2. Фемистокл в общении с греками и персами

Примерно в 482 году в Лаврионе, точнее в Маронее, были обнаружены новые серебряные жилы. Первоначальная идея состояла в том, чтобы распределить часть этих богатств, около ста талантов, между гражданами; с другой стороны, Фемистокл предложил, чтобы сто самых богатых граждан взяли по одному таланту каждый, чтобы построить одну или две триеры.
Следовательно Фемистоклу удается убедить афинян одобрить и реализовать этот проект, приводя в качестве аргументов неприемлемость повторения неудач в войне против Эгины и угрозу новых персидских нашествий.
Источники, в частности историографические, не преминули упомянуть этот эпизод, потому что он важен на разных уровнях: историческом, политическом, военном, социальном, идеологическом. Наиболее значимые авторы — Геродот и Фукидид.
Геродот в изложении этих фактов весьма лаконичен и не дает никаких конкретных комментариев или интерпретаций, он придерживается простого описания, и все же его слова много подсказывают. Прежде всего, после оракула о «деревянной стене» галикарнасец вставляет эпизод, в котором 1) Фемистокл выступает против официальных толкователей, давая свою личную интерпретацию слов Пифии и убеждая афинян двумя аргументами: первый базируется на лексическом анализе ответа (и поэтому прилагательное θείη, относящееся именно к Саламину, указывает на положительный для греков результат), второй основан на фактах: шанс на выживание дают корабли; 2) Фемистокл получает согласие афинского народа на содержание флота, чтобы им не пришлось покидать Аттику; однако, по настоянию Фемистокла, афиняне должны будут укрыться в Саламине и Трезене.
Фукидид вместо этого вставляет предложение Фемистокла в совершенно иной контекст: «по мере того, как Греция становилась более могущественной и предавалась еще больше, чем раньше, накоплению богатств, в городах обычно появлялись тирании с увеличением доходов ( … ); и Греция создавала флоты и больше посвящала себя морю» (Thuc. I, 13, 1). Но лишь при Фемистокле флоты становятся постоянными и готовыми к войне, сначала против эгинетов, а затем потому, что «ожидали прихода варвара» (Thuc. I, 14, 3). И именно наибольшее количество афинских кораблей определило успех при Саламине по мнению самих афинян (Thuc. I, 74, 1). Фукидид признает этот эпизод поворотным моментом, который приведет к созданию империи и к конфликту со Спартой: «древний» период заканчивается, а он является прелюдией к современному.
Плутарх вносит свой вклад в развитие этого события, включив в биографическую композицию философский элемент, перефразируя Платона: «он создал мореплавателей и моряков (…) его обвиняли в том, что отнял у граждан копье и щит и приковал афинский народ к скамье и веслу» (Plut. Them. 4, 4). Платон (и, возможно, Плутарх тоже) считает, что моряки склонны к бегству, потому что у них есть на то возможность и потому что они трусливы духом и склонны ко лжи.
Этот переход от древней (почти героической) и аристократической сухопутно–гоплитской державы к морской империи, в строительстве которой должны участвовать все граждане, является реальной μεταβολή, переменой. Концепция Фемистокла предвещает новшества, и его репутация типична для тех, кто способствует переменам: революция, которая пропагандируется внутри полиса, дестабилизирует обстановку, хотя это и необходимо для выживания самой общины, и Фемистокл представляется зеркалом этого противоречия, потому что он сам является дестабилизирующим элементом как в городе, так и в истории города.
В августе 480 года Афины были оставлены на разорение персам после перевозки женщин, детей, скарба и животных в Саламин, Эгину и Трезен. В следующем месяце происходит битва при Саламине на глазах великого царя Ксеркса: там спартанец Еврибиад возглавляет греческий флот, а персидский флот прибывает из Эвбеи в Фалерон. Афиняне, эгинеты и мегарцы добиваются, чтобы греки столкнулись с персами между Саламином и Аттикой, а не у Истма, как было предложено первоначально. Греки одержали верх, несмотря на значительно меньшее количество судов благодаря тщательной стратегии, знанию местности и мастерству командиров. Персидский флот возвращается в Азию, а сухопутное войско отправляется зимовать в Фессалию.
Главным источником и в этом случае является Геродот (VIII, 83-96), хотя, тем не менее, есть и другие, последующие авторы, которые внесли важный вклад в реконструкцию фактов и впечатлений.
Знаменательным для понимания отношения галикарнасского историка к Фемистоклу является эпизод, в котором во время битвы эгинет Поликрит обвинил Фемистокла в медизме после того, как незадолго до битвы афиняне обвинили в медизме эгинетов. Поликрит, а не Фемистокл входит в число тех, кто обретает наибольшую славу (VIII, 92, 2). Фукидид пишет, что лакедемонянин Павсаний и афинянин Фемистокл были «знаменитейшими в свое время эллинами» (Thuc. I, 138, 6). Геродот по–видимому, дистанцируется от общего мнения середины V века, когда пишет о Фемистокле, что «он имел большую славу самого проницательного человека (σοφοτατος) из всех греков» (Hdt. VIII.124.1). Поздняя традиция, с другой стороны, более решительно приписывает Фемистоклу роль спасителя Эллады. В первом веке до нашей эры Диодор Сицилийский, опираясь на традицию прославления подвигов Фемистокла, утверждает, что «по единодушному согласию ему была приписана заслуга победы» (XI, 19, 5) и что Фемистокл, несомненно, является самым превосходным человеком из всех, с кем он столкнулся в своих исследованиях (XI, 58, 5). В этот же период Корнелий Непот осмеливается утверждать, что Ксеркс «был побежден скорее замыслом Фемистокла, нежели оружием греков» (Them. 4) и «знанием одного человека была освобождена Греция и Европа укротила Азию» (Them. 5). Здесь фиксируется связь между событием и отдельной личностью: изобретательность одного человека более эффективна, чем военное вмешательство всего греческого народа, и та же самая хитрость означает, что одна половина мира уступила другой. Эти ключевые эпизоды способствуют — через интерпретации и восприятие древних источников — превращению Фемистокла в личность, обладающую определенными характеристиками и особенностями, которые претерпевают от автора к автору вариации и модификации, проблематизируя его и выявляя культурные субстраты.
Политические и военные действия в том виде, в каком они представлены в источниках, тесно переплетены с использованием Фемистоклом μῆτις, когда он пускает в ход уловки, обманы и хитрости. Эпизоды, в которых это качество проявляется как присущее Фемистоклу, многочисленны, хотя самого слова μῆτις в связанной с ним традиции нет: единственный случай встречается у Геродота в отрывке, в котором он передает изречение Пифии: «не может Паллада склонить Зевса ни многоречием, ни мудрым советом (μῆτις). В Илиаде μῆτις попадается шестнадцать раз, в Одиссее десять.
Среди эпизодов с фемистокловыми трюками наиболее известным, пожалуй, является тот, который связан с оракулом о «деревянной стене», когда Фемистокл каким–то образом навязывает свою интерпретацию слов пифии Аристоники (Hdt. VII, 141, 3); затем идут двойной обман с надписями, адресованными Фемистоклом ионийцам и карийцам (Hdt. VIII, 22-23 и Plut. Them. 9, 2), и два послания, доставленные к врагу без ведома греков персом Сикинном, слугой и наставником детей Фемистокла, первое, чтобы убедить царя первым напасть на греков, и те поневоле стали реагировать и сражаться (Hdt. VIII.75-76; Thuc. 1.74), и второе, уведомлявшее Ксеркса, что победоносные греки не собираются преследовать побежденного врага (Hdt. VIII, 110); далее плутовство, которым после войны удается укрепить Афины, не вызвав при этом враждебности со стороны спартанцев (Thuc. 1.89.3-93.2), и, наконец, уловка, чтобы стать гостем Адмета, царя молоссов, несмотря на старую вражду (Thuc. 1.136.2-137. 1).
С лексической точки зрения источники не являются однозначными: как правило, это уловки, планы и намерения, а не реальные обманы. У Геродота мы находим παλάμη (VIII, 19), μηχανή (VIII, 57, 2), ποιεύμα (VIII, 80, 1) и, наконец, ἀποθήκη (VIII, 109, 5); в VIII, 110 есть глагол διαβάλλω. Наконец, как уже отмечалось ранее, термин µῆτις у Геродота появляется только один раз и прямо во втором пророчестве пифии Аристоники (VII, 141, 3). Плутарх часто использует πανούργως (1,3), μηχανή и στρατήγημα (10, 1), πραγμάτεια (12, 3), γνώμη (16, 2), παρακρουσάμενος (19, 1). Непот же в биографии, посвященной афинскому полководцу, напротив, выражается более определенно: dolum (4), consilium (4), fallere (7).
Трюки, осуществляемые Фемистоклом в том виде, как они описаны в источниках, по–видимому, представляют собой повторяющиеся элементы, в частности 1) они происходят тайно; 2) происходят ночью; 3) для их организации только в немногих случаях используется посредник, который, однако, не участвует в подготовительной стадии.
1) Характер секретности связан с действиями Фемистокла: он действует, не сообщая никому о своем плане, или предоставляя только некоторые данные сотрудникам. Некоторые из этапов проекта Фемистокла выполняются тайно, другие наоборот среди бела дня. Фемистокл тайно удержал деньги для себя (ἐλάνθανε δὲ τὰ λοιπὰ ἔχων, Hdt. VIII, 5, 3), тайно покидает совет (λαθών, Hdt. VIII, 75), тайно получает деньги (λάθρῃ, Hdt. VIII, 112) и не раскрывает всю информацию (ταῦτα μέν νυν ἐς τοσοῦτο παρέγυμνον, Hdt. VIII, 19, 2). В Thuc. I, 91, 3-4: «Фемистокл тайно (κρύφα) посылает сообщение (…), и на этот раз он сказал открыто (φανερῶς)».
2) Интересно соображение Пиччирилли: «это (…) тьма и мрак благоприятствуют его интригам, обманам и уловкам: его µῆτις и ночь неотделимы; ночью он пытался подкупить спартанца Еврибиада и коринфянина Адиманта (Hdt. VIII, 5); именно ночью он привел в действие хитрость у Артемисия (Hdt. VIII, 19); именно ночью Мнесифил, его alter ego, подал ему идею плана, который привел к успеху при Саламине (Hdt. VIII, 56-58); именно ночью Фемистокл задумал и осуществил обман через посредство Сикинна (22); именно ночью состоялся его разговор с Аристидом (Plut. Arist. 8, 3); наконец, ночью Фемистокл и греки одержали верх над персами (Аr. V. 1085).
3) Фемистокл действует в одиночку, появляется как отдельная личность, которая не нуждается во внешней помощи и еще меньше сотрудничает с кем–то на равной основе. Фемистокл не просит совета, скорее он сам дает его; например, относительно резюмированной Геродотом (VIII, 83, 3) речи, которую он произнес перед битвой в Саламине для возбуждения солдат, отмечено, что πάντων является мужского рода, и фраза означает «всех говорящих», «всех генералов» и т. д., то есть Фемистокл один из них. Даже когда речь заходит о других важных личностях вроде Аристида или Еврибиада, он не сообщает им о своих намерениях. Фемистокл, по–видимому, чтобы сохранить себя свободным в действиях, не полагается ни на кого, и не должен полностью раскрывать свои мысли; здесь обнаруживается диалектика между тем, что сказано, и тем, что не сказано, между светом и тьмой, между явным и скрытым.
Отсюда определению неоднозначного и амбивалентного характера Фемистокла способствовали не только исторические факты, но и методы действия и поведения, а также установки, намеченные, описанные и интерпретированные источниками.
Эта особенность Фемистокла, или привычка использовать для обмана хитрость, по–видимому, имеет два значения, одно положительное и одно отрицательное: когда стратегия успешна и приносит пользу греческому обществу, работа Фемистокла, хотя и подозрительная, тайная и ночная, приобретает вес и становится приемлемой, если и не достойной похвалы; когда же, напротив, значение отрицательное, потому что план, по–видимому выгодный для сограждан, затем оказывается вредным, Фемистокл воспринимается и представляется как закулисная фигура. И все же проницательное и мошенническое поведение часто оказывается положительно оценено авторами, которые выражают почти определенную самоуспокоенность, завуалированную, но присутствующую, по моему мнению, даже у Геродота, для успеха обмана, особенно на войне. Это суждение основывается на данных: Фемистокл иногда выступает за родину, иногда ради собственной выгоды.
Возвращаясь к контекстуальным данным, персидские войны представляют собой поворотный пункт с военной, политической, культурной и идеологической точек зрения. Последние два аспекта имеют особое отношение к теме, которую я намерен рассмотреть, учитывая, что они способствуют более точному определению тех основополагающих характеристик идентичности, которые упоминаются в знаменитом отрывке Геродота: кровь, язык, культы и обычаи (Hdt. VIII, 144, 2). Военный конфликт заставляет различать соответствующие идеологические и культурные области, а не только географические: греки отличаются от варваров именно на основе этих факторов, а варвары — это люди, которые не принадлежат к греческому происхождению, поскольку они выражаются, используя другой и явно непонятный язык; их религия накладывается на культ суверена, и их обычаи иные, если не прямо отсталые. Следовательно, с одной стороны, свободные, праведные, грамотные и обученные греки, все (или почти) доблестные и благородные, с другой варвары, многие из которых неизбежно все рабы, кроме одного царя. Фемистокл грек, и все же его честность ставится под сомнение: он подвергается остракизму, изгнанию и бегству, несмотря на признанное авторство победы при Саламине, и вынужден искать убежища у варваров, чтобы очевидно стать одним из них.
Аспект, который вызвал мой интерес, находится в тесной связи с заявляемым до сих пор: Фемистокл играет исторически важную роль, но является спорным персонажем, как и события, которые видят его главным героем. Склонность к двурушничеству, хитрость и действие в соответствии с более чем идеологической практической выгодой являются факторами, которые играют важную роль в тот момент, когда после конфликта они снова перемещаются в персидскую среду. Все элементы, намеки, связанные с запасными планами, всегда не вполне дружественные связи с другими греческими политическими деятелями, контакты со всем иностранным, начиная, возможно, с матери, кажется, сходятся в фокусном моменте жизни Фемистокла: встрече с великим царем.
Изучение языка и принятие персидских обычаев ради получения защиты со стороны Артаксеркса, воспринимаются как точка невозврата, и если второе не является явлением, редко встречавшимся среди греков, которые каким–то образом оказываются связанными с персидским миром, то первое является. В самом деле все источники фиксируют это как маргинальность, особенно если учесть, что греки не проявляли интереса к другим языкам, но я считаю, что это свидетельствует об увлечении древних авторов афинским полководцем.
Фемистокл — это отличная лакмусовая бумажка противоречивых впечатлений, собранных при изучении древних источников об отношениях между греками и персами с точки зрения первых при решении проблем связей с иностранцем.
Темы, которые я затрону, поэтому три: первая касается общения или контакта, посредством которого происходит обмен информацией между Фемистоклом и различными персами, с которыми он должен общаться в соответствии с повествованием источников; вторая сфокусирована на языке или наиболее непосредственных средствах общения, но связана как с признанием интеллекта Фемистокла, так и, прежде всего, с изучением варварского иностранного языка. В центре внимания последней темы — медизм как в качестве причины обвинения в измене, так и в виде набора привычек, поведения и установок, принятых в свидетельствах древних авторов о Фемистокле.
Коммуникативность реализуется в диалектике выдачи/приема сообщения, но также обнаруживается во взаимосвязи с различными элементами, которые могут сосуществовать друг с другом и которые, в свою очередь, зависят от физических, материально–технических, психологических, географических, политических, философских и т. п. обстоятельств. то есть коммуникативный акт имеет место в определенном месте, в определенный момент, в силу определенных причин и обстоятельств и с различными характеристиками.
• · Связь между двумя или более сторонами может или не может потребовать вмешательства посредника.
• · Акт общения бывает свободный и спонтанный или контролируемый и организованный.
• · Сообщение производится по воле хотя бы одной из сторон, которая является активной или пассивной.
• · Связь происходит внутри городского периметра или за его пределами.
• · Общение может быть устным или письменным.
• · Отправленное сообщение является истинным или ложным, или и тем, и другим.
Коммуникационный акт, в котором участвуют только отправитель и получатель, теоретически самый простой, поскольку он не включает вмешательства третьих лиц, но все же может стать сложным, если будет представлена ​​промежуточная фигура, поскольку вмешательство третьей стороны представляет собой вариант, который привлекает других.
В греческом мире, если обмен информацией происходит в городе, то скорее всего, в посреднике нет необходимости: будет так называемая «межличностная передача». Когда, с другой стороны, связь осуществляется промежуточным оператором, он будет послом (πρέσβυς, πρεσβευτής), посланником (ἄγγελος) или вестником (κῆρυξ). Все эти термины имеют микенское происхождение, речь идет не о новых образованиях для новых реальностей, а о словах, которым время от времени соответствует текущее явление. Хотя перевод отдельных терминов сомнителен, функции и задачи несколько схожи: например, κῆρυξ и ἄγγελος всегда использовались почти как синонимы в литературе начиная с Гомера и в историографии начиная с Геродота.
Тем не менее также из–за того, что источники не идентифицируют определенные и исключительные навыки, можно сказать, что ἄγγελος — носитель известия, в то время как κῆρυξ — носитель уведомления. Первый позволяет выполнить действие, второй ставит перед свершившимся фактом. Разница между κῆρυξ и πρέσβυς определяется в схолиях к Фукидиду (I, 29, 1 р. 31 Hude): «κῆρυξ действует в военное время, а πρέσβυς в периоды мира». Πρέσβεις и πρεσβευταί — «должностные лица, отправляемые из одного государства в другое, чтобы представлять его там, иногда или всегда, в определенных делах или во взаимных международных отношениях» (Пиччирилли).
Передача информации может быть активной (т. е. когда известие передается от источника получателю) или пассивной (когда посланник отправляется для получения информации от источника). В целом, в греческом мире ἄγγελος, по крайней мере на официальном уровне, похоже, соответствует фигуре раба, ответственного за доставку сообщений, обычно устных, среди частных лиц.
Возможность письма, однако, влечет за собой определенную степень грамотности отправителя, а также получателя, и наличие письменных материалов в дополнение к наличию посредника, который выступает в качестве предъявителя сообщения, если отправитель не может взять на себя эту роль. Поэтому разговор остается столь же предпочтительной, если не лучшей формой общения.
Устное общение — это открытая среда, которая позволяет свободно распространять информацию, в то время как письмо, понимаемое как закрытая и недоступная запись, является прерогативой в целом правящих классов.
Если информация выходит за пределы городского периметра, необходимо учитывать два фактора: пространство и время, необходимое для его прохождения: «транспортировка известий требует времени, пропорционального пространству, которое необходимо преодолеть» (Лонго).
Наконец, остается правдивость или ложность передаваемой информации. Фактически сообщение может быть выдано отправителем как ложное, или оно может быть изменено по различным причинам. В этом контексте и находится ψευδαγγελία, за которую предусмотрены санкции (Plat. Leg. 941a-b), хотя она допускается в военное время (Xen. Eq. Mag. 58).
То, что было сказано до сих пор, является результатом изучения древних источников и свидетельств, а также толкований и комментариев, которые авторы предложили на тему общения и передачи сообщений. Здесь коммуникативные акты находят пространство как двигатели исторических и политических процессов, и как объект повествования они также подвергаются искажениям. Именно эти искажения являются отражением древнего восприятия коммуникативных актов. Коммуникационный акт может происходить через язык в устной или письменной форме. И все же работы, которые сообщают об этих действиях, написаны (иначе быть не могло), авторы выбрали форму и содержание, когда они сообщили об этих действиях.
Меня же интересует прежде всего роль, которую играет в акте общения Фемистокл, в частности в контексте сосуществования греческого и персидского языков. В древней Греции общение является одной из основных функций общественных действий.
Поэтому есть две области, в которых происходит действие, а именно: частная и общественная. Частная сфера не вмешивается прямо и явно в городские учреждения. Публичная сфера, с другой стороны, неразрывно связана с гражданскими столпами полиса: поэтому в ней используется дипломатическая практика. Она имеет отношение к моему исследованию, потому что Фемистокл является личностью, имеющей большое политическое значение: он, как будет вскоре замечено, занимает должности, имеющие отношение к послам, и поддерживает связи с Великим царем через носителя информации, слугу Сикинна.
В результате дипломатия играет важную роль как в военно–политической практике, так и в формировании культурных связей между древними реалиями. Ее можно определить как совокупность процедур и институтов, используемых в международных отношениях между автономными сообществами. Дипломатические отношения между полисами и между греками и негреками осуществляются с целью защиты и поддержания безопасности и привилегий; споры разрешаются или намеренно усиливаются с помощью дипломатических актов, укрепляются или распадаются альянсы. В контексте, который предопределяет конфликт, дипломатические отношения настроены как противостояние между более сильной и более слабой сторонами, в которой первая обратится к второй с целью получения подчинения или, по крайней мере, соблюдения проекта, который она хочет навязать, будь то военный, политический и т. д. К этой категории относятся, например, требования Великого царя воды и земли от греков.
Поскольку успех (или неудача) посольства в значительной степени зависит от способности посла убеждать с помощью эффективности произнесенного слова и его адаптации к аудитории, послы, следовательно, являются «публичными убеждателями», задача которых состоит в том, чтобы дать слабейшей стороне уступить, не оставляя ей места для встречных предложений. Мы уже можем видеть тесную связь между риторикой, убеждением и обманом, элементами, которые традиция приписывает Фемистоклу в эпизодах, которые я кратко проанализирую. Фактически, посол должен часто прибегать к хитростям и обману (и подкупу), если это необходимо. Кроме того, чтобы иметь успех, он должен хорошо знать ситуацию, в которой он работает, мастерство жестов, параллельный словесному язык и умение молчать. В дополнение ко всем этим качествам необходим и личный престиж. В результате послы — действующие лица, которые делают возможными дипломатические действия, помимо необходимости вносить предложение, убеждают и/или угрожают, обманывают и следят за получением информации.
В общем именно полис выбирает тех, кто хорошо вписывается в эти характеристики, обладающих красноречием, проницательностью, физической силой и престижем, но в случае с Фемистоклом он берет на себя ответственность, предлагая себя в качестве посла, чтобы завершить продвигаемый им полезный для Афин проект. В самом деле, следует помнить, что речь идет не о магистратуре (ἀρχή), а о специальном временном назначении (ἐπιμέλεια); из этого следует, что послы определяются не на основе установленных правил (т. е. выборов, сроков полномочий и т. д.), а по политическим обстоятельствам. Здесь подразумевается известная гибкость в выполнении соглашений обеими сторонами, так что на протяжении всего периода отношений между двумя общинами условия по мере необходимости могут изменяться. Наконец, поскольку дипломатический акт совершается без какого–либо надгосударственного органа принуждения, посол обязан отчитываться за свое поведение за границей и по сути, берет на себя все обязанности по представлению своей общины за ее пределами.
Работа магистратов и послов в сообществе прозрачна и понятна: граждане информируются и осведомляются, поэтому система участия и обмена известиями работает с участием каждого элемента гражданского общества.
Что касается частной сферы, общение обычно происходит между отдельными лицами или группами и не обязательно исключает участие учреждений. В принципе, коммуникативные и дипломатические акты, которые совершаются в частной сфере, то есть без рекламы, именно по этой причине не очень прозрачны: на самом деле они происходят между гражданами или между гражданином и негражданином, они могут иметь мотивы и последствия, которые влияют на судьбу города, а также на судьбу человека, и поэтому могут приобретать историческую значимость, даже если они не являются открытыми актами. Естественным следствием является то, что частный акт как непубличный, то есть не подлежащий проверке со стороны властей и всего сообщества, приобретает туманный характер. Наконец, контакт между частными лицами может расцениваться (или интерпретироваться) как намеренно скрытый и, тем самым, стать предметом подозрения, потому что делается «тайно» от публики.
Фемистокл оказывается особенно универсальным на всех фронтах: фактически он использует как канонические, так и новаторские средства, он сам передает свое сообщение прямо, косвенно, частично или полностью, говоря правду или ложь. Он использует разговорный язык, а также письменный, действует в пределах и за пределами городского периметра, информируя и не информируя в общественных и частных целях. Эта универсальность является синонимом многогранной изобретательности, а также способности адаптироваться и прогнозировать; поэтому характер Фемистокла через эпизоды, в которых он общается публично, является выражением впечатления, которое он производит не древних авторов. Он знает все варианты и знает, как их использовать: эта почти чрезмерная способность делает его проблемной фигурой.
Цель коммуникационного акта, независимо от его объема, состоит в том, чтобы сообщение прибыло и было понято получателем, поэтому сообщение должно быть сформулировано так, чтобы привести к точному результату: отправитель посредством искусства убеждения должен убедить в истинности или в благожелательности (или в том и другом) содержания. Как говорит Горгий у Платона, «мудрые и добрые ораторы создают вещи и делают их правильными, а не вредными для граждан», но в то же время «тот, кто вводит в заблуждение, более справедлив, чем тот, кто не вводит в заблуждение, а тот, кто обманут, мудрее, чем тот, кто не обманут». Отправитель и получатель находятся в равных условиях: оба должны быть в состоянии интерпретировать свою роль.
Искусство выражения себя культивируется Фемистоклом на протяжении всего его бытия и во всех упомянутых выше аспектах. Из изучения источников выясняется, что его основная цель состоит в том, чтобы получить преимущество: 1) немедленное и видимое или 2), которое имеет место во времени или в любом случае в неопределенном будущем и, следовательно, не сразу очевидно (или определенно). Коммуникативные действия Фемистокла неразрывно связаны с его практическим интеллектом: все, что он делает, включая общение, играет решающую роль в его хитросплетениях и планах, даже в запасных. Так, Фемистокл оценивает ситуацию, определяет курс действий и приводит в движение «механизм» посредством слова: «он быстро находил, что нужно делать, и легко объяснял это в своих речах» (Nep. Them. 1). Он использует слово, не обязательно истинное, чтобы изменить реальность: он искусен, потому что составляет речи, делая их убедительными, хотя они не полностью искренни или понятны по содержанию. Он не воздерживается от выражения своей точки зрения, как в общественной, так и в частной сферах, но его невозможно определить как παρρησιαστής, экстраверта: он предпочитает опускать или изменять истину, чтобы достичь цели, которая обычно совпадает с частной, в то время как «при παρρησία оратор пользуется своей свободой и выбирает откровенную речь вместо убеждения, правду вместо лжи или молчания, риск смерти вместо жизни и безопасности, критику вместо лести и моральный долг вместо эгоизма или моральной апатии» (Фуко). Можно утверждать, что это слово впервые появляется у Еврипида, но это не означает, что обозначение появилось одновременно со значением. То, что мы знаем о Фемистокле, является результатом размышлений, которые начались примерно в середине пятого века благодаря Геродоту, а затем Фукидиду. Это греческая концепция, хотя через источники она в конечном итоге применяется и к негреческим персонажам, в частности к варварским царям, поскольку те, кто имеет власть, могут свободно говорить и решать судьбу тех, кто не имеет власти или рабов.
Чтобы иметь возможность более плавно подойти к выбранной теме, я решил разделить ее на два макроаргумента: устный контакт и письменное общение с греками и персами. Первый включает в себя обмен посольствами между Афинами и Спартой, организатором и главным участником которого является Фемистокл, и дебаты, в которых он выступает против или просит о сотрудничестве других стратегов (в частности афинянина Аристида, спартанца Еврибиада и коринфянина Адиманта) на различных этапах конфликта. Затем я расскажу о надписях Фемистокла у Артемисия и о его письме персидскому царю, но прежде поставлю устные послания, переданные Сикинном Ксерксу во время войны.
На этом этапе необходимо вернуться к источникам, проанализировав эпизоды, в которых Фемистокл использует свои собственные хитрости, а также навыки общения и разговорной речи во время конфликта с Персией.
Есть два факта, записанные Геродотом до битвы при Саламине, в которых историк начинает описывать связь Фемистокла с остальной частью афинского народа: хронологически более поздний эпизод восходит к 483 году, когда Фемистокл убедил афинян (VII, 144) воздержаться от решения распределить богатство от Лавриона между гражданами: этот отрывок представляет собой единственный случай, когда афинян побуждают делать что–либо. Пару лет спустя (481/480) Фемистокл снова противостоит афинянам, и они признают предпочтительность его предложения по толкованию оракула (VII, 143). Но не только в городе Фемистокл использует свои навыки: в самом деле он занимает важное место в группе стратегов во главе всей греческой армии. В решающий момент после столкновения у Артемисия Фемистокл собирает командиров (συλλέξας τοὺς στρατηγοὺς) и говорит им, что у него есть уловка (τινὰ παλάμην), которой он надеется нейтрализовать самых доблестных союзников царя.
Но пока Фемистокл раскрывает только это (ταῦτα μέν νυν ἐς τοσοῦτο παρεγύμνου) и говорит им, что на данный момент необходимо уничтожить стада эвбейцев. Наконец он приглашает всех приказать своим солдатам зажечь огни. Что касается отъезда, то выбор подходящего момента, чтобы благополучно прибыть в Грецию, будет его заботой (κομιδῆς δὲ πέρι τὴν ὥρην αὐτῷ μελήσειν). Командиры одобряют предложение (Hdt. VIII, 19, 1-2).
Действия афинского полководца сформулированы по разным планам и с разными собеседниками, но с центральным и неизбежным элементом обмана и игры: Фемистокл заставляет греческих стратегов поверить, что отступление неизбежно, персов — что греки не отступают, а ионийцам и карийцам он адресует лестное обращение, и «возможно, ему удастся убедить эвбейцев, что их скот принесет больше пользы союзникам, чем врагам» (Ашери). Чтобы указать на уловку, Геродот использует уникальный в «Истории» термин παλάμη: отрывок цитируется в Suid., s. v. παλάμη˙ τέχνη (Π 41 Αdler); как отмечает Ашери, «это слово, которое у Гомера обозначает ладонь, предполагает в текстах выдумку, хитрость (…), одноименного изобретателя (… Паламеда). Уже в Илиаде (X, 341-348) есть упоминание об обмане, который происходит ночью. Поэтому Фемистокл, возможно, намеренно ассоциируется с мифологическим героем, противником гомеровского Одиссея, чьи обманы он раскрывает: Паламед фактически признан символом праведности и благодетеля человечества, но несправедливо обвинен и приговорен к смертной казни. Неизвестно, выбрал ли Геродот этот термин с конкретными мотивами, чтобы, например, заставить людей задуматься о сходстве или различиях между Фемистоклом и мифическим персонажем.
Взаимосвязь между явным и неявным возникает благодаря другим весьма специфическим лексическим вариантам: например, συλλέξας указывает на личное свидание, даже если, как отмечает Maкан, Фемистокл не мог, по причинам времени и места, созвать некоторых стратегов втайне. Тот же самый глагол с тем же значением появляется в главах 79-80, когда Фемистокл беседует с Аристидом при Саламине, прежде чем открыто говорить со своими коллегами.
Ταῦτα μέν νυν ἐς τοσοῦτο παρεγύμνου является уместным выражением в том смысле, что оно обрисовывает в общих чертах повторяющуюся особенность действий Фемистокла, почти практику, как видно выше. Также важно, что подобные предложения появляются у Геродота, когда говорится о махинациях и обмане, особенно в негреческом контексте: в V, 50 Аристагор с речью, основанной на лжи и недомолвках, хочет затащить спартиатов в Азию, а в I, 126 Кир сначала приказывает персам возделать необработанные земли, затем велит им прийти вымытыми на следующий день; незаметно для них он готовит богатый пир, который он предлагает им, и только в конце трапезы раскрывает все дело (ὁ Κῦρος παρεγύμνου τὸν πάντα λόγον): «Если вы хотите выслушать меня, для вас есть эти и тысячи других благ, и вы не будете терпеть никаких усилий в качестве слуг; если не хотите выслушать меня, у вас будут бесчисленные труды, как вчера. Поэтому, слушая меня, становишься свободным».
Написанное этим образом повествование сходится на Фемистокле, на достоинствах и недостатках его плана, а также характеризует его неявно как двурушника: он думает и работает в одиночку, берет на себя все обязанности, не намерен разделять задачи и скорее предпочитает не сообщать своим коллегам все подробности. Он говорит им, что он придумал подходящее средство, но не раскрывает, что это, приказывает уничтожить стада и разжечь костры, и, наконец, он сам отвечает за выбор подходящего времени для действий. Стратеги лишь одобряют и исполняют его предложения, почти добровольно приняв навязанное Фемистоклом самоустранение. Короче говоря, Геродот, похоже, представляет этот факт так, как будто это была личная инициатива Фемистокла, которая требует, но только формально, невмешательства других стратегов и которая в конечном итоге привела к спасению Греции.
С этим эпизодом тесно связан обмен посольствами между Афинами и Спартой по случаю укрепления Афин, проекта, продвигаемого Фемистоклом. Эпизод попадает в категорию дипломатических действий, где нередко используются ложь, обман и надувательство. Фукидид, первый источник с точки зрения хронологии, рассказывает, что после отступления персов афиняне готовятся восстановить город и стены. Спартанцы, узнав о приготовлениях, отправляют к афинянам послов, чтобы предотвратить начало работ, утверждая, что они предпочитают, чтобы ни у афинян, ни у других не было стен. Эпизод у Фукидида (I, 90, 3-91) структурирован следующим образом: 1) спартанцы просят афинян не строить стен, поскольку это может стать преимуществом для врага, если тот вторгнется в Грецию; но афиняне, по совету Фемистокла (Θεμιστοκλέους γνώμῃ), отвечают на предложения лакедемонян, что они сами отправят послов (πρέσβεις) для обсуждения вопроса, 2) а Фемистокл предлагает себя в качестве πρέσβυς в сопровождении ξυμπρέσβεις; 3) между тем он приказывает, чтобы стены возводились, говоря, что все остальное он сделает сам (ὑπειπὼν τἆλλα ὅτι αὐτὸς τἀκεῖ πράξοι ᾤχετο). 4) Фемистокл в Спарте говорит, что он ожидает своих коллег, задержавшихся в Афинах из–за непредвиденных обстоятельств и не может предстать перед магистратами, и спартанцы изначально верят (ἐπείθοντο διὰ φιλίαν αὐτοῦ). 5) Он убеждает лакедемонян, что они не имеют веских доказательств, что афиняне строят укрепления, и «просит не верить россказням, а послать в Афины несколько надежных людей разузнать об этом и доставить верные сведения». 6) С помощью хитрости Фемистоклу удается оказаться заложником спартанцев, в то время как посланники Лакедемона задержаны в Афинах; 7) афинский полководец тем самым предъявляет своего рода ультиматум, и спартанцы должны согласиться, чтобы спасти сограждан, уступив резолюции афинян и приняв, хотя и с раздражением, решение Фемистокла, которым они по–прежнему восхищаются (προσφιλεῖς ὄντες ἐν τῷ τότε διὰ τὴν ἐς τὸν Μῆδον προθυμίαν).
Фукидид представляет эпизод особенно подробно по двум причинам: строительство стен необходимо для усиления власти Афин, и именно тогда дружба между Афинами и Спартой дает первую трещину. «Спартанское недоверие к Фемистоклу (и впоследствии к имперским устремлениям Афин) датируется этим эпизодом» (Грин). Третья причина может быть найдена в интересе Фукидида к фигуре Фемистокла. Слово γνώμῃ, вероятно, указывает на декрет или иное решение, принятое народом; Θεμιστοκλέους γνώμῃ — это формула, которая не оставляет места для сомнений: именно Фемистокл думает и формулирует официально или неофициально, и Фукидил использует ее, чтобы подчеркнуть самостоятельность Фемистокла в принятии решений и оказываемое им влияние.
Многообразие планов, над которыми работает афинский стратег, также раскрывается лексикой: ὑπειπών у Фукидида можно перевести как «сказать больше», то есть «предоставить дальнейший совет», но и также как «сказать втайне»; еще раз граница между явным и неявным туманна.
Спартанцы, однако, верят Фемистоклу не столько из–за обоснованности его аргументов, но и из дружбы, которая их с ним связывает. Годом ранее, по сути, его приняли в Спарте с большим почетом. Когда, однако, он понимает, что дружбы недостаточно, Фемистокл основывает свою уловку на надежности источников информации: он «понижает предыдущие известия из Афин до уровня «говорят» (ἀκοή), подтверждая с помощью хитроумного трюка доверие к доносителям и ставя свои и их высказывания на одном этаже. Игра дополняется приглашением спартанцев получить информацию из первых рук через опрос доверенных людей.
Μὴ λόγοις μᾶλλον παράγεσθαι (Thuc. I, 91, 2) является безрассудным заявлением Фемистокла: он сам использует слово, истинное или ложное, чтобы убедить людей действовать определенным образом, а затем заставить события принять определенный курс, изменив реальность. Это выражение интересно по сравнению с другим пассажем Фукидида (I, 68, 1-2), в котором коринфяне обращаются к спартанцам: «Дух доверия, царящий у вас в общественной и частной жизни, лакедемоняне, заставляет вас несколько недоверчиво относиться к людям, если они, подобно нам, жалуются на других (…) напротив, вы подозревали, что мы заводим речь об этом из своих частных побуждений». Лакедемоняне, очевидно, имели репутацию подозрительных людей, особенно в отношении частных инициатив: и при ближайшем рассмотрении Фемистокл не сразу предстает перед магистратами, не раскрывает своих целей, не вовлекает и не информирует все заинтересованные стороны надлежащим образом. Еще раз личное, тайное, обманчивое считаются аспектами одного и того же явления.
Фукидидовский отрывок позаимствован Непотом, латинским писателем I века до н. э., который питает к афинскому историку большое уважение и восхищение и из которого он черпает по полной программе:
Nep. Them. 6, 4-7,6: «Когда он услышал от них известие о том, что фортификационные работы идут полным ходом, он явился к спартанским эфорам, которые были верховными магистратами, и перед ними утверждал, что они получили ложные сведения: поэтому будет справедливо, чтобы они послали честных, благородных и достойных веры людей, чтобы убедиться в этом, а тем временем держали бы его в заложниках. (…) Рассчитав, что они прибыли в Афины, он явился к спартанским магистратам и сенату и перед ними с большой откровенностью признался, что афиняне по его совету — но они могли сделать это по общему праву народов — опоясались стенами, чтобы было проще защитить общегреческих богов и своих собственных вместе с пенатами от врагов, и тем самым они действовали и на благо Греции».
Ни Фукидид, ни Непот не приводят речь напрямую; однако прослеживается основная структура: Фемистокл отвечает за предложенное афинянами посольство (план, следовательно, не был ему написан, но именно он формирует и доводит его до конца), и отправляется один. Сам он представляется спартанским властям, выдвигает претензии, намерения и, что очень важно, Непот прямо пишет, что у них–де неверная информация. Затем Фемистокл обманывает спартанцев, утверждая, что обманывает их не он, а собственные сограждане: он хочет подорвать чувство безопасности и уверенности у спартанцев, поскольку их информаторы, которые прежде всего должны быть достоверными и правдивыми, говорят неправду. Фемистокл не уточняет, является ли это ложной или фальсифицированной информацией, но ясно дает понять, что доносители не заслуживают доверия. Поэтому он советует спартанцам послать действительно достойных людей для проверки: Фемистокл говорит спартанцам, что делать, и они без промедления принимают его предложение. После объяснения вполне патриотических мотивов строительства стен Фемистокл упрекает спартанцев, обвиняя их в том, что они не заботятся о свободе Эллады. Заканчивается речь явной и прямой угрозой.
Еще одним свидетельством является отрывок из Библиотеки Диодора Сицилийского (XI, 39, 4-40, 4): афиняне не знали, что делать, поэтому Фемистокл, который в то время пользовался большим авторитетом среди своих сограждан, советует не проявлять какой–либо инициативы. Он тайно предупреждает буле, что он вместе с другими отправится послом в Спарту, и если другие послы из Спарты придут в Афины, то задержать их до его возвращения из Спарты и завершить тем временем укрепление города. Фемистокл был вызван спартанскими магистратами и осыпан упреками за строительство стены; но он решительно отрицает это и призывает руководителей спартанской политики не прислушиваться к необоснованным слухам, а поскорее послать в Афины достойных веры послов, от которых они могли бы узнать правду, предлагая гарантом их безопасности себя и тех, кто сопровождал его в этом посольстве. В результате стены возведены, и Фемистокл этой стратегемой приобретает среди сограждан большую славу.
В этой более драматичной версии Диодор подчеркивает тот факт, что план был составлен без ведома буле, так что на самом деле только часть всего развития истории вызвана уловкой Фемистокла. Отсюда очевидно, что Диодор опирался на труд афинского историка, но не только на него; к сожалению, Диодор не дает никаких указаний на этот счет.
В заключение, хотя у Фукидида нет явного осуждения тайной работы Фемистокла, тем не менее, у него есть свидетельство об обмане одного из «самых выдающихся греков своего времени» (Thuc. I, 138,6). Другие свидетели традиции, однако, не преминут подчеркнуть характер обмана этого обмена посольствами. В самом деле приводится термин στρατήγημα (D. S. XI, 40, 4 и Them. Ep. 4, 10), в то время как в фрагменте Аристодема относительно этого эпизода мы находим ἀπάτη (Aristod. FHistGr 104 F 1 5,3): «Когда афиняне так поступили, лакедемоняне, обнаружив обман (ἀπάτη), ничего худого ему не причинили, опасаясь за своих, но отпустив его, своих задержанных возвратили».
Другие источники, относящиеся к обмену посольствами, — Полиэн (Strat. I, 30, 5), Фронтин (Strat. I, 1, 10) и Юстин (II, 15, 6); эти последние, также предоставляют сведения о обмане: Фемистокл на самом деле он тянул время, притворяясь, что болен. Гораздо тяжелее было обвинение, выдвинутое против Фемистокла в том, что он прибегнул не к обману, а к подкупу: у Андокида (3, 38) афиняне подкупили спартанцев, а по Феопомпу (FHistGr 115 F 85 = Plut. Them. 19, 1-2) Фемистокл «купил» покой эфоров. Плутарх описывает эпизод очень кратко, указав, однако, что Фемистокл едет в Спарту ὄνομα πρεσβείας ἐπιγραψάμενος, под видом посла. Поэтому Плутарх подтверждает официальность должности и (предположительно) всей операции.
Фемистокл и другие командиры
Как видно из источников, Фемистокл выступает как отдельная личность, каксающаяся всего сообщества. Поэтому я считаю уместным проанализировать эпизоды, в которых афинскому полководцу приходится общаться со своими коллегами. Наиболее значимым из них является сообщение Геродота (VIII, 58-63), в котором Фемистокл обращается к Еврибиаду, командующему спартанской армией, по совету (ὑποθήκη) Мнесифила, для того, чтобы убедить его каким–то образом (μηχανή) не искать боя у Истма: флот — вот решение, позволяющее успешно противостоять в столкновении. Он умоляет его до тех пор, пока не вынуждает собрать совет стратегов (ἀνέγνωσέ <μιν> χρηίζων ἔκ τε τῆς νεὸς ἐκβῆναι [τὸν Εὐρυβιάδεα] συλλέξαι τε τοὺς στρατηγοὺς ἐς τὸ συνέδριον). Синедрион является формальным и, возможно, проходит в доме Еврибиада (VIII, 56, 5). Здесь Фемистокл, охваченный тревогой, обращается к стратегам, прежде чем Еврибиад объявил повестку, и излагает некоторые не упомянутые ранее соображения (πολλὸς ἦν ὁ Θεμιστοκλέης ἐν τοῖσι λόγοισι οἷα κάρτα δεόμενος). После короткой ссоры с Адимантом, стратегом коринфян, Фемистокл произносит свою речь Еврибиаду, говоря в пользу столкновения при Саламине:
«Теперь от тебя зависит спасение Греции: если ты послушаешь меня и атакуешь на море, оставаясь здесь, а не пустишь корабли к Истму в угоду предлагающим это. В самом деле, послушай и сравни два мнения. Столкнувшись у Истма, ты будешь сражаться в открытом море, что менее благоприятно для нас, у которых более тяжелые и меньшие числом корабли; более того, даже если нам повезет в остальном, ты потеряешь Саламин, Мегару и Эгину. В самом деле, сухопутная армия последует за флотом, и ты сам приведешь их в Пелопоннес, тем самым поставив под угрозу всю Грецию. Но если ты сделаешь то, что я тебе скажу, ты найдешь эти преимущества. ( … ) Если случится так, как я надеюсь, и мы будем победителями с кораблями, варвары не предстанут перед Истмом и не пройдут дальше Аттики; они отступят в беспорядке, и мы заслужим спасение Мегары, Эгины и Саламина, раз уж даже оракул предсказал, что мы победим врагов. Если люди задумывают разумные проекты, они обычно реализуются; но когда их планы неразумны, обычно даже бог не соглашается с человеческими решениями».
Интересно прежде всего отметить использование термина ὑποθήκη (совет). Он встречается в «Истории» восемь раз: в I, 211 «Кир (….) исполнил советы (ὑποθήκας) Креза»; в VII, 3 приводится совет Демарата Ксерксу; в V, 92 Периандр пытается получить подсказку от Фрасибула через вестника; в I, 206, 2 Томирис, обманутая Киром, через вестника обращается к царю мидийцев, пытаясь убедить его последовать ее совету (ὑποθήκῃσι τῃσίδε χρῆσθαι).
Геродот использует синедрион, чтобы Фемистокл раскрыл тактические и стратегические причины, по которым Саламин оказывается лучшим местом для борьбы с врагом. И, однако, аргументов в пользу, основанных на данных реальности, недостаточно: в самом деле божество не признает свое согласие с людьми, когда они принимают неразумные решения.
В то время как Плутарх представляет дебаты, поместив Еврибиада (Mor. 185a-b и Them. 11, 2) в качестве антагониста Фемистокла, у Геродота Фемистокл при разговоре с ним принимает более вежливый и уважительный тон, тогда как к Адиманту он решительно более агрессивен. Фемистокл, похоже, оказывается в затруднительном положении, когда Адимант указывает ему, что он апатрид, человек без родины, а это может лишить его права осуществлять стратегию. Но Фемистокл отвечает, что город — это не что иное, как сообщество, к которому он принадлежит, а не географический пункт.
Речь Фемистокла Еврибиаду имеет ту же структуру, что и речь Мильтиада Каллимаху (Hdt. VI, 109, 3-6):
«Каллимах, теперь у тебя есть шанс либо сделать Афины рабыней, либо, освободив их, оставить, пока существуют люди, память, которой не оставили даже Гармодий и Аристогитон. Пока что афиняне находятся в наибольшей опасности с тех пор, как они появились, и если они покорятся мидянам, то уже решено, что им придется страдать после того, как они будут переданы Гиппию; но если этот город возьмет верх, то он может стать первым среди греческих городов (…), если ты присоединишься к моему мнению, то у тебя будут свободная родина и первый среди греческих город; но если ты выберешь мнение тех, кто советует против битвы, то будет противоположное благам, которые я перечислил».
Заметьте, что «теперь от тебя зависит спасение Греции» соответствует «Каллимах, теперь у тебя есть шанс либо сделать Афины рабыней», а «если ты послушаешь меня» напоминает «если ты присоединишься к моему мнению».
Геродотовский портрет Фемистокла сложен: он почти монополизирует дискуссию, обращаясь к двум своим коллегам Адиманту и Еврибиаду. Быстрый ритмичный стиль передает чувство волнения и беспокойства: речь идет о судьбе Греции. Шутка Адиманта о поспешности Фемистокла и об отсутствии у него авторитета из–за его бездомности показывают, что Фемистокл с нетерпением ждет нужного момента, и прежде всего характеризует коринфян во главе с Адимантом как неразумных людей (VIII, 59, 1 и 61, 1).
Еврибиад не возражает, и предложение Фемистокла приветствуется, потому что союзники знают, что без афинян у них не будет шансов против персов. Диодор предложит другой вариант (XI, 15, 4): «и, изложив с равной последовательностью многие другие соответствующие обстоятельствам аргументы, он убедил всех проголосовать так, как он хотел». Фемистокл позаботился о том, что именно он одержал верх в дебатах благодаря своему показу и умению аргументировать.
Еще один эпизод, в котором Фемистокл имеет дело с другими стратегами, — это тот, в котором его коллега Аристид вызывает Фемистокла из совета, чтобы сообщить ему о том, что их окружили персы; Фемистокл открывает Аристиду, что это желаемый результат. Аристид по призыву Фемистокла сообщает об кружении другим командирам:
Hdt. VIII, 80: «Фемистокл ответил следующими словами: «твой совет превосходен, и ты принес мне хорошую весть, потому что ты пришел, увидев своими глазами то, чего я желал. Я знаю, что мидяне ведут себя так благодаря моим стараниям. Так как греки не хотели вступать с ними в бой, пришлось их заставить против их воли. Но раз уж ты пришел сообщить хорошие новости, сообщи их сам, ибо если скажу я, то будет казаться, что я сочиняю, а я не стану убеждать их, что варвары действительно так поступили. Ну же, иди сам и объясни, как обстоят дела. И если они поверят, тем лучше; если же не поверят, то для нас будет то же самое, потому что они больше не смогут сбежать, если мы, как ты говоришь, действительно обложены со всех сторон».
Фемистокл знает, что его репутация испорчена предыдущими обманами, поэтому он использует авторитет Аристида: именно тот объявляет, просто приносит известия, данные реальности, с которыми необходимо столкнуться. Аристид не выглядит особенно обеспокоенным тем фактом, что Фемистокл заманил туда персов, не осуждает и не упрекает его, а также не просит у него объяснений, как он достиг всего этого. Может быть, Аристид доверяет Фемистоклу больше, чем другим стратегам, или, может быть, нет времени думать: в конце концов, враг у самых дверей.
Кажется, что ответственность переходит от одного человека к другому: Фемистокл является причиной окружения врагом, но он никому не сообщает, он ждет момента, когда Аристид (или хотя бы один из командиров) сам увидит это и доложит совету, которому придется принять коллективное решение (хотя есть только одно возможное решение). Фемистокл позаботился о том, чтобы события следовали друг за другом в соответствии с его планами. Фраза «заставить против их воли» (ἀέκοντας παραστήσασθαι) подчеркивает сложную ситуацию войны за свободу, которая в то же время является также войной за гегемонию.
В Hdt. VIII, 108-109, после того, как столкновение закончилось, Фемистокл хочет направиться к Геллеспонту и перерезать мосты, в то время как пелопоннесцы хотят позволить персам бежать. Однако, Фемистокл обращается к афинянам (которым не терпится плыть к Геллеспонту даже одним), призывая их придерживаться не своего собственного, а мнения Еврибиада. Фемистокл понимает, что он не смог бы убедить большинство осуществить свой план, поэтому он заканчивает речь, предлагая отложить его до следующей весны. Но, как сказал с большой уверенностью Геродот(110, 1), «Фемистокл, говоря так, обманывал их, однако афиняне слушали его: ибо после того как он впервые был признан мудрым, а затем показал себя очень умелым и хорошим советчиком (ἀληθέως σοφός τε καὶ εὔβουλος), все, безусловно, были готовы подчиниться его словам», после чего он отправляет Сикинна и других доверенных людей к Ксерксу, чтобы сказать, что Фемистокл позволяет им отступать в полном спокойствии.
Теперь Фемистоклу пришлось столкнуться с собственной колеблющейся репутацией: он больше не может покорять толпу и вынужден пойти на более приемлемый для обеих сторон компромисс. Хотя истинным намерением Фемистокла является обман, афиняне верят ему, потому что он оказался мудрым и хорошим советчиком. Это мнение не Геродота, но он приписывает его афинянам. Фактически Фемистокл размышляет слишком быстро, его решения всегда запутанны и очень рискованны, но прежде всего основаны на молчании и мошенничестве. Не похоже, что он ἀληθέως σοφός τε καὶ εὔβουλος, поскольку он провоцирует внезапную атаку персов, заставляя стратегов принимать невзвешенные решения, но его решения, несомненно, привели к спасению Греции.
Устное общение формируется в отношениях между греками как равный диалог: однако источники заставляют Фемистокла проявлять себя как одиночку, противостоящую общине. В Персии, однако, Фемистокл не найдет столь большого количества собеседников, возможно, из–за их нехватки, возможно, из–за самой структуры персидского общества.
Надписи на камнях
В рамках традиции о Фемистокле есть два эпизода, в которых он использует для общения письменные средства. Эти эпизоды очень отличаются друг от друга как по причинам и методам реализации, так и по целям: хронологически первый эпизод касается упомянутых выше надписей, и, так сказать, приписывается коммуникативному контексту между греками; второй, о котором я вскоре расскажу, — это письмо царю Артаксерксу.
Hdt. VIII, 22: «Фемистокл, выбрав афинские корабли, которые плавали лучше всех, обошел вокруг мест, где была питьевая вода, выбив на камнях письма, которые ионийцы, пришедшие на следующий день к Артемисию, прочитали. Надписи гласили: «Люди Ионии, вы не поступаете справедливо, идя против своих отцов и пытаясь поработить Грецию. 2. Вам лучше быть на нашей стороне; но если это невозможно, по крайней мере, отныне оставайтесь нейтральными в наших интересах и попросите карийцев делать то же самое. Если ни одна из этих двух вещей невозможна, но вы не в состоянии восстать, в бою, однако, когда мы столкнемся, покажите себя нерадиво (ἐθελοκακέετε), помня, что вы произошли от нас и что изначально враждебность варвара пришла к нам от вас». 3. Фемистокл написал это, насколько я полагаю, думая или о том, что, оставшись неизвестными царю, слова заставят ионийцев передумать, и они перейдут на их сторону, или, если о них сообщат с клеветническими измышлениями Ксерксу, они сделают ионийцев подозрительными ему и он будет держать их подальше от морских сражений».
На мой взгляд, их не следует рассматривать как выдумки Геродота, который, если он лжёт, умалчивает или вообще неточен, делает это из добрых побуждений. Видел ли их Геродот? К сожалению, мы не знаем. Если бы это были настоящие эпиграфы на камне, то мы столкнулись бы с ещё одним препятствием: особенностью послания Фемистокла на камне является использование прочного материала, и он привел каменщиков (я не думаю, что Фемистокл выгравировал/нарисовал надписи своими руками).
Что касается содержания, то за призывом следует резкий упрек, разбавленный возможностью искупления, предложенного самим Фемистоклом: «Вы — причина войны, но если вы останетесь нейтральным или покажете себя трусами, ваша вина больше не будет столь серьезной». Оставаться нейтральным — это почти судебный запрет. Глагол ἐθελοκακέετε указывает на приглашение вести себя намеренно трусливым образом; он не засвидетельствован до Геродота.
Плутарх сообщает версию, похожую на геродотовскую (Plut. Them. 9, 1-3), в то время как версия Орозия (II, 10, 2) является вольным заимствованием из Геродота:
«И поскольку не было возможности переговорить с ионийцами, он прикрепил к камням в местах, куда они могли подойти с кораблями, надписи, в которых, упрекая их соответствующими словами, что когда–то они были союзниками и участниками общих опасностей, в то время как теперь они несправедливо бездействовали, и увещевая их во имя религии уважать древние договоры, он горячо приглашал их, как только на них нападут в бою, грести назад, словно отступая, и отказаться от битвы».
Орозий мог предположить существование или отсутствие этих надписей, поскольку они должны быть прочитаны, но не должны сохраниться со временем, они выгравированы, но не прямо на камнях: они прикреплены к ним.
*****
Обман используется даже в дипломатических переговорах между греками и иностранцами. Есть три эпизода с участием Фемистокла перед его пребыванием в персидском дворе: первые два касаются задач, возложенных Фемистоклом на Сикинна во время войны; третий относится к письму Фемистокла Артаксерксу. Тем самым на основе имеющихся свидетельств можно утверждать, что Фемистокл сделал Сикинна первым персидским собеседником, который, в свою очередь, является посредником в общении с Ксерксом.
Сикинн — раб Фемистокла и педагог его детей; у Плутарха, однако, он персидский заложник, у Полиэна евнух. Климент Александрийский говорит, что он педагог и изобретатель одноименного танца. Фемистокл является одновременно хозяином Сикинна и отправителем, тогда как Сикинн действительно является рабом и носителем. Здесь налицо подтверждение иерархической системы контроля и распространения информации.
Раб — неодушевленный инструмент, говорит Аристотель (Ar. Eth. Eud. 1241 b 18), и в действительности в источниках Сикинн, похоже, не обладает собственной риторической автономией, поскольку он должен дословно сообщать то, что приказал ему Фемистокл.
Первое сообщение
Hdt. VIII, 75, 1-3: «В то время Фемистокл, поскольку его мнение было отвергнуто пелопоннесцами, тайно покинул совет и отправил на лодке в персидский лагерь человека по имени Сикинн, слугу и учителя детей Фемистокла, поручив ему сказать что было нужно; позже, после этих событий, Фемистокл сделал его гражданином Феспий, так как Феспии принимали новых граждан. Итак, он приплыл на лодке и сказал варварским военачальникам следующее: «Афинский полководец тайно послал меня от других греков — он на самом деле встал на сторону царя и хочет, чтобы преимущество имела ваша сторона, а не греки — сказать вам, что испуганные греки подумывают о бегстве и теперь предлагают вам возможность совершить самое прекрасное из всех достижений, если вы не дадите им убежать. 3. В самом деле, они не согласны друг с другом и больше не будут противиться вам, но вы увидите, что они будут сражаться друг с другом, ибо одна сторона за вас, другая против».
Персам эта новость кажется достойной веры; возможно, Сикинн был каким–то образом известен царскому двору; Штраус выдвигает гипотезу, что Фемистокл послал его к царю как перса, чтобы его сообщение выглядело правдоподобнее для врагов. У Диодора же посланец Фемистокла и не Сикинн, и не перс:
D. S. XI, 17, 1-2: «Тем временем Фемистокл (…) применил следующую уловку: он уговорил одного человека вступить в ряды армии Ксеркса и убедить его, что корабли, стоявшие на якоре в Саламине покидают это море, чтобы собраться у Истма. 2. В результате царь, веря словам человека, сведения которого казались ему правдивыми, решил предотвратить воссоединение греческих военно–морских сил с сухопутным войском».
Совет должен был состояться ночью, 20‑го числа боэдромиона, и как свидетельствует Непот (Them. 4), сообщение было доставлено ночью: «Не добившись от него желанного сочувствия, Фемистокл ночью послал к персидскому царю вернейшего из своих рабов с донесением, что враги собираются бежать; если, мол, греки разойдутся, то война пойдет весьма затяжная и трудная, поскольку царь вынужден будет преследовать каждого поодиночке, а если он нападет на них немедленно, то покончит со всеми разом».
Царь снова ничего не подозревает, вероятно, для Непота, как и для других источников, потому что здесь перс приносит известия другому персу и более естественно верить соотечественнику; да и промидийская направленность Фемистокла объясняет легкомысленное принятие царем посланника и послания.
Геродотовский рассказ — самый обширный, в то время как Диодор даже не называет имени человека, которого убедили перейти на сторону персов; общим фактором является тот факт, что он является персонажем, который в глазах персидского государя очень надежен. Сикинн на самом деле возвращается благополучно.
Второе сообщение
Hdt. VIII, 110, 2-3: «Убедив их, Фемистокл немедленно отправил людей, в которых он был уверен, что, даже если они подвергнутся пытке, они будут молчать о том, что он велел им сказать царю, и один из них был снова слуга Сикинн. Когда они прибыли в поле зрения Аттики, остальные остались в лодке, в то время как Сикинн, представившись Ксерксу, сказал: «Меня послал Фемистокл, сын Неокла, командующий афинянами, самый доблестный и мудрейший человек из всех союзников, который говорит тебе: «Афинянин Фемистокл с намерением оказать тебе услугу, удержал греков, которые хотели преследовать с кораблями и перерезать мосты через Геллеспонт. А теперь уходи с миром».
Это вторая попытка связаться с Ксерксом, и поскольку традиция меняется, это может быть более поздняя конструкция (на нее есть ссылка в письме к Артаксерксу у Фукидида). У Ктесия есть элемент отличия: и Фемистокл, и Аристид ответственны за решение атаковать Ксеркса (FHistGr 688 F 13: «Βουλῆι δὲ Θεμιστοκλέους Ἀθηναίου καὶ Ἀριστείδου»).
В то время как у Геродота сообщение приводится в прямой речи, следовательно, в устной форме, у авторов I века до н. э. Непота и Диодора оно представлено как косвенная речь:
Nep. Them. 5, 1-2: «Хотя царь и потерпел поражение, у него оставалось еще достаточно сил, чтобы раздавить противника. Но и тут Фемистокл снова обвел его вокруг пальца: опасаясь, что царь продолжит войну, он послал ему известие, что греки намерены разрушить построенный им на Геллеспонте мост, дабы отрезать ему обратный путь в Азию. Царь поверил и менее чем за тридцать дней, возвратился в Азию по той самой дороге, которую раньше прошел за полгода, считая при этом, что Фемистокл не победил, а спас его».
DS XI, 19, 5: «Он послал к Ксерксу слугу своих сыновей, чтобы сообщить тому, что греки собираются отплыть к понтонному мосту и уничтожить его. Соответственно царь, полагая, что сообщение правдоподобно, стал опасаться, что теперь, когда греки завладели морем, ему будет отрезан всякий путь, по которому он бы мог вернуться в Азию, и решил перебраться со всей возможной поспешностью из Европы в Азию».
Сикинн раб персидского происхождения, который учит детей одного из самых выдающихся людей 5‑го века в Афинах. Он раб, но он культурный и надежный, и хорошо говорит по–гречески. Более того, по словам источников, он пользуется определенным уважением персидского двора. Факт, что Фемистокл доверяет ему настолько, что поручает ему миссии, от успеха которых зависит судьба Греции, делает его важной фигурой по отношению к самому Фемистоклу.
У Плутарха (Them. 16, 5) миссия возложена не на Сикинна, а на некого Арнаса, персидского евнуха, попавшего в руки греков, возможно, чтобы объяснить, что царь не может дважды следовать обманчивым указаниям одного и того же персонажа.
Диодор вводит фигуранта, неизвестного из других источников (возможно, упомянутого и у Фукидида, I, 137, 3): он богатый друг Ксеркса, который с большим сочувствием относится к Фемистоклу, помогает ему любыми способами и спасает его от ловушек, в которые он рискует угодить:
DS XI, 56, 4-8: «Используя ночные часы для своих поездок, он сумел спастись от спартанцев и, благодаря благосклонности и жертвенности со стороны двух молодых людей, достиг Азии, где он мог рассчитывать на поддержку своего личного друга по имени Лисифид, человека, особенно почитаемого за славу и богатство, у которого он нашел убежище. 5. Случилось так, что он был другом Ксеркса и по случаю переправы царя устроил пир для всей персидской армии. Поэтому, поскольку он был в хороших отношениях с царем и хотел защитить Фемистокла из чувства сострадания к нему, он обещал ему всяческое содействие. 6. Но когда Фемистокл попросил привести его в присутствие Ксеркса, Лисифид сначала выступил против, заявив, что афинянин будет наказан за его действия против персов; позже, однако, видя, что так будет лучше, он согласился и неожиданно и без какого–либо риска привел его к царю. (…) Произнеся очень осторожную речь, он получил от царя заверения в том, что его не обидят».
То, что было предложено до сих пор, имеет целью подчеркнуть неоднозначные отношения Фемистокла не только с греками, но и с персами во время конфликта. Его способность использовать возможности общения делает его оригинальным, но в то же время обманщиком, вряд ли заслуживающим доверия в долгосрочной перспективе.
Эпизоды, в которых Фемистокл имеет дело с персами, гораздо менее многочисленны, чем те, в которых он сталкивается и общается с греками. Первая причина этого дефицита информации связана с недостатком свидетельств. Мне кажется уместным ограничить здесь область исследования контактами Фемистокла с персами, которых можно считать собеседниками на равных условиях с греками. Действительно, из древнегреческих источников ясно, что выдающиеся личности из персидского окружения принадлежат к царской семье и двору, и поэтому в воображении читателей немногие персонажи совпадают со всем персидским народом.
Поэтому Сикинн, который является рабом и поэтому занимает неполноценное положение как по своему социальному статусу, так и по этническому происхождению, похож не на представителя персидского народа, а на Великого царя и придворных. Необычно, что Фемистокл находится в Греции наравне с греками, в то время как с персами он играет двойную роль господина для Сикинна и подданного для царя.