КНИГА I. К ЦИНТИИ
* * *
(I, 2)
Душа, к чему вплетать жемчуг в извив волос?
Оронтской миррою зачем душить головку
И ткани мягкие, что шлет вам остров Кос,
По членам распускать так пышно, в драпировку?
К чему под роскошью продажной прячешь ты
Природные дары и персей цвет перловый?
Верь: без прикрас твоей довольно красоты...
Амуру лишние не нравятся покровы.
Смотри, как на поле красив цветов узор,
А самородный плющ каких развесил кистей,
Как хороши кусты в глуши пещер и гор,
Как мило льется ключ в том месте, где холмистей,
Как блещут берега от раковин, какой
Певец приятней птиц, поющих день-деньской!
Перев. И. Крешев
БАССУ
(I,4)
Что, всевозможных девиц предо мною, Басс, выхваляя,
Ты от моей госпожи хочешь меня отвратить?
Что не позволишь ты мне всю жизнь, до смертного часа,
Невозмутимо прожить в этом привычном плену?
Сколь Антиопу ни славь, Никтееву дочь; Гермионе
Лакедемонянке сколь ни возноси ты хвалы
Или другим каким пресловутым красавицам мира, -
Громкою славой, поверь, Цинтию им не затмить!
Если ж с иными сравнить, не столь именитыми, - ниже
Разве поставит ее самый придирчивый суд?
Сводит с ума красотой, и других в ней прелестей много,
Ради которых, Басс, с радостью умер бы я:
Жар природный, и всё, что искусство придаст, и услады
Тайные, те, что от нас прячет ревниво покров.
Чем упрямей старанья твои союз наш разрушить,
Тем их обманет злей верная наша любовь.
Будешь наказан ты сам! Прознает шальная девчонка
И загорится к тебе злобноязычной враждой.
Больше не пустит меня к тебе - и тебя не попросит
К нам. О проступке твоем память в душе затаив,
Станет, неистовая, перед всеми девицами Рима
Басса чернить, и нигде дверь не откроют ему.
Станет слезами каждый алтарь поливать, заклиная
Камни на всех путях, всех призывая богов.
Горше для Цинтии нет, как божий гнев безответно
Звать на того, кто у ней дерзко похитит любовь,
А тем боле мою! Пусть такою, как есть, остается,
Я никогда и ничем милую не попрекну!
Перев. Н. Вольпин
* * *
(I,11)
Там, где блаженствуешь ты, прохлаждаешься, Цинтия, - в Байях,
Где Геркулеса тропа вдоль по прибрежью бежит,
Где восхищают тебя Феспроту подвластные волны
Или же те, что шумят у благородных Мизен, -
Там проводишь ли ты свои ночи, меня вспоминая?
Для отдаленной любви есть ли местечко в душе?
Иль неожиданный враг, огнем пылая притворным,
Верно, уж отнял тебя у песнопений моих?
Если бы в утлом челне, доверенном маленьким веслам,
Воды Лукрина могли дольше тебя удержать!
Если б могли не пустить стесненные воды Тевфранта,
Гладь, на которой легко, руку меняя, грести, -
Лишь бы не слушала ты обольстительный шепот другого,
Лежа в истоме, в тиши, на опустевшем песке!
Стоит уйти сторожам - и неверная женщина тотчас
Нам изменяет, забыв общих обоим богов.
Нет, до меня не дошло никакого неладного слуха.
Но ведь ты там, а я здесь, - вот и боишься всего.
О, извини, если я, быть может, тебе доставляю
Этим посланием грусть, но виновата - боязнь.
Оберегаю тебя прилежнее матери нежной.
Мне ли еще дорожить жизнью своей без тебя?
Цинтия, ты мне и дом, и мать с отцом заменила,
Радость одна для меня ежеминутная - ты!
Если к друзьям прихожу веселый или, напротив,
Грустный, - "Причина одна: Цинтия!" - им говорю.
Словом, как можно скорей покидай развращенные Байи, -
Много разрывов уже вызвали их берега,
Те берега, что всегда во вражде с целомудрием женщин.
Сгиньте же с морем своим, Байи, погибель любви!
Перев. С. Шервинский
* * *
(I, 14)
Славного Ментора кубок и Лесбоса дар искрометный
Негу при Тибрских волнах пусть услаждают твою,
Судно ли мимо тебя бечевою влечется лениво
Или, твой взор веселя, резвый промчится челнок,
Роща ль тенистый шатер над тобой величаво раскинет,
Пышной красою своей гордый затмивший Кавказ, -
Нет, над моею любовью сокровища эти не властны!
Нет, не прельстится Эрот тщетной богатства красой!
Ночь ли желанную делит со мною владычица сердца,
День ли промчится для нас в страсти взаимной, как миг, -
О, я тогда наяву в златоносном купаюсь Пактоле,
Черпаю вольной рукой жемчуг в багряных волнах!
Выше престолов меня унести обещают восторги;
Рок да продлит их, доколь смертный мне час не пробьет!
Что нам в богатствах, Эрот лишь от нас отвернется! Не радость
В золоте мне, лишь грозой очи Киприды блеснут.
Мощь богатырская гнется пред ней, и в гранитное сердце
Трепет безумной любви властна богиня вселить;
Роскошь Востока - ничто для нее, и на пурпурном ложе
Жертву настигнет свою, друг мой, Эрота стрела.
Страстью терзаюсь, очей не сомкнет молодой несчастливец:
Нет, не смягчит его мук ткани капризный узор!
Что ж мне венец самодержца? На что мне дары Алкиноя,
Если приветно ко мне лик свой богиня склонит?
Перев. И. Холодняк
* * *
(I,19)
Более я не боюсь, моя Цинтия, Манов печальных
И не хочу отлагать смерти назначенный срок.
Но что случайно моих похорон не почтишь ты любовью,
Страх перед этим для нас хуже кончины самой.
В очи мои не настолько нетвердо Эрот поселился,
Чтобы, забыв про любовь, прах мой покоиться мог.
Так филакийский герой, по любезной жене безутешный,
Милой не мог позабыть в темных, печальных местах,
Но, пожелавши, как прежде, обвить ее в мнимых объятьях,
Как фессалийская тень, в дом свой старинный пришел.
Там, чем бы ни был я, буду твоей называться я тенью;
Даже чрез берег судьбы наша любовь перейдет.
Там окружит меня хор героинь, знаменитых красою,
Пленниц Дарданской земли, данных аргивским мужам;
Но ни одну из них я не сочту красотой превзошедшей
Цинтию, - истину слов Матерь Земля подтвердит.
И, хоть бы позднюю старость судьба для тебя присудила,
Пусть мои кости твоим дороги будут слезам;
Пусть и живая во прахе моем ты меня ощущаешь.
Право, когда бы нигде смерть не была мне тяжка.
Но как боюсь я, что Цинтию, прах позабывшую милый,
Несправедливый Эрот тотчас от нас увлечет.
Он и насильно велит осушить непокорные слезы
И, непрестанно грозя, даже и верных склонит,
Так что, пока мы живем, будем счастливы нашей любовью.
Самая вечность должна быть коротка для любви.
Перев. П. Краснов
* * *
(I,19)
Кто я, откуда мой род, каких почитаю пенатов, -
Так по дружбе меня часто ты спрашивал, Тулл.
Ряд италийских гробниц ты знавал ли в Перузии горной,
Ряд квиритских могил, вырытых в горькие дни,
В годы, когда подняла друг на друга усобица римлян?
Мне же, Этрурия, ты горечь двойную дала:
Родича ты моего сразила - и бренные кости
Не пожелала потом толикой праха покрыть!
Дольняя, та, чьи поля соседствуют с горной страною,
Умбрия - родина мне, гордая тучной землей.
Перев. Н. Вольпин