XXVI. Речь о докимасии Евандра

Речь против Евандра принадлежит к одной категории с речами XVI, XXV и XXXI: именно эти четыре речи сказаны были за или против кого-нибудь в процессах, касающихся докимасии. О докимасии см. введение к речи XVI.
Дело, по поводу которого произнесена эта речь, представляется в следующем виде. Леодаманту и Евандру (лицам неизвестным) выпал жребий на должность первого архонта (см. примеч. 5 к речи VI), причем Евандр был только "запасным" кандидатом: для каждой должности избирались два кандидата, - второй на тот случай, если первый будет отвергнут при докимасии или умрет. Леодамант, по жалобе Фрасибула, был отвергнут при докимасии в Совете, и тогда стал подвергаться докимасии в Совете второй кандидат, Евандр, за которого усердно ходатайствовал тот же Фрасибул. Евандр был также небезупречен: в правление коллегии Тридцати он совершил много тяжких проступков по отношению к демократии (§ 1, то), занимал государственные должности, даже был виновником казни некоторых граждан (§ 8, 12). Но с тех пор прошло 22 года: Евандр думал, по словам оратора, что о его проступках сограждане забыли (§ 1). Сознавая возможность неблагоприятного исхода докимасии, Евандр устроил так (т. е., вероятно, так или иначе воздействовал на фесмофетов), чтобы его до-кимасия производилась в предпоследний день истекающего года, т. е. последний служебный день, так как последний день года был праздничным: в этот день приносилась жертва Зевсу-Спасителю, и занятий не было (§ 6). Таким образом, Совет был почти вынужден признать Евандра достойным, потому что время уже не дозволяло выбрать по жребию другого архонта, а без архонта пришлось бы оставить не совершенными исконные жертвоприношения (§ 6). Эта махинация достигла цели: действительно, в 382/381 г. (см. примеч. 5 к речи VII) первым архонтом был Евандр. Таким образом, эта речь успеха не имела.
Фрасибул, упоминаемый здесь, происходил из дема Коллита и не имел ничего общего с знаменитым Фрасибулом, освободителем Афин от тирании Тридцати, происходившим из дема Стирии. Наша речь приписывает ему три преступления (§23). Из речи оратора Эсхина (III, 138) нам известно, что он пользовался в Фивах большим доверием.
По словам Аристотеля ("Риторика", И, 23-1400 а 31), Фрасибул в своем обвинении против Леодаманта указал, что его имя когда-то было записано на позорном столбе в Акрополе и что он в правление Тридцати выскоблил его; но Леодамант возразил, что это невероятно, так как Тридцать стали бы относиться к нему с большим доверием, если бы его вражда к демократии была засвидетельствована таким письменным документом. Ничего другого о Леодаманте не известно.
Лицо, произносящее эту речь, неизвестно по имени. Из слов его видно, что в правление Тридцати он еще не был совершеннолетним, т. е. не имел 18 лет; стало быть, он родился после 420 г. и во время этого процесса был моложе 40 лет; его предки во время Писистрата и его сыновей восставали против тиранов (§ 22), его отец погиб в Сицилии (вероятно, во время неудачного сицилийского похода), занимая государственную должность (но, по-видимому, не должность стратега); во время Пелопоннесской войны его фамилия пожертвовала всем своим состоянием для спасения отечества (§ 22).
Дата этой речи может быть установлена с полной точностью: нам известно, что Евандр был архонтом в 3 году 99-й Олимпиады, соответствующем второй половине 382 и первой половине 381 г. до н. э.; речь произнесена в предпоследний день года, т. е. 2 года 99-й Олимпиады, соответствующего второй половине 383 и первой половине 382 г.; следовательно, она произнесена 14 июля 382 г. (см. примеч. 5 к речи VII) перед Советом пятисот.
Начало этой речи утрачено по той же причине, по которой утрачен конец речи XXV: в рукописи вырвано несколько листов.
Эта речь представляет собою полную противоположность речи XXV: последняя посвящена защите человека, считавшегося виновным против демократии в правление Тридцати, причем собраны все аргументы в его пользу, в том числе приведен и в высшей степени благородный мотив для его оправдания - сохранение согласия и единодушия среди граждан, указано и на необходимость соблюдения клятв и договоров, перечислены и его заслуги перед отечеством. В речи XXVI содержится обвинение подобного же гражданина; но оратор просит судей не обращать внимания на его заслуги, не соблюдать по отношению к нему клятв и договоров, не упоминает и о необходимости сохранения согласия среди граждан. Тон речи - в высшей степени ожесточенный, несмотря на то, что со времени (действительных или мнимых) преступлений подсудимого прошло уже 22 года.

* * *

(1) ...[1] думая, что они[2] за недостатком времени не произведут теперь строгой докимасии, потому что ты знаешь за собой по отношению к ним много тяжких проступков, о которых они, как ты полагаешь, забыли, а о некоторых даже и не вспомнят. Вот это-то и возмущает меня, что он выступает пред вами с этой надеждой, как будто обиженные им одни, а те, кто будет разбирать это дело, - другие, а не одни и те же одновременно суть и потерпевшие, и те, которые будут слушать это. (2) Виноваты в этом вы: вы не принимаете во внимание того, что когда город наш был под властью спартанцев,[3] то они[4] не захотели дать нам участие даже в том же рабстве, но изгнали нас и из отечества; а вы, освободивши его, дали им не только участие в свободе, но и право судить и решать в Народном собрании общественные дела; естественно, что они считают вас глупыми. (3) Один из них Евандр: ему мало того, что ему дозволено принимать участие в этом; но он претендует опять на государственную должность, еще не понеся наказания за те прежние преступления. Как я слышал, он хочет в своей защитительной речи лишь кратко коснуться пунктов обвинения, сделав беглый обзор фактов и затушевав обвинение в своей защите; а будет он говорить на ту тему, что они[5] много истратили для государства, исполняли литургии[6] ради почета и одержали много славных побед при демократическом режиме; что он сам - человек законопослушный, что никто не видал его делающим то, что позволяют себе другие, но что он хочет заниматься только своим делом. (4) На эти речи, я думаю, возразить нетрудно. Относительно литургий надо сказать, что лучше бы отец его не брался за литургии, чем тратить на них столько своих средств, потому что благодаря этому он вошел в доверие к народу и низверг демократический строй,[7] так что эти его поступки скорее останутся навсегда в памяти людей, чем дары, принесенные им богам по случаю этих литургий. (5) Относительно мирных наклонностей его нужно сказать, что не теперь надо расследовать вопрос о его нравственности, когда ему нельзя бесчинствовать, а надо иметь в виду то время, когда он, имея возможность жить, как хочется, предпочел противозаконный образ действий. Виновниками того, что теперь он не совершает преступлений, являются те, кто поставил ему препятствие;[8] а причиною его тогдашних действий был его характер и люди, которые находили возможным позволять ему их.[9] Таким образом, если он захочет, чтобы вы признали его достойным на основании вышеупомянутых аргументов, вот что надо ему возразить, чтобы он не считал вас дураками.
(6) Если они[10] укажут еще на такой довод, что время не дозволяет выбрать по жребию[11] другого и что если вы его признаете недостойным, то придется оставить не совершенными наши исконные жертвоприношения, то примите во внимание, что время для этого уже давно прошло. Завтра последний день в году; в этот день приносится жертва Зевсу-Спасителю,[12] и невозможно суду[13] собраться вопреки законам. (7) Но если Евандр устроил, чтобы все это так произошло, то чего надо ждать от него после признания его достойным, если он сумел уговорить уходящее правительство[14] ради него преступить закон? Мало ли подобных вещей наделает он в течение года? Думаю, не мало. (8) Но вам надо смотреть не только на это, но еще и на то, что более согласно с требованиями религии, - чтобы только царь[15] с другими архонтами принес жертву вместо будущего архонта, как это бывало и прежде, или он, у которого, по показанию сведущих лиц, даже руки не чисты.[16] И еще: в чем присягали вы, - взять ли на эту должность человека, не подвергнув его испытанию, или украсить венком[17] того, кто по испытании оказался достойным этой должности? (9) Вот на что смотрите. А еще примите во внимание то, что законодатель, установивший докимасию, сделал это главным образом из-за лиц, занимавших государственные должности при олигархии: он считал абсурдом, что люди, по вине которых была уничтожена демократия, будут опять занимать государственные должности при том же государственном строе и будут распоряжаться законами и государством, которое они при прежней своей власти так позорно и жестоко терзали. Поэтому не следует относиться к докимасии небрежно, смотреть на нее как на дело маловажное и не заботиться о ней; напротив, надо ее сохранять, потому что поддержание государственного строя и благо всего вообще народа зависит от закономерности получения каждым должностным лицом власти, (го) Если бы он подвергался теперь испытанию на должность члена Совета и его имя было бы внесено в списки служивших в кавалерии в правление Тридцати, то вы и без обвинителя признали бы его недостойным;[18] а теперь, когда он, как видите, совершил преступление пред народом, не будет ли абсурдом с вашей стороны высказать о нем не то же самое мнение? (11) Кроме того, если бы он выдержал испытание на должность члена Совета, то он пробыл бы только год в этой должности, вместе с другими, как один из пятисот членов; таким образом, если бы он даже хотел совершить какой-либо проступок в это время, то ему легко могли бы помешать другие. Но если он будет удостоен этой должности, то он будет иметь самостоятельную власть и всю жизнь вместе с Ареопагом будет распоряжаться делами первостепенной важности.[19] (12) Ввиду этого вам следует производить испытание на эту должность строже, чем на другие должности. В противном случае, как, думаете вы, будет смотреть на это остальная масса граждан, когда они узнают, что человек, который должен бы был подвергнуться наказанию за свои преступления, удостоен вами такой должности? Что судит дела об убийстве тот, кто должен был бы сам предстать на суд Ареопага?[20] И когда к тому же увидят, что он украшен венком и заведует делами невест-наследниц и сирот,[21] тогда как для некоторых из них он сам был виновником сиротства? (13) Неужели вы не думаете, что гражданам это будет тяжело и что они вас будут считать виновниками этого, когда они перенесутся мыслью в те времена, в которые многих из них эти господа уводили в тюрьму, казнили без суда, заставляли покидать родную страну? Когда они подумают еще, что благодаря этому же самому Фрасибулу Леодамант был признан недостойным, а Евандр достойным, так как он выступил обвинителем против того и защитником этого, вполне зная, как Евандр относится к отечеству и сколько вреда причинил он ему?[22] (14) Если вы послушаете его,[23] каким нареканиям можете вы подвергнуться, как вы думаете? Тогда думали, что вы признали Леодаманта недостойным вследствие раздражения против него; но если вы признаете достойным Евандра, то все убедятся, что ваше мнение о нем несправедливо. Их судите вы, а вас - весь город, который теперь смотрит, каково будет ваше мнение о нем. (15) Не думайте, что я обвиняю Евандра в угоду Леодаманту, по дружбе к нему: нет, я делаю это вследствие заботы о вас и об отечестве. В этом легко убедиться на основании самого дела. Для Леодаманта выгодно, чтобы вы признали Евандра достойным, потому что в этом случае вы подвергнетесь всего больше нареканиям, и все будут думать, что вы на государственные должности помещаете не друзей народа, а сторонников олигархии; а для вас выгодно признать Евандра недостойным, потому что тогда подумают, что и Леодаманта вы признали недостойным по справедливости; если же вы Евандра не отвергнете, то скажут, что и Леодаманта отвергли несправедливо.
(16) Как я слышал, Евандр будет указывать на то, что эта докимасия касается не его одного, а всех остававшихся в городе,[24] и будет напоминать вам о клятвах и договорах,[25] в надежде, что благодаря этому остававшиеся в городе[26] будут сторонниками его признания. Но я хочу сказать ему несколько слов от имени граждан, а именно, что народ не обо всех остававшихся в городе имеет одинаковое мнение: о тех, кто был виновен в таких преступлениях, народ держится такого мнения, какого, я думаю, следует держаться, а об остальных - противоположного. (17) Вот доказательство: последним город оказал почет не меньший, чем пришедшим на Филу и занявшим Пирей.[27] И справедливо: относительно пирейцев известно, какими они были только при демократии, а какими они оказались бы при олигархии, это осталось не испытанным; что же касается тех (остававшихся в городе), то их испытали достаточно при том и другом режиме, так что они имеют полное право на доверие. (18) Все уверены, что благодаря таким господам[28] граждан арестовывали и казнили, а благодаря остальным[29] им удавалось бежать: ведь если бы все прониклись теми же принципами, то не произошло бы ни изгнания, ни возвращения, ни других каких-либо несчастий, постигших наше отечество. (19) Даже и то, что некоторым кажется, непостижимым, как это наши противники, столь многочисленные, были побеждены пирейцами, которых было немного, и это произошло не но другой какой причине, а только благодаря их заботливости:[30] они предпочли быть гражданами вместе с вернувшимися на родину, чем быть рабами спартанцев вместе с Тридцатью. (20) Так за это народ удостоил их величайших почестей: избирал их в гиппархи,[31] стратеги, послы для защиты своих интересов и ни разу не раскаялся в этом. Из-за тех, которые были повинны во многих преступлениях, народ установил докимасии, а ради тех, которые ничего подобного не сделали, заключил договор. Вот и все, что я отвечаю тебе от имени народа.
(21) Теперь ваше дело, члены Совета, обсудить, кому из нас вы должны верить, чтобы ваше решение о докимасии было более правильным, - мне ли или Фрасибулу, который будет его защищать. Обо мне, или об отце моем, или о предках он не может сказать, чтобы мы были врагами народа. Не скажет он ни того, что я участвовал в олигархии,[32] потому что я стал совершеннолетним[33] после этих событий; ни того, что отец мой участвовал в ней, потому что он умер задолго до смутного времени в Сицилии, где он занимал государственную должность; (22) ни того, что предки мои были под властью тиранов, потому что они все время восставали против них. Не скажет он и того, что мы во время войны[34] приобрели себе состояние и ничего не пожертвовали государству; совершенно наоборот, во время мира наше состояние дошло до восьмидесяти талантов,[35] а для спасения отечества во время войны все оно было израсходовано. (23) Что же касается его, то я могу указать на три преступления его, настолько важных, что каждое из них заслуживает смертной казни. Во-первых, то, что он за взятку устроил государственный переворот в Беотии[36] и через то лишил нас этого союза; затем, то, что он передал неприятелям наши суда[37] и через это довел государство до того, что пришлось думать о самом существовании его; (24) наконец, го, что у пленных, которых он сам же ввергнул в это несчастие, он, подобно сикофанту, взял тридцать мин,[38] говоря, что не выкупит их, если они не дадут ему от себя этой суммы. Итак, вы знаете жизнь каждого из нас. Ввиду этого и обсудите, кому вы должны верить в вопросе о докимасии Евандра. В таком случае вы не сделаете ошибки.


[1] Начало речи утрачено в рукописи (см. введение).

[2] «Они» — члены Совета.

[3] Время правления Тридцати, когда Акрополь афинский был занят спартанским гарнизоном под командой Каллибия. См. введение к речи XII, отдел 53.

[4] «Они» — оставшиеся в городе во время правления Тридцати, Городская партия. См. введение к речи XII, отдел 56 и сл.

[5] «Они» — предки подсудимого.

[6] См. примеч. 4 к речи III.

[7] Олигархия Тридцати. Имя отца Евандра неизвестно.

[8] Т. е. демократия.

[9] Олигархия.

[10] «Они» — подсудимый и его друзья — «синегоры». См. введение к речи V.

[11] См. введение.

[12] В последний день афинского года в Пирее совершалось торжественное жертвоприношение Зевсу как спасителю города; праздничною процессией заведовал первый архонт.

[13] Т. е. Гелиэе. Надо думать, что Евандр подвергался докимасии только в Совете, тогда как архонты должны были подвергаться ей и в Совете, и в Гелиэе. См. примеч. 22 к речи VI.

[14] Фесмофетов. См. примеч. 5 к речи VI.

[15] Второй архонт, т. е. архонт-царь. — Оратор находит более согласным с религией, чтобы жертву Зевсу принесли другие архонты, как это бывало и прежде, чем Евандр, который недостоин этого сана.

[16] Вероятно, в утраченной части речи были приведены свидетельские показания о прикосновенности Евандра к казням во время Тридцати, на которые оратор здесь и ссылается.

[17] Человека, успешно выдержавшего испытание на должность архонта в Совете и в Гелиэе, Совет украшал миртовым венком, который и был отличительным знаком его должности.

[18] Эта фраза указывает на ненависть народа к всадникам, служившим в правление Тридцати. См. введение к речи XVI. Но в данном месте упоминание всадников не указывает на то, что Евандр служил в кавалерии при Тридцати, а на то, что вина его не такая обычная, пассивная, как у других, но что он активно виновен против демократии.

[19] Архонты, безукоризненно прослужившие год и сдавшие отчет, вступали в число членов Ареопага в качестве пожизненных его членов.

[20] Дела об убийстве разбирались в Ареопаге. См. введение к речи III. Евандр, по мнению обвинителя, как виновный в убийстве, сам должен подлежать суду Ареопага.

[21] Первый архонт заведовал делами невест-наследниц и сирот. См. примеч. з к речи XV и примеч. 5 к речи VI.

[22] Это место, испорченное в рукописи, переведено по тексту Тальгейма. По тексту издания Зака перевод такой: «причем (граждане) вполне знают, как он (Фрасибул) относится к отечеству и сколько вреда причинил он ему».

[23] Фрасибула.

[24] Т. е. в правление Тридцати, — всю Городскую партию. См. введение к речи XII, отдел 56 и сл.

[25] См. введение к речи XII, отдел 58.

[26] Члены Совета, производящего теперь докимасию, во время правления Тридцати принадлежавшие к Городской партии.

[27] См. введение к речи XII, отделы 53, 54 и сл.

[28] Таким, как Евандр.

[29] Хорошим гражданам из Городской партии.

[30] Заботливость хороших граждан из Городской партии об истинном благе отечества и о примирении с Пирейской партией.

[31] См. примеч. 7 к речи XV.

[32] Олигархия при Тридцати.

[33] См. введение.

[34] Пелопоннесская война.

[35] Приблизительно 116 480 рублей.

[36] Несмотря на Анталкидов мир, заключенный в 387 г. (см. примеч. 22 и 27 к речи II), на основании которого все греческие города были объявлены независимыми, спартанцы летом 383 г. (т. е. за год до произнесения нашей речи) заняли Кадмею (Кремль) в Фивах при помощи аристократической партии, которая в то время боролась там с демократической; благодаря этому аристократическая партия там взяла верх. Эту перемену государственного строя в Фивах наш оратор ставит в вину Фрасибулу: обвинение несомненно ложное, как видно из того, что и впоследствии он был отправлен послом в Фивы.

[37] Событие, которое имеет в виду оратор, относится к 388 или 387 г. (до заключения мира). Фрасибул с восемью судами плыл из Фракии. Спартанский адмирал Анталкид подстерег эту эскадру и взял ее в плен. Но Ксенофонт, рассказывающий это событие в «Истории Греции» (V, 1, 26—27), ни слова не говорит о предательстве Фрасибула; вероятно, это — инсинуация нашего оратора, как и предыдущий пункт обвинения. * Историки расходятся в определении года этого события: одни принимают 382-й, другие 383-й. Это место нашей речи дает явное доказательство в пользу 2-го года 99-й Олимпиады, т. е. 383 г. (так как, если бы это событие произошло в 3-м году 99-й Олимпиады, то оно пришлось бы после процесса Евандра. Подробно этот вопрос рассмотрен в книге A. Sсhafеr, «Demosthenes und seine Zeit». I, 129.

[38] Приблизительно 750 рублей. Этот третий пункт обвинения относится к сейчас упомянутому событию. По словам оратора, когда афинские суда были захвачены спартанцами и афиняне прислали Фрасибулу деньги для выкупа взятых в плен афинских граждан, то Фрасибул вымогал у них лично для себя 30 мин в виде взятки, грозя, что иначе он не выкупит их. Надо думать, что и этот пункт обвинения не более соответствует действительности, чем оба предыдущие.