академии Платона.

[178] ...можно было бы назвать Рим выжимкой вселенной. — Современные комментаторы Афинея считают автором этих слов софиста Полемона из Лаодикеи (88-145 гг.).

[179] ...назвали Мемфисом современного философа-танцора... — Это был раб императора Вера по имени Агрипп (Agrippus) (Юлий Капитолии. «Вер». 8.10). Вер, увлекавшийся зрелищными искусствами, привез Агриппа из Сирии. Полное имя этого человека было: Луций Элий Аврелий Аполавст (Apolaustus от греч. α̉πολαυοτός — «дающий наслаждение») Мемфий (Memphius). В 189 г. актер был казнен императором Коммодом (Элий Лампридий. «Коммод». 7.1). Упомянут также Лукианом («О пляске». 35.70). О смысле метафорического прозвища Мемфис можно только догадываться. Возможно, этого танцора отличала безупречная пластика, исключающая мелкие и резкие движения. В этом случае понятно, что цитата из Вакхилида приведена ради определения Мемфиса «для бурь недоступный» (греч. α̉χείμαντος — букв, «небурный»), т. е. ничем не колеблемый.

[180] ...так называемый трагический танец... — Судя по контексту, речь идет о танце-представлении, театрализованном танце. Ср. 624d сл.; Геродот. VI. 129; Поллукс. IV.99.105; Лукиан. «О пляске». 8.32.

[181] ...танцевал по правилам. — т. е. основу пластики Батилла составляли движения и фигуры танцев, входивших в состав трагедий и комедий. О батилловой и пиладовой пляске вспоминают и собеседники у Плутарха: «Что касается плясок, то я отстраняю так называемую пиладову, как слишком напыщенную и патетическую и притом требующую многочисленных исполнителей, но из уважения к похвалам, которые воздает пляскам Сократ, допускаю так называемую батиллову, близкую к кордаку и воспроизводящую приплясывание Эхо или какого-нибудь Пана, или Сатира, вдохновляемого Эротом и выступающего в праздничном шествии» («Застольные беседы». VII.8.711e).

[182] ...кордак ... эммелию ... сикинниду... — Кордак — греч. κόρδαξ, внутренняя форма слова и его этимология темны. Большинство греческих авторов определяют его как «комический танец». В схолиях к Аристофану (Schol.Aristoph.Nub.540) уточняется, что танцуя кордак «неприлично двигают бедрами». См.: Аристотель. «Риторика». ΙΙΙ.8.1408b; Лукиан. «О пляске». 22.26; Плутарх. «Застольные беседы». VII.8.711f; Арриан. «Поход Александра». VII.8; Поллукс.IV.99; «Суда»: κορδακίζει; Eustath.Il.XVIII.605 (р. 1167,21); Гесихий: κορδακισμοί.
О происхождении кордака известно мало. Можно было бы ожидать, что как комический танец он связан прежде всего с Дионисом (ср.: Лукиан. «О пляске». 22). Вместе с тем, по сведениям Павсания (VI.22.1), кордак связан с культом Артемиды: в Элиде есть остатки святилища Артемиды Кордаки; этот эпитет, объясняет Павсаний, появился из-за того, что в честь богини плясали танец кордак, родина которого — гора Сипил (М. Азия). Согласно эпиграфическим данным, кордак имел отношение и к культу Аполлона: CIG.II, s. 1035, № 22640.
Эммелия — греч. ε̉μμέλεια, букв, «слаженность», «складность» от ε̉ν- — «в-» и μέλος — «мелодия». Слово могло употребляться: 1) в широком смысле и обозначать согласованность движений танца с мелодией; 2) в узком смысле и обозначать определенный вид танца. См.: Платон. «Законы». 816b-с; Геродот. VI.129; Плутарх. «Застольные беседы». IX.15.747b; Лукиан. «О пляске». 26; Поллукс.IV.53,99,105; Schol.Aristoph.Ran.806; Eustath.Il.XVIII.605 (р.1167,20); Od.XXIII.134 (р.1942,6).
Сикиннида — греч. σίκιννις, этимология и внутренняя форма темны; так назывался танец сатиров в сатировской драме. См.: Еврипид. «Киклоп». 37; Лукиан. «О пляске». 22; Дионисий Галикарнасский.VII.72. Евстафий (со ссылкой на Арриана — см.: Eusth.Il.XVI, р. 1078 = FHG.III, fr.106) приводит сведения, отличные от Афинеевых: Сикинной звали нимфу — служительницу Кибелы. Танец, таким образом, имеет малоазийское происхождение.

[183] Гипорхема — см. выше, примеч. 121.

[184] Лампр — знаменитый музыкант и педагог, упомянут Платоном («Менексен». 236а) и Псевдо-Плутархом («De musica». 31).

[185] ...после морского сражения при Соломине... — Одно из самых значительных сражений греко-персидских войн произошло у о-ва Саламин в 480 г. до н.э. Ему посвящена трагедия Эсхила «Персы».

[186] При постановке «Фамира»... «Навсикаи»... — «Фамир» — греч. θάμυρις. Одна из ранних трагедий Софокла, названная по имени главного действующего лица — фракийского певца Фамирида, или Фамира, считавшегося родоначальником эпической поэзии наряду с Орфеем. О Фамире см.: Ил.11.594; Аполлодор. 1.3.3; Павсаний. IV.33.3; Х.30.8. Фрагменты этой трагедии см.: TGF2. 216-224.
«Навсикая» — Евстафий в комментарии к «Одиссее» (р. 1553) приводит двойное название этой трагедии: «Навсикая, или Прачки». Фрагменты см.: TGF2.406-408.

[187] ...слово «пляска» иногда употребляется... — Подразумевается метафорическое употребление слова.

[188] Перипат — греч. περίπατος исходно означало «прогулка», а также (по метонимическому переносу) «крытая галерея для прогулок». Со временем это слово стали использовать применительно к философской школе, и не только к аристотелевскому Ликею, но и к платоновской Академии (Epicur.Fr. 171. Usener.); о привычке Платона прогуливаться во время занятий сообщает Аммоний (In Aristotelis Categorias Commentarius 3.8: Commentaria in Aristotelem Graeca IV / Ed. A. Busse. В., 1895. P. IV). Аристофан этим словом обозначает пустые псевдо-ученые разговоры («Лягушки». 942, 953).

[189] ...иерофанты и факелоносцы... — Иерофанты (греч. ι̉εροφάντης от ι̉ερός — «священный» и φαίνω — «показывать») — жрецы, посвящавшие в Элевсинские таинства. Иерофантов сопровождали факелоносцы (греч. δαδου̃χοι) — это тоже была священная должность.

[190] Делос — один из Кикладских островов в Эгейском море, посвященный Аполлону.

[191] ...то бессознательно... — Ср. 428f.

[192] Из ... танцев известны следующие... — Лаконские — спартанские; трезенские — о Трезене см. ниже, примеч. 258; эпизефирские — скорее всего, подразумеваются Эпизефирские (букв. «Западные») Локры — город на самом мысу Италийского «сапога», основанный дорийцами ок. 700 г. до н.э. См.: Геродот. VI.23; Страбон. VI.259. Критские — с острова Крит; ионийские — Ионией называлась центральная часть западного побережья М. Азии, область между Эолидой и Карией, простиравшаяся от Фокеи и Герма до местности ниже Милета. Иония дала Греции множество великих людей — мудреца Фалеса, философов Анаксимандра, Анаксимена и Анаксагора, поэтов Мимнерма и Анакреонта, живописцев Апеллеса и Паррасия. Мантинейские — о Мантинее см. выше, примеч. 29.

[193] Гомериды — букв, «дети (или потомки) Гомера». Так именовали себя эпические певцы о-ва Хиос, считавшие себя потомками самого Гомера. См.: Страбон. XIV. 1.35. В широком смысле гомеридами могли называться просто подражатели или даже почитатели Гомера. См.: Платон. «Государство». 599е; «Федр». 252b; «Ион». 530d.

[194] Катана — ныне Катания, греческая колония в восточной Сицилии, выведенная с о-ва Наксос в 729 г. до н.э.

[195] Силлограф — тот, кто сочиняет силлы. Родоначальником жанра силл считается Тимон Флиунтский (320-230 гг. до н.э.). «Силлами, — пишет Диоген Лаэртский, — называются три его книги, в которых он как скептик бранит и вышучивает догматиков с помощью пародии. В первой из них он ведет речь от своего лица, во второй и третьей — в виде диалога: он будто бы расспрашивает Ксенофана Колофонского о каждом из философов...» (IX. 109 сл.). Силлы Тимон писал гексаметрами. Элиан определяет силлы как «порицание, облеченное в форму едкой шутки» и связывает этимологически слово «силла» со словом «силен»: «Силены получили имя из-за своей привычки издеваться» («Пестрые рассказы». 111.40). О силлах см.: Страбон. XIV. 1.28; Schol.Aristoph.Eq.406; Scholl.Il.n.212.

[196] ...издеваясь над кормившимися в Мусее философами... — Мусеем, или Муеейоном, назывался крупнейший научно-исследовательский центр, созданный в Александрии (Египет) во время царствования преемников (диадохов) Александра Великого — Птолемея I Сотера, Птолемея II Филадельфа и Птолемея III Эвергета. Со всех концов греческого мира туда собирались поэты, писатели и ученые — геометры, астрономы, медики, историки, грамматики. Находясь на царском содержании, они жили безбедно. Специальные должностные лица заботились о том, чтобы ученые ни в чем не испытывали недостатка и «могли свободно предаваться своим занятиям, пользуясь такими замечательными рабочими инструментами, предоставленными в их распоряжение, как ботанический и зоологический сад и прежде всего знаменитая библиотека с филиалом Серапейон, единственная в древности по богатству, размерам и качеству» (Марру, с. 264 сл.). Слово философ у Афинея устойчиво употребляется расширительно и означает просто «ученый».

[197] в тексте лакуна.

[198] ...пифийский оракул... — См. примеч. 8 к кн. II.

[199] ...как взойдет Пес... — См. примеч. 191.

[200] ...почитать Диониса-целителя. — См. примеч. 9 к кн. II.

[201] Алкей же, митиленский поэт... — Митилена — город на восточном побережье Лесбоса, родина Алкея и Сапфо.

[202] Легкие сохнут... — Эти стихи Алкея приводит и Плутарх, но не как простое приглашение к выпивке, а как повод для медицинской дискуссии о том, действительно ли выпитое вино проходит через легкие («Застольные беседы». VII.1 — «Против тех, кто упрекает Платона, сказавшего, что выпитое проходит через легкие»).

[203] Звездный ярится Пес. — Пес (греч. Κύων, лат. Canis) — Сириус. С восходом Сириуса начинается самое жаркое время года. От латинского названия этой звезды происходит и слово «каникулы» — «дни Пса».

[204] Ты знаешь, сколь растет зимой вдоль быстрых рек... — Пародия на «Антигону» Софокла (709-711):

Ты знаешь: дерева при зимних ливнях,
Склоняясь долу, сохраняют ветви,
Упорные же вырваны с корнями.

[205] α̉ναπίπτειν — к сфере душевных переживаний глагол относится в своем втором, метафорическом значении. Переход к следующему глаголу — α̉νάκειμαι — был бы совершенно нелогичным, если бы глагол α̉ναπίπτειν не имел значения «возлежать за трапезой» (правда, не вполне понятно, был ли он стилистически нейтрален в таком значении — скорее всего, это был сниженно-разговорный стилистический пласт: см.: Лукиан. «Луций, или Осел». 23). Таким образом, пересказчик Афинея выпустил, по-видимому, часть рассуждения о семантике первого глагола. Глагол α̉νάκειμαι вводится по контрасту: хоть он и имеет то же значение «возлежать за трапезой», но менее употребителен и относится (в этом своем значении) к сфере возвышенно-поэтической лексики.

[206] κατακει̃σθαι — действительно синонимично κατακλίσθαι. Как синонимы употребляются эти глаголы и в «Пирах» Ксенофонта и Платона — ср., напр.: Платон. «Пир». 176а и 177d; Ксенофонт. «Пир». 8,13.

[207] У Аристотеля в «Тирренской Политии»... — Fr. 556 Rose.

[208] πάσασθαι — этот глагол с прямым объектом означает просто «есть» (ср., напр.: Ил.I.464), а с родительным падежом в функции Genetivus Partitivus приобретает значение «брать часть от чего-либо», т. е. «отведывать» (ср., напр.: Од.1Х.87).

[209] ...в смысле «насыщаться». — Приведенный контекст из Каллимаха не подтверждает такого значения: μύθου πάσασθαι можно перевести «рассказа [бы] отведал».

[210] «Притерлись, как доска к доске»... — т. е. последующая речь с предыдущим обсуждением гомеровских вопросов. По-видимому, один из участников диалога «по размышлении зрелом» решил дополнить рассказ Миртила (8е и сл.) (примеч. переводчика).

[211] ... «пир изобильный» (δαι̃τα θάλειαν)... — Эпическая формула — ср.: Од.VIII.76,99; III.420; Ил.VII.475; Гесиод. «Труды и дни». 742. Мнение Селевка ошибочно, так как существительное δαίς этимологически связано именно с глаголом δαίνυμι — «разделять пищу»; в медиальном залоге этот глагол означает «угощаться», «пировать». Ср. у Плутарха столь же ошибочную этимологизацию: слово δαίς и однокоренные с ним возводятся к διαιρει̃ν и διαγέμειν. Основанием для сближения здесь, как и у Селевка, служит только некоторое звуковое сходство («Застольные беседы». П.10.644а-b).

[212] ...еще и в наши дни... — Скорее всего, это выражение самого Каристия и, следовательно, сведения относятся ко II в. н.э.

[213] Юноши еще и охотятся на самых различных зверей... — Стихи, приведенные Афинеем (Ил.ХII.43), входят в состав развернутого сравнения, где Гектор уподоблен дикому зверю, а его противники — охотникам, которые не могут со зверем совладать. Никаких указаний на то, что охотники эти — юноши и что они охотятся, чтобы приучить себя к опасностям войны, в гомеровском тексте нет, да и не может быть, потому что в героическую эпоху охота была не спортивным занятием, а промыслом.

[214] ...в «Играх по Патроклу». — «Играми» (точнее, «Поминальным состязанием», греч. ’Επιτάφιος) именуется вторая половина XXIII песни «Илиады», где рассказывается о состязаниях, устроенных в честь Патрокла после его погребения. Об именовании различных частей «Илиады» и «Одиссеи» см. выше, примеч. 120. Состязание в стрельбе по голубке описано в ст. 850 сл.

[215] ...не пренебрегали варкой мяса... — Приведенные Афинеем слова из Гомера (Ил .XXI.362) никак об этом не свидетельствуют: с котлом, в котором клокочет кипящий жир, сравнивается река Скамандр (Ксанф), подожженная Гефестом. Сравнения, взятые из быта, редки у Гомера. Ср.: Од.ХII.237-238; ХХ.25-30.
Античные редакторы и комментаторы Гомера предлагали разные варианты чтения строк 362-363 из XXI песни «Илиады». Общепринят вариант Аристарха, которому и соответствует перевод Н. Гнедича, приведенный здесь: κνίσην μελδόμενος (букв, «[котел], растопляющий жир»). Однако Афиней цитирует эти строки в другом варианте — κνίσση μελδόμενος (букв, «[котел], растопляющийся жиром»). Здесь налицо троп — метонимия. Об этих строчках более подробно см.: The Iliad:. A Commentary. Vol. 6. P. 83.

[216] ...воловья нога... — Этот эпизод уже обсуждался ранее; см. выше, примеч. 141.

[217] ...мяса различного крайний принес... — Од.1.141.

[218] ...сицилийская и сибаритская кухни ... хиосская. — О специфике кухни Южной Италии и Сицилии см.: Платон. «Письма». VII.326b; «Государство». III.404d; «Горгий». 518b. О Сибарисе см.: Афиней. XI.484f.

[219] Спят с женщинами у Гомера... — О наложнице Нестора прекрасной Гекамеде говорится в XI песни «Илиады» (630 сл.).

[220] ...будучи составленным из более тонких частиц... — В оригинале этому обороту соответствует одно прилагательное — λεπτομερής (от λεπτός — «тонкий, изящный» и μέρος — «часть, частица»), которое появляется и используется как термин в сочинении под названием «Περὶ ψυχα̃ς κόσμω καὶ φύσιος» — это поздний пересказ платоновского диалога «Тимей» (ок. I в. н.э.), дошедший до нас под именем Тимея Локрского. Этот текст см.: Platonis dialogi / Ed. C.F. Hermann. Leipzig, 1852. Само понятие «тонких частиц» у Платона см.: «Тимей». 53а сл.
См. также: Placita philosophorum. 1.7.34; Диоген Лаэртский. Х.63.

[221] Гомер хвалит вино... — В «Одиссее» говорится о вине, которое Одиссей получил в подарок от Марона — жреца храма Аполлона в Исмаре (Фракия). Это вино обладает таким свойством: «Если кто, пить собираясь, один наполнял только кубок // Красным вином этим сладким и двадцать примешивал кубков // С чистой водою к вину, то сладчайший, чудеснейший запах // Шел от кратера. Не мог тут никто от питья воздержаться» (IX.208 сл.).

[222] Некоторые даже толкуют бегство Диониса в море... — Приведенное далее толкование этого эпизода встречаем у Гераклита, автора «Гомеровских вопросов», или «Аллегорий» (I в. н.э.?). См.: Quaestiones Homericae. Leipzig, 1910.
...бегство Диониса в море... — Эпизод из «Илиады» (VI.130-137). Ср. также: Аполлодор. III.5.1.

[223] ...багряным... — Прилагательное ’άιθοψ) (от αι̃θος — «жар, огонь» и ’ώψ — «вид») Гомер использует как применительно к вину, так и применительно к металлу (ср. формульное словосочетание ’άιθοψ χαλκός, традиционное передаваемое как «сияющая медь»). Вероятно, именно на этом основании некоторые комментаторы утверждают, что данный эпитет характеризует не цвет вина, а его способность сверкать, сиять, словом, излучать некий свет — см.: Desrousseaux, р. 60-61.

[224] Феопомп пишет... — FHG.I.278; IV.643.

[225] Об италийских винах... — Далее речь идет о различных сортах италийских вин. Фалернское — Фалерн (Falernus ager) — область в Кампании. Этот сорт вина славился уже в I в. до н.э. (ср.: Гораций. «Оды». 1.20 и Катулл, 27, в переводе А.С. Пушкина: «Пьяной горечью Фалерна...»). Плиний пишет, что виноградные лозы из Фалерна не приживаются ни в каких других местах (XIV.62).
Алъбанское — название вина происходит от названия древнейшего города Альбы-Лонги (Alba Longa), основанного, по преданию, сыном Энея Асканием (Вергилий. «Энеида». III.390), а по археологическим данным — во 2-й пол. ХII в. до н.э. Около 600 г. до н.э. город был разрушен римлянами и перестал существовать, дав свое имя усадьбе (praedium Albanum), расположившейся на месте погибшего города, у подошвы горы Mons Albanus (ныне Monte Cavo). Вино, производимое в этом месте, и называлось альбанским.
Соррентинское — Суррент (Surrentum, ныне Sorrento) — приморский город в Кампании, к юго-востоку от Неаполя. У Плиния сказано, что этот сорт вина делался из приторно-сладкого винограда (praedulci uva) (XIV.62). Как это согласуется со сведениями Афинея, могут решить только специалисты по виноделию.
Регийское — Регий (Ρήγιον, Regium, ныне Reggio) — греческая колония на самом кончике итальянского «сапога», напротив Мессаны; основана в 720 г. до н.э. Вплоть до конца императорской эпохи Регий оставался густонаселенным грекоязычным городом. См.: Страбон. VI.257 сл.; Геродот. VI.23; VH.165.170; Диодор.ХI-ХVI; Тит Ливии. ΧΧΠΙ.30.
Привернское — Приверн (Privernum, ныне Piperno) — город вольсков в Лации. Формианское — Формии (Formiae, ныне Mola di Gaeta) — приморский город в южном Лации.
Трифолийское — Трифолий (Trifolium) — гора близ Неаполя.
Статан — точнее, «статанское» (греч. Στατονός). Происхождение этого названия установить не удается.
Тибуртинское — Тибур (Tibur, ныне Tivoli) — город в Лации, на реке Аниен (приток Тибра). В Тибуре были виллы поэтов (Катулл, Гораций) и даже императоров (Август и Адриан). Катулл. 44; Проперций. 111.16; Тит Ливии. ХХХ.45.
Лабиканское — Лабики (Labici) — город в Лации между Тускулом и Пренестой.
Гавранское — Гавр (Gaurus, ныне Monte Gauro) — вулканический горный хребет в Кампании.
Марсикское — Марсы (Marsi) — сабельское племя, обитавшее в нагорьях центральной Италии, в районе Фуцинского озера (ныне Lago di Celano).
Улъбанское — греч. Ου̉λβανός. Происхождение этого названия установить не удается.
Анконское — Анкона (Апсоп, ныне Апсопа) — город в северном Пицене (Кампания).
Буксентинское — Буксент (Buxentum, ныне Policastro di Busento) — город на западном побережье Лукании. См.: Диодор.Х1.59; Страбон. VI.25.
Велитернское — Велитры (Velitrae, ныне Velletri) — город вольсков в южном Лации.
Каленское — Калы (Cales, ныне Calvi) — город в северной Кампании, к северо-западу от Капуи. Земли там славились плодородием, а глина — пригодностью для гончарного дела. См.: Страбон. V.237; Полибий. III.91; Вергилий. «Энеида». VII.728; Тит Ливии. VIII. 16; Х.20; XXVII.9; Тацит. IV.27; VI. 15.
Цекубское — Цекуб (Caecubum, или ager Caecubus) — болотистая область в южном Лации. См.: Гораций. «Эподы». IX. 1.36; Од.1.20; 1.37; 111.28; Плиний. ХIV.52.
Фунданское — Фунды (Fundi, ныне Fondi) — приморский город в Лации.
Сабинское — Сабиняне (Sabini) — племя, обитавшее в гористой области к северо-востоку от Рима. Вследствие метонимического переноса словом Sabini называлась и область обитания этого племени.
Сигнийское — Сигния (Signia, ныне Segni) — город в Лации, к юго-востоку от Рима.
Номентанское — Номент (Nomentum, ныне Mentana) — город в Лации, к северо-востоку от Рима.
Сполетинское — Сполетий (Spoletum, ныне Spoleto) — город в южной Умбрии.
Экванское — Эквы (Aequi) — племя, жившее к востоку от Рима (от Тибура, ныне Tivoli, и Пренесты, ныне Palestrina, до Фуцинского озера, ныне Lago di Celano).
Баринское — Лучшие рукописи (С и Е) дают чтение βαρβι̃νος. Г. Кайбель предлагает читать βαρι̃νος; эту конъектуру принимает Ч. Гьюлик. Конъектура разумна, так как известно местечко в области эквов на правом берегу реки Аниен под названием Вария.
Кавкинское — правильнее «хавкинское». Хавки (Cauci/Cauchi/Chauci) — германское племя, обитавшее между реками Эмс и Эльба.
Венефран — скорее всего, от названия города Венафр (Venafrum, ныне Venafro) на границе Самния и Кампании.
Требиллик — происхождение названия неясно.
Эрбуланское — возможно, происходит не от географического названия, а от прилагательного helvolus — «желтовато-розовый». У Плиния упоминаются helvolae uvae («желтовато-розовые грозди») (XIV.29), а у Катона — helvolum vinum («De re rustica». 24). Ср.: также: Columella. III.2. Впрочем, Ч. Гьюлик связывает это название с умбрийским городом Hervillum.
...из Массалии... — Массалия (Μασσαλία, Massilia, ныне Марсель) — греческая колония, основанная в 600 г. до н.э. См.: Фукидид. 1.13; Аристотель. «Политика». 1321 а 30 сл.
Тарентинское — Тарент (Tarentum, Τάρας) — крупнейший город в южной Италии (так называемой Великой Греции), выросший на месте греческой колонии, основаной спартанцами в 700 г. до н.э.
Мамертинское — Мамертинцами («людьми Марса» — от Mamers = Mars — «Марс») называли наемников сиракузского правителя Агафокла (ум. в 289 г. до н.э.). Ок. 284 г. до н.э., после того как их отряды были распущены, мамертинцы захватили Мессану (Messana, ныне Messina) и стали звать ее Мамертиной. Таким образом, «мамертинский» = «мессанский».
...называется иоталинским. — Переводчик принимает чтение ι̉ωτάλινος, которое западные издатели считают испорченным. Возможно, здесь следует читать Ιταλιώτης, хотя этим словом обычно именовались греки, жившие в Италии (ср., напр.: Геродот. IV.15; Фукидид. VI. 44).

[226] ...индусы почитают божество по имени Сороадей... — Греч. Σοροάδειος. Ср. санскр. Suryadeva (Солнечный бог) или Suradeva (богиня Сура от sura — «крепкие напитки»).

[227] Элидский... сикионская... — Элидский — Элида — область на западе Пелопоннеса с одноименным главным городом.
Аргос — главный город Арголиды — области на востоке Пелопоннеса. Флиунт — город в Арголиде. По сведениям Страбона, упомянут в гомеровском каталоге кораблей под именем Арефиреи (Ил.II.569). См.: Страбон. VIII.372. Коринф — город на Истмийском перешейке. Эгина — о-в в Сароническом заливе близ Аттики. Сикион — город в северном Пелопоннесе.

[228] Гермипп делает это так... — Фрагмент из комедии Гермиппа («Носильщики»; комедия ставилась между 431 и 423 гг. до н.э. См.: Гесихий: Διός βάλανοι; Kock.63. По мнению французского комментатора Афинея, это пародия на дидактический эпос (Desrousseaux, р. 64, п. 3), но возможна и другая точка зрения: во-первых, зачин взят из «Илиады» — там он предваряет знаменитый каталог кораблей, где перечисляются пришедшие под Трою греческие войска (11.485 сл.); во-вторых, у Гермиппа перечисляются города и области, откуда прибывает товар, а в гомеровском каталоге перечисляются города и области, откуда прибывают войска; наконец, в середине фрагмента Гермипп вставляет гомеровскую формулу, использованную в том числе и в каталоге кораблей. Таким образом, вполне возможно, что Гермипп пародирует Гомера.
Фрагмент разбит на реплики переводчиком.
В город... — В Афины.
...по винно-цветному морю. — Гомеровская формула.
Силъфия стебли... — Сильфий, лат. laserpicium (в современной ботанической классификации — Ferula tingitana) — смолистое растение из семейства зонтичных. Его сок использовался в кулинарии и медицине. См.: Феофраст. ИР.VI.3.1; Диоскорид.III.80. У Аристофана говорится, что сильфий вместе с сыром служит острой приправой («Птицы». 1579), и что сильфий имеет сильный запах («Всадники». 895 сл.). См. также: Chamoux F. Сугепе sous la monarchie des Battiades. P., 1953. P. 246-263.
...шкуры быков... из Кирены... — Кожа из Северной Африки считалась наилучшей. Морская торговля с Киреной (об этом городе см. выше, примеч. 66), замершая при Перикле, оживилась по инициативе Клеона. Следовательно, комедия Гермиппа была написана уже после смерти Перикла (429 г. до н.э.).
...от Ситалка ... чесотку ... Да от Пердикки вранья... — Скорее всего, Гермипп обыгрывает события Архидамовой войны (431-421 гг. до н.э.), когда Афины ради военных успехов на севере заключили союз с Ситалком — царем крупнейшего фракийского племени одрисов, и с Пердиккой, македонским царем; последний нарушил договор: преследуя свои интересы, он обратился за помощью к противнику Афин — Спарте. В этом случае понятно, почему от Пердикки везут вранье, а вот почему от Ситалка — чесотку, можно только догадываться.
...на их кораблях пустозвонных... — Греч, ναυσὶν ε̉πὶ γλαφυραι̃ς (букв, «на выдолбленных кораблях») — гомеровская формула (см., напр.: Ил.II.454).
...богам стволы кипариса... — Древесину кипариса использовали для строительства храмов: кипарисовая кровля упомянута у Пиндара (Пиф.5.51); кипарисовые ворота храма в Эфесе — у Феофраста (ИР.V.4.2); из кипариса делали и изваяния богов — IG.IV(1).102, 26.
...фиг, что сладостный сон навевают... — Фиги (инжир) считались снотворным средством.
Груши Эвбея везет... — Почва на о-ве Эвбея была более плодородна, чем на большинстве греческих островов, где хорошо вызревал только виноград.
...тучных овец и баранов... — Греч, ’ίφια μη̃λα («тучные овцы», или «тучные козы») — гомеровское словосочетание (ср. напр.: Ил.V.556). Афиней обыгрывает омонимию: μη̃λον — «овца», «коза», вообще «мелкий скот» и μη̃λον — «яблоко» (ср. лат. malum). Ч. Гьюлик, стараясь передать эту словесную игру, переводит «жирные яблоки» (fat apples).
Фригия — область в Малой Азии, занимавшая центральную и западную ее части. Упомянута уже у Гомера в «Илиаде» (111.184). Политической самостоятельности Фригия не имела с тех пор, как в VII в. до н.э. подпала под власть Лидии, так что слово «фригиец» стало для греков синонимом слова «раб». Политическая история Фригии кратко изложена в кн.: Korte G., Korte A. Gordion. Ergebnisse der Ausgrabung im J. 1900. В., 1904.
...взятых в сраженъи... — В оригинале α̉νδράποδα (букв, «человеконогие»); так называли рабов-военнопленных. Друг друга греки порабощали редко: например, во время Пелопоннесской войны, после неудачной Сицилийской экспедиции, афиняне, попавшие в плен к сиракузянам, трудились в каменоломнях. Обратить в рабство своих сограждан можно было и в мирное время, юридическим путем, но в целом греки предпочитали порабощать негреков (варваров — греч. βάρβαροι, как они сами их называли). Как поставщик рабов Фригия была у греков на первом месте.
...Аркадия — ищущих боя. — Аркадия — область в самом центре Пелопоннеса, окруженная горами. Особенности географического положения — удаленность от моря и изолированность от других областей Греции — во многом определили историко-культурное развитие Аркадии. С одной стороны, ее почти, не затронул процесс миграции племен, происходивший на Балканах в ХII-Х вв. до н.э., и в Аркадии более чем где-либо сохранилось коренное население Пелопоннеса, что отразилось и в особенностях местного (аркадского) диалекта. С другой стороны, последующие достижения в культурно-экономическом развитии Греции VII-VI вв. до н.э. Аркадии также не коснулись. Занимались аркадцы главным образом скотоводством, торговли не знали, городов вплоть до IV в. до н.э. не имели; уклад их жизни был простым и грубым, верования — примитивными, возможно, практиковались даже человеческие жертвоприношения. Для бедных и многочисленных аркадцев наемная служба в армии любого другого греческого государства была единственным способом заработать на жизнь. В 371 г. до н.э., когда после поражения Спарты аркадцы объединились в союзное государство, бедное население получило возможность не уходить на наемную службу — теперь все они могли служить в собственной наемной армии численностью в 5000 человек. Воины этой союзной армии назывались эпаритами. См.: The Cambridge Ancient History. Cambridge, 1982. Vol. III. P. 532; Vol. VI. P. 88 sq.
Пагасы — приморский город в Фессалии.
...миндаль блестящий... — Точнее, «лоснящийся», т. е. «жирный». О миндале подробно см. 52с.
...желуди Зевса... — Греч. Διὸς βάλανοι — так называли каштаны — см.: Феофраст. ИP.IV.5.1; Диоскорид.1.106.
Пафлагонцы — см. выше, примеч. 123.
...«ведь пиру они украшенье». — Цитата из «Одиссеи» (I.152). Правда, у Гомера сказанное относится к песням и танцам.

[229] И Пиндар в пифийской оде, посвященной Гиерону... — Пиф. 1. Гиерон I — правитель Гелы и Сиракуз (Сицилия). При дворе Гиерона собирались поэты и философы — там бывали Эсхил, Пиндар, Вакхилид, Симонид, Эпихарм. Данный фрагмент — не из Пифийских од и вообще не из эпиникиев. Возможно, Пиндар написал оду в честь Гиерона для какой-то церемонии, проходившей в Дельфах.

[230] Критий дает свое перечисление... — Греки любили составлять каталоги, в том числе каталоги изобретений и открытий. Их можно встретить в «ученых» прозаических сочинениях (Плиний.VII.191; Климент Алекс. «Строматы».1.74), в мифографических сборниках (Гигин. 274 — «Кто что открыл», 277 — «Первые изобретатели вещей»). Здесь перед нами образец такого каталога в лирике.

[231] Коттаб — существовало несколько разновидностей этой игры. 1. Большой глубокий сосуд наполняли водой. На поверхность клали маленькие пустые мисочки. Нужно было выплеснуть остатки вина из своего бокала так, чтобы попасть в мисочку и потопить ее. 2. Мисочки уравновешивались на подставке наподобие весов. Плеснув вина, нужно было попасть в одну из мисочек так, чтобы она упала и стукнулась о стоящую внизу бронзовую фигурку. По характеру погружения (1) или звуку удара (2) судили о том, что ждет играющего в любви. Этой игре посвящена большая часть кн. XV.

[232] Финикияне нашли буквы... — Первое упоминание о греческой письменности принадлежит поэту Стесихору (630-555 гг. до н.э.). Ее изобретение Стесихор приписывает герою Паламеду. Согласно Гекатею Милетскому, письменность привез грекам из Египта Данай. Геродот первым пришел к выводу, что источником греческого письма был семитский алфавит, который, как считал Геродот, привез Кадм из Финикии (Финикией Геродот называл область от Оронта до границ Палестины — III.91.1). См.: FGrH.1.20; Геродот. V.58.1-2. Действительно, порядок, названия и очертания знаков показывают, что греческий алфавит был заимствован из семитского. Более того, упомянутое Геродотом название букв φοινίκια зафиксировано в надписях. См., например, IG.XII.2.967. Правда, некоторые ученые толкуют это название иначе, связывая его не с местом происхождения алфавита, а с пурпурной краской, которая могла использоваться в качестве чернил.
Диодор Сицилийский утверждал, что письменность у греков появилась раньше всех, но случившийся потоп унес и памятники письменности, и даже воспоминания о них; потому-то и считается, что это Кадм первым принес грекам письменность из Финикии (V.57.3). Ср. также: Диоген Лаэртский. VII.30.10; Плиний.VII.192; Гигин. 277.
Реальная, а не мифологическая передача алфавита могла произойти, скорее всего, в двуязычной области. Вопрос в том, были здесь первыми учителями семитские поселенцы, жившие среди греков, или это греки, жившие среди семитов, взяли у них алфавит. Не менее важно знать, произошло ли это заимствование однократно или происходило в различных частях Финикии или Греции? Если последнее предположение правильно, то становится понятно, почему архаическое греческое письмо представляет собой набор различных версий одного и того же алфавита, а единообразие утверждается в Аттике к концу V в. до н.э., когда верх одерживает ионийская версия, а в других областях Греции — в течение IV в. до н.э.
Самые ранние греческие надписи относятся к середине VIII в. до н.э. Эти надписи происходят из городов, расположенных на самом побережье Эгейского моря, или из их колоний. Видимо, первоначально алфавит распространялся по морским торговым путям. Более подробно об этом см.: The Cambridge Ancient History. Vol. Ill, part 1. P. 819 sq.

[233] Морем карийцы владеть стали... — Согласно Геродоту, во времена Миноса карийцы были самым знаменитым народом (1.171). См. также: Гесихий: κάρικον πλοι̃ον.

[234] Та, что воздвигла прекрасный трофей Марафону... — Подразумеваются Афины. Покровительница города Афина была богиней ремесел вообще и гончарного дела в частности. Под «трофеем Марафону» подразумевается победа над персами в битве при Марафоне во время греко-персидских воин (490 г. до н.э.).

[235] ...лалибонийское... — Ксенофонт упоминает халибов среди прочих народов Причерноморья; он пишет, что «халибы немногочислены и подвластны моссинойкам и живут они преимущественно добыванием и обработкой железа» («Анабасис». V.5.I. Пер. М.И. Максимовой). У Страбона халибы упомянуты тоже как причерноморское племя, живущее за счет разработки местных рудников. По мнению Страбона, именно халибов подразумевал Гомер в каталоге кораблей под гализонами, так как там сказано, что они явились под Трою «из Алибы» (Ил.II.856; ΧΙΙ.549). Плиний говорит, что халибы первыми стали делать из меди различные предметы (VII.41.197). См. также: Эсхил. «Прометей». 715; Геродот. 1.28; Аполлоний Родосский. 11.141, 373; 1002-1010.

[236] Исса — о-в в Адриатическом море у побережья Далмации (ныне Лисса).

[237] О хиосском и фасосском винах... — Плиний пишет, что наибольшей известностью после упомянутых Гомером вин пользовались фасосское и хиосское, а благодаря авторитету знаменитого врача Эрасистрата к ним добавилось еще и лесбосское (Плиний.ХIV.9).

[238] Асклепий — бог врачевания, сын Аполлона и нимфы Корониды (по другой версии — Арсинои). Асклепия воспитал кентавр Хирон. Сыновья Асклепия, Махаон и Подалирий, упомянуты Гомером как превосходные врачи. См.: Ил.IV.194, ΧΙ.518; Аполлодор. III. 10.3-4; Пиндар. Пиф.3.8-53. В целом об Асклепий см.: Herzog R. Die Wunderheilung von Epidauros. Leipzig, 1931; Edelstein Ε J., Edelstein L., Asclepius: A collection and interpretation of the testimonies. Baltimore, 1945. Vol. 1-2; Kerenyi K. Der gottliche Arzt. Darmstadt, 1956.

[239] ...сам Марон... — Ср. выше, примеч. 209.

[240] ...прамнийское... — Об этом сорте вина см. 30b.

[241] ...Киприда изобилие предпочитает... — Цитата из Еврипида (Fr.895 Nauck). Введение в текст комедии цитат из произведений «серьезного» ряда (эпоса, трагедии), как и вообще литературная игра, — излюбленный прием греческих комедиографов.

[242] ...о псифийском... — Псифийским (греч. ψίφιος) назывался сорт винограда. См.: Диоскорид.V.5; Вергилий. «Георгики». 11.93; о псифийском вине см. также: Плиний.ХIV.80.

[243] ...второму изданию комедии Аристофана «Женщины на празднике Фесмофорий»... — Иных сведений о втором издании этой комедии и ее новом заглавии у нас нет.

[244] ...пепаретийское вино... — Пепареф (ныне Пипери) — остров из группы Северных Спорад, к северо-востоку от Эвбеи. Славился растительностью и плодородием. Гераклид Понтийский называет его «благовинным» (εύοινος, а Софокл — «благовиноградным» (FHG.II.217.13; Софокл. «Филоктет». 549). Покровителем Пепарефа считался Дионис — его изображения (или изображения его атрибутов) встречаются на всех монетах, которые чеканились на этом острове. Плиний пишет, что некоторые врачи считали пепарефское вино наиболее полезным, но поскольку оно требует шестилетней выдержки, в число самых знаменитых оно так и не вошло (XIV.76). Ср., однако, ниже цитату из Гермиппа (ст. 12).

[245] Левкадское — Левкада — остров в Ионийском море напротив Акарнании, ныне Лефкас; медвяное — перевод по конъектуре μελίττιος (Schweighaeuser). Наиболее надежные рукописи С и Ε дают μιλίττιος — слово, не поддающееся интерпретации.

[246] ...взяв из бокала Спасителя Зевса... — У греков был обычай в самом начале трапезы совершать возлияние в честь Благого Демона несмешанным вином, а в конце трапезы, перед началом попойки, возливать уже разбавленным вином Спасителю Зевсу. В книге XV Афиней, ссылаясь на врача Филонида, пересказывает этиологический миф: когда Дионис привез в Грецию вино, все стали пить его неразбавленным и напивались до состояния буйства или, наоборот, полного бесчувствия. Однажды какие-то люди устроили попойку на берегу моря; неожиданно начался ливень, все разбежались; когда ливень кончился и люди вернулись, то обнаружили, что в чаши с остатками вина налилась дождевая вода; попробовав, все убедились, что содержимое чаш очень вкусно. С тех пор возлияние несмешанным вином творят в честь Диониса, называя его Благим Демоном за то, что он подарил грекам этот напиток, а смешанным чествуют Зевса, называя его Спасителем за то, что он как владыка всех дождей и ливней вовремя научил людей правильно пользоваться Дионисовым даром (675с, 692f).
Этот миф объясняет происхождение одного из многочисленных культовых имен Зевса — Спаситель (греч. Σωτήρ). О храмах Зевса Спасителя сообщают Павсаний. (1.1.3) и Страбон (ΙΧ.395). Подробнее об этом см.: Nilsson Μ. Geschiehte der griechischen Religion. Munchen, 1941. Bd.l. S.415-416 (далее: Nilsson).

[247] ...о мендейском... — Менда (греч. Μένδη, или Μίνδη — таково более древнее название, зафиксированное на монетах VI-V вв. до н.э.) — город на п-ве Паллена на северном берегу Эгейского моря. См.: Фукидид. 1V.121 сл.; Страбон. VII.330; Плиний IV.36; «Суда»: Μενδαι̃ος. Мендой называлось также небольшое ионийское поселение во Фракии; упомянуто только у Павсания (V.27.12).
Это отрывок из комедии Кратина «Эфебы». Если форма «винишко» (οι̉νίσκος) не случайно созвучна форме νεανίσκος («парнишка»), то весь отрывок приобретает двусмысленный характер — особенно, если учесть, что перевод «Тройку не потянет ли?» можно максимально приблизить к оригиналу и тогда получится «А три-то вынесет?».
По отношению к вину это означает: можно ли разбавить это вино в пропорции одна часть вина к трем частям воды?

[248] ...Фемистоклу... от персидского царя... — Речь идет о событиях 460 г. до н.э.: Фемистокл, изгнанный из Афин, был вынужден в конце концов бежать из Греции. Он воспользовался покровительством персидского царя (то ли самого Ксеркса, то ли его сына — тут источники разноречивы). Вот как описаны эти события у Фукидида: «Царь дал Фемистоклу Магнесию на хлеб, и она приносила ему ежегодного дохода 50 талантов, Лампсак на вино (местность эта считалась в то время богатейшею своими виноградниками), а Миунт на приправу» (1.138; пер. Ф. Мищенко). Ср. у Плутарха: «По свидетельству большинства историков, ему были даны три города — на хлеб, на вино и на приправу, а именно: Магнесия, Лампсак и Миунт. Кизикиец Неанф и Фаний добавляют сюда еще два города: Перкоту и Палескепсис — на постель и одежду» («Фемистокл». 29). Персидские (и египетские) цари дарили города членам царской семьи и фаворитам «на булавки» — таков был их обычай. Ср. ниже, примеч. 291.
Лампсак — город на севере Троады, основанный фокейцами; стратегически значимая точка. Сообщения Фукидида и Плутарха о Лампсаке подтверждаются эпиграфическими данными конца Ш в. до н.э.
Магнесия — в данном случае речь идет не о фессалийской Магнесии, а о городе в Ионии — «том, что на [реке] Меандр», как называет его Диодор Сицилийский (XI.57); ср.: Птолемей.V.2.15; Плиний.V.114. О том, что Фемистокл правил Магнесией, см. у Афинея книгу XII, 533е.
Миунт — город в Карий.
Пер кота, Палескепсис — города на азиатском берегу Геллеспонта.
Демарат — царь Спарты (конец VI в. до н.э.). Был свергнут с престола, бежал в Персию и сопровождал Ксеркса в его походе на Грецию. См.: Геродот.VI.64.
...было приказано... ходить в варварском наряде... — О таком приказе ни Фукидид, ни Плутарх не сообщают, однако в Плутарховом тексте есть указание на то, что по крайней мере Демарат носил персидскую одежду, — это следует из просьбы Демарата разрешить ему носить тиару (головной убор персов) так, как ее носят цари, а не все прочие персы (см.: Плутарх. «Фемистокл». 29).
Гамбреон — город в Мисии (М. Азия) к юго-западу от Пергама, у истоков Каркаса, притока Каика.

[249] ...Кир Великий даровал своему другу... семь городов... — Персидский царь, родоначальник династии Ахеменидов (559-529 гг. до н.э.). Победа над лидийским царем Крезом обеспечила ему владычество над М. Азией; он владел также Вавилоном, Ассирией, Сирией и Палестиной. Власть Кира распространялась вплоть до Иранского нагорья. Ему посвящено сочинение Ксенофонта «Киропедия».
Кизик — город на Пропонтиде.
Педас — город в Троаде, в области лелегов. Упомянут уже у Гомера (Ил.VI.34; ХХ.92, 96; ΧΧΙ.86). Из истории о Кире и Питархе следует, что этот город существовал и много после Троянской войны. Во времена Страбона (ок. 64 г. до н.э. — ок. 20 г. н.э.) местонахождение города еще было известно (VII.321; ΧΙII.584).
Акамантий — город во Фригии, основанный, по преданию, Акамантом — сыном Тезея и Федры. С именем Акаманта связано и название аттической филы Акамантиды, а также мыс Акамант на Кипре (Страбон. XIV.683; Гесихий: ’Ακαμάντα).
Тий — город на Черном море, на границе Вифинии и Пафлагонии, между Гераклеей Понтийской и Амастридой.
Прочие упомянутые здесь города ближе неизвестны.

[250] В Лампсаке почитается Приап... — Приап — итифаллическое божество производящих сил природы. Триамб, Дифирамб — θρίαμβος, Διθύραμβος. Оба слова обозначают гимн в честь Диониса и одновременно являются эпитетами этого бога. В греческом языке есть еще несколько слов с формантом -αμβ- (’ίθυμβος, ι̉άμβος). Все они так или иначе связаны с образом Диониса или, шире, с празднествами плодородия (это касается прежде всего слова «ямб»). Современные этимологи признают, что происхождение этой группы слов темно и, возможно, является догреческим. Иногда формант -амб- сопоставляется с скр. anga- — «член». См.: Chantraine: ι̉άμβος.

[251] Митилена — город на восточном побережье острова Лесбос, родина Алкея и Сапфо.

[252] Продром, протроп — оба слова означают «предтеча», т. е. «сочащийся из гроздей еще до выжимки» (примеч. переводчика).

[253] Восхищаются... икарийским вином. — Икар, или Икария (так он называется и сейчас), — остров в восточной части Эгейского моря, лежащий южнее Хиоса и западнее Самоса.

[254] фурии — греческая колония, основанная в 443 г. до н.э. либо на месте города Сибариса, либо неподалеку. Страбон пишет об этом так: после того, как Сибарис был затоплен кротонцами, «немногие оставшиеся в живых жители собрались вместе и вновь заселили город. Но с течением времени и этих сибаритов уничтожили афиняне и другие греки, которые хоть и прибыли, чтобы жить вместе с ними, но, относясь к ним с презрением, перебили их, а город перенесли в другое место поблизости и назвали его Фурием по одноименному источнику» (VI.263). См. также: Диодор.ХII.9.

[255] ...фиги кимолийские. — Известно три топонима, от которых могло быть произведено прилагательное «кимолийский»:
а) Кимолией называлось местечко в Мегарской области. Ср.: Фукидид. I.105-106.
б) В Пафлагонии был г. Кимолида (Страбон. ΧΙ.545; Плиний.VI.5; Птолемей.V.4.2).
в) Один из Кикладских о-вов назывался Кимолос (Страбон. Х.484; Плиний.IV,70; ср. также: Афиней. IV. 123d).

[256] Прамний — об этом сорте вина см. 30b.

[257] ...«сочащиеся нектаром зрелости». — В переводе М. Л. Гаспарова этот фрагмент, пересказанный Афинеем, выглядит так:

Сухих поэтов наш народ не жалует:
Они с сухим вином прамнийским сходственны,
От них на лбу морщины, в брюхе колики —
Мы больше любим сочных, зрелых, нектарных.

[258] ...прежде назывался Ихтиоесса... — ныне Никария; ср. 283b.

[259] Эхинады... Лопадуссы. — Эхинады — от ε̉χι̃νος — «еж», «морской еж»; Сепийский мыс — от σηπία — «каракатица»; Лагусские острова — от λαγώς — «заяц»; этим же словом обозначался и так называемый морской заяц (Lepus marinus) — разновидность моллюска; Фикуссы — от φυ̃κος — «водоросль»; Лопадуссы — от λοπάς — «миска, тарелка». Так именовались морские животные с панцирем — черепахи и крабы.

[260] ...жители Энои... — Эноя, греч. Οι̉νόη (тот же корень, что и в слове οι̉νος — «вино»). Городов и поселений с таким названием у греков было множество: в Спарте, у Коринфского залива, в Элиде; так же называлось местечко на пути из Аргоса в Мантинею, а еще два аттических дема.

[261] ...вино из города Аканфа... — Известно несколько городов с таким названием: а) один находится на восточном берегу Халкидики (ныне Эрисос); основан выходцами с о-ва Андрос. См.: Геродот. VII.115.121; Фукидид. IV.84; Плутарх. «Греческие вопросы». 30; Страбон. VII.331; Плиний.IV.38; Тит Ливии. ΧΧΧΙ.45; Птолемей.III.13.11; б) упоминается Аканф на Херсонесе книдском, именовавшийся также Дулополем (Плиний. V. 104); ср.: Steph. Byz.: ’Άκανθος; в) город с таким названием был и в Египте, к югу от Мемфиса. См.: Страбон. XVII.809; Диодор.I.97.2; Птолемей.IV.5.55.

[262] ...Решил характер уподобить имени / Отечества... — ’Άκανθος как имя нарицательное обозначает травянистое растение семейства акантовых. Форма листьев этого растения известна всем — она запечатлена в капителях коринфского ордера. Листья аканта, или аканфа, по краям имеют колючие зубчики, откуда и сравнение у Амфида.

[263] Наксос — самый большой из Кикладских островов в середине Эгейского моря.

[264] Исмар — город во Фракии (ныне Измахан). Упомянут еще у Гомера (Од.IХ.40, 198). Ср.также: Вергилий. «Энеида». VI.30; «Георгики». 11.37).

[265] ...из Скиафа... — См. выше, примеч. 29.

[266] Библийское — сведения о происхождении этого названия, разноречивы, что явствует уже из самого афинеевского пассажа. Библийское вино упоминают Гесиод («Труды и дни». 589), Еврипид («Ион». 1195) и Феокрит (XIV.15). Само название βίβλινος восходит к слову βύβλος — «папирус» (ι вместо υ возникло как результат ассимиляции — ср.: IG.2.1b) и означает «сделанный из папируса». Однако античные историки и грамматики всегда стремились возвести это название вина к какому-либо топониму: кроме приведенных у Афинея мнений Эпихарма и Арменида есть мнение грамматика Сема с Делоса, который указывает на реку Библ (о-в Наксос) — ср.: Steph. Byz.: βιβλίνη.

[267] ...ее называют Библия, а также Антисара и Эсима. — В тексте путаница, внесенная, скорее всего, пересказчиком: Антисарой и Эсимой назывались портовые города на фракийском побережье. Эсима находилась между Стримоном и Нестом. Фукидид сообщает, что этот город был основан переселенцами с о-ва Фасос в 429 г. до н.э. (IV. 107), хотя похожее название города (’Αι̉σύμη) встречается еще у Гомера (Ил.VIII.304 сл.). Об Антисаре сведений мало (ср.: Steph. Byz.: ’Αντισάρη).

[268] ...не что иное, как библийское. — т. е. форма «библийское» есть результат искажения формы «поллийское» (?).

[269] ...в Анфедоне... — Об этом оракуле рассуждает Плутарх («Греческие вопросы». 19). Плутарх считает, что здесь подразумевается не беотийский город Анфедон, который «не богат вином», а остров Калаврия, который прежде назывался Анфедонией и Гиперией по именам пришельцев Анфа (’Άνθος) и Гипера. Это объяснение почерпнуто Плутархом из Аристотеля (fr. 597 Rose), но, к сожалению, ни тот, ни другой не объясняют, тождественны ли эти Анф и Гипер сыновьям Посейдона и Алкиопы Анфасу (’Ανθας) и Гиперу, о которых рассказывается у Павсания (см. примеч. 258). Более подробно о запутанной истории этих именований см.: Плутарх. Застольные беседы. Л.: Наука, 1990. С. 228 (вопрос 19 и примеч.).

[270] Трезена — город на юго-востоке Арголиды. У Павсания говорится, что сыновья Посейдона и Алкиопы Анфас и Гипер основали два города — Гиперей и Анфию. Сын Анфаса стал правителем обоих городов и вступил в союз с Пелопидами Трезеном и Питфеем; после смерти Трезена Питфей объединил оба города и назвал его Трезеной (II.30.7).

[271] ...по имени некоего Алътефия... — Алтефий или Алтеф — сын Посейдона и Леиды, дочери трезенского царя Орота (Павсаний. II.30.7).

[272] Энунт — река в Спарте. Как название города или местечка в других источниках, кроме Афинея, не фигурирует. Возможно, здесь следует понимать не из Энунта, а с Энунта. Оноглы, Статмы — более о них ничего не известно.

[273] ...в окрестностях Питаны в Лаконии. — Об этом местечке упомянуто также у Пиндара (Ол.6.28), Геродота (111.55), Еврипида («Троянки». 1112) и Каллимаха («Гимны». III. 172).

[274] Карист — 1) город на Эвбее; 2) город в Лаконии. Отменным вином славился лаконский Карист (Страбон. Х.446).

[275] ...в Капуе... виноград, именуемый древесным... — Капуя — крупный город в Кампании (средняя Италия); древесный виноград — упомянут в специальном сочинении Geoponica (5.51.1) / Ed. Η. Bekh. Leipzig, 1815.

[276] Лето — имя матери Аполлона и Артемиды. Упоминаний об амазонке по имени Латория нами не обнаружено.

[277] ...«подслащенным»... — Греч, υ̉πόχυτος — «то, к чему что-то подлито». Ч. Гьюлик переводит это как doctored, т. е. «с добавками»(?).

[278] «Сладковатым»... — Греч, γλύξις. У Гесихия это слово объясняется как обозначение вина с добавлением сусла.

[279] ...превосходное вино из Беневента... называет негодное... «амфия». — Беневент — город в Самнии на реке Калор, к востоку от Капуи; расположен на плодородной равнине, окруженной горами; ныне Беневенто. ...«амфия»... — Гесихий объясняет, что так именуется ’όινου ’άνθος, «цветок вина», т. е. то, что находится на самой поверхности вина.

[280] ...в аркадийской Герее... — Город в западной части Аркадии, в долине реки Алфей.

[281] ...мужчины становятся безумными, а женщины беременными. — У Феофраста речь идет не о людях, а о собаках.

[282] Поблизости же от ахейской Керинии... — Ср.: Элиан. «Пестрые рассказы». ΧΙΙΙ.6; Плиний.ХIV,116. Керинией назывался также город на северном побережье Кипра. Павсаний упоминает и гору с таким названием (ΙΙ.25.5).

[283] Фасос — о-в в Эгейском море у побережья Македонии, ныне Тасос.

[284] ...ароматного букета... — Греч. α̉νθοσμία — от ’άνθος — «цветок» и ο̉σμή — «запах».

[285] Хой — мера жидкости, равная 3,28 л.

[286] ... в пританее... — Пританеем называлось здание, где собирались должностные лица (пританы).

[287] Гераклейское — городов с названием Гераклея в античном мире было не менее 30-ти. Скорее всего, Афиней подразумевает Гераклею Понтийскую — крупный город в Вифинии на берегу Эвксинского Понта (Черного моря). Возможно, однако, что речь идет о так называемой Трахинской Гераклее (Этолия). Тит Ливии сообщает, что климат этой Гераклеи очень влажный; ср.: Феофраст. «Исследование о растениях». IV. 15.2. В эпоху Империи оба города сохраняли свою значимость. Эритрейское — Эритры — 1) город в Беотии; 2) город в Ионии (М. Азия).

[288] Миринское — Мирина, город на о-ве Лемнос.

[289] Кеос — один из группы Кикладских о-вов.

[290] ...миндское... — Минд — порт на южном побережье М. Азии, к востоку от Галикарнасса.

[291] Книдское... — Книд — город в Карий (М. Азия). Книдское вино хвалит Страбон (XIV.637). О замечательных свойствах книдского протропа (о нем см. примеч. 93 к кн. II) пишет Плиний (XIV.75).

[292] ...ариусий. — По свидетельству Страбона, область Ариусия находится на северо-западе о-ва Хиос (XIV.645e). О замечательных свойствах почвы в этой области пишет и Плутарх («Моraliа». 1099а).

[293] Из италийских вин... — Перевод по конъектуре Г. Кайбеля. Перевод по тексту рукописи должен выглядеть так: «Из вин самое приятное — альбанское из Италии». Альбанское и фалернское — см. выше, примеч. 213.

[294] ...керкирское. — Керкира — см. выше, примеч. 113.

[295] ...закинфское... — Закинф — о-в в Ионийском море напротив Пелопоннеса. ...левкадское... — см. выше, примеч. 233.

[296] Киликийское... называемое «абат»... — Киликия — область на юго-востоке М. Азии. Абат — происхождение названия установить не удалось.

[297] Сикион — город, ближайший сосед Коринфа с запада, находился в плодородной равнине недалеко от моря.

[298] Алкид — так называли Геракла, по имени его деда Алкея, отца Амфитриона. Иолай — племянник Геракла, сын его брата-близнеца Ификла; Иолай и Ификл были спутниками Геракла — см.: Аполлодор. 11.61; Од.ХI.260.

[299] Марея — иначе Мареотида — озеро в окрестностях Александрии. У Страбона читаем: «На озере восемьдесят островов, и все окрестности его хорошо заселены; урожай в этой области такой хороший, что мареотийское вино разливают в сосуды, чтобы оно стало выдержанным» (XVII.799). Ср. также: Вергилий. «Георгики». 11.91; Гораций. «Оды». 1.37.14; Лукан. «Фарсалия». Х.160; Плиний.ХIV.39.

[300] Марон — жрец Аполлона во фракийском городе Исмаре, давший Одиссею и его спутникам «драгоценного вина» (Од.IХ.197 сл.). О вине Марона см. также: Еврипид. «Киклоп». 409, 609; Ахилл Татий. «Леевкиппа и Клитофонт». ΙΙ.2.

[301] ...тениотское... — Тения — коса на Мареотидском озере.

[302] Антилла — город между Канопом и Навкратисом. Упомянут Геродотом (11.97-98), хотя и в другом написании — ’Άνθυλλα, а не ’Άντυλλα, как у Афинея.

[303] ...женам «на пояса». — т. е. «на булавки»: членам царской семьи и фаворитам шли доходы натурой с городов и областей, подаренных царем. Это было принято и у персидских царей (ср.: Ксенофонт. «Анабасис». 1.4.9; ΙΙ.4.27), и у египетских (ср.: Геродот. П.4.27; Платон. «Алкивиад». 1.123b).

[304] Копт — главный город 5-го верхнеегипетского нома, самый восточный из всех египетских городов; через него шел путь через пустыню к Красному морю, что и определило его роль крупнейшего торгового центра.

[305] Жена, себя ты хвалишь, как Астидамант. — Изолированная выписка. Астидамант написал эпиграмму на свой успех в театре с таким хвастовством, что оно вошло в пословицу (примеч. переводчика).

[306] Алфей — самая большая река на Пелопоннесе, протекающая через Аркадию и Элиду.

[307] ...на Дионисии... — Подразумеваются празднества в честь Диониса. О них см. выше, примеч. 21.

[308] Плинфина — город на берегу Мареотидского озера. Приведенное Афинеем свидетельство Гелланика, согласно которому виноделие родилось в египетском Плинфине, — единственное.

[309] Ячменный напиток — пиво.

[310] κράμβη — ρ̉άφανος — см. примеч. 152-154 к кн. II.

Извлечения из второй книги

(по византийским эпитомам)

1. ...Прибавляет ко сну большую часть дня. (35)
Речи, которые ты припоминаешь,[1] не дают мне времени поспать - так пестры они и разнообразны. Не промахнуться мимо цели.[2]
[О том,] что по утверждению Никандра Колофонского вино (οίνος) названо по имени Ойнея:[3]

Выжав в полые кубки, Ойней назвал вино "ойнос".

И Меланиппид Милетский говорит

Мой господин,
Вино по имени Ойнея названо.

Гекатей Милетский, по словам которого виноградная лоза была обретена в Этолии, пишет, в частности, следующее [FHG.I.26]: "Ореофей, сын [b] Девкалиона, пришел в Этолию на царство, и собака его родила кусок дерева, а он велел палку зарыть в землю, и выросла из нее лоза, обильная гроздьями, поэтому он и назвал своего сына Фитием ("Растительным"), а от него родился Ойней, названный так от лозы". Ибо древние эллины, - объясняет Афиней, - называли лозы "ойнами".[4] "От Ойнея же родился Этол".
Платон, разбирая в "Кратиле"[5] [406с] этимологию слова "вино" (οίνος), пишет, что справедливо было бы назвать его "вид-умно" (οι̉ό-νους) за то, что, когда мы выпиваем, оно заставляет нас считать себя (ο'ίομαι) умными. Однако более вероятно, что оно названо так из-за пользы ('όνησις); [с] ведь и Гомер, обыгрывая это значение слова,[6] говорит примерно так [Ил.VI.260]:

...и сам ты, когда пожелаешь испить, укрепишься (ο̉νήσεαι).

И яства он, как правило, называет "подкреплением" (ο̉νείατα), потому что они приносят нам пользу.

2. Ибо вино, Менелай, для смертных соделали боги
Средством, из всех наилучшим, развеять людские печали, -

утверждает автор "Киприй",[7] кем бы он ни был. Комический же поэт
Дифил пишет следующее [Kock.II.569; ср.: Гораций. "Оды".Ш.21.5]:

О Дионис мудрейший, как приятен ты,
[d] Как ты любим везде людьми разумными:
Гордиться позволяешь ты ничтожеству,
Склоняешь к смеху важно бровь задравшего,
С тобой решится слабый, трус отважится.

Филоксен Киферский говорит: "прекрасно текущее, открывающее все уста вино". Трагический же поэт Хэремон утверждает [TGF2. 787], что вино приуготовляет пьющим его веселость, мудрость, свежесть ума и [e] рассудительность. Ион Хиосский говорит:

Неуемный отпрыск, ликом - бык,
Сладкий служитель гулких страстей,
Вино - вздыматель духа, властитель смертных.

(36) ... Сказал же Мнесифей: для пьющих правильно
Вино великим благом боги сделали,
Но крайним злом для пьющих неумеренно.
[Оно для всех есть пища наилучшая,
Душе и телу силы придающая.]
Для врачеванья нет его полезнее:
На нем у нас все снадобья замешаны,
И раненым несет оно спасение.
Его разбавив, те, кто пьет умеренно,
В нем обретают благодушье мирное,
[b] А те, кто неумерен, - наглость дерзкую.
Кто мало разбавляет, тех безумие
Одолевает, а кто пьет несмешанным -
Тех паралич. За то и называется
Бог Дионис повсюду врачевателем [Kock.III.423].

И Пифия[8] кому-то наказала называть Диониса врачевателем.[9]
3. Эвбул выводит Диониса, говорящего следующее[10] [Kock.II. 196]:

Три чаши я дарую благомыслящим
В моем застолье: первой чашей чествуем
Здоровье, а второю - наши радости
[с] Любовные, а третьей - благодатный сон.
Домой уходит умный после этого.
Четвертая нахальству посвящается,
Истошным воплям - пятая, шестая же -
Разгулу пьяному, седьмая - синякам,
Восьмая чаша - прибежавшим стражникам,
Девятая - разлитые желчи мрачному,
Десятая - безумью, с ног валящему.
В сосуде малом скрыта мощь великая,
Что с легкостью подножки ставит пьяницам.

Эпихарм же пишет:

- За жертвоприношеньем - угощение.
За угощеньем - выпивка.
- Отличнейше!
- За выпивкой - насмешки, безобразия,
[d] Потом - суды да приговоры, а по ним -
Оковы, кары, наказания.

А эпический поэт Паниасид первую чашу посвящает Харитам, Горам и Дионису,[11] вторую - Афродите и опять же Дионису, третью - Насилию ('Ύβρις) и Злу ('Άτη), ибо он пишет:

Первую чашу Хариты и Горы по жребию взяли
И Дионис многошумный: они-то и сладили дело.
Следом за ними свою обрели Дионис и Киприда.
Это питье для людей прекрасным соделали боги,
Если кто, выпив его, разумно домой удалится
С пира сладчайшего, тот печалей и бедствий избегнет;
Кто же к умеренным чашам безумно добавит и третью,
Меры не зная, тому достанутся Зло и Насилье
В тяжкий удел, что смертным великие беды приносят.
Нет, дорогой, соблюдай умеренность в выпивке сладкой,
Рядом с законной женой ходи, общайся с друзьями:
Бойся, как бы от третьей вина медвяного чаши
В сердце невольно твоем не восстала безумная Дерзость,
Бойся виновником стать кончины гостей благородных.
Так что послушай меня и много не пей.

И далее он еще пишет о неумеренном питье вина:

Зла и Насилья удел оно с собою приносит.

Ибо согласно Еврипиду ["Киклоп".354]:

Ведь что ни пир - то кулаки, да ссоры.

Поэтому некоторые считают, что Дионис и Насилие происходят от одного общего начала.
4. У Алексида где-то сказано [Kock.II.331], что

[е] Натура человека в высшей степени
Подобна винной: должно мужу и вину
Сперва перебродить, окрепнуть, отцвести
И выдохнуться. А когда все стадии
Пройдет вино, останется лишь вычерпать
Ту пену глупую, что сверху плавает.
Тогда оно к питью пригодно, можно нам
Его на стол поставить - всем понравится
Оставшееся.

Согласно же киренскому поэту[12] [Эратосфен]:

[f] Мощью вино не уступит огню: войдя в человека,
Гневно бушует оно, словно Борей или Нот
В волнах ливийского моря, и все из глубин выплывает,
Скрытое прежде в душе, и потрясается ум.

Однако в другом месте Алексид пишет прямо противоположное [Kock.II.399]:

Судьба вина не схожа с человеческой:
Угрюмый старец станет отвратителен,
Вино же чем старее, тем желаннее, -
Один нас мучит, а другое радует.

(37) И Паниасид говорит:

Как и огонь есть вино земнородным защита и помощь:
Это - прелестная доля земной красоты и веселья,
Это - и радостный танец, и это - любовные ласки,
Это - от низких забот отрешенье, от горестных мыслей.
Должен и ты на пиру, прияв с благодарной душою,
Чашу испить, а не так, как стервятник, кусок заглотавший,
Есть до отвала без меры, забывши о благоразумье.

А также:

Ибо для смертных вино - от богов наилучший подарок,
[b] Радостно, если оно согласуется с песнею всякой,
С пляскою всякой, а также со всякой любовной усладой.
Всякую скорбь изгоняет оно из груди человеков,
В меру когда его пить, и становится злом - коль сверх меры.

5. Тимей из Тавромения [FHG.I.221] говорит, что в Акраганте[13] один дом назывался триерой, и вот по какой причине.
Компания молодых людей как-то раз пьянствовала в этом доме. Разгоряченные вином, они до того одурели, что вообразили себя [c] плывущими на триере и застигнутыми в море жестокой бурей. И до того они обезумели, что стали выбрасывать из дому всю утварь и покрывала: им казалось, что они швыряют все в море, по приказу кормчего разгружая в непогоду корабль. Даже когда собралось много народу и стали растаскивать выброшенные вещи, и тогда еще молодые люди не переставали безумствовать.
[d] На следующий день к дому явились стратеги и вызвали юношей в суд. Те, все еще страдая морской болезнью, на вопросы стратегов ответили, что буря уж очень им досаждала и что поэтому они вынуждены были избавиться от лишнего груза. Когда же стратеги подивились их смятению, один из молодых людей, который, казалось, был старше других, сказал: "А я, господа тритоны, со страху забился под нижние скамьи корабля и лежал в самом низу".
Судьи, приняв во внимание невменяемое состояние юношей и строго-настрого запретив им пить так много вина, отпустили их. Все они поблагодарили судей, и один из них сказал: "Если мы спасемся от этого [e] страшного шторма и достигнем гавани, то на родине рядом с изображениями морских божеств поставим статуи вам - нашим спасителям, столь счастливо нам явившимся". Вот почему дом и был прозван триерой.
6. Филохор же пишет [FHG.I.387], что выпившие не только обнаруживают, каковы они есть, но, откровенничая, раскрывают и чужие секреты. Поэтому говорят: "вино неразлучно с истиной" и "вино выявляет ум мужа" [Феогнид.500]. Отсюда же и наградной треножник на Дионисиях. О тех, [f] кто говорит истину, обычно говорят: "вещают с треножника"; а под дионисовым треножником следует понимать кратер: в древности существовало два вида треножников,[14] и оба назывались котлами. Один из них ставился на огонь и использовался для подогрева воды. Так, у Эсхила [fr.72]:

Единого из рук ее приял котел,
Над очагом блюдомый на треножнике...

Другой - так называемый кратер. [Это его имеет в виду] Гомер (38) [Ил.IХ.122]: "Семь треножников новых, не бывших в огне (α̉πύρους)". Его использовали для смешивания вина [с водой], и именно он называется "треножником истины", потому что если Аполлону истину открывает гадание, то Дионису - опьянение. Сем Делийский пишет [FHG.IV.495]: "Медный треножник, не священный пифийский, но подобный тем, что ныне называются котлами. Одни из них не ставились на огонь ('άπυροι), но использовались для смешивания вина, а в других, предназначенных для омовения (λοετροχόοι), подогревалась вода, и они ставились на огонь. Некоторые из [b] них, снабженные ручками, но опиравшиеся на три ножки, назывались треножниками".
Эфипп где-то говорит [Kock.II.236]:

- Ты много выпил и болтаешь лишнее.
- Но ведь недаром сказано, что истину
Вещают пьяные?

Антифан [Kock.II. 114]:

Хранить секреты, Фидия,
Совсем нетрудно, кроме двух лишь случаев, -
Влюбиться или выпить угораздило:
Глаза и речи раскрывают истину,
Когда же отпираться принимаются,
[с] Совсем уж очевидной ложь становится.

7. Филохор пишет [FHG.I.387], что первым разбавил вино водой афинский царь Амфиктион,[15] переняв это искусство от самого Диониса. И когда, начав пить разведенное вино, люди выпрямились, - потому что прежде, удрученные несмешанным питьем, они ходили сгорбившись, - то в святилище Гор, которые взращивают плоды виноградной лозы, они воздвигли жертвенник Дионису Прямому.[16] Рядом с ним в поучение смешивающим вино был сооружен алтарь Нимф,[17] ибо они считаются кормилицами [d] Диониса. И был установлен обычай оставлять немного несмешанного вина, для того чтобы попробовать его после принятия пищи и почувствовать силу Благого Бога;[18] всё же остальное вино разводят водой и пьют его, сколько кто пожелает, приговаривая имя Зевса-Спасителя,[19] напоминающее, что этот способ питья безопасен.
Платон во второй книге "Законов"[20] [674b] разрешает употреблять вино только для лечения больных.
[e] Оттого что винопитие неразлучно с опьянением, Диониса уподобляют быку и барсу,[21] так как он пробуждает в пьяных насилие. Алкей:

Иной раз приготовляя слаще меда.
Иной - колючек острее.

Некоторые даже приходят в неистовство: таков, например, бык. Еврипид ["Вакханки".743]:

Грозящий рогом бык, надменный силою...

[f] А от воинственного пыла некоторые обретают звериную свирепость, отсюда и сравнение с барсами (παρδαλω̃δες).
8. Аристон Кеосский прекрасно сказал, что приятнейшее питье должно соединять в себе сладость с благоуханием. Поэтому и так называемый (39) нектар, который приготовляют в окрестностях лидийского Олимпа,[22] представляет собой вино, смешанное с воском и настоенное на цветах. Известно мне также, что Анаксандрид считает нектар не напитком, но пищей богов [Kock.II.160]:

Нектаром набиваю рот за трапезой,
Хлещу амбросию, Зевесу самому
Прислуживаю, надуваюсь важностью,
Когда болтаю с Герой или спать ложусь
С прелестной Афродитой.

И Алкман говорит, что боги "нектаром питаются"; и Сапфо:

С амвросией там
воду в кратере смешали,
Взял чашу Гермес
черпать вино для бессмертных.

[b] Гомеру, однако, нектар известен только как напиток богов. Ивик же утверждает, что амбросия в девять раз слаще меда, когда говорит, что по приятности мед в сравнении с амбросией составляет девятую долю.

9. Дурных людей среди пьянчужек не найдешь.
Ведь Бромий, сын двух матерей,[23] с негодными
Не водится, не любит он невежества,

говорит Алексид [Kock.II.400], а также что вино

сверх меры им упившихся
Ораторами делает.

Автор же посвященной Кратину эпиграммы говорит [c] ["Палатинская антология". ΧΙII.29]:

"Милой душе песнопевца вино - точно конь быстроногий;
Кто воду пьет, тому слов мудрых не изречь".
Так, Дионис, говорил твой Кратин, винный дух издавая,[24] -
Не меха одного, а целой бочки дух.
И оттого его дом постоянно был полон венками,
И лоб его, как твой, увенчан был плющом.[25]

Полемон пишет, что в Мунихии[26] почитают героя Акратопота[27] (Пьяница), на спартанских же фидитиях[28] поварами установлено чествование героев Маттона (Жеватель) и Кераона (Смешиватель) [ср.173f.] Также в [d] Ахайе почитается Дейпневс, имя которого восходит к слову пир.
И если от сухой пищи "ни шутки не родится, ни возвышенной поэмы", то и не западет в душу ни пустозвонства, ни хвастовства. Поэтому совершенно справедливо грамматик Аристарх сохранил следующие стихи[29] [Ил.VIII.229]:

Где похвальбы, как храбрейшими сами себя величали,
Те, что на Лемне, тщеславные, громко вы произносили?
Чаши до дна выпивая, вином через край налитые, -

отбросив стих,

Там на пирах поедая рогатых волов неисчетных, -

объясняющий заносчивость эллинов мясоедением. Ибо не всякое [e] благодушное изобилие заставляет хвастать, шутить и насмешничать, но только когда опьянение изменяет образ мыслей, обращая его ко лжи. 10. Поэтому Вакхилид пишет:

Когда сладостная неминуемость спешащих кубков
Свежие горячит юношеские души,
Мгновенными пронизывая их чаяниями Киприды,
Неразлучно едиными с дарениями Диониса.
Высоко тогда возносятся людские заботы,
[f] Венцы городов падают в прах пред каждым,
Каждый себе мнится владыкой над целым миром.
Дом сверкает золотом и слоновой костью,
Полные пшеницею, по сияющему морю
Плывут корабли твои с египетским богатством, -
Так застольными мечтами волнуются души.

(40) И Софокл говорит [TGF2. 295]:

... лекарство от печалей - опьянение.

И у других поэтов говорится: "дар полей, вино, веселящее сердце" [Ил.III.246]. Одиссея же царь поэтов заставляет утверждать, что [Ил.ХIХ.167]

...человек, укрепяся вином и насытяся пищей,
Может весь день под оружием с силой враждебных сражаться.
Дух в его персях и крепок и бодр и т.д.

11. [О том,] что Симонид возводил начало винопития и музыки к одному источнику: именно за питьем были придуманы в аттической деревне [b] Икарии[30] комедия и трагедия. Случилось это во время сбора винограда (τρύγη), и поэтому комедия называлась прежде тригодией.

Он, Дионис, на утешенье горю
Дал людям виноград, - а без вина
Какая уж любовь, какая радость! -

говорит в "Вакханках" Еврипид [772]. И Астидамант [TGF2. 780]:

Лекарство от печали виноградная
Лоза открыла смертным - мать вина.

Без просыпу вино в себя вливающий,
[с] Теряет ум, но если пьешь умеренно,
Разумен станешь, -

говорит Антифан [Kock.II. 123].

Я выпил-то не до потери разума,
А ровно столько, чтобы мог еще язык
Членораздельно буквы выговаривать, -

говорит Алексид [Kock.II.403].
Селевк же пишет, что в древности не было в обычае ни напиваться вином, ни переходить меру в других наслаждениях, если только это не было связано с почитанием богов. Отсюда произошли названия[31] застолья (θοίνη) и пира (θαλεία) [и пьянства (μέθη)]: первое было названо так из предположения, что опьяняться следует, только славя богов (θεοί), второе - потому что, собираясь за столом, в честь богов солили (η̉λίξοντο) пищу - [d] это ведь и есть "пир изобильный" (δαι̃τα θάλειαν). И наконец, Аристотель говорит [fr.102], что слово "напиваться" (μεθύειν) означает то, чем занимаются после жертвоприношения (μετὰ θύειν).

12. Кто божествам приносит жертвы (τέλη) малые,
Благочестивей в жертву приносящего
Быка громадного, -

говорит Еврипид [TGF2. 458]. Этим он показывает, что τέλος значит "жертвоприношение".[32] Также у Гомера [Од.IХ.5]:

От приношения жертвы (τέλος) не знаю я большей утехи,
Чем когда завладело веселие целой страною.

И всё еще процветающие празднества, сопровождающиеся традиционными мистериями, мы называем телетами,[33] из-за того что они связаны с большими тратами. Ведь τελει̃ν значит "тратиться"; поэтому и много тратящие называются πολυ-τελει̃ς, а тратящие мало - ευ̉-τελει̃ς. Алексид пишет [Kock.II.394]:

Должны открыто жить богатые,
Чтоб от богов дары у них все видели:
Ведь если боги одаряют благами,
То ждут они за это благодарности.
Увидев, что одаренный скрывается,
Всех убеждает, что живет он в бедности
[f] И недостойно участи свободного,
Дождутся боги случая удобного
И всё подаренное быстро отберут.

13. Провиновитийствовав, или произнеся свою речь о вине, во время которой он прямо-таки пожирал имена вин...
... Не рад бокалу человек, сызмальства приученный к трезвости.

Сладко на пире обильном или на пирушке складчинной
Нам наслаждаться беседой, когда насытятся гости, -

говорит в "Меламподии"[34] Гесиод.

[О водах]

Никому из вас не пришло в голову сказать [похвальное] слово воде, от смешения с которой происходит, кстати, и ваше вино; а ведь громогласный Пиндар назвал воду самым лучшим на свете [Ол.I.1].
И божественный Гомер знал о ее благотворных свойствах, когда (41) говорил [Од.ХVII.208] о роще "темных ольх, над водою возросших". Хвалит он и ее прозрачность [Од.V.70]: "светлой струею четыре источника рядом бежали". Источники с легкой, драгоценной водой он называет желанными: так, желанным он называет Титаресий,[35] "быстро в Пеней устремляющий... воды" [Ил.II.753]. Упоминает он и об очищающей силе воды, о которой говорит, позаимствовав это, и Праксагор Кеосский... [лакуна]... называя светлой [Од.VI.87]:

Вода в них обильно
Светлой струею лилася, нечистое все омывая.

Ключевые воды Гомер отличает от широких; так, например, Геллеспонт [b] он называет широким [Ил.VII.86], а о первых говорит: "корабль мы поставили ... поблизости от ключевой (γλυκεροι̃ο) воды[36] [Од.ХII.305]".
14. Известно ему и целительное действие тепла на раны: во всяком случае теплыми ваннами лечат раненого Эврипила[37] [Ил.ХI. 830], хотя для того, чтобы прекратить кровотечение, необходимо было бы приложить [c] холод и сжать рану. Скорее всего, он использует тепло, обладающее обезболивающим действием, для утишения страданий. Слово λιαρός означает у Гомера "теплый". Совершенно ясно он показывает это, говоря об источниках Скамандра [Ил.ХХII.149]:

Теплой (λιαρώ) водою струится один, и кругом непрестанно
Пар от него подымается, словно как дым от огнища.

Разве не теплое то, от чего поднимаются испарения огня и раскаленный дым? Но другой, говорит он, источник

... и средь лета студеный катится,
Хладный как град, как снег, как в кристалл превращенная влага.

[d] Привыкший рассказывать о том, что получившие свежие раны обливаются горячей (θερμός) кровью, он говорит и об Агамемноне [Ил.ХI.266]:

Кровь покуда горячую свежая рана струила.

Однако, описывая убегающего после ранения оленя, он говорит [Ил.ХI.477]:

Доколе вращались
Теплая (λιαρός) кровь и колена.

Афиняне же называют теплое смешанным (μετάκερας),[38] также и Эратосфен: "жидкое и теплое (μετάκερας)".
15. Что касается вод, текущих со скал, то [Гомер] называет их "мрачными" [Ил.IХ.15], считая бесполезными;[39] предпочитает же он ключевые, [e] прошедшие под землей длинный путь, благотворные; как, впрочем, и Гесиод ["Труды и дни".595]:

Глядя в прозрачный источник с бегущею вечно водою.

И Пиндар говорит [fr.l98b]:

Бессмертная влага, сладкая, как мед,
Из светлых ключей Тильфоссы...[40]

Тильфосса - это родник в Беотии. Как пишет Аристофан, это из него испил воды дряхлый Тиресий, не вынес ее холода и умер.
Феофраст пишет в сочинении "О водах", что нильская вода самая [f] свежая и плодовитая: имея щелочную примесь, она расслабляет внутренности пьющих ее. В сочинении же "История растений" [IX.18.10] Феофраст говорит, что в некоторых местностях, как например в Феспиях, воды благотворны для деторождения, в других же, например в Пирре, вызывают бесплодие. Вызывают его, - продолжает он, - также и некоторые из текучих вод, - по крайней мере они неблагоприятны для (42) деторождения, как вода в Фетах и в Пирре. Когда земли вокруг Нила однажды поразила продолжительная засуха, то вода в нем стала ядовитой, и много египтян умерло.
Он пишет также, что речные воды могут не только приобретать привкус горечи, но вся река целиком может становиться соленой, как это случилось в Карий, там где стоит храм Зевса-Владыки (Ζηνοποσειδω̃ν).[41] 16. Причиной этого стали многочисленные молнии, ударившие в его окрестностях.
Однако бывают и воды, густые от большого количества твердой взвеси (σωματω̃δη). Такова вода в Трезене:[42] у попробовавших ее тут же набивается рот. Котила[43] воды из шахтных выработок в Пангеоне зимой весит [b] девяносто шесть [драхм],[44] а летом только сорок шесть: холод сжимает ее и уплотняет. Поэтому и вода, текущая в водяных часах[45] (γνωμών), не показывает зимой правильного времени, но всегда избыточное, ибо из-за чрезмерной густоты она медленнее выливается через устье. В Египте, говорят, то же самое происходит из-за мягкости воздуха. Соленая же вода, имея большую плотность[46] (γεωδέστερον), требует большего нагревания, чем морская, ибо, имея более теплую природу,[47] морская вода иначе реагирует [на изменение температуры]. Из соленых вод жестка только [c] вода Аретузы.[48] По тем же причинам нехороши тяжелые стоячие, жесткие и холодные воды: они плохо кипятятся из-за большого содержания твердых частиц или избытка холода. Быстро же нагревающаяся вода легка и благотворна. В Кранноне[49] слегка теплая вода в течение двух или трех дней сохраняет теплоту в смешанном с ней вине. Вообще же даже притекающая по водопроводу вода, как правило, лучше стоячей: она взбалтывается и становится мягче. Поэтому хорошей считается и вода, получающаяся при таянии снега: более пригодная для питья часть поднимается к ее поверхности [d] и дробится воздухом, поэтому она даже лучше дождевой воды. Лучше дождевой также и вода, полученная при таянии льда: доказательством служит то, что и сам лед легче любой воды. Холодная же вода жестка из-за своей плотности. Всё же, содержащее большое количество твердой примеси, легче нагревается и быстрее остывает. По тем же причинам и вода из горных источников более пригодна для питья, чем взятая на равнине: в последней больше примеси твердого вещества. Взвеси также окрашивают воду в различные цвета. Так, в Вавилоне в некоторые дни озеро становится красным,[50] вода же Борисфена[51] иногда имеет фиолетовый цвет, [e] хотя она необычайно легка, что доказывается тем, что, смешиваясь с водами Гипаниса,[52] при северных ветрах она продолжает течь поверх них.
17. Повсюду имеются источники, вода которых подходит для питья не хуже вина. Например, к известному ручью в Пафлагонии[53] местные жители ходят [издалека], чтобы выпить хотя бы немного его воды. У сицилийских сиканов[54] [f] источники имеют воду солоноватую, с примесью кислоты. В окрестностях Карфагена есть некий источник воды, отстой которой сверху похож на оливковое масло, однако по цвету темнее; его сливают и дают пить овцам и другой скотине. И в других местностях имеются источники с жирной водой, например ручей в Азии, увидев который, Александр разослал извещения о том, что найден источник оливкового масла. Однако и среди термальных вод есть пресные, например в Эгах киликийских,[55] (43) около Пагасов,[56] в троянской Лариссе,[57] около Магнесии,[58] на Мелосе и Липаре,[59] а также царская вода в Прусе,[60] той, что около мисийского Олимпа. Вода же в Азии около Тралл,[61] в реке Харакомет[62] и еще в городе Ниса[63] столь жирна, что там не встретишь торговца оливковым маслом. Такова же вода и в деревне Даскила.[64] Воды в Карурах[65] почти пересохли [b] и очень горячи, вода поблизости от деревни Мена, что во Фригии,[66] обладает острым щелочным вкусом, так же как и вода из фригийской деревни Леонта.[67] Воды около Дорилеи[68] очень приятны на вкус, а вот вода озера в окрестностях Бай, или Байя,[69] в Италии совершенно непригодна для питья.
18. Взвесив воду из источника, называемого в Коринфе Пиреной,[70] я нашел, что это самая легкая вода в Греции. Поэтому я и не верю комику Антифану, утверждающему, что, во многом превосходя остальные местности, Аттика обладает и отличнейшей водой. Он ведь пишет [Kock.II.84]:

- Чем наша нас ни одарит земля,
Гиппоник, во вселенной это лучшее:
Мед, хлебы, смоквы.
- Соглашусь со смоквами:
Свидетель Зевс, их множество,
[с] - Скотина, шерсть,
Пшеница, мирты, воды, воскурения.
Поэтому, испив воды аттической,
Ее узнаешь сразу.

Комедиограф Эвбул где-то говорит [Kock.II.214], что трагик Хэремон назвал воду "телом реки"[71] [TGF2.787]:

Священные пределы преступив,
Через речное тело переправились, -
Действительно, и наше тело черпает
Всю силу из воды.

На Теносе[72] есть источник, вода которого не смешивается с вином. Геродот же пишет в четвертой книге ["Истории"] [IV.52], что река Гипанис [по выходе из озера лишь короткое время] - пять дней пути - остается еще [d] пресной, а затем на четыре дня плавания [вплоть до моря] вода ее делается горько-соленой, так как в нее впадает горький источник. А Феопомп пишет [FHG.I.316], что вода реки Эригон[73] кислая, и выпившие ее пьянеют, как от вина.
19. Аристобул Кассандрейский пишет, что в Милете есть источник, называемый Ахилловым, текучая вода которого очень пресная, стоячая же солона. Милетяне рассказывают, что Ахилл омылся в нем после убийства царя лелегов Трамбела.[74] Говорят также, что в Каппадокии[75] воды очень много, она вкусна, не портится и не дает осадка, кроме тех случаев, когда бьет из-под земли. Царь же Птолемей пишет в седьмой книге "Воспоминаши"[76] [FHG.III.187]: "Когда нас вели к Коринфу и через гребень горы мы поднимались по перевалу, называемому Контопорией",[77] - там был ключ, [e] вода которого холоднее снега, и поэтому многие отказываются пить ее, опасаясь простудиться. Однако Птолемей добавляет, что сам он пил ее. Филарх пишет [FHG.I.354], что в Клиторе[78] есть источник, испившие из [f] которого не выносят даже запаха вина. Клеарх пишет [FHG.II.327], что цвет воды называют, подобно цвету молока, белым, вина и нектара - красным, а меда и оливкового масла - желто-зеленым, давленых тутовых ягод - черным.
Эвбул говорит, что вода придает людям, ничего не пьющим кроме нее, необычайную находчивость [Kock.II.211]:

Вино лишь ум нам затемняет.

Те же самые ямбы имеются у Офелиона [Kock.II.294].
20. Произнеся всё это и, подобно заправским ораторам, ловко (44) управившись с водой,[79] он перевел дух и продолжил: "У комика Амфида где-то говорится [Kock.II.248]:

В вине, как видно, нечто есть разумное:
Ведь очень глупы водохлебы многие.

Антифан [Kock.II. 129]:

Вино... [выгонять] ... другим вином должны мы,
Трубу трубою, крикуна - глашатаем суровым,
Удар ударом, шумом шум, монетою блудницу,
Заносчивость нахальством гнать, кухаром - Каллистрата,
Раздор раздором, битвой бой, задиру синяками,
Трудом работу, суд судом, жену - другой женою.

[О том,] что древние воду тоже называли несмешанной.[80] Софрон: "...вода [b] несмешанная в чаше".

[Отступление о трезвенниках]

21. [О том,] что Филарх пишет [FHG.I.337], что житель Лариссы[81] Феодор, всегда неприязненно относившийся к царю Антигону, был трезвенником. Рассказывает он [в седьмой книге[82]], и что все иберы, богатейшие из людей, - трезвенники; хотя из-за скаредности они всегда едят в одиночку, однако одеваются очень роскошно. Аристотель или Феофраст упоминают о каком-то Филине, который в жизни не ел и не пил ничего, кроме молока. Пиферм же в сочинении "Пирейские тираны" [FHG.IV.488] [c] представляет трезвенником Главкона. Гегесандр Дельфийский пишет [FHG.IV.418], что элидские софисты Анхимолон и Мосх всю жизнь пили только воду, заедая ее смоквами, однако телом были здоровы и чувствовали себя не хуже любого другого, только пот их очень плохо пахнул, и поэтому в банях все их сторонились. Фиванец Матрид всю жизнь питался лишь миртовыми [d] плодами,[83] и то помалу, от вина же и всего другого, кроме воды, воздерживался. Трезвенником был и музыкант Лампр, о котором Фриних говорит [Kock.I.388]:

И плакать над свистелками скончавшегося Лампра,
Скорбевшего сверхмудреца, зануды-водохлеба,
Озноба соловьиного, заупокойной песни,
Иссохшей Музы.

А комик Махон упоминает о трезвеннике Мосхионе.[84]
22. Аристотель в сочинении "Об опьянении" [fr.103] пишет, что некоторые люди, поев солений, не испытывали жажды; одним из них был аргивянин Архонид. Карфагенянин Магон трижды пересекал безводную [e] пустыню, питаясь сухой ячменной крупой и не принимая никакого питья. Академик[85] же Полемон начиная с тридцати лет и до самой кончины пил только воду - об этом говорит Антигон Каристийский. Деметрий Скеп-сийский рассказывает, что пепаретец[86] Диокл всю жизнь пил только холодную воду. Оратор же Демосфен и сам достоверно свидетельствует о себе, когда говорит [6.30], что какое-то время пил только воду. И Пифей говорит: "Вы, однако, знаете, сколь несхожа жизнь нынешних народных [f] вождей [Демосфена и Демада]: если один, говорят, трезвенник, трудится все ночи напролет, то другой, содержатель притонов, целыми днями пьянствует и зовется у вас на собраниях Толстобрюхом". Эвфорион где-то пишет следующее: "В отличие от всех людей ласионец Ласирт[87] никогда не испытывал потребности в питье, хотя мочу испускал не хуже любого другого. (45) Многие были задеты этим и принялись было наблюдать за ним, однако отступились, так и не поняв, в чем дело. В летнюю жару они тридцать дней выслеживали его и видели, что он не уклонялся ни от какого соленого кушанья, а при этом мочевой пузырь у него очевидным образом был в полном порядке. Иногда он мог и выпить, но нисколько не нуждался в этом".

Переменять всегда приятно кушанья, -

говорит Антифан [Коск.II.118], -

Когда набит уже желудок доверху
Расхожей снедью, вот тогда попробовать
Какой-нибудь новинки доставляет нам
Двойное удовольствие.

[b] 23. Персидский царь,[88] как говорит Геродот в первой книге "Истории" [I.188], выступает в поход, запасаясь питьевой водой не иначе как из протекающей у Суз реки Хоаспа.[89] С этой-то кипяченой водой из Хоаспа в серебряных сосудах множество четырехколесных повозок, запряженных мулами, всегда следует за царем. Ктесий из Книда подтверждает, что эта царская вода кипятится и разливается по сосудам, и добавляет, что на вкус она необычайно легка и приятна. И царь Египта Птолемей Второй, по прозванию Филадельф, выдав родную дочь Беренику замуж за сирийского царя [с] Антиоха, был озабочен тем, чтобы посылать ей нильскую воду и чтобы дочь его пила воду только этой реки, - так рассказывает Полибий [fr.154]. Гелиодор пишет [FHG.IV.425], что Антиох Эпифан,[90] которого Полибий поделом называет Эпиманом, приказал разбавлять воду вином [прямо] в одном источнике в своей Антиохии. То же самое, как рассказывает Феопомп [FHG.I.289], проделал фригийский Мидас, когда захотел споить Силена,[91] чтобы поймать его. Ручей этот, как пишет Бион [FHG.II.19], протекает между медами и пэонами,[92] зовут его Инна.
Стафил пишет [FHG.IV.506], что первым придумал смешивать вино с [d] водой Мелампод. Плистоник же считает, что для желудка вода полезней вина.
24. [О том,] что у упорных пьяниц желудок приходит в ненадлежащее состояние, портится и часто губит попавшую в него пищу. Чтобы лечить его, рекомендуется пропотеть, выкупаться и этим увлажнить и умягчить тело; а после этого самое полезное - выпить воды, зимой и весной, как правило, теплой, летом холодной, чтобы не утомить желудок раньше времени. Перед выпивкой же следует напиться [воды] сообразно количеству [вина], [e] так, чтобы, заполнив желудок, она не давала вину бурлить и разъедать стенки сосудов. А кому это в тягость, тем лучше предварительно принимать сладкое горячее питье, лучше всего так называемый протроп[93] (сладкое лесбийское), который очень полезен для желудка. Не отягчает головы и сладкое вино - об этом пишет Гиппократ в сочинении "О режиме", которое [f] некоторые называют "Об острых [болезнях]", третьи - "О ячменном отваре", а иные - "Советы жителям Книда". Он пишет следующее: "Сладкое вино меньше других отяжеляет голову, меньше воздействует на рассудок и более способствует удалению из внутренностей всего ненужного".
Нам не следует поднимать друг за друга здравицы по обычаю жителей Кармании,[94] о которых рассказывает Посидоний [FHG.III.275]: "Чтобы приветствовать друг друга на попойках, они режут вены на лбах, смешивают стекающую кровь с питьем и выпивают его, полагая, что залог (46) дружбы в том, чтобы отведать крови друг друга. После такой выпивки они мажут головы миром,[95] обычно розовым, если же его нет, то айвовым, - чтобы избежать опьянения и вредного воздействия винных паров; если же под рукой нет и айвового, они пользуются ирисовым или нардовым".[96] Поэтому неплохо сказал Алексид [Kock.II.368]:

Он мажет ноздри: средство превосходное
[b] Дать голове понюхать благотворного.

25. Следует, однако, избегать жирных благовоний и пить воду, прозрачную и на вид невзрачную: она и на вес легка, и не содержит твердых примесей. Надлежащим образом прокипяченная и охлажденная вода хороша и не портится, если держать ее в медных или серебряных сосудах. "Быстро разогретая и охлажденная вода всегда легка", - говорит Гиппократ. Негодна вода, в которой разваривались овощи: она содержит соль и соду.
В сочинении "О водах"[97] Гиппократ называет хорошую воду питьевой (πότιμον). Стоячая же вода легко загнивает, например озерная и болотная. Жестка вода и в большинстве источников. Эрасистрат пишет: [c] "Некоторые судят о качестве воды по ее весу, больше ни на что не обращая внимания. Но если сравнить, например, воды от Амфиарая и из Эретрии,[98] то окажется, что одна никуда не годна, а другая хороша, по весу же они нисколько не отличаются". Гиппократ пишет в сочинении "[О воздухах, водах и] местностях", что самая лучшая вода - та, которая вытекает с высоты земляных холмов, ибо она сладка, светла и вина требует лишь самую малость. Зимою она тепла, а летом холодна. Хвалит он те источники, которые текут в сторону солнечного восхода, особенно летнего,[99] ибо вода в [d] них всегда прозрачна, легка и ароматна. Диокл же пишет, что вода улучшает пищеварение, снимает вздутие [живота], охлаждает, умеренно обостряет зрение, освежает голову, возбуждает и душу и тело. То же самое пишет и Праксагор; он хвалит дождевую воду, а Эвенор колодезную: по сравнению с Эретрийской, говорит он, очень хороша вода от Амфиарая.
26. [О том,] что вода по общему признанию обладает питательными [e] свойствами. Это ясно из того, что некоторые существа, например цикады, питаются только ею одной. Питательны и многие другие жидкости: молоко, ячменный отвар, вино. Младенцы обходятся одним молоком, да и многие народы живут на молочной пище. Демокрит абдерский,[100] говорят, решил в старости покончить с жизнью и с каждым днем убавлял свою пищу. Когда [f] же наступили дни Фесмофорий,[101] его родственницы просили его не умирать во время праздника, чтобы дать им возможность справить его. Он послушался их и приказал поставить рядом сосуд с медом; питаясь только испарениями меда, он прожил нужное количество дней, а когда прошли дни праздника и мед унесли,[102] он умер. Демокрит всегда любил мед, и, когда его кто-то спросил, как оставаться здоровым, он сказал: "Надо изнутри увлажнять себя медом, а снаружи - оливковым маслом".[103] Хлеб с медом, как свидетельствует (47) Аристоксен [FHG.II.237], был пищею пифагорейцев: кто ел его на завтрак, те никогда не болели. Лик же сообщает [FHG.II.337], что отличаются долголетием кирнии[104] (они проживают недалеко от Сардинии), потому что постоянно употребляют мед. Получают они его в невероятных количествах.

[О редких словах]

27. Заметь: выражение "поиск всего отложенного (α̉νατιθεμένων)" вместо α̉ναβαλλομένων.
[О том,] что слова 'άνηστις и νη̃στις (голодный) эквивалентны, подобно 'άσταχυς и στάχυς[105] (колос); так у Кратина [Kock.I.26]:

Не первый из людей идешь ты к ужину
Незваным и несытым.

[b] Слово "жаждущий" (ο̉ξύπεινος)[106] употребляет Дифил [Kock.II.572]:

Я с удовольствием смотрю на сбросивших
Плащи и вечно раньше срока жаждущих
Всем поживиться.

Также Антифан [Kock.II. 124]:

- Один лишь у него изъян:
Всё время голод гложет.
- Речь идет, должно,
О муже фессалийском.

И Эвбул [Kock.II. 167]:

Велит идти он Зету на фиванскую
Равнину: ведь хлебами там прекрасными
Торгуют, он же был все время голоден.
[c] Однако Амфиону утонченному
Велит взойти в Афины достославные:
Ведь жаждут вечно девы там Кекроповы,
Живя беспечно и глотая запахи,
Надеждами питаясь.

28. Слово же "моносит" (питающийся один раз в день) встречается у Алексида [Kock.II.396]:

Когда ты видишь человека частного,
Который лишь однажды в день питается.
Или поэта, что не жаждет песен, - знай:
Полжизни обывателя погублено,
А у поэта - половина мастерства;
Полумертвы, бедняги, оба.

[d] Платон [Kock.I.658]: "Не всякий раз он только раз питается, но иногда обедает и дважды в день".
[О том,] что сласти назывались νωγαλεύματα.[107] Арарот [Kock.II.217; cp.86d]:

Вот эти сладости (νωγαλεύματα) изысканны.

Алексид [Kock.II.398] [ср.28е]:

Остаток дня
Винцом фасийским и сластями (νωγαλίξει) тешится.

Антифан [Kock.II.3,8] [ср.: Эфипп.29а]:

Гранаты, винограда гроздь и финики,
Другие сласти (νώγαλα).

[e] "Воздерживающийся от еды" (α̉πόσιτος) сказано у Филонида [Kock.I.255] [см.247е], "на своих хлебах" (αυ̉τόσιτος) [см.248b] у Кробила [Kock.III.379]: "парасит на своих хлебах"; "не завтракавший" (α̉ναρίστητός)[108] сказано у Эвполида [Kock.I.273]. "Питающийся против воли" (α̉ναγκόσιτος) - у Кратета [Kock.I.134]. И у Никострата [Kock.II.228]:

Под горшок мальчишка стриженый,
Завернутый в хламиду и по случаю
В дом приведенный, чтобы есть насильственно.

"Завтрако-ужин" сказано у Алексида [Kock.II.402; ср.247е]:

От них бы нам хотя бы получить
Завтрако-ужин сокращенный.

29. После этих слов мы поднялись и заняли ложа, кому где понравилось, не дожидаясь [указаний] раба-номенклатора, отвечавшего за распорядок пиров.
[О том,] что в домах древних были залы-триклинии[109] (на три ложа), и [f] тетраклинии, и гептаклинии, и эннеаклинии,[110] и даже еще большие. Антифан [Kock.II. 129]:

Всего-то было трое, но в триклиний он
Отвел нас.

Фриних [Kock.I.387]:

Была прекрасна зала на семь лож,
За ней другая зала на девять.

Эвбул [Kock.II.208; ср.49с]:

- Нам нужен гептаклинии.
- Гептаклиний - вот.
- Пять сицилийских лож.
- Готово, дальше что?
- Подушек сицилийских пять.

Амфид [Kock.II.249]:

И никогда в триклинии
Не стелешь?

Анаксандрид [Kock.II. 162]:

(48) И стариков неспешными беседами
Триклиний весь наполнился...

Но раствори и окропи гостиные,
И ложа застели, огонь зажги, кратер
Наполни и смешай вино сладчайшее [Kock.III.508; TGF2. 857].

30. "Сейчас мы установили разницу между искусством выделывать те ковры, которыми укрываются, и те, которые подстилают", - пишет [b] Платон-философ ["Политик".280b]. А его тезка поэт пишет [Kock.I.658]:

И на ложах, где ножки слоновой кости,
покрывалах, окрашенных в пурпур,
Завернувшись в порфиры, изделие Сард,
разлеглись они...

Искусство изготовления расшитых тканей наивысшего расцвета достигло при мастерах с Кипра Акесе и Геликоне.[111] Они были прославленными ткачами. Гиероним говорит, что этот Геликон был сыном Акеса, потому что на одном из [его] изделий, хранящемся в Пифийском святилище, написано:

Сделал Акесов сын, Геликон-саламинец:[112] Афина
В руки вдохнула ему прелесть бессмертных Харит.

Таким же [мастером] был и египтянин Пафимий.

Давно уж прыгаю
Я там, где розами ковры надушены,
Натертый благовоньями редчайшими (ψακαοτοι̃ς), -

[с] говорит Эфипп [Kock.II.236]. И Аристофан [Kock.I.56l]:

Ты же на благовонных
Мягких коврах всю ночку
На госпожу восходишь.

И Софрон: "Драгоценные ковры, расшитые фигурами птиц". Божественный же Гомер говорит, что те из покрывал, которые подстилаются снизу, - полотняные (λι̃τα) [Од.I.130]; они белые, некрашенные и нерасшитые; о тех же, которыми укрываются (περιστρώματα), [он говорит] [Од.Х.352]: "прекрасные порфирные покровы".
31. Как пишет Гераклид [FHG.II.97], должности так называемых "постельничих" первыми ввели персы; они должны были следить за мягкостью и нарядностью постелей. Поэтому-то, высоко ценя Тимагора (или, как пишет перипатетик Фений [FHG.II.296], критского гортинца Энтима), который, [d] подражая Фемистоклу,[113] отправился вслед за ним к царю, Артаксеркс даровал ему шатер редкой красоты и величины в придачу с ложем на серебряных ножках, а вместе с драгоценными коврами послал также и простыни (υ̉ποστρώματα), говоря, что эллины не умеют застилать постели. Полностью завладев душой царя, критянин получал приглашения на его семейные [e] трапезы - честь, которой ни до, ни после не удостаивался ни один эллин. Эта привилегия тщательно оберегалась его потомками. Ее не удостоился даже афинянин Тимагор, преклонивший перед царем колена и осыпанный величайшими благодеяниями, - ему одному посылали блюда с царского стола. Лаконцу Анталкиду Артаксеркс, сняв с себя, послал напитанный благовониями венок, но Энтиму он оказывал подобную честь многократно и приглашал его на семейные обеды. Персы это едва терпели, ибо молва распространилась в народе и как раз тогда готовился новый поход на Элладу. [Артаксеркс] послал ему и ложе на серебряных ножках, и покрывало, и [f] купольный шатер из цветных тканей, и серебряное кресло, и позолоченный зонтик, и двадцать золотых, усыпанных драгоценными камнями фиалов, и сотню больших серебряных, и серебряные кратеры, и сотню молоденьких девочек, столько же мальчиков, шесть тысяч золотых монет, не говоря уже (49) о посылаемом для удовлетворения каждодневных надобностей.
32. Столы на ножках слоновой кости со столешницами из кленовых досок. Кратин [Kock.I.100]:

Украсившись, давно уж дожидаются
Потанцевать веселые девчоночки,
Собрались за треногими кленовыми
Столами.

[О треногих столах]

Вознегодовав на то, что кто-то из киников назвал стол треножником,[114] один из гостей ученого пира, Ульпиан, говорит: "Сегодня я себе "работу из безделья сделаю". Откуда треножник у этого бродяги? [b] Разве что он посчитал Диогенов посох да две его ноги и назвал все это треножником, в то время как все называют поставленное перед нами столами".
[О том,] что Гесиод в "Свадьбе Кеика", - как мне кажется, это старинное сочинение, хотя даже рабы грамматиков отняли бы у поэта эти стихи, - называет столы треножниками. И утонченнейший Ксенофонт пишет в седьмой книге "Анабасиса" [VII.3.21]: "[Затем] для каждого из обедавших внесли по столу на трех ножках; на них числом до двадцати были навалены куски мяса". И продолжает: "Столы подносились, главным образом, гостям, ибо таков был их (т. е. фракийцев) обычай". Антифан [Kock.II. 127]:

Треножник унесли, мы стали руки мыть.

[c] Эвбул [Kock.II.298]:

- А для тебя вот этих пять треножников,
Да пять еще.
- Так сборщиком я сделаюсь
Пятидесятницы.[115]

Эпихарм:

- А это что?
- Треножник, разумеется.
- Так почему четыре ножки у него?
Тогда зови его четвероножником.
- Зовут его треножником; а ножек-то,
Четыре, точно.
- Говоришь загадками.
Не обошлось тут без Эдипа, кажется.

Аристофан [Kock.I.526]:

- И принеси трехногий стол:
Гораздо лучше он четырехногого.
[d] - Трехногий стол? Да где его достану я?

[Каталог закусок]

33. [О том,] что прежде на пирах, отведя гостя на место, угощающий предлагал ему небольшую записку, содержавшую перечень приготовленного, чтобы тот знал, какие блюда собирается подавать на стол повар.
Дамасские терносливы (ΔΑΜΑΣΚΗΝΑ). О Дамаске, городе великом и знаменитом, упоминают многие древние авторы. А так как в большей части страны, населяемой его гражданами, заботливо возделывается тернослив (букв, кукушкино яблоко, κοκκύμηλον), то по имени [e] Дамаска эти плодовые деревья называются дамаскинами,[116] чтобы отличать их от терносливов, произрастающих в других местностях.[117] Итак, это терносливы, о которых упоминают поэты, и среди них Гиппонакт:

Я терносливом был увенчан и мятой.[118]

Алексид [Kock.II.397]:

- И, кажется, победу предвещающий
Увидел сон я.
- Расскажи!
- Пожалуйста:
Приснилось мне, один из подвизавшихся
На стадионе, и уже раздевшийся
Для боя, подошел и увенчал меня
Венком (κυλιστω̃) из зрелых терносливов.
[f] - О Геракл!

И в другом месте [Kock.II.398]:

Видал ли ты когда-нибудь
Сычуг иль селезенку начиненную,
Прожаренную, и корзины целые
Созревших терносливов? Лоб его таков.

Никандр:

Зовут его терносливом.

Перипатетик Клеарх говорит [FHG.II.327], что жители Родоса и Сицилии называют кукушкины яблоки лесной сливой[119] (βράβιλα), как, например, сиракузянин Феокрит [VII. 146]:

...и гнулся сливняк, отягченный плодами,
(50) Тяжесть не в силах нести и к земле приклоняясь верхушкой.

И в другом месте [ХII.3]:

...как яблоко слаще
Сливы лесной...

Плод этот меньше терносливов, вкусом же ничем от них не отличается, разве что немного кислее. Селевк пишет в "Глоссах",[120] что βράβιλα η̃λα, кукушкино яблоко, и μάδρυα - это один и тот же вид тернослива, причем μάδρυα получилось из μάλοδρυα (яблоко), а βράβυλα названы так из-за их слабительного действия, так как они "выбрасывают пищу" (βοράν ε̉κβάλλοντα); о том что η̃λα получено из μήλα пишет в своей "Этимологии" также и сын Деметрия Иксион. Феофраст же пишет [ИР.III.6.4]: [b] "[поверхностные корни] - у сливы и терносливы (это своего рода дикая слива)". Арарот называет терносливом как дерево, так и его плоды. Дифил же Сифнийский пишет, что мякоть сливы сочна, хорошо хранится, обладает изысканным вкусом и малопитательна.
34. Черешня (ΚΕΡΑΣΙΑ). Феофраст в "Истории растений" [III.13.1]: "Черешня по своей природе дерево особенное. Ростом она высока: до двадцати четырех локтей, очень стройна; толщины такой, что окружностью у корня бывает в два локтя. Листья ее похожи на листья мушмулы,[121] но толще и очень жестки, так что дерево издали заметно по своему цвету. Кора по [c] гладкости, цвету, толщине похожа на липовую... [III.13.3] Цветы белые, похожие на цветы груши и мушмулы; они состоят из маленьких цветочков и напоминают соты. Плоды красные, похожие формой на хурму и величиной с боб; только у хурмы косточка твердая, а у черешни мягкая. И далее [III.15.6]: "Боярышник (κράταιγος) - [очень распространенное дерево,] некоторые называют его κραταίγονος. Листья у него гладкие, похожие на листья мушмулы, только больше, скорее широкие, чем продолговатые, и без зубцов по краям, как у мушмулы. Дерево это не бывает ни очень большим, ни очень [d] толстым; древесина его пестрая, крепкая, желтая. Кора гладкая, как у мушмулы; единственный корень уходит обычно глубоко в землю. Плоды круглые, величиной с дикую маслину; созревая, они желтеют и чернеют. Вкусом и запахом они похожи на мушмулу: поэтому дерево это и принимают за дикую мушмулу". Изо всего этого, - говорит Афиней, - я делаю вывод, что философ описывает дерево, называемое в наши дни черешней.[122]
35. Называя какое-то дерево карликовой черешней, Асклепиад Μирлейский [e] пишет следующее: "В земле вифинской[123] произрастает карликовая черешня, корень которой невелик. Собственно, это и не дерево, ибо размерами она не превышает розового куста. Плоды же ее неотличимы от черешен. Однако большие количества этих ягод отяжеляют, подобно вину, и вызывают головные боли". Вот что пишет Асклепиад; мне же кажется, что он описывает земляничное дерево.[124] Его ягоды растут на таком же дереве, и съевший более семи ягод зарабатывает головную боль. Аристофан [Kock.I.559]:

А в горных кряжах сам собой кормил людей земляничник.

Феопомп [Kock.I.751]:

Грызут и мирты, земляничку спелую.

Кратет [Kock.I.142]:

Ведь грудки у нее очаровательны,
[f] Похожи на клубнички или яблочки.

Амфид [Kock.II.247]:

Вот посмотри:
На шелковице - шелковицы, желуди
Всегда растут на дубе, земляника же -
На земляничном древе.

Феофраст [ИР.III.16.4]: "Земляничное дерево, приносящее съедобные земляничные ягоды".
[О том,] что сатировскую драму "Агена" написал[125] то ли катанский или византийский Пифон, то ли сам царь Александр.
Ритору возражает Ларенсий: "Вы, греки, присваиваете себе многие вещи, претендуя на то, что дали им имена, а значит и первыми (51) обнаружили или вывели их. Однако вы не знаете, что римский полководец Лукулл, тот самый, что воевал с Тиграном и Митридатом,[126] первым привез черешню в Италию из понтийского города Керасунта. По имени города, как рассказывают наши писатели,[127] он и назвал плоды черешнями (κέρασον)". На это ему отвечает некий Дафн: "Однако у прославленного мужа, сифнийца Дифила, родившегося гораздо раньше Лукулла, - жил он во времена царя Лисимаха, а тот был одним из преемников Александра, - есть следующее упоминание о черешне: "Черешня полезна для [b] желудка, сочна, малопитательна; если ее есть сырой, она благотворна для пищеварения. Лучшие сорта черешни - красная и милетская, они обладают мочегонным действием"".
36. Тутовые ягоды (ΣΥΚΑΜΙΝΑ). [О том,] что все называют их тутовыми, одни александрийцы зовут эти ягоды морами.[128] Тутовые ягоды - это вовсе не плоды египетской смоковницы, чьи ягоды некоторые зовут сикоморами.[129] Тамошние жители слегка надрезают их ножом и оставляют на ветке: овеваемые ветром, они в течение трех дней [c] доспевают и становятся душистыми, особенно при западном ветре. И когда их смешивают с розовым маслом и используют в качестве припарок на живот, они приносят немалое облегчение больным, лежащим в жару, как если бы в этих ягодах содержалось немного холода. Вырастают ягоды египетской шелковицы не на черенках, а прямо на стволе дерева. Во "Фригийцах" Эсхила со смоковничными ягодами сравнивается Гектор [TGF2. 85]:

Нежнее, чем смоковничная ягода.

В его же "Критянках" это название относится к плодам терновника [TGF2. 38]:

На нем в одну и ту же пору ягоды
[d] И белые, и черные, и красные.

Софокл [TGH2. 217]:

Сперва увидишь стебель белый, весь в цвету,
Потом обильно красные и круглые
Его покроют тутовые ягоды.

А Никандр поясняет в "Георгиках", что эти ягоды появляются раньше всех остальных древесных плодов, причем, подобно александрийцам, [e] шелковицу он называет μορέης:

И шелковица, что малым ребятам повсюду отрада,
Смертным она возвещает приход поры урожая.

37. Ученик Аристотеля Фений Эресийский называет плоды дикой шелковицы морами, отмечая, что зрелые ягоды имеют очень сладкий и приятный вкус [FHG.II.301]: "Колючие моры, когда их гроздь, похожая на тутовую, высохнет, содержат семенные отделения, подобные... солоноваты и сочны, имея рыхлую, трещиноватую структуру". Парфений [f] же называет тутовые ягоды габринами ('άβρυνα), тогда как другие зовут их морами. На Саламине эти ягоды называют батиями (βάτια). Деметрий Иксион считает, что слова сикамина и мора,[130] обозначающие одно и то же, происходят от σύκων α̉μείνω (лучше смокв) и αι̉μόροα (кровотечение). Врач же Дифил из Сифноса пишет следующее: "Тутовые ягоды, называемые также морами, сочны, малопитательны, полезны для желудка и легко усваиваются. В незрелом виде они обладают (52) способностью изгонять глистов". Как пишет Гегесандр, Пиферм рассказывает, что при нем шелковицы не приносили ягод в течение двадцати лет, и разразилась столь сильная эпидемия подагры, что ею были поражены не только мужчины, но дети, девушки и евнухи, не говоря уже о женщинах. Не миновала эта беда и овец, которых пало не менее двух третей.
38. Орехи (ΚΑΡΥΑ). Аттики и другие писатели используют это слово как общее наименование всех плодов, покрытых твердой скорлупой. Эпихарм, однако, как и мы, обозначает этим особые плоды:

[b] Грызя сушеные
Орешки и миндалинки.

Также и Филиллий [Kock.I.788]:

Орехи, яйца и миндалинки.

Но эфесец Гераклеон пишет: "Орехами называли и миндаль и то, что теперь называют каштанами". У Софокла встречается и название самого дерева:

Орешины (καρύαι) и ясени.

Эвбул [Kock.II.212]:

Орешки буковые, каристийские.[131]

Существует и какой-то вид орехов, называемый мостенами.[132]
39. Миндаль (ΑΜΥΓΔΑΛΑΙ). [О том,] что у древних буквально на каждом шагу упоминаются наксосские[133] миндалины; и действительно, - говорит Афиней, - миндаль с острова Наксос превосходен, в этом я убедился на собственном опыте. Фриних [Коск.I.387]: [с]

...коренные мне
Все зубы выбил он, так что
Наксосские навряд бы смог
Миндалинки погрызть я.

Замечательны и кипрские миндалины; по сравнению с миндалем из других мест они продолговаты и загнуты на концах. Селевк пишет в "Глоссах", что лаконцы называют минерами (μυκήρος) мягкие орехи, тогда как жители Теноса[134] обозначают этим словом сладкие орехи. Америй же пишет, что микер является обычным названием миндаля. Съеденный перед приемом пищи миндаль вызывает сильнейшую жажду. Эвполид [Kock.I.327]:

[d] Дай пожевать наксосские миндалинки,
А после выпить дашь вина наксосских лоз, -

потому что был какой-то сорт винограда, называвшийся наксосским. Плутарх Херонейский говорит ["Застольные беседы". 624с], что среди сотрапезников Друза, сына Тиберия Цезаря, был врач, за выпивкой опережавший всех, - этого он добивался, съедая перед попойкой пять или шесть горьких миндалин, а без этого он не выдерживал и малой выпивки. Это потому, что [миндальная] горечь имеет силу сушить и противодействовать влаге. [e] Согласно александрийцу Геродиану[135] [1.321.21], слово "миндаль" произошло оттого, что под зеленой кожурой поверхность плода покрыта многочисленными рубцами (α̉μυχή).

Осел! ты лезешь к шелухе от лакомства, -

говорится где-то у Филемона [Kock.II.530].

Орешки буковые, приношенье Пану, -

говорит Никандр во второй книге "Георгик".
[О том,] что слово "миндаль" встречается также в форме среднего рода. Дифил [Kock.II.567]:

[f] Миндаль (α̉μύγδαλα), "плакунты", миртовые ягоды.

40. [О том,] что Памфил требует: в названии миндального плода последний слог должен быть безударен, а в названии дерева ударение должно стоять на последнем слоге и быть облеченным[136] - α̉μυγδαλη̃ подобно ρ̉οδη̃ (розовый куст). Так пишет и Архилох:

И цвет прекрасный с розовых кустов (ρ̉οδη̃).

Аристарх название и плода и дерева произносит одинаково с острым (53) ударением (α̉μυγδάλη), тогда как Филоксен в обоих случаях пользуется облеченным (α̉μυγδαλη̃). Эвполид [Kock.I.274]:

Меня погубишь ты, клянусь святой миндалиной (α̉μυγδαλη̃ν)!

Аристофан [Kock.I.542]:

Ну что ж, возьми-ка эти вот миндалинки (α̉μυγδαλα̃ς),
Ты можешь лбом их щелкать!

Фриних [Kock.I.386]:

Миндаль (α̉μυγδαλη̃) - от кашля неплохое снадобье.

Другие же авторы пишут α̉μυγδαλάς подобно καλάς (прекрасные). [b] Трифон в сочинении "Ударение в аттическом диалекте" пишет название плода α̉μυγδάλη с низким тоном на последнем слоге, тогда как мы произносим его безо всякого повышения тона - α̉̉μύγδαλον; название же дерева Трифон пишет α̉μυγδαλη̃ как производное от названия плода, получающее из-за своего притяжательного значения облеченное ударение на последнем слоге.
[О том,] что Памфил пишет в "Глоссах", что щипцы для колки орехов называются у лаконцев μουκηρο-βαγός, что значит "миндале-ед", так как миндаль лаконцы называют μουκήρος.
41. [О том,] что у Никандра упоминается так называемый "понтийский" орех,[137] который некоторые называют "облупленным" (λόπιμα). [c] Гермонакт же и Тимахид пишут в "Глоссах", что понтийский орех известен также под именем "зевсовых бобов".
Гераклид Тарантинский поднимает вопрос, следует ли подавать сласти в начале обеда, как это делается в некоторых местностях Азии и Эллады, или это следуют делать после трапезы. Если, например, их подавать после трапезы, когда желудок и кишки полны пищею, то орехи, съеденные для возбуждения жажды, прибавляются к ней, что приводит к обильному выделению газов и порче пищи, так как орехи в силу своей природы всегда [d] тяготят стенки [желудка] и усваиваются с большим трудом, отсюда возникают несварение и понос.
42. "Миндаль, - отмечает Диокл, - высокопитателен и благотворен для кишечника, более того, он согревает, ибо обладает некоторыми качествами проса. Зеленый миндаль полезнее зрелого, замоченный - сухого и поджаренный - сырого. Гераклейские же орехи,[138] называемые также "зевсовыми бобами", не так питательны, как миндаль; кроме того, они сушат и всегда тяготят стенки желудка; в больших количествах они вызывают головную боль. Из этих орехов зеленые вредят здоровью меньше спелых. От персидских орехов[139] голова болит не меньше, чем от зевсовых [e] бобов, зато они более питательны; глотка и рот становятся от них шершавыми. В жареном виде они вредят меньше. Если есть их с медом, то перевариваются они гораздо легче. Широкие каштаны вызывают обильные ветры, однако в вареном виде они причиняют меньше неудобств, чем сырые или поджаренные, поджаренные же меньше сырых".
[f] Филотим пишет в своем сочинении "О пище": "Все широкие каштаны и так называемые "сардианские"[140] орехи в сыром виде плохо перевариваются и усваиваются кишечником, потому что они крепят и сдерживают выделение желудочных соков. Понтийский орех из-за своей жирности также плохо переваривается; в меньшей степени это относится к миндалю, и поэтому его можно есть помногу, не испытывая никаких неудобств. На вид же он кажется более жирным и пускает жирный сладковатый сок".
Дифил из Сифния пишет: "Царские орехи вызывают головную боль и (54) прилегают к поверхности желудка. Они гораздо лучше и вкуснее, когда еще мягки и белесы. Те же, что прожарены в печи, малопитательны. Миндаль обладает мочегонным, слабительным и очищающим действием, он тоже малопитателен. Спелый миндаль больше вызывает ветры и тяготит стенки желудка, нежели незрелый. Последний, однако, невкусен и малопитателен. Если же его отбелить, когда он еще мягок, но достиг уже достаточной величины, он полон молочка и гораздо вкуснее. Миндаль с Фасоса[141] и Кипра, даже достигнув спелости, остается мягким и легко [b] выводится из организма. От понтийского ореха болит голова, но он меньше тяготит стенки желудка, чем царский".
43. Мнесифей Афинский пишет в сочинении "О пище": "Что касается эвбейских орехов или каштанов (они известны под обоими этими именами), то они плохо разлагаются в желудке, к тому же перевариваются с большим выделением газов; однако кто хорошо переносит это, тот быстро толстеет. Миндаль же, гераклейские, персидские орехи и другие плоды того же рода много уступают каштанам [в полезности для здоровья]. Действительно, за исключением зеленого миндаля, их нельзя есть в сыром [c] виде, но одни надо варить, а другие поджаривать, потому что одни из них жирны (например, зрелый миндаль и зевсовы бобы), другие же тверды и обладают крепящими свойствами, - таковы буковые орехи и подобные им. Кулинарная обработка удаляет жир из маслянистых частей, а это самое вредное в орехах; твердые же и крепящие составляющие ослабляются, если долго держать орехи на малом огне".
Дифил называет каштаны также "сардианскими бобами" и добавляет, что они вкусны и питательны, однако плохо усваиваются из-за [d] того, что долго задерживаются в желудке; после прожарки они становятся менее питательными, но перевариваются гораздо лучше. Однако в вареном виде они не только вызывают меньше ветров, но и питательнее поджаренных.

Звали эвбейцы его облупленным (λόπιμον) и карионом (κάρυον),
Просто бобом называли другие,

пишет в "Георгиках" Никандр Колофонский. Агелох же называет каштаны άμωτα: "Где бы ни росли синопские[142] орехи, дерево называли 'άμωτα".
44. Горох [ΕΡΕΒΙΝΘΟΙ]. Кробил [Kock.III.381]:

[e] - Поев пустых стручков зеленого
Горошка, принялись в коттаб[143] играть они.
- Не человечье, обезьянье лакомство.

Гомер [Ил.XIII.589]:

Черные скачут бобы, иль зеленые зерна гороха.

Ксенофан Колофонский в "Пародиях":

Вот о чем нужно вести беседу зимней порою
У очага, возлежа на мягком ложе, наевшись,
Сладкое попивая винцо, заедая горошком;
"Кем ты будешь, откуда? Годов тебе сколько, милейший?
Сколько было тебе, когда нагрянул Мидиец?"[144]

[f] Сапфо:

Заросли по берегам золотились гороха густого.

Феофраст в сочинении о растениях [ИР.VIII.5.1] называет некоторые сорта гороха "баранами". Это название обыгрывается у Софила [Kock.II.447]:

Стручок отца той девы - выдающийся
Баран-пробойник.

Фений пишет в "Заметках о растениях" [FHG.II.300]: "Горох и бобы восковой спелости считаются лакомствами, зрелые же варят и жарят (55) в качестве простых овощей". Алексид [Kock.II.356]:

Всего-то нас пять: вот нищий муж,
Да старая я, да маленький сын.
Да старшая дочь, да младшая дочь.
Мы, трое старших, живем кое-как.
На двух малышей - лепешки кусок.
Когда уж совсем без хлеба сидим,
Без лиры заводим скорбную песнь.
Мы все восковою бледностью
Покрылись уже от голода.
Вся наша еда состоит из бобов,
Люпина и зелени...
Есть репа, вика и желуди.
Есть вика-горошек и "бульба-лук",
Цикады, дикая груша, горох,
А также сердцу любезные
Сушеные смоквы, родины
Наследие нашей: их принесли
[b] Смоковницы Фригии[145] славной.

Ферекрат [Kock.I.169]:

Впредь сделаешь горох ты мягким.

И еще:

Задохся он, грызя горох поджаренный.

Дифил пишет: "Горох плохо переваривается, обладает слабительным и мочегонным действием, а также вызывает ветры". Согласно же Диоклу, горох вызывает брожение в желудке; белая его разновидность, имеющая прямоугольную форму, лучше черной, милетская лучше называемых "баранами", замоченный лучше сухого.
[О том,] что горох есть дар Посейдона.[146]
45. Люпин [ΘΕΡΜΟΙ]. Вот как пишет тот поэт-забавник [c] [Алексид.Коск.II.395]:

- Будь он неладен, пусть идет ко всем чертям,
Кто ел люпин и шелухою мусорил
В прихожей. Чтоб он подавился, мусоря!
- Не то что Клеэнет, поэт трагический, -
Он не таков, он человек любезнейший,
И уж не бросит кожуры от овоща.

А Ликофрон Халкидский в сатировской драме,[147] высмеивающей [d] философа Менедема (того самого, от которого получила название эретрийская школа[148]), пишет следующее в издевку над всеми философами вообще [TGF2. 817; ср.420b]:

Люпин плебейский там вовсю отплясывал,
Товарищ верный нищего триклиния.

Дифил [Kock.II.570]:

Нет хуже ремесла, чем наше сводничье!
Чем блудный дом держать, я рад по улицам
Бродить, торгуя розами и редьками,
Люпино-бобами, выжимкой масличною, -
[e] Все лучше, чем таких девиц прокармливать!

[Афиней] пишет, что следует обратить внимание на слово "люпино-бобы" (θερμοκυάμοι), ибо оно оставалось в ходу и в его время.
Полемон говорит, что лакедемоняне называют люпин "народным заступником" (λυσιλαίδα). Феофраст же рассказывает в "Причинах растений" следующее [IV.2.2]: "Люпин, вика (турецкий горох) и горох - единственные из стручковых, в которых не заводятся черви; этому препятствует их едкая горечь. Увядший горох, - продолжает он, - чернеет". Однако в третьей книге этого же сочинения [III.22.3] он пишет, что в горохе всё же [f] заводятся гусеницы. Дифил Сифнийский пишет, что люпин питателен и обладает слабительным действием, особенно если его длительное время вымачивать в сладком растворе. А поэтому и Зенон Китайский, обычно суровый и очень резкий с приятелями, напившись вина, становился приветливым и ласковым. А кто спрашивал, отчего это, он отвечал, что это так происходит и с волчьими бобами[149] (люпин): они, мол, пока не размокнут, очень горькие, а как напитаются влагой, становятся сладкими и очень вкусными.
46. Фасоль (ΦΑΣΗΛΟΙ). Полемон рассказывает, что лакедемоняне (56) на своих пирах, называемых Копидами,[150] подают на сладкое сушеные смоквы, бобы и зеленую фасоль. Эпихарм:

И если Дионису мил ты, быстренько
Поешь фасоли.

Деметрий [Kock.I.796]:

Фасоль иль смокву, в этом роде что-нибудь.

47. Маслины (ΕΛΑΑΙ). Эвполид [Kock.I.342]:

Вот каракатицы, маслины спелые (δρυπεπει̃ς).

Последнее слово заимствовано римлянами, которые называют спелые [b] маслины druppae. Дифил пишет, что маслины малопитательны и вызывают головную боль; еще хуже черные маслины - от них болят и голова и живот; маслины, называемые "ныряльщицами [в рассол]", более полезны и обладают крепящим действием. Качество черных маслин улучшается, если их подавить. Упоминает о давленных маслинах и Аристофан [Kock.I.493]:

... маслины подавить.

[c] И далее:

Ведь подавить их лучше, чем засаливать.

Архестрат в "Гастрономии":

Пусть тебе подадут морщинистых, спелых оливок.

Потому-то, поминая наш укропный Марафон,
Мы укроп в рассол масличный обязательно кладем, -

восклицает Гермипп [Kock.I.249]. Филемон пишет: "Маслины с дряблой мякотью (фавлии) называют отрубями, а черные - давлеными". Каллимах же дает в "Гекале" перечень различных сортов маслин :

Отруби, старицы (γεργέριμον), те, что зелеными осенью поздней
Плавать в соленый рассол положены были.

[d] Перезрелые маслины, согласно Дидиму, назывались также сушеными (ι̉σχάδας) и старицами. Более того, вместо "спелые маслины", говорили просто "спелые" (δρυπεπεη̃ς), не добавляя слово "маслины". Телеклид [Kock.I.218]:

Пусть угощает он меня без устали
Маслинами (δρυπεπεύσι), ячменными лепешками
И кервелем.[151]

Давленые маслины афиняне называли выжимками (στέμφυλα); а то, что зовем выжимками мы, то есть давленые виноградные грозди, они называли βρύτεα, производя это наименование от слова "гроздь" (βότρυς).
48. Редька (ΡΑΦΑΝΙΔΕΣ). Название редьки связано с легкостью ее [e] выращивания.[152] Последний слог (ις) аттики произносят то долго, то кратко. Например, у Кратина он долгий [Kock.I.104]:

Редькам (ρ̉αφανι̃σι) угодно решенье, другие же овощи против.

А у Эвполида [Kock.I.342] он краткий: "редьки (ρ̉αφανίδες) немытые, каракатицы". На то, что эпитет "немытые" относится именно к редькам, а не каракатицам, нам указывает Антифан, который пишет [Kock.II.124]:

Медовых пирогов, орехов и яиц,
Овсянки, меда, уток и медовых сот,
Немытых редек, репы наглотается.

Таким образом, "немытыми" являются именно редьки, [f] называющиеся также "фасийскими".[153] Ферекрат [Kock.I.198]:

Есть редька под рукой у нас немытая,
Вода уже нагрета для купания,
Орехи, солонина есть.

В уменьшительной форме употреблено слово "редька" в "Гиперболе" Платона [Kock.I.645]: "листок салата или редечка". Феофраст же в "Истории растений" говорит [VII.4.2], что редька бывает пяти сортов: коринфская, клеонийская, леофасийская, аморейская, беотийская. [...] Леофасийская, которую некоторые называют фракийской, лучше всего переносит холода, а беотийская самая сладкая; она круглая, а не длинная, [как клеонийская]. Вообще, говорит он, редьки с гладкими листьями слаще и (57) вкуснее. Каллий называет именно редьку словом ρ̉άφανος:[154] рассказывая о Древней комедии, он пишет [Kock.I.698]:

Маслины созревшие, репы, огонь,
гороховый супчик и редьки (ρ̉άφανοι),
Лепешки фаллические.

В доказательство того, что ρ̉άφανος означает здесь именно редьку, можно привести свидетельство Аристофана, который, рассказывая в пьесе "Данаиды" о Древней комедии, пишет [Kock.I.456]:

А хор плясал в те давние дни, завернувшись в циновки да тряпки,
Под мышкой зажав вязанки колбас, или редек пучки да грудинку.

Редька была очень дешевым блюдом. Амфид [Kock.II.243]: [b]

Кто при деньгах и, выйдя за провизией,
Упустит случай насладиться рыбами,
А понакупит редек, - не дурак ли он?

49. Сосновые шишки (ΚΩΝΟΙ). Афинский врач Мнесифей в сочинении "О съестных продуктах" называет косточки шишек скорлупками или просто шишками. Диокл Каристийский называет их "сосновыми орешками", а Александр Миндийский - "сосновыми шишками". Феофраст же дерево называет сосной, а плоды шишками. Гиппократ в [c] сочинении "О ячменном отваре", добрая половина которого считается неподлинной (некоторые полагают, что подложно всё сочинение), [называет их] "ядрышками", а многие - "косточками", как и Геродот, когда говорит о понтийском орехе [IV.23]: "Внутри спелого плода есть косточка". Дифил Сифнийский пишет: "Эти шишки очень питательны, а благодаря смоле, содержащейся в них, они смягчают сосуды бронхов и очищают диафрагму". Мнесифей добавляет, что тело от них тучнеет, пищеварению же они [d] не вредят; кроме того, они обладают мочегонным действием и безвредны для кишечника.
50. Яйца (ΩΙΑ). Анаксагор говорит в "Физике", что то, что называют "птичьим молоком", - это белок яйца. Аристофан ["Птицы".695]:

Ночь, от ветра зачав, первородок-яйцо принесла.[155]

Сапфо пишет слово "яйцо" в три слога ('ώιον):

Говорят, нашла когда-то Леда яйцо.[156]

И еще:

Яйца белей намного.

Эпихарм пишет это слово 'ώεον:

Яйца ('ώεα) гусей и куриц, несушек крылатых.

[Также] Симонид во второй книге ямбов:

Подобно яйцу меандровского[157] гуся.

[e] Анаксандрид растягивает это слово на четыре слога: ω̉άρια (яичечки) [Kock.II.163]. Также Эфипп [Kock.II.203; cp.29d]:

Горшочки-крохотки с вином из фиников,
Яичечки и всякая безделица.

Кажется, Алексид пишет [Kock.II.392] о ломтиках яиц. Яйца-болтуны назывались не только α̉νεμαι̃α (ветреные), но и υ̉πηνέμια (легкие, как ветер).
"Верхние этажи дома, называемые у нас υ̉περώα, они называли [f] яйцами (ω̉ά)", - пишет в "Любовных историях" Клеарх [FHG.II. 316], добавляя, что поэтому-то о Елене, выросшей в подобном жилище, разнеслась молва,[158] будто бы она вылупилась из яйца. Поэтому большую ошибку допускает Неокл Кротонский, пишущий, будто яйцо, из которого вылупилась Елена, упало с Луны, - ибо хотя лунные женщины и кладут яйца, но тамошние младенцы в пятнадцать раз крупней наших - об этом рассказывает Геродор Понтийский [FHG.II.35].
Ивик в пятой книге "Песен" говорит о сыновьях Молионы:

(58) Белоконных сыновей
Молионы убил я[159] -
Сверстников, крепко сращенных друг с другом,
Храбрых. В яйце родилися серебряном
Вместе они.

Эфипп [Kock.II.255; ср.642с]:

Явились сласти, пряники кунжутные,
Медовые, молочные пирожные
И тьма яиц - за все мы принялись.

О выеденных яйцах упоминает Никомах [Kock.III.389]:

Отцовское наследное имущество
Я взял в кулак и в месяцы немногие
Всю мякоть выжал, как яичко высосал.

О гусиных яйцах - Эриф [Kock.II.430]:

- Белее снега яйца, и громадные.
- Гусиные, наверно, а не Ледины.[160]

[b] Эпэнет и Гераклид Сиракузский утверждают в "Искусстве кулинарии", что лучшие из яиц - павлиньи, за ними следуют яйца утки пеганки (anas tadorna), и лишь на третьем месте куриные.
51. Аперитив (ПРОПОМА). [Афиней] говорит, что когда первая порция аперитива была обнесена вкруговую, церемонимейстер пиров Ульпиан спросил, можно ли найти у какого-либо автора слово "аперитив", употребленное в значении, какое вкладываем теперь в него мы. Сделав паузу и убедившись, что никто не собирается отвечать, он продолжил: "Я скажу сам. Если память мне не изменяет, Филарх Афинский, [с] или Навкратидский, пишет следующее в том месте своего сочинения, где речь идет о вифинском царе Зеле,[161] который, замыслив зло на галатских вождей, пригласил их на пир, однако сам был [ими] убит [FHG.I.341]: "Как было заведено с самого начала, перед пиром разнесли какой-то аперитив"". Рассказав это, Ульпиан попросил дать ему выпить из холодильной чаши, приговаривая, как он доволен, что его безотказная память не подвела его и на этот раз. В составе этого аперитива Афиней выделяет мальвы.[162]
52. Мальвы (ΜΑΛΑΧΑΙ). Гесиод ["Труды и дни".41]:

[d] ... на великую пользу идут асфодели[163] и мальва (μαλάχη).

Так [через альфу] пишут и аттики. "Однако, - говорит Афиней, - во многих списках комедии Антифана "Минос" я нашел это слово, написанное через омикрон [Kock.II.75]:

Грызущие корень мальвы (μολόχης).

Также у Эпихарма:

... да я смирнее мальвы".

Фений пишет в трактате "О растениях" [FHG.II.300]: "Семяноносец садовой мальвы называется плацентой, будучи очень похож на нее с виду; [e] ведь его ткань, похожую на гребешок, можно уподобить основанию плаценты, а в середине плаценто-подобного утолщения можно усмотреть нечто похожее на пупок. Если удалить основание, то оставшееся становится похожим на поперечный разрез морского ежа".
Дифил Сифнийский рассказывает, что мальва сочна и смягчает бронхиальные сосуды и едкие соки, находящиеся в верхней части желудка; [f] очень полезна мальва при раздражениях почек и мочевого пузыря, она питательна и легко выводится из организма, причем дикая мальва[164] полезней садовых сортов. Ученик Каллимаха Гермипп утверждает [FHG.III.40], что мальва является главной частью снадобья, называемого "лекарством от голода и жажды".
53. Тыквы (ΚΟΛΟΚΥΝΤΑΙ). Эвтидем Афинский в сочинении "Об овощах" называет тыкву "индийским огурцом", потому что семена ее были завезены из Индии. В Мегалополе[165] называют ее огурчиком (σικυωνία). Феофраст говорит о тыквах [HP.VII.4.6], что они все представляют (59) собой только один сорт, только экземпляры бывают лучше и хуже. Однако Менодор, ученик Эрасистрата и приятель Гикесия, пишет: "Тыквы подразделяются на индийские, называемые также "огурцами" (σικύα), и просто тыквы. Индийские тыквы обычно варят, а обычные тыквы можно еще и жарить". Жители Книда[166] до сих пор называют тыквы индийскими. Однако живущие вокруг Геллеспонта называют продолговатые [b] экземпляры "огурцами", а круглые - тыквами.
Диокл утверждает, что самые лучшие тыквы вырастают около Магнесии.[167] Они имеют форму идеального шара, достигают огромных размеров, сладки и очень полезны. Наилучшие огурцы вырастают в Антиохии,[168] салат-латук в Смирне и Галатии,[169] рута - в Мире.[170]
Дифил пишет: "Тыква малопитательна, она легко усваивается, содержит много влаги, сочна и легко выводится из организма. Полезно есть ее, запивая водой, смешанной с уксусом, потому что с приправами она гораздо вкуснее. Если употреблять ее с горчицей, она снижает вес; в вареном виде она лучше усваивается и выводится из организма". Мнесифей же пишет: "Вообще все овощи легко варятся на огне: таковы огурцы, тыквы, кидонские[171] яблоки (айва), воробьиные яблоки[172] (вид айвы) и всё тому подобное. После этого они становятся малопитательными, но совершенно [c] безвредными и снабжают организм влагой. Все они замедляют пищеварение. Предпочтительнее употреблять их в вареном виде". Аттики называют все виды этого растения исключительно тыквой (κολοκύντη). Гермипп [Kock.I.248]:

Что у него за голова! Как тыква!

Фриних говорит уменьшительно [Kock.I.386]:

Лепешечки кусочек или тыквочки (κολοκυντίου).

Эпихарм использует обычную форму слова:

Полезней тыквы (κολοκύντας) он, конечно же.

54. Комедиограф Эпикрат [Коск.II.287]:

- Скажи, что Платон, что Спевсипп, Менедем
[d] Мудрейшие? С кем рассуждают,
Какая идея волнует умы,
И что за предмет изучают они?
Коль толком узнал, ради Геи-земли,
Что видел, что слышал, - мне правду скажи.
- Я всё расскажу, ничего не забыл,
В гимнасиях при Академии[173] был
Недавно на Панафинеях.[174]
Я видел там выводок целый юнцов,
Лихих, небывалых наслушался слов:
Занявшись разбором природы,
На роды делили повадки зверей,
[e] Породы деревьев, сорта овощей.
Затем по порядку до тыквы дошли,
Про вид ее, род ее споры вели.
- Скорей скажи, какого рода, племени
Растенье это? Если знаешь, вымолви.
- Сперва словно скрючило всех молодцов,
Едва приступили; наморщили лбы
И долго в раздумьи молчали.
Внезапно, пока еще всех остальных
В дугу размышление гнуло,
Воскликнул один: "Это выпуклый плод!"
"Трава!" - другой, "Дерево!" - третий.
Подобное слыша, случившийся врач
(Он был из земли сицилийской)
[f] Кишкою издал непристойнейший звук
В издевку над бредом новейших наук.
- И, конечно, разгневались страшно они,
закричали, какой он невежа?
Чтобы дерзко на диспуте так поступать,
надо быть, несомненно, нахалом.
- О нет, не смутились парнишки ничуть.
Платон там присутствовал, благостен был,
Он бровью не дрогнул и вновь напустил
Мальчишек разделывать тыкву.
И снова все скрючились.

55. Восхитительный Алексид искушает нас поистине царской закускою, от которой у знатоков текут слюнки [Kock.II.392]:

Я очутился там в разгаре праздника.
(60) Водой полили руки, столик раб принес:
На нем не сыр лежал, не россыпи маслин,
Пахучая приправа чепуховая, -
О нет, благоухая, блюдо дивное
На нем лежало, чудно представлявшее
Сезоны года и круговорот времен.
Был небосвод представлен полушарием,
На коем красовались все созвездия:
Козлят и рыб там скорпион преследовал,
А звезды были - ломтики яичные,
[b] Когда же мы взялись за мироздание
С напарником вдвоем, весь труд достался мне:
Всё толковал о чем-то он отчаянно
И головою тряс, а я усердствовал,
Покуда блюдо решетом не сделалось.

56. Грибы (MYKAI). Аристий [TGF2. 727]:

От грибных раскатов грома трясся каменный порог.

Полиох [Kock.III.390]:

Посыпанный мякиной, черный, маленький
Ячменный хлебец каждый дважды получал
[с] На дню, немного смокв; грибы мы жарили,
В ненастный день ходили за улитками;
Из здешней зелени еще чего-нибудь.
Иль давленых маслин, вина немножечко -
Отменной местной дряни.

Антифан [Kock.II. 111]:

Обед - ячменная лепешка, что на бой
За дешевизну выйдя, ощетинилась
Мякиной грозно, луковица ириса,
Приправа, гриб, осот,[175] еще чего-нибудь,
[d] Чем нас, убогих, кормит место жалкое.
Так мы живем: без жара, без огня в крови.
И кто, имея мясо, станет есть тимьян,
Слыви он хоть адептом Пифагоровым?

И продолжает:

Кто знает жребий свой? И что нам вынести
Еще придется? Так пожарь же два гриба,
Вот этих, из-под дуба каменного.

[О том,] что ученик Исократа Кефисодор в сочинении против Аристотеля (оно состоит из четырех книг) упрекает философа за то что тот посчитал ниже своего достоинства заняться собиранием пословиц, тогда как Антифан написал целую пьесу, озаглавленную "Пословицы". Из нее цитируются следующие стихи [Kock.II.88]:

Да если б я притронулся к чему-нибудь
Из вашей снеди, мне бы показалося,
Что ем грибы сырые или яблоки
Кислейшие или еще чего-нибудь,
Чем морят смертных.

57. Грибы зарождаются в земле, и лишь немногие из них съедобны, большинство же вызывает удушье. На этом основана и шутка Эпихарма:

Вы прямо, как грибы сушеные,
[f] Меня задушите.

Никандр перечисляет в "Георгиках" ядовитые грибы:

Все те страданья и злоба, какие
Каменный дуб и простой, олива и груша накопят,
Тяжестью смертной в грибах набухают.

Говорит он также и что

Если сокроешь глубоко в навозе смоковницы стебель,
(61) После его увлажнишь текучею вечно водою,
То прорастут от ствола грибы безвредные; только
С корнем их от основанья не отрывай.

[Остальное было неразборчиво].[176]

Так ты поганки-грибы (α̉μανίτας) посадишь, -

пишет там же тот же Никандр. А Эфипп [Коск.II.263]:

Чтоб, как грибы, я мог бы задушить тебя.

Эпархид рассказывает [FHG.IV.404], что когда поэт Еврипид гостил в Икарии, он сочинил эпиграмму по случаю гибели целой семьи - матери, [b] двоих взрослых сыновей и незамужней дочери: они отравились, поев в поле ядовитых грибов. Эпиграмма такова:

Гелиос-бог, бороздящий эфира нетленного сферу!
Зрел ли такую беду зрак ослепительный твой?
Мать, дочь-девицу и двух близнецов уже возмужалых
Разом похитила смерть в день для семьи роковой.

Диокл Каристийский пишет в первой книге трактата, озаглавленного [с] "Здоровье": "Из диких растений для варки пригодны белая свекла, мальва, щавель, крапива, лебеда, трюфели и грибы".
58. Поручейник (ΣΙΑ). Спевсипп во второй книге "Подобий" говорит, что он растет в воде, подобно болотному сельдерею. Поэтому и Птолемей Эвергет, второй царь Египта, требовал переписать гомеровский стих следующим образом [Од.V.72]:

Вкруг зеленели луга поручейника (οίου) и сельдерея, -

ибо сельдерей растет вместе с поручейником, но не с фиалками ('ία).
59. Дифил говорит, что грибы вкусны, расслабляют кишечник, питательны, но трудно перевариваются и вызывают вздутие живота. В [d] особенности это касается грибов с острова Кос.[177] "Многие даже смертельно ядовиты. Пригодные в пищу с виду тонки, нежны и ломки; они вырастают под вязами и соснами. Ядовитые же [на изломе] чернеют или синеют, они жестки и после варки выставляются на стол уже совершенно твердыми; съевшие их умирают. Помогает [обильное] питье медовухи, кислого меда, [e] соды и уксуса. После питья надо вызвать рвоту. Поэтому очень важно сразу же после сбора грибы обработать уксусом, медом или солью: это удаляет все, что вызывает удушье". Феофраст же пишет в "Истории растений" [fr.168]: "Растут эти растения иногда под землей, иногда на ее поверхности. Последних некоторые называют дождевиками[178] (πεζια), они растут среди грибов; как и грибы, корней они не имеют. Однако [в отличие от дождевиков] грибы обладают вытягивающейся сообразно их разбуханию [f] ножкой, от которой отходят корешки". Пишет он также [HP.IV.7.2], что в море вокруг Геракловых Столпов[179] после обильных дождей появляются грибы, которые окаменевают на солнце. И Фений в первой книге его трактата "Растения" [FHG.II.300]: "Другие же растения никогда не производят ни цветков, ни клубнеподобных почек, содержащих семена, ни даже вовсе каких-либо семян; таковы гриб, трюфель, папоротник и вьющийся плющ". Он же пишет о "папоротнике, который некоторые называют βλάχνον". Феофраст в "Истории растений":[180] "Растения, покрытые гладкой кожицей, такие как трюфель и грибы: дождевик и исполинский дождевик[181] (γεράνειον)".
(62) 60. Трюфели (ΥΔΝΑ). Они самозарождаются в земле преимущественно на песчаных местах. Феофраст говорит о них [ИР.1.6.9]: "...трюфель, так называемый исполинский дождевик, и вообще все растения, находящиеся под землей...". И еще [fr.167]: "... и зарождение, и наружность подземных растений, таких как трюфель или растущий в окрестностях Кирены[182] гриб, называемый μίσυ.[183] Он слывет большим лакомством, имеет запах мяса и походит на фракийскую стрелу (οι̉τόν). [b] Считается, что этот вид растений обладает следующей особенностью: они зарождаются во время обильных осенних дождей и сильных гроз, и чем больше громов, тем больше их прорастает, так что громы-де их и порождают.[184] Грибы эти однолетние и более года не живут, собирать же их надо весной, когда они достигают наибольших размеров. Тем не менее некоторые полагают, что эти растения прорастают из семени. В доказательство они ссылаются на то, что на побережье Митилены[185] трюфели не появляются, пока не пройдут ливни и не принесут их семена из Тиар.[186] В Тиарах они растут в изобилии, и вообще более всего их появляется на побережье, в особенности в песчаной почве, - как раз таковы [c] Тиары. Водятся они также в Абарниде близ Лампсака,[187] в Алопеконнесе,[188] и Элиде".[189]
Линкей Самосский пишет: "...море рождает медуз, а суша трюфели". И пародист Матрон в своем "Пире":

Лакомых устриц принес: они трюфлями служат Фетиде.

Дифил отмечает, что трюфели перевариваются с трудом, однако сочны, смягчают и расслабляют кишечник, некоторые же из них, подобно грибам, причиняют смерть через удушье. Гегесандр Дельфийский пишет [d] [FHG.IV.420], что на Геллеспонте[190] ни трюфель не водится, ни горбыль, ни даже тимьян. Потому-то Навсиклид и сказал, что не найдешь там ни весны, ни товарища. Памфил упоминает в "Глоссах" некую траву, которую он называет трюфельным листом: она вырастает над тем местом, где появится трюфель; по ней его и находят.
61. Крапива (АКАΛНФН). Так аттики называют травянистое растение и пахучую траву. Аристофан в "Финикиянках" [Kock.I.751]:

А всех прежде
Выросла всякая овощь
С каменною крапивой.

62. Спаржа (ΑΣΠΑΡΑΓΟΙ). Одни ее разновидности называются [e] болотными, другие горными. Лучшая - та, что вырастает не из семян, она целебна при всех внутренних недомоганиях. Зато сеяная бывает огромной величины, и говорят, что в ливийской Гетулии она толщиной не уступает кипрскому тростнику, а в длину достигает двенадцати футов; в горах же и на берегу океана она достигает толщины больших нартеков и длины около двадцати локтей. Кратин пишет ее через φ [Kock.I.108], т. е. α̉σφάραγος. Также Феопомп [Kock.I.751]:

Затем, заметив спаржу (α̉σφάραγος) под одним кустом...

И Амипсий [Kock.I.677]:

Ни дерева мастичного,[191] ни спаржи нет (α̉σφάραγος),
Ни лавра веточки.

Дифил же говорит, что капуста-спаржа, имеющая специальное название стрелка ('όρμενος), более полезна для желудка, к тому же она расслабляет кишечник, но вредит зрению. Кроме того, она жжется, обладает мочегонным действием и портит почки и мочевой пузырь. Росток же, вытягивающийся из капустного кочана, называется стрелкой только у аттических авторов. Софокл в "Следопытах" [TGF2.109]:

Росток (βλάστη) не замирает устремившийся, -

(63) от глаголов ε̉ξορούειν - "устремляться" и βλαστάνειν - "расти".
Антифан, наоборот, пишет слово "спаржа" через π, т. е. α̉σπάραγος [Kock.II.130]:

Блистала спаржа (α̉σπάραγος) и горох стоял в цвету.

Аристофонт [Kock.II.282; ср.170b]: "Каперс, полей (разновидность мяты), тимьян, спаржа (α̉σπάραγος), лук-порей, терн, шалфей и рута".
63. Улитки (ΚΟΧΛΙΑΣ). Филиллий [Kock.I.787-788]:

Жена, ведь не цикада, не улитка я.

А также:

Сардины, скумбрии, ...
... улитки, коракины.

Гесиод называет улитку домоносцем ["Труды и дни".569]. Это же обыгрывает и Анаксилай [Kock.II.274]:

[b] Намного ты улиток недоверчивей,
А ведь они таскают на горбу своем
Дома от подозрительности.

Ахей [TGF2. 757]:

Этна[192] ль питает таких
Громадных рогатых улиток?

Также на пирах предлагается в качестве загадки следующий стих, описывающий улитку:

В древе рожден, без шипов, бескровен, ходит по влаге.

Аристотель в пятой книге "О частях животных" пишет [ИЖ.V.41], что улитки появляются в период размножения осенью и весной. У них [c] единственных из черепокожих наблюдалось спаривание. Феофраст пишет в сочинении "О животных, обитающих в норах": "Улитки прячутся в норах даже зимой, но еще больше летом. Поэтому они и появляются в огромных количествах во время осенних дождей. Летом они укрываются или в земле, или на деревьях".
Некоторые разновидности улиток называются сесилами (σέσιλοι). Эпихарм:

- Вот этих всех на саранчу меняю я,
А за моллюсков я возьму одних сесил.
- Иди ты к черту.

[d] Однако Аполлас пишет, что лакедемоняне называют улиток семелами (σέμελον), а Аполлодор во второй книге "Этимологии" указывает, что некоторые виды улиток называются "предобедниками".[193]
64. Луковицы "Бульбы" (ΒΟΛΒΟΙ). В пьесе Эвбула "Амальтея" Геракл отвергает "бульбы" (βολβός) в таких словах [Kock.II. 166]:

Горяч ли он, остывший или тепленький -
Волнует всех живей, чем Трои взятие.
И не капустных стеблей, и не сильфия,
И не дрянных гарниров святотатственных,
Не "бульбы" я пришел нажраться луковиц,
[e] Нет, тем, что в прибавленьи силы первое
И первое по вкусу и в полезности
Для нашего здоровья: угощаюсь я
Кусками мяса, свежими, громадными,
Свиными оконечностями (α̉κροκώλια), мордами;
Вдобавок три кусочка поросеночка
Засоленного.

Алексид же высказывается о благотворном воздействии этих луковиц на мужскую силу [Kock.II.399]:

Пинны, крабы, лук,
Улитки, яйца, трубачи, конечности (α̉κροκώλια),
И всё подобное: влюбленный в девушку
[f] Навряд отыщет лучше этих снадобье...

Ксенарх в "Буколионе" [Kock.II.467]:

И гибнет дом,
Где чресла у хозяев обессилены:
Дух гибели, страшнее, чем Пелоповский,
В кого ворвется - всем беда! И голову
Втянувший в плечи земнородный бульба-лук,
Деметрин друг, необходимый каждому
В вареном виде, не поможет гибнущим.
Напрасно и взращенный в черных омутах
Полип, крепитель членов, свежепойманный
(64) Плетеною сетей неумолимостью,
Напрасно наполняет чрево твердое
Горшка, дитяти ремесла гончарного.

Архестрат:

Здесь говорю я "прощай!" кочерыжкам капустным и луку,
Уксусникам и прочей закуске.

65. Гераклид Тарантийский в "Пире": "Считается, что луковицы-"бульбы", улитки, яйца и подобное им способствуют производству семени; однако это происходит не потому, что они высокопитательны, но из-за того что они содержат семяподобные первоэлементы, воздействующие с неменьшей силой". Дифил: "Лук-бульба с трудом переваривается, но питателен и полезен; [b] оказывает очищающее действие на организм, но ослабляет зрение. Кроме того, лук-"бульба" возбуждает любовное желание". Такова и поговорка:

Не поможет тебе "бульба", коли жилы слабые.

66. Действительно, так называемые "царские луковицы" более всех прочих возбуждают любовные желания: после них - красные; белые походят на ливийский морской лук; а слабее всех египетские. Те же, что называются бульбинами (βολβι̃ναι), сочнее прочих луковиц, однако из-за своей сладковатости они не очень полезны; более того, будучи довольно жесткими, они способствуют тучности, но из кишечника выводятся легко. Упоминает о "бульбинах" и Матрон в пародиях:

[с] Весь же осот рядовой не могу ни назвать, ни исчислить, [Ил.II.488]
Мякотью белой глава полна его, грозна шипами; [Ил.II.323]
Также бульбин, Олимпийца Зевеса лирников-мужей. [Гомеровские гимны. XXV.3]
В почве сухой их вскормил нескончаемый ливень Зевесов,
Снега белее они, а видом на плюшки похожи, [Ил.Х.437]
К ним, подраставшим, не раз влеклось благородное брюхо.[Ил.ХХ.223]

[d] 67. [О том,] что Никандр хвалит "мегарские[194] луковицы". Феофраст в седьмой книге "Истории растений" [VII.13.8]: "В некоторых местностях, например в Херсонесе Таврическом, лук-бульба (βολβός) настолько сладок, что его едят сырым". То же самое рассказывает и Фений [FHG.II.300]. "Есть такой его вид, - продолжает Феофраст, - который растет по морскому берегу и у которого под внешним покровом есть шерсть, которая находится, таким образом, между внутренней, съедобной, частью и наружной. Из этой шерсти изготавливают сандалии и разную одежду". [e] Согласно Фению, волосат и индийский лук-бульба.
О способах приготовления луковиц "бульбы" пишет Филемон [Kock.II.516]:

Взгляни, коль хочешь ты, на бульбу-лук:
Ведь сколько тратит шельма, чтобы чваниться!
Лук нужен, мед, оливковое маслице,
Кунжут, сыр, уксус, сильфий - сам же по себе
Он дрянь горчайшая.

Гераклид Тарентский требует ограничить употребление луковиц "бульбы" на пирах: "...объедаться нельзя никоим образом, в особенности [f] кушаньями липкими и вязкими, такими, как яйца, лук-"бульба", требуха, улитки и тому подобное. Всё это надолго застревает в кишечнике и, связывая внутренние соки, препятствует их течению".
68. Дрозды (ΚΙΧΛΑΙ). За предварительной выпивкой (προπόμασι) нам подавали целые стаи дроздов и многих других пернатых. Телеклид [Kock.I.209; cp.268d]:

И влетали зажаренные дрозды
прямо в рот, и с лепешками вместе.

Сиракузяне произносят слово "дрозд" κιχήλα. Эпихарм:

Дроздов (κιχήλας), оливки поклевать любителей.

Упоминает о них в "Облаках" и Аристофан[195] [339]. Аристотель (65) рассказывает [ИЖ.IХ.617.96], что существует три вида дроздов. Первый, и самый большой, величиной с сороку; его называют иксоедом, потому что он питается [только] ягодами омелы[196] (ι̉ξόν). Другой - трихад,[197] величиной с черного дрозда. Меньше всех третий, которого называют илладом (ι̉λλάδα),[198] а иные, - пишет Александр Миндский, - тиладом ("хохолок" τυλάδα). Они, подобно ласточкам, собираются в большие стаи и на их же манер вьют гнезда.
[О том,] что приписываемая Гомеру поэмка, озаглавленная [b] "Дроздовки" ('Επικιχλάδες), называется так, потому что Гомер пел ее детям, получая в награду дроздов. Об этом рассказывает Менехм в сочинении "О мастерах".
69. Пеночки фиговые [199] (ΣΥΚΑΛΙΔΕΣ). Александр Миндский рассказывает: "Другую разновидность синичек одни называют элеей ('έλαιος), другие пиррией (πυρρίας), во время же созревания фиг ее зовут фиговой пеночкой". Она разделяется на два вида: собственно фиговую пеночку и черную шапочку. Эпихарм:

Блестящих фиговых пеночек (συκαλλίδες), -

и еще:

Также было много цапель длинно-шее-выгнутых,
Глухарей, что ищут семя и блестящих фиговых
Пеночек (συκαλλίδες).

Ловятся они преимущественно во время созревания фиг; поэтому правильнее писать их название через одну λ, Эпихарм же пишет две λ ради ритма. [c]
70. Зяблики (ΣΠΙΝΟΙ). Эвбул [Kock.II.214]:

Справляются ведь в доме Амфидромии.[200]
На них должны мы сыру херсонесского
Ломтей нажарить, отварить блестящую
Капусту в маслице оливковом, тушить
Ягняток грудки жирные, ощипывать
Дроздов дородных, вяхирей, да зябликов,
Да каракатиц пожевать, анчоусов,
[d] Отбить искусно тьму полипьих щупальцев,
Да пить вина за чашей чашу крепкого.

71. Черные дрозды [201] (ΚΟΨΙΧΟΙ). Никострат или Филетер [Kock.II.221]:

- Скажи мне, что ж купить?
- Без лишних трат, но всё, что нужно: зайчика,
Коль попадется, уточек поболее.
Да сколько сможешь, черных и простых дроздов.
А диких птиц - всех, всех, какие встретятся.
И будет мило.

Антифан упоминает среди снеди и скворцов [Kock.II. 130]:

[e] Мед, куропатки, вяхири,
Скворцы, сороки, утки, гуси, черные
Дрозды и галки, перепелка, курица.

Ты требуешь от нас объяснять буквально всё подряд, и словечка нельзя вымолвить, чтобы не подвергнуться допросу.
[О том,] что воробей (ΣΤΡΟΥΘΑΡΙΟΝ) упоминается у Эвбула, а также у многих других авторов [Kock.II.208]:

Четыре-пять возьми-ка куропаточек,
Зайчишек штуки три-четыре, воробьев,
Чтоб было что погрызть, щеглов и зябликов,
Да попугаев, пустельги, чего-нибудь,
Что попадется.

[f] 72. Свиные мозги (ΕΓΚΕΦΑΛΟΙ ΧΟΙΡΕΙΟΙ). Философы не разрешают нам есть их,[202] говоря вкушающим: "Грызть же бобы - все равно, что" поедать не только "родителей головы милых", но и всё самое нечистое. По крайней мере никто из древних не ел свиные мозги, ибо они заключают в себе почти всю способность чувствовать.
(66) Аполлодор Афинский говорит, что никто из древних не употребляет слово мозг (ε̉γκέφαλον): и Софокл, например, рассказывая в "Трахинянках" [791] о том, как Геракл швырнул Лихаса в море,[203] говорит не о мозге, но о белой мякоти (λευκός μυελός), уклоняясь от точного обозначения:

Мякоть (λευκός μυελός) брызнула,
Кровавый череп на куски разбился, -

хотя в остальных деталях он точен. И Еврипид, представляя Гекубу, оплакивающую сброшенного эллинами Астианакта,[204] пишет ["Троянки".1137]:

Ох, бедный мой! Жестоко раздробила
[b] Тебе головку Фебова твердыня!..
Как вьющиеся волосы твои
Расчесывала мать, как целовала...
Из черепа раздробленного кровь
Течет... о худшем умолчу...

Чтобы правильно понять эти две цитаты, следует немного задержаться. Ведь слово "мозги" есть и у Филокла [TGF2.760]:

И если б ел мозги, не оторвался бы, -

и у Аристофана ["Лягушки".134]:

Но так мозгов две трети разлетелось бы, -

и у других. Софокл, следовательно, воспользовался выражением "белая мякоть" [c] для поэтичности, Еврипид же и вовсе не пожелал изображать гнусное и безобразное зрелище и показал лишь то, что хотел. Голова вообще считалась священной; это ясно из того, что ею клялись и почиталось святым даже исходящее из нее чихание. Ведь даже договоры закреплялись кивком головы, о чем говорит и Зевс у Гомера [Ил.I.524]:

Зри, да уверенна будешь, - тебе я главой помаваю.

73. [О том,] что в предварительное питье входят перец, салатный лист, [d] смирна,[205] осока и египетское миро. Антифан [Kock.II. 125]:

Накупишь перцу - не успеешь в дом войти,
Уже доносы пишут, казни требуя
Колесованием шпиона подлого.

А также:

Теперь пуститься надо мне на поиски
Перчинки или "блита" (?) ягодки.

Эвбул [Kock.II.210]:

Взяв зернышко крапивы или перчика,
Его ты с миррой разотри-ка, женщина,
И окропи дорогу.

Офелион [Kock.II.294]:

Ливийский перец, благовоние,
И книжицу с Платоновыми бреднями.

Никандр в "Териаках" [875]:

[e] Мелколепестника[206] листьев нарвав пушистых и мелких -
Он ведь на каждом шагу встречается - или же перца
Свежего мелко нарезав, мидийского кардамона.[207]

Феофраст пишет в "Истории растений" [IХ.20.1]: "Перец - это плод, который бывает двух видов: есть круглый, как горькая вика, с кожурой и мясом, как у лавровых ягод, красноватый. Другой продолговатый, черный с зернышками, похожими на маковые, гораздо более едкий, чем первый. Горячительными свойствами обладают оба. Поэтому перец, так же как и ладан, помогает против отравления болиголовом".[208] В сочинении же [f] "Об удушье" он пишет [fr.166]: "Возвращает их к жизни вливание уксуса, смешанного с растертыми семенами перца или крапивы". Любопытно, что ни одно греческое существительное, кроме "меда" (μέλι), не оканчивается на йоту. Ведь "перец" (πέπερι), "гумми" (κόμμι) и "койфи"[209] (κοι̃φι) - слова иноязычные.
74. Оливковое масло (ΕΛΑΙΟΝ). Самосское масло упоминает Антифан или Алексид [Kock.II. 134,408]:

Масла вот тебе
Метрет[210] самосского, что белизной своей
Все масла побивает.

Карийское[211] масло упоминает Офелион [Kock.II.294]: (67)

Карийским маслом умащается.

Аминта пишет в "Путеводителе по Персии": "На этих горах произрастают терминт, мастиковое дерево и персидский орех, из которого для царя в больших количествах давят масло". Ктесий же говорит, что в Кармании[212] для нужд царя производят масло из терновника. В сочинении "О данях, собираемых в Азии" он дает перечень всего, поставляемого к царскому столу, не упоминая при этом ни перца, ни уксуса, который "из всех приправ приправа наилучшая". Не упоминает его и Динон в "Персидской [b] истории", хотя пишет [FHG.II.92], что для царя из Египта возят аммониак[213] и нильскую воду.
Об оливковом масле, называемом "сырцом", упоминает в сочинении "О запахах" Феофраст [IV.14-15], добавляя, что получают его из маслин с дряблой мякотью (φαυλίαι) и миндаля. В числе отличнейших называет оливковое масло, получаемое в Фуриях, Амфид [Kock.II.248; ср.30b]:

Из Фурий масло, чечевица гельская.[214]

75. Рыбный соус [215] (ΓΑΡΟΣ). Кратин [Kock.I.95]:

[c] Полна корзинка ваша рыбным соусом.

Ферекрат [Kock.I.197]:

Всю бороду замызгал рыбным соусом.

Софокл в "Триптолеме" [TGF2. 264]:

... из рыб соленых соуса.

Платон [Kock.I.656]:

Они меня утопят, окунув меня
В протухший рыбный соус.

А что это существительное мужского рода, видно из эсхиловского стиха [TGF2. 71]:

И рыбный соус (γάρον).

76. Уксус (ΟΞΟΣ). Изо всех приправ ('ήδυσμα) только его аттики называют [d] наслаждением ('ήδος). Философ Хрисипп утверждает, что наилучшими уксусами являются египетский и книдский. Аристофан же пишет в "Плутосе" [720]:

Все это он полил сфеттийским уксусом.

Комментируя этот стих, грамматик Дидим пишет: "Возможно, потому что уроженцы дема Сфетт [в филе Акамантиде] были очень язвительны". В другом месте он упоминает, что хорош уксус из Клеон [Kock.I.560]:

В Клеонах[216] тоже уксусник отыщется.

Также Дифил [Коск.II.572]:

- Поверь мне: выхлебал,
Забившись в уголочек на лаконский лад,
Он за обедом уксуса котилу.[217]
- Врешь!
- Что значит "врешь"?
- Так ведь клеонский уксусник
Вмещает ровно столько.

Филонид [Kock.I.256]:

Нет уксуса у них в приправах.

Гераклид Тарентский пишет в своем "Пире": "Можно наблюдать, как на открытом воздухе некоторые вещества свертываются под действием уксуса; [e] примерно то же самое происходит и в желудке. Никто, однако, не станет спорить, что внутри нас смешаны самые различные соки, поэтому некоторые сгустки уксус растворяет".
Высоко ценился также декелейский уксус. Алексид [Kock.II.400]:

Из Декелей уксуса домашнего[218]
Заставил ты меня четыре полные
Котилы выпить, - сразу после этого
На рынок потащил в жару полдневную!

Οξύγαρον (уксусный соус) следует писать через ипсилон, так же как и вмещающий его сосуд ο̉ξύβαφον (соусник); ведь и у Лисия сказано в речи [f] "Против Феопомпа по обвинению в насилии": "Я же пью мед с уксусом (ο̉ξύμελι)". По тому же образцу мы скажем и ο̉ξυρόδινον (рыба в уксусе).
77. [О том,] что слово "приправы" (α̉ρτύματα) встречается у Софокла [TGF2.278]: (68)

И приправы пищевые.

Также у Эсхила [fr.299]:

Приправами пропитываешь.

И Феопомп пишет [FHG.I.298]: "Много медимнов приправ, много мешков и мехов с книгами и всем остальным, необходимым для жизни". Глагольная форма обнаруживается у Софокла [TGF2. 357]:

Искусный повар, всё смогу приправить я.

Кратин [Коск.1.101]:

Должным образом не всякий вам приправит горбыля.[219]

Эвполид [Kock.I.347]:

Едой дрянной, приправленной роскошнейше.

[О том,] что у Антифана где-то перечисляются следующие приправы [Kock.II.69]:

Сильфия,[220] изюму, соли, сусла, сыру и тимьяна,
Семени кунжута, соды, тмина, кешу и душицы,
Меда,[221] уксуса, оливок, соуса бобового,
Каперсов, копченой рыбы, кресса,[222] листьев фиговых,
Зелени, яиц, закваски.

[О том,] что древним был известен так называемый эфиопский [b] тмин.[223]
[О том,] что "тимьян" (ο‛ θύμος) и "душица" (ο‛ ο̉ρίγανος) - слова мужского рода. Анаксандрид [Kock.II.157]:

И нарубивши морского лука, спаржи, душицы (ο̉ρίγανον),
(Каждый ведь знает, что, если смешать ее с кориандром,
Облагородит она копченую рыбу).

Ион:

Однако тут же он в своей руке душицу (τὸν ο̉ρίγανον) прячет.

Однако у Платона (или Кантара) оно женского рода [Kock.I.641]:

Или аркадскую острейшую (δριμυτάτην) душицу.

Наконец, среднего рода это слово у Эпихарма и Амипсия [Kock.I.678]. [с] Что касается слова "тимьян", то в "Пчеловодстве" Никандра оно мужского рода.
78. [О том,] что Кратин называет в "Одиссеях" дыни семенными огурцами [Kock.I.56]:

- Но когда же, где ты видел Лаэртида моего?
- Мы на Паросе[224] встречались, покупал он огурец,
Удивительно громадный, не иначе, семенной.

Платон в "Лае" [Kock.I.618]:

Не видишь разве ты, как наш Леагр,
Дрянная ветвь Главкона рода славного,
Известный дурачок, повсюду шляется
[d] На толстеньких, как дыня-евнух[225] (η̉ σικύα), ножечках?

Анаксилай [Kock.II.274]:

Лодыжки у него
Распухли толще тыквы спелой (σικυός).

Феопомп [Kock.I.752]:

Стала у меня
Она нежнее дыни спелой (η̉ σικύα).

Фений пишет [FHG.II.300]: "Огурцы и дыни едят сырыми, когда мякоть свежа и не содержит семян; у перезрелых экземпляров съедобна только наружная кожица. Тыква же в сыром виде несъедобна, но вареная или тушеная хороша". Диокл Каристийский в первой книге своего трактата "Здоровье" пишет, что из дикорастущей зелени для варки пригодны латук (лучше всего черный), кресс, кориандр, горчица, лук (лучше всего [e] аскалонский[226] (лук-перо), а также лук-порей), луковицы чеснока, стебли чеснока, огурец, дыня (πέπων) и мак. Немного ниже он пишет: "Дыня (πέπων) хороша для сердца и желудка. Вареный огурец мягок, безвреден и обладает мочегонным действием. Если же дыню сварить в сладком сиропе, она расслабляет кишечник". Спевсипп называет в "Подобиях" дыню (πέπων) "огурчиком" (ή σικύα); однако Диокл, упомянув о дыне (πέπων), этого названия не употребляет, тогда как Спевсипп, наоборот, [f] пишет только η̉ σικύα, но не πέπων. Дифил же пишет: "Дыня сочна, богата вяжущими веществами ... менее вкусна, а также малопитательна; она легко переваривается и выводится из кишечника".
79. Латук посевной (ΘΡΙΔΑΞ) [Lactuca sativa]. Аттики называют его θριδακίνη. Эпихарм:

Облупленный латука (θρίδακος) стебель.

Еще более длинную форму, θρίδακιυίδας, можно найти у Страттида [Kock.I.730]: (69)

И гусеницы тропками
Пятидесятиножными
В садах и огородиках
На листья забираются,
Цепляясь к длиннохвостому
Сатировому дереву.
Завивают хор вокруг
Базилика лепестков,
И душистый сельдерей
Обвивают и латук (θριδακινίδων).

Феофраст пишет [ИР.VII.4.5]: "[То же самое] у латука: белый слаще и нежнее. Есть три других его сорта: с широким стеблем, с круглым стеблем и третий, лаконский: листья у него напоминают листья сколимуса,[227] он прямой и рослый; побегов на стволе не имеет. У латука с широким стеблем стебли бывают так велики, что, говорят, из них делают иногда огородные дверцы". Вновь отросшие веточки, говорит Феофраст [ИР.VII.2.4], даже вкуснее.
80. [b] Никандр Колофонский пишет во второй книге "Глосс", что у киприотов латук называется брентом (βρένθις); спрятавшийся в нем Адонис был растерзан вепрем. Амфид пишет в пьесе "Иалем" [Kock.II.241]:

...В латуке, чтоб пропал треклятый он!
Его ведь коль поест нестарый муж еще,
То всякий раз, когда сойдется с женщиной, -
[с] Всю ночь над ней промается, а без толку,
Напрасно теребя свои причинности.

А Каллимах говорит, будто Афродита прятала Адониса в латуке, - этим поэты хотят сказать, что постоянно употребляющие латук слабы в постели. И Эвбул говорит в "Бессильных" [Kock.II.169]:

Не выставляй, жена, передо мной на стол
Латука иль тогда сама себя вини.
Ведь, говорят, Киприда[228] в этом овоще
[d] Адониса скончавшегося спрятала,
С тех пор он пища мертвых.

Кратин говорит [Kock.I.110], что, полюбив Фаона, Афродита скрыла его в "пышном латуке", Марсий же младший - что в зеленом ячмене. Памфил пишет в "Глоссах", что Гиппонакт называл латук четвериком (τετρακίνη). По словам пифагорейца Лика, вызывающий бессилие латук с широкими [e] гладкими листьями и без стебля пифагорейцы назвали "скопцом", а женщины - "дряблухой" (α̉στύτιδα); он обладает мочегонным действием и вызывает бессилие, а на вкус бесподобен.
81. Дифил пишет, что стебель латука очень питателен, но выводится из организма гораздо труднее листьев; листья же вызывают вздутие живота, однако более питательны, а выводятся легко. Как правило, латук благотворно влияет на пищеварение, охлаждает, стимулирует работу кишечника, [f] вызывает сонливость, сочен, умеряет половое влечение. Пышный латук полезнее для желудка и вызывает большую сонливость; жесткий и дряблый менее полезен для пищеварения, однако усыпляет не хуже. Черный латук охлаждает больше и благотворен для кишечника. Латук, выросший летом, сочнее и питательнее осеннего. Считается, что стебель латука утоляет жажду. Как утверждает Главкий, отваренный подобно капустным стеблям латук вкусом превосходит любой вареный овощ. В других местах Феофраст (70) [ИР.VII.1.2] называет "подсевом" свеклу, латук, индау,[229] щавель, горчицу, кишнец,[230] укроп и кресс-салат. Дифил же считает, что все овощи вообще малопитательны, малосочны и способствуют похуданию, так как ввиду легкости всегда закрывают стенки желудка (ε̉πιπολαστικά); в хозяйстве они не приносят большого дохода. О летних овощах упоминает Эпихарм.
82. Шиповник (ΚΙΝΑΡΑ). В "Колхах" Софокл называет его κυνάρα [TGF2.206], однако в "Финикийце" он пишет [TGF2. 286]:

... вся усеяна
Колючкою собачьей (κύναρος 'άκανθα) нива.

В "Описании Азии" Гекатея Милетского (если только книга эта подлинное [b] его сочинение, Каллимах ведь приписывает ее Несиоту, - словом, кто бы ее ни написал) сказано следующее: "Вокруг моря, называемого Гирканским,[231] [находятся] высокие, заросшие густыми лесами горы, [растет] на этих горах и собачья колючка[232] (κυνάρα)". И далее: "Хорасмии[233] - это те из парфян, что населяют восточные земли, и равнины, и горы; горы эти покрыты растительностью, в том числе диким хреном, собачьей колючкой (κυνάρα), ивами, тамариском". Он говорит еще, что шиповник растет и в долине реки Инд. Также у Скилака или Полемона написано: "Земля там сырая, [c] пронизанная множеством ручьев и канав, в горах растет шиповник (κυνάρα) и другая трава". И далее: "По обе стороны Инда там тянутся высокие, заросшие густым диким лесом и собачьей колючкой горы". Объясняя встречающееся у Софокла выражение "собачья колючка", грамматик Дидим пишет: "Иногда ее называют "псом-деревом" (κυνόσβατος), потому что растение это колюче и шероховато. Ведь и Пифия назвала его псом-деревом, и Локр, [d] получив пророчество[234] о том, что он должен основать город, где его укусит деревянный пес, основал город там, где оцарапал голень о шиповник". "Шиповник (κυνόσβατος) занимает промежуточное положение между кустарником и деревом, - пишет Феофраст [ИР.III.18.4], - плоды красные, как гранат, листья же похожи на листья авраамова дерева (итальянская верба)".
83. Фений в пятой книге сочинения "О растениях" [FHG.II.300] называет некое колючее растение сицилийским "кактосом ".[235] Согласное с этим пишет в шестой книге "Истории растений" и Феофраст [VI.4.10]: "Так [e] называемый "кактос" растет только в Сицилии; в Элладе его нет. Растение это отличается ото всех других: у него прямо от корня отходят стелющиеся стебли, а листья широкие и колючие. Стебли эти зовут "кактосами". Они съедобны, если с них снять кожу, и немного горьковаты на вкус. Их солят впрок. Есть другое растение с прямым стеблем, который называется πτέρνιξ. Стебель этот тоже съедобен, но сохранять его впрок нельзя. Околоплодников котором находятся семена, напоминает по форме головку чертополоха; его едят, оборвав пушистые семена; он напоминает "мозг" финиковой пальмы и зовется άσκάληρον (голова)". Кто же тогда после этого откажется признать, что именно этот "кактос" живущие близ Сицилии римляне называют carduus, а для эллинов это общеизвестный артишок (κινάρα)? [f] Ведь заменяя всего две буквы, эти "кардос" и "кактос" можно было бы превратить в одно и то же слово. Совершенно определенно на это указывает и Эпихарм, перечисляя "кактос" среди других съедобных растений:

.......................
..... мак, укроп и "кактосы" колючие,
Без боязни можно есть их вместе с прочей зеленью.

И продолжая:

Ежели его приправить добрыми приправами,
Будет вкусным он на славу, а без этого - ни-ни!

И в другом месте:

Латук и пальмовые почки, лук морской,
(71) ........................ редьки, "кактосы".

И еще:

Другой несет с полей укроп и "кактосы",
Сафлор,[236] цикорий, щавель, семя сильфия,
Всю зелень огородную, чертополох
Ворсистый, кактос, папоротник.

И Филит Косский:

Крик олененка, который теряет дыхание жизни
После напрасной борьбы с "кактоса" острой иглой.

84. Однако Сопатр Пафийский, живший при Александре, сыне Филиппа, [b] называл это растение, подобно тому как это делаем мы, артишоком (κινάρα); дожил он, кстати, до правления второго из египетских царей, о чем сам свидетельствует в одном из своих сочинений. Египетский же царь Птолемей Эвергет, бывший одним из учеников грамматика Аристарха, во второй книге "Воспоминаний" пишет следующее [FHG.III.186]: "Недалеко от ливийских Лет протекает небольшая речка Береника, в которой водится рыба лабракс,[237] также дорада, множество угрей и так называемая царская рыба. По величине они вдвое меньше рыб, водящихся в Македонии и [c] Копаидском озере,[238] зато их столько, что ими полна вся река. В этих местах так много артишоков, что все сопровождавшие нас солдаты собирали его ягоды, постоянно жевали их и, очистив от колючек, приносили нам". Мне также известно, что есть некий остров Кинара, о нем упоминает Сем [FHG.IV.495].
85. "Мозг" финиковой пальмы . Говоря о финиковой пальме, Феофраст добавляет [ИР.II.6.2]: "Такова посадка пальмы косточками. Другой способ состоит в том, что от дерева берут верхушку, в которой [d] находится "мозг"". И Ксенофонт пишет во второй книге "Анабасиса" [II.3.16]: "Солдаты тогда впервые ели пальмовую капусту, и многие удивлялись ее виду и своеобразному приятному вкусу. Но эта пища также вызывала сильную головную боль. Пальма, из которой изымали капусту, совершенно засыхала". Никандр в "Георгиках":

Той же порой боковые побеги у пальмы срезают,
И устремляют вперед верхушку с "мозгом", любимым
Лакомством для детворы.

[e] Дифил Сифнийский рассказывает: "Пальмовая капуста сытна и питательна, однако это тяжелая, плохо перевариваемая еда, она вызывает жажду и желудочные колики".
"Мы же, Тимократ, - заключает Афиней, - докажем, что в голове у нас тоже достаточно мозгов, если завершим на этом свой перечень".

* * *

[f][239]

[238] 86. На обед попасть семейный - это просто тяжкий труд!
Там отец, взяв первым килик, начинает говорить,
И, закончив поученье, выпивает. Мать - за ним.
После тетушка лопочет, а за ней басит старик,
Этой тетушки папаша, после - старушенция,
Что кого-то из семейства называет "миленьким".
Ну, а он сидит, кивает этой всей компании, -

говорит Менандр ["Привратник", Kock.III.239]. А также [Kock.III.171]:

Сперва для фона вставив нить порфирную,
Потом они вплетают в ткань ни белое,
Вот это, ни пурпурное, как будто бы
Подмешан к шерсти света луч.

Антифан [Kock.II. 119]:

Что говоришь ты? Прямо в двери вынесешь
Чего-нибудь поесть мне? И усядусь я,
Как нищий, на земле? Еще заметит кто...
Хорошенькое дело!

Он же [Kock.II.119; ср.49с]:

Приготовь же мне
Лохань и кружки, чашу холодильную,
Горшок, котел треногий, ковшик суповой,
Треножник, ступку.

Конец книги второй

---

[1] Речи, которые ты припоминаешь... — Скорее всего, здесь эпитоматор сохранил слова Тимократа, обращенные к Афинею (см. об этом статью в наст. изд.).

[2] Не промахнуться мимо цели. — Ср. 20b.

[3] Ойней — греч. Οι̉νεύς или (более архаическая форма) Οι̉νύς. Самый ранний дошедший до нас источник сведений об Ойнее (Инее) — Гомер. В «Илиаде» Ойней упоминается: 1) в связи с родословной Диомеда (как дед героя); 2) в связи с Калидонской охотой (как ее виновник — ведь знаменитый вепрь опустошал окрестности Калидона в наказание за проступок Ойнея перед Артемидой) (Ил.ХIV,115; ΙΧ.529). Афинея интересуют другие аспекты мифа об Ойнее, связанные с его культуртрегерской ролью: из приведенных строчек лирического поэта V в. до н.э. Меланиппида и эпического поэта II в. до н.э. Никандра понятно, что греки как-то связывали Ойнея с появлением у них вина (греч. οι̉νος). Гекатей (FHG.I.26) предлагает такую версию мифа, которая объясняет появление в Греции виноделия вне связи с культом Диониса. Поздние источники, напротив, увязывают две версии появления в Греции виноделия. Так Гигин сообщает, что Ойней принял у себя бога вина, который «за радушное гостеприимство дал в дар виноградную лозу, показал, как ее сажать, и установил, чтобы ее плод назывался ойнос по имени его гостеприимна» («Мифы». 129). Ср. также: Аполлодор. 1.8.1. Возможно, Ойней был греческим богом вина до распространения культа Диониса.

[4] ...называли лозы «ойнами». — Самые ранние сведения о том, что слово οι̉νη означает «виноградная лоза», содержатся у грамматика Аммония (Ι-ΙΙ вв.); остальные относятся к послеафинеевскому времени и, следовательно, могли быть почерпнуты у самого Афинея.

[5] Платон, разбирая в «Кратиле» этимологию... — Образчик этимологических забав платоновского Сократа (406 с). К слову ο’ι̉ησις и однокоренным с ним слово ο’ι̉νος отношения не имеет. Современные ученые считают его семитским заимствованием.

[6] ...Гомер, обыгрывая это значение слова... — Если в ст. 258-261 VI песни «Илиады» Гомер действительно что-то обыгрывает, то, в первую очередь — не этимологическую близость слов ο̉νήσεαι (букв, «ты получишь пользу») и ο’ι̉νος, а их созвучие.

[7] «Киприи» — одна из так называемых киклических (от греч. κύκλος — «круг») поэм. Термин ε̉πικός κύκλος (букв, «эпический круг») появился у александрийских филологов — так назывались поэмы, охватывавшие целый круг мифологических сюжетов. Клемент Александрийский так объясняет значение термина «киклический»: «Киклическими называются поэты, повествовавшие о событиях вокруг «Илиады» — или то, что предшествовало описанному в гомеровских поэмах, или то, что произошло после этого» («Протрептик».II.30.5). Определение Клемента учитывает только один круг эпических поэм — Троянский, хотя существовал еще и Фиванский, а также круг поэм, связанных с началом мира и происхождением богов. Сведения о киклических поэмах мы вынуждены черпать из цитат, пересказов и проч., так как ни одна из них до нашего времени не сохранилась.
Троянский «кикл» складывался вокруг гомеровских поэм, и в него наряду с «Киприями» входили «Эфиопида» (о борьбе Ахилла с вождем эфиопов Мемноном), «Малая Илиада» (о гибели Ахилла), «Разрушение Илиона», «Возвращения» (о судьбе Агамемнона и Менелая) и «Телегония» (о гибели Одиссея от руки Телегона, его сына от Кирки). В «Киприях» речь шла о причинах Троянской войны и излагался ее ход до начала «Илиады». Автором «Киприй» традиция считала и самого Гомера, и его зятя Стасина Кипрского. Первым высказал сомнение в авторстве Гомера Геродот (11.117). Платон и Аристотель предпочитали не называть автора «Киприй» по имени (см.: «Евтифрон». 12а; «Поэтика». 1459 а 30). В более позднее время по вопросу об авторстве «Киприй» единства также не было. Схолиаст Клемента Александрийского утверждает, что автор «Киприй» неизвестен («Протрептик».II.30.5). В схолиях к «Илиаде» (1.5), в схолиях к «Евтифрону» (12а) в качестве автора указан Стасин Кипрский (ср. также: Климент Алекс. «Строматы».У1.2.19,1). О «Киприях» у Афинея см.: VIII.334b; XIV.682e; XV.682d.

[8] Пифия — пифиями звались жрицы Аполлона, служившие в его святилище в Дельфах. Пифии были прорицательницами — их устами вещал сам Аполлон, поэтому вся Греция ходила за пророчествами в Дельфы. Именование «пифия» напоминает об истории святилища: согласно мифу, некогда здесь было прорицалище Геи и Фемиды, которое охранял рожденный Геей чудовищный змей Пифон. Аполлон уничтожил Пифона и основал на месте старого прорицалища свой храм. Учрежденные Аполлоном в честь победы над Пифоном всегреческие атлетические состязания называются Пифийскими. О пифии см. подробнее: Приходько Е. В. Двойное сокровище. М.,1999.

[9] ...называть Диониса врачевателем. — Связь Диониса с врачеванием видна в нескольких его эпитетах: ι̉ατρός, υ̉γιάτης, παιώνιος, παιάν (соотв.: «врач», «целитель», «пеанический», «Пеан»; два последних эпитета прямо относятся к богу-целителю Пеану (Ил.V.401,899), отождествленному после Гомера с Аполлоном и иногда — с Асклепием, О культе Диониса-целителя сообщает Павсаний (Х.33.11): в местечке Амфиклее (Фокида) местные жители почитают Диониса как пророка и целителя; от болезней он избавляет «посредством сновидений»(скорее всего, подразумевается сон в святилище Диониса, в процессе которого больной получает врачебные предписания. Подобным же образом исцелял своих пациентов и Асклепий — ср.: Элий Аристид. Вторая Священная речь // Ораторы Греции. М., 1985. Плутарх толкует связь Диониса с врачеванием рационалистически: «А Дионис был признан врачевателем не только потому, что изобрел вино, могущественное и сладостное лекарство, но и потому, что научил почитать плющ как умеряющий силу вина и увенчивать им вакхантов, чтобы своей прохладностью он противодействовал чрезмерно разгорячающему опьянению» («Застольные беседы». III.1.647а).
В целом см. об этом: Nilsson. Bd. 1, p. 569.

[10] ...говорящего следующее... — Начало этой цитаты вдохновило Пушкина на следующие строки:

Бог веселый винограда
Позволяет нам три чаши
Выпивать в пиру вечернем.
Первую во имя граций,
Обнаженных и стыдливых,
Посвящается вторая
Краснощекому здоровью,
Третья дружбе многолетней.
Мудрый после третьей чаши
Все венки с главы слагает
И творит уж возлиянья
Благодатному Морфею.

[11] Хариты, Горы, Дионис — Хариты — благодетельные богини (от греч. χάρις — «милость, доброта»). Их число в мифологии варьируется от трех (Гесиод. «Теогония». 907-911) до одной (Ил.ХVIII.382 сл.; ср.: Ил.ХIV.267). Об установлении культа трех Харит см.: Павсаний. ΙΧ.35.1-7. Павсаний сообщает также, что в Спарте принято почитать двух Харит — Клету («Желанную») и Фаенну («Сияющую»), а в Афинах двух Харит — Ауксо («Преумножающую») и Гегемону («Руководительницу») и двух Гор — Карпо («Плодородящую») и Талло («Цветущую»).
Горы (Оры) (от греч. ώραι — «времена года») по существу очень близки Харитам. У Гесиода они, как и Хариты, — дочери Зевса; их тоже три — Эвномия («Благозаконие»), Дике («Справедливость»), Ирена («Мир») («Теогония». 900 сл.). Горы и Хариты вместе одевают Пандору («Труды и дни». 73-75); из контекста ясно, что Хариты отвечают за дары человеческих рук, а Горы — за дары природы.
Гор и Харит часто изображали вместе. Павсаний сообщает о статуе Геры работы Поликлета, где Хариты и Горы увенчивают Геру (II. 17.3-4), и о статуе Зевса работы Фидия, где три Хариты и три Горы окружают Зевса (V.11.7); рассказывает Павсаний и о статуе Аполлона в Спарте, где трон бога украшен изображением двух Гор и двух Харит (III.18.10); ср. также: VII.5.9. Нередко Харит и Гор смешивали — так, например, на стеле 2-й пол. IV в. до н.э. из афинского дема Ахарны в качестве трех Харит упомянуты Ауксо, Гегемона и Талло (Lexicon Iconographicum Mythologiae Classicae. Zurich; Munchen, 1981-. III(1), p. 192).
Совместный культ Xaрит и Диониса существовал в Элиде, где у них был общий алтарь, и, вероятно, в Орхомене (Беотия), где храмы Харит и Диониса соседствовали (см.: Павсаний. V.14.10; IX.38.1).
Возможно, в приведенном тексте Паниасид связь Харит, Гор и Диониса не имеет культового основания, а является поэтическим иносказанием (Дионис = вино, Горы = природные блага, Хариты = все изысканное и приятное). Ср. также: Пиндар. Ол. 13.25; Orphei hymni / Ed. G. Quandt. В., 1955, Ν 45, 5; Гораций. «Оды». III.21; «Гимн к Аполлону Пифийскому». 16 сл.

[12] Согласно же киренскому поэту... — Те же стихи как эратосфеновские цитирует Иоанн Стобей (III, р. 513), их первую строчку, слегка видоизмененную, — Гесихий (s.v. ναρθηκοπληρωτόν). Ср. также: Климент Алекс. «Педагог». II.2.

[13] ...в Акраганте... — См. примеч. 25 к кн. I.

[14] ...два вида треножников... — Треножниками (греч. τρίπους) именовались медные котлы на трех ножках с двумя ручками, которые ставились прямо над огнем. У Гомера они служат только для нагрева воды, напр.: «Яркий огонь разложив под треножным котлом, вскипятила // Воду она; вскипятивши же воду в котле, осторожно // Стала сама, из котла подливая воды вскипяченной // В свежую воду, плеча орошать мне и голову теплой // Влагой...» (Од.Х.358 сл.); ср.: Од. VIII.434, а также Ил.ХVIII.344; ХХII.443; ΧΧIIΙ.40. Считается, что такие котлы служили и для приготовления пищи, но сведения об этом мы находим преимущественно у самого Афинея — это нижеприведенная цитата из Эсхила и Алкмана (кн. X, 416с). Треножники могли служить и наградой в состязаниях, например: «Мздой победителю вынес огонный треножник, огромный, // Медный, — в двенадцать волов оценили его аргивяне...» (Ил.ХХIII.702). Наконец, треножники могли служить и посвятительным даром — фрагменты треножников найдены в избытке в греческих святилищах, в том числе и в идейской пещере Зевса на Крите.
Сведений о том, что существовали специальные треножники-кратеры, немного. Сем Делийский утверждает (FHG.IV.495), что именно такие треножники подразумеваются у Гомера под эпитетом ’άπυροι (букв, «чуждые огня»), хотя из гомеровского контекста следует, что так назывались просто новые, еще не побывавшие в огне треножники (ср.: Ил.IХ.122). Вообще весь пассаж со слов «Филохор же пишет» до цитаты из Сема невнятен (что может быть следствием вмешательства эпитоматоров), а потому непонятна цель всего рассуждения о треножниках. Возможно, она состояла в попытке применить к Дионису выражение «треножник истины», обычно относимое к пифийскому треножнику, с которого вещала жрица (см. примеч. 8), понимая при этом «треножник» не как метафору, но буквально. Возможно, никакой специальной разновидности треножника-кратера не существовало, потому что сведения Сема Делийского не слишком надежны. Ср., однако, пассаж у Филострата («Жизнеописание Аполлония Тианского». 111.27), где медные треножники служат сосудами не только для воды, но и для вина. Впрочем, треножниками иногда назывались и подставки под кратеры, так что и сам кратер мог именоваться треножником в результате метонимического переноса.

[15] ...первым разбавил вино водой афинский царь Амфиктион... — Согласно мифу, Амфиктион принимал у себя Диониса как гостя (Аполлодор. 1.7.26; III.14.6). Павсаний сообщает, что в Афинах, у ворот, ведущих в Керамик, находился гимнасий Гермеса, где был священный участок Диониса, а рядом с ним — небольшое здание с глиняными изображениями «афинского царя Амфиктиона, принимающего у себя Диониса и других богов» (1.2.5). Об истоках традиции разводить вино водой см., однако, примеч. 234 к кн. I.

[16] ...в святилище Гор ... воздвигли жертвенник Дионису Прямому. — Эпитет «Прямой» (’Ορθός) обыкновенно связан с фаллосом в культе Диониса — ср. у Афинея, XIV.622b; в целом см. об этом: Nilsson. Bd. 1, p. 592 sq.

[17] Нимфы — божества различных элементов природы, в том числе — воды. В мифологии нимфы связаны с Дионисом как его воспитательницы (Еврипид. «Вакханки». 556-559). Поздние авторы предпочитают рационалистически толковать связь Диониса с нимфами как связь вина с водой; ср. у Плутарха: «...Мы предоставим им философствовать за кубком, сочетая Диониса с Музами в той же мере, что и с Нимфами: ведь эти делают его милостивым и кротким для тела, а те — поистине отрадным и благодатным для души» («Застольные беседы». 1.1).

[18] Благой Бог (’Αγαθός θεός; ’Αγαθός δαίμων) был связан с культурой виноделия. По свидетельству Плутарха, в Беотии ему был посвящен 6-й день месяца Простатерия (аттического Антестерия — февраль/март): в этот день полагалось принести жертву Благому Богу и отведать молодое вино «после того, как подует зефир: ибо этот ветер более всех других воздействует на вино, и то, которому он не повредил, может считаться пригодным и для продолжительного хранение» («Застольные беседы». III.7.655e-f). По другим сведениям, Благому Богу был посвящен 2-й день каждого (?) месяца — см.: Гесихий: α̉γαθου̃ δαίμονος πόμα. Указание Афинея на обычай выпивать после обеда и перед началом выпивки (собственно симпосия) небольшую чашу несмешанного вина в честь Благого Бога отчасти подтверждается Аристофаном («Всадники». 105; «Осы». 533). Ср. также: Диодор IV.3.4.
Вместе с тем Благой Бог почитался и как хтоническое божество — во всяком случае, как сообщает Павсаний (ΙΧ.39.5), в Лебадее перед посещением пещеры Трофония, куда спускались за прорицаниями, нужно было провести какое-то время в находившемся неподалеку святилище Благого Бога и Благой Участи (’Αγαθή Τύχη). Изображения Благого Бога относятся к достаточно позднему — эллинистическому и римскому — времени. Антропоморфных изображений Благого Бога известно мало, а вот в виде змея Благой Бог изображался чаще; самое раннее — рельеф IV в. до н.э. См.: Lexicon Iconographicum... 1(1), p. 278.

[19] ...имя Зевса-Спасителя... — Об этом см. примеч. 234 к кн. 1.

[20] Платон во второй книге «Законов»... — В «Законах» (674b) читаем, что нельзя пить вина ни воинам, ни рабам, ни должностным лицам, ни днем, ни ночью — «разве что для телесных упражнений или по причине болезни.

[21] ...Диониса уподобляют быку и барсу... — Связь Диониса с различными животными (львом, лошадью, козлом, барсом, быком, змеей) отразилась как в мифологических и литературных, так и в изобразительных сюжетах. Древнейший текст о Дионисе-быке — это гимн, приведенный Плутархом: «Рано приди, Дионис, в священный храм приморский бычьей ногой в сопровожденьи Харит, принося себя в жертву» («Греческие вопросы». 36. Пер. Н. Брагинской). Павсаний сообщает, что в Аркадии есть зимний праздник в честь Диониса, когда из стада выбирают быка — того, которого подскажет выбрать сам бог, доставляют его в святилище и приносят Дионису в жертву. О бычьей ипостаси Диониса см. также: Еврипид. «Вакханки». 1017; Плутарх. «Об Исиде и Осирисе». 364f. О связи Диониса с животными в мифологических сюжетах см.: Аполлодор. III.5.1-3.
Дионис верхом на барсе изображен на аттических краснофигурных сосудах — тарелке (кон. V-нач. IV в. до н.э.), ойнохое (нач. IV в. до н.э.), на двух кратерах (серед. IV в. до н.э.); этот же сюжет — на мозаике с о-ва Делос (200-150 гг. до н.э.). Дионис верхом на быке с канфаром в руке изображен на аттической чернофигурной амфоре (ок. 500 г. до н.э.); на другой стороне этой амфоры изображен Посейдон. Дионис на быке с ритоном в окружении пьяных силенов украшает и более позднюю аттическую амфору (кон. IV в. до н.э.). Наконец, на сицилийской монете конца V в. до н.э. изображен Дионис с бычьими рогами (Lexicon Iconographicum... III (1-2) Dionysos).
В поздней античности связь Диониса с животными предпочитали толковать рационалистически — образцом такого толкования и является данное Афинеем объяснение («так как он пробуждает в пьяных насилие»). Ср. подобное объяснение в «Греческих вопросах» Плутарха (36). Современная наука усматривает в этой связи отражение древнейших представлений о божестве, приносящем в жертву себя самого. См.: Nilsson. Bd. 1, p. 568 sq.; Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1998. С. 410 сл.; см. примеч. 2 к № 36 «Греческих вопросов» в изд.: Плутарх. Застольные беседы. Л., 1990.

[22] ...нектар ...в окрестностях лидийского Олимпа... — Более подробные сведения об этой горе нами не обнаружены. Нектар — см. примеч. 60 к кн. I.

[23] ...Бромий, сын двух матерей... — Бромий — «Шумный» (от греч. βρόμος — «шум») — одно из многочисленных культовых имен Диониса. «Сыном двух матерей» Дионис назван потому, что родился недоношенным и его отец Зевс зашил его себе в бедро. О рождении Диониса см.: Гесиод. «Теогония». 940 сл.; Еврипид. «Вакханки». 1-9; 88-98; 286-297; Аполлодор. 111.26; Гигин. 179. Показательны и эпитеты Диониса: διμήτωρ, δισσοτύκος, μηρορραφής, πυριγενής.

[24] ...говорил твой Кратин, винный дух издавая... — Комедиограф и современник Аристофана Кратин сам способствовал распространению слухов о своем пьянстве: одна из его комедий была поставлена в 423 г. до н.э. и называлась «Бутылка» (Πυτίνη). Главными действующими лицами там были Комедия, законная жена автора, его подружка Пьянь (μέθη) и другие юные красотки, которым автор отдает предпочтение, забросив жену-Комедию. Друзья (хор) хотят вернуть автора на стезю добродетели, разбив все винные бочки, но автор защищает права поклонников Диониса. См.: Аристофан. «Всадники». 526-536 и схол.; Лукиан. «Дважды обвиненный». 26.

[25] ...лоб ... увенчан был плющом. — Плющ (Κισσός) — одно из культовых имен Диониса. Плющ был одним из атрибутов Диониса, его часто изображали увенчанным плющом. Например, такие изображения встречаются на сицилийских монетах VI-V вв. до н.э. (Lexicon Iconographicum.... III (2), Ν 176,177,193). В мифе связь Диониса с этим растением объясняется так: плющ покрыл новорожденного Диониса, когда от молнии Зевса сгорел дворец Кадма, где жила мать Диониса Семела — см.: Софокл. «Антигона». 1115; Еврипид. «Вакханки». 88 сл.

[26] ...в Мунихии... — Одна из четырех афинских гаваней; остальные назывались: Пи-рей, Зея, Фалерон.

[27] Акратопот — это имя встречается только у Афинея, зато Павсаний упоминает Акрата — божество из свиты Диониса, и Акратофора (1.2.5; VIII.39.6). Нимфу-служительницу Диониса по имени Акрата упоминает Нонн Панополитанский в «Деяниях Диониса» (XIV.224).

[28] Фидитии — греч. φειδίτια, возможно, связано с глаголом φείδω — «проявлять бережливость, экономить». Так назывались общие обеды, традиция которых установилась в Спарте. Кружки по 15 человек — их называли «скенами» (греч. σκηνή — «палатка») — были частью военно-политической организации Спарты. Совместные обеды в таких кружках отрывали юношей и мужчин от уклада частной, домашней, семейной жизни, способствуя созданию между ними таких связей, которые были необходимы для воплощения спартанского идеала.
Один раз в месяц собиралась провизия для этих обедов: каждый гражданин сдавал по 1,5 медимна ячменной крупы, 11-12 хоев вина, определенное количество сыра, винных ягод, фиников, а также деньги — 10 эгинских оболов. Кроме того, существовала так называемая ε̉ατάϊκλα — букв, «добавка к трапезе» (от αι̃κλον — так именовалась в Спарте вечерняя трапеза). «Добавкой» служила охотничья добыча, пшеничный хлеб, домашняя птица.

[29] ...Аристарх сохранил следующие стихи... — Ил.VIII.229. Издатели и переводчики «Илиады» не учитывают критики Аристарха, и отброшенная им строка остается на своем месте — после строки 230-й («Те, что на Лемне...»).

[30] Икария — название одного из афинских демов; существовало до середины V в. до н.э. Потом этот дем стал называться Эгеида.
Согласно «Суде», оттуда происходил Феспид (первый приз в 534 г. до н.э.), первым выделивший из хора актера и добавивший к хоровым песням прологи и монологи (примеч. переводчика).

[31] Отсюда произошли названия... — Афиней представляет себе фантастическое словообразование: θοίνη = θεοί + οίνος; θάλεια = θεοί + α̉λίζω. Ни эти, ни приведенная ниже аристотелевская этимология (fr. 102 Rose) критики не выдерживают.

[32] ...τέλος значит «жертвоприношение». — Такое значение это слово имеет только во множественном числе. В приведенных стихах из «Одиссеи» (ΙΧ.5) τέλος означает «результат», а не «жертвоприношение».

[33] Телеты — греч. τελετή означает буквально «исполнение, совершение» и, скорее всего, является эвфемистическим обозначением обряда, тем более, что так чаще всего обозначался обряд посвящения в мистерии. Слово τελετή действительно происходит от глагола τελέω, только в его исходном значении «исполнять, совершать», а не вторичном значени «тратиться». Πολυτελής («дорогой») и ευ̉τελής («дешевый») связаны с этим вторичным значением.

[34] «Меламподия» — поэма о Мелампе, или Меламподе. У Гомера Меламп — прорицатель (Од.ХV.225 сл.); в позднейшей традиции — основатель культа Диониса и фаллических шествий (Геродот. 11.49). О Мелампе см. также: Аполлодор. II.2.2; 1.9.1.
Помимо Афинея (ср. также: ХI.498а-b; ХIII.609е) автором «Меламподии» считает Гесиода Страбон (XIV.642). Павсаний сообщает, что в Беотии, в окрестностях Геликона (именно там находилась деревушка Аскра, где жил Гесиод, — см. примеч. 29 к кн. I) местные жители были убеждены в том, что Гесиод написал только «Труды и дни», хотя есть и другое мнение, согласно которому Гесиод был автором множества эпических поэм, в том числе и о прорицателе Мелампе (IX. 31.4).

[35] Титаресий — река в Фессалии.

[36] ...поблизости от ключевой воды. — Букв, «сладкой».

[37] ...теплыми ваннами лечат раненого Эврипила... — У Гомера Эврипил просит Патрокла смыть кровь теплой водой, как учил кентавр Хирон.

[38] Афиняне... называют теплое смешанным (μετάκερας). — Утверждение верное — у Гиппократа словом μετακέρασμα обозначается процесс смешения холодной и горячей воды, т. е. получение теплой («О диете при острых болезнях». 65).

[39] ...считая их бесполезными... — Домысел Афинея; из гомеровского контекста ничего подобного не следует.

[40] Тильфосса — также Тильфуса (Тельфуса) — нимфа источника в Беотии. См.: Павсаний. ΙΧ.33; «Гимн к Аполлону». 244 сл. Об эпизоде с Тиресием см.: Аполлодор. 111.84; Страбон. ΙΧ.27.

[41] Ζηνοποσειδω̃ν — греческое обозначение божества, почитавшегося в Карий под именем Osogo (Osogoa) (греч. ’Οσόγω, ’Οσόγωα). Самые ранние упоминания об этом божестве в письменных источниках относятся к IV в. до н.э. — во всяком случае, если доверять сообщениям того же Афинея (337с). В надписях Зевс-Осого появляется не ранее 200 г. до н.э. Сохранились монеты с изображением этого божества; его атрибуты — трезубец, двойная секира, краб, орел. На связь Зевса-Осого с морской стихией указывает Павсаний (VIII. 10.4). У Страбона говорится, что в Миласах, одном из трех значительных карийских городов, было два святилища Зевса — одно из них принадлежало Зевсу-Осого.
Этимология имени «Осого» темна. Не исключено, что «Осого» было именем финикийского морского божества.

[42] ...в Трезене... — См. примеч. 258 к кн. I.

[43] Котила — мера объема, 0,274 л.

[44] Драхма — мера веса, 4,37 г.

[45] ...вода, текущая в водяных часах... — Единственное место, где слово «гномон» употреблено в значении «водяные часы» (κλεψύδρα). Последующий текст неясен и по конструкции, и по смыслу (примеч. переводчика).

[46] ...имея большую плотность (γεωδέστερον)... — Букв, «будучи более землеподобным», что не вполне соответствует современному понятию «плотность», хотя и приближается к нему. «Землеподобие» — термин античного естествознания; под «землей» (γη̃) подразумевается один из четырех — наряду с огнем, воздухом и водой — элементов («стихий»), лежащих в основе всех природных образований. О землеподобных частицах в морской воде см.: Аристотель. «Метеорологика». 357 а 5-359 а 15; Fr.217 Rose; ср.: Плутарх. «Застольные беседы». I. 9.

[47] ...имея более теплую природу... — Под «холодной» и «теплой» водой в этом контексте следует понимать не температурные характеристики воды, но постоянное свойство «теплоты» или «холодности», присущее всем предметам как органической, так и неорганической природы. Теорию четырех главных «сил», или способностей (δυνάμεις) — теплоты/холодности, сухости/влажности — создал Аристотель («Метеорологика». 331 а 25-35). Преобладание той или иной «силы» и делает любое природное соединение «теплым» или «холодным», «сухим» или «влажным». Очень часто эти свойства нельзя определить эмпирически, так как они могут и не распознаваться органами чувств — например, когда речь идет о «теплоте» или «холодности» растения или вина. В этом случае рассуждение ведется логически. См. об этом: Феофраст. «О причинах растений». 1.21.4-22.7. Ср.: Плутарх. «Застольные беседы». ΙΙΙ.2, 4, 5.

[48] Аретуза — 1) источник на о. Эвбея; 2) источник близ Сиракуз.

[49] Краннон — город в Фессалии.

[50] ...в Вавилоне ... озеро становится красным... — См.: Плиний.ХХХ.55.

[51] Борисфен — ныне р. Днепр.

[52] Гипанис — ныне р. Буг.

[53] Пафлагония — область на севере М. Азии.

[54] У сицилийских сиканов... — Сиканами назывались исконные жители Сицилии афроиберийского происхождения. Их имя сохранилось в древнем названии Сицилии — Сикания (Од.ХХIV.307; Геродот. VII.170; Фукидид. VI. 2; Диодор.V.6.1).

[55] ...в Эгах киликийских... — Уточнение «киликийских» действительно необходимо, так как Эгами (греч. Αι̉γαι) называлось несколько городов: 1) на западном побережье Эвбеи — этот город упомянут еще у Гомера (Ил.VIII.203; ХIII.21; Од.V.381; ср.: Страбон. VIII.386); 2) на северное побережье Ахайи (Геродот. 1.145; Павсаний. VII.25.12); 3) в Македонии; 4) на южном побережье п-ва Паллена; 5) в Мисии; 6) в Киликии. Последний достиг расцвета в эпоху Римской империи. См.: Плиний.V.91; Лукан. «Фарсалия». III.227; Птолемей.V.8.4; Филострат. «Жизнь Аполлония Тианского». 1.3; Страбон. XIV.676; Павсаний. V.21.11; Тацит. ХIII.8.

[56] Пагасы — город в Фессалии. Плиний сообщает, что тамошние термальные источники — соленые, а не пресные, как мы читаем у Афинея. Возможно, следует принять конъектуру α̉λυκά («соленые») вместо γλυκά («сладкие», т. е. пресные) — см.: PWRE.Hlbd.36, р. 2304.

[57] ...в троянской Лариссе... — Уточнение «троянской» неслучайно — Лариссой называлось более 10-ти греческих городов, в том числе в Фессалии, на горе Оссе, на Крите и в Троаде. Эта последняя Ларисса упомянута еще Гомером (Ил.II. 841; XVII. 301); см. также: Страбон. ΙΧ.440; XIII,620; Плиний.V.121; Фукидид. VIII.101.2; Ксенофонт. «Анабасис». VII.8.8.

[58] ...около Магнесии... — Так называлась: 1) область в Фессалии; 2) город в Ионии на р. Меандр (см.: Диодор.ХI.57; Птолемей.V.2.15); 3) город на горе Сипил в Лидии (см.: Страбон. ΧΙΙΙ.621; Птолемей.V.2.14; Тит Ливии. XXXVII.56.3. Судя по обороту «около Магнесии» (περὶ Μαγνησίαν), речь идет о каком-то из двух городов — возможно, о том, что находился в долине Меандра, так как Афиней в связи с особенностями разных вод упоминает еще о нескольких городах, лежавших в этой местности.

[59] ...на Мелосе и Липаре... — см. примеч. 29 к кн. I.

[60] Пруса — город в Вифинии. Упомянут в огромном количестве надписей. У Страбона находим историю основания этого города и указание на то, что он находится «на мисийском Олимпе» (XII.564); ср. также: Птолемей.V,I; Плиний.V.148. В этом городе родился знаменитый ритор Дион Хрисостом (ок. 40-120 гг.).

[61] Траллы — город в Карий. Упомянут во множестве надписей; название города сохранилось и на монетах. Из греческих авторов первым упоминает Траллы Ксенофонт («Анабасис». 1.4.8). О первых жителях Тралл см.: Плиний.V. 108; Плутарх. «Греческие вопросы». 46; Страбон. XIV.649.

[62] ...в реке Харакомет... — Более об этой реке ничего неизвестно.

[63] ...в городе Ниса... — Так именовалось несколько городов: 1) на Геликоне — см.: Страбон. ΙΧ.405; Steph. Byz.: Νυ̃σα; 2) в Палестине — см.: Плиний.V.74.3. Так же назывался город и гора в Индии, связанные с мифом о Дионисе и с историей Александра Великого. В данном случае речь идет еще об одной Нисе, находившейся в Карий. Ниса, как и Траллы, лежала в долине Меандра, в плодородной местности.

[64] ...в деревне Даскила. — Даскил — упомянут у Аполлодора как отец Лика, царя мариандионов в Малой Азии и эпонима Ликии, которому Геракл помогал в борьбе с бебриками (см.: Аполлодор. П.5.9; Аполлоний Родосский. 11.752 сл.). По сообщению Павсания (IV.35.11), около «деревни Даскила» в Карий находится термальный источник с водой «слаще молока».

[65] Каруры — город на границе Фригии и Карий. «Это — селение с постоялыми дворами и источниками горячих вод, из которых одни находятся в реке Меандре, другие же — над его берегом» (Страбон. XII. 17.578).

[66] ...от деревни Мена, что во Фригии... — Мен — божество, почитавшееся в М. Азии. О местечке во Фригии под названием «деревня Мена» упоминает Страбон (ΧΙΙ.557).

[67] ...из ... деревни Леонта. — Упомянута только здесь.

[68] Дорилей — город во Фригии на пересечении множества путей.

[69] ...в окрестностях Бай, или Байя... — Байи — город в Кампании, знаменитый сернистыми источниками. Считалось, что здесь выходят на поверхность воды Пирифлегетона — реки царства мертвых (см.: Страбон. V.244 сл.).

[70] ...из источника, называемого в Коринфе Пиреной... — Пирена — в мифологии дочь Ахелоя, родившая от Посейдона Лехея и Кенхрия, давших свои имена двум коринфским гаваням. Скорбя по Кенхрию, погубленному Артемидой, Пирена так обливалась слезами, что превратилась в источник. См.: Страбон. VIII.6.21; Плиний.IV.4.5; Павсаний. II.2.3; 5.1. Источник Пирены находился, вероятно, в районе Акрокоринфа.

[71] ...назвал воду «телом реки»... — Вода, называемая «телом реки», — поэтическая метафора.

[72] Тенос — один из Кикладских островов в Эгейском море (между Андросом и Делосом).

[73] Эригон — самый крупный приток Аксия в Македонии; ныне Ста Rjeka.

[74] ...после убийства царя лелегов Трамбела. — Страбон, описывая Троаду, сообщает, что лелеги «жили ... между племенами, подвластными Энею, и народностями, называемыми у Гомера киликийцами. После опустошения их территории Ахиллом они переселились в Карию и завладели областью около современного Галикарнаса». (XIII.611). Как самостоятельное племя упомянуты лелеги и у самого Гомера (Х.428). Ср. также: Элиан. «Пестрые рассказы». VIII,5. Греки могли употреблять это слово и в широком смысле ~ лелегами часто называли автохтонное население материковой и островной Греции и Малой Азии (синоним — пеласги).
Трамбел — милетский герой, приходился Ахиллу двоюродным братом; он чтился также на Лесбосе (Scholia in Lycophronem. 467; Парфений. «Любовные истории». 26.1.1.

[75] Каппадокия — область в центре Малой Азии.

[76] Царь же Птолемей ... в седьмой книге «Воспоминаний»... — FHG.III.187. Птолемей II Эвергет. Никаких дополнительных сведений о его сочинении обнаружить не удалось.

[77] Контопорея — горный перевал на пути из Аргоса в Коринф. Скорее всего, от греч. κοντός — «шест» и πορεία — «путь». См.: Ксенофонт. «Греческая история». IV.4.19; Полибий. XVI. 16.4.

[78] Клитор — город в северной Аркадии на реке того же названия.

[79] ...ловко управившись с водой... — Острота, основанная на измерении времени водяными часами (клепсидрой) (примеч. переводчика).

[80] ...древние воду тоже называли несмешанной. — т. е. чистой.

[81] Ларисса — см. примеч. 57 к кн. П.

[82] ...в седьмой книге... — Сочинение Филарха состояло из 28 книг; в нем описывались наиболее значительные исторические события, имевшие место между 272 и 220 гг. до н.э. Плутарх пользовался этим сочинением как надежным источником.

[83] ...миртовыми плодами... — Мирт — общее название семейства миртовых (Myrtaceae). Здесь, скорее всего, подразумевается мирт обыкновенный (Myrtus communis). Листья и другие части этого вечнозеленого кустарника содержат эфирное масло.

[84] А комик Махон... о... Мосхионе. — См. 246b.

[85] Академик — см. примеч. 11 к кн. I.

[86] Пепаретец — см. примеч. 232 к кн. I.

[87] ...ласионец Ласирт... — Ласион — город в Элиде на одноименной реке; через него пролегал путь в Аркадию. См.: Ксенофонт. «Греческая история». III.2.30; IV.2.16; VII.4.12; Полибий. IV.72-74; V.102; Диодор.ХIV.17; XV.77.

[88] Персидский царь — Кир Великий. О нем см. примеч. 237 к кн. I.

[89] ...протекающей у Суз реки Хоаспа. — Сузы — главный город основанного Киром персидского царства. Хоасп — река, берущая начало в Мидии; на этой реке стоял город Сузы.

[90] ...Эпифан, которого Полибий ... называет Эпиманом... — Эпифан — греч. ε̉πιφανής — «славный»; Эпиман — греч. ε̉πιμονής — «бешеный, безумный».

[91] ...фригийский Мидас, когда захотел споить Силена... — Мидас, легендарный фригийский царь, хотел выведать у Силена ему одному ведомую мудрость. Для этого он и подпоил Силена, смешав с вином воду источника. О том, что именно сказал Силен Мидасу, в разных источниках сообщается по-разному. У Плутарха («Моraliа». 115b) Силен говорит о том, что лучше человеку вовсе не родится на свет и что умереть лучше, чем жить. Другие версии см.: Элиан. «Пестрые рассказы». III 18.
По-разному описывается и месторасположение источника: Геродот помещает его в Македонию (VIII. 138.4), Ксенофонт — в Киликию («Анабасис». 1.2.13), а здесь, т. е. у Биона (FHG.II.19), источник оказывается между Фракией и Пеонией (к северу от Македонии). Ср.: Геродот. V.1.13; VII.124.

[92] ...между медами и пэонами... — Меды — фракийское племя; пеоны — жители Пеонии. Упомянуты еще у Гомера как союзники Трои (Ил.II.848).

[93] ...так называемый протроп... — Ср. греч. τραπέω — «давить виноград», προ- — «до, перед». Протропом называлось сладкое вино, которое вытекало из спелых гроздьев еще до того, как их начинали давить.

[94] Кармания — местность на северном побережье Персидского залива. Источники сообщают о том, что это была плодородная и богатая полезными ископаемыми местность; славилась Кармания и ладаном, а ее жители — воинственностью и даже каннибальством. См.: Плиний.VI.98sq.; XII.56.76; Птолемей.VI.8.7-9; Арриан. «Об Индии». 32.4; Страбон. XV.726; Полибий сообщает, что карманы сражались в армии Антиоха (V.79).

[95] Мирра, или миро — благовонное растительное масло, а также мази, изготовлявшиеся с использованием этого масла.

[96] ...ирисовым или нардовым. — Ирисовая мирра — изготавливается из цветков ириса (главный род семейства ирисовых — Iridacea); нардовая мирра: нард — общее название для семейства валериановых (Valerianaceae). Скорее всего, здесь подразумевается Nardus Indica — многолетняя трава с толстым, мясистым, пахучим корневищем, из которого и добывали нардовое масло.

[97] В сочинении «О водах»... — В дошедшем до нас Гиппократовом корпусе есть трактат «О воздухе, водах и местностях».

[98] ...воды от Амфиарая и из Эретрии... — Подразумевается вода из источника, находившегося на территории святилища прорицателя Амфиарая в Оропе (Аттика). См.: Павсаний. 1.34. Эретрия — город на Эвбее, упомянутый еще Гомером в каталоге кораблей (Ил.II.485 сл.).

[99] ...в сторону солнечного восхода, особенно летнего... — т. е. на северо-восток (примеч. переводчика).

[100] ...абдерский... — Уроженец Абдеры, города во Фракии, основанного, по данным мифографов, Гераклом в память о его любимце Абдере (Аполлодор. II.5.8); историки, однако, относят основание Абдеры к более позднему времени — приблизительно к VII в. до н.э. Несмотря на то что из Абдеры родом были умнейшие греки (например, софист V в. до н.э. Протагор, философ-атомист V-IV вв. до н.э. Демокрит, историк и грамматик IV в. до н.э. Гекатей), этот город уже в античности имел славу «Города Глупова», а слово «абдерит» часто было синонимом тупицы и глупца. См.: Цицерон. «Письма к Аттику». IV. 16; VII.7. Ювенал называет Абдеру «родиной валухов» (т. е. холощеных баранов) (Х.48). В данном контексте слово «абдерит» употребляется, скорее всего, нейтрально.

[101] фесмофории — женский общегреческий праздник, справлявшийся ежегодно в октябре/ноябре в честь Деметры-Фесмофоры. Присутствие мужчин на этих празднествах было строжайше запрещено.

[102] ...а когда прошли дни праздника и мед унесли... — Легенда о вдыхании испарений меда, вероятно, возникла на основе двух учений Демокрита: во-первых, из-за консервирующего действия меда он рекомендовал, чтобы те, кто хотят, чтобы тело их сохранилось после смерти, завещали хоронить себя в меде; во-вторых, как видно из приводимого здесь изречения Демокрита, он считал мед самой полезной пищей (примеч. переводчика).

[103] ...изнутри ... медом, а снаружи — оливковым, маслом. — Любопытную пародию на изречение Демокрита мы находим у Козьмы Пруткова (Ответ одного италийского старца): «Потому я сыздетства употребляю масле внутрь, а мед снаружи» (примеч. переводчика).

[104] Кирнии — жители острова Кирн, ныне Корсика.

[105] ’άνηστις — νη̃οτις, ’άσταχυς — στάχυς. — В этих словах альфа эвфоническая, не меняющая смысла слова, но добавленная для благозвучия.

[106] ο̉ξύπεινος — наряду с названными Афинеем авторами это слово встречается у Аристотеля (здесь и далее сведения об употреблении редких слов даются по TLG).

[107] νωγαλεύματα — это слово встречается только у Арарота (Kock.II.217), однокоренное νωγαλίζει употребляет Алексид (Kock.II.398), а νώγαλα встречаем не только у Антифана (Kock.II.3.8) — употребляет его и комедиограф Эфипп (ср. 29d).

[108] α̉ναρίοτητος — встречается также у современника Эвполида Аристофана, а также комедиографов IV в. до н.э. Алексида, Антифана и Тимокла.

[109] Залы-триклинии — τρίκλινον, пиршественный зал с тремя ложами (κλίνη).

[110] Тетраклинии, гептаклинии, эннеаклинии — т. е. залы, рассчитанные на 4, 7, 9 лож. Само ложе было рассчитано на двоих (примеч. переводчика).

[111] ...при ... Геликоне. — О поясе работы Геликона упоминает Плутарх («Александр». 32.7). Скорее всего, этот мастер был современником Фидия (2-я пол. V в. до н.э.).

[112] 112... Геликон-саламинец — Саламином назывался остров близ Аттики, откуда родом был Тевкр, сын Теламона; Тевкр основал город на восточном побережье Кипра и назвал его именем родного острова. Геликон был уроженец кипрского Саламина.

[113] ...подражая Фемистоклу... — Возможно, ирония: Фемистокл был вынужден обратится к персидскому царю Артаксерксу после того, как его изгнали из Афин, а потом заочно присудили к смертной казни. Артаксеркс был сыном царя Ксеркса, чей флот Фемистокл разбил у Саламина. От Артаксеркса Фемистокл получил в управление три города в Малой Азии.

[114] ...назвал стол треножником... — Стол по-греч. τράπεζα. Слово образовано от τετράπεζα — «четвероножник», но негодование Ульпиана против словоупотребления «кого-то из киников» не вполне понятно — ведь судя по дальнейшему тексту, треногие столы действительно были в ходу с VII в. до н.э. (если «Свадьба Кеика» действительно текст Гесиода). О треногих столах сообщает Поллукс (Х.80); mensa tripes упомянут у Горация (Сатиры. 1.3.13). А вот к текстам из комедиографов IV в. до н.э. Антифана и Эвбула следует отнестись с осторожностью — возможно, речь там идет не о столах, а о треножниках в собственном смысле (о них см. примеч. 14 к этой кн.).
Сомнение в том, что «Свадьба Кеика» — произведение Гесиода, высказывает Плутарх в «Застольных беседах» (VIII.8.730e). Вместе с тем есть папирусный отрывок, считающийся гесиодовским, где упоминается Кеик (Р. Оху. 2498, ed. Lobel).

[115] ...сборщиком я сделаюсь // Пятидесятницы. — Пятидесятница — пошлина в размере одной пятидесятой (двухпроцентный налог).

[116] ...по имени Дамаска эти плодовые деревья называются дамаскинами... — Дамаск — город в Сирии. Дамаскины — особый вид слив (Primus insititia).

[117] ...чтобы отличать их от терносливов, произрастающих в других местностях. — т. е. от сливы домашней (Primus domestica).

[118] Я терносливом был увенчан и мятой. — Имеется в виду кулачный боец (примеч. переводчика).

[119] ...называют кукушкины яблоки лесной сливой... — Кукушкины яблоки — народная этимология греческого слова κοκκυμη̃λον — «слива»: κόκκυξ — «кукушка» и μη̃λον — «яблоко». Лесная слива — слива колючая, или терн (Prunus spinosa).

[120] Селевк пишет в «Глоссах»... — Далее дается фантастическая этимология.

[121] Мушмула — колючий кустарник семейства розоцветных (Mespilus germanica).

[122] ...философ описывает дерево, называемое ... черешней. — На самом деле философ описывает боярышник (Crataegus Heldreichii или Crataegus oxyacantha).

[123] В земле вифинской... — Вифиния — область на северо-западе Малой Азии, омываемая Пропонтидой и Понтом Эвксинским.

[124] Земляничное дерево — вечнозеленое деревце из семейства вересков с плодами, похожими на землянику (Arbutus Unedo).

[125] ...сатировскую драму «Агена» написал... — Сатировская драма «Агена» была представлена в лагере Александра Македонского на реке Гидасп в 326 г. до н.э. на Дионисии.

[126] ...римский полководец Лукулл, тот самый, что воевал с Тиграном и Митридатом... — В 74 г. до н.э., когда консулом был Луций Лициний Лукулл, царь Понта (см. примеч. 137) Митридат VI начал третью войну с Римом, осадив Кизик. Лукулл нанес поражение армии Митридата, который был вынужден отойти на территорию Понта. В 72 г. до н.э. римляне одержали победу под Кабирой. Митридат нашел приют у своего зятя, царя Армении. Тигран II отказался выдать Митридата. Лукулл объявил ему войну и в 69 г. до н.э. разгромил его армию при Тигранокерте. Лукулл намеревался захватить его столицу Артаксату, но из-за протестов в армии ему пришлось отступить. В 67 г. до н.э. римляне потерпели от Митридата поражение при Зеле. В 66 г. до н.э. по закону Манилия главное командование в войне перешло от Лукулла к Помпею.

[127] ...как рассказывают наши писатели... — См.: Плиний-XV. 102.1.

[128] ...зовут эти ягоды морами. — Плоды шелковницы черной (Morus nigra).

[129] ...не плоды египетской смоковницы, чьи ягоды... зовут сикоморами. — Плоды Ficus Sycomorus.

[130] Деметрий Иксион считает, что слова сикамина и мора... — Далее Афиней приводит фантастическую этимологию этих слов.

[131] Каристия — область на юге острова Эвбея.

[132] Существует и какой-то вид орехов, называемый мостенами. — Текст, вероятно, испорчен; ср. 54d (примеч. переводчика).

[133] Наксос — самый крупный из Кикладских островов.

[134] Тенос — один из Кикладских островов.

[135] Согласно александрийцу Геродиану, слово «миндаль» произошло... — Дается фантастическая этимология этого слова.

[136] ...должно стоять на последнем слоге и быть облеченным. — В греческом языке ударный слог выделялся разными типами повышения тона. Ровно восходящий тон обозначался острым ударением ', а восходяще-нисходящий преломленный тон — облеченным ударением ~ . Вопросами места ударения и его типе в каждом конкретном слове занимались александрийские грамматики, специалисты в истории языка. В большинстве случаев они руководствовались принципом аналогии.

[137] ...так называемый «понтийский» орех... — Понт — северо-восточная часть Малой Азии. О каком роде орехов идет речь, точно сказать нельзя: приводимые Афинеем другие названия этого ореха совпадают как с названием гераклейских орехов («зевсовы бобы», см. 53d), так и с названием каштанов («облупленные», см. 54d).

[138] Гераклейские орехи — лещина обыкновенная (Corylus avellana). Гераклея — город в Трахинии (Средняя Греция).

[139] Персидские орехи, равно как и царские орехи — названия грецких орехов (Juglans regia).

[140] Сарды — столица Лидии (Малая Азия).

[141] Фасос, или Тасос — см. примеч. 271 к кн. I.

[142] Синопа — город в Понте.

[143] Коттаб — игра на пирах и попойках, которая заключалась в том, чтобы, плеснув вином, попасть на чашечку коттаба (его устройство напоминало весы) и наклонить ее вниз. Подробнее см. примеч. 219 к кн. I.

[144] ...когда нагрянул Мидиец... — т. е. когда начались греко-персидские войны. Мидяне — первоначально группа племен, занимавшая территорию на юге от Каспийского моря. В 550 г. до н.э. Мидийское царство было побеждено Киром, и в нем воцарилась персидская династия. Мидийцами стали называть персов.

[145] Фригия — область в М. Азии, между Лидией и Каппадокией. См. примеч. 216 к кн. I.

[146] ...горох есть дар Посейдона. — Об этом подробнее из других источников неизвестно.

[147] ...Ликофрон Халкидский в сатировской драме... — На это произведение ссылается также Диоген Лаэртский. Однако, согласно этому автору, оно было написано не для осмеяния, а «в похвалу» Менедема (П. 140).

[148] ...философа Менедема ... от которого получила название эретрийская школа... — Менедем (ок. 350-277 гг. до н.э.) родился в Эретрии (о. Эвбея). Согласно Диогену Лаэртскому, он был сначала учеником Платона, потом — Стильпона Мегарского. Затем перешел в философскую школу, основанную учеником Платона Федоном в Элиде. Как пишет Диоген Лаэртский, «школа эта дотоле именовалась элидской, а с той поры — эретрийской, по отечеству Менедема» (11.126). Известно имя только одного ученика Менедема, Ктесибия, которого упоминает Афиней (162е).

[149] ... с волчьими бобами... — Пришедшее в греческий язык латинское слово lupinus означает «волчий» (lupus — «волк»).

[150] ...на ... пирах, называемых Копидами... — От слова κοπίς — нож для разделки мяса; давался иноземцам во время некоторых празднеств (примеч. переводчика).

[151] Кервель — растение семейства зонтичных (Anthriscus cerefolium). Возможно, намек на мать Еврипида, торговавшую зеленью. Ср.: Аристофан. «Всадники». 19.

[152] Название редьки связано с легкостью ее выращивания. — Согласно народной этимологии, слово ρ̉αφανις — «редька» состоит из слов ρ̉αδίως — «легко» и φαίνεσθαι — «появляться».

[153] ...редьки, называющиеся также «фасийскими», или тасийскими — см. примеч. 271 к кн. I.

[154] ...называет ... редьку словом ρ̉άφανος... — Слово ράφανος обозначало и редьку, и капусту. Ср. 34d-e. Гесихий: «Слово ρ̉άφανος означает «капуста», но и «редька» у нас передается словом ρ̉άφανος».

[155] Ночь, от ветра зачав, первородок-яйцо принесла. — Пародируется орфический образ Яйца, созданного Хроносом и ставшего началом рождения Вселенной, богов и людей (fr. 54-58, 60, 291 Kern).

[156] Говорят, нашла когда-то Леда яйцо. — Существуют два варианта мифа о рождении Елены. Согласно первому, Немесида родила от Зевса, превратившегося в лебедя, яйцо. Из этого яйца, которое хранила Леда, родилась Елена (см.: Аполлодор. III. 10.7). Согласно второму, Леда сама родила яйцо от снизошедшего к ней в виде лебедя Зевса (см.: Еврипид. «Елена». 257-259; Аполлодор. III. 10.7; Павсаний. III. 16.2).

[157] Меандр — река в Лидии и Карий.

[158] ...Клеарх, добавляя, что поэтому-то о Елене ... разнеслась молва... — Пример рационализации мифа, характерной для греческих историков.

[159] Белоконных сыновей / Молионы убил я... — Сыновья Молионы, Эврит и Ктеат, были убиты Гераклом из засады в Клеонах (см. примеч. 215 к кн. II) за то, что они, воспользовавшись его болезнью во время похода против Авгия, их дяди, нарушили мирный договор и перебили его войско (см.: Аполлодор. II.7.2; Пиндар. Ол.10.26-38; Павсаний. 11.15.1).

[160] ...Гусиные, наверно, а не Ледины. — По более позднему мифу, Леда снесла два яйца. Из одного из них родилась Елена, из другого — близнецы Кастор и Полидевк (см.: Овидий. «Героиды». 17.55; Гораций. «Наука поэзии». 147; Гораций. «Сатиры». II. 1.26). Видимо, по аналогии с этим мифом Ивик пишет, что из яйца родились и сыновья Молионы.

[161] ...о вифинском царе Зеле... — Подробнее об этом в других источниках не сообщается.

[162] В составе этого аперитива Афиней выделяет мальвы. — См. 66d.

[163] Асфодели — растение из семейства лилейных с белыми цветами.

[164] Дикая мальва — алтей лекарственный, растение с бархатисто-шелковистыми листьями и стеблем, с розовыми цветками (Althaea officinalis).

[165] Мегалополь — известно два города под таким названием — в Аркадии и на Понте. Здесь имеется в виду аркадский.

[166] Книд — город в Карий; см. примеч. 210 к кн. II.

[167] Магнесия — известны два города с таким названием. Один находился у горы Сипила (Лидия), другой — на Меандре.

[168] Антиохия — столичный город в Сирии на реке Оронт.

[169] ...салат-латук в Смирне и Галатии... — Салат-латук — овощное растение семейства сложноцветных (Lactuca sativa). Смирна — город на западном побережье Малой Азии, где в Эгейское море впадает река Герм. Галатия — область Великой Фригии, захваченная галлами, или, как их называли греки, галатами.

[170] ...рута — в Мире. — Рута — полукустарник семейства рутовых (Ruta Graveolens). Употреблялась как пряность. Мира — город в Ликии.

[171] Кидония — город на Крите.

[172] ...воробьиные яблоки... — Считалось, что слово στρουθία внутренне связано со словом στρουθός — «воробей».

[173] В гимнасиях при Академии... — Гимнасий — помещение для занятий физическими упражнениями, где занимались в обнаженном виде (от γυμνός — «голый»). Академия — роща в Афинах, названная по имени героя Академа. Там Платоном в 388 г. до н.э была основана философская школа.

[174] Панафинеи — афинские празднества, справлявшиеся в честь Афины каждые четыре года.

[175] Осот — растение семейства сложноцветных (Sonchus aspera).

[176]  Приписка эпитоматора.

[177] Кос — остров в Икарийском море.

[178] ...называют дождевиками... — Имеются в виду Lycoperdon bovista.

[179] ...вокруг Геракловых Столпов... — Мысы Абила и Кальпа. Согласно мифу, Геракл, когда шел за коровами Гериона, воздвиг два гигантских каменных столпа по обеим сторонам Гибралтарского пролива как границу пределов земли.

[180] Феофраст в «Истории растений»... — Цитата Афинея не согласуется с текстом Феофраста.

[181] ...исполинский дождевик. — Греческое название этого растения, γεράνειον, согласно народной этимологии, произошло от слова γερανός — «журавль».

[182] Кирена — город в Ливии (Северная Африка).

[183] ...гриб, называемый μίσυ. — Имеется ввиду летний трюфель (Tuber aestivum).

[184] ...так что громы-де их и порождают. — Об этом см. также: Плутарх. «Застольные беседы». IV.2; Плиний.ХIХ.37.

[185] Митилена — город на о. Лесбос.

[186] Тиары — город в Иудее (современный Сион).

[187] ...в Абарниде близ Лампсака. — Лампсак — город на азиатском берегу Геллеспонта (см. примеч. 189). Абарнида — первоначально называлась Апарнида, так как там, по преданию, Афродита родила Приапа, но из-за его безобразности отказалась (α̉παρνισθέναι) от него.

[188] Алопеконнес — город на Херсонесе Фракийском.

[189] Элида — западная прибрежная область Пелопоннеса.

[190] Геллеспонт — пролив, названный в честь упавшей в него с золотого барана Геллы (современные Дарданеллы).

[191] Мастичное дерево — дерево из семейства анакардиевых (Pistacia lentiscus).

[192] Этна — высочайший вулкан Европы (3263 м) на северо-востоке Сицилии.

[193] ...называются «предобедниками». — Греческое слово κωλυσιδείπνους сложилось из слов κώλυσις — «задержка» и δει̃πνον — «обед».

[194] Мегары — город на Пелопоннесе и город в Сицилии.

[195] Упоминает о них в «Облаках» и Аристофан. — Стих 339: Камбалою копченой, «прозрачной, как сон», и жарким «из дроздов сладкогласных».

[196] ...называют иксоедом, потому что он питается ... ягодами омелы. — Ягоды омелы — растение из семейства ремнецветниковых, по-гречески ι̉ξόν. Иксоедом греки называли дерябу (Turdus viscivorus), светло-бурую сверху птицу, снизу с пестринами по охристо-белому фону.

[197] Другой — трихад... — Turdus musicus.

[198] ...третий, которого называют илладом (ι̉λλάδα)... — Имеется ввиду белобровик (Turdus iliacus), птица с широкой охристо-белой «бровью» и ржаво-рыжими боками. у Аристотеля он назван ι̉λιάδα.

[199] Пеночки фиговые — певчие птички, живущие в Южной Европе.

[200] Справляются ведь в доме Амфидромии. — В другом месте (370d) Афиней приписывает эти стихи Эфиппу. Амфидромии — семейный праздник, справлявшийся в течение пяти дней после рождения ребенка (примеч. переводчика).

[201] Черные дрозды (Turdus merula) — птицы с черными перьями, ярко-оранжевым клювом и светлым кольцом вокруг глаза.

[202] Философы не разрешают нам есть их... — Пифагорейское табу на употребление бобов гласит: «Есть же бобы — все равно что родителей головы милых». Греки остерегались есть головы всех живых существ.

[203] ...Геракл швырнул Лихаса в море... — Захватив Ойхалию, Геракл собирался совершить жертвоприношение. Он послал Лихаса к своей жене Деянире за праздничным хитоном. Деянира испугалась, что Геракл полюбит свою пленницу Иолу. Она вымазала одежду кровью кентавра Несса, считая ее любовным средством. Кровь кентавра была отравлена ядом гидры. Когда Геракл надел хитон, яд, нагревшись на солнце, стал жечь героя. Испытывая страшные мучения, Геракл схватил Лихаса за ноги и бросил его в море.

[204] ...Гекубу, оплакивающую сброшенного эллинами Астианакта... — Греки сбросили с крепостной стены сына Гектора Астианакта, потому что, по предсказанию Калхаса, он должен был отомстить за разрушение Трои.

[205] Смирна — Balsamodendron Myrrha.

[206] Мелколепестник — Erigeron (примеч. переводчика).

[207] Кардамон — растение из семейства имбирных (Elettaria cardamomum). Употреблялось как пряность. —

[208] Болиголов — ядовитое растение из семейства зонтичных.

[209] Койфи — египетское снадобье.

[210] Метрет — аттическая мера жидкостей, равная 39,5 л.

[211] Кария — область на юго-востоке Малой Азии.

[212] Кармания — область Азии, с юга омывается Персидским заливом и Эритрейским (Аравийским) морем.

[213] Аммониак — каменная соль. Греки добывали соль из морской воды.

[214] Из Фурий масло, чечевица гельская. — Фурии — город на юге Италии в устье реки Кратиса. Гели — город на южном побережье Сицилии.

[215] Рыбный соус греки готовили следующим образом: мелкую, но дорогую рыбу клали в чан, сильно ее солили. Она стояла на солнце 3-4 месяца. Содержимое чана часто и тщательно перемешивали. Когда образовывалась густая масса, в чан опускали большую корзину, которая постепенно наполнялась густой жидкостью.

[216] Клеоны — город в Арголиде (Пелопоннес).

[217] Котила — приблизительно четверть литра.

[218] Из Декелей уксуса домашнего... — Уксусом здесь саркастически называется декелейское вино, известное своим кислым вкусом. Декелея — дем Аттики.

[219] Горбыль — морская рыба, которая может издавать звуки при помощи плавательного пузыря, выталкивая из него газ в дополнительные камеры.

[220] Сильфий — растение, добываемое в северной Африке (Ferula tingitana); использовался как приправа.

[221] ...кешу... / Меда... — Добавлено из Поллукса (VI.66).

[222] Кресс-салат — растение семейства крестоцветных (Lepidium sativum).

[223] О том, что древним был известен так называемый эфиопский тмин. — Ср.: Плиний .XIX. 161; ХХ.161.

[224] Парос — один из Кикладских островов, известен своим мрамором.

[225] ...как дыня-евнух... — Дыню называли также холостой и скопцом.

[226] Аскалон — город в приморской Сирии со знаменитым храмом Афродиты.

[227] Сколимус — растение с золотисто-желтыми цветками (Scolymus hispanicus). Родина — страны Средиземноморья.

[228] Киприда — Афродита. На Кипре находились наиболее значительные посвященные ей храмы.

[229] Индау — растение семейства крестоцветных (Eruca sativa); оно же рукола.

[230] Кишнец, он же кориандр — растение семейства зонтичных (Coriandrum sativum).

[231] Вокруг моря, называемого Гирканским... — Каспийское море, вдоль южного и юго-восточного берега которого жили гирканы.

[232] ...собачья колючка. — Считалось, что греческое слово κυνάρα — «шиповник» однокоренное с κύων — «собака».

[233] Хорасмии — племя, жившее частью в дельте современной Амударьи (у Аральского моря), частью к югу от современного Хивинского оазиса. От них название этой местности: Хорезм.

[234] ... Локр, получив пророчество... — Локр — эпоним племени локров, населявших Локриду Опунтскую и Локриду Озольскую. Историю о Локре см. подробнее: Плутарх. «Греческие вопросы». 15.

[235] ...называет... сицилийским «кактосом». — Кардон, или испанский артишок, растение из семейства сложноцветных с рассеченными, очень колючими листьями (Супага cardunculus). У культурных сортов в пищу употребляются черешки листьев.

[236] Сафлор — однолетнее травянистое растение семейства сложноцветных (Cartamus tincorius). Из цветочков корзинок готовят желтую краску.

[237] ...рыба лабракс... — Labrax lupus.

[238] Копаидское озеро — озеро в Беотии, впоследствии заболотившееся и высохшее. У него было несколько названий: Копаидское (от стоявшего на нем города Коп), Галиартское (от города Галиарта). См.: Страбон. Х.2.27.

[239] Остаток 71-го листа занимают изолированные выписки, в различных списках эпитомы они помещены в разных местах: в списке С в конце кн. XIII, в списке Ε в конце кн. XV.

Книга третья

1. [О том,] что грамматик Каллимах[1] говаривал: большая (72) книга - большое бедствие.
Египетские бобы [2] (ΚΙΒΩΡΙΑ). Никандр в "Георгиках":

Также египетский боб высевай, чтобы в летнюю пору
Мог из цветов ты плести венки, а позднее созреют
В полых стручках и плоды; ими сможешь парней неженатых
Ты на пирах угощать: они по бобам стосковались.[3]
[b] Я же и клубни варю, чтобы их выставлять на пирушках.

Здесь под "клубнями" (ρ̉ίζα) Никандр имеет в виду то, что александрийцы называют индийской колокасией (κολοκάσια). Он и сам пишет:

Клубень (κολοκάσιον) боба облупив и нарезав.

В Сикионе же существует святилище Афины Колокасии.
"Киборием" называют также чаши особого рода [см.477с].
2. Феофраст пишет в сочинении "История растений" [IV.8.7]: ""Боб" в Египте растет в озерах и на болотах; стебель у него высотой до четырех [с] локтей, а толщиной в палец; он похож на мягкий безузлый тростник и внутри весь из продольных трубочек, разделенных, как соты. Стебель заканчивается головкой, [похожей на круглое осиное гнездо; в каждой из ее ячеек, несколько выдаваясь оттуда, сидит боб; числом их самое большее тридцать]. Цветок вдвое больше, чем у мака; окраска у него ярко розовая; головка находится над водой. С каждой стороны у этого растения имеются крупные листья, [равные по величине фессалийской шляпе, с таким же стеблем, как у самого "боба". Если раздавить одно из его зерен, увидишь нечто горькое и клубообразное, из чего образуется "войлок". Таковы свойства плода.] Что касается корня, то он толще самого толстого [d] тростника и с такими же образованиями внутри, как у стебля. Его едят сырым, вареным и печеным; для болотных жителей он заменяет хлеб. Растут египетские бобы и в Сирии, и в Киликии, но в этих странах не вызревают; водятся они также в одном небольшом озере около Тороны на Халкидском полуострове; здесь они превосходно вызревают". Дифил Сифнийский пишет: "Клубни египетского боба, называемого колокасия, вкусны и (73) питательны, однако благодаря терпкости тяжелы для желудка; чем меньше они шерстисты, тем лучше". "Бобовые же его плоды, - продолжает он, - когда они еще зелены, плохо перевариваются, малопитательны, расслабляют кишечник и вызывают обильное выделение газов; зрелые сухи и образуют гораздо меньше газов". Широко известны цветы египетского боба, из которых плетут венки. Египтяне называют его лотосом, "однако жители моего родного Навкратиса, - говорит Афиней, - называют его [b] "медвяным лотосом"; из него плетут так называемые венки из медвяного лотоса, очень душистые и в жаркое время хорошо охлаждающие голову".
3. Филарх пишет [FHG.I.350]: "Сеять египетские бобы прежде и не пытались, если же кто-нибудь высевал, они нигде, кроме Египта, не вырастали; однако в правление Александра, сына Пирра, случилось, что египетские бобы выросли на одном болоте недалеко от речушки Фиам, протекающей в эпирской Феспротии. Утверждают, что в течение двух лет они разрастались и обильно плодоносили. Когда же Александр приставил к ним стражу, не [c] только не разрешавшую желающим собирать их, но и вовсе прекратившую доступ к этому месту, болото высохло до дна и не то что не производило вышеупомянутых плодов, но и лишилось всей воды, бывшей в нем. Похожий случай был и в Эдепсе.[4] Там недалеко от моря стал бить источник холодной воды, тогда как поблизости никакой пресной воды не было. Испив из него, чувствовали облегчение даже тяжелобольные, поэтому много народу стало ходить за водой издалека. Когда же правители, назначенные царем [d] Антигоном, стараясь о доходном хозяйствовании, наложили на пользующихся водой специальный налог, источник иссяк. Так же и в Троаде, где прежде любой желающий мог свободно собирать трагасейскую соль,[5] она исчезла, после того как царь Лисимах наложил на нее налог. Удивленный Лисимах освободил местность от налога, и соль появилась снова".
Огурец [6] (ΣΙΚΎΟΣ). Пословица:

4. Грызи огурчик, милая, и тки свой плащ.

Матрон в пародиях:

[e] И огурец я узрел, потомство прославленной Геи, [Од.ХI.576]
В зелени он возлежал и на девять столов простирался.

И Лахет:[7]

Точно как в орошенных полях огурец вырастает.

Аттики всегда пишут его название трехсложно (σικυός), Алкей же пишет: "погрыз бы он огурцов (σικύων)", - образуя этот родительный падеж от двухсложного именительного σίκυς, подобно тому как родительный падеж στάχυος образуется от именительного στάχυς (колос).

(74) Сковородка с рукоятью,[8] редьки[9] ...[10]
И четыре огурца.

Фриних в "Затворнике" использует уменьшительную форму "огурчик" (σικύδιον) [Kock.I.377]:

... огурчика погрызть.

5. Феофраст пишет в сочинении "История растений" [VII.4.6], что существует три сорта огурцов: лаконские, "дубинки" и беотийские. Из них лаконские предпочтительнее разводить, если есть возможность обеспечить обильный полив, а остальные - при отсутствии полива. "Огурцы вырастают более сочными, если перед посадкой их семена замачивают в молоке или медовой смеси", - это он пишет в "Причинах растений" [II. 14.3]; [также] они быстрее прорастают, если их семена незадолго перед посадкой замачивать в воде или молоке [HP.VIL1.6]. Эвтидем пишет в сочинении "Об овощах", [b] что так называемые драконтии[11] представляют собой разновидность огурцов. Деметрий же Иксион в первой книге своих "Этимологических исследований" пишет, что слово "огурец" (σικυός) образовано от глаголов[12] σεύεσθαι (устремляться) и κίειν (двигаться), так как растет он очень быстро. А Гераклид Тарентский в "Пире" называет огурцы η̉δύγαια (сладко-почвенные). Диокл Каристийский пишет, что огурцы, съеденные натощак вместе с поручейниками,[13] приводят к несварению, так как, подобно редьке, они задерживаются в верхней части желудка; если же их есть в конце трапезы, они не причиняют никакого беспокойства и легко усваиваются, а вареные огурцы обладают еще и некоторым мочегонным действием. Дифил пишет: "Обладая охлаждающими свойствами, огурцы тяжелы для желудка и с трудом [с] выводятся из кишечника; более того, они вызывают судороги, разлитие желчи и понижают потенцию". Огородные огурцы растут главным образом в полнолуние,[14] во время которого они, подобно морским ежам, прибавляют прямо на глазах.
6. Смоквы [15] (ΣΥΚΑ). "А вот смоковницу я никому не уступлю, - начал Магн, - хоть вешайте меня на ней, - я без ума от нее, и буду [d] рассказывать о ней всё, что попало, - так вот, смоковнице, любезные мои, выпала честь вести человечество к лучшей жизни. Это доказывается тем, что афиняне до сих пор называют место, где она впервые была обнаружена, Священной Смоковницей, плод же ее они зовут Предводителем,[16] потому что он был первым культурным плодом, доставшимся человечеству. Существует масса сортов смоквы. Об аттических смоквах упоминает в "Тезках" Антифан: вот что он пишет, расхваливая землю Аттики, [Kock.II.84; ср.43b]:

- Чем наша нас ни одарит земля,
Гиппоник, во вселенной это лучшее:
[e] Мед, хлебы, смоквы.
- Соглашусь со смоквами:
Свидетель Зевс, их множество.

Истр пишет в "Истории Аттики" [FHG.I.423], что [в свое время] аттические смоквы даже было запрещено вывозить за пределы страны, чтобы ими могли наслаждаться только местные жители; поскольку же многие попадались на укрывательстве смокв, то разоблачители, доносившие о них судьям, первыми стали называться тогда сикофантами[17] (т. е. обнаруживающий смоквы). Поэтому Алексид пишет в "Поэте" [Kock.II.365]:

Несправедливо сикофанта прозвище
Приложено к негодным: душу честную,
[f] Должно обозначать оно, приятную,
Как смоква обнаруженная. Нынче же
И не понять, зачем плутам-мошенникам
Даровано такое имя сладкое.

А Филомнест в работе "О сминфийских празднествах[18] на Родосе" рассказывает так [FHG.IV.477]: "Имя "сикофант" произошло оттого, что в те (75) времена пени и налоги, тратившиеся на общественные расходы, взимались смоквами, вином и оливковым маслом; и, видимо, сикофантами называли тех, кто производил эти взыскания или заявлял о них; а выбирались они из числа наиболее уважаемых граждан".
7. О лаконской смокве упоминает в "Земледельцах" Аристофан [Kock.I.419]:

У меня растут все смоквы, лишь лаконской не растет.
Эта смоква - враг народа - такова ее порода.
Потому-то эта смоква и мала, что зла на нас.

Он называет ее "малышкой", потому что это дерево не вырастает [b] высоким. О фригийских смоквах упоминает в "Олинфянах" Алексид [Kock.II.356; ср.55а]:

А также сердцу любезные
Сушеные смоквы, родины
Наследие нашей: их принесли
Смоковницы Фригии славной.

О так называемых фибалийских смоквах[19] упоминают многие комедиографы, в том числе Ферекрат в "Похмельных" [Kock.I.167]:

Проклятый! Чтоб тебя излихорадило,
Чтоб летом фибалийских смокв наелся ты,
Чтоб в полдень рухнул спать под этой тяжестью,
И чтоб тебя до крика жгло и мучило.

[c] Телеклида в "Амфиктионах" [Коск.I.211]:

О как прелестны смоквы фибалийские!

Фибалийскими называют и сорт миртовых ягод,[20] например Аполлофан в "Критянах" [Kock.I.798]:

Но главное, хочу на стол я миртовых
Поставить ягод, я жую их всякий раз,
Как думать нужно: это фибалийские,
Отменные, в венки вплетенные...

О ласточкиных смоквах упоминает в "Гуляке" Эпиген [Kock.II.417]:

Спустя немного времени,
Затем выходит важно блюдо, полное
[d] Сушеных ласточкиных смокв.

Со своей стороны, Андротион - или Филипп, или Гегемон - дают в "Календаре земледельца" следующий перечень сортов смокв: "На равнине следует высаживать ласточкины смоквы, дикие, седъиг, фибалийские, но цариц осени можно высаживать повсюду. Что-нибудь хорошее есть в каждом сорте, однако наиболее полезны бесхвостые, форминские,[21] двух-урожайные, мегарские и лаконские, они нуждаются только в достаточном количестве воды".
8. О родосских смоковницах упоминает в письмах Линкей, сравнивая [e] лучшие плоды аттической земли с лучшими плодами Родоса. Он пишет: "Дикие смоквы по сравнению с лаконскими - то же, что шелковица по сравнению со смоквами вообще. Я выставлял их на стол не после обеда, как это здесь принято (ведь когда желудок полон, то и вкус притупляется), но перед обедом, когда аппетит еще в полной силе". Однако если бы Линкей попробовал в нашем замечательном Риме воробьиных смокв, как это [f] удалось мне, он стал бы куда зорче своего тезки[22] - настолько эти смоквы превосходят все другие смоквы на свете. Как пишет в своем трактате о смоквах ликиец Геродот, высоко ценятся и другие сорта смокв из окрестностей Рима: и так называемые хиосские и ливианские, и так называемые халкидские и африканские.
9. Парменон Византийский называет в ямбах превосходными смоквы из эолийской Каны:

Без груза канских смокв свершил я путь морем.

(76) Общеизвестно, как высоко ценятся смоквы из карийского Кавна. О так называемых "кислых" смоквах упоминает Гераклеон Эфесский, а также Никандр Фиатирский, цитирующий следующие стихи из пьесы Аполлодора Каристийского "Портниха с приданым" [Kock.III.287]:

Но очень уж винишко было скверное
И кислое, мне даже стыдно сделалось:
Ведь если у соседей смоквы "кислые",
[b] То у меня весь виноград кислятина.

Что же касается смокв с острова Парос - там тоже растут превосходные смоквы, называемые местными жителями "кровяными" (это то же самое что и так называемые лидийские, и название свое они получили за красноватый оттенок), - то их упоминает Архилох в следующих словах:

Брось морскую жизнь и Парос, и смоковницы его.

Паросские смоквы так же отличаются от произрастающих во всех остальных местностях, как мясо вепря отличается от мяса домашних свиней. [с]
10. Некий "левкерин" (белесая дикая смоковница) тоже есть сорт смоковницы, и возможно, она действительно приносит белые плоды. О ней есть упоминание в пьесе Гермиппа "Ямбы" [Kock.I.246]:

Отдельно - левкерины засушенные.

О диких смоквах[23] упоминает Еврипид в "Скироне" [573]:

Иль воткнуть
Смоковницы ветвь дикой.

И Эпихарм в "Сфинксе":

Не сходствует нимало с дикой смоквою.

[d] Софокл в "Свадьбе Елены" плод ее описательно называет именем дерева [TGF2. 172]:

Словами, словно дикая смоковница,
В еду негодный, оплодотворишь других.

Здесь вместо "зрелая дикая смоква" (πέπον ε̉ρινόν) он написал "зрелая дикая смоковница" (πέπων ε̉ρινός). Так же и Алексид в "Лохани" [Kock.II.343]:

И нужно ли еще
Нам говорить о тех, кто на любом углу
Торгует смоквами? На дно кладут они
Плоды, всегда дрянные и засохшие,
Поверх положат зрелые, отборные,
И платит покупатель несусветную
[e] За смоквы цену, а мошенник за щеку
Монету сунет, да и побожится вам,
Что продал смоквы дикие.

Дикая же смоковница, приносящая дикие смоквы (τὰ ε̉ρινά), называется словом мужского рода (ε̉ρινός). Страттид в "Троиле" [Kock.I.723]:

А рядом с нею ты заметил дикую
Смоковницу (ε̉ρινός)?

И Гомер [Од.Х.103]:

Дико растет на скале той смоковница (ε̉ρινός) с сенью широкой.

Америй же пишет, что низкорослые дикие смоковницы называются эринадами (ε̉ρινάδας).
11. Гермонакт в "Критском глоссарии" записывает в число сортов [f] смокв α̉μάδεα и νικύλεα. Филемон пишет в "Аттическом словаре", что существует некий род смокв, называемых царскими, от этого произошло и название царских сушеных смокв; далее он пишет, что спелые смоквы назывались κολύτρα. Селевк в "Словаре диалектов" обсуждает некий γλυκυσίδης (пион), замечая, что по виду он очень похож на смокву, и добавляет, что женщинам строжайше запрещалось есть его, потому что он вызывает неприличное испускание ветров; об этом говорит в "Клеофонте" и комик Платон [Kock.I.617]. Памфил, ссылаясь на "Лаконский Словарь" (77) Аристофана, пишет, что в Ахайе зимние смоквы назывались "колокольчиками". О вороньих смоквах нам в следующем стихе из "Воинов" сообщает Гермипп [Kock.I.239]:

Их превосходят смоквы фибалийские,
Или вороньи.

Феофраст рассказывает во второй книге "Истории растений" о некоей разновидности смоковницы, похожей на так называемую аратейскую смоковницу. В третьей же книге он говорит [III. 17.5], что вокруг троянской [b] [горы] Ида растет кустистая смоковница, листья которой похожи на липовые, а смоквы она приносит красные, величиной с маслину, только круглее, вкусом они напоминают мушмулу.[24] О смоковнице, называемой критянами "кипрской", тот же Феофраст пишет в четвертой книге "Истории растений" следующее [IV.2.3]: "А у дерева, называемого на Крите кипрской смоковницей,[25] плоды растут из ствола и из самых толстых ветвей, но только не непосредственно, а на маленьких безлистных побегах, которые выпускает дерево и на которых, как на корешках, сидят плоды. Ствол у этой смоковницы велик и похож на ствол серебристого тополя; листья как у вяза. Плоды на ней вызревают четыре раза в год, и столько же раз дерево дает побеги [ни одна ягода не созреет, если не подрезать и не дать соку стечь.] Сладостью она похожа на винную ягоду, а видом - на плод дикой [с] смоковницы; величиной она со сливу".
12. О смоквах, называемых ранними, Феофраст упоминает в пятой книге "Причин растений" [V.1.4; V.1.8]: "Что касается смоковницы, то когда воздух становится мягким, влажным и теплым, это вызывает рост [ранних] побегов; из них и появляются ранние смоквы". И далее он пишет следующее: "Опять же, некоторые сорта смоковниц приносят ранние смоквы, таковы лаконская, белый пупок и некоторые другие, но есть сорта, не приносящие таковых". Также Селевк упоминает в "Словаре [d] диалектов" о термине πρωτερική (ранний), обозначающем какой-то сорт смоковницы, приносящей ранние плоды. О смокве, плодоносящей дважды в год (διφόρος), упоминает и Аристофан в "Женщинах в народном собрании" [707]:

Пока не потрогаем мы листков
Дважды родящей (διφόρος) смоквы.

Также Антифан в "Женщинах из Склер" [Kock.II.96]:

Это там, внизу, у смоквы той, что дважды в год родит.

Также и Феопомп пишет в пятьдесят четвертой книге "Истории" [FHG.I.324], что в правление Филиппа в земле бисалтов, окрестностях [e] Амфиполя и македонской Грастонии в разгаре весны смоковницы, когда им было самое время цвести, были усыпаны смоквами, виноградные лозы гроздями, а оливы оливками, и во всем Филиппу сопутствовало счастье. Во второй книге "Истории растений" Феофраст говорит, что дикая смоковница плодоносит дважды в год,[26] иногда же, как например на Кеосе, трижды.
13. Говорит он также [ИР.II.5.51, что смоковница, если ее посадить, воткнув в "морской лук", идет скорее и черви объедают ее меньше. Вообще все, что [f] посажено в "морском луке",[27] идет хорошо и растет быстрее. Опять же, во второй книге "Причин растений" Феофраст пишет [II.10.2]: "Так называемая индийская смоковница,[28] имея удивительную высоту, приносит так мало и таких мелких плодов, что можно подумать, будто все силы она тратит на рост". И во второй книге "Истории растений" философ пишет: "В Элладе, Киликии и на Кипре произрастает также и другой сорт смоковниц, приносящий карликовые плоды, причем на верхней стороне листа вырастает нормальная смоква, а на нижней - карликовая. У других же смоковниц плодоносят, как правило, прошлогодние ростки, но не новые. И смоковница эта, в отличие от наших карликовых смоковниц, приносит сладкие, (78) созревающие раньше других плоды. Вырастает она гораздо выше других; между цветением и плодоношением времени проходит немного".
Я могу назвать и другие ходовые названия смокв: царские, царские смоквы, желтобрюхие, оленье мясо, лепешки [ср. 113d], горькие, ползучие, белесые, черноватые, приречные, мельничные, луковичные.
14. Рассуждая во второй книге "Истории растений" о происхождении слова "смоква" (σύκα), Трифон[29] приводит рассказ, содержащийся в Андротионовом "Календаре земледельца", о том, что, когда Зевс преследовал [b] Сикея, одного из титанов, того взяла под свою защиту его мать Гея, и чтобы утешить сына, произрастила дерево; по его имени назван и киликийский город Сикей. Однако эпический поэт Ференик из Гераклеи производит название смокв[30] от имени Сики, дочери Оксила: сын Орея Оксил, сочетавшись со своей сестрой Гамадриадой, помимо прочего потомства будто бы породил Карию (орех), Балану (желудь), Кранию (кизил), Морею (шелковица), Эгеру (тополь), Птелею (вяз), Ампелу (виноградная лоза) и Сику (смоковница); все они получили имя гамадриад, а их именами были названы многие деревья. Поэтому, добавляет он, и Гиппонакт говорит:

[c] И смоква черная, сестра лозе винной.

Наконец же Сосибий доказывает, что смоквы - это дар Диониса [FHG.II.628], ссылаясь на почитание в Лакедемоне Диониса Смоковенного (Συκίτης). А согласно Андриску и Аглаосфену [FHG.IV.304], жители Наксоса рассказывают,[31] будто Дионис получил прозвище Мейлихий (милостивый) в благодарность за подаренные им смоквы. По этой же причине на Наксосе лик Диониса Бакхия вырезан из виноградной лозы, а лик Диониса Мейлихия из смоковницы: потому что мейлиха (сладкими) называются именно смоквы.
15. Смоквы - самые полезные из всех древесных плодов: это [d] убедительно доказывается во многих местах книги Геродота Ликийца о смоквах: в частности, он рассказывает, что младенцы вырастают гораздо здоровее, если им давать смоковный сок. Ферекрат, или кто бы ни был автором комедии "Персы", пишет [Kock.I.184]:

Если кто-нибудь находит после долгих поисков
Смокву, смазываем ею мы глаза своих детей.

Удивительнейший и сладкоголосый Геродот следующими словами из первой книги "Истории" называет смоквы величайшим благом [1.71]: "Царь! [e] Ты собираешься в поход на людей,[32] которые носят кожаные штаны и другую одежду из кожи; едят же они не столько, сколько пожелают, а сколько найдут пищи, так как обитают в суровом краю. Кроме того, они не пьют вина, довольствуясь только водой. Нет у них ни смокв и никаких других благ". Мегалополитанец же Полибий в шестнадцатой книге "Истории" пишет [XVI.24.8]: "Филипп, отец Персея,[33] когда во время набегов в [f] Азии войско его терпело нужду в съестных припасах, принял от магнетов смоквы, потому что хлеба у них не было. За смоквы он и Миунт подарил магнетянам, когда овладел этим городом". Также ямбический поэт Ананий говорит:

Когда б ты запер двух-трех узников,
Немного смокв и кучу злата в комнате.
Узнал бы ты, что смоквы лучше золота.

16. Вот сколько смоковных речей наговорил Магн. После него (79) слово взял врач Дифил:
"Филотим пишет в третьей книге сочинения "О пище", что свежие смоквы сильно отличаются друг от друга как по сорту и времени созревания, так и по пищевым качествам; вообще же говоря, сочные, и прежде всего зрелые смоквы, быстро растворяются и перевариваются легче остальных осенних плодов, и не препятствуют перевариванию остальной пищи. Их пищевыми качествами являются влажность, клейкость, сладость и слабая щелочность; выделения из кишечника они вызывают обильные, [b] размягченные, быстрые и совершенно безболезненные. При употреблении вместе с соленой пищей смоквы выделяют кисло-соленый сок. Как я уже говорил, растворяются в желудке они очень быстро, и поэтому даже если мы съедаем их помногу, всё равно скоро опять худеем. Это потому что пищевая масса не задерживается в желудке и рассасывается немедленно. Перевариваются смоквы легче любых других фруктов. Это видно из того, что мы легко поглощаем их во много раз больше, чем все другие фрукты, а также из того, что, наевшись смокв, можем тотчас легко [c] поглощать и обычную пищу в таких же количествах. Очевидно, что если мы справляемся с такой смесью, то смоквы и сами перевариваются и не мешают перевариванию остальной пищи. О пищевых качествах уже было сказано; о клейкости и солености можно судить, исходя из того, что руки от смокв становятся клейкими и чистыми, сладость же мы непосредственно [d] ощущаем во рту. О том, что испражнения после смокв происходят без кишечных колик и каких-либо неудобств, что они обильны, происходят быстро и мягко, мы уже сказали, и я думаю, нет необходимости что-нибудь добавлять. Пищеварение мало изменяет вид съеденных смокв, и это не потому что они плохо перевариваются, но потому что мы проглатываем их быстро и почти не жуем, а пищеварительный путь они проходят без задержек. Соленый же сок они испускают, потому что, как уже было сказано, в них содержится щелочь. Он становится солонее или кислее в зависимости [e] от качеств жидкостей, с которыми смоквы поедаются: соленые блюда добавляют ему соленость, а уксус или тимьян кислоту.
17. Гераклид Тарентский обсуждает в своем "Пире" вопрос, горячей или холодной водой следует запивать смоквы. Приверженцы горячей воды, пишет он, ссылаются на то, что она быстро очищает руки, и поэтому весьма вероятно, что и съеденные смоквы немедленно растворяются ею в кишечнике. Ведь даже если облить смоквы снаружи горячей водой, она [f] превратит их в массу, состоящую из очень мелких частиц; от холодной же воды смоквы только твердеют. Однако приверженцы холодной воды утверждают: "Принятая внутрь холодная вода сносит своей тяжестью содержимое желудка вниз; смоквы же неблагоприятно воздействуют на желудок, (80) разогревая и расслабляя его, и поэтому некоторые даже немедленно запивают смоквы неразбавленным вином. После этого кишечник легко опорожняется". Следовательно, смоквы необходимо обильно запивать водой, чтобы они не задерживались в желудке, но сносились в нижние отделы кишечника.
18. Другие авторы утверждают, что смоквы ни в коем случае нельзя есть в полдень, потому что, как пишет в пьесе "Похмельные" Ферекрат [Kock.I.167; cp.75b], в эти часы они могут вызывать болезни. Аристофан в "Предварительном состязании" [Kock.I.511]:

Увидел летом друга захворавшего -
И съел, чтоб сам свалиться, смокв полуденных.

Эвбул в "Сфингокарионе" [Kock.II.201]:

[b] Свидетель Зевс, больна была я, миленький, -
Ведь накануне в полдень смокв отведала.

Никофонт в "Сиренах" [Kock.I.777]:

И если кто-нибудь порой полуденной
Поест зеленых смокв и спать уляжется,
Примчится тут же лихорадка подлая,
Не стоящая трех оболов, кинется
На нас, заставит желчью выблевать.

19. Дифил Сифнийский пишет, что свежие смоквы малопитательны и дают мало сока, однако, находясь в силу природной легкости у поверхности желудка, они легко выводятся из кишечника и усваиваются [c] лучше сушеных. Снятые с дерева поздней осенью и дозревавшие позднее хуже тех, что созрели в разгар сезона, не нарушая своей природы. Те, что содержат много кислоты и мало воды, вкусны, однако тяжелы для желудка. Смоквы из Тралл[34] ничем не отличаются от родосских, все же остальные, включая и хиосские, гораздо менее сочны. Мнесифей Афинский пишет в трактате "О пище": "Что касается тех плодов, которые употребляются в сыром виде, как, например, груши, смоквы, дельфийские яблоки и тому [d] подобное, то нужно очень точно ловить время, когда их сок не кислый, не гнилой и не слишком высох". Деметрий Скепсийский пишет в пятнадцатой книге "Троянского строя", что у тех, кто не ест смокв, голос становится очень приятным. В доказательство он приводит рассказ об александрийском историке Гегесианакте, которого в молодости нужда заставила выступать на сцене в трагедиях; воздерживаясь в течение восемнадцати лет от смокв, он стал актером с отличным голосом. Я могу также привести [e] относящиеся к смоквам общеизвестные пословицы:[35]

За рыбой смоква, боб за мясом следует.
Любят пернатые смоквы клевать, но сажать не желают.

20. Яблоки [36] (ΜΗΛΑ). В книге "О пище" Мнесифей Афинский называет их дельфийскими яблоками. Дифил же пишет, что зеленые, недозрелые яблоки дают невкусный сок; стремясь разместиться у поверхности желудка, они вредят ему, вызывают разлитие желчи, способствуют развитию заболеваний и вызывают колики. Спелые яблоки дают хороший сок, [f] сладки, не терпки и легко выводятся из кишечника; а кислые сорта терпки, и сок их менее полезен. Несладкие, но вкусные яблоки полезней из-за слабой терпкости. Летние сорта яблок дают плохой сок, и осенние в этом отношении гораздо лучше. Так называемые орбиклаты, соединяющие приятный терпкий вкус со сладостью, очень полезны. Называемые (81) сетаниями, а также платании очень вкусны и хорошо выводятся из кишечника, однако бесполезны для здоровья. Так называемые мордианы лучше всего растут в Аполлонии, называемой также Мордиум, они похожи на орбиклаты. Что же касается кидонских яблок,[37] некоторые сорта которых называются воробьиными, то это вообще самые полезные изо всех яблок, особенно когда достигают полной спелости. Главкид утверждает, что [b] лучшими древесными плодами являются кидонские яблоки, фавлии и воробьиные яблоки. Однако Филотим в тринадцатой книге трактата "О пище" пишет, что ранние, выросшие весной яблоки гораздо тяжелее для желудка, чем груши, всё равно, есть ли их зелеными или спелыми. Более того, они обладают качествами жидкой пищи: те из них, что кислы и незрелы, будучи более терпкими, в сочетании с умеренной кислотой, испускают в теле терпкость. В общем же яблоки перевариваются тяжелее груш - это [с] видно из того, что нам труднее переварить немного яблок, чем много груш. Испускание терпкой жидкости, которую Праксагор называет "стеклянистой", объясняется тем, что пища, плохо поддающаяся перевариванию, содержит густой сок, а мы видели, что яблоки перевариваются труднее, чем груши, и что терпкие их составы более склонны производить более густые соки. Так, среди зимних сортов яблок кидонские испускают наиболее терпкий сок, тогда как воробьиные, содержат меньше сока с меньшей терпкостью, и могут перевариваться гораздо легче.
Никандр Тиатирский ошибочно полагает, что все сорта кидонских [d] яблок называются воробьиными, - ведь Главкид совершенно ясно называет наилучшими фруктами кидонские яблоки, фавлии и воробьиные. 21. О кидонских яблоках упоминает в "Елене" и Стесихор:[38]

Много яблок кидонских летело там к трону владыки,
Много и миртовых листьев,
Густо сплетенных венков из роз и гирлянд из фиалок.

Также и Алкман, и Кантар в пьесе "Терей" [Kock.I.765]:

Размером грудки с яблочки кидонские.

Филемон же в "Деревенщине" называет кидонские яблоки воробьиными [Kock.II.478].
[e] Филарх пишет в шестой книге "Истории" [FHG.I.336], что аромат кидонских яблок притупляет даже действие смертельных ядов.[39] "Когда, - пишет он, - в сундук, еще сохранявший запах кидонских яблок, был положен фаросский яд, он совершенно выдохся и не сохранил ни одного из своих качеств: когда его развели и дали выпить людям, против которых снадобье было втайне приготовлено, все они остались невредимыми. Причина выяснилась позднее, когда стали допрашивать продавца снадобья и он признался, что хранил его вместе с яблоками".
[f] 22. Гермон пишет в "Критских Глоссах" [ср.76е], что слово "кодимал" (κοδύμαλα) означает кидонские яблоки. Однако Полемон в пятой книге "Против Тимея" полагает, что "кодималом" некоторые авторы называют некий цветок. Алкман, когда пишет: "меньше кодимала" - подразумевает воробьиные яблоки, тогда как Аполлодор и Сосибий называют так кидонские яблоки. А что кидонские и воробьиные яблоки - это (82) совершенно различные плоды, ясно показано во второй книге "Истории растений" Феофраста [П.2.5].
Как утверждает Эвфорион (или Архит) в "Журавле", прекрасные яблоки урождаются в Сидоессе (это деревня, принадлежащая Коринфу):

Так же прелестно, как яблочко красное, что в Сидоессе,
Малой деревне холмистой, на глинистых зреет откосах.

Упоминает их и Никандр в "Превращениях":

Тут же пушистые он из садов Сидоессы и Плейста
Яблоки рвать принялся, вырезать на них Кадмовы знаки.[40]

[b] О том, что Сидоесса принадлежала Коринфу, написано у Риана в первой книге "Гераклеи" и у Аполлодора Афинского в пятой книге "Каталога кораблей" [FHG.I.457]. Также и Антигон Каристийский в "Антипатре":

Там, где любовь у меня была слаще яблочек красных,
Что вырастают в холмистой Эфире[41] на радость всем смертным.

23. О яблоках-фавлиях следующим образом упоминает в "Амфиктионах" Телеклид [Kock.I.211; ср.81а]:

То хороши, а то дряблей, чем фавлии.

Так же и Феопомп в "Тесее" [Kock.I.738]. Андротион пишет в "Календаре земледельца": [c] "Яблони-фавлии и воробьиные (у последних плоды никогда не падают с черенка), а также весенние сорта яблок - лаконские, или сидоентские, или пушистые". Я же, друзья мои, выше всего ценю продающиеся в Риме яблоки, называемые матианскими, которые, говорят, привозят из какой-то деревушки в Альпах около Аквилеи. Лишь немного уступают им яблоки из пафлагонского города Гангры.
К тому, что и яблоки - дар Диониса, есть свидетельство сиракузянина [d] Феокрита, выражающегося примерно так [II.120]:

Яблоки, дар Диониса, припрятавши в складках накидок,
В светлых венках тополевых; священные листья
Геракла Мы бы украсили пышно...

Неоптолем Паросский тоже предполагает в "Дионисиаде", что яблоки, как и все остальные фрукты, - создание Диониса. "Что же касается эпимелии (ε̉πιμηλίς), - пишет Памфил, - то так называют одну из разновидностей груш". О гесперидских яблоках упоминает в четвертой книге "Пира" Тимахид. Памфил же пишет, что в Лакедемоне на стол богов[42] [e] кладут некий род яблок, очень душистых, но несъедобных; называют их гесперидскими яблоками.[43] Еще один пример можно найти в "Лаконской истории" Аристократа [FHG.IV.332]: "яблоки, а также яблони, называемые гесперидскими".
24. Персики [44] (ΠΕΡΣΙΚΑ). Говоря во второй книге "Истории растений" о деревьях, плоды которых недоступны наблюдению, Феофраст пишет:[45] "...ибо у крупных сортов рост плода доступен наблюдению с самого начала, как, например, у миндаля, ореха, желудей и всех им подобных плодов, кроме персидских орехов (там это увидеть труднее всего); можно еще [f] добавить гранаты, груши и яблони". Дифил из Сифноса пишет в сочинении, озаглавленном "О пище для больных и здоровых": "Так называемые персидские яблоки (некоторые называют их персидскими сливами) по большей части сочнее и питательнее яблок". Филотим в третьей книге сочинения "О пище" пишет, что персидское яблочко более жирно, рассыпчато и довольно рыхло; если же его выжимать под прессом, оно дает много масла. Грамматик Аристофан пишет в "Лаконском Глоссарии", что (83) сливы лаконцы называют "кислыми персидскими яблоками", тогда как другие зовут их адриями[46] ('άδρυα).
25. Цедрат[47] (ΚΙΤΡΙΟΝ). Когда очередь дошла до него, у застольных философов разгорелись жаркие споры о том, встречается ли упоминание о нем у кого-либо из древних авторов.
В конце концов Миртил принялся кричать, чтобы вся наша компания спорщиков проваливала к диким козам,[48] ибо цедрат упоминается в "Записках" Гегесандра Дельфийского, хотя точной цитаты он привести не мог. [b] Возражая ему, Плутарх сказал: "Ну, я-то уж точно знаю, что нигде у Гегесандра цедрата не найдешь, я нарочно перечитал все его "Записки", когда мой приятель, ссылаясь на одного почтенного комментатора, вздумал на этом настаивать; так что придется тебе, Миртил, поискать другого свидетеля".
Эмилиан же принялся рассказывать, что ученейший муж, мавританский царь Юба, упоминает цедрат в своей "Истории Ливии" [FHG.III.472], утверждая, что у ливийцев он называется "яблоком из [c] Гесперии", потому что как раз оттуда Геракл и принес в Элладу эти яблоки, прозванные за свой цвет золотыми. Что же касается так называемых гесперидских яблок, то их произвела Гея в честь свадебных торжеств Зевса и Геры - об этом пишет в шестидесятой книге "Египетской истории" Асклепиад [FHG.III.306].
Раздраженно посмотрев на них, слово взял Демокрит: "Если Юба такое пишет, - то не надо мне его африканских историй и плаваний Ганнона! Я же утверждаю, что древние не пользовались этим словом; в доказательство сошлюсь на описание Феофрастом Эресийским некоего [d] растения, в котором нельзя не опознать цедрат. 26. Вот что пишет философ в четвертой книге "Истории растений" [IV.4.2]: "[Вообще в странах восточных и южных есть много и растений, и животных, каких нигде больше нет.] В Мидии, например, и в Персии растет еще и так называемое "мидийское" или "персидское яблоко". Листья у этого дерева похожи на листья [лавра], земляничника и грецкого ореха, почти одинаковой величины с ними, а колючки такие, как у груши или кизильника, гладкие, очень острые и крепкие. Яблок с этого дерева не едят, но они очень ароматные, так же как и его листья. Если такое яблоко положить в сундук с одеждой, то оно [e] сохранит ее от моли.[49] Оно полезно и на тот случай, если кто-нибудь выпьет смертельного яда: его дают с вином, оно вызывает расстройство желудка и выводит яд. Оно же делает дыхание благовонным: если сварить его мякоть в соусе или еще в чем-нибудь, или выжать в рот и проглотить, то запах изо рта становится приятным. Выбрав семена, сажают их в [f] тщательно обработанные грядки и поливают через каждые три-четыре дня. Следующей весной, когда растеньице окрепнет, его пересаживают в землю мягкую, сырую и не очень легкую: именно такую любит это дерево. Плоды оно приносит круглый год: одни снимают, другие зреют, а дерево в это время стоит в цвету. Из цветов дают плод те, в которых, как мы говорили, торчит из середины как бы веретено; те, у которых этого нет, бесплодны". И в первой книге этого же сочинения [I.13.4] Феофраст говорит о плодоносных цветках с веретенами. Так вот, друзья мои, то, что Феофраст говорит о цвете, аромате и листьях этого дерева, убеждает меня, что речь идет о цедрате. И никого из вас не должно удивлять, что он пишет о несъедобности его плодов, ибо еще во времена наших дедов они не употреблялись в пищу, но их разве что раскладывали по сундукам с (84) одеждой.
27. А то, что это растение действительно пришло к эллинам из глубин Азии, подтверждается описаниями, встречающимися у авторов комедий; судя по размерам, речь у них идет о цедратах. Например, Антифан в "Беотянке" [Kock.II.35]:

- Но перед ненасытными о лакомстве
И говорить-то глупо. Эти яблочки
Возьми, красотка.
- Как же хороши они!
[b] - Благие боги, хороши конечно же!
Совсем недавно привезли их сеянцы
Сюда, в Афины от царя персидского.
- Я думала, ты скажешь, что привез ты их
От Гесперид - три золотые яблока,
Клянуся Светозарною!
- Прекрасное
Повсюду редко и высоко ценится.

Вставив эти стихи Антифана в "Мелибею" как свои собственные, Эриф продолжил[50] [Kock.II.429]:

- Я думала, ты скажешь, что привез ты их
От Гесперид - три золотые яблока,
Клянуся Светозарною!
[c] - Прекрасное
Повсюду редко и высоко ценится.
- Даю обол, не больше, деньги любят счет
- А вот гранаты.
- Прелесть.
- Это дерево
Посажено на Кипре Афродитою.
- О, чтимая Бербея! Эти яблоки -
Их тоже только три?
- Их больше не было.

28. Если кто-нибудь хочет отрицать, что здесь речь идет о цедрате, пусть докажет! Впрочем Фений Эресийский подает мысль, что это мог [d] быть кедровый орешек (κεδρίον), получивший свое имя от кедра; а у кедра, как он пишет в пятой книге "О растениях" [FHG.II.301], листья окружены колючками. Но ведь всякий знает, что у цедрата тоже!
Мне точно известно, что цедрат, съеденный перед едой, всё равно, твердой или жидкой, является отличным противоядием от любого смертельного яда; я узнал это от одного моего земляка, занимавшего должность в Египте. Однажды он приговорил изобличенных преступников к [e] растерзанию дикими зверями - их должны были бросить ядовитым змеям. Когда их вводили в амфитеатр, где казнили разбойников, какая-то мелочная торговка из жалости угостила их цедратом, который она ела, держа в руках. Взяв, они съели его, и когда были брошены [f] чудовищным кровожадным змеям, то нимало не пострадали от их укусов. Правитель пришел в изумление и в конце концов принялся допрашивать стражника: ели или пили они чего-нибудь перед казнью? Узнав, что им дали цедрат, он приказал назавтра дать его одному из приговоренных, другому же не давать, и съевший нисколько не пострадал от укуса, другой же умер мгновенно. На таком повторном примере все убедились, что (85) цедрат - универсальное противоядие от всякого яда. И если цедрат целиком, вместе с семенами, отварить в аттическом меде, он растворится, и выпивший утром этого питья на два или три пальца не будет подвержен действию никакого яда.
29. Если кого-нибудь всё это не убеждает, пусть обратится к сочинениям Феопомпа Хиосского, настоящего поборника истины, потратившего [b] огромные деньги на точное выяснение всех событий. В тридцать восьмой книге своей "Истории" [FHG.I.311] он пишет, что тиран Гераклеи Понтийской Клеарх умертвил множество граждан, обычно заставляя их выпивать аконит.[51] "Когда же, - пишет он, - все узнали, как он любит этот яд, то все перед выходом из дому стали есть руту - потому что на тех, кто поел руты, аконит никогда не действовал. Название свое аконит получил от местечка Аконы близ Гераклеи".
[c] Когда Демокрит закончил свой рассказ, многие из нашей компании настолько поразились силе цедратов, что принялась поедать их так жадно, как будто до сих пор они не брали в рот ни еды, ни питья. Памфил пишет в "Глоссах", что римляне называют цедрат citrus.

[О морских продуктах]

30. Следом за только что описанными закусками нам принесли множество устриц и других родов панцирных моллюсков.[52] Большую часть из них, по крайней мере из тех, что достойны упоминания, я нахожу в следующих стихах из "Свадьбы Гебы" Эпихарма:

Он моллюсков всевозможных нам приносит: блюдечек,
Крабизов и кикибалов,[53] и асцидий, и омаров,
[d] Желудей Морских, багрянок и захлопнувшихся устриц,
(Их раскрыть ужасно трудно, съесть же просто и легко),
И скифидрий, также мидий, трубачей и нереит
(Свежие вкусны и сладки, но скисают просто вмиг),
Длинных черенков округлых, также ракушек-чернушек
(Детвора их собирает и удачно продает),
Да еще других улиток, земляных или песчанок,
Они дешевы, однако, все вокруг ругают их,
[e] Также тех, что называют люди все "беглянками
От мужей", но мы-то, боги, их "белянками" зовем.

31. В "Музах" же [вместо стиха

(Детвора их собирает и удачно продает)]

у него написано:

Что теллинами зовутся, мясо их всего вкусней.

Говоря о теллине (τελλίνα), он, наверно, имеет в виду то, что римляне именуют mitulus. Грамматик Аристофан пишет в сочинении, озаглавленном "О сломанной скитале",[54] что ракушки-блюдечки (λεπάς) похожи на так называемых теллин.
[f] Каллий Митиленский, комментируя встречающееся у Алкея слово "блюдечко" (λεπάς), пишет, что у Алкея есть песня, начинающаяся со слов:

Дитя скалы и моря пенного, -

в конце же ее написано:

Приободри сердца ребячьи, блюдечко!

Аристофан же вместо "блюдечко" пишет "черепаха" и утверждает, что Дикеарх ошибся, допуская здесь слово "блюдечко". Он добавляет также, что дети подносят их ко рту и дуют, наигрывая мелодии, совсем как это проделывают наши молодые бездельники с так называемыми теллинами. О них упоминает и автор флиаков[55] Сопатр в пьесе, озаглавленной (86) "Эвбул-человекобог":

Но погоди! Теллины сладкий звук
Достиг вдруг слуха моего.

Опять же Эпихарм говорит в "Пирре и Прометее":

Посмотри на нереиту, на теллину посмотри,
Посмотри, вот блюдечко громадное.

У Софрона ракушки-конхи названы меланидами (мидии): "Ведь меланиды, уверяю тебя, придут ко мне из маленькой гавани". В миме же, озаглавленном "Рыбак и крестьянин" он называет их херамбами[56] (пресноводные мидии). Херамбы упоминаются также у Архилоха, нереиты - у Ивика. Нереиты называются также анартами (α̉νάρτη). Будучи подобны [b] улиткам, устрицы, как и ракушки-блюдечки, прикрепляются к скалам. У Геронда в "Сотрудницах":

Он присосался как анарта (нереита) к рифу.

Также в "Персах" Эсхила сказано:[57] "острова, кормящие нереит". А Гомер упоминает асцидий (τη̃θος) [Ил.ХVI.747].
32. Диокл Каристийский пишет в "Здоровье", что для пищеварения и почек самыми лучшими из панцирных моллюсков являются мидии, [c] устрицы, гребешки и сердцевидки. Архипп в "Рыбах" [Kock.I.683]:

С ежами и с иглами, блюдечками, эсхарами и гребешками.

"Укреплению же сил, - пишет Диокл, - более всего способствуют конхи, багрянки, трубачи". О последних Архипп говорит так [Kock.I.683]:

Трубач, питомец моря и багрянки сын.

Спевсипп же пишет во второй книге "Подобий", что между собой схожи трубачи, багрянки, витые улитки и конхи. Витых улиток упоминает в [d] "Жителях Камики" Софокл [TGF2. 201]:

Морских витых улиток, деточка,
Когда найти их сможем...

И еще Спевсипп в один класс зачисляет конхов, гребешков, мидий, пинн и черенков, в другой - устриц и блюдечки. Арарот же пишет в "Горбуне" [Kock.II.217; cp.47d, 105е]:

Изысканные сласти: конхи, черенки,
И, как дельфины, там кривые прыгали
Креветки.

[e] Софрон в "Мимах": " - А это, дорогой, что за длинные цилиндры? - Это, конечно же, черенки, ракушки со сладким мясом - вдовье лакомство". Пинн упоминает в "Архилохах" Кратин [Kock.I.14]:

Она, конечно же,
Подобна пиннам или устрицам.

Филиллий, или Эвник, или Аристофан в "Городах" [Kock.I.785; ср.92е]:

Каракатичку, также лангуста бери,
осьминожика, устриц, омара,
Черенков, сердцевидок, и мидий, и пинн,
гребешков митиленских, и блюдца.
Рыбью мелочь берите, леща, окуней,
барабульку, кефаль, коракина.

[f] Агий и Деркил в "Истории Арголиды" [FHG.IV.386,292] называют витых улиток страбел астрабелами, и упоминают, что они пригодны для того, чтобы трубить в них как в рог.
33. Слово "конх" (ракушка) можно найти и в мужском и в женском роде. Аристофан в "Вавилонянах" [Kock.I.409]:

Смотри-ка, ишь ты, как поразевали рты,
(87) Ни дать, ни взять, как ракушки (κόγχαι) на угольях.

И Телеклид в "Гесиодах" [Kock.I.214]: "конху (κόγχη) раздавить". Также Софрон в своих "Женских мимах": "Вот это да! Все конхи (κόγχαι), как по команде, раскрылись для нас, предлагая вытащить их мясо". Эсхил же в "Главке морском" пишет это слово в мужском роде [TGF2 .13]:

Конхи (κόγχοι), ракушники, устрицы.

Аристоним в "Тесее" [Kock.I.668]:

Подобен конх был мокрым флейтам.

В мужском роде пишет и Фриних в "Сатирах" [Kock.I.383].
[b] Ученик Эрасистрата Гикесий пишет, что встречаются две разновидности сердцевидок: шероховатые и царские. Шероховатые невкусны, малопитательны, но легко перевариваются; на них хорошо приманивать багрянок. Из гладких сердцевидок наиболее хороши самые крупные. Гегесандр пишет в "Записках" [FHG.IV.420], что шероховатые ракушки в Македонии называются "мешками", афиняне же называют их "баранами".
34. О ракушках-блюдечках Гикесий пишет, что изо всех [c] вышеупомянутых морепродуктов они перевариваются легче всего; устрицы менее питательны, однако сытны и тоже легко перевариваются. "Гребешки более питательны, однако невкусны и тяжелы для желудка. Что же касается мидий, то эфесские и подобные им вкуснее гребешков, но сердцевидкам они уступают: мочегонных свойств у них больше, чем прославляющих. Некоторые плохим запахом и отвратительным вкусом даже напоминают морской лук. Меньшие и снаружи шероховатые в большей степени мочегонны и пахнут лучше лука, однако они менее питательны, - отчасти из-за [d] размеров, отчасти по природе своей. Шейки трубачей вкуснее, но содержат меньше питательных веществ, чем мидии, сердцевидки и гребешки; для людей со слабым желудком, у которых пища медленно проходит в кишечник, они полезны, хотя желудочный сок очень медленно их переваривает. Продукты же, которые всеми считаются легко усваиваемыми, напротив, вредны слабому желудку, ибо они перевариваются очень быстро [e] из-за мягкости и хорошей растворимости. Поэтому и мак трубачей,[58] не очень подходящий для нормальных желудков, хорош для слабого кишечника. Мак багрянок питательнее и приятнее, однако они все-таки более напоминают вкусом морской лук; это, впрочем, свойственно всем ракушкам. Их особенностью, присущей и черенкам, является то, что они делают жирной похлебку, в которой варятся. Шейки багрянок, даже отваренные безо всяких приправ, хорошо действуют на желудок". Посидипп упоминает их в "Локрянках" следующим образом [Коск.III.339]:

И час настал:
Угрей, лангустов, конхов свежепойманных.
Морских ежей и мака, мидий, шеек, пинн.

35. Если морские желуди достаточно велики, то они хорошо перевариваются и вкусны. "Морские ушки" же, - они водятся и около острова Фарос, лежащего напротив Александрии, - питательнее всех упомянутых моллюсков, но тяжелы для желудка. Антигон Каристийский пишет в (88) "Лексиконе", что эолийцы называют их "ушками Афродиты". Камнеточец (φωλάς) высокопитателен, но отдает тухлятиной. Похожи на них асцидии, они даже еще более питательны. Встречаются также так называемые "дикие" устрицы; они имеют тухлый запах и неприятны на вкус.
Аристотель пишет в сочинении "О животных": "К панцирным [b] моллюскам относятся пинна, устрица, мидия, гребешок, черенок, конх, блюдечко, асцидия, желудь. К передвигающимся относятся трубач, багрянка, сладкая багрянка, еж, витая улитка. Шероховатая раковина гребешка пересечена бороздками, у асцидии же она гладкая и без бороздок; у пинны маленький рот, тогда как у устрицы он велик, раковина у нее двустворчатая и шероховатая; у блюдечка она одностворчатая и гладкая; у мидии раковина состоит из двух сросшихся частей; у черенка и желудя она цельная; [c] раковина конха бывает и такая и такая". Внутренности пинны Эпэнет называет в "Кулинарном искусстве" "маком".
Аристотель же пишет а пятой книге "[Истории] животных" [V.544a]: "Багрянки размножаются в весеннее время, также и трубачи, когда кончается зима. И вообще у панцирных моллюсков, кроме съедобных [морских] ежей, так называемые яйца обнаруживаются весной и осенью. Хотя яйца у этих последних бывают лучшими в указанные времена года, однако они, [хотя и худшего качества], встречаются у них и во все [сезоны], преимущественно же в полнолуния и пригретые [солнцем] дни. Не так [обстоит дело у морских ежей] Пиррейского залива:[59] те лучше [всего для еды] зимой. Хотя они [в это время] и невелики, однако полны яиц. [d] По-видимому, и все улитки размножаются в тот же самый [весенне-летний] сезон".
36. Продолжая, философ снова пишет [о них] [546b]: "Багрянки, собравшись весной в одно место, производят так называемые соты: это нечто подобное медовым сотам, только не гладкое, а как бы сколоченное из множества оболочек белого гороха. Ни одно из этих образований не имеет отрытого прохода, и не из них возникают багрянки, а и они, и прочие [e] панцирные зарождаются из ила и вместе с тем из гнили. Соты же представляют собой как бы очищение и багрянок, и трубачей, потому что и трубачи производят соты. Таким образом, и панцирные, производящие соты, возникают так же, как и прочие панцирные, однако преимущественно тогда, когда уже имеются существа того же рода. Именно они выделяют, начиная производить соты, клейкую слизь, из которой образуется нечто напоминающее шелуху. Всё это расплывается, в землю попадает ихор,[60] и на этом-то месте возникают маленькие багрянки. Ловят [взрослых] багрянок, которые несут их на себе, иногда даже когда у них еще не [f] определилась форма. Если же багрянок захватят прежде, чем они разродились, то иногда они рождают и в плетенках, но не где придется, а собравшись в одно место, как в море; только вследствие тесноты зачатки возникают в виде грозди. Существует несколько видов багрянок: некоторые из них крупные, как [те, что водятся] поблизости от Сигея и Лекта, другие малые, как в Эврипе и около [берегов] Карий. Те, что живут в заливах, велики, шиповаты, и у большинства из них цветок черный, у некоторых же красный и (89) небольшой.[61] Бывают багрянки крупные, весящие целую мину. Те же, что водятся по берегам и у крутых берегов, размером невелики и цветок имеют красный. Далее, в местообитаниях, открытых на север, они по большей части черные, а в [открытых] на юг - красные".
37. Афинянин Аполлодор в сочинении "Комментарии к Софрону", приводя выражение "прожорливей багрянки", поясняет, что это пословица, и пишет, что одни имеют в виду ее красящие способности, ибо к чему бы она ни прикоснулась, она тащит это внутрь себя, а затем откладывает [b] позади себя, уже окрасив в свой цвет; другие, однако, относят это к самому животному. Аристотель же пишет [ИЖ.V.547а]: "Ловят их весной, когда они делают соты; под [знаком] же Пса их не ловят, так как [в это время] они корма не ищут, но скрываются в норах. Цветок они имеют посередине между шеей и маком". [547b]: "И багрянки, и трубачи имеют крышки, устроенные одинаковым образом, также и прочие извитые раковины все имеют их от рождения. Питаются они, выдвигая из-под крышки так называемый язык. Величина этого языка у багрянки больше пальца. При помощи его она питается и пробуравливает улиток и раковины своих [c] сородичей. И багрянка, и трубач оба долговечны: багрянка живет около шести лет, и ежегодный прирост заметен по промежуткам между завитками раковины". "Конхи же, сердцевидки, черенки и гребешки образуются в песчаных местах.
38. Пинны растут вертикально в глубине моря; в них обитают стражи,[62] в одних - небольшая креветка, в других - маленький краб. [d] Лишившись их, они скоро погибают". Памфил Александрийский пишет в сочинении "Об именах", что стражи рождаются внутри моллюсков. А Хрисипп Солейский в пятой книге сочинения "О Благе и Наслаждении" пишет: "Пинна и ее страж помогают друг другу и врозь жить не могут. Пинна - это моллюск, а ее страж - маленький краб. И когда пинна, раскрыв створки, замирает в ожидании, пока не приблизится маленькая рыбка, ее страж стоит рядом и укусом сообщает ей о приближении добычи, после этого [e] пинна захлопывает створки. Пойманную таким способом добычу они поедают вместе". Некоторые даже утверждают, что они вместе и зарождаются из одного семени. И опять пишет Аристотель: "Вообще же все раковинные возникают также и самопроизвольно в иле. Смотря по различию ила, [возникают они в форме] различных [видов]. В местах грязевых [возникают] устрицы, в песчаных - конхи и упомянутые выше [виды], в расщелинах скал - асцидии, морские желуди и [виды], обитающие на поверхности, как, например, блюдечки и нереиты".
39. "Таким же образом возникают и те из панцирных, которые не имеют раковины, например, морская крапива и губки - в расщелинах скал. [f] Существует два вида морской крапивы (актиний): один, живущий в углублениях, не отделяется от скал; другой, [живущий] на местах гладких и ровных, отделяется и [способен] переходить на другое место" [ИЖ.V.548а]. Эвполид называет в "Автолике" [Kock.I.272] морскую крапиву (κνίδη) (90) акалефой (α̉καλήφη) [Kock.I.272], также и Аристофан в "Финикиянках" [Kock.I.534; cp.62d]:

А всех прежде
Выросли стрелки лаванды
Со скалистой крапивой.

Также и в "Осах" [884]. Ферекрат в "Перебежчиках" [Kock.I.152]:

Равное время носить венок из крапивы.

Сифнийский врач Дифил пишет: "Крапива благотворна для кишечника, мочегонна и нетяжела для желудка; у собирающих ее она вызывает зуд, если они предварительно не намажут руки маслом". Она действительно жалит рвущих ее; за это и получила теперь называние "акалефа" (α̉καλήφη), что после незначительного изменения слова означает [b] "недоброе прикосновение" (α̉κάλη α̉φή). (Возможно, оттуда же название и крапивы-растения.) "Недоброе" - это эвфемистическая замена, она ведь не только неласкова или не "добра", но даже колюча и неприятна для прикасающихся к ней. Морскую крапиву упоминает в "Амфиарае" Филиппид [Kock.III.302]:

Передо мною устриц и крапив морских
Он выставлял, моллюсков ставил блюдечек.

В "Лисистрате" это слово обыгрывает Аристофан [549]: "О, самая мужественная из бабушек (τηθω̃ν) и злых, как крапива, матерей (μητριδίων)", поскольку τηθών может означать не только "бабушек", но и "асцидии", а для смеха к этому добавляются еще и "матери"[63] (μήτηρ).
40. Пишет Дифил и о других панцирных моллюсках: "Сердцевидки [c] малых размеров с шероховатыми раковинами имеют нежное мясо и называются устрицами; они благотворны для желудка и легко перевариваются. Гладкие же, называемые царскими (некоторые даже называют их исполинскими (πελώριαι, венерки) [cp.92f], питательны, но плохо перевариваются; они вкусны и полезны для желудка, особенно самые большие из них. Теллины в больших количествах водятся возле Каноба, в особенности они изобилуют во время нильских разливов. Те из них, что называются [d] царскими, мягче и легче, они питательны и быстро проходят кишечник; однако речные теллины слаще. Питательные качества мидий весьма средние, они мочегонны и тоже быстро проходят кишечник. Лучше всех эфесские, особенно пойманные осенью. Мюиски меньше мидий, но слаще них и вкуснее, а также очень питательны. Так называемые черенки, которых зовут еще и дудками, и тростинками, и ноготками, содержат много невкусной жидкости, кроме того, они клейки. Самцы черенков имеют разноцветные, покрытые бороздками раковины, они полезны страдающим камнями [e] и другими нарушениями мочеиспускания. Самки черенков одноцветны и гораздо слаще. Их едят и вареными, и жареными, но лучше всего те, которых пекли на углях, пока их створки не раскрылись".
Как свидетельствует Фений Эресийский в сочинении "Убийства тиранов из мести", собирателей черенков называли "череночниками". Он пишет: "Филоксен пришел к тиранической власти из демагогов. За то что начинал он с ловли рыбы и собирания черенков, его прозвали череночником, однако, собрав некоторый капитал и занявшись торговлей, он [f] добился немалого влияния".
"Из гребешков более нежное мясо имеют белые, они не пахнут и благотворны для кишечника. Из черных и рыжих гребешков очень вкусны и мясисты крупные экземпляры. Вообще же они все очень полезны, легко перевариваются и благотворны для кишечника, если есть их, приправляя перцем и тмином". Упоминает их и Архипп в "Рыбах" [Kock.I.683; ср.86с]:

С ежами и с иглами, блюдечками, эсхарами и гребешками.

"Морские желуди, называемые так из-за сходства с плодами дуба, (91) различаются в зависимости от местообитания. Египетские, например, сладки, мягки, вкусны, питательны, содержат много сока, обладают мочегонным действием, благотворны для кишечника; остальные желуди слишком соленые. Морские ушки же плохо перевариваются, в жареном виде питательны. Камнеточец (φωλάς [ср.88а]), вкусен, но плохо пахнет и малосочен.
41. [Морские] ежи имеют нежное мясо, они сочны, сильно пахнут, сытны и легко перевариваются. Если их есть вместе со смесью меда и уксуса, а также сельдереем и мятой, то они полезны для желудка, сладки и сочны. Наиболее приятны и жирны ежи красного и яблочного цветов, также и те, мясо которых выделяет молочко, если его поскрести. Те же, что водятся [b] поблизости от Кефаллении, а также в Икарийском и Адриатическом морях ... [лакуна] ... некоторые их них горьковаты, живущие же на сицилийских утесах вызывают расстройство желудка".
Аристотель же пишет [ИЖ.IV.530а], что существует много родов морских ежей: один из них съедобен - тот, в котором есть "яйца", два же других называются спатанги и брисы. Спатангов упоминают и Софрон, и Аристофан в "Грузовых ладьях" [Kock.I.497]:

Спатанги же меня[64]
[с] На части рубят, жрут и гложут косточки.

Говорит о ежах в "Свадьбе Гебы" и Эпихарм:

Прибыли ежи и крабы, лишь они по влаге плавать
Не умеют, но отважно путешествуют пешком.

Деметрий из Скепсиса рассказывает в двадцать шестой книге "Троянского строя", как один наконец был приглашен на пир, где на стол были выставлены морские ежи; он взял одного из них, но не умел обращаться с этим кушаньем, а посмотреть, как это делают сотрапезники, не догадался. [d] Он схватил его зубами и принялся грызть вместе со скорлупой. Без толку провозившись и не понимая, почему еда такая жесткая и неподатливая, он воскликнул: "Негодная жрачка! Я не какой-нибудь слабак, чтобы бросить, но уж в другой раз ни за что с тобою не стану возиться".
Эти ежи, как сухопутные, так и морские, огораживают себя от нападающих частоколом колючек, превращаясь в собственных телохранителей: это подтверждает Ион Хиосский в "Финикийце" или "Кенее" следующим образом [TGF2.739]:

У сухопутных тварей я приветствую
Повадки льва, а не ежа презренного:
[e] Еж чуть заметит сильного противника,
Тотчас свернется в шар, торчащий иглами,
И ляжет, недоступный для зубов и лап.

42. "Одни из моллюсков-блюдечек, - продолжает Дифил, - малы, другие достигают размеров устриц. Они жестки, малосочны, однако запах у них совсем не едкий. Они очень вкусны и легко усваиваются; в вареном виде они также довольно вкусны. Пинны обладают мочегонным действием и питательны, но плохо перевариваются и усваиваются. Сходны с ними и трубачи, шейки которых очень полезны, несмотря на то что долго перевариваются; поэтому они хороши для больных со слабым желудком, хотя плохо проходят через кишечник и не весьма питательны. Их так называемые "маковки" у основания мягки и хорошо усваиваются. Поэтому они [f] полезны больным, страдающим слабостью кишечника. Багрянки занимают промежуточное положение между пиннами и трубачами: шейки их сочные и вкусные, остальное мясо имеет солоновато-сладкий привкус и легко усваивается; оно хорошо в качестве приправы. Устрицы зарождаются (92) в реках, бухтах и в открытом море. Наилучшими являются морские, если рядом находится река или бухта, - тогда они урождаются сочными, крупными и сладкими. Те же, что выросли на побережье или у скал, не имея доступа к илистой или свежей воде, - мелки, жестки и раздражают язык. Лучше всего они весной или в начале лета - набухшие, пахнущие морем, со сладковатым привкусом, они полезны и легко перевариваются. Сваренные с мальвой или со щавелем[65] или с рыбой, даже и сами по себе, они питательны и благотворны для кишечника".
43. Мнесифей Афинский пишет в сочинении "О пище": "Мясо устриц, конхов, мидий и им подобных плохо переваривается из-за содержащейся в нем соленой жидкости, поэтому, если их съесть сырыми, своей соленостью они угнетают кишечник. Во время же варки они испускают в воду, в которой варятся, или всю свою соль или ее избыток, и в результате их [c] отвар вызывает спазмы кишечника, а вареное их мясо, лишенное соков, скрипит на зубах. Если же их умело поджарить, то жар уничтожает все эти их недостатки. Поэтому они не так трудно перевариваются, как сырые: ведь жидкости, от которых кишечник вяло работает, испаряются. И вообще все панцирные моллюски представляют собой пищу водянистую и трудно перевариваемую, но в то же время не мочегонную. Актинии же и икра морских ежей, будучи пищей водянистой и незначительной по сухому остатку, расслабляют кишечник и способствуют выделению больших количеств мочи".
44. Никандр Колофонский дает в "Георгиках" следующее перечисление моллюсков:

Все моллюски, которых питает пучина морская:
[d] Мидии и нереиты, затем трубачи и венерки,
Скользкие дети самой Галосидны,[66] укромные норы
Пинны.

Также Архестрат пишет в "Гастрономии":

Энос мидий больших приносит, Абидос - устриц,
Парий - цикаду морскую,[67] несет гребешки Митилена,
Также Амбракия нам несет очень много громадных
..............................
Конхов же в узком проливе Мессенском возьмешь исполинских,
Или в Эфесе, а устриц отменно добротных и гладких [см.87b]
Даст Калхедон. А всех трубачей[68] - и людей, и моллюсков -
[e] Пусть грозный Зевс истребит, пощадив одного человека, -
Это мой друг, он живет на богатом лозой виноградной
Лесбосе, имя ему Агафон.

Также Филиллий, или иной автор "Городов" [Kock.I.785; ср.86а, 104f]:

Черенков, сердцевидок, и мидий, и пинн,
гребешков из Мефимны и блюдца.

Слово "устрица" встречается у ранних авторов только в форме 'όστρεια. Кратин в "Архилохах" [Kock.I.14]:

Она подобна пинне или устрице.

И Эпихарм в "Свадьбе Гебы" [cp.85d]: [f]

Устрица захлопнувшаяся.

Платон в "Федре" [250с] пишет 'όστρεον подобно 'όρνεον: "связанный на манер улитки". И в "Тимее" [92b]: "устриц (ο̉στρέων) и вообще всех водяных животных". В десятой же книге "Государства" [611d] он пишет 'όστρεια: "оброс ракушками ('όστρεια) и водорослями".
Венерки-пелориды получили свое название от слова πελώριον "исполин"; они действительно больше сердцевидок и достигают необычайных размеров. Аристотель пишет, что они водятся в песчаных (93) местах. Сердцевидок (χήμη) упоминает в "Посещениях" Ион Хиосский [FHG.II.47]. Возможно, эти ракушки получили свое имя от слова κεχηνέναι (зевнуть).
45. Об индийских устрицах вот что пишет Феофраст в книге "О камнях" (будет кстати вспомнить о них по поводу жемчуга) [36]: "Жемчуг - один из самых удивительных камней;[69] он блестящ по природе, и из него [b] делают драгоценные ожерелья. Образуется он в некоторых раковинах, подобных пиннам, только поменьше. Величиной он с довольно большой рыбий глаз". А вот что пишет Андросфен в своем "Плавании вокруг Индии": "И витые раковины, и мелкие двустворчатые, и прочие разнообразны по виду и непохожи на те, что встречаются у нас. Водятся там и багрянки, и множество других моллюсков. Но есть среди них один особенный, местные жители называют его бербери. Из него получают камень жемчуг, который высоко ценится по всей Азии и продается в Персии и в верхней Азии на вес золота. Раковина этого моллюска с виду напоминает [c] гребешок, но ее гладкие, плотные створки лишены бороздок; кроме того, у нее не два ушка, как у гребешка, а только одно. Камень образуется в мякоти моллюска, как затвердения в свином мясе. Одни жемчужины - золотистые, так что даже нелегко отличить их, когда они лежат рядом с золотом, другие похожи на серебро, третьи - совсем белые, как рыбий глаз". Харет из Митилены говорит в седьмой книге [d] "Истории Александра": "В Индийском море, а также в Армении, Персии, Сузиане и Вавилонии ловят моллюска с крупной продолговатой раковиной, внутри которой много душистого белого мяса. Из этой мякоти извлекают белые косточки, называемые жемчужинами. Они идут на изготовление ожерелий и браслетов для рук и ног: у персов, мидян и прочих азиатов такие украшения ценятся дороже золотых".
46. Исидор из Харакса в своем "Описании Парфии" говорит, что в [e] Персидском море есть остров, возле которого находят очень много жемчуга. Поэтому вокруг острова сделали мостки из тростника, и люди ныряют с них на глубину двадцати саженей за двустворчатыми раковинами. Говорят, что в пору гроз, когда непрерывно гремит гром и идут проливные дожди, у моллюсков-пинн чаще всего начинается беременность, больше всего рождается жемчужин, и к тому же самых крупных. Зимою пинны обычно [f] забиваются в норы на большой глубине; летом по ночам они раскрываются и плавают свободно, а днем закрываются. Моллюски, которые прирастают к скалам и утесам, пускают корни и, оставаясь на одном месте, рождают жемчуг. Пищу и остальные средства к существованию они при этом получают через ту часть своего тела, которая непосредственно прилегает к мягким тканям: она сращена с устьем раковины и продолжается щупальцами, которые ловят добычу, подобно маленькому крабу-стражу [cp.89d]. Мягкая ткань простирается отсюда, подобно корню, к середине раковины; там-то, однажды зародившись в самом толстом месте ракушки, и вырастает жемчужина, получая питание всё время, пока моллюск прикреплен к скале. Когда же, постепенно разрастаясь под жемчужиной, мягкие ткани отделяют ее от раковины (94) и обволакивают со всех сторон, то жемчужина лишается питания и от этого становится гладкой, блестящей и чистой. Глубоководные пинны производят самый блестящий, крупный и чистый жемчуг, а те, что над водой и под солнечными лучами, рождают жемчужины поменьше и цветом похуже. Ловцы жемчуга не без риска просовывают руку в открытую раковину, так как она тотчас же захлопывается и часто отрезает им пальцы: некоторые даже сразу умирают. [b] А те охотники, которым удается подсунуть руку сбоку, легко отделяют раковину от скалы.
О смарагдах упоминает Менандр в пьесе "Дитя" [Kock.III.108]:

Марагд и сердолик должны здесь были быть.

Это слово нужно произносить без начального "с", потому что оно происходит от глагола μαρμαίρειν "сверкать".

[О требухе]

47. После этого нас обнесли подносами, на которых было навалено множество вареного мяса ,[70] - ног, голов, ушей, челюстей, кишок, требухи, языков, - как в александрийских лавочках под вывеской "Мясо вареное".
"Слово "требуха", Ульпиан, есть у Посидиппа в комедии "Дитя"! [Kock.III.341]. И опять наша компания стала дознаваться, что из выставленного было упомянуто у поэтов. Кто-то сказал: "О требухе упоминает Аристофан в комедии "Всадники" [300]:

Скажу: "торгует требухой беспошлинной!" -

и далее [160]:

[d] Что ты смеешься? Не даешь промыть кишки
И с требухою торговать колбасами! -

и еще [356]:

А я нажрусь свиных кишок, заем их требухою,
Отваром этим же запью, рук даже мыть не стану,
Говорунов перекричу и Никию дам трепку; -

и еще [1178]:

А "Дочь могучего" тебе дарует
Вареного из супа мяса, также
И требухи: кишки, рубец, желудок.

[e] Челюсть упоминается в "Богатствах" Кратина [Kock.I.63]:

За бычью челюсть бьющийся.

И у Софокла в "Амике" [TGF2. 154]:

Он размягчает челюсти.

Платон в "Тимее" пишет [75d]: "...соединив с ними края челюстных костей под лицом". И Ксенофонт в "Искусстве верховой езды" [1.8]: "маленькую [f] аккуратную челюсть". Некоторые произносят это слово (σιαγών) через ипсилон (συαγών) по аналогии со словом "свинья" (υ̉ός).
О колбасах упоминает Эпихарм, называя их ο̉ρύαι, этим словом он даже озаглавил одну из своих пьес. Аристофан в "Облаках" [455]:

Пусть меня изотрут в колбасу
И на ужин дадут мудролюбцам.

Кратин во "Фляжке" [Kock.I.72]:

Кусочек колбасы - он очень тоненький.

Также Эвполид в "Козах" [Kock.I.264]. Также Алексид в "Левкадянке" или (95) "Беглых рабах" [Kock.II.344]:

Колбасочки кусочек прибыл и мясцо,
Нарубленное мелко.

Антифан в "Свадьбах" [Коск.II.40]:

Вырезая середину колбасы.

48. Ноги, уши и рыла упомянуты Алексидом в "Кратейе", или "Торговке снадобьями"; однако эту цитату я приведу немного позднее [107b], так как в ней есть много и других слов, интересных для обсуждения. Феофил в "Панкратиасте" [Kock.II.475; ср.417b]:

[b] - Вареных кушаний
Почти три мины.
- Дальше говори.
- Свиных
Ноги четыре, рыльце, окорок.
- Геракл!
- Да три ноги воловьих.

Анаксилай в "Поварах" [Коск.II.269]:

- Стихов Эсхила мне вкуснее кажется
Рыбешечки нажарить.
- Что? Рыбешечки?
Как за больными, хочешь ты ухаживать
За сотрапезниками? Лучше выварить
Им потроха, да рыло, да конечности.

Анаксилай в "Кирке" [Коск.II.267]:

И с рылом, мой Кинесий, со свиным.
Вот ужас был!

А также в "Калипсо" [Kock.II.266]:

[с] И понял я, что с рылом я свиным хожу.

Ушки же упомянуты Анаксандридом в "Сатириасе" [Коск.II.155]. Аксионик пишет в "Халкидянине" [Kock.II.415]:

Пока похлебку стряпаю, горячими
Держу я рыб - объедки сгреб вчерашние,
Смочил вином, добавил потрохов туда,
Подсыпал соли и приправил сильфием;[71]
Потом рублю кусочки требушиные
И колбасу, вымачиваю в уксусе
Свиное рыло; всеми будет признано:
Похлебка лучше вышла, чем вчерашнее
Застолье свадебное.

Аристофан в "Предварительном состязании" [Коск.I.510]:

[d] Я с потрохами съел своих детенышей -
На жареные рыльца как смотреть теперь?

Ферекрат в "Безумцах" [Kock.I.173]:

Свиное рыло это просто-напросто!

Так называется и местность Ринх [т. е. рыло] в Этолии в окрестностях Страта, о чем говорит Полибий в шестой книге своих историй [VI.59]. И Стесихор пишет в "Охотниках на вепря":[72]

Скрыть кончик рыла под землей.

А что слово "рыло" (ρ̉ύγχος) относится собственно только к свиньям, уже было сказано ранее. [e] Однако оно может прилагаться и к другим животным и даже, как это делает во втором издании своего "Амфитриона" Архипп, в шутку относиться и к человеческому лицу [Kock.I.679]:

Хоть было у него
Такое рыло вытянутое.

И Арарот в "Аониде" [Kock.II.215]:

Ведь божество к нам рылом обращается.

49. Свиные конечности упоминает Аристофан в "Эолосиконе" [Kock.I.393; ср.: Аристофан. "Лягушки".558]:

Такие уж я нежные
[f] Сварил тебе четыре оконечности.

И в "Геритадах" [Kock.I.430]:

Крабы, хлеб, конечности.

Антифан в "Коринфянке" [Kock.II.61]:

- Как? Афродиту чтить свиной конечностью?
- Забыл, хозяин, что богиня Кипрская
Так любит всех свиней на этом острове,
Что и навозом у нее питаются
Не свиньи, а быки.

От том, что Афродите действительно приносится в жертву свинья, (96) свидетельствует в "Исторических записках" Каллимах или Зенодот: "Аргосцы жертвуют Афродите свинью, и даже сам праздник называется Свиным (‛Υστήρια)".
Ферекрат в "Рудокопах" [Kock.I.175; ср.269а]:

Нежнейшие на блюдах подле цельные
Окорока лежали, оконечности
Проваренные дважды.

Алексид в "Игроках в кости" [Kock.II.339]:

Позавтракали мы свиной конечностью.

И в "Ночной страже", или "Поденщиках" [Kock.II.363]:

Ведь мясо не прожарено, испорчены
Обрезки мяса, угорь выварен,
[b] Свиные не готовы оконечности.

О вареных ножках упоминает Ферекрат в "Учителе рабов" [Kock.I.157]:

- Скажите, что же на обед готовите для нас вы.
- Итак: есть засоленный угорь для вас,
Кальмар, немного ягненка, кусок
Колбаски, вареная ножка, ребро,
Печенка, птицы, сырок в меду,
Говядины порция.

Антифан в "Парасите" [Kock.II.87]:

- Копченая
Нога свиная.
- Завтрак замечательный,
Клянусь богиней Гестией.
- И плавленый
Шипящий сыр.

[c] Экфантид в "Сатирах" [Kock.I.9]:

Поскольку должен был купить и ноги съесть вареные.

Язык упоминается в следующих стихах из "Любителей жареного" Аристофана [Kock.I.522; cp.110f]:

Довольно анчоусов!
Устал я от жирного!
Несите печень перепела,
Загривок от козленочка,
Да язычок, да легкое,
Брюшину, селезеночку,
Подсвинка осеннего выводка
С горячим пирогом!"

50. После стольких речей об этих предметах, не преминули внести [d] свой вклад и присутствовавшие врачи. Дионисокл, например, сказал: "Мнесифей Афинский пишет в трактате "О пище" следующее: "Голова и ноги свиньи содержат мало питательных веществ и жира"". А Леонид процитировал Демона, который пишет в четвертой книге "Истории Аттики" [FHG.I.378]: "Тогдашний царь афинян Афидант был убит своим незаконнорожденным младшим братом Фимэтием, который и воцарился после него. Во время его правления мессенец Меланф, изгнанный из своего отечества, вопросил Пифию, где ему надо поселиться. Ему был дан ответ: [e] там, где, принимая его в качестве почетного гостя, за пиром ему подадут голову и ноги. Это и случилось с ним в Элевсине, когда, справляя какой-то местный праздник, жрицы израсходовали всё мясо, кроме голов и ног, и послали их Меланфу".

[Современные педанты]

51. Тут подали свиную матку, родоначальницу и подлинную мать сыновей Гиппократа,[73] которых, я знаю, не раз высмеивали в комедиях за их [f] свинство. Взглянув на нее, Ульпиан сказал: "Ну, друзья, у кого мы встречаем слово "матка"? Мы уже вдоволь поели, пора нам и побеседовать. А киникам, которые нажрались до отвала (κεχορτασμάνοι), я посоветую молчать. Пусть, если хотят, грызут челюсти и головы и всякие кости: ведь никто не запретит им лакомиться, словно собакам, всеми этими отбросами. Впрямь, они собаки, и прозвищем своим гордятся.

Закон велит бросать объедки псам, -

сказал Еврипид в "Критянках" [TGF2. 504]. Так вот и киники хотят есть и (97) пить всё без разбора, и им нет дела до того, что сказал божественный Платон в "Протагоре" [347с]: "Разговаривать о поэзии - всё равно что пировать у дурных и пошлых людей. Из-за своей необразованности они не могут за столом общаться друг с другом своим голосом и своими словами; поэтому они так ценят флейтисток, и нанимают за большие деньги чужой голос - голос флейт, - и при его помощи общаются между собою. А где [b] собираются добрые и образованные сотрапезники, там не видно ни флейтисток, ни танцовщиц, ни арфисток: сами гости способны поддерживать беседу без всего этого вздора и пустяков, по очереди говоря и слушая друг друга; они сохраняют благопристойность, даже если выпьют очень много вина". Вот и с вами так же, Кинульк: когда вы выпьете, или, вернее напьетесь, то, наподобие флейтисток и танцовщиц, мешаете остальным получать удовольствие от беседы. И живете вы, говоря словами того же Платона, сказанными им в "Филебе" [21с], не по-человечески, а словно [c] какой-нибудь моллюск или иная морская тварь, у которой дух спрятан в твердой раковине".
52. А Кинульк отвечал в сердцах: "Ах ты обжора и чревоугодник! Ничего-то ты не умеешь: ни говорить связно, ни вспомнить что-нибудь из истории, ни ввернуть красивое слово, - и всё время только [d] допытываешься: "Встречается это слово где-нибудь или не встречается? Сказано уже каким-нибудь автором или не сказано?" Ты прямо ногтем скребешь каждое слово собеседника и цепляешься за каждую колючку, словно продираешься

через чертополох и грубые сорные травы[74]

и никогда не собираешь красивых цветов. Не ты ли утверждал, будто "эпиномида"[75] - это то, что римляне называют strena и, по отеческому обычаю, дарят друзьям? Если в этом объяснении ты рвешься вслед Платону, то мы хотим знать... [текст испорчен]... Если же ты нашел это слово, употребленное в таком смысле у другого автора, то открой нам, у кого? Я, например, знаю, что "эпиномидой" называется еще и часть триеры, как установил в своем трактате "О триерах" Аполлоний. И не ты ли сказал о [e] новом плаще-феноле, - да, да, милейший, он называется "фенол", а не "фенола", - который тебе еще ни разу не пригодился: "Дай мне, раб мой Левк, этот непригодный плащ?" А однажды, направляясь в баню, разве не ответил ты на вопрос: - Куда ты? - Спешу смыться. - И в тот же день воры, промышляющие чужой одеждой, украли у тебя прекрасный канусийский плащ, так что вся баня хохотала, когда ты искал свой "непригодный фенол".[76] В другой раз, милые друзья (вам-то нужно знать правду!), он [f] ударился о камень и разбил голень. Когда же, вылечившись, он вновь вышел и его спросили: - Что у тебя на ноге, Улышан? - он ответил: - Фонарь! - А я (я был тогда с ним) не мог удержаться от смеха, и потом, когда один мой приятель-врач смазывал мне под глазами густой мазью, на вопрос: - Что с тобой? - я ответил: - Споткнулся!"
(98) 53. Есть и другой ревнитель подобной мудрости, Помпейян Филадельф. Будучи человеком небезыскусным, этот ловец словес кричит рабу: "Стромбихид! Принеси мне в гимнасий невыносимые сандалии и непригодную мантию, потому что, подвязав бороду, обращусь я к приятелям; ибо зрим уже мне Ларих. Принеси мне и кувшинчик оливкового масла, дабы нам с ним сперва натиратися, а засим омыватися".[77] Тот же мудрец, [b] встретившись в феврале с приятелем, которого давно не видел, - а месяц этот, как пишет мавританский царь Юба [FHG.III.470], называется так по избываемым страхам перед покойниками, поэтому в самые холода несколько дней подряд чтут усопших возлияниями, - так вот, этот умник ответил своему приятелю: "Я несколько дней не показывался из-за жары".[78] Когда же в Афинах справляли Панафинеи, праздник, во время которого суды закрыты, он сказал: "Сегодня неправый день рождения неложной[79] Афины". А однажды он назвал бесполезным ('άχρηστον) одного нашего товарища, ходившего в Дельфы за прорицанием оракула (χρησμός) и возвратившегося ни с чем. Выступая с парадной речью и разливаясь в похвалах стольному граду, он выдал: "Неосновательное[80] (α̉νυπόστατος) [c] владычество римлян восхищает нас".
54. Вот каковы, друзья, эти ульпиановы мудрецы, готовые назвать печным сосудом (ι̉πνολέβητα) и римский miliarium, служащий для нагревания воды [в банях]. Эти изобретатели множества новых словечек на много парасангов оставили позади сицилийца Дионисия, который деву [d] называл "менандром", потому что она ждет мужа (μένει τὸν 'άνδρα), столп - "менекратом", потому что он стойко и твердо держится (μένει καὶ κρατει̃), копье - противобросом[81] (βαλάντιον), потому что его бросают против кого-нибудь (ε̉ναντίον βάλλεται), а мышиные ходы - "мистериями", потому что они оберегают мышей (τοὺς μυ̃ς τηρει̃). Афаний рассказывает в первой книге "Сицилийских историй" [FHG.II.82], что этот самый Дионисий даже быка называл "гаротаном" (землерезом), а свинью - иакхом.[82] Таков же был и Алексарх, брат македонского царя Кассандра, [e] основавший Уранополь: Гераклид Лемб пишет о нем в тридцать седьмой книге "Истории" так [FHG.III.169]: "Основав Уранополь, Алексарх принялся насаждать в нем особую речь, называя петуха с-утра-криком, цирюльника людостригом, драхму серебрянкой, хойник[83] кормильцем дня, глашатая выгонялой. Однажды он послал правителям, назначенным Кассандром, письмо следующего содержания:

"Алексарх передовым Сородного [желает] хорошеть! Считая мне известным о солнцебаранах, властвующих оставленными делами держателей, назначенных роком [f] подземелъным богам, натеревших маслом себя и горних стражей".

Что значит это послание, думаю, даже Пифия не отгадает! Это же утверждает Антифанов "Клеофан"[84] [Kock.II.58]: "И это властвование? Что сказать, клянусь Зевсом, о достойном человеке, который идет за ликейскими софистами, тощими, голодными, негодными, бормочущими, что если вещь возникает, то ее нет, потому что то, что возникает, еще не возникло; а если оно (99) было, то оно не возникает, потому что чего нет, то не есть; а что не возникает, то не может быть, пока не возникло, так как оно не возникло из того, что есть; но если оно не возникло из того, что есть, то как оно могло возникнуть из того, чего нет? Это невозможно. Но если оно из чего-то возникло, то не может быть, чтобы из того, что есть, возникает то, чего нет, потому что ничто не может стать тем, чего нет. Что это значит - самому [b] Аполлону не понять".
55. Я знаю также, что поэт Симонид называл Зевса аристархом (вождем наилучшим), Эсхил же называл Аида агесилаем (водителем народа), а Никандр Колофонский животное аспида - иохейром (метателем стрел). Подобным же образом и удивительнейший Платон в диалоге "Политик", рассуждая о животных, передвигающихся на суше и в воздухе, упоминает "сухоядение" и "водопастьбу" и "воздуховыпас" сухопутных, плавающих [с] и летающих животных, как бы предостерегая этим любителей изобретать новые словечки; дословно же он пишет следующее [261е]: "Если ты не будешь особенно заботиться о словах, то к старости станешь богаче мнениями". Известно мне также, что оратор Герод Аттик называл колесными путами деревянный брус, прижимавшийся к колесам, когда дорога шла под гору, хотя Симарист в сочинении "Синонимы" назвал этот брус наколесником (ε̉ποχέα). И поэт Софокл в следующем стихе из какой-то пьесы [d] назвал стражника засовом страха:

Мужайся, я ведь крепкий страха этого
Тебе засов.

В другом месте он называет якорь держалом (ι̉οχάδα) за то, что тот держит корабль:

Держало корабля
Матросы размотали.

Оратор Демад называл Эгину "бельмом Пирея", Самос "осколком Города (Афин)", юношество "весной народа", стены "платьем города", а глашатая "общественным петухом афинян". Этот же ловец слов даже женщину, [e] имевшую задержку месячных, называл "нечистой". И как тебе, Ульпиан, только пришло в голову сказать "нажравшиеся" (κεχορτασμένοι) [cp.96f], когда отлично можно было взять глагол "насытиться" (κορεσθήναι)?"
56. Весело рассмеявшись его словам, Ульпиан ответил: "Полно тебе тявкать, дружище, и не очень-то свирепей: эти песьи дни[85] - еще не повод, чтобы набрасываться на нас с собачьей яростью. Скорее тебе надо [f] ласкаться к пирующим и вилять хвостом, иначе день нашего пира превратится в аргосский праздник "Псоубийства". А "нажраться", любезнейший, сказано в следующем стихе из "Одиссеев" Кратина [Kock.I.57]:

День провели в наслажденьях они, обжираяся белым
Млеком.

И Менандр в "Трофонии" [Коск.III.133] говорит "обожравшийся". Аристофан же пишет в "Геритадах" [Kock.I.429]:

Монодиями пусть хоть обожрется он.

И Софокл в "Тиро":

...их всевозможными обжорствами (παγχόρτοισιν)
Мы угощали до отвала.

(100) Эвбул в "Долоне" [Kock.II. 175]:

Я так нажрался, так раздулся спереди,
Что еле в силах подвязать сандалии.

Софил в "Филархе" [Kock.II.446]:

Здесь знатное застолье ожидается,
Уже я вижу, что нажрусь я досыта,
Уже как в масле сыр катаюсь.

Амфид в "Небесах" [Kock.II.244]:

Нажрусь я до отвала нынче вечером.

Вот что, Кинульк, могу сказать тебе сейчас; "завтра же иль [b] послезавтра", - так Гесиод называет третий день ["Труды и дни". 410], - угощу тебя до отвала плетьми, если ты не разъяснишь мне,.к чему подходит слово "чревобесие" (κοιλιοδαίμων)". И когда тот замялся с ответом, Ульпиан сказал: "Прекрасно, тогда я сам скажу тебе: Эвполид называет так льстецов в своей одноименной комедии [Kock.I.306; ср.97с]. Цитату же ты услышишь не раньше, чем отведаешь моих плетей".

[О свиной матке]

57. Развеселив всех своим остроумием, Ульпиан продолжил: "Мало того, я представлю вам и речь о свиной матке . Алексид в пьесе, [c] озаглавленной "Понтиец", следующим образом высмеивает оратора Каллимедонта, занимавшегося государственными делами во времена Демосфена [Kock.II.368]:

Мы жизнь отдать готовы за отечество,
Каллимедонт-Лангуст же за вареную,
Наверно, матку на тот свет отправится.

Этот Каллимедонт был ведь знаменит и своим гурманством. А вот как упоминает матку Антифан в "Маменькином сынке"[86] [Kock.II. 108]:

[d] Росток у древа в чреве распускается,
Зовется град не "отце-", - метрополией,
На рынке матки продают сладчайшие,
И друг хиосец Метр народу нашему.

Эвфрон в "Преданной" [Коск.III.322]:

Такую матку мой наставник выделал -
Каллимедонт, жуя, скакал от радости:
С того и прозван был Каллимедонт-Лангуст.

Диоксипп во "Враге содержателей притонов" [Kock.III.358]:

[e] А блюд каких он требует изысканных:
Сычуга, маток, потрохов!

И в "Историографе" [Коск.III.359]:

Через портик пробивался и Амфикл; заметив матки
(Их висело там две штуки), указал на них и крикнул:
"Шли его сюда скорее, коль увидишь".

Эвбул в "Девкалионе" [Kock.II. 173]:

Куриная печенка, тощая
Кишка, рубец бараний, матка.

58. Близкий друг Феофраста самосец Линкей знал рецепт [f] приготовления ее с соком сильфия:[87] на пиру Птолемея, говорит он "гостей обносили маткой в соке сильфия с уксусом". Сок сильфия упоминается также Антифаном в "Несчастном влюбленном"; речь идет о Кирене [Kock.II.46]:

Не поплыву туда, откуда выслали,
Скажу "прощай" всему: упряжкам, сильфию,
Коням и лихорадкам, листьям сильфия,
Горячке, соку сильфия и скакунам.

(101) О вырезанной матке в следующих стихах упоминает Гиппарх, сочинивший "Египетскую Илиаду":

Пусть веселит мое сердце кастрюля или же матка,
Что плодовита была и вырезана, поросенок,
Пахнущий в печке приятно.

Сопатр в "Ипполите":

Как превосходна матка вырезанная,
Прекраснощекая, что в белом соусе
Отварена была и дивный стан ее
Подобен сыру.

В "Естествоиспытателе":

[b] Кусок свинины - матки недоваренной,
Внутри которой едкий уксус.

В "Книжных червях":

Чтоб ты поел кусочек матки сваренной,
Макая в горечь едкой руты.

[Классические пиры. Эпикур]

59. Никто из древних не обносил гостей перед обедом ни матками, ни латуком, ни еще чем-нибудь в этом роде, как принято в наше время. Зато, как свидетельствует кулинарный кудесник Архестрат, по окончании пира[88] поднимали тосты и душились благовониями:

[c] Всенепременно главу украшай на пире венками.
Всеми, какими цветет счастливое лоно земное,
Также ее умащай редчайшими из благовоний,
В мягкой золе очага пускай у тебя непрестанно
Смирна и ладан курятся, подарки благоуханной
Сирии. К выпивке пусть тебе желудок подносят
Или вареную матку свиную, что вся пропиталась
Сильфием, уксусом едким и тмином, а также пернатых
Жареный род благородный, каких время года позволит.
Сиракузян презирай, что только пьют, как лягушки,
Не заедая ничем, и закусывай тем, что назвал я.
[d] Вся же другая еда стала признаком нищенства злого:
Яблоки или горох вареный, сушеные смоквы
Или бобы. Но когда пирог ты плоский увидишь,
В славных Афинах рожденный, прими его непременно:
Если же он у тебя из града другого, то меду
[е] Надо афинского взять, чтобы сделать пирог превосходным.
Так надо жить человеку свободному или под землю,
В Тартара бездны на гибель уйти и зарыться глубоко.

Описывая пир флейтистки Ламии,[89] который она устроила в честь Деметрия Полиоркета, Линкей показывает, что как только гости входили в обеденный зал, им сразу же подавали мясо и всевозможную рыбу. Подобным же образом из его описания застольного порядка на пире царя Антигона, праздновавшего Афродисии, а также пира царя Птолемея видно, что [f] прежде всего подавались рыба и мясо.
60. Все-таки восхищения достоен оставивший нам эти великолепные заповеди Архестрат, предвосхитивший учение мудрого Эпикура о наслаждении! Не уступая в назидательности аскрейскому мудрецу,[90] он предостерегает нас от подражания кому не следует и призывает довериться ему и питаться только согласно его советам, проделывая это ничем не хуже повара из пьесы комедиографа Дамоксена "Сводные братья", который рассуждает следующим образом [Kock.III.349]:

- Воспитанника Эпикура мудрого
(102) Во мне ты видишь! Знай же: у него в дому
В два года и неполных десять месяцев
Четыре нажил для тебя таланта я.
- Но где ж таланты?
- Божеству пожертвовал.
Был повар Эпикур, того не ведая.
И что за повар! Слушай, сиротинушка:
"Источником, вожатым и помощником
Природа служит нам в любом занятии.
Ее мудрей помыслить невозможно нам".
Любое дело пустяки познавшему
[b] Ученье это, и ему всё на руку.
Напротив, распознав невежу-повара,
Который Демокрита не штудировал,
А хуже, сердцем чтенье не принявшего, -
Презри его как пустозвона; если же
Канона Эпикурова не слыхивал, -
Гони с позором, как из школы. Дорогой,
Всё надо знать! В чем, например, различие
[с] Меж двух главкисков, летнего и зимнего?
Какие рыбы осенью полезнее.
Какие - в зимнее солнцестояние?
Подумай! Перемены и движения -
Опаснейшее зло, они ведь качества
Еды меняют. Понял? А когда живут
С календарем согласно, не печалятся.
А многие ль заветам могут следовать?
[d] Нарушишь - будут ветры, будут колики,
Что заставляют нарушать приличия.
Мои же кушанья насытят каждого,
Усваиваются и должным образом
Выводятся. И в результате правильно
По всем сосудам соки разделяются.
Не в соках, учит Демокрит, а в том беда.
Что нарушает их, плодя подагриков.
- Так ты и в медицине разбираешься!
- Как и любой, природы суть изведавший.
[e] Взгляни, ради богов, что за невежество
Царит средь поваров: солянку рыбную
Творят, в одно сводя несовместимое!
Натрут еще кунжута - пусть отведавший
Подряд такие блюда задом пукает!
- Великолепно!
- Ничего хорошего,
Когда мешают частности бессмысленно,
Плетя несоразмерное объятие.
Всё это знать - искусство вдохновенное,
[f] А дымом пахнуть, миски мыть - не главное.
Я в кухню, например, и вовсе не вхожу.
- Но как же так?
- Сижу в дверях, советую.
Другие трудятся, а я диктую им
Примерно так причины и последствия:
"Стаккато слишком остро рубишь, понежней".
- Ты музыкант, не повар.
- "Огоньку прибавь!
Ровнее темп веди! Кастрюля первая
(103) С другими не созвучно пахнет". Понял ты
Мой метод?
- Аполлон!
- Искусство нравится?
Пойми, тарелки наобум не выставлю
Я ни одной, но как из нот гармонию
Творю из них.
- Как так?
- Одни из кушаний
С другими кварту образуют, третьи же
Построят квинту, зазвучат октавою -
Я всё свожу по интервалам, свойственным
Продуктам, и всегда веду секвенцию
К развязке должной. Спрашиваю повара:
"К чему привяжешь? С чем собрался смешивать?
[b] Смотри: здесь диссонанс звучит натянуто".
Так Эпикур умело удовольствия
Жевал прилежно и кормился мудростью.
В чем благо знал он. А вот эти стоики
Всё время благо ищут, каково ж оно,
Не знают, - стало быть, не обладая им,
Другим не могут передать.
- Согласен я.
Дальнейшее оставим: всё понятно мне.

61. И Батон пишет в "Обманщике", изображая отца, который распекает раба-педагога за то, что тот приучал мальчика к неправильному образу жизни [Kock.III.328; ср.279а]:

[с] - Подлец! Забрав мальчишку, ты сгубил его.
И в жизни путь внушил, совсем не свойственный
Его натуре. Вот и пьянки ранние,
Чего за ним доселе не водилося.
- Хозяин, не бранись: умеет мальчик жить.
- И это жизнь?!
- Так утверждают мудрые:
Сам Эпикур сказал, что удовольствие
Есть благо величайшее. Его ж нельзя
[d] Никак поймать иначе - только вольностью:
Сам будешь счастлив и других порадуешь!
- Скажи, ты видел пьяного философа
Хоть одного, всем этим обольщенного?
- Да всех! Они хоть важно лоб наморщивши
Разгуливают, спорят и, подумаешь,
Рассудок ищут, как раба сбежавшего;
А только рыбку перед ними выставишь -
Уж знают за какую взяться "топику",
И "сущность" так тебе ее разделают.
[e] Что все вокруг дивятся многоумию.

62. Также у Антифана в "Воине", или "Тихоне",[91] некий персонаж дает следующий совет [Kock.II.98]:

Я говорю: кто в доле человеческой
Добро свое считает в безопасности,
Тот сильно просчитается! как хищники,
Придут налоги, судные взыскания,
[f] Стратегия введет в долги, хорегия
Оденет хор в багрец, хорега - в рубище,
В удавку вгонят траты триерархии,
К пиратам попадешь или к разбойникам,
Или рабы тебя пристукнут сонного -
Ничто не прочно, только то, что в этот день
(104) Ты сам себе добудешь в удовольствие.
И то будь зорок: вдруг опередят тебя
Да всё съедят? А вот когда урвал кусок
И уж его зубами держишь стиснувши, -
То в этом лишь и можно быть уверенным.

То же самое он пишет и в "Гидрии".
[b] 63. Кто же, друзья мои, слыша всё это, не поразится проницательности благородного Хрисиппа, который глубоко проник в самую сердцевину эпикурейского учения о природе и сделал вывод, что в центре его находится "Гастрология" Архестрата? Сей великолепный эпос наиболее прожорливые философы признают своей Феогнидианой.[92] Высмеивая этих господ, Феогнет пишет в "Привидении" или "Сребролюбце" [Коск.III.364]:

Меня уморишь! Доверху наполнился
Стоическими пестрыми словечками:
[с] "Богатство чуждо людям, вроде инея,
Присуща мудрость только, это глыба льда.
Ей завладев, не потеряешь". Горе мне!
Я должен, бедный, жить с глупцом-философом.
Ты буквы левые учил,[93] негоднейший!
Всё книги эти жизнь тебе испортили:
О небесах и землях философствуешь,
Которым дела нет до благоглупостей".

[Снова о морских животных]

64. Ульпиан еще продолжал свою речь, а в залу уже входили [d] слуги, неся нам на круглых подносах лангустов , размерами с оратора Каллимедонта, который сам был прозван Лангустом за то, что обожал это блюдо. Так Алексид, например, подобно другим комедиографам, представляет его любителем рыбы в пьесе "Доркида", или "Причмокивающие женщины" [Kock.II.316]:

Как слышал я, торговцы рыбой приняли
Решение в рядах своих на празднествах
Панафиней Каллимедонта статую
Из бронзы водрузить с лангустом жареным
В деснице. Он их ремесла единственный
[e] Спаситель, все ж другие - наказание.

То, что лангусты были очень любимым блюдом, подтверждается многими отрывками из комедий. Сейчас достаточно будет сослаться на комедию Аристофана "Женщины на празднике Фесмофорий"[94] [Kock.I.473]:

- Кто покупал здесь рыбу? Каракатицу?
Креветок плоскоспинных? Осьминожиков?
Тевфид, нестид, акул, кальмаров жареных?
- Не я!
[f] - А скатов?
- Видит вышний Зевс, не я!
- А требуху, утробу с почкой, с печенью,
А потроха свиные и козлиные,
А крабов, а угрей? Клянусь, великое
В них облегчение усталым женщинам!

Под плоскоспинными креветками здесь следует разуметь омаров. О них упоминает в "Городах" и Филиллий [Kock.I.785; ср.86е]. К такому заключению можно придти, исходя из того что Архестрат в своей знаменитой поэме ни разу не использует слова "лангуст", называя их омарами, как например, в следующих стихах:

Бредни, однако, оставив, омара бери: его клешни
(105) Длинны, и тело свое тяжело на малюсеньких ножках
Тащит он по земле. Всего более их - и отличных! -
Водится на островах Липарских, еще собирает
Многих таких Геллеспонт.

Эпихарм в "Свадьбе Гебы" тоже со всей ясностью показывает, что так называемый омар Архестрата есть не что иное, как лангуст:

[b] Есть омары, есть и крабы (κολύβδαινα), есть с клешнями существа
Длинными, на малых ножках, их лангустами зовут.

65. Лангусты представляют особый род, отдельный от омаров и креветок. Слово "омар" (α̉στακτός) аттики произносят через омикрон (ο̉στακτός), так же как и слово "изюм"[95] (ο̉σταφίς). Эпихарм же в "Свадьбе Гебы" пишет его через альфу:

И омары (κα̉στακοί) с кривыми клешнями.

Спевсипп пишет в "Подобиях", что среди мягкоскорлупных подобны друг другу лангуст, омар, нимфа, морская цикада, обыкновенный краб, краб-пагур. Диокл Каристийский пишет: "Креветки, крабы, лангусты, омары вкусны и мочегонны". Как говорит Никандр, слово с κολύβδαινα, которое употребляет Эпихарм в процитированной выше пьесе, означает "морской фаллос", однако Гераклид в "Кулинарном искусстве" утверждает, что это обычная креветка. Аристотель пишет в пятой книге сочинения "О частях животных" [ИЖ.V.541b]: "Мягкоскорлупные, как-то: лангусты, омары, креветки и им подобные, совокупляются так же, как четвероногие, испускающие мочу назад, таким образом, что одна особь поворачивает хвост брюшной стороной, а другая накладывает на него свой хвост. Совокупление происходит у берегов в начале весны (это замечено у всех), а иногда в пору созревания смокв. Омары и креветки [d] совокупляются таким же образом". [ИЖ.549b] "Водятся лангусты в неровных и скалистых местах, омары же в гладких. В местах илистых нет ни тех, ни других. Поэтому в Геллеспонте и около Фасоса водятся омары, а около Сигея и Афона лангусты. Живут все лангусты долго". Феофраст тоже утверждает в книге "О животных, обитающих в норах", что омары, лангусты и креветки доживают до глубокой старости.
66. Рассказывая о креветках (ΚΑΡΙΔΕΣ), Эфор пишет в третьей книге "Истории" [FHG.I.242], что недалеко от острова Хиос есть город Кариды; его будто бы основали спасшиеся от Девкалионова потопа, предводителем которых был Макар, и вплоть до Эфорова времени город [e] назывался Каридами (Креветки). Кулинарный же кудесник Архестрат дает следующий совет:

Если когда-нибудь в град Иасон ты карийский прибудешь,
Крупных креветок возьми, но там они все-таки редки:
Их в Македонии много, а также в краю Амбракийском.

Арарот пишет в "Горбуне" слово "креветка" (καρίς) с долгой йотой [Kock.II.217; cp.86d]:

И в тростниковом верше, как дельфинчики,
[f] Креветки (καρι̃δες) изгибалися и прыгали.

Также Эвбул в "Сиротке" [Kock.II. 192]:

Креветку (καρι̃δα) я
Засунул вниз, потом обратно вытащил.

И Анаксандрид в "Ликурге"[96] [Kock.II. 144]:

Он забавляется с креветочками,
А также окуньками среди фракияночек,
С камбалочками среди рыб-губанчиков,
И с горбыльками посреди пескариков.

Он же в "Пандаре" [Kock.II. 149]:

(106) Дорогой ты мой!
Нельзя прямым остаться, изогнувшися;
И вот она, креветкою ссутулившись,
К мужчине, словно якорь, прицепляется.

И в "Хвосте" [Kock.II. 143]:

Красней креветки сделаешься сваренной.

Эвбул в "Няньках" [Kock.II.204]:

Креветки - это тоже твари гнутые.

Офелион в "Уродливом красавце" [Kock.II.294]:

Кривых креветок куча на сухой земле.

И в "Завывании" [Kock.II.293]:

[b] Кривым креветкам, пляшущим на угольях,
Подобные.

Однако у Эвполида в "Козах" йота краткая [Kock.I.259]:

Разве что
Однажды у Феака я креветок (καρίδας) ел.

И в "Демах" [Kock.I.286]:

C лицом как у креветки (καρίδας), красной как ремень.

67. Получили же свое имя креветки (καρι̃δες) от слова "голова" (κάρα), потому что именно голова занимает большую часть их тела. Аттические авторы, хотя и пишут слово "креветки" с краткой йотой (καρίδες), тоже образуют его от слова "голова" (κάρη), так как голова креветки громадна. Точно так же образованы γραφίς "резчик" от γραφή "картина", [c] βολίς "метательный снаряд" от βολή "бросок", как и καρίς от κάρη. После же удлинения предпоследнего слога удлинился и последний, и слово "креветка" стало произноситься подобно словам ψηφίς (камешек) и κρητίς (основание).
Вот что пишет об этих панцирных Дифил Сифнийский: "Среди панцирных следует различать принадлежащих к одному роду креветку, омара, лангуста, краба и омара-льва. Омар-лев больше омара. Лангусты называются также грапсеями; в них больше мяса, чем в крабах. Мясо краба тяжело [d] для желудка и плохо переваривается". Мнесифей Афинский в сочинении "О пище" пишет: "Лангусты, крабы, креветки и все им подобные тяжелы для пищеварения, однако все-таки намного легче других рыб. Их лучше жарить, чем варить".
Софрон в "Женских мимах" называет креветок куридиями:

[e] Вот прекрасные куридии, вот омары - красота!
Посмотри,
Как красны, шелковолосы!

И Эпихарм в "Земле и Небесах":

И красные куридии.

В "Слове и Речи" он пишет это слово через омегу:

Кривых коридий (κωρίδας) и сардин.

Также и Симонид:

Кальмар с тунцами, с пескарями коридии.

68. Следом была внесена жареная печенка, завернутая в так называемый эпипл (сальник), который Филетер в "Терее" [Kock.II.235] называет эпиплоон. Посмотрев на нее, Кинульк обратился к Ульпиану: [f] "Объясни мне, ученейший муж, упоминается ли у какого-нибудь автора обернутая таким образом печенка?" А тот в ответ: "Не ранее, чем ты скажешь мне, у кого жировая перепонка названа эпиплом".
Услышав это, Миртил принял вызов и начал: "Эпипл встречается в "Вакханках" Эпихарма:

(107) Вождя укрыл он в сальнике.

И в "Послах":

Вокруг подбрюшия и сальника (эпипл).

Также Ион Хиосский пишет в "Посещениях" [FHG.II.47]: "...укрыв в эпипле". Сторонишься же ты сальных перепонок, дорогой мой Ульпиан, потому что когда-нибудь тебя завернут в них и должным образом поджарят,[97] раз и навсегда освободив нас от твоих расспросов. Однако это хорошо, товарищ, что пока мы обсуждали уши и ноги, ты напомнил нам [b] [ср.95а], что именно так сервируют печень в комедии Алексида "Кратейя", или "Торговка снадобьями". Весь этот отрывок будет очень нам полезен, и поскольку памяти твоей может сейчас не хватить, я предложу свои услуги. Итак, комедиограф пишет следующее [Kock.II.335; cp.314d]:

69. Вначале я заметил у какого-то
Нерея, старика морского, устрицы,
Обернутые водорослями, и взял,
Потом ежей морских: они прелюдия
Перед прелестно выстроенным пиршеством.
Уладив дело, я набрел на махоньких
Рыбешек, трепетавших перед будущим,
И успокоил их, сказав, что от меня
Обиды им не будет; и громадного
[с] Взял горбыля да ската, понадеявшись,
Что женские изнеженные пальчики
Ущерба не потерпят от шипов его.
Для жарки я набрал губанов, камбалу,
Креветок, спара, пескаря и окуня,
И скоро сковородка в рыбной мелочи
Пестрее сделалась хвоста павлиньего.
Взял мяса: ножки, рыло, ушки свинские
И печень в оболочке - эта скромница
[d] Стесняется своей природной бледности.
Такими повар блюдами побрезгует,
Однако, Зевс свидетель, пожалеет он!
И без него могу я с этим справиться,
И так сготовлю сам изобретательно,
Что гости будут у меня тарелки грызть [cp.l69d].
Всех этих вкусных блюд приготовление
И сервировку я готов желающим
[e] Бесплатно объяснять и демонстрировать.

70. То, что этот способ сервировки печени был в обычае, можно видеть из "Записок" Гегесандра Дельфийского, который, рассказывая случай с гетерой Метанирой, пишет [FHG.IV.419], что, когда она развернула жировую обертку и обнаружила там [вместо печенки] кусок легкого, она воскликнула:

Пропала я,
Меня сгубили складки одеяния!

Пожалуй, к Алексиду, назвавшему такую печенку стыдливой, можно добавить и комического поэта Кробила, пишущего в "Лжеподкидыше" [Kock.III.381]:

И жесткую клешню, и столь стыдливую
[f] Печенку дерьмоеда-кабана.

В форме η̉πάτιον печень упоминается в "Любителях жареного" Аристофаном [Kock.I.522; ср.96с], Алкеем в "Палестре" [Kock.I.762], а также Эвбулом в "Девкалионе" [Kock.II.173;ср.100е]. Произносить слово "печень" (η̉παρ) нужно с густым придыханием; это доказывается оглушением стоящего перед ним предлога (ε̉πί) в следующем стихе Архилоха:

Ведь желчи у тебя нет в печени (ε̉φ' η̉παρ).

Есть даже некая рыба, называемая печенкой; тот же самый Эвбул (108) говорит в "Лаконцах" или "Леде", что у нее нет желчи [Kock.II. 185]:

А ты считал,
Нет желчи у меня, печенкой-рыбою
Срамил? Но тоже ведь из чернозадых я.[98]

Гегесандр рассказывает в "Записках" [FHG.IV.420], что в голове у рыбы-печенки есть два камня ромбовидной формы, блеском и цветом подобные тем, что встречаются в раковинах-жемчужницах.
71. Кроме названной комедии [107с], Алексид упоминает о жареных рыбах и в "Деметрии" [Kock.II.315]. Также и Эвбул в "Сиротке" [b] [Kock.II.190; cp.228f]:

Прохаживаются
Влюбленные красотки и бездельники,
Мальчишечки, у сковород возросшие,
Откормленные жирными лепешками.
С кальмаром рядом девица фалерская[99]
Справляет свадебку с бараньим потрохом,
И прыгает и пляшет, как ретивый конь,
Что на свободу из упряжки вырвался.
И распаляет веер раскаленное
Дыханье сковород, уж псы Гефестовы
Сторожевые пробудились: манит их,
[c] Бьет в ноздри запах и приводит в бешенство.
Готов пирог, дитя Деметры! вдоль него
Руками выдавленная расщелина
Пустая тянется, на след похожая
Тарана корабельного, - вступление
К обеду наилучшее.

Жарили также каракатиц. Никострат или Филетер в "Антилле" [Kock.II.221]:

И больше никогда
Со сковородки каракатицу
Есть в одиночку не отважусь.

И у Гегемона в "Филинне" герои поедают мелкую жареную рыбешку со сковороды [Kock.I.700; cp.285b]:

Нет, быстренько пойди, купи полипчиков
И дай поесть хотя бы мне рыбешечек
Со сковородки".

[d] 72. Тут Ульпиан, которого это выступление отнюдь не радовало, а больше раздражало, бросил на нас пронзительный взгляд и продекламировал ямбы из "Сиротки" Эвбула [Kock.II.192]:

"Как славно оплошал на сковородочке
Богопротивный... -

конечно, богопротивный Миртил: я же знаю, что сам он никогда не покупал поесть ничего подобного, - я слышал, как один его раб однажды декламировал стихи из "Содержателя притона" Эвбула [Kock.II. 194]:

У фессалийца я живу жестокого;
Сребролюбивый грешник он, богач, гурман,
[e] На целых три обола продовольствия
Нам закупает!

Парень этот получил образование - не у Миртила, конечно, но у какого-то другого хозяина, потому что, когда я спросил, как его угораздило попасть к Миртилу, он ответил мне стихами из "Уточки" Антифана [Kock.II.79]:

Сириец я,[100] в Афины вывезен
Сюда с сестрою был я во младенчестве
Купцом каким-то. На продажу выставлен
Я с нею был. Купил нас ростовщик один,
Никем не превзойденный по сквалыжности,
Такой, что в дом не принесет ни крошечки,
[f] Опричь тимьяна, - даже то, что Пифагор
Вкушал тот самый триждыприснопамятный".

[Речи о хлебе]

73. Ульпиан еще продолжал свои шуточки, но Кинульк уже заревел: "Где же хлеб?[101] Я говорю не о царе мессапиев [по имени Арт, т. е. Хлеб], проживающих в Япигии, о котором Полемон написал книгу. В седьмой книге "Истории" о нем упоминает и Фукидид [VII. 33], а комический поэт Деметрий в пьесе "Сицилия" пишет так [Kock.I.795]:

(109) - Оттуда южным ветром нас в Италию
По морю занесло в страну мессапиев;
Царь Хлеб нас принял, угощал отличнейше.
- Хозяин он приятный!
- Был он там велик
И пышен

Итак, не этого Хлеба пришло время, но подаренного нам Деметрой, именуемой Кормилицей и Изобилием, ибо именно под такими именами почитается это божество в Сиракузах, как свидетельствует тот же Полемон в сочинении, озаглавленном "О Морихе". А в первой книге своего "Ответа Тимею" он пишет, что в беотийском городе Сколе были установлены статуи Мегаларта (Сверхкаравай) и Мегаломадза (Сверхлепешка)".
[b] Пока он разглагольствовал, в залу были внесены хлебы, а вместе с ними в изобилии всевозможные кушанья; поэтому, увидев это великолепие, он процитировал стихи из пьесы Алексида "В колодец" [Kock.II.319]:

"О сколько западней
Для хлеба[102] ставят смертные несчастные!

Давайте же скажем что-нибудь и о хлебе".
74. Однако, опередив его, слово захватил Понтиан: "Трифон Александрийский в сочинении "О растениях" дает следующее перечисление сортов хлеба, если только мне не изменяет память: квашеный, не квашеный, из муки тонкого помола, с крупой, из непросеянной муки (он замечает, что этот сорт менее крепит, чем хлеб из очищенной муки), из ржи, из [с] полбы и из проса. Крупяной хлеб, пишет он, приготовляется из рисовых зерен, так как из ячменя крупу не делают. Духовой (ι̉πνίτης) хлеб получил свое название, потому что его выпекают в печи; о нем упоминает Тимокл в "Лже-разбойниках" [Kock.II.465]:

Заметив неостывший противень,
Поел печеных хлебцев я горяченьких.

Жаровенные лепешки (ΕΣΧΑΡΙΤΗΣ). О них упоминает Антидот в "Первом танцовщике" [Kock.II.411]:

Он в руки взял
Горячие лепешки, - почему бы нет?
Затем он их свернул и обмакнул в вино.

[d] И Кробил в "Удавленнике" [Kock.III.379]:

Схватив какой-то противень
С горячими лепешками жаровными.

А Линкей Самосский пишет в послании Диагору, сравнивая афинские кушанья с родосскими: "Кроме того, на пирах у них никогда нет недостатка в продающемся на местных рынках хлебе, которым они очень гордятся; [e] его подают в начале и в самом разгаре трапезы. Когда едоки насытятся и уже не смотрят на выставленные кушанья, в качестве соблазнительной приманки выносят так называемые помазанные жаровенные лепешки, которые, сочетая неповторимую прелесть с нежностью, тают на языке с такой сладостью, что одно их появление приводит к удивительному результату: подобно тому как пьяный частенько трезвеет, точно так же и сытый от полученного наслаждения превращается в голодного".
Атабирит (ATABYPITHN). Сопатр в "Девушке из Книда":

Атабирийский хлеб на обе челюсти.

Ахены (ΑΧΑΙΝΑΣ). Об этих хлебах упоминает Сем в восьмой книге "Истории Делоса" [FHG.IV.494], поясняя, что пекут их на Фесмофорий. Это большие караваи, праздник же называется Мегалартия (Велехлебье). [f] Приносящие их приговаривают:

Вот козел, полный жира, для Скорбящей.[103]

Печеный хлеб [104] (KPIBANITHN). О нем упоминает Аристофан в пьесе "Старость", где представляет торговку хлебами, у которой омолодившиеся [старцы] растаскивают товар [Kock.I.422]:

- Что там такое?
- А вот кому горячего!
- С ума сошла ты?
- А вот кому печеного (κριβανίτης)!
- Печеного?
- А вот кому пшеничного!

(110) Испеченый в горячей золе (ΕΓΚΡΥΦΙΑΝ). О нем упоминает Никострат в "Иерофанте" [Kock.II.223], а также кулинарный кудесник Архестрат, чье свидетельство я в свое время представлю [см.111.f]
Дважды печеный (ΔΙΠΥΡΟΝ). Эвбул в "Ганимеде", так же как и Алкей в своем "Ганимеде" [Kock.I.757]:

- Горячий дважды выпеченный.
- Что это?
- Роскошнейшие хлебцы!

Вафли (ΛΑΓΑΝΟΝ). Они тонкие и легкие, в этом их превосходит только так называемая эпантракида (ΕΠΑΝΘΡΑΚΙΣ). Первые упоминаются Аристофаном в "Женщинах в народном собрании" [843]:
...пекутся вафли; -
а об апантракидах Диокл Каристийский пишет в первой книге [b] "Здоровья": "...апантракиды мягче вафель". Возможно, что и они пекутся на углях, подобно афинским энкрифиям; во время празднеств, посвященных Крону, александрийцы приносят их в его храм, чтобы ими мог угоститься каждый желающий.
75. Эпихарм в "Свадьбе Гебы", а также в "Музах" (последняя книга представляет собой переработку первой) дает следующее перечисление сортов хлеба: "печеный, "соседский", пшеничный, на меду с маслом, жирный, полу-каравай". О них упоминает в "Женских мимах" и Софрон: "Трапеза богинь - печной хлеб, соседская лепешка, а для Гекаты полу-каравай".
[с] Известно мне, дорогие друзья, что аттики произносят слова "печь" (κρίβανον) и "печной" хлеб (κριβανίτην) через букву р, Геродот же пишет во второй книге "Истории" [II. 92]: "в раскаленной печи (κλιβάνω)" [через букву λ]. И Софрон: "Кто выпекает пшеничные булки, или печные (κλιβανίτας), или полу-караваи?" В этих же мимах он упоминает и о каком-то хлебе, называемом плакита (ΠΛΑΚΙΤΑ): "Она обещала угостить меня ночью хлебом-плакитой". О сырных (ΤΎΡΟΝΤΟΣ) булках Софрон упоминает в миме "Теща": "Советую поесть, ведь кто-то прислал [d] детям сырные булки".
Никандр Колофонский называет в "Глоссах" недрожжевой хлеб даратом [ср.114b]. Платон-комик в следующих стихах из комедии "Длинная ночь" называет огромные караваи из неочищенной муки киликийскими [Kock.I.624]:

А потом купил и выслал он нам караваев.
Не подумай, что из тонкой и очищенной муки,
Нет, громадных киликийских.

В "Менелае" [Kock.I.622] же какие-то булки он называет агелайями (ΑΓΕΛΑΙΟΥΣ, букв, "стадные"]. автопир , хлеб из непросеянной муки [e] (ΑΥΤΟΠΥΡΟΣ), упоминается в пьесе Алексида "Девушка с Кипра" [Kock.II.340]:

Он только что ел булку-автопир.[105]

Фриних в "Полольщицах" называет эти булки автопиритами [Kock.I.380]:

Булками-автопиритами,
Выжимками жирными масличными.

Софокл упоминает в "Триптолеме" [TGF2. 265] об оринде , то есть хлебе, выпеченном из зерен риса, растения, произрастающего в Эфиопии и похожего на кунжут. О выпечке, называемой коллаб (род печенья), [f] упоминает в "Любителях жареного" Аристофан [Kock.I.520, 522; ср.96с]:

По коллабу каждый получит.

И еще:

Брюшнину, [селезеночку]
Подсвинка осеннего выводка
С горячим пирогом!

Выпекается он из свежесобранных зерен, в Авге на это указывает Филиппин [Kock.I.782]:

С плодами зерен прихожу, трехмесячных пшеничных,
С горячими коллабами, белее молока.

О маковых хлебцах упоминает Алкман в пятой книге:

(111) Вот семь столов и столько же сидений.
На тех столах - все маковые хлебцы,
Льняное семя и сесамовое семя,
И для детей в горшочках - хрисокола.

Это - кушанье из льняного семени, приготовленного на меду.
О хлебах, называемых коллирами , упоминает в "Мире" Аристофан [122]:

Будет большой каравай (κολλύραν), и пинков я вам дам на закуску.

[b] 76. Так называемые обелии получили свое имя или потому что, как, например, в Александрии, продаются они за обол, или потому что их поджаривают на рожнах-оболах. Аристофан в "Земледельцах" [Kock.I.417]:

Какой-то малый жарит хлеб на вертеле.

Ферекрат в "Забывчивом" [Kock.I.160]:

На хлебы - на обелии - набросился,
Не пощадил, конечно же, ни крошечки.

"Обелиафорами" назывались участники процессий, которые несли на плечах обелии. Сократ в шестой книге "Наименований" пишет, что обелии придумал во время своих походов Дионис.
Согласно Эвкрату, хлеб из бобовой муки называется лекифитом. У [с] мессапиев хлеб называется паном. Отсюда и насыщение называется панией, а то что насыщает - панионом, об этом свидетельствуют Блэс в "Полуизношенном", Динолох в "Телефе" и Ринфон в "Амфитрионе". Римляне тоже называют хлеб panis.
Наст (ΝΑΣΤΟΣ), согласно Полемарху и Артемидору, - это большой каравай, испеченный из дрожжевого теста, однако Гераклеон утверждает, что это разновидность плоского круглого пирога (плакунты). Никострат в "Ложе" [Kock.II.223]:

Мой господин, наст был громаден, бел и толст;
Настолько, что он даже перевесился
[d] За край корзины, а чуть только подняли
Мы крышку, то ударил прямо в ноздри нам
Медовый запах с паром - так горяч он был.

Артемидор Эфесский пишет в "Ионийских записках", что у ионийцев был в ходу тертый хлеб.
Трон (ΘΡΟΝΟΣ) - это тоже наименование сорта хлеба. Неанф Кизикский пишет во второй книге "Истории Греции" [FHG.III.31: "Кодр принимает нарезанные ломти хлеба, называемого троном, и вместе с кусками мяса передает это старейшему".
Никандр во второй книге "Глосс" рассказывает, что у элейцев хлеб, [e] испеченный в золе, называется бакхилом . Упоминает о нем в "Ошибшейся" и Дифил [Kock.II.548]:

И обнести [гостей] в золе печеными
Хлебами из муки просеянной.

Сортом хлеба является и так называемый апопирий ; его поджаривают прямо на угольях. Некоторые называют его дрожжевым. Кратин в "Неженках" [Kock.I.45]: "Прежде всего, у меня здесь есть поджаренные дрожжевые хлебцы, а не ваша жвачка, полная оческов шерсти".
77. А вот как повествует о ячменном и пшеничном хлебе в своей "Гастрономии" Архестрат:

Прежде всего мы дары Деметры прекрасноволосой
[f] Вспомним, Мосх дорогой, а ты прими это сердцем.
Лучше всего и прекрасней, что только добыть нам возможно, -
Прекрасноплодный ячмень, просеянный мелко и чисто,
Тот, что на волнообъятом холме Эреса на славном
Лесбосе снега белей небесного. Ежели боги
Хлеб ячменный жуют, то Гермес его там покупает.
(112) Также ячменный хорош хлеб на Фасосе и в семивратных
Фивах, в других городах, но, поверь, по сравнению с этим
Все они косточками покажутся от винограда.
Также кругловерченый, отменно промятый руками
"Колликс" пускай фессалийский в дому твоем будет, кримнитом
[b] Кличут его фессалийцы, зовут крупяным все другие.
Также тончайшей тегейской муки тебе рекомендую
Отпрыска, выпечен он в золе и зовется "энкрифий".
Делают хлеб на продажу и смертным его доставляют
Также и славные наши Афины, и он превосходен.
Белый же хлеб из печей в Эритрах, лозою богатых,
Славно тебя усладит на пирах, в прелестное время
Года всегда расцветая.

Продолжая описание, лакомка Архестрат советует брать пекарем финикийца или лидийца; он не знал, что наилучшие хлебопеки живут в [c] Каппадокии. Пишет он так:

Пусть же в дому у тебя будет муж финикиец, лидиец, -
Пекарь умелый, затем чтобы печь для тебя ежедневно
Хлеба любые сорта, какие ты только прикажешь.

78. Превосходными называет аттические хлебы в "Сиротке" Антифан [Kock.II.83]:

Ведь как бы человек с образованием
Покинул эти своды? Белотелые
[d] Когда он хлебы видит, что на выходе
Толпятся из печей рядами тесными.
Когда он наблюдает, как меняется
Их вид в горниле, или же любуется
Искусными фигурами, аттической
Руки работой, даром Теариона.

Это тот самый пекарь Теарион, о котором наряду с Митеком упоминает в диалоге "Горгий" Платон [518b]: "Если бы я спрашивал, кто из мастеров ухода за телом хорош или был хорош в прежние времена, - а ты бы, нисколько не шутя, отвечал: - Пекарь Теарион, и Митек, написавший книгу о [e] сицилийской кухне, и трактирщик Сарамб, все - удивительные мастера ухаживать за телом: у одного дивный хлеб, у другого - приправы, у третьего - вино". Аристофан также говорит о Теарионе и в "Геритадах" и в "Эо-лосиконе" [Kock.I.392; ср.: Еврипид."Гекуба".1]:

Пришел я из пекарни Теариона,
Обители печей.

В следующих стихах из "Сиротки" Эвбул называет превосходным кипрский хлеб [Kock.II. 192]:

[f] Как тяжело, заметив кипрский хлеб,
Проехать мимо! Он ведь голодающих
Притягивает как магнетский камень.

О колликиях (это то же самое, что и коллабы [см. 110f]) упоминает в "Артемиде" Эфипп [Коск.II.250]:

От Александра, хлебоеда (κολλικοφάγου) фессалийского,
Печь, полная хлебов.

Аристофан в "Ахарнянах" [872]:

А, хлебоед (κολλικοφάγε)! Здорово друг беотянин".

(113) 79. После этого слово взял один из присутствовавших грамматиков по имени Арриан: "Друзья мои, все эти хлебы - из доисторических времен. Нас ведь "не соблазнит ячменный хлеб - завален город булками пшеничными" [Kock.III.488], ни какой-либо другой из прочитанного перечня. А вот мне попался не упоминавшийся здесь трактат Хрисиппа Тианского, озаглавленный "Хлебопечение", и поскольку об описанных в нем хлебах я навел справки у многих моих друзей, поэтому я тоже попытаюсь сказать что-нибудь о хлебе. Качества хлеба, называемого артоптикием (ΑΡΤΟΠΤΙΚΙΟΣ) [b] сильно зависят от того, выпекался ли он в духовке или на открытом огне. Если, например, вы заквашиваете его на твердых дрожжах, он будет великолепен и хорош для еды всухомятку; если же вы разведете дрожжи (ослабите), он будет легим, но не таким белым. Хлеб, выпекаемый в духовке и на открытом огне, требует самых слабых дрожжей. У эллинов есть и хлеб под названием мягкий (ΑΠΑΛΟΣ); для него нужно только немного молока и оливкового масла и много соли. Форма для выпечки должна быть очень слабой. Зовут этот хлеб каппадокийским, [c] потому что в Каппадокии почти все сорта хлеба "мягкие". Сирийцы же называют такой хлеб "лахман"; они его очень любят, потому что его можно есть очень горячим, к тому же он ... [напоминает] ... цветы.
Существует и хлеб болетин (ΒΩΛΗΤΙΝΟΣ), выпекаемый в форме гриба. Квашню смазывают маслом и посыпают маковыми зернами, и только потом выкладывается тесто, чтобы оно не прилипало ко дну. Потом его ставят в печь в глиняной посуде, предварительно посыпанной мукой грубого помола, в результате хлеб приобретает прекрасный цвет копченого сыра.
Для кренделя (ΣΤΡΕΠΤΙΚΟΣ) нужно немного молока, перца, a [d] также оливкового масла; если его нет, то добавляется сало. В так называемый артолаганон (ΑΡΤΟΛΑΓΑΝΟΝ, пшеничные вафли [ср. 110а]) добавляют немного вина, а также перца, молока и оливкового масла или сала. Такую же смесь кладут и в капирии , которые римляне называют tracta".
80. Когда славный римский знаток закончил свой доклад, достойный самого Аристарха, Кинульк воскликнул: "Матерь Деметра, что за пропасть учености! Стоит ли после этого удивляться, что у восхитительного Остроглаза учеников, что песка морского, а богатств его прекрасная [e] наука принесла ему больше, чем Горгию и Протагору. Клянусь обеими богинями,[106] я просто не знаю, что и сказать: сам он слеп, или это у преданных ему учеников один глаз на всех, и его не хватает, чтобы видеть? Вот уж блаженные, чтобы не сказать "блаженной памяти"! Вот чему научили их наставники!". Ему ответил Магн, который любил поесть и восхищался усердием Арриана: [f]

"Вот мудрецы, что с ногами немытыми ночи проводят,
Лежа на голой земле, бродяги под небом открытым, -

или, как сказал комик Эвбул [Коск.II.212]:

Вы, нечестивые глотки,
Тянетесь вечно чужим добром поживиться!

Разве ваш праотец Диоген, пожирая за обедом пирог, не ответил на попрек, что ест хорошо приготовленный хлеб![107] "О вы", - по словам того же Эвбула, - "вылизыватели мисок из-под мяса белых тунцов", никогда-то вы другим не уступите, но всегда галдите и не успокаиваетесь, пока вам не бросят, как шавкам, кость или кусок хлеба. Откуда вам знать, что (114) кубики - это не игральные кости, с которыми вы вечно возитесь, а хлебы прямоугольной формы, приправленные анисом, сыром и оливковым маслом, как свидетельствует Гераклид в "Искусстве Кулинарии"? Наш Остроглаз пропустил этот род хлеба, также как и таргел (ΘΑΡΓΕΛΟΝ), который иногда называют "талисием", - а ведь Кратет пишет в первой книге "Об аттическом диалекте", что таргелом называется первый хлеб из [b] зерна нового урожая. Он пропустил также сезамовый хлеб и не заметил даже анастата , который выпекают для аррефор.[108] А еще ведь есть и хлеб пирам из семян кунжута - скорее всего, тот же сезамовый. Все эти сорта хлеба описывает в первой книге своей "Жизни растений" Трифон, также как и хлебы, называемые тиагонами (ΘΙΑΓΟΝΟΣ) - их выпекают в Этолии для богов. А у афамантийцев какие-то хлебы называются драмиками или драмами .
81. Перечисляют названия хлеба и составители словарей. Селевк упоминает некий хлеб, называемый македонцами драмином , фессалийцы же называют его даратом . Он же пишет, что этнит выпекается из тертых бобов, а эрикит из непросеянной пшеничной муки грубого [c] помола. Америй называет хлеб из непросеянной пшеницы ксеропиритом , точно так же и Тимахид. Никандр же пишет, что этолийцы посвящают богам хлебы, называемые ими тиагонами [ср.114b]. Египтяне называют свой кисловатый хлеб килластисом : в "Данаидах" о нем упоминает Аристофан [Kock.I.457]:

Болтают по-египетски:
"Килластис! Петосирис!"

Упоминают о нем также Гекатей [FHG.I.20; ср.418с], Геродот [11.77] и Фанодем в седьмой книге "Истории Аттики" [FHG.I.367]; Никандр Тиатирский [d] тоже пишет, что хлеб из ячменной муки египтяне называют килластисом. "Грязные" хлебы Алексид в "Киприоте" называет "серыми" (φαιός) [Kock.II.340; ср. 110d]:

- Ну, с чем ты прибыл-то?
- Забрал едва-едва
Из выпекавшихся хлебов я несколько.
- Чтоб провалился ты! И сколько же принес?
- Шестнадцать.
- Заноси сюда...
- Взял восемь белых я и серых столько же.

"Броском " (ΒΛΗΜΑ), пишет Селевк, называется горячий хлеб, пропитанный вином. Филемон в первой книге "Предметов для жертвоприношений" пишет, что пирн 'ом называется хлеб, выпекаемый из муки [e] непросеянной и сохранившей всё, что было в зернах, а бломиеями называются хлебы с надрезами, которые в Риме зовут квадратами; хлеб же из отрубей называется браттим 'ом или, по Америю и Тимахиду, эвконом. Далее, Филит в "Беспутных" называет сполеем какой-то хлеб, который едят только в узком семейном кругу.
82. Что же касается ячменного хлеба (ΜΑΖΑ), то упоминания о нем можно найти и у Трифона и у многих других авторов. Афиняне называют фистой лепешки из муки не самого тонкого помола, кроме того, у [f] них есть кресс-салатная лепешка, берека, колобки, ахилловы хлебцы (похоже, они выпекаются из ахилловой, очень тонкого помола муки), салатная лепешка (θριδακίνη), винная лепешка, медовая и так называемая лилейная (лилией называется фигура хоровой пляски, упоминаемая в "Невесте" Аполлофана [Kock.I.797]). А "салатницы" (θριδακίσκαι) Алкмана - это то же самое, что афинские салатные лепешки. Пишет же он так:

Гора духовых лепешек и салатницы.

Сосибий пишет в третьей книге "Комментариев к Алкману", что "(115) духовыми" называются сырные лепешки в форме женской груди. На здоровье называются ячменные лепешки, раздаваемые при жертвоприношениях всем желающим. Гесиод же называет ячменную лепешку сдобной (α̉μολγαίη) ["Труды и дни".590]:

Сдобного хлеба к нему, молока от козы некормящей.

Это сказано о крепком пастушеском хлебе: α̉μολγός ведь и значит крепкий. Что же касается всех видов жертвенных лепешек и печений, описанных афинянином Аристоменом в третьей книге "О священнослужении", [b] то здесь память моя пасует, хотя в юности моей я был знаком со старым Аристонимом. Он был актером в пьесах Древней комедии, впоследствии он стал вольноотпущенником ученейшего императора Адриана, который называл его "аттической куропаткой".
И тут Ульпиан не удержался: "У какого автора встречается термин "вольноотпущенник"?" Кто-то ответил, что одна из пьес Фриниха имеет заглавие "Вольноотпущенник", а у Менандра в пьесе "Получающая пощечины" есть и слово "вольноотпущенница"; были названы и другие примеры. Тогда Ульпиан спросил: "А какая разница между понятиями[109] "вольноотпущенник" (α̉πελεύθερος) и "отпущенник" (ε̉ξελευθέρος)? Однако было решено отложить эту проблему до более удобного случая.
83. Мы уже было протянули руки к хлебу, но Гален воскликнул: [с] "Мы не начнем трапезы, пока вы не прослушаете, что сказано о хлебах, печеньях и пище вообще сынами Асклепиадов![110] Начну с того, что пишет Дифил Сифнийский в сочинении "О пище для больных и здоровых": "По сравнению с ячменным пшеничный хлеб и более питателен и лучше усваивается, и вообще он во всех отношениях лучше. Первое место занимает хлеб из отборной муки (σεμιδαλι̃ται), потом из обычной муки (α̉λευρι̃ται), и наконец, из непросеянной муки (συγκομιστοί): они считаются самыми питательными". Филистий Локрийский говорит, что больше всего сил [d] придает хлеб из отборной муки, затем хлеб из муки грубого помола и, наконец, хлеб из обычной пшеничной муки. Тем не менее вкус у хлеба из отборной муки хуже и питательности в нем меньше. Любой свежий хлеб питательнее, вкуснее и переваривается гораздо лучше черствого; кроме того, он облегчает дыхание[111] и легко усваивается.
Черствый хлеб легко насыщает, но плохо переваривается. А лежалый и засохший хлеб совсем не питателен, невкусен и крепит кишечник. Хлеб, [e] испеченный в золе, из-за неравномерного обжаривания тяжел для желудка и плохо переваривается. Хлеб, испеченный в маленькой печке или очаге, расстраивает кишечник и плохо переваривается. Испеченный на сковороде или в жаровне хлеб пропитывается оливковым маслом, легко проходит кишечник, однако бывает продымлен и этим вреден для здоровья. Хлеб, испеченный в больших печах (κλιβανίτης), превосходен во всех отношениях: он вкусен, полезен для желудка, хорошо переваривается и очень легко усваивается: не крепит и не расслабляет кишечника. [f] Врач Андрей рассказывает, что в Сирии выпекают хлеб из шелковичных ягод, от которого выпадают волосы. Мнесифей же пишет, что пшеничный хлеб переваривается легче ячменного, однако самый питательный хлеб - полбенный, который легче всего переваривается. Рисовые лепешки в больших количествах тяжелы для желудка и перевариваются плохо, поэтому постоянно есть их вредно. Следует также помнить, что плохо пропеченное (116) тесто из грубой муки производит ветры, вялость, колики и головные боли".

[О солонине]

84. После столь продолжительной дискуссии было решено приступить, наконец, к трапезе. И вот, когда нам вынесли так называемую царицу закусок, Леонид сказал: "Друзья, Эвтидем Афинский в своем сочинении "О солонине" приводит следующие стихи о засоленной пище, якобы принадлежащие Гесиоду:

Изо всех рыб осетра с обоюдоострою пастью
Первым признать мы должны; его прежде еще называли
"Челюстью" те рыбаки, что покрывшись одеждой простою
Били его острогой. Наслаждается им и богатый
[b] Рыбой соленой Боспор, где, брюхо его нарезая
Прямоугольно и ровно, народ мастерит солонину.
Да, осетра не бесславен меж смертными род острорылый,
Коего и целиком и кусками шершавая дарит
Соль нам. Также созревших тунцов питает Византии,
[c] Скумбрий глубокопучинных и меч-рыб, откормленных жирно.
Город же Парий - кормилец испанской славной макрели.
По ионийским волнам из Гадиры, Тарента святого,
Или Кампании или от Бруттия нам доставляют
Сердце тунца-исполина, что в тесно набитых сосудах
Ждет, не дождется начала обеда.

Вирши эти, мне кажется, вышли из-под пера какого-то повара, но никак не могут принадлежать вдохновенному Гесиоду. Да и откуда ему было [d] знать про Парий, Византии, не говоря уже о Таренте, Бруттии и Кампании, когда он жил за много лет до того, как эти местности были заселены? Поэтому я склоняюсь к мысли, что стихи эти принадлежат скорее всего самому Эвтидему".
На его слова отозвался Дионисокл: "Чьи это стихи, - судить вам, мой добрый Леонид, знаменитым словесникам, однако раз уж речь зашла о солонине [112] (ΤΑΡΕΧΟΣ), то я могу привести даже пословицу, на которую обратил внимание Клеарх из Сол:

[e] Душицу любит солонина тухлая, -

и попытаюсь рассказать кое-что об этом предмете. 85. Например, Диокл Каристийский в книге "Здоровье" пишет, что лучше всего из тощей соленой рыбы - ранние (ω̉ραι̃α) тунцы, а из жирной - взрослые. А Гикесий пишет, что и пеламиды и ранние тунцы крепят кишечник. Самые молодые тунцы очень похожи на тунцов-кибий (κύβιοι) и совсем не так похожи на ранних тунцов.[113] Точно так же, - говорит он, - есть большая разница не только между ранними тунцами Византия и всеми другими, но и всеми прочими рыбами, которые ловятся в Византии ив [f] других местах".
Его замечания продолжил эфесец Дафн: "А вот Архестрат, объехавший целый мир ради вожделений желудка и того, что ниже, пишет:

Мосх дорогой, солонину тунца сицилийского надо
Есть, когда резать его для засолки в горшках начинают.
(117) Прелесть понтийскую, рыбу сапердиду, шлю я подальше,
Также и тех, кто ее восхваляет: немногим известно,
Что из нее и плоха и невзрачна бывает закуска.
Скумбрию три дня подряд подержи, перед тем как положишь
В слабосоленый рассол, и ешь, когда в нем пролежала
Очень недолго она. Когда посетишь ты Византии,
Град многославный, святой, умоляю, тунца молодого
[b] Съешь солонины, она нежна, ее вкус благороден.

Однако лакомка Архестрат упустил в своем перечне упоминаемую комедиографом Кратетом в пьесе "Самосцы" слоновую солонину,[114] о которой тот говорит так [Kock.I.139]:

Нарубив ветвей сосновых, черепаха на костре
Солонину из слоновой кости в кожаном ведре
Отварила. Волки в перьях, крабы быстрые гурьбой
Храбро с тучей выходили разлохмаченной на бой.
Бей! Души его! Какое, друг, на Кеосе число?

О том, что "засоленная слоновая кость" Кратета была у всех на устах, [c] свидетельствуют следующие стихи из "Женщин на празднике Фесмофорий" Аристофана [Kock.I.480; ср.104е]:

Здорово для нас, комедийщиков,
Выдумал Кратет, не поморщившись,
Рыбину из бивня слонового
И таких затей на посмешище!

86. О сырой солонине упоминает в "Ослепшем" Алексид, он же в "Беспутной" выводит повара, следующим образом рассуждающего о приготовлении солонины [Kock.II.366]:

[d] Присяду все-таки и тихо сам с собой
Здесь поразмыслю о закупках надобных
И как всё приготовить. Я понять хочу:
С чего начать и чем мне блюдо каждое
Приправить. Взять хотя бы этот вот кусок
Тунцовой солонины. В два обола он
Мне обошелся; хорошенько вымочить
Его мне прежде надо, а потом приправ
В кастрюлю я насыплю, положу его,
Залью вином всё белым да оливковым
Заправлю маслицем и буду уж тушить,
Пока мозгов нежней не станет, сверху же
Покрою щедро сильфием.

[e] В "Ослепшем" же некий персонаж препирается с требующим уплатить взнос за складчинный обед [Kock.II.301]:

- Пока не дашь отчета в каждой мелочи,
На медный грошик даже не рассчитывай!
- Имеешь право. Где же счеты, камешки?
- Выкладывай!
- За солонину пять кладу
Я медяков.
- Согласен. Дальше говори!
[f] - На мидий только - семь.
- Ты не кощунствуешь.
- Да за ежей морских обол.
- По совести.
- Капусты вы не ели после этого,
Которую хвалили?
- Здесь не спорю я:
Действительно, прекрасна.
- Это стоило
Мне два обола.
- Чем же восхищались мы?
- На три обола - солонины "кубовой".
- Надул! А на цикорий не потрачено
(118) И вовсе ни обола.
- Видно, ты, простак,
Давно на рынке не был: долгоносики
Всю зелень нынче съели.
- И поэтому
За солонину вдвое переплачено?
- На рынке есть торговец: подойди, спроси.
Да десять за угря оболов.
- Дешево.
Что дальше?
- Накупил я рыбы жареной
На драхму.
- Горе! Список твой горячечный:
То чуть полегче, то опять огнем горю.
- Прибавь вино: средь пира прикупить его
Кувшина три, за них оболов по десять.

87. Гикесий пишет во второй книге трактата "О пище", что пеламида - это большая рыба-кибия. Упоминает кибий и Посидипп в "Перебежчике" [b] [Kock.III.430]. Эвтидем же пишет в сочинении "О солонине", что рыба делькан (δελκανός) названа по реке Делькону, где ее ловят; в соленом виде она очень полезна для желудка. Дорион, упоминая в сочинении "О рыбах" "лебия", пишет, что, по мнению некоторых, это тот же делькан, а коракина многие называют "сапердидой", и лучшие из них водятся в Меотидском озере. Он пишет также, что замечательных серых кефалей (κεοτρει̃ς) ловят недалеко с от Абдер; немногим уступают им кефали из окрестностей Синопы; в соленом виде они очень полезны для желудка. Разновидность кефалей-муллов (μύλλοι) некоторые называют "агнотидиями", другие (их же!) - "платистаками". (Точно так же одна и та же рыба хеллария имеет несколько имен:[115] ее называют и "вакхом" и "осленком".) "Платистаками" называются самые крупные экземпляры, средние - муллами, а мелочь - "агнотидиями". [d] Упоминает муллов и Аристофан в "Грузовых ладьях" [Kock.I.499]: "Скумбрии, испанская макрель, лебии, муллы, сапердиды, самки тунцов".
88. На этом Дионисокл[116] умолк, и речь продолжил грамматик Вар: "Однако эту соленую рыбу упоминает и Антифан в "Девкалионе" [Kock.II.43]:

Кому по вкусу, вот осетр засоленный
Или тунец гадирский, соблазняемый
Благоуханьем самки из Византия.

Также в "Парасите" [Kock.II.87]:

Соленый, жирный посредине был осетр,
Весь белый и горячий.

Также Никострат или Филетер в "Антилле" [Kock.II.220]: [е]

Засоленная рыба пусть участвует
В гулянке нашей, из Гадир подбрюшие
Пускай войдет.

И далее:

Купил у мужика я, (боги правые!),
Торговца солониной благородного,
Очищенный от шкуры и громаднейший
Кусок ценою в драхму, и всего за два
Обола.[117] Нам и за три дня не съесть его,
Не съесть и за двенадцать - так уж он велик".

[f] На этих словах Ульпиан сказал, поглядев на Плутарха: "А ведь кажется, сударь, никто не упомянул в этом перечне вашу александрийскую рыбу "мендесия", которой даже бешеная собака в рот не возьмет, а также твоих "полу-солений" (η̉μίνηρος) и соленых сомов".
(119) Плутарх ответил: "А чем, по-вашему, отличается "полу-соленье" от "полу-соленой рыбы" вашего прекрасного Архестрата [ср. 117а]? К тому же, полу-соленье упоминает пафиец Сопатр в "Слуге Мистака":

Дунайского питомца, осетра он взял,
Полу-соление, утеху скифскую.

Упоминает он и раннего мендесия:

Прелестный, мастерски слегка подсоленный
Мендесий и лобан, что в желтом пламени
Зажарены.

Все знатоки подтвердят, что они куда вкуснее котт и лепидий, [b] которыми у вас так хвалятся. Ты скажи-ка нам лучше, мужского ли рода у аттиков слово "солонина"[118] (τάριχος)? У Эпихарма это именно так".
89. Однако замявшегося Ульпиана опередил Миртил: "Прежде всего, Кратин пишет в "Дионисалександре" [Kock.I.24]:

Я солонину принесу понтийскую (ταρίχους)
В корзинах.

Платон в "Зевсе оскорбленном" [Kock.I.613]:

Итак, я, значит, все свое имущество
На солонину выброшу.

Аристофан в "Пирующих" [Kock.I.441]:

[c] Взмочу я эту рыбину соленую (τάριχον)
За все проказы, что за нею водятся.

Кратет в "Зверях" [Kock.I.135]:

Надо отварить капусту,
Рыбу сжарить, солонину (ταρίχους),
И при этом свои руки
Далеко держать от нас.

По-особенному оно коверкается в "Хлеботорговцах" Гермиппа [Kock.I.228]:

И жирный солонин.[119]

Но у Софокла в "Финее" [TGF2. 285]:

На вид
Он солонины был мертвей египетской.[120]

Уменьшительная форма - в "Мире" у Аристофана [563]: [d]

... купим вкусный полоточек балыка (ταρίχιον).

У Кефисодора в "Свинье" [Kock.I.892]:

Кусок мясца иль солонинки плохонькой.

У Ферекрата в "Перебежчиках" [Kock.I.151]:

Каждого жена ждет дома, варит тертые бобы,
Чечевицу или жарит нам козлятинки кусок
Или солонинку.

И Эпихарм пишет слово "солонина" (ο̉ τάριχος) в мужском роде; и у Геродота в девятой книге [IХ.120]: "...соленые рыбы (οι̉ τάριχοι) запрыгали и стали биться в огне"; и в пословицах тоже мужской род:

[е] Вприглядку солонина может жариться.
Душицу любит солонина тухлая.
Заслуг своих соления не ведают.

Но аттики пишут это слово в среднем роде, и родительный падеж получается у них του̃ ταρίχους. Например, Хионид в "Нищих" [Kock.I.5]:

О боги, так бы съел и солонины (του̃ ταρίχους) он?

А дательный падеж "солониной" - ταρίχει, как ξίφει ("мечом"). Менандр в "Третейском суде"[121] [Kock.I.5]:

[f] На солонину (τω̃ ταρίχει) порубить их следует!

Там же и винительный падеж этого слова [Kock.III.52]:

Я в этих случаях
На солонину (ε̉πί τάριχος) соли посыпать привык.

Когда это слово пишется в мужском роде, родительный падеж теряет сигму (ταρίχου).
90. И так любили афиняне эту соленую рыбу, что, как утверждает в "Эпидавре" Антифан, даровали гражданство сыновьям торговца солониной Хэрефила [Kock.II.322]:

Сыночков Хэрефиловых вы сделали
(120) Афинянами лишь за то, что выучил
Он солонину есть. Верхом увидев их,
Тимокл сказал в своих Сатирах: "Что это
За пара скумбрий?"[122]

Упоминает их и оратор Гиперид. Другого торговца солониной, Эвфима упоминает в "Цирюльнике" Антифан [Kock.II.63]:

Сходи к торговцу солониной, Парменон,
Я от него ношу обычно, если мне
Удача улыбнется .......................
Эвфим ...................... на месте разочтя,
Чего-нибудь, да повкуснее, Парменон,
И прикажи порезать.

Еще одного торговца солониной, Фидиппа, упоминает Алексид в "Шарфике" и в "Корзинках" [Kock.II.299, 377]:

[b] Другой - Фидипп, чужак и солонины вождь".

91. Так как мы ели солонину, у многих возникло желание выпить, однако Дафн вскинул руки вверх и сказал: "Друзья мои, в сочинении, озаглавленном "Пир", Гераклид Тарентский пишет: "Перед выпивкой нужно [c] в меру наесться, и лучше всего закусками при начале трапезы. Ибо, если пища попадает в желудок после вина, она его перестраивает, и начинается ноющая боль. Некоторые даже полагают, что разные виды зелени и едкие сорта солонины ведут к заболеваниям желудка, и предлагают заменять их пищей клейкой и вяжущей. Однако они забывают, что пища, [d] расслабляющая кишечник, хорошо умеряет еду противоположного свойства: это так называемый пастернак (о нем упоминает Эпихарм в "Деревенщине" и "Земле и Небе" и Диокл в первой книге "Здоровья"), также спаржа, белая свекла (красная свекла угнетает кишечник), моллюски-конхи, черенки, морские мидии, сердцевидки, гребешки, хорошо засоленная рыба без запаха и различные виды рыб с сочным мясом. Хорошо также для возбуждения аппетита выставлять на стол закуски из зелени, свеклу и солонину... [текст испорчен] ... не злоупотребляя тяжелой пищей. Обильных же возлияний в начале трапезы следует избегать, ибо они препятствуют впитыванию жидкостей, поступающих после них". Только македоняне, как [e] свидетельствует Эфипп Олинфский в сочинении "О погребении Александра и Гефестиона", никогда не признавали умеренного питья и сразу напивались допьяна уже к пе