Царский мир, как уже отмечалось, не привёл к роспуску всех федеративных государств. Но из–за роспуска Беотийской, а затем и Халкидской конфедерации произошёл величайший разрыв в истории греческого федерализма, много больший чем тот, что вызван был установлением македонского господства в Греции. В течение 40 лет между освобождением Фив и битвой при Херонее, федерализм вновь был на подъёме и Филипп II своим созданием Эллинской лиги не добился того, чтоб его ослабить. Ни одна из эллинистических монархий не стала столь могущественной, чтоб федерализм прекратил существование, но это был уже другой федерализм. Два великих федеративных государства, те что были распущены, были самыми передовыми в это время. Кроме того, господство демократической теории с её упором на первичные собрания, вело к сдерживанию развития представительного правления. Потому–то два важнейших новых федеративных государства IV столетия, Беотийская и Ахейская конфедерации, оба опирались на первичные собрания. В случае с Беотией это было, возможно, ещё и потому, что использование первичного собрания, собиравшегося в Фивах, было для фиванцев лёгким способом контролировать конфедерацию, по крайней мере до тех пор, пока голоса подсчитывались по головам, что, как кажется, имело место в IV столетии.
Две упомянутые здесь конфедерации были самыми важными организациями периода. История доминирования Беотии слишком хорошо известна, чтоб её здесь повторять. Благодаря блестящим способностям Эпаминонда и совершенству беотийской военной машины, Беотийская конфедерация добилась, на короткое время, неестественно высокого положения. Самым важным результатом этого стал распад Пелопоннесской лиги. И тем не менее, как мы это уже продемонстрировали в связи с Этолией и Аркадией, Эпаминонд и беотийцы имели меньшее влияние на развитие федерализма, чем то принято думать. Их влияние в Пелопоннесе было значительным, но даже здесь создание Аркадской конфедерации, кажется, не было прежде всего обязанным беотийскому вмешательству — вопрос обсуждавшийся выше, в статье об этой конфедерации.
В нач. III в. Эпир и Акарнания были глубоко втянуты в распри различных претендентов на контроль над Македонией и граничащими с ней частями Греции. С расширением Ахейской конфедерации в середине столетия и превращением её и Этолийской конфедерации в два самых могущественных государства Греции, интерес к истории федерализма возрастает. Интерес этот усиливается так же благодаря наличию сильных и ярких личностей, таких как Арат Сикионский, Агис и Клеомен Спартанские и некоторые из царей династии Антигонидов, не в последнюю очередь Антигон Гонат и Антигон Досон. Мы обладаем так же тем преимуществом, что располагаем для этого периода данными Полибия, даже если некоторые из них содержатся в наиболее сжатой, вводной части его истории. При использовании их однако надо помнить, что он настроен проахейски и антиэтолийски.
Этолийцы в эпоху эллинизма заняли выдающееся положение ещё до ахейцев. Стоит лишь напомнить об их участии в Ламийской войне, а позже в отражении галльского вторжения в Грецию. Они участвовали в двух самых перспективных проектах в истории федеративных государств, двух комбинациях государств, которые выглядели как прогресс в мирном сотрудничестве с Грецией и которые, если бы они продолжали функционировать, могли бы привести к лучшим временам. Первая из этих комбинаций имела место когда этолийцы ок. 262 г. вместо того, чтобы попытаться завоевать Акарнанию вступили с Акарнанской конфедерацией в союз, включавший даже исополитию — обмен потенциальным гражданством между двумя конфедерациями [1]. В этом случае к провалу проекта привела, как кажется, агрессивность этолийцев, более сильного из двух государств. Другим и даже более многообещающим событием был союз между ахейцами и этолийцами, который до такой степени тесным и сердечным для этолийцев, чтоб служить с ахейцами на ахейских кораблях против иллирийцев. Союз этот начался с объединения двух конфедераций против Деметрия II Македонского (239-229) и продолжался, несмотря на некоторые противоречия, до начала Союзнической войны в 220 г. Это было тем более замечательно, что несколькими годами ранее две конфедерации имели столкновения и что новому союзу предшествовал период, когда этолийцы вступили в союз с македонянами против ахейцев.
Ко времени освобождения Сикиона Аратом в 251 г., города в этой части Греции в большинстве своём управлялись тиранами, которые в той или иной мере были агентами кого–либо из великих царей и обращались к ним за поддержкой. Так соседний Коринф был на полуострове центром власти Антигона Гоната и несомненно тиран, изгнанный из Сикиона Аратом, так же как и его предшественники, были вассалами Антигона. Маленький порт по соседству, Арсиноя–Мефана на полуострове Мефана, оккупирован был птолемеевским гарнизоном, который продолжал там оставаться даже в середине II в. до н. э [2]. Он должен был представлять собой центр интриг и набора наёмников для птолемеевской армии. Может быть через посредство тамошнего гарнизона Арат, будучи ещё юношей, снискал расположение Птолемея II, посылая ему картины [3]. Таким образом, страна эта изобиловала антигоновскими, птолемеевскими и иными кознями и происками. И в самом деле, здесь происходило так много тревожного и необычного, что Арат мог делать в Аргосе приготовления для удара по Сикиону и даже изготовить штурмовые лестницы не возбуждая никакого подозрения. Здесь даже были главари профессиональных разбойников, с помощью которых можно было нанять людей для участия в походе. В качестве приманки Арат дал им поверить, что намерен совершить нападение на царский табун. При таких обстоятельствах неудивительно узнать дальше, что ворота Сикиона запирались на ночь, стены охранялись часовыми, а стража делала обходы. Вероятно, в те времена все сколько–нибудь значительные города даже во время мира имели регулярную стражу.
Рассказ о возвышении Арата — также свидетельство того, какого типа люди в то время становились лидерами. Живя в изгнании в Аргосе, молодой Арат, которому не было ещё и двадцати, мог позволить себе посылать картины в дар Птолемею Филадельфу, а когда он готовился захватить Сикион, то выставил для этого 30 собственных рабов, в то время как другие изгнанники дали каждый по 10 человек. Такие люди вряд ли были бедными. Сам Арат, очевидно принадлежал к тому классу, из которого выходили тираны. Собственные его отец и дядя, годами правившие Сикионом, правда тиранами не именовались, но возможно только потому, что источники информации о них в конечном счёте восходят к самому Арату. Они могли быть человеколюбивыми правителями, но в том, что касается формы их правления, они, возможно были такими же тиранами, как и все прочие. Тогда, как и всегда, можно было быть хорошим «тираном» — термин вероятно никогда не употреблявшийся самими этими правителями или их сторонниками, но приклеенный им как ярлык их врагами. Другим свидетельством богатства Арата служит рассказ о том, что когда ему понадобились 60 талантов для осуществления своих планов по захвату Акрокоринфа, он смог достать их под залог своих кубков и чаш и драгоценностей жены [4]. Рассказ этот извлечён, как кажется, из «Воспоминаний» самого Арата. Если это так, важно то говорит ли он правду или несколько преувеличивает ради возвеличения собственных успехов.
Введением Сикиона в Ахейскую конфедерацию, Арат дал новое направление ахейской политике. Принятие неахейского города не было само по себе чем–то новым для конфедерации, которая некогда инкорпорировала Калидон, но это дало старт экспансии в других направлениях. С несколько более поздним присоединением Коринфа конфедерация начала политику, которая в конечном счёте привела к попытке контролировать весь Пелопоннес вместо того, чтобы сконцентрировать свои усилия исключительно вокруг Коринфского залива. До этого, однако, первое известное столкновение произошло именно в заливе. Впервые встав в 245 г. во главе конфедерации, Арат, как сообщается, ответствен за поход на побережье Западной Локриды и в Калидонию, а позже он повёл всю ахейскую армию на Беотию, чтобы поддержать своих союзников против этолийцев, но ахейцы опоздали к битве и беотийцы потерпели тяжёлое поражение при Херонее [5]. Следующий важный шаг в экспансии конфедерации произошёл в результате захвата Акрокоринфа и освобождения Коринфа Аратом в 243 г., когда он повторно встал во главе конфедерации [6]. Это стало результатом внезапной ночной атаки во время мира. Он сумел собрать в Сикионе силы столь большие, чтоб он смог из них выбрать 400 отборных людей для ночной атаки. С ними он смог удержать и Акрокоринф и город. На рассвете остальное его войско прибыло из Сикиона и Арат смог предстать перед коринфянами в театре, разумеется с ахейскими войсками, установленными на ключевых позициях, чтобы защититься от внезапной вспышки гнева толпы или нападения. Там он убеждал коринфян «стать ахейцами» и передал им ключи от ворот города, так что впервые со времён Филиппа II эти ключи оказались в руках местных должностных лиц. Таким образом, присоединение Коринфа к Ахейской конфедерации было, по крайней мере по видимости, а возможно и в реальности добровольным, даже если Акрокоринф занят был четырьмястами ахейскими гоплитами, пятьюдесятью сторожевыми собаками и их вожатыми. Так же ахейцы захватили и портовый город Лехей, но возможно вернули его коринфянам под их контроль. Последним может быть и не нравилось то, что их цитадель удерживалась федеральным гарнизоном, но они имели больше местных свобод, чем за все прежние годы, ведь теперь гарнизон находился только в цитадели, в то время как остальная часть города подчинялась местным властям. Своего рода побочным результатом успеха в Коринфе стало то, что Мегара, Трезен и Эпидавр были приняты в конфедерацию. Таким образом, она теперь имела общую границу с Аттикой и Арат смог попытаться вырвать Афины из под македонской власти. Его первый поход на Аттику относится к той же самой его второй стратегии, вероятно к весне 242 г. [7].
Захват Коринфа естественно привёл к войне между ахейцами и Македонией. Первым известным нам действием со стороны Антигона Гоната стал союз с этолийцами, направленный против ахейцев [8]. В противовес этому ахейцы получили помощь от спартанцев, предводительствуемых царём–реформатором Агисом. Незадолго до этого этолийцы, вероятно уже установившие нечто подобное постоянному контролю над Элидой, совершили поход на Лаконию, в котором они продвинулись до мыса Тенар и хоть им не удалось взять Спарту захватили, по некоторым данным 50 000 пленных [9]. Около того же времени этолийцы инициировали договор между Фигалией и Мессеной, поставив таким образом своё влияние в этом регионе на более постоянную основу [10]. Для агрессивных этолийцев вполне естественно было объединиться с Антигоном и постараться извлечь всю возможную выгоду из этого союза, хотя в своём вторжении в Пелопоннес они, как кажется, действовали самостоятельно. Для спартанцев же равно естественным было вступить в союз с ахейцами для того, чтобы попытаться остановить этолийскую атаку на новом направлении, а именно к югу через Истм. Одновременно, настолько же естественным было для государств, объединившихся против Македонии искать поддержки Птолемея Эвергета и должно быть именно в это время ему был дан ахейцами титул гегемона (верховного начальника) ахейцев на земле и на море [11]. Какова была, если вообще была, помощь, полученная от Птолемея, неизвестно.
Их союз привёл к попытке сотрудничества между спартанцами, предводимыми Агисом и ахейцами, предводимыми Аратом. Он должен был приходиться на следующую стратегию Арата после освобождения Коринфа, а именно на 241 год. Со стороны Арата это был типичный поступок, приведшим к поражению врага, что уже казался победителем. Но добавочным следствием стал отказ от дружеского союза с Агисом. Это может быть произошло вследствие предубеждения богатого консерватора против царя, заражённого идеями социальной реформы. Ахейцы рассчитывали удержать границу Мегариды против этолийцев и Агис, пылая рвением к битве, привёл спартанцев для поддержки. Но Арат отказался давать битву и позволил этолийской армии вступить в Пелопоннес, где она захватила и разграбила Пеллену, самый восточный из городов собственно Ахайи. Вслед за тем Арат и ахейцы напали на них, когда они были дезорганизованы и нанесли им поражение с тяжёлыми потерями — 700 убитых, согласно Плутарху [12]. Этих потерь оказалось достаточно, чтоб обескуражить врага и вскоре был достигнут мир. Таким образом, военная кампания Арата, хотя граждане Пеллены не могли одобрить его методов и хотя он практически послал Агиса домой на поражение и смерть, была в высшей степени успешной. Мир, вероятно, включал и Македонию. Вдобавок, Аратом и этолийским лидером Панталеоном был достигнут договор о союзе между двумя конфедерациями. Это союз, вероятно, не был заключён до смерти Антигона Гоната и связан был с началом объединения двух конфедераций в войне против Деметрия II Македонского, которая длилась большую часть его правления (239-229) [13].
О ходе войны двух конфедераций против Деметрия известно очень мало, но значительно больше известно о попытках того же времени свергнуть в Пелопоннесе тиранов и включить их города в Ахейскую конфедерацию. В это время монархические главы государств, именовавшиеся своими врагами тиранами, были обычными в Пелопоннесе. Эти правители обычно были агентами македонского царя или по крайней мере были дружественны с ним. Они могли даже быть так близко связанными с ним, что автоматически считали себя в состоянии войны с тем государством, с которым был в войне македонский царь. Нападение Арата на Аргос за которое ахейцы принуждены были к уплате штрафа, произошло в тот краткий период в конце правления Антигона Гоната, когда конфедерация была в мире с царём. Нет данных, что другие нападения и происки Арата против тиранов были осуждены аналогичным образом. Двумя самыми важными из втянутых в это дело городов были Мегалополь и Аргос.
Мегалополь ок. 260-250 гг. управлялся Аристодемом Добрым. Он имел в своём активе победу над спартанской армией в сражении, в котором был разгромлен и убит царь Акротат, сын Арея [14]. Кажется нет никаких историй о жестокости, связанных с ним, но он несомненно был агентом или союзником Антигона Гоната и он был «тираном». Потому–то философствующие тираноубийцы, Экдел и Демофан, которые помогли Арату в освобождении Сикиона и которые оказали влияние на Филопемена, подкупили против него убийц [15]. Очевидно в то время немало было тех, кто считая себя интеллектуалами с высокими принципами думал, что справедливо всё, если жертвой был тиран, но если взять то же лицо и сделать его стратегом Ахейской конфедерации, то он став государственным деятелем, не будет уже законным объектом подобных козней. Такова была и точка зрения Арата и она яснее всего проявилась в его отношениях с тиранами Аргоса. Такова была позднее точка зрения и Полибия, который утверждал, что разумный человек вправе считать убийство тирана даже в мирное время достойным похвалы и здесь он очевидно говорит не о покушениях, совершаемых членами самой общины, но организованных посторонними лицами [16]. С этой точки зрения, если кто либо получил прозвание тирана, то в отношении него было всё позволено. Но вернёмся к Мегалополю. Там Аристодема вскоре сменил даже более знаменитый тиран, Лидиад, который позже трижды был стратегом Ахейской конфедерации. В 251 г., в перерыве между двумя царствованиями, спартанская армия потерпела поражение при Мантинее от совместных сил аркадян, ахейцев и сикионян под командованием Арата. В этой битве Лидиад, как кажется, был одним из двух командиров военного контингента Мегалополя [17]. Несколькими годами позже он стал тираном. Он, как кажется правил уже довольно долго до того как в 235 г., упреждая вторжение Арата, он отказался от тирании и привёл Мегалополь к вступлению в конфедерацию. Он немедленно избран был её главой и отслужил три срока попеременно с Аратом через год [18]. Вскоре после Мегалополя к конфедерации так же присоединился Орхомен. Вероятно местный тиран по имени Неарх отказался от тирании, но продолжал жить в городе. В то же время в конфедерацию могли вступить и другие аркадские города и среди них Мантинея [19].
Отношения Арата и ахейцев с тиранами Аргоса были значительно более сложными и неровными. В то время во главе этого города стояла династия, судьбы трёх членов которой, вероятно отца и двух сыновей — Аристомаха, Аристиппа и Аристомаха–младшего оказались непосредственно связаны с Аратом. Вдобавок, вполне очевидно, что тот Аристипп, который был главой промакедонской партии во время интервенции Пирра в 272 г. [20] был отцом Аристомаха–старшего и в то же время был тираном. Когда последний унаследовал своему отцу неизвестно, но известно, что Арат начал плести против него заговоры ок. 240 г. Плутарх сообщает (и его наиболее вероятный источник сам Арат), что он попытался тайно провезти кинжалы в Аргос из Коринфа, для использования их убийцами. Неудачливые убийцы поссорились, один донёс на других, но большинству из них однако удалось бежать в Коринф. Вскоре тиран был убит своими собственными рабами Узнав об этом Арат поспешил к Аргосу со всеми войсками, которые смог тогда собрать, рассчитывая, что аргивяне откроют ему ворота. Вместо этого он обнаружил Аристиппа, вероятнее всего сына Аристомаха, уже утвердившимся в качестве тирана. Следовательно, Аристипп вправе был обвинить ахейцев в том, что они затеяли войну во время мира. Дело было передано для третейского суда представителям города Мантинеи и ахейцы вынуждены были заплатить штраф в 30 мин. Убийство Аристомаха и поход Арата на Аргос вероятнее всего имели место весной 240 года. После этого не удивительно, что Аристипп попытался организовать убийство Арата, а Антигон его одобрил. Обвинение против Антигона может быть ни на чём не основано, кроме подозрений Арата, но было б удивительным, если б Аристипп не отплатил Арату тем же — заговором против него [21]. Что до штрафа, наложенного на ахейцев, то обычно считают, что поскольку речь шла о тиране, судьи, враждебные тиранам, наложили только номинальный штраф [22]. Если это так, то это означает, что нарушение международного права было столь вопиющее, что даже дружественно настроенные судьи не смогли уклониться от его осуждения.
Попытки свергнуть аргосского тирана продолжались. В одном случае, Арат с немногими сподвижниками с помощью приставных лестниц взобрался на стену, перебил стражу, оборонявшую эту часть укреплений и хотя сам был ранен, весь следующий день удерживал позицию, но на следующую ночь всё же отступил. Затем, выдвинувшись к Аргосу со значительными силами, он вступил в битву у реки Харета. В этой битве одна часть ахейского войска взяла над неприятелем верх, но сам Арат слишком рано прекратил борьбу и упустил верную победу. Устыдившись недовольства войска, он приготовился вступить в новую битву на следующий день, но когда настало время обнаружил — враг получил подкрепления; потому он ещё раз отступил и заключил перемирие, чтоб похоронить убитых, таким образом признав поражение. По пути домой Арат совершил удачный ход. Он присоединил к Ахейскому союзу Клеоны и справил там Немейские игры. Однако аргивяне, в свою очередь, так же устроили игры. В этой связи ахейцы нарушили дарованную участникам состязаний на Панэллинских играх неприкосновенность. Те участники игр, проведённых в Аргосе, которые возвращались домой через ахейскую территорию, были схвачены и проданы в рабство. В том же самом году Арат узнал, что Аристипп готовит нападение на Клеоны, но боится выступить пока Арат всё ещё находится в Коринфе. Поэтому последний решил обмануть Аристиппа. Он собрал силы и ушёл в Кенхреи, где какое–то время оставался, будто бы готовясь к дальнему походу. Затем он ночью ввёл свои войска в Клеоны и на следующее утро встретился лицом к лицу с Аристиппом с готовым к битве войском. В результате аргивяне потерпели поражение, понеся тяжёлые потери — около 1500 убитых, включая самого Аристиппа, в то время как по явно преувеличенному сообщению Плутарха, несомненно восходящему к самому Арату, ахейцы вовсе не понесли никаких потерь. Через некоторое время Арат вновь неудачно попытался освободить Аргос, где в качестве правителя утвердился Аристомах–младший, вероятнее всего брат Аристиппа, который начал своё правление с того, что казнил 80 аргивян, заподозренных в соучастии с ахейцами [23].
Таким образом, поражение и гибель Аристиппа не привели к вступлению Аргоса в конфедерацию, но как кажется, именно эти нападения на Аргос побудили Лидиада из Мегалополя, человека очень мудрого, отказаться от тирании и присоединиться к ахейцам. По крайней мере согласно Полибию, в то время как другие тираны всё ещё до самой смерти Деметрия II тянули с отказом от тирании, Лидиад, правильно оценив ситуацию, сделал это раньше. Затем, в 229 г., было достигнуто соглашение с Аристомахом. Как кажется, это Арат начал переговоры, а Лидиад, который был стратегом в 230-229 гг. в третий и последний раз, очернил Арата перед Аристомахом как ненавистника тиранов, чтобы приписать себе честь договорённости. Это так разозлило Арата, что он побудил собрание ахейцев отвергнуть предложение. Позже, вновь став стратегом, он изменил свою позицию, поддержал предложение и аргивяне безо всяких проблем были приняты в конфедерацию. Плутарх (Арат?) возможно прав, говоря, что Аристомах побуждаем был тем чувством, что уж лучше быть главой Ахейской конфедерации, чем ненавистным тираном одного единственного города. И в самом деле, он был избран стратегом на 228-227 гг., год в который Арат не имел права служить. Волна, смывшая тиранию в Аргосе, смыла её так же в Гермионе и Флиунте [24].
Наряду с интригами против тиранов, Арат почти беспрерывно прилагал усилия к тому, чтоб освободить Афины от македонского владычества. Его первый поход произошёл вскоре после освобождения Коринфа. Мирный договор с Антигоном Гонатом не заставил его прекратить свои попытки и говорят, что даже сами ахейцы порицали его за попытку захватить Пирей во время мира. Последовали и повторные попытки, продолжавшиеся и после войны против Деметрия, но о них ничего подробней неизвестно. Вероятно, эти попытки и действия против тиранов в Пелопоннесе побудили македонскую армию, вероятно в 233 г., вступить в Пелопоннес. Вероятно эти действия за пределами Аргоса и навлекли на ахейцев, в месте под названием Филакия, поражение, произведшее такое впечатление, что породили слухи, будто бы Арат убит или захвачен в плен. Но даже и это поражение не было таким уж бедственным, ведь Арат оказался в состоянии тотчас после него выступить к Аттике и продвинуться до самой Академии в пригороде Афин. Позже, после смерти Деметрия, афиняне обратились к Арату помочь в переговорах об удалении македонских гарнизонов из Аттики. В связи с этим Арат даже заплатил собственные 20 талантов — сумма необходимая для выплаты увольняемым при этом наёмникам. И всё же Афины к конфедерации не присоединились, предпочтя оставаться нейтральными. Эгина, однако, присоединилась [25].
На этом пути Ахейская конфедерация достигла своего высочайшего могущества и величайшей территориальной протяжённости до римской интервенции в Греции, но уже появились признаки опасности извне. Это самый год был тем в который крупное римское войско вторглось в Иллирию, некоторое время спустя после поражения объединённого флота ахейцев и этолийцев от иллирийцев, поражения в котором пал Марг из Керинеи — старейший ахейский государственный деятель [26]. Так закончился самый многообещающий период в ахейской и этолийской истории, период в который эти две конфедерации объединялись и призывались на помощь другими греческими государствами, когда те в том нуждались. Формально союз распался с началом Союзнической войны в 220 г., но период реального объединения, как кажется, закончился в 229 г. Полибий не уделил этому вопросу должного внимания. Не была ли это политика скорее Марга, чем Арата и не умерла ли она вместе с ним? Или же пришествие римлян затмило всё остальное?
229 год был годом начала Клеоменовой войны, в ходе которой мог произойти спад в союзных отношениях между ахейцами и этолийцами. В ходе войны с Деметрием отношения их были такими тесными, что когда оборона Восточной Аркадии после битвы при Филакии казалась под угрозой, ахейцы позволили Тегее, Мантинее, Орхомену и возможно Кафии перейти под покровительство этолийцев [27]. Таким образом, в то время как Аргос всё еще был под контролем тирана, поддерживаемого Македонией, ахейцы создали вдоль своей границы ряд буферных государств, союзных с Этолией. Когда Аргос вступил в конфедерацию это должно было создать некоторую проблему, так как эти города составляли ряд, почти что разрезавший конфедерацию надвое. Пока другое государство было союзником это не создавало слишком большой проблемы и дружеские отношения, как кажется, продолжались до совместных действий против иллирийцев в 229 г.
Таким образом, к началу Клеоменовой войны ситуация была следующей. Ахейцы и этолийцы были всё ещё союзниками и как можно видеть, в ходе трудных переговоров 220 г. они всё еще формально оставались таковыми до начала Союзнической войны. Это, однако, не заставило этолийцев отказаться от претензий на контроль по крайней мере над западным побережьем Пелопоннеса. Потому они вряд ли могли благосклонно взирать на рост спартанского могущества при Клеомене. В то же самое время этолийцы были глубоко вовлечены в военные действия против Македонии. Их экспансия в Фессалию, хорошо известная из позднейших требований, кажется относится к последней части правления Деметрия II. Несколько позже, в начале своего правления, возможно в 228 г., Антигон Досон нанёс этолийцам жестокое поражение и выгнал их из Фессалии [28]. Когда точно заключён был мир неизвестно, но несомненно, что до 224 г., когда Досон попросил позволения провести свою армию на юг через Фермопилы, но ко времени начала Клеоменовой войны, этолийцы и македоняне были всё ещё в состоянии войны. Потому–то кажется, что не может в это время быть ничего более невозможного, чем совместный сговор этолийцев, Досона и Клеомена против ахейцев. Однако, это именно то, в чём их обвиняет Полибий.
Захват Клеоменом врасплох или с помощью измены аркадских городов, присоединившихся к этолийцам и неудача этолийцев воспрепятствовать этому захвату, придают некоторое правдоподобие обвинению Полибия, несомненно позаимствованному у Арата [29]. Но что могли тогда сделать этолийцы? Города эти, полностью окружённые чужестранной территорией и не являвшиеся постоянными членами конфедерации не могли обладать столь большой ценностью, чтобы возвращать их с помощью войны. Ответный удар по Спарте с помощью продвижения через Элиду и Мессению, не был достаточно эффективным способом вмешательства в интересах городов, расположенных в Восточной Аркадии. Более эффективным могло бы стать вторжение с севера, но для этого нужно было пересечь ахейскую территорию и едва ли это можно было б предпринять иначе, чем в кооперации с ахейцами. Если бы такой план был бы даже и предложен, то вожди ахейцев во главе с Аратом отвергли бы его, даже и на вынося на рассмотрение собрания [30]. Решением этих вождей было не вступать в войну из–за аркадских городов, захваченных Клеоменом. Только когда Клеомен вскоре захватил и укрепил Афеней, принадлежащий Мегалополю, было созвано экстраординарное собрание. На нём проголосовали за объявление войны. Иными словами, война была объявлена в конце 229 или в начале 228 г., хотя данные Полибия подразумевают, что военные действия начались до официального объявления войны [31]. За захватом и укреплением Афенея Клеоменом последовало ночное нападение Арата на Тегею и Орхомен. Возможно также, что и захват Кафий предшествовал объявлению войны [32]. Как бы то ни было кажется ясным, что инициатива агрессии исходила от Спарты. До нас дошла версия, которая возлагает вину на Арата и ахейцев, но и она устанавливает, что Клеомен хотел войны и начал её, но оправдывает это кознями ахейцев[33].
Здесь мы рассмотрим лишь некоторые относящиеся к делу пункты, связанные с Клеоменовой войной. Эта война чуть не привела к распаду Ахейской конфедерации; хоть она и сохранилась, а позднее даже значительно расширилась, в действительности её реальная власть и значение сильно сократились. А позднее она вообще превратилась в вассала сначала Македонии, а потом Рима. Первая половина войны, до 227 г., для ахейцев прошла довольно хорошо. Сообщается и о неудачах, но за неудачами следовали и успехи. Если б поражения были слишком сокрушительными, то быстрое восстановление было б невозможно. Согласно доступной информации, наихудшей из ошибок ахейцев в это время был отказ сражаться, когда условия были благоприятными. В 228 г., когда Аристомах, бывший тиран Аргоса, был полководцем, Арат воспретил ахейским силам, которые, как говорят, насчитывали 20000 пехоты и 1000 человек кавалерии, вступить в битву с войском численностью менее 5000 человек под командованием Клеомена. Некоторые порицают Арата, за то что он вмешивался в ведение военных действий ответственным за это полководцем, другие — Аристомаха за его нерешительность и уступчивость. Принимая во внимание силу воздействия Арата на ахейское общественное мнение похоже, что Аристомах счёл для себя невозможным действовать вопреки его советам. Чуть позже Лидиад выдвинул против Арата обвинения и выступил его соперником на выборах весной 227 г. И всё же Арат одержал победу и избран был стратегом на 227-226 г. [34]. Кажется однако, что не сторонник Арата, а Лидиад избран был гиппархом, т. е командующим конницы и фактическим вице–президентом конфедерации [35]. Арат начал военную кампанию этого года с экспедиции против Элиды. На обратном пути, у горы Ликей, к западу от Мегалополя, он столкнувшись с Клеоменом и спартанцами, потерпел поражение, как говорят, с тяжёлыми потерями. Но почти тотчас же после этого он внезапно захватил Мантинею, куда были введены 300 ахейских солдат и позднее власть ахейцев над городом еще более укрепилась с помощью гарнизона в 200 наёмных солдат [36]. Несмотря на поражение в битве, это важное приобретение означало, что до сего времени дела у ахейцев шли как нельзя лучше. Позже, в том же году, картина несколько изменилась. Клеомен выступил против Мегалополя, где он встретился с ахейцами под командованием Арата; ахейское легковооружённое войско в первой стычке имело некоторый успех, но Арат прервал преследование и отказался вступить в генеральное сражение. Раздражённый этим, Лисиад атаковал с кавалерией и сначала имел успех, но был оттеснён на трудную для действий конницы территорию, разгромлен и убит и это его поражение в конце–концов вовлекло в себя всё ахейское войско. Но опять же потери в этой битве, обычно называемой битвой при Лаодикее, не были, в том что касается убитых и раненых, слишком уж катастрофическими. Но смерть Лидиада вызвала большой резонанс. На собрании в Эгии было постановлено не поставлять Арату провиант и не содержать наёмников. В какой мере это послужило препятствием к ведению войны, неизвестно. Арат сохранил свой пост и позднее (возможно в начале 226 г.) встретился с Мегистоном, отчимом Клеомена при Орхомене, разбил его и захватил в плен [37]. Всё это выглядит как поход, начавшийся в старой Ахайе и продвинувшийся к югу к северной оконечности спартанского коридора. С той поры как ахейцы возвратили себе Кафы и Мантинею, Орхомен и Тегея всё ещё должны были оставаться спартанскими.
Возможно, именно в 227 г. Арат сделал первые попытки примирения с Антигоном Досоном. Это выразилось в форме предложения двум его личным друзьям в Мегалополе — Никофану и киническому поэту и философу Керкиду, чтобы Мегалополь обратился к Антигону за помощью. Такое обращение города к иностранной державе требовало позволения федерального правительства. Таким образом посольство это предполагало три этапа — принятие мегалополитянами решения о просьбе, отправка Никофана и Керкида в качестве послов (presbeutai) к федеральному правительству, чтобы то подтвердило их полномочия и наконец, поездка этих двоих в качестве послов из Мегалополя к Антигону Досону. Полибий подробно сообщает причины, побудившие Арата действовать в этом направлении и излагает доводы, представленные послами Досону. Все они представляют собой вариации на тему ненависти и подозрительности к этолийцам. Здесь задействован материал такого рода, относительно которого человеку постороннему невозможно иметь точные сведения. Относительно Арата самым верным было бы сказать, что невозможно узнать его причины, «но это то, что он сам написал». Результатом этого посольства стало то, что Досон обещал помочь, если он будет призван ахейцами, т. е федеральными властями. Потому мегалополитяне созвали ординарное федеральное собрание и настаивали, чтобы такое приглашение было послано. Арат, однако, побуждал ахейцев отложить решение и в течение некоторого времени вести войну своими силами. Это решение лучше всего соответствует времени после победы при Орхомене и до того как пришли новости, что Птолемей кинул ахейцев и стал оказывать помощь Клеомену [38]. Для Арата главным достижением этого посольства стало понимание того, что захват Акрокоринфа не сделал будущее соглашение с македонским царём невозможным. Впрочем, стало ясно и то, что такое соглашение должно будет повлечь за собой возвращение Коринфа и таким образом, отказ от политики, побудившей к его захвату.
Стратегом ахейцев, избранным весной 226 г. стал Гипербат. За время срока его службы Клеомен сначала возвратил себе Мантинею, а затем вторгся в западную оконечность собственно Ахайи, пройдя через Аркадию к югу от горной цепи, отделяющей её от Ахайи. У Гекатомбеума близ Димы он встретился и нанес сокрушительное поражение войску ахейцев, собранному путём общей мобилизации. В данном случае невозможно сказать насколько «общей» была в действительности эта мобилизация, но в этом случае очевидно — поражение было серьёзным. После него Арат послал своего сына Арата–младшего для переговоров с Антигоном Досоном. Досон поставил условием сдать ему Акрокоринф как плату за его вмешательство — требование, приведшее ахейцев в замешательство, ведь коринфяне не представляли себя опять качестве подданных Македонии [39].
Во время этого кризиса Арат отказался быть избранным стратегом на 225-224 гг., в свою обычную очередь каждый второй год. Его подчас обвиняют в уклонении от ответственности, но справедливость такого обвинения сомнительна. Стратег этого года, Тимоксен, был одним из его верных приверженцев, с ним Арат по всем делам был тесно связан. Однажды, когда известно стало, что многие в Сикионе и Коринфе сочувствуют Клеомену, он был послан в эти два города с чрезвычайными судебными полномочиями. В Сикионе он просто приказал казнить виновных — поразительное доказательство того насколько далеко могло заходить федеральное правительство в случае войны. Когда он попытался проделать то же самое в Коринфе ему пришлось, несмотря на то, что ахейский гарнизон владел Акрокоринфом, спасать свою жизнь [40]. Это произошло после провала первых мирных переговоров между Клеоменом и ахейцами. Переговоры эти, как кажется, начались вскоре после битвы при Гекатомбеуме. Предварительный мир или по крайней мере перемирие были уже заключены и ахейцы были уже вполне готовы принять условия, выдвинутые Клеоменом, даже когда он потребовал гегемонии. У нас нет дальнейшего объяснения что бы это означало, но если понимать это как нечто сходное с гегемонией царей в Эллинской лиге, то это означало некоторого рода постоянное верховенство над конфедерацией. Уже созвано было экстраординарное собрание Ахейской конфедерации для того, чтобы заключить окончательное соглашение, когда внезапная болезнь помешала прибытию Клеомена. Второе собрание созвано было в Аргосе, но Арат выдвинул такие условия относительно вооружённой свиты Клеомена или чтоб были бы даны заложники, что Клеомен не явился и послал объявление войны, но не в Аргос, где в то время находилась ахейская элита, а в Эгий, столицу конфедерации [41]. Это выглядит так, словно бы Арат нарочно спровоцировал Клеомена для того, чтобы помешать соглашению. Похоже к этому времени он уже решил, что предпочитает зависимость от более отдалённой Македонии вассальной зависимости от Спарты. Может быть он так же счёл, что сможет, не скажу манипулировать, но влиять на Досона более успешно, чем на Клеомена. Досон показал, однако, своим требованием возвращения Акрокоринфа и своей первой военной кампанией в Пелопоннесе, что его целью было восстановить македонскую гегемонию в Греции. Относительно либеральные условия в Эллинской лиге, восстановленной им, были продиктованы не чистым идеализмом, а политикой. Прежде всего, хотя союзникам позволено было оставаться нейтральными в случае, если лига вела войну, тем не менее им воспрещено было делать что–либо противное условиям союза с царём [42].
С возобновлением войны события стали развиваться быстро. Клеомен начал с захвата Пеллены и пары постов на пути к этому городу. Этими своими действиями он продлил контролируемый спартанцами коридор до Коринфского залива и разрезал Ахейскую конфедерацию на две части. Вскоре он, так же без большого труда, установил контроль над Аргосом [43]. Неудивительно, что проспартанские элементы в Сикионе и Коринфе зашевелились. Потому Арат и послан был в эти два города с чрезвычайными судебными полномочиями. За его изгнанием из Коринфа последовало приглашение от коринфян Клеомену вступить в их город [44]. На самом деле и коринфяне с этим их приглашением и Клеомен, его принявший, сыграли на руку Антигону, ведь это давало ахейцам оправдание сдать ему Акрокоринф. Тем временем Клеомен, после того как Коринф и другие города перешли на его сторону, осадил Сикион, где находились в то время старший и младший Араты. Скорее всего это было весной 224 г. Во время этой осады ахейцы созвали в Эгии экстраординарное собрание конфедерации и призвали Арата прибыть туда. Он, вместе со своим сыном, предпринял этот путь по морю. На собрании он призвал к тому, чтобы пригласить Антигона Досона, сдать ему Акрокоринф и дать заложников. В числе последних отправлен был и Арат младший [45]. Досон был уже вполне готов и тотчас принялся за дело.
Клеомен не преуспел в покорении Сикиона или Акрокоринфа, но имел такой контроль над всем остальным востоком Пелопоннеса, что мог подготовиться к встрече с македонской армией на Истме и практически игнорировать остатки Ахейской конфедерации. Услыхав, что ахейцы заключили соглашение с Досоном, он снял осаду Сикиона и начал готовиться к защите Истма. Она включала рытьё траншей и строительство крепостных валов [46]. Эта оборона на какое–то время помешала продвижению Досона, но в конце концов потерпела неудачу из–за того, что Аргос снова перешёл на другую сторону.
Македонская армия, которую Досон привёл на юг, как сообщается, насчитывала 20 000 пехоты и 1300 всадников [47]. Многие из этих войск несомненно были наёмными пехотинцами или ауксилариями. Армия эта двинулась на юг путём, пересекавшим северную Эвбею, а затем шедшим через восточную Локриду, Фокиду и Беотию. Кажется, обычный путь вёл через Фермопилы, но воспользоваться этим путём Досону воспрепятствовали этолийцы, угрожавшие, при необходимости, прибегнуть к силе. Из–за этого то и возникла необходимость провести армию через северную Эвбею и так как здесь не было годных для армии дорог, проследовать из северной Эвбеи к Еврипу и таким образом вновь пересекать материк. Подобно Филиппу V в 219 г., Досон вероятно высадился в Кине в Опунтской Локриде, а затем проследовал через горный проход Гиамполя в Фокиду и вниз к долине Кефисса [48]. Со стороны этолийцев, отказ в проходе вряд ли был дружественным актом, но он не может послужить оправданием всех обвинений, выдвинутых против них Полибием. И этого могло оказаться вполне достаточно, чтобы помешать полному взаимопониманию между ними и Досоном и таким образом, отвратить от Эллинской лиги, когда она была основана.
После того как попытки прорваться через оборонительные укрепления Клеомена на Истме провалились, Антигон предпринял слишком медленную и трудоёмкую попытку собрать достаточно судов. чтобы переправить свою армию через Коринфский залив. В качестве штаб–квартиры он использовал Паги, порт Мегары на заливе. С той стороны Арат и дамиурги ахейцев с некоторым затруднением проделали свой путь на лодках и здесь Антигон и лидеры ахейцев обменялись клятвами. До сих пор это был единственный прямой контакт между ахейским и македонским правительствами. Ситуация на Истме могла бы длиться и дальше, если бы не восстание в Аргосе. О надвигавшемся восстании сообщили Арату, который вслед за тем послан был Антигоном с 1500 человек (несомненно из состава македонской армии) морем в Эпидавр, чтоб проследовать оттуда в Аргос. Эти силы подошли слишком поздно, чтоб принять участие в последующей борьбе, которая продолжалась и не закончилась до тех пор, пока не подошёл Антигон со всей своей армией. Тем временем, ахейские силы под командованием Тимоксена, стратега предыдущего года, прибыли из Сикиона и оказали восставшим значительную помощь. Полибий хвалит ахейцев за успешные действия, которые стали поворотным пунктом кампании [49]. В самом деле, это был смелый поступок. Ведь всеобщая мобилизация ахейцев была в то время невозможна и поскольку Сикион отрезан был от остальной конфедерации, то армия едва ли могла помочь Тимоксену. Он мог воспользоваться силами только гарнизона, защищавшего Сикион, ну может быть в какой–то мере усиленными наспех проведённой местной мобилизацией. С этими войсками он проследовал через территорию, находящуюся под вражеским контролем.
Падение Аргоса и последующее оставление Коринфа Клеоменом, каков бы ни был в конечном счёте вклад ахейских войск, были первыми крупными победами Антигона Досона в Греции и это он, а не Арат взял на себя управление делами. Прежде всего, он занял Акрокоринф, который вновь стал центром македонской власти в Греции, а на примере Аргоса показал, что его целью было восстановление македонского владычества. Он приказал восстановить там статуи прежних тиранов., ясно показав таким образом, что тираны эти были достойными союзниками или даже агентами Македонии. Это придаёт особую значимость казни последнего из аргосских тиранов — Аристомаха Младшего. Она должна означать, что на нём лежит большая часть вины в сдаче города Клеомену. Тем временем в Коринфе статуи тех, кто освобождал Акрокоринф, сброшены были с пьедесталов за исключением самого Арата, ведь эти люди были врагами Македонии. Только Арат пощажён был из–за его позднейшего союза с Досоном. Против этого всего Арат долго возражал, но безрезультатно. Его более ранняя антимакедонская политика не могла быть осуждена яснее.[50]
Следующее действие царя после всех его мероприятий в Аргосе показывает — он чувствовал, что имеет особые связи или обязанности в отношении Мегалополя Он обходил стороной более крупные аркадские города, удерживаемые Клеоменом и продолжал изгонять спартанские гарнизоны из мелких укреплений в районе конфликта, между Мегалополем и Спартой. Этим закончилась военная кампания, вероятно продолжавшаяся в течение зимы 224-223 гг. Затем Досон отправился на ординарное собрание Ахейской конфедерации в Эгий, на котором избран был гегемоном всех союзников. Это должно служить свидетельством создания Эллинской лиги, так что собрание или собрания в Эгии представляли собой одновременно и собрание Ахейской конфедерации и что–то вроде учредительного собрания. Собрание это обычно помещают в конец 224 г., но оно могло иметь место и в начале 223 г. После этого Досон разместил свои войска на короткое время на зимних квартирах в Сикионе и Коринфе [51].
Военная кампания 223 г. посвящена была изгнанию спартанцев из городов Аркадии и восстановлению македонской власти в Пелопоннесе путём установления гарнизонов в ряде ключевых городов. Городами, перечисленными Полибием как возвращённые в течение года были Тегея, Орхомен, Мантинея, Герея и Тельфуса. Из них Досон поставил гарнизоны по крайней мере в Орхомене и Герее [52]. Что до Мантинеи, то город был разграблен и все его граждане проданы были в рабство кроме тех, кто был казнён или выселен. Город отдан был ахейцам, которые заново основали его и назвали Антигонея. Несомненно, в этом причина того, что когда Мантинея два года спустя перешла к Клеомену, то ахейцы, находившиеся в ней были перерезаны [53], но даже в этом случае эти инциденты вряд ли показывают, что война становилась более гуманной. Так же и другие города, отвоёванные македонянами, но не укреплённые ими гарнизонами, должны были перейти к ахейцам. Таким образом, последние в какой–то мере усилились, но сам Досон с помощью гарнизонов в Коринфе, Орхомене и Тегее, расширил реальное македонское влияние через Аркадию до границы с Элидой. Возвращаясь в Македонию, он оставил руководить македонской провинцией в Пелопоннесе Тавриона [54], который оставался здесь в течение ряда лет и часто упоминается в связи с событиями, происходившими в первые годы правления Филиппа V.
Осенью 223 г. Антигон отослал свои македонские войска домой на зиму, в то время как сам он остался со своими наёмниками в Эгии. Он ясно сознавал, что его задача в Пелопоннесе не завершена, но он так же мог думать, что Ахейская конфедерация в состоянии защитить себя в течение зимы. Если это так, то он просчитался. Клеомен отлично знал, что Досон и его наёмники находятся в полных трёх днях пути от Мегалополя и был в состоянии подготовить захват города безо всякого опасения вмешательства с его стороны. Так как значительная часть стены была неохраняемой, то захват города был относительно лёгким. Большая часть населения бежала в Мессению и отвергла предложение вернуть назад свой город в обмен на то, чтобы отойти от ахейцев и стать союзниками Спарты. В отместку за это, Клеомен разграбил город, вывез статуи и картины и отвёл свои войска. Таким образом, он не рассчитывал обладать городом постоянно. Позже он аналогичным образом вторгся на аргосскую территорию, а затем удалился. Кроме уничтожения имущества, единственным итогом этих рейдов было недовольство Досоном со стороны греков за то, что он защищал их более активно [55].
С весной 222 г. и возвращением македонской армии последовала военная кампания при Селласии и полное поражение Клеомена. Согласно подробным данным Полибия, армия Досона в битве при Селласии насчитывала 27 600 человек пехоты и 1200 конницы. Из них 9 600 человек пехоты, включая 1600 иллирийцев и 600 человек конницы были выставлены союзниками; 18 000 пехоты и 600 всадников были македонянами и наёмниками. Их союзных контингентов 4000 пехоты, включая 1000 мегалополитян, экипированных Досоном македонским оружием и амуницией и 300 всадников были предоставлены ахейцами, 2000 пехоты и 200 всадников — беотийцами, 1000 и 50 — эпиротами, столько же — акарнанцами [56]. Цифры эти округлённые, но вероятно, приблизительно точные. Состав войска указывает на то, что новая Эллинская лига функционировала исправно, хотя даже такой её вклад совместных сил был мал по сравнению с македонским.
Битва при Селласии вполне может рассматриваться как решающая. Клеомену победа на поле битвы не казалась невозможной. По численности его армия составляла немногим более ⅔ антигоновой, но он занимал очень прочную позицию — два холма и долину между ними, которые не легко было обойти. Детали битвы мы оставим до другого раза [57], но можем попытаться оценить вклад греческих союзников. Хотя Антигон с македонской фалангой на левом фланге встретился лицом к лицу и в конце концов одолел спартанскую фалангу на правом крыле Клеомена, но ясно, что решающие действия имели место на другом крыле, где войско частично состояло из греческих союзников. Здесь решающий удар нанесён был на крайнем правом крыле, состоявшем из чередующихся отрядов иллирийских и македонских халкаспидов — вероятно тип солдат несколько более мобильных, чем войска, составлявшие фалангу. Слева от них, однако, находились контингенты греческих союзников. В то время как крайняя часть правого крыла оставалась скрытой от врага, остальная часть крыла исполняла незавидную задачу атаковать в гору врага, занимавшего очень прочную позицию. Не удивительно, что ситуация выглядела безнадёжной, когда они атакованы были с тыла легковооружёнными противника Но давление это удалось ослабить, когда войска противника так же атакованы были с тыла. Сделать это ахейцы поручили молодому Филопемену из Мегалополя, будущему стратегу конфедерации. Возможно еще большее значение имела внезапная атака объединённых иллирийцев и македонян, которые выдвинулись незамеченными [58]. После поражения на левом крыле, произошло поражение самого Клеомена, разбитого македонской фалангой.
После Селласии под контроль македонян и их союзников перешла вся восточная часть греческого полуострова от Македонии до Спарты. На севере, с Эпиром и иллирийцами, их сфера влияния достигла Адриатики. Этолийцы всё ещё владели Фермопилами. Таким образом, только Афины стояли от всего этого в стороне. Все постоянные члены Эллинской лиги были федеративными государствами. Если обобщить информацию из не слишком систематичных списков, даваемых Полибием, то членами её были следующие государства: ахейцы, беотийцы, эпироты, фокейцы, акарнанцы, локрийцы, фессалийцы, эвбейцы. Так же в этот список включены и македоняне, но они, вероятно, не были постоянными членами, а связаны были с лигой только через их царя, который был гегемоном лиги [59]. За пределами лиги оставались Этолия, Элида и Мессения, из них Этолия и Элида вскоре стали к ней враждебными. Позиция Спарты не вполне ясна. Случайное упоминание показывает, что Антигон оставил беотийцам Брахилла в качестве наместника. Это, в свою очередь, подразумевает гарнизон. Вполне возможно, что сначала было намерение сделать его постоянным. С другой стороны, спартанцы были провозглашены Досоном свободными и это должно означать, что царская власть была упразднена, так что эфоры стали безусловными главами государства. Гарнизон и наместник вскоре были от них удалены и Спарта стала членом Эллинской лиги [60]. Большинство городов, принадлежавших к Ахейской конфедерации, но захваченных Клеоменом, были ей возвращены.
Насколько жизнеспособной оказалась бы Эллинская лига при благоприятных условиях, трудно сказать. Сам Антигон умер до того, как лига получила возможность укрепиться в своём развитии и слишком мало лет прошло со дня его смерти до того, как всё разрушено было римской интервенцией. Впрочем, можно сказать, что самая рыхлость организации вызывала менее враждебные чувства, чем более прочная организация более ранней Эллинской лиги. Члены её связаны были договорами с царём, который был гегемоном и договора эти подтверждались клятвами, каждый год возобновлявшимися. Клятвами этими они торжественно обещали не предпринимать враждебных шагов в отношении царя [61]. Отношение её членов друг к другу следует выводить из хода событий. Позднейшие отношения ахейцев к этолийцам показывает, что одно из государств — членов союза могло самостоятельно вести войну против государства — нечлена. Чтобы требовать помощи от других членов лиги, надо было, чтоб синедрион лиги проголосовал за войну, но и это не вовлекало автоматически всех членов лиги в военные действия. Члены лиги вправе были либо подтвердить голосованием отправление на войну, либо от него воздержаться, сохранив нейтралитет. Это ясно видно на примере событий, связанных с началом союзнической войны 220 -217 гг. Здесь достаточно упомянуть, что ахейцы, когда они хотели помощи со стороны лиги, отправляли послов не только к Филиппу, но и к эпиротам, беотийцам, фокейцам и акарнанцам [62]. На последовавшем затем собрании синедриона все эти государства и сами ахейцы принесли жалобы на этолийцев и в результате делегаты единогласно проголосовали за войну, но решение это ни к чему не обязывало те государства, которые они представляли. Поэтому постановление синедриона представлено было всем государствам — членам лиги для отдельного утверждения [63]. Постановление это призывало к наступательной войне против этолийцев и каждое государство принимало собственное решение перед тем как вступить в войну. В договорах не было статьи устанавливавшей, что государства–члены имеют выбор между вступлением в войну и нейтралитетом, но на практике это было так.
Антигона Досона следует считать первым и почти единственным создателем всей этой структуры и он создал её в качестве помощника македонской власти, а не для защиты греческой свободы, кроме как в отдельных случаях. Доказательства этому столь основательны, что вывод просто неизбежен. В этом смысле прежде всего стоит обратить внимание на настойчивость в возвращении Коринфа под македонский контроль и готовность действовать как только к тому появится возможность. Далее воспоследовали символические акты. Статуи освободителей Акрокоринфа, за исключением Арата, были свергнуты. Иными словами, врагам Македонии отказано было в почестях. В Аргосе восстановлены были статуи тиранов, то есть этим как бы восстановлены были почести верным друзьям Македонии. Еще более важным доказательством являются гарнизоны в Коринфе, Орхомене и Герее. И вполне логичным продолжением этой линии было то, что Филипп V в 218 г. ввёл гарнизоны в Трифилию — спорный район между Элидой и Мессенией [64]. Таким образом, Орхомен и Герея в это время были не членами Ахейской конфедерации, но македонскими анклавами, окружёнными её территорией [65], а позже, вероятно, Трифилия стала маленькой македонской провинцией на побережье Пелопоннеса. Некоторые уступки ахейцам несомненно были сделаны и в этой связи главным государственным деятелем, с которым Досон имел дело, был Арат. Но если уступки им и были сделаны, то Орхомен и Герея — достаточные доказательства того, что всё было устроено не так, как хотелось Арату и ахейцам. С другой стороны, Досон считал важным для себя обеспечить взаимодействие с ахейскими лидерами и особенно с Аратом. В этом была причина того, что Филипп ещё юношей послан был в Грецию для того, чтобы познакомиться с Аратом. В ходе этой поездки молодой человек, как сообщается, попал под сильное влияние более старшего государственного деятеля [66].

---

[1] Договор IG, IX², I, 3 A обсуждается более подробно в параграфах об этих двух конфедерациях.
[2] Meyer E \\ RE, XV, 1375- 1379 о Мефане; 1382-1384 в «Methone» (4) для Мефоны в Мессении и «Methone» (5) для этого имени как вариант Мефана.
[3] Plut., Arat, XII,6.
[4] Plut., Arat, XIX, 2.
[5] Polyb., XX,4; Plut., Arat, XVI,1. Только Плутарх упоминает поход на побережье.
[6] Polyb., II, 43,4; Plut., Arat, XVIII- XXIV.
[7] О хронологических проблемах, связанных с карьерой Арата см. Walbank, Aratos, P. 167-211.
[8] Полибий кратко сообщает об этом в II, 45,1 и ссылается в IX, 34,6 et 38, 9.
[9] Polyb., IV, 34,9; IX, 34,9; Plut., Cleom., XVIII. Последнее сообщение путём сравнения условий того времени с более поздними условиями указывает на то, что поход произошёл до возвышения Клеомена. Вэлбанк (comm. on IV, 34,9) помещает этот поход после смерти Агиса и даёт дату «вероятно 240». В статье The Aetolians and the Cleomenic War \\ Studies in Honor of Harry Caplan, 1966, p. 43-57 et 48f, в действительности написанной на пару лет раньше, я даю более раннюю дату и она всё еще кажется мне более вероятной, но полная точность невозможна.
[10] SIG 3,472. Приблизительная дата выводится из того факта, что в состав комиссии, инициировавшей этот договор входил Тимей, один из командиров сил, вторгшихся в Лаконию.
[11] Plut., Arat., XXIV,4.
[12] Plut., Arat., XXXI-XXXII; Agis, XIII-XV. У Павсания (II,8,5; VII, 7,3) роли перепутаны и врагами ахейцев и захватчиками Пеллены сделаны спартанцы.
[13] Plut., Arat, XXXIII, 1-2; Polyb., II, 44,1.
[14] Plut., Agis, III; Paus, VIII, 27,11. Когда Павсаний называет Акротата сыном Клеомена, он несомненно, как замечает Низе (Niese, Geschichte, II, P. 241, n4) путает его с его тёзкой.
[15] Polyb., X, 22, 2-3; Plut., Philop., I,3; Ibid., Arat, V et VII (только Экдел); Paus., VIII, 49,2. Имена этих двоих варьируются в источниках.
[16] Polyb., II, 60, 2 при обсуждении вины Аристомаха Аргосского младшего (II, 59-60).
[17] Paus., VIII, 10, 5-10; 27, 13-14 (осада Мегалополя, вероятно часть той же самой военной кампании). Историчность этой битвы сомнительна, но следует заметить, что Павсаний сообщает о том, что видел трофей, напоминающий о битве. См. особенно Белоха (GrG², IV, ii, p. 523-527), но он, однако, датирует битву 249 г. Вэлбанку (Aratos, p.36;176f) оставалось только заметить, что текст Павсания подразумевает, что Сикион был свободен, но не был ещё членом Ахейской конфедерации. Следовательно, битва должна была произойти между освобождением Сикиона и его вступлением в конфедерацию.
[18] Polyb., II, 44,5; Plut., Arat., XXX.
[19] Ахейское постановление относительно членства Орхомена (SIG3, 490) подразумевает, что Орхомен уже был членом конфедерации. Вполне правдоподобно предположить, что упомянутый в документе Неарх был тираном, который отрёкся от власти.
[20] Plut., Pyrrhus, XXX.
[21] Plut., Arat., XXV. Упоминание Антигона показывает, что события имели место в то время когда он был ещё жив. Тот факт, что обвинение было выдвинуто против ахейского государства показывает, что Арат был в то время его главой. Это должна была быть его третья стратегия, т. е всё это имело место в 241-240 гг. Историки обычно говорят, что Арат лично оштрафован был за нарушение мира, но обвинение было выдвинуто против ахейцев и именно Ахейская конфедерация была приговорена к уплате; cf. Porter on Plut., Aratus, XXV,5.
[22] Freeman, Fed. Gout., p. 302; Raeder L’arbitrage international, P. 79 f., no XL; Walbank, Aratos, P. 56; Tarn, CAH, VII, 735.
[23] Plut., Arat, XXVII-XXX. Эти события, может быть за исключением ночной атаки с приставными лестницами, относятся к одному году и таким образом это должен был быть год, в который проводились Немейские игры, а они проводились в нечётные годы. Так как Арат после смерти Аристиппа начал плести интриги против Лидиада (Arat, XXX) и так как последний вступил в конфедерацию достаточно рано для того, чтобы стать стратегом весной 234 г., то наиболее поздняя возможная дата для инцидента с Клеонами — 235 г. Полибий (II, 59, 8-9) cвязывает казнь Аристомахом 80 знатных аргивян с нападением, во время которого Арат вступил в Аргос, но вынужден был отступить. Единственное такое нападение, о котором есть сведения, произошло при Аристиппе. Предположения относительно того, что произошло в действительности, разнятся.
[24] Polyb., II, 44, 2-6; 60,4; Plut., Arat., XXXV, 1-5.
[25] Plut., Arat., XXXIII-XXXIV; Paus., II, 8,6. Битва при Филакии датируется по–разному. Так Фергюсон (Ferguson, Hellenistic Athens, p. 201) предположительно относит её к 235 г.; Белох (Gr. G², IV, I, 633) и Вэлбанк (Walbank, Aratos, p. 64) — к 233 г., Фейел (Feyel, Polybe et Beotie, p. 99 f.) — к 237 г. Причина отнесения её к 233 г. в том, что здесь, как кажется, должна была существовать некая связь между этим поражением и переходом городов Восточной Аркадии к этолийцам.
[26] Polyb., II, 9-10.
[27] О переходе трёх городов от этолийцев к Клеомену см. Polyb., II, 46, 2; о «добровольном» или мирном переходе Мантинеи от ахейцев к этолийцам – Polyb., II, 57,1. Другие города несомненно перешли в то же самое время. Взятие Кафий Аратом (Plut., Cleom., IV) показывает, что этот город был среди тех, что были взяты Клеоменом.
[28] Justin, XXVIII, 3, 11-16; Frontinus, Strategmata, II, 6,5; cf. Dow S. Edson C. F \\ Harv. Stud. Class. Phil., XLVIII, 1937, p. 165-168; Feyel, Polybe et Beotie, p. 115.
[29] В II, 45,2 Полибий порицает сговор этолийцев с Досоном и Клеоменом, хотя его же сведения в II, 46,2 показывают, что Клеомен захватывал города с помощью неожиданности или измены.
[30] Согласно Полибию (II, 46,4) Арат и прочие чины Ахейского союза решили, не начиная войны против кого бы то ни было, противодействовать покушениям лакедемонян. Это может означать только, что они не объявляли войны ради захвата тех городов, которые всё ещё не были ахейскими. Если бы совершено было нападение на ахейскую территорию, они должны были б действовать. Они конечно же могли принять такое отрицательное решение в любое время, не предоставляя его на рассмотрение собрания.
[31] Polyb., II, 46,6; cf. Walbank’s Commentary et Rep. Gout, P. 78 f, 165 f. Захват Тегеи и т. д Клеоменом, укрепление Афенея и объявление ахейцами войны — всё это относится к одной и той же стратегии Арата и это должен был быть 229-228 г.
[32] Plut., Cleom., IV., несомненно из Филарха. Данные о нападениях на Тегею и Орхомен и оскорбительных письмах, которыми обменялись Клеомен и Арат подразумевают тайные, закулисные действия обоих лидеров в мирное время.
[33] Plut., Cleom., III.
[34] Цифры, обнаруживаемые в четвёртой главе плутарховой биографии Клеомена несомненно заимствованы у Филарха, который мог преувеличить различие в размерах сил для того, чтобы умалить и принизить ахейцев и Арата. Об обвинениях Лидиада и предвыборной борьбе так же сообщает Плутарх (Arat, XXXV,7).
[35] Это можно вывести из того факта, что Лидиад командовал конницей в битве, в которой был убит; cf. Beloch, GrG², IV, 1, 699 et n1.
[36] Plut., Cleom., V; Ibid., Arat., XXXVI, 1-2 ; Polyb., II, 51,3 ; 58, 1-3. Ахейцы из 58, 2 были скорее поселенцами, чем собственно гарнизоном; cf. Walbank on Polyb., II, 58,4.
[37] Plut., Arat., XXXVI-XXXVIII; Ibid., Cleom., VI; Polyb., II, 51,3. Как кажется, у Плутарха (Arat, XXXVIII, 1) единственное сообщение о победе при Орхомене.
[38] Главный источник — Полибий (II, 47-51); более кратко – Plut., Arat., XXXVIII, 11-12. Датой обращения Мегалополя к Досону теперь обычно считается 227 г.; cf. Walbank on Polyb., II, 47,6. Ясно, что она относится ко времени, когда Арат был стратегом и 229-228 г. слишком рано, а 224-223 — слишком поздно. Более того, начало 226 г., до того как начались позднейшие несчастья, является самой поздней датой, в которую ахейцы могли проголосовать за то, чтоб вести войну своими силами.
[39] Плутарх в биографии Арата (XXXIX,1) едва упоминает Мантинею и Гекатомбеум; в биографии Клеомена (XIV) — несколько полнее. Полибий (II, 51, 3-6) так определённо связывает отправку Арата–младшего с Гекатомбеумом, что эта миссия должна быть признана и сочтена отдельной от включения Арата–младшего в число послов, позднее отправленных к Досону; cf. Walbank on Polyb., II, 51,5.
[40] Plut., Arat., XL, 1-6.
[41] Plut., Cleom., XV-XVII; Ibid., Arat., XXXIX, 1-4. Сообщения эти различаются в вопросе о точной природе ссоры между Аратом и Клеоменом.
[42] Polyb., IV, 16,5; Livy., XXXII, 22,3.
[43] Plut., Cleom., XVII.
[44] Plut., Arat., XL, 6; Ibid., Cleom., XIX ; Polyb., II, 52,3.
[45] Plut., Arat., XLII ; Ibid., Cleom., XIX; о собрании в Эгии ср. Rep. Gout., P. 166 f.
[46] Polyb., II, 52,5; Plut., Cleom., XX.
[47] Plut., Arat., XLIII, 1 ; cf. Polyb., II, 65, 1-5 о количестве войск в битве при Селласии.
[48] Polyb., II, 52, 7-8; IV, 67,7 (Филипп V). Cf. Phocis in the Social war of 220-217 b.c \\ Phoenix, XIX, 1965, P. 116-128.
[49] Об этой кампании нет вполне удовлетворительных данных. Полибий (II, 52, 5-53) главным образом делает упор на значимости вклада ахейцев, но упоминание Тимоксена и неупоминание Арата доказывает, что последний внёс мало или вообще ничего в конечный результат. Это согласуется с данными Плутарха в биографии Клеомена (XX). Данные биографии Арата (XLIII- XLIV) сообщают только о присутствии Арата и дамиургов в Пагах и их обмене клятвами с царём. Полибий именует Тимоксена стратегом, но вероятно использует этот термин в более широком смысле и он не означает главу конфедерации. Cf. Tarn, CAH, VII, 863 f; Walbank on Polyb., II, 53,2 и приводимую им литературу.
[50] Статуи – Plut., Arat., XLV, 5; наказание Аристомаха – Polyb., II, 59,1 et 60,7; Plut., Arat, XLIV, 6.
[51] Polyb., II, 54, 2-5 ; Белох (GrG, IV, 1, 712) и Вэлбанк (on Polyb., II, 54,3) относят собрание в Эгии к осени 224 г.; Aymard \\ACA 268, n3 считает осень возможной, но февраль 223 г. более вероятным.
[52] Polyb., II, 54, 5-13; гарнизон в Орхомене – Polyb., IV, 6, 5-6; Plut., Arat, XLV,1. Гарнизон а Герее засвидетельствован косвенно. Так Ливий (XXVIII, 8,6; XXXII, 5,4) показывает город под македонским контролем, но даты столь поздние, что нельзя быть абсолютно уверенным, что это означает, что оккупация имела место во время правления Досона; cf. Aymard Premiers rapports, p. 25, n5 (pp. 25-28); Walbank, Philip V, P. 17, n2. Если однако верна интерпретация двух мест Полибия (IV, 77,5; 80, 15-16) в том смысле, что означает македонский контроль в 218 г, когда Филипп V использовал город в качестве своей штаб–квартиры в этой части полуострова, то становится фактически несомненным, что гарнизон в городе установлен был Досоном.
[53] Полибий (II, 58, 12) утверждает, что свободное население было продано в рабство; Плутарх (Arat., XLV,6) — что самые первые и видные граждане были казнены, остальные либо проданы, либо в оковах отправлены в Македонию, а женщины и дети обращены в рабство. Это более подробное утверждение вероятно верно. Данные Полибия находятся в главе, в которой он защищает Арата от обвинений, выдвинутых Филархом. Поэтому он стремится всячески преуменьшить его вину. Так в 58, 4 он утверждает, что мантинейцы вырезали ахейцев, живших среди них, в то время как Плутарх (Cleom., XIV,1) — что они изгнали гарнизон ахейцев, утверждение несомненно извлечённое из Филарха. Возможно, оба автора в своих утверждениях правдивы, но оба опускают детали, неблагоприятные для принятой ими точки зрения. Вполне возможно, что мантинейцы вырезали поставленные над ними ахейские власти, но выпустили из города гарнизон наёмников.
[54] Polyb., IV, 6, 4-6. Вэлбанк (Philip V, P. 20) называет его «верховный комиссар (High Commissioner) для Пелопоннеса».
[55] Polyb., II, 55, 1-7; Plut., Cleom., XXIII-XXV (несомненно заимствовано из Филарха).
[56] Polyb., II, 65, 1-5 et IV, 69,5 — об экипировке мегалополитян Досоном. Затруднений в истолковании этих цифр весьма немного, хотя Полибий и даёт лишь общее количество пехоты в круглой цифре 28 000 человек. В отношении некоторых групп солдат трудно понять были ли они частью македонского контингента или же наёмниками. Критяне, впервые упомянутые в описании построения войск на битву, несомненно были наёмниками и не должны исключаться из текста, как это сделано в издании Буттнера–Вобста.
[57] Самые полные сведения о ней у Полибия (II, 65-69); ср. так же Plut.,Cleom, XXVII-XXVIII; Ibid., Arat., XLVI (простое упоминание), Philop., VI (о якобы блестящих действиях Филопемена). О различных связанных с ней проблемах и дальнейшую литературу см. Комментарий Вэлбанка, который так же даёт великолепный план поля битвы (основанный на Кромайере).
[58] Сведения Плутарха (Cleom., XXVIII), заимствованные им у Филарха, что иллирийцы и другие (он говорит акарнанцы) должны были обойти противника незамеченными и таким образом совершить внезапную атаку, должны быть верными. Позиция спартанцев на левом крыле была такой прочной, что иначе трудно понять как она могла быть прорвана простой атакой пехоты в гору.
[59] Polyb., IV, 9,4; 15,1; XI, 5,4. Македоняне перечислены среди членов в IV, 9,4, но в посвящении на Делос добычи из Селласии (SIG 3, 518), македоняне и союзники представляют собой отдельные объединения; cf. Walbank on II,54,4. Отметим также, что в 198 г. пять ахейских дамиургов воспротивились поставить на голосование предложение о союзе с римлянами, заявив, что незаконно предпринимать что–либо против союза с Филиппом (Livy, XXXII, 22,3); их обязанности были по отношению к царю, а не к македонянам. Иллирийцы не упомянуты ни в одном из этих списков и кажется вполне надёжным сделать вывод, что они не были членами лиги.
[60] Брахид в качестве наместника – Polyb., XX, 5, 12; Спарта провозглашена Антигоном свободной – IV, 22,4; членство в лиге – IV, 23,6; 24, 4-8; cf. Walbank on IV, 9,6 et 24,4. Вывод из Спарты гарнизона и наместника следует из данных об антимакедонском движении в 220 г. у Полибия (IV, 22-24), где нет о них упоминания.
[61] Обязанности по отношению к царю – Polyb.,IV, 16,5; Livy, XXXII, 5,4 ; ежегодное возобновление клятв – Livy, XXXII, 5,4.
[62] Polyb., IV, 15,1. Этот список может быть неполным. Вероятно сообщение об отдельном посольстве к фессалийцам могло быть опущено по той причине, что царь так же был главой Фессалийской конфедерации.
[63] Собрание – Polyb., IV, 25; представление постановления государствам–членам – IV, 26, 2. Утверждение в IV, 16,1, что эпироты и Филипп «были за приём мессенян в симмахию» сообщает о реакции на обращение ахейцев и не подразумевает более раннего собрания синедриона.
[64] Polyb., IV, 80, 15-16. Гарнизон был установлен по крайней мере в Лепрее. Наместник, назначенный сюда, был акарнанцем.
[65] Полибий (IV, 66) делает это практически ясным для Орхомена.
[66] Плутарх (Arat, XLVI) утверждает, что Антигон послал Филиппа к Арату для обучения и наставления и хотя позиция Антигона здесь может быть представлена неверно, пребывание Филиппа в доме Арата несомненно исторично.