5. Остракон

До сих пор мы размышляли над данными V века до н. э. (Стесимброт), которые Плутарх передал как хотел, словно это был его личный блог. У нас есть еще два свидетельства из того же века: остракон (глиняный черепок) и несколько стихов Евполида. Их интерпретация в современной критике напоминает игру в «испорченный телефон», где более поздние традиции искажают истинный смысл. Эти два свидетельства, однако, нужно рассматривать с учетом тех соображений, которые мы обсуждаем.
Единственное конкретное основание для этих свидетельств — это клевета о «непристойной связи» между Кимоном и Эльпиникой, запущенная политической пропагандой, которую вполне логично приписать его оппонентам. Личные «пороки» Эльпиники, о которых Плутарх, как будто спешит уточнить (Cim. 4, 6), что она «не совсем порядочная женщина», будь то правда или просто слухи, имели тот недостаток, что они связывались с общественной жизнью и властью. Вполне естественно, что противники решили устроить скандал, используя самые банальные методы. Отношения этой пары интерпретировались как нечто ненормальное, с переходом к еще более очевидному выводу о «непристойной связи». Однако подобная клевета была направлена не столько на дискредитацию Эльпиники как личности, сколько на ослабление политического влияния Кимона путем очернения его ближайшего окружения.
Мы тут в мире сплетен, которые служат для того, чтобы опорочить влиятельных людей, но сами по себе не способны вытолкнуть их из игры. Связь между остракизмом и обвинением в инцесте основана на более поздних традициях. Единственная опора для этой связи — утверждение в речи «Против Алкивиада» псевдо-Андокида, которое не соответствует хронологии. В остраконе и у Евполида упоминания о слухах об инцесте могут быть лишь поверхностной деталью, в то время как на самом деле эти свидетельства показывают не сам слух, а его корни — ту базу, откуда всё пошло.
Более поздние свидетельства, настаивающие на связи между остракизмом Кимона и слухами/обвинениями в инцесте, на мой взгляд, являются эхом и переработкой враждебной по отношению к Кимону пропаганды. Эта пропаганда была мотивирована реальной ситуацией — неприятием и нападками на пару Кимона и Эльпиники. Клевета, распространяемая оппозиционной пропагандой, возникла из–за политической необходимости атаковать не только Кимона, но и Эльпинику, чье политическое присутствие рядом с Кимоном играло важную роль.
Голосование за остракизм гласит: ΚΙΜΩΝ ΜΙΛΤΙΑΔΟΥ ΕΛΠΙΝΙΚΗΝ ΛΑΒΩΝ ΙΤΩ «Пусть Кимон, сын Мильтиада, уходит вместе с Эльпиникой» (Ostrakismos–Testimonien I, T1/67 1971 года).
В исследованиях все время твердят, что фраза на остраконе — это чисто обвинение в инцесте. Но правда ли это?
Если взглянуть на общий процесс создания пропаганды, чтобы опорочить какого–то политического деятеля, то, конечно, могли бы использовать слухи о его личной жизни. В случае с Кимоном его отношения с Эльпиникой, кажется, стали легкой мишенью для сплетен. Но на самом деле, что запустило всю эту историю и что явно видно в коротком тексте на черепке, связано с конкретной политической целью. Остракон — это как «золотой билет» в мир общественного мнения Афин 460‑х годов, и результат манипуляции этим мнением ради политических игр.
Так что, прежде чем это станет просто предлогом для враждебной пропаганды, стоит заметить, что он отражает, откуда все это взялось — сотрудничество между Кимоном и Эльпиникой. Получается, нужно было убрать не одного, а сразу двоих противников, и ключевой фигурой тут был не Кимон.
Конечно, есть много остраконов, которые связывают имена тех, кого хотят изгнать, с моральными и сексуальными обвинениями. Но вот фокус: в этом случае обвинение не выражено явно, и, на мой взгляд, этот остракон не так просто использовать как свидетельство того, что остракизм может «наказывать» известных граждан не только за их политические косяки.
Здесь нет ни намека на секс между братом и сестрой — только дерзкое желание, которое звучит как необходимость: чтобы Кимон, избавляя Афины от своего присутствия, освободил их также (и, главное, прежде всего) от своей сестры. Кимона не обзывают кровосмесителем, просто советуют забрать Эльпинику вместе с собой.
Интересно, что в свете доминирующего мнения, которое искало поддержку в отрывке из «Против Алкивиада» псевдо-Андокида, где говорится, что «изгнали Кимона за его неподобающее поведение, потому что он жил с сестрой» ([And.] III 33), в исследованиях также попадаются даже мимолетные признания, что остракон может указывать на политическую необходимость избавиться не только от Кимона, но и от Эльпиники.[1]
Итак, речь «Против Алкивиада», приписываемая Андокиду, помогает нам проверить, как обвинение в инцесте связано с политической атакой на Кимона, закончившейся его изгнанием. Дидим (I век до н. э.), который однако, говорит, что Кимон был оштрафован на 50 талантов: не потому, что был лаконофилом, но потому, что сожительствовал с сестрой Эльпиникой (Fr. 5 Schmidt, Schol. Aristid. III 515 Dind.) явно путает все: штраф Мильтиада, «наказание» Кимона за лаконизм и слухи об инцесте — как будто это неофициальный цирк.
Автор речи «Против Алкивиада» использует предвзятые аргументы, чтобы доказать, что осуждение Алкивиада было справедливым. Платон в «Горгии» указывает, что политики прошлого не могли исправить граждан, потому что только их развращали(517a). Кимон тоже не исключение, и его изгнание — лишь следствие этой неблагодарности демоса. У Корнелия Непота Кимона изгнали из зависти (Cim. 3, 1)
Даже если псевдоандокидова речь была подлинной, она лишь подтверждает, что в 415 г. до н. э. существовали следы клеветнической кампании против Кимона. Обвинения в аморальности, как и в случае с Алкивиадом, были предлогом, а проблема имела политический характер. Интерпретация остракизма за инцест теперь считается слабой. Псевдоандокидова речь выглядит как школьное упражнение эллинистического периода. Остракон и стихи Евполида толковались современной критикой в свете ненадёжной традиции.
Не случайно сам Плутарх, который в Cim. 15, 3 связывает обвинение в инцесте с остракизмом, в Per. 10, 4 вообще не упоминает об этом мотиве. Согласно Плутарху, клеветнические обвинения в отношениях Кимона с его сестрой Эльпиникой и в его лаконизме выдвигались его политическими противниками (Cim. 15, 3). Однако в Pericles 9, 5 Плутарх называет причиной остракизма Кимона, инициированного Периклом, исключительно мотивы политико–идеологического характера — лаконизм Кимона и его враждебность к демосу.
Также в «Жизни Кимона» Плутарх рассказывает о моменте остракизма прежде всего в связи с преследованием филоспартанцев, в то время как кровосмесительные отношения с сестрой упоминаются, возможно, но не определенно, и использовались как предлог против Кимона (Cim. 17, 3: Они открыто ненавидели сторонников Спарты и, ухватившись за незначительный предлог, изгнали Кимона посредством остракизма).
На мой взгляд Плутарх нашел связь остракизма Кимона с обвинением в инцесте в более поздней (постклассической) традиции и неуместно использовал ее, чтобы ввести вводящее в заблуждение толкование стихов Евполида. Но сам Плутарх не очень верил в эту связь, кроме как когда взялся резко критиковать Эльпинику в «Жизни Кимона».
Но опять скажи мне о Кимоне: разве не изгнали они его остракизмом, чтобы в течение десяти лет не слышать его голоса?»
В кампании по дискредитации против Кимона основное внимание уделяется слухам об инцесте между Кимоном и его политической советницей, которые, несмотря на их распространение, не стали причиной его остракизма. Информация о кампании является непрямой и основана на сложной традиции, восходящей к IV веку до н. э. В IV веке произошла переработка пропаганды ради попытки опровергнуть слухи об инцесте. Эти данные были собраны Корнелием Непотом и Диодором, прежде чем они попали к Плутарху (Nep. praef. 4; Cim. 1, 2; Plut. Cim. 4, 8. Cр. Diod. X 31, 1) Определенно эфоровская традиция через комментарий к Элию Аристиду (FGrHist 70 F 64 (Schol. Aristid. 515 Dind.), использует «брак по расчету», где в центр ставится мужская инициатива (это Кимон, женившись на богатой женщине, а не Эльпиника, выходя замуж за Каллия, решает проблему штрафа, наложенного на папу Мильтиада).. Поздняя традиция обесценивает роль Эльпиники, изображая её то как легкомысленную дамочку, то как виновницу инцеста, приведшего к остракизму Кимона, или как разменную монету для Перикла (Антисфен у Афинея). Плутарх фиксирует это сокрытие истинной Эльпиники, сталкиваясь с мнением современника Стесимброта. Неясно, упоминал ли Стесимброт об инцесте, который подчеркивается в традиции «политической женщины». Остракизм был следствием политической ошибки Кимона, который, вмешавшись в Мессению, дистанцировался от руководства своей сестры.
Я думаю, что Пауэлл был прав, усматривая в этом острaконе «политический след» V века, оставленный об Эльпинике. В один из самых серьезных моментов принятия решений в афинской демократии, каким было удаление (пусть и временное) из полиса нежелательного и опасного элемента, все мысли того, кто нацарапал на черепке, занимала Эльпиника. Остракон показывает, что в Афинах существовало понимание антикимоновских настроений. Удаления Кимона было недостаточно; для реальных изменений нужно было устранить и Эльпинику, иначе ничего не изменилось бы, и Эльпиника могла бы сказать: «Кимон — это я».
Существует вопрос, является ли этот óstrakon единичным случаем или отражает общую политическую позицию в Афинах. Он указывает на необходимость устранения Кимона и Эльпиники. Фраза «Уберите Кимона, но сначала уберите Эльпинику» выражает четкую политическую волю. Остракон не был написан ни афинским шутником, ни скандалистом, подобным Стесимбруту. Он должен интерпретироваться в контексте организованной кампании против Кимона, где его истинный противник оставался в тени. Если хронология верна, то именно Эльпиника недавно заключила соглашение с Периклом, что помешало радикальной фракции расправиться с Кимоном. В этой ситуации официальным кандидатом на остраки́зм является Кимон, но главной целью была Эльпиника. Сперва Кимон должен «забрать с собой» сестру, что подчеркивает важность ее роли.


[1] Стефан Бренне допускает возможность того, что анонимный резчик черепка мог стремиться затронуть «публичное, политическое поведение» Эльпиники. Герберт Хефтнер, обсуждая свидетельство псевдо-Андокида, хотя и считает весьма вероятным, что черепок относится к обвинению в инцесте, отмечает, с одной стороны, что это обвинение могло функционировать только «как дополнительное средство создания антикимоновских настроений», и что оно могло быть частью предварительной диффамационной кампании перед остракофорией 461 г. до н. э., которая утвердилась в части традиции; с другой стороны, первый издатель содержания черепка, Маттингли, относил его не к обвинению в инцесте». Согласно тенденции Эльпиники вмешиваться в публичные дела. Фусканьи утверждает, что «необычная публичная сплоченность» Эльпиники и Кимона в афинской среде стала причиной обвинения в инцесте, и подчеркивает, что оно прямо не фиксируется современником Стесимбротом и впервые упоминается в 422 г. до н. э. у Евполида, но у меня другое мнение.