Глава IX. ПАРФИЯ В СВЕТЕ ТОРГОВЫХ ОТНОШЕНИЙ И ДАННЫХ АНТИЧНОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ТРАДИЦИИ
В течение периода, охваченного в последних четырех главах, произошли важные изменения в мире торговли, которые в конце концов должны были серьезно повлиять на ход парфянской истории. Вместе с ростом богатства и тяги к роскоши в Сирии и Риме возник спрос на товары с Дальнего Востока. Некоторые маршруты Великого шелкового пути из Китая проходили через Парфию, а другие пересекали территорию, которая контролировалась парфянским оружием[1]. Доходы от налогов увеличили парфянскую казну настолько, что Тацит сравнил ее с казной самого Рима[2]. Стимулом к открытию новых путей, идущих в обход Парфии, вероятно, стало не желание избавиться от уплаты пошлин, а ослабление контроля со стороны парфян вдоль их участка пути. Таможенные пошлины, которые взыскивались правительством, хотя и были высоки, но все же уступали многочисленным поборам, взимаемым мелкими вождями через каждые несколько миль. Сильной централизованной власти, по сути, не стало. Водный путь в Индию с его портовыми пошлинами и пиратами, вероятно, рассматривался теперь как меньшее из двух зол[3].
Относительно более позднего времени мы располагаем свидетельствами о таможнях, учрежденных на приграничных землях в междуречье Тигра и Евфрата, где налоги собирали римские сборщики податей[4]. Массовое расселение в течение парфянского периода, включая активное новое заселение покинутых мест, доказывает, что парфянское правление принесло Месопотамии процветание. Возможно, именно парфяне прорыли гигантский канал Нахрван (к востоку от Тигра) со многими ответвлениями от него.
Во время правления Вологеза I (51/52-79/80) вблизи Вавилона был основан новый город Вологазия или Вологезокерта[5]. Возможно, этот царь намеревался создать новый торговый центр вместо более древней Селевкии, где партийная борьба часто нарушала ход торговли и неоднократно возникала оппозиция царской власти[6]. Вологезокерта часто упоминается в надписях из Пальмиры как пункт назначения пальмирских караванов. После перемещения торговли в этот новый центр, роста значимости более парфянского в этническом смысле Ктезифона на другой стороне реки и разрушений, причиненных последовавшими одно за другим римскими вторжениями, старый царский город Селевкия еще быстрее приходит в упадок во II в. н. э.
Наиболее важным из древних торговых маршрутов был Великий путь, который вел в Двуречье через Иранское плато от границ Китая. Китайские торговцы встречали пришельцев с запада[7] в месте под названием Каменная Башня, предположительно отождествляемым с Ташкурганом в верховьях реки Ярканд[8]. Когда эта дорога достигала Бактрии, то присутствие там кушан заставляло купцов идти окольным путем на юг, через Арахосию и Арию. Из Раги (Рея) дорога вела на запад в Экбатану (Хамадан)[9]. Из Экбатаны, однако, товары продолжали поступать в Сирию через Плодородный Полумесяц, либо по пустыне через Дура-Европос или Пальмиру. Для месопо-тамской торговли можно было выбрать более южный путь к распределительному центру Селевкии-Ктезифону, где товары, прибывшие сухопутным путем из Китая и Индии, смешивались с товарами, которые приходили из Персидского залива и по реке Тигр.
В то самое время, когда происходили такие изменения на торговых путях, интерес Рима к Востоку становился и значительнее, и шире, что ясно отражено в произведениях поэтов. Выше уже были приведены многочисленные исторические ссылки, поскольку некоторые из этих писателей занимали в обществе такое положение, которое позволяло им получать информацию из первых рук, причем большинство из них были современниками упоминаемых ими событий. Еще более важным, чем сообщаемые ими сведения, является тот факт, что эти поэты отражают ход мыслей и интересов современного им Рима. В их произведениях мы можем ожидать обнаружение свидетельств роста римского интереса к Востоку, а поскольку многие из поэм датируются по приведенным в них данным, то у нас есть возможность более четко проследить его развитие.
Контакт Суллы с Парфией был эфемерным. Он понятия не имел о будущем этих "варваров" или даже об их истинной силе в его собственное время[10]. Цицерон до своего наместничества в Киликии называл "персов" (парфян) наиболее мирным народом[11]. Красс начал говорить о Бактрии, Индии и Внешнем море[12] еще до того, как отправился на завоевание Востока, однако у него было мало информации о неприятеле. Вера в непобедимость римских легионов оставалась непоколебимой; продемонстрировать эффективность конных лучников и тяжеловооруженной кавалерии против пеших войск предстояло парфянам. Несомненно, разгрому при Каррах нашлось много оправданий, но, в любом случае, его было недостаточно, чтобы общество сразу же осознало, что на восточном горизонте появилась новая сила. Очевидно, лишь немногие поняли тогда истинное положение вещей.
Цицерон, наместник Киликии, расположенной на самом краю территории, находившейся под угрозой, до некоторой степени имел представление об опасности, исходящей из-за Евфрата. Когда парфянская кавалерия стояла на самом пороге Сирии, его мольбы о присылке дополнительных войск не вызвали большого беспокойства в Риме. Рейды закончились, и никаких действий не было предпринято; но серьезность, с которой Помпей после Фарсальской битвы рассматривал возможность своего выступления на стороне Парфии против Рима, показывает, что по крайней мере римские военные следили за ситуацией на Востоке. Тщательные приготовления, проведенные Цезарем, включая подготовку 16 легионов и 6000 всадников, ясно показывают, что он понимал всю сложность стоявшей перед ним задачи. Впрочем, все же очень сомнительно, чтобы для рядового жителя Рима Парфия значила нечто больше, чем просто название. Поэтому пробуждение оказалось неожиданным и весьма болезненным.
В 40 г. н. э. парфянские силы под совместным командованием парфянского царевича Пакора и римлянина Лабиена вторглись прямо в самое сердце римского Востока. Провинции Азия, Памфилия, Киликия и Сирия были захвачены парфянами; вплоть до Петры на юге слово Парфии стало законом. В течение двух лет эта обширная территория, столь важная для римской торговли и индустрии удовольствий, оказалась оккупированной парфянами. Да и сам факт, что иноземцы завладели карийским и, вероятно, ионийским побережьями, был более чем неприятным, поскольку в прибрежных городах этих областей римские официальные лица обычно высаживались на пути следования к месту своего назначения в восточных провинциях. В самом Риме проживало много людей, которые происходили из этой части мира или вели там свои дела. Не успели победы Вентидия вытеснить захватчиков за Евфрат, как парфяне чуть не истребили еще одну армию, на этот раз под командованием Антония. Эффект был молниеносным. Модные словечки и фразы о Востоке стали общим достоянием и вертелись у всех на языке. Случайные ссылки по этому поводу могут быть обнаружены уже у Лукреция[13] и в первых поэмах Вергилия[14]. После парфянского вторжения в Сирию количество таких материалов существенно возрастает. "Эклоги" Вергилия[15], а позднее его "Георгики"[16] и "Энеида"[17] изобилуют упоминаниями о Парфии, Мидии, Бактрии и далекой Индии. "Парфянский лук", "ложное отступление", "смертоносный выстрел с оборотом назад", "армянский тигр", "гирканская собака", "ассирийские красители и пряности", "индийская или ассирийская слоновая кость", "негостеприимный Кавказ", "прохладный Тигр", "широкий Евфрат", "прекрасный Ганг", "индийский Гидасп", "шерсть Серов" - все эти и многие другие выражения и эпитеты стали шаблонными и еще долго жили в литературе, тогда как события, вызвавшие их появление, стали уже древней историей. Эпические поэмы и пьесы[18] писались с привлечением парфянских реалий. Гораций проявлял большой интерес к Востоку[19], особенно в связи с планировавшейся экспедицией Тиберия и возвращением захваченных парфянами боевых знамен[20]. Множество намеков на восточную экспедицию по распоряжению Августа содержится у Проперция[21]. Овидий не только продолжал более раннюю литературную традицию[22], но и продемонстрировал большой интерес к экспедиции Гая в Армению[23]. Часто встречающиеся упоминания гирканских собак в работе Граттия об этих животных показывают, что они не были легендой, а действительно существовали[24]. Сенека[25] и Лукан[26] все еще используют стандартные фразы; у Силия Италика[27] также в основном повторяются избитые клише. С другой стороны, произведения Стация, близкого друга секретаря Домициана Абасканция, изобилуют ссылками, которые показывают хорошую информированность их автора о событиях на Востоке[28]. Марциал также приводит многочисленные исторические сведения, касающиеся Востока[29], в поэмах Ювенала есть ясные свидетельства об изменении отношения к восточному провинциалу после прихода к власти Адриана[30]. "На бедрах носят кони тавро, огня помету, парфян же распознаешь ты сразу по тиарам", - так сказано одним из авторов "Анакреонтики" примерно в это же время[31].
В последующие столетия упоминания о Востоке становятся все более и более стереотипными. Тертуллиан[32], Филострат, сын Нервиана[33], М. Минуций Феликс (?)[34], Оппиан[35] - все те, кто, вероятно, жил в парфянский период, продолжают эту традицию. Более поздние авторы[36] все еще следуют ей или же цитируют ныне утраченные произведения[37]. Даже такие христианские авторы, как Иероним, все еще помнят парфян[38].
Когда Рим вступил в конфронтацию с новыми и более энергичными противниками - Сасанидами, парфян стали иногда, хотя и не всегда, путать с ними. Примеры как подобной путаницы, так и правильной идентификации могут быть найдены у Клавдиана, в сочинениях которого вновь появляется традиционная лексика: "Аракс", "гирканский тигр", "мидийцы", "индийцы" и др.[39] Даже у Боэция[40] и в "Латинской антологии" (Anthologia Latina)[41] эта традиция была все еще жива; через посредство классических авторов она попала в английскую литературу[42].
[1] Charlesworth M. P. Trade—Routes and Commerce of the Roman Empire. 2nd cd. Cambridge, 1926. P. 98 ff. Там есть несколько ошибок: например, Селевкия находилась прямо напротив Ктезифона, а «не на расстоянии нескольких миль», как утверждает автор (Ibid. P. 101). Он также говорит: «Селевкия на Тигре… обычно была способна поддерживать независимость (!) от Парфии» (Loc. cit.).
[2] Tac. Ann. II. 60. 5.
[3] Ср.: Schoff W. H. The Periplus ofthe Erythraean Sea. New York, 1912. P. 5; о дате «Перипла» см. выше, с. 78, примеч. 41. Томпсон считает, что северные пути развивались также с целью обойти территорию Парфии (Thompson J. W. An Economical and Social History of the Middle Ages. New York. 1928. P. 23 f.).
[4] Fronto. Princ. hist. 16; Philostratus. Vita Apoll. I. 20; Bouchier Ε. S. Syria as a Roman Province. Oxford, 1916. P. 170.
[5] Дата этого основания или переоснования находится, вероятно, между 55 и 65 гг. н. э., так как оно упомянуто Плинием Старшим (Plin. Hist. nat. VI. 122). Десятая книга его труда была опубликована в 77 г. н. э. Об этом городе см. также: Amm. Marcel. XXIII. 6. 23 и в «Певтингеровой таблице».
[6] McDowell. Coins from Seleucia. P. 229, 236.
[7] Серы у Плиния (Plin. Hist. nat. VI. 54 ff.), Аммиана Марцеллина (Amm. Marcel. XXIII. 6. 14) и в основной классической литературе не были китайцами, но являлись посредниками в этой торговле. Б. Лауфер (Laufer B. Sino—Iranica. Chicago, 1919. P. 538) с особой настойчивостью отвергает связь между греческим sēr (мн. ч. sēres), монгольским širgek и маньчжурским sirge, которую первоначально предположили Клапрот (Klaproth J. Conjecture sur l’origine du nom de la soie chez les anciens// JA. T. II. 1823. P. 243–245) и Абель—Ремюза (Abel—Rémusat J. P. // Ibid. P. 245–247), а затем переняли многие исследователи, включая Шоффа (Schoff. Periplus. P. 266). Но теперь ср.: PW, статья «Seres».
[8] Charlesworth. Trade—Routes and Com. of Rom. Emp. P. 103.
[9] Isid. Char. Mans. Parth. passim. Ср.: Plin. Hist. nat. VI. 46 fT. Интересный рассказ о торговле шелком в этот период см. в книге: Merwin S. Silk. New York, 1923.
[10] Это ясно показывает Добиаш (Dobias J. Les premiers rapports des Romains avec les Parthcs et l’occupation de la Syrie//Archiv or. III. 1931. P. 215–256).
[11] Cicero. De domo sua 60.
[12] Plut. Crassus 16. 2.
[13] Lucretius. De rerum natura III. 750. В последующих ссылках упоминания о специфических исторических событиях в основном опущены; их можно будет найти в соответствующих местах текста этой книги. Списки не следует рассматриваться как окончательные.
[14] Vergil. Ciris 299; 308; 440; 512; idem. Culex 62; 67.
[15] Vergil. Ecl. I. 62; IV. 25; X. 59.
[16] Vergil. Georg. I. 509; II. 121–123; 126, 134–139; 171 f., 440; 465; III. 26 ff.; IV. 210 f., 290; 313 f., 425 f.; 560 f.
[17] Vergil. Aeneis IV. 367; VI. 794; VIII. 685–688; 705 ff.; 726; 728; IX. 31 f.; XII. 67; 857 f.
[18] Гораций заявляет, что он не может писать эпическую поэму (как, очевидно, делали другие), изображающую парфян падающими со своих коней (Horat. Sat. II. 1. 15). Примерно сто лет спустя Персий, возможно, строя свою фразу на этом пассаже Горация, говорит о раненом парфянине как сюжете для поэтов (Persius. Sat. V. 1–4).
[19] Horat. Ep. I. 12; VII. 9; XIII. 8; idem. Od. 1.2.21 f.; 51; 11.2; 12.53 ff.; 19. 10–12; 21. 15; 22. 6–8; 26. 5; 29. 1–5; 31. 6; 35. 9; 40; 38. 1 ; II. 2. 17; 7. 8; 9. 17 ff.; 11. 16; 13. 17 f.; 16. 6; III. 1. 44; 2. 3; 3. 44; 5. 4; 8. 19; 24. 1 f.; 29. 27 f.; IV. 5. 25; 14. 42; 15. 23; idem. Carmen saec. 53 ff.; idem. Epist. I. 1. 45; 6. 6; 39; 7. 36; II. I. 112; 256.
[20] См. c. 129, примеч. 54 и с. 130, примеч. 59.
[21] См. с. 129, примеч. 54.
[22] Ovid. Amores 1.2.47; II. 5.40; 14. 35; 16.39; idem. Heroides XV. 76; idem. Metamorph. 1.61 f.;777 f.; II.248 f.; IV.21.44–46;212,605 f.;V.47 ff.;60; VI.636; VIII. 121;XI. 166 f.; XV. 86; 413; idem. Remedia amoris 155 ff.; 224; idem. De medicamine faciei 10; 21; idem. Ars amat. I. 199; 201 f.; 223 ff.; II. 175; III. 195 f.; 248; 786; idem. Tristia V. 3. 23 f.; idem. Epistulae ex Ponto 1.5. 79 f.; II. 4.27; IV. 8. 61; idem. Fasti I. 76; 341; 385 f.; III. 465; 719 f.; 729; IV. 569.
[23] См. с. 139, примеч. 31.
[24] Grattius 155–162; 196; 314 f., 508.
[25] Seneca. De const, sap. XIII. 3; idem. De brev. vit. IV. 5; idem. De cons. ad. Polyb. XV. 4; idem. De cons. Ad Herviam X. 3; idem. Hercules furens 990 ff.; 1323 f.; idem. Troades 11; idem. Medea 373 f.; 483 f.; 723 ff.; 865; idem. Hippolytus 67; 70; 344 f., 389, 753; 816; idem. Oedipus 114; 117–119; 427 f.; 458; idem. Thyestes 370 ff.; 462; 601–606; 630 f.; 707; 732; idem. Herc. Oet. 40 f.; 157–161; 241 f.; 336; 414; 515; 628; 630; 659 f.; 667; idem. Phoenissae 428; idem. Octavia 627 f.; idem. Epist. IV. 7; XII. 8; XVII. 11; XXXIII. 2; XXXVI. 7; LVIII. 12; LXXI. 37; CIV. 15.
[26] Lucan. De bell. civ. I. 10 fl; 230; 328; II. 49 f.; 296; 496; 552 f.; 594; 633; 637–639; III. 236; 245; 256 ff.; 266 ff.; IV. 64; 680 f.; V. 54 f.; VI. 49–51 ; VII. 1881; 281 ; 427 ff.; 442 f.; 514–517; 539–543; IX. 219 ff.; 266 f.; X. 46–52; 120; 139; 142; 252; 292.
[27] Silius Italicus III. 612 f.; V. 281; VI. 4; VII. 646 f.; VIII. 408; 467; XI. 41 f.; 402; XII. 460; XIII. 473 f.; XIV. 658; 663–665; XV. 23; 79–81 ; 570; XVII. 595 f.; 647.
[28] Statius. Silvae I. 2. 122 f.; 3. 105; 4. 77–81; 103 f.; II. 2. 121 f.; 4. 34 f.; 6. 18 f.; 86 f.; 7.93 ff.; III. 2.91; 3.33 f.; 92 ff.; 212; 4. 62 f..; IV. 1.40–43; 2. 38;49; 3. 137; 153 ff.; 4.30 f.; 5. 30–32; V. 1. 60 f.; 2. 140 f.; 3. 185–190; idem. Thebaid I. 686; 717–720; II. 91; IV. 387 ff.; 678; V. 203 f.; VI. 59; 209; 597 f.; VII. 69; 181; 524 f.; 566; 687; VIII. 237 ff.; 286 ff.; 572; IX. 15 f.; X. 288 f.; XII. 170; 788.
[29] Martial. Despect. I; XVIII; idem. Epig. II. 43. 9; 53.9 f.; V. 58.4; VI. 85; VII. 30; VIII. 26; 28. 17 f.; 77. 3; IX. 35. 3; 75. 2 f.; X. 72; 5 ff.; 76. 2 f.; XII. 8; XIV. 150.
[30] См. ниже, с. 203. Другие упоминания Ювенала о Востоке: Iuvenal. Sat. II. 163 ff.; VI. 337; 466; 548 ff.; VIII. 167–170; XV. 163.
[31] Anacreontca/ Ed. J. M. Edmonds («Loeb Classical Library»), 27. Воспроизведенный здесь перевод этого отрывка на русский язык принадлежит Г. Ф. Церетели (примеч. ред.).
[32] Tertullianus. Apologeticus XXXVII. 4.
[33] Philostratus. Imagines I. 28 f.; II. 5; 28; 31.
[34] Minutius Felix. Octavius VII. 4; XVIII. 3; XXV. 12.
[35] Oppianus. Cynegetica I. 171 f.; 196 f.; 276–279; 302; 371; II. 98 f.; 100; 135 ff.; III. 21 ff.; 259; 501; IV. 112 ff.; 164 f.; 354 f.; idem. Halieutica II. 483; 679; IV. 204.
[36] Achilles Tatius III. 7. 5; Callistratus 4.
[37] Ausonius XII (Technopaegnion). 10. 24; idem. Epistulae XXIII. 6 (из несохранившегося сочинения Светония); XXV. 1; XVII. 53; LIII.
[38] Hieronymus. Epist. XIV. 3; LXXVII. 10; CVII. 10; CXXV. 3; CXXVII. 3.
[39] Claudian. Paneg. dictus Probino et Olybrio 78–81; 160–163; 170; 179 f.; idem. In Rufinum I. 227; 293; 310–312; 374–376; II. 242–244; idem. De hello Gildonico 31–33; idem. In Eutropium I. 321; 342–345; 354; 414–416; II. 102; 475 f.; 569–571; idem. Fescennina de nuptiis Honorii Augusti I. 1 f.; idem. Epithalamium 168; 210–212; 217; 222–225; idem. Paneg. tertio cons. Hon. 4; 19 f.; 27 f.; 35 f.; 70–72; 201–204; 210 f.; idem. Paneg. quarto cons. Hon. 43 f.; 145 f.; 214–216; 257 f.; 306–308; 387 f.; 530 f.; 542; 585 f.; 601; 607–610; 653; 656; idem. Paneg. dictus Manlio Theodoro 236; idem. De consulatu Stilichonis I. 52 fT.; 155–157; 266; III. 62–64; idem. Paneg. sexto cons. Hon. 18; 69 f.; 85 f.; 414–416; 562 f.; idem. (IX) De hystrice 21 f.; idem. (XXV) Epithalamium dictum Palladio et Celerinae 61 ; 74; 88 f.; idem. (XXX) Laus Serenae 52; idem. (XXXI) Epist. Ad Serenam 7; 14–16; idem. De raptu Proserpinae I. 17 f.; II. 82; 94; 200; III. 105; 263–265; 320; 325. Традиция, согласно которой победы Траяна превратили Месопотамию в римскую провинцию, появляется у Клавдиана в «Панегирике на четвертое консульство Гонория» (Claudian. Paneg. quarto cons. Hon. 315–317) и часто упоминается в других местах.
[40] Bocthius. Philosophiae consolatio II. 2. 34–38; III. 5. 5; 10. 9; IV. 3. 15; V. 1. 1–3.
[41] Octavianus // Poetae Latini minores. Vol. IV / Ed. A. Baehrens. Lipsiac; 1882. P. 249, 1. 104 f.; p. 256 (Verba amatoris adpictorem 3 f.).
[42] Shakespeare W. Antony and Cleopatra. Act. III, scene 1; Act. IV, scene 12,1. 70; idem. Cymbeline. Act. I, scene 6,1. 20; John Milton. Paradise Regained. III. 280 ff.