Речь вторая

1. Вспомним же теперь и о более ранних событиях, если только это возможно. Ведь я ничего из них не описывал, во-первых, сомневаясь, что мне хватит на это жизни. А во-вторых, я не имел для этого возможности по состоянию своего здоровья. Когда же прошло много времени, то стало казаться, что уже невозможно вспомнить все подробности и обо всем рассказать точно: поэтому лучше вообще промолчать, чем испортить такое дело. И я не раз умолял об этом Бога и близких друзей, которые постоянно просили меня рассказать и написать о случившемся.
2. Теперь же, по прошествии стольких лет, сновидения принуждают меня вынести это на всеобщий суд. Я хочу сказать, что Бог с самого начала повелел мне записывать сны. Это было первое из Его предписаний. И я стал их записывать - когда мог, то собственноручно, когда нет - диктуя. Однако я не добавлял к этому ничего о том, при каких обстоятельствах я их увидел, ни о том, какие последствия они имели. Мне довольно было исполнить свой долг перед Богом - по причине, как я сказал, телесной слабости и без надежды постичь Божий промысел. Да будет тому свидетельницей Адрастея![1]
3. Так вот, поскольку с самого начала я записывал не все, то от досады я начал пропускать и остальное - что-то намеренно, а что-то невольно. Ибо я искал иных способов воздать благодарность Богу...[2] Когда же этих записей стало, я думаю, не меньше трехсот тысяч строк, то к ним стало вовсе нелегко подступиться и расположить их во времени. К тому же некоторые из них были испорчены по причине разных бедствий и домашнего беспорядка.
4. Поэтому мне остается говорить лишь о главном, как это приходит мне на память, одно вслед за другим, и как меня поведет и направит Бог. Призовем же Его и для этого моего дела, как призываем для всего остального. Ибо призывать Его должно при любом деле, коли Он - один из богов.
5. Стало быть, после того как я вернулся из Италии, больной многими болезнями - по причине постоянного изнурения и непогоды, в которую я попал в пути моем через Фракию[3] и Македонию, и выехав больным еще из дома, - врачи находились в большом затруднении. Они не могли не только помочь мне, но даже понять, что со мной происходит.
6. Но неприятнее и тягостнее всего было то, что дыхание у меня стало стесненным, и дышал я с большим трудом и без надежды на лучшее, медленно и с усилием. Приступы удушья вновь и вновь подступали к горлу, мышцы сводило судорогой, и мне нужно было так кутаться, что уже не хватало сил. И это не говоря о других бесчисленных неприятностях.
7. Я решил, что мне следует лечиться горячими источниками, если от этого станет легче, или поехать туда, где лучше климат. Ибо была уже зима, а источники были недалеко от города. Здесь впервые Спаситель начал посылать мне откровения в снах. Так, Он повелел мне выйти босиком, и я воскликнул во сне, словно это уже сбылось наяву: "Великий Асклепий, исполнена твоя воля!" Мне снилось, что я воскликнул это на ходу.
После этого я получил вещание от Бога и благополучно выехал из Смирны в Пергам.
8. Что случилось потом, рассказать выше человеческих сил. Все же я попытаюсь, как обещал, вкратце рассказать хотя бы немногое. А кто пожелает узнать подробнее, что случилось со мной по воле Бога, тот пусть разбирает мои пергаменты и описанные в них сны. Ибо он найдет в них и средства от всяких болезней, и разные беседы, и большие речи, разнообразные изречения, всяческие пророчества и оракулы по поводу самых различных дел, в прозе и в стихах, и за все это я должен быть благодарен Богу больше, чем можно себе представить.
9. Начнем же рассказ с того места, когда в первую ночь нашего пребывания в храме Бог явился моему воспитателю в облике нынешнего консула Сальвия.[4] Кто такой Сальвий, мы тогда еще не знали, хотя в то время и он находился в святилище Бога. Итак, воспитатель сказал мне, что в этом облике Бог беседовал с ним о моих речах и дал им название, сказав так: "Священные речи".[5]
10. Вот как было дело. А после этого он дал мне лекарства, первым из которых, насколько я помню, был сок бальзама. Это был дар Телесфора Пергамского.[6] Им нужно было натереться, когда при омовении переходишь из горячей воды в холодную. Затем были очистительные средства из изюма и других разностей, потом еще множество всего - но об этом я не говорю, так как хочу вспомнить только самое невероятное.
11. Итак, с чего мне начать? Много было разного, и я не обо всем помню, но за все благодарен Богу. Он отправил меня на Хиос, сказав, что посылает туда для очищения. И вот я выехал в Смирну в печали, опасаясь, что, выйдя из храма, я лишусь своего Покровителя и поплыву сам по себе.
12. И можно ли передать, как все в Смирне были поражены, увидев меня так неожиданно? Когда же мы оказались в Клазоменах,[7] приснилось мне, что я должен переправиться в Фокею.[8] И когда мы проплывали мимо островов Дримуссы и Пелы, с востока задул ветер. Когда мы проплыли еще немного, ветер усилился, и наконец разразилась небывалая буря. Нос корабля вздыбился, корма погрузилась в воду, и корабль едва не затонул. Потом с обеих сторон его начало захлестывать волнами и наконец понесло обратно в море. Среди плывших началась паника. Все громко кричали: ведь с нами плыли также и некоторые домашние. Я же мог вымолвить только: "О, Асклепий!" После многих опасностей, когда перед самой пристанью нас то и дело разворачивало и относило обратно в море, долго борясь со стихией на глазах у наблюдавших с берега, мы едва спаслись.
13. Когда наступила ночь. Бог повелел мне совершить очищение и указал чем. Я же и без того был очищен не хуже чем чемерицей, как сказали мне люди сведущие: ведь все во мне уже растрясла буря. И Бог открыл мне все: что мне суждено было попасть в кораблекрушение и что ради этого оно и произошло. И что теперь ради моей безопасности и по воле судьбы я должен сесть в гавани на корабль, так как наш прежний корабль перевернулся и затонул, а меня самого вытащили из воды и вынесли на берег. Так случилось то, что должно было случиться. Конечно, я с радостью это исполнил.
14. И всем показалось удивительным, с каким хитрым умыслом совершилось столь опасное кораблекрушение. Так узнал я, что сам Бог был моим спасителем в море. И к этому благодеянию добавилось еще и очищение.
15. После этого Бог удерживал нас в Фокее, являя удивительные знамения - не только о моем здоровье, но и о многом другом. В том числе я был предупрежден и о ветрах, которые будут попутными. Когда мой друг Руф услышал от меня об этих сновидениях (а был он во всем первым среди фокейцев, и в делах Асклепия[9] не новичок), то сильно изумился и, предоставив мне самому разбираться с этим, пошел прочь.
16. В другой раз по воле Бога мне понадобилось молоко, а его нигде не было, так как это был приблизительно четырнадцатый день месяца Дистра,[10] как мы здесь[11] обычно ведем счет. И все-таки его нужно было найти. Тогда Руф в одном своем дальнем поместье нашел овцу, родившую в ту же ночь, принес молоко и дал его мне.
17. Наконец, Бог освободил нас от плавания на Хиос, указав и возвестив иное, а именно: мне приснилось, что наш корабль разобьется. Есть местечко Геннаида, находящееся недалеко от Фокеи; послав нас туда на воды на несколько дней, Он возвратил нас в Смирну.
18. Когда же мы оказались в Смирне, Он явился мне сразу в облике и Асклепия, и Аполлона, которого в Пергаме называют Кларийским[12] и Прекраснодетным,[13] чей храм является первым из трех храмов города. Встав в этом облике перед моим ложем, он отогнул пальцы и, сосчитав их, сказал: "У тебя есть десять лет от меня и три - от Сераписа". И тут Он показал пальцами число тринадцать так, что это было похоже на семнадцать. Он сказал, что "это не сон, а прекрасная явь"[14] и что я сам это пойму. Затем Он повелел мне спуститься к реке, протекавшей перед городом, и искупаться в ней, сказав, что проведет меня туда мальчик, еще не достигший зрелости, и сам указал мне на этого мальчика. И главным в этом божественном откровении было то, что я, вопреки всему, смог это сделать и точно обо всем потом рассказать.
19. Ведь была середина зимы, сильный северный ветер и холод. Галька на берегу смерзлась так, что казалась сплошным льдом, и вода была такой, какой она бывает в подобную погоду.
20. Когда было объявлено об откровении Бога, то друзья, знакомые мне врачи и другие люди вышли меня провожать, кто боясь за меня, а кто из любопытства. К ним присоединилась густая толпа, так как за городскими воротами случилась какая-то бесплатная раздача, и с моста людям все было видно. Был тут и врач Гераклеон, мой товарищ, который на следующий день признался мне, что был убежден: даже если я искупаюсь наилучшим образом, у меня случится судорога или что-нибудь подобное.
21. Когда мы оказались у реки, никому не пришлось меня подбадривать. Напротив, еще исполненный жара от божественного видения, я, сбросив одежду и не нуждаясь в растирании, вошел в реку в самом глубоком месте. Затем, словно в купальне с теплой разбавленной водой, я провел там некоторое время, плавая и плескаясь. Когда же я вышел из воды, вся моя кожа порозовела и во всем теле была легкость. И у присутствовавших и у подходивших вырвался громкий крик. Они кричали слова, часто поющиеся в гимнах: "Велик Асклепий!"
22. Можно ли описать, что было потом? Весь остаток дня и часть ночи до отхода ко сну я сохранил состояние, возникшее у меня после купания. Тело мое не становилось ни суше, ни влажнее; тепло не уходило и не прибавлялось. И это было не такое тепло, которое можно создать человеческими силами, а какое-то бесконечное, ровно растекавшееся по коже и телу.
23. В таком же состоянии было и мое сознание. Ибо то, что я испытывал, не было обычным удовольствием. Можно даже сказать, что оно выше человеческого разумения. Это была какая-то невыразимая радость, сделавшая все остальное второстепенным по сравнению с происходящим, так что, глядя вокруг, я, казалось, ничего не замечал: настолько весь я был устремлен к Богу.
24. Но теперь, о Владыка, тебе придется показать и вразумить меня, что мне говорить дальше и к чему обратиться, чтобы угодить Тебе и построить рассказ наилучшим образом. Перечислить ли мне по порядку, раз уж я упомянул о реке и зимнем купании, все другие подобные случаи и составить перечень этих божественных и странных зимних купаний? Или, прервав речь, рассказать, что бывало между ними? Или лучше, пропустив и это, закончить прежний мой рассказ о том, как разрешилось пророчество об отпущенных мне годах жизни и чем все закончилось?
25. Ведь Бог давал мне и многие другие указания, спасая меня от опасностей, постоянно встававших на моем пути. Они случались днем и ночью, одна за другой. Едва устранялась одна, как на смену ей приходили новые. Но против каждой из них у Бога находилась защита и ободрение на словах и на деле.
Вот что, как я помню, было Им однажды совершено.
26. Он возвестил, что на третий день я должен неизбежно умереть. Но при этом Он дал мне знаки о том, что случится на следующий день, и какой будет погода, и где меня будет ждать возничий, и многие другие знаки своей правдивости.
27. Должен я был поступить так: сначала сесть в повозку, доехать до реки, которая протекает через город, и принести за околицей "жертвы возле ям", - так Он это назвал. В самом деле, нужно было вырыть ямы и принести возле них жертвы тем богам, которым следовало. Затем вернуться, собрать мелкие монеты, переправиться через реку и выбросить их. Были от Него и другие наставления. А после этого я должен был принести в храме отборные жертвы Асклепию, поставить священные сосуды для смешения вина с водой и разделить жертвенные части между всеми моими спутниками. И затем отсечь какую-нибудь часть своего тела ради спасения всего тела. Но так как это было тяжело, я обошелся без этого, а только снял с себя перстень и пожертвовал Телесфору. Ведь сделать так - то же самое, что отдать сам палец. В углублении же перстня нужно написать: "О, дитя Кроноса".[15] И сделавший так будет спасен.
28. Можно себе представить, в каком состоянии я находился и какой гармонией меня вновь преисполнил Бог. Ведь я словно участвовал в мистерии, и добрая надежда граничила во мне с благоговейным ужасом. Похожие события случались и раньше, и позднее, после того как я выпил полынь.
29. Разумеется, рассказ о самих видениях своей наглядностью всякому внушает лишь величайший трепет. Но всюду, где можно, я должен делать так, как я решил, и, как в любой речи, касаться главного.[16]
30. Был в храме один из двух служителей - Филадельф. Ему, как и мне, в ту же самую ночь было сновидение, которое лишь чуть-чуть отличалось от моего. Филадельфу приснилось, насколько я помню, будто в священном театре собралось по воле Бога множество людей в белых одеждах. Я же, стоя среди них, произносил речь и восхвалял Бога, говоря, как часто Он отвращал от меня несчастья в иных случаях, и о многом другом. И вот недавно Бог нашел для меня новое средство: повелел мне выпить полынь, смешав ее с уксусом, чтобы не было противно. И еще, кажется, Филадельф рассказал мне о некой священной лестнице и об иных чудесно явленных силах Бога. Это приснилось Филадельфу.
31. Мне же самому довелось увидеть вот что. Я стоял перед входом в храм, где собралось множество народа, словно для очистительной жертвы, так как и одеты они были в белое, и все остальное было как при этом обряде. Здесь среди восклицаний я воззвал к Богу и назвал Его "Распределителем судеб", так как это Он распределяет судьбы людей. И начал я свою речь с рассказа о себе. А потом каким-то образом мне была явлена полынь, явлена с такой наглядностью, как все, в чем видно присутствие Бога.
32. Ибо мне казалось, что я прикасаюсь к Нему и чувствую, что Он здесь, нахожусь между сном и бодрствованием, желаю Его рассмотреть и боюсь, как бы Он не исчез, напрягаю слух и слушаю - одно во сне, другое наяву. Волосы стояли у меня дыбом, на глазах выступили слезы радости, и мой дух воспарил ввысь. Кто из людей сможет это описать?
33. Осознать и понять это способен лишь посвященный.
34. Таков был сон. Когда наступило утро, я позвал врача Феодота и рассказал ему это сновидение. Он удивлялся такому чуду, но не знал, что делать, так как опасался зимнего времени и моей телесной слабости. Ведь я уже несколько месяцев не выходил из дома.
35. Поэтому нам показалось, что неплохо бы позвать Асклепиака, служителя храма, потому что жил я тогда у него в доме и привык обсуждать с ним большинство своих сновидений. Служитель пришел. Не успели мы к нему обратиться, как он заговорил первым. "Я только что пришел от товарища, который сам меня позвал, - сказал он, имея в виду Филадельфа, - так как он видел ночью удивительный сон, касающийся тебя". И Асклепиак рассказал нам, что видел Филадельф; и сам Филадельф, когда его позвали, подтвердил рассказанное. Когда же оба сновидения совпали, я тотчас же принял указанное мне лекарство и выпил его столько, сколько никто никогда не пил. То же самое я сделал и на следующий день, когда Бог дал мне к тому дополнительный знак. Можно ли передать словами, как легко было его пить и как оно мне помогло?
36. В этих двух сновидениях, как и во многих других откровениях, имевших место и раньше, и позднее, с помощью Бога мне было показано, что мне предназначено судьбой, - с чего я и начал этот рассказ.
37. Вернемся же к началу и коснемся того, как решилось пророчество насчет отпущенных мне лет жизни. Ибо те, кто знают обо мне хоть самую малость, знают, что и тогда, как и сейчас, этот Бог был моим Спасителем и день за днем являл свою милость. Когда же срок, отпущенный мне пророчеством, истек, случилось вот что. Я вернусь немного назад.
38. В самый разгар лета, когда заразная болезнь охватила почти все окрестности,[17] я находился в предместье города. Сначала заболело двое или трое моих рабов, потом еще и еще, и наконец слегли все - и молодые, и старые. Меня болезнь настигла последним. Из города к нам приходили врачи, и помощники их ухаживали за нами. А некоторые врачи и сами дежурили около нас вместо своих помощников. Болел даже рабочий скот. И если кто-нибудь вставал с места, то сваливался тут же, на пороге. Даже плавать по морю не было безопасно. Все было полно отчаяния, скорби, воплей и стонов. Страшные болезни свирепствовали и в городе.
39. Поначалу я противостоял болезни, заботясь о спасении остальных ничуть не меньше, чем о собственном. Но затем болезнь усилилась, и у меня началось страшное воспаление всей желчи, которое не давало мне покоя ни днем, ни ночью. Я не мог есть, и силы оставили меня. Врачи, отчаявшись, отступили, и повсюду разошелся слух, что я вот-вот умру. Но тут лучше сказать словами Гомера:

Дух оставался в нем твердым.[18]

Ибо я наблюдал за собой со стороны, словно за кем-то другим, и чувствовал, как моя душа постепенно покидает тело, пока не дошел до последнего предела.
40. В таком-то моем состоянии я повернулся к стене и увидел сон. И это стало концом моих мучений. Мне приснилось, что по окончании театрального представления я снял котурны и переобулся в отцовские башмаки. В этот момент Спаситель Асклепий вдруг перевернул меня на другой бок.
41. И немного погодя появилась Афина с эгидой в руке, своей красотой, величием и всем обликом подобная афинской статуе Фидия.[19] От эгиды исходило сладчайшее благоухание, подобное аромату воска. Сама же богиня была дивного роста и красоты. Явилась она мне одному, встав напротив моей постели, откуда ее лучше всего было видно. Я указывал на нее присутствовавшим (а рядом стояли двое друзей и мой воспитатель), называл ее по имени и кричал, что вот она стоит напротив меня и говорит со мной, и показывал на ее эгиду. Они же не знали, что и думать, растерявшись и боясь, уж не брежу ли я, пока не увидели, как ко мне возвращаются силы, и не узнали, что я услышал от богини. Вот что я сохранил в памяти.
42. Афина напомнила мне об "Одиссее" и сказала, что это не вымысел, а свидетельство тому - все, что происходит. А значит, я должен мужаться - ведь я сам и Одиссей, и Телемах, и она должна мне помочь. И другое тому подобное я услышал. Так богиня явилась мне, и утешила, и спасла больного на самом пороге смерти.
43. Тогда-то мне и пришло на ум сделать клизму из аттического меда. От этого произошло очищение от желчи. И потом пришел черед лекарств и пищи. Сначала, после долгого отвращения к ней, была, по-моему, гусиная печень и затем свиные потроха. Наконец в большой крытой повозке меня отвезли в город. Таким образом мало-помалу с большим трудом я поправился.
44. Однако окончательно лихорадка прекратилась не раньше, чем умер самый достойный из моих воспитанников. Как я позже узнал, умер он в тот самый день, когда прошла моя болезнь. Так, и прежняя моя жизнь была даром богов, и позже я вернулся к ней благодаря богам. Это был как бы обмен моей жизни на жизнь моего воспитанника.
45. Так обстояло дело с пророчеством насчет отпущенных мне лет жизни, случившейся потом болезни и касающихся этого откровений.
Теперь, пожалуй, настало время поговорить о купаниях, которые Бог повелел мне совершить, после того как в самом начале возвестил Он мне пророчество и предписал купание в реке.
46. У меня был насморк, все нёбо болело, кровоточило и горело, и желудок был - хуже некуда, и все остальное. В летнюю пору я сидел дома. Было это в Пергаме, в доме храмового служителя Асклепиака.
47. Так вот, сначала Бог повелел мне пустить кровь из локтевого сгиба и взять, насколько я помню, сто двадцать литр.[20] Было ясно, что потребуется немало кровопусканий, что и подтвердилось впоследствии. Самые старые служители храма и все остальные прислужники Бога были единодушны в том, что никогда не знали никого, кроме Исхирона, кому бы столько раз вскрывали жилы. Этот случай считался у них самым необычным. Но я превзошел даже его, не говоря уже о том, что при тех моих кровопусканиях было много и другого удивительного.
48. Дня через два или три Бог опять приказал мне пустить кровь из лобной жилы. То же самое Он приказал и одному римскому сенатору, который в это время находился в святилище Бога, указав, что это предписано и Аристиду. Звали этого благороднейшего мужа Седат. Он сам рассказал мне все это. И во время этих кровопусканий Бог повелел мне искупаться в Каике. Я должен был скинуть шерстяную одежду, пойти туда и совершить омовение. Бог сказал, что я увижу лошадь, купающуюся в реке, и храмового служителя Асклепиака, стоящего на берегу. Так и случилось.
49. Еще подходя к реке, я увидел купавшуюся лошадь. А когда я сам стал купаться, пришел служитель храма и, стоя на берегу, смотрел на меня. Легкость и бодрость, которую я ощутил после этого, Богу понять легко, человеку же постичь умом и выразить словами очень трудно.
50. Другое купание было предписано мне в Смирне, когда началась зима. Мне нужно было отправиться к Горячим Источникам, но вымыться не в теплой воде, а в реке, которая протекала рядом. День был сырой и холодный, дождь прекратился лишь на время нашего путешествия. И это было первым из чудес. Поздно вечером, когда купание было совершено, подул сильный северный ветер.
51. То же самое произошло в Пергаме, опять-таки в пору зимы и крайней моей слабости, из-за которой я долгое время не выходил из дома, где лежал. Бог повелел мне искупаться в реке, протекающей через город. Река же в то время сильно разлилась от дождей. И предсказал мне Он, что я совершу три купания. Когда об этом узнали мои друзья, самые преданные из них пошли вместе со мной, провожая меня и беспокоясь. Кроме того, они предпочитали сами все увидеть, чем узнать из рассказов: ведь день был зимний.
52. По пути мы сначала попали под дождь - и это было первым из купаний. Затем, чтобы найти чистую воду, еще не испорченную городом, мы поднялись выше по дороге, которая вела к Гиппону.[21] Когда же мы оказались на берегу, никто из друзей не смел понуждать меня к купанию, хотя тут был сам служитель храма и некоторые философы - люди честные и благородные. Все они за меня беспокоились и не знали, как поступить. Я же сбросил одежду и, призвав Бога, бросился в самую середину потока.
53. Поток катил камни, нес деревья, его волны вздымались, словно от ветра, и внизу ничего не было видно, шум же и грохот стоял оглушительный. Вместо листьев вокруг меня проносились камни, но вода была такой прозрачной, какой не бывает и в самых чистых источниках. Я в ней пробыл так долго, как мог. Когда же я вышел на берег, по всему моему телу разливалось тепло, от меня шел пар, вся кожа покраснела, и я пел пеан.[22] И когда мы возвращались, то по воле Зевса опять пошел дождь. Так совершилось третье купание.
54. Еще одно купание произошло в Элее[23] следующим образом. Бог послал меня искупаться в море, дав мне предсказание насчет корабля под названием "Асклепий", стоявшего у входа в гавань; с этого корабля я должен был броситься в воду. Дал Он мне предсказание и насчет криков матросов, и прочего, что всегда бывает при дневном отплытии, но подробностей я не помню. И вот когда я прибыл в Элею и пришел в гавань, то сразу же увидел корабль под названием "Асклепий", и когда я его увидел, то матросы на нем прокричали имя Бога. Но дул сильный северный ветер, так что, выйдя из гавани, я направился в укрытие.
55. На следующую ночь Бог снова повелел мне точно так же искупаться в море, а выйдя из воды, встать против ветра и так исцелить тело. Я знаю, что этот рассказ уже увлек многих. Но самое удивительное во всем этом - Бог, который в столь многих случаях являл мне свое могущество и прозорливость, и только потом - все то, что со мной случилось, если это кому-то интересно.
56. Кто может понять, в каком состоянии я тогда находился? Те, кто был тогда при мне, знают, как я выглядел и что со мной творилось. Уже несколько дней и ночей из моей головы текла слизь, клокотало в груди, дыхание сталкивалось со слизью и задерживалось в горле, и горло воспалялось. Я все время ожидал смерти и даже не решался позвать слугу, думая, что позову напрасно, так как умру раньше.
57. Вдобавок у меня были всяческие боли в ушах и зубах, напряжение во всех жилах, и я не мог ни принять пищу, ни извергнуть ее. И если хоть малый кусочек пищи касался глотки или нёба, то он застревал в горле, и я не мог даже вздохнуть. Кроме того, у меня была огненная боль в голове и всевозможные приступы. По ночам я не мог лежать и должен был сидеть в постели и терпеть боль, наклонясь вперед и положив голову на колени.
58. Из-за всего этого мне приходилось кутаться в шерстяную одежду и прочие покрывала. Я был ими обернут так плотно, что день казался мне ночью. Ночи же вместо дней проходили у меня без сна.

Может ли все рассказать хоть один из людей земнородных?[24]

Ведь ни пяти, ни шести лет для этого не хватит.[25] Но времени для рассказа потребуется, пожалуй, не меньше, чем для самого дела.
59. Если кто-нибудь подсчитает и увидит, сколько и какие бедствия я претерпел и с какой неумолимостью Бог посылал меня к морю, рекам и колодцам, заставляя меня противостоять зиме, то всякий скажет, что поистине все это больше, нежели чудеса. И он постигнет Божью силу и Божий промысел и не меньше оценит честь, которой я был удостоен, чем огорчится из-за моей болезни.
60. Теперь кто-нибудь уже, наверное, приготовился услышать, с чего все началось. И хотя для этого требуется времени больше, чем Одиссею для рассказа перед Алкиноем,[26] я попробую коротко обо всем рассказать.
Я выехал в Рим в середине зимы, заболев еще дома из-за дождей и холода, но не обратив на это внимания, так как я положился во всем на свою выносливость и счастливую судьбу. Когда я доехал до Геллеспонта,[27] у меня невыносимо заболело ухо, и все остальное было не лучше. Но, почувствовав небольшое облегчение, я двинулся дальше.
61. Тут начались дожди, все покрылось льдом, стали дуть все ветры. Лед на Гебре[28] только что сломали, чтобы река стала судоходной: ведь если этого не сделать, вся она превратится в ледяную сушу. Равнины, насколько хватало глаз, были заболочены. Постоялых дворов было мало, и через крыши их воды текло больше, чем снаружи с неба. И при всем этом приходилось спешить и ехать быстро, несмотря на время года и мое слабосилие. Достаточно сказать, что даже гонцы с военными донесениями нас не обгоняли. Большинство же моих слуг ехало медленно. Я сам при необходимости отыскивал проводников, и это было нелегким делом: варвары норовили сбежать, и их приходилось привлекать то уговорами, то силой.
62. От всего этого моя болезнь усилилась. Зубы мои были в таком состоянии, что я прикладывал руки к щекам, чтобы унять боль. Пищу я не принимал совсем, разве что одно молоко. Тогда я впервые испытал удушье в груди, на меня напала сильная лихорадка и другие бесчисленные недуги. Так я лежал в Эдессе у водопада.[29] Наконец на сотый день после отъезда из дома я с трудом добрался до Рима. И тут вскоре внутренности у меня вздулись, кровь застыла в жилах, озноб охватил все тело, и дыхание стало затрудненным.
63. Врачи принесли очистительные средства, и я очищался в течение двух дней, принимая слабительное до тех пор, пока оно не всосалось в кровь. На меня напала лихорадка, все было бесполезным, и не оставалось надежды на спасение. Наконец врачи сделали мне надрез по всему телу, от груди до мочевого пузыря. И когда были поставлены банки и дыхание почти прекратилось, меня пронзила нестерпимая оцепеняющая боль, и все обагрилось кровью. Я был в полном изнеможении и чувствовал, будто мои внутренности похолодели и высунуты наружу. Удушье усилилось.
64. Я не знал, что делать, так как не мог ни есть, ни говорить. Мне казалось, я непременно задохнусь. И во всем остальном я чувствовал ту же слабость. Напрасно мне давали и лекарства, составленные из частей животных,[30] и всякие другие средства. Я решил, что нужно возвращаться домой, если только хватит на это сил. Путь по суше оказался для меня невозможным, так как тело мое не выносило тряски, и мы отправились домой морем. К тому же часть нашего вьючного скота погибла от стужи, а ту, что осталась, мы продали. И вот тут произошло нечто, напомнившее случай из "Одиссеи".[31]
65. В Тирренском море тотчас же начался шторм - сгустилась тьма, подул юго-западный ветер, и поднялось безудержное волнение. Кормчий выпустил из рук кормило, а начальник и матросы в отчаянии оплакивали самих себя и корабль. Море яростно обрушивалось на нос и корму, от ветра и волн меня обдавало водой, и это продолжалось весь день и ночь.
66. Была почти полночь, когда нас отнесло к Пелориде, мысу на Сицилии. Затем мы блуждали взад и вперед по проливу. Адриатическое же море мы переплыли за две ночи и день, так как течение было бесшумным и попутным. Но когда мы уже подходили к Кефаллении,[32] вновь поднялась высокая волна, задул встречный ветер, и нас понесло туда-сюда по морю.
67. Тело мое было совершенно изнурено и разбито. А что произошло с нами в Ахейском заливе под самое равноденствие, когда опытные моряки отплыли из Патр,[33] несмотря на мое несогласие и возражения, - этого, пожалуй, не передать словами. Как и тех бедствий, среди которых все сильнее болели у меня грудь и все тело.
68. То же самое было и в Эгейском море из-за невежества кормчего и матросов, когда они, не желая меня слушать, решили плыть против ветра. Опять в зимнюю пору мы четырнадцать дней и ночей носились по всему морю. Не раз за это время нам приходилось голодать. Наконец мы с трудом добрались до Милета.[34] Я не мог стоять на ногах, у меня заложило уши, и все доставляло мне мучения. Вот так, перебираясь понемногу, мы, ни на что уже не надеясь, добрались до Смирны. Стояла уже зима.
69. Нёбо и все остальное было у меня в тяжелом состоянии. И вот собрались врачи и учителя гимнастики. Но они не могли ни помочь мне, ни понять разнообразных проявлений моей болезни. Тогда они и решили, чтобы я поехал к Горячим Источникам, так как я не мог больше переносить городского воздуха. Что случилось потом, я уже рассказал немного раньше.
70. Из-за этого всего, как я коротко и сбивчиво сейчас рассказал, и возникла моя болезнь и со временем стала все усиливаться. А по прошествии года и нескольких месяцев мы отправились в Пергам, чтобы там побывать в храме Бота.[35]
71. Вернемся же теперь к божественным купаниям, от которых мы отвлеклись, а страдания, болезни и всякие опасности оставим в стороне.
Во время одного из моих сновидений, когда я лежал между дверьми и оградой храма, Бог провещал мне такой стих:

По вечерам расцветали они у источников светлых.

После этого я натерся под открытым небом во дворе храма и омылся в священном колодце. И не было никого, кто бы не поверил в то, что он видел.
72. Через короткое время я мог бы вовсе избавиться от болезни, так как Бог являл мне знаки, с тем чтобы я переменил свой образ жизни. Да и сам я уже собирался это сделать. Но

верх одержало средь них предложенье
злосчастное это.[36]

Те, кто притязали на мудрость и, казалось, чем-то из нее обладали, весьма нелепо толковали мои сны, утверждая, будто Бог ясно указывает: лучше мне все оставить как есть. Я считал, что сам понимаю эти сновидения гораздо лучше, но не хотел, чтобы думали, будто я ни с чем не считаюсь, кроме собственного мнения, - поэтому я нехотя им уступил. Но что я все понимал верно, в этом вскоре я убедился на собственном опыте.
73. Но оставим в стороне ложные советы, хотя и они, по-видимому, случались не без воли Бога. Ведь один и тот же образ жизни и занятий, если им руководит и на него указывает Бог, несет спасение, силу, легкость, покой, радость и всяческие блага телу и душе. Но если это советует тот, кто не стремится постичь волю Бога, результат получается противоположный. Разве это не лучшее доказательство могущества Бога? Вернемся же теперь к Его повелениям.
74. Было весеннее равноденствие, когда люди обмазывают себя грязью во славу Бога.[37] Мне же нельзя было тронуться с места, пока Он не даст мне какой-либо знак, и я не стал обмазываться. День, насколько я помню, был очень теплым. Но через несколько дней началась буря. Северный ветер гнал облака, в небе все время собирались черные тучи, и вновь вернулась зима. Вот тогда-то Бог и повелел мне обмазаться грязью перед священным колодцем и затем омыться его водой. Меня тогда нужно было видеть: и грязь, и воздух были настолько холодными, что я бегом бросился к колодцу. И его воды мне оказалось достаточно, чтобы согреться. Это в первую очередь достойно удивления.
75. А на следующую ночь Бог повелел мне точно так же обмазаться грязью и трижды обежать вокруг храма. Дул очень сильный северный ветер. Мороз усиливался, и невозможно было найти одежду такую теплую, чтобы она уберегла меня от холода. Он пронизывал тело насквозь, впиваясь в бока, как стрела.
76. Некоторые мои друзья, словно желая меня ободрить, хотя в этом и не было нужды, решили рискнуть и последовать моему примеру. Обмазавшись грязью и выдерживая порывы ветра, я обежал вокруг храма и, подбежав наконец к колодцу, омылся из него. А среди друзей моих одни сразу повернули обратно, других схватила судорога, их поспешно отнесли в баню, и они лишь с большим трудом отогрелись. А я после этого наслаждался весенним днем.
77. В другой раз, зимой, когда стоял мороз и дул ледяной ветер, Бог повелел мне взять грязь, обмазаться, сесть во дворе священного гимнасия и призвать Зевса Величайшего и Лучшего. И это произошло при многих очевидцах.
78. Был еще один случай, удивительный ничуть не меньше вышеназванных. Сорок дней я лежал в лихорадке. Многие гавани замерзли, и побережье от Пергама до Элей так и надвигалось на плывущего. В это время Бог повелел мне встать с постели, надеть хитон, и не какой-нибудь, а льняной, а затем выйти и омыться в источнике.
79. Найти воду было нелегко, так как все замерзло. Источник сразу застыл и стал похож на ледяную трубку. И сколько бы в него ни наливали теплой воды, она тотчас застывала. Но я все-таки омылся в этом источнике, а для тепла мне оказалось достаточно льняного хитона. Все остальные замерзли гораздо больше, мне же только помогло длительное пребывание возле храма.
80. Точно так же зимою я постоянно ходил босиком и укладывался на ночь во всех местах святилища - и под открытым небом, и где придется, а чаще всего на дороге к храму, под самой священной лампадой Бога. Плащ без хитона я носил не знаю сколько дней. А сколько раз Бог велел мне омываться водой рек, источников или даже моря - и прежде, и потом, то в Элее, то в Смирне! А в какое время происходили все эти купания! Всего этого, пожалуй, и не расскажешь.
81. Когда же недавно Бог послал меня в Эфес выступить с речами, то на третий день пути мы попали под дождь. На другой день Бог сам велел мне оставаться на месте, и сразу после этого пошел дождь. Так было не только в тот день, но и на следующий, и то же самое я предсказывал своим спутникам. Но они решили идти вперед, особенно когда увидели людей, спешивших нам навстречу. Те шли в Пергам на праздник, но, увидев нас, бегом повернули в Эфес.
82. Так это произошло. А через несколько дней, после того как я, попав под дождь и оказавшись в Эфесе, состязался там в красноречии, Бог повелел мне совершить омовение и в холодной воде. И я омылся в гимнасии около Коресса.[38] Очевидцы же удивлялись этому омовению не меньше, чем моим речам: ведь и то, и другое было от Бога.


[1] Адрастея — эпитет Немесиды, богини возмездия, каравшей за преступления и следившей за тем, чтобы во всем мире соблюдалась справедливость.

[2] Далее следует пропуск в греческом тексте.

[3] Фракия — обширная область между Дунаем и Эгейским и Черным морями.

[4] ...в облике нынешнего консула Сальвия. — По всей видимости, речь идет о Публии Сальвии Юлиане Эмилиане, известном юристе и консуле (148 г. н. э.), который действительно мог находиться в святилище Асклепия в Пергаме в то время, о котором говорит Элий Аристид. Однако в момент написания «Священных речей» он уже не был консулом. Эту ошибку можно объяснить тем, что в 175 г. н. э. должность консула занимал человек с таким же именем (Публий Сальвий Юлиан), и Элий Аристид мог случайно спутать его со своим давним приятелем Сальвием. Тем более что в вопросах хронологии он не был достаточно точным и аккуратным.

[5] «Священные речи». — Имеется в виду настоящее сочинение Элия Аристида. Название «Священные речи» («‛Ιεροὶ λόγοι») в ту эпоху не представляло собой ничего необычного. Подобные названия принято было давать в орфических и пифагорейских кругах сборникам предписаний и божественных откровений.

[6] Телесфор Пергамский — бог здоровья с говорящим именем (τελεσφόρος значит «осуществляющий предначертания»), отождествляемый с Асклепием. Его изображали обычно в виде юноши, одетого в плащ с капюшоном.

[7] Клазомены — город в Ионии (Малая Азия).

[8] Фокея — город в Ионии (Малая Азия).

[9] ...в делах Асклепия... — то есть в науке толкования сновидений.

[10] Дистр — название месяца по македонскому календарю.

[11] ...как мы здесь... — то есть в Мисии.

[12] ... Аполлона, которого в Пергаме называют Кларийским... — Эпоним Аполлона по названию ионийского города Клара в Малой Азии, где находился храм с оракулом этого бога.

[13] Прекраснодетный — прозвище Аполлона, намекающее в данном случае на Асклепия.

[14] ...«это не сон, а прекрасная явь»... — Гомер. Одиссея. XIX. 547. Пер. В. В. Вересаева.

[15] «...дитя Кроноса». — Иногда Телесфора представляли сыном Асклепия, а следовательно, через Аполлона, — правнуком Зевса и потомком Кроноса.

[16] ...я должен... в любой речи, касаться главного. — См.: II. 4.

[17] ...заразная болезнь, охватила... окрестности... — Речь идет об эпидемии чумы 165 г., охватившей все восточные провинции Римской империи, в том числе Азию.

[18] Дух оставался в нем твердым. — Гомер. Илиада. XI. 813. Пер. H. H. Гнедича.

[19] Фидий (490-431 до н. э.) — знаменитый древнегреческий скульптор. При поддержке Перикла руководил строительными работами на Акрополе, в частности сооружением Парфенона. Автор множества скульптур, украшавших этот храм, в том числе знаменитой 12-метровой статуи Афины-девы. Ему же принадлежала и 14-метровая статуя Зевса Олимпийского, созданная для храма Зевса в Олимпии. Обе статуи были выполнены из слоновой кости и золота (так называемая хрисоэлефантинная техника).

[20] Литра — у греков единица измерения объема жидкости, равная приблизительно 28 литрам.

[21] Гиппон — река в Малой Азии.

[22] Пеан — песнь или гимн в честь какого-либо бога, чаще всего — Аполлона.

[23] Элея — город в Малой Азии.

[24] Может ли все рассказать хоть один из людей земнородных? — Гомер. Одиссея. III. 113-114. Пер. В. А. Жуковского.

[25] Ведь ни пяти, ни шести лет для этого не хватит. — Намек на последующие стихи «Одиссеи», где Нестор говорит Телемаху, что ему ни пяти, ни шести лет не хватит, чтобы узнать обо всех бедах, приключившихся с ахейцами под Троей (см.: Там же. 115-117).

[26] ...Одиссею для рассказа перед Алкиноем... — Имеется в виду эпизод, когда Одиссей на пиру у царя феаков Алкиноя рассказывает о своих приключениях (см.: Там же. IX. 2 и сл.).

[27] Геллеспонт — пролив между Азией и Херсонесом Фракийским, соединяющий Мраморное море с Эгейским. Современное название — Дарданеллы.

[28] Гебр — река во Фракии.

[29] ...в Эдессе у водопада. — Имеется в виду один из водопадов Аксия — реки, протекающей в окрестностях македонского города Эдессы и впадающей в Термейский залив.

[30] ...лекарства, составленные из частей животных... — Во времена Элия Аристида такие снадобья использовались наряду с лекарствами из растительных компонентов (см.: I. 58; III. 26, 36).

[31] ...произошло нечто, напомнившее случай из «Одиссеи». — Намек на скитания Одиссея в указанной поэме Гомера.

[32] Кефалления — крупнейший остров Ионического моря, расположенный рядом с островом Итака.

[33] Патры — город в Ахее, на берегу Коринфского залива.

[34] Милет — город в Карий (Малая Азия).

[35] ...чтобы там побывать в храме Бога. — Подразумевается процедура инкубации в храме Асклепия.

[36] ...верх одержало средь них предложенье злосчастное это. — Речь идет о предложении спутников Одиссея, решивших развязать мешок с ветрами Эола (см.: Гомер. Одиссея. X. 46. Пер. В. В. Вересаева).

[37] ...обмазывают себя грязью во славу Бога. — Об обычае пачкать себя грязью в знак покаяния и самоуничижения см. также: Плутарх. О суеверии. 3. 7.

[38] Коресс — гора в Ионии, недалеко от города Эфеса.