Антипатр Сидонский

Переводчик: 
Переводчик: 
Переводчик: 
Переводчик: 
Переводчик: 

1 — 19, 21, 22, 24—30, 32—34, 36—39, 41—47, 49—57 , 60, 61, 63, 64, 67, 69, 70 (АР, VI, 14, 46, 159, 160, 174, 206; VII, 146, 2, 6, 8, 14; IX, 66; VII, 23, 26, 27 , 29, 30, 34, 745, 164, 172, 246, 241, 303, 353, 423—425, 427, 748, 81; IX, 720—723; X, 2; Делосская надпись — 42 Пейдж; АР, VI, 47; XVI, 167, 178; VI, 111, , 115, 118, 223, 276, 287; VII, 464, 467, 498, 711, 209; IX, 323, 567; VII, 210; VI, 219; VII, 413; VI, 109; XVI, 131)— пер. Ю. Шульц. 20 (АР, VII, 161) — пер. Д. Дашков. 23, 40, 58, 59, 62, 66, 68, 71 (АР, 218; IX, 724; VII, 713; IX, 151, 603; VII, 409, 493; XVI, 133) — пер. Л. Блуменау. 35 (Диоген Лаэртий, VII, 29) — пер. М. Гаспаров. 48 (оксиринхский папирус — 48 Пейдж) — пер. Ю. Голубец

1. Пану - охотники

Пану три брата орудья занятий своих посвятили:
Дамис тенета принес - горных зверей уловлять,
Клейтор же - невод для рыб, а для ловли летающих в небе
Пигрет - вот эту петлю, что и нельзя разорвать.
Дай им добычу из леса, из моря и с высей небесных.
Пусть ни один не придет с сетью пустою домой!

2. Афине - трубач

Бывшую вестницей прежде войны и желанного мира,
Громкие звуки из уст что издавала, трубу
Медную в дар Ференик посвятил богине Афине,
Как только он перестал сцене служить и войне.

3. То же

Я, труба, что когда-то кровавую песню сражений
Пела, звуча, а затем сладостный мира напев;
Ныне вишу, Ференик, я как дар твой Тритонии деве,
Здесь перестав навсегда мощный свой глас издавать.

4. Афине - ткачиха

Этот челнок, свою песнь начинающий в кроснах Паллады
Утром, едва зазвучат ласточки в лад гальцион,
Шумное веретено с головкой, обмотанной шерстью,
Что, закрутив, за собой быструю пряжу ведет,
Нити и эту корзинку, что с веретеном неразлучна,
Сторожа верного всех ниток своих и клубков,
Честного дочка Диокла, любящая труд Телесилла,
Деве, владычице прях, здесь посвятила, сложив.

5. Афине - три пряхи

Три одногодки Палладе свои, с паутинкою схожи,
Ткани в дар принесли, тонкие нити соткав:
Свитую дивно корзиночку эту - Демо, Арсиноя -
Веретено, что, трудясь, нить превосходную вьет,
Сделанный славно челнок, соловей среди прях, - Вакхилида:
Им разделяла она нити основы своей.
Каждая хочет из них, о прохожий, жить безупречно,
Средства для жизни себе только руками творить.

6. Афродите - пять девушек

Эти сандальи Битинна - удобную грелку ножную,
Ловких сапожников труд, столь же приятный, - дает;
И для волос заплетенных повязку несет Филенида,
Сетка окрашена в цвет пенной морской седины;
Веер несет Антиклея; к нему для лица покрывало,
Что паутинке равно тонкостью нитей своих, -
Дар Гераклеи прекрасной; браслет, как змейка, изделье
Все золотое, краса стройных лодыжек ее, -
Дар Аристотелей, отцу соименной. Небесной
Дарят Киприде они, эти ровесницы, все.

7. Эпитафия Аяксу

Здесь, на Ретейском брегу, на могиле Аякса сижу я.
Скорбная Доблесть, и слез я не могу удержать.
Волосы срезав, в пыли; поскольку решеньем пеласгов
Доблесть, увы, не смогла ныне обман одолеть.
Правду могло бы сказать оружье Ахилла: "Не к хилым
Мы стремились речам; доблесть - вот мужа венец".

8. Гомер

Смертных само Убежденье, уста величайшие, Музам
Равные в песнях, о гость, я укрываю, утес
Иоса острова. Здесь, на мне, а не где-то утратил
Дивную душу, объят смертью внезапною он.
Здесь он поведал о мощном Кронида кивке, об Олимпе,
И как храбро Аякс бился у самых судов,
И как Гектора тело фарсальские кони Ахилла
В поле дарданском влекли и разрывали его.
Если ж считаете, мал я скрывать столь великого мужа,
Знайте, Фетиды супруг в Икосе малом сокрыт.

9. То же

Вестника славы героев, пророка богов всеблаженных,
Бывшего эллинам всем подлинно солнцем вторым,
Светоча Муз, Гомера, уста всего мира - навеки
Здесь, о прохожий, сокрыл в шорохе моря песок.

10. Орфей

Больше не будешь, Орфей, обольщенные двигать деревья,
Скалы и стаи зверей, вольно живущих в лесах;
Не усмиришь ты ни буйства ветров, ни неистовство града,
Снега смятение и моря ревущего вал, -
Ты ведь погиб. И тебя Мнемосины оплакали дщери;
Плакала горше сестер мать Каллиопа твоя.
Что же мы стонем о детях погибших, коль боги бессильны
От Аида спасти ими рожденных детей?

11. Сапфо

Смертную Музу Сапфо, воспетую между бессмертных
Муз, ты скрываешь земля здесь Эолиды в себе.
Вместе Киприда с Эротом вскормили ее; Убежденье
С нею венок Пиерид вечнозеленый плело
Всей Элладе на радость, тебе же на славу. Вы, Мойры,
Вьющие трое одну жизни крученую нить,
День почему не сплели вы этой певице бессмертный,
Разве она не нашла вечные песни у Муз?

12. То же

С ужасом песням Сапфо Мнемосина однажды внимала:
"Смертные пусть не найдут Музу десятую в ней".

13. Анакреонт

Анакреонт, пусть цветет близ тебя увешенный густо
Гроздьями плющ и листва нежных пурпурных лугов,
Пусть струятся ручьи молока, белизною сверкая,
Благоуханное пусть льется вино из земли,
Чтоб усладить твои кости и прах, если только до мертвых
Радость какая-нибудь может в могилу дойти;
Друг мой, ты милый любил барбитон и с песнями вместе,
Как и с любовью, прошел всю свою жизнь до конца.

14. То же

Гость, мимо Анакреонта невидной могилы идущий,
Если хоть что-то из книг ты почерпнул у меня,
Праху плесни моему, плесни животворную влагу,
Пусть, орошенный вином, радость мой прах ощутит.
Ревностно как я служил Диониса праздникам буйным,
Как был питомцем пиров, песни слагая свои,
Так не смогу даже мертвый лежать без вина в этом месте,
Место, которое всем скоро узнать суждено.

15. То же

Анакреонт, средь блаженных пребудь, Ионии слава,
Не без любимых пиров и не без лиры своей;
С влажным блеском в глазах ты пой о любовном томленье
И потрясай цветком на умащенных кудрях,
Иль обратись к Еврипиле, иль взоры стремя к Мегистею,
Или на пряди волос Смердиса - Фракии дар,
Чистым вином орошен и в одежде, пропитанной Вакхом,
Складки которой собой нектар чистейший струят.
Трем на земле: Дионису, Эроту и Музам, о старец,
Только лишь им посвятил ты свою жизнь до конца.

16. То же

Анакреонт, средь почивших ты спишь, потрудившись достойно.
Спит и кифара, - в ночи сладко звучала она.
Спит также Смердис, весна твоей страсти, на звучной кифаре
Ты для него расточал песен сладчайший нектар.
И на пирах, среди юных, ты был для Эрота мишенью;
Только в тебя одного он, дальновержец, стрелял.

17. То же

Анакреонта гробница. Покоится лебедь теосский;
С ним, охватившая все, страсть его к юношам спит.
Но звучит и сейчас его дивная песень о Бафилле,
Камень надгробный досель благоухает плющом.
Даже Аид не сумел погасить твою страсть. В Ахеронте
Ведь ты охвачен опять пылкой Киприды огнем.

18. Пиндар

Эту трубу Пиерид, кузнеца замечательных гимнов,
Пиндара, ныне в себе эта скрывает земля.
Песни услышав его, ты сказал бы, что это созданье,
Муз, кто в Кадма чертог древле явились толпой.

19. Ивик

Ивик, разбойники как-то убили тебя, ты из храма
Вышел на берег, куда и не ступала нога.
Но ты на помощь призвал журавлиную стаю, и птицы
Стали, к тебе подлетев, смерти свидетелем злой.
Ты не напрасно позвал их: Эриния, кары богиня,
Крик услыхав журавлей, смерть отомстила твою
В крае Сизифа. Увы, разбойников алчное племя
Не устрашилось зачем вышних ты гнева богов?
Ведь и Эгисф, всем известный, когда-то убивший поэта,
В черных плащах Евменид мстящих не минул очей.

20. Эпитафия Аристомену

- Вестник Кронида, почто ты, мощные крылья
простерши, - Здесь на гробе вождя Аристомена стоишь?
- Смертным вещаю: как я из целого сонма пернатых
Силою первый, так он первым из юношей был.
Робкие к робкому праху пускай летят голубицы;
Мы же бесстрашных мужей любим могилы хранить.

21. Эпитафия роженице Праксо

- Женщина, род назови, свое имя и землю родную.
- Дочь Каллителя Праксо, Самос - отчизна моя.
- Кто же надгробье поставил тебе? - Феокрит, кто при жизни
Девичий пояс святой в браке со мной развязал.
- Как ты скончалась? - В страданьях при родах. - Какого достигла
Возраста ты? - Двадцать два было мне года тогда.
- И неужели бездетной? - Нет, путник, оставила сына,
Имя ему Каллитель, был он трехлетним, малыш.
- Пусть доживет до счастливых седин! - Ты также, о путник,
Счастлив в жизни своей будь до скончания дней!

22. Эпитафия погибшему от укуса змеи

Я, кто недавно скворцов отгонял и высоко летящих
К нашим полям журавлей из Бистонских земель,
Раня тела на лету пращой, швыряющей камни.
Я, Алкимен, далеко в небе пернатых держал.
Но у лодыжки меня укусила змейка-дипсада,
Пасти погибельный яд в тело пробрался мое,
Солнца лишая меня. Вот, видишь, как в небо взирая,
Я не заметил беды, что под ногами вилась.

23. Эпитафия гетере

Здесь почивает Лаида, которая в пурпуре, в злате,
В дружбе с Эротом жила, нежной Киприды пышней;
В морем объятом Коринфе сияла она, затмевая
Светлой Пирены родник, Пафия между людьми.
Знатных искателей рой, многочисленней, чем у Елены,
Ласк домогался ее, жадно стремился купить
Миг наслажденья продажной любовью. Душистым шафраном
Здесь на могиле ее пахнет еще и теперь;
И до сих пор от костей, впитавших в себя благовонья,
И от блестящих волос тонкий идет аромат...
В скорби по ней растерзала прекрасный свой лик Афродита,
Слезы Эрот проливал, громко стеная о ней.
Если бы не были ласки ее покупными, Элладе
Столько же бед принесла б, как и Елена, она.

24. Эпитафия персам

Здесь, на подступах к Иссу, у волн Киликийского моря
Бурных, мы, мертвые все, тысячи персов, лежим.
Это свершил Александр Македонский, и Дарию в этом
Невозвратном пути все мы остались верны.

25. Эпитафия Птолемею Евпатору

Не перечесть, Птолемей, сколько раз по тебе и отец твой,
И горемычная мать волосы рвали свои;
И неизбывную скорбь твой явил воспитатель, руками,
К битвам привыкшим, себе прахом осыпав главу.
Сам великий Египет власы распустил свои скорбию;
Царство Европы объял стон от конца и в конец.
Да и Селена сама, потемневшая ликом от горя,
Бросила звезды и все в небе дороги свои.
Был ты погублен чумой, этим жутким хозяином суши,
Прежде чем скипетр отцов юной воспринял рукой.
Но из ночи тебя ночь не похитит; нет места в Аиде
Властелинам таким; Зевс их ведет на Олимп.

26. Эпитафия малютке

Был Клеодем малюткой грудным, но его, по несчастью,
В море когда пролагал след свой плывущий корабль,
Ветер, фракийский Борей, дунув, сбросил в волны морские,
И, подхвативши, волна жизнь у младенца взяла.
Ино, о как ты жестока! Спасать ты не стала от смерти
Это дитя; Меликерт твой был ровесник ему.

27. Эпитафия старой пьянице

Это надгробье седой Марониды, и сам ты, конечно,
Видишь из камня сосуд здесь на могиле ее.
Ведь подруге вина и болтунье и деток не жалко;
Дела ей нет до отца осиротевших детей.
Даже в могиле рыдает она о любимом сосуде -
Нет в нем ни капли вина; пуст он на стеле стоит.

28. Эпитафия из символов

Скажет сорока тебе, что болтала я неустанно;
Этот бокал, - что была вовсе хмельному не враг;
Стрелы и лук, - что с Крита я родом; а шерсть, - что прилежна;
Лента платка с головы, - что до седин дожила.
Так вот Биттиду, меня, представляет это надгробье.
Я с девических лет верной Тимею была.
Будь же, о путник, счастливым. Сошедшим к Аиду такую ж
Милость яви: согласись ты их рассказам внимать.

29. То же

- Знать я хочу, Лисидика, о чем говорят эти знаки,
Агис которые тут высек на стеле твоей?
Вижу я вожжи, узду, петуха из Танагры, известной
Птицами, отпрыска тех, кто возвещает бои.
Женщинам чуждо семейным все это, противное нраву;
Им подошли бы дела прялок и ткацких станков.
- Птица ночная разбудит меня, побуждая к пряденью;
Вожжи объявят, что я в доме своем госпожа;
Конская эта узда скажет всем, что немногословна
И не болтлива была в милом молчании я.

30. То же

Не удивляйся, увидев здесь бич у Миро на надгробье,
Стрелы, лук и сову, гуся, собачку при них.
Стрелы объявят, что я полновластная дома хозяйка,
Эта собачка, - что я деток лелею своих;
Бич, - что я госпожа не свирепая, странник, с рабами
И не жестока, карать лишь справедливо могу.
Гусь, - что прилежно я дом охраняю; сова напоследок, -
Что я Палладе служа, позабывала о сне.
Было то радостно мне. И поэтому муж мой на стеле
Символы эти Битон высек рукою своей.

31. То же

Чью ты, о лев, пожиратель быков, охраняешь могилу?
Кто из умерших, скажи, стражи достоин такой?
Это Телевтий, Феодора сын. Из людей несравненно
Всех был могучее он, так же как я - средь зверей.
Здесь я недаром стою в знак доблести этого мужа,
И говорю, что в боях был он поистине львом.

32. То же

Стела вот эта, узнать бы, чье тело в могиле скрывает.
Вижу, однако, на ней надписи выбитой нет -
Десять в броске лишь игральных костей, из коих четыре
Первые нам говорят, то "Александра" бросок;
А вот другие являют "эфеба" в цветущую пору.
Эта одна о броске слабом "хиосца" гласит.
Не означает ли это, что гордость, носящая скипетр,
Юность, цветущая власть, - это дорога в ничто?
Или же нет: полагаю, стрелу прямо в цель суждено мне
Точно направить, как то делает критский стрелок.
Был этот мертвый хиосцем, досталось в удел Александра
Имя ему, он ушел юным эфебом в Аид.
Как хорошо жизнь юнца, игрока заядлого в кости,
Некто поведал немым изображеньем костей.

33. Гераклея

То ли Киклоп одноглазый воздвиг из целого камня
Вал ассирийской самой Семирамиды вот здесь?
Иль взгромоздили такое Гиганты, земли порожденье,
Выложив ввысь до самих семидорожных Плеяд,
Здесь неприступную крепость, подобную круче Афонской,
Бремя земли, что кругом так расстелилася вширь?
Вечно счастливейшим будет народ, кто город Геракла
Выстроил здесь высотой до облаков в небесах.

34. Семеро мудрецов

Из мудрецов семерых, Клеобул, ты в Линде родился.
Молвит Сизифа земли, что ее сын - Периандр.
Из Метилены - Питтак. Биант - из дивной Приены.
А из Милета - Фалес, столп справедливости всей.
Родом из Спарты Хилон, Солон же - из края Кекропа.
Все они в блеске своем - мудрости стражи благой.

35. Эпитафия Зенону

Здесь почивает Зенон, китиец, достигший Олимпа.
Он никогда не хотел Оссой венчать Пелион,
Как не стремился содеять двенадцать свершений Геракла, -
Здравая мера ему путь проложила до звезд.

36. Статуя Мирона

Если бы не изваял мои ноги Мирон из камня,
Я б средь коров других, верно, паслась на лугу.

37. То же

Что ты, теленок, мычишь? Зачем в мое тычешься вымя?
И мастерство не дало этим сосцам молока.

38. То же

Эту корову, пастух, обойди стороной; на свирели
Ты бы подальше играл. Телочку кормит она.

39. То же

Я из свинца и из камня. Но ради тебя я готова,
Мирон ваятель, щипать лотос и даже камыш.

40. То же

Кажется, телка сейчас замычит. Знать, живое творилось
Не Прометеем одним, но и тобою, Мирон.

41. Весенняя песня

Самое время отплыть кораблю, бороздящему море.
Ведь не волнует его воды мятущая зыбь.
Ласточка лепит уже под кровлями круглые гнезда,
И на лугах молодых нежно смеются цветы.
А потому, моряки, свернуть пока бы канаты
И выбирать якоря, вросшие в гаваней дно.
Тканные славно поднять паруса. Это повелеваю
Вам я, Приап, Вакха сын, в этом стоящий порту.

42. Дар Филострата

Пять ты принес даров богам, Филострат знаменитый!
Палестинский край станут они охранять.
Зевсу пространномогучему статую светлую; дивно
Благоухает она миром и ладаном вся.
Дочке Латоны - Скиллу, алчную мужеубийцу,
Жрущую корабли; все это - из серебра!
А дивнокудрому Фебу - златой ритон для нектара;
Этот достоин сосуд влаги бессмертных богов.
Воинам копиеносцам делосским - двойную пастаду
Установил, укрепив строем высоких колонн.
Будь же всегда и во всем ты счастлив! Недаром ты славишь
Род людей и богов блеском богатства таким.

43. Афродите - Битто

Ткацкий певучий челнок Битто посвятила Афине.
В дар его принесла, спас он в голод ее.
И заявила: "Богиня, прими благосклонно! Вдова я,
Три десятка годов здесь я в трудах прожила.
Ныне дары отвергаю твои, и за дело Киприды
Я принимаюсь. Ведь страсть возраста, вижу, сильней".

44. Афродита и Эрот Праксителя

Видя на Книде скалистом вот эту Киприду, ты скажешь:
"Камень способна зажечь, хоть и из камня сама".
В Феспиях, видя Эрота, невольно промолвишь: "Не камень,
Но и холодную сталь этот способен зажечь".
Создал такими Пракситель богов. Но чтоб все не сгорело
От двойного огня, порознь он их поместил.

45. Афродита Анадиомена

Ты на Киприду взгляни! Из вод материнского моря
Только что вышла она. Кисть Апеллеса, заметь.
Взяв рукою прекрасной все волосы, полные влаги,
Пену из влажных кудрей стала она выжимать.
Тут, без сомненья, воскликнут Афина и Гера в согласье:
"Спорить с тобой о красе мы не рискнем никогда".

46. Артемиде - охотник

Лань эту, что у Ладона реки и близ Эриманфа,
Рядом с Фолом хребтом, дичью известном, паслась,
Сын Феарида Ликорт, ласионец, убил на охоте,
В тело ее вонзив схожее с ромбом копье.
Шкуру же лани и два широковетвистые рога
Деве Охотнице он здесь от себя посвятил.

47. Гераклу - царь Филипп

В горных кряжах Орбела быка, ревевшего прежде,
Кто Македонии край опустошал, разъярясь,
Молниеносный Филипп сокрушил, победитель дарданов,
В лоб ударив копьем, славным оружьем ловца.
Здесь тебе он, Геракл, посвятил вместе с прочною шкурой
Эти бычьи рога, мощь исполинской главы,
Он от корней ведь твоих взошел; потому подобает
Ныне ему подражать отчему бою с быком.

48. Нимфам и Пану - охотник

В гротах живущим подругам силенов и с рожками Пану,
Здешних жителю гор, тут повелителю всех,
Голову этого вепря, только недавно живую,
Шкуру его целиком, не рассекая ножом,
Гленис, Онасифана храброго сын, посвящает
В знак благодарности им он за охоты исход.

49. Аполлону - воин, певица и охотник

Эту формингу, с ней лук и сети согнутые Сосид,
Фила и Поликрат Фебу в дар принесли.
Лук роговой посвящает стрелок, певица же дарит
Лиру, охотника дар - эта плетеная сеть.
Первый пусть будет первым в стрельбе, вторая - на лире,
Третий пусть будет всегда первым в охоте своей.

50. Морское чудовище

Сколопендры, бродяги морской, смытые в волнах
Эти останки внизу, под прибрежным песком,
В восемь обхватов длиной, залитые темною пеной,
И на куски об утес морем разбитые все, -
Их Гермонакт случайно нашел, когда, занятый ловлей,
Полную рыбою сеть он из моря тащил.
И дар преподнес их Ино и сыну ее Палемону.
Чудо морское отдал этим морским божествам.

51. Артемиде - девушка

Девушка Гиппа свои посвятила пышные кудри,
Натерев перед тем мазью душистой виски,
Ибо близка уже свадьбы пора. Мы, волос ее ленты,
Просим волей твоей прелесть ей девичью дать,
О Артемида! А также потом Ликомедовой дочке,
Занятой детской игрой, дай еще брак и детей.

52. Артемиде - три ткачихи

Дивная дева, владычица женщин, тебе, Артемида,
К платью мы эту кайму вместе соткали втроем.
Бития выткала тут танцующих дев хороводы
И Меандра реки многопетлистый изгиб.
Русая Антианира придумала к ним украшенья,
С берегом левым реки рядом их вместе вплела.
То, что у правого берега видишь ты в пядь шириною,
Биттион сделала все, труд хорошо завершив.

53. Эпитафия матери и младенцу

Аретемия, когда ты с челна под землею сходила
И на Коцита-реки берег ступила ногой,
В нежных руках ты несла младенца, умершего только,
Жены дорийские все там сострадали тебе,
Только узнали они о кончине твоей. Ты ж, слезами
Щеки обливши, слова скорбные произнесла:
"Я, подруги мои, близнецов родила. У супруга
Евфориона - один, к мертвым другого несу".

54. Эпитафия сыну

Мать на твоей, о Артемидор, причитала могиле,
Плача о смерти; тебе шел лишь двенадцатый год:
"В пепле погибли родов моих муки, в огне погребальном
Труд и заботы отца вслед за тобою ушли.
Радости нет без тебя! Ведь сошел ты в край безвозвратный,
В край подземных богов, коих обитель тверда.
В юность вступить не успел, дитя мое! Нам остается
Стела, а вместо тебя только бесчувственный прах".

55. Эпитафия старому моряку

Некогда Дамис из Нисы, корабль большой направляя,
Морем Ионии плыл, в землю Пелопса спеша.
Груз и всех с ним плывущих, волной и ветрами гонимых,
Благополучно он спас, в порт невредимых привел.
А когда среди скал у брега уж бросили якорь,
Старец, стоя в снегу, мертвым внезапно упал.
Путник, смотри, как другим подарив долгожданную гавань,
Сам навеки обрел гавань Летейскую он.

56. Эпитафия Клинарете

Брачное ложе шафранное все из Питаны невестке
Было раскрыто уже дома в чертогах златых.
Ждали с надеждой Никипп и Демо, ее свекр со свекровью,
Время, чтоб ярко возжечь факелов пламя в руках.
Но Клинарету настигла болезнь и, у жизни похитив,
Вмиг за собой увела к водам, где Лета река
Скорбно собрались подруги. И стук их не в дверь раздавался.
Нет, пред Аидом они в грудь ударяли свою.

57. Муравей

Здесь для тебя на току, муравей, трудолюбец несчастный,
Холмик насыпал я сам из пересохшей земли.
Чтоб и по смерти бороздка Деметры, колосьев питатель,
Поднята плугом тебе, радость дарила в земле.

58. Поэтесса Эринна

Мало стихов у Эринны и песни не многоречивы,
Но небольшой ее труд Музами был вдохновлен.
И потому все жива еще память о нем, и доныне
Не покрывает его черным крылом своим Ночь.
Сколько, о странник, меж тем увядает в печальном забвенье
Наших певцов молодых! Нет и числа их толпе.
Лебедя краткое пенье милее, чем граянье галок,
Что отовсюду весной ветер несет в облаках.

59. На разрушение Коринфа

Где красота твоя, город дорийцев, Коринф величавый,
Где твоих башен венцы, прежняя роскошь твоя,
Храмы блаженных богов и дома и потомки Сизифа -
Славные жены твои и мириады мужей?
Даже следов от тебя не осталось теперь, злополучный.
Все разорила вконец, все поглотила война.
Только лишь мы, нереиды, бессмертные дочери моря,
Как гальционы, одни плачем о доле твоей.

60. Арес о доспехах

Кто поместил здесь в сверканье щиты? Кто чистые копья,
Шлемы, которых совсем и не касался удар?
Мужеубийцу Аресу они не краса, а уродство -
И неужели никто это не выбросит прочь?
Этому, чуждому браням, лежать подобает в харчевне,
А не под сводами здесь, где Эниалия дом.
В ссадинах мне по душе и залитое кровью убитых
Только оружье, коль я мужегубитель Арес.

61. Актриса Антиодемис

Антиодемис, кто с детства, покоясь на пурпурном ложе, -
Пафии птичка, - спала в таявших пуховиках,
О, гальциона Лисида! Пиров дорогая услада!
Взор ее нежных очей сладостней крепкого сна.
Гибкие руки струит, а тело костей не имеет,
Вся же она целиком, словно в корзинах творог, -
Перебралась к италийцам: отнять у них войны и копья
И до конца разложить негой изнеженной Рим.

62. "Вакханки" Праксителя

Пять этих женщин, прислужниц спасителя Вакха, готовят
Все, что священный обряд хоростасии велит:
Тело могучего льва поднимает одна, длиннорогий
Ликаонийский олень взвален на плечи другой,
Третья несет быстрокрылую птицу, четвертая - бубен,
Пятая держит в руке медный тяжелый кротал.
Все в иступленье они, и вакханическим буйством у каждой
Из пятерых поражен заколобродивший ум.

63. Ласточка

Ласточка, только недавно ты матерью птенчиков стала,
Только недавно ты их грела под теплым крылом,
Вдруг, напав на гнездо, где приют птенцам подготовлен,
К ним устремилась змея, свившись в четыре кольца;
Но, подползая уже, чтоб с тобою, кричащей, покончить,
Вдруг низвергнулась вниз, прямо в огонь очага.
Так и погибла змея. Вот что сделал Гефест-отомститель.
Род Эрихтония весь им же самим и спасен.

64. Жрец Кибелы и лев

Некий евнух однажды, невольник грозной богини,
Власть ощущая ее, в пляске носился вокруг,
В женской одежде, с прической, закрученной в локоны ловко,
Плотно стянутой в сеть, часто сплетенную всю.
Так незаметно в горах очутился в просторной пещере,
Зевсовой бурей гоним, снегом хлеставшей его.
Следом туда же вошел и лев, не знающий страха;
Шедший обратно в свое логово вечером зверь.
Вдруг человека увидел и, ноздри открывши широко,
Человечьего он мяса почувствовал дух.
Встал на задние лапы и, яро вращая глазами,
Пасть широко раскрыл, рык могучий издав.
Эхо раздалось в пещере; в ответ загудел ей снаружи
Лесом покрытый утес, в высь к облакам восходя.
Грозным рычаньем напуганный жрец стал с жизнью прощаться;
В страхе он, бедный, дрожал, сердце сжималось в груди.
Но внезапно из уст он неистовый вопль исторгая,
Снова пустился плясать, сетку сорвав с головы.
Бубен огромный схватил, снаряжение Реи богини;
С силой ударил в него, над головою подняв.
Так он спасенье обрел: встревоженный треском нещадным
Шкуры гремящей быка лев припустился бежать.
Вот, погляди, как нужда, коей нет на свете мудрее,
Путь подсказала ему, чтобы от смерти спастись.

Эпиграммы, ошибочно приписанные Антипатру Фессалоникийскому

66. Поэту Антимаху

Неутомимого славь Антимаха за стих полновесный,
Тщательно кованный им на наковальне богинь,
Древних героев достойный. Хвали его, если и сам ты
Тонким чутьем одарен, любишь серьезную речь
И не боишься дороги неторной и малодоступной.
Правда, скипетр певцов все еще держит Гомер,
И без сомненья, Зевс Посидона сильнее. Не меньший,
Нежели Зевс, Посидон - больше всех прочих богов.
Так и певец колофонский, хотя уступает Гомеру,
Все же идет впереди хора певцов остальных.

67. Философ Гиппархия

Я, Гиппархия, избрала не женщин занятья, одетых
В длинные столы, - мужей киников дружную жизнь.
Не по душе мне нарядные платья, сандальи с подошвою
Толстой и сеть для волос, что ароматом полна.
Но по душе мне сума, этот посоха спутник, подстать им
Плащ двусторонний и сон прямо на голой земле.
И Аталанты самой Меналийской настолько я выше,
Мудрость насколько сама выше скитанья в горах.

68. Эпитафия двум коринфянкам

Пали мы обе, Боиска и я, дочь Боиски, Родопа,
Не от болезни какой, не от удара копья -
Сами Аид мы избрали, когда обречен на сожженье
Был беспощадной войной город родной наш Коринф.
Мать, умертвив меня смертоносным железом, бедняжка,
Не пощадила потом также и жизни своей,
Но удавилась веревкой. Так пали мы - ибо была нам
Легче свободная смерть, нежели доля рабынь.

69. Пану - охотник

Ветошь вот эту от сети для ловли пернатых, тройные
Эти силки, западню, - жилы стянули ее, -
Клетки пустые и в дырах, удавки - затягивать шею,
Колкие жерди еще, что на огне острены,
Липкую также отменно древесную камедь, пернатых
Уловителя всех, смазанный клеем тростник,
Также бичевку тройную, чтоб сети забрасывать тайно,
Горло давящую сеть для журавлей-крикунов,
Пан-горножитель, тебе аркадянин из Орхомена,
Сын Неолада принес, старый охотник Кравгис.

70. Ниоба

Вот она, Тантала дочь, кто четырнадцать чад породила
И принесла их всех Фебу с сестрой его в дар.
Девушек Дева сразила; а юношей стрелы настигли
Бога. Дважды по семь вместе убили они.
Столь богатая мать, столь недавно счастливая в детях,
Разом лишилась детей, старость кто скрасить ей мог.
И не детьми эта мать, как принято, матерью дети
Вместе теперь снесены в страшный Аида чертог.
Тантал, как и тебя, дочь язык погубил! Обратилась
В камень отныне она, твой же висит над тобой.

71. То же

Что подняла ты к Олимпу, о женщина, дерзкую руку,
С богоотступной главы пряди волос разметав?
Страшный гнев Латоны познав, теперь проклинаешь
Ты, многодетная, спор свой необдуманный с ней.
В корчах бьется одна твоя дочь, бездыханной другая
Пала, и третьей грозит тот же удел роковой.
Но не исполнилась мера страданий твоих, - покрывает
Землю собою толпа павших твоих сыновей.
Жребий жестокий оплакав, убитая горем Ниоба,
Скоро ты станешь, увы, камнем бездушным сама.