Глава 2: Эфор и его источники

Вопрос об обработке Эфором своих источников является вопросом первостепенной важности для понимания его произведений. По крайней мере, первая половина «Историй» касалась вопросов, предшествующих четвертому веку. Его исследования дополнительно включали в себя тексты современных историков. Следовательно, большая часть информации, взятой Эфором для его всемирной истории, была получена из текстов других авторов, а не из его собственного опыта. Учитывая сохранность его произведений, как и трудов его предшественников, идентификация его источников часто является трудным делом. Кроме того, многие из этих текстов охватывали те же периоды и аналогичные темы; поэтому Эфор часто имел доступ к более чем одной версии данного события и должен был решить, как эту информацию следует ассимилировать в «Историях».
Следовательно, было бы полезно, если бы мы могли определить, какие критерии он использовал для выбора своих материалов. Есть несколько способов, которыми Эфор мог это сделать. В случае подобных, но разрозненных сообщений он мог бы попытаться согласовать версии с вероятным гибридом или выбрать более простой вариант одного из авторов. Это более сложный вопрос в случае двух или более несогласующихся сообщений, которые описывают одно и то же событие. В этих случаях Эфору пришлось бы принять решение, основанное на факторах вроде времени источников, их жанра или его собственных исторических или личных инстинктов. Когда мы рассмотрим его подбор материалов, то обнаружим, что Эфор включил в свое повествование практически все основные сохранившиеся тексты; в случае с несколькими сообщениями о тех же событиях мы обнаружим, что он обычно гибридизировал сообщения. В результате, примеры, которые не соответствуют этой схеме, действительно заметны и будут рассмотрены в нашем анализе.
Какими бы ни были причины, лежащие в основе его редакционных решений, этот вопрос имеет решающее значение для расследования. Его выбор того, какую традицию использовать, может многое рассказать о его исторической методологии и о любых более широких намерениях, которые он мог иметь для написания «Историй». Даже в тех случаях, когда Эфор, возможно, имел только одно сообщение, мы все же имеем возможность изучить, как он редактировал или иным образом модифицировал свои исходные материалы, сравнивая адаптацию с исходной версией. Однако прежде чем пытаться обсудить любой из этих вопросов, мы должны сначала определить, какие источники были поглощены его обработкой.
Большинство научных усилий на эту тему было сосредоточено исключительно на этой конкретной цели. Для этих данных комментарий Якоби является наиболее полным анализом исследования Эфора. Барбер включил в свою работу об Эфоре главу, которая во многом обобщает результаты Якоби. Выводов из этих работ более чем достаточно для большинства методов, которые касаются эфорова текста, в процессе разрешения других проблем. Однако, более полное исследование «Историй» требует тщательного рассмотрения этого вопроса. На протяжении десятилетий состояние вопроса оставалось относительно статичным, и не столько из–за всеобщего принятия более ранних выводов, сколько из–за отсутствия обсуждения в последующие годы. Только в 2004 году Паркер решил написать обновленную и очень необходимую обработку этого материала. Однако все эти работы разделяют один общий фокус. В этих обсуждениях два наиболее важных вопроса — это сперва выбор текстов Эфора, а также то, что они могут нам сказать о своей полезности в качестве критерия при оценке исторической точности его конечного продукта. Наше настоящее исследование обнаружит, что Эфор полностью поглощает свои материалы и что он обычно предпочитает смешивать свои исходные сообщения в один сплоченный рассказ. Единственным исключением из этой тенденции станет ксенофонтова Элленика, чья информация часто противоречила остаткам «Историй».
Для целей этого исследования мы сосредоточимся прежде всего на источниках, которые дают непрерывный исторический рассказ. Хотя при составлении «Историй» Эфор использовал множество текстов, было бы почти невозможной задачей изучить все источники, к которым он имел доступ. Конечно, нам будет необходимо исследовать его предполагаемые отношения с Исократом и возможное влияние исократовой мысли на «Истории», но это будет темой следующей главы. Что касается других авторов, то он, вероятно, использовал Тиртея для рассказа о мессенских войнах и ранней истории Спарты, где его работа была, пожалуй, одним из лучших доступных источников для этой информации (F 216 = 6.3.3). Использование Эфором поэзии, однако, не ограничивалась случаями, когда она могла быть его единственным вариантом в качестве источника. Например, Гомер и Гесиод цитировались историком на предмет скифов, пеласгов и ранней Спарте (FF 42, 113, 118).
Существует также свидетельство того, что эта практика распространялась даже на более поздних авторов различных жанров. Страбон цитирует обсуждение пеласгов из «Историй» в своем собственном исследовании их происхождения (F 113 = 5.2.4). В его тексте есть ссылки на Эсхила и Еврипида, которые вполне могут проистекать из повествования Эфора. Помимо трагедий в его описаниях более современных событий использовались и другие поэтические произведения. Библиотека предполагает, что он использовал стихи Симонида в своем пересказе Персидских войн, где текст цитирует энкомий павшим при Фермопилах (Diod. 11.11.6). Кроме того, Эфор определенно цитировал комических поэтов, чтобы увеличить свои рассказы об афинских политиках. Историк ввел в обойму комедии Аристофана и Евполида в обсуждение о коррупции Перикла и о начале Пелопоннесской войны; в самом деле Диодор сохранил несколько прямых цитат драматургов в пространном обсуждении собственных взглядов Эфора (F 196 = 12.40.6). У нас также есть несколько примеров использования Эфором надписей. Он приводит одну в поддержку своей версии этолийской предыстории (F 122a) и другую из посвящения в Коронейском храме, которая приводит количество спартанских кораблей, потерянных в шторме у горы Афон (F 199). К сожалению, когда эти работы появляются в «Историях», они чаще всего служат только для увеличения существующего повествовательного источника; возможно, исключением является Тиртей.
Существуют также источники, содержащие исторический рассказ, который не дает обсуждение с достаточными свидетельствами для каких–либо конкретных выводов. Возможно, самым интригующим из них является труд, написанный Павсанием, царем Спарты, который был приговорен к смерти эфорами и бежал в 395 году до нашей эры. Эта работа подробно обсуждала политию Лакедемона и, вероятно, предоставляла большую часть материалов Эфора о спартанской истории. Она специально упоминается как источник повествования Эфора о Ликурге (F 118). Хотя у нас есть некоторые остатки историков Сицилии, мы имеем слишком мало параллельной информации от Эфора, чтобы сделать верный анализ. У нас есть только несколько фрагментов из сицилийских частей «Историй», большинство из которых касается географии или предыстории острова. Сицилийские фрагменты Эфора включают FF 57, 68, 89-92, 134-141, 201-204, 218-221. Как отмечалось в предыдущей главе, учитывая влияние Тимея на соответствующие части Библиотеки, фрагменты Эфора предоставляют относительно небольшие данные по этим вопросам, хотя мы можем, по крайней мере, увидеть некоторые следы сицилийских авторов в «Историях».
В результате мы можем только в самых широких пределах рассуждать о влиянии сицилийских историков на Эфора. Одним из его потенциальных источников для более ранних частей истории острова был Антиох Сиракузский {FGrH 555), историк пятого века, который составил труды о Сицилии и греческой Италии от времен Кокала вплоть до своего времени. Однако, как бы мало нам ни было известно, это говорит о том, что, по крайней мере, Эфор разумно использовал свои тексты. Это видно у Страбона, который сравнивает версии основания Тарента спартанскими изгнанниками–парфениями (555 F 13, 70 F 216 = 6.3.2-3). Соответствующие фрагменты расходятся по ряду аспектов этого сообщения, в том числе о происхождении и илотов и экспатриантов. В своей версии Антиох заявил, что, когда спартанцы начали Первую мессенскую войну, все те, кто отказался принять участие в походе, были порабощены как илоты, а все дети, родившиеся в это время, назывались парфениями. Эта последняя группа была лишена прав гражданства и, следовательно, вступила в заговор против свободного населения. После провала заговора они отправились в Сицилию и основали колонию Тарента.
Есть несколько различий, очевидных в рассказе «Историй» об этом деле. Эфор заявил, что до того, как лакедемоняне начали вторжение, их солдаты поклялись не возвращаться домой, пока Мессения не будет уничтожена. В десятый год войны спартанские женщины указали на то, что из–за этой клятвы у них не было детей, в то время как мессенцы воспроизводились по обычной норме. В ответ лакедемоняне отправили некоторых из своих молодых людей, которые отсутствовали при обете, для сношений со всеми незамужними женщинами. Потомство от этих союзов стало известно как «парфении». После окончания войны им отказали в правах гражданства, поскольку они были рождены вне брака. В ответ они присоединились к «илотам» в неудачном заговоре. Согласно же Эфору илоты уже были лишены своих прав Агисом, сыном гераклидского царя Эврисфена (F 117). В результате парфении присоединились к ахейской экспедиции на Сицилию и основали Тарент.
Очевидно, что существует несколько важных различий между версиями этих событий. Хотя это не исключает использование Антиоха Эфором, информация из этого источника, должно быть, была разбавлена другими материалами. Кроме того, есть дополнительные свидетельства того, что их сообщения о сицилийской истории значительно различались по другим важным моментам. Страбон снова цитирует Эфора, чтобы расширить два сообщения Антиоха об основании Кротона и Метапонта (70 F 140, 555 F 10 = 6.1.12, 70 F 141, 555 F 12 = 6.1.15). Это, конечно, указывает на то, что их тексты содержат информацию, дополняющую один материал другим.
Хотя Эфор почти наверняка использовал Антиоха в некотором роде, он не ограничивал свои исследования этим автором. Историк, вероятно, использовал работу Филиста (FGrH 556), политического союзника сиракузских тиранов, за его информацию о сицилийских делах после периода, охваченного Антиохом. Мы точно знаем, что автор «Историй» весьма уважал Филиста. В своем тексте Эфор рассказал о кончине своего предшественника, который погиб в морском сражении против сил Диона (FF 219-220 = Плутарх, Дион 35, 36). Здесь Плутарх критикует Эфора за его похвалу сиракузского историка, которого он осуждает как апологета тиранической испорченности. К сожалению, Плутарх не уточняет, приветствовал Эфор Филиста или за его политические взгляды или за сообразительность как историка. Возможно, наилучшее соответствие между их текстами состоит в том, что они согласились, что иберийцы были первыми варварскими поселенцами Сицилии (70 F 136, 556 F 45). Разумно сделать вывод, что любая информация, которую Эфор, возможно, взял у Антиоха, была прочитана в свете работы Филиста. К сожалению, остатки его сицилийской истории слишком скудны или запутаны, чтобы внести существенный вклад в исследование «Историй».
Поэтому есть два раздела, в которых исторические источники Эфора должны быть отделены для целей дальнейшего расследования. Как и в случае с какой–либо работой вторичной истории, автор либо получил информацию о событиях о его жизни из письменных источников, либо изобрел их оптом. Эти источники составляют первую категорию, из которой Эфор получил свою информацию. Для этой классификации оригинальность историка, давно высмеиваемая современными ему критиками, была бы, конечно, ограничена выбором источника и изменением сообщений, предоставленных его материалами, что отражает ситуацию, которую мы обсуждали с Диодором в предыдущей главе. Вторая группа, естественно, состоит из источников, описывающих события, о которых историк мог иметь личный опыт, или мог бы иначе черпать свой материал текстового происхождения. Эфор, по–видимому, привел подавляющее количество информации в своем Epichorios Logos из собственных знаний и мог бы очень хорошо сделать это для соответствующих частей «Историй».

География

Хотя географические части работы говорят нам относительно мало о рассказе «Историй» Эфора, они составляют непропорционально большое количество сохранившихся фрагментов. В расчетах Якоби шестьдесят восемь из них либо напрямую связаны с книгами 4 и 5, либо должны быть классифицированы в этих разделах на основе их содержания (FF 30-53, 128-172). Многие из них представляют собой не более чем простые заметки, описывающие достопримечательности. Тем не менее, мы можем узнать что–то об отборе и использовании материалов Эфором через изучение этих источников. В географических разделах «Историй» есть предположения о двух работах. Перипл карфагенянина Ганнона, возможно, цитировался Эфором, хотя наши свидетельства ограничиваются тем фактом, что оба упомянули остров по имени Керн, расположенный за Геракловыми Столпами (F 172, Per. 8). Работа состоит из греческого перевода книги о путешествии автора вдоль западного побережья Африки. Сборник вояжей четвертого века, неверно приписываемый Скилаксу из Карианды, представляет интересный случай для расследования использования источников Эфором. Между содержанием их работ есть определенные совпадения (70 F 124 and Ps. Scylax 34; F 145, Ps. Scylax 47; F 160, Ps. Scylax 70; F 170, Ps. Scylax 110; F 172, Ps. Scylax 112). К сожалению, невозможно сказать, использовал ли Эфор этот источник или наоборот.
Однако тексты Гекатея Милетского (FGrH 1), несомненно, послужили основным источником для аналогичных географических секций Эфора. Ему приписывают сочинение двух важных работ, одна из которых — мифологический текст, а другая — географический периэгезис. Гекатей снабжает Эфора одним из старых источников, вероятно, написанным в конце шестого века. Мы знаем, что автор занимал видное место в восстании против персов, как рассказывает Геродот (5.36 и 5.125). К сожалению, ни один из наших эфоровых остатков не цитирует Гекатея прямо; замечание Иосифа Флавия о том, что оба автора полагали, что древние жили тысячи лет, не доказывает, что Эфор брал у самого Гекатея (70 F 238, 1 F 35 = AJ 1.108). Мы не должны слишком опираться на тот факт, что Эфор следует тому же курсу в своих географических разделах, прослеживая границы Средиземного моря от Геракловых Столпов до Азии, за которыми следуют Египет и Африка. Это был тот же маршрут, который был принят более поздними писателями вроде Пс. — Скимна. Единственное предположение о том, что текст Эфора когда–либо цитировал милетца по имени, сохраняется в фрагментарном пассаже Диодора. Его работа добавляет картину, не упомянутую Геродотом, в которой Гекатей предполагает, что персы заслужат благосклонность со стороны ионийских греков, если поступят с ними мягко, тогда как жестокое обхождение доставит им дурную славу (10.25.4). Сам по себе этот пример, конечно, не является признаком того, что работа Гекатея непосредственно использовалась Эфором.
Однако исследование параллельных секций показывает тесную связь между их работами. Существует огромное количество тем, которые охватываются обоими авторами, наример, 70 F 38 и 1 F 159; 70 F 42, 1 FF 184-190; 70 F 46, 1 F 220; 70 F 50, 1 F 345; 70 F61, 1 F 219; 70 FF 105 и 106, 1 F 20; 70 F 129, 1 F 26; 70 F 159, 1 F 195. В то время как большинство из них связано с описаниями некоторых племен и их распределением в ойкумене, некоторые параллельные записи обсуждают более сложные предметы вроде развития алфавита. Здесь два автора оспаривают происхождение греческих букв, при этом Эфор приписывает их финикийским источникам, в то время как Гекатей — египтянам (70 F 105, 1 F 20). В результате кажется, что Эфор значительно, хотя и некритично использовал Гекатея в своих географических и этнографических разделах.

Геродот

С Геродотом и Фукидидом у нас есть преимущество сравнить остатки Эфора с уцелевшими работами. Хотя мы все еще должны иметь дело с фрагментарной сохранностью «Историй» Эфора и отрывками Диодора, мы тем не менее можем дать относительно справедливую оценку их полного текста. Это особенно ценно в отношении Геродота, чья работа обнимала несколько столетий и также охватывала сообщение Эфора. К сожалению, состояние Эфора оставляет желать лучшего. Тем не менее, есть все еще достаточно данных, чтобы сформулировать некоторые общие выводы об работе Эфора и ее связи с работой Геродота.
У нас есть достаточно информации, чтобы определить, что Эфор определенно выражал интерес к тексту своего предшественника. Один из фрагментов Эфора обсуждает историка Ксанфа Лидийского, который, как он объявил, был источником сообщения Геродота (F 180 = Афиней, 12.11). Ясно, что он достаточно знал о Геродоте и его исходных материалах, чтобы различить, откуда автор взял информацию.
Соответствующие географические разделы предоставляют некоторую информацию об использовании Эфором труда предшественника. Они согласуются с некоторыми общими принципами вроде того факта, что континенты неравны по размеру, но расходятся в нескольких конкретных точках (F 30b, Hdt. 4.36-41). Например, Геродот утверждает, что Дунай имеет пять устьев, в то время как Эфор заявляет о семи (F 157, Hdt. 4.47).
По другим вопросам, похоже, кимейский историк был более чем готов одобрять материал, переданный Геродотом. В ходе своих рассказов оба упоминают, что Паллена, один из полуостровов, простирающийся от Халкидики, ранее назывался Флегрой (F 34, 7.123). Кроме того, в своих дискуссиях о Скифии они упоминают о савроматах и их взаимодействии с амазонками (FF 60, 160, 4.110-117). Хотя сообщение Геродота гораздо подробнее, чем в фрагментах, из кратких сводок его версии видно, что Эфор передал большую часть того же материала.
Очевидно, однако, что Эфор не следовал Геродоту в части работы, охватывающей раннюю Грецию. Например, Геродот не включает подробного сообщения о Мессенских войнах и не упоминает о политических изменениях в Спарте до времени Ликурга, что обсуждалось Эфором в подробностях. Вместо этого он просто довольствуется заключением, что до работы законодателя спартанцы были наиболее плохо управляемы из всех греков (Hdt 1.65). Этот раздел Геродота также содержит два потенциальных источника для реформ Ликурга. Один заявляет, что жрица в Дельфах раскрыла систему Ликургу, а другой, принятый спартанцами, утверждает, что система была скопирована у критян. Кажется, что Эфор объединил эти два сообщения, сказав, что Ликург изучил учреждения на Крите и в Египте, прежде чем его закон подтвердил оракул (FF 118, 149). При этом он синтезирует произведения Геродота и других источников в своем собственном связующем повествовании.
Части ранней истории отражают даже более серьезные различия между Геродотом и Эфором. Оба сообщают о кончине Аристодема, царя Спарты, чьи два сына, Эврисфен и Прокл, служили двойными монархами. Геродот приводит наиболее широко распространенный в Спарте рассказ о происхождении двойного царства, который включает в себя тот факт, что Аристодем заболел и умер до того, как его дети достигли совершеннолетия (6.52.2). У нас недостаточно информации для определения того, передал ли Эфор повествование в соответствии с этой традицией. Однако есть одно существенное различие между их сообщениями, поскольку Эфор утверждает, что спартанский царь был убит ударом молнии (F 17).
Барбер также указывает на соответствующие обсуждения скифа Анахарсиса как на еще один момент расхождения. Геродот говорит нам, что Анахарсис был единственным просвещенным человеком из региона вокруг Черного моря, а затем рассказывает о его путешествиях и смерти (4.46.1 и 4.76-77). Эфор, с другой стороны, в своем описании скифов говорит читателям, что Анахарсис был одним из семи мудрецов и сделал несколько важных изобретений (F 42 = Страбон 7.3.9). Хотя у нас нет показаний, которые явно противоречат версии Геродота, этот пример дает окончательное доказательство того, что у Эфора был другой источник об этой информации. Поскольку замечание Эфора встречается в его географическом описании Европы, Барбер делает разумное предположение, что его сообщение может быть взято непосредственно из Гекатея. Следовательно, было бы выгодно смотреть на него как на источник этой части работы Эфора.
Подобные методы очевидны в их рассказах о Фейдоне, раннем правителе Аргоса, который завоевал большую часть Пелопоннеса. Геродот утверждает, что во время своего пребывания в должности Фейдон ввел общую систему весов и мер и отнял контроль над Олимпийскими играми у элейцев (6.127.3). Расширенная форма этого сообщения была повторена Эфором (F 115). Последняя версия, однако, имеет одно существенное отличие от доклада Геродота. Эфор добавил, что серебро первоначально было придумано Фейдоном на Эгине, что, по–видимому, противоречит заявлению Геродота о том, что первыми это сделали лидийцы (FF 115, 176, 1.94.1). По общему признанию, из контекста неясно, имеет ли в виду Эфор, что аргосцы только первыми среди греков претендовали на это достижение.
Поэтому мы должны заключить, что Эфор использовал работу Геродота умеренно и разумно для ранних частей своего текста. В немногих сопоставлениях, которые у нас есть, четко указаны несколько различий между их повествованиями о ранней Греции и более отдаленными частями обитаемого мира. Кроме того, их географические сообщения являют много различий, которые указывают на влияние со стороны других текстов. В лучшем случае казалось бы, что его текст был слит с несколькими другими источниками для создания смешанного сообщения.
Эфоро–Диодорова цепь событий о периоде Персидских войн также сильно перекликается с элементами повествования Геродота. Например, сходство между их соответствующими сообщениями о передвижениях войск после битвы при Артемисии часто приводится в качестве примера. В 11.14-17 Библиотеки рассказывается о переходе сил Ксеркса через Фокиду и Беотию вместе с приготовлениями греков к морскому сражению при Саламине. Этот раздел текста Диодора параллелен версии, приведенной Геродотом в 8.22-84 с одним незначительным исключением. Последний текст передает осуждение своим источником коркирян, что Геродот размещает раньше в 7.168, в повествовании о вторжении. Хотя, конечно, возможно, что он взял сообщение Геродота через посреднический источник, эти сходства и явное свидетельство его интереса к работе предшественника указывают на то, что Эфор непосредственно ассимилировал эти повествовательные материалы.
Тем не менее, есть также несколько небольших различий между этими параллельными секциями в Библиотеке и Геродотом. Например, версия Диодора помещает второй шторм у мыса Сепий, который уничтожил большую часть персидского флота (11.12.3). В последнем сообщении также упоминаются сидоняне, а не египтяне, как у Геродота, в качестве самого мощного персидского контингента при Артемисии (11.13.2).
Если это так, то различия, вероятно, связаны с ущемлением других источников в повествовании. К счастью, многие из различий между их рассказами об этом периоде могут многое рассказать о методологии и связи Эфора с Геродотом, а также о его других возможных альтернативах. Шварц отмечает, что текст Диодора включает многочисленные отклонения от сообщения Геродота, свидетельствующие о присутствии других материалов, и предполагает, что они являются результатом поглощения Ктесия. Более характерно то, что отступления от геродотова повествования также присутствуют в некоторых фрагментах. В своем обсуждении последствий Марафонской битвы Эфор описал осаду Мильтиадом Пароса (F 63). Он писал, что, когда островитяне готовились капитулировать перед афинскими войсками, на Миконе вспыхнул пожар. Паросцы восприняли это как сигнал от Датиса о том, что персидская помощь недалеко и, следовательно, отменили капитуляцию. Геродот не упоминает об огне, но замечает, что осада была снята после того, как Мильтиад осквернил паросский храм Деметры и получил рану, которая стоила ему жизни (6.132-136). Эфор позже заявил, что Кимон уплатил отцовский штраф в пятьдесят талантов, женившись на богатой женщине (F 64). Этот фрагмент может быть разработан путем сравнения с Библиотекой. Сообщение Диодора добавляет, что после того, как его отец погиб в тюрьме, Кимон прибыл в тюрьму и взял на себя долг (10.30.1). Геродот, который обсуждает судебный процесс и наложение штрафа, не упоминает об этих более скандальных аспектах, которые означали конец политической карьеры Мильтиада и начало Кимоновой.
Возможно, что еще важнее, их сообщение о завершении Персидских войн имеет еще одну поразительную разницу. И Диодор (предположительно, следуя Эфору), и Геродот подчеркивают, что персы были побеждены в один и тот же день в битвах при Микале и при Платеях (Hdt. 9.100, Diod. 11.35). Однако, важность этих сражений раздувается, поскольку и Эфор, и Диодор создают дополнительную связь между этими битвами и событиями в других местах в греческом мире. Двое утверждают в своих Историях, что в то время, когда персы планировали свою кампанию, они искали и получили союз с Карфагеном, чтобы одновременно захватить греческий мир как с востока, так и с запада (F 186, Diod. 11.1.4-5). В то время как Геродот упоминает о пунийском вторжении в Сицилию и их отражении от Гелона, он утверждает, что карфагеняне наступали по настоянию сицилийских тиранов, а не царя Ксеркса (7.165).
Очевидно, что рассказ Геродота о Персидских войнах был дополнен Эфором дополнительным источником или источниками. Большинство разногласий в их повествованиях этого периода действительно происходят из дополнений. В то время как персидско–карфагенский альянс является вопросом огромной значимости для нашего понимания политики пятого века, было бы относительно простым делом интерполировать это событие в повествование Геродота. Кажется, что Эфор последовательно пытался примирить сообщение Геродота с другими повествованиями, добавляя дополнительные сведения.

Фукидид

Помимо Геродота, у нас также есть преимущество сравнить работу Эфора с другим полным текстом, на этот раз Фукидида. Его рассказ о Пелопоннесской войне, по–видимому, был ключевым источником этого периода во всех последующих историях. В отличие от текста Геродота, эта работа охватывает относительно короткий отрезок времени, включенный в универсальную историю Эфора. Тем не менее этот период непропорционально важен для нашего понимания последней работы. Политическая ситуация, сложившаяся во времена Эфора, во многом была результатом конфликта, описанного Фукидидом, и Эфор изложением этого периода может дать прямое представление о собственном мировоззрении. Мы уже можем видеть некоторые признаки возможного влияния Фукидида на Эфора для достоверности мифологии (T 8, F 9). Было бы весьма значимым, если бы подобные связи повлияли на другие области его содержания.
Эта общая позиция в отношении мифологии не позволяла ни одному из них проигнорировать несколько аспектов более ранней истории. Фактически этот период является источником нескольких противоречий между их повествованиями. Оба писателя спорили о древнем прошлом Акарнании (F 123a = Страбон 10.2.26). Фукидид сообщает, что после Троянской войны Амфилох вернулся в Пелопоннес, где он был недоволен делами на своей родине и впоследствии основал амфилохийский Аргос (2.68.3). Эфор, со своей стороны, указал, что область была подчинена брату Амфилоха Алкмеону еще до кампании против Трои (F 123).
Они также оспаривали обстоятельства, связанные с основанием Наксоса на Сицилии. Эфор утверждал, что некий афинянин по имени Феокл был занесен на Сицилию, где он понял, насколько подходит остров для колонизации. Не сумев убедить своих соотечественников начать экспедицию, он отправился в Эвбею и убедил халкидян основать колонию (F 137). Со своей стороны Фукидид рассказывает, что колония была основана халкидянами под руководством их вождя Фукла (6.3). Хотя Феокл и Фукл пишутся почти одинаково, более важное различие между их сообщениями заключается в том, что в этом деле не упоминается об участии Афин. В то время как Фукидид нигде не заявляет, что Фукл был халкидянином, его доклад вторит Гелланику, который употребил то же написание имени и явно подтверждает эвбейское происхождение основателя (4 F 82). Область текста Фукидида, посвященная более ранней истории греческого мира, по–видимому, не внесла существенного вклада в эфорово сообщение об этом периоде.
Однако, самый яркий и пресловутый случай соприкосновения между ними происходит в их соответствующем анализе причин Пелопоннесской войны (F 196=Diod. 12.38-41.1). В отличие от политического объяснения Фукидида начала войны, Эфор утверждает, что конфликт был вызван несколькими причинами, связанными с личными мотивами Перикла. Согласно этой версии, после того, как Делосский союз передал свою казну в Афины, Перикл начал расхищать средства из общего фонда: «Афиняне, стремясь к гегемонии на море, все собранные сообща деньги, в сумме около восьми тысяч талантов, перенесли с Делоса в Афины, поручив охрану Периклу. Этот человек славой и мастерством речи далеко превосходил своих сограждан. Но после того как некоторое время спустя он истратил значительную сумму для своих целей, то, будучи призван для отчёта, опечалился, так как не мог отчитаться о порученных ему деньгах» (12.38.2). Когда его призвали для отчета, молодой Алкивиад побудил его найти способ избежать проверок: «Видя беспокойство своего дяди, он спросил о причине тревоги. И когда Перикл сказал: «От меня потребовали объяснения расходования денег, и я не знаю, как оправдаться перед гражданами», он ответил: «ты должен искать не ответа о трате, а повод избежать отчёта» (12.38.3).
В результате Перикл начал размышлять о том, как вовлечь Афины в войну и избежать тем самым преследования. Эта схема ускорилась, когда его политические противники предъявили обвинения его соратникам Фидию и Анаксагору. Только в этот момент Диодор говорит нам, что Эфор ввел обсуждение мегарского декрета, который оратор Перикл использовал как повод, чтобы вступить в войну против Спарты и ее союзников. «Когда афиняне проголосовали удалить мегарян со своих рынков и гаваней, мегаряне обратились за помощью к спартанцам … Когда было созвано собрание для обсуждения этого вопроса, Перикл, далеко превосходивший сограждан в красноречии, убедил афинян не отменять своего решения, заявив, что уступка требованиям лакедемонян будет первым шагом к рабству. Соответственно, он рекомендовал перенести своё имущество из сельской местности в город и, используя своё преимущество на море, вступить в борьбу со спартанцами» (12.39.4-5).
Затем в Библиотеке перечисляются его оправдания во вступлении в конфликт. Этот вывод завершается обсуждением ее источников, включая цитаты из комических пьес. Следовательно, различия между версиями Фукидида и Эфора могут быть объяснены добавлением последней дополнительной информации. К сожалению, в первоначальном тексте Эфора нет никаких признаков данных о любом из этих событий, как и о том, полагал ли он, что другие факторы способствовали началу войны.
Хотя Фукидид в своем рассказе не упоминает об этих эпизодах, он не отвергает явно подобных обвинений. Что касается истоков Пелопоннесской войны, он, конечно, предпочитает анализировать более широкие политические течения, а не сосредотачиваться на личных мотивах своих персонажей. Его единственный туманный намек на судебные проблемы Перикла встречается после второго вторжения в Аттику, когда он был оштрафован за неуказанное преступление, и население впоследствии переизбирает его стратегом (2.59-65). Фукидид, однако, заявляет, что истинной причиной этих обвинений было общее недовольство афинян продолжением войны.
К сожалению, существует слишком мало информации, чтобы определить, идет ли здесь речь об обвинениях, упомянутых Эфором. В любом случае этот отрывок появляется в тексте Фукидида после того как он обсудил происхождение Пелопоннесской войны. Сообщение также может указывать на то, что автор имел тенденцию преуменьшать сомнительные аспекты публичной персоны Перикла, которые раскрываются в «Историях». Информация, предоставленная Эфором, присутствовала в современном публичном дискурсе, так как свидетельства комиков совершенно ясны (Aristoph. Peace 603-606 и 609-611, Acharnians 531-532. Eupolis Frag. 94 Kock). Фукидид, по–видимому, считал эту информацию лживой и, следовательно, исключил или минимизировал ее в своем рассказе. Поэтому было бы лучше сделать вывод о том, что по этой теме Эфор не столько отвергал собщение Фукидида, сколько изменил текст, включив дополнительные источники.
Помимо свидетельств, непосредственно связанных с Эфором, мы можем сравнить текст Фукидида с повествованием Диодора о периоде, предшествующем Пелопоннесской войне. Паркер указывает, что их соответствующие сообщения отходят от хронологического порядка в нескольких местах. Оба упоминают об итогах мессенского восстания при обсуждении его начала; кроме того, каждый из них рассказывает об уничтожении афинской колонии Драбеск фракийцами в ходе рассказа о прибытии колонистов в северную Эгеиду (Thuc. 1.103.1, Diod. 11.64.4; Thuc. 1.100.4, Diod. 11.70.5). Если смотреть вне контекста, можно предположить, что источник Диодора следовал формату Фукидида.
Тем не менее, в этих отступлениях часто наблюдаются различия. Одно из них касается терминологии, применяемой к рабам Спарты. Фукидид утверждает, что илоты были в основном потомками мессенцев, которые были порабощены столетиями ранее (1.101.2). Следовательно, у него нет особых проблем с использованием синонимов. Диодор со своей стороны рассматривает мессенцев и илотов как если бы они были отдельными группами в пятом веке (11.63.4), что, похоже, согласуется с сообщениями Эфора о спартанской предыстории, в которых говорится, что илоты были субъектами, которые были лишены равенства задолго до ассимиляции Мессении. Понятно, что в «Историях» две популяции были действительно различимы (FF 117, 216).
Эти различия между рассказом Фукидида и текстом Диодора появляются на протяжении всей Пентаконтаэтии. Например, их соответствующие изображения неудачной афинской экспедиции в Египет представляют собой главное соприкосновение между их произведениями. В своей версии Фукидид утверждает, что афинский флот из двухсот судов был переброшен с Кипра в Египет для оказания помощи египетским повстанцам; вместе эти силы подчинили большую часть региона. Не сумев соблазнить спартанцев вторгнуться в Аттику, персы отправили в Египет вспомогательные силы, которые вытеснили афинян из Мемфиса на остров Просопитиду. Там Мегабиз, персидский командир, осушил каналы вокруг острова, провел туда свою армию и уничтожил греческие войска. Лишь немногие из афинян ушли в Кирену. Впоследствии вспомогательная сила из пятидесяти триер попала в засаду в устье Нила и была почти полностью истреблена (1.104, 109-110).
Рассказ Диодора показывает несколько отличий от изложения Фукидида. Диодор утверждает, что афинский народ с энтузиазмом проголосовал за помощь в размере трехсот судов (11.71.3-6, 74-75, 77). Для большей части оставшегося дискурса сообщение в Библиотеке, хотя и значительно более подробное, в немалой степени согласуется с резюме Фукидида. Они расходятся в точке, где персы начали побеждать осажденных афинян. Как только корабли сели на мель, египтяне пришли к соглашению с персами и бросили своих греческих союзников. Вместо того, чтобы сдаться, афиняне сожгли свои суда и приготовились сражаться до смерти, как спартанцы при Фермопилах. Впечатленные их мужеством, персы заключили с ними договор и позволили большинству греков уйти в Кирену. Диодор не упоминает об уничтожении посланного на помощь флота.
В их параллельных рассказах также есть несколько разногласий относительно военных кампаний Первой Пелопоннесской войны. Как и в случае с египетской экспедицией, благоприятнее выглядят в повествовании Диодора афиняне. Фукидид сообщает, что пелопоннесцы победили при Галиях, а в Библиотеке говорится, что афиняне одержали решительную победу (Thuc. 1.105.1, Diod. 11.78.2). Позже Фукидид пишет, что афиняне были побеждены при Танагре в 457 году с существенными потерями с обеих сторон. Затем в его рассказе афиняне вернулись через шестьдесят два дня и победили беотийцев при Энофитах (1.108). Диодор заявляет, что афиняне одержали победу как при Танагре, так и в дублетном пересказе об Энофитах, что является поводом для панегирика их командиру Мирониду (11.81-83).
Их рассказы о кампаниях Кимона также демонстрируют несколько важных различий. У Фукидида Кимон привел свой флот в Китий, где он умер, и афинский флот отошел. Затем корабли отправились в Саламин на Кипре и победили объединенную персидскую армию на суше и на море (1.112). Диодор рассказывает, что Кимон осадил и захватил Китий и Марион, прежде чем победить персидский флот и преследовать его до Финикии. Там он высадил свои войска и победил персидские сухопутные войска под предводительством Мегабиза. Кимон прожил до следующего года, в котором он осадил персидский гарнизон в Саламине и заставил Артаксеркса вступить в мирные переговоры, которые афиняне вели через Каллия. Только после этого Кимон умер от болезни на Кипре (12.3-4).
Теперь кажется, что Эфор получил свою информацию о периоде, предшествующем Пелопоннесской войне, из других источников, кроме Фукидида. Существует несколько возможных причин. Среди них тот факт, что дела этого периода были только касательно связаны с историей более позднего конфликта. Варианты событий Пентеконтаэтии, представленные Фукидидом, читаются как резюме по сравнению с сообщениями в Библиотеке. Вполне вероятно, что какие бы ни были другие источники, используемые Эфором, они были более подробными, чем сводка Фукидида. Их включение в «Истории», несомненно, обеспечивало дополнительное содержание, что позволило сообщению включать всю соответствующую информацию в один общий и непрерывный рассказ. Кстати, во всех вышеупомянутых случаях афиняне изображены более благосклонно, чем их противники, будь то спартанцы или персы. В предстоящих главах нам нужно будет определить, был ли это сознательный выбор с его стороны или просто непреднамеренным следствием выбора источника.
Долгое время утверждалось, что основная часть его рассказа о Пелопоннесской войне проистекает из Фукидида. Как правило, существует согласованность между его работой и Библиотекой по всем ключевым моментам. Различия между их повествованиями, тем не менее, становятся все более очевидными. Возможно, самым большим контрастом между этими соответствующими изображениями является их описания завершения фиванской экспедиции против Платей в 431 году. Оба автора согласны в том, что по приглашению нескольких предателей, которые хотели привести Платеи в Беотийский союз, фиванцы отправили в город около трехсот человек. Эта сила была одолена гражданами, которые захватили некоторые фиванские отряды до прибытия к тем подкреплений.
Помимо этого авторы заметно отличаются. У Диодора платейские союзники Афин отправили послов, которые приказали фиванцам отступить и получить своих пленных, которые действительно были благополучно возвращены (12.42.1). Однако, Фукидид сообщает о совсем другом финале этих событий (2.5.7). По его словам, обе стороны привели разные истории. Фиванцы утверждали, что они принесли присягу, чтобы вывести свою армию с территории Платей в обмен на своих пленных; со своей стороны, платейцы утверждали, что их освобождение зависело от дальнейших переговоров и что клятвы не были принесены. Как бы то ни было, пленные были казнены, как только платейцы собрали свое имущество в городе. Есть два момента, которые имеют значение для нашего обсуждения и первый, что информация в Библиотеке была дополнена другим источником, и текст изображает платейцев в гораздо более благоприятном свете, чем Фукидид.
Интересно также их описание возобновления боевых действий между Афинами и Спартой летом 414 года до нашей эры. Фукидид возлагает эту вину на афинян (6.105). По его словам, Афины отправили тридцать судов для оказания помощи Аргосу против вторгшихся спартанцев в прямое нарушение Никиева мира. Это произошло после того, как афиняне постоянно противодействовали пелопоннесцам, совершая набеги на полуостров. Диодор, с другой стороны, заявляет, что именно спартанцы нарушили перемирие по совету Алкивиада (13.8.8).
Разногласия между текстами Диодора и Фукидида о Пелопоннесской войне несколько отличаются от их уникальных видений событий Пентеконтаэтии. В то время как более ранние случаи часто отражают полностью расходящиеся исторические предания, различия между их сообщениями о Пелопоннесской войне больше связаны с суждениями или комментариями, чем с включениями отдельных событий. Диодор и, по–видимому, Эфор, в значительной степени впитали повествование Фукидида, но модифицировали его в тех местах, где еще была какая–то свобода действий. Во многих случаях текст действительно по–видимому, был изменен так, чтобы благоприятно отражать афинян и оказывать гораздо меньше доверия их противникам, чем в сообщении Фукидида; утверждения о фаворитизме в этих разделах Эфора к Афинам действительно обоснованы, по крайней мере в отношении повествования Фукидида.

Ктесий

Ясно, что Геродот не служил Эфору единственным источником для персидских дел, которые прослеживаются в «Историях» вплоть до четвертого столетия. Уже давно полагают, что наиболее вероятным источником этих разделов является «Персика» Ктесия Книдского, греческого врача при дворе Артаксеркса II (FGrH 688). Хотя его репутация как историка подвергалась сомнению его читателями, как древними, так и современными, Ктесий кажется вероятным кандидатом на те разделы «Историй», которые касались Персидской империи пятого века и не могут быть отнесены ни к Геродоту, ни к Фукидиду. Однако его присутствие в рассказе Эфора о персидских войнах не является очевидным. Тем не менее утверждается о нескольких соответствиях между работой Ктесия и книгой одиннадцатой Библиотеки, причем два из них рассматривали этот период. Первое из них касается перечисления Диодором сил Ксеркса при его вторжении в Грецию (11.3.7). Шварц приводит для сравнения данные из несколько менее подробной версии Ктесия, сохраненной Фотием (688 F 13.23 = Photius Bibl. 72.27). В то время как они не согласны с местонахождением смотра — у Диодора в Дориске, у Ктесия в Абидосе — оба источника приводят цифру приблизительно в восемьсот тысяч для персидских сухопутных войск. Диодор, однако, ставит количество кораблей более чем двенадцать сотен, а Ктесий дает в общей сложности одну тысячу, что значительно отличается от количества, предложенного Геродотом, который фиксирует цифру почти в два миллиона для сухопутных войск, но, тем не менее сообщает, как и Диодор, о смотре в Дориске (7.60). Разумеется, лучшее решение состоит в том, что Эфор объединил рассказы Геродота и Ктесия, и этот симбиоз перешел к Диодору.
Второе из этих соответствий касается греческого распорядка в битве при Саламине. Нарративы Геродота и Диодора довольно четко различаются по этому поводу; Диодор помещает мегарян и эгинцев справа, а Геродот утверждает, что эту позицию занимали афиняне (Diod. 11.18.2-3, Hdt. 8.85.1). Ясно, что Диодор получил эту информацию не от Геродота. К сожалению, остается неясным, был ли этим источником Ктесий. Эквивалентный пассаж в эпитоме Фотия не дает сопоставимой информации об этой подробности, хотя в ней названы персидские потери в пятьсот судов (688 F 13.26). Напротив, Диодор утверждает, что погибло всего двести кораблей (11.18.3). Хотя довольно просто перечислить эти отклонения от Геродота, гораздо сложнее приписать эти диодоровы отрывки «Персике» Ктесия.
Паркер, со своей стороны, отвергает утверждения Шварца, заявляя, что, по–видимому, на эту часть текста нет влияния Ктесия. Это предостережение вполне разумно, учитывая слабые связи между Ктесием и Диодором. Эти ссылки еще более пошатнутся, если между их текстами будут обнаружены дополнительные несоответствия. В самом деле, как представляется, существуют разделы, которые не зависят ни от Ктесия, ни от Геродота. В битве при Фермопилах, утверждает Геродот, малиец Эфиальт провел персидские войска через перевал (7.213.1, см. также Paus. 1.4.2, Polyaen. 8.15.5, Frontin. 2.2.13), что противоречило рассказу Диодора, в котором вина за предательство возводится на некоего трахинца (11.8.4). Версия Ктесия отличается от обоих из них, заявляя о виновности двух трахинцев (688 F 13.24). Паркер воспроизводит этнические различия, которые, по его мнению, могут использоваться взаимозаменяемо; однако несовпадения в численности нельзя игнорировать. Хотя мы можем отбросить неточности в списках комбатантов, разногласия, подобные этим, указывают на то, что сообщение Диодора о Персидских войнах происходит из оригинального источника, помимо Геродота или Ктесия.
Несмотря на несоответствия в этих предыдущих разделах, в последующих отрезках Библиотеки есть более четкие следы влияния Ктесия. Возможно, наилучшим показателем его присутствия в этом повествовании является рассказ Диодора о воцарении Артаксеркса в 465 году до н. э., который имеет сильные отголоски версии Ктесия (688 FF 13.28-14.30 = Photius Bibl. 72.32-34, Diod. 11.69). К сожалению, эпитома, сделанная Фотием, составляет не более чем краткий очерк событий с недостатком подробностей. Оба автора, однако, следуют одному и тому же основному описанию при изложении этого дела: приход к власти Артаксеркса начинается тогда, когда Артабан и евнух, два очень влиятельных друга Ксеркса, организуют убийство монарха и захватывают контроль над Персией. Ктесий называет евнуха Aспамитром, в то время как у Диодора и в Эфоровом папирусе F 191 он именуется Митридатом (Diod. 11.69.1, 688 F 13.29, 70 F 191 fr. 16). В обеих версиях также упоминается, что после того, как они убили царя, заговорщики убедили Артаксеркса, что это преступление совершил его старший брат Дарий и обманом подбили его уничтожить брата. Однако их заговор потерпел неудачу, когда заговорщики попытались убить Артаксеркса после его воцарения. Ясно, что источник Диодора был ознакомлен с этим рассказом и чувствовал себя обязанным включить его в свою работу.
Некоторые из различий между сообщениями о египетской экспедиции, найденными у Диодора и Фукидида, могут быть связаны с использованием Эфором Ктесия. Согласно Фотию, Ктесий сообщил, что по просьбе Инара афиняне отправили сорок судов для оказания помощи в египетском восстании (688 F 14.32 = Bibl. 72.36). Это согласуется с Диодором в том, что афинский народ решил отправить эту силу, но в количестве далеко не трехсот триер, как у сицилийского историка (11.71.5-6). На самом деле это гораздо больше напоминает силы помощи, упомянутые Фукидидом, которые были отправлены в конце кампании (1.110.4).
Здесь не единственная разница между Диодором и Ктесием. Далее Ктесий утверждает, что персидские войска изначально возглавлялись Ахеменидом, братом Артаксеркса. У Диодора он называется Ахеменом и представлен как дядя царя (11.74.1). Кроме того, оба автора пишут о поражении персов от египтян, хотя Ктесий включает тот факт, что его тело было отправлено Инаром царю. Они также называют Мегабиза в качестве командира второй персидской кампании и заявляют, что под его командованием было триста судов (Diod. 11.75.1-3, 688 F 14.33). У Ктесия, как и у Диодора, греческие войска также заключили с персами условия, согласно которым они не должны были понести вреда (Diod. 11.77.4-5, 688 F 14.35).
Наконец, мы достигаем описания восстания Кира, сохраненного в Библиотеке, которое за некоторыми исключениями следует Анабасису Ксенофонта. Несмотря на то, что между Диодором и Ксенофоном все еще есть некоторые расхождения, трудно однозначно объяснить какое–либо из этих различий влиянием Ктесия. Тем не менее, он остается привлекательным кандидатом в качестве источника некоторых из этих несоответствий. В качестве объяснения и Бигвуд, и Паркер убедительно утверждают, что Библиотека и, следовательно, «Истории» Эфора пытались посредничать между сообщениями Ктесия и Ксенофонта несколько раз; следовательно, Диодор предоставляет нам гибрид этих источников.
Эта тенденция опосредовать источники очевидна в нескольких пунктах в Библиотеке. Например, Бигвуд отмечает, что в работе Диодора Сиеннесис, правитель киликийцев, послал одного из своих сыновей на помощь Киру, отправив другого к Артаксерксу (14.20.3). Хотя эта информация не появляется у Ксенофонта, она повторяет раздел Ктесия в обобщении Фотия: «Сиеннесис, царь киликийцев, был в союзе и с Киром, и с Артаксерксом» (688 F 16.63). Кроме того, Паркер указывает на их изображения смерти Кира в качестве еще одного примера этого феномена. Диодор приводит несколько более подробное описание окончательной фазы битвы, чем Ксенофонт, который фактически цитирует Ктесия в своем тексте (Diod. 14.23.5-7, Anab. 1.8.26). Самое главное, что в Библиотеке есть подробности, отсутствующие у Ксенофонта, вроде той, что Кира убил простой солдат. Осюда мы можем заключить, что Диодор передал информацию, полученную не из Ксенофонта, но скорее всего, из Ктесия.
Нам повезло, что мы обладаем здесь синопсисом Плутарха (688 F 20 = Аrtax. 11). Он приводит подробное описание, включая продвижение Кира во вражеские ряды, его ранение и окончательную гибель, которая в Библиотеке и в Анабасисе изложена лишь кратко. Сообщение Диодора повторяет и уточняет многие подробности, присутствующие в его работе, например, данные об убийце Кира. Текст Ктесия определенно повлиял на традицию, переданную Диодором.
Паркер утверждает, однако, что в других местах их текстов есть свидетельство того, что повествование Ктесия пришло к Эфору через другой источник. Он утверждает, что это видно в сообщениях авторов о последней битве между Киром и Артаксерксом; этот аргумент касается времени схватки и последующих событий. Паркер приходит к выводу, что Эфор поместил смерть Кира позже, чем Ксенофонт, но раньше, чем Ктесий. Анабасис предоставляет самое четкое изложение этих вопросов. Здесь Ксенофонт утверждает, что основное сражение состоялось днем. Смерть Кира произошла после этой битвы; за ней последовала стычка на закате (1.8.8, 1.10.15). Со своей стороны, Диодор также помещает это второе сражение в сумерках, из которого мы можем только экстраполировать время ранней битвы (14.23.3).
Еще труднее определить точку кончины Кира у Ктесия. Расказав его версии кончины претендента, Плутарх утверждает, что царь Артаксеркс получил тело Кира, проверенное людьми с факелами. Паркер с полным основанием предполагает, что Плутарх продолжал следовать повествованию Ктесия; однако это отнюдь не означает, что его источник поместил смерть Кира ночью (Artax. 12). Из того, что мы имеем, кажется, что все три сообщения ставят смерть Кира где–то в конце дня. Последующие действия происходили на закате или ранним вечером. Различия между всеми тремя версиями довольно незначительны и могут быть легко согласованы. Есть признаки того, что Ктесий оказал некоторое влияние на работу Эфора. Самое разумное решение состоит в том, чтобы сделать вывод, что он использовал этот источник лишь в качестве дополнения к другим его текстам. Здесь, кажется, что для персидских дел во время Пятидесятилетия Эфору помогал Ктесий. Остальные данные свидетельствуют о том, что он использовал «Персику» лишь скупо для других порций. Короче говоря, как и в случае с более ранними частями Ктесия, есть сильные признаки того, что его контент был гибридизирован с другими источниками в эфоровых«Историях».
К сожалению, это расследование оставляет много вопросов без ответа. Хотя мы с определенной точностью можем определить разделы, которые зависят от работы Ктесия, мы не можем быть уверены в областях, которые не могут быть отнесены ни к нему, ни к текстам любого известного автора. Похоже, что у Эфора был по крайней мере один другой источник для соответствующих частей текста. Есть два потенциальных кандидата, первым из которых является предшественник Геродота Харон из Лампсака (FGrH 262), который, возможно, отвечал за некоторые разделы Эфора о ранней персидской истории. На самом деле, похоже, есть один момент, когда можно доказать, что Эфор не использовал текст Харона. Речь идет об обстановке вскоре после смерти Ксеркса, для которой, как мы видели, Эфор, по–видимому, использовал Ктесия. Это несоответствие между сообщениями связано с тем, что Фемистокл ушел к персам. Фукидид и Харон заявили, что Фемистокл бежал в Азию сразу после того, как Артаксеркс был коронован (Thuc. 1.137.3, 262 F 11). Однако, Эфор поместил его бегство на конец царствования Ксеркса (F 190). Поэтому невозможно окончательно считать Харона источником персидских дел в «Историях». Второй из этих авторов — Гелланик.

Гелланик

Гелланик Лесбосский (FGrH 4), возможно, является самым сильным потенциальным кандидатом в качестве источника для частей Пятидесятилетия и предшествующих лет, которые нельзя отнести ни к Геродоту, ни к Фукидиду. Плодовитый автор мифографических и этнографических работ, Гелланик на первый взгляд не кажется вероятным источником для Эфора, учитывая явное отвращение последнего к мифологии (70 T 8, F 3 lb). Тем не менее, очевидно, что значительная часть работы Гелланика была включена в «Истории». Подобным образом, его Аттида несомненно, предоставляла информацию об афинских делах в пятом веке, особенно в тех областях, которые не были отмечены ни Геродотом, ни Фукидидом. Эта работа охватывала афинскую историю от мифологических царей вплоть до собственных дней автора. Он также использовал хронологию, основанную на списках монархов и архонтов, которые сильно отличались от перечней, которые использовались Эфором. Самое главное для наших целей, мы знаем, что Аттида включала Пятидесятилетие и возвышение Афинской империи: Фукидид замечает, что немногие историки потрудились охватить этот период помимо Гелланика, которого он обвиняет в краткости и неточной хронологии (4 F 49 = Thuc. 1.97.2).
У нас есть не только свидетельства того, что Гелланик использовался в «Историях», но кажется, что Эфор следовал Фукидиду, подвергая цензуре их общего предшественника. Иосиф Флавий пишет, что большая часть Гелланиковой лжи впоследствии была раскрыта Эфором (4 T 18, 70 T 30a = c. Ap. 1.16). Автор делает эти замечания в ходе демонстрации точки зрения, что греческие истории явно ненадежны, поскольку многие из их авторов прямо противоречат друг другу. Несмотря на краткость, это утверждение подразумевает, что критика Эфора не ограничивалась только хронологией, но также затрагивала содержание. К сожалению, нам не предоставлен пример ни одного из этих разногласий. Интересно, что единственная другая параллель, которую Иосиф Флавий проводит между их работами, состоит в том, что он включил обоих в список греческих историков, которые сообщают, что люди в древности могли жить несколько веков (4 F 202, 70 F 238 = AJ 1.108). Как и в случае с Гекатеем, это замечание делается в контексте защиты библейской точности и снова не демонстрирует каких–либо уникальных соответствий между двумя авторами.
Очевидно, что тексты затрагивали несколько параллельных тем. Оба автора обсуждали родословную Гомера и Гесиода, Гелланик в «Форониде» и Эфор в Epichorios Logos, которые связывали обоих поэтов с древней Кимой (4 F 5, 70 F 1). Два историка были также среди группы писателей, которые соглашались, что отец Гесиода был Дий, а родителем Гомера являлся Майон. Их интересы также охватывали аспекты мифологии. Гелланик и Эфор подобным образом обсуждали Идейских Дактилей, группу мифических волшебников, которые жили во времена Орфея: однако трудно определить контекст любого из этих утверждений (4 F 89, 70 F 104). Двое дополнительно упомянули о поединке между Меланфом и Ксанфом, или Ксанфием, в дискуссиях о происхождении праздника Апатурий в Афинах (4 F 125, 70 F 22). Следовательно, существует много дразнящих параллелей между их соответствующими рассказами о мифологии и истории Древней Греции.
У нас есть четкие свидетельства об их разногласиях о событиях большой древности. Оба автора упоминали о падении Трои хотя бы в одном из своих сообщений. Гелланик поместил дату захвата города двенадцатого Фаргелиона, в то время как Эфор двадцать четвертого Фаргелиона (4 F 152, 70 F 226). К сожалению, из этого момента можно сделать немного выводов. Хотя нет никаких проблем при выдвижении гипотезы о сценарии, в котором эту дату упоминал Гелланик, гораздо сложнее представить контекст этого замечания у Эфора.
Уцелевшие фрагменты, относящиеся к их соответствующим изображениям древней Спарты, также демонстрируют несколько различий между их повествованиями. Как уже отмечалось, сообщение Фукидида выступает против Эфора, используя обозначения «илот» и «мессенец» как синонимы и не давая объяснений происхождения этого термина. То, что мы знаем о сообщении Гелланика, не противоречит версии в «Историях» (4 F 188). Этот краткий фрагмент утверждает, что по словам Гелланика илоты, когда они населяли город Гелос, были первыми, кого подмяли спартанцы. Хотя мы не знаем точных обстоятельств порабощения илотов, Гелланик и Эфор согласны в этимологии слова. Однако, другие элементы ранней истории Лакедемона свидетельствуют о значительных отклонениях между ними. Например, из Страбона мы знаем, что Гелланик писал о спартанской политии, созданной Эврисфеном и Проклом, которое его указание Эфор явно критиковал (4 F 116, 70 F 118 = Страбон 8.5.5). По его мнению, законодателем был Ликург, о чем свидетельствует тот факт, что он один получил в качестве почестей храм. По сообщению Гелланика Ликург не получил никакого признания за это достижение. Это отклонение, вероятно, связано с влиянием текста, написанного изгнанным Павсанием, о котором упоминает Страбон в связи с этим разделом спартанской истории.
Их изображения Персидских войн также демонстрируют некоторые интересные связи между их произведениями. Плутарх записывает в своей инвективе против Геродота, что и Гелланик, и Эфор сообщили, что остров Наксос послал несколько судов на помощь грекам в Артемисий, шесть у Гелланника, пять у Эфора (4 F 183, 70 F 187 = De Herod. mal. 36). Нигде во фрагменте не утверждается, чтобы Эфор ссылался на своего предшественника по этому вопросу. Их сообщения отличаются от Геродота, который фиксирует, что наксосцы отправили четыре корабля на помощь персам, хотя их командир впоследствии убедил их помочь греческому флоту (8.46.3). Пересказ Плутарха не совсем точен, поскольку он утверждает, что по рассказе Геродота наксосцы отправили три судна, чтобы присоединиться к персидскому контингенту. Остальная часть подробностей записана точно. Хотя мы должны критиковать мотивы Плутарха в этом документе, все же в частности тот факт, что он признает несоответствие между авторами, предполагает, что этот отрывок заслуживает анализа. Хотя их число может не совпадать, разумно согласиться с тем, что в сообщениях как Эфора, так и Гелланика сообщалось, что наксосцы напрямую поддерживали греческий флот.
К сожалению, этому исследованию может помочь лишь немного информации из существующих материалов. От текстов, которые, вероятно, были наиболее полезны для «Историй» Эфора, сохранилось относительно небольшое количество фрагментов, а именно этнографические произведения Гелланика вроде «Персики» или «Беотиаки» и «Аттиды» в частности. Похоже, что с течением времени исторические произведения Гелланика были вытеснены трудами его преемников, но его мифологические тексты по–прежнему весьма ценились. Согласно подсчетам Якоби, от его «Аттиды» сохранилось всего двадцать пять фрагментов (FF 38-49, 125, 134, 143, 163-172). Подавляющее большинство этих остатков описывают дела, предшествующие началу сообщения Эфора. Однако, мы знаем, что эта работа охватывала события вплоть до битвы при Аргинусах в 406 году до н. э. (FF 171, 172). Логично сделать вывод, что этот текст предоставил Эфору большую часть его информации по пятому столетию, даже если материал больше не сохранился. Еще раз мы видим, что «Истории» не передавали источники оптом, а пытались включить все различные сообщения в последовательный рассказ.

Каллисфен

С этого момента наша дискуссия будет посвящена источникам, охватывающим периоды жизни Эфора. Следовательно, есть два дополнительных фактора, которые повлияют на этот анализ. Этот период «Истории» обсуждают гораздо более подробно, чем предыдущие века, и, конечно же, Эфор, возможно, дополнил свои источники информацией из собственного опыта. Возможно, его самым значительным источником для греческих дел четвертого века, Каллисфеном из Олинфа (FGrH 124), племянником Аристотеля и биографом Александра, были написаны две работы, представляющие особый интерес для этого исследования. Перед тем, как присоединиться к кампании против Персии, он составил монографию о Третьей Священной войне и историю греческого мира, охватывающую годы 386-356 гг. до н. э. Эта Элленика, по–видимому, была основным источником для рассказа Эфора о четвертом веке и, вероятно, для его ссылок на мессенскую предысторию.
Хотя мы не можем быть точно уверены, когда Эфор сочинил свою работу, кажется, что текст Каллисфена был опубликован до появления «Историй». Самое главное, у нас есть свидетельство Порфирия в диалоге о плагиате среди греческих историков; в отрывке указывается Эфор как копировщик работы Каллисфена (T 17 = PE 10.3). Этот раздел также обвиняет его в том, что он был плагиатором как Даимаха, так и Анаксимена, и утверждает, что позднее писатели писали работы, разъясняющие воровство Эфора. Существует несколько совпадений между работами двух историков, которые встречаются в их соответствующих хронологиях или описаниях научных явлений. Несмотря на то, что они явно не связаны с их повествованиями, мы имеем некоторую существующую информацию, которая указывает, что их сообщения сопровождались параллельными темами. В отличие от Гелланика Эфор и Каллисфен, как говорят, привели одинаковую дату падения Tрои, поместив его в месяце Фаргелионе (70 F 226, 124 F 10). Конечно, они едва ли одиноки в этом смысле, поскольку фрагменты указывают, что Дамаст и Филарх использовали ту же систему. Однако, Барбер заходит слишком далеко, полностью игнорируя значение этого отрывка для нашего обсуждения. Помимо самой реальной возможности того, что Эфор принял дату от Каллисфена, это согласие, по крайней мере, указывает на то, что оба разделяют общий источник и что оба они нашли этот материал, достойный упоминания. К сожалению, в соответствии мало что подсказывает, какую информацию Эфор мог заимствовать у своего предшественника или как он модифицировал данные для своих целей.
Их соответствующие дискуссии о научных событиях могут сделать больше для освещения методов Эфора в инкорпорировании текстов его предшественников. Сенека отмечает, что он и Каллисфен дали описания разрушений ахейских городов Буры и Гелики землетрясением и приливной волной соответственно (70 F 212 = NQ 7.16.2-3, 124 FF 19-21 = NQ 6.23, 6.26.3 и 7.5.3). Это сообщение также подтверждается их современником Аристотелем, который датирует это событие 373/2 BC (Meteorologica 343b, 344b, 368b). Их описания все выходят за рамки простого описания явлений. Все три сообщения связывают катастрофы с появлением кометы незадолго до событий.
Следовательно, различия между их анализами вполне очевидны. Каллисфен заявил, что землетрясения могут быть вызваны накоплением воздуха под поверхностью земли, что делает города на море более безопасными от этих бедствий. К сожалению, у нас нет никакой информации от Сенеки о натуралистическом объяснении Эфором о причинах землетрясений. Мы знаем, что он описывал предзнаменования до катастрофы. По–видимому, Эфор является единственным из трех цитированных авторов, который записал, что комета в конечном счете распалась на две части, что Сенека считает невозможным с научной точки зрения. Аристотель, который также упоминается в его обсуждении, не дает никаких указаний на то, что комета когда–либо изменилась по внешности.
В результате Сенека винит Эфора за попытку ввести своих читателей в заблуждение. С другой стороны, Каллисфен сообщил, что события были предсказаны не кометой, а столпом огня и землетрясением на Делосе, которое объяснение Сенека находит гораздо более убедительным. Все остальные непрерывные источники отмечают, что граждане навлекли на себя эти катастрофы актами святотатства (Diod. 15.49.3, Strabo 8.7.2, Pausanias 7.24.6, Aelian NA 11.19). Хотя было бы заманчиво рассматривать расширенный дискурс Диодора о нечестивости как возникший у Эфора, это именно тот комментарий, который вполне мог быть оригинальным для Библиотеки. Трудно, если не невозможно, разглядеть в этой дискуссии какой–либо из их взглядов на святотатство и на божественное возмездие. Самое большее, что мы можем заключить, состоит в том, что хотя Эфор охватил большую часть того же материала, он получил информацию об этом явлении из какого–то другого источника помимо Каллисфена.
Могут также быть предположения о другой перепевке между их текстами с натуралистическими наблюдениями. Фрагмент Каллисфена утверждает, что историк придерживался довольно широко распространенного аргумента, согласно которому местные летние дожди были причиной подъема Нила (124 F 12). Это утверждение сохраняется в обсуждении реки, в котором нет ссылки на какой–либо конкретный исторический инцидент. Этот пассаж рассматривался как параллель с частью Диодора, чье сообщение, в свою очередь, можно обоснованно проследить к Эфору (Diod. 15.43.4). Здесь в Библиотеке описываются кампании Ификрата в Египте. В какой–то момент во время его кампании начали дуть ветры этесии, Нил затопился, и Египет в результате стал более безопасным для его защитников.
Из этих свидетельств утверждалось, что и Эфор, и Каллисфен привели аналогичные объяснения причин, лежащих в основе наводнения Нила, которые они непосредственно приписывали этесиям. Однако это некорректное выравнивание. В сообщении Диодора этесии упоминаются не как источник причинности, а скорее как одновременное явление: «Так как боевые действия вокруг этой крепости затянулись, и наступил сезон этесиев, Нил, который наполнялся и затапливал всю страну обилием своих вод, делал Египет с каждым днём все более защищённым» (15.43.4). Что еще важнее, этот аргумент также будет противоречить рассказу Эфора о наводнении Нила в другом месте в Библиотеке, где ежегодный потоп приписывается высвобождению воды из почвы (F 65). В то время как Эфор, возможно, предложил несколько объяснений затопления, в которых нет никаких намеков на его собственное изложение, или, возможно, совершил бездумную ошибку, гораздо более вероятно, что он сохранил временнУю ссылку из Каллисфена, не принимая слепо его научных рассуждений. В результате представляется, что истинные соответствия между Каллисфеном и Эфором ограничены даже при обсуждении метеорологических явлений.
Кроме того, остатки их исторических сообщений показывают несколько несоответствий. Они варьируются от незначительных расхождений в их цифрах до вопиющих разногласий в их повествованиях. Как мы видели, Эфор заявил, что персидское командование при Эвримедонте было разделено между Титравстом, который возглавлял флот, и Ферендатом, который командовал пехотой. Каллисфен, напротив, писал, что Ариоманд был главнокомандующим всех персидских сил (70 F 192, 124 F 15 = Cimon 12).
Подобные различия также проявляются в их рассмотрении последующих военных дел. В своем описании битвы при Тегире Плутарх говорит нам, что в работах Эфора и Каллисфена сообщалось о разных цифрах спартанских войск в этой схватке (70 F 210. 124 F 18 = Pelop. 17). В большинстве случаев цифры не являются наиболее надежными индикаторами разногласий, учитывая легкость, с которой они могут быть искажены при передаче. Контекст этого экземпляра, однако, уникален; оба автора здесь называют штатную численность в каждой лакедемонской море, когда Эфор сообщал о пятистах, а Каллисфен о семистах воинах — различие, отмеченное и подчеркнутое херонейским биографом. Трудно отбросить это как нечто иное, чем подлинное несогласие между их произведениями.
Тем не менее, можно переоценить число и значение этих расхождений между двумя авторами. Согласно своему анализу, Эфор отбросил версию места рождения Тиртея у Каллисфена, переданную Страбоном (124 F 124 = 8.4.10). Отвергнув сообщение, указанное в собственных писаниях поэта, которые, по мнению Паркера, должно быть были включены и одобрены Эфором, кажется вероятным, что Эфор решил изменить рассказ своего предшественника. Географ начинает обсуждение доисторического разделения Мессении на пять городов с заявления, что оно взято из Эфора (70 F 116 = 8.4.7). Это, однако, представляется пределом его использования материалов Эфора. Отчитавшись о разделе, Страбон затем перейдет к описанию местоположения Мессены (8.4.8). Сюда входит сообщение о Филиппе V, которое, несомненно, не могло быть взято из Эфора. Очевидно, Страбон в этот момент обратился к другому источнику. Несколькими строками позже в обсуждении завоевания мессенцев, географ приводит несколько отрывков Тиртея о собственной родословной поэта.
Здесь опровергаются несколько авторов, в том числе Каллисфен, который утверждал, что Тиртей был фактически афинянином. Паркер здесь предполагает, что Эфор принял и передал стихи Тиртея и не был среди историков, которые оспаривали версию афинского происхождения поэта. В этом пункте выводы Барбера ближе к истине, когда он указывает, что Диодор, почти наверняка следуя Эфору, разделял мнение Каллисфена о том, что Тиртей первоначально был отправлен афинянами Спарте (15.66.3). Здесь также разумно сделать вывод о том, что оба автора действительно составляли довольно полные методы обработки мессенской предыстории вскоре после переселения 370 г. до н. э. и что Каллисфен был, вероятно, главным источником Эфора.
Как отмечалось ранее, сообщение о Каллиевом мире, сохранившееся у Диодора, существенно отличается от версии в фрагментах Каллисфена (124 F 16 = Plut. Cim. 13.4, Diod. 12.4.4-6 и 12.26.2). Диодор утверждает, что после поражений на Кипре Артаксеркс заключил договор с афинянами, который предусматривал автономию греков в Малой Азии и налагал предел на продвижение персидских сил на запад. Это событие является последовательной частью повествования Диодора и почти наверняка связано с Эфором. Согласно Плутарху, Каллисфен утверждает, что, хотя формальное соглашение не было подписано, персы придерживались аналогичных ограничений из страха перед афинским флотом.
Паркер прав относительно того, насколько заявление Порфирия повлияло на наши взгляды на использование Эфором Каллисфена. В самом деле есть очень мало случаев, когда мы можем видеть любое истинное совпадение между двумя авторами. Если бы не было этого свидетельства, мы, вероятно, предположили бы, что Эфор игнорировал работу Каллисфена в целом. Тем не менее, мы не должны сбрасывать со счетов возможность того, что с ней консультировались для частей рассказа «Историй». Фрагменты показывают лишь небольшое количество фактических разногласий между текстами и вообще фокусируются на нескольких конкретных аспектах их соответстующих повествований. Ссылка Порфирия должна еще иметь некоторый вес, и у нас нет никаких особых оснований отрицать, что Эфор ассимилировал большую часть содержимого своего предшественника. Количество остатков, которое мы имеем от Каллисфена слишком мало, чтобы окончательно исключить более поздний плагиат.
Мы должны также рассмотреть типы фрагментов, которые сохранились, прежде чем выносить окончательный приговор. Вполне вероятно, что историки назывались по имени по вопросам большой полемики, где было высказано множество мнений. Это, безусловно, объяснит отсутствие согласованности между их изображениями Каллиева мира и было, вероятно, справедливо и для других подобных вопросов. Совершенно очевидно, что менее спорные темы были ассимилированы так же, как предлагает Порфирий. Следовательно, использование Эфором Каллисфена дает нам предостерегающий пример при исследовании других материалов, используемых в «Историях».

Ксенофонт и Оксиринхская Элленика

Период после Пелопоннесской войны, включая начало Коринфской войны, Царский мир и крах Спарты, ознаменовал переход между эпохой, предшествовавшей карьере Эфора и временем, когда он начал составлять «Истории». Для наших целей у нас есть несколько полных текстов Ксенофонта Афинского, особенно его Элленика, которая была написана как продолжение Фукидида. Эта история и сообщение у Диодора предоставляют нам большую часть наших знаний о периоде. Наряду с этим нам посчастливилось обладать папирусным текстом Оксиринхской Элленики (ОЭ), обнаруженным в 1906 году. В нем содержится частичная рукопись греческой истории, написанная в начале четвертого века до нашей эры. Как и тексты Ксенофонта и Феопомпа, ОЭ, вероятно, продолжала работу Фукидида. Двумя наиболее вероятными датами ее окончания являются либо битва при Книде (394), либо Анталкидов мир (386).
Авторство ОЭ уже давно является предметом больших споров, но так и не был достигнут удовлетворительный консенсус. Среди предположенных историков — Феопомп, Даимах, Кратипп, Андротион и, что самое важное для этого исследования, Эфор. Хотя было бы неплохо приписать этот продолжительный раздел повествования кимейскому автору, это, похоже, не представляется возможным. Во–первых, текст папируса не знает о Священной войне при обсуждении в 356 году территориальных споров между Фокидой и Локридой (18.3). Как мы видели, большая часть работы Эфора, вероятно, была написана после этого момента. Возможно, что убедительнее, Оксиринхский историк, используя синхроническую хронологию, подобную Фукидидовой, разделил свою работу по сезонам (16.1). Хотя мы, возможно, не сможем дать точного определения для диодорова обозначения «по народам», очевидно, что это не соответствует описанию (70 T 11). Следовательно, хотя мы не сможем определить личность автора с какой–либо степенью уверенности, разумно будет сказать, что он не был Эфором.
Работы Ксенофонта, несомненно, послужили основным источником информации о греческих делах четвертого века для современников и преемников Эфора. По всей видимости, Анабасис использовался в «Историях» Эфора как источник его рассказа о восстании Кира. Диодор прямо упоминает историка Ксенофонта лишь в нескольких случаях в книгах 11-15, и это не более, чем ссылки на его жизнь и работы (13.42.5, 15.76.4, 15.89.3). Единственное упоминание в тексте, из которого можно предположить, что он читал работу Ксенофонта, относится к его наемническим кампаниям против Персии (14.37.1-4).
Мы можем разделить содержимое их соответствующих сообщений на несколько категорий. Во–первых, военные вопросы, связанные с текстами, часто демонстрируют существенные различия. Некоторые из них включают случаи полного упущения конкретного эпизода. Например, Ксенофонт игнорирует мятеж афинского флота и не рассказывает, как Конон подавил это восстание, что подробно описано ОЭ (20.1-3). В слегка расходящемся ключе начало Коринфской войны является примером разницы в подробностях. Оба автора согласны с тем, что локрийцы, под влиянием Беотии, спровоцировали вторжение своих фокейских соседей. Ксенофонт, однако, утверждает, что фиванцы разожгли конфликт между Фокидой и опунтскими локрами, населяющими Восточную Локриду (Hell. 3.5.3). Оксирхинхский историк, однако, пишет, что воевали в окрестностях Парнаса, который расположен на границе Фокиды с Западной Локридой (18.2).
Схожие различия очевидны в других разделах их соответствующих текстов. Возможно, самые вопиющие примеры появляются в их рассказах о битве при Сардах в 395 году до нашей эры. Здесь Ксенофонт пишет, что персидский сатрап Тиссаферн избегал конфликта, оставаясь внутри города (3.4.25). Напротив, ОЭ, которой следует Диодор, утверждает, что Тиссаферн фактически присутствовал в битве (Hell Oxy. 12.1-2, Diod. 14.80.2-5). Здесь одно из нескольких основных расхождений, которые также включают маршруты, которыми следуют обе армии до их встречи, и спартанскую засаду, которой нет у Ксенофонта. Кроме того, сообщения различаются в отношении подробностей распорядка битвы, вроде присутствия Ксенокла в качестве спартанского командира и того, атаковала ли сперва конница или пехота. Что касается самой схватки, то Диодор, похоже, следовал Оксирхинскому историку, за исключением несколько мелких деталей.
С другой стороны, существует множество соответствий между Библиотекой и ОЭ, многие из которых прямо противоречат описанию в Ксенофонтовом описании греческих дел. Вышеупомянутое описание битвы при Нотии является достаточным доказательством этого явления. Сообщения всех трех авторов соглашаются об общем ходе и исходе битвы: афинский командир Антиох плывет с несколькими кораблями в Эфес, сталкивается с Лисандром, и в результате происходит крупная морская схватка. Тем не менее, они явно демонстрируют достаточно различий, чтобы можно было определить, какой текст в конечном итоге предоставил источник для Библиотеки. Диодор и Оксирхинский историк согласны с количеством афинских триер в сражении, а также их конечными потерями (Diod. 13.71.2-4, Hell. Oxy. 4.1-4). У них также упоминается о потоплении корабля Антиоха, что Ксенофонт опускает. Он также утверждает, что Лисандр вызвал весь свой флот, заметив наступление афинских подкреплений; у Диодора и ОЭ афиняне посылают свои суда, видя приближение всего спартанского флота. Хотя они согласны с большинством вопросов, есть свидетельство того, что Библиотека не передала всю информацию из этого источника. Диодор опускает тот факт, что спартанцы после битвы поставили трофей, о котором упоминают как Ксенофонт, так и Оксиринхский историк. Это, однако, является относительно незначительным моментом по сравнению с их очевидными различиями.
Следовательно, кажется, что работа Оксиринхского историка оказала существенное влияние на эту часть сообщения Диодора; наиболее вероятным объяснением является то, что это результат консультации Эфора с этим текстом. К сожалению, в фрагментах «Историй» сохранилось слишком мало соответствующего сообщения, чтобы подтвердить этот момент. Возможно, самая близкая связь между их работами заключается в том, что все трое упоминают афинского морского офицера Гиеронима, который служил у Конона (F 73, Diod. 14.81.4, Hell. Oxy. 15.1). Его имя не фигурирует в Элленике Ксенофонта.
Выбор Эфором ОЭ может иметь большое значение. Если эта работа демонстрировала какие–либо особые отличительные качества, это может помочь объяснить, почему он оказал предпочтение этой работе. Однако, нелегко выявить какой–либо конкретный уклон, политический или иной, со стороны Оксиринхского историка. Предположение Брюса о том, что работа была проолигархической и филолаконской, проблематична даже по его собственному признанию. Изображение ОЭ противодействий афинской аристократии Коринфской войне или даже ее более позднее предположение о том, что конфликт был спровоцирован противниками Спарты, не дает окончательного подтверждения антидемократического уклона (6.2, 7.2-3). Ее обсуждение фиванского мятежа не показывает никакого чувства предвзятости к той стороне, которая враждебна Спарте или наоборот; автор даже явно защищает сторонников демоса против обвинений в потакании афинским интересам (17.1-2). ОЭ также беспристрастно представляет Агесилая и не делает ничего, чтобы изобличать Конона и Афины.
Разумеется, несоответствия между Ксенофонтовой биографией Агесилая и ОЭ могут быть связаны с их соответствующими жанрами. Ксенофонтова хроника Агесилая была целенаправленно призвана воздать должное спартанскому царю. Известные различия, однако, также очевидны между его Элленикой и содержанием папируса. Например, Ксенофонт игнорирует неудачные нападения спартанского царя на Львиные Головы, Гордий и Милетские Стены, которые явно упоминаются Оксиринхским историком (Xen. Hell. 4.1.1, Hell. Oxy, 21.5-6, 22.3). Следовательно, если базироваться на характеристике достижений Агесилая, ясно, что в тексте последней работы не было ярко выраженного олигархического и проспартанского настроя, особенно по сравнению с другими греческими историями, описывающими тот же период.
Обсуждение политических вопросов в соответствующих текстах значительно более плодотворно и, несомненно, помогает осветить точки зрения каждого автора по этим вопросам. Например, Оксиринхский историк и Ксенофонт спорили об обстоятельствах, связанных с формированием антиспартанского альянса в 395 году до н. э., в котором участвовали Фивы, Коринф и Аргос. У Ксенофонта альянс был спровоцирован взятками, предоставленными Титравстом и родосским агентом для лидеров в отдельных городах (Hell. 3.5.1). С другой стороны, ОЭ подтверждает, что оплата была, но заявляет, что персидскому вмешательству предшествовала враждебность по отношению к Спарте (7.2). Здесь был представлен сатрап Фарнабаз (7.5). Этот отрывок также явно критикует некоторых неназванных историков, которые утверждают, что взяточничество, а не отвращение к политике Лакедемона было ближайшей причиной Коринфской войны. Оксиринхский историк поддерживает это утверждение, указывая на случай с Тимолаем Коринфским, который ранее был проспартанским деятелем, но покинул их по частным причинам, которые не указаны (7.3). У Ксенофонта мотивом было золото, но не для афинян. Согласно ОЭ, афиняне Эпикрат и Кефал приняли персидские деньги, но и без них возбуждали антиспартанские настроения в Афинах.
Репортаж о революции на Родосе — еще одна важная точка расхождения между ОЭ и Ксенофонтом. До восстания Родос служил военно–морской базой для спартанского флота Фаракса и его операций в восточном Средиземноморье. Отсюда он отправился блокировать Конона и персидский флот в Карии, прежде чем их оттеснили подкреплениями. Впоследствии, летом 395 года, родосцы свергли пролаконское правительство и признали персидский флот в своей гавани. Оксиринхский историк подробно описывает это восстание, в котором правящая Диагорова фамилия и одиннадцать их политических союзников были казнены, в то время как ряд других граждан были изгнаны повстанцами (15). Вместо олигархического режима была создана демократическая полития. Все это было достигнуто благодаря предузнанию и сотрудничеству со стороны Конона, который ввел пару своих афинских офицеров для помощи восстанию. Несмотря на их участие, ОЭ указывает, что восстание пользовалось широкой поддержкой среди населения. Ксенофонт, со своей стороны, не упоминает об этом восстании, хотя он описывает олигархическую контрреволюцию в 391 году. (4.8.20-25). Этот рассказ также интересно относится к родосцам, которые были изгнаны демократами и отправились в Спарту за помощью.
В результате мы можем подтвердить, что в фрагментах, которыми мы обладаем, Эфор игнорировал ксенофонтову Элленику, несмотря на ее доступность и ценность в качестве источника. Это противоречит тенденциям, которые мы видели в его обработке других материалов. В каждом другом случае, когда существенные остатки главного автора сохранились, в «Историях» есть некоторые следы их влияния. Тем не менее ясно, что ксенофонтова Элленика оказалась исключением из этого правила. По мере продолжения этого расследования нам нужно будет определить, какие факторы сделали историю Ксенофонта непригодной для включения в «Истории». К сожалению, мы не можем надеяться объяснить эту кажущуюся несогласованность без дальнейшего анализа методов и намерений Эфора при составлении его работы, но это будет задачей следующих глав, которые в конечном итоге включат рассмотрение его изображения Греции четвертого века.