ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Распад державы Александра Македонского
Смерть Александра - тот рубеж, с которого начался неудержимый процесс развала его державы. Более 40 лет (время жизни целого поколения) Греция и Восток оставались ареной кровавых распрей претендентов на власть.[1] Из всех эллинистических царей первого поколения после Александра (диадохов) только Птолемей Лаг умер естественной смертью, все прочие пали на поле брани или стали жертвами династических заговоров.
Сложность изучения этого периода, долгое время не представлявшего интереса для историков из-за обилия войн, затруднена отсутствием хороших источников. Не сохранилось ни одного цельного труда, который бы осветил процесс распада мировой державы Александра и возникновения эллинистических монархий. Не говоря о социальном аспекте, даже военно-политическая история периода известна нам в самых общих чертах. Между трудом Арриана "Анабасис Александра" и "Историей" Полибия (которая начинается с 221 г. до н.э.) пролегают события целого века, очень слабо отраженные в литературных источниках. Еще хуже дело обстоит с эпиграфическими памятниками. Известный нам по Фотию (IX в.) труд Арриана "История после Александра" в 10 книгах (до 320 г. до н.э.) не сохранился, а извлечения из него константинопольского патриарха на основании Дексиппа (IV в. н.э.) не дают возможности восстановить канву арриановского повествования. От сочинения Фотия сохранились незначительные отрывки.
Основным источником по периоду преемников Александра считаются "Параллельные жизнеописания" Плутарха, где античный биограф через призму деятельности великих людей того времени (Фокион, Эвмен, Демосфен, Деметрий, Пирр) освещает перипетии борьбы бывших соратников македонского царя, оспаривавших право на власть в Европе и Азии.
Диодор Сицилийский в XVIII-XX книгах "Исторической Библиотеки" писал о времени после Александра (до 302 г. до н.э.). В основе изложения этих событий Диодором лежит труд александрийца Клитарха и отчасти Полибия. Фрагментарно время после Александра освещает Помпей Трог в пересказе Юстина.
Сочинения Иеронима из Кардии и Дурида Самосского, участников и очевидцев этих событий, не сохранились. Видимо, на их основе писали позднейшие авторы (Диодор, Плутарх), но через вторые, третьи руки. О начальном периоде эллинизма есть некоторые сведения у Павсания ("Описание Эллады") и римского историка Корнелия Непота (II-I ее. до н.э.), от сочинения которого "De viris illustrious" сохранилась только биография Эвмена.
Источники по периоду после Александра отрывочны, не всегда ясны, запутанны хронологически, и ни один из них не может претендовать на достоверность описываемых событий.
Отчего же столь быстро развалилась мировая держава Александра Македонского, по существу так и не начавшая функционировать как единый организм?
Смерть Александра - не причина гибели его державы, как казалось в нору античности, а лишь эпизод в закономерном процессе исторического развития. Наивная вера древних в веление судьбы, выждавшей, пока Александр покорит Восток и дойдет до Океана, достигнет апогея славы и величия и, свершив все доступное смертному, уйдет из жизни (Курц., X, 5, 30), только с позиций стоицизма могла объяснить поразительные успехи македонского царя, точно так же как и его заранее предсказанную смерть. Круг этих идей присутствует в любом сочинении античной историографии. Но наивные идеи древних, неизбежные вследствие ограниченности мышления античного мира, присутствуют и в трудах некоторых современных исследователей, всерьез полагающих, что Александр мог бы покорить весь мир, если бы не умер столь рано[2]. Такое толкование истории, полностью укладывающейся в рамки биографий царей, отвергается марксистской наукой, подчеркивающей, что, если бы македонский царь не ушел из жизни столь рано, он сам увидел бы крушение несбыточной мечты о мировом господстве[3].
Что же представляла собой держава Александра к 323 г. до н.э.? Пестрый конгломерат разнородных областей, соединенных силой греко-македонского оружия в одном государственном объединении. История до Александра знала несколько универсальных мировых империй древности: ассиро-вавилонскую, индийскую, ахеменидскую, из которых последняя была самой долговечной, так как она просуществовала более двух столетий[4].
Несмотря на введение единообразной политико-административной системы на всей территории державы, отдельные области империи Александра оставались разобщенными" между собой.
Македония сохранила традиционно-монархический уклад, расставшись с возможностью возврата к прежней раздробленности. Антипатр крепкой рукой держал в повиновении вверенные ему племена. Хуже это удавалось с греками, доставлявшими македонскому наместнику немало хлопот. Многие эллинские города еще лелеяли надежду на реставрацию прежней автаркии, хотя были вынуждены содержать македонские гарнизоны и иметь олигархических правителей.
Малая Азия, будучи и до походов Александра разнородной, унаследовала эту разобщенность и в составе державы македонского царя. Богатые торговые города западного побережья с преимущественно эллинским населением, после Анталкидова мира (387 г. до н.э.) попавшие под власть Персии, тяготели более всего к материковой Греции и островам Эгейского моря. Южные киликийские города по укладу жизни и интересам приближались к финикийским. А горные племена внутренних и северо-восточных районов Малой Азии, номинально признавшие новую власть или вовсе оставшиеся независимыми (мармары, писиды, армяне), не были связаны экономически с приморскими областями.
Финикия и Сирия, игравшие значительную роль в торговле Восточного Средиземноморья, не утратили своего ведущего значения и при Александре. Географическая отдаленность и изолированность Египта как при Ахеменидах, так и при македонянах давали ему относительную самостоятельность. А Вавилония, избранная Александром центром державы, должна была стать связующим звеном в морских и караванных торговых сношениях Востока с Западом[5].
За Месопотамией простирались огромные пространства Иранского нагорья, Средней Азии и Северо-Западной Индии. Количество сатрапий достигало, видимо, четырнадцати[6]: Персида, Паретакена, Кармания, Мидия, Тапурия (и страна мардов), Парфия с Гирканией, Бактрия, Ария с Дрангианой, Гедросия со страной оритов, Арахозия, страна паропамисадов, Индия по эту сторону Инда, Индия по ту сторону Инда и области нижнего Инда. Было бы заблуждением полагать, что оставленные в этих сатрапиях греко-македонские гарнизоны обеспечат прочность завоеванного.
Кажущееся единство мировой державы Александра и согласие бывших соратников царя разлетелись с его смертью в прах, уступив место сепаратизму и взаимной вражде. Апологетическая традиция ничего не сообщает о событиях, последовавших сразу же после смерти македонского царя, заканчивая рассказ о жизни Александра пространным панегириком в честь величайшего завоевателя древности. Авторы критического направления, также славящие македонского царя, пишут о тягостном ожидании самого худшего, распространившемся в войске (Курц., X, 5, 15). Неуверенность в завтрашнем дне толкнула пехотинцев на организацию мятежа, подобного тому, который произошел в Описе: македонские фалангиты с оружием в руках бросились во дворец, где оставалось непогребенным тело Александра, и потребовали провозглашения царем Арридея - слабоумного побочного сына Филиппа II (Юстин, XIII, 1, 6-8).
Противоборство началось между теми, кто хотел "настоящего" македонского царя, и приверженцами сохранения державы Александра за его наследниками (хотя не все военачальники преследовали эту цель).
Пехотинцы, в своей массе македонские крестьяне, чуждые восточным нововведениям, и их предводитель Мелеагр поддерживали кандидатуру Арридея, сводного брата Александра, своего соплеменника. Конница этеров предлагала выждать время до родов Роксаны и, если это будет мальчик, сделать его царем. По одной версии, Роксана была на девятом месяце беременности (Юстин, XIII, 2, 5), по другой - на шестом (Курц., X, 6, 9). Видимо, сын Александра родился в ближайшие дни после его смерти, так как в указанных источниках распределение постов и раздел сатрапий дается до погребения македонского полководца.
Неарх выставил кандидатуру внебрачного сына македонского царя - Геракла от Барсины, вдовы Мемнона, жившего в Пергаме. Пердикка отстаивал интересы еще не родившегося сына Александра, а Птолемей Лаг категорически отвергал право наследников Александра быть царями, так как их матери - восточные женщины и пленницы македонян. Пусть военный совет из приближенных, говорил Птолемей, собирается каждый раз у пустующего трона Александра и выносит большинством голосов нужное решение (Курц., X, 6, 15). Но мнения опять разделились: одни согласились с Птолемеем, другие - с Пердиккой, третьи предлагали сделать царем того, кому Александр на смертном одре передал свой перстень, т.е. Пердикку.
Чтобы не усугублять взрывоопасную ситуацию и избежать кровопролития, решено было посадить на трон двух царей: Арридея под именем Филиппа III и новорожденного сына Роксаны Александра IV при регентстве Пердикки, взявшего на себя общее руководство войсками в Азии (Курц., X, 10, 4; Юстин, XIII, 4, 3).
Уже древние историки не принимали всерьез этих "царей", указывая, что Пердикка преднамеренно оставил за собой общее руководство войском и сразу же оказался на вершине власти, а новый царь, Арридей (Филипп III), был только пешкой в его руках (Плут., Алекс, 77).
Суть междоусобных конфликтов среди преемников Александра Курций видит в упадке твердой единоличной власти, что вызвало развал империи (X, 1). Кроме того, преемники македонского царя предпочитали расширять пределы своих владений, а не довольствоваться предназначенным (Курц., X, 8). Таким образом, компромиссное решение о двух царях и регенте, принятое в Вавилоне, ни в коей мере не устранило соперничества между претендентами на власть, среди которых одни выступали под флагом сохранения целостности державы (Пердикка, Эвмен, Антигон), а другие ринулись в борьбу за раздел наследия Александра, стараясь выкроить независимые владения (Птолемей, Пифон, Селевк).
На первых порах власть поделили бывшие военачальники Александра, сохранившие в большинстве свои должности.
Известны шесть списков первого раздела сатрапий между военачальниками македонского царя. Из них наиболее полную картину дают списки Диодора (XVIII, 3) и Юстина (XIII, 4), имеющие разночтения, так как восходят к различным первоисточникам - Дуриду Самосскому и Иерониму из Кардии. Сохранившийся фрагмент "Истории после Александра" Арриана совпадает с перечнем Диодора[7]. Во главе Македонии и Греции стали Антипатр и Кратер[8]. (Антипатр - стратег-автократор в Европе, а Кратер - простат царства). Антигон получил Великую Фригию, Леоннат - Фригию Геллеспонтскую, Птолемей - Египет, Лисимах - Фракию и Понт, Эвмен - Каппадокию и Пафлагонию (еще не завоеванные), Пифон - Мидию, Асандр - Карию и Киликию, Лаомедон - Сирию, а Пердикка, не взяв себе никакой сатрапии, осуществлял общее руководство в Азии[9].
Номинальный выбор царей, назначение регента и сатрапов не были в состоянии сдержать процесс распада - держава Александра стала разваливаться.
Деятельность Пердикки в роли правителя Азии осложнялась не только неповиновением отдельных военачальников, но и - мощными движениями в некоторых областях. В регентство Пердикки произошло выступление греческих колонистов в Бактрии (323 г. до н.э.), которое в исторической науке считается вторым мятежом эллинов, оставленных Александром в глубинах Азии[10].
Первое выступление эллинских поселенцев, желавших возвратиться на родину (Диод., XVII, 99; Курц., IX, 7, 1-11), было подавлено, очевидно, силами местных сатрапов, так как источники сообщают о 3 тыс. мятежников, будто бы покинувших после взаимных распрей пределы предоставленной им царем колонии и ушедших в Грецию[11]. О втором мятеже греческих колонистов в 323 г. до н.э. в Бактрии и Согдиане имеется лишь свидетельство Диодора (XVIII, 7), который пишет, что, пока был жив царь, эллинов удерживал страх, но, когда он умер, они восстали, избрав своим руководителем Филона[12]. Повстанцы собрали войско в 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. всадников.
На подавление мятежа Пердикка послал Пифона[13], сатрапа Мидии, бывшего телохранителя Александра, с отрядом македонян из 3 тыс. пехотинцев и 800 всадников. Кроме того, сатрапам был отдан приказ выделить в распоряжение Пифона 10 тыс. пехоты и 8 тыс. конницы. Таким образом, силы мятежников и Пифона были примерно равными.
Очевидно, Пердикка, отправляя сатрапа Мидии в мятежные Бактры, не очень ему доверял, так как отдал войску строжайший приказ не церемониться с восставшими, а их имущество забрать себе.
Будучи человеком предприимчивым и решительным, Пифон с радостью взялся за порученное дело (Диод., XIX, 14). Отправляясь в карательную экспедицию, он и не думал об усмирении восставших, а надеялся склонить их к измене, объединить все силы и стать во главе Верхних сатрапий. Вступив в сражение с колонистами и начав их теснить, Пифон предложил командиру трехтысячного отряда повстанцев Липодору разоружить воинов и вернуть их в катекии, обещая полное прощение. Липодор принял это предложение, но, когда безоружные колонисты возвратились в катекии, солдаты карательного отряда, вспомнив об обещанной добыче, напали на них, всех перебили, а их имущество поделили между собой.
Таков краткий рассказ Диодора о подавлении второго бактрийского мятежа эллинских колонистов. Вполне уместно предположить, что восстание эллинов вышло за пределы Бактрии и Согдианы, значительно шире затронув Верхние сатрапии[14]. Весьма интересна точка зрения, согласно которой выступления греков явились предвестником образования в середине III в. до н.э. греко-бактрийского независимого царства[15].
При первом разделе сатрапий совсем не упоминались индийские владения Александра, где после убийства Филиппа временным сатрапом оставался Эвдем, опиравшийся на местного царька Амбхи. По Диодору, преемники Александра признали власть местных индийских царьков, так как не располагали ни войском, ни средствами для устранения их от управления (XVIII, 39, 6).
После ухода Александра из Индии самым могущественным царем в северо-западных и западных областях Пенджаба стал Пор, которому македонский царь передал покоренные народы и не только позволил управлять ими, но и присвоил ему звание сатрапа, присоединив к его владениям независимые ранее территории (Плут., Алекс, 60). Таким образом, Индия, где Пор и Чандрагупта, основатель династии Маурьев, некогда безуспешно старавшийся втянуть Александра в борьбу с царством Панда, начали междоусобный спор за власть, была почти потеряна для македонян. Мощные выступления индийских племен при жизни царя в Кандагаре (Курц., VIII, 13, 3-4), в землях ассакенов (Арр., V, 20, 7), в низовьях Инда в стране Мусикана, организованные брахманами (Арр., VI, 15-17), свидетельствовали о том, что новая власть не упрочилась на южноазиатском субконтиненте.
Единственным греком в Пенджабе до поры до времени оставался Эвдем, принявший самое непосредственное участие в борьбе за власть между Пором и Чандрагуптой (Диод., XIX, 14, 8). Несколько забегая вперед, скажем, что Эвдем в 317 г. до н.э. тайно убил Пора, захватил его боевых слонов и бежал из Индии якобы на подмогу Эвмену, боровшемуся с Антигоном. Возможно, что в убийстве был крайне заинтересован Чандрагупта и что оно совершилось по его прямому указанию. После устранения Пора Чандрагупта стал самым могущественным правителем Пенджаба (Арр., Индия, 5, 3). Именно ко времени после Александра Юстин относит основной этап борьбы индийских племен против иноземных захватчиков. Индия, как пишет римский историк, сбросила иго рабства и перебила наместников Александра (XV, 4, 18). Видимо, антимакедонское наступление в Индии развернулось по всему фронту; только так можно объяснить поспешное бегство Эвдема из подвластной ему сатрапии[16].
Ни выбор двух царей, ни новые назначения военачальников не были способны предотвратить междоусобную вражду. Зависть, корысть, подозрительность обуяли бывших соратников царя, согласных только в том, что всем можно пренебречь ради собственной выгоды[17].
Пока Кратер еще не дошел до Македонии во главе возвращавшихся солдат-ветеранов, всю власть в Европе сосредоточил в своих руках Антипатр.
Условно период междуцарствия - время после смерти Александра и до образования на развалинах его державы нескольких эллинистических государств - можно поделить на три стадии: от смерти Александра до смерти Пердикки (323-321 гг. до н.э.), от смерти Пердикки до гибели Эвмена (321-316 гг. до н.э.) и от смерти Эвмена до смерти Антигона (316-301 гг. до н.э.). Все основные события первых лет в основном группировались вокруг Пердикки, Эвмена, Антигона, стремившихся сохранить наследие македонского царя и вместе с тем добиться верховной власти.
Общее руководство Азией, взятое на себя Пердиккой, было крайне непрочно. Видимо, он сам это понимал, так как постарался поскорее отделаться от тех, кого мог подозревать в дурных мыслях. Первый случай неповиновения, как сообщают источники, произошел у правителя Азии с Мелеагром, подбившим македонских пехотинцев на бунт, который был усмирен после того, как 30 зачинщиков были брошены под ноги слонам (Диод., XVIII, 4; Юстин, XIII, 4, 8)[18]. Потрясенный дикой расправой над фалангитами и подозревая недоброе, Мелеагр бежал в ближайший храм, на ступеньках которого был убит по приказу Пердикки.
Чего же столь ревностно добивался Пердикка? В первую очередь он стремился сохранить наследие Александра в Азии и не допустить отпадения отдельных сатрапий, а в качестве недалекой перспективы рассчитывал на брак с Клеопатрой, сестрой македонского царя, и на македонский трон. Ясно, что сохранить уже не существующее единство было более чем трудно. Пердикка отдавал приказы, а сатрапы их не выполняли, действуя на свой страх и риск. Посылка Пифона на усмирение греческих колонистов в Бактрии имела обратный результат: мидийский сатрап, действуя согласно личным планам, подавил мятеж, но провозгласил себя независимым правителем Верхних сатрапий.
При разделе сатрапий Эвмен получил еще не завоеванные Пафлагонию и Каппадокию, где должен был вести войну с Ариаратом и охранять северо-восточные области Малой Азии до Трапезунда (Курц., X, 10, 3). На завоевание Каппадокии Пердикка послал сатрапа Великой Фригии Антигона и сатрапа Фригии Геллеспонтской Леонната. Антигон сразу же ослушался приказа Пердикки и бежал под покровительство Антипатра в Македонию. Леоннат было направился завоевывать Каппадокию, но просьба Антипатра о помощи позвала его в Грецию (Плут., Эвмен, 3). Подобно Пердикке, Леоннат возлагал надежды на брак с Клеопатрой и через нее - на македонский трон. Леоннат будто бы раскрыл свои истинные планы в отношении Европы Эвмену, призывая его быть союзником в борьбе за македонский трон, но тот не решился на подобный шаг, боясь Антипатра (Плут., Эвмен, 3).
После бегства Антигона и Леонната в Европу Пердикке ничего не оставалось делать, как самому предпринять поход в Каппадокию (Диод., XVIII, 16).
Возможно, что правитель Каппадокии Ариарат, подобно царю соседней Пафлагонии, признал номинально власть Александра (Арр., Mithr., 7), однако со смертью македонского царя он предпринял попытку освободиться от этой зависимости (Курц., X, 10, 3). Располагая значительным войском - 30 тыс. пехоты и 15 тыс. конницы (Диод., XVIII, 16), Ариарат надеялся одержать верх. Битва каппадокийцев с Пердиккой окончилась для первых поражением: 4 тыс. воинов погибли, а 6 тыс. были взяты в плен. Престарелый Ариарат и его ближайшие родственники по приказу Пердикки были подвергнуты пытке и распяты на крестах (Плут., Эвмен, 3; Диод., XVIII, 16). Так Эвмен получил первую из предназначенных ему сатрапий. Неизвестно, как проходило завоевание Пафлагонии, источники об этом умалчивают, но спустя некоторое время в наемном войске Эвмена появились пафлагонские всадники (Диод., XXX, 19, 4). В лице Эвмена Пердикка приобрел ревностного единомышленника, готового пойти на любой риск ради упрочения власти регента в Азии.
Следующей на очереди была Фригия, сатрап которой Антигон бежал в Македонию. Через Писидию, не полностью завоеванную Александром, так как города Ларанда и Исавра оказали стойкое сопротивление македонянам, Пердикка направился во Фригию. Писидийскую Ларанду македоняне взяли с ходу; жителей перебили или продали в рабство, а город сровняли с землей. С Исаврой пришлось повозиться долго. Упорные горожане предпочли погибнуть в пламени ими самими зажженного костра, чем сдаться противнику (Диод., XVIII, 22).
Пока Пердикка осаждал Исавру, Эвмен в Каппадокии развил поразительную активность: отдельные города он раздал своим друзьям, сделав македонян и греков фрурархами, судьями, писцами (Плут., Эвмен, 3).
Не слишком доверяя фалангитам, Эвмен подарками, обещаниями, освобождением от податей сумел собрать шеститысячный конный отряд, предвидя неизбежные столкновения с отложившимися сатрапами (Плут., Эвмен, 4). Для содержания этого войска нужны были значительные средства, а их Эвмен добывал, отдавая солдатам на разграбление земли, конфискованные у местного населения.
Таким образом, Пердикка и Эвмен, не очень полагаясь на верность своих соплеменников, с одной стороны, старались найти опору в местных контингентах, а с другой - беззастенчиво грабили население. По этой причине власть греко-македонских завоевателей в центральных и северо-восточных областях Малой Азии была весьма непрочной[19]. Но все же события в Малой Азии развивались медленно. Пердикка действовал осторожно, чтобы не вызвать озлобления или резкого противодействия сатрапов. Правитель соседней Армении Неоптолем казался не очень надежным, но что мог с ним поделать Пердикка? Используя посредничество Эвмена, он добился от Неоптолема формального признания его верховной власти.
В противоположность корыстным побуждениям преемников Александра, готовых вырвать друг у друга добычу, источники приводят пример народов Востока, не бунтовавших при известии о смерти царя, а, напротив, оплакивавших своего "благодетеля" и "господина". Эта сказочная фабула скорее отражает литературную традицию псевдокаллисфеновского романа, чем историческую правду.
На фоне жестокой межпартийной борьбы в Греции (см. ниже) Восток выглядел индифферентным к новой власти. Если там и были случаи неповиновения, то только со стороны греческих поселенцев или ненадежных сатрапов. Основная масса населения оставалась безразличной к тому или иному правителю, а в наемники шли туда, где больше платили. Специфика развития Востока, задавленного теократической монархией ахеменидских царей, выработала покорность у населения, безучастно взиравшего на борьбу диадохов[20]. Ни Александр, ни его преемники ничем не изменили положения рядовых тружеников, несмотря на широковещательную пропаганду "свободы и автономии".
Спустя месяц после смерти Александра известие об этом достигло Греции[21]. Афинские демократы ликовали. Олигархические правители Афин Фокион и Демад призывали граждан к умеренности[22]. Но народ поднялся по всей Аттике, и везде был брошен клич: "Война! Война!" Афиняне выступили инициаторами движения против Македонии, а войну назвали панэллинской, так как предстояло освобождение всей Греции (Диод., XVIII, 10, 2). Демократы призывали к немедленным военным действиям, а зажиточные предостерегали от непоправимых ошибок, беспокоясь за свои состояния. Вскоре прибыл с Тенара Леосфен, нанявший 8 тыс. наемников из Азии для защиты Афин (Диод., XVIII, 9). Во все концы Эллады афиняне разослали эмиссаров с призывом к войне (Диод., XVIII, 10).
Примеру афинян последовали Этолия, Фокида, Фессалия, Локрида, помогшие Афинам отрядами конницы. Многие пелопоннесские города, где верх одержали противники Македонии, также оказали посильную поддержку афинянам.
Леосфен во главе афинского войска, насчитывавшего немногим менее 30 тыс. человек (Диод., XVIII, 11; Плут., Фокион, 23), не стал дожидаться, пока Антипатр первым начнет военные действия, а направился к Фермопилам, рассчитывая, если позволят обстоятельства, продвинуться до Темпейской долины в Фессалии. Мысль Леосфена была проста: он надеялся на антимакедонские выступления в Фессалии и Фракии, тем более что одрисский царь Севфт начал вооружаться (Диод., XVIII, 11), а назначенный сатрапом Лисимах еще не добрался до фракийских земель. Кратер с ветеранами стоял в Киликии, куда Антипатр прислал гонцов с просьбой о помощи.
Антипатр, располагая вдвое меньшими силами, чем у греков, быстро вторгся в Фессалию, приказав флоту в 110 кораблей следовать вдоль побережья. Но дальше Фермопил македоняне не рискнули двигаться, решив подождать подхода свежих сил из Азии. Помощь из Азии не приходила, и Антипатр был уже готов пойти на перемирие, но Леосфен требовал только безоговорочной сдачи (Диод., XVIII, 18). В одной из стычек с македонянами Леосфен погиб (Диод., XVIII, 13; Юстин, XIII, 5, 12). Леоннат с войском подоспел вовремя к осажденному Антипатру. В завязавшемся сражении Леоннат погиб, а остатки македонского войска отступили. Остается неясным в источниках поведение Антипатра. Почему он, дождавшись подхода союзных контингентов из Азии, прекратил сопротивление у Ламии и поспешно удалился в Македонию? К сожалению, единственным источником по Ламийской войне 323-322 гг. до н.э. является Диодор, из отрывочного рассказа которого трудно воспроизвести последовательную картину событий. Видимо, положение в Македонии стало угрожающим, а на Востоке начались первые столкновения среди преемников Александра.
На суше греки добились некоторого успеха, поскольку Антипатр ушел в Македонию, и этим была достигнута передышка в военных действиях. Но греческий союзный флот в 180 боевых единиц, патрулировавший Геллеспонт и северную часть Эгейского моря (чтобы не допустить подхода свежих сил из Азии), был разбит у острова Аморгос (Киклады) более сильным македонским флотом в 240 кораблей (Плут., Дем., 11).
Прибытие Кратера во главе воинов-ветеранов существенно поправило положение Антипатра. По свидетельству источников, объединенное македонское войско насчитывало 50 тыс. человек, тогда как греки имели только половину этого количества (Плут., Фокион, 26; Диод., XVIII, 15). Враждующие армии встретились у Краннона. Численный перевес решил исход сражения в пользу македонян; греки, потеряв убитыми 500 человек, отступили (Плут., Дем., 28; Диод., XVIII, 17).
После неудач на море и на суше энтузиазм многих греков испарился, и эллинский союз распался (Диод., XVIII, 18). Промакедонские деятели Фокион и Демад снова стали во главе Афин. Фокион поспешил в македонский лагерь в Фивы просить мира (Плут., Фокион, 26; Паве, VII, 10, 4).
Условия мира, продиктованные македонянами, были настолько унизительны для афинян, что Ксенократ охарактеризовал их как слишком легкие для рабов, но слишком тяжелые для свободных (Plut., Vit. X Orat., Dem., 847). Согласно договору, Афины обязались принять на постой в Мунихий македонский гарнизон, возместить военные убытки, осуществить реформу избирательного права и выдать Антипатру зачинщиков антимакедонского выступления (Плут., Фокион, 27-28). Демосфен покончил самоубийством, приняв яд, остальные вожди афинской демократии были казнены. Новый избирательный ценз в 2 тыс. аттических драхм лишил 12 тыс. граждан политических прав (Плут., Фокион, 28)[23]. Кроме того, афиняне утратили внешние владения - Ороп и Самос (Диоген Лаэртский, X, 1), а изгнанные оттуда клерухи переселились в Аттику, Фракию, Пелопоннес.
Спокойствие в Греции было восстановлено, у власти стали промакедонские деятели, и, если судить по Афинам, были исправлены конституции отдельных городов. За эту "милость" Антипатр был увенчан золотым венком (Диод., XVIII, 18).
Последним очагом неповиновения была Этолия, куда бежали от преследования многие демократы из эллинских городов. Совместный поход Антипатра и Кратера в Этолию с войском в 30 тыс. человек не имел особых результатов. Десятитысячное этолийское войско укрылось в недоступных горах, и македоняне решили взять их измором. Осажденных этолийцев спасло непредвиденное обстоятельство: из Азии прибыл Антигон, сатрап Великой Фригии, с известием о столкновениях, начавшихся между преемниками Александра. По этой причине Антипатр наскоро подписал мир с этолийцами и поспешил в Азию, чтобы задержать продвижение Пердикки и Эвмена (Диод., XVIII, 25).
Стараясь путем временных соглашений расширить сферу своего влияния, преемники Александра часто вступали в коалиции друг с другом. Против Пердикки и Эвмена организовалась первая коалиция - Антигон, Кратер, Лисимах, Птолемей, - начавшая военные действия в Малой Азии и Египте. Видимо, ее созданию предшествовали какие-то тайные переговоры между египетским сатрапом и Антипатром (Диод., XVIII, 14).
Античная традиция считала Птолемея Лага наиболее способным и дальновидным преемником Александра. Этому мнению немало способствовала роль, которую сыграла в истории столица Птолемеев Александрия - крупнейший культурный центр эллинистического мира. Птолемей Лаг вошел в историю как "Сотер" - спаситель египетского народа от произвола назначенного Александром правителя Клеомена, ввергшего страну в бездну нищеты (Диод., XVIII, 14).
Но, несмотря на "филэллинство" и покровительство наукам и искусствам, Птолемей I был типичным эллинистическим царем, умело собиравшим налоги с населения и стремившимся создать большую державу. Утверждение М. Ростовцева о том, что в начале своей деятельности Птолемей уделял основное внимание "процветанию" Египта и не имел "империалистических тенденций"[24], неверно. Суть политики первого Птолемея, как и его преемников, заключалась в постоянном расширении владений, в стремлении играть ведущую роль в Средиземноморье, что явственно проступало в его деятельности по отношению к Кипру, Родосу, Греции, Сирии, Финикии. Пожалуй, единственное отличие египетского царства от прочих эллинистических государств состояло в том, что оно в течение трех столетий не знало разорительных войн на своей территории. Но политика захватов никогда не была чужда Птолемею, постоянно стремившемуся расширить владения Египта.
Подчинив соседнюю Кирену (Диод., XVIII, 21; Юстин, XIII, 8, 1), Птолемей вторгся в Сирию и Финикию, прибрав к рукам попутно Кипр, богатый медью и строевым лесом. В ответ Пердикка немедленно начал подготовку к походу в Египет.
А в это время Антигон и Кратер осадили Эвмена в Наре (Каппадокия). Военные действия велись вяло, в одном из сражений Кратер погиб (Диод., XVIII, 32; Плут., Эвмен, 7). Спустя год Эвмен с горсткой людей бежал из осажденного города, не собираясь прекращать борьбу.
Весной 321 г. до н.э. Пердикка через Сирию двинулся в Египет (Диод., XVIII, 35-36). Благополучно дойдя до Пелузия, пограничной египетской крепости, войско остановилось: предстояла переправа через бурные протоки Нила. Солдаты начали роптать, а некоторые командиры перебежали на сторону Птолемея. Встав во главе мятежников, Пифон, Селевк и Антигон убили Пердикку в его же палатке (Диод., XVIII, 36; Страб., XVII, 794). Пифон возглавил войско и увел его обратно в Сирию.
Со смертью Пердикки острие борьбы союзников направилось против Эвмена, оказавшегося самым могущественным сатрапом в Азии.
Совещание военачальников в Трипарадисе (Сирия) не внесло существенных изменений в расстановку сил. Антипатр остался регентом Македонии и Греции, все прочие сатрапы сохранили свои посты, а в азиатских делах на первое место выдвинулись Антигон Одноглазый, стратег-автократор Азии, и Селевк, получивший в управление Вавилонскую сатрапию (Диод., XVIII, 39).
Но равновесие сил, установившееся в Греции вследствие опоры царей на македонские гарнизоны и промакедонских правителей, нарушилось со смертью Антипатра (319 г. до н.э.). Пост регента он завещал опытному военачальнику Александра Полисперхонту, стороннику сохранения наследия македонского царя, в обход интересов собственного сына Кассандра, получившего звание хилиарха (Диод., XVIII, 48).
Не удовлетворенный таким оборотом дела, Кассандр предложил Птолемею заключить оборонительный и наступательный союз и послать флот к Геллеспонту для предупреждения действий Полисперхонта (Диод., XVIII, 49). Намереваясь изгнать Полисперхонта из Македонии и Греции, Кассандр присоединился к Антигону, одновременно заручившись поддержкой Лисимаха.
Полисперхонт, также нуждавшийся в союзниках, направил к Эвмену в Каппадокию посольство с предложением вести войну в Азии против Антигона. В обмен на поддержку Полисперхонт обещал Эвмену звание стратега Азии, возможность использовать сокровища Александра по его усмотрению, а также включение в состав его войска отборной македонской пехоты аргираспидов (Диод., XVIII, 59; Плут., Эвмен, 13).
Дав согласие на предложения нового регента, Эвмен навербовал наемное войско в 10 тыс. пехоты и 2 тыс. всадников (Диод., XVIII, 63). Попытка Птолемея, находившегося в то время с флотом у берегов Киликии, склонить аргираспидов к измене не удалась (Диод., XVIII, 62).
Заручившись поддержкой наемной армии Эвмена, Полисперхонт нанес решительный удар олигархическим сторонникам Кассандра в Греции, издав манифест о свободе и автономии эллинских городов: "Так как наши предки неоднократно оказывали добро эллинам, то мы желаем сохранить их традиции и дать всем доказательство нашей благосклонности к ним. Когда умер Александр и власть перешла к нам, мы сообщили об этом всем эллинским городам, надеясь возвратить всем мир и прежнее государственное устройство. Но так как во время нашего отсутствия некоторые греки начали войну против Македонии и потерпели поражение от наших стратегов, города Греции подверглись различным бедствиям... Теперь, исполняя наше первоначальное намерение, мы даруем вам мир, даем вам государственный строй, какой вы имели при Филиппе и Александре, и все прочие привилегии... Афины сохранят в своей власти то, что имели при Филиппе и Александре; Ороп остается за оропянами, Самос же мы возвращаем афинянам... Никто не должен вести войны против нас или вообще предпринимать что-либо в ущерб нам... Вы должны уважать наше настоящее решение; с теми же, кто нарушит его, мы поступим без всякого сожаления" (Диод., XVIII, 56).
Что же заставило Полисперхонта, потомка тимфейских царьков, проявлять трогательную заботу о свободе эллинов? Только желание приобрести большую популярность у греков в противовес сторонникам олигархического толка, которые защищали интересы самых зажиточных греческих слоев, державших сторону Македонии. Если Кассандр опирался на олигархов, то Полисперхонт уповал на союз с демократами, для которых лозунг свободы был основным мерилом всей их антимакедонской деятельности.
Следствием провозглашения демократии в Элладе явились гонения на бывших олигархических правителей. Так, в послании к Аргосу Полисперхонт писал, что нужно казнить всех, кто был другом Антипатра и преследовал демократов (Диод., XVIII, 57).
Восторженно встретив манифест Полисперхонта, афиняне потребовали вывода македонского гарнизона из Мунихия. Фокион всячески противился этому. Тогда жители Афин изгнали его из города, а затем потребовали его казни. Полисперхонт выдал Фокиона согражданам, и они его казнили как предателя (Плут., Фокион, 37).
В Афинах возрождались демократические институты; был также принят декрет в честь Эфрона Сикионского, друга афинян, отдавшего жизнь за интересы полиса (Ditt., Syll3, 317).
Но торжество демократического правления было недолгим. Полисперхонт не чувствовал себя уверенно в Македонии, страшась прихода в Грецию Антигона или Кассандра. Неудачная осада Мегалополя, оставшегося верным Кассандру, пошатнула престиж македонского регента в Греции (Диод., XVIII, 69-71). Объявившийся в Пирее Кассандр вскоре овладел Эгиной и Саламином, нанеся серьезный урон афинскому флоту (Паве, I, 25; Пол., IV, 11). Полисперхонт не смог больше осаждать Мегалополь и поспешил в Македонию, чтобы преградить путь Антигону к Геллеспонту (Диод., XVIII, 62).
Не будучи в состоянии противостоять реальной угрозе из Пирея и видя бессилие Полисперхонта, афиняне заключили союз с Кассандром (CIA 584).
Демократическое правление в Афинах кончилось. По договору афиняне утратили Саламин, Мунихий и пограничную с Беотией крепость Панактан (Диод., XVIII, 74). Кассандр, ловко маскируя свои симпатии к олигархам, оставил в Афинах демократическое правление, снизив имущественный ценз для граждан до 1 тыс. драхм по сравнению с 2 тыс. драхм при Антипатре и учредив должность эпимилета полиса. Им стал на 10 лет (317-307 гг. до н.э.) Деметрий Фалерский, сын зажиточного афинянина Фенострата (Полиб., XII, 13; Диоген Лаэртский, V, 75; Афиней, XII, 542).
Ю. Белох считает Деметрия Фалерского выдающимся государственным деятелем, подобным Тезею и Солону. В его правление, по мнению немецкого историка, Афины процветали[25]. Исходя из литературных данных Менандра и Теофраста, М. Ростовцев делает вывод о зажиточности афинских граждан в послеалександровское время[26]. Античная традиция высоко оценивала деятельность Деметрия Фалерского как номотета, что подтверждается эпиграфическими памятниками[27], но это не мешало ему быть приверженцем олигархов и проводником македонских интересов в Греции. Он несколько сократил срок военной службы, упразднил триерархию (взносы зажиточных на оборону) - в общем, действовал в интересах самых зажиточных слоев Афин.
Положение Полисперхонта в Македонии стало настолько шатким, что он бежал в Этолию. Кассандр добился чего хотел - занял ведущее место в Македонии и Греции. Арридей еще ранее по приказу Олимпиады был убит[28], Роксана с малолетним царевичем Александром IV находилась в заточении. Олимпиаду Кассандр приказал побить камнями (Юстин, XV, 2; Диод., XIX, 51; Паве, IX, 7).
Никто из преемников македонского царя и не думал о сохранении единства державы Александра. Возможно, эта идея еще одушевляла Эвмена, действовавшего от имени "законных" царей. Однако власть Эвмена в Азии была весьма непрочна, несмотря на его военные таланты и огромные денежные средства, захваченные в различных городах бывшей империи Александра.
Это объяснялось тем, что он, не имея никакой подвластной территории, всецело зависел от прихоти сатрапов и наемных армий. К 317 г. до н.э. в Азии сложилась ситуация, типичная для времени диадохов: у каждого сатрапа было свое войско и подвластная территория, которую он ревностно защищал и по возможности расширял. Эвмен же не имел ничего, хотя номинально считался самым крупным правителем Азии.
Собрав большое войско наемников, Эвмен двинулся из Вавилона в Перейду. Вставший на его пути Селевк попытался преградить ему путь, но успеха не добился. Тогда Антигон поспешил из Экбатан навстречу противнику. Враждующие армии встретились в Габиене (на границе Мидии и Персиды). Численно превосходившее войско Эвмена уже было близко к победе, но тут противник отбил обозы аргираспидов с добычей и женами. Тогда отборные отряды македонской пехоты повернули копья против своего полководца. Они схватили Эвмена и выдали его неприятелю. Персидские стрелки во главе с Певкестой также перешли на сторону Антигона; остальные разбежались кто куда (Диод., XIX, 40-44; Плут., Эвмен, 19). Так Эвмен, покинутый всеми, оказался в руках своего злейшего врага.
По Плутарху, Антигон, решая судьбу Эвмена, некоторое время колебался. Возможно, что он даже хотел склонить его на свою сторону. Но многие военачальники и изменники-аргираспиды требовали смерти диадоха. В конце концов, Эвмен был брошен в тюрьму и позже умерщвлен, но вроде бы без ведома Антигона. Однако аргираспиды не извлекли выгод из выдачи его: все они были умерщвлены по приказу Антигона (Плут., Эвмен, 19; Юстин, XIV, 3-4).
Биография Эвмена, написанная Плутархом, дает образ незаурядного политического деятеля, искренне преданного Филиппу и Александру. Не отрицая выдающихся способностей Эвмена, в течение многих лет исполнявшего должность личного секретаря македонских царей, Плутарх все же говорит о его отверженности среди македонских придворных. Благодаря своим талантам он, грек, был приближен к царям, что вызывало к нему зависть и ревность со стороны македонян. В плане конфликта личности и среды раскрывает Плутарх причину неудач Эвмена.
Характерно, что компромиссные решения вавилонского совещания сразу же выявили всю глубину противоречий среди бывших соратников македонского царя и полярность устремлений каждого из них. И если в Вавилоне еще пытались говорить о единстве державы, то только ради предотвращения бунта в войске, ибо уже тогда каждый из преемников лелеял мечту о собственном царстве. В этом смысле отчетливо видна беспредметность усилий Эвмена сохранить то, что уже распалось. Временный успех его политики в Азии ради "царей" объяснялся, скорее всего, наличием в его руках части царской казны, вывезенной из Суз. Располагая этими средствами, Эвмен мог создать большое войско. Он настолько хорошо платил всем желавшим сражаться под его знаменами, что к нему потянулись наемники со всех концов Азии и даже из Греции (Плут., Эвмен, 13).
С Эвменом было покончено, но на пути Антигона к единовластию в Азии встал Пифон, давно намеревавшийся получить Верхние сатрапии. Собрав вокруг себя недовольных командиров, Пифон исподволь готовил мятеж в войске, но вовремя предупрежденный Антигон схватил его и предал казни в Экбатанах (Диод., XIX, 46).
Действуя решительно и смело, Антигон стал смещать всех неугодных ему сатрапов: Мидию получил Оронтобат, Перейду - Асклепиодор (Диод., XIX, 46). Певкеста лишился звания сатрапа Персиды и после этого больше не упоминался в античных источниках (Диод., XIX, 48).
Новые назначения Антигона не коснулись Восточных сатрапий (Бакт-рия, Кармания, Гедросия, Паропамисады), хотя многие из их правителей поддерживали Эвмена (Тлеполем, Стасанор, Оксиарт). Причина кажущейся непоследовательности наместника Азии крылась в том, что все без исключения сатрапы имели собственные вооруженные силы и их устранение требовало военного вмешательства, что в данный момент не устраивало Антигона, помышлявшего о скорейшем возвращении в Македонию и Грецию.
Совершив быстрый переход по маршруту Персеполь - Экбатаны - Сузы, Антигон сосредоточил в своих руках сокровища на сумму 25 тыс. талантов (в Экбатанах - 5 тыс., в Сузах - 20 тыс. талантов), не считая части казны, вывезенной Эвменом в Киликию (10 тыс. талантов), также доставшейся ему. Кроме того, доход с азиатских сатрапий составлял не менее 11 тыс. талантов в год (Диод., XIX, 56)[29]. Конечным пунктом этой необычной экспедиции по обиранию азиатских народов намечался Вавилон, откуда Антигон с награбленным намеревался возвратиться в Малую Азию.
Потребовав от Селевка отчета о ведении денежных дел в Вавилонии, Антигон натолкнулся на неповиновение сатрапа, после чего тот бежал в Египет под покровительство Птолемея (Диод., XIX, 55). С бегством Селевка и лишением власти сатрапа Междуречья Блитора Антигон подчинил себе Вавилон, Месопотамию и все племена, которые жили между Мидией и Геллеспонтом (Арр., Syr., 54).
По рассказу Диодора, халдейские мудрецы предрекли Антигону потерю Азии, если он выпустит из своих рук Селевка, тем более что последний уже подбивал Птолемея на союз против наместника Азии (Диод., XIX, 55).
Антигон поспешно возвратился в Киликию: предстояло готовиться к войне на суше и на море, а флота у него не было, так как остатками прежнего завладели его недруги (Диод., XIX, 56).
К этому времени Кассандр занял ведущее положение в Македонии и Греции, Птолемей владел Египтом, Киреной и Сирией, а Антигон - всей остальной Азией. Дальнейшее усиление каждого из союзников, особенно на море, неизбежно вело к столкновению между ними. Владея финикийским побережьем, Птолемей смог усилить флот, а союз с кипрскими царями давал ему преимущественное положение в средиземноморской торговле. Так прежний союз утратил свое значение, и начала вырисовываться новая коалиция в составе Птолемея, Кассандра, Селевка и Лисимаха против Антигона, усиление которого в какой-то мере затрагивало интересы каждого из названных правителей.
Позднее появление Лисимаха среди враждующих диадохов было связано с тем, что, получив в наследство Фракию, Херсонес и владения у Понта, он долгое время не мог добиться покорности предназначенных ему в управление племен. Особенно много забот причиняли фракийцы, считавшиеся у античных авторов самым диким народом (Юстин, XV, 3, 15). Затяжная война с одрисским царем и эллинскими городами западного Понта, вплоть до устья Дуная, отнимала все силы Лисимаха. Только укрепившись в своей сатрапии, он наконец перешел Геллеспонт и захватил области Малой Фригии (Диод., XIX, 73, 77). Это был достаточный повод, чтобы рассориться с Антигоном и войти во враждебную ему коалицию сатрапов.
Кассандр, чувствовавший себя полным хозяином Македонии благодаря устранению всех возможных претендентов на власть, старался поправить свое положение в Греции: укрывшийся в Этолии Полисперхонт и его сын Александр выжидали удобного момента, чтобы возобновить борьбу за утраченные позиции.
Летом 316 г. до н.э. Кассандр предпринял поход в Пелопоннес. Беспрепятственно миновав Фермопилы, он вышел к беотийской равнине. Здесь он издал указ о восстановлении Фив, за 20 лет до этого разрушенных Александром. Восстановление полиса было организовано как общеэллинское дело, так что средства стекались из всех греческих городов (Ditt., Syll3, 337). Этим Кассандр не только заработал популярность, но и стяжал у греков "бессмертную славу" (Диод., XIX, 53).
Пока Кассандр упивался поклонением греков, Александр, сын Полисперхонта, занял Истм. Кассандр был готов броситься на неприятеля, но известия из Азии о подготовке Антигона к походу в Европу заставили его возвратиться в Македонию (Диод., XIX, 54).
Добравшись до Египта, Селевк представил Птолемею "полное горечи обвинение против Антигона", в котором подчеркивал, что последний рвется к власти во всем государстве, так как уже расправился со многими неугодными ему сатрапами (Пифон, Певкеста), мешавшими осуществлению его планов (Диод., XIX, 56).
Антигон первый не выдержал неопределенности ожидания и направил послов к Птолемею, Кассандру и Лисимаху с предложением обновить союзнический договор против "общих врагов" - Полисперхонта и Селевка. Отправка дружественного посольства не помешала Антигону вторгнуться в Верхнюю Сирию и потеснить птолемеевские гарнизоны (Диод., XIX, 57).
Ответ союзников послам Антигона был ультимативен: разделить между всеми захваченные в Азии богатства, признать за Птолемеем Сирию и Финикию, за Лисимахом - Фригию Геллеспонтскую, вернуть Селевку Вавилонию, отдать карийскому сатрапу Асандру Ликию и Каппадокию[30], а Кассандра считать правителем европейских земель. Антигон отверг требование коалиции сатрапов, и началась изнурительная война, которая в течение 14 лет (вплоть до 301 г. до н.э.) с переменным успехом шла в Европе и в Азии (Диод., XIX, 57; Юстин, XV, 1).
На суше Антигон чувствовал себя уверенно, чего нельзя было сказать о его морских делах: судов у него не было, так что флот Птолемея господствовал в Средиземноморье.
Взвесив свои силы и возможности противника, Антигон избрал политику, направленную на разобщение коалиции сатрапов, чтобы справиться с каждым в отдельности. Вначале он отправил послов на Родос и Кипр с предложением союза, надеясь использовать их флот. Потом правитель Азии стал искать пути подхода к Полисперхонту, чтобы привлечь на свою сторону пелопоннесские города, в союзе с которыми он мог причинить неприятности Кассандру и тем самым предотвратить его появление в Азии. Кроме того, Антигон замыслил заключить тайный союз с городами Понта, выступления которых должны были отвлечь внимание Лисимаха:
Пока эмиссары Антигона добивались соглашений в Греции и на Понте, Антигон осадил Тир (Арр., Syr., 56). Понимая, что без флота бесполезно начинать борьбу, он приказал везде, где можно, строить суда. Их стали сооружать в Финикии, Киликии, на верфях Родоса. Сам Антигон похвалялся, что к лету у него будет флот в 500 боевых кораблей (Диод., XIX, 58; Плиний, XIII, 11).
В то время как шли приготовления к морской войне, к Антигону в Сирию прибыл сын Полисперхонта Александр для согласования совместных действий против Кассандра (Диод., XIX, 61). Выпустив манифест о свободе и автономии эллинских полисов и о выводе македонских гарнизонов, Антигон привлек на свою сторону многие греческие города[31]. Этолийцы заключили с ним союз, острова Эгейского моря также последовали их примеру. Аргос готов был сделать то же самое, воспользовавшись отсутствием в городе командира македонского гарнизона Аполлонида. Вернувшийся Аполлонид жестоко расправился с аргосцами: 500 человек, собравшиеся в Пританее на совет, были заживо сожжены (Диод., XIX, 63).
А в это время Птолемей делал что мог: направил 100 кораблей к берегам Ионии, заключил союз с наиболее могущественными царями Кипра (Диод., XIX, 79) и также обнародовал манифест о свободе эллинских полисов (Диод., XIX, 62). Понятно, что Птолемей и Антигон хитрили, соревнуясь в обещаниях свободы грекам.
Казалось, что Птолемей смирился с потерей Сирии и Финикии, хотя Тир уже более семи месяцев выдерживал осаду войск Антигона. Спущенный на воду флот Антигона в 240 кораблей был готов оспаривать первенство на море с флотом Птолемея. Но обладание столь огромным флотом не дало ему особых преимуществ: родосские корабли были захвачены у берегов Киликии противником и уведены в Пелузий, а их команды перебиты. Следующей неприятностью для Антигона явилась измена Александра, сына Полисперхонта, переметнувшегося в стан Кассандра и начавшего захват городов в северной части Пелопоннеса, а также потеря Кипра, где одержали верх приверженцы Птолемея. Все это вынудило Антигона искать путей примирения с египетским сатрапом. Но никто из соперников не хотел уступать, и вскоре переговоры зашли в тупик, еще больше ожесточив враждующие стороны (Диод., XIX, 64).
Военные действия переместились в Грецию, где Кассандр и полководец Антигона Аристодем воевали за пелопоннесские города. Так, Сикион дважды переходил из рук в руки; во время вторичной осады Александр, перебежавший к Кассандру, погиб. Его войско сумело взять город, перебило защитников и заставило сикионцев признать Кассандра (Диод., XIX, 67). Вражда Антигона и Кассандра не оставила равнодушными греческие полисы: акарнанцы напали на этолийцев; Беотия приняла сторону Антигона, но быстро была приведена к покорности войском противника. Столкновения в Эпире и Иллирии закончились в пользу Кассандра. Овладев ионическим побережьем, Кассандр добился господствующего положения в Греции и стал подумывать об экспедиции в Малую Азию.
В то время как Греция стала яблоком раздора для претендентов на власть, в Азии наступило некоторое затишье. Антигон еще долго безуспешно осаждал Тир и только после 15 месяцев осады, добившись полного истощения физических и моральных сил защитников города, смог взять его и ввести свой гарнизон (Диод., XIX, 61).
В изложении Диодором этих событий неясно, почему Птолемей не оказал с моря поддержки Тиру, важнейшему городу Финикии. Похоже на то, что Птолемей предпочитал укрепиться на Кипре и островах Эгейского моря, а не начинать военные действия в Финикии. Несмотря на преимущество в количестве военных кораблей, Антигон не решался вступать в сражение с Птолемеем, возможно не очень надеясь на опытность команд.
Стратег Кассандра Препелай высадился на побережье Малой Азии. Антигон поспешил в Карию для проведения к покорности сатрапа Асандра, подчинившегося полководцу Кассандра. Источники не сообщают, каким образом Антигон заставил капитулировать карийского сатрапа, но спустя некоторое время Асандр вновь обратился за помощью к Птолемею, Селевку и Кассандру. Войско Антигона вторично вторглось в сатрапию, взяло Ми-лет и провозгласило его автономию (Диод., XIX, 75). После этих событий имя Асандра больше в источниках не упоминается. Вторично подчинив Карию, Антигон рискнул пустить вдело флот и отправил к греческим берегам эскадру в 150 кораблей под командованием Птолемея, своего племянника, "освобождать" эллинские города (Диод., XIX, 77). Осадив Халкиду на Эвбее, флот Антигона не довел дело до конца. Получив известие о продвижении Кассандра, он ушел к берегам Малой Азии, где велась подготовка к европейскому походу.
Наконец Антигон решился на задуманный поход в Европу. Он подошел к Геллеспонту и уже достиг Пропонтиды, когда получил известие о возвращении Кассандра в Македонию и о приближении войска Лисимаха, не допустившего союза Византия с азиатским правителем. В этих условиях Антигон признал нецелесообразным поход в Европу и вернул войско в Геллеспонтскую Фригию (Диод., XIX, 77).
Стараясь не упустить из виду ни одного из участников враждебной коалиции, Антигон предпринял попытку добиться отпадения Кирены и заключить союз с кипрскими царями. Но воинские подразделения египетского сатрапа быстро навели порядок в Кирене и на Кипре; кроме того, набег на сирийское побережье, занятое Антигоном, дал богатую добычу и много рабов (Диод., XIX, 79).
Наступил подходящий момент для отвоевания Сирии. Весной 312 г. до н.э. Птолемей с войском в 22 тыс. человек (македоняне и наемники) выступил из Александрии, через Пелузий вторгся в Сирию и осадил Газу (Диод., XIX, 80). Пытавшееся задержать противника войско Деметрия, сына Антигона, было разбито и в беспорядке отступило (Плут., Деметрий, 5). Окрыленный одержанной победой, Птолемей вскоре взял Тир (Диод., XIX, 86) и ряд других городов финикийского побережья. Деметрий совсем ушел из Финикии и укрылся в Киликии (Плут., Деметрий, 6; Арр., Syr., y>4).
Успешное проведение Птолемеем военных операций в Азии открыло перед Селевком возможность похода в Вавилон, где оставался незначительный гарнизон Антигона. С отрядом в 1 тыс. человек Селевк двинулся отвоевывать "свою" сатрапию. По преданию, накануне выступления он увидел чудесный сон, в котором Александр Македонский предсказал его будущее могущество (Диод., XIX, 90)[32].
В Вавилоне Селевк быстро справился с гарнизоном Антигона, а местные вельможи и горожане встретили его как царя. Вскоре ему подчинились Мидия, Персида и Сузиана. Встречали его повсюду восторженно, так как он был "добр и справедлив". В этом месте Диодор добавляет, что Селевку теперь недоставало только царского звания (Диод., XIX, 92). Приход Селевка в Вавилон в первых числах октября 312 г. до н.э. послужил установлению во всей Передней Азии нового летосчисления - эры Селевкидов.
После поражения у Газы Деметрий сколотил в Киликии новое войско и опять пришел в Сирию. Неожиданно напав на гарнизон Птолемея, он захватил 7 тыс. пленных и богатую добычу, тем самым взяв реванш за разгром у Газы (Диод., XIX, 93; Плут., Деметрий, 6).
Казалось, удача изменила Птолемею; к тому же Антигон из Геллеспонтской Фригии двинулся на подмогу к сыну. Не желая ввязываться в бой с превосходящими силами противника, египетский сатрап снял свои гарнизоны и отступил на Нил (Паве, I, 6, 5). Антигон не отважился на преследование Птолемея в египетских землях, очевидно помня печальный исход похода Пердикки.
Дав беспрепятственно Птолемею уйти в Египет, Антигон напал на кочевое племя арабов-набатеев, жившее в пустынной местности по берегам Мертвого моря и занимавшееся посреднической торговлей между Индией и Египтом. Торговля арабов благовониями и пряностями приносила огромный доход. Традиционно египтяне вывозили с пустынных берегов Мертвого моря асфальт, необходимый для выделки мумий.
Стратег Антигона Афиней с отрядом в 4 тыс. пехоты и 600 всадников незаметно приблизился к набатейской столице Петре, разграбил ее, захватил запасы благовоний и пряностей, 500 талантов серебра и поспешно ушел подальше от разгромленного города. Но в то время как солдаты Афинея не ожидали неприятеля, арабы напали на их лагерь, перебили почти всех воинов, забрали свои богатства и укрылись в Петре (Диод., XIX, 97).
Вторичное вторжение в земли набатеев совершил Деметрий, подписавший с арабами мир на условиях дани в 700 верблюдов и права добывать асфальт у Мертвого моря[33]. Но как только македоняне ушли, набатейцы уничтожили всех посланных Антигоном для добычи асфальта людей и нарушили мирный договор (Диод., XIX, 100). Так безрезультатно закончился поход в земли набатеев, южных соседей Сирии. Добиться безусловной покорности арабов Антигон не смог: приход Селевка в Вавилон и захват им Персиды, Сузианы и Мидии срочно потребовали переброски основных сил на Восток.
Поход Деметрия с 20-тысячным войском на Вавилон не дал практических результатов. Удержать в своей власти сатрапию он не сумел (Плут., Деметрий, 7), но вывез оттуда богатую добычу, предав огню и мечу селения, храмы, запасы продовольствия. Вавилонские клинописные хроники того времени сообщают о великом плаче и стенаниях в стране[34]. Столкновения между гарнизонами Антигона и силами Селевка продолжались в Вавилонии вплоть до 307 г. до н.э.
Не добившись особых преимуществ, враждующие стороны пошли в 311 г. до н.э. на заключение мирного договора. В рассказе Диодора о перипетиях борьбы преемников Александра в этом месте имеется пробел, поэтому неясно, какие события непосредственно предшествовали заключению мира.
Мирный договор 311 г. до н.э. не внес существенных изменений в расстановку сил. Каждый из сатрапов подтвердил свое право на те владения, которые имел. Кассандр остался правителем Европы, Птолемей - Египта, а также пограничных земель Ливии и Аравии, Лисимах - Фракии, Антигон - Азии. О Селевке ничего не было сказано, так как Антигон не считал его законным претендентом на Вавилонию, с ним еще долго шел торг за обладание районами Передней Азии. Но главным пунктом договора было признание "свободы и автономии эллинских полисов" (Диод., XIX, 105). По этой причине Антигон издал манифест, экземпляр которого, обращенный к малоазийскому городу Скепсису, сохранился: "... мы заботились о свободе эллинов, ради которой делали немалые уступки и к тому же роздали деньги, и по этому поводу послали Эсхила с Демархом. Прежде чем достигнуто было соглашение на этот счет, мы участвовали во встрече на Геллеспонте (в 313-312 гг. до н.э. - Авт.) и, если бы кое-кто не помешал, все было бы завершено тогда. Ныне же, когда Кассандр и Птолемей стали поговаривать о мире и к нам явились по этому поводу Препелай и Аристодем, то хотя мы видели, что некоторые из требований Кассандра слишком тягостны, но, поскольку дело шло о соглашении насчет греков, мы нашли необходимым не обратить внимания на это, чтобы возможно скорее уладить главное. Ведь мы считали важнее всего все устроить для эллинов, как мы хотели, а если бы все это затягивалось, при затяжке иногда случается много неожиданного, а нам"желательно было, чтобы все касающееся эллинов было улажено при нашей жизни; мы поэтому полагали, что не следует из-за мелочей рисковать устройством дела в целом. А сколько мы приложили в этом деле старания, ясно будет, я думаю, и вам и всем другим из самого содержания соглашения. Когда мы уже завершили соглашение с Кассандром и Лисимахом, для чего они послали уполномоченного Препелая, к нам прислал послов Птолемей, прося заключить мир и с ним и вписать его в то же соглашение. Мы видели, что нам приходится немало поступиться своим честолюбием, ради которого мы перенесли немало забот и потратили много денег; к тому же тогда уже с Кассандрой и Лисимахом мы договорились, и дальнейшие переговоры были уже легче. Но, понимая, что если наладить и с ним (т.е. с Птолемеем), то скорее будет покончено с Полисперхонтом, поскольку никого не останется в союзе с ним, а также принимая во внимание мое родство с ним, вместе с тем видя, что вы и прочие союзники страдаете от военных действий и расходов, мы сочли правильным уступить и заключить мирный договор также с ним. Для заключения договора мы послали Аристодема, Эсхила и Гегесия; они вернулись, получив гарантии, а от Птолемея прибыло посольство во главе с Аристобулом, чтобы получить от нас. Итак, знайте, что соглашение достигнуто и наступил мир. Мы записали в соглашении, что все эллины принесут клятву, что взаимно будут охранять свободу друг друга и автономию, предполагая, что, пока мы живы, мы, поскольку это зависит от человеческих расчетов, будем это соблюдать, а на будущее время, если все эллины и стоящие у власти обяжутся клятвой, свобода эллинов станет более прочной"[35].
Манифест Антигона - образец дипломатической хитрости и политического расчета. Расписывая свои уступки и потери, которые якобы ему пришлось понести ради "мира и свободы" греков, Антигон слишком сгустил краски. На самом деле он не поступился ни одним владением в Азии, а что касается Греции, то Кассандр и Птолемей общими усилиями смогли установить контроль над значительной территорией: Афины сохраняли нейтралитет, из Фив союзники изгнали македонский гарнизон, ввели войска в города Фокиды и осадили Опунт. Понятно, что не уступки со стороны Антигона привели к подписанию мира, а безуспешность усилий враждующих сторон, нуждавшихся хотя бы в кратковременной передышке.
Почему преемники Александра придавали такое большое значение "свободе и автономии эллинских полисов"? По той причине, что диадохи основным принципом своей политики провозгласили защиту интересов эллинов как на Западе, так и на Востоке. Полностью отказавшись от намерений Александра Македонского иметь опору в восточной знати, его преемники на первое место выдвинули греков и македонян[36]. Вот почему лозунги "свободы и автономии" имели такое первостепенное значение для Греции и Востока. В Малой Азии, Финикии, Сирии было много городов с греческим населением, и, чтобы склонить его на свою сторону, Антигон выпустил манифест, провозгласивший особые права греко-македонских полисных общин, явившихся проводниками новой власти.
В. Тарн и М. Ростовцев отводят особое место договору 311 г. до н.э. как документу, способствовавшему установлению долгожданного мира между эллинами и возврату к полисно-автономной организации[37]. Но никто из преемников Александра и не собирался проводить в жизнь то, что было зафиксировано в мирном договоре. Цель документа состояла в том, чтобы создать благоприятный климат вокруг идеи "свободы и равенства" эллинских полисов. Этот лозунг имел широкий отклик в Греции и на Востоке, став идейным знаменем будущих царей эллинистического времени.
Птолемей первый нарушил мирный договор и вторгся в города Киликии под предлогом исполнения положения о "свободе и автономии", так как Антигон не убрал оттуда свои гарнизоны (Диод., XX, 19). Проведя успешно эту операцию, Птолемей вскоре осадил Галикарнас. Однако на помощь гарнизону пришел Деметрий и отогнал отряды египетского сатрапа к Минду (Плут., Деметрий, 7).
О войне Селевка с Антигоном за обладание Вавилоном и Верхними сатрапиями источники сообщают очень скупо. Диодор называет Селевка повелителем Вавилона (XIX, 106). Арриан пишет о помощи, оказанной Птолемеем Лагом Селевку Никатору воинами, посланными из Египта через безводную пустыню к Вавилону. Из-за страшной жары отряд мог продвигаться только ночами, везя с собой питьевую воду (Арр., Индия, 43, 4). О сражении Антигона с Селевком имеется свидетельство Полиэна, подчеркивающего, что последний "без труда одержал победу" (IV, 9, 1). Может быть, упоминаемый Аппианом Никефорий, город, основанный Селевком на Евфрате, есть именно то место, где произошла битва и был разгромлен Антигон (Арр., Syr., 57).
Из приведенных сообщений античных авторов можно сделать, по крайней мере, два вывода: Птолемей оказал помощь Селевку, и тот окончательно подчинил себе Вавилонию и Верхние сатрапии. Правда, Антигон имел все возможности получить их обратно, но происки Птолемея в Малой Азии и в Греции не позволили ему дольше задерживаться в этом регионе. События развивались так, что Антигон поспешил на запад - к Малой Азии и Геллеспонту. Усилия Антигона по привлечению на свою сторону кипрского царя Никокла увенчались успехом, между ними был заключен тайный договор. Но Птолемей, узнав о вероломстве кипрского царя, подослал к нему убийц и таким образом вернул Кипр в сферу египетского влияния (Диод., XX, 21; Пол., VIII, 48).
Кассандр заключил союз с Полисперхонтом, купив его за 100 талантов (Диод., XX, 28).
Усмирив фракийцев и покончив с враждой понтийских городов, более активно включился в борьбу диадохов Лисимах. Видя намерение Антигона перейти Геллеспонт, он основал на границе Кардии город Лисимахию, куда переселил многих кардийцев (Диод., XX, 29; Паве, I, 9, 10).
Птолемей, завершив захват Киклад и "освободив" Андрос, вступил в Истм. Сикион и Коринф перешли на его сторону. От пелопоннесских городов египетский сатрап потребовал денег и провианта в обмен на "свободу", но те медлили, уже не раз обманутые многообещающими лозунгами. В Афинах с нетерпением ожидали прихода Птолемея. Демократические группировки уже готовились к свержению олигархического правления Деметрия Фалерского, когда пришло известие, что Птолемей, формально подтвердив мир с Кассандром и оставив гарнизоны в Сикионе и Коринфе, покинул пределы Греции (Диод., XX, 37). Успехи сицилийского тирана Агафокла, осадившего Карфаген, и отпадение Кирены вынудили Птолемея вернуться в Египет и заняться упрочением своей власти в соседних землях. Незамедлительный поход в Кирену возвратил ее в руки египетского сатрапа (Паве, I, 6, 8).
Каковы были позиции враждующих сторон к 307 г. до н.э., когда Антигон, собрав все свои сухопутные и морские силы, двинулся в Европу "освобождать" Македонию и Грецию?
По территориальным приобретениям перевес был на стороне коалиции. Птолемей сохранял гегемонию в Эгейском море, упрочив свою власть на Кипре и Кикладах. Он владел также Коринфом, Сикионом, Мегарами. Кассандр распоряжался в Пелопоннесе и большей части Греции. Лисимах, упрочивший свою власть во Фракии, определял политику, понтийских городов и Византия. Пожалуй, в худшем положении оказался Антигон, отчаянно боровшийся за утраченные земли в Малой Азии и Сирии. В Северной Сирии путем объединения нескольких поселений он основал Антигонию-на-Оронте (Плиний, V, 33, § 124), которая позже разрослась и в некотором роде соперничала с Александрией Египетской.
Смирившись с потерей земель за Евфратом, Антигон укрепился в западной части Малой Азии и стал деятельно готовиться к европейскому походу.
Не успел Птолемей уйти из Греции, как объявился новый "освободитель" эллинов - Деметрий, прибывший в Пирей из Эфеса во главе эскадры в 250 кораблей. Не ожидавшие столь быстрых перемен Деметрий Фалерский и гарнизоны Кассандра вышли навстречу "флоту Птолемея". Хитрый расчет Антигона, отправившего флот в Пирей, спутал все планы союзников, ожидавших его прихода через Фракию.
Как пишет Плутарх, друзья советовали Антигону вначале подчинить Афины - ключ ко всей Элладе (Плут., Деметрий, 8). Он так и поступил, неожиданно высадившись в Пирее.
Деметрий, прибыв в Афины, заявил, что отец послал его с повелением освободить город, вернуть ему прежние законы и традиционный строй. Афинские демократы изгнали олигархов и отрешили от должности Деметрия Фалерского, бежавшего в Фивы, а позже - к Птолемею в Египет. Он больше не вернулся к политике, а увлекся филологией и созданием Александрийской библиотеки при материальной поддержке Птолемея[38]. Свергнутые афинские олигархи предстали перед судом и были казнены. Деметрий Фалерский заочно был приговорен к смерти (Диод., XX, 45).
Афины торжественно отметили возврат к демократическому правлению, издав специальный декрет в честь Ликурга Бутада, блестящего оратора и финансиста, соратника Демосфена, выдачи которого в период правления олигархов требовал Александр Македонский, получивший тогда категорический отказ (Диод., XVII, 15). Изгнав македонские гарнизоны Кассандра, афиняне воздали должное защитнику демократических устоев полиса. Сохранилось два отрывка этой посвятительной надписи: один - из Агоры, другой - из театра Диониса:
"В архонтии Анаксикрата постановление демоса: предложение Стратокла, сына Эфтидима из демоса Диомия, - так как Ликург Ликофрона из демоса Бутадов унаследовал от своих предков связанную с его родом преданность демосу..."
"... Знаменитый город... достоин древней своей славы. Он (Ликург. - Авт.) закончил строительство, завершил сооружение арсенала, театра Диониса, Панафинейского стадиона, гимнасия Ликея и других построек, которыми изукрасился весь город.
Когда большой страх и опасность объяли греков, он сопротивлялся до конца, защищая свою родину от Александра. А когда Александр захватил Фивы и всю Азию и всю ойкумену завоевал, он остался безупречен и неподкупен в деле защиты своей родины и всех эллинов, предоставив для этого свое имущество и себя самого в борьбе за свободу и автономию полиса. А когда Александр потребовал его выдачи, демос не согласился и даже отказался от обсуждения этого требования, так как он много раз отчитывался в своей деятельности и правлении в свободном и демократическом полисе" (Ditt., Syll2, 457; Syll3, 326).
Неслучайно афинский демос принял декрет в честь Ликурга Бутада, ведавшего в течение 15 лет финансами полиса и проявившего себя с самой лучшей стороны. О нем также писал Плутарх в "Жизни десяти ораторов", причисляя Ликурга к самым ревностным борцам антимакедонской плеяды в последний период демократических Афин.
Но особых почестей удостоились Антигон и Деметрий, увенчанные золотыми венками как "боги-освободители". Кроме того, на истмийских празднествах 291 г. до н.э. был оглашен хвалебный гимн в честь Деметрия Полиоркета, приводимый Афинеем:
"Высшие из всех богов и возлюбленнейшие приближаются к этому городу, Деметра и Деметрий несут нам счастье. Они приходят, чтобы совершить у нас священные таинства Коры, и он, ясный, как прилично богу, прекрасный и улыбающийся, является вместе с нею. Какое торжественное зрелище: друзья кругом, и в середине он сам. Друзья, как звезды, столпились кругом, и в середине он - солнце. О сын светлого бога, ты, сын Посейдона и Афродиты! Другие боги или далеко, или не имеют ушей, может быть, их совсем нет или они не смотрят на нас. Но тебя мы видим близко. Ты стоишь перед нами не каменный или деревянный, но телесный и живой. Так мы молим тебя: сотвори нам мир, о возлюбленный, ибо ты господин его. И этого сфинкса, который уже не одни Фивы, но всю Грецию держит в ужасе, сфинкса этолийского, который, сидя на скале, подобно древнему, похищает и уносит наши тела, - а я не могу защищаться - накажи его всего лучше сам ты, если же нет, то найди какого-нибудь Эдипа, чтобы он этого сфинкса низверг со скалы"[39].
Гимн в честь Деметрия Полиоркета показывает не только раболепие в заискивающий тон афинян, но и бессилие афинской демократии, уповавшей на нового завоевателя, от прихоти которого зависела судьба долгожданного мира. V
Широковещательные заверения Деметрия о "возврате к демократическому строю", а также его заботы о благополучии афинян, в дар которым были присланы строевой лес для 100 триер и пшеница (Ditt., Syll3, 334), окончательно убедили демос в самых лучших намерениях новоявленного "бога". В Афинах при непосредственном участии Стратокла, не раз критиковавшегося Демосфеном за неустойчивость политических взглядов, началась кампания славословия в честь Деметрия (Плут., Деметрий, 11-12). Да и сам новый покровитель афинской демократии потерял рассудок от подхалимства (Плут., Деметрий, 13).
Диодор указывает, что Деметрий обладал незаурядной внешностью и был хорошего роста, чем смахивал на античного героя. А если к этому добавить неумеренную роскошь, которой он был окружен, станет понятным, почему иноземные послы обязательно хотели увидеть его. Деметрий имел большое самомнение и высокомерно относился не только к простым смертным, но и к другим царям. Все вечера он проводил в попойках, подражая в этом Вакху. А во время войн он был неплохим и смелым солдатом (Диод., XX, 92).
Но этот "освободитель Эллады" и не собирался ничего отвоевывать у Кассандра. Его вполне устраивала беззаботная жизнь в Афинах. Божеские почести и самопрославление, типичные для эллинистических царей, дали возможность Деметрию принять ряд постановлений: соорудить алтарь в свою честь и в честь Антигона, учредить две новые филы - Антигониду и Деметриаду, а также дионисийский праздник переименовать в Деметрий (Плут., Деметрий, 10; Паве, X, 10, 1).
И Плутарх и Диодор не одобряли такого поведения, считали Деметрия человеком неустойчивого характера, действовавшим по указке Антигона (Плут., Деметрий, 2; Диод., XX, 92). Также Павсаний отмечал у Деметрия одну отцовскую черту - жажду захватов (I, 10, 1). Человеком разнообразных талантов называет В. Тарн Деметрия, ставя ему в заслугу и освобождение Афин, и возврат к демократическому правлению[40]. По свидетельству Плутарха, афиняне так были благодарны Антигону и Деметрию, что в их честь приняли ряд постановлений[41].
Античные авторы не уточняют, почему Антигон ограничился захватом Афин и после этого предпринял поход на Кипр, находившийся под контролем коалиции в составе Птолемея, Кассандра и Лисимаха.
Повинуясь приказу Антигона, Деметрий в начале 306 г. до н.э. оставил Афины и с частью флота отплыл в Малую Азию (Диод., XX, 50). В Киликии, увеличив количество боевых кораблей до 110, а транспортных судов до 53, Деметрий подготовился к решающей битве с Птолемеем за Кипр (Диод., XX, 37).
Беспрепятственно достигнув Кипра, Деметрий высадил солдат в северо-восточной части острова и направил их к Саламину. Флот отплыл туда же. Морское сражение при Саламине с флотом Птолемея (200 кораблей) закончилось победой Деметрия. Гонец, отправленный к Антигону с вестью о победе, застал его у Оронта за постройкой Антигонии (Диод., XX, 17), главного города царства. Плутарх пишет, что, когда гонец увидел азиатского правителя, он воскликнул: "Радуйся, царь Антигон! Птолемей побежден, Кипр наш, 16 800 воинов взяты в плен". После этого друзья подошли к Антигону и надели ему на голову диадему. В письме к сыну Антигон начертал: "Царю Деметрию" (Плут., Деметрий, 18). О принятии Антигоном и Деметрием царского титула после Саламинской битвы сообщают также Диодор, Юстин, Аппиан[42]. Вскоре Птолемей, Лисимах и Кассандр сделали то же самое. Через год Селевк провозгласил себя царем. Так, 306 год до н.э. завершил формальный распад державы Александра на три царства: Птолемеев, Антигонидов, Селевкидов. Но междоусобные войны не прекратились, только военные действия из Греции переместились в Азию[43].
Утратив Кипр, Птолемей готовился к ответному удару, а Антигон обдумывал план захвата Египта. Основной удар Антигон намеревался нанести по Пелузию, блокировав египетскую крепость.
Антигон повел сухопутное войско от Оронта через Келесирию и Газу к египетской границе. Выработанный им план предусматривал одновременную атаку Пелузия с суши и моря. Но штормовая погода нанесла существенный урон эскадре, которой командовал Деметрий, а перейти протоки Нила у Пелузия не представлялось возможным, так как сторожевые посты Птолемея держали переправы под контролем (Диод., XX, 76).
Время шло, армия Антигона стояла в бездействии, а Птолемей не имел намерения вступать в открытый бой с противником. В войске Антигона начался ропот, не хватало продовольствия и воды. Антигону пришлось отдать приказ к отступлению и возвратиться в Сирию (Диод., XX, 76; Плут., Деметрий, 19). Возможно, что неудачный поход в Египет побудил Антигона начать осаду Родоса для ослабления позиций Птолемея в средиземноморской торговле.
По Диодору, во времена Александра на Родосе стоял македонский гарнизон (XVIII, 8), но после смерти царя родосцы изгнали его (XX, 81). Нейтралитет острова в распрях преемников Александра обеспечил ему процветание торговли с Египтом, Аравией, Индией. Полибий, поклонник аристократического правления родосцев, писал, что уже в 306 г. до н.э. Родос заключил торговый союз с Римом. Вне сомнения, обладание Родосом дало бы Антигону ряд особых преимуществ в делах Средиземноморья.
Летом 305 г. до н.э. Деметрий с 40-тысячным войском осадил г. Родос. В свою армию он привлек с близлежащих островов наемников, ранее занимавшихся морским разбоем (Диод., XX, 83).
Родосцы тщательно подготовились к обороне, вооружив 6 тыс. граждан, 1 тыс. метеков и рабов, которым была обещана свобода (Диод., XX, 84). Осада Родоса длилась целый год, но, несмотря на применение новейшей осадной машины - гелеполы, Деметрий не смог взять город, получавший некоторую материальную помощь от Птолемея, Лисимаха и Кассандра (Диод., XX, 81-82, 91-92).
Затянувшаяся осада Родоса позволила Кассандру активизировать свою деятельность в Греции, поэтому Антигон предложил сыну как можно быстрее подписать мир с родосца ми и поспешить в Элладу. Мир оставил в неприкосновенности самостоятельность родосцев и их право свободной торговли. Союз с Деметрием и Антигоном не требовал от них разрыва дружественных связей с Птолемеем. В качестве залога верности Антигон потребовал от родосцев 100 заложников (Диод., XX, 99).
Родосцы торжественно отпраздновали победу над Антигоном, соорудив в честь Кассандра и Лисимаха статуи; Птолемея они назвали "Сотером" и воздвигли в его честь алтарь (Диод., XX, 100; Афиней, XV, 696).
За время отсутствия Деметрия в Греции Кассандр заключил союз с Беотией, ввел свои гарнизоны в Халкиду и Эритрею, а затем начал осаду Афин (Плут., Деметрий, 23). Приставший у берегов Авлиды флот Деметрия высадил войско, вытеснившее гарнизоны Кассандра из Халкиды. Кассандр не стал более осаждать Афины, а через Фивы отошел к Фермопилам для защиты македонского тыла. Так Деметрий вернул в Греции то, что утратил за время своего отсутствия.
Не довольствуясь достигнутыми рубежами, Деметрий двинулся в Пелопоннес "освобождать" эллинские полисы. Сначала он взял Сикион (гарнизон Птолемея бежал), срыл город до основания, а его жителей переселил в новый - Деметриаду (Диод., XX, 102; Паве, II, 7). Вскоре пал и Коринф (Диод., XX, 103).
Деметрий вернулся в Афины победителем. По дороге в город его встречали с божескими почестями и коленопреклоненные люди исполняли в честь Деметрия хвалебный пеан (Плут., Деметрий, 34; Афиней, VI, 253; XV, 697).
"Освободив" большую часть Греции, Деметий созвал представителей эллинских городов в Коринф для обновления договора 338-337 гг. до н.э. На съезде он предложил избрать себя гегемоном греков. Там же было решено предпринять поход в Македонию (Плут., Деметрий, 25).
Предчувствуя неизбежность военного столкновения с превосходящими силами Деметрия, Кассандр обратился к Антигону с предложением мира, но получил отказ (Диод., XX, 106). Следующий демарш он предпринял в сторону союзников (Лисимах, Птолемей, Селевк), доказывая необходимость начать военные действия в Малой Азии против Антигона во избежание вторжения Деметрия в Македонию (Юстин, XV, 2, 15).
Примкнув к союзникам, Кассандр большую часть войск под командованием Препелая передал Лисимаху для переброски в Азию, а сам во главе 30 тыс. воинов преградил Фермопильское ущелье в ожидании подхода Деметрия (Диод., XX, 110). Но Деметрий избрал другой путь: из Афин он переправился на Эвбею и берегом Пагаситского залива устремился во Фракию. Кассандр также поспешил во Фракию, но ни одна из враждующих сторон не начинала активных действий, видимо ожидая известий о положении в Азии (Диод., XX, 113).
Растущее могущество Селевка, утвердившегося в Восточных сатрапиях, беспокоило Антигона, но война на западе забирала все людские и материальные ресурсы. А Селевк тем временем расширял свои владения: кроме Вавилонии он уже владел Сузианой, Персидой, Бактрией и претендовал на Индию.
После смерти Александра Чандрагупта выступил инициатором борьбы против греков и македонян и побудил индийцев к смене правления (Юстин, XV, 4, 18). В эту борьбу включился и Эвдем, остававшийся последним греческим правителем после убийства сатрапа Филиппа. Приняв сторону Чандрагупты, он (возможно, по указке последнего) убил Пора (Диод., XIX, 14). Поскольку со смертью Александра антимакедонские настроения в Индии усилились, Эвдему небезопасно было оставаться в Пенджабе, и он, захватив боевых слонов, навсегда ушел из Индии[44]. Потом он попал в руки Антигона и был казнен. Сатрапа в Индию больше не посылали, а междоусобная вражда Чандрагупты и Нанда привела туда Селевка.
Подробности похода не дошли до нас, но известно, что Селевк заключил мирный договор с Чандрагуптой, признал его право на Пенджаб, а также на восточные области Гедросии, Арахозии и Паропамиса, получив взамен 500 боевых слонов (Страб., XV, 724; Арр., Syr., 55). Похоже, что Селевк избегал конфликтов с восточными соседями. "Уладив дела на востоке", он двинулся на запад против Антигона (Юстин, XV, 4).
Принятое в исторической литературе мнение о покорении Индии Селевком и о взимании дани с нее не подтверждается источниками. Напротив, Плутарх пишет о могуществе Чандрагупты, который с войском в 600 тыс. человек прошел всю Индию (Алекс, 62). Свидетельство Аппиана о том, что границы царства Селевка достигали наибольших размеров после Александра (Арр., Syr., 55), дает повод многим западным авторам превозносить подвиги Селевка и сравнивать его с македонским завоевателем. Однако слова Аппиана не позволяют делать столь смелые выводы: Антигон постоянно угрожал владениям Селевка, поэтому тот не мог рассчитывать на приобретение северо-западных провинций Индии. Дружба и родственные связи с Чандрагуптой вполне его устраивали.
Селевк горячо отозвался на предложение Кассандра выступить единым фронтом против Антигона и нанести ему решающий удар в Малой Азии, где его власть стабилизировалась.
Летом 302 г. до н.э. Лисимах перешел через Геллеспонт, вторгся в Геллеспонтскую Фригию и осадил Абидос. Стратег Кассандра Препелай начал покорение Эолиды и Ионии. Взяв Эфес, Препелай освободил там родосских заложников Деметрия (Диод., XX, 107) и пошел в Лидию к Сардам. К тому времени Лисимах уже достиг Фригии.
Антигон, находившийся в Сирии и не ожидавший появления армий Кассандра и Лисимаха в Малой Азии, двинулся в Киликию. В Тарсе он выплатил трехмесячное жалованье войску, а затем устремился во Фригию на поиски Лисимаха. Антигон рассчитывал еще до прихода Селевка и Кассандра покончить с Лисимахом. Но Лисимах трижды ускользал от преследователя и, укрывшись в Вифинии, стал поджидать Селевка (Диод., XX, 109; Страб., XII, 565).
В это время Антигон, видя энергичные действия союзников со всех сторон (Птолемей высадился в Келесирии и осадил Сидон, а Селевк перешел Тигр), вызвал из Греции Деметрия (Плут., Деметрий, 28).
Пока враждующие стороны ожидали подхода подкреплений и вынужденно бездействовали, Гераклея Понтийская перешла на сторону коалиции, оказав существенную помощь союзникам (Диод., XX, 109).
Высадившийся в Эфесе Деметрий вернул городу прежнее правление, изгнал гарнизон Кассандра и очистил от неприятеля побережье Геллеспонта и Пропонтиды. В одной из стычек с союзниками Деметрий отбил обозы Лисимаха (Пол., IV, 12, 1).
Поздней осенью по бездорожью Селевк привел войско в Каппадокию и расположился там на зимние квартиры (302 г. до н.э.). К весне 301 г. до н.э. в Малой Азии у Ипса (Фригийского) сосредоточились вражеские армии: Деметрий соединился с Антигоном, а Селевк - с Лисимахом (из источников неясно, как это произошло). Численность враждующих сторон была почти равной, только по числу слонов войско Селевка и Лисимаха почти в четыре раза превышало силы Антигона (Плут., Деметрий, 28).
Битву при Ипсе начали конные отряды Деметрия. Они атаковали фланги Селевка, которые дрогнули и отступили. Увлекшись погоней, Деметрий ушел далеко вперед, оторвавшись от основных сил. В эту брешь Селевк двинул слонов, отрезавших конницу Деметрия. Селевк и Лисимах тут же окружили фалангу Антигона и стали сжимать кольцо охвата. Фалангиты, не выдержав атаки, побежали; Антигон, оставленный всеми, пал, сраженный вражеской стрелой (Плут., Деметрий, 29). Войско Антигона было полностью разгромлено, а Деметрий с отрядом конницы бежал в Эфес (Плут., Деметрий, 30).
Так закончил свой жизненный путь 85-летний полководец Александра, прилагавший в течение 20 лет отчаянные усилия сохранить в целости мировую державу и безжалостно устранявший со своего пути всех, кто противился его воле. Но никакой военный талант не был в состоянии сдержать процесс распада. Попытка Антигона оказалась столь же несостоятельной, как и усилия Эвмена. Распад шел своим чередом, несмотря на отчаянное противодействие ему Полисперхонта в Европе и Антигона в Азии.
Причины неудач Антигона Плутарх объясняет моральными факторами, его властным, не терпящим возражений характером: "Если бы Антигон пошел на уступки в малом и обуздал свое чрезмерное властолюбие, он удержал бы все в своих руках и передал бы в наследие сыну сильную державу, но, гордый и надменный от природы и резкий, грубый в словах и поступках, он восстановил против себя многих молодых и могущественных людей" (Деметрий, 28). Именно в духе плутарховских установок некоторые авторы (В. Тарн, Г. Димитракос и др.) расценивают деятельность Антигона, не сумевшего справиться со своей задачей[45].
Битва при Ипсе была проиграна Антигоном из-за несогласованности действий фаланги и конницы Деметрия, которая, увлекшись атакой, оторвалась от основных сил и была смята слонами Селевка[46]. Цари-победители, пишет Плутарх, как живую плоть, кинулись раздирать бывшие владения Антигона, отхватывая себе куски побольше и присоединяя их к своим землям (Деметрий, 30).
Итак, вопрос о жизнеспособности державы Александра был решен отрицательно: единой монархии пришел конец, мировая империя распалась на отдельные эллинистические царства[47]. Азиатские владения Антигона поделили между собой Селевк и Лисимах, основные участники битвы при Ипсе, хотя некоторые земли в Финикии (Тир, Сидон) и Малой Азии (Эфес, Милет) остались в руках Деметрия (Плут., Деметрий, 32).
Аппиан сообщает, что Селевк получил господство над Сирией по эту сторону Евфрата до самого моря и над Фригией до ее половины. Он также владел Месопотамией, Арменией, Каппадокией (Арр., Syr. 55). Лисимах захватил большую часть Малой Азии: Фригию Геллеспонтскую, другую половину Великой Фригии до Тавра, Гераклею Понтийскую, Вифинию, Пафлагонию и Понт. Птолемей, не принимавший участия в битве при Ипсе, самовольно овладел Сирией и Палестиной (Диод., XX, 113). Эта были земли, отошедшие по договору к Селевку, но поначалу он не возражал против их оккупации Птолемеем, видимо помня прошлое покровительство египетского сатрапа во время его преследования Антигоном. Кассандр сохранил за собой Македонию и некоторые владения в Греции. О Полисперхонте источники больше ничего не сообщают, с этого времени он уже нигде более не упоминается.
Первый этап борьбы претендентов за власть после смерти Александра закончился битвой при Ипсе, которая начисто отмела идею сохранения в целости наследия македонского царя. Большинство участников двадцатилетнего кровавого торга ушли из жизни, но оставшиеся в живых не прекратили борьбу за власть, за расширение сфер влияния. "... Но союзники, - пишет Юстин, - окончив войну, снова обратились к междоусобию и не достигнув согласия в разделе добычи, опять разделились на две стороны" (XV, 4).
После Ипса у коалиции в составе Птолемея, Лисимаха, Кассандра и Селевка остался один противник - Деметрий, но соперничество каждого из членов союза, их вражда и недоверие друг к другу помешали им выступить единым фронтом против сына Антигона.
Растущее могущество Селевка и самовольный захват Птолемеем части его владений вели к неизбежному конфликту между ними (Диод., XXI, 1, 5). Союз четырех бывших сподвижников Александра распался, ибо их интересы стали несовместимыми. Птолемей заключил союз с Лисимахом и выдал за него свою дочь Арсиною (Плут., Пирр, 4), а Селевк скрепил узы дружбы с бывшим врагом, Деметрием, женившись на его дочери Стратонике (Плут., Деметрий, 31). Военное противостояние в Азии готово было перерасти в открытый конфликт, но смерть Кассандра (297 г. до н.э.) переместила центр вражды в Македонию и Грецию.
Античная историография с неприязнью относилась к Кассандру, коварному и расчетливому, чье имя связывали с отравлением Александра. В позднеантичной литературе Кассандра считали "самым безбожным среди царей", выступивших против Антигона, так как благодаря покровительству последнего он смог удержаться в Македонии, но, несмотря на это, пошел войной против своего благодетеля (Паве, 1, 6, 7).
После Ипса Афины изменили союзу с Деметрием и изгнали из полиса правителя Стратакла. Нейтралитет афинской демократии тут же поспешили признать Кассандр и Лисимах, приславшие в дар афинянам 10 тыс. медимнов пшеницы (CIG, II, 314). Греческие города нарушили решения Коринфского союза и изгнали гарнизоны Деметрия. Беотия и Аргос отложились первыми.
Во главе Афин стал демократический деятель Лахар - "ужасный тиран", как его называли Плутарх и Павсаний (Плут., Деметрий, 34; Паве, I, 27, 7). Свои усилия он направил на оборону полиса и создание боеспособного войска, введя систему добровольной службы в народном ополчении взамен обязательной воинской повинности. Вследствие нехватки средств на оборону и вооружение Лахар конфисковал все храмовые сокровища и даже снял золотое покрывало с богини Афины[48]. Поспешная подготовка афинян к войне не была напрасной: Деметрий уже владел Элевсином и Рамнундой, откуда совершал опустошительные набеги на Аттику (Паве, I, 25, 7).
Как только Деметрий овладел Пиреем (Пол., IV, 7, 5), он приступил к осаде Афин. Афиняне не собирались капитулировать, и даже было принято решение: "Пусть погибнет тот, кто предлагает перемирие" (Плут., Деметрий, 34). Но силы были неравными, а флот Птолемея, посланный к берегам Аттики с продовольствием для афинян, вернулся ни с чем в Египет: 300 кораблей Деметрия стояли у Эгины, образуя мощный заслон. Теряя последние силы и терпя голод, афиняне сдались, а Лахар спасся бегством в Беотию (Плут., Деметрий, 34; Пол., IV, 7, 1).
Деметрий великодушно простил "заблуждения" афинян, пообещал прислать продовольствие, за что был встречен криками ликования. А один из олигархов, Дромоклид, даже предложил преподнести Деметрию в дар Мунихий и Пирей (Плут., Деметрий, 34; Паве, I, 25, 6). Но Деметрий не нуждался в подобном даре - его гарнизоны стояли в этих пунктах. Начав с провозглашения "свободы и демократии", Деметрий, оперевшись на олигархов, покончил с демократическим правлением и ввел систему строгого подчинения.
Утвердившись в Афинах и Пирее, Деметрий распространил свое влияние на Пелопоннес, а победоносная война со Спартой отдала в его руки всю Элладу (Плут., Деметрий, 35). Но по мере успехов в Греции он терял то, чем обладал в Азии. Лисимах захватил Эфес, переименовав город в Арсиною (Страб., XIV, 640). Селевк взял Киликию, Птолемей - Кипр (кроме Салами-на) и Милет.
Деметрий настолько ушел в европейские дела, что утрата азиатских владений не огорчала его. Он стремился в Македонию, где после смерти Кассандра вспыхнула борьба за власть между его сыновьями. Ловко используя их вражду и камуфлируя свои планы, Деметрий устранил одного претендента на македонский трон и заставил другого бежать под защиту Лисимаха (Плут., Деметрий, 36). Так 294 год до н.э. принес Деметрию долгожданное обладание Македонией.
Понятно, что Лисимаха беспокоили дела в Македонии и упрочение там Деметрия, но затянувшаяся война с придунайскими гетами (Диод., XXI, 11) отнимала все силы. Лисимах вынужден был пойти на заключение мира с Деметрием (Юстин, XVI, 1, 19).
Почувствовав свою силу и использовав пленение Лисимаха гетами, Деметрий начал захватывать фракийские земли (Плут., Деметрий, 39). Благополучное возвращение Лисимаха из плена положило этому конец (Диод., XXI, 12; Страб., VII, 302).
Уходом Деметрия из Греции воспользовался Пирр, царь эпирский, предпринявший попытку изгнать македонские гарнизоны. Потерпев неудачу во Фракии, Деметрий без особого труда восстановил свою власть в Беотии, овладел Фивами и в Кадмее оставил гарнизон (Плут., Деметрий, 46). Владея Македонией и Грецией, Деметрий приступил к подготовке азиатского похода: на верфях Пирея, Коринфа, Халкидики и Пеллы строили 500 быстроходных кораблей, начался набор стотысячного войска (Плут., Деметрий, 43).
Передав управление в Европе своему сыну Антигону, Деметрий отплыл в Милет, откуда предпринял вылазки в Лидию и Карию и даже сделал попытку овладеть Сардами. Пожалуй, этим и кончились успешные действия Деметрия в Малой Азии: Агафокл, сын Лисимаха, преградил ему путь, тогда он поспешил во Фригию, но Агафокл не оставлял его в покое. Деметрий вторгся в Киликию, владения Селевка, грабя, сжигая и чиня расправы на своем пути. "Политический авантюризм" Деметрия Полиоркета[49] логически завел его в тупик: войско перешло на сторону Селевка, а сам он очутился в плену (Плут., Деметрий, 49).
Селевк не решился умертвить тестя, видимо думая в дальнейшем использовать его в своих целях. Находясь в почетном плену в Апамее-на-Оропте, Деметрий не верил в возвращение в Македонию и писал Антигону, что передает ему все европейские владения (Плут., Деметрий, 51). Через три года разгульной жизни Деметрий умер и был погребен с почестями в основанной им самим фессалийской Деметриаде (Плут., Деметрий, 53).
И. Дройзен считал Деметрия самой яркой звездой смутного времени эпохи диадохов. Трагедия его заключалась в том, что он носился с призрачной идеей целостности державы Александра, отчаянно пытаясь сохранить Грецию и Македонию и вместе с тем не упуская из виду Восток[50]. Несколько иначе оценивает деятельность Деметрия Г. Димитракос[51]. Он считал его "поборником демократии и защитником эллинских свобод", стремившимся сохранить и приумножить наследие отца и добиться создания великой державы от Греции и Македонии до Армении и Индии. Однако решение подобной задачи было не под силу ни Антигону, ни тем более Деметрию. Желание античных авторов объяснить неудачи Антигона и Деметрия моральной деградацией (Антигон властолюбив, а Деметрий - человек минутного настроения и расточителен) не вскрывает сути беспредметных усилий того и другого. Как бы то ни было, но Антигон ценой невероятных усилий удерживал под своей властью Малую Азию на протяжении более 20 лет. А Деметрий не имел сколько-нибудь прочных владений: как только он оставлял завоеванные земли, они сбрасывали его господство.
В описании Плутарха Деметрий нелишен черт античного героя: он храбр, решителен, любим войском, в меру нагл, что позволяет херонейскому биографу сравнить его с Антонием. Разумеется, не стоит придавать исключительного значения плутарховским характеристикам и пытаться на их основании создать подлинный исторический облик Деметрия. Для Плутарха было важно доказательство тезиса о содружестве греков и римлян в рамках Римской империи, поэтому историческая правда отступала у него на задний план[52].
По Диодору, Деметрий не столько блистательный полководец и политический деятель, сколько легкомысленный человек, не сумевший сохранить даже того, что оставил ему отец (Диод., XX, 92). В историческую литературу он вошел под именем "Полиоркета" - мастера осады городов, заняв подобающее ему место среди первых эллинистических царей, каждый из которых с завидным упорством отстаивал свое право на существование.
Со смертью Деметрия появились новые претенденты на власть в Македонии. Вначале Македонию захватил Пирр, царь эпирский, несмотря на ранее заключенный с Деметрием договор (Плут., Пирр, 12). Но, как пишет Павсаний, Пирр был царем Македонии не более семи месяцев (1,10,2).
Заключив мирный договор с Антигоном Гонатом, сыном Деметрия, владевшим городами в Греции и Фессалии, Пирр готовился к отражению натиска Лисимаха. Сражение под Эдессой принесло победу Лисимаху, Пирр утратил Македонию, а Антигон потерял Фессалию, кроме Деметриады (Плут., Пирр, 12; Паве, I, 10, 2).
Обладание Македонией имело роковые последствия для Лисимаха. Селевк, его бывший союзник, обратился в недруга и стал предъявлять претензии на македонское царство.
Сведения о столкновении Лисимаха и Селевка в Малой Азии очень отрывочны и восходят к свидетельствам позднеантичных авторов Полиэна и Павсания. Причиной войны между ними послужило восстание эллинских городов Малой Азии, на усмирение которых Лисимах пришел из Фракии (Паве, 1, 10, 5). Возможно, что во многих греческих малоазийских городах были сторонники Селевка, которые подняли знамя восстания (Пол., VIII, 57).
Селевк и Лисимах встретились в сражении у Коры (Курупедион), не то в Лидии, не то во Фригии (Арр., Syr., 62), где последний пал в бою[53]. Лисимах владел Фракией не менее 40 лет, если считать то время, когда он был сатрапом, но царствовал он с большими трудностями, постоянно усмиряя фракийцев и воюя с соседями (Арр., Syr., 64). Селевк пережил Лисимаха только на семь месяцев (Юстин, XVII, 2). Он был убит при переходе через Геллеспонт сыном Птолемея Лага Керавном, лишенным отцом права престолонаследия в пользу младшего сына от любимой жены Береники. Пустившись в странствия в поисках счастья, Птолемей Керавн в 281 г. до н.э. стал ненадолго царем Македонии.
В 283 г. до н.э. умер глубоким стариком Птолемей Лаг. В 282 г. до н.э. ушло из жизни первое поколение преемников македонского царя, оспаривавших долгих 40 лет власть над Македонией, Грецией, Востоком. К тому времени держава Александра окончательно распалась на три крупные части: Египет, Македонию и царство Селевкидов. Кроме того, на окраинах бывшей державы Александра происходил процесс "дезинтеграции" - выделение небольших независимых территорий, управляемых местными царьками или отложившимися греко-македонскими сатрапами[54].
На территории Каппадокии, завоеванной после Александра Эвменом и Пердиккой, возникли два независимых государства: Каппадокия (южная) под управлением местного династа Ариарата и Каппадокия Понтийская (на севере), позднее - Понт, под властью Митридата, отпрыска дома Ахеменидов, отложившаяся после гибели Лисимаха (281 г. до н.э.). Из владений Лисимаха выделилась также Вифиния, во главе которой стал местный правитель Зибоет (297 г. до н.э.). Подобным же образом произошло отложение Пер-гама в Эолиде (262 г. до н.э.), правитель которого Филетэр считался союзником Лисимаха, а после его гибели принял сторону Селевка.
В далеких восточных сатрапиях, вошедших в состав владений Селевкидов, также наблюдался процесс разложения. Судя по источникам, наместник Бактрии Диодот формально признал власть Селевка, но фактически отложился, добавив к своим владениям Сузиану и Маргиану. Позже (в 250 г. до н.э.) Диодот провозгласил себя царем греко-бактрийского царства.
На территории парфянской сатрапии наметились контуры будущего царства Аршакидов, объединившего скифские и дакские племена. Правда., образование самостоятельного парфянского царства хронологически (248-247 гг. до н.э.) совпадает со временем образования греко-бактрийского царства, но первые признаки отпадения наметились уже после смерти Александра.
Нечто подобное происходило и в Индии: Чандрагупта вышел победителем из борьбы с царями Нандов и стал самым могущественным правителем северной части страны[55]. Независимость Чандрагупты была признана Селевком, а индийский царь прислал в дар союзнику необычные снадобья (Афиней, I, 18).
Процесс сложения отдельных государств на развалинах державы Александра не был окончен ко времени ухода из жизни первого поколения эллинистических царей. За 40 лет после Александра еще только наметились контуры основных эллинистических государств - Египта, царства Селевкидов и царства Антигонидов, причем и при следующем поколении преемников (эпигонах) ни одно из них не имело четких границ. Подобно диадохам, эпигоны много воевали, оспаривая друг у друга Эгеиду, города Финикии и Малой Азии. Процесс становления государственности, начатый походами Александра Македонского на Восток, продолжался в течение не одного поколения преемников македонского царя, пока окончательно не образовался ряд самостоятельных царств, обладавших специфическими чертами на фоне общих закономерностей эллинизма. Характерно, что в ведущих эллинистических государствах правящие династии были греко-македонского происхождения, и даже там, где царствовали представители местных родов вроде Митридата Понтийского или Никомеда Вифинийского, подражание всему греческому стало нормой. Вот почему античные авторы всех их называли "фил-эллинами" - приверженцами греческой образованности. Это внешнее восприятие эллинской культуры послужило исходным пунктом для всех западных концепций о неоспоримом превосходстве греческого духа, пленившего Восток. Эллинистическая культура, перешагнувшая рамки своего времени, создала иллюзию, что главное в эллинизме - духовные ценности, а не социально-экономический оазис. Подобное заблуждение типично для многих исследователей. Отсюда проистекает мнение об особой "культурной миссии" Александра Македонского[56]. Модернизируя античность, некоторые историки приходят к выводу, что ведущей чертой древности были войны, оборонительные для греков и македонян и завоевательные со стороны Персии. По этой причине поход Александра Македонского расценивается как оборонительная война с тенденцией к империализму, что способствовало культурному расцвету покоренных народов. Подобного мнения придерживается, в частности, французский исследователь П. Жуге[57]. Однако эту точку зрения нельзя признать чем-то оригинальным и новым. Схожие мысли можно обнаружить еще в труде И. Дройзена, считавшего движущим началом античной истории силу македонского оружия, помноженную на эллинскую образованность, особая роль которой признавалась на "коснеющем в ограниченных пределах" Востоке[58].
Александр Македонский отважился на восточный поход вовсе не ради просвещения "варваров", а по причине экстенсивного развития рабства и кризиса эллинского полиса[59]. И Греция и Македония в равной мере нуждались в денежных средствах, рабах, новых землях, рынках сбыта. Все это дал восточный поход, снявший на время проблему "перенаселения" Эллады (на что неоднократно указывали Платон и Исократ) и обогативший правящий слой греков и македонян.
Награбленные на Востоке богатства рекой потекли в Македонию и Грецию, но не смогли сдержать процесс обнищания "средних слоев", их пауперизацию. Наиболее динамичные силы греческого населения покинули родину и устремились на Восток в поисках счастья. Отлив части населения из страны в античное время никогда не считался признаком процветания. Но отдельные историки (М. Ростовцев, Ю. Белох и др.) с завидным постоянством отстаивают мнение о благополучии Греции и Афин при первых преемниках Александра, выдвигая в качестве основного довода рост богатства отдельных граждан и исчезновение "средних слоев"[60].
Нет сомнения, что греческая экономика в связи с восточным походом несколько оживилась. Но не следует этому факту придавать доминирующее значение. Обогащение наиболее зажиточной части эллинских олигархов и отлив населения из Греции не сняли кризисных явлений полиса, не устранили классовых антагонизмов. Эти процессы, несколько стушевавшиеся на время походов Александра Македонского и первого поколения его преемников, обрели вновь свою остроту в конце III - начале II в. до н.э. Так, о своем времени (II в. до н.э.) Полибий писал, что запустение деревень и падение национального дохода стали угрожающими (XXXVII, 9). Дальнейшее развитие рабства, приток дешевой рабочей силы - рабов - ускорили процесс обнищания беднейших граждан и превращения их в массу обездоленных. По свидетельству того же историка, к концу III в. до н.э. значительно возросло количество незанятого населения, жившего за счет государственных раздач и пособий (Полиб., XX, 6). Пауперизация граждан эллинских городов, не выдержавших конкуренции с дешевым рабским трудом, вела к выступлениям неимущих слоев населения, что к концу III в. до н.э. стало обычным явлением (Полиб., XV, 21, 7-8).
Только социально-экономический анализ жизни древнегреческого общества способен вскрыть причины гибели рабовладельческой демократии. Они крылись не в инертности ее лидеров, погрязших в демагогии и неспособных повести за собой массы, а в рабстве, оживившем вначале эллинскую экономику, а позже заведшем в тупик рабовладельческий класс в целом[61].
Правда, социальные выступления неимущих относятся к периоду второго поколения преемников Александра, но нет сомнения в том, что этот процесс подспудно зрел раньше[62]. Характерно, что Плутарх в биографии Деметрия Полиоркета подчеркивает, что в его правление в Македонии "население находилось в постоянном беспокойстве и охотно склонялось к мятежам" (Деметрий, 42).
Но нет надобности впадать в другую крайность и объяснять угасание Греции и Македонии при преемниках Александра бурным ростом городов на Востоке. Ни Греция, ни Македония не утратили своего значения вплоть до римского завоевания, оставаясь центрами культуры и источником наемной силы для эллинистических царей. Неслучайно преемники Александра всеми средствами старались упрочить свое влияние в Элладе, заигрывая с ее правящим классом и делая ему подачки. После "освобождения" Афин от власти Кассандра Деметрий Полиоркет прислал в дар городу пшеницу и строевой лес (Плут., Деметрий, 10). А восстановление Кассандром Фив (316 г. до н.э.), разрушенных Александром, было организовано как общеэллинское дело, и взносы на это поступали от греческих полисов не только Запада, но и Востока (Ditt., Syll3, 337).
Перед историком, который изучает период Александра и его преемников, встает важный вопрос о сходстве и различии политики македонского завоевателя и эллинистических царей, вытекающих из тех задач, которые они ставили перед собой[63]. Античные авторы настойчиво подчеркивают, что преемники Александра всецело следовали его политике насаждения "свободных и автономных полисов" и привнесения эллинского духа на Восток. Однако традиционный взгляд на преемников Александра как на прямых продолжателей политики македонского царя требует пересмотра. При сравнении Александра с его преемниками видно больше различий, чем сходства.
Преемники продолжили дело, начатое Александром[64], но исходили из более конкретных и насущных задач греко-восточных монархий, базирующихся на эллино-македонском элементе. Идея "единомыслия" Запада и Востока, настойчиво проводившаяся в жизнь Александром (на что не раз указывали античные историки), не была продолжена его преемниками. Они пошли иным путем, и в его выборе немаловажную роль сыграли выступления греческих колонистов в Согдиане и Бактрии, Арахозии и Дрангиане, во многих основанных Александром городах, где эллины на правах победителей требовали особых привилегий. Опасность внутреннего взрыва не только со стороны покоренных народов, но и со стороны соотечественников заставила эллинистических царей отказаться от основания городов и поселений смешанного типа и вернуться (конечно, в изменившихся условиях) к созданию замкнутых полисных греко-македонских коллективов. Исходя из интересов греков и македонян, эллинистические цари всячески подчеркивали приверженность к эллинству, уважение и следование греческим нормам жизни. Показное "филэллинство" не мешало им осуществлять полную власть в греческих полисах, ставить по собственному усмотрению там гарнизоны, поддерживать то демократов, то олигархов, смотря по обстоятельствам.
Кассандр, Лисимах, Птолемей полностью следовали этому правилу, а Антигон, ратовавший вначале за свободу эллинских полисов, кончил их подчинением.
Диодор пишет, что с завоеванных земель Антигон получал ежегодный доход в 11 тыс. талантов (XIX, 56). Эвмен также постоянно требовал с населения "союзных" полисов Малой Азии денег, а когда однажды эолийские города отказали ему в этом, он отдал приказ разграбить их как вражеские (Юстин, XIV, 1, 6). Обложение городов непомерной данью практиковал и Селевк (OGIS, 221). Продолжительная тяжба Кассандра и Деметрия за обладание Грецией требовала огромных затрат, поэтому никто из диадохов Александра не стеснялся обирать население завоеванных полисов "вопреки эллинским обычаям" (Диод., XVIII, 59). По этой причине города стремились получить от царей асилии ("охранные грамоты"), гарантирующие их неприкосновенность[65]. Но если город даже имел асилию от какого-либо из царей, то другие с ней не считались. Хвалебное постановление Самофракия в честь Лисимаха указывает на то, что город был начисто ограблен пиратами (Ditt., Syll3, 372). Между прочим, Лисимах снискал славу самого искусного сборщика налогов, намного превзойдя в этом других царей[66].
Процесс развития экономики, ликвидации прежней замкнутости, создания новой культуры не прекратился со смертью Александра. Это выразилось в градостроительстве, синойкизме и создании колоний на Востоке, осуществляемых преемниками македонского царя. Все эллинистические правители первого поколения: Птолемей, Антигон, Лисимах, Кассандр, Деметрий, Селевк - строили новые города, переименовывали старые или соединяли несколько поселений в одно (синойкизм).
Синойкизм не был чисто эллинистическим явлением. Он существовал и в классической Греции, где путем слияния нескольких поселений образовывался городской центр - первый шаг от варварства к цивилизации. Так, описывая создание Мегалополя, Павсаний говорит о насильственном объединении более чем 40 поселений (VIII, 27). Но эллинистический синойкизм обладал рядом специфических черт и свидетельствовал не столько о начале цивилизации, сколько об отказе эллинских городов Востока от изоляции, их слиянии с местным населением, дальнейшем развитии городской жизни, росте ремесла, торговли, изменении положения сельской хоры, органически связанной с городом[67].
Античная традиция указывает на широкую градостроительную деятельность первых преемников Александра на Востоке. При этом не всегда речь шла о создании нового города, даже переименование старого, туземного города в греческий считалось основанием. Города, созданные на Востоке преемниками Александра, широко представлены нумизматическим материалом.
Наибольшее число городов основал Селевк, которого в этом смысле сравнивают с Александром. Сведения о градостроительной деятельности Селевка восходят к единственному указанию Аппиана: "Селевк на всем протяжении своего царства построил города: шестнадцать Антиохий по имени своего отца, пять Лаодикей в честь матери, девять Селевкий по своему имени, три Апамеи и одну Стратоникею в память своих жен. Остальным городам он дал имена греческих или македонских городов, названия в честь своих подвигов или подвигов Александра. Поэтому в Сирии и варварских землях Верхней Азии встречается много названий эллинских и македонских городов: Бероя, Эдесса, Перинф, Маронея, Каллиполь, Ахайя, Пелла, Ороп, Амфиполь, Арефуза, Астак, Тегея, Халкида, Ларисса, Герея, Аполлония; в Парфии: Сотира, Каллиопа, Харида, Гекатомпил, Ахайя, Александрополь; в Скифии: Александрашата; в память побед Селевка: Никефорий в Месопотамии и Никополь в Армении, близ Каппадокии" (Арр., Syr., 57).
Как видно из перечня Аппиана, количество городов, основанных Селевком (55), лишь ненамного уступает числу поселений, созданных по приказу Александра (70), как это дает Плутарх (О счастье или доблести..., А, 5)[68]. К сожалению, Аппиан, подобно Плинию, автор довольно путаный и не всегда можно доверять его сообщениям. Свидетельства Страбона не подтверждают такого большого количества греческих городов на Востоке.
Преемники Александра широко практиковали предоставление восточным городам автономных прав и самостоятельного монетного чекана, хотя и не освобождали их от уплаты налогов в царскую казну. Полисная организация городов Востока, насаждаемая преемниками Александра в угоду греко-македонскому правящему меньшинству, предусматривала существование органов самоуправления (демос, буле) с обязательным подчинением через эпистат центральной власти. Даже право выпуска собственной монеты (признак самостоятельности) не давало полису свободы внешних сношений. Интересно, что сам Селевк так и понимал дарованную городам свободу: "Всегда справедливо то, что установил царь" (Арр., Syr., 61). Поэтому, несмотря на привилегии, которыми обладали города, на сохранение ими традиционных установлений, они довольствовались фиктивной свободой, являясь в то же время основой эллинистических монархий.
Селевк основал ряд городов в Северной Сирии, которой долгое время владел Антигон и в которой осело много македонских ветеранов (Дион Кассий, XL, 29). По сообщению Диодора, Селевк разрушил ранее основанную Антигонию и выстроил новый город, назвав его в честь отца Антиохией-на-Орон-те (XX, 48). Этот город, избранный Селевком для столицы царства (Страб., XVI, 750), в дальнейшем достиг небывалого расцвета и играл ведущую роль в торговле Востока с Западом, соперничая с египетской Александрией[69].
В среднем течении Оронта Селевк выстроил Апамею в честь своей жены Апамы (Страб., XVI, 750), а в устье - Селевкию в Пиерии (Страб., XVI, 749, 751), большой торговый Ьород (Полиб., V, 60).
В Месопотамии, между Тигром и Евфратом, Селевк также заложил несколько городов. Прежний туземный город Дура получил новое название - Европос (Полиб., V, 52, 2), а Фапсак у переправы на Евфрате стали называть Амфиполем (Арр., Syr., 57). На Тигре, ниже современного Багдада, Селевк основал Селевкию, куда переселил жителей Вавилона (Страб., XVI, 738; Паве, 1,16, 3; Арр., Syr., 58). Сузы на Эвлее были переименованы в Селевкию (Страб., XVI, 744).
В Центральной Азии, в стратегически важных пунктах, для сдерживания выступлений местных племен Селевк заложил несколько городов: Европос-Раги и Апамею у Каспийских ворот (Страб., XI, 524), Гекатомпил в Парфии (Курц., VII, 2), а в Персиде - еще одну Антиохию и Лаодикею (Страб., XI, 514, 524; Плиний, VI, 115). В отношении Мидии имеется указание Полибия, что она была "окружена множеством эллинских городов" (X, 27).
Илион, превращенный Александром из деревни в город и освобожденный от податей (Страб., XIII, 593), был укрупнен Лисимахом, который там соорудил храм, обнес город стеной длиной в 40 стадий и соединил с ним окрестные древние поселения, пришедшие в упадок, т.е. применил синойкизм.
Таким же образом действовал и Антигон, создавший поблизости от Или-она на морском берегу Антигонию, соединив в ней жителей Скепсиса и Кебрена. Позже, в правление Лисимаха, город получил название Александрии Троады, так как Лисимах считал долгом уважения к Александру, чтобы его наследники сначала основывали города, называя их его именем и только потом - своим (Страб., XIII, 593).
Укрепленный и передвинутый ближе к морю Лисимахом Эфес стал называться Арсиноей (Страб., XIV, 640); туда были переселены жители Колофона и Лебедоса (Паве, I, 9, 7); в позднеэллинистическое время Страбон упоминает Лебедос как малолюдный город (XIV, 629).
Амастрида-на-Понте была создана путем синойкизма четырех городов - Сезама, Котира, Кромны и Тия (Страб., XII, 544).
В Македонии и Греции преемники Александра также основывали новые города. Кассандр в лагуне Фермейского залива построил Фессалонику, для чего соединил 26 мелких поселений (Страб., VII, fr. 21), отстроил заново Фивы (Ditt., Syll3, 317).
Деметрий, сын Антигона, построил Деметриаду (Плут., Деметрий, 53) и расширил в Аркадии Мегалополь, образованный в доэллинистическое время, через принудительный синойкизм более чем 40 поселений (Паве, VIII, 27).
С именем Птолемея Лага античная традиция связывает строительство лишь одного города в Верхнем Египте - Птолемаиды. Постоянная борьба за владения на Кикладах, в Финикии, Малой Азии и Сирии обязывала Птолемея строить там города - опорные пункты влияния. Поэтому с именами эллинистических царей Египта связывают строительство 34 городов во внешних владениях. Города, названные в честь Птолемеев или их царственных жен, встречаются на Кипре, в Финикии, в Сирии.
Островной союз Киклад принял почетный декрет в честь Птолемея (280 г. до н.э.), который "освободил" города, вернул им прежние законы, уменьшил денежные взносы (Ditt., Syll3, 390). А Милет, зависимый от Египта, в надписях называется союзником Птолемея (RC, 14, 8), хотя это не означает автономии полиса.
Все преемники Александра действовали однотипно, предоставляя городам формальную автономию, урезанную эпистатом. Эпистат засвидетельствован в Вавилоне (OGIS, 254), Селевкии-на-Тигре (Полиб., V, 48), в Миле-те. Но ограниченность системы самоуправления не воспринималась как нарушение полисного статуса: все крупные эллинистические города издавали декреты от имени полиса. Новым здесь была преодоленная автаркия города и существование постоянной связи с центральной властью царства.
Античная историография указывает на рост и процветание этих "полунезависимых" восточных городов, имевших органы самоуправления для македоно-греческого правящего меньшинства. Крупнейший на Востоке полис Селевкия-на-Тигре (Страб., XVI, 738; Арр., Syr., 58) имел герусию, или совет трехсот (Афиней, XI, 466а).
Все же первенство по значению и богатству среди эллинистических городов Востока принадлежало Александрии Египетской, игравшей ведущую роль вплоть до гибели античного общества. Традиционно Александрия считалась полисом, хотя, судя по источникам, не имела буле. В городе было пестрое по составу население, характерное для всех эллинистических городов Востока. Может быть, поэтому Полибий называл александрийских греков метисами (XXXIV, 14, 4).
До сих пор в исторической литературе не решен вопрос, была ли Александрия Египетская полисом или собранием политевм. Археологические раскопки не привели к обнаружению эллинистического культурного слоя, самым ранним оказался римский. Поэтому об эллинистической Александрии можно судить в основном по сообщениям Страбона (XVII, 791, 795, 801).
Начатое Александром строительство города продолжил Птолемей Лаг, создавший в Александрии Мусейон и Библиотеку, средоточие всего лучшего, чем располагал эллинистический мир.
Для организации городов на Востоке преемники Александра использовали полисную структуру и синойкизм - явления, характерные для классической Греции. Но принятие полисной формы на Востоке не означало ее повторения в классическом варианте. Полис Востока - это не замкнутый, автаркный город-государство, независимый во внешних сношениях. Эллинистический город, сохранивший некоторые стороны внутреннего самоуправления, непосредственно включался в систему восточных монархий, став проводником государственных отношений.
У некоторых авторов древневосточное общество рассматривается как феодальное. Подобное заблуждение происходит оттого, что отдельные представители немарксистской историографии, отрицая понятие общественно-экономических формаций, не рассматривают данное общество с точки зрения социально-экономических характеристик, а предпочитают брать отдельные группы второстепенных явлений (труд, ремесло, торговля, налоги, аренда), не дающих полного представления о периоде в целом[70]. Так, исходя из явлений второго порядка, они видят на Востоке феодализм, а в античном обществе - капитализм[71]; при этом они указывают на наличие феодальных отношений в Малой Азии еще в доэллинистический период[72]. Обычно в подтверждение этой мысли приводят свидетельство Плутарха в биографии Эвмена о том, что, "пообещав солдатам выплатить жалованье в течение трех дней, Эвмен стал распродавать им находившиеся в этой области поместья и крепости, полные рабов и скота. Покупатель - начальник македонского или иноземного отряда, получив от Эвмена военные машины, осаждал и захватывал свою покупку" (Эвмен, 8).
О древневосточном городе Ф. Энгельс писал, что он, "окружающий своими каменными стенами, башнями и зубчатыми парапетами каменные или кирпичные дома, сделался средоточием племени или союза племен"[73]. Поскольку в сообщении Плутарха указывается на наличие рабов и стад скота, в этих варварских древневосточных поселениях уже произошло разделение труда. Но традиционное общинное землепользование существовало на Востоке и в эллинистическую эпоху.
Ранние формы восточного рабовладения получают в период эллинизма дальнейшее развитие, направленное на получение большей прибавочной стоимости. Этот процесс перехода к более развитым формам рабства побуждал Александра и его преемников и строить новые города, объединять старые и присоединять к ним участки царской земли, с которой крестьяне-общинники платили подать в казну[74]. Ряд надписей более позднего периода эллинизма подтверждают существование общинного землепользования на Востоке (RC, 8, 19, 20). Поэтому уместно подчеркнуть, что поход греков и македонян на Восток способствовал там переходу от натурального хозяйства к товарному, что продолжалось и при преемниках Александра.
При диадохах возрастает роль средиземноморской торговли и соответственно значение новых крупных центров - Александрии, Антиохии, Родоса.
Страбон указывал, что ни один город Востока не мог сравниться по своему богатству и значению с Родосом (XIV, 652-655). Описывая свое время, Полибий отмечал, что нельзя не подивиться быстроте, с какой умножалось состояние отдельных родосских граждан и целого государства (V, 90, 3-4). То обстоятельство, что правившие Родосом олигархи старались избегать внутренних смут и в случае крайней необходимости могли даже вооружить рабов, вызвало похвалу Диона Хрисостома (XXXI, 70).
В период эллинизма Родос стал центром международной торговли и кредита. По этой причине преемники Александра постоянно оспаривали друг у друга власть над островом. Неудачная осада Родоса Деметрием, сыном Антигона, и помощь, оказанная родосцам Египтом, привели город к союзу с Птолемеем Лагом, прозванным в почетном декрете "Спасителем" (Паве, I, 8, 6). Союз Египта и Родоса окончательно подорвал македонское могущество в средиземноморской торговле. В услугах Родоса нуждались все эллинистические цари, заинтересованные в торговле, рабах, кредитах и свободе мореплавания. Недаром в восстановлении Родоса после землетрясения 225 г. до н.э. приняли участие все эллинистические правители и богатые города (Полиб., V, 88; Диод., XXVI, 8).
Во II в. до н. э. на Родосе появляются знаменитые философские и риторические школы, связанные с именами Панетия и Посидония, оказавших исключительное влияние на позднеэллинистический и римский мир. Достаточно указать, что под влиянием стоического платонизма Посидония находились Страбон и Плутарх. А родосский морской закон просуществовал вплоть до римских времен и, возможно, был воспринят Византией и Венецией (Дигесты, XIV, 2).
О жизни эллинистических городов раннего периода почти ничего не известно. Собирая по крупицам все, что имеется в научном обиходе, исследователи вынуждены прибегать к ретроспективному методу, используя сообщения позднеэллинистических авторов (Страбона, Плиния) применительно к начальному периоду.
Единственным в своем роде эпиграфическим памятником раннего эллинизма можно считать закон илионцев, относящийся к III в. до н.э. (около 280 г.), ко времени гибели Лисимаха и переходу его владений к Селевку (Ditt, SylP, 218).
Закон илионцев - не только документ, показывающий возрождение демократии (видимо, в правление Лисимаха там была олигархия, против которой он принципиально не возражал), но и подлинный свидетель жизни раннеэллинистического полиса. Он свидетельствует о решимости восстановленной демократии бороться до конца. Поэтому свержение олигархии и убийство тирана - высший подвиг для гражданина полиса. Ведь греческая мифология бережно сохранила предание о гибели у стен Трои Патрокла и Ахилла, мужественно боровшихся против вероломного Гектора. Герои Троянской войны были глубоко почитаемы древними греками. Неслучайно Александр, высадившись на побережье Малой Азии, прежде всего посетил развалины древней Трои (Арр., I, 12, 1; Плут., Алекс, 15).
Тому, кто убьет тирана, гласит закон, благодарные илионцы выдадут денежное вознаграждение и назначат пожизненное содержание в Пританее, а также соорудят в его честь бронзовый монумент. Для чужеземца, убившего тирана, предусматривалось аналогичное вознаграждение, а также право получения гражданства и вхождения в любую филу города. А убийство тирана рабом давало ему свободу, гражданские права и несколько меньшее вознаграждение.
Далее закон подробно говорит о конфискации имущества бывших тиранов и о вознаграждении демократией жертв олигархического правления (к сожалению, от этого пункта сохранился незначительный, сильно попорченный фрагмент). Если же бывший союзник тиранов сам уничтожит олигархию, то граждане простят ему заблуждения и он получит денежное вознаграждение. А если кто-либо навяжет свою волю буле, пытаясь выдать олигархию за демократию, то он понесет серьезное наказание как приспешник аристократического правления. Даже имена вождей олигархии, высеченные на почетных стелах, демократия уничтожает, чтобы ничто не напоминало об их правлении. И наоборот, особо выделяет тех, кто способствовал ее восстановлению личным участие, или денежными средствами, и высекает их имена на почетных стелах.
Но, несмотря на весь пафос гражданских установлений полиса, чувствуется неуверенность правивших в нем демократов и возможность свержения демократического правления, ибо закон постоянно ссылается на "период демократии илионцев".
Закон илионцев - страница реальной жизни эллинистического полиса Малой Азии в конце III в. до н.э. Приверженность граждан полиса демократическим установлениям весьма сильна. Как и в классический период, полисная организация - лучший образец объединения граждан в коллективы. Сходство эллинистического и классического полисов явное, но вместе с тем чисто внешнее. Эллинистический полис - это уже не город-государство классической Греции, проводящий независимую политику во внутренних и внешних делах. Эллинистический полис (что подтверждается законом илионцев) воспринял лишь организационную структуру классического города-государства - деление граждан на филы, наличие буле и демоса, но одновременно имел смешанное греко-восточное население и обязательно - эпистат, непосредственно зависевший от царской власти.
Но даже при весьма ограниченном самоуправлении эллинистический полис имел исключительное значение для своего времени: он не был замкнутым и способствовал более тесному сближению греков и македонян с народами Востока.
Кроме эллинистических городов на Востоке было основано множество поселений греко-македонских колонистов, получивших в селевкидской Азии название катекий. Бывшие греко-македонские наемники получали земельные наделы и селились в стратегически важных пунктах: на пересечениях караванных путей, у речных переправ, в устьях рек. Очень часто катекий организовывались по роду войск - были поселения всадников, пехотинцев, пращников. Обычно военные поселения связывают с Александром или Антигоном I, которые их создавали для удержания завоеванных территорий.
При преемниках Александра, всячески поощрявших градостроительство, многие катекий приобрели статус и значение полиса. Так, поселение колонистов Накраса в Лидии при Селевке стало полисом; об этом сообщает эпиграфический памятник времен императора Адриана, где указывается на существование в городе демоса и буле (OGIS, 268).
Докимей во Фригии, ранее называвшийся Синнадой, прежде был поселением и принадлежал Лисимаху (Диод., XX, 107). А позднеэллинистические монеты Докимея указывают на наличие в городе буле, т.е. полисной организации.
Антиохия в Писидии также выросла из военного поселения, организованного около туземного городка (Страб., XII, 577), и имела статус полиса[75]. Интересна также эволюция каппадокийской Евсевий. Страбон пишет, что туземное поселение Мазака, соединившись с греко-македонской колонией, стало Тианом (XII, 537). О Тиане сообщает позднеэллинистический греческий автор с Лемноса Филострат II, написавший увлекательный философский роман о странствиях пифагорейского проповедника Аполлония Тианского, где, в частности, говорится о переименовании Тиана в Евсевию и о распространении греческого языка (xorvrp в Каппадокии даже во II в. н.э. (Vit. Apoll., I, 4; I, 7). Карры в Месопотамии считались македонской колонией, где происходили ежегодные осенние ярмарки, на которые стекались товары из Индии и страны серов (Аммиан Марцеллин, XIV, 3, 3).
Иногда катекий организовывались в городской черте. Так, колония в Магнесии-на-Сипиле вклинилась в городские владения, защищенные крепостной стеной (OGIS, 229). В этом случае можно говорить о смешанном поселении - города и катекии одновременно.
Расширение торговли и развитие товарно-денежных отношений способствовали распространению языка κοινε) на далекие окраины бывшей державы Александра. Язык xoivr) стал межгосударственным, им можно было пользоваться от Египта до Индии, включая восточные окраины - Парфию и Бактрию. К сожалению, историческая наука не располагает эпиграфическими памятниками этих регионов, но монеты всех парфянских и греко-бактрийских царей эллинистического времени имели греческие легенды.
Во время раскопок в 60-е годы городища Ай-Ханум (на территории бывшей Южной Бактрии), проводившихся французской археологической экспедицией, были обнаружены остатки эллинистического города, но они не дали ожидаемой эпиграфики. Все же французский археолог Бернар отождествляет Ай-Ханум с одной из александровских Александрий-на-Оксе[76]. Пока единственным эпиграфическим памятником эллинистического Востока остается билингва императора Ашоки из Кандагара[77], написанная по-арамейски и на xoivr|. Содержание эдикта чисто индийское - буддийская проповедь благочестия и почтения. Памятник датируется 255 г. до н.э.
Толкование этой надписи вызвало в исторической литературе долгие споры. Отдельные исследователи, исходящие из культурных задач эллинизма, подчеркивали то обстоятельство, что эллинский дух и образованность существовали даже на далекой индийской окраине, связывая с этим наличие эллинских городов в Кандагаре, имевших универсальную полисную организацию. Но такие выводы более чем смелы. Кандагарский эдикт Ашоки в его греческом варианте обращается с проповедью буддизма к греко-эллинизированной части населения провинции, о политическом статусе которого, судя по надписи, мы ничего сказать не можем. Логическим выводом по тексту билингвы может быть только то, что Ашока проявлял веротерпимость и проповедовал этические нормы, стоявшие как бы над религиозными воззрениями различных этнических групп. Даже те скудные сведения, которые имеются в распоряжении исследователя, указывают на широкое распространение культуры эллинизма и языка xoivr), намного переживших свое время.
Но самым главным в эллинизме была его социально-экономическая основа, базирующаяся на рабском труде. Отрицать рабство - значит не понимать сути явлений данной эпохи, являющихся как бы производным от главного - рабовладельческой структуры эллинистических государств.
Античная историческая традиция (Арриан, Плутарх, Страбон, Павсаний, Диодор, Юстин) почти не осветила проблему рабства в эллинистическую эпоху. Этот аспект мало интересовал древних авторов, писавших военно-политическую историю царей и царств и воспринимавших рабство как данность. Если судить по литературным произведениям эллинистических авторов (Менандр, Филемон, Дифил, Филиппид), то рабство было чисто формальным, необременительным и часто рабы были не менее зажиточны и образованны, чем их хозяева. Подобное освещение рабства в литературных источниках отражает не действительное положение раба, а взгляды правящего класса рабовладельческого строя.
Скупые, отрывочные сообщения античных историков показывают, что рабство в эллинистический период становилось всеобъемлющим явлением. Плутарх пишет, что Александр обратил в рабов 30 тыс. фиванцев (Алекс, 11), а Диодор к этому добавляет, что, продав их, македонский царь выручил 440 талантов серебра (XVII, 14, 4). В Малой Азии всех, кто оказал сопротивление, Александр обратил в рабов (Диод., XVII, 22, 5). Плененные при Гранике эллинские воины также стали рабами, их отправили на тяжелые работы в Македонию (Арр., I, 16, 6). Взяв Тир, Александр все население превратил в рабов, не пожалев женщин и детей (Диод., XVII, 46;4; Арр., II, 24, 5). То же самое произошло при взятии Газы: все мужчины были перебиты, а женщины и дети угнаны в рабство (Арр., II, 27, 7). При завоевании Восточных сатрапий Александр 40 тыс. человек сделал рабами (Арр., IV, 25, 4). Даже во время индийского похода Александр обращал в рабов индийцев, оказывавших ему сопротивление (Арр., VI, 7, 3; Диод., XVII, 102). Так рисуют античные историки состояние проблемы рабства на начальном этапе эллинизма.
Не подлежит сомнению, что рост рабовладения сопровождался увеличением эксплуатации этой самой многочисленной и бесправной части населения античности.
В Коринфском договоре "равноправных членов" 338 г. до н.э., заключенном Филиппом Македонским и греческими городами, содержался важный пункт, предусматривавший подавление всякого движения низов за отмену долгов, раздел земель, конфискацию частной собственности или освобождение рабов (Ditt., Syll3, 260). Этот договор, впоследствии обновленный Деметрием Полиоркетом (303 г. до н.э.), указывал также на важность пункта о подавлении выступлений неимущих (SEG, I, 75).
Мы не располагаем данными о развитии института рабства в рассматриваемый период, но все же кое-какие сведения на этот счет имеются. В конце III в. до н.э. на Хиосе зафиксировано восстание рабов (Афиней, 265), а позже - ряд волнений среди неимущих граждан на островах Эгейского моря (OGIS, 43; IG, XI, 4) и движение бедняков в Кассандрии под руководством Аполлодора (279 г. до н.э.)[78]. Нарастание протеста социальных низов и рабов привело к широким выступлениям в Спарте (Агис, Клеомен, Набис), о чем довольно подробно писали Полибий и Ливии (Полиб., IX, 17, 4; XIII, 6; XXIV, 7, 3; Ливии, XXXIV, 30; XLII, 4), изобразившие черными красками деятельность демократических группировок.
О развитии рабства и связанных с ним выступлениях неимущих свидетельствует и разработка вопроса об освобождении рабов в позднеэллинистический период. Манумиссии - явление обычное для периода позднего эллинизма. Оно отражено во многих эпиграфических памятниках Греции и Востока[79]. Поэтому не надо упускать из виду, что ведущей чертой эллинизма оставалось рабство со всеми его пороками.
Бесспорен факт развития рабовладельческих хозяйств Греции и Македонии в период эллинизма, расширение их производственной базы. Но некоторое оживление греческой экономики носило временный характер, а отлив неимущего населения на Восток не решил проблему внутреннего кризиса.
Греция так и не смогла преодолеть свою замкнутость и разобщенность, что явилось одной из причин ее скорого завоевания Римом.
* * *
Мировая держава Александра не выдержала испытания временем, ибо для этого не было ни экономических, ни политических предпосылок. Проведение в жизнь идеи "единомыслия" также оказалось несостоятельным, не увенчалось успехом и стремление создать единый народ "эллиноперсов", хотя отдельные исследователи считают, что лишь ранняя смерть помешала Александру довершить задуманное[80]. Но начатое Александром развитие торговли и обмена на всей территории державы было с успехом продолжено его преемниками. Основанные на Востоке города стали центрами торговли и ремесла, способствуя тем самым развитию товарно-денежных отношений. Маркс писал, что "в Коринфе и других греческих городах Европы и Малой Азии развитие торговли сопровождалось высоким развитием промыслов"[81].
Эллинистические полисы Востока стали также центрами развитой городской жизни и культуры. Преемники Александра отказались от опоры на местный элемент, основой их царства были полунезависимые города с преобладающим греко-македонским и эллинизированным местным населением. Подобная политика полностью отвечала интересам правящей греко-македонской верхушки эллинистических монархий. По словам Диодора, Селевк считал, что является владыкой всего приобретенного (XXI, 1,5).
Подобные установки политики эллинистических царей не способствовали более тесному сближению между народами. Основная масса населения Востока пассивно относилась к новым порядкам, не извлекая из них никаких выгод. Поэтому можно сказать, что эллинизм затронул лишь городские слои населения, по преимуществу зажиточные, оставив неизменным положение сельской хоры. По этой причине уже во втором поколении преемников Александра отмечались выступления неимущих и стремление отдельных территорий отложиться от центральной власти (Пергам, Иудея, Парфия, Бакт-рия). Правда, экономические интересы и рост производительных сил обеспечивали политическое единство эллинистических государств, но это единство не было органическим, основанным на прочной социально-экономической базе, и в этом была слабость эллинизма.
Расширение торговли и обмена способствовало изысканию новых караванных и морских путей. Конечно, войны и династические распри отнимали много сил у преемников Александра, но эллинистические цари продолжили его дело поисков новых торговых путей.
Селевк I Никатор уже широко пользовался Персидским заливом, организовав на его берегах колонии и стоянки флота (Полиб., XIII, 9, 5). Были налажены торговые связи с арабскими племенами Аравии, откуда ввозились пряности и благовония (Плиний, VI, 152). Видимо, во времена Селевка I и его сына Антиоха была снаряжена экспедиция Патрокла для обследования берегов Каспийского моря и для поисков северного пути в Индию (Страб., XI,
508), поскольку Гирканское море древние считали заливом Внешнего Океана. Экспедиция Патрокла из Мидии Атропатены обследовала южную часть Каспия и пришла к выводу о соединении его с Океаном, охватывающим по периферии всю Землю. Отныне утвердилось мнение, что Океан омывает северное подножие Гималаев и находится недалеко от Яксарта[82]. Так было отвергнуто более раннее и верное свидетельство Геродота о Гирканском море как изолированном бассейне[83].
Основной артерией восточной торговли считался морской путь из Индии к Персидскому заливу и вверх по Тигру до Селевкии, открытый и исследованный Неархом, который за девять месяцев плавания из Индии достиг берегов Персидского залива.
Кроме морского пути из Индии существовал сухопутный, караванный, через Кандагар - Герат - Гекатомпил - Экбатаны - Селевкию (Страб., XV, 723). Далее все товары везли вверх по Евфрату к Антиохии, используя переправу у Зевгмы, и оттуда через Таре и Апамею к Эфесу, господствовавшему на Эгейском море. Неслучайно Селевк и Птолемей не раз оспаривали друг у друга право обладания этим важным пунктом восточносредиземноморской торговли. Иным путем в торговых отношениях с Индией пользовался Птолемей: сначала морем до сабейской Аданы (Южная Аравия) и далее караванами через Петру к Газе (Страб., XVI, 780-781), откуда товары направлялись к Александрии Египетской, Птолемаиде или финикийским городам (Полиб., V, 68-71).
По этим трем основным путям (морским и караванным) осуществлялась торговля Востока с Западом. Первые две торговые артерии удерживал Селевк, а самую южную - Птолемей, прибегший к услугам индийских мореходов и сабейских (арабских) купцов.
В связи с походами Александра, расширением торговли и использованием сокровищ Ахеменидов количество денег в обращении намного возросло. Денежная единица Александра - драхма (равная аттической) - получила распространение почти на всей территории державы. Ею пользовались в Греции, Македонии, на Востоке, за исключением финикийских городов, чеканивших свою монету. Финикийский монетный эталон был воспринят Египтом при Птолемее I и Родосом.
Увеличение количества денег в обращении требовало роста добычи драгоценных металлов, поэтому стали интенсивнее разрабатываться старые рудники и осваиваться новые. В пору эллинизма Македония еще имела достаточное количество серебра, добываемого в рудниках Лавриона и у горы Пан-гей (Страб., IX, 399; VII, 34; Exc. ed.). Имелось и золото, но в значительно меньшем количестве (Страб., XIV, 680).
Золотые запасы Малой Азии и Индии к тому времени были уже исчерпаны, а новые, в Кармании и Бактрии, недостаточно исследованы. По этой причине македонская монетная система основывалась на серебряном стандарте, а египетская при Птолемее I - на золотом. Огромные запасы золота, открытые в Нубии, начали разрабатываться при первых Птолемеях (Плиний, VI, 170). Много золота в Средиземноморье привозили индийские купцы (Страб., XV, 700; Плиний, XXXIII, 66).
Кипр монопольно торговал медью, причем медная руда на острове разрабатывалась Птолемеями. Незначительные запасы медной руды имелись также на Эвбее (Страб., X, 447; XIV, 684). Железо делали во многих местах, но лучшим считалось железо из Армении и Понта, привозившееся морем в Ки-зик (Страб., XII, 549). Киноварь для изготовления пурпурной краски добывалась в Каппадокии и у Эфеса (Страб., XII, 562). На добыче сандарака (сернистого мышьяка) работали только рабы, быстро погибавшие от заражения ядовитыми испарениями. Синопская киноварь Каппадокии имела славу самой лучшей (Страб., XII, 540).
Но самым важным предметом торговли была пшеница, которую постоянно ввозили Афины, Коринф, Делос, Киклады и города Ионии[84]. Она шла из Египта и Понта (Ditt., Syll2, 75); хлебные склады Понта находились на Родосе и Делосе (Полиб., XXVIII, 2, 5).
Вина производились повсюду, но лучшими считались сирийское и ионийское (Страб., XIII, 628). Знаменитое мисийское вино по качеству не уступало ни одному из прославленных сортов. Ионийское вино Эфеса также имело большой спрос (Страб., XIII, 637). Основную часть вина потребляли Александрия Египетская и Южная Аравия.
Традиционный экспортный товар Афин - оливковое масло - доходил до греческих колоний Понта Эвксинского Ольвин и Пантикапея. Киклады продавали мед, Византии - соленую рыбу, Вифиния - сыр (Страб., X, 489; XII, 549, 590).
Греция ввозила лес из Македонии (Ditt., Syll3, 334), а Египет использовал древесину с Кипра, из Ливана, из лесов Тавра в Киликии (Страб., XIV, 669).
Большим спросом пользовалась индийская корица (Арр., VI, 22, 5; Страб., XV, 695), а также ладан и мирра, добывавшиеся в Южной Аравии (PSI, VI, 628). Торговля ладаном занимала особое место, так как он требовался при отправлении любых религиозных культов. При взятии Газы Александр захватил ладана на 500 талантов (Плут., Алекс, 25). Вавилонский храм Бела потреблял ладана на 1 тыс. талантов в год (Герод., I, 183). Переработкой этого ценного сырья занимались царские мастерские Александрии (Плиний, XII, 59).
Типичным для времени первых преемников Александра было установление единообразных форм государственной власти.
Несмотря на ограниченность полисной организации в эллинистических монархиях, новообразованные города Запада и Востока при диадохах переживали пору расцвета в связи с расширением торговли, становившейся международной и требовавшей большого количества товаров на экспорт. Обширные азиатские рынки стали основными потребителями традиционных товаров эллинского экспорта - оливкового масла, мраморных статуй, керамики, гончарных и ювелирных изделий. Восток вывозил на Запад пшеницу, ценные породы дерева, вино, ткани, пряности, слоновую кость. Ясно, что установление однотипных по структуре эллинистических государств, воспринявших александрову денежную единицу, способствовало сближению различных народов.
Появление в пору эллинизма новых, синкретических верований также указывало на влияние Востока. Боги классической Греции, удовлетворявшие религиозные запросы граждан автаркного полиса, в условиях эллинистических монархий теряли свое назначение и уступали место другим богам, более соответствующим условиям эллинистического мира[85].
Политика веротерпимости и уважения местных религиозных традиций, провозглашенная Александром, была продолжена его преемниками. Скорее всего, действовать подобным образом Александра вынуждал политический расчет. Арриан прямо пишет, что Александр хотел примирить греческих богов с восточными, принеся в Мемфисе жертвы Зевсу, Амону, священному быку египтян Апису (III, 1, 5). Политика уважения восточных богов способствовала появлению их официального культа, причем многие ориентальные божества получили черты олимпийцев.
Благодаря походам Александра эллинский культ бога вина и веселья Диониса проник в Бактрию и Индию (северо-западную), в места, где произрастало много винограда и где дионисийские мистерии приобрели значение праздников урожая. Сцены дионисийского праздника широко представлены в орнаментации сосудов позднеэллинистической эпохи северной Бактрии и индийской Гандхары.
Официальный культ египетского Сераписа был учрежден Птолемеем I Лагом, привлекшим для этого сирийца Манефона из Гелиополя и Тимофея Элефсинского из Афин (Plut., De Is. et Os., 36If) - уже выбор верховных жрецов Сераписа указывал, что новое божество в равной мере должно удовлетворять религиозные запросы египтян и греков. Так Серапис стал верховным богом эллинистического Египта. В его честь писались хвалебные гимны - пеаны, одним из авторов которых был Деметрий Фалернский.
Возможно, первое упоминание о культе Сераписа вне Египта относится к 308-306 гг. до н.э., о чем свидетельствует посвятительный декрет из Галикарнаса (OGIS, 16). Синкретический Серапис (синтез Осириса и Зевса) быстро распространился в эгейском мире. Он почитался в Афинах (Ditt., Syll3, 280), Деметриаде, Херонее, Фессалонике (Ditt., Syll3, 165), на Делосе (IG, XI, 4). Но самый большой успех выпал на долю египетской богини Исиды, жены и подруги Сераписа. Одна копия посвятительного гимна Исиде из Магнесии-на-Меандре воспроизводила текст стелы Мемфиса. Исида - богиня универсальная, ей подвластны законы Вселенной, людские судьбы и провидение (REG, 42, 137).
Поклонение Исиде не умаляло значения других местных богов. Продолжали существовать культы сирийской богини Атаргатис и древнеперсидской Анахит (Страб., XVI, 748). В Афинах существовал храм (Метроон) фригийской Кибелы.
Но эллинизм не создал единой религии, для этого еще не было соответствующих условий. Он только наметил пути появления новых, синкретических верований, объединивших воедино религиозные воззрения Запада и Востока.
Многие историки считают деятельность Александра Македонского великим подвигом ради прогресса человечества, необоснованно подчеркивая личные заслуги македонского царя в деле распространения эллинской образованности на Востоке. Слабость подобных концепций в оценке деятельности Александра - в оторванности культурных задач от социально-экономической базы. Поэтому культура в исследованиях авторов-немарксистов превращается в самодовлеющий фактор прогресса, т.е. следствие обращается в причину. Но значение эллинизма в ином: он начал ломку этнической, полисной и религиозной замкнутости, породил новые формы государственности, расширил обмен и торговлю, заложил основы новых верований, а вместе с тем продолжил процесс поляризации древнего общества, усилил классовую борьбу неимущих и рабов против рабовладельцев. Таков главный итог эллинизма, вобравшего в себя эллинские и восточные начала в области экономического строя, социальных и политических отношений, в идеологии и культуре[86].
[1] Первое запустение Македонии относится ко времени после Александра, когда эллинистические правители Кассандр, Деметрий Полиоркет, Антигон, Птолемей, Лисимах, Пирр десятилетиями оспаривали друг у друга право на Грецию и Македонию. См.: О. В. Кудрявцев. Эллинские провинции Балканского полуострова во втором веке до н.э. М., 1954. С. 299; Д. И. Цибукидис. Из истории эллинистической Греции. Автореф. канд. дисс. С. 7 и сл.; он же. Греция и Восток... С. 340.
[2] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 218; он же. The Cambridge Ancient History. Vol. VI. С. 424.
[3] А. Б. Ранович. Эллинизм и его историческая роль. С. 78; B. C. Сергеев. История древней Греции. М., 1963. С. 407; Д. И. Цибукидис. Греция и Восток... С.336.
[4] Б. Г. Гафуров. Таджики. С. 86.
[5] М. М. Дьяконов. Очерк истории древнего Ирана. С. 160.
[6] A Gutschmid. Geschichte Irans und seiner Nachbarlander von Alexander dem Grossen bis zum Untergang der Arsaciden. C. 67.
[7] О первом распределении сатрапий писали также Курций (X, 10, 1) и Оро-зий (III, 24). См. также: Д. И. Цибукидис. Из истории эллинистической Греции. С. 43 и сл.
[8] По Диодору (XVIII, 2, 3) – Антипатр и Пердикка, так как Кратер еще не возвратился в Македонию с отпущенными на родину ветеранами.
[9] О том, что Пердикка сосредоточил в своих руках всю полноту власти, сообщали Диодор (XVIII, 2) и Юстин (XIII, 4, 17), называя его Έπιμελητής τής Βασιλείας.
[10] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 2. С. 19; История Узбекской ССР. Т. 1 кн. 1. С. 71;, Т. Beloch. Griechische Geschichte. Bd IV. Т. 1. Lpz., 1925. С. 32; P. Cloche. La dislocation dun Empire, P., 1959. С 18–19. Δ. Τουσλιανος, Ι. Μιρόκοβα. Είσαγωγή στην οτορια τού Έλληνοβακτριανού κράτους. С. 7 и сл.
[11] Это не очень достоверное указание Курция (IX, 7, 11) оспаривается в современной исторической науке. См.: P. Cloche. La dislocation dun Empire. С. 19.
[12] Поскольку Курций виновником первого выступления называет Бикона (IX, 7, 4), делается попытка отождествления с ним Филона. См.: И. Дройзен. История эллинизма. Т. 2. С. 12, примеч. 3; Δ. Τουσλιανος, Ι. Μιρόκοβα. Είσαγωγή στην οτορια τού Έλληνοβακτριανού κράτους. С. 19.
[13] Е. Will. Histoire politique du monde hellenistique. Vol. I. Nancy, 1966. C. 27; Δ. Τουσλιανος, Ι. Μιρόκοβα. Είσαγωγή στην οτορια τού Έλληνοβακτριανού κράτους. С. 17 и сл.
[14] Г. А. Кошеленко. Восстание греков в Бактрии и Согдиане... С. 62 и сл.
[15] Е. Will. Histoire politique du monde hellenistique. Vol. I, c. 26; Δ. Τουσλιανος, Ι. Μιρόκοβα. Είσαγωγή στην οτορια τού Έλληνοβακτριανού κράτους. C. 7 и сл.
[16] Г. М. Бонгард-Левин. Индия эпохи Маурьев. С. 57–58.
[17] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 2. С. 18.
[18] Курций сгущает краски, когда пишет, что 300 мятежников были казнены по приказу Пердикки (X, 9, 14–18).
[19] А. Г. Бокщанин. Парфия и Рим. Ч. 1. С. 119.
[20] А. Б. Ранович. Эллинизм и его историческая роль. С. 96.
[21] Анализ событий, происходивших в Греции и Македонии после смерти Александра, выходит за рамки данной работы. Подробнее на эту тему см.: Д. И. Цибукидис. Из истории эллинистической Греции. С. 30–112.
[22] «Если он сегодня мертв, – говорил Фокион, – то будет таким же завтра и послезавтра. У нас есть время все обдумать и принять благоразумное решение» (Плут., Фокион. 22).
[23] Диодор пишет, что право голоса потеряли 22 тыс. граждан (XVIII, 18). См. также: Д. И. Цибукидис. Из истории эллинистической Греции. Автореф. канд. дисс. С. 8.
[24] М. Rostovtzell. The Social and Economic History... Vol. I. C. 261.
[25] J. Beloch. Griechische Geschichte. Bd IV, Т. 1. C. 271.
[26] M. Rostovtzeff. The Social and Economic History... Vol. I. C. 164.
[27] S. Dow, A Trevis. Demetrios of Phaleron and his Low Giving – «Hesperia». XII. 1943. № 2. C. 144–165.
[28] Побочный сын Александра Македонского Геракл также не избежал этой участи. Полисперхонт вызвал его из Пергама в Македонию, а потом сам же казнил (Юстин, XV, 2).
[29] Г. Кордатос полагает, что азиатские доходы Антигона доходили до 18 тыс. талантов в год (Γ. Κορδατος. Ίστορια των Έλληνιστικων Χρονων. С. 65).
[30] Диод., XIX, 57, 60. Очевидно, в текст Диодора вкралась ошибка: Кассандр не претендовал на Ликию и Каппадокию.
[31] Диод., XIX, 75; OGIS, 5. В стремлении Антигона заручиться поддержкой греков некоторые советские исследователи видели отход его от политики ориентации на Восток и стремление найти опору у эллинов и эллинистических городов. См.: А. Б. Ранович. Эллинизм и его историческая роль. С. 90; А. Г. Бокщанин. Парфия и Рим. Ч. 1. С. 121.
[32] Аппиан (Syr., 56) приводит другое предание – о перстне с якорем, который увидел во сне Селевк; позже этот якорь якобы был изображен на его личной печати и селевкидских монетах.
[33] Плутарх (Деметрий, 7) пишет об огромной добыче, захваченной Деметрием у набатеев.
[34] S. Smith. Babylonian Historical Texts. L., 1924. С. 141–144.
[35] OGIS, 5. Перевод взят из книги А. Б. Рановича «Эллинизм и его историческая роль». С. 89–90.
[36] Свобода для греков сочеталась у Антигона с жестким курсом по отношению к населению Азии. См.: А. Г. Бокщанин. Парфия и Рим. Ч. 1. С. 121.
[37] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 25; М. Rostovtzeff. The Social and Economic History... Vol. I, c. 13.
[38] J. Beloch. Griechische Geschichte. Bd IV, Т. 1, с 425.
[39] Афиней, VI, 253. Перевод В. Василевского (в книге «Политическая реформа и социальное движение в древней Греции в период ее упадка». СПб., 1869. С. 35).
[40] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 26.
[41] Плутарх пишет, что рядом со статуями тираноубийц Гармодия и Аристо-гитона афиняне приняли решение воздвигнуть золотые колесницы в четверку лошадей с изображениями богов-спасителей, а также увенчать их золотыми венками стоимостью в 200 талантов (Деметрий, 10).
[42] Диод., XX, 53; Юстин, XV, 2; Арр., Syr., 54.
[43] Афины и Этолия остались верны Деметрию, все прочие города придерживались нейтралитета. См.: Д. И. Цибукидис. Из истории эллинистической Греции. Автореф. канд. дисс. С. 10.
[44] Г. М. Бонгард-Левин. Индия эпохи Маурьев. С. 318, примеч. 26.
[45] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 25. Греческий историк Г. Димитракос считает, что у Антигона были все возможности сохранить в целости державу Александра. См.: G. Dimitrakos. Demetrios Poliorketes und Athen. Hamburg, 1937, c. 5 и сл.
[46] А. С. Шофман. История античной Македонии. Ч. 2. С. 149, примеч. 5.
[47] М. Rostovtzeff. The Social and Economic History of the Hellenistic World. C. 15–16.
[48] Паве, I, 29, 16. Афиней также пишет, что Лахар обнажил богиню Афину (IX, 405).
[49] А. Г. Бокщанин. Парфия и Рим. Ч. 1. С. 127.
[50] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 2. С. 361–362.
[51] Г. Димитракос сравнивает деятельность Александра Македонского и Деметрия Полиоркета (G. Dimitrakos. Demetrios Poliorketes und Athen. С. 5 и сл.).
[52] См.: С. Аверинцев. Плутарх и античная биография. С. 229, 254, примеч. 23, 29.
[53] Аппиан (Syr., 64) пишет, что Лисимаху было 70 лет, Юстин – 74 года (XVII, 1).
[54] М. Rostovtzeff. The Social and Economic History... Vol. L e. 248–250. «Античные авторы не имели еще четкого представления о Южной Индии.
[55] См.: Г. М. Бонгард-Левин. Индия эпохи Маурьев. С. 60.
[56] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 19–20.
[57] P. Jouguet. Limperialisme Macedonian et Ihellenisation de lOrient, int... C. 5.
[58] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 3. С. 8.
[59] СЛ. Утченко. Кризис полиса и политические воззрения римских стоиков.
[60] М Rostovtzeff. The Social and Economic History... Vol. I, c. 164; J. Beloch. Griechische Geschichte. Bd IV. Т. 1. С 271.
[61] Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 21. С. 119–120.
[62] Д. И. Цибукидис. Из истории эллинистической Греции. С. 195–196.
[63] Г. А. Кошеленко. Восстание греков в Бактрии и Согдиане... С. 76–78.
[64] Γ. Κορδατος. Ίστορια των Έλληνιστικων Χρονων. С. 132.
[65] Royal Correspondence of the Hellenistic Period. New Haven, 1934. С 57.
[66] Α. Ανδρεαδης Ή οικονομική πολιτικη του βασιλέως Λυσιμαχου. Περιοδικο «Έλληνικα». T. 2, 1929. С 257 и сл.
[67] К. Маркс в работе «Формы, предшествующие капиталистическому производству» пишет, что история классической древности – это история городов, основанных на земельной собственности и земледелии. (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 46. Ч. 1. С. 470).
[68] В. Чериковер насчитывает 153 греко-македонских города на Востоке (V. Tscherikower. Die hellenistischen Stadtegrundungen... С. 145 и сл.).
[69] FGH, 10. О богатстве и роскоши Антиохии-на-Оронте писал Посидоний.
[70] М. Вебер. Аграрная история древнего мира. М., 1923. С. 415–416.
[71] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 124–125, 160.
[72] М. Rostovtzeff. Studien zur Geschichte des romischen Kolonates. Lpz., 1910. С 308–309; он же. Social and Economic History... Vol. I, с 502–508.
[73] Ф. Энгельс. Происхождение семьи, частной собственности и государства. С. 163.
[74] OGIS, 1. В приенской надписи 334 г. до н.э. различаются два вида земли: городская и царская.
[75] OGIS. 223; Г. А. Кошеленко. Восстание греков в Бактрии и Согдиане. ВДИ. 1972, № 1. С. 77.
[76] P. Bernard. Ai Khanum on the Oxus. A Hellenistic City in Central Asia L., 1967.
[77] НЭ, XII; D. Schlumberger. Une nouvelle inscription grecque dAsoka P., 1964.
[78] Диод., XXII, 5; Пол., VI, 7.
[79] Документы из Суз (Селевкии-на-Эвлее) вошли в сборник SEG, VII.
[80] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 218.
[81] К. Маркс. Капитал. Т. 1. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 25. Ч. 1. С. 365.
[82] Страбон высказывает Сомнение относительно возможности кругового морского путешествия из Индии в Гирканию, хотя это утверждал Патрокл (Страб., XI, 518).
[83] Герод., I, 205. На многие века верное представление Геродота было отвергнуто античной географией.
[84] IG, XII, 5, 7, 40; Ditt... Syll3, 654.
[85] «Раз были разрушены эти их основы, сломаны унаследованные общественные формы, установленное политическое устройство и национальная независи мость, то, разумеется, рушилась и соответствующая им религия» (Ф. Энгельс. Бруно Бауэр и первоначальное христианство. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 19. С. 312).
[86] См.: К. К. Зельин. Основные черты эллинизма. ВДИ. 1953, № 4; он же. Некоторые основные проблемы истории эллинизма. Советская археология. 1955, вып. XXII.