Глава 3. Простая риторика
Искреннее заявление Феопомпа о развитии письменности и его роли в этом процессе наводит на мысль о рассмотрении его работы как примера «современной» риторики.
Цель главы — не дать общее описание стиля Феопомпа, а увидеть, как его творчество связано с риторикой четвертого века и как нет.
Работа с фрагментарным объемом работ представляет трудности, но также требует оценки высказываний древних критиков и интерпретаций современных ученых.
Если Феопомп был «историком–ритором» в каком–либо значимом смысле, необходимо узнать, как он был связан с канонами своего времени, а не с риторикой первого века до нашей эры.
Древние критики часто комментировали «исократовский» стиль Феопомпа, что вызывает вопросы о точности и значении термина «исократовский».
Цицерон и Дионисий предполагают, что Феопомп подражал риторическим манерам Исократа, хотя и не так умело.
Существуют сомнения относительно строгости, с которой следует понимать эти комментарии, не только из самих фрагментов, но и из интересного расхождения между Цицероном и Дионисием и другой линией древних мнений, представленных историками Дурисом Самосским и Полибием, а также критиками Деметрием и Лонгином.
Причины разногласий между этими двумя школами мысли разобрать сложно, но какая–то попытка необходима для понимания не только самого Феопомпа, но и современных стилистических исследований, фокусирующихся на его исократизме.
Дурис Самосский, писавший в конце IV и начале III веков до нашей эры, говорит (т. 34): «Эфор и Феопомп очень неудовлетворительно изложили события, поэтому они не вызывают ни чувства волнения, ни радости. Их задачей был только стиль».
Полибий, ненавидевший Феопомпа, сфокусировал свои комментарии немного иначе, но все же таким образом, что не противоречит наблюдениям Дуриса. Он называет язык Феопомпа в пассаже, где описывается двор филиппа II, оскорбительным.
Полибий же не соглашался с Феопомпом не только в вопросах языка, но и в интерпретации жизни и правления Филиппа. Полибий отвергал интерпретацию жизни и правления Филиппа, предложенную Феопомпом.
Дурис был известен своим броским стилем письма, по сравнению с которым почти все остальные казались наивными и неумными.
Несмотря на эти критические замечания, в них есть определенный смысл, поскольку они подкреплены фрагментами.
Инвективы, упомянутые Полибием, можно найти во всех фрагментах, а не только в описании Филиппа.
Дурис утверждал, что Феопомпу не хватало тонкости, используя для описания этого недостатка термин hedone.
Трудно понять, как термин hedone мог быть применен к Феопомпу.
Деметрий в Рeri ermeneias и Лонгин также критиковали стиль Феопомпа, который, возможно, более литературный, но совпадает с мнением Полибия и Дуриса.
Деметрий упоминает Феопомпа в трех места и всегда в качестве отрицательного примера.
В разделе Рeri ermeneias, посвященном анализу этого периода, Феопомпа обвиняют в чрезмерном использовании антитезы и потенциально в использовании внутренней и конечной рифмы.
Деметрий объясняет, что из–за частого использования этих приемов, читатель перегружен ими и не реагирует на них эмоционально.
Лонгин также находит недостатки в стиле феопомпа. Он считает смешным описание феопомпа подарков персидскому царю, которое представлено во F 263. По мнению Лонгина, описание прогрессии от дорогой мебели и посуды до овощей и соленого мяса оскорбляет «возвышенность» и «достоинство», так как используются обычные слова, ассоциирующиеся с мясной лавкой и кухней. В этом же разделе Лонгин осуждает несколько метафор Геродота по тем же причинам.
Однако, в отличие от Деметрия, Лонгин одобряет приземленость и вульгарность, так как они позволяют мгновенно осознать, на что был готов пойти Филипп во имя своих амбиций.
Таким образом, и Деметрий и Лонгин критикуют стиль Феопомпа, но делают это с разных точек зрения. Деметрий сосредоточен на том, что приемы Феопомпа перегружают читателей и мешают им эмоционально реагировать, в то время как Лонгин фокусируется на том, что стиль Феопомпа использует обычные слова и привносит «вульгарность» в описания, которые должны быть «возвышенными» и «достойными».
Цицерон комментирует стиль Феопомпа и считает его подходящим для историописания и эпидейктического ораторского искусства.
Феопомп подвергается критике за чрезмерное избегание хиатуса.
Дионисий Галикарнасский называет его стиль похожим на Исократа, но с «остротой» некоторых пассажей.
В том же духе Дионисий Галикарнасский (Т 20а) называет его стиль чистым, разговорным и ясным, а также высоким, великолепным и полным торжественности. Он попадает в «смешанную» классификацию стилей, текущих сладко и мягко. В этом он во многом похож на Исократа, но отличается от него «резкостью» некоторых пассажей. Дионисий также критикует его за чрезмерное внимание к переплетению гласных, к ритмическим периодам и к подобным конструкциям.
Основное разногласие между двумя направлениями критики не является иллюзорным. В одном Феопомп груб, деспотичен, вульгарен и мало заботится о тонкостях художественной прозы. В другом он аффектирован, воспитан и драгоценен, лучше (а также хуже) самого Исократа.
Литературная критика первого века, представленная Цицероном и Дионисием, не обязательно полезна для реконструкции произведений утраченных авторов трехвековой давности.
Стремление найти подходящие примеры для мимесиса в значительной степени определило те аспекты стиля, которые обсуждаются.
Эта проблема не уникальна для изучения Феопомпа.
Поздняя риторическая критика Фукидида также могла бы представлять некоторые искажения, если бы у нас не было текста его Истории.
Комментарии критиков не должны вызывать излишнего беспокойства в исследовании о Феопомпе. Искажения в оценке Феопомпа происходят из–за озабоченности поздних критиков риторическими стандартами их собственного времени.
Ошибки и намеренное искажение мнений не свидетельствуют о негативном подходе критиков, но стоит отметить, что они занимаются взвешиванием слов и фраз в чрезвычайно узком диапазоне стилистических элементов. При этом они игнорируют другие важные качества Феопомпа, не уделяя им внимания.
Современные критики в значительной степени опираются на комментарии Цицерона и Дионисия в поддержку существования исократовской школы историков.
Эти критики широко обсуждают стиль Феопомпа, но их анализ кажется нереалистичным. Хотя некоторые из их наблюдений о стиле Феопомпа верны, они не упоминают и не объясняют многие стилистические аспекты, встречающиеся в его фрагментах.
На эти критические предположения повлияла классическая критика I века до н. э.
Калишек, например, уже подробно исследовал избегание хиатусов и использование прозаического ритма во фрагментах Феопомпа.
Несмотря на ограниченный материал для анализа, кажется, что Феопомп в целом избегал хиатусов и, возможно, использовал повторяющиеся образцы прозаического ритма.
Однако главный вопрос заключается не в том, присутствуют ли эти характеристики, а в том, какое значение они имеют. Такие ученые, как Калишек и Лакер, интерпретируют эти характеристики как свидетельство прямой ученической связи между Исократом и Феопомпом.
Исключение составляют случаи, когда разрешается использовать хиатуса.
Афиней говорит, что F 247, F 248 и F 249 взяты из работы «О сокровищах, похищенных из Дельф», название которой не упоминается ни в одном другом древнем источнике. Якоби убежден, что эта работа не является разделом «Филиппики», и распространялась самостоятельно под собственным подзаголовком, например, «Фаумасии» из VIII книги, а представляет собой пропагандистское произведение.
Было бы опрометчиво относить F 248 к книге «Филиппики», да и нет в этом реальной необходимости, но, по крайней мере, интересно отметить, что F 93, который Афиней относит к книге XL, относится, как и F 247, F 248 и F 249, к посвящениям в Дельфах из драгоценных металлов и содержит по крайней мере один, а возможно, и два примера хиатуса.
Афиней, от которого мы получаем наибольшую долю длинных прямых цитат из Феопомпа, не соответствует современному стандарту точности.
Например, F 225a (= Полибий VIII, 9, 5-3) и F 225b (= Афиней VI, 77 [260D]) позволяют нам увидеть у Афинея следующие изменения и пропуски по сравнению с Полибием: изменение времени глагола (имперфект вместо аориста), пропуск союзов и частиц, замена «такого рода» на «эти вещи».
Итак, Афиней и Полибий приводят разные версии отрывка, и при этом Афиней опускает и изменяет некоторые элементы.
Изменения и пропуски в тексте затрудняют точную реконструкцию ритма прозы.
Аристотель обсуждает приемлемые формы ритма прозы и утверждает, что прозе следует избегать истинного метра, так как иначе она станет поэзией, а не прозой.
Он особенно рекомендует использовать paean.
Происхождение ритма прозы восходит ко временам Фрасимаха, что, кажется, запрещает монополию Исократа на этот предмет.
От Феопомпа не сохранилось примеров тщательно продуманных и длительных периодов.
Самое длинное предложение во фрагментах — очень сильно изуродованный отрывок из «лексикона Демосфена» (F 307).
Статистика донкихотствует по отношению к такого рода материалам, но это приблизительное указание на пропорции длины предложений, которые можно найти во фрагментах.
Периодическое предложение было распространенным качеством прозы с конца пятого века, хотя обычно не дотягивало до запутанной периодичности Исократа.
Древние критики и современные ученые могут искажать значение избегания паузы в связи с практикой в греческой прозе.
Греческая проза имеет тенденцию избегать паузы с подвижными ν и σ, а в разговорном греческом пауза часто устранялась с помощью кразиса или элизия.
Некоторые писатели использовали винительный падеж имен собственных с окончанием на ν для большей благозвучности или избежания паузы.
Платон в «Тимее» и в «Законах» и Аристотель избегают пробелов, как и Оксиринхский историк.
В теоретических трудах четвертого века об избежании пробелов есть только два отрывка, где рекомендуется избегать совпадения гласных.
Отношение поздних писателей к избеганию хиатуса отличается от предыдущих.
Избегание хиатуса становится элементом стиля прозы, а не просто приемом для ясности.
Деметрий (peri erm. 299) считает, что чрезмерное избегание хиатуса лишает прозу выразительности.
Вопрос о том, рассматривалось ли избегание хиатуса как элемент стиля в прозе IV века, остается открытым.
Среди характеристик прозы Феопомпа заметным и утомительным является частое прибегание к тавтологии.
В «Элленике» есть семь примеров тавтологии, несмотря лишь на пять дословных фрагментов.
Это может подрывать позиции критиков, утверждающих о радикальном отличии стиля «Элленики» от стиля «Филиппики».
Вот несколько примеров из «Филиппики»: послы к персидскому царю несут мешки и тюки (F 263); Котис Фракийский, склонный к наслаждениям и роскоши, описывается как счастливый и блаженствующий до тех пор, пока не осквернил обидой Афину (F 31; Харидем все дни выпивал и пьянствовал (F 143); Филипп после битвы при Херонее пил и бражничал всю ночь до рассвета (F 236).
Учителем Исократа был Продик Кеосский, который интересовался различением синонимов, и возможно, что Исократ сам стал применять эту технику и вдохновил своих учеников делать то же самое. Тавтологии и другие стилистические фигуры также встречаются в работах других авторов. Например, Демосфен иногда использует пары синонимов или близкие к ним словосочетания в моменты гнева.
Более того, автор отмечает, что стилистические фигуры, использованные Феопомпом, были экстравагантными и порой его собственный стиль пугает его самого. Возможно, они считались устаревшими и провинциальными.
В целом, текст указывает на разнообразие использования стилистических фигур и отмечает, что такие техники не принадлежат только Исократу или являются его «специальной особенностью». Таким образом, вопрос, на который просится ответ, касается разнообразия использования стилистических фигур в различных работах и их связи с конкретными авторами, включая Феопомпа, Исократа и других.
Некоторые из наиболее знакомых схем в большом количестве встречаются во фрагментах; есть примеры паромойоза, параномазии, гомойотелевтона, антитезы и анафоры. Один из более длинных фрагментов (F 225a), цитируемый Полибием, содержит примеры всех этих фигур. Полибий считал это печально известным примером мстительности Феопомпа по отношению к Филиппу, и есть даже некоторые указания на то, что сам автор считал, что ситуация выходит из–под контроля, поскольку на двух третях текста он замечает, что ему лучше собрать вещи и заняться более важными делами.
F 225a = Polybius VIII, 9, 6-3: Филипп вообще не благоволил людям с хорошей репутацией, которые берегли свое имущество, но уважал и привечал расточителей, погрязших в пьянстве и в азартных играх. Поэтому он не только поощрял их пороки, но даже сделал мастерами в каждом виде зла и разврата. Что позорного и шокирующего они не совершили, и чем хорошим и похвальным пренебрегли? Некоторые из них брили свои тела и делали их гладкими как у женщин, а другие на самом деле распутничали друг с другом, хотя имели бороды. Они водили с собой двоих или троих миньонов и обслуживали других в том же качестве, так что мы не ошиблись бы, называя их не придворными, а куртизанками, не солдатами, а шлюхами. По природе мужеубийцы, на практике они стали мужи–проститутки. Одним словом, чтобы не быть многословным и тем более страдая от громадного наплыва других вопросов, я считаю, что те, кого называли друзьями и товарищами Филиппа, были хуже скотов и нравами ужаснее кентавров, утвердившихся на Пелионе, или живущих на Леонтинской равнине лестригонов, или каких–либо других монстров.
То, что эти комментарии Феопомпа о спутниках Филиппа были не только горькими, но и довольно нелепыми, не приходило в голову Полибию, хотя Деметрию пришло (T 44).
Данный отрывок текста обсуждает представление о Филиппе, который отвергает хороших людей, но почитает развратных. Описывается, что Филипп не только дает возможность своим спутникам оставаться верными своим порокам, но и поощряет их становиться «атлетами преступления». Текст указывает на то, что эти люди занимаются позорными практиками, включая содомию, они не являются воинами, а скорее проститутками, убийцами по природе, но стилем жизни — мужскими шлюхами.
Автор отмечает, что использование антитез, рифмованных слов и пунктуации в этой части напоминает риторику Горгия. Возможно, Феопомп моделировал свое использование фигур речи по примеру Горгия, как это предполагается в ясном «воспоминании» о строке из эпитафия. Однако уникальный характер этого отрывка не только обусловлен устаревшей элегантностью пятого века, но и комбинацией фигур речи Горгия со словарем, который имеет свое реальное место в судебных залах после 350 года до н. э.
Искусственные приемы и стили в литературе широко распространены во многих произведениях разных авторов.
Использование антитезы, приема противопоставления противоположных идей, не связано только с Исократом или четвертым веком до н. э.
Анафора, прием повторения одного и того же словосочетания в начале нескольких предложений, является естественным средством и встречается в произведениях многих авторов пятого и четвертого веков.
Методология, связывающая стилевые приемы с определенным автором или периодом времени, является древним стратегическим подходом.
У нас есть только фрагменты работ Феопомпа, но можно сделать общие выводы о его стиле на основе имеющихся фрагментов.
Текст обсуждает использование стилевых приемов в литературе и указывает на то, что они не могут быть однозначно приписаны только определенному автору или периоду времени.
В прозе Феопомпа есть много длинных фрагментов, лишенных риторических украшений, и особенно просты два фрагмента речей (F 64 и F 66).
Феопомп использовал множество риторических схем и приемов, которые были известны и использовались в прозе еще со времен Горгия. Эти схемы были также широко распространены в ораторском искусстве и доступны в руководствах по риторике.
Цицерон и Дионисий утверждают, что периоды Феопомпа и Исократа схожи, но приведенные в тексте цитаты из Феопомпа не подтверждают это утверждение. Возможно, их комментарии о периодичности следует понимать просто как то, что Феопомп был в первом веке «легко читаем», потому что для них проза IV века была стандартной художественной греческой прозой, которую они лучше всего знали и подражали. Структура предложений Феопомпа в целом соответствует прозе IV века, избегая «неясности» Фукидида с одной стороны и некрасивости Дуриса и Полибия — с другой.
Ирония не была изобретением авторов учебников четвертого века или профессоров.
Подлинно отличительной чертой прозаического стиля Феопомпа является использование бранного языка.
Язык брани используется в реальном ораторском искусстве, главным образом в судебной практике.
Раздел «Риторики к Александру» посвящен словесным оскорблениям.
Совет автора состоит в том, чтобы уличить злоумышленника в описании его собственных деяний.
Жестокость и грубость описания характеров в работах Феопомпа, Демосфена и Эсхина указывают на практический аспект ораторского искусства, а не теории.