Книга VII

От Хрисополя до Пергама.
Глава I
Анаксивий. Предложения Севѳа. Прибытие в Византию. Совет Клеандра. Удаление эллинов из Византия. Бунт. Речь Ксенофонта и посольство к Анаксивию. Керидат. Выезд Ксенофонта. Удаление Керидата.
В предыдущих книгах изложено, что совершили эллины во время похода с Киром до места сражения; что совершили в пути, после смерти Кира, пока прибыли в Понт, и, наконец, что совершили, удаляясь из Понта, когда шли пешком и ехали на кораблях до прибытия за устье Понта в азиатский Хрисополь.
(2) В это время Фарнабаз, опасаясь, чтобы войско не сделало нападения на его страну, послал послов к начальнику (лакедемонского) флота Анаксивию, который в это время был в Византии, и просил его переправить эллинское войско из Азии, обещая с своей стороны сделать все, что от него потребуется. (3) Анаксивий призвал в Византию стратегов и лохагов и обещал выдать плату солдатам, если только эллины переедут. (4) Они сказали, что дадут ответ после совещания с войском, а Ксенофонт заявил, что намерен оставить войско и желал бы уехать. Но Анаксивий предложил ему оставить войско только после переезда со всеми эллинами. Ксенофонт обещал исполнить.
(5) В тоже время Севѳ, ѳракиец, прислал к Ксенофонту Мидосада с предложением, чтобы Ксенофонт содействовал переезду войска, уверяя, что он не будет раскаиваться за свое содействие. (6) Ксенофонт отвечал: «Войско во всяком случае переправится; следовательно Севѳу не надо платить ни мне, ни кому бы то ни было. Когда же оно переедет и я удалюсь от войска, тогда с теми начальниками, которые остаются и имеют известное влияние, он может вступить в такие сношения, какие признает наиболее надежными».
(7) Таким образом все переправились в Византию[1]. Но Анаксивий не только не выдал платы, но под предлогом, что хочет отправить их и сделать счет, приказал всем забрать оружие и обоз и выйти из города. Солдаты пришли в негодование, потому что у них не было денег, чтобы запастись продовольствием на дорогу, и медленно собирались. (8) Между тем Ксенофонт, который сделался гостем наместника Клеандра, пришел к последнему проститься, потому что собирался уехать домой. «Не делай этого, сказал ему Клеандр, иначе на тебя падет обвинение, тем более что и теперь уже тебя обвиняют в том, что войско медленно выступает из города». (9) — «В этом не я виновен, отвечал Ксенофонт, но сами солдаты: им нужно продовольствие и потому они не хотят выходить», — (10) «Все таки, говорил Клеандр, я советую тебе так оставлять (город), как будто ты сам будешь идти (вместе с войском), и только тогда уехать, когда войско будет вне города». — «Так пойдем к Анаксивию, отвечал Ксенофонт, и поговорим об этом».
(11) Отправились и рассказали. Анаксивий отвечал, чтобы Ксенофонт так и сделал, но чтобы солдаты как можно скорее убрались; сказал объявить также, что если кого не будет на смотру и на перекличке, тот сам будет за себя отвечать. (12) Вследствие этого сперва вышли из города стратеги, а за ними остальные. Когда уже все были за городом, за исключением лишь немногих, и Етеоник стоял у городских ворот, чтобы, как только все солдаты выйдут из города, запереть ворота и задвинуть засов, (13) Анаксивий созвал стратегов и лохагов и сказал вот что: «Теперь доставайте продовольствие из ѳракийских деревень; там есть много ячменя, пшеницы и прочих припасов; а когда наберете, отправляйтесь в Херсонес; там вам выдаст плату Киниск». (14) Кто–то передал это солдатам, — быть может солдаты подслушали, а быть может кто из лохагов сообщил им об этом. Тут стратеги стали собирать сведения о Севѳе, враждебных ли он намерений или дружественных, а также идти ли им через священную гору или кругом, через Ѳракию. (15) Но пока они рассуждали об этом, солдаты схватили оружие и бегом направились к воротам, чтобы опять войти внутрь городской стены, а Етеоник с своими подчиненными как только заметил, (16) что бегут гоплиты, запер ворота и задвинул засов. Солдаты стали стучать в ворота, и заявили, что с ними поступают крайне несправедливо, выгнав их к неприятелям, и грозили разломать ворота, если им не откроют добровольно. (17) Некоторые побежали к морю и через откос городской стены перелезли в город, а некоторые, остававшиеся еще в городе, как только увидели, что делается у ворот, топорами разрубили засовы и раскрыли двери, и солдаты ворвались в город.
(18) Ксенофонт, увидевши это и опасаясь, чтобы не вышло ужасной беды как для города, так для него самого и для солдат, побежал к солдатам и вместе с толпой вступил за ворота. (19) Между тем византийцы, заметив, что войско силою ворвалось в город, бежали из рынка, некоторые на суда, некоторые в дома, а те, которые оставались дома бежали из домов; иные спускали триремы, чтобы спастись на них; и все считали себя погибшими, потому что думали, что город взят. (20) Етеоник скрылся на башню, а Анаксивий бежал к морю, и на рыбачьей лодке, кругом города, направился в крепость и послал в Халкидон за гарнизоном, потому что солдат, находившихся в крепости, по его мнению, было недостаточно для отпора эллинов. (21) А солдаты, увидевши Ксенофонта, обступили его толпой и говорили: «Теперь, Ксенофонт, ты можешь достигнуть могущества. В твоих руках город, в твоих руках триремы, в твоих руках деньги, в твоих руках столько народа. Теперь, если захочешь, можешь нам принести пользу, а мы сделаем тебя великим». Ксенофонт, желая успокоить их, отвечал: (22) «Ваши предложения очень хороши, и я так и сделаю. Но если вы именно этого желаете, то немедленно положите оружие». Ксенофонт сам внушил это солдатам и просил других стратегов внушить солдатам положить оружие. (23) Солдаты (положили) начали строиться, и в непродолжительном времени гоплиты уже стояли по 8 человек в глубину, а пелтасты побежали на фланги. (24) Так называемая «ѳракийская площадь», как ровная и без строений, наиболее соответствует, чтобы (здесь) строилось (войско). Когда оружие было положено и солдаты успокоились, Ксенофонт созвал войско и сказал:
(25) «Воины. Я не удивляюсь тому, что вы пришли в негодование и что вы от обмана ожидаете для себя больших бедствий. Но вы подумайте, что выйдет из того, если мы, следуя влечению страстей, накажем лакедемонян за обман и разграбим ни в чем неповинный город. (26) Мы будем обявлены врагами лакедемонян и их союзников, а какова будет эта вражда, об этой можно заключить, приняв во внимание и живо представив то, что произошло недавно. (27) Мы (аѳиняне) вступили в войну с лакедемонянами и их союзниками тогда, когда у нас было, частью на море, частью на верфях, не менее 300 триер. У нас было в крепости множество денег, и ежегодных доходов из самой страны и из стран за пределами (Аттики) не менее 1000 талантов. Мы правили всеми островами, владели многими городами как в Азии, так в Европе, и этой самой Византией, где мы теперь находимся; и все вы знаете, какие мы одерживали победы. (28) Что же нас ждет теперь, когда лакедемоняне не только располагают прежними союзниками, но к ним присоединились аѳиняне и бывшие союзники последних; когда Тиссаферн и все, живущие по морю, варвары — наши враги, а величайший враг сам дар персов, на которого мы пошли, чтобы отнять от него власть и даже, если удастся, убить? Найдется ли такой безумец, который, при всем этом вместе взятом, может думать, что за нами останется победа? (29) Во имя богов, не будем безумны и не допустим для себя позорной гибели, сделавшись врагами наших отечественных городов и наших друзей и родных. Все они живут в тех городах, которые должны будут пойти против нас войной. И они будут правы, потому что нигде мы не решились завладеть варварским городом, даже одерживая победы, а теперь, прибыв в первый эллинский город, готовы его разграбить. (30) Пусть я провалюсь на 10 000 оргий под землю, чем мне видеть эти последствия. Мой совет — чтобы вы, как эллины, стремились к достижению справедливости покорностью правителям эллинов. Если же нельзя, то и при обидах не должно лишать себя Эллады. (31) А теперь, по моему мнению, следует послать послов к Анаксивию и сказать: «мы вступили в город решительно не с целью насилия, но с желанием получить от вас, по мере возможности, известные услуги, а если это невозможно, то доказать, что мы удаляемся отсюда, следуя не вашему обману, но своей покорности».
(32) С этим согласились и послали сказать это Иеронима елейца, аркадянина Евримаха и Филесия, ахейца. Они и отправились.
(33) Но в то время, когда солдаты оставались еще (на площади), прибыл ѳивянин Керидат, который странствовал повсюду, не потому, чтобы был изгнан из Эллады, а потому, что искал начальствования над войсками, и, если какой город или народ нуждался в стратеге, он предлагал свои услуги. Когда он подошел и сказал, что готов вести эллинов в так называемую «Ѳракийскую Дельту», где они достанут много добычи, а до времени прибытия (в Дельту) обещал в изобилии доставлять пищу и напитки. (34) Солдаты выслушали его слова вместе с ответом от Анаксивия, — последний отвечал, что эллины не будут раскаиваться за свою покорность, что он об этом сообщит в Лакедемон правительству и сам постарается о возможной для них помощи, согласились на то, чтобы Керидат был их (35) стратегом, и вышли за городскую стену. Кроме того Керидат дал обещание прибыть на следующий день с жертвенными животными, со жрецом и с пищей и напитками для войска.
(36) Но как только эллины вышли из города, Анаксивий приказал запереть ворота и объявить: если кто из солдат будет захвачен в городе, будет продан в рабство.
(37) На следующий день прибыл Керидат с жертвами и с жрецом. Двадцать человек несли за ним муку, другие двадцать вино, трое несли оливковое масло, один тащил мешок чесноку, какой только мог поднять, и еще один шел с мешком луку. Сложив все это для раздачи солдатам, он начал жертвоприношение.
(38) Между тем Ксенофонт послал за Клеандром и просил его выхлопотать ему разрешение войти в город и выехать из Византии. Клеандр прибыл и сказал: (39) «Я достиг этого с большими затруднениями, потому что, по словам Анаксивия, очень неудобно дозволять, чтобы солдаты находились близко городской стены, а ты, Ксенофонт, внутри её; тем более, что византийцы разделены на партии, которые питают злобные намерения одна против другой. Впрочем, продолжал Клеандр, он позволил тебе войти (в город), (40) если только ты согласен ехать вместе с ним». Ксенофонт простился с солдатами и с Клеандром вошел в город.
Между тем в первый день жертвы не были благоприятны для Керидата. На другой день около жертвенника стояли уже жертвенные животные и сам Керидат с венком на голове для жертвоприношения. Но в это время подошел Тимасион дарданец, Неон асинеец, и Клеанор из Орхомена. Они сказали Керидату, чтобы он не приносил жертв, так как он до тех пор не будет предводителем войска, пока не доставит продовольствия. (41) Керидат сказал разделить (между солдатами то, что принес); но так как для многих не хватало даже для продовольствия солдата на один день, то он и удалился с своими жертвенными животными и отказался от начальствования.
Глава II
Распадение войска и возвращение Ксенофонта. Посольство от Севѳа. Аристарх. Прибытие Ксенофонта к Севѳу и заключение союза.
При войске оставались стратеги: Неон, из Ассины, ахейцы: Фриниск, Фелесий, Ксанѳикл и Тимасион, из Дардана. Они направились во ѳракийские, деревни, лежавшие под Византией, и там стали лагерем. (2) Но эти стратеги не были одинакового образа мыслей. Клеанор и Фриникс желали перейти к Севѳу, потому что он склонил их на свою сторону, подарив одному лошадь, другому девушку, Неон желал идти в Херсонес (ѳракийский) в том предположении, что если эллины будут во владениях лакедемонских, то он может достигнуть начальствования над всеми войсками, а Тимасион настаивал, чтобы отправиться обратно, на ту сторону (пролива) в Азию, потому что таким образом надеялся вступить в свою родину. (3) Солдаты были тех же мыслей. Но так как время проходило даром, то многие солдаты распродали свое оружие тут же в стране и частью уехали, кто куда мог, частью рассеялись по городам. (4) Анаксивию приятно было слышать, что войско распадается; этим он надеялся доставить большое удовольствие Фарнабазу.
(5) Но, выехав из Византии к Фарнабазу, Анаксивий встретился в Кизике с Аристархом, новым наместником Византии, назначенным на место Клеандра. Говорили также, что и начальник флота назначен другой, Пол, но что он еще не прибыл в Геллеспонт. Тогда Анаксивий предписал Аристарху, чтобы он всех тех солдат из войска Кира, которых застанет оставшимися в Византии, (6) продал в рабство, — между тем как Клеандр не только никого не продал, но даже сострадательно относился к больным и заставил (жителей) принять их в свои дома, — (7) и Аристарх тотчас, как только прибыл, продал не менее 400 человек. Между тем Анаксивий пристал к Парии и послал к Фарнабазу за выполнением условий. Но Фарнабаз, узнавши, что в Византию прибыл (новый) начальник, Аристарх, и что сам Анаксивий более не начальник флота, и знать не захотел Анаксивия и уже с Аристархом вступил в те же соглашения по поводу войска Кира, в каких (прежде был) с Анаксивием.
(8) Вследствие этого Анаксивий пригласил Ксенофонта и советовал ему употребить все средства, чтобы как можно скорее ехать к войску и удержать его; собрать, сколько можно, рассеявшихся солдат, вести их к Перинѳу и немедленно переправить в Азию. Он дал Ксенофонту тридцати–весельное судно и письмо, и с ним послал одного человека, чтобы приказал перинѳянам немедленно доставить Ксенофонта на лошадях к войску. Ксенофонт выехал и прибыл к войску. (9) Солдаты с радостью приняли его и тотчас последовали за ним с полной охотой, чтобы переправиться из Ѳракии в Азию.
(10) Между тем Севѳ, узнав, что Ксенофонт возвратился, послал к нему, на берег моря, Мидосада с просьбою привести войско к Севѳу, обещая все, чем только надеялся склонить Ксенофонта. Последний отвечал, что это положительно невозможно. С этими словами Мидосад удалился. (11) Когда эллины прибыли в Перинѳ, Неон отделился и с 800 человек стал лагерем отдельно. Остальное войско все вместе стало под стенами Перинѳа.
(12) Здесь Ксенофонт начал хлопотать о судах, чтобы как можно скорее переправиться в Азию. В это время, по наущению Фарнабаза, прибыл с двумя триремами новый византийский наместник Аристарх и запретил судохозяевам перевозить солдат, а прибывши в лагерь, запретил солдатам переправляться в Азию. (13) На это Ксенофонт заметил: «Этого требует Анаксивий и меня прислал сюда по этому делу». — « Анаксивий более не начальник флота, отвечал Аристарх, а я здесь наместник. Если я кого–либо из вас застану в море, велю потопить». С этими словами Аристарх удалился в город.
(14) На следующий день он пригласил стратегов и лохагов. Но в то самое время, когда они были уже у самой крепости, один человек предупредил Ксенофонта, что, если он вступит внутрь, его схватят и затем он или здесь подвергнется известной участи или же его выдадут Фарнабазу. Слыша это, Ксенофонт послал прочих начальников вперед, а сам сказал, что ему нужно еще принести жертву. (15) Возвратившись домой, он принес жертву, дозволяют ли ему боги идти с войском к Севѳу, потому что видел опасность переправы, когда желающий воспрепятствовать этому располагает триремами; с другой стороны, он не желал идти в Херсонес, чтобы там быть запертым и оставаться в крайней нужде во всем; там же пришлось бы повиноваться наместнику (Киниску) и войско наверное не имело бы никакого продовольствия.
(16) Этим был занят Ксенофонт, а стратеги и лохаги, возвратившись от Аристарха, объявили, что Аристарх сказал им возвратиться и прийти вечером. Отсюда еще более стало ясно, что это была измена, (17) а Ксенофонт, когда нашел, что жертвы дают указания смело отправляться с войсками к Севѳу, взял лохага, аѳинянина Поликрата, а от каждого стратега, за исключением Неона, по доверенному лицу, и ночью отправился в лагерь Севѳа (находившийся на расстоянии) 60 стадий.
(18) Приблизившись к лагерю, Ксенофонт и его спутники нашли одни костры без караульных. Сперва они подумали, что Севѳ перешел в другое место, но услышав шум и сигналы, передававшиеся солдатами Севѳа, догадались, что Севѳ для того приказывает раскладывать костры впереди, подальше от караульных, чтобы в темноте нельзя было заметить последних, где они и откуда идут; тогда как подходящий не скроется и его видно через свет. (19) Придя к такому заключению, Ксенофонт послал бывшего при нем переводчика и сказал объявить Севѳу, что прибыл Ксенофонт и желает повидаться. (20) Караульные спросили, не (Ксенофонт ли это) аѳинянин, который находится при (эллинском) войске. Когда переводчик отвечал, что это он самый, караульные вскочили (на лошадей) и поехали (к Севѳу), и спустя немного времени прибыло около 200 пелтастов, которые повели Ксенофонта и его спутников в Севѳу. (21) Последний находился в башне, окруженный сильной стражей, а кругом башни стояли взнузданные лошади, потому что, во избежание опасности, Севѳ кормил лошадей днем, а ночью его охраняли (всадники с взнузданными лошадьми). (22) Говорят, некогда жители этой страны истребили много людей и даже лишили всего обоза предместника Севѳа, Тира. Это были ѳины, более всех народов известные своею воинственностью в ночное время.
(23) Когда приблизился Ксенофонт со своими спутниками, Севѳ сказал ему войти с двумя человеками, по собственному выбору, и когда последние вошли внутрь (башни), те и другие приветствовали друг друга и, по ѳракийскому обычаю, пили сперва вино из рогов. При Севѳе находился и Мидосад, который постоянно служил у него послом. (24) Затем Ксенофонт начал такую речь:
«Севѳ, ты присылал ко мне Мидосада еще в Халкидон и просил содействовать в переезде войск из Азии, с обещанием оказать мне с своей стороны услуги, если я это устрою. Так говорил мне Мидосад. Верно?» (25) спросил Ксенофонт Мидосада. Последний подтвердил. «Затем, когда я возвратился из Парии к войску, Мидосад явился ко мне вторично с обещанием, что если я приведу к тебе войска, то вступлю с тобой в дружеские и братские отношения вообще, и кроме того ко мне перейдут подвластные тебе приморские владения». (26) При этом Ксенофонт вторично спросил Мидосада, верно ли это. Мидосад опять подтвердил. («Так расскажи теперь в присутствии Севѳа, говорил Ксенофонт, (обращаясь к Мидосаду) сперва то, что я отвечал тебе в Халкидоне». — (27) «Ты отвечал, сказал Мидосад, что войско должно перейти в Византию и что за это не надо платить ни тебе, ни кому бы то ни было; кроме того ты говорил, что после переезда войск уедешь. (28) Так и случилось, как ты говорил». — «А что я говорил, спрашивал Ксенофонт, когда ты прибыл в Силиврию?» — «Ты говорил, что это невозможно, потому что эллины пошли в Перинѳ и переезжают в Азию». — (29) «Теперь, говорил Ксенофонт, я прибыл с Фриниском, одним из стратегов, и Поликратом, лохагом; а во дворе стоят вполне доверенные лица от каждого стратега, за исключением лакедемонянина Неона. (30) Если тебе угодно, чтобы это дело было еще более прочным, то пригласи и остальных. Сходи за ними, Поликрат, скажи, что я приказываю им оставить оружие, и сам приходи, и тоже оставь свой меч».
(31) Выслушав это, Севѳ сказал, что он всегда верит аѳинянам, потому что ему известны их родственные связи (с домом Севѳа) и что он считает их преданными друзьями.
Когда вслед затем вошли уполномоченные лица, Ксенофонт прежде всего спросил Севѳа, для каких он целей желает воспользоваться эллинским войском. Севѳ отвечал: «Отец мой был Месад. Владения его составляли меландиты, ѳины и транипсы. (32) Когда настали смуты в государстве одрисов, мой отец был изгнан из страны, заболел и умер, а я остался сиротой и воспитывался у нынешнего царя (одрисов) Мидока. (33) Но когда я достиг совершеннолетия, я не мог жить таким образом, чтобы смотреть на чужой хлеб. Однажды, сидя за одним столом (с Мидоком), я умолял его дать мне людей, сколько он в состоянии дать, чтобы я мог, на сколько это удастся, отомстить изгнавшим меня и моих родных и существовать так, чтобы не смотреть на чужой хлеб. (34) Тогда он дал мне тех людей и тех коней, которых вы увидите с наступлением утра. Располагая ими, я существую тем, что опустошаю мою наследственную страну. Но если вы присоединитесь ко мне, то с помощью богов, я надеюсь успешно возвратить свою область. Вот чего мне от вас надобно».
(35) — Скажи же, отвечал Ксенофонт, что ты можешь выдать солдатам, лохагам и стратегам, чтобы они объявили (войску). (36) — Севѳ обещал (выдавать ежемесячно) солдатам по кизикскому (статиру), лохагам вдвое больше, стратегам вчетверо, и кроме того земли, сколько угодно, волов и укрепленные места при море.
(37) — Но, возразил Ксенофонт, в случае мы, при всем старании, не успеем, и нам будет что либо угрожать со стороны лакедемонян, примешь ли ты в свою страну тех, которые пожелают удалиться к тебе? — (38) Я приму их, как братьев, отвечал Севѳ, как сотрапезников и участников всего, что нам удастся приобрести. А за тебя Ксенофонт, я выдам свою дочь; если же и у тебя есть дочь, то я, по ѳракийскому обычаю, внесу тебе за нее выкуп, и дам тебе для поселения самый лучший из моих приморских городов — Висанѳу.
Глава III
Переговоры с солдатами и поступление на службу к Севѳу. Ужин у Севѳа. Совещание и выступление за добычей.
Выслушав это, эллины дали Севѳу правую руку и сами получили, и уехали. До рассвета прибыли в лагерь, и каждый из них рассказал об этом тем, которые его посылали. (2) Когда наступил день, Аристарх вторично позвал стратегов и лохагов, но они решили не идти и собрали войско. Собрались все, кроме Неона, который стоял отдельно на, расстоянии 10 стадий. (3) Когда солдаты собрались, Ксенофонт выступил и сказал: «Товарищи, Аристарх не дозволяет нам ехать туда, куда мы желаем; и держит наготове триремы, вследствие чего опасно садиться на суда.
Он требует, чтобы вы шли с оружием в руках в Херсонес через священную гору; и если мы будем в силах прибыть туда, он обещает не продавать вас, как в Византии, и не обманывать, а выдать плату и не допустить, чтобы вы, подобно нынешнему, нуждались в продовольствии. (4) Так говорит Аристарх. Севѳ говорит, что облагодетельствует вас, если вы к нему перейдете. Так вы сперва подумайте, совещаться ли об этом здесь и с этою целью остаться, или же там, где мы достанем продовольствия. (5) Мне кажется, что так как у нас здесь и денег нет, чтобы накупить продовольствия, а без денег забирать продовольствие не дозволяют, то лучше отправиться в такие деревни, где бессильные жители дозволят нам набрать запасов, и там уже, располагая продовольствием, выслушать, кто и что предлагает, и тогда выбрать, что найдете наилучшим. Кто согласен с этим, пусть протянет руку». (6) Все протянули. «Теперь, говорил Ксенофонт, расходитесь и укладывайтесь, а когда будет объявлено, следуйте за передовым отрядом».
(7) После этого Ксенофонт шел впереди, а солдаты следовали за ним. Неон и присланные от Аристарха склоняли солдат вернуться, но они не послушались. Когда прошли стадий 30, на встречу к ним вышел Севѳ. Увидевши его, Ксенофонт просил его подъехать ближе, чтобы во время их переговоров могло слышать возможно большее число предложения Севѳа. (8) Когда Севѳ подъехал, Ксенофонт сказал: «Мы идем туда, откуда войско может достать пропитание, и там, выслушав тебя и послов лакедемонца, изберем что признаем за лучшее. Если же ты поведешь нас туда, где особенно много продовольствия, то мы будем считать себя обязанными твоему гостеприимству».
(9) Севѳ отвечал: Я знаю много вместе лежащих деревень, богатых всякими запасами, находящихся от нас на таком расстоянии, сколько вам нужно пройти для приятного обеда. — Так веди нас, сказал Ксенофонт.
(10) Когда эллины под вечер прибыли в эти деревни, Севѳ сказал: «Эллины, я прошу вас участвовать в моих военных действиях и обещаю выдать солдатам по кизикскому (статиру) в месяц, а лохагам и стратегам соразмерную с этим плату. Но кроме этого я буду награждать тех, которые будут заслуживать. Пищу и напитки вы будете получать из страны, как теперь, но то, что вы захватите в плен, я буду считать себя в праве удерживать, чтобы все это продавать и вручать вам плату. (11) Затем мы сами умеем преследовать и отыскивать неприятеля, бегущего и укрывающегося, а с вашей помощью постараемся и победить». Ксенофонт спросил его: (12) Как же велико то расстояние от моря, на котором будут следовать за тобой наши войска? — Ни в каком случае не дальше 7 дней пути: большею частью меньше, отвечал Севѳ.
(13) После этого предоставлено было говорить желающим. Большая часть заявляла, что предложения Севѳа заслуживают полного одобрения, что теперь, зимой, желающему ехать домой нет возможности, а оставаться в дружественной стране тоже невозможно, если только придется добывать пропитание за деньги, и что, в виду стольких удобств, гораздо безопаснее остаться (здесь) и доставать продовольствие с Севѳом, чем самим; если же они сверх того получат еще плату, то это нужно считать чистой находкой. (14) Ксенофонт сказал: «Если кто не согласен с этим, пусть заявляет, в противном случае будем собирать голоса». Но так как никто не возражал, то Ксенофонт начал собирать голоса, и это было принято; и затем Ксенофонт объявил Севѳу, что они принимают участие в его походах.
(15) Вслед за тем солдаты стали станом по отрядам, а стратегов и лохагов Севѳ пригласил на обед в ту деревню, которую занимал. (16) Когда они были уже в палатке Севѳа и готовились приступить к ужину, к ним вышел Гераклид, из Маронеи, который подходил к каждому, кого только считал в состоянии дать подарок Севѳу. Он сперва подошел к гражданам Парии, которые прибыли заключить союз с одрисским царем Мидоком и везли ему и его жене подарки. Гераклид говорил им, что Мидок находится далеко, на расстоянии 12 дней пути от моря, тогда как Севѳ, располагая такими войсками, будет правителем приморских стран. (17) «Это будет такой сосед, говорил Гераклид, который будет силен делать вам добро и зло. Поэтому, если вы хотите поступить разумно, отдайте ему то, что везете, и это послужит вам в большую пользу, чем если вы отдадите Мидоку, живущему так далеко». И убедил их таким образом.
(18) Затем, подойдя к дарданцу Тимасиону, о котором слышал, что у него есть персидские кубки и ковры, Гераклид сказал, что у них принято, чтобы приглашенные Севѳом к ужину, давали ему подарки. «Если Севѳ достигнет здесь могущества, говорил Гераклид, он будет в состоянии и отправить тебя домой и здесь обогатить». Таким образом он подходил к каждому и каждого подбивал к щедрости.
(19) Подойдя к Ксенофонту, он сказал: «Ты и из города великого, и имя твое имеет наиболее значения у Севѳа. Быть может, ты пожелаешь в этой же стране иметь укрепленные города и поместья, подобно тому как многие из ваших уже получили. Поэтому справедливо было бы, чтобы ты оказал свое почтение Севѳу великолепнейшими подарками. (20) Это я советую тебе из преданности, потому что хорошо знаю, что чем более ты одаришь его сравнительно с ними, тем более испытаешь от него благодеяний». Слушая это, Ксенофонт был в большом затруднении, так как он прибыл из Парии всего с одним прислужником и (с количеством денег, достаточным) только на дорогу.
(21) Когда прибыли к ужину знатнейшие из окружавших Севѳа ѳракийцев, эллинские стратеги, лохаги и посольства от городов, все уселись кругом и начался ужин. Для всех принесены были столики с тремя ножками с наваленными кучами мяса и с привязанными большими кислыми хлебами. Кушанья ставились предпочтительно перед иностранцами, потому что так было принято. (22) Прежде всего Севѳ делал вот что. Он брал лежавшие перед ним хлебы, ломал на мелкие куски и клал перед тем, кому желал оказать внимание; точно также и мясо. Для себя оставлял только попробовать. (23) Прочие гости, пред которыми стояли кушанья, поступали таким же образом. Но один аркадянин, по имени Ариста, известный обжора, вовсе не думал обделять (других). Взяв в руку хлеб почти в три хиника и наклавши мяса на колени, он начал есть. Между тем ужишавшим подносили рога вина, и все брали. (24) Но когда чашник поднес рог Аристе, последний, взглянув на Ксенофонта, который ничего не ел, сказал: «поднеси ему; он ничего не делает, а я занят». (25) Услышавши голос (Аристы), Севѳ спросил чашника, что он сказал. Чашник ответил, — потому что знал по эллински. И последовал всеобщий смех.
(26) Когда они продолжали пить, явился какой–то ѳракиец, приехавший на белом коне. Взяв рог, наполненный вином, он сказал: «пью за твое здоровье, Севѳ, и дарю тебе этого коня, чтобы ты, пустившись на нем в погоню, догнал, кого нужно, а убегая, был в безопасности от
врага». (27) Один привел мальчика и при тосте подарил его, другой платье для жены. Тимасион, когда пил за здоровье, подарил серебрянный кубок и ковер, стоивший 10 мин; (28) а один аѳинянин, Гнесипп, поднявшись, сказал, что по старинному, прекрасному обычаю имеющие подарки дают их царю в знак своего уважения, а неимеющим царь сам дает. «Это только я могу подарить тебе, говорил Гнесипп, и выразить мое уважение».
(29) Ксенофонт оставался в затруднении, как ему поступить, между тем он, как почетный гость, сидел на ближайшей к Севѳу скамейке. Когда Гераклид сказал чашнику поднести рог Ксенофонту, то Ксенофонт, который тогда достаточно уже выпил вина, встал, и, смело принявши рог, сказал: (30) «Севѳ, я отдаю тебе себя и преданность этих моих друзей, притом таких, которые сами желают этого и еще более меня желают пользоваться твоей дружбой. (31) Они теперь у тебя, ничего не требуют и желают по доброй воле идти ради тебя на труды и опасности. Если только богам угодно будет, ты с ними и отцовские обширные впадения получишь, и новые приобретешь; с ними ты будешь иметь много лошадей, много рабов и женщин. (32) Все это достанется тебе не путем грабежа, но эти друзья сами к тебе придут и представят тебе эти дары». Севѳ встал, выпил с Ксенофонтом вино и вылил (остальное). Затем вошли (новые лица), которые играли на рогах, какими подают сигналы, и трубили в кожаные трубы в такт, как на магаде. (33) Тогда Севѳ поднялся, крикнул военный клич и быстро помчался, как будто бежал от стрелы. Явились также шуты.
(34) Когда солнце клонилось к закату, эллины встали и сказали, что пора поставить караулы и назначить пароль. Они просили Севѳа объявить, чтобы ночью ни один ѳракиец не подходил к эллинскому лагерю, «потому что (говорили эллины) ѳракийцы наши враги, вы же, наши союзники, тоже ѳракийцы». (35) Когда эллины стали уходить, Севѳ тоже поднялся, но нисколько не был похож на человека опьяневшего. Он снова созвал стратегов и сказал: «эллины, наши враги еще не знают о нашем союзе. Если мы пойдем против них, прежде чем они позаботятся о самосохранении и приготовятся к сопротивлению, нам вполне удастся забрать их с имуществом». (36) Стратеги одобрили это и предложили ему вести их. «Так вы приготовляйтесь и ждите меня, сказал он. Когда настанет пора, я приду к вам; возьмем гоплитов, и я, с божьею помощью, поведу вас». (37) При этом Ксенофонт сказал: «Если только мы выступим ночью, то подумай, не лучше ли будет в этом случае последовать эллинскому правилу. В походе, днем, впереди войска, сообразно с местностью, идут или гоплиты, или пелтасты, или конница, тогда как ночью, по эллинскому обычаю, впереди войска всегда идет самая тяжелая его часть. (38) Тогда в войске менее разрывается строй и, удаляясь один от другого, не так теряются отряды; между тем как отдельные отряды нередко наталкиваются один на другой и, не узнавая своих же, наносят им вред и сами испытывают тоже». (39) — «Ваши соображения основательны, отвечал Севѳ, и я последую вашему обычаю. Я вам дам в проводники стариков, хорошо знакомых с местностью, а сам со всадниками буду следовать за вами в тылу; в случае же надобности, явлюсь и во фронт». Пароль назначили «Аѳина», в силу родственных связей. Условившись таким образом, пошли на отдых.
(40) Около полуночи прибыл Севѳ с всадниками, одетыми в панцири, и с вооруженными пелтастами; и когда были переданы проводники, гоплиты пошли вперед, а за ними следовали пелтасты; всадники замыкали строй. (41) С наступлением утра Севѳ выехал вперед и одобрил эллинский обычай. Он сознался, что часто, отправляясь даже с немногочисленным войском, он с своими всадниками отделялся от пехоты, «тогда как теперь, говорил он, мы и утром находимся все вместе, как следует. Но вы здесь подождите и отдохните, а я сделаю осмотр и возвращусь». (42) После этих слов он поехал через гору, где нашел дорогу. Доехавши до глубокого снега, он начал присматриваться, нет ли следов, ведущих вперед или в обратную сторону; и так как нашел дорогу непротоптанною, то скоро воротился назад и сказал; (43) «Эллины, если бог даст, все хорошо будет. Мы нападем врасплох. Я поеду с всадниками вперед, чтобы в случае с кем либо встретимся, не убежал от нас и не дал знать неприятелям; а вы следуйте за мной. В случае отстанете, идите по следам всадников. По переходе через горы, мы будем в многочисленных и богатых деревнях».
(44) Когда было уже около полудня, Севѳ показался на холмах и, заметивши внизу деревни, прискакал к гоплитам и сказал: «всадников я направлю в долину, а пелтастов в деревни; вы же следуйте за ними как можно скорее, чтобы, в случае сопротивления, поддержать их». (45) Слыша это Ксенофонт слез с лошади. Севѳ спросил его: «зачем ты слезаешь, когда нужно спешить?» — «Потому что уверен, отвечал Ксенофонт, что там нужно будет не меня одного; да и гоплиты будут бежать скорее и бодрее, если я буду вести их пешком». (46) После этого Севѳ удалился и вместе с ним Тимасион, у которого было до 40 эллинских всадников.
Между тем Ксенофонт приказал выступить из всех лохов солдатам моложе 30 лет и легковооруженным, и с ними побежал вперед, а Клеанор командовал остальными. (47) Когда они прибыли в деревни, подъехал Севѳ, при котором было не более 30 всадников, и сказал: «Как ты говорил, Ксенофонт, так и случилось. Жители в наших руках, но мои всадники, преследуя неприятеля, разбежались в разные стороны, и я опасаюсь, как бы неприятели не собрались и не наделали им какой беды. Кроме того нужно в деревнях оставить солдат, потому что они переполнены жителями». (48) На это Ксенофонт отвечал: «Я со своим отрядом займу вершины, а ты поручи Клеанору растянуть фалангу по долине во всю длину деревни». Когда это было исполнено, то захватили рабов около 1000, волов 2000, разного мелкого скота бесчисленное множество. Здесь они и провели ночь под открытым небом.
Глава IV
Действия Севѳа. Еписѳен. Покорение страны.
На следующий день Севѳ сжег все деревни дотла, не оставив ни одного жилища, чтобы все боялись подобной участи, если не покорятся, и возвратился обратно. (2) Добычу послал с Геракдидом для продажи в Перинѳ, чтобы иметь плату для солдат, а сам вместе с эллинами расположился лагерем на ѳинской равнине. (3) Ѳины оставили (свои жилища) и бежали в горы. Между тем выпад глубокий снег и был такой холод, что замерзала принесенная к ужину вода и вино в сосудах, и многие из эллинов отморозили носы и уши. (4) Тогда стало понятно, отчего ѳракийцы носят на голове и на ушах лисьи шапки и хитоны, закрывающие не только грудь, но и бедра, а сидя на лошади носят не хламиды, но бурки, простирающиеся до пят. (5) Между тем Севѳ отпустил несколько пленных и послал их в горы сказать, что если они не возвратятся домой и не изъявят покорности, он сожжет их деревни и хлеб, и они погибнут с голоду. Вследствие этого начали возвращаться женщины, дети и старики, но молодежь осталась в деревне, расположенной под горою. (6) Узнав об этом, Севѳ поручил Ксенофонту взять гоплитов, которые помоложе, и идти за ним. Выступив ночью, они с рассветом прибыли в эту деревню. Впрочем большая часть (молодежи) бежала, потому что вблизи заходилась гора, но тех, которые были захвачены, Севѳ приказал беспощадно расстрелять дротиками.
(7) Между тем в войске находился некто Еписѳен, из Олинѳа, педераст. Увидевши одного красивого ѳина, только что входившего в лета и тоже подлежавшего смертной казни, он прибежал к Ксенофонту и умолял оказать ему защиту. (8) Ксенофонт подошел к Севѳу и просил не казнить ѳина. При этом рассказал о характере Еписѳена, о том, что в прежнее время, он составил целый лох, обращая внимание лишь на то, чтобы его лохиты были красивы; и о том, что Еписѳен с этим лохом всегда оставался храбр. (9) Севѳ спросил его: «а согласен ты, Еписѳен, сам умереть вместо его?» — «Руби, ответил Еписѳен, подставляя свою шею, если мальчик этого желает и будет признателен ко мне». (10) Севѳ спросил ѳина, рубить–ли вместо его Еиисѳена. Но тот умолял никого не казнить. Тогда Еписѳен обнял ѳина и сказал: «Севѳ, теперь ты за него будешь со мною драться, (11) потому что я его не выпущу». Севѳ засмеялся и оставил.
Севѳ решился стать лагерем здесь же, чтобы жители, бежавшие в горы, не могли получать пропитания из деревень. Сам он сошел в долину и там раскинул палатки; но Ксенофонт с отборными солдатами расположился в одной из самых верхних деревень, расположенных невдалеке, между так называемыми «горными ѳракийцами».
(13) Прошло несколько дней, и ѳракийцы начали сходить с гор и завели с Севѳом речь о мире и заложниках. Между тем, Ксенофонт прибыл к Севѳу и говорил ему, что отряд его, Ксенофонта, в очень неудобной местности, и что вблизи неприятели; что для его солдат приятнее было бы стоят под открытым небом, но в укрепленном месте, чем под крышами, где они могут погибнут. (13) Но Севѳ сказал, чтобы он не беспокоился, и указал на находившихся у него заложников. Некоторые из тех, что спустились с гор, тоже просили Ксенофонта помочь им в заключении договора. Ксенофонт согласился, обнадежил их и уверял, что, покорившись Севѳу, они не испытают никакой беды. А между тем они говорили это только ради соглядатайства.
(14) Все это происходило днем, а в наступившую ночь ѳины спустились с гор и сделали нападение. Проводниками для них служили хозяева из каждого дома, потому что иначе за темнотой трудно было бы отыскивать дома по деревне, и кроме того, ради скота, строения со всех сторон обставлялись высоким частоколом. (15) Подойдя к дверям известного жилища, они бросали дротиками, иные колотили дубинами, которые ѳракийцы, как после сами говорили, носят для того, чтобы перебивать древка копий, а некоторые поджигали дома. Они звали Ксенофонта по имени и требовали, чтобы он вышел для смертной казни, или же грозили сжечь его тут же. (16) Уже показывался огонь через крышу, и товарищи Ксенофонта, одетые в панцири, стояли внутри дома со щитами, мечами и шлемами, как вдруг Силан, из Макиста, юноша лет 18, дал сигнал трубой. Немедленно выскочили солдаты из других помещений и обнажили оружие. (17) Ѳракийцы бежали, по своему обычаю, привязавши легкие щиты сзади. Но несколько человек было захвачено при перелазе через частокол, на котором они повисли, зацепившись щитами, некоторые же, не попавши на выход, были убиты. эллины преследовали их за деревню. (18) Впрочем, некоторые из прогнанных ѳинов, укрываясь в темноте, бросали через огонь дротиками в тех эллинов, которые суетились около горевших домов, и ранили лохагов Иеронима и Эводея, и Ѳеогена, локра, тоже лохага; но никто не был убит. При этом пожаре у некоторых сгорело платье и все вещи. (19) Севѳ приехал на помощь с первыми попавшимися 7 всадниками и с ѳракийским трубачем. Когда до него дошли слухи о случившемся, он приказал трубить все то время, когда спешил на помощь, так что и это увеличило страх неприятеля. Прибывши (к эллинам), он приветствовал их, и говорил, что ожидал найти много убитых.
(20) Вследствие этого Ксенофонт просил Севѳа передать ему заложников и, если Севѳ согласен, вместе отправиться в поход в горы, или же отпустить самого Ксенофонта. (21) Таким образом на следующий день Севѳ передал Ксенофонту заложников, которые состояли из стариков, но, как передавали, особенно уважаемых между горскими жителями, и сам отправился с войсками, которые уже утроились, так как, вследствие слухов о действиях Севѳа, к нему прибыло много одрисов для участия в походе. (22) Точно также ѳины, видя множество гоплитов, пелтастов, всадников, сошли с гор и с покорностью просили о заключении союза, обещая все исполнить и предлагая обязательства. (23) Севѳ пригласил Ксенофонта и, изложив ему предложения ѳинов, сказал, что не станет заключать договора, если Ксенофонт захочет наказать их за нападение. Ксенофонт отвечал: (24) «Я признаю достаточным для них наказанием уже то, что они из свободных стали рабами»; и прибавил к этому, что советует Севѳу на будущее время брать в заложники таких лиц, которые особенно в силах наносить вред, а стариков оставлять дома. Таким образом все жители этой местности присоединились к союзу.
Глава V
Невыдача жалованья и Гераклид. Прибытие в Салмидес.
Когда эллины вместе с Севѳом направлялись против ѳракийцев, обитающих за Византией, в так называемую Дельту, — (это уже были владения не Месада, но Тира, потомка Одриса, жившего в незапамятные времена), к ним прибыл Гераклид с деньгами за (проданную) добычу. (2) Здесь Севѳ приказал привести три пары мулов, — больше не было, — и несколько пар волов, и позвав Ксенофонта, сказал ему (часть) взять себе, остальное разделить между стратегами и лохагами. (3) Но Ксенофонт отвечал: «для меня достаточно будет получить и впоследствии, а ты одари тех стратегов и лохагов, которые последовали за мной». (4) Таким образом одну пару (мулов) взял Тимасион, из Дардана, другую Клеанор, орхоменец, третью ахеец Фриниск. Пары волов поделены были между лохагами. Но не смотря на то, что прошел уже (целый) месяц, Севѳ выдал плату только за 20 дней, так как Гераклид с клятвою утверждал, что больше не выручил. Тогда Ксенофонт пришел в негодование и сказал: (5) «Гераклид, я вижу, что ты блюдешь интересы Севѳа не так, как бы следовало, потому что тогда ты принес бы всю плату сполна, хотя бы посредством займа, если нельзя иначе, и даже продал бы свое платье».
(6) Гераклид озлобился за это и, опасаясь лишиться милости Севѳа, с того же самого дня, как только мог, клеветал на Ксенофонта перед Севѳом. (7) Между тем солдаты обвиняли Ксенофонта, что не получают платы, а Севѳ был недоволен на Ксенофонта за то, что он настойчиво ее требовал. (8) До этого времени он постоянно напоминал Ксенофонту, что лишь только дойдут до моря, он отдаст Ксенофонту Висанѳу, Ган и укрепление Неон, с этого же времени ничего не говорил, потому что опять таки Гераклид внушил ему мысль, что опасно вручать крепости человеку, располагающему войсками.
(9) Вследствие всего этого Ксенофонт начал обдумывать, как поступить относительно дальнейших походов. Между тем Гераклид повел всех стратегов к Севѳу и сказал им заявить, что они нисколько не хуже Ксенофонта будут управлять войском, а жалованье обещал выдать через несколько дней сполна за два месяца, и при этом убеждал их продолжать поход. (10) Но Тимасион на это отвечал: «что касается меня, то даже если бы мне выдали плату за пять месяцев, я не пойду без Ксенофонта». Фриписк и Клеанор сказали тоже.
(11) Тогда Севѳ начал бранить Гераклида, зачем он не позвал Ксенофонта, и после этого призвал его отдельно.
Но Ксенофонт, зная недобросовестность Гераклида, который готов наклеветать на него перед стратегами, прибыл со всеми стратегами и лохагами. (12) Тогда все согласились (на дальнейший поход) и выступили, и, держась по правой руке Понта, пошли через страну ѳракийцев, так называемых мелинофагов (просоедов), и прибыли в Салмидесс.
Здесь много кораблей, плывущих в Понт, прибивается к берегу и садится на мель, потому что мелководье занимает большую часть моря. (13) Живущие здесь ѳракийцы поделили (морской берег межевыми столбами), и каждый грабит те суда, которые море прибивает к его участку. Говорят даже, что прежде деления (берега) много погибло ѳракийцев при грабежах от взаимного смертоубийства. (14) Здесь попадалось много диванов, сундуков, исписанных книг и разных товаров, какие только возят моряки в деревянных ящиках. (15) Перебрав все это, они отправились обратно. В это время войско Севѳа оказалось многочисленнее эллинского, так как к нему не только сходили (с гор) одрисы, но и покоренные тоже присоединялись к его войску. Все они вместе остановились на равнине за Силиврией, находясь на расстоянии около 30 стадий от моря. (16) Но о плате не было и помину. Солдаты чрезвычайно были недовольны на Ксенофонта, тем более что и сам Севѳ уже относился к ним не так дружелюбно; когда же Ксенофонт приходил к Севѳу с желанием поговорить, то всякий раз оказывались разные препятствия.
Глава VI
Хармин и Политик. Обвинения против Ксенофонта. Его речь. Переговоры и жертвоприношение.
В это самое время, когда прошло уже почти 2 месяца (на услужбе у Севѳа), прибыли от Ѳиврона лакедемоняне Хармин и Полиник и объявили, что лакедемоняне решили вести войну с Тиссаферном, и что Ѳиврон уже выехал для ведения войны, нуждается в этом войске и обещает плату для солдата по дарику в месяц, лохагам по 2 дарика, и стратегам по четыре. (2) Как только прибыли эти послы, Гераклид, узнав, что они прибыли за войском, сказал Севѳу, что это как нельзя лучше. «Лакедемоняне (говорил он) нуждаются в войске, а тебе более его не надо. Отдав войско, ты сделаешь им одолжение, а между тем солдаты не потребуют от тебя следуемой платы и удалятся из страны».
(3) Севѳ, выслушав эти слова, сказал привести к нему (послов); и когда последние заявили, что прибыли за войском, Севѳ сказал, что уступает его, потому что желает быть другом и союзником (лакедемонян). Пригласил их к обеду и угостил великолепно, (4) но не пригласил ни Ксенофонта, ни прочих стратегов. На вопрос лакедемонян, что за человек Ксенофонт, Севѳ отвечал, что вообще он человек не дурной, но слишком любит солдат и вследствие этого себе же вредит.
— Не имеет ли он влияния на солдат?» спрашивали послы. — (5) «Даже очень большое» отвечал Гераклид. — «Не станет ли он противодействовать нам при выходе войска?» — «Нисколько. Если вы, говорил Гераклид, соберете солдат и пообещаете плату, то они не особенно будут смотреть на него и уйдут с вами». — (6) «Как же теперь собрать их?» спрашивали послы. — «Завтра утром, говорил Гераклид, мы поведем вас к солдатам, и я уверен, что завидя вас, они с радостью сбегутся». Так окончился этот день.
(7) На следующее утро Севѳ и Гераклид повели этих лакедемонцев в лагерь, и собралось войско. Послы говорили: «Лакедемоняне решили вести войну с Тиссаферном, который нанес вам обиды. Если вы отправитесь с нами, то накажете своего врага, (8) и кроме того каждый из вас будет получать в месяц по дарику, лохаг вдвое, стратег вчетверо». Солдаты с радостью выслушали это, и сейчас же выступил один аркадянин с обвинениями против Ксенофонта. Севѳ тоже присутствовал при этом, желая знать, что из этого выйдет, и с переводчиком стоял на расстоянии голоса. Впрочем он и сам довольно знал по эллински. (9) Этот аркадянин сказал: «Лакедемоняне, мы давно уже были бы у вас, если бы Ксенофонт не склонил нас идти сюда. Здесь мы всю эту жестокую зиму ведем войны, не зная отдыха ни ночью, ни днем, между тем он пользуется нашими трудами. Севѳ его одного наделил богатствами, (10) а нас лишает жалованья; так что если бы я увидел его побитым камнями и наказанным за все то, во что он нас впутал, я, первый его обвинитель, считал бы себя удовлетворенным и перестал бы негодовать за понесенные (даром) труды». Вслед за ним другой начал говорить тоже, затем третий. Тогда Ксенофонт сказал:
(11) «Всего человек должен ожидать, если и вы обвиняете меня, обвиняете в том, в чем, по моему глубокому убеждению, я оказал вам величайшие услуги. Я уже выехал было домой, но вернулся, клянусь Зевсом, не потому, чтобы до меня доходили слухи, что вы наслаждаетесь благополучием, но потому, что узнал, что вы впали в безвыходное положение. Вот почему я вернулся помочь вам, чем можно. (12) Лишь только я прибыл, этот самый Севѳ присылал ко мне много посольств с разными обещаниями, чтобы только я склонил вас перейти к нему. Но сами вы знаете, что я не согласился на это, а повел вас туда, откуда надеялся немедленно же переправить вас в Азию. Это я считал самым лучшим для вас и знал, что и вы на это согласны. (13) Но когда прибыл с триерами Аристарх и не допустил нашего переезда, я тогда же, по всегдашнему обычаю, созвал вас, чтобы посоветоваться, как поступить. (14) И что же? Разве вы не слышали, когда Аристарх настаивал, чтобы вы направлялись в Херсон? разве вы не слышали, когда Севѳ приглашал вас поступить к нему на службу? Не все ли вы тогда говорили, чтобы идти к Севѳу и не все ли вы утвердили это вашим приговором? Чем же я виноват, если привел вас туда, куда вам самим было угодно идти? Дальше. (15) Севѳ начал нечестно действовать относительно платы. Если я внушаю ему это, то вы по всей справедливости можете меня обвинять и изъявлять ваше негодование; но если я, который прежде был для него лицом самым близким, теперь оказываюсь самым враждебным, то в силу какой справедливости я, за предпочтение вас Севѳу, от вас же получаю обвинение, обвинение за то, что послужило причиной моей с ним ссоры? (16) Быть может, вы скажете, что можно забрать ваши деньги у Севѳа и лицемерить? Но если только Севѳ мне заплатил, то очевидно он не для того платил, чтобы лишиться тех денег, которые мне дает, и еще другие вам платить. Без всякого сомнения, если только он мне давал их, то давал с той целью, чтобы, давши мне меньше, не дать вам больше. (17) Но если только вы думаете, что это так и случилось, то взыщите с него ваши деньги, и наше обоюдное с ним дело можете совершенно уничтожить. И если только я получил что–нибудь от Севѳа, то он, очевидно, потребует это от меня обратно и будет совершенно прав, если только я не устрою ему того дела, за которое получил подарки.
(18) «Но будьте уверены, что далеко еще до того, чтобы я присвоил себе что–нибудь из вашего. Клянусь вам всеми богами и всеми богинями, что у меня нет даже того, что он обещал мне, как частному человеку. Вот он сам здесь и слышит мои слова, и совесть ему скажет, справедливо ли я призываю богов во свидетели. (19) Но чтобы вас еще более удивить, я могу вам поклясться и в том, что я не получил даже того, что получили прочие стратеги, не получил даже того, что получили некоторые лохаги. (20) Зачем же я это делал? Затем, что я надеялся, что чем более помогу ему в бедности, тем более буду иметь в нем друга, когда он достигнет могущества. К сожалению, теперь я вижу его благополучие и убеждаюсь в неблагодарности. (21) Быть может кто–либо из вас скажет: «не стыдно ли тебе быть таким глупцом и допустить такой обман?» Разумеется, мне стыдно было бы, если бы я дозволил обмануть себя врагу, но в отношении друга, — так по крайней мере я думаю, — гораздо более стыда обманывать друга, чем самому быть обманутым. (22) Но во всяком случае, если только и в отношении друзей требуется предосторожность, вы, — что мне вполне известно, — все таковые меры приняли, чтобы не дать ему повода удержать обещанное и заслуженное вами (жалованье). Мы ни в чем не нанесли ему вреда, не были ленивы для его интересов и не были никогда трусами в том, для чего он призвал нас.
(23) «Но вы возразите, что тогда следовало взять у него известный залог, так чтобы он, хотя и желал, не мог обмануть. Выслушайте и относительно этого то, чего я никогда не сказал бы в присутствии Севѳа, если бы не считал вас настолько непроницательными и настолько перед мной неблагодарными. (24) Припомните, в каких вы находились обстоятельствах, из которых я вывел вас службою у Севѳа. Не приказал ли Аристарх запереть ворота, если только вы явитесь в Перинѳ? Не стояли–ль вы под открытым небом, за городом, и притом среди зимы? Не в таком ли вы были положении и относительно продовольствия, что его было у вас крайне недостаточно, и крайне недостаточно денег, чтобы купить? (25) Не оставалось ли неизбежным остаться во Ѳракии, в виду трирем, готовых воспрепятствовать переезду, и оставшись, очутиться в неприятельской стране, в такой стране, где вас ожидало множество всадников и множество пелтастов? (26) Ведь у нас были только гоплиты, так что мы, идя все вместе на деревни, никогда не могли бы набрать продовольствия достаточно, а послать отряды в погоню за рабами или за мелким скотом мы не могли потому, что присоединившись к вам, я не нашел ни всадников, ни пелтастов. (27) Следовательно, если бы я, при таких ваших крайним обстоятельствах, заключил для вас союз с Севѳом, у которого были так нужные для вас всадники и пелтасты, не выхлопотавши никакого жалованья, то думали–ль бы вы, что я заключил вредный для вас договор? (28) Вы, в соединении с этими (всадниками и пелтастами), доводили бы ѳракийцев до необходимости торопиться и скорее бежать, и таким образом по деревням заставали бы достаточно хлеба и вам доставалось бы достаточно рабов и мелкого скота.
(29) «Кроме того, с тех пор, как к нам присоединилась конница, мы неприятеля уже не встречаем, тогда как до этого времени, неприятель смело нападал на нас своей конницей и легковооруженными и не давал нам возможности расходиться малыми отрядами и добывать достаточно продовольствия. (30) Если же тот, кто доставил вам это убежище, не выплатил сполна за это убежище, то неужели это такое роковое бедствие, чтобы вы из–за этого считали непременною вашею обязанностью не выпустить меня живым? (31) Дальше, в каком вы положении возвращаетесь отсюда? Не после зимовки ли, в изобилии продовольствия, и не с сохранением–ли кое–каких остатков из того, что вы получили от Севѳа? — потому что вы жили на счет неприятеля. (32) А между тем, находясь в таком положении, вы не видели товарищей убитыми и не теряли их в плену. Дальше, если вы приобрели достаточно известной славы своими войнами против азиатских варваров, то не присоединили–ль вы еще нового блеска победами над варварами европейскими, с какими только сражались, между тем как прежняя слава остается за вами незыблема? Я вам говорю, что за то, за что вы на меня негодуете, вы должны бы благодарить богов, как за милость. Вот каково ваше положение.
(33) «Теперь обратите, пожалуйста, ваше внимание на мое положение. Когда я в первый раз сел (на корабль, чтобы ехать) на родину, я возвращался с бесконечной признательностью от вас, а, благодаря вам, и с высоким обо мне мнением всех эллинов. Я пользовался доверием лакедемонян, иначе они не послали бы меня обратно к вам. (34) Но теперь я удалюсь, оклеветанный вами перед лакедемонянами, и в ссоре из–за вас же с Севѳом, относительно которого я питал надежду оказать ему, при помощи вашей, услуги и затем обеспечить верный приют для себя и для детей, если их буду иметь. (35) И теперь вы такого обо мне мнения, — вы, за которых я испытал столько вражды и притом от лиц гораздо меня сильнейших, — вы, для блага которых я беспрестанно, сколько мог, трудился!!
(36) «И вот я теперь перед вами, но не пойманный в желании бежать от вас или скрыться. И если вы исполните ваши угрозы, то знайте, что вы предадите смерти того человека, который ради вас много провел бессонных ночей, много перенес с вами трудов и опасностей и при обязанностях и вне обязанностей; который с божьей помощью и с вашими силами, много поставил трофеев над варварами и который постоянно, всеми силами, противился, чтобы вы не были врагами никакому эллинскому племени.
(37) «Конечно, теперь вы смело можете идти и сушей и морем, куда угодно. И вот, когда вам судьба оказала покровительство, когда вы плывете туда, куда давно желали, когда вас просят могущественнейшие повелители, когда представилась плата и за вами пришли лакедемонцы, признанные славнейшими предводителями, — это самое время вы считаете наилучшим случаем, чтобы поскорее умертвить меня? (38) Не так вы думали, когда всем нам грозила беда, — вы, что так помните все! Тогда вы называли меня отцом и обещали вечно помнить, как своего благодетеля.
«Но и те, что прибыли за вами, тоже не без чувства справедливости. Я убежден, что и они не будут считать вас лучше, если вы так поступили со мной».
Этими словами Ксенофонт окончил.
(39) Лакедемонянин Хармип выступил и сказал: «Я нахожу, что вы негодуете на него совершенно несправедливо. Я даже сам могу дать показания в пользу Ксенофонта. Когда мы с Полинином спросили Севѳа, что за человек Ксенофонт, Севѳ решительно ничем не мог упрекнуть его, и заявил только, что Ксенофонт слишком предан солдатам; и что вследствие этого Ксенофонт находится в дурных отношениях, как с нами лакедемонянами, так и с Севѳом». (40) Затем выступил Еврилох, аркадянин, из Лус и сказал: «Я желал бы, чтобы вы лакедемоняне, прежде всего начали свое начальствование с того, чтобы вытребовать у Севѳа наше жалованье, по доброй ли его воле или же силою, а до тех пор не выводить нас отсюда». (41) Аѳинянин Поликрат выступил в защиту Ксенофонта и сказал: «Эллины, я вижу, что здесь же находится Гераклид, который взял приобретенную нашими трудами добычу, продал ее и не отдал вырученных денег ни Севѳу, ни нам; он украл их и присвоил себе, так что, по настоящему, следует его задержать, тем более, что он не ѳракиец, а эллин, и с эллинами же поступает нечестно».
(42) Услышавши это, Гераклид пришел еще в больший ужас и, подойдя к Севѳу, сказал: «Если у нас есть еще рассудок, уйдем отсюда из их рук». И они тотчас вскочили на лошадей и уехали в свой лагерь.
(43) После этого Севѳ прислал к Ксенофонту своего переводчика Аврозельма, с просьбою остаться у Севѳа с 1000 гоплитов и с обещанием дать приморские поселения и прочее, что обещал, и сообщил ему — с условием никому об этом не говорить — что он узнал от Полиника, будто Ксенофонт, попавши в руки лакедемонянам, непременно будет казнен Ѳивроном. (44) Точно также многие другие лица предупреждали Ксенофонта, что он оклеветан и что ему следует быть осторожным. Вследствие этих известий Ксенофонт взял двое жертвенных животных и принес жертву Зевсу царю, лучше ли ему остаться у Севѳа на заявленных последним условиях или же идти с войском. Ответ был — идти с войском.
Глава VІІ
Прибытие Мидосада и Одриса. Ответ Ксенофонта и Хармина. Речь Ксенофонта к Севѳу. Ответ и предложения Севѳа. Выдача платы.
После этого Севѳ стал лагерем еще дальше от эллинов, а эллины расположились в деревнях, где намерены были запастись продовольствием и идти к морю. Но эти деревни были отданы Севѳом Мидосаду, (2) а Мидосад, видя, что все, что только есть в деревнях, пойдет на эллинов, был этим крайне недоволен. В сопровождении некоего одриса, имевшего важное значение между спустившимися с гор горскими жителями, и с 30 всадниками он прибыл в эллинский лагерь и вызвал Ксенофонта. Последний вышел к нему вместе с лохагами и своими друзьями. (3) Тогда Мидосад сказал: «Ксенофонт, опустошая наши деревни, вы наносите нам обиды. Вследствие этого я, от имени Севѳа, и этот человек, от имени Мидока, царя нагорных стран, объявляем вам, чтобы вы удалились из этой страны; иначе мы не дозволим опустошать нашу страну; если же вы будете продолжать, мы отразим вас, как неприятелей».
(4) Ксенофонт выслушал и сказал: «На подобные речи и отвечать не стоит; но я скажу несколько слов ради этого человека, чтобы он знал, что такое вы и что такое мы. (5) Прежде заключения с вами союза, мы шли через эту страну, как нам угодно было: где хотели, разоряли и где хотели, жгли. (6) Да и ты сам, прибывши в нам послом, оставался вне опасностей только под нашей защитой; и все вы не иначе вступали в эту страну, как только все время проводя ночи с взнузданными лошадьми. (7) Теперь же, когда вы, благодаря нашему союзу, с нашей и божьей помощью, овладели этой страной, вы гоните нас из той страны, которую получили от нас, добывших ее силою своего оружия, — потому что ты и сам знаешь, что неприятели не в состоянии были прогнать нас? (8) И теперь ты не только не считаешь себя обязанным отправить нас с подарками и с благодарностью за испытанные услуги, но даже стараешься — на сколько это от тебя зависит — чтобы нам на нашем пути негде было стать лагерем? (9) И ты, говоря это, не стыдишься ни богов, ни этого человека, который знает, что ты только теперь обогатился, и что ты, до заключения союза с нами, по собственным же словам, жил грабежом? (10) Да и зачем ты с этим обращаешься ко мне? Теперь не я управляю, но лакедемоняне, которым вы, безголовые, передали войско, нисколько не посоветовавшись со мною, чтобы я передачей войска мог заслужить их расположенность, точно также как передачей его вам заслужил их негодование!»
(11) Одрис на это сказал: «При таких речах, Мидосад, лучше бы мне от стыда сквозь землю провалиться. Если бы я знал это прежде, я никогда не пошел бы с тобой, потому что сам Мидок не похвалит меня, если я стану выгонять своих благодетелей».
(12) После этих слов он сел на коня и уехал; вместе с ним уехали и все всадники, за исключением только 4 или 5. Но Мидосад, которому жаль было опустошаемых владений, просил Ксенофонта пригласить к нему лакедемонских послов. (13) Ксенофонт, в сопровождении своих друзей, отправился к Хармину и Полинику и сказал, что их приглашает Мидосад для объявления того же, что объявил Ксенофонту — требовать удаления из страны. (14) «И я надеюсь, говорил Ксенофонт, что вы вытребуете следуемую плату для войска, если заявите, что войско просит вас взыскать ее с Севѳа, хочет ли он или не хочет; что солдаты заявили с готовностью следовать за вами, получив эту плату; что и вы находите требования солдат справедливыми, и что вы дали им обещание тогда только выйти из страны, когда солдаты получат следуемое».
(15) Лакедемоняне, выслушав это, сказали, что заявят об этом и что вообще будут требовать как можно настойчивее; и тотчас отправились со всеми имевшими к этому отношение лицами. Прибывши (на место), Хармин сказал: «Мидосад, если ты имеешь что–либо нам сказать, говори; если же нет, то мы имеем нечто сказать тебе». (16) Мидосад очень скромно отвечал: «мы с Севѳом заявляем только, чтобы мы, сделавшись вашими друзьями, не испытывали от вас обид, потому что тот вред, который вы нанесете этим жителям, вы нанесете нам, так как они нам принадлежат». — (17) «Но мы тогда выйдем отсюда, отвечали лакедемонцы, когда доставившие вам (обладание этой страной) получат свою плату; в противном случае мы заступимся за них и накажем тех людей, которые поступили с ними клятвопреступно и несправедливо; и если и ваши действия таковы же, то мы с вас же начнем требовать удовлетворение».
(18) Ксенофонт прибавил: «Мидосад, не угодно ли вам предоставить тем, в чьей стране мы находимся и чьими друзьями вы считаете себя, самим решить, что они предпочтут более для себя полезным, ваше ли удаление, или наше». (19) Мидосад не согласился на это, но предложил, чтобы оба лакедемонца или сами отправились к Севѳу с вопросом о плате, — он говорил, что надеется на согласие Севѳа — или же послали с ним Ксенофонта, и обещал свое содействие; но просил не жечь деревень. (20) Вследствие этого послали Ксенофонта вместе с лицами, имевшими наиболее отношения (к этому делу). Ксенофонт, прибывши к Севѳу, сказал так:
(21) «Севѳ, я прибыл сюда не за тем, чтобы чего нибудь для себя требовать, но за тем, чтобы, по мере возможности, доказать тебе, что ты совершенно несправедливо начал питать враждебные в отношении меня чувства за мои требования солдатам того, что сам же охотно обещал. Я всегда был того мнения, что столько же полезно для тебя отдать обещанное, как и солдатам получить. (22) Прежде всего я убежден, что, после богов, эллины сделали тебя царем обширной страны и многих народов и возвели на такую высоту, что ты не скроешься ни с хорошим, ни с дурным поступком; а по моим понятиям, для такого человека важно, (23) чтобы о нем не думали, что он без благодарности отослал своих благодетелей; столько же для него важно слышать доброе имя в устах 6000 человек и еще важнее–не выставить себя неверным в своих обещаниях. (24) Я знаю, что слова людей, которым не верят, остаются пустыми, без последствий, без значения и не достигают цели; тогда как слово человека, о котором известно, что он следует правде, в случае он нуждается в чем–либо, может доставить ему это так же, как другому насилие. И если такие люди желают ого–либо образумить, то я могу сказать, что их угрозы действуют не менее, чем исполненное наказание у других. Точно также если они кому–либо дают обещание, то они (одним обещанием) не менее достигают (своих желаний), чем другие выдачей наличных денег.
(25) «Припомни, выдал ли ты нам что–либо вперед, когда заключал с нами союз. Я могу подтвердить, что ничего; но, в силу нашего доверия, что исполнишь то, что обещал, ты склонил участвовать с тобой в походах столько людей и доставить тебе царство, стоющее не тридцать талантов, которые они считают себя в праве от тебя получить, но гораздо более. (26) И неужели за эту сумму продается и твое доверие и доставленная тебе власть? (27) Припомни еще, как ты считал тогда важным достижение того, чем теперь владеешь уже покоренным. И я знаю наверное, что ты тогда сильнее желал достижения того, чего теперь достиг, чем приобретения суммы несравненно большей этой. (28) А я думаю, что гораздо более вреда и стыда для человека не удержать (достигнутого), чем вовсе не достигать его, так точно как невыносимее из богатого сделаться бедным, чем вовсе не испытать богатства, или как гораздо тягостнее из царя сделаться обыкновенным человеком, чем вовсе не испытать царской власти. (29) И неужели ты не понимаешь, что теперешние твои подданные склонились под твою власть вовсе не по дружбе к тебе, а по необходимости, и что если их не будет удерживать известный страх, то они примут усилия снова сделаться свободными.
(30) «Затем, думаешь ли ты, что они более будут бояться и держаться тебя, когда будут видеть, что эти солдаты, по твоему приказанию, и теперь могут остаться и после, в случае надобности, немедленно явиться, и что другие солдаты, слыша от наших солдат много о тебе хорошего, сейчас же готовы к тебе прибыть, или же (ты думаешь, что они более будут держаться тебя тогда) когда, основываясь на теперешних событиях, будут убеждены, что и другие не пойдут к тебе вследствие недоверия, и что эти солдаты более преданы им, покоренным жителям, чем тебе? (31) Кроме того они покорились тебе не потому, что были слабее нас численностью, но вследствие недостатка в предводителях.
Не грозит ли теперь опасность, что они изберут предводителями кого–либо из обиженных тобою, или же самих лакедемонцев, могущественнейших (между эллинами), особенно, если солдаты, под условием взыскания с тебя (следуемого), пообещают охотно воевать, а лакедемоняне, в силу потребности в войске, согласятся на это? (32) А что подвластные тебе теперь ѳракийцы охотнее пойдут против тебя, чем за тобой, это не подлежит сомнению, потому что, при твоем владычестве, им грозит постоянное рабство, а при свержении — свобода.
(33) «Если же ты считаешь себя обязанным оказывать заботы об этой стране, как о собственной, то неужели ты думаешь, что она менее испытает бедствий, когда солдаты, получивши следуемое, оставят ее в покое, чем тогда, когда они будут в ней оставаться, как в неприятельской, и ты принужден будешь поставить в ней новые, еще большие войска, которые тоже потребуют продовольствия? В каком случае ты больше израсходуешь денег? (34) Тогда ли, когда будет выдано следуемое, или же когда теперешний долг будет оставаться за тобой, и тебе потребуется сделать еще заем, больший? (35) Положим, Гераклид находит, как это он и мне заявил, что эта сумма очень велика, по ведь в настоящее время тебе гораздо легче достать и выдать нам (эту, хотя бы и большую сумму), чем достать, др нашего к тебе поступления, даже десятую часть теперешней. (36) Не число определяет «много» или «мало», но средства того, кто выплачивает и кто получает, а между тем теперь твой годичный доход гораздо больше, чем вся стоимость всего того, чем ты в прежнее время владел. (37) Все эти соображения я предоставляю тебе по чувству дружбы, как для того, чтобы ты оказался достойным оказанной тебе милости богов, так и для того, чтобы мне самому не потерять всякое значение в войске; (38) потому что, да будет тебе известно, теперь с этими войсками я не имею возможности отомстить желаемому врагу, и не в состоянии подать тебе вторично помощь.
(39) «Вот каково отношение ко мне войска. Тогда как я могу сослаться на тебя и призвать в свидетели богов всеведущих, что я не только не получил от тебя ничего в счет солдат, не только не требовал никогда в собственную пользу того, что принадлежит им, но даже не требовал того, что ты обещал мне лично. (40) И клянусь, что я теперь не взял бы мне обещанного, если бы в тоже время солдаты не получили следуемого. Для меня было бы бесчестно свои дела устраивать, а их потери оставлять без внимания, особенно пользуясь известным уважением с их стороны. (41) Севѳ, пусть Гераклид считает все пустяками, в сравнении с приобретением всякими способами богатств, но, по моим убеждениям, для человека вообще и тем более для начальника нет ничего выше и достойнее, как честность, правда и высокий образ мыслей. (42) Человек, владеющий этими качествами, не может не быть богатым, потому что у него много друзей, не может не быть богатым и потому, что многие желают сделаться его друзьями. В счастии он имеет с кем делиться благополучием, а в несчастий найдутся для него люди, готовые поддержать…[2] [(43) Но если ты ни по моим делам не понял, что я был тебе другом от души, ни из моих слов не мог этого постичь, то подумай хотя бы обо всем, что сказали воины: ведь ты был там и слышал, что говорили желающие поносить меня. (44) Они обвиняли меня перед лакедемонянами, что ты для меня значишь больше лакедемонян, и бранили меня за то, что я больше заботился о твоем, чем об их благополучии; и еще они утверждали, что я получил от тебя подарки. (45) И как, по–твоему, в полученье даров они винили меня потому, что видели мою неприязнь к тебе, или потому, что замечали мое рвение к твоим делам? (46) Я полагаю, каждый человек признает, что следует с приязнью относиться к тому, от кого получаешь подарки. Ты, еще раньше чем я оказал тебе услуги, привечал меня и взглядом, и голосом, и подарками, и обещаньями, которые давал мне без конца. А когда я сделал все, чего ты желал, и возвеличил тебя, сколько мог, ты осмеливаешься пренебрегать тем, что я потерял почет среди воинов? (47) Но я верю: и время показывает тебе, что надо решиться отдать долг, и самому тебе будет невтерпеж видеть, как сделавшие тебе столько хорошего тебя поносят. И прошу тебя, когда будешь отдавать долг, позаботься вернуть мне то же влияние среди воинов, с каким я был принят тобою».
(48) Услышав это, Севѳ стал бранить виновного в том, что плата давно уже не отдана, и все подозревали, что этот виновный — Гераклид. «У меня и мысли такой не было, — говорил Севѳ, — лишать их положенного, и я все им отдам». (49) Тогда снова заговорил Ксенофонт: «Если уж ты намерен отдать долг, вот о чем я тебя попрошу: верни деньги через меня, не пренебрегай тем, что теперь мое положенье в войске совсем не такое, каким было, когда мы к тебе пришли». (50) Севѳ сказал: «Из–за меня ты не лишишься почета среди воинов, а если останешься со мною и удержишь всего тысячу латников, то получишь и те поселенья, и все, что тебе было обещано». (51) Но Ксенофонт снова сказал: «Это как раз и невозможно. Отпусти нас». — «Но ведь мне известно, — сказал Севѳ, — что тебе безопаснее остаться у меня, чем уходить». (52) Но Ксенофонт сказал снова: «Твое расположенье я хвалю, но остаться мне невозможно. Ведь где бы я ни был в почете, это, посуди сам, и тебе окажется на благо». (53) После этого Севѳ сказал: «Денег у меня есть совсем мало, всего талант, их я тебе отдам; и еще до шестисот быков, около четырех тысяч овец и коз и сто двадцать рабов. Возьми их, прибавь заложников от тех, кто на вас нападал, и ступай». (54) И Ксенофонт рассмеялся в ответ: «Если всего этого не хватит на раздачу платы, кому я присужу этот талант? И коль скоро моя жизнь в опасности, не лучше ли мне по уходе от тебя остеречься, чтоб не быть побитым камнями? Ведь ты слышал их угрозы». И он никуда не пошел.
(55) На другой день Севѳ отдал им обещанное и послал людей привести скот. Воины, говорившие до того, что Ксенофонт ушел поселиться у Севѳа и получить с него обещанное, едва увидели Ксенофонта, обрадовались и подбежали к нему.] (56) Ксенофонт, отправившись к Хармину и Полинику, сказал им: «Это досталось для войска благодаря вам, и вам же я все это передаю. Разделите и выдайте солдатам». Хармин с Полинином приняли и, назначивши продавцов, продали, но (самой раздачей) заслужили много нареканий. (57) Ксенофонт не ходил к ним (по этому поводу). Он видимо собирался в отечество, — в это время еще не было определения аѳинян относительно изгнания Ксенофонта, — но друзья его, которые были в войске, являлись к нему и просили не уезжать до тех пор, пока он не выведет войск из Ѳракии и не передаст их Ѳиврону.
Глава VІII
Прибытие в Лампсак. Жрец Евклид. Прибытие в Пергам. Экспедиция Ксенофонта против перса Асидата. Передача войск Ѳиврону. Заключение.
Оттуда эллины выехали в Лампсак где Ксенофонт встретился с флиасийским жрецом, Евклидом, сыном того самого Клеагора, который нарисовал в Ликее «Сны». Евклид поздравлял Ксенофонта, что он остался жив, и спросил, много ли он собрал денег. (2) Но тот под клят- вою отвечал, что у него не стало бы денег на дорогу, если бы он не продал свою лошадь и разных вещей. (3) Евклид не поверил; но когда граждане Лампсака прислали к Ксенофонту подарки, и он принес жертву Аполлону, при которой присутствовал и Евклид, то последний, посмотрев на внутренности жертвы, сказал, что верит тому, что у Ксенофонта нет средств.
«Но я вижу, говорил Евклид, что даже если бы предстояли тебе богатства, выходят какие–то препятствия, и если бы даже вообще не было препятствий, ты сам себе будешь препятствовать». Ксенофонт согласился. Евклид продолжал: (4) «Тебе препятствует Зевс Милихий. Приносил ли ты ему жертвы так точно, как я у вас, дома, совершал ему жертвоприношения и сожигания?» Ксенофонт отвечал, что с тех пор как выехал из дому, он еще не приносил жертвы этому богу. Евклид советовал принести жертвы по обычным обрядам и уверял, что это послужит в большую пользу.
(5) На следующий день Ксенофонт отправился в Офриний и принес жертву, по отечественному обычаю, сжегши поросенков целиком. (6) Жертвы были благоприятны. В тот же день прибыли для раздачи денег солдатам Вион и Навсиклид и заключили с Ксенофонтом союз гостеприимства. Догадываясь, что Ксенофонт продал свою лошадь вследствие крайности, и зная, что он любил эту лошадь, они выкупили ее, — Ксенофонт продал ее в Лампсаке за 50 дариков, — и возвратили Ксенофонту. Не хотели даже взять денег.
(7) Оттуда эллины направились через Троаду и, перейдя гору Иду, прибыли сперва в Антандр, а затем, продолжая идти по берегу, прибыли в Ѳивскую Долину, что в Лидии. (8) Отсюда пошли через Атрамитий и Кертон и прибыли в долину Каика, при Атарнее, и затем вступили в Пергам, город в Мисии.
Здесь Ксенофонт встретил дружеский прием у Эллады, супруги Гонгила еретрийского, матери (двух сыновей) Горгиона и Гонгила. (9) Эллада сообщила Ксенофонту, что в долине живет перс, Асидат, что если Ксенофонт отправится туда ночью с 300 человек, то возьмет в плен Асидата с женой и детьми и со всеми богатствами, которых у Асидата очень много. В проводники дала ему своего племянника и Дафнагора, пользовавшегося особым её уважением. По прибытии их, Ксенофонт принес жертву. (10) Присутствовавший при этом Васий, жрец из Елиды, сказал, что жертвы вполне благоприятны и что Асидат будет захвачен. (11) После ужина Ксенофонт отправился в сопровождении лохагов, наиболее близких и во всех случаях бывших ему верными, чтобы таким образом их осчастливить. С ним выступило еще человек 600, настоявших, (чтобы их тоже взять); но лохаги (бросили последних и) уехали, чтобы не делиться готовыми богатствами.
(12) Когда Ксенофонт с лохагами прибыл около ночи (на место), то находившиеся около башни рабы бежали с большею частью добычи, потому что лохаги имели в виду только захватить Асидата, и его богатства. (13) Но так как они, приступивши к башне, не могли взять ее, — она была высокая, большая, с бойницами и со множеством храбрых людей, — то начали пробивать. (14) Но толщина стены состояла из восьми кирпичей. К рассвету сделан был пролом, и, как только свет проник (через отверстие), один из осажденных ударил большим длинным копьем в бедро стоявшего вблизи эллина, и затем осажденные, бросая стрелы, не давали возможности даже приступить. (15) На их крики и огни с просьбой о помощи прибыл Итамений с своим отрядом, а затем из Комании прибыли ассирийские гоплиты, около 80 гирканских всадников, служивших по найму у царя, и до 800 пелтастов; прибыло также много всадников из Парѳения, Аполлонии и других ближайших мест.
(16) Тогда пришлось уже думать о том, как бы отступить. Забравши, сколько было, волов, овец и рабов, они угнали их, поместив в середине эллинов, построенных четырехугольником. Думали уже не о добыче, но чтобы отступление не сделалось бегством, чтобы не ободрить неприятеля и не навести малодушия на солдат, когда будут отступать, оставив добычу. Отступали таким образом, чтобы отстоять взятое.
(17) Между тем Гонгил, видя малочисленность эллинов и многочисленность нападающих, вопреки воле матери, тоже выступил с своими людьми, чтобы участвовать в сражении. Прокл, потомок Дамарата, тоже привел отряды из Галисарны и Тевѳрании. (18) Отряд Ксенофонта, теснимый со всех сторон стрелками и пращниками, шел, образовавши круг, так чтобы щиты были против стрел, и наконец с трудом перешли р. Каик, так что около половины было раненых. (19) Тогда же был ранен лохаг Агасия, стимфалиец, все время отбивавшийся от неприятелей. Наконец достигли лагеря с 200 рабов и с овцами, которых было достаточно для (благодарственной) жертвы.
(20) На следующий день Ксенофонт принес жертву и ночью повел все войско по дальнейшему пути через Лидию для того, чтобы Асидат, вследствие близости, не замечал опасности и перестал принимать меры предосторожности. (21) Однако Асидат, узнавши, что Ксенофонт вторично приносил жертву и шел против него со всеми войсками, остановился в деревне, лежащей под укреплением Парѳением. (22) Здесь настиг его отряд Ксенофонта и взял в плен с женой, детьми, лошадьми и со всем имуществом. Таким образом исполнилось прежнее предсказание. Вслед затем эллины возвратились в Пергам. (23) После этого случая Ксенофонт уже не жаловался на божество; лакедемонцы, лохаги, все стратеги и солдаты предложили ему выбрать из добычи самое ценное: лошадей, повозки и проч., так что он был даже в состоянии и других облагодетельствовать.
(24) В это же время прибыл Ѳиврон и принял войска. Соединив их с остальными эллинскими войсками, он открыл войну против Тиссаферна и Фарнабаза.
---
(25) Начальниками царских областей, через которые мы прошли, были: в Лидии Артима, Фригии Артакама, Ликаонии и Каппадокии Миѳридат, Киликии Сиеннесий, Финикии и Аравии Дерн, Сирии и Ассирии Велесий, Вавилоне Ропар, Мидии Арвак, у Фазийцев и Гесперитов Тирибаз; — кардухи, халивы, халдеи, макроны, колхи, моссиники, кеты и тиваринцы — самостоятельные племена; — в Пафлагонии Корила, Виѳинии Фарнабаз и в европейской Ѳракии Севѳ.
(26) Пространство пути, за все время похода и отступления, 215 переходов, 1155 парасанг или 34 650 стадий. Количество времени, пройденного в походе и в отступлении, 1 год и три месяца.
конец.


[1] В начале октября.
[2] Одна страница утеряна. Возможно типографский брак. Текст квадратных скобках восстановлен по переводу Ошерова.