Глава 1: Чтение Эфора

Хотя testimonia и fragmenta содержат значительное количество текста, оно представляет собой бесконечно малую долю изначального объема «Историй». Из первоначальных тридцати книг у нас есть только несколько цитат, резюме и комментариев, найденных в других древних произведениях. Вся информация, которой мы обладаем, получена из отдельных частей текста, выбранных читателями Эфора. Мы должны определить, как воздействие этих посреднических работ повлияло на портрет Эфора, который дошел до современной науки. Это намного усложняет ситуацию, чем если бы его сообщения были сохранены неповрежденными или даже одним автором.
К сожалению, мы не можем рассматривать остатки «Историй» как если бы они были просто дословными отрывками из всей работы. Использование коллекции Якоби не эквивалентно чтению папируса, который сохраняет прямую копию текста. Скорее, мы вынуждены полагаться на последующие публикации писателей и наблюдения, основанные на работе Эфора. Это упражнение, естественно, чревато огромными трудностями. Мы должны признать, что у его читателей были разные причины использовать его писанину в контексте собственного исследования — всегда есть возможность, что они искажали работу Эфора в своих целях. В дополнение к возможности избирательной цитаты, любое современное исследование должно также признать, что на некоторые вопросы может быть дан ответ только неповрежденным, оригинальным произведением. Поэтому масштабы этого расследования будут ограничены этими факторами. Любое исследование о фрагментах Эфора будет отличаться не только от чтения хорошо сохранившегося автора, но и от других, фрагментарных историков, поскольку остатки каждого из них сохраняются в их собственных уникальных контекстах. Нам нужно будет определить конкретные границы эфоровых фрагментарных свидетельств прежде чем продолжить это исследование.

Чтение фрагментарных историков

Без надлежащей осторожности результат любой попытки прочитать эти фрагментированные работы будет предсказуемо катастрофическим. Хотя было бы заманчиво брать каждый фрагмент по номиналу, ученые должны осознавать проблемы, присущие этому исследованию. Анализ любого фрагментарного историка требует от читателя оценки содержания каждой цитаты, а также окружающего текста, из которого цитируются фрагменты. К сожалению, ничто не изменит того факта, что доверие к любому пассажу Эфора полностью зависит от множества авторов, которые цитируют его в контексте своих специфических жанров. В следующем разделе мы оценим влияние, которое исходные авторы оказывают на содержание эфоровых фрагментов.
Первым шагом в этом процессе является определение надежности матрицы, содержащей информацию. Прежде всего, мы должны убедиться, что работы Эфора не искажались грубо и преднамеренно более поздними авторами. Было бы ошибкой, например, полагаться на Плутарха, чтобы сохранить точную картину Геродота в плутарховом трактате, осуждающем злокозненную предвзятость его предшественника. Сравнение иеремиад Плутарха с фактическим текстом показывает многочисленные расхождения между выборками из Геродота и упоминаниями в оригинале.
В своем стремлении дискредитировать историка, похоже, Плутарх был более чем готов искажать исходные материалы. Похожим образом переосмысливалось общее восприятие других древних писателей. Грин, например, экстраполирует, что репутация Ктесия, несомненно, пострадала из–за конкретных фрагментов, которые подчеркивали самые жуткие подробности; Грин предполагает, что они могут не соответствовать общему смыслу рассказа. Если так обстояло в случае с Ктесием и другими авторами, многие из предположений, сделанных из фрагментарных историков, должны быть без церемоний отброшены.
Однако, в то время как Эфор действительно подвергается критике, то в отличие от Тимея или Фриниха Эфор редко атакуется в полемике со стороны преемника, и обычно с подтверждением свидетельств, как, например, у Страбона в F 31b, у Диодора в F 65e, у Полибия в F 148. Отсюда, у нас, вероятно, мало причин опасаться того, что текст, содержащийся в фрагментах, был нечестно передан из–за недоброжелательности его читателей.
Тем не менее расхождения между Эфором и его посредниками не обязательно были преднамеренными. Мы также должны быть обеспокоены менее частой, хотя и более трудной для обнаружения возможностью возникновения ошибок в процессе передачи.
Хотя не кажется, что читатели Эфора откровенно и целенаправленно искажали его тексты, они явно выбирали самые ценные из них для своих исследований. Так что сначала необходимо будет разгадать рассуждения и деконструировать комментарии более позднего автора. Это возможно только после анализа окружающей матрицы. Только после принятия этих мер предосторожности следует использовать фрагменты в исторической науке.
Поэтому чтение фрагментарных историков влечет за собой неотъемлемо опасную задачу. Ни при каких обстоятельствах не следует полагать, что эти ссылки содержат подлинную передачу слов Эфора. Резюме его аргументов написаны под стиль другого автора, и даже прямые цитаты его произведений намеренно извлекаются из их первоначального контекста. Тем не менее, никогда не удастся по–настоящему отделить фрагмент от его матрицы.
Трудность интерпретации исторических фрагментов признавалась даже во время публикации собрания Якоби. Еще в 1943 году Пирсон с некоторым успехом попытался установить предостерегающие параметры для изучения фрагментов. Интересно, что он сравнивает чтение этих отрывков с изучением надписей. Прежде чем делать какие–либо выводы, мы должны сначала осознать потенциальную ненадежность любого из этих отрывков. Эти критерии включают интересы и предубеждения источника, сохраняющего фрагмент, а также религиозные, политические или культурные убеждения фрагментарного автора.
Изучение фрагментов значительно продвинулось в последующие десятилетия. Одним из наиболее важных примеров прогресса является частая классификация фрагментов по отдельным категориям. В результате наши отрывки можно разделить на две группы. Во–первых, мы нередко обладаем образцом исходного текста либо в виде прямой цитаты, либо из папируса. Кроме того, мы чаще имеем намеки на потерянных историков, которые перефразируют содержание их работы. Однако, было бы слишком оптимистично полагать, что мы можем определить фактическую точность этих потерянных историков, когда мы не сможем решить вопрос для многих авторов, чьи работы сохранились. Мы также не можем полагаться на мнение древних авторов, оценивавших достоинства этих текстов. Они часто либо смотрели на своих предшественников как на соперников, либо оценивали работы по стилистическим качествам, которые ценили их сверстники. Кроме того, практически невозможно обсуждать литературные достоинства этих фрагментарных текстов только с ограниченным образцом оригинального материала. Следовательно, на вопросы об устройстве и структуре невозможно ответить без дополнительных свидетельств. Что же можно получить от изучения фрагментарных историков? Хотя невозможно проанализировать остатки их произведений как литературу, мы можем надеяться получить некоторое представление об отношении этих писателей к отдельным персонажам, их взглядах на историографию, а также о наблюдениях за их современным миром общества и политики.
Слишком часто ценность этого рода исследований снижалась ожиданиями исследователей от этих фрагментарных работ. Из–за неполноты текстов ученые рискуют активно навязывать свои собственные интерпретации фрагментов. С этой целью Брант совершенно справедливо указывает, что мы должны быть осторожны в наших оценках. Есть многочисленные ловушки, ожидающие чрезмерно напористого исследователя. Помимо ограниченного количества свидетельств, оставшееся содержимое не может быть репрезентативным для всей работы. Историки часто цитировались за их литературные заслуги, дидактическую ценность или любой другой аспект, который, возможно, заинтересовал более поздних читателей, как, похоже, имело место с Полибием, Excerpta Antiqua из труда которого сознательно избегают политической теории из–за интересов более поздних комментаторов. Совершенно очевидно, что и остатки работы Эфора непропорционально отражают схожие жанры.
В то время как мы всегда должны осознавать тот факт, что этих фрагментов нет, мы не должны забывать, что они когда–то были. Было бы ошибкой отказаться от всякой надежды и посмотреть на остатки этих работ как на простые сноски в сохранившихся текстах. Наоборот, мы должны попытаться проанализировать эти материалы для доказательства более широких историографических мотивов. Хотя мы, возможно, не сможем расшифровать огромное количество конкретных данных, мы должны сосредоточить наши усилия на попытке получить как можно больше информации об историках и их трудах, не отговариваясь состоянием сохранности.

Фрагменты Эфора

Учитывая эти оговорки, мы перейдем к вопросу о том, насколько верно эти отдельные авторы передали содержание «Историй». Осколки Эфора, собранные Якоби, взяты из широкого спектра опосредованных источников, немногие из которых были написаны в течение двух столетий карьеры Эфора. Излишне говорить, что есть существенные шансы, что эти авторы, возможно, не передали достоверно содержание своих источников, и поэтому мы должны перепроверить их с помощью других фрагментов. Однако необходимо также проанализировать их конкретные методы использования своих источников и рассмотреть вопрос о том, как примирить эти разрозненные точки зрения в последовательном взгляде на работы Эфора. Необходимо будет, насколько это возможно, определить, насколько последовательно каждый из этих авторов сохранил тексты Эфора и тип информации, который они у него искали. Более сорока фрагментов взяты из заметок различных схолиастов, но большинство отрывков подлиннее и поинформативнее происходит из более известных авторов. Следовательно, должно по возможности сделать некоторые общие выводы об их использовании Эфора.
Истории Эфора, в особенности книги четыре и пять, предоставили значительное количество географической информации для писателей в поздней древности. Например, всеобщая история из 144 книг, составленная Николаем Дамасским, широко использовала Эфора для географических и этнографических разделов (70 F 1=90 F 83, 70 F 42=90 F 104, 70 F 116=90 FF 31-34, 70 F 131=90 F 105, 70 F 132=90 F 109, 70 F 147=90 F 103a, 70 F 161=90 F 103h). К сожалению, этот массивный текст разделил судьбу «Историй» Эфора и сохранился лишь в фрагментах. Подобным образом энциклопедия Стефана Византийского пятого века использовалась Эфором и вносит самый большой вклад в собрание Якоби, в общей сложности пятьдесят девять свидетельств и фрагментов. Характер его работы диктует тип материала, в котором Эфор обычно используется как авторитет для перечисления непонятных городов и народов. Однако общее количество цитат может дать завышенное впечатление о стоимости фрагментов. Подавляющее большинство этих записей довольно кратки и содержат ограниченный объем информации. В дополнение к минимальной длине цитат Стефан разрабатывает «Истории» в целях определения записи. Сами записи не дают практически никакой информации об их более широком контексте в Эфоре. Например, Стефан непосредственно цитирует пятую книгу «Историй» при описании города Халисии: «Халисия, город в Ливии. Эфор в пятой книге: «плывущему от них (встретится) город под названием Халисия». Есть еще один у Понта, город амазонок, основанный халисиями» (F 52). Хотя Стефан делает попытку ссылаться на Эфора, он не дает никакого намека на более широкий контекст, в котором информация появилась в его источнике. Итак, эфоровы секции Стефана обычно полезны только в той мере, в какой они разъясняют более существенные отрывки, полученные от других авторов.
Помимо общей поверхностности этих фрагментов, есть также важные вопросы относительно точности записей. Естественно, мы должны быть подозрительными, учитывая особенно позднюю дату работы Стефана. В течение прошедших столетий было бы много возможностей для ошибок в процессе копирования полных «Историй». Ошибки этого рода увеличились бы по важности с учетом того факта, что Эфор цитируется для собственных имен и кратких описаний, а не для длинных повествовательных отрывков. Энциклопедия на самом деле содержит множество очевидных примеров ложных или двойных записей, орфографических ошибок и очевидных неверных истолкований исходных документов. Например, наша версия энциклопедии Стефана приводит запись «Данувий, город около Рима», хотя должно значиться «Ланувий». Разумно предположить, что эти огрехи могут влиять на цитаты Эфора так же, как и на любой другой источник. Следует соблюдать осторожность при употреблении фрагментов или в попытке восстанавливать их. Стефан доставляет широкое разнообразие небольших данных, которые могут помочь исследовать Эфора на основе более полных источников.
Страбон вносит второй по величине вклад, в общей сложности сорок восемь записей, взятых из его исследования по географии. Хотя его работа извлекает большую часть того же типа информации из Эфора, что и труд Стефана, формат Страбона гораздо более благоприятствует сохранению его источника. Вместо того, чтобы приводить самый минимальный объем данных, его работа часто принимает довольно длинные отрывки, которые действуют как исторические отступления от общего текста. Вероятно, самым заметным примером этой тенденции является описание критской политии, которое Страбон берет из «Историй» (F 149 = 10.4.16-22). Он не только уделяет место в своей географии для описания обычаев, распространенных на острове, но также сравнивает их и противопоставляет учреждениям Спарты. Страбон делает так, чтобы решить исторический вопрос о том, какая сторона научила этим учреждениям другую. Во всех смыслах и другие цитаты «Историй» превышают рамки его географической работы. Де Фидио расследует, позаимствованы ли сообщения Страбона о колонизации Эолиды (13.1.3 и 13.3.3) из Эфора. Характер текста также полезен в других отношениях. В отличие от многих других читателей Эфора, Страбон не интересовался написанием полемической истории, в которой критика его предшественника способствовала бы изображению «Историй» в нелестной манере. Поэтому предмет его текста, по–видимому, функционирует как эффективный консервант фрагментов. Вообще говоря, у Страбона было сравнительно мало мотивов изменять слова Эфора через эти исторические отступления.
География Страбона содержит многочисленные примеры парафраз, а также несколько фрагментов, которые, по–видимому, взяты непосредственно у Эфора. К счастью, надежность их передачи может быть подтверждена несколькими образцами параллельных примеров. Поуналл собирает внушительный список, который также включает FF 18a-c, 30a-c, 42 и 42a, 114a-b, 131a-b, 134a-b, 137a-b, 138a-b с 139 и 148 с 149. Однако, Милнс предупреждает не предполагать, что все содержимое пассажа в Страбоне происходит из источника, который он цитирует. В своем анализе F 119 = Strabo 9.2.2-5 он предполагает, что материал в этом описании Беотии может происходить из других частей Эфора или из Даимаха. Однако, следует учитывать, что Эфор, возможно, использовал и Даимаха в качестве источника. Точность прямых цитат Страбона подтверждается Косьмой Индикопловом, географом шестого века нашей эры, который цитирует пассаж Эфора, который совпадает со страбоновым почти слово в слово. В своем тексте Страбон приводит предложение Эфора: «Земля эфиопов, похоже, простирается от зимнего восхода до зимнего заката» (F 30a = 1.2.28). Это явно укороченная форма версии в Косьме: «И она находится напротив народа эфиопов, который, похоже, простирается от зимнего восхода до самого раннего захода солнца» (F 30b).
Однако этот случай является исключением. В подавляющем их большинстве Страбон просто конспектирует содержание «Историй» Эфора. Похоже, он сделал это честно и тщательно в тех случаях, когда мы можем проверить его исследования. Возможно, самая явная демонстрация методологии Страбона происходит в сравнении с Элием Теоном (F 31=Progymn. 2 и Strabo 9.3.12). Здесь два автора приводят отрывок из четвертой книги «Историй», в которой Эфор описывает гибель Тития, жестокого владыку панопейцев. Оба автора используют одни и те же прилагательные в своем описании правителя: «насильственный» и «беззаконный». Шансы, что они пришли к этим обозначениям независимо, являются астрономическими, и ясно, что они перефразировали свои соответствующие сообщения из общего источника.
Здесь не единственная тесная параллель между сообщением Страбона и рендерингом, сохраненным другим автором. Например, анонимный автор Перипла приводит почти идентичную версию описания скифских кочевников (F 42, F 158 = Страбон 8.3.9). Даже когда Страбон не обязательно воспроизводит точный экземпляр работы Эфора, его пересказы передают первоначальные настроения довольно надежно. Многие из фрагментов, автором которых он являлся, также параллельны географическому тексту первого века до н. э. Пс.-Скимна (FF 18, 30, 131, 134, 137 и 138). Другие записи Пс.-Скимна включают T 32, FF 129b, 144 и 145. См. также FF 158-161. Помимо подтверждения вклада Страбона, здесь почти наверняка самая ценная роль, которую играет в нашем обсуждении более поздний географический текст. Подборки, переданные Страбоном, как правило, весьма информативны, и их точность часто может быть подтверждена параллельными сообщениями. Следовательно, цитаты Страбона из Эфора окажутся уникальными для любой оценки «Историй».
Из основных источников фрагментов Эфора ближе всего по времени стоит Полибий. К сожалению, его история начинает свой ход событий в конце третьего века, далеко за пределами работы Эфора. Поэтому мы должны ожидать, что Полибий будет приводить скорее его историографические достоинства и недостатки, нежели цитировать из повествовательных частей. Это подтверждается десятью записями, собранными Якоби, половина из которых входят в testimonia (TT7, 13, 18b, 20 и 23; FF 8, 110, 111, 148 и 218). Трудно определить, насколько надежно Полибий передал содержимое своего источника. По–видимому, искренне весьма уважая Эфора, Полибий часто ссылается на него в пользу Тимея, чью работу он неоднократно высмеивает (T 7, FF 111, 218). Здесь репутация Эфора может в некотором смысле пострадать от позитивной дискриминации. Также важно учитывать, что события, записанные Эфором, вообще не имели никакого отношения к тексту Полибия. Основное исключение из этой тенденции имеет место в длительном экскурсе Полибия о критской политии, о которой упоминается в его обсуждении форм правления (F 148 = 6.45.1-46.10). Здесь он критикует Эфора, Ксенофонта, Каллисфена и Платона за их мнения, что государства Крита и Спарты были смоделированы по одной и той же схеме. В то время как Полибий осторожно перечисляет причины несогласия с их коллективным суждением, его анализ дает подробный набросок их аргументов. Как и в других случаях, прежде чем использовать Эфора, мы вынуждены полагаться на репутацию точности и справедливости Полибия, что, конечно, должно быть уравновешено его ролью в полемике Полибия против Тимея.
Теперь о Плутархе. Учитывая его широкие познания в греческой литературе, несколько удивительно, как редко херонеец цитирует Эфора в своих работах. Его труды хранят только шестнадцать фрагментов и два свидетельства в собрании Якоби (TT 6 и 21; FF 187, 189, 190, 192, 194, 195, 200, 205-207, 210, 213, 219, 220, 221a и 226). Он, конечно, писал в нескольких разных жанрах, два из которых особенно актуальны для этого исследования. Пара фрагментов взята из трактата «О злокозненности Геродота», который довольно обильно цитирует историков и, предположительно, с обдумыванием. Можно также предположить, что это было самым усердным исследованием из всех работ Плутарха. Поскольку его тезис опирается на развенчание конкретных аргументов в Геродоте, сила дискурса может легко подрываться из–за искажения его источников.
То же эссе, однако, несколько раз неверно цитирует Геродота (856F, 857A, 868F, 872B). Конечно, эти ошибки могут быть вызваны стремлением автора оспаривать свою цель. Последствия, тем не менее, являются тревожными при предположении, что в этой работе Плутарх так же вольно обращался и с другими материалами. Из двух эфоровых фрагментов из этого текста один из них прямо цитирует «Истории» (F 189 = De Herod. malign. 5). Другой дает определенное количество судов, записанное в «Историях» (F 187 = De Herod. malign. 36). Понятно, что при написании этой диатрибы у Плутарха была копия работы Эфора.
Хотя широкий фронт против Геродота возможно не представлял всю его работу, кажется, что Плутарх часто не имел перед собой исходных текстов, легко доступных для цитирования. Это особенно заметно в Жизнях, из которых извлекается большинство его эфоровых фрагментов. Поскольку Плутарх не всегда напрямую ссылается на свои источники, необходимо порассуждать о том, как он проводил свои исследования. Осколков Эфора, сохраненных биографом, недостаточно для того, чтобы извлечь какие–либо надежные определения. В лучшем случае только два из фрагментов имеют параллели в других текстах, ни один из которых не дает убедительных свидетельств при перекрестной проверке. И Плутарх, и Климент Александрийский описывают убийство Тимолеонтом своего брата (F 221 = Plut. Тim. 4, Clem. Alex. Strom. 1.135.1). В своих сообщениях оба автора заявили, что при этом акте его сопровождал провидец, которого Феопомп называл Сатиром, а Тимей и Эфор именовали Орфагором. К сожалению, Климент не дает никакой информации, поэтому мы можем очень мало сказать о точности цитат Плутарха на основе этого фрагмента.
Единственной возможной параллелью является описание атаки Кимона на персидские силы при Эвримедонте (F 192 = Cim. 12). Оно возможно частично совпадает с сохранившимся фрагментом папируса, содержание которого является предметом спора (F 191). Результаты опять слишком неоднозначны, чтобы сказать что–то определенное о методах Плутарха. Излишне говорить, что эта тема будет подробно рассмотрена ниже. Фрагменты, взятые из корпуса Плутарха, должны оцениваться особо тщательно с учетом авторской методологии. В результате будет чрезвычайно сложной задачей подтвердить, насколько точно цитируются цитаты, взятые биографом у Эфора, хотя у нас нет свидетельств того, что он отвергает их как откровенные искажения.
«Дипнософисты» Афинея обычно предоставляют плодовитый и ценный источник фрагментарных историков, которые приводятся докладчиками диалога. Многие из цитат, взятых из историков, описывают курьезы, упомянутые для их соответствия этому интеллектуальному упражнению. Большая их доля довольно пространна, и многие, похоже, были скопированы напрямую. Отсюда Афиней обладает уникальным и важным местом в изучении потерянных авторов. Тем не менее, его работа заметна очевидным отсутствием интереса к Эфору. В то время как он обеспечивает более половины фрагментов, приписываемых Агафархиду, и значительные порции Дуриса и Филарха, Афиней упоминает Эфора относительно редко. По–видимому, Эфоровы сюжеты не были настолько востребованы в отличие от более сенсационных и заслуживающие внимания писаний Феопомпа. Только восемь из отборов в тексте Якоби взяты из Афинея (FF 11, 29, 48, 54, 71, 96, 180, 183), хотя половина из них, по–видимому, является прямыми цитатами (FF 29, 54, 71, 96). Однако их содержание предоставляет непропорционально ценную информацию об историографических методах и интересах Эфора. В частности эти цитаты затрагивают широкий круг тем, отражающих характер работы Афинея, включая критское рабство, древнюю войну в Мантинее и моральные недостатки Деркилида (FF 29, 54, 71). Кроме того, длинный отрывок, в котором обсуждаются Дельфы, из тридцатой книги, вероятно, был написан Демофилом (F 96). Во всех случаях перефразирования краткие ссылки на Эфора аккуратно граничат с намеками на других авторов и легко отличимы от окружающего текста.
Тем не менее, необходимо, насколько это возможно, определить, насколько надежны эти отрывки из «Историй». Афиней долгое время считался очень точным переписчиком своих исходных материалов. Хотя вариации, как правило, происходят между версиями в Афинее и в других источниках, которые сохраняют соответствующие материалы в виде как прямых цитат, так и парафраз, расхождения не имеют большого значения и практически не влияют на общий контент. Большинство различий в цитатах касаются либо словарного запаса, либо усечений парафраз, что гораздо важнее для изучения методов Афинея, чем это исследование. Хотя мы должны признать эти недостатки в наших рукописях, никто не в состоянии предположить, что Афиней преднамеренно фальсифицировал содержание своих источников. Возможно, самым важным примером этой гипотезы является его описание смерти Клеомена, взятое у Геродота: «О том, что Клеомен Лакедемонский пил несмешанное вино, уже сообщалось; о том, что он убил себя мечом от пьянства, написал Геродот» (Athen. 10.436 ef, Hdt 6.84). Геродот же пишет, что спартанский царь перенял скифские привычки в употреблении алкоголя, который, по словам лакедемонян, свел его с ума. Его судьба также была результатом его нечестия и последующего наказания от богов. Конечно, эта цитата редактирует содержание, взятое из Геродота, для сосредоточения на обсуждении пьянства. Однако, Афиней не фальсифицирует информацию из своего источника, и мы можем питать к версиям эфоровых фрагментов в Дипнософистах с относительное доверие.
«Библиотека» Диодора Сицилийского является еще одним существенным источником эфоровых фрагментов. Из огромной работы у нас есть только пятнадцать из первоначальных сорока книг. Нам посчастливилось иметь книги с первой до пятой, которые содержат наблюдения Диодора по историографии и охватывают этнографию и географию, а также с одиннадцатой по двадцатую, которые обсуждают историю с 480 по 302 г. до н. э. Работа Эфора была особенно ценным источником для секций, содержащихся в сохранившихся разделах Библиотеки. Диодор конкретно упоминает его в семнадцати testimonia и fragmenta (TT 8, 9a, 10, 11, 16. FF 58d, 65e, 70, 104, 109, 196, 201-204, 208, 214). Эти записи варьируются от историографических наблюдений до нескольких длинных отрывков, явно основанных на работе Эфора.
Трудно определить использование материалов Эфора на протяжении всей диодоровой работы, но можно рассмотреть те немногие места, где его работа цитируется однозначно.
В четырех отдельных случаях при обсуждении карфагенских кампаний на греческой Сицилии Диодор представляет данные о размерах армий как из Эфора, так и из Тимея в качестве возможных альтернатив (FF 201-204). К сожалению, из этих фрагментов можно получить немного информации. Как правило Диодор принимает цифры только одного историка для каких–либо конкретных обстоятельств. В другом случае он приводит краткое изложение рассказа Эфора об убийстве Ясона из Фер, хотя он противоречит большинству точек зрения неназванных историков (F 214). Викершэм утверждает, что этот фрагмент указывает на то, что Диодор дополнял Эфора другими текстами. Но гораздо вероятнее, что он либо ссылался на другие источники, упомянутые Эфором, либо просто напоминал о существовании других сообщений без непосредственного их использования. Это также объясняет F 70, где Диодор кратко заявляет, что он считает, что Фарнабаз убил Алкивиада, чтобы удовлетворить спартанцев, но тем не менее приводит пространное изложение версии Эфора. Однако, когда он не согласен с Эфором, Диодор совершенно явно выражает свои настроения. Что касается методологии, то он не согласен с решением кимейского историка об изъятии мифологических материалов из хода своего повествования (T 8), Диодор явно противоречит фрагментам еще в двух случаях. Сначала он отрицает утверждение Эфора о том, что варвары существовали раньше греков (F 109 = 1.9.5). При обсуждении наводнения Нила Диодор объясняет, что Эфор полагал, что ежегодные осадки происходят из–за выброса подземных вод в течение лета (F 65e = 1.37.4) и отвергает объяснение Эфора о подъеме реки.
Его рассказ, как представляется, описывается без искажений, несмотря на откровенную критику Диодора. Разумно сделать вывод, что в тех случаях, когда он придирается к Эфору, Диодор прямо заявляет о своих возражениях и одновременно приводит верный пересказ из «Историй». Помимо его рассказа о наводнениях Нила, мы также располагаем достаточным материалом для проверки эфорова отрывка Библиотеки, где автор рассказывает о том, как Эврибат предал Креза и ушел к персам (F 58d = 9.32). Из–за этого проступка, пишет Диодор, имя Эврибата стало синонимом предателей. Гарпократион рисует ту же картину с подробностями, что имя Эврибата превратилось в повод для измены (F 58a). Похоже, что историческое сообщение и лингвистический комментарий появились у Эфора. Поэтому в тех немногих местах, где мы можем проверить надежность Диодора, он точно сохраняет содержание Эфора, даже когда критикует его писанину.

Диодор и его тексты

Эти случаи, тем не менее, предоставляют относительно небольшую информацию по сравнению с существующим содержанием Библиотеки. Хотя они полезны сами по себе, они вносят довольно незначительный объем данных, из которых мы можем делать лишь ограниченные наблюдения. Однако наше знание работы Эфора не должно ограничиваться только фрагментами. Диодор, несомненно, принял большую часть своего повествования из «Историй» и просто не упомянул о своем источнике. Если бы можно было определить, какие сегменты текста были воспроизведены из его работы, диапазон и ценность наших свидетельств значительно увеличатся.
Как упоминалось во введении, в стилистике девятнадцатого и начала двадцатого веков доминировали именно эти вопросы. Эти исследования пришли к общему выводу, что сохранившиеся части текста Диодора состояли из конгломерата произведений, которые сейчас существуют только в фрагментарной форме. Эти книги особенно открыты для источниковой критики, благодаря чему исходные тексты для любого данного раздела могут быть определены с различной степенью точности. Прежде чем включать любой раздел Диодора в качестве свидетельства в наше обсуждение, необходимо будет определить, возможно ли даже отличить «эфоровы» разделы в повествовании Библиотеки. Тем не менее, мы обнаружим, что Эфор был основным источником Диодора для разделов греческой истории в книгах 11-15, и что никакие другие тексты непосредственно не использовались в их составе.
Для целей нашего расследования это исследование является средством достижения цели и будет сосредоточено только на аспектах, которые могут содержать лишь материалы Эфора. Любое внимание, уделяемое использованию других историков Диодором, выходит за рамки этого исследования, если оно не связано с его использованием Эфора. Поскольку он закончил свои «Истории» разграблением Перинфа, ни один из его повествовательных материалов не появился бы после шестнадцатой книги Диодора, где это событие записано (T 10). Поэтому любая анонимная транскрипция повествования Эфора должна была произойти до этого момента.
Точно так же использование Диодором Геродота должно прекратиться с его рассказом об осаде Сеста, запись о которой в Библиотеке была конечной точкой геродотовой работы (11.37). Его текст, наряду с текстами Фукидида и Ксенофонта, является одним из трех неповрежденных произведений, начинающихся с обсуждения Диодором греческой истории, собственно, после шестой книги. Прежде чем пытаться найти следы Эфора в Библиотеке, необходимо будет также убедиться, что Диодор не взял свое сообщение непосредственно из любого из этих известных текстов. Кажется, что у Диодора были, по крайней мере, косвенные знания о содержании Геродота, чьи фантастические рассказы он критикует в 10.24.1. Фактические сравнения с его текстом дают смешанные результаты, причем Диодор несколько раз разнится с Геродотом в виде как правило небольших отклонений, например, в Библиотеке самыми ударными частями персидского флота при Артемисии являются сидоняне, а не египтяне, как у Геродота (Diod. 11.12.3, Hdt. 8.17).
Есть гораздо больше случаев согласия между Диодором и Фукидидом в сохранившихся частях Библиотеки. Диодор был хорошо знаком с работой Фукидида, так как он хвалит его точность в начале своего собственного текста (1.37.4). Это наводит на размышления, но отнюдь не гарантирует того, что его текст был прямо поглощен Библиотекой. Повествовательное содержание этих книг следует Фукидиду довольно близко. Кроме того, Рубинкэм указывает на несколько примеров близких словесных параллелей между Фукидодом и Диодором. Например, мы можем видеть сходство в их описаниях победы коркирян над коринфянами во время спора об Эпидамне. Фукидид заявляет, что после капитуляции Эпидамна коркиряне казнили всех пленных, кроме коринфян, которых они содержали в тюрьме (1.30.1). Сходство в сообщении Диодора легко увидеть: «Но коркиряне выступили против них с восемьюдесятью триерами, одержали победу и, принудив эпидамнян к капитуляции, казнили всех пленников, за исключением коринфян, которых заковали в цепи и посадили в темницу» (12.31.2). Другие примеры: Diod. 12.34.2=Thuc. 1.58.2, Diod. 12.68.1-2=Thuc. 4.102.1-3, Diod. 12.68.6=Thuc. 4.110.1, Diod. 12.76.3=Thuc. 5.32.1.
Однако соответствие Диодора с Фукидидом ни в коем случае не является гарантией его прямого использования текста. В этих разделах Библиотеки очень мало что можно было бы считать «фрагментом» Фукидида. Диодор записывает хронологическую точку, с которой Фукидид начал свою работу, и рассказывает, что Феопомп начал свою Элленику в тот момент, когда завершилось сообщение его предшественника (12.37.2, 14.84.7). Ни один из этих случаев не говорит о том, что Диодор работал с настоящим текстом Фукидида. Хотя многие из повествовательных событий хорошо сочетаются в обоих авторах, распорядок контента — это совсем другое дело. Фукидид пишет в анналистическом формате, а Диодор — нет. Следовательно, Библиотека перестраивает синхронный формат Фукидида в стиле, организованном kata genos (по народам). Хотя о структуре «Историй» Эфора мало что можно сказать с какой–либо степенью уверенности, мы можем, по крайней мере, сказать, что они были написаны не анналистически, и повествование разделялось по темам. Следовательно, материалы Фукидида были перегруппированы в какой–то момент либо Диодором, либо источником–посредником. Самое главное, у нас есть четкие свидетельства того, что в этих разделах Диодор не следовал исключительно Фукидиду. Сразу же после упоминания о том, как Фукидид начал рассказывать о Пелопоннесской войне, Диодор приводит о происхождении конфликта длинный экскурс, который он приписывает Эфору (F 196 = 12.38-12.41.1). Для этого раздела мы вынуждены признать, что Диодор либо переключился между источниками, либо просто объяснил, что он следовал версии Эфора.
Относительно последующего периода у нас есть две сохранившиеся истории, которые передали части непрерывного повествования: «Элленика» Ксенофонта и «Оксиринхская Элленика». Для наших нынешних целей достаточно сказать, что между подробностями в повествованиях Оксиринхского историка и Диодора есть несколько заметных соответствий. Например, мы можем видеть в их рассказах о битве при Мегаре, что оба они сообщают, что двадцать лакедемонян были убиты, и афиняне преследовали только мегарцев:
«Лакедемоняне … затем отступили к холмам. Со своей стороны, афинские солдаты не гнались за ними, но, преследуя мегарян … по дороге, ведущей в город, перебили большое их число. И после этого, когда они разорили регион и вернули по соглашению трупы мегарян и лакедемонян, поскольку около двадцати из последних погибли, они возвели трофей и возвратились домой» (Hell. Oxy. 1.1).
«В то время пока происходили эти события, мегаряне захватили Нисею, бывшую в руках афинян. Афиняне тотчас же послали против них Леотрофида и Тимарха с тысячей пехотинцев и четырьмястами всадниками. Мегаряне вышли против них во всеоружии с присоединившимся к ним сицилийским контингентом и, направившись навстречу врагу, расположились у подножия высот, называемых Керата. Афиняне доблестно сражались и обратили противника в бегство, хотя тот значительно превосходил их числом. Мегаряне потеряли много народа, у лакедемонян же было только двадцать убитых, ибо афиняне, возмущённые захватом Нисеи, не преследовали лакедемонян, но в гневе на мегарян убивали именно их» (Diod. 13.65.1-2).
Существует еще несколько близких словесных совпадений между соответствующими повествованиями в каждом тексте: Hell. Oxy. 1=Diod. 13.65, Hell. Oxy. 4=Diod. 13.71, Hell. Oxy. 9.2=Diod. 14.79.8, Hell. Oxy. 11=Diod. 14.80.1-4, Hell. Oxy. 12=Diod. 14.80.5, Hell. Oxy. 13=Diod. 14.80.6-8, Hell. Oxy. 16.1 and 18=Diod. 14.81.1, Hell. Oxy. 19=Diod. 14.81.4-6. Эта тема будет подробно обсуждаться в главе 2. Библиотека просто суммирует многие особенности битвы в типично диодоровских формулах: «Афиняне доблестно сражались и обратили противника в бегство, хотя тот значительно превосходил их числом». По–видимому, автор Библиотеки принял цепь событий Оксиринхской Элленики, но изложил повествование своими словами. Однако было бы ошибкой утверждать, что эти тексты прекрасно отображают друг друга. Диодор обычно внимательно следит за ходом событий, но тем не менее есть несколько диссонансов. Хотя мы не находим какой–либо противоречивой информации, в нескольких местах он включает содержание, которое не упоминалось в непрерывных частях папируса, а именно некоторые подробности в битвах при Нотии, Мегаре и Сардах. Например, в рассказе о битве при Мегаре Диодор включает объяснение мотивов комбатантов, которые не представлены Оксиринхским историком. Кроме того, в Библиотеке сообщается, что до схватки при Сардах спартанские силы разорили сады Тиссаферна (14.80.2). Учитывая эти подробности, разумно сделать вывод, что Диодор не использовал Оксиринхскую Элленику напрямую; скорее, он использовал текст, на который она сильно повлияла.
Совершенно очевидно, что ксенофонтова Элленика не использовалась в Библиотеке. Например, мы видим, что эти два сообщения расходятся по основным моментам, включая мотивы Фебида по захвату Кадмеи и отношения Спарты к своим союзникам. В других местах эти расхождения становятся очевидными, когда мы замечаем конкретные различия между их соответствующими версиями битвы при Нотии (Diod. 13.71.2-4, Hell. 1.5.10-15). Начнем с того, что их сообщения приводят разные цифры для кораблей в афинском флоте: у Ксенофонта Антиох подготовил две триеры, а Диодор и Оксиринхская Элленика говорят о десяти. В Библиотеке и у Ксенофонта также представлены описания битвы, которые не соответствуют друг другу. После того как Антиох отправил свои триеры в бой, оба автора заявили, что Лисандр двинулся на вражеские суда. Диодор, однако, указывает, что он пустил все свои корабли, а Ксенофонт сообщает, что он послал только несколько. Именно на этом этапе в Элленике на помощь Антиоху пришло больше афинских кораблей, что побудило Лисандра выпустить в ответ весь свой флот. У обоих авторов афиняне при Нотии пустили свои суда в беспорядке и были побеждены. По словам Ксенофонта, они потеряли пятнадцать триер, а Диодор сообщает, что были потоплены двадцать два афинских корабля. Это всего лишь один из многих случаев, когда ясно, что Библиотека не опирается на информацию из ксенофонтовой Элленики. Следовательно, события с 411 года должны были быть взяты из источника, которого больше не существует. На этом этапе расследование должно перейти от разумных вероятностей к предположениям.
Из–за определенных соответствий между Библиотекой и фрагментами уже давно утверждается, что книги от одиннадцати до пятнадцати были зависимы от Эфора за их материал, охватывающий историю Греции и восточного Средиземноморья. Эта гипотеза была впервые предложена Фольквардсеном в 1868 году и позже распространена Шварцем в его работе для Паули–Виссовы. В 1911 году во время обсуждения папируса, приписываемого Эфору, Гринфелл и Хант смело предсказали, что «Диодор был писателем очень незначительной оригинальности, и будущий издатель фрагментов Эфора сможет с уверенностью включить львиную долю книги 11 Диодора». Основа этого общего аргумента состоит из впечатляющего списка соответствий между фрагментами Эфора, сохранившимися не у Диодора, и текстом Библиотеки. В результате, присутствие Эфора в этих разделах абсолютно неоспоримо.
Наши расследования чрезвычайно упростились бы, если бы мы могли просто предположить, что все сказанное Диодором о греческой истории в этих частях его работы было не более чем перефразировкой Эфора; это позволило бы нам использовать разделы Библиотеки, как если бы они были эпитомами. Однако было бы весьма неосмотрительно предъявлять это требование без поддержки в виде свидетельств в тексте, так что не обойдется без трудностей. Первым шагом в этом исследовании будет изучение Библиотеки на предмет любых стилистических различий, которые предполагают, как Диодор перемещался между своими источниками. Несмотря на то, что повествование было взято из множества текстов, созданных очень разными авторами, состав сохранившегося текста представляется однородным. Исследование Палма показывает, что Библиотека была написана стабильным эллинистическим языком и стилем как у Полибия, Дионисия или Агафархида. Кроме того, мы можем отбросить мнение о том, что стиль Эфора можно выявить путем чтения Диодора. Хотя Палм ограничивает свое исследование неповрежденными книгами, доказательства этого метода появляются во всех фрагментах работы Диодора. Заимствуя свой рассказ из ряда источников, Диодор не передавал свои материалы в их оригинальном стиле.
В то время как книги 11-15 Библиотеки, несомненно, включали в себя значительный объем материала, взятого у кимейского историка, остается также доказать, был ли он единственным источником для греческой истории в этих разделах. К сожалению, у нас нет достаточных внешних свидетельств для подтверждения этого тезиса, поскольку одних фрагментов недостаточно для его обоснования. Только сорок два из них относятся к периоду 480-362 гг. до нашей эры, и они не из Библиотеки (FF 65, 67, 71-73, 75-79, 81-88, 186-195, 197, 198, 200, 205-213 и 215-217). Не все можно считать по–настоящему соответствующими сообщениям Диодора, хотя ни один явно не противоречит его версии.
Рубинкэм делит эти фрагменты на отдельные группы, первая из которых состоит из цитат, не имеющих аналогов в Библиотеке. Этот отбор включает в себя 14 фрагментов (FF 65, 67, 72, 75, 78, 81-83, 86-88, 215 и 217). Большинство из них — топонимы или этнические идентификаторы, хранящиеся в энциклопедиях. Однако одним из исключений является сообщение в «Историях», описывающее сон Филиппа, предвосхищающий рождение Александра, что не проявляется в Библиотеке (F 217).
Вторая же группа состоит из фрагментов, которые согласуются с повествованием Диодора, но не имеют особых совпадений с его текстом (FF 71, 84, 187, 195, 200, 205, 207-209, 212 и 213). Мы видим, например, что Эфор записал, что в Спарте была попытка удалить все золото и серебро из города, но помешал Лисандр. Этот вопрос был вызван изгнанием Гилиппа после приговора ему за казнокрадство (F 205). Диодор, со своей стороны, пишет о коррупции и осуждении Гилиппа, но не говорит о спартанских усилиях запретить все деньги (13.106.8-9).
Наконец, у нас есть набор из семнадцати фрагментов, которые можно считать полными эквивалентами, содержащими множество внушительных свидетельств. Рубинкэм считает, что шесть из них несколько проблематичны по ряду причин (FF 76, 85, 193, 206, 211,216). Например, Эфор писал, что Клеандрид, отец Гилиппа, и Плейстоанакс были наказаны спартанцами за взяточничество во время вторжения в Аттику в 446/5 г. до н. э. (F 193). В своем описании вторжения Диодор не упоминает об этом инциденте и даже не называет вождей лакедемонских сил (12.6.1). Тем не менее, он заявляет в другом месте, что отец Гилиппа бежал в Фурии, когда его обвинили в получении взятки от Перикла во время Первой Пелопоннесской войны (13.106.10). Хотя фрагмент не имеет параллели в соответствующем разделе Библиотеки, Диодор похоже, взял сообщение оттуда. Итак, у нас остается одиннадцать фрагментов, которые точно соответствуют частям книг 11-15 Диодора. Они перечислены в таблице ниже:

<i>Эфор</i>

<i>Диодор</i>

<i>Содержание</i>

F 73

14.81.4

Афинский стратег Гиероним

F 79

15.12.1-2 & 15.5.4

Спарта разделила Мантинею на пять городов

F 186

11.1.4

Персидско–карфагенский альянс 480 г. до н. э.

F 188

11.27.2

Эгинцы стали лучшими при Саламине

F 189

11.54.4

Фемистокл знал о предательстве Павсания, но не участвовал в нем.

F 190

11.56.5-11.58.3

Фемистокл бежал к царю Ксерксу, а не к Артаксерксу.

F 192

11.60.5 & 11.61.3

Имена командиров и размер персидского флота при Эвримедонте.

F 194

12.28.3

Инженер Артемон помогал Периклу при осаде Самоса.

F 197

12.42.6 & 12.52.1-2

Нашествие Архидама на Аттику.

F 198

12.49.2-3

Будорий назван крепостью на Саламине.

F 200

15.32.1

Пятьсот человек в спартанской море.

 

Многочисленные параллели можно объяснить лишь частым использованием «Историй» Диодором, подтвердив тем самым, что Библиотека отображает работу Эфора в нескольких местах на протяжении книг 11-15.
Кроме того, данные свидетельствуют о том, что стандартная практика Диодора копирует большие части текста из каждого из его источников. Она проявляется в разделах, взятых из других авторов. Хорнблауэр продолжительно рассуждает о повадках Диодора в своем анализе Гиеронима из Кардии. Это расследование требует от нее изучить, как Диодор ассимилировал свои источники, что имеет важное значение и для Эфора, и для Гиеронима. Везде, где его труд можно сравнить с его источниками, очевидно, что он внимательно и в значительной степени следует своим текстам. Действительно, определенно эта техника просматривается в его оперированиях с Агафархидом. Описание Агафархидом Красного моря (сохраненное в эпитоме Фотия) почти параллельно его эквиваленту в Диодоре (3.12-48). Здесь Диодор фактически копирует сообщение, в том числе ложную ссылку на описание путешествия из Птолемаиды и утверждение, что автор просматривал царские записи в Александрии (3.41, 3.38).
Лучшее свидетельство, впрочем, происходит от Полибия, который, как считается, был источником книг с 28 до 35 Диодора. Хотя работа Диодора сохранилась только в виде выдержек в соответствующих разделах, между ними существуют достаточные параллели без предположений об использовании другого историка, кроме Полибия. Стилиану собрал существенный список, включающий Diod. 20.2=Polyb. 28.1, 27.19.13, Diod. 25.2-5=Polyb. 1.65-88, Diod. 28.5=Polyb. 16.1, Diod. 28.6=Polyb. 16.34, Diod. 29.2=Polyb. 20.8, Diod. 30.1=Polyb. 27.6, Diod. 30.5=Polyb. 27.15, Diod. 30.17=Polyb. 28.21, Diod. 30.18=Polyb. 28.18, Diod. 30.23=Polyb. 29.20, Diod. 31.5=Polyb. 30.4, Diod. 31.24=Polyb. 31.25. Рубинкэм выделяет их взаимные описания Сципиона Эмилиана как лучший пример этого явления (Diod. 31.26.4-31.27.8, Polyb. 31.22-31.28.4). Здесь Диодор сокращает сообщение Полибия примерно до половины его первоначальной длины, особенно рассказ о его отношениях со Сципионом. В своем списке добродетелей Сципиона Диодор суммирует или перефразирует гораздо более полную версию Полибия. Несмотря на несколько затруднительных мест, текст точно воспроизводит исходный материал. Диодор меняет введение в раздел, поскольку обстоятельства встречи между Сципионом и историком не имеют отношения к Библиотеке. В то время как он внимательно следит за повествованием Полибия и даже воспроизводит фрагменты текста, Диодор иногда готов переделать материал в соответствии со своим форматом. Этот процесс сохраняет повествование исходных текстов, хотя иногда редактирует его структуру. Было бы логично заключить, что те же методы применялись и при его использовании Эфор.
К сожалению, ссылки не исключают возможности, что его сообщение было также засорено, а не просто отредактировано компилятором. Обилие эфоровых фрагментов, параллельных с Диодором, отнюдь не дает убедительных свидетельств того, что «Истории» были единственным источником для книг 11-15 Библиотеки. Если какие–либо другие работы историка внесли свой вклад в эти разделы, то наш запрос не сможет воспользоваться этими книгами Диодора. Поэтому масштабы и характер заимствования Диодора имеют решающее значение для наших исследований «Историй».
Хотя ясно, что Диодор был вполне готов копировать из своих исходных текстов, остается доказать, строго ли он следовал одной работе одновременно. Рубинкэм указывает, что в отличие от последующих периодов, годы, о которых идет речь, охватывались несколькими авторами. Было бы чрезвычайно сложной задачей согласовать все разрозненные данные. Тем не менее, остается возможность, что Диодор действительно предпринял столь трудный проект. Хотя повествование о Пентеконтаэтии слишком мало для того, чтобы делать какие–либо существенные выводы, мы должны рассмотреть все возможные источники помимо Эфора. Как мы видели, невозможно, чтобы Диодор использовал Ксенофонта и вряд ли он непосредственно использовал либо Геродота, либо Фукидида в этой части Библиотеки.
Точно так же невероятно предположить, что Диодор использовал любые другие источники для своей истории Греции в книгах 11-15. В список альтернативных авторов могут входить историки вроде Каллисфена или некоторые из беотийских хронографов. Хотя мы практически ничего не знаем о Даимахе или Кратиппе, у нас есть некоторая информация о работе Каллисфена. Мы также знаем, что рассказ о Каллиевом мире, приведенный в Библиотеке, не соответствует версии Каллифена (124 F 16, Diod. 12.4.4-6, 12.26.2). Если Диодор использовал Каллисфена, то, по–видимому, нечасто. Единственная альтернатива заключается в том, что автор Библиотеки использовал источники, неизвестные современной науке.
Возможно, наиболее заметным утверждением этого тезиса является Хэммонд, который утверждает, что пятнадцатая книга была дополнена Даимахом. В обоснование этих утверждений автор заявляет, что, поскольку в фрагментах Эфора не сохранилось никаких предзнаменований, сообщение Библиотеки, должно быть, было дополнено другим источником. Хэммонд указывает на обсуждение Диодором разрушения Гелики и Буры, чему предшествовало появление кометы (15.48-49). Однако, Эфор действительно обсуждал уничтожение Гелики и Буры, которое, по его словам, предвещалось появлением кометы (F 212). Во всяком случае, наличие этого сообщения усиливает аргумент, что Эфор был единственным источником для этих разделов. Следовательно, эта предположение никоим образом не отменяет гораздо более вероятного сценария, согласно которому картины были переданы Диодору через Эфора.
В то время как в книгах 11-15 Диодор упоминает еще историков кроме Эфора, ни одна из ссылок не указывает на то, что он добывал другие тексты помимо «Историй» для своего общего повествования. В первом из этих случаев Диодор утверждает, что Фарнабаз убил Алкивиада, чтобы удовлетворить спартанцев: «Фарнабаз, сатрап царя Дария, схватил и убил Алкивиада, желая угодить лакедемонянам» (F 70 = 14.11.1). Тем не менее, Библиотека не разрабатывает этот момент; Диодор вместо этого заявляет, что Эфор оспаривал эту версию, и продолжает анализировать сообщение в «Историях»: «Но так как Эфор говорит, что была иная причина его смерти, я не буду спорить с этим источником, изложившим свою версию гибели Алкивиада». Этот фрагмент, следовательно, приводит дополнительные свидетельства того, что Диодор не использовал никаких других текстов при компиляции Библиотеки. Здесь он приводит только краткое сообщение о своей предпочтительной версии, не указывая источника для этого сообщения. В противовес он предлагает полное описание менее достоверной версии, найденной у Эфора. Самый разумный вывод состоит в том, что Диодор не использовал никаких текстов помимо «Историй» при составлении своего повествования о Греции в книгах 11-15.
Примечание. Ксенофонт игнорирует убийство Алкивиада, заявляя, что его изгнание было добровольным (Hell. 1.5.16-17 и прямо упоминает о его кончине в 2.3.42. Плутарх утверждает, что персы действовали по приказу Лисандра (Alc. 38-39). У Корнелия Непота Алкивиад пытается предупредить Артаксеркса о заговоре со стороны брата, но его предает Фарнабаз, который действует по указке Лисандра (Аlc. 9-10). Юстин отправляет Алкивиада в добровольное изгнание, прежде чем его убили по повелению Тридцати (5.5, 5.8). Исократ обвиняет Лисандра и Спарту (16.40).
Мы видим, что эта картина повторяется позже в Библиотеке, когда Диодор описывает убийство Ясона из Фер. Он утверждает, что Ясон «был убит, либо, как пишет Эфор, семью юношами, которые сговорились ради приобретения славы, либо, как говорят некоторые историки, своим братом Полидором» (F 214 = 15.60.5). Опять же, Диодор просто указывает, что он знал другие версии помимо переданных Эфором. Как и в рассказе о кончине Алкивиада, он не может указать какой–либо конкретный источник или предоставить подробный контент из повествования помимо «Историй». Следовательно, эти фрагменты приводят нас к неудивительному выводу, что автор Библиотеки знал о сообщениях помимо тех, которые были в работе Эфора, — он просто не использовал тексты с этими сообщениями в качестве дополнительных источников. Хотя Диодор знал о других повествованиях, он явно не пересаживал их в свой текст.
Чтобы продолжить рассмотрение этой дискуссии, мы должны, наконец, поднять вопрос о компетентности Диодора как исследователя и писателя. Некоторые ошибки в Библиотеке могут предполагать, что автор пытался скомпилировать текст из множества источников. Вероятно, самыми известными экземплярами этих дублетов являются 12.19.1-2 = 13.33.2-3, 13.34.1-3 = 13.36.1-5, 16.31.6 = 16.34.4-5, 16.34.3 = 16.39. Многочисленные недостатки Диодора очевидны даже для его самых ярых защитников. Эти ошибки чаще всего принимают форму хронологических высказываний или дублированных разделов текста. Эти испорченные отрывки могли появиться из–за путаницы, возникшей в результате использования нескольких текстов или из–за собственной некомпетентности автора с учетом опасной задачей переплетения сообщений греческой, сицилийской и римской историй.
Конечно, было бы очень важно для этого расследования, если бы можно было доказать, что Диодор использовал свои перекрестные ссылки непосредственно из своих источников в соответствующих разделах Библиотеки. Если это так, то это, очевидно, продемонстрирует его неоригинальность как историка и поддержит его репутацию копировщика. Кроме того, это могло бы также помочь идентифицировать некоторые из его источников как неэфоровы при предположении, что они будут ссылаться на темы, которые кимейский историк не обсуждал. Хотя Диодор делал пустые ссылки, нет никаких признаков того, что он был настолько небрежен, чтобы скопировать их непосредственно из своих материалов.
Грин, возможно, самый ярый защитник Диодора, утверждает, что эти ошибки проистекают из того, что более поздний погодовой раздел текста не был незавершен. Это объясняется относительным отсутствием ошибок в книгах 1-5 по сравнению с их числом, которое мы находим в 11-20. Мы должны заключить, что это гораздо более правдоподобное объяснение слабостей Диодора, чем его полная некомпетентность в подобных вопросах. Несмотря на это, никаких подлинных следов других исходных текстов недьзя найти в соответствующих частях работы Диодора помимо»Историй» Эфора. Поэтому мы можем заключить, что только один Эфор был непосредственно использован в разделах греческой истории в книгах 11-15 Библиотеки.

Диодор и сицилийская история

К этому моменту наше обсуждение касалось только тех частей работы Эфора, которые касались истории материковой Греции. Учитывая относительно ограниченные источники, с которыми консультировался Диодор, мы с некоторыми предостережениями можем заключить, что повествование здесь эфорово. Гораздо труднее определить этот вопрос при обсуждении источников сицилийской истории, которая занимает значительную часть Библиотеки. Из его фрагментов очевидна дополнительная заинтересованность Эфора в западных делах, что показывает, что он включил географическое описание района и обладал знаниями о прошлом острова, начиная с доисторических и кончая современными временами (FF 66, 68, 91, 136-138, 186, 201-204, 219-221). Использование этого материала в повествовании Диодора очевидно. Он повторяет содержание, данное Эфором в F 186, которое соединяет переправу Ксеркса с карфагенским вторжением в Сицилию (11.20.1). Библиотека действительно охватывает другие соответствующие темы, которые вполне могут быть взяты из Эфора и способствовать его изучению. Очевидно, что изятие этих диодоровых материалов исключило бы существенное количество свидетельств из анализа эфоровой историографии.
Следует отметить, что Эфор далеко не один написал историю греческой Сицилии. Сперва у нас есть Антиох Сиракузский, текст которого включает общую предысторию острова по типу, предоставленному как Эфором, так и Диодором. Его работа, вероятно, была источником Фукидидова дискурса о сицилийских древностях. Следовательно, Антиох, похоже, написал свою работу где–то в середине пятого века. У нас есть больше информации о двух его преемниках Филисте и Дуриде, оба из которых упоминаются Диодором несколько раз. Дурис назван в 15.60.6 и 21.6, тогда как Диодор упоминает Филиста в 5.6. Существенные фрагменты истории Филиста уцелели; Дурис Самосский не только составил общую историю, но и написал биографию Агафокла, обе из которых, возможно, были инкорпорированы в Библиотеку. В результате представляется, что ни один из этих авторов полностью не вытеснил своих предшественников. Как следствие, все эти тексты почти наверняка были доступны во времена Диодора. Разумеется, это ни в коем случае не гарантирует, что все они использовались в Библиотеке.
В этом выравнивании есть еще один усложняющий фактор. Поскольку Диодор являлся уроженцем этого региона, было бы разумно ожидать, что он был знаком со всеми рассматриваемыми текстами. Следовательно, он мог использовать любую комбинацию этих историков при записи истории своей родины. Однако в Библиотеке нет свидетельств частого использования нескольких историков. В то время как Диодор знал о Дурисе и Филисте и, возможно, прямо знал их тексты, их работы, похоже, не были ассимилированы непосредственно. Помимо нескольких замечаний их работы редко цитируются. В этих немногих случаях более вероятно, что Диодор ссылается на их работы через более поздние источники. Эфор был явно знаком с работой Филиста (F 220).
Напротив, из фрагментов мы знаем, что Диодор обладал реальными текстами как Тимея, так и Эфора и не полагался на промежуточные источники для интерпретации своих произведений (FF 201-204). Поскольку работа Тимея была сосредоточена на Сицилии и западно–греческом мире, мы можем быть уверены, что он не был источником сообщений Диодора о материке. Текст Тимея, однако, освещал историю его родного региона от мифологического периода до даты его написания в третьем веке, перекрывая временные рамки, охватываемые Эфором. Поэтому невозможно различить, кто какой раздел в зависимости от обсуждаемого периода создал. Если будет принято какое–либо решение, то оно должно основываться исключительно на анализе содержания и стиля повествования, что, как мы уже видели, является проблематичным.
Исследования, основанные на критике источника в девятнадцатом веке, пытались выполнить эту задачу. Барбер приводит усилия по просеиванию книг 11-15 для поиска следов эфорова или тимеева содержания в сицилийских частях. Эти исследования пришли к выводу, что можно различать разделы Диодора, которые происходят из любого источника. К сожалению, эта задача не основана на разумных принципах. Например, Эфор необоснованно считается источником Гимерской кампании из–за использования округленных цифр для карфагенских сил. В Библиотеке приводятся данные о 300 тысяч человек и более 200 военных кораблей (11.20.2). По словам Барбера, столь преувеличенные цифры использовал скорее Эфор, нежели Тимей (FF 201-204).
С раздутыми цифрами сразу ясно, что они нереальны. Другие выводы не так надежны. Например, Эфор предполагается в качестве возможного источника для описания Диодором первой афинской экспедиции на Сицилию, поскольку исходный текст нельзя установить хронологически (12.53-54). Хотя Шварц считает, что Тимей был основным источником сицилийской истории в книгах 13-14, он полагает, что Эфор был источником событий на острове в пятнадцатой книги, поскольку–де сообщения о посольствах, отправленных Дионисием на Олимпийские игры, одном в четырнадцатой книге и другом в пятнадцатой (14.109.1-6, 15.7.2-4) весьма различаются друг от друга и не могут принадлежать одному автору. Тем не менее Шварц считает Тимея единственным источником для ранних частей царствования Дионисия. Разумеется, ни одно из свидетельств не доказывает убедительности использования любого автора в каком–либо конкретном случае.
Шестнадцатая книга, которая включает в себя осаду Перинфа, представляет собой еще более сложный случай, чем предыдущие разделы. Поскольку в ней содержится конечная остановка Эфора, Диодору в какой–то момент пришлось бы поменять свои источники в книге, при предположении, что он использовал Эфора вообще. Момильяно пытается разграничить эфоровы или тимеевы разделы на основе несоответствий в Диодоре, которые, несомненно, должны были быть вызваны неумелой комбинацией двух повествовательных штаммов. Его техника основана на поиске сходства между лексикой или контентами Библиотеки и фрагментами, которые мы можем определенно приписать исходному историку. Следовательно, его техника не предполагает никакого вмешательства со стороны автора; если мы согласны с тем, что Диодор был чем–то большим, чем просто переписчиком, выводы Момильяно заслуживают мало доверия.
Лакер, со своей стороны, предпринимает аналогичные усилия в своей статье о Тимее для Realencyclopadie. Вместо того, чтобы предполагать, что Библиотека беспорядочно переключалась между исходными текстами, он утверждает, что Диодор первоначально следовал повествованию Эфора, прежде чем добавлять части Тимея, чтобы завершить его сообщение. Следовательно, выдержки из любого автора должно быть были вкраплены по всему тексту в относительно смежных сегментах. При правильном знании их авторских тенденций вроде лексики или политического уклона, утверждает Лакер, можно различить сицилийский рассказ от частей, которые являются чисто эфоровыми или тимеевыми. Его исследование создает систему, посредством которой отдельные отрывки якобы могут быть отнесены либо к автору, либо к невероятно ценной системе, если это практически возможно.
Однако недостатки этих методов были признаны почти сразу после их соответствующих публикаций. Написав только через год после публикации Лакура, Хэммонд указывает, что попытки дистиллировать повествование Эфора или Тимея либо зависят от ложных предпосылок, либо приводят к необоснованным выводам. 67 Например, словарный запас является крайне плохим индикатором оригинального автора, особенно учитывая тот факт, что терминология Эфора вполне может быть отражена в критике Тимеем его предшественника. В этом смысле его работа была предсказуемой, предвидя некоторые возражения Палма. Метод же Хэммонда приводит его к выводу, что книга 16 о ранней карьере Филиппа происходит от одного источника, в то время как его повествование о Священной войне берется из второго и т. д. После этого он пытается идентифицировать авторов этих разделов на основе их соответствующих характеристик. Например, Хэммонд идентифицирует Эфора в качестве источника сообщения, приведя раннюю карьеру Филиппа; этот вывод основан на хвалебном тоне сообщения, его предисловии, панэллинских темах и внимании, которое он уделяет географическим и военным делам. К сожалению, эти стандарты далеки от убедительных доказательств того, что этот раздел был взят из «Историй».
Аргументы этого характера также имеют слабость игнорирования любых вкладов в текст со стороны самого Диодора. Очевидно, он имел бы личные знания о своей родине, будь то географические или местные рассказы об истории острова. Из всех разделов, относящихся к периодам, предшествующим жизни Диодора, здесь наиболее вероятные случаи для компетентных вставок. В этом смысле разделы о Сицилии принципиально отличаются от других разделов работы Диодора. Хотя мы, возможно, не должны ожидать, что он будет знать из первых рук истории других частей греческого мира, этого, возможно, не было в случае с западом. Сочетание материалов Эфора и Тимея в западной истории Диодора делает практически невозможным различить, какая информация была взята от конкретного автора. Поэтому наше настоящее исследование должно быть ограничено частями, которые содержат историю Греции и ее окрестностей.

Оригинальность Диодора

Прежде чем рассматривать Библиотеку на предмет следов Эфора, необходимо напомнить, что несколько частей работы Диодора требовали оригинального ввода от их автора. Хотя он, например, мог предоставить личную информацию из своего времени в Египте до общего повествования, это было невозможно для подавляющего пространства его работы. В лучшем случае он мог только проявлять творческий подход по своему выбору и смешивать источники при обсуждении областей, охваченных его предшественниками. Если он не придумывал исторические события, Диодор или любой другой автор, писавший ранее, опирался на других для повествования. Однако его работа — не просто хронография. В своем тексте Диодор комментирует эти события, особенно их моральные аспекты. Хотя его повествование было воспроизведено, диодоров анализ свидетельств может быть совершенно иным.
Возможно, наиболее очевидные возможности для чисто диодоровского комментария возникли в предисловиях к отдельным книгам, в которых изложены намерения автора для каждого раздела. Лакер утверждает, что Диодор использовал эфоровы предисловия в книгах, в которых он использовал кимейского историка, и что он, возможно, базировал другие введения на тех предисловиях, что были в «Историях». Большая часть обоснования этой теории основана на пресловутых несоответствиях между статьями Библиотеки и содержанием их книг. Так, в предисловии к шестнадцатой книге подразумевается, что книга будет касаться только завершенных дел Филиппа Македонского, несмотря на то, что в ней содержатся несвязанные с ними материалы: «Во всяком систематическом историческом труде историк обязан включить в свои книги действия государств или царей, которые являются завершёнными от начала до конца» (16.1.1). В введении к семнадцатой книге он обещает обсудить события, не касающиеся Александра Великого: «В этой книге мы будем продолжать систематическое повествование, начиная с восшествия на престол Александра, и включая историю этого царя до его смерти, а также современные события в известной части мира» (17.1.2), но не выполняет эту декларацию и полностью отказывается от своего внимания к западным вопросам. Если это так, это может указывать на то, что сицилийский историк убрал этот раздел своего источника.
Сакс убедительно доказывает, что Диодор написал эти части Библиотеки в своем собственном стиле. Очевидно, Диодор не просто скопировал эти введения у Эфора — по крайней мере, он приспособил их к общему стилю Библиотеки. Однако это не объясняет противоречия между повествованием и прооймием книги 17. Кажется, что, Диодор с трудом ассимилировал свои исходные материалы. В лучшем случае можно сказать, что Библиотека объединяла свои источники довольно случайным образом.
Помимо прооймиев Диодор мог также выразить оригинальные настроения в отступлениях от цепи событий. Это особенно характерно для многих случаев, когда автор пользуется возможностью для редактирования некоторых моральных вопросов. К сожалению, мы не можем проверить эту теорию, используя фрагменты Эфора. Отрадна, однако, относительная ясность с Полибием, одним из немногих авторов, используемых в Библиотеке, чьи работы сохранили длинные сегменты. Многочисленные разделы были взяты из текста Диодора, включая анализ. Стилиану приводит как пример Diod. 25.2-5=Polyb. 1.65-88. Диодор воспроизводит морализующие утверждения Полибия в Diod. 25.4.2=Polyb. 1.84.5-6, Diod. 25.5.1=Polyb. 1.84.10, Diod. 25.5.2=Polyb. 1.86.7, Diod. 25.5.3=Polyb. 1.88.3. Хорнблауэр указывает, пожалуй, на самый яркий признак этой техники — в параллельном описании авторов пророчества Деметрия Фалерского (Diod. 31.10, Polyb. 29.21) — где в тексте обоих рассказов есть сильные вербальные параллели, и Диодор даже, как и Полибий, заключает свой текст словами: «и мы решили сделать свой комментарий». В случае же с Прусием, царем Вифинии, во время Третьей Македонской войны (Polyb. 30.18, Diod. 31.15) Диодор добавляет существенный комментарий, который не появляется в исходном источнике. Следует, однако, отметить, что он совпадает с осуждением поведения царя у Полибия. Даже в тех случаях, когда Диодор добавляет свои случайные комментарии, он нигде не рискнет придерживаться мнения, которое действительно противоречит сообщению Полибия. Разумно заключить, что он использовал работу Эфора так же, как и полибиеву. Следовательно, хотя мы должны игнорировать морализаторский комментарий в Библиотеке, повествование и его последствия могут быть полезны для нашего изучения эфоровых «Историй».

Эфор в Библиотеке

Можно с уверенностью заключить, что Эфор был основным источником повествования о греческой истории в книгах 11-15 Библиотеки. Все данные свидетельствуют о том, что его цепочка событий была сжата и отредактирована в соответствии с диодоровым форматом, но сущность сообщения остается непротиворечивой. Хотя комментарии в отчетах и отступлениях отражают более оригинальный анализ, они согласуются с хронографией. Вопрос о сицилийской истории слишком запутан и, к сожалению, должен быть исключен из изучения любого из его многочисленных источников. Поэтому мы можем заключить, что Диодор поглощал в своем рассказе материалы своих источников, что приводило к выводам, согласующимся с этими текстами.
Если это так, то должны быть некоторые следы этой техники, отраженные в существующих материалах. Хотя мы видели, что несколько пассажей Диодора следуют рендерингам, данным Эфором, должны быть некоторые указания на копирование, если предположить, что это произошло на больших пространствах Библиотеки. Это невозможно диагностировать в случаях, когда фрагменты перефразировались, поэтому мы должны посмотреть в нескольких местах, где исходный текст сохранился. К сожалению, возможные случаи, которые сохранились, никоим образом не ясны. Возможно, одним из самых противоречивых свидетельств в этом продолжительном обсуждении является папирусный документ из Оксиринха, включенный Якоби в число фрагментов Эфора (F 191 = P. Oxy. xiii 1610). Он содержит несколько отрывков из «Элленики», в которой описываются события в Греции после Персидских войн. Первоначальные издатели текста, Гринфелл и Хант, заметили его замечательное соответствие с Диодором 11.59.3-60.6 и восстановили его. Хотя некоторые особенности F 191 немного отличаются от версии в Библиотеке, Диодор сохраняет сообщение, эквивалентное контенту папируса.
Сам документ состоит из примерно шестидесяти небольших фрагментов исторического текста, в котором записаны военные интриги в ранние годы Пятидесятилетия. Из них только фрагменты 1-16 занимают значительный объем материала. Гринфелл и Хант делят эти самые читаемые папирусы на три группы. В первоЙ фрагменты 1-5 описывают операции Фемистокла. Наиболее впечатляющие соответствия находятся в фрагменте 3, который содержит не менее тринадцати связных слов, общих с Diodorus 11.59.3 (строки 18-22). Фрагменты 6-14 обсуждают кампании Кимона против персов, включая его захват Эйона на Стримоне. Диодор включает эти пассажи с относительно небольшим количеством косметических изменений. Третий раздел, включающий фрагменты 15 и 16, упоминает Артаксеркса и может касаться заговора Артабана с целью свержения Ксеркса в Диодоре 11.69.1-6.
Несмотря на эти сходства, исследователи Африка и Ленс поставили под сомнение идентификацию папируса с Эфором. Они основывают свои возражения на попытках издателей примирить папирус с Диодором, что, по их мнению, оказало неуместное влияние на обсуждение. По общему признанию, документ за вычетом восстановлений Гринфелла и Ханта не представляет столь убедительного аргумента для авторства Эфора. Папирус действительно двусмыслен в наименовании персидского царя, которого посетил Фемистокл, используя слово «ему» (восстановленное изначальными издателями) вместо того, чтобы фактически назвать либо Ксеркса (как и Диодор), либо Артаксеркса (F 191 frg.1). Поэтому эту часть следует исключить из рассмотрения в качестве настоящей параллели.
Примечание. В папирусе говорится: «он (Фемистокл) напомнил ему (царю) о том, что он заранее сообщил ему о морской битве и о мосте». Фемистокл напоминал царю о битве при Саламине и о персидском мосте через Геллеспонт, который греки не разрушили якобы по его совету, что обеспечило спасение Ксеркса в Персию.
Однако их возражения становятся значительно слабее, когда они имеют дело с самим текстом, а не с восстановлениями. Ленс не согласен, что рассказ папируса о захвате Эйона на Стримоне тесно параллелен версии в Фукидиде. Действительно, между сообщениями есть сходство: «откуда мы отступили. Но афиняне с Кимоном, сыном стратега Мильтиада, отплыли из Византия со своими союзниками и взяли Эйон на реке Стримон, которым владели персы, а также Скирос, остров» (F 191 фр. 6), что соответствует Фукидиду: «Прежде всего афиняне под начальством Мильтиадова сына Кимона после осады взяли занятый персами Эйон, что на Стримоне, и жителей его обратили в рабство. Затем они обратили в рабство жителей Скироса, острова в Эгейском море» (1.98.1). Излишне говорить, что наличие этих параллелей не исключает возможности того, что Эфор был автором текста, поскольку, безусловно, на данном этапе он использовал в качестве своего источника Фукидида. Гринфелл и Хант упускают этот момент, что не мешает им идентифицировать автора как Эфора.
В фрагменте 11 издатели папируса также предпочитают вставлять имя Ферендата, персидского командира при Эвримедонте, упомянутого как в Диодоре, так и в Эфоре. В невосстановленном тексте он назван братом или племянником царя, что соответствует сообщению Диодора, где командир назван племянником царя (11.61.3). Это почти наверняка было взято из Эфора, а не из текста Каллисфена, так как ясно, что Эфор включил Ферендата в качестве персидского генерала, который командовал при Эвримедонте, а затем был убит в своей палатке (F 192 = Plut. Cim. 12.5). Каллисфен вместо этого называет вождем всех персидских сил Ариоманда, сына Гобрия. Хотя фрагмент 9 папируса дает другое количество персидских кораблей (340) в отличие от F 192 (350), вопрос имеет минимальное значение. Критики также не могут предоставить приемлемую альтернативу. Это несоответствие, скорее всего, является результатом ошибки писца, а не собственно разницей в исходных сообщениях. Постулат, что P. Oxy. 1610 не следует отождествлять с каким–либо конкретным автором, является чрезмерно консервативным с учетом свидетельств, видимых в документе. Несмотря на недавние усилия скептиков, представляется разумным сделать вывод о том, что текст является частью «Историй» Эфора.
Свидетельства папируса также имеют еще одну неотъемлемую слабость в этом обсуждении. К сожалению, сам документ не может самостоятельно подтвердить вклад Эфора в соответствующие книги Диодора. Хотя кажется очевидным, что папирус предоставил источник для Библиотеки, нигде не говорится, что он был написан Эфором. Однако возможности альтернативного автора не являются многообещающими. Якоби после раздумий отвергает представление о том, что папирус может быть эпитомой Эфора. Африка условно предполагает, что мы можем идентифицировать текст как эпитому Диодора. До настоящего времени не было предложено никакой жизнеспособной альтернативы Эфору. Идентификация Гринфелла и Ханта производится в предположении, что Эфор был источником этого раздела Диодора, и поэтому он должен быть автором любого исходного материала.
К счастью, мы можем найти признаки методологии Диодора из других фрагментарных свидетельств. Кроме папируса, другие источники указывают на то, что Диодор не стеснялся брать секции прямо из Эфора. Другая прямая цитата из таймфрейма между книгами 11-15 Библиотеки, кажется, появляется со статьей Стефана Византийского: «Otieis: группа киприйцев. Эфор, книга 19: «амафусийцы, солейцы и отии еще держались на войне» (F 76). Этот отрывок почти дословно повторяется Диодором: «амафусийцы, солейцы и китийцы сопротивлялись на войне» (14.98.2). Соответствие между парами несовершенно, так как версии Диодора и Эфора различают два важных аспекта. Во–первых, запись Стефана содержит «еще», отсутствующее в Диодоре. Это относительно небольшое различие, которое можно объяснить модификацией Диодора или даже ошибкой в рукописях. Конечно, другая разница между этими двумя отрывками чрезвычайно важна для этого обсуждения. Версия Диодора дает «Kitieis» вместо «Otieis» в Стефане. На поверхности сообщение Диодора, по–видимому, передало Эфора менее надежно, чем запись Стефана. Запись в энциклопедия со своей стороны упоминает термин дважды и помещает его в соответствующее алфавитное положение. С другой стороны, две лучшие рукописи Диодора читают «Kitreis».
Однако, эти несоответствия не должны препятствовать нам определять это место как Китий. При передаче текста Диодор легко мог воспринять «Kitieis» как незасвидетельственные в другом месте «Kitreis». Однако фрагмент, взятый у Стефана, требует дополнительного объяснения. Помимо этого отрывка в лексиконе, Otieis, кажется, больше нигде не появляются в сохранившемся корпусе; с другой стороны, ссылка на Citium была бы неудивительной в обсуждении кипрского конфликта, в котором этот полис активно участвовал. Это оставляет нам существенную дилемму. Мы должны либо заключить, что один из авторов совершил ужасную ошибку, либо признать существование неизвестного поселения.
К счастью, Рубинкэм дает правдоподобное объяснение этому несоответствию. Она одобряет версию Диодора и приписывает запись в энциклопедии примечанию некоего исследователя, которое, скорее всего, появилось в процессе сбора информации для текста. Стефан, несомненно, получал значительную помощь при формировании своей энциклопедии и зависел от заметок нескольких ассистентов для составления свей работы. Эта ошибка, скорее всего, имела место в черновике, что объясняет существенную разницу между этими двумя версиями. Рубинкэм убедительно демонстрирует наличие подобных ляпов в остальной части работы Стефана, все из которых лучше всего объясняются ошибками одного и того же характера. Естественно, мы должны не винить за это несоответствие Эфора, а видеть промах у лексикографа.
Это разрешение чрезвычайно важно для оценки работы Диодора с Эфором. Как и в случае с его использованием Полибия, представляется, что он инкорпорировал его исходные материалы, непосредственно поглотив их в свой собственный текст. Случаи, которые мы рассмотрели, несмотря на присущие им трудности, выявили несколько примеров трансплантаций из «Историй» в книги 11-15 Библиотеки. Неправдоподобно заключать, что источником этих материалов был любой другой автор. В результате, Диодор, по–видимому, довольно близко следовал Эфору и использовал «Истории» для основы своего повествования в этих книгах.
Многочисленные несоответствия и примеры неоригинальности не должны приводить нас к уменьшению достижений Диодора. Сжатие и синхронизация различных источников представляют собой значительный научный вклад. Несмотря на слабые стороны, присущие его сочинению, оно обеспечивает грамотное предоставление частей греческой истории, для которой у нас нет другого постоянного источника.