XXVIII. Речь против Эргокла. Эпилог

Во время Коринфской войны (см. примеч. 27 к речи II), в 390 г. афиняне послали к берегам Малой Азии эскадру в 40 триер под командой Фрасибула, знаменитого освободителя Афин от Тридцати тиранов. В этой экспедиции участвовал также Эргокл, друг Фрасибула. После удачных операций в Геллеспонте, где Фрасибул помирил двух враждовавших между собою фракийских князьков, Медока и Севфа, сделал их друзьями и союзниками афинян и установил в Византии демократию вместо олигархии, эскадра прибыла к острову Лесбосу. Здесь Фрасибул одержал победу над спартанцами и поспешил к главному месту своего назначения, к острову Родосу. Так как афинские полководцы недостаточно снабжались деньгами из отечества и потому всегда нуждались, они должны были добывать средства путем контрибуций или даже грабежей местного населения, дружественного или враждебного Афинам. То же делал и Фрасибул в городах Малой Азии, и между прочим в Галикарнассе (как видно из речи XXVIII, 12 и 17) и Аспенде. Жители этого города уплатили ему требуемую им сумму; но грабежи солдат раздражили их: они напали ночью на афинский лагерь и убили самого Фрасибула в палатке.
Еще раньше этого события в Афинах распространились слухи о том, что суда разрушаются и уменьшаются в числе, что Фрасибул со своими приятелями обогатился, присвоив себе деньги, полученные от городов. Было постановлено составить запись этих денег и приказать Фрасибулу вместе с другими командирами прибыть в Афины для сдачи отчета. Эргокл советовал Фрасибулу не возвращаться на родину, а, удержав при себе флот, занять Византии (т. е. сделаться там "тираном", каким уже и был там раньше Клеарх, один из героев Ксенофонтова "Анабасиса") и жениться на дочери Севфа. Но как раз среди этих планов его постигла смерть. Остальные командиры вернулись на родину, и Эргоклу сейчас же было предъявлено обвинение в том, что он предавал врагам города, оскорблял афинских граждан и ироксе-нов, из бедняка стал богачом, присвоив с лишком 30 талантов казенных денег (XXIX, 2). Несмотря на то, что Эргокл подкупил 800 человек из Пирея и 1500 из города и раздал 3 таланта ораторам, чтобы они говорили в его пользу, все было напрасно: Эргокл был приговорен к смертной казни.
Ввиду важности этого дела оно рассматривалось в Народном собрании,[1] так как обвинение было возбуждено в форме исангелии. Так назывался донос, сделанный в собрании гражданином по особо важному деду: если кто стремился к ниспровержению афинской демократии, составлял с этой целью заговор или преступное сообщество, выдавал врагам какой-либо город, флот или войско; если оратор, будучи подкуплен, говорил ко вреду народа. При этом сам народ являлся истцом и назначал обвинителей - синегоров (нечто вроде теперешних прокуроров). В деле Эргокла были обвинителями несколько человек с речами; одна из них и есть речь XXVIII, написанная Лисием для неизвестного нам человека, который выступил, вероятно, последним; поэтому наша речь и названа эпилогом (см. введение к речи V).
Это было в 389 г., в котором произошла и смерть Фрасибула.
Эргокл был казнен; имущество его было конфисковано; но ожидаемых 30 талантов, будто бы похищенных им, не нашли.
Явилось подозрение, что деньги эти заблаговременно были припрятаны кем-нибудь из близких к Эргоклу людей, как и в процессе по поводу денег Аристофана (см. введение к речи XVII и к речи XIX). Было предъявлено обвинение в форме апографе (см. там же и примеч. 1 к речи IX) к свойственнику и другу Эргокла, Филократу, который сопровождал Эргокла в походе в должности триерарха (см. примеч. 4 к, речи III и примеч. 18 к речи XIII) и был его личным казначеем.
В этом судебном процессе, разбиравшемся в Гелиэе, ожидалось участие многих обвинителей, но никто из них не явился, кроме лица, выступившего с речью XXIX. Все же, по-видимому, он не был единственным, как можно было бы заключить на основании § 1; наша речь названа также эпилогом, и уже отсутствие свидетельских показаний и аргументов служит признаком того, что она не является главной речью, а что ей предшествовала одна или несколько речей.
Дата ее не может быть раньше 389 г., к которому относится речь против Эргокла; в самой речи XXIX никаких указаний на время нет.

* * *

(1) Пунктов обвинения так много, афиняне, и они так тяжки, что Эргокл, думается мне, если бы даже по нескольку раз был казнен за каждое свое преступление, не дал бы достаточного удовлетворения вашему народу. Как видите, он предавал врагам города, оскорблял ваших проксенов[2] и граждан, из бедняка стал богачом на ваши деньги. (2) А между тем, как можно оказать им[3] снисхождение, когда вы видите, что суда, которыми они командовали, за неимением средств, разрушаются[4] и число их из большого становится малым, а они, бывшие при отправлении в плавание бедными, неимущими, так скоро стали обладателями огромного состояния, какого нет ни у кого из граждан? Поэтому ваш долг, афиняне, выразить свой гнев по поводу таких фактов.
(3) В самом деле, получилось бы странное противоречие, если бы теперь, сами страдая от военных налогов,[5] вы оказали снисхождение ворам и взяточникам, тогда как в прежнее время, когда и ваши дома были богаты, и государственные доходы велики, вы наказывали смертью людей, посягавших на ваше достояние.
(4) Если бы Фрасибул предложил вам, что он выйдет в море на военных судах, а возвратит их вам старыми вместо новых, что опасности будут ваши, а выгоды останутся его друзьям, что вас он доведет до бедности военными налогами, а Эргокла и своих льстецов сделает богаче всех граждан, то, думаю, все вы согласились бы, что никто не позволил бы ему выйти в море на этих судах. (5) Обратите внимание еще вот на что.[6] Как только вы постановили составить запись денег, полученных от городов, и приказать ему вместе с другими командирами прибыть в Афины для сдачи отчета, Эргокл стал говорить, что вы уже начинаете шантаж и хотите вернуться к прежним привычкам,[7] и советовал Фрасибулу занять Византии,[8] удержать при себе флот и жениться на дочери Севфа: "для того, чтобы, - прибавил он, - отбить у них охоту к шантажу; этим ты достигнешь того, что они не будут сидеть да интриговать против тебя и твоих друзей, а станут бояться за свою судьбу". Вот до какой степени, афиняне, они, набивши себе мошну и попользовавшись вашими деньгами, считали себя чуждыми отечеству. (7) Они в одно и то же время и богатством владеют, и вас ненавидят, и уже не хотят больше быть подвластными вам, а хотят властвовать над вами. Боясь за украденные деньги, они готовы захватывать укрепленные места, учреждать олигархию, словом, всячески стараться, чтобы каждый день вы были в самых ужасных опасностях: в таком случае, думают они, вы уже не будете обращать внимания на их преступные дела, но, боясь за себя и за отечество, не будете их трогать. (8) Фрасибул, афиняне, хорошо сделал, что именно так окончил жизнь (больше говорить о нем нет надобности): ему не следовало жить, строя такие скверные планы, не следовало и погибнуть от вашей руки, потому что, казалось, он оказал вам какое-то благодеяние; но именно таким путем он должен был расстаться с отечеством. (9) Как я вижу, они, под влиянием намеднишнего Народного собрания,[9] уж не жалеют денег, а стараются за свою жизнь дать выкуп и ораторам, и врагам, и пританам,[10] вообще многих афинян подкупают деньгами. Вы должны снять с себя такое подозрение, приговорив его теперь к наказанию, и показать всему миру, что нет на свете столько денег, чтобы заставить вас оставить виновных без наказания, (го) В самом деле, подумайте, афиняне, о том, что под судом находится не один Эргокл, а вся страна! Теперь вы покажете своим чиновникам, должны ли они быть честными или могут, наворовавши у вас как можно больше денег, добиваться оправдания тем самым способом, каким они стараются теперь. (11) Но вот что надо вам твердо помнить, афиняне: кто при таком бедственном положении вашем предает города врагам или хочет воровать деньги или брать взятки, тот предает также стены и флот врагам и вместо демократии учредит олигархию; поэтому вам не следует поддаваться их проискам; надо показать всему миру пример и не ставить ни корысти, ни жалости и вообще ничего выше наказания их.
(12) Как я думаю, афиняне, Эргокл не станет оправдываться по поводу Галикарнасса,[11] или своей должности, или своих действий, а укажет на то, что он вернулся из Филы,[12] что он - друг народа и что делил с вами опасности. Но мое мнение, афиняне, о таких людях не таково: (13) кто принимал участие в ваших опасностях, любя свободу и справедливость, желая усилить авторитет законов, ненавидя преступных, тот, говорю я, не дурной гражданин, тому по справедливости можно зачесть в заслугу изгнание;[13] но, кто, вернувшись из изгнания, при демократическом строе делает зло народу, обогащает свой дом на ваш счет, тот должен возбуждать ваше негодование в гораздо большей еще степени, чем коллегия Тридцати. (14) Последние на то и были выбраны, чтобы вредить вам, чем можно; а этим вы доверились затем, чтобы они возвеличили и освободили отечество; но они ничего этого вам не сделали; напротив, насколько это от них зависит, вы находитесь в ужасных опасностях, так что с гораздо большим правом, чем их, вы можете пожалеть себя и своих жен и детей за то, что вы терпите позор от таких людей. (15) Когда нам кажется, что мы уже достигли спасения,[14] мы терпим от своих чиновников зло более ужасное, чем от неприятелей. А между тем, все вы знаете, что в случае неудачи у вас нет никакой надежды на спасение.[15] Поэтому вы должны убеждать друг друга подвергнуть их теперь высшей мере наказания и показать всем эллинам, что вы караете виновных и что вы исправите своих чиновников. (16) Таков мой совет вам; а вы должны помнить, что если вы последуете ему, то примете правильное решение о себе; в противном случае все граждане у вас станут еще хуже. Кроме того, афиняне, если вы их оправдаете, то они нисколько не будут вам благодарны, а будут благодарны тому, что они израсходовали,[16] и украденным деньгам. Таким образом, вы оставите себе только их вражду, а за свое спасение они будут благодарны деньгам. (17) Наконец, афиняне, как галикарнасцы, так и все прочие, ими обиженные, если вы подвергнете подсудимых высшей мере наказания, будут думать, что, хотя они и погубили[17] их, но вы пришли к ним на помощь; а если вы их оправдаете, то они сочтут и вас единомышленниками своих предателей. Поэтому вам следует принять все это во внимание и одновременно воздать благодарность своим друзьям[18] и подвергнуть каре виновных.


[1]  На это, между прочим, указывают слова в речи XXIX, 2, где о присуждении Эргокла к смертной казни употреблен глагол, означающий буквально «присуждать поднятием рук» и применяемый только к приговору Народного собрания, а не Гелиэи или Совета.

[2] С постепенным расширением политических и коммерческих сношений между разными государствами Греции постепенно развилась «проксения», или государственное гостеприимство. Если гражданин одного государства неоднократно оказывал гостеприимство и услуги гражданам другого государства, приезжавшим в его родной город по своим частным или общественным делам (например, послам), и лица, получившие такие услуги или гостеприимство, доводили о них до сведения своего правительства, последнее выражало данному лицу признательность, посредством назначения его своим «проксеном». Это было почетное звание, которое, однако, налагало на получившего его нравственную обязанность продолжать и в будущем те хлопоты, которым он был обязан этой честью. Вместе с почетною обязанностью и как бы в вознаграждение за нее проксену давались разные привилегии.

[3] «Они» — Эргокл вместе с другими командирами судов (§ 5).

[4] Суда разрушались, вероятно, вследствие недостатка средств на их ремонт. На это же разрушение судов указывает и предположение в § 4 о том, что Фрасибул возвратит суда старыми вместо новых.

[5] См. примеч. 7 к речи III.

[6] Переведено на конъектуре Thalheim’a в примечании.

[7] Эргокл разумел привычку афинян вмешиваться в дела полководцев и держать их под опекой.

[8] Византии — город, основанный жителями Милета в 658 г. на том месте, где теперь находится Константинополь. См. введение.

[9] Вероятно, на этом собрании было принято решение судить их и были назначены синегоры.

[10] См. примеч. 18 к речи VI. Так как пританы руководили заседаниями Народного собрания, то для подсудимых было небесполезно подкупить их.

[11] Галикарнасс — город в Малой Азии, вероятно, пострадавший от афинских полководцев. См. введение.

[12] См. примеч. 23 к речи XXV.

[13] Эмиграция демократов в правление коллегии Тридцати.

[14] Когда мы чувствуем себя в безопасности.

[15] Оратор хочет сказать, что надо обуздать своеволие афинских должностных лиц по отношению к эллинским городам: как раньше, во время Пелопоннесской войны, угнетение афинянами союзных городов довело Афины до катастрофы, так и теперь, во время Коринфской войны, в случае поражения может произойти нечто подобное.

[16] На взятки.

[17] «Погубили» — в смысле «разорили».

[18] «Друзья» — жители Галикарнасса и других разоренных городов; «благодарность», которую им должно воздать, заключается в наказании виновных.