ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Возвращение
Путь, избранный царем для возвращения из Индии в Персию, не был легким. Еще древнее предание гласило, что, когда царица Семирамида проходила этими землями, она погубила здесь все свое войско. Подобная участь постигла и персидского царя Кира[1], по одной из версий (Ктесий) погибшего в борьбе с дербиками (племенем, граничащим с индийцами)[2], которые прислали в помощь соседям боевых слонов (Фотий, XXII, 29, 6). Тем величественнее в глазах античных историков становился подвиг Александра, избравшего этот полный опасностей и лишений путь. Но не жажда новых подвигов влекла сюда Александра, а необходимость обеспечить флот Неарха провиантом и водой (Арр., VI, 24, 3). Этими соображениями было вызвано и другое обстоятельство: сухопутное войско во главе с царем ушло из Патталы в августе 325 г. до н.э., а Неарх, дождавшись северо-западного муссона, начал плавание в конце сентября[3].
Было бы ошибочным предположение, что Александр расстался с мечтой о мировом господстве и хотел поскорее увести войско из отдаленных земель южноазиатского субконтинента. Даже оставив мысль о выходе к восточному краю Земли, македонский царь не терял надежды покорить все племена, встречавшиеся на его пути, и тем самым присоединить к своей державе южную часть обитаемой суши.
На десятый день после выхода из Патталы греки и македоняне достигли земель арабитов и оритов (Курц., IX, 10, 5). Арриан полагает, что это независимые племена индийского происхождения (VI, 21, 3-4), а Страбон считает их жителями Арианы, причем первых он причисляет к индийским племенам, а вторых называет независимой народностью (XV, 720). По данным одних источников, арабиты при приближении македонян бежали в пустыню (Арр., VI, 21, 4), по данным других - сдались добровольно (Диод., XVII, 104, 4).
Перейдя через узкую и мелководную реку Арабий, Александр с щитоносцами, половиной пеших лучников, отрядами пеших "друзей", агемой, с илами от каждой гиппархии и всеми конными лучниками направился к морскому побережью рыть колодцы и покорять оритов, не оказавших никаких дружеских услуг ни ему, ни его войску (Арр., VI, 21, 3). На время отсутствия царя армию возглавил Гефестион.
За ночь Александр пересек пустынную местность и на рассвете вышел к человеческому жилью. Здесь начинались владения оритов. Пехота следовала обычным строем, а конные илы, поделенные на три части (под началом самого царя, Леонната и Птолемея), быстро охватили большую территорию, принадлежавшую враждебно настроенному племени. Источники очень кратко сообщают о покорении оритов, отмечая, что всех указавших сопротивление перебили и многих взяли в плен (Арр., VI, 21, 4). Диодор пишет, что в руках македонян оказались огромные пространства, где "пылали пожары, шли грабежи и убийства... количество убитых исчислялось десятками тысяч..." (XVII, 104, 6-7).
Заняв самое большое селение оритов - Рамбакию, царь на его месте решил основать город (Арр., VI, 21, 5); его постройку поручили Гефестиону[4].
Оставшиеся в живых ориты бежали к границам Гедросии, где в узких теснинах, объединившись с племенем гадросов, решили задержать продвижение греков и македонян. Однако, получив известие о приближении Александра, ориты выслали к царю своих предводителей с выражением покорности. Царь простил всех и велел местным вождям вернуть народ в родные земли. Сатрапом он назначил Аполлофана, телохранителю Леоннату поручил построить у моря город, заготовить провиант для флота и оборудовать верфи для ремонта судов (Арр., Индия, 23, 7-8), а также привести в порядок дела племени, чтобы больше расположить к новой власти (Арр., VI, 22, 3). Новым администраторам царь оставил значительные военные силы: всех агриан, лучников, всадников, наемную эллинскую пехоту и конницу.
Дождавшись подхода тяжеловооруженных воинов Гефестиона, Александр через горные проходы двинулся в пустыню Гедросию.
Что же за город было поручено построить Леоннату? Александрия-Рамбакия находилась к западу от реки Арабий и располагалась вдали от моря. Что касается "приморского города", о котором сбивчиво сообщают античные авторы, то он располагался на побережье и предназначался для временной стоянки флота Неарха. Видимо, сообщения Диодора и Курция относятся именно к этому второму городу, заложенному македонянами в земле оритов (Диод., XVII, 104, 8; Курц., IX, 10, 7). Диодор называет этот город Александрией, а Арриан - Кокалой (со ссылкой на Неарха); здесь произошла встреча Леонната с флотоводцем Александра, и здесь Неарх пополнил продовольственные запасы и заменил нерадивых моряков на усердных солдат из гарнизона. Кроме того, греческий историк вскользь упоминает о битве оритов с войском Леонната, в которой погибли все местные военачальники и 6 тыс. солдат, в то время как македоняне потеряли лишь 15 всадников, немного пехотинцев и сатрапа Аполлофана (Индия, 23, 4-7).
Итак, в земле оритов Александр создал два опорных пункта: один - внутри страны, поблизости от горных проходов в Гедросию, а второй - у моря: Александрию-Рамбакию и Александрию-Кокалу.
Александр вел войско вдоль моря жарким пустынным побережьем Гедросии, где под лучами палящего солнца резкий благовонный запах источали кусты мирры. Финикийские купцы, следовавшие за армией, собирали ценную смолу, а также корни нарда. Кроме того, там росло много деревьев, похожих на лавр, и колючих терновников, которые могли стащить с лошади всадника или вцепиться в пробегавшего зайца (Арр., VI, 22, 4-8). Но это было только начало Гедросии. Далее растительность кончилась, зной стал нестерпимее и жажда - мучительнее. Не было ни признаков человеческого жилья, ни следов зверей. Александр хотел продвигаться берегом моря, чтобы рыть колодцы и делать запасы провианта для флота. Но кругом не было ничего съедобного, да и посланный поближе к берегу на разведку Фоант, вернувшись, доложил, что встретил только жалкие хижины рыбаков, сложенные из раковин и покрытые рыбьими хребтами. Пресной воды в этих местах не было, солдатам приходилось пить солончаковую (Арр., VI, 23, 1-3).
Терпя лишения и невзгоды, греки и македоняне добрались до племени "ихтиофагов" - диких рыбаков, питавшихся сырой рыбой и строивших жилища из рыбьих и китовых костей. Они негостеприимны и звероподобны: не стригут ни волос, ни ногтей, одеваются в звериные шкуры (Диод., XVII, 105, 4; Курц., IX, 10,9). Даже овцы, разводимые этим племенем, кормились рыбой, а поэтому македоняне не могли употреблять их мясо в пищу (Плут., Алекс, 66).
Александр принял решение несколько отойти от берега в надежде встретить жилье и пополнить запасы продовольствия. Но дальнейшее продвижение по Гедросии было сопряжено с еще большими лишениями и трудностями: люди голодали и болели, не хватало питьевой воды, начался падеж скота. Диодор пишет, что "Александр... вступил в пустыню, где вообще не было ничего, чем поддерживается жизнь. Многие погибли от голода, войско пало духом" (XVII, 105, 6). Сообщение сицилийского историка подтверждает Плутарх, указывающий, что Александр прошел через величайшие трудности и погубил столько людей, что не вывел из Индии и четвертой части боеспособного войска[5]. Арриан (VI, 23, 1; Индия, 26, 1) и Страбон (XV, 722), почерпнувшие сведения из записок Неарха, также сообщают о неимоверных трудностях, выпавших на долю войска Александра в пустыне Гедросии (Белуджистана).
Видя, как воины погибают от нестерпимого зноя, жажды, болезней, Александр послал скороходов в Парфию, Дрангиану, Карманию с приказом сатрапам подготовить караваны хлеба и прочего провианта и все это свезти в указанное место. Помощь подоспела на границе пустыни, но к тому времени уже множество солдат погибло или затерялось в песках (Диод., XVII, 105, 7-8; Курц., IX, 10, 18). Страбон (ссылаясь на Неарха) пишет, что Александр знал заранее о трудностях, ожидавших его в песках Гедросии (XV, 686), но, одержимый честолюбием, решил провести войско через эту страну, с тем чтобы посрамить Семирамиду и Кира, бежавших оттуда с горсткой людей (XV, 722). Предание гласит, что только через 60 дней (Плут., Алекс, 66) македонский царь миновал ужасную пустыню Гедросию[6].
Среди множества подробностей об этом беспримерном походе у Страбона имеются указания о переходах армии Александра, делавших за ночь по 200, 300 и даже 600 стадий (XV, 722). Если предположить, что войско продвигалось столь стремительно, то с этим не согласуется указание Плутарха о 60 днях перехода через Гедросию[7]. Подобных разночтений в источниках более чем достаточно.
Еще целую неделю армия Александра шла берегом моря по пустынной местности, но пресная вода имелась в достатке, да и в редких селениях воины находили провиант (Страб., XV, 722). Сделав необходимые продовольственные запасы на морском берегу для флота Неарха, Александр углубился в страну и подошел к столице Гедросии городу Пуре, "где дал заслуженный отдых измотанному и поредевшему войску[8]. Как уже было сказано, сатрап Оритиды и Гедросии Аполлофан погиб в жестоком сражении с оритами (Арр., Индия, 24, 4-7; Диод., XVII, 105, 8). Новый сатрап, Фоант, вскоре умер, и тогда гадросами и арахотами царь поручил управлять Сибиртию, а сатрапом Кармании назначил Тлеполема (Арр., VI, 27, 1).
Уже по пути в Карманию пришло известие, что Филипп, сатрап индийцев, предательски убит наемниками-заговорщиками. Тогда Александр послал Таксилу и Эвдему письмо с приказом присмотреть за страной до присылки сатрапа (Арр., VI, 27, 2). Но индийцы так и не дождались нового правителя, а Эвдем вскоре бежал из Индии, спасая собственную голову. Таким образом, спустя лишь три-четыре месяца после ухода македонян из Индии она была потеряна для них навсегда.
Преодолев все трудности, войско Александра достигло Кармании, последней области, расположенной на побережье Океана. Это был уже север Аравийского залива, который древние называли Красным морем (Арр., Индия, 32, 8; Плиний, VI, 107). Кармания граничила с Гедросией и Персидой, омывалась множеством рек, что способствовало плодородию края. Но лошадей там почти не было, и местное население использовало ослов даже на войне. По обычаям и языку (как сообщает Неарх) карманцы были близки к персам и мидийцам. По данным Онесикрита, в Кармании были золотые и серебряные рудники, а также соляные копи (Страб., XV, 726-727).
В Кармании должна была произойти встреча Александра с Кратером, ушедшим со среднего течения Инда северным путем через Арахозию и Дрангиану. Македонский царь первым прибыл в Карманию, а несколько позже подошел Кратер с третьей частью войска и боевыми слонами[9], благополучно миновав Арахозию, Дрангиану и Арию. Он привел с собой мятежного перса Ордана, провозгласившего себя независимым правителем племени ариаспов (Арр., VI, 27, 3).
В Кармании Александр начал жестоко расправляться с сатрапами при малейшем подозрении в нелояльности.
Из Мидии по приказу царя в Карманию явились Ситалк, предводитель одрисских аконтистов, Клеандр, главарь пеших наемников, и Геракон, иларх наемной конницы. Они привели с собой 5 тыс. пехотинцев и 1 тыс. всадников (Курц., X, 1, 1). И войско, и местное население обвинили их в осквернении храмов и святынь, в грабежах и насилиях. Всех троих Александр казнил в назидание другим сатрапам, желая показать покоренным народам, что он не допустит произвола и беззакония (Арр., VI, 27, 5; Диод., XVII, 106, 2). Видя в действиях отдельных правителей угрозу центральной власти, македонский царь разослал всем азиатским сатрапам указ об отпуске наемных континген-тов, завербованных ими (Диод., XVII, 106, 3). Это важнейшее мероприятие Александра отражено только в одном источнике. Оно ярко характеризует начавшееся еще при жизни царя брожение в отдельных сатрапиях, намеревавшихся стать независимыми, так как слухи о гибели Александра в Индии приходили неоднократно[10]. Каждый из сатрапов, опираясь на наемников, торопился округлить свои владения и стать независимым. Потому-то Александр жестоко расправился со всеми сатрапами, превысившими власть, страшась развала державы, симптомами чего были выступления колонистов в Бактрии и Согдиане, волнения в Арахозии, Дрангиане, Арии.
Назначенная встреча Александра и Кратера состоялась, но не было никаких известий от флота, который, дождавшись попутного ветра, начал прибрежное плавание вдоль берегов Индии на запад, в направлении к Персидскому заливу.
В "Анабасисе" Арриан не останавливается на плавании Неарха; он подробно пишет об этом в "Индии", положив в основу рассказа записки флотоводца Александра. Отплыв из Патталы в конце сентября 325 г. до н.э., флот Неарха несколько дней продвигался протоками Инда и только на четвертые или пятые сутки вышел в Океан. Во время следования дельтой Инда Неарх называет несколько стоянок - Стура, Кавмара, Корееста, определить местонахождение которых ныне не представляется возможным из-за изменчивости русла реки.
Выйдя в море и проплыв 150 стадий, флот остановился у песчаного острова Крокала против земель индийского племени арабитов (Диод., XVII, 104; Птолем., VI, 21, 4; Страб., XV, 720). Затем флот вошел в узкую и удобную гавань, которую Неарх назвал гаванью Александра (Арр., Индия, 21, 10)[11]. Но тут подули сильные ветры с моря, и Неарх не решился продолжить плавание. Он приказал высадиться на берег, разбить лагерь и обнести его каменной стеной, так как местные жители имели явное намерение растащить македонское имущество. Три недели флот ожидал попутного ветра. Все это время солдаты находили диковинные раковины (Арр., Индия, 21, 12-13).
При попутном ветре флот снялся с якорей и, плывя вдоль берега, вскоре приблизился к устью реки Арабий. Пресной воды не было, и, только углубившись вверх по реке на 40 стадий, солдаты Неарха нашли цистерны с питьевой водой, подготовленные здесь солдатами Александра (Арр., Индия, 22, 8-9).
За Арабием начинались земли оритов, по словам Арриана - племен диких, звероподобных, не знавших железа. Эти "ужасные варвары" при виде кораблей Неарха выстроились на берегу с копьями, готовые напасть на всякого. Их было не более 600, и Неарх бросил на них фалангитов, которые, выстроившись на мелководье в шеренги по три и издав боевой клич, бросились на противника. Полуголые "варвары" немедленно разбежались (Арр., Индия, 24, 1-9).
Далее путь флота лежал мимо берегов Гедросии и страны "ихтиофагов", где в скудных хижинах рыбаков матросы Неарха нашли рыбу и овец, мясо которых отдавало рыбой. Отплывая от берегов Гедросии, Неарх взял в проводники местного жителя Гидрака, который пообещал вывести флот к Кармании.
Вскоре пустынный берег сменился садами, возделанными пашнями, и Неарх, терпящий недостаток в продовольствии, отдал приказ пристать к берегу. Из ближайшего городка жители вынесли в дар македонянам жареную рыбу, немного лепешек и фиников. Это было более цивилизованное племя "ихтиофагов", у которого имелась рыбья мука, причем злаки они употребляли в качестве приправы (Арр., Индия, 28, 1-9).
Хлеба не было, и среди матросов начался голод. Чтобы команды не разбежались, Неарх предусмотрительно бросал якоря в открытом море, не приставая к берегу. Здесь впервые в Индийском океане греки увидели огромных китов, один вид которых поверг матросов в ужас. Но шум ударявших о воду весел и крики гребцов отпугнули морских животных, и они удалились от кораблей, не причинив им вреда (Арр., Индия, 30).
Во время первой стоянки в Кармании, в Бадисе, матросы увидели гористый мыс, далеко вдающийся в море. Местные жители говорили, что до его конца надо плыть целый день и что он принадлежит уже Аравии, "стране корицы", знакомство с которой обнаруживали многие античные авторы[12].
Натолкнувшись на нежелание Онесикрита обследовать побережье залива, Неарх напомнил ему приказ Александра о подробном ознакомлении с берегом для выяснения возможности устройства стоянок и развития торговли с различными племенами (Арр., VII, 20, 9; Арр., Индия, 32, 11-12). Неарх ввел флот в Персидский залив и бросил якорь в устье реки Ананис, у селения Гармозий (Арр., Индия, 33, I)[13]. Матросы и гребцы сошли на берег, разбили лагерь и предались заслуженному отдыху. Плавание вдоль пустынных берегов Гедросии окончилось благополучно. В Кармании македоняне нашли все, чтобы восстановить силы.
Македонский царь с остальным войском в это время находился в глубине страны, у приморского города Салмунта (Диод., XVII, 106, 4). Стоял декабрь 325 г. до н.э. Александр и Неарх потеряли друг друга - сухопутное войско и флот ни разу не вступили в контакт.
Вытащив на берег корабли и соорудив двойной защитный вал, чтобы их не унесло в море во время отлива, мореходы занялись ремонтом судов. Часть воинов ушла подальше от берега на разведку. Здесь они встретили одного эллина, который сообщил, что царь Александр с войском находится в пяти днях пути от побережья Океана. Неарх тут же принял решение лично отправиться в лагерь к царю (Арр., Индия, 33). Гиппарх Кармании в расчете на хорошее вознаграждение кратчайшей дорогой поспешил в македонский лагерь, принеся весть о том, что Неарх со свитой идет к царю Александру. Но проходили дни за днями, разосланные в разные стороны гонцы возвращались ни с чем, и царь заподозрил гиппарха во лжи. По приказу Александра его взяли под стражу.
Наконец Неарх, Архий и еще пять воинов, грязные, оборванные, измученные бессонными ночами, предстали перед царем. Увидев их, Александр долго плакал, радуясь встрече и вместе с тем печалясь о гибели флота: он еще не знал, что флот цел и стоит в устье реки Ананис. Когда же царь узнал истинное положение дел, радости его не было границ; казалось, что он больше ликовал при известии, что флот не погиб, чем тогда, когда узнал, что завоевал всю Азию (Арр., Индия, 35)[14].
Еще до встречи с Неархом, достигнув Кармании, Александр принес благодарственную жертву за победу над индийцами и за спасение войска в Гедросии. Кроме того, царь организовал вакхическое шествие через Карманию в подражание богу Дионису, покорившему индийцев и прошедшему с триумфом через значительную часть Азии. Рассказ о всеобщей вакханалии и пьяном разгуле войска Александра, длившемся целую неделю, имеется у Диодо-ра (XVII, 106), Курция (IX, 10, 24-28), Плутарха (Алекс, 67). Арриан, исходя из свидетельств Птолемея и Аристобула, отвергает этот эпизод как небылицу (VI, 28, 1-2). Ряд историков разделяют арриановскую точку зрения[15], в соответствии с которой Александр не мог себе позволить предаваться веселью целую неделю. На наш взгляд, рассказ древних содержит явное несоответствие: царь ликовал в связи с победой над индийцами и спасением войска в Гедросии; но еще не дойдя до Кармании, он получил известие о том, что сатрап Филипп убит восставшими наемниками и что три четверти войска погибло в пустыне (по свидетельству Плутарха). Так были ли причины предаваться разгулу? Наверное, нет. Апологетическая традиция (Плутарх) подчеркивает стремление Александра подражать богу Дионису, а критическая - заостряет внимание на моральной деградации царя (Диодор, Курций).
Самая трудная и полная опасностей часть перехода греков и македонян из Индии осталась позади. Неарх возвратился к флоту с приказом следовать Персидским заливом вдоль берегов Сузианы до устья Тигра (Арр., VI, 28, 6). Гефестион повел основную часть войска и обозы берегом Кармании в Персию, а Александр с легковооруженными всадниками и лучниками коротким путем направился в Сузы через Персеполь и Пасаргады (Арр., VI, 29, 1). Примерно через месяц, в начале 324 г. до н.э., Александр встретился с флотом Неарха на реке Паситигр у Суз.
Плавание вдоль берегов Персидского залива прошло успешно, если не считать стычек с местным населением, когда "варвары" Кармании по два-три раза в день нападали на македонян (Арр., Индия, 36, 9). В остальном Неарх не встретил каких-либо препятствий и, соединившись с Александром у понтонного моста на Паситигре, был награжден за спасение флота золотым венком. Такой венок получил в награду и Леоннат за победу над "варварами", соседями оритов (Арр., Индия, 42, 9-10).
Неарх сообщает, что общая протяженность побережья Кармании - 3700 стадий[16]; за нею на 4400 стадий тянется знойное побережье Персиды до реки Ороатиды (Ороатис), являющейся естественной границей между Персидой и Сузианой (Арр., Индия, 39, 9; Страб., XV, 727).
За время шестилетнего восточного похода начался развал державы Александра на Западе. Многочисленные слухи о смерти царя в Индии, а затем о его гибели в Гедросии вызвали в западных провинциях разложение и ощущение безнаказанности.
Известия о неповиновении сатрапов (часто случайных людей, опиравшихся на наемные силы) приходили к Александру в Индию, и этим, видимо, была вызвана отправка Кратера со среднего течения Инда через Арахозию и Дрангиану в Карманию, где начались волнения. Первую расправу с сатрапами Александр учинил в Кармании. В Персиде царь опять обнаружил злоупотребления и вновь наказал виновных. Сатрап Персиды Фрасаорт умер, и его сменил самозваный правитель перс Орксин (Арр., VI, 29, 2), который в источниках критического направления называется очень богатым Ахеменидом (Курц., X, 1, 22); во время битвы при Гавгамелах он командовал всем войском персов, мардов и согдийцев (Курц., IV, 12, 8). Его македонский царь казнил за разграбление гробницы Кира в Пасаргадах, хотя тот и хотел "сохранить Александру Персию в порядке" (Арр., VI, 29, 2). После расправы с Орксином сатрапом Персиды стал телохранитель Певкеста, заслонивший собой царя от вражеской стрелы в Индии; он был единственным из македонян, кто надел мидийскую одежду и выучил персидский язык, к чему царь относился благосклонно (Арр., VI, 30, 2-3). По приказу царя были также схвачены маги, охранявшие могилу Кира, но никто из них не сознался в ограблении, и Александр отпустил жрецов, не желая обострять отношений со служителями местных культов (Арр., VI, 29, 11). Вообще виновных в злоупотреблении властью нашлось много, поэтому Александр карал сатрапов сурово при малейшем подозрении (Курц., X, 1, 39). Так, он предал казни Бариакса, провозгласившего себя царем персов и мидян (Арр., VI, 29, 3); индийский сатрап Атропат привел его в Пасаргады. Был казнен и сатрап Сузианы Абулит с сыном "за худое управление Сузами" (Арр., VII, 4, 1).
Характерно, что независимости добивались не только местные азиатские правители и предводители наемников. Даже ближайший сподвижник Александра и друг его юности Гарпал из Элимиотиды, охранявший в Сузах все захваченные на Востоке сокровища, почувствовал себя вполне независимым после ухода царя в индийский поход.
О Гарпале известно немногое, в основном через Плутарха, использовавшего труд современника Александра историка Феопомпа с Хиоса (Страб., XIV, 645), отрицательно относившегося к демократическим учреждениям Греции и восхвалявшего монархическое правление Спарты. Феопомпа, а вслед за ним и Плутарха занимал вопрос о моральных категориях, которые для древних авторов были критерием при оценке поступков их героев. В глазах античных историков Гарпал - бесчестный человек, не сумевший оценить искреннее расположение к себе царя, сделавшего его казначеем, несмотря на прошлые прегрешения. Еще в Малой Азии, будучи хранителем сокровищ, Гарпал задумал бежать с ними к Александру, царю эпирскому, воевавшему в Италии, но, передумав, задержался в Мегаре. Александр простил Гарпала, помня, что он был среди самых верных его друзей юности, высланных из Македонии Филиппом (Арр., III, 6, 7; Плут., Алекс, 10).
Но в первую очередь античных авторов интересовал не Гарпал, бежавший вторично от Александра в Грецию с 5 тыс. талантов серебра и 6 тыс. наемников (Диод., XVII, 108, 6), а афинский оратор Демосфен, представленный Плутархом в виде бесчестного политика, якобы получившего отбывшего казначея Александра взятку в 20 талантов и золотой кубок (Плут., Демосфен, 25). Осыпая благодеяниями Афины, Гарпал готовил себе убежище на случай измены судьбы (Диод., XVII, 108, 6"). В голодный год он прислал афинянам хлеб, за что получил почетное гражданство. Отныне он мог надеяться на радушный прием афинян. Стратег Филокл, действуя согласно постановлению афинского демоса, принятому по предложению Демосфена, не разрешил Га-риалу с наемниками высадиться на берег у Мунихия. Тогда Гарпал уехал на мыс Тенар, где оставил наемников; после этого он вторично предстал перед афинянами, умоляя о защите. Его допустили в полис, но взяли под стражу, так как сам Демосфен настаивал на задержании Гарпала[17].
Действительный ход дальнейших событий установить не представляется возможным: все дошедшие до нас свидетельства принадлежат противникам Демосфена, обвинявшим афинского оратора во взяточничестве и непоследовательности. Даже наиболее непримиримые противники Македонии, и в их числе соратник Демосфена Гиперид, обвиняли вождя демократов в инертности, выступив с призывом использовать средства Гарпала для освобождения Греции от македонского засилья (Гиперид, XV, 1, 14, 21). Но Демосфен, более трезво оценивавший ситуацию, сложившуюся в Греции, - наличие македонских гарнизонов и олигархическое правление во многих полисах, - отверг возможность вооруженной борьбы против засилья Македонии.
Народное собрание постановило изъять у Гарпала деньги (700 талантов), что поручалось сделать Демосфену. А наутро следующего дня обнаружилось, что в казне находится только 350 талантов и что Гарпал бежал из-под стражи на Тенар к наемникам[18]. Вскоре он оказался на Крите, где был убит одним из своих друзей, Фиброном, который затем, захватив сокровища, вместе с наемниками ушел в Кирену (Диод., XVII, 108, 8; Паве, II, 34, 4).
Плутарх в связи с этим обвинил Демосфена во взяточничестве. Вместе с тем в античной литературе высказывается другое мнение: по показаниям раба Гарпала, бежавшего на остров Родос и схваченного Филоксеном, имени афинского оратора не было в списке тех, кому предназначались деньги Гарпала (Паве, II, 33, 4). Ареопаг наложил на Демосфена штраф, но средств на его уплату не было, и оратор попал в тюрьму, откуда бежал (не без помощи друзей) на Тенар и стал изгнанником (Плут., Демосфен, 27).
Расправу царя с превысившими свои полномочия сатрапами некоторые историки преподносят как благородный гнев царя против притеснителей народов и осквернителей святынь; по их утверждению, после этого покоренные народы якобы воспылали глубокой привязанностью и любовью к Александру[19]. Подобное утверждение- вымысел. Александр наказывал сатрапов не за обиды, причиненные завоеванным народам, а за стремление отложиться от центральной власти и стать независимыми царьками, что противоречило его усилиям, направленным на создание единой мировой державы. Следовательно, Александр делал все возможное, чтобы предотвратить развал монархии на мелкие царства.
В этом смысле характерны два последних указа македонского царя, направленные грекам, - вернуть в свои города политических изгнанников и признать царя богом. Александр явно оказывал нажим на Грецию вопреки подтвержденному им клятвенно коринфскому соглашению о недопустимости насильственного возвращения в города ранее изгнанных. Античные авторы критического направления указывали, что Александр послал в Грецию Никанора, который на 114-х Олимпийских играх (324 г. до н.э.) огласил царский декрет: "Царь Александр шлет свой привет изгнанникам греческих городов. Мы не виновны в вашем изгнании, но мы хотим вернуть на родину всех, кроме святотатцев и убийц. Поэтому мы обязали Антипатра силой заставить вернуть ссыльных там, где полисы это откажутся сделать" (Диод., XVIII, 8; Курц., X, 2, 4). Кроме свидетельств древних авторов об указе имеется текст этого декрета из Самоса, в котором жители острова, изгнанники, благодарят Торга и Миния за возможность вернуться на родину[20]. Но афиняне и этоляне ослушались царя и не выполнили его предписаний. Видимо, македонский царь тогда не мог оказать давления на афинян, так как Гарпал в то время добивался права быть принятым в полисе, а его наемники ожидали на Тенаре. К этому следует добавить, что афинянин Леосфен, "непримиримый враг Александра", имея 50 талантов для раздачи наемникам, собрал их всех на Тенаре (около 50 тыс. человек) и начал поиски союза с этолийцами для будущей войны с Македонией (Диод., XVII, 111,3; Паве, I, 25, 3; VIII, 52, 5).
Источники апологетического направления ничего не сообщают о событиях этого времени в Македонии и Фракии. Но авторы критической версии указывают, что Мемнон, македонский стратег во Фракии, сочтя себя достаточно сильным, взялся за оружие и начал воевать с Антипатром (Диод., XVII, 62, 4-6). Юстин сообщает о походе македонского наместника на Понте Зопириона с 30-тысячным войском за Дунай к скифам, где он погиб со всеми своими силами (XII, 1, 4; 2, 16). Курций также упоминает Зопириона, правителя Фракии, погибшего во время скифского похода (X, 1, 43). По свидетельству Диодора, Антипатр "кое-как закончил войну во Фракии" (XVII, 63, 1).
Ю. Белох сделал попытку связать поход Зопириона к скифам с приказом Александра установить связь Фракии с Бактрией, что при тогдашних ошибочных географических представлениях считалось вполне допустимым[21].
Второй указ Александра грекам, о признании его сыном бога Амона, имел политическую направленность, ибо устанавливал единый культ на всей территории его державы[22]. Древних авторов занимало, насколько сам Александр верил в свое божественное происхождение. Плутарх, наиболее живо интересовавшийся этим вопросом, указывал, что перед "варварами" Александр выступал как человек, уверенный в своем божественном происхождении, а перед греками - "осторожно и редко" (Алекс, 28). Он отмечал, что македонский царь использовал это для порабощения других (Плут., Алекс, 28). Плутарх приводит такую версию: афинский оратор Демад сказал, что, если Александру хочется, пусть он называется богом (Лаконские изречения, 219). В позднейшей литературе имеются свидетельства, что оратор Демад внес предложение в Народное собрание о признании Александра богом и о причислении тринадцатым к сонму двенадцати почитаемых греками олимпийцев (Эли-ан, Пестрые рассказы, 11, 12). Это предложение было принято, и Демосфен отдал за него свой голос.[23] Позже на Демада был наложен штраф в 10 или 100 талантов (Афиней, 251а; Элиан, V, 12). Даже некоторые из македонян, ближайших сподвижников царя, иронизировали по поводу божеских почестей, воздаваемых Александру, часто издеваясь над тем, что он якобы происходит от бога Амона (Диод., XVII, 108, 3).
Итак, уже в сочинениях древних прослеживается объективный смысл этой меры: необходимость религиозного единства в мировой державе. Из чего же исходил Александр? Из эллинских традиционных верований или из восточных установлений? Вопрос спорный и неоднозначный. Ахемениды были не сыновьями бога, а "царями царей"; египетские фараоны при жизни считались богами. Греческая мифология героизировала или обожествляла своих царей или устроителей полисов после их смерти. Происхождение Александра эллинская традиция выводила от Ахилла и Геракла, а его подвиги сравнивались с деяниями богов и героев. Поэтому мы не можем говорить, что обожествление Александра - явление чисто восточное или греческое. В нем, скорее всего, отразились верования как греков, так и египтян, синкретическое объединение которых привело к установлению эллинистического культа бога Зевса-Амона, сыновьями которого считали себя многие эллинистические цари. Причисляя себя к "самым лучшим" из людей, Александр возносился до родственника бога (Плут., Алекс, 28). Не следует также упускать из виду, что исконно эллинские боги имели антропоморфные черты и что древние греки относились вполне серьезно к тому, что бог Дионис был старше Геракла на пятнадцать поколений (Арр., Индия, 9, 10).
В установлении своего культа Александр видел идеологическое оформление создаваемой мировой державы. Объективно этот культ способствовал впоследствии развитию тенденции монотеизма в условиях религиозного синтеза.
В Персии индийский мудрец Калан, ранее никогда не болевший, занемог и решил добровольно уйти из жизни. Арриан (VII, 3) и Плутарх (Алекс, 69) сообщают о Калане как о человеке огромной воли, отважившемся на добровольный уход из жизни. Страбон же (XV, 717), солидаризируясь с Мегасфеном, осуждает Калана за превращение в раба Александра и за то, что он, человек необузданных страстей, кончил жизнь на костре, хотя его вера и не требовала этого.
В отношении места сожжения Калана в источниках царит полнейший разнобой. Страбон пишет о Пасаргадах (XV, 717), Элиан (II, 41) говорит о предместье Вавилона, Арриан (VII, 3) и Плутарх (Алекс, 69) не уточняют места. Вероятнее всего, что это произошло в Сузах, так как в торжественной церемонии приняло участие все войско и Неарх.
Древние авторы этим эпизодом хотели показать глубокое уважение, проявленное Александром к памяти друга, но нам видится другое: стремление царя везде проявлять веротерпимость, уважение к местным святыням и богам. В Египте и Вавилоне дружеские отношения между победителями и побежденными установились легко. Сложнее дело обстояло в Индии, где служители культа стали в резкую оппозицию к завоевателям и выступили инициаторами неповиновения. Потому-то Александр и привлек к походу Калана. Тем самым он продемонстрировал "особое расположение" к индийским софистам, несмотря на их недружелюбное отношение к нему.
Рассказ о самовольном уходе из жизни индийского мудреца Калана и о роскошном погребальном костре, сложенном в его честь по приказу царя, присутствует у многих древних авторов, отмечавших, что Александр взял мудреца в свою свиту и прислушивался к его советам. Арриан указывает, что Калан был другом не только царя, но и Лисимаха и Птолемея Лага, который помог ему осуществить акт самосожжения. Подробности гибели Калана в античной историографии различны, но структура рассказа едина, что позволяет делать вывод о близости первоисточников, легших в основу этого сюжета.
Благополучное возвращение войска и флота из индийского похода было торжественно отпраздновано в Сузах.
Следуя античной традиции, согласно которой Александр стремился установить "единомыслие" Запада и Востока (Арр., VII, 11, 9), в немарксистской историографии, за немногим исключением, неоднократно высказывалось мнение о сознательном желании царя создать единый народ "эллино-персов". В качестве одного из доказательств некоторые историки ссылаются на массовые свадьбы греков и македонян с персидскими женщинами и парад "эпигонов" (персидских юношей), обученных на македонский манер по приказу царя[24]. Александр Македонский был типичным завоевателем древности, действовавшим в соответствии с задачами организации мировой монархии, должной объединить различные племена и народы Европы и Азии. Поворот в сторону Востока, уравнение в правах эллинов и "варваров" было явлением новым для того времени. "Ориентализация" Александра, так же как и "вавилонизация" Кира[25], - понятия равнозначные: и тот и другой желали мирового владычества и действовали согласно этой программе. Приписывание Александру целей "интернационального" сближения народов в едином братстве, берущее начало в воззрениях стоиков и муссируемое рядом исследователей[26], не подтверждается источниками.
Все же желание Александра всюду достичь Великого моря (т.е. завоевание всей обитаемой земли) Ю. Керст и Ф. Шахермейр связывают с задачами цивилизаторской деятельности[27], хотя есть и противники этого мнения[28]. Не подлежит сомнению факт, что македонский царь объективно добивался создания нового правящего класса, готового обслуживать потребности его восточной монархии. Поэтому Александр стремился сблизить победителей (греков и македонян) с азиатской элитой. Насколько Александр мог, он эту задачу решал, перенимая восточный этикет, проявляя веротерпимость, приближая к себе азиатских вельмож, оставляя на прежних постах лояльных сатрапов и всячески заигрывая с местными царьками и правителями. Здесь присутствует хитрый расчет завоевателя - удержать любыми средствами завоеванное. Только так можно подходить к оценке деятельности Александра во время похода греков и македонян на Восток[29].
Массовые свадьбы в Сузах нашли отражение у многих античных историков. Арриан пишет, что Александр первый подал пример, женившись одновременно на старшей дочери Дария и на младшей - царя Оха. Ему последовали Гефестион, Кратер, Птолемей, Эвмен, Неарх, Селевк. 80 "друзей" царя заключили браки со знатными персиянками и мидийками. Имена этих знатных женщин, многие из которых стали позже царицами, встречаются в названиях эллинистических восточных городов - Апамея (Арр., Syr., 57), Амастрида (Страб., XII, 545).
10 тыс. македонян также взяли в жены азиатских женщин. Браки были заключены по персидскому обычаю. Всем молодоженам царь прислал свадебные подарки (Арр., VII, 4, 4-8; Диод., XVII, 107, 6). Плутарх к этому добавляет, что царь устроил грандиозный пир, на котором присутствовало 3 тыс. гостей. Кроме того, царь заплатил из собственных средств чужие долги на сумму в 10 тыс. талантов (Алекс, 70)[30].
Основные сведения о невиданной роскоши массовых свадеб в Сузах нам известны через авторов позднеантичного времени, использовавших мемуары придворного летописца Александра Харета Митиленского, сообщавшего в X книге своих записок об этом празднестве (Афиней, XII, 533; Элиан, VIII, 7). Мемуары Харета утрачены. Впрочем, они не имели никакой исторической ценности, ибо в них были собраны придворные анекдоты, вошедшие в компилятивные сборники отрывков Афинея и Элиана[31].
Но, несмотря на щедрость царя и всеобщее ликование, "немалым огорчением для македонцев было видеть мидийскую одежду на царе... большинству не были по душе и браки... даже некоторым из самих новобрачных" (Арр., VII, 6, 1-2). Очевидно, среди соратников царя и рядовых воинов имело место внутреннее брожение и глухое недовольство его "варваризацией"[32]. Ведь перенятие восточного этикета и одежды, а также приближение знатных персов к царю указывало, что Александр намеревался остаться на Востоке и в дальнейшем действовать как восточный владыка, преемник Ахеменидов, а не как выборный предводитель македонского войска. Те "волнения и восстания", на которые указывает Плутарх, были первыми симптомами непрочности мировой державы Александра и шаткости его положения неограниченного повелителя. Достаточно было ложного известия о гибели царя в Индии, чтобы спонтанно начался процесс выделения независимых территорий, с которым Александру удалось справиться лишь вооруженной силой.
После парада в Сузах персидские "эпигоны" влились в состав македонского войска. Если ранее набранные Александром местные конные подразделения бактрийцев, согдийцев, парфян, индийцев и других народов Центральной Азии действовали как самостоятельные воинские части, то после массовых свадеб они полностью вошли на равных правах в греко-македонскую армию. Более всего эта мера сказалась на коннице, наиболее привилегированной части армии, где по традиции служили знатные македоняне[33]. Вместо прежних пяти гиппархий было создано четыре, а затем их число было опять увеличено до пяти после включения в состав войска восточных пополнений. Илы этеров - "друзей" царя - пополнились представителями местной знати, а самые именитые, такие, как брат Роксаны и сыновья сатрапов, вошли в агему (Арр., VII, 6; Диод., XVII, 108)[34]. Таким образом, перемены в коннице и уход на родину части всадников-ветеранов (1500 человек) обеспечили лидирующее положение восточным контингентам, тем самым уравняв конные илы с непривилегированными пехотинцами. В источниках имеется указание о планах царя по включению в войско персидских отрядов с собственным вооружением (Арр., VII, 23, 3). В этом факте некоторые исследователи видят указание на "варваризацию" македонской фаланги[35]. Видимо, в дальнейшем Александр намеревался радикально изменить структуру войска, сделать его максимально приближенным к нуждам восточной монархии, но судить об этом конкретно невозможно: источники оставляют многое неясным и спорным.
Данные дворцовых дневников, найденных после смерти Александра, позволяют говорить о широких завоевательных планах царя на Западе. Эти сведения зафиксированы только у авторов критического направления. Их достоверность спорна, хотя они и восходят к современнику Александра, участнику восточного похода Иерониму из Кардии (через александрийца Клитарха). В новейшей историографии одни авторы считают эти свидетельства истинными[36], а другие - легендой, созданной в последующие времена[37]. Мы не можем полностью доверять свидетельствам Курция и Диодора, почерпнутым из Клитарха, но отрицать миродержавные планы Александра в отношении Запада неправомерно, так как источники подчеркивают ненасытную жажду царя к завоеваниям (Арр., VII, 19, 6). Арриан рассказывает, как Александр живописал воинам на Гифасисе картину покорения всей ойкумены, планируя совершить кругосветное путешествие на кораблях в Ливию и к Геракловым Столбам (V, 26, 2), что считалось вполне достижимым по географическим представлениям той эпохи.
Апологетическая традиция только дает наметку планов похода в западном направлении, а критическая - указывает программу-минимум проложить морской путь из Вавилона в Египет, проникнуть в Африку и программу-максимум - подчинить Карфаген, Иберию, Италию, а затем и Эпир (Курц., X, 1,17-18). Сведения Диодора, основанные на том же источнике, не отличаются от сообщений Курция (Диод., XVIII, 4, 35).
Для реализации этого плана был необходим хороший флот, поэтому правителям Месопотамии был отдан приказ о строительстве 700 кораблей из ливанского кедра, доставке их в Фапсак и спуске водой к Вавилону (Арр., VII, 19, 3; Курц., X, 1, 18). Ас царей Кипра Александр потребовал медь, пеньку, паруса для оснастки строившихся судов (Курц., X, 1, 19). Кроме того (по словам Аристобула), у македонского царя был и другой флот, построенный из вавилонских кипарисов; в нем охотно служили мореходы из Финикии и прочих прибрежных областей (Арр., VII, 19,4). Клазоменец Миккал был отправлен с 500 талантами в Финикию и Сирию для вербовки моряков (Арр., VII, 19, 5).
Видимо, неудача индийского похода не охладила пыла Александра к завоеванию новых земель. Уже возвратившись в Вавилон, царь послал специальную экспедицию во главе с Гераклидом, сыном Аригея, для исследования возможности пройти морским путем к Гирканекому морю - следовательно, к скифам и бактрийцам, а также для выяснения соединения этого моря с Понтом Эвксинским и Великим Океаном (Арр., VII, 16, 2). Одновременно обдумывался план проникновения от Каспия к болотам Меотиды (Азовского моря)[38].
Неясные представления древних о землях, прилегающих к северо-восточной части Прикаспия, ввели в научный обиход ошибочные сведения о том, что Оке, Яксарт и Араке впадают в Гирканское море, что Меотидское озеро - это Азовское море. Об Аральском море ничего не было известно во времена Арриана. Неясно, насколько Гераклид справился со второй частью задания, но первую часть он, несомненно, выполнил: строил суда из гирканского леса по эллинскому образцу (Арр., VII, 16, 1).
Очевидно, экспедиция Гераклида к Гирканскому морю не дала никаких новых сведений, так как военачальник Патрокл, посланный первыми Селевкидами на обследование южного, западного и восточного побережий Каспия, видимо исходя из какого-то неверно истолкованного устного сообщения, сделал вывод, что Гирканское море - залив Океана (Страб., XI, 507), хотя Аристотель и высказывал сомнения на этот счет[39]. Практического значения экспедиции Гераклида и Патрокла не имели: Селевкиды были слишком заняты другими делами, чтобы снаряжать новые экспедиции к Гирканскому морю[40].
Более завершенными оказались "периплы" трех военачальников Александра, посланных для исследования аравийского побережья Персидского залива.
Первым отбыл Архий из Пеллы. Он открыл какие-то острова в устье Евфрата и возвратился раньше всех. Андросфен с острова Фасос исследовал значительную часть Аравии и даже приставал к берегу (Арр., Индия, 43, 8). Дальше всех проник Гиерон из Сол, но и он не отважился обследовать все побережье Аравии (Арр., VII, 20, 8). Незавершенность экспедиции Арриан объясняет недоступностью этих мест, подчеркивая, что никто не мог ни объехать пустынный мыс, расположенный против Кармании, ни побывать на его другой стороне; этот мыс моряки Неарха видели при входе в Персидский залив (Арр., VII, 20, 9; Индия, 43, 7, 10). Как бы то ни было, македоняне достигли Бахрейна и Йемена[41].
Фактические знания, приобретенные греками на Востоке, послужили исходным материалом для дальнейшего развития естественных наук.
Уже великий предшественник Аристотеля, иониец, философ-материалист Демокрит из Абдеры (ок. 460-370 гг. до н.э.), которого К. Маркс назвал "первым энциклопедическим-умом среди греков"[42], высоко оценивал достижения научной мысли Востока, свидетельству Диогена Лаэртского, его первыми учителями были халдейские мудрецы и персидские маги (X, 12). Учение Демокрита высоко ценил Аристотель, отмечавший, что он первый пришел к научному методу исследования (О частях животных, 642а, 24). Поэтому К. Маркс считал, что Аристотель является настоящим источником для знакомства с Демокритовой философией[43]. По свидетельству Евсевия (Ргаераг. evang., X, 472), Демокрит с гордостью говорил о себе: "Из всех своих современников я объехал наибольшую часть Земли, исследуя самое отдаленное, и я видел наибольшее количество стран и областей. Я слушал речи наибольшего количества ученых людей..." Он в самом деле, писал К. Маркс, объездил Вавилонию, Египет, Персию, учась у египетских жрецов[44].
Для научных исследований Аристотель очень нуждался в фактических знаниях, которые он получал с Востока благодаря стараниям своего племянника Каллисфена. Аристотелю принадлежит заслуга первой систематизации естественных явлений, переход от познания всеобщего к единичному, конкретному. Его трактаты "О частях животных", "Описание животных", "О возникновении животных" заложили основы зоологии как науки. Они были построены на его учении о биологической целесообразности, которая выводилась из общего понятия природных закономерностей, - развитие плода из семени, структура животных, их инстинкты. Идя от общего к частному, Аристотель весь живой мир делил натри части: растения, животные, человек; считая, что тело - форма материи и ей присуща энтелехия (душа), Аристотель соответственно полагал наличие растительной, животной или разумной (человеческой) души в живой природе.
Эта наиболее сильная сторона учения Стагирита, идущая от атомистического учения Демокрита, была развита его учеником Теофрастом (370-288 гг. до н.э.), в течение 34 лет руководившим Ликеем. Он по праву считается "отцом ботаники", так как на основе богатейшего фактического материала восточного похода создал два труда - "История растений" в 9 книгах и "О причинах растений" в 6 книгах, в которых применил метод наблюдения и индукции.
Что касается космогонии Аристотеля, то она была более отсталой, чем у Демокрита и Пифагора. Его теория небесных тел геоцентрична и продолжает линию Эвдокса Книдского, воспринявшего древневавилонскую схему развития космоса. В центре Вселенной покоится неподвижная Земля, материки которой, подобно островам, омываются Внешним Океаном. Вопрос о возможности морского пути из Индии в Африку, занимавший Аристотеля, был решен походом греков и македонян на Восток, доказавшим, по мнению древних, что все известные им моря суть заливы этого мирового, всеохватывающего Океана. Так аристотелевская теория "естественных мест", где все основные элементы мира (земля, вода, воздух, огонь) располагаются согласно их тяжести, получила вроде бы практическое подтверждение благодаря открытию Неархом морского пути из Индии к Персидскому заливу и далее к Геракловым Столбам. Точно к таким же результатам привело исследование Патроклом южной части Гирканского моря, которое также сочли заливом Внешнего Океана, расположенным у подножия "Кавказа" (Гиндукуша), что, следовательно, делало возможным плавание из Бактрии в Индию. Эти неверные географические представления древних долгое время считались непогрешимыми: даже Страбон, живший в самом конце эллинистической эпохи, в своей "Географии" приводит как истинные подобные рассуждения.
Но важно другое: естественно-научные трактаты Аристотеля изучались и комментировались не только в эллинистическую эпоху, но и в Средние века наиболее передовыми мыслителями Востока[45]. Бесспорно, наука сделала гигантский шаг вперед, ибо для греков обитаемая Земля увеличилась почти в четыре раза. Вся черновая, предварительная работа была проделана специальными отрядами бематистов (землемеров) Александра, производивших постоянные измерительные работы для определения расстояний между различными пунктами Азии. Вне сомнения, основы географии как науки описательной, необходимой для походов и нужд правителей, как ее понимал Страбон, были заложены во время десятилетнего восточного похода Александра.
Сама жизнь учила греков и македонян практическим навыкам. Например, они узнали, что в Индии прибрежное плавание можно совершать в зимнее время, когда с "земли, промокшей от ливней, начинают дуть мягкие ветры", т.е. муссоны (Арр., VI, 21, 1-2). Не менее важным для греков открытием в Индии было явление морских приливов и отливов, которое на первых порах повергло в ужас греков и македонян (Арр., VI, 19, 1-3).
Но вернемся к Александру. К сожалению, подробности подготовки западного похода нам известны только по сочинениям апологетически настроенных авторов, указывающих, что на завоевание арабов Александра толкало пренебрежительное отношение этих племен к македонянам, отсутствие доброжелательства и уважения (Арр., VII, 19, 6). В то же время сам Арриан как бы опровергает этот тезис, подчеркивая, что македонский царь был ненасытен в жажде завоеваний и хотел захватить Аравию, так как там в изобилии имелись пряности (корица, мирра, ладан, киннамон) и находилось множество удобных гаваней для стоянок флота и торговых факторий (VII, 20,2).
Вернувшись из экспедиции, Архий сделал царю доклад о том, что в устье Евфрата, недалеко от побережья, расположен лесистый остров, жители которого проводят жизнь вокруг храма Артемиды и разводят священных оленей и коз. По словам Аристобула, Александр велел этот остров назвать Икаровым, в честь одноименного в Эгейском море, где, по преданию, погиб Икар, сын Дедала (Арр., VII, 20, 5). Другой остров, Тил, находится в сутках плавания от устья Евфрата; на нем нет лесов, но множество культурных растений. Об этих островах пишет также Страбон, сообщая, что там растут деревья с запахом ладана, корни которых дают обильный сок (XVI, 767). Так данные первых исследований побережья Персидского залива еще больше укрепили решимость Александра обживать и заселять эти места.
Оставив Сузы, македонский царь поручил Гефестиону вести большую часть пехоты к Персидскому заливу, сам же со щитоносцами, агемой и небольшим конным отрядом "друзей" спустился на судах по Эвлею (рукав Тигра) к морю. Оставив в устье реки пострадавшие от непогоды корабли, Александр на быстроходных судах вышел в море, держа курс к месту впадения Тигра. Остальные суда по каналу, прорытому между Эвлеем и Тигром, были переправлены в Тигр (Арр., VII, 7, 1-2).
Войдя в Тигр, македонский царь поднялся вверх по реке вплоть до места стоянки сухопутного войска, возглавлявшегося Гефестионом. Далее вся армия двинулась к Опису, городу на Тигре, куда суда смогли подойти после разрушения по приказу царя устроенных персами шлюзов. Впоследствии на месте Описа вырос богатый торговый город Селевкия (Страб., XVI, 739).
Завершая реорганизацию войска, Александр принял решение отправить в Македонию солдат-ветеранов, состарившихся в походах или получивших увечья. Царь обещал каждого щедро наградить, так что на родине многие должны были им завидовать. Однако войско встретило это решение в штыки. Чаша солдатского терпения переполнилась. Воины и без того были недовольны и индийской одеждой царя, и зачислением персидских всадников в отряды "друзей" (Арр., VII, 8, 1-2). Солдаты стали кричать: пусть царь их всех увольняет, а сам воюет с отцом Амоном - это был насмешливый намек на божественное происхождение Александра. Царь, привыкший к восточной угодливости, велел схватить зачинщиков. Их оказалось тринадцать. Всех повели на казнь. В толпе воинов воцарилось тягостное молчание, и тогда царь произнес свою последнюю речь (Арр., VII, 8,3).
В повествовании Плутарха о событиях в Описе все акценты смещены в сторону морального осуждения воинов, осмелившихся перечить царю. Но, даже порицая поведение солдат, херонейский биограф невольно упрекает Александра за излишнюю "варваризацию", за отстранение от должности телохранителей и передачу их функций персам (Алекс, 71). В изложении Диодора, бунт войска был прекращен после того, как царь собственными руками передал зачинщиков на расправу и поставил в армии начальниками персов, отказавшись от услуг греков и македонян (XVII, 109). Рассказ Курция о бунте в Описе свидетельствует о единодушном протесте всего войска, отказавшегося служить царю из-за того, что он приблизил к себе азиатов (X, 2, 18).
Античная традиция сохранила два варианта речи Александра к взбунтовавшимся воинам. Ценно, что они принадлежат авторам разных направлений, так что их сопоставление представляет определенный интерес для исследователя. Несмотря на апологетическую направленность Арриана и антиалександровскую - Курция, в обеих версиях звучит мотив недовольства войска миродержавной политикой царя, его пренебрежением интересами соотечественников и эллинов. В каждой из них Александр делает упор на нраве воинов-завоевателей быть повелителями Вселенной, владеть богатствами Востока, которые для них собрал царь в своей мировой империи (Курц., X, 2, 24). Александр поражен, что его солдаты, бывшие во времена Филиппа жалкими оборванцами, данниками персов и иллирийцев, оказались столь неблагодарными за все благодеяния царя: возможность грабить и наживаться, щедрые награды отличившимся, освобождение от налогов семей на родине (Арр., VII, 10, 2-4). Так возникает антитеза: царь - войско. Отчетливо прослеживается протест армии против восточной ориентации царя, его желания остаться в Азии и "варваризироваться".
Любопытно, что круг идей, высказанных Аристотелем в IV в. до н.э. о назначении эллинов властвовать, а "варваров" - быть рабами, доминировал и в римское время, отдаленное от походов Александра на пять веков. Римлян, проводивших экспансионистскую политику, вполне устраивал лозунг преемственности культурных традиций от эллинов, подтверждавший их право на мировое господство. В этом же направлении разрабатывалось учение стоиков о всемирном гражданстве, под непосредственным влиянием которого находились Арриан и Курций. Курций подчеркивает сознательное стремление Александра объединить македонян и персов, с тем чтобы дать и тем и другим равные права в царстве, управляемом одним монархом (X, 3,14). Арриан проводит ту же мысль, указывая, что все молились о "ниспослании равных благ и о согласии и единении царств македонского и персидского" (VII, 11,9). Так в силу политических установок своего времени античные историки представляли Александра Македонского объединителем народов Востока и Запада.
Решительный протест войска не заставил Александра сделать первый шаг к примирению. Напротив, царь заявил, что он совсем отказывается от услуг греков и македонян. Уже три дня спустя царь исполнил свою угрозу, назначив персов командирами, организовав персидскую агему, персидскую конницу "друзей" и аргираспидов.
Солдаты, не ожидавшие такого оборота дела, пришли к царской палатке просить прощения (Арр., VII, 11,4). Александр всех простил, но не отступил от задуманного: отправить на родину воинов-ветеранов, непригодных к несению службы.
На роскошном пиру, устроенном в знак примирения царя с македонянами и греками, Александр восседал в окружении своих соотечественников и персов, делая возлияния в честь эллинских и восточных богов. Все присутствующие (а их было 9 тыс.) пели хвалебные пеаны (Арр., VII, 11, 9). После примирительного пира Александр отобрал 10 тыс. ветеранов, выдал им жалованье и по одному таланту сверх того и отправил в Македонию под началом Кратера и Полисперхонта (Арр., VII, 12, 1-2). Ушедших на родину солдат Александр заменил персидскими и мидийскими воинами. А Кратер, самый преданный царю командир, получил задание сменить Антипатра на посту правителя-регента Македонии, Греции и Фракии, Антипатру же было приказано привести на Восток новобранцев.
Существует предание (отраженное в источниках) о постоянной вражде Антипатра к Олимпиаде, о том, что он считал себя вправе занять первое место в стране. Возможно, что Александр не очень доверял письмам матери, но все же, очевидно, не мог положиться на Антипатра, если вызвал его на Восток (Арр., VII, 12, 6-7). Сам Арриан высказывает недоверие к этому свидетельству, хотя исторической науке известна ведущая роль Антипатра в междоусобной борьбе диадохов за власть после смерти Александра.
В конце лета 324 г. до н.э. Александр из Описа[46] через область Ситтакену направился в Экбатаны по хорошо известной персам дороге: столица Мидии была летней резиденцией персидских царей. Царя позвали в Мидию неотложные дела (Плут., Алекс, - 72). Мидийский сатрап Атропат остался верен Александру, но некто Бариакс объявил себя самозваным царем персов и мидян, за что был казнен в Пасаргадах (Арр., VI, 29, 3). Кроме того, бежавший из Экбатан хранитель царских сокровищ Гарпал, как уже было сказано выше, домогался политического убежища в Афинах, обещая финансовую и иную помощь в борьбе с Македонией.
Форсировав Тигр, македонское войско отдохнуло возле деревень, называвшихся Каррами, и за четыре перехода подошло к Самбанам, где оставалось неделю. Покинув Самбаны, греки и македоняне через три дня достигли страны келонов, населенной беотийцами, согнанными со своих мест Ксерксом (Диод., XVII, ПО, 3-5). Затем, несколько отклонившись от избранного пути, Александр посетил горную страну Багистан (Бехистун), где, согласно преданию, Семирамида приказала разбить висячие сады - одно из семи чудес света (Диод., XVII, 110, 5).
Месяц Александр провел на Нисейских полях, где с древнейших времен выращивались знаменитые персидские кони для... Ахеменидов. В старину их было до 160 тыс. голов (это засвидетельствовано Геродотом), но ко времени Александра осталось только 60 тыс. (Диод., XVII, 100, 5-6)[47]. Сюда к Александру прибыл правитель Мидии Атропат, пожелавший встретить македонского царя у границ своей сатрапии. Спустя неделю греко-македонское войско достигло Экбатан.
Древние Экбатаны, одна из столиц персидских царей, имели славу огромного города с царским дворцом и богатыми сокровищницами. Длина крепостных стен, окружавших город, по Диодору, достигала 250 стадий (XVII, 110,7).
Источники умалчивают о тех делах, которые решал Александр в Экбатанах, а подробно описывают пиры и всевозможные празднества, устроенные с восточной пышностью и великолепием. Гимнастические и музыкальные состязания сменялись попойками (Арр., VII, 14, 1). Только из Эллады прибыло 3 тыс. артистов (Плут., Алекс, 72).
Но праздничное настроение царя и его окружения омрачила неожиданная болезнь Гефестиона. На одном из царских пиров Гефестиону стало плохо (Арр., VII, 14, 1). Его уложили в постель, а спустя неделю (когда все были на гимнастических состязаниях) он умер (Арр., VII, 14, 2; Плут., Алекс, 72; Диод., XVII, 110, 8).
О горе Александра, потерявшего лучшего друга, античные авторы писали по-разному. Уже Арриану были хорошо известны всевозможные версии поведения Александра, отдавшегося скорби. Греческий историк римского времени верно подметил, что все написанное о кончине Гефестиона можно поделить на две части: хвалебную и осуждающую, т.е. апологетическую и критическую.
Одни источники сообщали, что Александр оплакивал друга подобно Ахиллу, что он приказал ввести во всей "варварской" земле глубокий траур и притушить жертвенный огонь (Арр., VII, 14, 3-9). Другие писали, что македонский царь, обезумев от горя, приказал повесить лекаря Главка за плохое лечение Гефестиона и за то, что он спокойно смотрел, как тот напивался допьяна (Плут., Алекс, 72). По третьей версии, Александр разрушил до основания храм бога врачевания Асклепия в Экбатанах - поступок "варварский" с точки зрения эллинских верований (Арр., VII, 14, 5).
Поручив Пердикке перевезти тело Гефестиона в Вавилон, царь предпринял поход на коссеев, независимое индийское племя горцев, занимавшееся разбоем. Перебив за 40 дней всех коссеев и основав в их землях города[48] (Плут., Алекс, 72; Диод., XVII, 111,6), македонский царь покинул пределы Мидии и устремился к Вавилону, избранному им столицей царства (Арр., VII, 15, 3-4). Этот выбор определялся тем, что Вавилон располагался на судоходном Евфрате вблизи Персидского залива, на пересечении торговых путей, ведущих из Египта в Индию, поблизости от Аравии, изобилующей пряностями и благовониями.
На пути к Вавилону Александр встретился с рядом посольств: элейцев, аммониев, дельфийцев, коринфян, эпидаврийцев (Диод., XVII, 113, 4; Арр., VII, 15,4-6). Всем им царь дал милостивые ответы, по возможности удовлетворив их просьбы. Немного позже, уже в Вавилоне, к Александру прибыли многочисленные посольства из Азии, Европы, Ливии. Конкретизировать народы, приславшие своих эмиссаров, не удается: разночтения источников не позволяют сделать это. Арриан называет посольство ливийцев и три из Италии (бреттов, луканов, тирренов)[49] и как возможные - от Карфагена, этрусков, европейских скифов, кельтов, иберов (VII, 15, 4-5). В отношении римского посольства Арриан выказывал недоверие, так как ни Птолемей, ни Ари-стобул не называли его, точно так же как и римляне[50].
Прибытие в Вавилон посольств со всех концов ойкумены свидетельствовало о широком признании Александра как завоевателя, о желании многих народов наладить с ним дипломатические и торговые связи. Именно после принятия многочисленных посольств Александр сам себе и окружающим стал казаться владыкой мира (Арр., VII, 15, 5).
Наступил 323 год до н.э., последний год жизни Александра. Македонский царь торопился в Вавилон для подготовки похода в Аравию, а также для торжественного погребения Гефестиона. Уже перейдя Тигр, Александр встретился с халдейскими мудрецами[51], отговаривавшими царя входить в Вавилон через западные ворота, так как пророчество бога Бела не было благоприятным. В крайнем случае царь может войти в город с востока - такой совет дали Александру вавилонские жрецы (Арр., VII, 16, 5-6). Желая отвратить от себя беду, Александр, по сообщению Аристобула, обошел город с запада, намереваясь войти в Вавилон с востока, но бездорожье и топкое болото преградили ему путь. Таким образом, вольно или невольно македонский царь оказал неповиновение богу (Арр., VII, 17, 5-6).
В версии Плутарха присутствуют всевозможные дурные предзнаменования: вороны клевали один другого и замертво падали к ногам царя; самого крупного льва убил смирный осел; человек низкого звания, облачившись в царскую диадему и одеяние, восседал на троне (Плут., Алекс, 73). У Диодора Александр испугался предсказания халдеев и отправил часть войска в Вавилон, а сам разбил лагере в 200 стадиях от города. Философ Анаксарх долго убеждал царя не обращать внимания на советы халдеев и пренебречь всякой мистикой. Наконец македонский царь, словно исцеленный философскими рассуждениями, двинулся с войском в Вавилон (Диод., XVII, 112, 5).
Перед нами свидетельства трех античных авторов, в изложении которых неизменно присутствует элемент веры в судьбу и рассмотрение событий с позиций свершившегося факта. Сближение позиций апологетической и антиалександровской здесь очевидно: в зените славы и могущества Александр пренебрег предсказаниями халдеев, вопреки их воле вступил в Вавилон и нашел там свой конец. Только таким образом древние могли объяснить величие дел Александра, ведомого судьбой, и роковую предопределенность его гибели. Ведь смерть царя заранее предсказали индийский мудрец Калан и эллинский прорицатель Пифагор (Арр., VII, 18,4-6).
Население Вавилона, как и прежде, радушно приняло Александра и его войско. Царь намеревался поручить солдатам восстановление храма Бела, чем, безусловно, расположил к себе вавилонян, Александр, по свидетельству Аристобула, застал в Вавилоне флот, приведенный Неархом из Персидского залива вверх по Евфрату, и другой, прибывший из Финикии в разобранном виде до переправы на Фапсаке и затем спустившийся вниз по реке к столице царства (Арр., VII, 19, 3-4). У Вавилона по приказу царя вырыли гавань для стоянки тысячи военных кораблей, а возле нее соорудили верфь. Берега Персидского залива предполагалось заселить колонистами (Арр., VII, 19, 4-5).
Ненасытная жажда завоеваний побуждала Александра готовиться к походу на арабов. Это была первая часть грандиозного плана покорения Запада до естественных границ Земли (Диод., XVIII, 4, 35; Курц., X, 1, 17-18). Предлогом для завоевания послужило отсутствие арабского посольства к Александру с выражением покорности; действительной же причиной были богатства Аравии и удобные гавани (Арр., VII, 20, 2).
Пока строили триеры и рыли гавань вблизи Вавилона, Александр сам обследовал устье Евфрата, спустился вниз по реке до отводного канала Пеллакопы, через который вышел в Персидский залив и к озерам Аравии, где приказал основать город (Арр., VII, 21, 7) и заселить его эллинскими наемниками-ветеранами и теми, кто пожелает. Вернувшись в Вавилон, Александр застал там Певкесту, приведшего 20 тыс. персидских солдат, а также тапуров и коссеев. Филоксен прибыл с войском из Карий, Менандр - из Лидии. Посланцы эллинских городов увенчали царя золотыми венками, "словно он был богом, а они - феорами" (Арр., VII, 23, 2). В это время часто устраивались состязания на воде: соревновались между собой гребцы и кормчие, победители в награду получали венки (Арр., VII, 23, 5).
Вскоре возвратились посланцы, отправленные к оракулу бога Амона. Они принесли известие, что умершему Гефестиону следует воздавать почести как герою (Арр., VII, 23, б)[52].
Роскошный погребальный костер в честь героя Гефестиона стоил 10 тыс. талантов, а может быть, и больше[53]. Многие из "друзей" в угоду царю посвятили себя и свое оружие умершему. Хилиархия конницы "друзей" впредь стала именоваться Гефестионовой. Кроме богатой усыпальницы, сооруженной в Вавилоне, македонский царь приказал Клеомену, правителю Египта, воздвигнуть два храма в честь Гефестиона - в Александрии и близ острова Фа-рос[54]. Арриан цитирует письмо, будто бы посланное царем Клеомену, где говорится, что Александр простит все его прошлые и будущие грехи, если он исполнит приказ о строительстве храмов в память Гефестиона. Греческий историк называет Клеомена "плохим" человеком, видимо намекая на его неповиновение центральной власти (Арр., VII, 23, 6). У Клеомена были все возможности действовать более решительно и смело, чем у кого-либо: ведь его сатрапия была самой отдаленной и добраться до нее было не так просто. Наверное, отголоски этих действий нашли отражение в сочинениях античных авторов, враждебно настроенных к Клеомену. Но так как стремление отдельных сатрапий отложиться обнаружилось во многих частях огромной державы Александра, македонский царь не мог в этих условиях предпринять поход в Египет и ограничился отправкой к Клеомену письменного послания.
Приготовления к западному походу завершились. Царь отдал приказ устроить жертвоприношения и празднества в честь предстоящей кампании. Несколько дней подряд Александр пировал с друзьями, распорядившись выдать солдатам жертвенных животных и вина (Арр., VII, 24,4). Но грандиозным планам царя не суждено было осуществиться: его внезапная смерть в неполных 33 года положила конец завоеваниям, а преемники Александра больше заботились о личных выгодах, чем о сохранении его наследия.
Смерть Александра ускорила процесс крушения его мировой державы[55]. Симптомы ее распада обнаружились еще при жизни царя: Индия после ухода оттуда греков и македонян была потеряна, о росте центробежных сил свидетельствовали также выступления колонистов в Бактрии и Согдиане, не говоря уже о сепаратистских действиях многих сатрапов. Рыхлое государственное объединение, сколоченное силой оружия и не имеющее ни экономического, ни политического единства, распалось по смерти царя на более мелкие, но жизнеспособные царства[56]. Процесс исторического развития не повернул вспять: в Элладе греческие полисы утратили автаркию, в Азии и Африке восточная деспотия пала, уступив место эллинистической монархии с более развитой формой рабовладения, торговли, ремесленного производства и техники.
В объяснении причин смерти Александра возобладала официальная версия о внезапном заболевании македонского царя острой формой лихорадки. Апологетическая традиция, восходящая к сочинениям Арриана и Плутарха, отвергла как недостойную мысль об отравлении царя, хотя и указывала на знакомство с ней.
Многие современные исследователи не интересуются возможностью насильственного ухода из жизни Александра[57], ставшего жертвой очередного заговора царедворцев. Приемля полностью версию о болезни царя, авторы-немарксисты, за немногим исключением, создали обширную литературу апологетического свойства[58]. Ими много было написано о болезни и смерти Александра, причем в основном, они следуют за апологетической традицией. Отечественная историография (СИ. Ковалев, А. Б. Ранович, М. М. Дьяконов) этой теме не уделяет особого внимания, констатируя только болезнь и смерть царя в Вавилоне. Специально этот вопрос рассмотрен А. С. Шофманом[59]. Если допустить отравление Александра (о чем сообщала критическая традиция), становится понятным логический финал усилий оппозиционеров, стремившихся направить деятельность Александра в русло греко-македонских интересов. Царь уничтожал всех, кто препятствовал его планам организации восточной монархии: Пармениона, Филоту, Клита, Каллисфена, Александра Линкестийца и, возможно, Кена. Однако их смерть не означала, что с оппозицией покончено навсегда. Вполне допустимо, что новые заговорщики, убедившись в невозможности направить царя в нужную сторону, решились на крайнюю меру - его физическое устранение!
Перейдем к рассмотрению свидетельств античной историографии. Официальная версия причин смерти Александра (Арриан, Плутарх) исходит из данных эфемерид - хроник дворцовой канцелярии, регистрировавших всевозможные события царствования. Свидетельства Птолемея и Аристобула не отличаются от официальных хроник, сообщавших, что Александр заболел тяжелой формой лихорадки, что недуг прогрессировал и на десятый день македонский царь скончался. Арриан и Плутарх приводят и иные версии причин смерти царя, имевшие хождение среди современников событий, хотя и не допускают их правдивость.
Все источники без исключения связывают болезнь Александра с попойками у Медия. Кто же был этот Медий? Арриан называет его "самым верным человеком среди тогдашних его (Александра. - Авт.) приближенных" (VII, 24, 4). Плутарх солидарен с этим мнением, указывая, что после попойки с Неархом Александр "по просьбе Медия пошел пировать к нему" (Алекс, 75). О приглашении царя на пир к фессалийцу Медию писали Диодор (XVII, 117) и Юстин (XII, 13,7).
Тяжело пережив безвременную кончину Гефестиона, Александр с головой ушел в празднества, устроителем и организатором которых был Медий. По его настоятельной просьбе царь, намеревавшийся идти спать, пренебрег отдыхом, отправился на пир и там заболел лихорадкой (Плут., Алекс, 75). Исходя из свидетельств своих предшественников, Арриан пишет, что Медий был другом Иоллая, виночерпия царя и сына Антипатра (VII, 27, 2).
Итак, свидетельства античной историографии о причинах смерти Александра делятся на две части - апологетическую (Арриан, Плутарх) и критическую (Диодор, Курций, Юстин). Представители апологетической версии категорически отрицают мысль об отравлении царя, показывая медленное течение болезни, характеризовавшейся приступами, чередованием обострений и ослаблений лихорадки. Авторы же критического направления расходятся во мнениях: Диодор и Курций допускают возможность отравления царя заговорщиками, Юстин принимает эту версию как факт.
В чем же дело? Очевидно, в желании авторов апологетического направления представить конец великого завоевателя в более выгодном свете, а не как результат хорошо продуманного заговора его приближенных. Неслучайно Арриан и Плутарх постоянно указывают, что они следуют официальной версии эфемерид и что ее подтверждают Птолемей и Аристобул, авторы наиболее уважаемые. Никто не собирается оспаривать ценность сочинения Арриана по военно-политической истории походов Александра. Но мы не можем пройти мимо свидетельств античной историографии о возможности отравления македонского царя, поскольку в древности об этом много писалось авторами различных направлений.
По понятным причинам Арриан, Плутарх и хроники времени царствования Александра излагали события, не допуская возможности насильственной смерти великого полководца, обожествленного при жизни, каким рисовался его облик спустя три - пять веков, в пору расцвета императорского Рима. Но сама мысль об отравлении царя, наивно отвергаемая Плутархом под тем предлогом, что труп Александра совсем не подвергся разложению, хотя пролежал непогребенным несколько дней в жарком климате Вавилона (Плут., Алекс, 77), не столь уж неправдоподобна, если принять во внимание сложную ситуацию восточного похода, проходившего в условиях острой борьбы в ближайшем окружении царя.
То, о чем умалчивала официальная версия, отразилось в критической, допускающей отравление царя в результате заговора. Несмотря на стремление Арриана и Плутарха затушевать активность оппозиции, в их сочинениях проскальзывают глухие отголоски роста нового заговора, на сей раз связанного с именем Антипатра.
Александр намеревался сделать Кратера правителем Македонии и Греции, а Антипатра отозвать на Восток под предлогом сопровождения новых македонских рекрутов. Неизвестно, насколько самостоятельно по отношению к Александру вел себя наместник Македонии, но факт постоянной вражды и соперничества с матерью Александра неоспорим. Олимпиада не раз писала сыну, что Антипатр "считает себя вправе занять первое место в Македонии и Элладе" (Арр., VII, 12, 7) и что он во "многих случаях обнаруживал свою неприязнь к царю" (Диод., XVII, 118, 1). Немного приоткрывает завесу над причинами этой вражды Курций, когда сообщает, что после победы над спартанцами Антипатр очень возгордился; все полученное от царя он считал недостаточной наградой за усердие (X, 10, 14-15). Следовательно, центробежные силы неповиновения, с которыми столкнулся Александр по возвращении из Индии, действовали в равной мере в Македонии и Греции. Правда, Арриан за достоверность подобного свидетельства не ручается, но Плутарх прямо пишет, что Александр "особенно боялся Антипатра и его сыновей" (Алекс, 74). Прибывший на Восток Кассандр, средний сын Антипатра, увидев однажды, как персы падали ниц перед царем, расхохотался, а взбешенный Александр схватил обидчика за волосы и ударил головой о стену. Иоллай, младший сын Антипатра, также был чем-то обижен царем (Арр., VII, 27, 2).
Расхождения в источниках позволяют предположить наличие заговора на жизнь царя, во главе которого стоял Антипатр, приказавший Иоллаю дать яд Александру после известия о гибели Пармениона и Филоты в 330 г. до н.э. (Диод., XVII, 118, 1). Похоже, что слухи об отравлении царя многие хотели приглушить, но они ползли, и спустя шесть лет после смерти Александра Олимпиада получила донос о непосредственной вине Иоллая (к тому времени покойного) в гибели ее сына. Она приказала выбросить его останки из могилы и многих казнила (Плут., Алекс, 77).
Только Юстин подтверждает убийство Александра заговорщиками - факт, который удалось скрыть влиятельным преемникам македонского царя (XII, 13, 8-9). Курций и Диодор сообщают, что после смерти Александра Антипатр остался в Европе самым могущественным царем (Курц., X, 10, 18; Диод., XVII, 118, 2). А когда власть перешла к его сыну Кассандру, уничтожившему всех родственников Александра, об этом постарались забыть (Курц., X, 10, 18; Юстин, XII, 13, 8-9).
Все источники без исключения выказывают осведомленность о возможном заговоре Антипатра и об отравлении Александра, хотя и не все приемлют эти факты[60]. Следовательно, некоторая доля истины имеется в сообщениях тех, кто писал о насильственной гибели царя. Ведь даже осточенная борьба среди окружения Александра не затухала на протяжений всех лет его царствования[61].
Представители апологетической и критической тенденций по-разному освещают день за днем течение болезни Александра.
У Арриана и Плутарха царь почувствовал недомогание после неоднократных попоек у Медия, длившихся день и ночь с небольшими перерывами на отдых (Арр., VII, 25, 1; Плут., Алекс, 75)[62]. О том, что Александр чрезмерно много пил, писали также Диодор и Юстин (Диод., XVII, 117, 1-2; Юстин, XII, 13, 8). Эти же источники сообщают о внезапном начале болезни: выпив большой Гераклов кубок, царь громко вскрикнул и застонал, друзья подхватили его на руки и уложили в постель. Болезнь прогрессировала, и никто из лекарей не мог царю помочь (Диод., XVII, 117, 1-3; Юстин, XII, 13, 7-8). Александр настолько жестоко страдал, что просил дать ему оружие вместо лекарства, чтобы покончить с невыносимой болью во всем теле (Юстин, XII, 13, 8-9). Арриан сообщает, что царь, почувствовав близкий конец, решил утопиться в Евфрате, но Роксана удержала его (VII, 27, 3).
Внезапность заболевания и его быстротечность лишили Александра возможности сделать какие-либо распоряжения. Он только снял со своей руки перстень и отдал его Пердикке, сказав при этом, что оставляет Царство "лучшему" (Диод., XVII, 117, 4; Курц., X, 5, 5). Пророчество о жестокой борьбе преемников за власть, высказанное Александром на смертном одре (Юстин, XII, 14, 6; Курц., X, 5, 5), вряд ли можно считать достоверным, так как агония лишила царя здравого рассудка (Плут., Алекс, 75). Вне сомнения, этот эпизод, использованный антиалександровской традицией, писался под впечатлением распада державы Александра на отдельные царства в результате кровавых войн между преемниками македонского царя[63].
Несмотря на недуг, Александр деятельно готовился к походу на арабов, отдавая приказания командирам войска и флота. В первый день болезни царь приказал войску выступить в поход через четыре дня, а флоту - через пять (Арр., VII, 25, 2). На второй день царь беседовал и играл в кости с Медием (Арр., VII, 25, 3; Плут., Алекс, 76). В следующую ночь у Александра был приступ лихорадки, но наутро он почувствовал себя лучше и повелел Неарху быть готовым к отплытию через три дня. Но болезнь усиливалась, лихорадка не оставляла царя ни днем, ни ночью. И все же он надеялся, что задуманный поход начнется в срок. Затем Александр лишился голоса и только кивком головы мог приветствовать проходивших мимо него в скорбном молчании командиров и солдат. На десятый день болезни, 30 даисия, в год 114-й Олимпиады (323 г. до н.э.), македонский полководец скончался[64].
После смерти Александра его держава распалась, но это не ослабило интереса древних к личности македонского царя. В позднеантичное время и в Средние века о нем была создана огромная литература (известно до 80 версий романа об Александре, имевших хождение от берегов Темзы до Малайи)[65]. Вряд ли какой-либо другой военно-политический деятель был столь популярен[66].
Древние историки восторгались Александром, приписывая его личным качествам и покровительству судьбы неизменный успех всех его начинаний. Слабости античной традиции в значительной степени унаследовали многие современные исследователи, приписывающие македонскому царю несвойственную ему роль "просветителя" и "объединителя" народов. На Западе много пишут об исключительном значении деятельности Александра для мировой истории[67], о том, что он открыл миру греческую культуру, просветил Рим и облегчил христианству овладение им[68]. Вообще македонский царь трудился на благо всего человечеств[69].
Марксистская историческая наука, далекая от идеализации образа македонского царя, считает, что не только личность Александра, но и исторические закономерности., в первую очередь социально-экономические условия - кризис греческого классического полиса и упадок восточной деспотии Ахеменидов, были решающими в объяснении причин, породивших возникновение эллинистических монархий. И эллинский мир, и Восток нуждались в новой политической организации; в тогдашних условиях носителями ее оказались греко-македонские завоеватели, принесшие с собой более развитые формы рабовладения, торговли, обмена, военно-административной организации. Новый политический строй, сплавивший в себе город-государство и монархию, явился предпосылкой возникновения эллинизма - синтеза греческих и восточных начал. Но значение этого явления не было всеобъемлющим для Востока. Археологический материал, известный современной науке, позволяет сделать вывод, что эллинизм не пустил глубоких корней на Востоке, оставшись достоянием крупных городов и совсем не затронув сельскую хору, где наличествовала местная культурная традиция[70].
Перейдем к рассмотрению градостроительной деятельности Александра. Ряд историков исходят из свидетельства Плутарха об основании Александром на Востоке более 70 городов и о приобщении к культуре людей, живших примитивной и дикой жизнью (Плут., О счастье или о доблести..., А, 5). Напротив, В. Тарн считает, что большинство городов, основанных Александром на Востоке, скорее всего, были не полисами в полном смысле этого слова, а поселениями военных колонистов[71]. Ни Арриан, ни Страбон (наиболее обстоятельные источники) не уточняют количества городов, основанных Александром. Правда, многие позднеантичные греко-римские писатели (Скимн, Геродиан, Плиний, Павсаний, Аммиан, Евсевий, Евстафий, Дион Хрисостом, Стефан Византийский и др.) связывают основание множества восточных городов с именем Александра. Но так как эти сообщения отрывочны и не всегда ясны, их скорее следует рассматривать как дань традиции мифологического свойства, связывающей с легендарным именем Александра основание гораздо большего числа городов на Востоке, чем это имело место в действительности[72].
Что же сообщают античные источники? Страбон пишет, что город Илион был в то время деревушкой. Александр после победы при Гранике, прибыв туда, украсил святилище приношениями, назвал Илион городом, предписав эпимелетам отстроить его, объявил его свободным и освобожденным от податей (Страб., XIII, 593). Поэтому древние считали Илион первым городом, основанным македонским царем на Востоке. Перестройку Приены древние также приписывали Александру, а дошедший до нас эпиграфический памятник свидетельствует, что от имени македонского царя в городе был освящен храм Афины-Полиады (Ditt, Syll3, 277).
В отношении новой Смирны также бытует мнение, что она была построена Александром: Павсаний (VII, 5, 2) подтверждает это, но Страбон считает, что основание города относится ко времени Антигона и Лисимаха (XIV, 646).
Страбон пишет со ссылкой на Артемидора, что Александр намеревался отстроить храм Артемиды Эфесской после Геростратова пожара, понести все прошлые и будущие расходы, с тем чтобы его имя красовалось на фронтоне здания. Эфесцы отвергли это предложение под благовидным предлогом, что не подобает богу воздвигать храмы богам (XIV, 641). Жители Фригийской Аполлонии считали основателем своего города Александра и чеканили монеты с легендой: "Александр, основатель Аполлонии"[73]. Точно так же Александру приписывается основание Амория во Фригии по легенде на его монетах: "Александр аморийцев". Этот город Страбон упоминает среди пяти крупнейших фригийских городов[74].
Карийская царица Ада передала Александру город Алинду на Латме (Арр., I, 23, 8). Из этого свидетельства Стефан Византийский сделал вывод о существовании на Латме Александрии, хотя название этого города не сохранилось, а нумизматический материал фиксирует существование только книдских монет.
После победы в сражении при Иссе (в Киликии), по словам Курция, царь приказал соорудить на берегу Пинара три алтаря (III, 12, 27). Скимн в географическом стихотворении, обращенном к царю Никомеду, пишет об основании Александром македонского города при Иссе[75]. Стефан Византийский называет этот город восьмой Атександрией (Киликийской). О нем также упоминает Геродиан (III, 4).
Далее идет сообщение Страбона о пяти городах Исского залива, среди которых есть город, названный в честь македонского царя: Росс, Мириандр, Александрия, Никополь, Мопсуестия (XIV, 676).
Вторичную застройку Тира и Газы после продолжительной осады и разрушения древние авторы приписывали Александру, так как он заселял города вновь, перебив прежних жителей или продав их в рабство (Диод., XVII, 46, 4; Юстин, XVIII, 3, 19).
Основание македонским царем Александрии Египетской, крупнейшего центра торговли, науки, культуры эллинистического Средиземноморья, ни у кого из древних авторов не вызывает сомнений. Посещение Александрии, средоточия философии и учености, считалось столь же обязательным и почетным, как паломничество в Афины классического времени. Достаточно сказать, что Полибий и Страбон бывали в Александрии (Арр., Ill, 1, 3-4; Плут., Алекс, 26; Диод., XVII, 52, 5; Страб., XVII, 793). Страбон называет еще один египетский город, основанный Александром, - Паретоний или Аммоний, что подтверждает и Евсевий (Страб., XVII, 799; Евсевий, II, 114), а Евстафий пишет об основании Александром Кирены, хотя известно, что македонский царь никогда там не был (Ad Dionis., Per. v. 213).
Сообщение Курция об усмирении Александром мифического народа самаритян на пути из Египта в Малую Азию (IV, 8, 9) дает Евсевию повод считать, что Александр основал там "город самаритян" (II, 116).
Ассирийские Арбелы, неподалеку от которых произошло сражение при Гавгамелах, Плиний считает Александрией (VI, 16, § 41), но Страбон связывает основание города с неким Арбилом, сыном Афмонея (XVI, 737).
В Мидии известен лишь один город, основанный Александром, - Гераклея (недалеко от Par)[76], в Парфии также один - Нисея, который Плиний именует Александрополем (VI, 25, § 113). Сообщение Плиния подтверждается Страбоном, вспоминающим Нисею в связи с набегами кочевников (XI, 509, 511).
Имеется свидетельство Плиния об Александрии Маргианской на Мургабе[77], но оно не подтверждается другими авторами, говорящими о пребывании македонского царя в Мервском оазисе.
Об основании Александрии Арии (Герата) ничего не пишут ни Арриан, ни Диодор, ни Курций. Только Плиний указывает на существование Александрии Арийской[78]. О наличии македонского города в Арии свидетельствует Страбон (XI, 514). Кроме того, греческий географ сообщает об основании Александром в Ариане собственных поселений (Страб., XV, 724).
Главный город Дрангианы - Фраду, где был раскрыт заговор Филоты, Плутарх считает основанным Александром. У Страбона этот город называется Профтасия[79]. Стефан Византийский пишет, что Александр переименовал его в Проффазию[80]. Под этим именем город встречается у Плиния (VI, 23, § 93).
Плиний (VI, 17, § 61) и Страбон (XI, 514) пишут об Александрии Арахозийской, называя ее Арахотами, но приводят различные расстояния от Александрии Арии до Арахот. Есть сообщение Курция об оставлении значительных гарнизонов в Арахозии под началом Менона, но римский историк не уточняет их размещения (VII, 3, 5).
В 327 г. до н.э., направляясь в Бактрию, в южных районах Гиндукуша (Паропамиса) Александр основал Александрию Кавказскую (Арр., III, 28, 4), в которой поселил греческих наемников, окрестных "варваров" и македонских ветеранов (Арр., IV, 4, 1). Об этом сообщает и Курций, добавляя, что в городе были оставлены 7 тыс. старых македонян и, кроме того, воины, непригодные к службе (VII, 3, 23). Несколько позднее, перед походом в Индию, Александр вторично посетил Александрию Кавказскую и снова оставил там непригодных к службе ветеранов и "приказал еще нескольким окрестным жителям поселиться там" (Арр., IV, 22, 5).
Французская археологическая экспедиция в 40-е годы XX в. вела раскопки Беграма, отождествляемого с Александрией Кавказской. Самые ранние культурные слои датировались монетами Евкратида и Менандра, греко-бактрийских царей (II в. до н.э.). Археологи также установили, что город перестраивался в I в. до н.э., в пору своего наивысшего расцвета[81], что подтверждает точку зрения советских исследователей о процветании греко-бактрийских городов в кушанское время[82]. Кроме свидетельств Арриана и Курция об основании Александрии Кавказской есть не совсем ясное указание Диодора об организации городов и поселений в этой области, где обосновались 7 тыс. "варваров" и наемников - "кто пожелает" (XVII, 83, 2).
Юстин указывает на основание двенадцати городов македонским царем в Согдиане и Бактрии (XII, 5, 13), Страбон пишет только о восьми городах (XI, 517). О создании шести городов-крепостей в Маргиане для взаимной выручки друг друга сообщал Курций (VII, 10, 15).
Находясь в Мараканде, царь приказал Гефестиону вновь заселять согдийские города (Арр., IV, 16, 3). Это сообщение Арриана И. Дройзен объясняет широкой градостроительной деятельностью Александра на Востоке[83]. Но более правдоподобно, что Гефестион селил в разоренных и спаленных согдийских городах ветеранов и "всех тех, кто в войске обнаруживал беспокойный дух" (Юстин, XII, 5, 13).
Не подлежит сомнению основание Александром на Яксарте Александрии-Эсуаты, назначение которой состояло в том, чтобы сдерживать натиск кочевников[84]. Город также был заселен наемниками, македонскими ветеранами и "варварами" (Арр., IV, 4, 1). К этому Курций прибавляет, что в городе были оставлены бывшие пленные, якобы прощенные царем (VII, 6, 25, 27).
Населенная "избранными спутниками бога Диониса" индийская Ниса, где Александру оказали радушный прием, скорее всего, была какой-то давнишней колонией ахеменидского времени, позже получившей греческое название (Арр., V, 1, 3).
Древние пишут о строительстве Александром двух городов на Гидаспе, в том месте, где произошла битва с царем Пором. Арриан называет Никею и Букефалею (V, 19, 4; 29, 5). Курций и Диодор подтверждают это, добавляя, что города располагались на обоих берегах Гидаспа (Курц., IX, 1, 6; Диод., XVII, 89).
На среднем течении Инда, в самом южном пункте индийской сатрапии, был построен город с верфями; там остались фракийские воины и небольшое число пехотинцев под началом сатрапа Филиппа (Арр., VI, 15, 2). Позднейшие авторы называли этот город Александрия-Оппана. В нижнем течении Инда, в земле содров, или согдов, македонский царь основал другой город, Александрию Согдийскую (Курц., IX, 8, 8).
По свидетельству Арриана, Паттала в устье Инда была перестроена Александром, заложившим там верфи и порт (VI, 18, 1;20,1). Этот же самый город имеет в виду Плиний, но называет его Кселинополем (VI, 23. 96).
В Гедросии, на расстоянии девятидневного перехода от Патталы, как пишет Курций (IX, 10, 5), находилась земля оритов, где Александр на месте селения Рамбакии основал город и оставил в нем гарнизон (Арр., VI, 21, 5; Курц., IХ,10, 7).
В Кармании Плиний помещает еще одну Александрию (IV, 23, § 107); его известие подтверждает Аммиан Марцеллин (XXIII, 6, 49). Но иные авторы, более близкие ко времени Александра, ничего об этом городе не сообщают.
Последним городом, основанным Александром (в связи с планировавшейся колонизацией Персидского залива), Арриан считает город, находившийся южнее Пеллакопы, на берегу озера Румия; в нем поселились ветераны и наемники (VII, 21, 7).
Итак, даже собранные воедино свидетельства античных авторов не дают права доверять свидетельству Плутарха об основании Александром 70 городов. При всем стремлении доказать истинность этого сообщения немецкий историк прошлого века И. Дройзен насчитал не более 40 городов, допуская еще наличие значительного количества военных поселений, где оставались греко-македонские гарнизоны, которые при преемниках Александра стали городами[85]. Но не суть важно, сколько именно городов основал македонский царь на Востоке[86]. Важнее другое: поход греков и македонян дал значительный импульс развитию рабства, торговли, обмена, городской жизни, сближению народов, населявших далекие друг от друга регионы.
[1] Предание о Семирамиде и Кире внушило Александру желание состязаться в удаче с ними (Арр., VI, 24, 3).
[2] По Страбону (XI, 515), дербики жили рядом с гирканцами (где-то в районе современного Красноводска). Вполне допустимо, что эти кочевники доходили до границ Индии. См.: М. М. Дьяконов. Очерк истории Древнего Ирана. С. 77.
[3] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 330; С. 100, примеч. 52.
[4] Стефан Византийский называет этот город Александрией Оритской (Steph. Byz., v. Ώριται)
[5] Плутарх полагает, что в индийском походе у Александра было 120 тыс. пехоты и 15 тыс. конницы. Таким образом, к Вавилону Александр привел не более 33 тыс. человек (Плут., Алекс, 66).
[6] Это место, подобно пустынной части Калифорнии, считается самым жарким на Земле. В. Уилер утверждает, что после Александра вплоть до XIX в. никто из европейцев не был в этих местах (В. Уилер. Александр Великий. СПб., 1900. С. 160).
[7] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 101–102, примеч. 12. См. подробнее: A Stein. On Alexanders Route into Gedrosia: an Archaeological Tour in Las Bela- GJ, 102, 1943. C. 193–227.
[8] Вопреки свидетельству Плутарха о гибели трех четвертей войска Александра в пустыне Белуджистана, В. Уилер делает произвольный вывод о том, что царь потерял в Гедросии половину армии (В. Уилер. Александр Великий. С. 161).
[9] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 324.
[10] А. С. Шофман. Восточная политика Александра Македонского. С. 159.
[11] Плиний называет ее «гаванью македонян», указывая, что она расположена в 100 стадиях от острова Крокала (VI, 80, 111). Здесь находится современный Карачи.
[12] Страб., XVI, 774; Псевдо-Арриан, Перипл моря Эритрейского, 10 и сл.
[13] Страбон (XV, 767), ссылаясь на Эратосфена, называет мыс Гармозий у узкого входа в Персидский залив. Плиний (VI, 107) и Птолемей (VI, 8) пишут о порте Кармании.
[14] Диодор (XVII, 106, 4–7), излагая эти события, не столь драматичен, как Арриан.
[15] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 103, примеч. 21; Α. Καλογεροπούλου. Έπιστροφή και θάνατος τού Άλεξανδρου. ΙΕΕ, Τ. Δ. Άθηναι, 1973. С. 198–199.
[16] Страбон (XV, 720) называет то же расстояние.
[17] В рассказе Диодора (XVII, 108) Антипатр и Олимпиада требовали выдачи Гарпала. Плутарх называет только одного Антипатра (Vit. X, Orat. Dem.). Павсаний (II, 33) пишет, что казначей Малой Азии Филоксен настаивал на выдаче Гарпала. Более подробно см.: Е. Badjan. Harpalus. JHS, 81, 1961. С. 16–43.
[18] Несмотря на утверждение Плутарха о подкупе Демосфена, И. Дройзен склонен считать, что Гарпал недостающую сумму потратил на подкуп своих друзей (И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 367).
[19] Там же с. 345; Α. Καλογεροπούλου. Έπιστροφή και θάνατος τού Άλεξανδρου. IEE. Τ. Δ. С. 202.
[20] G II, 2166. Диодор (XVIII, 8, 5) пишет, что изгнанников было более 20 тыс.
[21] J. Beloch. Griechische Geschichte. Bd IV. С. 44.
[22] На это обратил внимание в прошлом веке еще И. Дройзен (История эллинизма. Т. 1. С. 363). См. более подробно: A Gitti. Alessandro Magno е il responso di Ammone. RSI, 64, 1952, с 531–547; AC. Шофман. Восточная политика Александра Македонского. С. 23–244.
[23] Об этом писали оратор Гиперид в одной из своих речей (In Demosth., XXV) и Полибий (XII, 12).
[24] Ch. Robinson. Alexander the Great, с 138, 220; M. Уилер. Пламя над Персеполем. С. 13.
[25] Н. Кареев. Монархии Древнего Востока. СПб., 1904. С. 138.
[26] W. Tarn. Alexander the Great. Vol. I. C. 134; В. Уилер. Александр Великий. С. 162.
[27] J. Kaerst. Geschichte des Hellenismus. Bd I. C. 395 и сл.; F. Schachermeyr. Griechische Geschichte. C. 455.
[28] См.: Ph. Merlan. Alexander the Great or Antiphon the Sophist? – Classical Philology. 1950, vol. 45, № 3. C. 161–166.
[29] А. Б. Ранович. Эллинизм и его историческая роль. С. 73; М. М. Дьяконов. Очерк истории Древнего Ирана. С. 152.
[30] Общую сумму долгов Арриан исчисляет в 20 тыс. талантов (VII, 5, 3). Курций (X, 2, 10) и Диодор (XVII^ 109) ничего не пишут о долгах, но сообщают о подарках царя ветеранам, уходящим на родину.
[31] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 264. Указатель сборников этого характера см.: С. Miiller. FHG. С. 697.
[32] Еще Дж. Грот указывал, что Александр стремился больше «азиатизировать» Македонию и Грецию, чем эллинизировать Азию. См.: G. Grote. History of Greece. Vol. VI. L., 1856. C. 632.
[33] J. Benoist-Mechin. Alexandre le Grand ou le R6ve depasse. С 167.
[34] P. Cloche. Alexandre le Grand. C. 106.
[35] J. Kaerst. Geschichte des Hellenismus. Bd I, c. 378.
[36] F. Schachermeyr. Griechische Geschichte, с 454.
[37] W. Tarn. Alexanders Ύπομνήματα and the World Kingdom. – JHS, № 41, 1921. C. 7.
[38] F. Allheim. Alexander und Asien. C. 109.
[39] Άπιστοτέλουσ, Μετεωρολογικα II, 354a, 1, 3–5.
[40] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 24,8. Н. Bengston. Griechische Geschichte. С. 343.
[41] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 218.
[42] К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 3. С. 126.
[43] Там же.
[44] К. Маркс. Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 40. С. 204, примеч. 18. Фрагменты сочинений Демокрита имеются в труде по церковной истории «Приготовления к Евангелию» (Προπαρασκευή Εύαγγελική) христианского проповедника Евсевия Памфила (III – IV ее.), жившего во времена императора Константина.
[45] Д. Туслянос, И. Мирокова. Преемственность греко-эллинистической научной мысли. Афины, 1976. С. 7–8.
[46] Мнение Диодора (XVII, ПО) о том, что Александр из Суз направился в Экбатаны, ошибочно, так как после Суз македонский царь был в Описе.
[47] Арриан (VII, 13, 1) говорит, что после набегов разбойников осталось лишь 50 тыс. лошадей.
[48] Полибий (X, 4, 3) сообщает, что в его время в Мидии было множество эллинских городов. И. Дройзен полностью разделяет это мнение античного историка (И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 115, примеч. 10).
[49] См. подробнее: F. Schachermeyr. Alexander der Grosse. С. 453; W. Tarn. Alexanders Ύπομνήματα and the World Kingdom. C. 10–12.
[50] Ж.-Р. Паланк считает достоверным римское посольство к Александру (J. – R. Palanque. Les imperialismes antiques. P., 1960. С. 68–69).
[51] В изложении Плутарха (Алекс, 73) и Диодора (XVII, 112, 3), халдеи через Неарха передали совет Александру не входить в Вавилон.
[52] По Диодору (XVII, 115, 5), Александр приказал чтить Гефестиона как божество младшего чина.
[53] Диодор (XVII, 115, 5) сообщает, что на сооружение костра для Гефестиона потратили 12 тыс. талантов.
[54] Поскольку Гефестион был причислен к сонму богов, в его честь соорудили гигантский алтарь в Вавилоне – так заканчивает рассказ о Гефестионе сицилийский автор (Диод., XVII, 115).
[55] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 399; В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 218.
[56] А. Б. Ранович. Эллинизм и его историческая роль. С. 77.
[57] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 398–399; P. Cloche. Alexandre le Grand. С. 112–113.
[58] U. Wilcken. Alexander der Grosse; G. Radet. Alexander le Grand. R, 1931; W. Tarn. Alexander the Great. Vol. I-II; F. Altheim. Alexander und Asien.
[59] С. И. Ковалев. Александр Македонский. С. ПО; А. Б. Ранович. Эллинизм и его историческая роль. С. 76; М. М. Дьяконов. Очерк истории Древнего Ирана. С. 153; А. С. Шофман. Восточная политика Александра Македонского. С. 388–403.
[60] Арриан и Плутарх, ссылаясь на свидетельства «некоторых авторов», пишут, что яд по приказу Антипатра привез на Восток Кассандр и что изготовил его Аристотель, испугавшийся за свою участь после гибели Каллисфена. Яд был такой силы, что мог храниться только в копыте мула. Кроме Антипатра с сыновьями и Аристотеля источники непосредственным участником заговора называют и фессалийца Медия (Арр., VII, 27, 1–2; Плут., Алекс, 76; Юстин, XII, 13, 8).
[61] Подробнее на эту тему см.: А. С. Шофман. Конец Александра Македонского. – Вопросы истории. 1972, № 11. С. 214–218; он же. Первый этап антимакедонского движения периода восточных походов Александра Македонского. – ВДИ. 1973, №4. С. 117–135.
[62] Плутарх пишет со ссылкой на Харета, что массовые попойки стали нередки, а когда было устроено состязание – кто кого перепьет, вскоре умер 41 человек (Плут. Алекс, 70).
[63] См. на эту тему: О. О. Крюгер. Арриан и его труд «Поход Александра». Арриан. Поход Александра. М. – Л., 1962. С. 20–22.
[64] По греческому летосчислению год начинается с дня летнего солнцестояния, т.е. с 21 июня; по македонскому – осенью, между 19 сентября и 16 октября.
[65] М. А. Коростовцев. Египетское происхождение романа об Александре. Краткие сообщения Института народов Азии. 1964, № 65.
[66] W. Tarn. Alexanders Conquest of the Far East. – САН. Vol. VI, 1927. C. 435.
[67] L. Homo. Alexandre le Grand. C. 377.
[68] Ch. Robinson. Alexander the Great. C. 240.
[69] A. Burn. Alexander the Great and Hellenistic Empire. C. 285.
[70] М. М. Дьяконов. Очерк истории древнего Ирана. С. 157, 161.
[71] В. Тарн. Эллинистическая цивилизация. С. 143.
[72] Дройзен путем скрупулезного отбора свидетельств античных авторов приписывает Александру основание 40 городов. См.: И. Дройзен. История эллинизма. Т. 3. С. 331–375. На подобной точке зрения стоит и А. Гутшмид. См.: A. Gutsclr. mid. Geschichte Irans und seiner Nachbarlander von Alexander dem Grossen bis zum Untergang der Arsaciden. C. 5.
[73] Две эпиграфические находки из Олубурлу подтверждают, что на месте Аполлонии существовала какая-to ликийско-фракийская колония, видимо основанная не ранее времени правления Антигона I (CIG, III, 3696, 3970).
[74] Аморий, Евмения, Синнада, Апамея Кибот и Лаодикея (Страб., XII, 576).
[75] Σκύμνου Άπόσπλασμα 187: Τήν τ Άλεξανδρου πολιν τω Μακεδόνι κτισθείσαν.
[76] Plin., VI, 16, 48: «Oppidum Heraclea ab Alexandre conditum». Аммиан Map- целлин, ссылаясь на географа Птолемея, также пишет о Гераклее (XXIII, б, 39).
[77] Plin., VI, 18, 46: «... in que Alexander Alexandriam condiderat».
[78] Plin., VI, 17, 61: «... Alexandriam Arion...»
[79] Страбон со ссылкой на Эратосфена приводит расстояние от этого города до Каспийских ворот (XI, 514). Далее античный географ указывает, что Профта-сия (в Дрангиане) лежала на пути из Бактр в Индию (XV, 723).
[80] Steph. Byz.: Φραδα, πόλις εν Δράγγσας, ήν Άλεξαδρος Προφθασίας μετωνόμασεν ως Χάραξ εν... См.: И. Дройзен. История эллинизма. Т. 3. С. 349.
[81] G. Ghirschman. Begram. Cairo, 1946.
[82] См. сведения о работах в древнем Термезе: «Труды Термезской археологической экспедиции». Т. 1. Таш., 1945.
[83] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 1. С. 255.
[84] Арр., IV, 4, 1–5; Plin., VI, 16, 49: «... Alexandria in ultimis Sogdianorum finibus».
[85] И. Дройзен. История эллинизма. Т. 3. С. 370.
[86] По подсчетам В. Чериковера, за весь период эллинизма, начиная с Александра и до последних эллинистических царей, было основано 176 городов, из них 28 спорных. См.: V. Tscherikower. Die Hellenistische Stadtegrundungen von Alexander dem Grossen bis auf die Romerzeit. Lpz., 1927.