XXVII. Речь против Эпикрата. Эпилог

Эпикрат, занимавший какую-то важную должность по финансовому ведомству, по словам нашего оратора, был красноречивый демагог, приобретший богатство посредством взяток и хищения казенных денег. Вероятно, при сдаче им отчета в своей должности (см. примеч. 12 к речи XXIV) и произнесена эта речь неизвестным нам лицом.
Речь эта названа эпилогом или потому, что она была девтерологией, т. е. сказана была вторым обвинителем в дополнение к речи первого, главного обвинителя (см. введение к речи V), или потому, что это - только конец речи, начало которой не сохранилось.
Дату этого процесса и речи можно угадать приблизительно на основании слов § то: там говорится о взносе военных налогов как о современном (а не прошедшем) событии. Из этого надо заключить, что процесс происходил до окончания войны, - конечно, Коринфской (см. примеч. 27 к речи II), т. е. до заключения Анталкидова мира в 387 г., - вероятно, в ее последние годы, так как из § 9 видно, что люди, подобные подсудимому, уже успели обогатиться от войны, а граждане успели обеднеть.

* * *

(1) Афиняне! Достаточно сказано в обвинение Эпикрата и бывших с ним послов. Примите во внимание еще вот что. Когда они[1] добивались чьего-нибудь осуждения незаконным образом, они заявляли, как вы много раз слыхали, что если вы не осудите тех, кого они велят, то не хватит денег на жалованье вам. (2) И все-таки теперь недостает такой большой суммы. Таким образом, нарекания и позор от этого достаются вам, а выгода им: они уже знают по опыту, что когда общественное мнение признает их и их речи склонившими вас к незаконному решению, то они легко получают взятки от обвиняемых. (3) Но какая может быть надежда спасти отечество, когда его существование или гибель зависит от денег, а эти господа, которых вы поставили стражами, эти каратели виновных,[2] крадут деньги и берут взятки в ущерб вашим интересам?[3] Их преступление обнаружилось не теперь впервые, а и прежде они уже были под судом за лихоимство. (4) И вот в чем я могу вас упрекнуть: за одно и то же преступление Ономасанта[4] вы признали виновным, а Эпикрата оправдали, хотя обвинитель у них всех был один и тот же, и свидетели против них были одни и те же, которые не от других слышали, а сами вели переговоры с ними по поводу денег и взяток. (5) А между тем вы все знаете, что устрашающим примером против преступлений по отношению к вам будет служить не наказание людей, незнакомых с ораторским искусством; нет, когда вы будете карать искусных ораторов,[5] тогда прекратятся всякие попытки совершать преступления против вас. (6) А теперь им можно с полной безопасностью воровать ваши деньги. Если их воровство останется не замеченным, то они будут иметь возможность без страха пользоваться этими деньгами; а если попадутся, то или откупятся от суда частью своего неправедного прибытка,[6] или, попав на суд, останутся целы и невредимы благодаря своему искусству говорить. Так вот теперь, господа судьи, накажите их и через это дайте остальным урок быть честными! (7) Сюда сошлись все государственные деятели[7] не за тем, чтобы слушать нас, но за тем, чтобы узнать ваше мнение о подсудимых. Если вы их оправдаете, то им не покажется нисколько страшным обманывать вас и обогащаться на ваш счет; а если признаете виновными и определите им в наказание смертную казнь, то одним и тем же приговором внушите и всем вообще большее уважение к закону и их накажете. (8) Но я думаю, афиняне, что если бы вы даже, не вызывая их на суд или отказавшись выслушать их оправдание, признали их виновными и назначили им высшую меру наказания, то все-таки нельзя было бы сказать, что они погибли без суда: они понесли бы заслуженную кару. Не тех надо считать осужденными без суда и следствия, о которых вы постановите приговор, зная их преступные деяния, а тех, которые, подвергшись ложному доносу со стороны своих врагов и обвиненные ими в преступлениях, вам неизвестных, тем не менее не могут добиться, чтобы вы их выслушали. А в данном случае подсудимых обвиняют их деяния, а мы являемся свидетелями против них. (9) Но я не того боюсь, что вы их оправдаете, если выслушаете; но я думаю, что они понесли бы недостаточное наказание, если бы вы, выслушав их, признали их виновными.[8] В самом деле, господа судьи, может ли быть достаточным какое-нибудь наказание для людей, у которых дамсе интересы неодинаковы с вашими? Они во время войны[9] из бедных стали богатыми на ваш счет, а вы из-за них стали бедными, (10) А между тем хороший вождь народа не должен брать ваши деньги в дни ваших бедствий, а сам должен давать свои.[10] А мы уж дошли до того, что те, которые прежде, во время мира, даже себя прокормить не могли, теперь вносят вам военные налоги,[11] исполняют хорегии,[12] живут богато, (11) Бывали иногда случаи, что вы смотрели косо на людей, получивших состояние по наследству,[13] если они жили так; а теперь в городе такое настроение, что вы уже не сердитесь за то, что они крадут, а благодарите их за то, что сами получаете, как будто вы получаете жалованье из их средств, а не они крадут ваши деньги. (12) Но вот факт совершенно противоестественный: в частных процессах плачут и возбуждают к себе сожаление потерпевшие, а в государственных виновные возбуждают сожаление, а вы, потерпевшие, их жалеете. И теперь, пожалуй, члены их дема и друзья поступят так, как они привыкли и прежде поступать: со слезами будут молить вас о помиловании их.[14] (13) А я думаю, надо сделать вот как. Если, по их мнению, они ни в чем не виноваты, то они должны доказать лживость обвинения и таким путем убедить вас оправдать их; а если они считают их виноватыми и все-таки будут просить за них, то, очевидно, они более расположены к виновным, чем к вам, потерпевшим; а поэтому они[15] заслуживают с вашей стороны не милости, а наказания, как только вам можно будет это сделать. (14) Кроме того, надо думать, они же усиленно просили и обвинителей, надеясь, что гораздо скорее можно добиться такого снисхождения от нас, немногих, чем от вас, а кроме того, что другие легче пожертвуют вашими интересами, чем вы сами.[16] (15) Так вот мы не согласились принести им в жертву ваши интересы; просим, чтобы и вы не делали этого: примите в соображение, что вы сильно негодовали бы и наказали бы нас, где бы мы ни попались вам в руки, как и заслуживают того преступники, если бы вошли с ними в сделку за взятку или другим каким способом. Но если вы негодуете на людей, выступающих на суде против преступников не так, как должно, то и подавно вы должны сурово наказывать самих преступников. (16) Ввиду этого, господа судьи, теперь вынесите обвинительный приговор Эпикрату и назначьте ему высшую меру наказания! Не поступайте так, как вы прежде обыкновенно поступали: уличив преступника и признав его виновным, вы при назначении ему наказания оставляете его безнаказанным,[17] навлекая этим на себя лишь вражду со стороны преступника, но не подвергая его никакой каре, как будто он боится позора, а не наказания: ведь вы же знаете, что приговором своим вы подвергаете только позору преступника, а караете его лишь при назначении наказания.


[1] «Они» — Эпикрат и бывшие с ним послы; оратор представляет их сикофантами, возбуждающими судей против обвиняемых, чтобы конфисковать их имущество и из этих средств выдавать жалованье судьям, ввиду недостатка денег в государственном казначействе (см. речь XIX, 11).

[2] Какую именно должность занимал Эпикрат, определить из этих слов нельзя.

[3] О казнокрадстве см. примеч. 20 к речи XVIII. Из этих слов можно заключить, что Эпикрат не только сам крал казенные деньги, но не мешал и другим воровать, если они ему давали взятки.

[4] Ономасант — лицо неизвестное. Самое слово, вероятно, испорчено, потому что такого имени не было.

[5] Мысль об опасности со стороны искусных ораторов высказывается не раз, например, в речи XXX, 24. Поэтому и наоборот, тяжущиеся любят указывать на свою неопытность в ораторском искусстве, например, в речи XVII, 1.

[6] Подкупят обвинителя частью украденных денег, с тем чтобы он прекратил судебный процесс.

[7] См. примеч. g к речи XXV.

[8] Оратор опасается, что судьи хотя и признают его противника виновным, но назначат слишком легкое наказание. По его мнению, достаточным для него наказанием может быть только смертная казнь. См. § 16.

[9] Коринфская война. См. примеч. 27 к речи II.

[10] Примером такого хорошего гражданина может служить обвинитель Евандра. См. речь XXVI, 22.

[11] См. примеч. 7 к речи III.

[12] См. примеч. 4 к речи III, примеч. 4 к речи IV и примеч. 24 к речи XXI.

[13] Оратор хочет сказать, что прежде смотрели косо на людей, имевших родовое богатство, а теперь не сердятся даже на «скоробогатых», которые вообще возбуждают более досады, чем прежние богачи. См. введение к речи XIX, подстрочное примечание.

[14] О способах разжалобить судей см. примеч. 3 к речи XIV. То же в речи XXII, 13. Здесь ходатаями за подсудимого выступают члены его дема (см. примеч. 15 к речи XVI) и друзья.

[15] «Они» — только что упомянутые ходатаи; оратор советует при первой возможности, наказать их самих, когда они попадут под суд.

[16] С такими же просьбами обращались к обвинителям друзья Никомаха. См. речь XXX, 34.

[17] Наказание (по-гречески «тимема», буквально «оценка») определялось либо особым приговором суда, либо было заранее установлено уже законом, или для отдельных случаев народным постановлением, или в частных делах соглашением сторон. Таким образом, были процессы «ценимые» и «неценимые». В процессах ценимых в случае вынесения обвинительного приговора начиналось вторичное обсуждение и голосование по вопросу о наказании, причем обвиняемый со своей стороны делал оценку. Суду был предоставлен только выбор между предложением истца и его противника.