Введение: Природа греческого федеративного государства

То, что я сейчас намерен изложить, почти равно пригодно быть частью заключения этой книги, но, однако, невозможно следовать за данными об истории и достижениях греческих федеративных государств, если не знать природы такого государства. По этой–то причине данные о ней помещаются вперёд, но они основаны на материале, извлечённом из данных относительно различных государств, приведённом ниже. Может быть, этого введения окажется достаточно, чтобы удовлетворить любопытство читателей не имеющих специального интереса к античной истории. Специалистов в других отраслях гуманитарных наук следует предупредить, что здесь есть вопросы на которые ответить невозможно, потому что данные отсутствуют и другие вопросы, относительно которых данные столь рассеянны и трудны для толкования, что надо потратить целую жизнь, чтобы их открыть. Здесь «открыть» употреблено намеренно вместо «собрать», ведь наиболее трудные проблемы часто таковы, что невозможно просто собрать данные, но приходится ждать до тех пор, пока они будут обнаружены в результате долгих и разнообразных исследований или столь же часто случайно, когда какие–то данные почти что вынуждают исследователя обратить на них внимание.
Вряд ли нужно говорить, что причина недостатка информации о федеративных государствах это то, до какой степени античная политическая мысль поглощена была проблемами города–государства. Есть основание верить, что Аристотель или его ученики создали описания государственного устройства ряда федеративных государств [1] и изучили их природу [2]. Если бы хотя б одно из таких описаний сохранилось, мы возможно имели бы для греческого федеративного государства что–либо подобное «Афинской политии» Аристотеля, хоть и маловероятно, что устройство других государств было описано столь же пространно, как афинское. Полагаю, лучшее описание устройства греческого федеративного государства — это описание устройства Беотийской конфедерации, данное в Hellenica Oxyrhynchia. Более того, если Аристотель изучал и описывал устройство федеративных государств, от этого едва ли остались какие–то следы в его «Политике». Но однако ж нежелание Аристотеля уделить должное внимание федеративному государству много менее удивительно, чем такое же нежелание Полибия.
Ведь если и существовал какой–либо греческий писатель от которого можно было бы рассчитывать получить данные о федерализме, то это именно Полибий. Его отец Ликорт был видным ахейским государственным деятелем, отправлявшим обязанности полководца или председателя конфедерации и притом даже не единожды. Вдобавок, он был правой рукой Филопемена, который после смерти Арата в 213 году, стал ведущим государственным деятелем Ахейской конфедерации. Полибий рано оказался связан со своим отцом в ахейской политике. Об отношении их обоих к Филопемену свидетельствует тот факт, что когда последний в 182 г. был убит в Мессении, Ликорт был избран полководцем, чтобы заместить его на оставшееся время должности, а когда Ликорт решил перенести прах Филопемена на родину, то Полибий доставил урну. Для раннего периода истории конфедерации после её восстановления в 280 году, Полибий опирается на воспоминания старых ахейцев и прежде всего на мемуары Арата. Нам не кажется, что в его отношении к Арату совершенно отсутствует личное чувство. Арат, сын Арата из Сикиона, который в 181 г. избран был вместе с Ликортом и Полибием в качестве посла в Египет (это посольство не осуществилось), был, по всей видимости, внуком великого Арата. Тогда, по всей видимости, Полибий избран был послом лишь как сын своего отца, но позднее он по праву добился выдающегося положения и в 170- 169 гг. отправлял обязанности гиппарха, можно сказать вице–президента конфедерации. Тот факт, что позднее он выказал великое восхищение Римом, не мешает тому, что он оставался ахейцем сначала, в конце и во всё время. В этом утверждении можно усомниться на основании того, что Полибий был прежде всего гражданином Мегалополя и аркадянином по происхождению и что он часто высказывал суждения о людях и событиях с точки зрения аркадянина или мегалополитянина. Это верно, но Полибий, как и все аркадяне был членом новой ахейской нации, а Мегалополь — членом Ахейской конфедерации.
То, в какой мере история Полибия окрашена ахейской точкой зрения, легко перекрывается тем, в какой мере она является источником по римской истории. Легко сконцентрироваться только лишь на Риме и воспринимать информацию об ахейских и иных греческих делах только как добавочную деталь, связанную с римской экспансией на Балканах. Но, однако, всё что нужно, чтобы выяснить ахейскую точку зрения — это бегло прочитать первые две книги. Нет надобности говорить, что конечно главная тема всей «Истории» — история успеха, удачи Рима, но второе место занимает история другого успеха, другой удачи, удачи Ахейской конфедерации, которая добилась в объединении Пелопоннеса большего успеха, чем любой её предшественник. И история эта должна была быть написана до распада Ахейской конфедерации в 145 году и в то время, когда Полибий намеревался довести свой рассказ только до конца Третьей македонской войны [3].
Его ахейская точка зрения находит себе и иное выражение. Подъём ахейцев и объединение ими Пелопоннеса стали для Полибия поводом для первого серьёзного обсуждения проблемы причинности. Первые две книги больше подчёркивают игру случая и повороты фортуны и следует признать, что Первая пуническая война исключительно хорошо соответствует такому подходу. Другой случай, который согласуется с такой трактовкой — осада Медеона, в ходе которой этолийцы, за день до того, как они побеждены были иллирийцами, спорили кому следует начертать своё имя на оружии, которое они надеялись захватить. Но когда Полибий переходит к возвышению ахейцев, то замечает, что недостойно и даже низко приписывать его простой удаче, а лучше поискать причину. И он её находит в превосходстве «демократических» учреждений и особенно в практике давать равные права новым членам и не сохранять никаких особых привилегий для первоначальных. Таким образом, как и в случае с Римом, причина была найдена в превосходстве формы правления, государственного устройства или конституции.
На основании таких случаев кажется естественным спросить есть ли что–то более таинственное за привычкой Полибия иногда подчёркивать игру случая, а иногда полезность изучения причинности, чем тенденция контролировать, подчинять себе имеющийся в распоряжении материал. Когда происходят удивительные повороты фортуны, из–за занавеса вызывается Тихэ; когда ситуация располагает к анализу причин следует рассуждение о полезности изучения причинности. Кроме причин возникновения великих войн, главные поводы для такого анализа даёт развитие долговременных процессов, таких как возвышение Рима, ахейцев и эволюция форм государственного устройства.
Полибий, понимая что Ахейская конфедерация — федеративное государство, всё ж имеет тенденцию применять к ней термины, которые могли бы равно быть приложимы к городу–государству и характеризует объединение Пелопоннеса ахейцами (несомненно неверно), как бывшее почти столь же окончательным и завершённым, как город–государство. Да, он признаёт что то, что получается в результате принятия ахейского государственного устройства и имени аркадянами, лакодемонянами и другими было не городом–государством, а народом (этнос), что практически означает, что это было федеративное государство. Но однако он, как и все древние политические теоретики одержим идеей города–государства. Он не даёт анализа федерализма, даёт очень мало информации о различиях в способах правления разных конфедераций и не упоминает федерализм среди форм правления в своей шестой книге. Он даёт значительную информацию об образе правления Ахейской конфедерации по сравнению с Этолийской, но в виде случайных замечаний, которые часто трудно интерпретировать. Он не дал никакого общего описания ахейского правления, кроме того немногого, что содержится в его данных о ранней истории конфедерации. Это возможно потому, что он писал главным образом для тех, кто не нуждался в подобной информации. Несколько лучше обстоит дело с Македонской республикой, установленной в 167 г. Но это лишь малая компенсация за нежелание дать больше информации о ведущих греческих федеративных государствах. Какова бы ни была причина, факт остаётся фактом, что древний автор, лучше всех подготовленный дать анализ греческого федерализма, отказался сделать это.
Это в свою очередь означает, что наши знания о греческом федерализме построены на обрывках информации в письменных источниках и надписях. Нарративная история в чём–то более полна, чем история учреждений; пределы последней в значительной мере ограничены случайностью. Данные, приводимые в этой главе основываются на более детальных, приводимых ниже; потому они не будут документированы, за исключением тех пунктов, что получают здесь свою главную трактовку. Я надеюсь, что этот предварительный обзор будет способствовать тому, что понятней станет то, что последует в дальнейшем и что в некоторых случаях это поможет сделать выводы, извлечённые из отрывочных данных охотнее приемлемыми, коль читатель будет знать наперёд, что имеются данные для подобных же установлений в других федеративных государствах.
Перед тем как приступить к описанию греческих федеративных государств, следует сказать несколько слов о терминологии [4]. Читатель может заметить, что термин «Ахейская конфедерация» употребляется здесь вместо более привычного «Ахейская лига». Форма эта принята нами для того, чтоб иметь термин, который будет отличать подлинное федеративное государство от более рыхлой организации. Далее, во всём нашем труде термин «конфедерация» будет прилагаться к федеративным государствам, а «лига» — к более рыхлым организациям. С нашей точки зрения наиболее значительными из последних были симмахии — постоянные союзы типа Пелопоннесской и Делосской лиг и Эллинской лиги, обычно именуемой Коринфской, возглавляемой македонскими царями. Затем существовали также амфиктионии, в которых упор делался больше на религию и сохранение культов. Выбор терминов, конечно, чисто произвольный. В греческом любая из этих организаций именуется koinon — слово применимое почти к любому виду объединений. Стоит ли упоминать, что подчас трудно понять, как ту или иную организацию классифицировать, называть ли её лигой или же конфедерацией. В приложении к федеративному государству koinon будет означать или народ, или федеративное государство, или правительство, часто в противопоставлении с местной общиной или правительством. Другое часто употребляемое слово — этнос, которое обычно переводится как «племя», но в применении к федеративному государству лучше всего может быть понято как «народ». При поверхностном чтении источников эти два термина часто кажутся взаимозаменяемыми и они взаимозаменяемы в том смысле, что высказывание об Ахейской или же Лидийской конфедерации равно истинно, будет ли конфедерация эта названа койнон или этнос, но внимательное чтение показывает, что эти два термина имеют различные оттенки значения или обертоны. Первый указывает на государство, страну или федеральное правительство, второй — на народ или население государства. Третий термин, прилагаемый к федеративному государству или к его гражданству — симполития т. е совместное пользование гражданством и таким образом это наиболее специальный из всех трёх терминов. Он так же может быть применим к слиянию двух городов в один с единым гражданством. Но когда он прилагается к организации в которой имеется несколько городов и единое центральное правительство, то это достаточный показатель того, что мы имеем дело с федеративным государством [5].
В определении федеративного государства вряд ли надо заходить далее того, что это государство в котором имеется местное гражданство в меньших общинах наряду с единым или федеральным гражданством и в котором граждане находятся под юрисдикцией как федеральных, так и местных властей. Так как в ранней Греции существовали группировки слишком рыхлые, чтобы быть названными федеративными государствами, то вероятно наиболее очевидное доказательство существования симполитии состоит в записях о даровании гражданства одновременно местными и федеральными властями. Почти равно убедительно, если слово симполития применяется к организации, включающей в себя ряд городов. Могут так же быть и случаи, в которых существование местного и федерального гражданства доказывается косвенно, просто по функционированию двух властей.
Местными объединениями, входящими в состав федеративных государств могут быть как города, так и племена, но города были более обычны по той простой причине, что город–государство был наиболее широко распространённой политической единицей среди древних греков. Эти города–государства были так малы, что лишь некоторые крупнейшие, такие как Афины или позже Родос могли надеяться вести независимую внешнюю политику, а эти последние имели тенденцию навязывать своё господство менее значительным. Ситуацию иллюстрирует случай с Коркирой и Коринфом незадолго до и в начальный период Пелопоннесской войны, как его передаёт нам Фукидид [6]. Коринф пытался осуществлять руководство над группой союзников, главным образом им же основанных колоний, но при этом был достаточно мудр, чтобы сохранять членство в Пелопоннесской лиге. Внутри последней он был союзником далеко не всегда подобострастным, но подчас поддерживал политический баланс, не позволяя слишком усиливаться Спарте. Так он пытался противодействовать интервенции Пелопоннесской лиги против Афин во время восстания на Самосе. А как поздней он практически угрожал Спарте выходом из лиги, если эта последняя не выступит против Афин, когда он Коринф этого желал, известно всем читавшим Фукидида. Коркира была одним из городов, над которым Коринф постоянно желал установить своё господство. Она какое–то время пыталась вести независимую внешнюю политику, т. е противостояла господству Коринфа и вдобавок оставалась вне Пелопоннесской и Делосской лиг. Только будучи вовлечена в войну, Коркира сблизилась с Афинами и даже тогда, словно бы достаточно сильное государство торговалась и сопровождала предложение союза угрозами относительно того, что может последовать, если предложение её будет отвергнуто. Итоги заключённого союза оказались гибельными и особенно для Коркиры. Её тогдашние злоключения несомненно объясняют тот факт, что после этого она никогда не имела действительно независимой внешней политики и позже стала подвластным свободным городом (subservient free city) под римским покровительством. Большинство мелких городов не нуждались в подобном негативном опыте. Они понимали, что не выживут одни и что надо объединяться с другими. И когда они порывали с одним объединением, то лишь только для того, чтоб войти в состав другого. Но понимая, что должны к кому–то присоединиться, он всё ж стремились сохранить собственную независимость. Потому–то, как кажется, они и предпочитали объединяться в симмахии — союзы, создававшиеся для объединения в войне и в иностранной политике и в теории признававшие независимость своих членов. Федеративными государствами симмахии не были, но могли в них развиваться.
Таким образом, тенденция к объединению не порождала с неизбежностью федеративные государства, хоть последние и могут проследить своё начало далеко назад. Федеративные государства развились из племенных объединений или групп, таких как беотийцы, ахейцы, этолийцы, аркадяне. Если было чувство племенного родства, традиции объединения в войне, отправляемый группой особый религиозный культ, то естественно, что когда вырастали города, развивалось и федеративное государство. Государства эти были обычно небольшими и не выходили за границы племенного объединения. Впрочем исключения из этого правила более многочисленны, чем мы привыкли думать. Ахейцы вышли за свои этнические границы в начале IV века, фракийские халкидяне возможно уже в V веке и отнюдь не является несомненным, что все города — члены Беотийской конфедерации в том же самом столетии считали себя беотийцами. Естественно, что члены столь широко распространившихся племён как ионийцы и дорийцы никогда не были все объединены в единое федеративное государство. Ионийская лига, которая возможно была зарождающимся федеративным государством [7], включала только города на побережье Малой Азии и соседних островах. Таким образом, предварительными условиями для возникновения федеративного государства были чувство родства и географическая близость. Государства могли заключать союзы и с более отдалёнными городами другого племени, но связывать себя с ними более тесными узами федерализма были не готовы. И всё же создание федеративных государств сколь–нибудь значительных мощи и размера требовало выхода за этнические границы и допущения членов других племён. Наиболее успешно это сделали ахейцы, но и даже в наибольшем её протяжении она была мелким государством по сравнению с великими империями древности. Таким образом, всё что можно сказать — это то, что греческий федерализм показал себя достаточно успешным в небольшом масштабе. Самым крупным федеративным государством древности вероятно была кратковременная организация восставших союзников Рима во время Марсийской войны. Так же крупные организации были и в Римской империи, например Союз трёх Галлий (Commonality Three Gauls) с центром на храмовой территории близ Лугудуна, но такие организации не были федеративными государствами и мы не располагаем достаточной информацией о том, обсуждались ли здесь в собрании проблемы, касавшиеся всей общности [8]. Слабость средств связи в древности служила большим препятствием для успешного функционирования федеративного государства большого масштаба.
Для лучшего уяснения природы федеральных учреждений будет полезен краткий очерк квазифедеральных постоянных объединений [9]. Рассмотрев, в какой мере федеративные государства выходили за пределы учреждений этих симмахий, нам будет легче оценить меру их прогресса. В симмахиях исполнительная власть изначально была в руках государства, обладавшего гегемонией или лидерством в лиге, напр. Спарты в Пелопоннесской и Афин в Делосской и Второй Афинской лиге. Любые должностные лица с неизбежностью поставлялись этим государством. Это было верно даже для эллинотамиев, казначеев Делосской лиги, по крайней мере после переноса сокровищницы в Афины [10]. С Филиппом II и его преемниками в Эллинскую лигу пришли перемены, состоявшие в том, что царь стал её гегемоном. Другая перемена, ясно видимая в Эллинской лиге, видимо была впервые принята во Второй афинской лиге, созданной в 378 году. В Эллинской лиге комитет из пяти председательствующих должностных лиц, называвшихся проэдры, исполнял функции председателей собрания, решая где и когда должно быть созвано внеочередное собрание и отвечая за организацию всех собраний, как очередных, так и внеочередных. Так перед проэдрами ставилась задача подготовить материал, представляемый на рассмотрение собрания. Другие лица, имевшие вопросы для рассмотрения собранием представляли материал в письменной форме проэдрам. Таким образом их деятельность начиналась до собрания. Но она также продолжалась и после, так как в их обязанности входило надзирать за тем, чтоб секретари верно записали все принятые меры. Все это подразумевает, что они стояли во главе небольшой перманентной бюрократии [11]. Таков, по крайней мере, было всё это задумано. Удавалось ли осуществлять это постоянно, во всё время существования лиги — другой вопрос. Местонахождением бюрократии и столицей лиги должен был быть Коринф, хотя собрания не всегда там проходили.
Возвращаясь к федеративным государствам, главным вопросом будет: так ли далеко они ушли от симмахий, чтобы заслужить это имя? Действительно ли города в них объединялись и для других целей, кроме военных? Или в других отношениях каждый шёл своим путём? Обладали ли граждане одной общины конфедерации гражданскими правами в других или города рассматривали друг друга как иностранные? В целом можно сказать, что учреждения были унифицированы не во всех федеративных государствах, но они всё же были более унифицированы и централизованы, чем в симмахиях. Так в то время как в обычном городе–государстве пришельцы не имели права владеть землёй, если им не были предоставлены на это особые права (enktesis), то в обычном федеративном государстве гражданин обладал этим правом во всех городах конфедерации. Правда в некоторых федеративных государствах, находившихся под римским покровительством были на этот счёт ограничения, но это было исключением, а не правилом [12]. Таким образом, была экономическая выгода в принадлежности к какому–либо государству, не входившему в симмахию. Да, в симмахии члены её могли получать защиту и возможно некоторые преференции от других членов. Но в целом, однако для граждан государств–членов здесь не было привилегий больших, чем для прочих чужестранцев и любые особые привилегии устанавливались переговорами и договорами. С другой стороны, в федеративном государстве граждане любого города могли в любом городе конфедерации владеть землёй и вести дела на тех же самых основаниях, что и собственные граждане. Так же предоставлялось и право взаимных браков, хотя надо заметить, что прямые данные весьма скудны до римского периода, когда взаимные браки стали делом обычным не только в пределах федеративных государств, но и за их границами [13].
Политические права местного гражданства, право голосовать и занимать общественные должности естественно могло осуществляться гражданином лишь в одном из городов федеративного государства, обычно в своём родном городе. Аналогично, политическими правами федерального гражданства он пользовался как гражданин своей общины, тогда как гражданство в пределах города он осуществлял через членство в одном из подразделений гражданского общества. Гражданин федеративного государства мог проголосовать за представителей своей родной общины в федеральном совете и это причина того, почему ему не было позволено голосовать более, чем в одном городе. Если он участвовал в собрании или в федеральном совете, то делал это как гражданин или представитель определённой общины. Это очевидно для представительных собраний, но остаётся в силе и для собраний первичных. Когда такие собрания проводились в федеративных государствах, то было вполне обычным голосовать по городам, хотя эта практика и не была универсальной. Так этолийцы, как кажется, сохранили в своих первичных собраниях старую демократическую систему подсчёта голосов по головам. Там, где голосование проводилось по городам, граждане различных городов должны были собираться вместе и несомненно право там присутствовать и голосовать контролировалось должностными лицами их родной общины. Так в ходе собрания ахейской экклесии в Сикионе в 198 году, на которой ахейцы постановили порвать с Македонией и перейти на сторону Рима, представители некоторых городов были сняты с собрания до того как началось голосование. Таким образом, если например ахейский гражданин переезжал из одного города в другой в пределах конфедерации, но сохранял свою регистрацию в прежнем городе, он не мог на новом месте быть зарегистрирован как избиратель и не мог осуществлять политические права в своей новой общине. Так список погибших из Эпидавра 146 года показывает, что в нём было множество ахейских жителей, которые не были членами местных триб (phylai). Так как членство в них необходимо было для голосования, то ахейцы эти не могли голосовать в Эпидавре и не были гражданами Эпидавра [14]. Но однако для военных предприятий они видимо объединялись скорее с гражданами города в котором жили, чем того в котором были гражданами. Невозможно сказать однако, было ли это обычной практикой или чрезвычайной мерой, принятой единовременно.
Возможно, хотя и маловероятно, что в некоторых федеративных государствах гражданин обладал потенциальным гражданством во всех городах конфедерации, так что если желал, то мог, зарегистрировавшись, перенести своё активное гражданство в любой из них, куда хотел. Когда федеральное правительство предоставляло гражданство чужаку, новый гражданин несомненно имел право получить местное гражданство в одном из городов конфедерации. Действительно бывали случаи, когда гражданство бывало предоставлено во всех городах конфедерации. На практике это должно было означать, что новый гражданин мог выбрать любую общину, какую пожелает. Когда община бывала выбрана, новый гражданин оставался им уже постоянно. Аналогично, старые граждане обычно считали нужным сохранять то местное гражданство, которое они унаследовали. Так например, если ахеец переезжал из другого города в Эпидавр, чтобы там вести дела, то он вправе был купить дом в этой новой общине и иметь те же самые гражданские права, что и местные граждане. Он даже мог служить в местном подразделении ахейской армии. но он оставался избирателем и гражданином города своих отцов и мог занимать обычные политические и административные должности только там, хотя он несомненно мог выступать как благотворитель в других городах, если он того желал.
Данные из Ликийской конфедерации кажется подтверждают эти предположения, хотя вопрос несколько запутан дарованием почётного гражданства и местной терминологией. Со времён независимости и до второго века христианской эры было в обычае удостаивать выдающихся граждан этой почести за исполненные публичные услуги во всех городах Ликии. Они были так же часто награждались дарованием почётного гражданства городами, входящими в конфедерацию. Тем не менее, активные гражданские права они осуществляли только в их родном городе. Этот город был тем, который подразумевался, когда гражданин федеративного государства говорил о своём patris, как это засвидетельствовано для Ликии и Ахайи. Всякое другое гражданство было чисто почётным. В то же самое время имеются обширные данные, показывающие, что они обладали гражданскими правами во всех городах в пределах конфедерации[15].
Обратившись к рассмотрению аппарата управления мы увидим, что федеративные государства обладали более высокоразвитой исполнительной властью и располагали большими возможностями для быстрых действий, чем симмахии. Здесь были, во–первых, федеральные исполнительные органы власти, к которым можно было обратиться в любое время года. Главой государства было обычно одно лицо, но иногда и большее количество людей. Так в Ахейской конфедерации с 280 по 255 год во главе стояли два полководца, но впоследствии один. Самым обычным титулом для главы конфедерации было стратег, но и здесь также были исключения. Фессалийцы в IV веке приняли титул с менее воинственным значением, а именно архонт. В Беотийской конфедерации подлинное руководство несомненно принадлежало группе беотархов. Тем не менее в документах IV века упоминается архонт, хотя он, как кажется, был немногим более, чем номинальным главой. Однако самой обычной формой верховного руководства было единственное должностное лицо с титулом «стратег». При нём существовала группа или орган магистратов, с которым он мог советоваться по поводу принимаемых решений или делать что–либо, не вынося вопроса на собрание. В Ахейской конфедерации эта группа состояла из самого главы, гиппарха или вице–президента и десяти дамиургов; в Беотии той же цели служили беотархи; в Этолийской конфедерации — вероятно, более обширный тайный совет, известный как апоклеты. Был ли секретарь или даже секретари постоянными его членами — трудно сказать. Возможно им вменялось в обязанность вести записи и руководить какими–то отделами, но они не имели права голоса в составлении исполнительных постановлений. Для Ликии мы имеем данные о функционировании такого рода кабинета (если мы можем так его назвать), но мало информации о его составе.
«Кабинет», как кажется, лучшее название для таких органов или комитетов. Их учреждение — один из главных вкладов греческого федерализма в развитие управления. Причина их возникновения ясна. В городе–государстве магистраты были прямо ответственны за совет и собрание и когда было нужно, могли созвать собрание с помощью простого краткого уведомления. В федеративных государствах федеральное собрание собиралось лишь несколько раз в год — два одинарных собрания в год в Этолийской конфедерации и четыре — в Ахейской, экстраординарные же собрания были делом серьёзным и не могли безрассудно созываться. Даже собрать совет было делом трудным, так как подразумевало присутствие людей живших на определённом отдалении. Потому–то возникла необходимость в некоем органе, который мог бы принимать решения о действиях, которые можно было б предпринять не дожидаясь, когда соберётся один из этих органов. Самый ранний из известных нам кабинет такого рода — это беотархи 447-386 гг., которые одновременно были главными магистратами и командующими армией. Таким образом, здесь была меньшая специализация, чем, напр. в более поздней Ахейской конфедерации, в которой дамиурги отличались от полководцев.
О функционировании этих кабинетов известно немного; возможно несколько больше известно об апоклетах этолийцев, органе который был особенно активен в ходе войн. Они фактически, как кажется, были комиссией совета (буле, синедрион), но это не мешало им действовать в качестве федеральной исполнительной комиссии. Меньшая ахейская комиссия дамиургов и главные магистраты несомненно составляли группу, которая время от времени вела переговоры с посещавшими их римлянами. Далее, когда мы слышим, например, о городе в пределах конфедерации, отправляющем «послов» к «ахейцам» требовать освобождения от эмбарго на зерно, то ясно полномочиями их они наделены постановлением исполнительного органа и не подчинены собранию. К несчастью у нас мало информации о делах такого рода, но здесь должны были быть многочисленные тонкости, решаемые федеральными должностными лицами и органами. Решение более важных вопросов подчинялось федеральному совету и (или) собранию. Вероятно, большинство федеративных государств имело совет и собрание, которые часто носили то же имя, что и в городах–государствах, а именно буле и экклесия. Беотийская конфедерация 447-386 гг. не имела федеральной экклесии, но только буле и таким образом обладала прямым представительным правлением. Более поздние федеративные государства возвратились к использованию предварительных собраний, но они собирались нечасто и следовательно буле и магистраты принимали много решений под свою ответственность. В Этолийской конфедерации предварительное собрание собиралось дважды в год, в Ахейской — вероятно четырежды. Вдобавок могли собираться внеочередные собрания. Когда ок. 200 года ахейцы восстановили у себя представительное правление, то они постановили, что не будет четырёх ординарных собраний экклесии в год, но будут только экстраординарные собрания для важных внешнеполитических решений. Ликийцы сохранили и буле и экклесию, но трансформировали последнюю в представительное собрание. Нам мало известно о переменах в других местах. Несколько новых федеральных правительств, организованных после 200 года не имели экклесии, но только совет. Примеры — Фессалийская конфедерация, образованная после Второй македонской войны и четыре македонских республики, образованные в 167 году.
Уже было отмечено, что глава федеративного государства носил титул strategos или полководец, в то время как ближайшим из высших должностных лиц был гиппарх или начальник конницы. Из–за частых войн тех времён обычным полем деятельности этих должностных лиц было командование войсками. Но там, где до нас дошли записи ясно, что имелось чисто административное должностное лицо, стоявшее почти так же высоко, как гиппарх. Это был секретарь конфедерации. Выглядит многозначительным, что Полибий, описывая правительство ахейцев после возрождения их конфедерации в 280 году, замечает, что они избирали на определённый срок федерального секретаря и двух полководцев. Здесь секретарь поставлен первым, а гиппарх не упомянут. Позже значение секретаря подчёркивается тем фактом, что он упоминается в документах как эпонимный магистрат. Так же и в Этолии секретарь, а позже иногда два секретаря, появляются в качестве эпонимных магистратов, одни, с полководцем или с полководцем и гиппархом. Так называемый общественный секретарь был столь важным должностным лицом, чтоб по договору 189 года быть освобождённым, вместе с полководцем и гиппархом, от того, чтобы быть заложником в Риме. В Ликии федеральный секретариат был важным учреждением и люди гордились этой должностью. Другой довольно важной федеральной должностью был казначей, но мы знаем о нём ещё меньше, чем о секретаре. Фактически во многих записях, когда речь идёт о финансовых проблемах титул должностного лица, имеющего дело с деньгами, не упоминается. Кажется достаточным заключить, что казначей, подобно другим должностным лицам, обычно был ежегодным магистратом. В отличие от секретаря, казначей кажется не был эпонимным магистратом, но это не означает, что он был менее важен. Обозначать год именем секретаря было полезным, например, для того, чтобы идентифицировать записи в архивах. Все эти должностные лица должны были иметь некоторое количество помощников и какое–то место для хранения своих записей, что намекает, что была в некотором роде столица и государственные учреждения.
Дальнейшие свидетельства в пользу необходимости федеральной столицы опираются на фактическую уверенность в том, что большинство федеративных государств обладает группами или группой лиц, обязанность которых состоит в составлении законов и ответственных за то, чтоб они записывались правильно. Возможно даже, что такие лица были обязаны карать судебных магистратов, нарушавших или игнорировавших законы, как это делал Ареопаг в Афинах до 462 года. Мало известно о номофетах в Афинах, но ещё меньше о номографах и номофилаках, упоминаемых в некоторых греческих государствах [16]. Возможно лучшее место, содержащее данные о них, это 46-47 параграфы четвёртой книги Цицерона «О законах», в которых он сетует на то, что в Риме нет должностного лица, ответственного за то, чтобы тексты законов сохранялись верно. Поэтому законы таковы, как пожелают служители, намекая таким образом, что служители были безответственны или своевольны в сохранении текстов законов. Греки поступали лучше. Они имели номофилаков, не только надзиравших за текстом законов, но и принимавших меры против тех, кто игнорировал законы. Это кажется указывает на то, что номофилаки осуществляли некоторую защиту законов. Цицерон предлагает, чтобы эту задачу в Риме взяли на себя цензоры и чтобы цензоры были постоянной должностью Он добавляет, однако, что опыт греков показывает, что частные обвинители более эффективны, чем должностные лица. Это может означать, что большинство проступков лучше обуздывать процессами, соответствующими афинскому graphe paranomon, чем действиями официальных хранителей закона. Итак ясно, что в Греции, известной Цицерону, такие должностные лица были делом обычным. Так случилось, что не номофилаки, но номографы и периодические ревизии законов были известны Ахейской, Этолийской и Акарнанской конфедерациям. Это свидетельство того, что в федеративных государствах было делом обычным иметь такие органы, которые занимались фиксированием и проверкой законов. Относительно большой размер подобного ахейского органа указывает на его важность. Тем не менее, как и в других государствах, это был в сущности комитет и законы им вносимые, вероятно представлялись федеральному совету, собранию или им обоим[17]. Наряду с номографами здесь возможно были так же и номофилаки, как в Кирене. В любом случае существование номографов должно послужить нам предостережением от недооценки как федеративных законов и законодательства, так и федеральной административной машины.
Мало известно о штате помощников или подчинённых клерков в различных ветвях управления. Это и не удивительно, если вспомнить как мало известно о подобных должностных лицах в городах–государствах. Почти всё, что о них можно сказать это то, что они существовали. В соответствии с тем, что нам известно об обычной античной практике, они, как кажется, были государственными рабами[18]. Таким образом, было вполне достаточно администрации хоть для какой–то федеральной столицы, независимо от того собирались там федеральный совет или собрание или нет. Столицей Беотийской конфедерации были Фивы, Аркадской — Мегалополь, Этолийской — Ферм, Ахейской — Эгий, Ликийской — Патара. Собственно, понимание того, что должен быть какой–то способ связи с правительством и какое–то место, где могли бы приходить донесения, было старше, чем греческий федерализм. Иллюстрацией этого служит афинское установление, что ⅓ пританов должна быть в наличии на толосе (tholos) день и ночь [19].
Два отдела федерального правительства, о которых мы слышим более всего- это казначейство (но не казначей) и армия. Обычнейшей практикой управления казной было производить денежные сборы в зависимости от необходимости. Это означало, что налоги были обычно тяжелее в ходе войн, но могли быть облегчены, если взята была большая добыча. Следующим способом получения необходимых средств был тот, когда взносы с городов–членов собирались в пропорции их представительства в федеральном совете. Деньги были собирались местными властями и переправлялись в федеральную сокровищницу. Этот способ управления финансами впервые засвидетельствован для Беотийской конфедерации 447-386 гг. Примерно к этому же самому времени в некоторых государствах относится зарождение системы прямых налогов или сборов федеральным правительством. В Халкидской и Фессалийской конфедерациях таможенные пошлины собирались для федерального правительства, но это была беотийская система, которая, как кажется, получила всеобщее признание. Она определённо засвидетельствована для Этолии и Ликии и более косвенно для Ахайи. Для последнего государства имеются веские доказательства того, что города собирали и посылали свои взносы. В 219 г. Диме, Фары, Тритея отказались уплачивать взносы и вместо этого употребили эти деньги для набора наёмников. Полибий (IV,60) одобряет их за набор наёмников, но порицает за отказ делать взносы федеральному правительству. Это подразумевает, что такие экстраординарные расходы как набор наёмников, могли покрываться из федеральной казны. На следующий год Филипп V пришёл из Македонии на помощь ахейцам. Последние постановили выплатить ему сразу 50 талантов в качестве платы его армии за три месяца и по 17 талантов за каждый добавочный месяц военной кампании в Пелопоннесе. Вероятно, когда они почувствовали, что получат за свои деньги то, чего желают, ахейцы были готовы заплатить. Когда же македоняне вернулись домой и неспособный и непопулярный полководец Элерат стал сам себе хозяином, то дисциплина полностью упала и города конфедерации не желали более посылать свои взносы. Деморализация продолжалась до вступления в должность его преемника — Арата, приступившего к исполнению обязанностей летом 217 года и побудившего ахейцев набрать большие силы наёмников и мобилизовать вдобавок силы самих ахейцев. Это означало, что с восстановлением доверия города вновь готовы были платить, но поскольку случилось так, что военная кампания этого года принесла много добычи, то они стали надеяться, что понадобится собрать не так уж много. Это выглядит так, как если бы деньги собирались главным образом на военные расходы и прежде всего для набора наёмных солдат. С ахейской точки зрения деньги заплаченные македонянам были практически из того же самого разряда. Если это верно, то федеративным государствам, за которые сражаются по большей части граждане, как то например Этолийская конфедерация, нет необходимости собирать сколько–нибудь крупные суммы. Но конечно все федеративные государства несут определённые расходы даже в мирное время и сборы бывают каждый год.
В том, что касается финансов федеративные государства делились на два разряда — те, которые накапливали резервы и те, которые этого не делали. Первый разряд тратил резервы на экстраординарные расходы, а второй, по крайней мере в теории, назначал экстраординарные налоги или взносы в чрезвычайных обстоятельствах. Третьего пути не было, так как не было возможности получить большие займы или финансировать войны с помощью долговых обязательств [20]. Наши федеративные государства относятся к разряду не аккумулирующих резервы. Это не должно служить им в порицание. Так поступала и Римская империя, которая, несмотря на то, что могла бы попытаться это делать, никогда не аккумулировала резервы, достаточные для чрезвычайных обстоятельств. Более того, неудача греческих федеративных государств сделать более того, что им удалось сделать, кажется не была обязана в сколь–нибудь большой мере безответственности их финансовой системы. Они наделали достаточно ошибок, но их главной ошибкой было то, что они были много более малы и слабы, чем ведущие государства тогдашнего мира. Практика аккумулировать резервы, собирая больше, чем тратится, присуща была главным образом монархиям, не только Персии, но и другим античным монархиям, включая Македонию. Таким образом, может оказаться не случайным, что федеративные государства, практиковавшие прямой федеральный сбор налогов, именно Фессалия и Халкидская конфедерация, были соседями монархий.
Армия была организована на сходных принципах. Она составлялась из контингентов различных городов под командованием местных командиров с главнокомандованием в руках федеральных должностных лиц. Но однако ж в битве при Делии в 424 году главнокомандующий беотийцев не решал даже того, как будут построены войска различных контингентов; фиванцы построились в 25 рядов глубиной, остальные — как хотели. Таким образом, перед местными властями стояла тройная задача: поставлять контингенты в федеральную армию, содержать постоянную охрану стен и ворот города, защищать территорию за пределами стен от внезапного нападения врагов, а так же грабителей и разбойников. Так ок. 200 г. Аракса в Ликии вела постоянные войны против разбойничьих предводителей и соседних городов и даже сама вела переговоры о мире или перемирии. В этом случае федеральное правительство оказывало лишь дипломатическую поддержку и относилось к таким делам как к пограничным инцидентам. Ахейские города также время от времени действовали на свой страх и риск. Так в 204-201 гг. имели место пограничные инциденты между Мегалополем и Спартой, возникшие из–за кражи коня, принадлежавшего спартанскому тирану Набису. Два беотийца, возможно наёмные солдаты и конюх, похитили лучшего коня и бежали в Мегалополь. Когда посланцы Набиса пустились в погоню, город позволил им забрать назад коня и конюха, но не выдал беотийцев. Набис отплатил им нападением и угнал стада. Затем, когда он в 201 году напал на Мессену, Филопемен и жители Мегалополя пришли на помощь городу. После этого ахейцы вступили в войну с Набисом. Это был повод для тайной мобилизации всей ахейской армии.
Качество армии, составленной из контингентов различных городов, опиралось отчасти на их выучку и военную подготовку, а отчасти на морально–волевые качества и доверие (или же его отсутствие) местных властей к федеральному командованию. Так армия Ахейской конфедерации часто бывала неэффективна и проиграла много битв. Часто она опиралась скорее на наёмные войска, чем на собственных солдат. Так в 219 г. некоторые из городов, будучи чем–то недовольны, взяли дело в свои руки м самостоятельно набрали наёмников, вместо того, чтоб искать опоры в федеральных властях. Но, однако же, граждане конфедерации представляли хороший военный материал. Сами по себе ахейцы представляли из себя эффективные легковооружённые войска и особенно были превосходными пращниками. Они, как говорят, превосходили в этом даже жителей Балеарских островов. Они могли попасть не просто в голову врага, нов любую часть лица, в какую пожелают. Часто в качестве наёмников они служили за пределами страны, но им недоставало тяжеловооружённых войск, необходимых для генерального сражения. Конечно, из других племён дорийцы и аркадяне были превосходными солдатами, но ахейская военная система, если можно так её назвать, в такой степени преобладала, что конфедерации не хватало войск в строю. Всё это изменилось с военной реформой Филопемена в 209-208 гг. В 207 г. ахейцы оказались в состоянии одолеть спартанцев в решающей битве при Мантинее. Эта боеспособность некоторое время сохранялась. Так в 201 г. Филопемен собрал целую армию под Тегеей, не раскрывая цели мобилизации и на всё это ушло не больше времени, чем необходимо, чтоб достигнуть места назначения в назначенный день. В то время ахейцы должны были иметь армию готовую к мобилизации по первому зову. Она должна была состоять из всех годных людей определённого возраста [21]. Люди должны были выйти из дома с припасами и деньгами на пять дней. В 197 году македонский командующий, находясь под Коринфом и имея под своим командованием войско в 6000 человек, нисколько не боялся ахейского войска в 2000 пехоты и 100 всадников, находившегося тогда под Сикионом, но ахейский полководец мобилизовал контингенты соседних городов, неожиданно атаковал и одержал решительную победу[22].
Из самой сути дела и из того, что было сказано выше ясно, что при разделении полномочий между местными и федеральными властями иностранные дела и дипломатия относились главным образом к ведению федерального правительства. Местные власти могли иногда отправлять посольства за рубеж после получения позволения от федеральных властей, как напр. жители Мегалополя получили позволение от ахейцев направить посольство к Антигону Досону. Юридическая ситуация не менялась от того факта, что Арат, бывший в то время ахейским полководцем, был и инициатором этого посольства. Или же, когда города предпринимали независимые действия в иностранных делах, то это обычно бывало связано с какими–то безобидными вопросами, такими как признание религиозного праздника или неприкосновенность святилища. В таких случаях федеральное правительство, вероятно часто действовало заблаговременно. Принятие дополнительных постановлений городами было большей частью хвастовством. Подлинные, часто изменнические отношения с иностранными державами проявляются в посольствах, посылаемых из городов в Рим, но это уже другой вопрос.


[1] Classical Philology (далее везде СР), XL, 1945, P. 74 et note 55.
[2] Ibid., P. 78, note 72.
[3] Polyb., II, 37, особ. §§ 8-11; ch. Walbank, Commentary on. 37.8.
[4] См. обсуждение этой темы в Larsen J. A. O Representative Government in Greek and Roman History, 1955, P. 23-25.
[5] Один из лучших источников для исследования этих трёх терминов — надпись из Араксы в Ликии (SEG, XVIII, 570). Для дискуссии ср. СР Б, LI, 1956, P. 151-169.
[6] Некоторые детали относительно Коринфа обсуждались в CP, XLIV, 1949, 259 ff в рецензии на книгу Gomme A. W Commentary on Thucydides, Vol. I.
[7] Larsen, Rep. Gov., PP. 27-30; Roebuck, CP L, 1955, PP. 26-40: Ionian Trade and Colonization, 1959, PP. 28-31.
[8] О таких организациях см. Rep. Gov., Ch. VII.
[9] Несколько более полный очерк их даётся в Rep. Gov., Ch. III. О детальных доводах, пытающихся доказать, что Эллинская лига 338 г. не была симмахией см. Ryder T. B Koine Eirene, 1965, 150-162. Помимо Ридера (Р. 158), я нашёл ещё один убедительный довод в SIG 3, 665.
[10] Woodhead, JHS, LXXIX, 1959, 149-153 убедительно доказывает, что сначала собрание имело голос в выборах обоих элленотамиев и особых афинских полководцев, которые командовали союзным флотом.
[11] Информация о проэдрах извлекается главным образом из IG, IV², I, 68 — надписи, обнаруженной в Эпидавре и содержащей конституцию Эллинской лиги, заново основанной в 302 г. Деметрием Полиоркетом. В то время проэдры делегировались царём и продолжали быть таковыми до тех пор, пока продолжалась текущая война. Кроме того, даётся описание их положения во время мира. Это аргумент в пользу теории, что это была первоначально система Филиппа II, позднее модифицированная Деметрием для ведения войны, в которой он участвовал. Конечно, при Деметрии постоянная или мирная система никогда не употреблялась. Публикация Швейгерта (Schweigert E. // Hesperia, IX, 1940, p. 348, № 45) афинского постановления в честь Адиманта из Лампсака породила ряд статей, обсуждавших проэдров. Данные этой статьи побудили меня отказаться от некогда мной защищаемой теории (CP, XX, 1925, P. 328), что проэдры, утверждаемые царём, избирались из представителей государств–членов. Они, скорее, делегировались царём. См. в особенности Robert L. Adeimantos et la Ligue de Corinthe // Hellenica, II, 1946, P. 15-33 ; Daux G. Adeimantos de Lampsaque et le renouvelement de la Ligue de Corinthe par Demetrios Poliorcete // Arch. Ephem., 1953-4, 245-54.
[12] Для исследования проблем, связанных с греческим гражданством не потеряла значения работа: Szanto E. Das griechische Burgerrecht, 1892. Он отстаивал ту точку зрения (р. 150), что федеральное гражданство включало в себя права гражданства во всех городах в пределах конфедерации. Так считают так же Francotte H. La Polis grecque, 1907, p. 151 ; Beloch GrG², IV, 1925, P. 604 ; Swoboda H. Staatsaltertumer, 1913, p. 209. Последний, однако, изменил своё мнение и выразил противоположную точку зрения в Zwei Kapitel aus dem griechischen Bundesrecht. // Sitzungsberichte, Vienna, 199,2, 1924. Такой поступок столь глубокого и искреннего учёного был очень впечатляющим и его детальная аргументация на первый взгляд кажется убедительной. Однако, он ошибался и вскоре появились независимо друг от друга два опровержения: Kolbe W. Das griechische Bundesburgerrecht der hellenistischen Zeit // Zetischrift der Savigny–Stiftung, 1929, p. 129-154; Schwahn W. Das Burgerrecht der sympolitischen Bundesstaaten bei den Griechen // Hermes, LXVI, 1931, 97-118. Ларсен (Larsen Lycia Greek Federal Citizenship // Symbolae Osloenses, XXXIII, 1957), добавляет к данным, использованным другими учёными, данные из Ликии. Ср. так же Bengtson, Gr. G., 2, P. 442 et note 2; Ehrenberg, Staat, 155 (Gr. State, 127). Последний и видимо так же Бенгтсон слишком далеко заходят в отношении политических прав во всех городах.
[13] Имеются некоторые интересные данные для Ликийской конфедерации римской эпохи, особенно в генеалогической надписи из Эноанды (IGr, III, 500; ссылки ниже даются на разделы и строки). Лициний Тоас из Эноанды вышел вторично замуж за Флавию Платонию из Кибиры (II, 34-38); Юлия Лисимаха, дочь Юлия Антонина из Эноанды вышла замуж за Клавдия Дриантиана из Патары (II, 60-65); Лициния Ге, дочь Лициния Лонга из Эноанды была замужем дважды, первый раз за Титом Флавием Клавдием Капитоном из Пинары, а второй — за Марком Клавдием Флавианом из Кадианды (III, 70-79); её сын от первого брака Тит Флавий Тициан Капитон из Пинары взял себе в жёны Бебию Анассу из Патары; их дочь Флавия Ликия была замужем за Симонидом из Эноанды (IV, 1-11), таким образом возвратившись в город своего прадеда.; сын Лицинии Ге от её второго брака Клавдий Лонг из Кадианды женился на Меттии Клеониде из Ксанфа (V, 3-6). За исключением Кибиры, все упомянутые города были членами Ликийской конфедерации и за исключением Симонида, все вышеупомянутые лица так же были римскими гражданами. В пределах такого круга как этот жён часто брали из других городов и можно подумать, что здесь было мало местного патриотизма. Но если один из этих людей говорит о своей patris, есть шансы, что он упоминает город, к которому принадлежит его семья. Некоторые данные о взаимных браках в ещё более широкой сфере в римские времена даются в статье A Thessalian Family under the Principate // CP, XLVIII, 1953, P. 86-95.
[14] Этот факт, в значительной степени пренебрегаемый в литературе о федеральном гражданстве был отмечен K. Latte // Gnomon, VII, 1931, p. 125 в обзоре надписи IG, IV². Список погибших это № 28 в этом томе.
[15] Cf. Larsen Lycia and Greek Federal Citizenship // Symbolae Osloenses, XXXIII, 1957, P. 5-26. Кажется, ликийцы часто имели близкие отношения с городом их матери.
[16] Данные Франкотте в первой части его Melanges de droit public grec, 1910 мало к этому добавляют. Наиболее важные данные, появившиеся после его публикации и проливающие свет на этот вопрос — это SEG, IX,1, которые показывают, что в конце IV столетия в Кирене было 9 номофилаков и 5 или более номографов.
[17] Для сравнения отметим, что для афинского закона против тирании 337-336 гг. (SEG, XII, 87; Pouilloux, Choix, n 32; дальнейшую литературу см. SEG, XV, 95; XVII, 26; XCIII, 12) номофеты составили пробулевму, которая впоследствии была представлена народу. Отметим так же, что в письме Антигона Монофталма (Одноглазого) относительно предложенного синойкизма Теоса и Лебедоса, указывается, что были выбраны 6 номографов, чтоб составить законы, которые впоследствии были представлены объединённому народу созданной в результате синойкизма общины (SIG 3, 344 (Welles, Royal Correespondence, no 3), 44-50).
[18] О государственных рабах см. Westermann W/L The Slave Systems of Greek and Roman antiquity (Philadelphia: The American Philosophical Society, 1955), 9f для Греции, 70 f для Рима. Большое развитие употребления рабов и вольноотпущенников в период Империи (102 ff) имеет мало отношения к проблеме.
[19] Arist., Ath. Pol., 44,1.
[20] Когда Афины брали взаймы у Афины и других богов, это лишь по имени были займы. В действительности это пример использования собранных резервов.
[21] Согласно Полибию (XVI, 36,3) мобилизованные были τοὺς ἐν ταῖς ἡλικίαις … πάντας. Это переводят как «все лица призывного возраста», но реальная мобилизация должна была быть много менее всеохватывающей. По всей видимости, мобилизованные были из возрастной группы, годной к службе по первому требованию. Согласно сообщению Полибия о том, как он сам действовал в 168 г. (XXIX, 24,8) ахейцы могли мобилизовать 30 или 40 тысяч, но он намекает, что этого никогда не делалось.
[22] Livy, XXXIII, 14-15.