Необходимость знания в военном деле первейшего орудия войны — человека
Бой составляет конечную цель армий, а человек есть первое орудие боя; без точного знания человека и его нравственного состояния в решающий момент боя — невозможно ничего разумно установить в армии, в ее устройстве, дисциплине, тактике, связанных между собой как пальцы руки. Часто случается, что люди, трактующие о военных делах, принимая оружие за точку отправления, не колеблясь, предполагают, что человек, призванный к употреблению его, сумеет всегда пользоваться им точно так, как это предусмотрено и предписано правилами и наставлениями. Но боец, рассматриваемый как разумное существо, отказывающееся от своей подвижной и изменчивой природы, чтобы преобразиться в неподвижную пешку и служить абстрактной единицей боевых соображений, — есть человек кабинетных спекуляций, но не реальный. Последний состоит из мяса и костей, он тело и душа; и как бы часто ни была сильна душа, она не может покорить тело до такой степени, чтобы не возмутилась плоть и не смутился дух перед грозящим разрушением.
Человеческое сердце, говоря словами маршала Саксонского, есть точка отправления во всех военных делах; чтобы знать их, надо изучить его.
Попытаемся сделать такое наследование. — Однако обратимся сперва не к современному бою, слишком сложному, чтобы сразу охватить его, но к бою древних времен, более простому, более ясному, хотя нигде точно не разъясненному. Века не изменили природы человека; его страсти, инстинкты и — между ними наиболее могущественный — инстинкт самосохранения, могут проявляться различным образом, смотря по времени, месту, характеру и темпераменту рас. Так, в наши дни можно удивляться, как, под давлением одинаковой опасности, одинаковых возбуждений, одинаковых невзгод, проявляются хладнокровие англичан, стремительность французов и стойкость русских. Но в основании всегда найдем одного и того же человека, и из этого-то человека, в сущности всегда одного и того же, выходят люди искусные, повелители, когда они организуют и дисциплинируют, когда они подробно указывают боевые приемы и, когда они принимают общие распоряжения для действия. Наиболее сильные среди них те, которые наилучше знают своего бойца, как современного, так и прежнего. Это с очевидностью вытекает из внимательного анализа внешних порядков и великих событий древних войн.
Последовательность этого труда ведет нас к этому анализу, и исследование человека будет сделано посредством исследования боя. Мы пойдем дальше древнего боя — обратимся к первобытному бою. Восходя от дикаря до нас, мы лучше схватим живую сущность. Но тогда будем ли мы знать столько же, сколько наши великие учителя? Не больше чем выучиваются писать те, кто смотрит, как пишет художник; но мы лучше поймем этих искусных людей и оставленные ими великие примеры. По ним мы выучимся не доверять математике и материальной динамике, прилагаемой к делу боя; остережемся иллюзий стрельбищных и маневренных полей, где опыт производится с солдатом спокойным, хладнокровным, не утомленным, сытым, внимательным, послушным, одним словом, с человеком, как оружием разумным и покорным, а не впечатлительным, расстроенным, рассеянным, подвижным, ускользающим сам от себя, который, начиная от начальника и кончая солдатом, и есть-то боец (исключения составляют сильные, но они редки).
Все это однако иллюзии, настойчивые и упорные, которые постоянно появляются даже тотчас вслед за самыми абсолютными изобличениями действительности.
Начнем же изучение человека в бою, ибо он то и составляет действительность.