Глава II. ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО

О жизни Николая мы знаем из остатков его «Автобиографии» (90 FF 131-139), из рассказа об Ироде в книге Иосифа Флавия [1] и из разрозненных ссылках во вторичных источниках (90 TT 1-3; 10-11; 13-15; Diogenes Laertius, X, 4). К сожалению (?), период, охватываемый Иосифом Флавием, с 14 по 4 год до н. э., также отражен в сохранившихся фрагментах «Автобиографии». Таким образом, если не считать сведений о его происхождении и образовании у Суды (90 FF 131-132), мы плохо информированы о его жизни до его пятидесятилетия. [2] Поскольку Иосиф рассказывает о Николае со слов самого Николая, за их надежность ручаться нельзя. Если уж он был не прочь подгонять факты в угоду своим покровителям, Ироду и Августу, то он вполне был бы готов сделать то же самое в отношении себя.[3]
Что же касается его родителей, то приходится полагаться на показания самого Николая. Его отец Антипатр и мать Стратоника входили в дамасскую элиту. Антипатр был человеком с материальным достатком, и ему не нужно было заботиться о хлебе насущном. Одаренный оратор, он использовал свои юридические таланты, берясь только за серьезные дела. Его часто выбирали арбитром для разрешения споров между гражданами Дамаска. Его решения всегда были справедливы и вызывали всеобщее восхищение. Ему доверяли миссии за границей и различные должности в Дамаске. [4] Девизом Антипатра была филантропия. Не забывал он и о богах. Перед смертью он пожертвовал Зевсу курильницу от имени двух своих сыновей, Николая и Птолемея. [5] В добродетелях Антипатра раскрывается кодекс поведения, которого придерживался и сын.
Однако, несмотря на щедрые похвалы Николаю своему отцу, что конкретно сделал Антипатр для Дамаска, неизвестно. Это прискорбно. Хотелось бы вникнуть в характер услуг, как внутренних, так и внешних, которые оказывал Антипатр. В частности, было бы интересно узнать, был ли он среди тех дамасских магистратов, которые приветствовали Помпея по его прибытии в Дамаск в 63 г. до н. э. (90 F 131 = Suda, s. v. Antipatros). Известно лишь, что другой Антипатр, отец Ирода, в качестве главы иудейской фракции, поддерживавшей хасмонейского царя Гиркана, привез Помпею щедрые дары (AJ, XIV, 37-46; BJ, I, 126-133). Заманчиво предположить, что дамасский Антипатр, хотя иудейский Антипатр был ему никто, протянул руку помощи в успешной миссии своего идумейского тезки. Такая гипотеза могла бы объяснить, почему оба сына Антипатра, Николай и Птолемей, впоследствии поступили на службу к Ироду. У двух Антипатров было, по крайней мере, одно общее: благодаря своему богатству и политическому таланту они пробились в правящие круги своих стран.
Антипатр и Стратоника, родители Николая, были язычниками. Но были ли они греками или сирийцами по происхождению — вопрос спорный. Лакер утверждает, что только чистокровные греки могли занимать руководящие посты в греческом государстве. По мнению Лакера, Николай, гордый грек, был рад видеть Иудею, древнего врага Дамаска, под пятой иностранца. Следует помнить, что по утверждению Николая Ирод был не идумеянином, а прямым потомком вавилонских евреев–аристократов (90 F 96). Возможно, утверждение, приписываемое Николаю, было сфабриковано Иосифом Флавием. Но похоже, Николай действительно хотел, чтобы его читатели поверили, что Ирод был коренным евреем, а не идумеянином.
Родители Николая могли и не быть греками. Как указал Чериковер, неверно предполагать, что в основанных на Востоке полисах обязательно проживали македонские или греческие поселенцы. Во многих городах, таких как финикийские Тир, Сидон, Арад и Библ, коренное население получило политию и автономию, став «греческими городами». Некоторые граждане Иерусалима, например, требовали льгот полиса, когда обратились к Антиоху IV за греческой хартией (II Macc. 4:7-9). Диадохи переименовали Дамаск в Деметриаду, но есть основания полагать, что туземное население продолжало управлять городом, как и до Александра. Тем не менее эллинская культура глубоко проникла в эти восточные города. Культура греков и их обычаи стали, как и у французов в средневековой Англии, символами богатства и власти. Однако в сельской местности говорили только на родном сирийском языке, и даже в городах, как мы слышим, были двуязычные греки. Мелеагр из Гадары, современный греческий поэт, демонстрировал свои знания арамейского и финикийского языков (Anth. Pal. VII, 419).
Отрывок из Николая может перекликаться с тем фактом, что автор считал себя скорее сирийцем, чем греком: «Он никогда не считал необходимым считать себя гражданином какого–либо города, кроме своего собственного, и смеялся над теми софистами, которые, стыдясь того, что они провинциалы, ради почета называли себя афинянами или родосцами. Некоторые из них отрекались от родного захолустья, утверждая, что они родились в городах с эллинскими названиями, и тем самым задвигая собственное происхождение» (90 F 137, 6). Этот отрывок может означать, что Николай просто критиковал тех греков, которые думали, что рождение в греческом городе добавляет им престижа. Более правдоподобное прочтение текста, хотя и не вполне точное, по–видимому, показывает, что Николай критиковал два вида хвастунов: тех, кто претендовал на родосское или афинское гражданство, и тех, кто отрекся от своего варварского происхождения. Экземпляры любой из этих групп известны с глубокой древности. Так, Посидоний из Апамеи, известный историк и философ (около 135-51/50) и Феодор из Гадары, ритор и современник Николая, стали гражданами Родоса (Strabo, XIV, 2, 13 = 87 T4; Quint. Inst. Ill, 1, 17 = 850 T 2). Апион из Оазиса, эрудит первого века н. э., порицаем Иосифом Флавием за то, что он стеснялся своих египетских корней и лгал, что родился в Александрии (C. Apion, II, 28 = 616 T 4). Возможно, подразумевается, что Николай, однако, гордился своими сирийскими предками, и греческая родословная для него ничего не значила. Да и в «Истории» можно обнаружить его патриотизм, когда он описывает древних правителей Дамаска (90 FF 19-20). Доводы не убедительны, но они склоняются в пользу аргумента, что семья Антипатра осознавала свое семитство, факт, который впоследствии, возможно, повлиял на решение как Николая, так и его брата Птолемея поступить на службу к Ироду. Вполне возможно, что семья Антипатра была двуязычной, говорившей как на греческом, так и на родном сирийском.
Николай родился в Дамаске около 64 года до н. э. (F 136, 8) — дата, которая занимает важное место в анналах Востока. Завоевание Помпеем империи Селевкидов в том году создало мост между Востоком и Западом. Николай символизирует это новое поколение под властью Рима. Как и у других литераторов того периода, таких как Диодор Сицилийский, Дионисий Галикарнасский, Юба Мавританский и Страбон Амасийский, интеллектуальный кругозор Николая охватывал как Восток, так и Запад. Специализированная наука, практикуемая александрийской школой, теперь заменялась синтетическим обучением. Расширение кругозора не обязательно приводило к шибко большой учености. Хотя разделение между греками и варварами стало размытым, в экуменическом государстве ценой за это новое единство стала потеря интеллектуальной свободы.
Николай сравнивает образование с затянувшимся путешествием. Жизненный путь долог, а цель далека. Нужно нанести на карту как крупные, так и второстепенные станции, где можно было остановиться на некоторое время. Такие сравнения не подошли бы человеку, который должен был провести остаток своих дней в коттедже своего отца.
Рассказ Николая о собственном образовании представляет интерес не только потому, что он проливает свет на его будущее развитие, но и потому, что он представляет образовательный идеал того времени (Cicero, De Hort. fr. 6). Подготовка к публикации означала не столько изложение фактов, сколько выражение идеалов. По словам Николая, Антипатр, его богатый отец, дал ему хорошее греческое образование, включавшее грамматику, все поэтическое искусство [6], музыку и математику. Затем он взялся за философию (90 F 132, 1). Не пренебрегал он и риторикой: Николай, без сомнения, был осведомлен о достижениях в ней Феодора Гадарского, сирийца с родосским паспортом. Уже отмечалось, что сирийские фрагменты, в отличие от греческих, называют Николая не перипатетиком, а «ритором», что, возможно, является более подходящим описанием. Изучение грамматики, под которой древние подразумевали как филологию, так и литературу, тоже пригодилось. Николай рассказывает, что он сочинял трагедии и комедии (90 F 132, 1). Ни одно из этих драматических произведений не сохранилось, но они, по–видимому, повлияли на его исторические труды.
С исторической точки зрения рассказ Николая о своем образовании представляет значительный интерес. Это одно из самых подробных описаний образования в эллинистический период, которым мы располагаем. Варрон, первый известный писатель, описавший гуманитарные науки, упомянул их девять, которые в средневековый период стали тривиумом и квадривиумом. Но от Николая мы узнаем об их реальном использовании при эллинизме. По сути, эта система была вдохновлена софистами. В отличие от классической концепции образовательной системы, полностью ориентированной на философию, на еврейскую концепцию Торы или на последующий христианский упор на теологию, образование Николая было в основном подготовкой к жизни в мире таким, каким он был, а не таким, каким он должен был быть.
Философия для Николая была царицей наук. Николай изучил «всю философию» и называл себя «убежденным аристотелевцем». Эти фразы тавтологичны, поскольку Николай был перипатетиком, перипатетизм первого века до н. э. означал возврат к учениям Аристотеля и Теофраста. Некоторые современные авторы, такие как Миш и Лакер, осуждают Николая за отсутствие оригинальной мысли. Это прямое осуждение необоснованно. Хотя среди аристотелевцев были исключения, большинство членов школы в этот период возложили на себя задачу популяризации учения Учителя, а не проведения новых исследований. Повторное открытие Аристотеля в первой половине первого столетия породило новую школу, с Родоса, которая взяла на себя защиту Стагирита от любой атаки. Николай принадлежал к этой школе, и повторение аристотелевских фраз, а также его перефразирование работ Аристотеля, возможно, не звучали так избито и банально для его современников, как для современных фолловеров Аристотеля.
Николай бывал в Александрии и в Риме; [7] на Родосе он пробыл достаточно долго, чтобы выразить свое восхищение эпитафией, сочиненной Писандром Родосским, писателем о Геракле. [8] Александрия, Рим и Родос были средоточиями обучения, куда стекались ученые и философы всех школ. Но его путешествия ни в коем случае не ограничивались этими столичными центрами; он также посетил Антиохию, Ионию, Хиос, Византий и Трою. [9] Любовь Николая к путешествиям особенно очевидна после его посещения Трои. Сопровождая Ирода, он покинул царскую свиту в Амисе, чтобы совершить паломничество в Илион. [10] Нет никаких записей о том, что Николай когда–либо посещал Афины. Но в 12 году до н. э. он, должно быть, следовал за Иродом, когда царь отправился председательствовать на Олимпийских играх. [11] Возможно, тогда или по какому–то другому поводу у Николая была возможность поехать в Афины. И в качестве посла Ирода Николай, вероятно, совершал и другие путешествия, о которых не сообщается.[12]
Эти обширные путешествия дали Николаю возможность познакомиться с другими писателями и философами. Будучи любимцем Августа и известным писателем–путешественником, он обнаружил, что для него открыты почти все двери. Он осуждал эпикурейцев и «софистов», которые пытались подняться по социальной лестнице, заявляя о греческом происхождении. Возможно, что эти нападки просто отражали взгляды, модные во времена Николая, но, учитывая его обширные путешествия и видных покровителей, более вероятно, что такие взгляды указывают на то, что он имел широкое знакомство с учеными мужами своего времени. По–видимому, он был лично знаком со Страбоном, который его цитирует (90 F 100 = Strabo, XV, 1, 73). Контакты Николая с его коллегами–перипатетиками не задокументированы. Вероятно, он встречался с Ксенархом и Афинеем; оба они были из Селевкии и оба перипатетики, преподававшие в Александрии и Риме. Маловероятно, что Николай учился у Андроника, родосского издателя трудов Аристотеля, но он, возможно, был знаком с главным учеником Андроника, Боэтом, и с братом последнего Диодором Сидонским.
Разрозненные ссылки из разных источников, по–видимому, указывают на то, что среди ученых этого периода существовало чувство классового сознания. Заявление Николая, что он «избегал общества богатых», его постоянное повторение важности учебы, по–видимому, отражают нечто большее, чем просто преданность аристотелизму (F 138; cf. FF 135; 137). Общество царей привлекало, но что действительно имело значение, так это общение с коллегами–учеными. Следует отметить, что Страбон часто добавляет к своим географическим описаниям имена литераторов. И, между прочим, хорошо засвидетельствовано существование класса писцов в Иерусалиме (AJ, XVII, 41-42). Цари и князья своим щедрым покровительством признали статус этого ученого класса.
Таким образом, Николай лишь входил в международный класс ученых, везде чувствующих себя как дома. Долгие путешествия расширили их кругозор и дали им опыт в решении мирских дел. Очевидно, что это не был век замкнутой учености. Греческий язык был литературным языком, и это была эпоха, когда язык не представлял собой барьера, когда ученые не были привязаны к определенному месту, когда различие между литератором и нелитератором было размыто, и когда все еще можно было проявить значительное мастерство в таких разнообразных областях, как ораторское искусство и история, дипломатия и философия Аристотеля.
Это не значит, что та эпоха была творческой для греческого письма. Как бы ни восхищались Географией Страбона, она все равно звучит как комментарий к Гомеру и защита древних географов. Свежесть мысли, очевидная у Ливия и Вергилия, отсутствует. Николай, несомненно, отражает чувства перипатетиков, когда говорит, что не было ничего, что было бы неизвестно Аристотелю, что только недостаток времени не позволял ему записать все. По его словам, вклад его самого состоял в том, что он добавил к своему пересказу Аристотеля материал, добавленный Теофрастом и другими перипатетиками.
Как уже отмечалось, сирийский манускрипт пятнадцатого или шестнадцатого века предлагает лучшее понимание философских трудов Николая, чем это было известно до сих пор. На греческом языке сохранились одни заглавия: парафраз «Метафизики»; «О богах»; «Об идеалах действия»; «О душе»; «О философии Аристотеля»; «О начале философии». По–сирийски, однако, сохранились выдержки из пересказа Аристотеля Николаем. Сохранившаяся сирийская рукопись искажена и неполна, но фрагменты из тринадцати книг, перечисленных по порядку, показывают, что парафраз Николая включал существенную часть, если не все произведения Аристотеля. Первые три книги Николая посвящены физике и метафизике Аристотеля. В первой книге описывалось понятие материи с комментариями к аристотелевской «Физике», вторая книга касалась метафизики Аристотеля, разделенной на три темы: созерцание, реальные вещи и божественный логос, а третья книга продолжала метафизические проблемы, математику и элементы. В четвертой книге обсуждалось De caelo; в пятой — «О зарождении и разрушении», фрагмент шестой книги De fallacia объясняет, почему моря соленые; в седьмой книге перефразирована четвертая книга De fallacia и вдобавок обсуждались рождение, смерть и животные. Содержание восьмой книги отсутствует. Девятая касалась форм животных, десятая De anima, книги одиннадцатая и двенадцатая описывали аспекты работ Аристотеля, но их точная тематика неясна; в книге тринадцатой приводится отрывок из работы Николая «О философии Аристотеля», упомянутой выше. От Николая у нас также есть резюме третьей книги Аристотеля De sensu и De motu animalium. Наконец, сирийские фрагменты сохраняют, как мы упоминали, остатки De plantis, которые теперь можно найти в опубликованном арабском переводе этой работы.
Изучение рефератов Николая об Аристотеле все еще находится на начальной стадии. Тем не менее, как показал Лулофс, всплывают некоторые факты, касающиеся характера и метода работ Николая. Он резюмировал большую часть Аристотеля, а не только некоторые работы, как считалось до сих пор. Более того, составленный Николаем сборник трудов Аристотеля вобрал в себя взгляды Теофраста и школы перипатетиков. Нет никаких свидетельств, что Николай находился под влиянием стоической или неоплатонической школы. Тем не менее качество сборника Николая, по–видимому, было не ахти какое; он привел выводы Аристотеля, но не привел аргументов. Николая нельзя винить за вставки, сделанные невежественным сирийским писцом, но он несет вину за смешение различных аристотелевских трактатов. Так, в сирийских фрагментах, когда он подводил итоги первой книги «Физики», он ввел не относящиеся к делу цитаты из четвертой книги «Метафизики». Таким образом, примесь постороннего материала не ограничивалась De plantis. И очевидно, что Николай внес достаточно изменений в аристотелевский материал, чтобы сделать свой сборник Аристотеля по существу самостоятельной работой. Этот анализ подтверждает убеждение Ягера в том, что Николай просто повторял Аристотеля, не понимая его по–настоящему. Однако окончательный вердикт о философских трудах Николая должен дождаться полного перевода сирийской рукописи и ее изучения учеными–аристотелистами.
Ни последовательность, ни время и место составления произведений Николая не известны. Лакер утверждает, что Николай сочинял свои философские труды в Риме, в преклонном возрасте. Это кажется маловероятным. Сказать, что Николай испытывал интерес к философии только в последний период своей жизни, значит отрицать весь тезис его «Автобиографии». Ссылаясь на свою молодость, он утверждал, что был «фанатом Аристотеля», возможно, здесь намек на его rомпендиум Аристотеля (90 F 132). Нет никаких сомнений в том, что он начал свою литературную деятельность как перипатетик. Лакер основывает свое предположение на сомнительном тезисе, что Николай сочинил Жизнеописание Августа после смерти принцепса. Следовательно, Николай должен был прожить по меньшей мере 78 лет, однако у нас нет никаких свидетельств, что Николай дожил до 14 г. н. э. С учетом имеющихся свидетельств, вполне вероятно, что Николай рано присоединился к перипатетикам, и что состав большинства философских работ должен быть помещен не позднее 14 года до н. э. Должно быть, в юности он сделал себе имя как ритор, поскольку факт, что Клеопатра выбрала его наставником для своих детей, указывает на то, что он уже в начале тридцатых годов до нашей эры приобрел известность. Амбициозный и чрезвычайно продуктивный Николай не стал бы дожидаться старости, чтобы распространить аристотелевскую мысль. Таким образом, вполне возможно, что Николай написал некоторые, если не все, философские труды до того, как стал штатным советником Ирода.
Известность, которую Николай, должно быть, приобрел благодаря своим трудам, возможно, объясняет важную, но малоизвестную главу в его жизни. Софроний Дамаскин является авторитетом в утверждении, что Николай был наставником детей Антония и Клеопатры. Если Клеопатра столь же проницательно выбирала гувернеров для своих детей, как и своих любовников, Николай, должно быть, уже был известной личностью. Выбор неудивителен, поскольку Николай обладал способностью передавать традиционные знания другим (90 F 137). Когда и как Николай был избран на эту желанную должность, неизвестно. Возможно, он приехал в Александрию для учебы. Что более вероятно, как предполагает Лакер, так это то, что Клеопатра встретила его в 36 году до н. э. в Дамаске или Палестине, когда она направлялась на встречу с Антонием, а затем участвовала в парфянской кампании (AJ, XV, 96 = BJ, I, 362). Клеопатра родила Антонию близнецов в 40 году до н. э. и сына в 36 году до н. э. Еще один сын, якобы отпрыск Юлия Цезаря, родился у нее раньше, в 47 году до н. э., и она назвала его Птолемеем Цезарем (Цезарионом). Таким образом, Николай, должно быть, начал обучение близнецов не ранее 35 года до н. э. Он, очевидно, имел достаточно знаний, чтобы в сочетании с консерватизмом завоевать покровительство сильных мира сего. Правда, в Автобиографии он хвастается, что ни цари, ни принцы не могли свернуть его с пути справедливости и приличия (90 F 137, 6). Однако автобиографии, написанные в преклонном возрасте, не обязательно отражают амбиции юности.
Более интригующе, но столь же трудно оценить, как на Николая повлияло его пребывание в Александрии. Будучи наставником близнецов Клеопатры, Александра Гелиоса и Клеопатры Селены, Николай был связан с высшей александрийской аристократией. Должно быть, это была хорошая подготовка для его будущей карьеры при дворе Ирода. Переменчивая судьба восточных правителей научила Николая управляться с придворными интригами. Его видное положение в Александрии также придает авторитет, если не правдивость, его заявлениям о Цезарионе в «Житии Августа» и о Клеопатре в «Истории». Николай — первый среди древних, кто отрицает, что Цезарион был сыном Цезаря и Клеопатры. Он отрицает это, утверждая, что сам Цезарь в своем завещании первым опроверг свое отцовство. [13] Как близкий наблюдатель за Цезарионом, возможно, в качестве его наставника он мог бы рискнуть высказать свою догадку. Рассказ Иосифа Флавия о визите Клеопатры в Иерихон после ее возвращения из Сирии также наверняка основывается на рассказе Николая. [14] Рассказы о попытке беременной Клеопатры соблазнить Ирода либо из похоти, либо из желания заманить иудейского царя в ловушку, и о планах Ирода убить ее, чтобы спасти Антония и Рим от ее когтей, имеет вид пропаганды против Клеопатры (AJ, XV, 96-103). В любом случае Николай прекрасно понимал, что такой рассказ о предвидении Ирода не вызвал бы неудовольствие Августа. Однако невозможно сказать, действительно ли Николай испытывал отвращение к последней наследнице фараонов или благодарность просто не принималась им во внимание, когда она противоречила политике его новых покровителей.
Клеопатра умерла в 30 году до н. э., и вполне возможно, хотя мы не можем быть уверены, что Николай оставался в Александрии в двадцатые годы. Ничего не известно о деятельности Николая между 30 и 20 годами до н. э. Это прискорбно. Было бы очень интересно с исторической точки зрения узнать точное время, когда Николай поступил на службу к Ироду, поскольку это помогло бы разумно оценить рассказ Иосифа Флавия об эпохе Ирода. При отсутствии четких доказательств необходимо выжимать каждый намек из имеющейся информации. Страбон говорит, что в 20 году до н. э. Николай был в Антиохии, где он стал свидетелем прибытия индийской делегации, явившейся с целью отдать дань уважения Августу. Подробное описание индийцев у Страбона указывает на то, что Николай входил в ближайшее окружение принцепса.[15]
Но в связи с этим возникает вопрос, на чьей службе он находился? Возможны два ответа. Либо он входил в штаб Августа, либо прибыл в составе делегации, возглавляемой Иродом. Первая возможность показалась бы неправдоподобной. За исключением «Жития Августа» Николая и его визита в Антиохию, все известные связи между историком и принцепсом безошибочно указывают на вероятность того, что Николай получил доступ к Августу только благодаря своему влиянию при дворе Ирода. [16] Нет никаких доказательств того, что Николай присоединился к Августу по прибытии последнего в Александрию. На самом деле, можно было бы возразить, что, поскольку свидетельства указывают на связь между Дамасским и принцепсом только через Ирода, Николай, должно быть, покинул Клеопатру сразу после Акция, до прихода Августа в Египет. Николай, похоже, был не из тех, кто стал бы цепляться за проигранное дело. Вполне вероятно, что его путешествие в Антиохию в 20 году до н. э. было, когда он состоял на службе у Ирода. Тот факт, что Ирод также находился тогда в Сирии, [17] дает дополнительную поддержку гипотезе, что в 20 году до н. э. Николай уже был референтом иудейского царя.
Поездка Ирода в Сирию действительно имела успех. Август передал Ироду части северной Трансиордании, которые до недавнего времени принадлежали Зенодору, и тем самым расширил северную границу Иудейского царства до Дамаска (AJ, XV, 354-360 = BJ, I. 400; Dio Cass. LIV. 9). Жалобы эллинистических жителей Гадары на Ирода были отклонены. Но помимо этого Ирод стал главным царем–клиентом среди восточных князей. Принимая во внимание известные тесные связи между Иродом и Николаем, нет ничего невероятного в предположении, что Дамасский имел значительный интерес или влияние в передаче сирийской тетрархии Ироду.
Лакер, действительно, идет еще дальше. Основываясь на подробном описании бегства Ирода из Иудеи в Рим, он утверждает, что Николай присоединился к Ироду уже в 40 году до н. э., и на первый взгляд кажется, что так оно и было. Такой подробный отчет, по мнению Лакера исторически бесполезный, мог происходить только от очевидца; Николай, должно быть, сопровождал беглого принца в его самом важном и опасном подвиге. [18] В подтверждение этого тезиса о ранней дружбе между молодым Иродом и Николаем можно привести тот факт, что Ирод в 43 году до н. э. был тетрархом Галилеи, посетил Дамаск и, согласно Иосифу Флавию, был губернатором или прокуратором Келесирии. [19] Возможная связь между Антипатрами, отцами Ирода и Николая, упомянутые выше, по–видимому, подтверждают тезис Лакера.
Однако при более тщательном анализе аргумент Лакера (что Николай присоединился к Ироду в его бегстве из Иерусалима во время вторжения парфян), разваливается. Подробное описание у Иосифа Флавия никак не намекает, что Николай был здесь очевидцем. С таким же успехом может быть, что Николай узнал о приключениях патрона либо из мемуаров Ирода, либо из устных сообщений. [20] Заявление Лакера, что отчет «исторически бесполезен», не учитывает психологических и историографических течений того времени. Трон Ирода был воздвигнут на шатком фундаменте, поскольку ему не хватало ни царского происхождения, ни абсолютного одобрения своих подданных. Он никогда бы не стал царем, если бы не факт, что Палестина находилась в руках парфян; и поэтому дарованная ему корона была, по крайней мере временно, пустым жестом. Очевидно, что поездка в Рим в этих трудных обстоятельствах, кульминацией которой стал великий триумф, была одним из самых важных событий в его жизни. Описать путешествие и рассказать о нем в самых героических выражениях было обязанностью секретаря. Разве человек, превративший невзгоды в триумф, не был скроен из царственного материала? Более того, еще одно соображение лишает тезис Лакера его правдоподобия. Если бы Николай участвовал вместе с Иродом в побеге из Иудеи в Рим, последующая служба Дамасского при дворе Клеопатры, заклятого врага Ирода, сама по себе лишила бы его права снова стать близким другом Ирода. [21] Таким образом, никак не докажешь, что в сороковые годы между Иродом и Николаем существовали какие–либо тесные связи. Однако это не обязательно исключает случайное и краткое знакомство по примеру их отцов.
Зато предположение, что Николай присоединился к Ироду после Акция (31 год до н. э.), заслуживает всяческих похвал. Описанный выше факт, что и Николай, и Ирод посетили Августа в Антиохии в 20 году до н. э., предполагает, что Николай присоединился к Ироду по крайней мере к этой дате, поскольку царь, скорее всего, привел бы с собой только давних друзей. Воспитанный в доме, связанном с правящими классами Дамаска, а теперь привыкший к удобствам двора Клеопатры, Николай, скорее всего, стремился к обществу не менее важной персоны, чем Август. [22] Первым шагом к такой цели было бы поступить на службу к иудейскому царю.
Случилось так, что Ирод нуждался в Николае не меньше, чем Николай в Ироде. Вызванный на Родос, чтобы оправдаться в прошлой поддержке Антония, Ирод указал, что он был другом сильных мира сего и верен тем, кто к нему благоволил. Теперь, когда Антоний умер, Ирод был бы еще более предан Октавиану. Октавиан ценил откровенные разговоры, и в любом случае он не мог найти никого лучше храброго идумеянина, чтобы править евреями. [23] Но Ирод не был удовлетворен простым подтверждением статус–кво; он стремился стать ведущим царем–клиентом Рима на Востоке. Для достижения столь высоких целей безоговорочного подчинения Риму и даже щедрых подарков было недостаточно; требовалась личная дружба с принцепсом. [24] Ирод продолжал укреплять эллинистический колорит своего двора, приглашая в Иерусалим все больше и больше странствующих ученых. [25] Щедрые субсидии греческим городам и храмам вскоре снискали ему славу эллинистического мецената. Но, возможно, самым эффективным из всего, что завоевало дружбу Августа, была превозносящая принцепса Vita Caeseris Николая. По всей вероятности, она была написана по настоянию Ирода с целью апологии политики Августа на Востоке.
Утверждение, что «Жизнь Августа» Николая была написана в двадцатые годы, требует уточнения. Как старейшая из сохранившихся биографий Августа, она привлекла больше внимания ученых, чем любая другая работа Николая. К сожалению, дата ее составления стала предметом многочисленных споров. Асбах, первым высказавший свое мнение, считал, что «Житие» было написано только после смерти Августа. Гутшмид указал, что ссылка на паннонскую кампанию датирует Vita примерно 12 годом до н. э., когда Тиберий был занят в Дакии. [26] Поскольку Николай сопровождал Ирода в Рим в том году, дата 12 г. до н. э. звучит правдоподобно. Гутшмид даже предложил Аполлонию в качестве места, где была написана работа, и эта точка зрения принята многими учеными. Якоби, однако, указал, что Николай ссылается на личную доблесть Августа, а не на доблесть его помощников. Упомянутые кампании на Рейне и в Паннонии должны относиться к более ранним личным действиям Октавиана. Якоби указывает далее, что «Биография Августа» Николая заканчивалась 27 годом до н. э. и была греческой версией автобиографии самого Августа, которая завершилась кантабрийской войной в Испании (Suet. Aug. 85). Лакер и Штейдле возродили утверждение Асбаха, что Биография была написана после смерти Августа. Лакер основывает свой аргумент на использовании при ссылках на Августа имперфекта и аориста в предисловии «Жития» Николая. Он также полагает, что, поскольку Цезарь уже достиг западного берега, то происходило подчинение племен на восточном берегу Рейне, и было это в кампании Вара в 9 г. н. э. и Германика в 14 г. н. э. Штейдле подкрепляет этот аргумент, указывая на то, что Vita Caesaris писалась в эпоху мира.
Точка зрения Якоби, датирующая «Жизнь Августа» двадцатыми годами, кажется наиболее убедительной. Использование прошедшего времени в словах «был» и «правил» может быть связано с сокращением эксцерптора. Вероятно, Николай имел в виду засмирение непокорных племен на западном берегу Рейна, а не катастрофические переходы Вара и Германика в Германию. Аргумент Штейдле, что автор предполагает мирный период, кажется правильным, но речь может идти об условиях внутри, а не за пределами границ. Однако основным недостатком этой теории является предположение, что Николай сочинил «Жизнеописание Августа» в возрасте семидесяти восьми лет. Мало того, что нет никаких свидетельств, что он достиг такого преклонного возраста, эта теория также не может предложить стимул для написания этой работы. Утверждение Николая в Автобиографии, что он избегал общества римской аристократии, предпочитая общение с простыми людьми и посвящая свои дни и ночи изучению философии, указывает на то, что он отказался от написания пропагандистских брошюр. Хвалебный характер биографии Августа был бы уместен только тогда, когда в умах людей была еще свежа пропаганда сторонников Антония. Утверждение, например, что сам Цезарь в своем завещании отрицал, что он отец Цезариона, могло по мнению Якоби быть придумано только тогда, когда его убийство еще стояло в ленте новостей. Позиция Гутшмида относительно датировки биографии Августа 12 годом до н. э. (90 F 130, 68) также несостоятельна. Работа демонстрирует доскональное знание римских дел, чего нельзя объяснить коротким путешествием Николая в 12 году до нашей эры. Николай в компании Ирода видел Августа в Аквилее, а не в Аполлонии, как утверждает Гутшмид. [27] «Житие Августа» было рассчитано, как указывалось, на то, чтобы прославить имя Августа на Востоке. И именно в двадцатые годы Август нуждался в поддержке своей восточной политики, и то, что Август назвал в его честь вид фиников вполне может указывать на благодарность Августа за это прославление.
Если эта интерпретация верна, то Vita Caesaris была ловко использована не только ее автором Николаем, но (и это исторически более важно) также его покровителем Иродом. Возможно, Ирод даже мог вдохновить Николая на сочинение такого трактата. Как уже отмечалось, Николай внес важную лепту в хвастовство Ирода: «После Агриппы Ирод был лучшим другом Августа» (BJ, I, 400). Если предложенная дата Vita Caesaris верна, то из этого следует, что в двадцатые годы Николай провел некоторое время в Риме, где ознакомился с местными политическими условиями, выучил латынь, и, возможно, заодно пиарил иудейского царя. Во всяком случае, известно, что в 20 году до н. э. и Ирод, и Николай были в Сирии с визитом к путешествующему Августу (90 F 100; AJ, XV, 354 ff.). Факт, что Николай вернулся в Иерусалим, может указывать на то, что он предпочтитал быть львом среди лисиц, чем лисицей среди львов.
Хотя источники датируют постоянное пребывание Николая в Иерусалиме только с 14 года до н. э., можно предположить, что Николай продолжал выполнять важные задачи с 20 года до н. э. Деликатная миссия, возложенная на него Иродом в 14 году до н. э. — защитить права ионийских евреев — предполагает старую дружбу (90 T 4; F 81; 133-135). Однако неизвестно, продолжал ли Николай работать на полставки, как в двадцатые годы. В 14 году до н. э. Ирод и его окружение нанесли визит Агриппе, который отплыл на Босфор. Ирод придавал этому визиту большое значение. Официально это путешествие было задумано как ответ на прошлогодний визит Агриппы в Иерусалим (AJ, XVI, 12 ff.). Но более того, Ирод воспользовался поездкой, чтобы продемонстрировать грекам свою власть и богатство. [28] Еврейские жители Малой Азии, которая обращалась к Иерусалиму за духовным руководством, также требовали внимания. Испытывая трудности в завоевании сердец своих иудейских подданных, Ирод решил произвести впечатление на тех евреев в чужих землях, у которых не было причин жаловаться ни на его нечестие, ни на тиранию. Вербовка еврейской диаспоры могла даже создать более благоприятный климат общественного мнения в Иерусалиме.[29]
Тройная задача, которую Ирод надеялся выполнить в своем путешествии в Малую Азию — укрепить связи с Агриппой, снискать популярность греков и оказать поддержку евреям диаспоры, — требовала немалого дипломатического мастерства. Поэтому понятно, почему такой человек, как Николай, с его широкими познаниями, космополитическим мировоззрением и судебными навыками мог бы оказать большую помощь. Николай, присоединившись к Ироду в этом путешествии, стал инструментом, через который Ирод проявлял свою благосклонность, и эту задачу Николай с удовольствием выполнил. Разве филантропия не была главным принципом его философии? Философы часто лелеяли мечту «перевоспитать» тиранов, но результаты были совсем не те, которых Николай добился с Иродом. Между тем Николай был не прочь насладиться престижем и властью, которые давало ему высокое положение при Ироде. Случай во время путешествия, подробно описанный Николаем, показывает, как иудейский царь и дамасский эрудит помогали друг другу. Находясь в Илионе, Николай услышал, что Агриппа наложил штраф в сто тысяч драхм на его граждан за то, что они не оказали помощи жене Агриппы, Юлии, когда она переправлялась через реку Скамандр во время шторма. Затем Николай повел делегацию илионцев к Ироду, прося его заступиться за них перед Агриппой. Николай объяснил Ироду, что несправедливо наказывать людей, которые не знали о переходе Юлии, и что, в конце концов, Илион — необычное место. После настойчивых просьб Ироду удалось убедить Агриппу отменить штраф. «Потомки троянцев», — с гордостью пишет Николай, — «после этого воздали ему великие почести, а царю — еще большие».
Задача Николая помочь Ироду завоевать популярность среди греков не была сложным делом; вскоре Ирод столкнулся с деликатной проблемой принятия чьей–либо стороны в конфликте между евреями и греками. Противоборство между эллинизмом и иудаизмом не прекращалось не только в Иерусалиме, но и в таких отдаленных местах, как Кирена и Иония (90 F 134). Грекам казалось странным, что евреи претендуют на права гражданства и в то же время смотрят на Сион как на свою столицу. Отказ евреев служить в армии, посылка подарков Храму в Иерусалиме и кажущееся суеверие в отношении субботы особенно отталкивали (90 T 4 = AJ, XVI, 27-28; cf. F 81 = AJ, XVI, 125-126). Путешествие Ирода и Агриппы через Малую Азию дало обеим сторонам возможность высказать свои обиды. В источниках существует противоречие относительно того, какая из них инициировала жалобу: одни утверждают, что греки (90 F 81 = AJ, XII, 125-126), другие — что евреи (AJ, XVI, 27-29). Возможно, и у греков, и у евреев были основания надеяться на благоприятное решение. Щедрые пожертвования Ирода греческим храмам и его претензии на филэллинизм, возможно, побудили ионийцев надеяться, что он убедит евреев поклоняться богам их страны, а не смотреть в сторону Иерусалима. Иудеи, однако, не сомневались в том, что Ирод за них горой.
Для Ирода этот конфликт между иудаизмом и эллинизмом был сопряжен с трудным выбором. Существовала опасность, что доброжелательность, которую он купил дорогими подарками, растает как снег. Но о его колебаниях, если они и были, источники молчат. Царь, которого дома обвиняли в том, что он эллинист, теперь стремился доказать свою преданность еврейскому делу. Ирод, однако, не мог рискнуть сам вступиться за евреев, хотя его греческий язык и красноречие могли бы произвести достаточно сильное впечатление. Вряд ли он проиграл бы, но могло и не выгореть. Поэтому представить дело евреев перед Агриппой он попросил Николая.
Перед Николаем, часто считавшимся символом эллинистических тенденций Ирода, теперь стояла задача сохранить иудаизм в Ионии. Ирония ситуации становится еще более очевидной, когда Иосиф Флавий цитирует Николая, который превозносил достоинства субботы и называл себя набожным евреем. Поэтому некоторые ученые высказали мнение, что речь, приведенная Иосифом Флавием, действительно была произнесена Николаем. Тщательно взвешенная, она имеет оттенок общей, если не буквальной, подлинности. Более того, Николай записал в своей Истории, что он произнес речь в Ионии, даже посвятив этому вопросу части двух книг, и вполне вероятно, что он также привел ее текст. Можно добавить, что другие речи, приписываемые Николаю Иосифом Флавием, звучат достоверно. Панегирик Ироду и римлянам является объединяющей темой всех трех записанных речей Николая.
Как же тогда объяснить восхваление Николаем субботы или его личное отождествление с ней? Происходят ли те части, которые явно предназначались для того, чтобы выслужиться перед Агриппой и Иродом, как утверждает Лакер, из Николая, или же отрывки, восхваляющие иудаизм, были добавлены позже? Более вероятно, что обращение, хотя и произнесенное Николаем, на самом деле было составлено с помощью ионийских евреев. Использование Николаем первого лица не обязательно подразумевало, что он сам придерживался убеждений, о которых говорил; возможно, он просто использовал прерогативы адвоката. Или, возможно, Иосиф Флавий, перефразируя Николая, перешел к изложению от первого лица. Как бы то ни было, искусное произнесение речи перед Агриппой, должно быть, значительно повысило престиж Николая в глазах Ирода и иудеев.
Успешное путешествие Ирода по Малой Азии побудило царя попытаться еще больше усилить свое влияние внутри страны и свою известность за рубежом. Но решительная оппозиция в Иерусалиме эллинистическим притязаниям царя вызвала разногласия внутри страны и насмешки за ее пределами. Вполне разумно утверждать, что историографическая деятельность Николая была частью плана Ирода по противодействию этим сеющим раздоры силам. Всемирная история, написанная защитником иудаизма за рубежом, могла бы помочь ослабить местнические тенденции среди некоторых выдающихся евреев и в то же время доказать литературному миру, что Иерусалим становится центром эллинистической учености. По настоянию Ирода Николай начал писать «Историю».
F 135 дает представление о происхождении и предыстории Истории Николая:
«Ирод вскоре отказался от своего увлечения философией (как это обычно бывает с выдающимися людьми из–за большого разнообразия развлечений, которые у них есть), желая затем изучать риторику. И Николаю пришлось учить его риторике: так что они вместе занимались риторикой. В свою очередь Ирод увлекся историей. Ведь Николай рекомендовал царю изучать прошлые времена и события. Отсюда и он [Ирод] убедил Николая начать работу над Историей. А Николай отнесся к проекту с еще большим энтузиазмом; он составил всю Историю [смысл неясен, но в отрывке, кажется, говорится «без помощи Ирода или кого–либо еще»] и трудился так, как никто прежде. Неустанно работая над сочинением в течение долгого времени, он завершил его, сказав, что если бы Эврисфей поручил такую задачу Гераклу, тот, несомненно, надорвался бы».
Этот фрагмент показателен. Николай хотел бы, чтобы его читатели поверили, что он стал секретарем Ирода с целью научить его философским истинам. Ирод, однако, отказался от изучения философии, отдав предпочтение риторике, а затем переключился на историю. Местонахождение этого фрагмента после обсуждения путешествия Ирода в Ионию позволяет предположить, что он относится к 14 году до н. э. [30] Удивительно узнать, что Ирод, которому тогда было около шестидесяти лет, внезапно выразил желание овладеть философией или риторикой. В длинном рассказе Иосифа Флавия об Ироде ничто не указывает на то, что он вообще интересовался науками.
«Позже [в 12 г. до н. э.], когда Ирод приплыл в Рим, чтобы повидаться с Августом, он взял Николая с собой на свой корабль, и они вместе занимались философией». [31] Нет никаких оснований сомневаться в том, что Николай пытался познакомить Ирода с перипатетической философией. Ирод не запал. Для его неподготовленных ушей изложение Николаем аристотелевских концепций умеренности и справедливости должно было звучать очень похоже на фарисейскую чушь о благочестии, а риторика Николая мало чем отличалась от проповеди раввина. И то, и другое Ирода одинаково утомляло.
История, однако, казалась более полезной. Она могла бы помочь еще больше расширить его владения, а также в борьбе с его внутренними врагами. Престиж, присущий истории, написанной под его покровительством, должно быть, был еще одним соображением. Архелай, царь Каппадокии, чья дочь вышла замуж за сына Ирода, принимал при своем дворе философов и историков и сам был писателем. Юба, царь Мавритании, также написал много исторических трудов. Но в случае с Иродом, возможно, был еще один мотив. Евреи, верившие, что только они обладают прошлым, достойным тщательного изучения, вполне могли быть впечатлены всеобщей историей, открывающей окно в эллинизм.
Аристотель сказал, что лучше изучать поэзию, нежели историю. Поэтому для человека, который называл себя «ревностным аристотелистом», было довольно странно сесть и составить историю в ста сорока четырех книгах. Однако, история, в конце концов, является продолжением философии.
Можно упомянуть еще один полуисторический труд Николая, написанный под патронажем Ирода, конкретно «Собрание замечательных обычаев». [32] В этом труде описывались странные законы и обычаи некоторых варварских и греческих народов, с географической точки зрения, начиная с Италийского полуострова и продвигаясь на Восток — в Иллирию, Фракию, Понт, Малую Азию, а затем в Ливию. Якоби предполагает, что «Собрание» было побочным продуктом Истории и они основаны на одних и тех же источниках. Если это так, то работа об обычаях должна быть датирована последним десятилетием правления Ирода, между 14 и 4 годами до н. э. Но это сомнительно. Тема сборника принадлежит к перипатетической традиции и, таким образом, его можно отнести к философским работам Николая, которые, по–видимому, предшествуют Истории. [33] Более того, вряд ли у Николая, поглощенного государственными миссиями и сочинением Истории, было время написать в течение этого периода еще одну работу. Мы знаем об интересе Николая к индийским обычаям в 20 году до н. э., и это может дать ключ к разгадке даты составления Собрания (90 F 100). Последовательность исторических работ Николая, по–видимому, такова: «Житие Августа» (середина 20‑х годов), «Собрание замечательных обычаев» (около 20 года) и «История» (14 - 4 гг. до н. э.).
Таким образом, Николай постоянно творил для вящей славы Ирода. Цель прославленной биографии Августа очевидна, и цель Истории изложена, но цель «Собрания» неизвестна. Возможно, оно было написано для того, чтобы развлечь Ирода, хотя это предполагало бы подлинный интерес к литературе со стороны царя. Возможно, это было сравнительное изучение еврейских и варварских обычаев. Но проверить нельзя, поскольку фрагменты не содержат ничего, касающегося евреев. Однако аналогичная работа Конона, посвященная Архелаю, царю Каппадокии, предполагает, что она, возможно, была частью международного литературного состязания.
Интриги при дворе Ирода заставили Николая прервать написание Истории. В 12 году до нашей эры, хвастается Николай, Ирод пригласил его отплыть на собственном царском корабле в Рим. [34] Краткое заявление Николая в его автобиографии не говорит о его отношении к обвинениям, выдвинутым против сыновей Ирода, Александра и Аристобула. Но последующее отношение Николая к сыновьям Мариамны наводит на мысль, что он, должно быть, был доволен примирением между отцом и сыновьями, достигнутым по совету Августа.[35]
И в «Автобиографии», и в «Древностях» содержится больше подробностей о следующем путешествии Николая в Рим, возможно, о самой деликатной иностранной миссии, которую он предпринял от имени Ирода (90 F 136; AJ, XVI, 335-55). В Риме Силлей, ведущий набатейский военачальник, в 8 году до н. э. обвинил Ирода во вторжении в соседнюю Набатею. Августу это показалось грубым нарушением принципа, согласно которому ни один царь–клиент не должен был вступать в военные действия против кого–либо другого царя–клиента без прямого разрешения Рима. После того как постоянному представителю Ирода в Риме и специальным посланникам Ирода было отказано в допуске к Августу, царь поспешно отправил в Рим Николая (AJ, XVI, 289; XVI, 293; 90 F 136, 1). Краткий отчет в Автобиографии просто хвастается тем, что в достижении примирения между Иродом и Августом Николай не столкнулся с какими–либо трудностями (90 F 136, 1). Иосиф Флавий, однако, предлагает подробности, которые раскрывают софистическое мастерство Николая. Вместо того чтобы просто защищать действия Ирода, Николай начал с личной атаки на Силлея, для чего он тщательно изучил интриги во вражеском лагере. Воспользовавшись расколом внутри арабской делегации, он обвинил Силлея в заговоре против его собственного набатейского вождя. Было выдвинуто неуместное обвинение, что Силлей прелюбодействовал как со своими, так и с римлянками (AJ, XVI, 335-350). Эффективность Николая как адвоката сомнению не подлежит, но его претензии на справедливость — другое дело. [36] Действительно, Николай настолько ловко убедил Августа в невиновности Ирода, что принцепс теперь был готов передать иудейскому царю разбитое на фракции Набатейское царство (AJ, XVI, 353).
К сожалению, в этот момент, по словам Иосифа Флавия, из Иудеи пришли новые письма с просьбой Августу разрешить привлечь к суду сыновей Ирода за настойчивые попытки заговора. Теперь Август передумал доверять Набатею престарелому Ироду, но он удовлетворил просьбу предать сыновей суду (AJ, XVI, 353-358). Поспешно созванный синедрион, состоявший из римской знати в Берите, приговорил их к смерти (AJ, XVI, 356 ff.).
И Автобиография, и Древности полностью совпадают с реакцией Николая на смертный приговор Александру и Аристобулу. По возвращении из Рима Ирод встретился с Николаем в Тире. Царь рассказал Николаю о ходе разбирательства и спросил его, должен ли приговор быть приведен в исполнение. Николай посоветовал Ироду держать своих сыновей за решеткой до тех пор, пока у царя не появится больше времени для принятия разумного решения (T 6 = AJ, XVI, 370-373; F 136, 2-3). Иосиф Флавий цитирует Николая, который добавил, что такого же мнения придерживались и в Риме. [37] Но затем два источника расходятся. Согласно фрагментам Автобиографии, именно Антипатр, старший сын Ирода, который также был претендентом на трон, убеждал своего отца не медлить с казнью, утверждая, что армия, находясь в соглашении с хасмонеями, готова присоединиться к восстанию. Автобиография добавляет, что Ирод, не посоветовавшись с Николаем, снова приказал привести приговоры в исполнение. Николай говорит, что его совет отложить казнь сделал Антипатра его врагом (90 F 136, 4). Рассказ в «Древностях» и «Войне» совершенно иной. Здесь непосредственной причиной казни сыновей Мариамны было сочувствие к ним, открыто высказанное некоторыми слугами Ирода, причем Антипатр, если и был к этому причастен, то лишь косвенно.[38]
Это расхождение между двумя источниками важно, поскольку оно может помочь нам определить дату, когда Николай завершил свою Историю. Здесь мы имеем отчет Николая в его автобиографии, написанной после смерти Ирода, в котором Антипатр напрямую обвиняется в смерти Александра и Аристобула. Рассказ Иосифа Флавия, основанный на Истории Николая, почти не упоминает Антипатра. [39] Таким образом, следует предположить, что Николай составил рассказ о смерти сыновей Мариамны до 5 г. до н. э., когда Антипатр все еще был наследником Ирода. Из этого следует, что Николай в своей Истории привел рассказ, в котором говорилось, что сыновья Мариамны на самом деле были виновны в заговоре против своего отца. Это предположение подтверждается Иосифом Флавием, который прямо заявляет, что Николай, подчиняясь Ироду, написал отчет, в котором он обвинил сыновей Мариамны в измене (90 F 102 = AJ, XVI, 185). И поскольку Александр и Аристобул были казнены в 7 году до н. э., из этого следует, что в 5 году до н. э. Николай уже описывал события, произошедшие двумя годами ранее.
Николай сыграл главную роль в убийстве Иродом старшего сына, Антипатра. Когда последний предстал перед судом в 5 году до н. э. за заговор против своего отца и братьев, Ирод поручил обвинение Николаю. Вражда между Антипатром и Николаем, как гласит Автобиография, теперь носила личный характер (90 F 136, 4-7). Николай стремился убрать Антипатра со сцены, без сомнения, опасаясь, что Антипатр попытается сделать то же самое и с ним. Вина Антипатра, однако, подтверждается как фрагментами, так и Иосифом Флавием (90 F 136, 4-7; AJ, XVII, 1 ff.; BJ, I, 552 ff.). Но тесная параллель между Автобиографией и рассказом Иосифа Флавия в «Войне» и в «Древностях» предполагает, что последний цитирует непосредственно Николая (90 F 136, 5-7; F 143). Поэтому никогда не будет известно, действительно ли Антипатр был негодяем, каким его изображают источники.[40]
Обвинительный акт Николая против Антипатра, подробно цитируемый в «Древностях», звучит достоверно (90 F 143 = AJ, XVII, 107-120). Хотя в Автобиографии Николай позже выразил сомнение в виновности сыновей Мариамны, [41] в своем обвинительном акте против Антипатра он считает само собой разумеющимся, что два сына были осуждены справедливо. Обвинение против Антипатра состояло не в том, что он усердствовал в преследовании своих братьев, а в том, что впоследствии он подражал их презренному поведению; не в том, что он стал причиной смерти сыновей Мариамны, а в том, что он присоединился к их сообщникам в заговоре против оставшихся в живых братьев и царя (90 F 143 = AJ, XVII, 109 ff.). Николай в своей автобиографии, написанной после смерти царя, открыто обвиняет Антипатра в братоубийстве (90 F 136, 7).
Несмотря на успех Николая в качестве прокурора, Антипатр временно избежал наказания. Николай посоветовал Ироду переслать материалы судебного процесса Августу, но предостерег от отправки обвиняемых в Рим; риск того, что Антипатр может получить свободу, был слишком велик (90 F 136, 7; AJ, XVII, 144 ff.). Посаженный за решетку, Антипатр, услышав, что его отец смертельно болен, начал вести себя не как тюремный заключенный, а как человек, у которого царство почти в руках. Ирод, узнав об этом, приказал немедленно казнить его. Пять дней спустя Ирод умер (AJ, XVII, 182 ff.; BJ, I, 661 ff.).
Последним известным политическим актом Николая было его вмешательство в борьбу за престолонаследие между сыновьями Ирода. Ирод перед своей смертью сменил престолонаследника с Антипы на Архелая. [42] После смерти Ирода Архелай стал бы царем, если бы его утвердил Август. В 4 году до н. э. братья, а также другие ведущие члены царской семьи собрались перед Августом, чтобы предъявить ему свои претензии (90 F 136, 8-11; AJ, XVII, 219 ff. = BJ, II, 14 ff.). Там Николай и его брат приняли разные стороны; Николай поддержал Архелая, но его брат Птолемей встал на сторону Антипы. [43] Это единственный раз, когда источники упоминают, что Птолемей, которого Иосиф Флавий называет «самым уважаемым другом Ирода», также находился на службе у Ирода.
Иосиф Флавий, и Автобиография Николая подтверждают, что выбор Николая в пользу Архелая капитально помог принцу. [44] Но в нескольких важных деталях, которые будут обсуждаться в четвертой главе, рассказ Иосифа Флавия как в «Войне», так и в «Древностях» отличается от рассказа фрагментов. Вмешательство Николая за Архелая лучше всего резюмируется его собственными словами: «Сначала он оспорил требования родственников, затем взялся за требования еврейских подданных. Аргументы греческих городов он, однако, не оспаривал, посоветовав Архелаю не выступать против их свободы, а довольствоваться управлением остальной частью царства. Он также не оспаривал притязаний младшего брата [Антипы], из–за дружбы с их отцом» (F 136, 10). Однако Иосиф Флавий, говоря о судебном разбирательстве, приводит более подробные сведения, иллюстрируя опыт и юридические навыки Николая. Аргументы членов царской семьи против Архелая были в первую очередь законными. Был ли Ирод в здравом уме, когда составлял свою последнюю волю? Неужели Архелай узурпировал царский титул без разрешения Августа? Была ли оправданной резня Архелаем восставших иудеев? [45] Николай возразил, что еврейское восстание было направлено как против римлян, так и против Архелая; во всяком случае, братья Архелая посоветовали ему не жалеть мятежников. Тот факт, что Август был назначен исполнителем завещания, доказывал вменяемость дарителя, что дополнительно подтверждается добросовестностью бенефициара (BJ, II, 35-36; AJ, XVII, 240-247). Николай не чувствовал необходимости отвечать на обвинение Архелая в узурпации власти, поскольку с самого начала было ясно, что любое присвоение власти требует подтверждения Августа (BJ, I, 666; AJ, XVII, 202). Август указал, что он согласен с Николаем, но отложил слушания, возможно, для того, чтобы выслушать мнения делегатов еврейского народа.[46]
Обвинения, выдвинутые еврейскими депутатами, носили политический характер. Они обвиняли правление Ирода как самое жестокое с тех пор, как они восстановили автономию во времена Ксеркса. Тиран истощил богатства страны, чтобы украсить храмы чужих городов, обесчестил их дочерей и нарушил законы их предков. Архелай доказал, что он сын Ирода, вырезав три тысячи евреев перед храмом (BJ, II, 84-92; AJ, XVII, 301-314). Николай, оправдывая репрессии Архелая, возразил, что еврейские депутаты, по их собственному признанию, санкционировали восстание. Что касается их обвинения против Ирода, то мертвые цари неподсудны. Когда же он был жив, никаких подобных обвинений против него не выдвигалось, потому что никто не осмеливался.[47]
Николай хвастается, что Август хвалил его защиту Архелая (90 F 136, 11). Но не более. Август назначил Архелая этнархом половины Палестины, пообещав ему царский сан, если он докажет, что его достоин, и передал тетрархии двум младшим братьям (90 F 136, 11; BJ, II, 94 ff.; AJ, 317 ff.). Другими словами, воля Ирода сохранить царство в неприкосновенности отменялась. Защита Николая не была такой успешной, как он и Иосиф Флавий хотят изобразить, хотя ни в коем случае не провальной.[48]
Из Автобиографии мы делаем вывод, что после защиты Архелая Николай некоторое время оставался в Риме. [49] Там он завершил свою Историю, которая заканчивалась событиями 4 года до н. э. Здесь описание еврейской истории Иосифом Флавием перестает быть плавным изложением и бессистемно продолжается бессвязными анекдотами. Понятно, что у Иосифа больше не было источника. [50] Аргумент Лакера, что у Николая, должно быть, был лучший взгляд на мировую историю, который позволил ему начать с ассирийцев и закончить смертью Ирода, не заслуживает поддержки. Как секретарь Ирода, он после смерти царя потерял интерес к историографии. Возможно, на это указывает сам Николай. Описывая цель своего путешествия с Архелаем в Рим, он говорит, имея в виду себя: «И ему было тогда около шестидесяти лет, что говорит о закате его жизни'' (90 F 136).
В Риме Николай, по–видимому, отошел от политики, посвятив себя вместо этого занятиям философии. По его словам, многие задавались вопросом, почему он отвергал общество богатых людей, которые искали его компании (90 F 138). Ответ Николая, что богатые, как правило, испорчены, и поэтому он предпочитал общаться с простыми людьми, вызывает удивление (90 F 138). Воспитатель детей Клеопатры, советник Ирода и друг Августа, Николай хвастался тем, что был убежденным демократом, который даже к своим рабам относился как к равным. [51] Если понимать эти слова буквально, возникает вопрос, была ли его дружба с Иродом такой искренней, в которую он хотел чтобы все поверили. Но нет никаких оснований требовать от него постоянства, поскольку мы, очевидно, сталкиваемся со сложной личностью.
Умер ли Николай в Риме или прожил свои последние дни в любимом родном городе, неизвестно. Несмотря на свое восхищение Дамаском, большую часть своей жизни он провел вдали от него. Однако жители Дамаска продолжали хранить память о нем вплоть до завоевания этого города сарацинами в седьмом столетии (90 T 2). Перед смертью Николай написал автобиографию, работу, которая проливает дополнительный свет на сложность его характера, и именно автобиография является предметом следующей главы.


[1] Защита Николаем прав ионийских евреев: 90 Т 4 = AJ, XVI, 27-30; F 81 = AJ, XII, 125-7; F 142 = XVI, 31-57, о чем не упоминается ни в «Автобиографии», ни в «Войне». Миссия Николая в Рим в 8 г. до н. э.: AJ, XVI, 299; 332-350; 355 (ср. Т. 5; BJ, I, 574; F 136, 1). Николай о сыновьях Мариамны в Т 6 = AJ, XVI, 370-372 (ср. F. 136, 2-4 и F 102). Его обвинение Антипатра: Т 7 = AJ, XVII, 99 ff. = BJ, II, 14 ff., F 143 (ср. F 135 5-7). Речь Николая за Архелая: Т 8-9; AJ, XVII, 219; 224 f.; 240 ff; 315 ff; BJ, II, 14 ff., 34 ff. Критика Иосифом Истории Николая см. в T 12; FF 96; 101-102 = AJ, XVI, 179 ff.
[2] В 14 г. до н. э. Николаю было около шестидесяти лет (F 136, 8).
[3] FF 96; 101-2 Иосиф обвиняет Николая в откровенной фальсификации в угоду Ироду. Vita Caesaris была столь же лестна для Августа.
[4] F 90 131 = Suda, s. v. Antipatros; Зуземиль и Лакер отвергают отождествление Кихорием этого Антипатра с человеком, который, согласно Диону Хрисостому (16, p. 480 R) участвовал в ораторском состязании в Риме в 33 г. до н. э.
[5] F 131. О Птолемее см. также T 8 = AJ, XVII, 225 = BJ, II, 21.
[6] «Все поэтическое искусство» (F 90 F 132, 1) относится к Гомеру, Гесиоду и другим. FF 71; 83; 84 показывают глубокий интерес Николая к Гомеру и Гесиоду.
[7] О его пребывании в Александрии упоминает 90 Т 2; Рим он посетил по крайней мере три раза: в 12 г. до н. э. (F 135), в 8 г. до н. э. (T 7), в 4 г. до н. э. (TT 8-9; FF 136, 8-11; 138).
[8] F 140 = Anthol. Pal. VII, 304. О посещении Николаем Родоса см. 90 F 134.
[9] См. 90 T 4; FF 81; 142 о его визите в Ионию; F 100 об Антиохии; F 134 о других упомянутых местах.
[10] F 134. О пристрастии Николая к путешествиям см. F 132, 3.
[11] См. 90 F 135, где говорится, что Николай сопровождал Ирода в Рим в 12 г. до н. э. Согласно BJ, I, 426-428, царь, возвращаясь домой, председательствовал на Олимпийских играх, предположительно вместе с Николаем.
[12] Можно утверждать, хотя это и не совсем точно, что Николай был главным агентом Ирода, через которого он распределял свои дары по иностранным городам (ср. 90 F 134). Это могло привести Николая не только в Афины, но и в Никополь, Пергам, Ликию и Самос, а также в другие места (BJ, I, 422-425; AJ, XVI, 147-149).
[13] F 130. Дж. Болсдон приводит этот отрывок в поддержку мнения, что историю о Цезаре как об отце Цезариона выдумали Антоний и Клеопатра. Однако, если Цезарь отрекся от Цезариона в своем завещании, то вопрос о его отцовстве был решен еще до его смерти.
[14] Тарн добавляет, что Клеопатра была непопулярна в Иерусалиме за то, что однажды она исключила евреев как неграждан из распределения зерна.
[15] F 100 = Strabo, XV, 1, 73. Николай был достаточно близок к Августу, чтобы иметь возможность описать содержание и язык индийского послания.
[16] См. 90 TT 5-6; 9-10; ср. T 1, где дружба Николая с Иродом упоминается раньше, чем с Августом.
[17] AJ, XV, 354-358. FF 134 135 и T 4 убедительно показывают, что Николай в 14 г. до н. э. уже был старым другом Ирода.
[18] Лакер основывает этот вывод на сравнении маршрута Николая в 90 F 134 и в AJ, XVI, 16-23. Лакер считает, что та часть путешествия, в которой участвовал Николай, от Палестины до Родоса, Коса и Хиоса, описана полностью (AJ, XVI, 17-19), но та часть, в которой Николай отделился от Ирода (AJ, XVI, 23), отражена скудно. Одно дело, однако, указывать на то, что рассказ Иосифа иногда очень точно повторяет личное участие Николая, а другое — утверждать, как это делает Лакер, что все подробные описания Ирода у Иосифа происходят из личного опыта Николая.
[19] Согласно BJ, I, 225 Кассий назначил Ирода эпимелетом, в AJ, XIV, 280 стратегом.
[20] О мемуарах Ирода см. FGrH, 236 F 1 = AJ, XV, 165-74. Диалог между Иродом и Мариамной (AJ, XV, 84-85) и встреча Клеопатры и Ирода в Иерихоне (AJ, XV, 96-103) — это лишь два примера, которые можно привести в доказательство того, что подробные описания не обязательно означают, что Николай лично участвовал или присутствовал при этих событиях.
[21] T 2. Неразумно утверждать по примеру Тарна, что вражда между Клеопатрой и Иродом является полностью последующим приукрашиванием Николая. Клеопатра, безусловно, положила глаз на Иудейское царство. Ироду пришлось заплатить дань в 200 талантов за владения, которые он был вынужден сдать ей в аренду (AJ, XV, 103-106; BJ, I, 362), а после убийства Иродом своего племянника, хасмонеянина Аристобула, вмешательство Клеопатры едва не привело к падению царя (AJ, XV, 62-67).
[22] TT 1; 5; 10; 13; FF 100; 125-130 = Vita Caesaris; F 136, 1 указывают на сердечные отношения между Августом и Николаем.
[23] Ирод проницательно указал Октавиану на их общую ненависть к Клеопатре, AJ, XV, 187 ff.; BJ, I, 388 ff.
[24] Позиция Ирода как ведущего царя–клиента очевидна в AJ, XVII, 246, где Николай, обращаясь к Августу, именно так Ирода и называет. Отто, Момильяно и Шалит приписывают успех Ирода его попытке эллинизировать Иудею. Но это объяснение основано на нескольких поверхностных действиях, которые уже были в процессе во время правления Хасмонеев. Более вероятно, что Август был увлечен успешной пропагандой Ирода, а не серьезными попытками Ирода вмешаться в верования своих подданных. Конечно, дорогостоящее восстановление храма Иродом только укрепило противостоящие эллинизации силы (AJ, XV, 380-425); можно отметить, что единственный раз, когда Ирод ввел обычаи, противоречащие еврейской традиции, он сделал это в честь Августа (AJ, XV, 267-279); даже театры были предназначены в первую очередь для того, чтобы произвести впечатление на иностранцев (AJ, XV, 267-276), а не для эллинизации Иудеи.
[25] Кроме Николая и его брата Птолемея упоминаются следующие греки: ритор Ириней (BJ, II, 21 = AJ, XVII, 226), Эврикл из Спарты (BJ, I, 513 ff. = AJ, XVI, 301 ff. ). Эврест из Коса (BJ, I, 532 AJ, XVI, 312); и, возможно, другие.
[26] «… он подчинил всех живущих по реке Рейну и за Ионическим морем. Усмирил он и иллирийские племена: их называют паннонцами и даками» (90 F 125. 1).
[27] О визите Ирода в Аквилею см. AJ, XVI, 91; о визите Николая в Рим см. F 135. После этого Ирод (и, предположительно, Николай) отправился в Олимпию и председательствовал на играх, в 12 г. до н. э.
[28] Ирод оплатил стоимость ремонта поврежденного портика в Хиосе (AJ, XVI, 18); о других подарках греческим городам см. BJ, I, 422-425; см. также 90 F 134.
[29] Согласно Иосифу, популярность Ирода в Иерусалиме никогда не была так велика, как в это время (AJ, XVI, 62-65).
[30] F 135 следует за описанием путешествия Ирода в Малую Азию (F 134).
[31] F 135. Ирод отплыл в Рим в 12 г. до н. э. (AJ, XVI, 90 ff. ).
[32] По поводу названия см. 90 T 13: «Собрание чудесных обычаев»; FF 101 ff.: «Собрание обычаев». Фотий (T 13) говорит, что работа была написана для Ирода.
[33] Возможно, Дюммлер прав, предполагая, что «Сборник» был частично основан на Nomima barbarika Аристотеля. Якоби считает, что проверить это нельзя.
[34] F 135. Иосиф приводит отчет о путешествии Ирода, но не упоминает Николая (AJ, XVI, 90 ff.; BJ, I, 452 ff.)
[35] AJ, XVI, 121 ff.; BJ, II, 454. О последующем поведении Николая см. F 90 136, 6-7.
[36] F 137, 2-4, где Николай хвастается, что никогда не поступал несправедливо по отношению к кому–либо.
[37] Иосиф (AJ, XVI, 370; 372 = T 6) несомненно, прав, утверждая, что Ироду не терпелось узнать реакцию Августа на суд. Действительно ли, как записано в пятом веке Макробием (Сатурналии, II, 4, 11), Август сказал, что он предпочел бы быть us (свиньей) Ирода, чем его uios (сыном), неизвестно.
[38] Иосиф (AJ, XVI, 387-404 = BJ, I, 544-551) вообще не упоминает Антипатра. Но поскольку о возвышении Антипатра как будущего наследника рассказывается сразу после (AJ, XVII, 1 ff. = BJ, I, 552 ff. ), он косвенно при делах.
[39] Отто напротив утверждает, что Иосиф в своем рассказе о казни сыновей Мариамны не следовал Николаю. Отто указывает, что враждебность Николая к Антипатру предопределяет «Истории» как источник. Но это, кажется, делает еще более вероятным, что источником был Николай, так как пока Антипатр был жив, он не стал бы указывать на его вину, по крайней мере, прямо. Что касается AJ, XVI, 404, где Иосиф в конце книги указывает на жестокий характер Ирода, то это явно комментарий Иосифа, тогда как Отто видит здесь существования какого–то анонимного автора, у которого Иосиф якобы скопировал весь рассказ о смерти сыновей Мариамны.
[40] Отто отрицает возможность преувеличения вины Антипатра в источниках. Но он следует своему предположению, что источником Иосифа является не Николай, а пересказ Николая анонимным автором.
[41] F 136, 2-4. См. также F 136, 7, где Антипатр назван убийцей отца и братьев.
[42] AJ, XVII, 188 ff. = BJ, I, 664, 668. Архелай должен был стать правителем всей страны; братья должны были получить тетрархии.
[43] Антипа склонил на свою сторону «николаева брата Птолемея, друга Ирода и находящегося у царя в особом почете» (Τ 8, AJ, XVII, 225 = BJ, II, 21; ср. F 131).
[44] И в AJ, XVII, 240 ff., и в BJ, II, 33 ff. Николай выступает в последнюю очередь; после этого Август утвердил Архелая в качестве наследника. В Автобиографии Николай утверждает, что Август похвалил его речь за Архелая (90 F 136, 10-11).
[45] BJ, II, 26-32; AJ, XVII, 230-239. В «Древностях» подробнее, но в основном как и в «Войне».
[46] BJ, II, 37-38; AJ, XVII, 247-248. Николай для краткости объединяет эти две сессии в одну (F 136, 8-11).
[47] BJ, II, 92; AJ, XVII, 315-316. Иосиф косвенно подтверждает слова Николая (90 F 136, 10) о том, что последний воздержался от нападения на братьев Архелая.
[48] Архелай прибыл в Рим в надежде получить «всю власть» (90 F 136) или «царство» (BJ, I, 668). Утверждение Шюрера, что Август по существу подтвердил волю Ирода, неточно. Клауснер обвиняет Ирода в том, что он более или менее инициировал раздел.
[49] F 138. Решение Николая остаться в Риме вместо возвращения в Иерусалим указывает на его прохладное отношение к Архелаю; возможно, Архелай был недоволен позицией Августа, обвиняя Николая в том, что он не обеспечил ему все царство.
[50] Начиная с AJ, XVII, 250; BJ, II, 39, источники Иосифа скудеют.
[51] О заявлении Николая относительно его рабов см. 90 F 139.