К императору Феодосию по поводу примирения. (orat. XX F)

1. То, что я не раз предсказывал, что никакой дальнейшей беды города не постигнет, так как прекратится его опальное состояние, стало ясно для всех, так как оказалось возможным обратиться к нему, как к городу, чего нельзя было раньше. А так как справедливо воздать благодарность благодетелям, город Антиохия делает это через мое посредство, воздать делом не успев, но прибегнув к воздаянию речью, каковое одно возможно. Мне кажется, и для богов всякий хорошо составленный гимн почетнее всякого приношения, как заявляет фиванец Пиндар, что от пифийского Аполлона он получил больше, чем те, кто туда принесли наибольшее количество золота.
2. Далее, мне совестно тех слов, которые предстоит мне высказать против своего города, но так как нельзя, избежав этого, сохранить за благодарственною речью подобающий ей характер, я скажу то, чего требует истина, и желая, чтобы можно было сказать о нем что-нибудь лучшее, скажу, как влечет необходимость.
3. Наш город проявил низость в отношении к государю, после чтения письма, отринув авторитет власти, в своей уверенности, что бог его прибежище. Эти слова нельзя было, конечно, отнять у обижаемых. Получив это начало в суде, негодная компания, прихватив еще новых участников за его дверями, потом еще новых и опять других, вызвала расстройство в обычном порядке в общественной бане, и самыми своими поступками подвигнутые в еще большим беззакониям, с такой силой напирают на решетку [1] правителя и двери за нею, что служителя побоялись, как бы, вломившись в них, они его не убили, каковые преступления во многих местах вызывали подобные обстоятельства. Но не быв в состоянии того сделать, они осыпали своих глав [2] оскорблениями, так приличнее выразиться о той брани, какой бы даже иной из вульгарных посетителей харчевни, не разразился бы на другого из равных себе.
4. К столь буйным выходкам они присоединили и оскорбление действием, когда, прибежав к тебе и жене твоей и детям, руками, и канатами повергли их на землю [3]. Этого мало, но они влачили одни целиком, другие разнятыми на части. И они наносили подобную обиду, а те, кто отправились известить об этом императора, шли в трепет пред тем, что предстояло им сообщить. Город же теми, кто видел такие деяния, был оплакиваем.
5. Ожидали, что прибудет отряд или для избиения каждого встречного, или избивать он не станет, а произведет общий грабеж, но иной приговор предавал на погибель от десниц палачей курию, предавал на погибель и немалую часть простого народа.
6. Итак, как же поступает этот? Он дает урок путем такого наказания, которое содержало врачевание, способное людям, изведенным печалью, вновь вернуть свободу от удрученного состояния, и вот оно: пусть не будет конных ристаний, пусть не ходит в театр ни тот, кто тешит, ни тот, кто тешится, пусть великий город именуется названием «малый», пусть для него закрыто будет наслаждение баней. Каждое из этих распоряжений действует удручающе. Для следствия же над некоторыми людьми он посылает тех, в справедливости коих был уверен, и предоставив им право уличить, все же сохранил дальнейшие распоряжения за собою, чтобы всем было ясно, сколько народу он отпустить.
7. И вот, не имея возможности отрицать свою вину, они лежали в тюремном помещении, и явились родственники их, с плачем оказывая им угождение перед смертью их своими прощальными поцелуями. Затем, подобно тому, как действует солнце, побеждая лучами своими облака, явился свет письма, прогоняющий мрак, и вся скорбь пропала, а все, ведущее с собою веселье, вошло, и снова у нас было прежнее наименование и разные виды зрелищ, и бани, и городу возвращена его земля, бедняку — его пропитание.
8. Вот, говорят, Асклепий кому-то одному вернул жизнь и Геракл одной какой то женщине, а ты то же сделал для целого города. Кто скажет, что он вернулся к жизни, выразился бы метко. Такое бегство вызвал страх не потому, чтобы ты принуждал к изгнанию, но понуждал к тому страх подобающего наказания. По ложи в ему конец, государь, ты вновь наполнил людьми город.
9. Всякий может понять, сколько он дал, если примет в расчет, сколько было для него оснований наложить заслуженное наказание, за применение какового если бы кто стал винить, оказался бы клеветником. А надлежащим наказанием было обилие крови, обилие трупов, конфискация имущества, изгнание с родины и лишение отцовских могил даже по смерти.
10. А если бы кто стал порицать за это, уста ему заградило бы такое обилие злословия, такое количество статуй. Этому бестолковому человеку государю можно было бы ответить: «Разве не слыхал ты, человек, этих слов, не видел кого влачили? Если бы издевательство касалось только младшего сына, нужно было бы снести это. Но если сюда присоединен старший, а к нему мать, к матери же я, и что мне и того невыносимее, всадника — отца моего низвергнув вместе с конем, будто ранив в конном сражении, над обоими насмеялись, будто не существуете того, кто прогневится за подобные обиды и не осталось того, кому покарать их, то скольким же надлежит поплатиться смертью за каждого из опозоренных?»
11. Итак отплатить смертью за такое преступление упрека не заслуживаете, так как это законная мера, а не потребовать такого наказания — милостиво и принять вообще какую-нибудь меру наказания дело вразумляющего, а даже такой не принять — дело человека кроткого и пробующего, на сколько возможно, уподобиться богам. Действительно, в чем их свойство?
12. С высоты они взирают на все и слышать, а в том, что говорится и делается на земле, много и других беззаконий, и между прочим то, когда люди страдают из за себя, но утверждают, что обижают их боги и, взирая на небо, не воздерживаются от любой брани. Видал я, как иные пускают даже камни в небо. Те же, у которых столько силы к наказанию, лишь бы они захотели, не хотят карать. Но если бы за всеми подобными проступками следовало наказание, ежедневно все было бы полно погибающих, и живых не хватало бы для погребения. На самом деле, этим самым они доказывают свое превосходство, что нередко не дают ходу и правому своему гневу.
13. Итак, царь полагал, что при том условии действительно явится равным богом и по истине «питомцем Зевса», если не будет тешится наказаниями по заслугам, Он считает это более царственным и этим скорее рассчитывает охранить свою державу. Действительно, не так любят предержащую власть за трофеи, за города, или захватываемые оружием, или присоединяемые в силу договора, за численность войска, за законодательство, за мудрость, за строгость суда, как за то, что она дарует прощение в преступлениях.
14. Зная это прекрасно, тех, кого мог обвинить раньше поры беспорядков в величайших преступлениях, когда их можно было казнить, он пощадил, мне кажется, по такой же самой добродетели. Что касается тех [4], которые нанесли удар скифу, ранили и потопили в море труп, из каковых действий каждое было обидою императору, когда вина естественно легла на всю городскую общину, полдня гнев сказался в том, что не было раздачи хлеба, затем восстановился прежний порядок, раздача и получка, и каждый шел домой с хлебом, наравне с теми, кто не принимали участия в преступлении [5], как убившие, так и присоединившее к тому прочие обиды.
15. Другое, гораздо более удивительное явление представляет следующее: Людей, которые не раз собирались со злым умыслом на самую царскую власть и проводили время в таких совещаниях, говоривших и выслушивавших те речи, какие естественно бывают о таких вещах, между прочим уличив их и в том, что они надоедали с вопросами прорицалищам, после того как услышал их признание, он отпустил в момент, когда их, вели согласно с приговором на смертную казнь, чтобы им жить, пока есть возможность, почтив удержанием меча, который был так близок, бога, выведшего это преступление на свет.
16. По пути такого человеколюбия, пользуясь всеми случаями для его применения, приобретши от него и прозвание, тебе не приходилось ни прекращать первого, ни унижать последнего, но и в будущем сохранить верность себе, чтобы дальнейшие твои поступки оказались не хуже прежних. Восхваляя и лакедемонян, и афинян за спасение ими городов [6], ты, конечно, не раз попрекал тех и других за истребление городов и полагал, что лучше было бы со стороны их обоих не присоединять к своим делам дела жестокости. А как же не близок к богам царь, такими поступками, восхищающийся, такие обвиняющий?
17. Следовало бы и тому, кто оградил вооруженною боевою силою римскую державу [7], обладать и тем добрым душевным свойством, чтобы без серьезных оснований не заносить меча над головою подданных. При таком условии и моему отцу [8] не пришлось бы принимать тело своего отца и хоронить его вместе с головою, отрубленной безвинно.
18. Вот как было дело. Некто начальствовал в этой Селевкии над 500 воинами, которым задана была работа по углублению устья гавани. Им приходилось ночью трудиться и для хлеба себе на пропитание, так что спать было некогда. Не в силах выносить такого положения, пятьсот принуждают принять на себя титул императора своего начальника [9], грозя убить его, если он на то не пойдет. А он, отстраняя от себя грозящую смерть, стеная, дал вести себя, при чем воины напивались до пьяна на счет поместий, ограбленных вокруг гавани.
19. Когда вторглись сюда (в Антиохию) на закате солнца эти люди, под влиянием винных паров не сознававшие, где такое они находились, тогдашнее население города, вооружившись против их копий засовами дверей, при деятельном участии и женщин, около полуночи покончили с ними и не осталось ни одного, кто бы не пал мертвым. И вот этих-то людей, не участников в смуте, а положивших мертвыми преступников и не желавших того, что произошло, но потушивших возникшую беду, он лишил первых из членов курии, как в свою очередь и Селевкию. Но ни один из городов не был виновным в беззаконии, ни тот, откуда воины двинулись, ни тот, где они погибли. Но все же признано было, что первым гражданам каждого города надлежало погибнуть.
20. И говорят, множество людей оплакивало моего деда по причине его красоты и роста. Если бы хоть немного был тот император похож на тебя, государь, он не осудил бы того города, чистого от вины, а наш даже бы увенчал после столь быстрой победы.
21. Итак как-то остается и поминается и будет поминаться и никакое время не предаст то забвению, так и твои эти дела будут достоянием бессмертной памяти и наше безумие не ускользнет от слуха кого-либо из людей, к каким ты себя проявил после каких наших деяний, узнают все грядущие поколения.
22. Ты побеждаешь не одного этого, но и Александра, по милосердию его признанного за сына Зевса. Но крайней мере Фивы, после того как город этот, обманутый ложною вестью, что может случиться и с отдельным человеком, считающимся рассудительным, возжелал той свободы, которой когда то обладал, он разрушил. А ты не сделал того хоть бы с одним этим моим домиком. Он же, кроме одного дома Пиндара, прочий город разрушивший и этим почтивший поэта, поступил бы лучше, почтив поэта целым городом. Ведь и ему подобало даровать столь великою милость, и Пиндару получить. А когда один дом стоить среди повергнутого города, какая выгода городу ли от него или ему самому, в котором хозяин его и жить бы не мог при таком состоянии окружающей территории.
23 Но и на то милосердие к взятым в плен афинянам, когда они возвращали из изгнания Аргея, какое признают за Филиппом, не трудно возразить, что это не было милосердием, Имея побудительною причиною угождать афинянам свою слабость, тех, которых он рад бы был наказать, он отпустил против своего желания, покупая себе на будущее время безопасность от афинских покушений. Итак то, что произошло, вызвано было не жалостью в пленникам, но попыткою защитить свою страну, а между милосердием и страхом, полагаю, разница большая. Тебе же каких было опасаться афинян, каких афинских стратегов, каких кораблей, каких транспортных судов? Так ясны здесь мотивы милосердия и никто, ни откуда не припишете твоему делу причины менее благородной.
24. Остается в этом позади твоих достоинств и тот, кто воздвиг город, соименный Риму, и введший в него все его административный формы, славный также тем, что терпеливо снес некую грубую выходку римской народной толпы. Он хорошо поступил снесши слова, но к ним не присоединилось никакого действия и оскорбления статуям. Однако много их стояло ему, которым они, не говоря уже о том, чтобы посягнуть на них действием, даже не причинили, по-видимому, хотя бы столько обиды, сколько заключается в дерзком на них взгляде. Итак здесь и слова, и действия, там только меньшее, слова. Так в меньшем ты являешься ему сообщником, но в большем сообщником его не имеешь.
25. Подвергнем разбору и поступки младшего [10] из числа братьев, чьей родиной был город Кибалис, который, оскорбленный письмом в великом городе, уже по низвержении тирании, не проявил злопамятства. Тот, кто не счел бы этого похвальным, был бы низок. Но, во первых, и здесь имеется письмо, страшнейшее, чем неписанное слово, но в свою очередь уступающее делу.
26. Однако можно было видеть и статуи того, кто слышал это. Но все же они прошли мимо них без проявлена почитания или бесчестия. А самое главное. Они писали подобную вещь, находясь в подчинении у тирана, и это было делом скорее не их, а принуждения со стороны владыки, или прямо приказывавшего, или также дававшего понять, что желал бы подобного угождения. А император не считал справедливым взыскивать за то, к чему они были вынуждены силою, когда были в рабстве. В том же, что тебе, владыке своему, правителю, царю причинили, по собственной инициативе, подданные не имели оправдания, а одно прибежище, что ты всюду склоняешься к милосердию.
27. С кем же тебя остается еще сопоставить, как не с тем [11] кто и сам был оскорблен на границах в своей статуе? Но если кто примет во внимание Едессу и её празднества и обычаи во время празднеств, и то обстоятельство, что эти выходки, как некий древний обряд, не миновали ни одного из царей и по старине своей скорее влекли с собою утеху, чем скорбь, он найдет, что много несходного в случаях с статуями и на столько, насколько далеко стоить оскорбление от забавы [12].
28. Говорят, и философией [13] доказано, что таким образом угождали некоторым демонам и их угощали издевательствами в шутку, дабы, пресытившись таким путем, они ничего более не добивались от людей, и не доверять этому не следует, когда видим, что люди эти выставляют на посмешище самих себя и что люди, пользующееся у них известностью, становятся поводом в шуткам при беге. Так, ежегодно справляя такой бег, они в такой поре и в массе своей почерпают обеспечение свободы не только в словах, но вообще во всем, что способно содействовать праздничному веселью. И если правитель, неправо задетый, приступить в наказанию, его немедленно признают мелочным, бестактным и далеким от священных обычаев.
29. Но нам то не было никакой отговорки ни откуда, не было и извинения, но в молчании виновников заключается обвинение поступку. Поэтому ты во всяком случае простил бы тому городу, а этому тот во всяком случае нет. Так кротостью своею ты опередил и того, кто признан был милостивым.
30. Те же, которые утверждают, что в этом отношении нимало не отстает от тебя отец Тита, который, подвергся подобному же оскорблению в своих статуях, но не казнил собственным приговором никого, не хотят видеть, как было дело относительно хлеба [14] и просителей из Палестины [15], из чего первое причиняло им голод, второе навязывало нечестие. И их преступление по этим причинам было скорее не их, а тех, кто их доводили до него, так что по правде они заслуживали того наказания, какое считали заслужившими александрийцев.
31. Ведь и тот, кто бежит от сурового хозяина, скорее сам жертва несправедливости, чем в ней виновен. Вынужденный по неволе в тому поступку, которого не желал, он мог бы его взвести на того (хозяина). Итак в самой мере, меньшей, коею он наказывал, император погрешал. Какое же было бы основание хвалить его за то, что он не применил большей? Здесь же (т. е. в настоящем случае при Феодосии, с Антиохией) какой недостаток провианта. какой голод? какая жестокость подчиниться обстоятельствам, требовавшим денег [16], и усилить римское могущество и этим средством выиграть обеспечение от опасности целого государства?
32. А самое главное, алевсандрийцы были перебиты стоявшими в городе воинами, и в таком количестве, что мечи утомились у поражавших. К чему же было делать сыск о том, что было в его руках, прежде чем он осведомился о мятеже? А у нашего императора ничего подобного луки не сделали. Всего две стрелы задели людей, в помощь дому кого-то из знатных, когда мятеж грозил ему. Итак тот убивал через посредство воинов, а тебя нельзя было бы обвинить, так как ты не позволяешь даже жить в страхе; о некоторых же (пострадавших) и говорить не стоит. Таким образом и этот побежден.
33. Многое ив сказанного делало меня и предсказателем, не сын Латоны и Зевса и не другой кого-либо из богов, но то обстоятельство, что город пребывал в страхе наказания и долог был список гибелей, я же, обходя весь город, увещевал не терять бодрости духа и прекращал их трепет, и предусматривая будущее, все точно предсказывал, так что людям коварным случалось говорить друг другу: «Человек этот явился к нам с гадания по птицам и делает теперь то же, что в древности Калхант, сын Фестора, у ахейцев».
34. И вот тогда я не отрицал, что я предсказатель [17], и, когда они подняли шум, объяснил, что предсказателем ты меня сделал и что я гляжу на одного орла, тебя, и то, что еще не обнаружилось, усматриваю из того, что произошло, Так и относительно Геракла, отправлявшегося на подвиг, добровольно ли или по распоряжению другого, тот, кто знал хорошо натуру Геракла, говоря, что он будет иметь успех, оказался бы предсказателем, причем мотивом к предвещанию ему бы служили подвиги, уже совершенные Гераклом.
35. И Агамемнон предсказываете, что примирение с ним Ахилла будет бедою для троянцев, зная о тех городах, которые он разрушил до своего гнева, предсказывает и сам Ахилл о подвигах Гектора и о том, как дела потребуют его участия. И относительно Аристида, сына Лисимаха, отплывшего за податями в качестве сборщика [18], мне было бы возможно выполнить дело прорицателя, предсказать, что он вернется в прежней бедности.
36. Так и тут я провозглашала «Государь узнает об этом так точно, что ничем не больше окажутся наши сведения, бывших очевидцами событий, но ни одного затылка не подведет под меч». И за этим последовало следствие о низких, — надо признать правду, поступках, и судьи, которые, действительно, были тем, что гласило их наименование, и указ, отменявший прежний [19]. В нем можно наблюдать во всем блеске характер государя, когда он оправдывает свои действия низостью тех, кто совершили преступление, свой гнев признает неуместным и заявляет, что поэтому быстро переходить к милости и таковую ставить выше возмездия.
37. Будучи искренним и щедрым, он дарует и великому собранию [20], и великому народу ту милость, что также и по их ходатайству исполняется та или другая льгота, так как я, по крайней мере, уверен, что то же самое происходило бы, если бы пожелали противного не одни они только, но и все люди. Теперь да достанется больше благ городу, и сейчас пользующемуся многими таковыми, ради слез и прочих средству вызывавших помощь, однако пусть знают, что испросили милость, какую он дал бы земле и без чьей-либо просьбы [21]. А они показали себя в подобающем свете, что они достойны благополучия, и увещевали государя к тому, к чему он и раньше их склонялся сам.
38. Он показывает, каков он в том, как он проводить свою меру человеколюбия. Разделив то, что дает, он перечисляет в отдельности, имущество, зрелища, бани, изгнанных, тех, для кого шел вопрос о жизни, о власти, вступившей в свои права, в то время как мог обнять, если бы пожелал, весь дар в двух словах. Но он, как те, кто с трудом отрываются от цветов, распространяется в своей речи, медлит её окончанием и боится за бедняков, считая нужду равною смерти.
39. Поэтому сохраняя жизнь, он добавил в тому жизнь при известных средствах. А как есть некоторые, кто путем неправых казней добились захвата чужого имения, то польза отсюда теперь и навсегда — та, что всякий обладатель царской власти поучается не отторгать имущества у владельцев и не считать выгодой подобных поступков.
40. Далее, то же отношение встретил бы и не такой большой город при таком же преступлении, так как он знает, что, как в теле, отними хоть малейшую часть, нанесешь ущерб целому, так бывает и в организме, свойственном городам, когда ощущается недостаток того или другого элемента, до тех пор бывшего, а потом про-павшего. На самом деле, этот город второй после двух [22], одинаковый с тремя, прочие превосходить.
41. И стал ты, благодаря его спасению, его заселителем [23], не камни полагая на камни руками строителей, не бревна налаживая, не черепицу добавляя, не деля год на труд и отдых и не нуждаясь для всей работы в нескольких годах, но в силу своей кроткой души, путем небольшого письма, своим преодолением гнева.
42. И теперь все это, и то, что сделано раньше Ио [24], и при поисках её, в пору Александра, Селевка, правления его преемников. становится твоим делом, длина, ширина, святилища, частные жилища, общественные здания [25], красота портиков, блеск площадей, здания курии, театра, бани. Ведь их работа пропала вследствие мятежа, а твой, существующий, город создало твое прощение.
43. В самом деле, тот, кто по справедливости должен бы был разрушить, пощадив, самым, тем, что не разрушил, возводится в положение основателя, так как и тот, кто спас человека из стремительного речного потока, естественно должен быть признан отцом спасенного, Итак, когда кто-либо станет хвалить царей за те города, которые они дали земле, другому можно сказать, что этот дан тобою. Ведь и Гектора, повергнутого в поединке, Аполлон дал Трое, когда он восстановил его [26]. Поэтому никто не стал бы винить тебя, если бы даже ты переменил название города по своему дому.
44. И это именно мы правильно усмотрели среди многих наших проступков, что ты сказал нечто подобное тому, что сейчас ты выслушал о переименована города. Итак надлежит тебе, оказавшись по тому, что тобою сделано, основателем, считать город, переживший невзгоду, своим делом и к тому, что ты его не уничтожил, дать добавления, достойные твоего положения, какими ты возвысил красоту Дафны, затемнив старый дворец блеском нового. Пусть же и город получит нечто подобное, если угодно, на острове за рекою или в местности, заселенной перед ним. Увещеваю тебя к этому, государь, не только ради величины и красоты, но чтобы и мне можно было узнать, пользуемся ли мы еще любовью государя, или он уже перестал нас любить.
45. Но ты преодолей дерзновение и сохрани то, что породил светильник бога, благодаря коему ты с величайшим удовольствием встречал посольства отсюда, представляя себе, что в лице присутствующих ты некоторым образом видишь далекий город, и радовался узнать и услышать что-либо о нас. Великое дело и гнев подавить, но еще большее не прекращать любви. Итак почтив первым, государь, почти и вторым.
46. Свойственно богу было бы даровать и третье — вступать тебе в эту область и город. Еще большая, в свою очередь, милость сделать это в сопровождена молодого царя. Тогда нам, и тогда по неволе дашь наименование от сына. Говорю о том принуждении, какое может последовать от подданных, соблюдающих покорность. К подобному надлежит государя даже приневоливать.
47. Итак нас назовут за это счастливыми, когда ты будешь сидеть у нас в покое, творить спасительные советы и упражняться сам и упражнять войско в воинском деле, приобретая сам и давая войску превосходство и заставляя персов хвалить самих себя за то, что прибегли к безопасности мира. Если же понадобилась бы и война, ты будешь иметь соратниками и нас, невооруженных, мужей, и жен, и детей, всех, кто населяют город, и кто обрабатывают землю, и кто служить своим хозяевам.
48. Какое же содействие со стороны этих, безоружных? Каждый из них будет по своему искреннему расположена призывать бога, Ареса, Афину, прочих, волею коих определяется исход войны, помня о превращенной опасности и этом неожиданном спасении, моля, чтобы противники, если такие только появятся, впали в страх и трепет и больше стремились к бегству, чем в преследованию. А какой вес имеют в обстоятельствах войны молитвы, мы видим в поэмах.
49. И не думай, что получишь это благо от одного этого города, но сколько есть подданных царевой власти, столько будет и участников молитв. Ведь право братьев, конечно, существует и в среде городов и они сострадают тем, которые претерпевают удар и радуются благополучию других. И как повредивший, части города причиняет горе и не пострадавшей, так повредивший одному городу огорчаете все. Итак и тот, кто соделал доброе дело одному, снискиваете привязанность всех. Молитва же из стольких уст сколько, нужно думать, будет иметь силы?
50. Таким образом твой поступок не милосерден только, но, и приносите пользу. Таково дело это и по натуре. Добродетель — выгодна. Однако, если бы отсюда и не должно было воспоследовать никакой пользы, тебе надлежало бы почтить требование совести. Таковое заключается, полагаю, в том, чтобы не быть жестоким к людям, впавшим в промах. На небо этот проступок не доходит, а земле быть чистою от воздействия навождения невозможно. Представляется прямо божественным и достойным похвал, тот, который в искушениях от него не прибавляет ничего к тому, что постигло.
51. И теперь всюду много разговора о том, каковы мои просьбы, каковы твои милости. Полагаю, ив собраниях богов поминается то и другое и одни произносят похвальные слова, Музы, Гермес и Аполлон, а другие выражают мнение о дарах, какие должны поступить к тебе от них. Каллиопа одно будет делать с сестрами, а за свой город воздает и другою отплатою, вложив в твоих сыновей любовь к образованию и музыке.


[1] ϰιγϰλίς cf. ер. 119 ἕδϱαμον ἐπὶ τὰς ἡμετέϱας ϰιγϰλίδας.
[2] «главами здесь называют самих царей» схол. V.
[3] Zosim. IV 41. Sozom. h. eccl. VII 23. Theodor. hist. eccl. V 20.
[4] Перевод им так в виду отмечаемой и последним издателем Либания неполноты текста.
[5] Так, согласно восполнению текста Reiske.
[6] Срв. orat. XIX § 13.
[7] Ср. Io. Malal. p. 308, 17 sq. Aur. Vict. epit. 39 (о Диоктелиане)
[8] Срв. orat. XIX § 45, срв. т. I стр. 43 (срв. стр. 1).
[9] Евгения см. orat. XIX § 45. orat. XI (Ἀντιοχίϰός) § 159.
[10] Валента, срв. orat. XIX §. 15. Zosim. III 36. Amm XXX 1,2
[11] («автор) говорит о Констанции» — заметка в ркпп. СfР.³, cf. orat. XIX § 48.
[12] ὅσον ῦβϱεως ϰαὶ παιδιᾶς τὸ μέσον срв. § 23. Т. I стр.
[13] σοφῶν ἀνδϱῶν ἐπιστήμη.
[14] Tacit., Histor. IΙΙ cap. 48.
[15] Ioseph. Flav. b. Ind. ΙΙΙ 10, 10.
[16] Точное указание на то, в чем состояла потребность эта (подачек войску в 10-ый год царствования) см. orat. XXII § 4, (срв. примеч. Валуа к Amm. Marc. XXVI 2,10, в нашем переводе, ниже).
[17] См. об этом вещем даре, какой приписывал себе Либаний, т. I, стр. 447,3.
[18] Plutarch., Aristid. 24.
[19] Срв. § 6.
[20] τὸ μέγα συνέδϱιον срв. orat. XVIII § 146 (т. I, стр. 349), § 154 (т. I, стр. 351), § 155. Срв. см. т. I, стр. 116,1.
[21] ἐπαγγέλλειν в смысле «просить» срв. orat. XVIII § 219 Schol V.
[22] Срв. orat. XV § 59. ХVIII § 11. Вообще orat. XI § 210. Т. I, стр. 143,1.
[23] Срв. orat. XVIII § 181. Ιο. Chrysost. hom. ad pop. Ant. XXI p. 220 A.
[24] Это и дальнейшее срв. orat. XI (Ἀντιοχίϰός) § 44 след.
[25] Ιο. Chrysost. hom. XVII p. 178 C.
[26] См. Il. VII 272.