XXI. Анонимная защитительная речь по обвинению в лихоимстве

*[1]
Эта речь представляет собою, по-видимому, лишь фрагмент: в ней нет начала, в котором должно было быть введение и опровержение взводимого на подсудимого обвинения; сохранившаяся часть содержит только косвенные доказательства на основании характеристики его. Но возможно, что Лисием написано лишь то, что дошло до нас. Вследствие такой фрагментарности речи нельзя в точности определить смысл обвинения. На основании слов § 21 "не считайте меня виновным в лихоимстве" надо думать, что подсудимый, занимавший какую-нибудь должность, потом, сдавая отчет о своей служебной деятельности, подвергся обвинению во взяточничестве. Но из слов § 16 можно вывести заключение, что к подсудимому был предъявлен иск со стороны государства о присвоении им казенных денег, следовательно, по форме апографе (см. примеч. 1 к речи IX и введение к речи XVII).
Дата речи определяется из слов оратора в § 1, что он был включен в число совершеннолетних (т. е. ему было 18 лет) при архонте Феопомпе (в 411/410 г.), и из дальнейшего рассказа его о том, что он исполнял литургии при архонте Главкиппе (410/409 г.), при Диокле (409/408 г.), был триерархом в течение семи лет (с 411/410 по 405/404 г.) и жил на чужбине, вернулся на родину при архонте Алексии (405/404 г.), потом был хорегом (вероятно, при архонте Пифодоре в 404/403 г.) и, наконец, был хорегом при архонте Евклиде (403/402 г.). Так как маловероятно, чтобы такая кипучая деятельность в пользу отечества вдруг прекратилась в 403/402 г., и, с другой стороны, маловероятно, чтобы он не упомянул о своих заслугах такого рода, если эта деятельность продолжалась после этого года, остается предположить, что именно в следующем, 402/401 г. и происходил судебный процесс, на котором произнесена эта речь. Подсудимому было в это время 26 лет.
Эта речь - одна из замечательных по этопее: оратор охарактеризован яркими чертами. Мы видим гражданина, каких тогда еще много было в Афинах, который считает честью для себя исполнять гражданские обязанности в большей мере, чем того требовал закон; который, ограничивая расходы на свои личные нужды, употребляет богатство на дорогостоящие государственные литургии (см. примеч. 4 к речи IV); который даже в бою думает не о том, чтобы спасти свою жизнь для блага жены и детей, но о том, чтобы его трусость не покрыла их позором. Свои заслуги перед отечеством он вполне сознает и в награду за них не столько просит, сколько требует себе оправдания.

* * *

(1) Господа судьи! По поводу пунктов обвинения вам приведено мною достаточно доказательств. Теперь я хочу, чтобы вы выслушали мое заявление и о других предметах. Я был включен в число совершеннолетних[2] при архонте Феопомпе. Ставши хорегом[3] трагического хора, я истратил на него тридцать мин,[4] а через три месяца, на фаргелиях,[5] я одержал победу мужским хором,[6] на который истратил две тысячи драхм.[7] При архонте Главкиппе, на великих панафинеях,[8] я истратил на пиррихи-стов[9] восемьсот драхм.[10] (2) Кроме того, будучи хорегом мужского хора на Дионисиях,[11] при том же архонте, я одержал победу и истратил на это, считая с посвящением треножника,[12] пять тысяч драхм,[13] и при Диокле, на малых панафинеях, на киклический хор[14] триста.[15] А в этот промежуток времени я был триерархом[16] в течение семи лет и истратил шесть талантов.[17] (3) Делая такие затраты, ежедневно рискуя жизнью за вас и живя на чужбине, я тем не менее платил военные налоги,[18] - один раз тридцать мин, другой раз четыре тысячи драхм.[19] Когда я вернулся на родину при архонте Алексии, я сейчас же принял на себя руководство гимнастическими играми[20] на промефеях[21] и одержал победу, истратив двенадцать мин.[22] (4) Потом я стал хорегом детского хора и издержал пятнадцать с лишком мин.[23] При архонте Евклиде я снаряжал комический хор для Кефисо-дора[24] и одержал победу, истратив на него, считая с посвящением одежды, шестнадцать мин;[25] на малых панафинеях я был хорегом безбородых пиррихистов и истратил семь мин.[26] (5) Я одержал победу в состязании триерами[27] при Сунии, истратив на это пятнадцать мин. Кроме того, исполнял архифеории[28] и аррефории[29] и другие тому подобные повинности, на что истрачено мной более тридцати мин. Если бы я хотел исполнять литургии только по предписанию закона, то я не истратил бы и четверти того, что я перечислил. (6) Пока я был триерархом, мой корабль был самым быстроходным во всем флоте. Я приведу вам самое важное доказательство этого. Во-первых, Алкивиад[30] (я дорого бы дал, чтобы он не ехал вместе со мной), хоть он не был ни другом моим, ни родственником, ни членом одной филы[31] со мной, ехал на моем корабле. (7) А между тем вы, я думаю, знаете, что он, как стратег, могший делать, что ему угодно, не сел бы ни на какой другой корабль, кроме как на самый быстроходный, зная, что ему самому придется подвергаться опасности.
(8) Когда же вы их[32] отрешили от должности и выбрали десять стратегов с Фрасиллом во главе,[33] то они все хотели ехать на моем корабле; после многих пререканий между ними сел на него Архестрат из Фреарров;[34] а когда он погиб при Митилене,[35] то со мной поехал Эрасинид.[36] А как вы думаете, сколько я истратил денег на снаряжение этой триеры? Сколько вреда я причинил неприятелю? Сколько пользы принес государству?
(9) Лучшее доказательство этого вот какое. Когда в последнем морском бою[37] наш флот был уничтожен, я привел свой корабль и спас корабль Навсимаха[38] из Фалера, хотя со мною на корабле не было ни одного стратега (считаю нужным упомянуть и об этом, потому что вы прогневались и на триерархов за постигшее нас бедствие). (i о) И все это произошло не случайно, но благодаря принятым мною мерам: все время у меня рулевым был Фантий, считавшийся лучшим специалистом во всей Элладе, которому я платил большое жалованье: я набрал и гребцов, и остальной экипаж, соответствовавший ему. Что я говорю правду, это знаете все вы, кто был там на военной службе. Позови[39] и Навсимаха!
(Свидетельство.)
(11) Итак, спасшихся кораблей было двенадцать;[40] из них я привел два - свою и Навсимахову триеру.
Претерпев так много опасностей за вас и принеся столько пользы отечеству, я теперь не подарка прошу у вас за это, как другие, а прошу не лишать меня моего: думаю, и для вас позорно брать с меня и по доброй моей воле, и против воли. (12) Однако не так сильно тревожит меня потеря состояния;[41] но я не мог бы переносить глумление, мне было бы тяжело, если бы у людей, уклоняющихся от литургий, явилась мысль, что мои затраты на вас остались без благодарности и что правильно, по-видимому, рассуждали они, не пожертвовав вам ни одного своего обола.[42] Так, если вы последуете моему совету, то и решение постановите справедливое, и свою выгоду соблюдете. (13) Вы видите, господа судьи, как мало доходов у государства, да и те расхищаются[43] предержащими властями. Поэтому следует считать самым верным доходом государства имущество лиц, готовых исполнять литургии. Таким образом, если вы здраво рассудите, то о наших деньгах будете заботиться нисколько не менее, чем о своих личных, (14) зная, что всем нашим состоянием вы можете пользоваться, как и прежде; а я думаю, вы все понимаете, что я буду у вас гораздо лучшим управляющим своего состояния, чем управляющие у вас государственным хозяйством. А если вы сделаете меня бедным, то и себе повредите; а другие поделят между собой и это, как и все другое.
(15) Примите во внимание, что ваш долг - скорее давать мне свое, чем оспаривать у меня мое; скорее пожалеть меня, если я впаду в бедность, чем завидовать моему богатству; вы должны молить богов, чтобы все были такими гражданами; тогда никто не будет посягать на ваше достояние, а все будут тратить свое на вас. (16) Я думаю, господа судьи, - не сердитесь на меня за это, - что гораздо справедливее было бы зететам[44] записать вас в число моих должников, чем мне теперь быть под судом за то, что у меня будто бы находятся казенные деньги.[45] Мое отношение к государству таково, что в личной жизни моей я расчетлив, а государственные повинности выполняю с удовольствием, и горжусь не тем, что у меня остается, а своими тратами на вас: (17) я держусь того убеждения, что в последнем случае я сам являюсь действующим лицом, а состояние мне оставили другие; за него враги мои возбуждают против меня несправедливые процессы, а за траты вы по справедливости меня оправдываете. Таким образом, было бы неестественно, если бы за меня просили вас другие.[46] Напротив, даже если бы кто-нибудь из друзей моих был вовлечен в подобный процесс, то я считал бы справедливым, чтобы вы оказали мне эту милость; а если бы я был обвинен пред другими судьями, то вы были бы ходатаями за меня. (18) Ведь этого, надо думать, никто не скажет, что я, хоть и занимал много раз государственные должности, попользовался вашими деньгами, или что я вел позорные частные процессы, или что я виновен в каком-нибудь позорном поступке, или что я радовался бедствиям отечества. Напротив, что касается всей моей частной и общественной деятельности, то, полагаю я, - да и вы, думаю, это знаете, - мною выполнены мои гражданские обязанности так, что мне нет никакой надобности оправдываться в этом. (19) Поэтому прошу вас, господа судьи, сохранить теперь обо мне то же мнение, какое вы имели до сих пор, и не только помнить о государственных литургиях, но иметь в виду и частную жизнь мою: как вы знаете, самая трудная литургия - это прожить всю жизнь человеком порядочным, нравственным, не быть рабом чувственных наслаждений, не соблазняться наживой, а вести себя так, чтобы никто из сограждан не сделал упрека и не осмелился вызвать на суд по частному делу.
(20) Итак, господа судьи, вы не должны осудить меня, склонившись на убеждения таких обвинителей, которые дожили до этих лет, все время подвергаясь сами обвинениям в нечестии, которые, будучи не в состоянии оправдаться в своих собственных проступках,[47] тем не менее отваживаются выступать с обвинениями против других. Люди, которые были в походах реже Кинесия,[48] находящегося теперь в таком положении, такие люди негодуют по поводу ущерба отечества! Они не приносят в жертву отечеству ничего, от чего оно может стать богатым, но употребляют все усилия к тому, чтобы возбудить в вас раздражение против людей, принесших ему пользу. (21) Пусть они, господа судьи, расскажут вам перед лицом народа о своем образе жизни: нет большего зла, чем это, которое я мог бы им пожелать. А я вас прошу, умоляю, заклинаю, не считайте меня виновным в лихоимстве[49] и не думайте, что есть на свете столько денег, ради которых я захотел бы причинить какой-нибудь вред отечеству. (22) Да, я был бы сумасшедшим, господа судьи, если бы, гордясь тем, что трачу на вас отцовское наследье, брал взятки от других[50] ко вреду отечества! Не знаю, господа судьи, кого, как не вас, я хотел бы иметь своими судьями, если действительно следует желать, чтобы люди, получившие добро, подавали голос о тех, кто оказал им добро. (23) Кроме того, господа судьи, - мне хочется и об этом упомянуть, - когда мне приходилось исполнять для вас литургии, я никогда не горевал о том, что на такую сумму обездолю детей; гораздо более тревожила меня мысль, что я с недостаточным усердием исполню возложенную на меня обязанность. (24) Точно так же, когда мне предстояло принимать участие в морских боях, я никогда не жалел жену свою или детей, не плакал, не вспоминал о них, не видел ничего ужасного в том, что, окончив жизнь в сражении за отечество, я оставлю их сирыми, лишенными отца; гораздо более страшным казалось мне, что, позорно спасши жизнь, я покрою срамом и себя и их. (25) За это я прошу у вас теперь заслуженной мною благодарности и нахожу справедливым, чтобы вы теперь, находясь в безопасности, отнеслись с должным вниманием ко мне и к этим детям за то, что я в опасностях имел такие мысли о вас. Помните, что для нас[51] будет несчастием, а для вас позором, если нам придется лишиться гражданских прав из-за подобного обвинения или, потеряв состояние, впасть в бедность и ходить по городу в большой нужде, терпя судьбу не заслуженную нами и не достойную оказанных нами вам услуг. Нет, нет, господа судьи, оправдайте меня, и я буду для вас таким же гражданином, каким был и в прежнее время!


[1] «Анонимной» озаглавлена эта речь потому, что имя произносящего ее неизвестно.

[2] См. введение.

[3] См. примеч. 4 к речи IV.

[4] Приблизительно 750 рублей.

[5] Фаргелии — праздник в честь Аполлона и Артемиды, справлявшийся в мае.

[6] В музыкальных состязаниях участвовали хоры взрослых мужчин и мальчиков.

[7] Приблизительно 500 рублей.

[8] Панафинеи — праздник в честь богини Афины, справлявшийся в конце первого афинского месяца, — гекатомбайона, соответствующего приблизительно нашему июлю. Учреждение его относится к доисторическим временам. Первоначально он справлялся ежегодно; но со времени Писистрата порядок был изменен: раз в четыре года, в третьем году каждой Олимпиады, с особым блеском и пышностью справлялись так называемые «Великие панафинеи»; а ежегодный праздник стал называться «Малыми панафинеями». Великие панафинеи продолжались несколько дней. В первые дни происходили состязания — гимнастические, конные и музыкальные; участники делились на три группы по возрасту: дети, безбородые (т. е. юноши) и взрослые мужчины. Среди состязаний упоминаются: бег, борьба, кулачный бой, «пирриха» (военный танец) и др.

[9] Пиррихисты — танцующие пирриху. См. примеч. 8.

[10] Приблизительно 200 рублей.

[11] См. примеч. 4 к речи IV.

[12] Обычай требовал почетные награды, получавшиеся победителями на праздничных состязаниях, посвящать божествам. В Афинах целая улица близ храма Диониса была обстроена небольшими зданиями, на верху которых стояли золотые треножники, полученные в награду победителями-хорегами. Как видно из текста, треножник делался на счет хорега.

[13] Приблизительно 1250 рублей.

[14] Циклический, т. е. круговой, хор назывался так потому, что он пел «дифирамб» — хвалебную песнь в честь Диониса, стоя вокруг его алтаря. Так было в музыкальных состязаниях. Напротив, хор в драме (трагедии и комедии) становился в виде четырехугольника.

[15] Приблизительно 75 рублей.

[16] См. примеч. 4 к речи III.

[17] Приблизительно 8736 рублей.

[18] См. примеч. 7 к речи III.

[19] Приблизительно 1000 рублей.

[20] Руководство гимнастическими играми («гимнасиархия») было одной из литургий (см. примеч. 4 к речи III). Гимнасиархия состояла в устройстве гимнастических игр во время некоторых праздников, т. е. в наборе гимнастов и в доставлении им всего необходимого. Мы имеем сведения только о гимнасиархии для устройства ночного бега с факелами, совершавшегося в праздники таких божеств, культ которых имел отношение к огню, — именно в праздники Промефея, Гефеста и Афины. Участники бежали с факелами в руках, заботясь о том, чтобы огонь не погас; факел был восковой, а не смоляной, как обычно, и мог погаснуть очень легко.

[21] Промефеи — праздник в честь Промефея. См. примеч. 20.

[22] Приблизительно 300 рублей.

[23] Приблизительно 375 рублей.

[24] Кефисодор — комический поэт; сочинения его не сохранились. Снаряжение комического хора было также одной из литургий; это была хорегия (см. примеч. 4 к речи III и примеч. 4 к речи IV). Первая обязанность хорега состояла в наборе певцов для хора, содержании их во время обучения и выплате жалованья; на его же обязанности было предоставление помещения для занятий хора в его доме или в нанятой для этой цели квартире. Если сам поэт или рекомендованный им человек не принимал на себя дело обучения хора, то хорег должен был пригласить особого учителя за плату; он же выплачивал вознаграждение музыкантам. Для представления хорег заготовлял хоревтам богатые костюмы и маски и сам являлся в роскошном праздничном платье и с венком на голове. Издержки на хорегию были весьма значительны. После состязания хорег лучше всех исполнивший свои обязанности был признаваем победителем и получал в награду венок; в память победы он ставил в храме доску с записью о победе. Подобно тому, как в музыкальном состязании хорег посвящал богам треножник, так после представления комедии хорег посвящал костюмы.

[25] Приблизительно 400 рублей.

[26] Приблизительно 175 рублей.

[27] Это состязание военных кораблей в быстроте происходило в честь Посейдона.

[28] Архифеория значит «посольство над феорией»; феорией называлось священное посольство, отправлявшееся ежегодно на остров Делос. Архифеория была одной из литургий.

[29] Аррефория значит «несение росы». Архонт-царь ежегодно избирал двух девочек, которые, по-видимому, целый год проводили в святилище Афины и служили ей. Аррефория была одним из видов литургий, так как родители девочек должны были доставлять золотые украшения, которые на них надевались при церемонии и поступали в сокровищницу храма при оставлении ими должности, а также нести и другие расходы. Церемония состояла в том, что девочки, получив от жрицы Афины ящики с таинственными святынями, относили их на головах в торжественной процессии в подземелье близ храма Афродиты; там они оставляли принесенное, вместо него получали нечто другое, также закрытое, и относили его в святилище Афины в Акрополе.

[30] Здесь разумеется то время, когда Алкивиад, вернувшись из своего изгнания в августе 411 г., был избран стратегом и командовал флотом; осенью 407 г. он уже был отрешен от должности стратега. См. примеч. 69 к речи XIX. Слова «я дорого бы дал, чтобы он не ехал на моем корабле» показывают, как велика была еще ненависть народа к нему во время произнесения этой речи.

[31] См. примеч. 15 к речи XVI.

[32] Алкивиада и близких ему людей, именно — стратегов Адиманта и Фрасибула (см. Вusolt, «Criechische Geschichte». Ill, 2, 1578).

[33] См. введение к речи XII, отдел 27.

[34] Фреарры и Фалер — демы Аттики (см. примеч. 2 к речи I).

[35] Архестрат — один из упомянутых десяти стратегов; Митилена — город на острове Лесбосе; в 406 г. афинский флот, с Кононом во главе, был здесь разбит спартанцами и заперт в гавани Митилены. Вероятно, в этом бою и погиб Архестрат.

[36] Эрасинид — тоже один из упомянутых десяти стратегов, одержавших победу при Аргинусских островах в 406 г., потом казненный. См. введение к речи XII, отделы 34 и 35.

[37] Сражение при Эгос-Потамосе в 405 г. См. введение к речи XII, отдел 39.

[38] Наесимах — очевидно, один из триерархов (см. примеч. 19 к речи XIII).

[39] См. примеч. 22 к речи XII.

[40] Ксенофонт сообщает, что из сражения при Эгос-Потамосе восемь кораблей под начальством Конона спаслись на Кипр, а государственный корабль «Парал» — в Афины (см. введение к речи XII, отдел 39); по свидетельству Лисия, спасшихся кораблей было двенадцать. (Подробно этот вопрос разобран у Busolt, «Griechische Geschichte». Ill, 2, 1621.)

[41] «Потеря состояния» указывает не на конфискацию имущества, а только на штраф — столь большой, что он равносилен лишению состояния. Из § 25 видно, что подсудимому сверх того грозит атимия (лишение гражданских прав).

[42] Обол — мелкая медная монета, около 4 коп.

[43] О казнокрадстве см. примеч. 20 к речи XVIII.

[44] Зететы — чрезвычайная комиссия, производившая следствие о преступлениях против государства, особенно о государственных должниках. По мнению оратора, они должны были посредством апографе (см. примеч. 1 к речи IX и введение к речи XVII) заявить, что весь народ афинский состоит должником у него, а не его считать должником афинского народа.

[45] См. введение.

[46] О просьбах разных лиц за подсудимых см. примеч. 3 к речи XIV.

[47] Из этого места видно, что обвинители — люди уже немолодые, что они сами находятся под подозрением в каком-то преступлении против религии, что они — трусы (естественный упрек со стороны подсудимого, храброго воина, в течение 7 лет участвовавшего во всех крупных морских сражениях).

[48] Кинесий — плохой лирический поэт, нередко подвергавшийся насмешкам комедии, против которого Лисием была написана речь; в дошедшем до нас фрагменте ее (53 в издании Thalheim’a) он описывается как преступник против религии, в наказание за что боги лишили его здоровья; «каждый день умирая, — сказано там, — он не может окончить жизнь». Из текста нашей речи видно, что он уклонялся от военной службы — из трусости или по болезни. Слова «находящегося теперь в таком положении», вероятно, указывают на его тяжелую болезнь.

[49] См. введение.

[50] «Другие» — иностранцы.

[51] Сам говорящий и его дети, которым также грозила нищета и лишение гражданских прав из-за невозможности для него уплатить непосильный штраф.