Ликийская конфедерация

В гористой, и помимо морских связей, достаточно изолированной небольшой стране, расположенной близ западной оконечности южного побережья Малой Азии, развилось к 200 г. до н. э федеративное государство, которое, самое позднее к 100 г. до н. э обладало федеральным первичным собранием и таким образом приняло представительное правление [1]. Оно принято было негреческим народом, который до позднейшего времени сохранил родной язык [2], и развил, хоть и под влиянием греков, культуру с чем — то вроде собственного аромата, известную всем исследователям греческого искусства. Может быть этот–то негреческий фон и ответствен отчасти за то, что Ликийская конфедерация обычно опускается в обзорах греческих политических учреждений [3]. Кроме того, в этой части Малой Азии были такие местные особенности, которые могли бы указать кропотливому исследователю на то, что Ликийская конфедерация была скорей анатолийской, чем греческой. И всё же очевидно, что Ликия в конце концов стала полностью эллинизированной и что её политические учреждения очень близко соответствовали греческим, даже если первоначальный импульс к федерализму был негреческим. Короче, Ликийская конфедерация столь же тесно связана с греческим федерализмом как Ахейская и Фессалийская. В качестве примера поразительного терминологического сходства отметим термин apoteleios, обозначающий командира местного контингента в ахейской федеральной армии и употребляемый в том же самом значении в постановлении ликийского города Аракса начала II в. до н. э [4].
Двумя организациями, которые могли иметь некоторое влияние на развитие ликийского федерализма были Хрисаорийская конфедерация в Карии, к северо–западу от Ликии и Кибиратский тетраполис на её северной границе [5]. Главным письменным источником по этим двум организациям, так же как и по самой Ликийской конфедерации является Страбон, который, как установлено, опирался на Артемидора Эфесского, писавшего ок. 100 г. до н. э или немного позже. Данные Страбона большей частью описывают условия начала I в. до н. э, хотя имеются и некоторые упоминания более поздних событий. Хрисаорийская конфедерация важна в качестве примера того, каким образом могло развиваться представительство в пропорции к населению. История федерализма или подступов к федерализму в Карии весьма сложна и не может разбираться здесь в деталях. Кажется, что самая ранняя карийская организация создана была в греческих или эллинизированных городах, в то время как племя (этнос) хрисаорийцев первоначально проживало в местных карийских деревнях. Другая характерная особенность, зародившаяся в Карии, и ставшая обычной в этой части Малой Азии — связь этого рода конституционного правления и могущественной личности, часто позднее именуемой тираном или династом. Ранний пример — Мавсол, который был «сатрапом» и упоминается в постановлении города Миласа [6]. В Карии, которая была урбанизирована лишь частично, города возможно рано создали некоторый род федеративного государства. Несколько позже карийские деревни создали на своей сельской территории свою собственную конфедерацию. Далее, когда сельские территории поглощены были городскими, две организации более или менее слились. Согласно Страбону, сельчане проводили свои собрания в храме Зевса Хрисаорея на территории (но не в пределах городской черты) Стратоникеи. Вероятно, деревни имели каждая по одному голосу и как говорит Страбон города контролировавшие наибольшее число деревень имели наибольший вес в организации. Таким образом, здесь развилась система представительства городов в пропорции к числу приобретённых деревень. Стратоникея, македонская колония, хоть её граждане и не были карийцами, обладала членством, контролируя карийские деревни [7].
Кибиратский тетраполис, вероятно, пошёл немного дальше в направлении представительства в пропорции к населению. Согласно Страбону, он состоял из четырёх городов — Кибиры, Бубона, Бальбулы и Эноанды. Из них Кибира имела два голоса (psephoi), а все остальные — по одному. Для наших целей этого общего обзора вполне достаточно. Нет нужды входить в проблему других городов, которые, как кажется, к нему принадлежали и были поглощены или слились с каким–либо другим. Важнее отметить странное сочетание конституционализма с тиранией, засвидетельствованное Страбоном, который хвалит совершенство его законов, но отмечает, что тетраполис всегда был под властью тирана, хоть и управлявшего с умеренностью. Последний тиран, Моагет, был лишён власти Муреной, одним из командиров Суллы, в 84 г. до н. э. С этого времени Кибира была присоединена к провинции Азия, а Бальбула, Бубон и несомненно Эноанда были отданы Ликийцам [8]. Во время экспедиции Мания Вульсона в Азию в 189 г. до н. э, в Кибире правил другой Моагет и похоже, что он и его потомки беспрерывно правили с этого времени и до 84 г. [9]. К этому периоду относится договор о союзе с Римом, в котором двумя договаривающимися сторонами были народ (demos) Рима и народ Кибиры. О династе или тиране в нём упоминаний нет [10]. Таким образом, здесь вновь возникает сочетание республиканского правления с контролем династом или тираном. По вопросу представительства, единственный прочный вывод можно сделать из того заявления, что Кибира имела два голоса, а остальные три — по одному и что Кибира имела двойную долю в управлении тетраполисом по сравнению с тремя остальными. Страбон, как я уже отметил выше, использовал то же самое слово, утверждая, что города Ликии имели каждый трёх, двух или одного psephos в синедрионе конфедерации. В Ликии с её 23 городами, можно представить себе совет в котором каждый город имел одного, двух или трёх представителей, но едва ли можно говорить о синедрионе с пятью членами. Таким образом ясно, что эти утверждения показывают скорее пропорцию, чем точное число представителей.
Возникновение и раннее развитие Ликийской конфедерации проследить невозможно, хотя имеются данные, что стремление к единству и совместным действиям существовало уже тогда, когда Ликия последовательно была под властью Птолемеев, Антиоха III и Родоса. Данные были весьма скудными [11] до публикации в 1949 г. почётного постановления города Аракса в честь одного из его граждан, Ортагора, который был весьма деятелен в борьбе с местным династом ок. 200 г. [12]. Документ этот свидетельствует, что ликийцы обладали деятельным федеральным правительством, готовым вмешаться, когда желательна и необходима была дипломатическая и военная поддержка членов, на которых совершено было нападение, хотя немалая доля в защите границ оставлена была приграничным городам. Иногда военные действия были таковы, что достигали размера небольших войн. Они происходили большей частью по вине крупных землевладельцев или баронов, обладавших обширными земельными владениями и время от времени набиравшими большие отряды из вассалов. Иногда один из таких магнатов желал властвовать над соседним городом и стать его правителем, несмотря на то, что в этом городе были свои магистраты и собрания. Как вариант, он мог стать бароном–грабителем и совершать нападения на соседей. Одним из самых могущественных из таких правителей был, конечно тиран Кибирского тетраполиса. Вероятно и Птолемей, сын Лисимаха, контролировавший Телмесс в Карии, в значительной мере принадлежал к тому же разряду. Можно заметить мимоходом, что в этом районе оставалось много крупных поместий в римские [13] и не будет ошибки добавить, в византийские времена.
Аракса занимала стратегически важное, подвергавшее её постоянным опасностям положение близ северной оконечности долины реки Ксанфа, у подножия горной цепи, идущей с запада на восток. По ту сторону этой горной цепи, лишь в нескольких милях от неё, лежали города, некоторое время объединённые в Кибирский тетраполис. Так Бубон был всего в дюжине миль оттуда. Около 200 г. этот город был под властью некоего Моагета, по всей вероятности того, который вскоре установил контроль над всем Кибирским тетраполисом. В тот момент он, по всей видимости, был тираном Бубона, хотя город этот обладал достаточным самоуправлением, так что в своих прежних предприятиях эти двое выступали в качестве партнёров. Так они совершили совместный набег на территорию Араксы, что в итоге привело к войне. В этой войне Ортагор избран был командовать войсками своего города. Он также направлен был в качестве посла в Кибиру, чтоб пожаловаться на поведение Моагета и бубонян, которые в то время были ещё, каким–то образом, подчинены Кибире. В данный момент, совершенно очевидно под давлением Кибиры, войну удалось предотвратить, но военные действия всё равно вскоре разгорелись.
И когда Моагет возобновил свои нападения, город Аракса отправил Ортагора в качестве посла (presbeutes) к федеральному правительству. Результатом стало то, что федеральное правительство в свою очередь направило его своим послом к Моагету, выдвинуть свои жалобы и попытаться договориться с ним относительно того имущества, которым он успел завладеть и преступлений, которые совершил. Тот факт, что была предпринята попытка переговоров с Моагетом предполагает, что он возможно заявлял, что у него есть какие–то претензии, оправдывавшие его самостоятельные действия по получению возмещения. Тот факт, что жалоба была принесена в Кибиру показывает, что Моагет всё ещё считался подданным этого города. Результатом жалобы, однако стало то, что жители Кибиры встали в этой войне на сторону Моагета. В последовавших и какое–то время длившихся военных действиях, Ортагор попеременно то служил в кавалерии, то возобновлял посольства к федеральному правительству в своих усилиях побудить его вмешаться, оказав военную помощь; но усилия эти оказались тщетными. Федеральное правительство продолжало считать эти военные действия приграничными конфликтами, относившимися к ведению местных властей. В конце концов, конфликт как–то удалось урегулировать. Во всяком случае, когда позже вспыхнула война в другой части конфедерации, Аракса оказалась в состоянии послать свой контингент в федеральную армию.
Некие два лица, в иных отношениях неизвестные, Лисандр и Евдем, захватили город Ксанф, устроили резню и установили там тиранию. Но конфедерация вмешалась и Ортагор во всех этих событиях командовал контингентом Араксы. Поначалу федеральные войска успеха не имели. Заговорщикам удалось захватить так же Тлос, расположенный дальше в долине Ксанфа. Этот успех претендентов в тираны побудил ликийцев продолжать войну до тех пор, пока тирания не будет ниспровергнута. Если в то время как династ контролировал Телмесс, а тиран — Кибиру, другие тираны завладели бы двумя из главных городов в центре Ликии, это стало бы злосчастным днём для конфедерации и ликийской свободы. Позже упоминается война конфедерации против Термесса, вероятно Термесса Великого в Писидии [14]. Относительно этой войны не сообщается ни о значительных успехах, ни о крупных поражениях. Но в целом, после изгнания тиранов из Ксанфа и Тлоса, для конфедерации настали лучшие дни. По крайней мере, о военных мерах сообщается уже гораздо меньше. Так Ортагор, после службы в войне против Термесса, сыграл видную роль в том чтоб добиться от федерального правительства благоприятного для Араксы решения в споре с другим членом конфедерации за участок земли, а так же в том, чтоб добиться вступления близлежащего города Орлоанда в конфедерацию. Так как это последнее действие повлекло за собой освобождение Орлоанды, то возможно имело место изгнание тирана или какое–либо другое решительное действие, но сведения о каких–либо серьёзных военных действиях отсутствуют.
Серьёзная ситуация возникла несколько лет спустя, в результате поражения Антиоха III от римлян. После того как этот селевкидский царь распространил своё влияние на юг Малой Азии, он установил гарнизон в ликийском порту Патара, где царские войска находились, как сообщается, в 190 г. до н. э. В этом году они были атакованы совместным римско–родосским флотом. Запланирована была и вторая, более крупная атака, но от неё отказались. Следующей зимой Поликсенид, командующий флотом Антиоха, узнав о поражении при Магнесии, бросил здесь свои корабли и отправился в Сирию сушей. Эти корабли, оставленные здесь в количестве 50 палубных судов, были уничтожены римлянами в 188 г. [15].
Единожды приняв решение, ликийцы начали стремиться добиться расположения римлян так скоро, как только это возможно. Несомненно, они были в числе массы городов, апеллировавших к Риму с помощью посольств, но то что они, вольно или невольно, были втянуты в войну, делало для них желанным найти какой–то особый способ добиться расположения Рима. Этот особый способ найден был в обожествлении Ромы. Этот способ заслужить расположение римлян был использован впервые Смирной, где, как сообщается, храм Ромы был воздвигнут в 195 г. [16], за пять лет до того, как римские войска вступили в Азию. Примеру, поданному Смирной, последовал еще ряд государств. Ликийцами установлен был культ Rhome Thea Epiphanes (Рома Богиня Славная) [17], в честь которой были учреждены пентаэтерийские игры. Ортагор из Араксы присутствовал в качестве посла на двух первых таких празднествах. Эпитет «Epiphanes» должен был напоминать о вступлении римлян в Азию и это свидетельство того, что культ учреждён был после битвы при Магнесии. Ясно, что он не мог быть основан тогда, когда Ликия находилась ещё под властью Антиоха. С другой стороны, он почти несомненно относится ко времени до того, как Ликия передана была римлянами Родосу. Это делает почти несомненно датой его основания почти несомненно 189 г., а годами когда Ортагор присутствовал на празднике 189 и 185 [18].
Если обожествление и учреждение культов применялись в политических целях, то этот культ — из этого разряда. В эллинистических монархиях города при перемене власти выказывали лояльность новому царю через отправление их культов. В случае с Римом, так как в Риме не было царя, найден был другой способ — создана богиня Рома. Это сочеталось с практикой применения культа в качестве выражения признательности за прежние услуги или просьбы о будущих услугах. Государства, знакомые с римским обычаем deditio (сдача, капитуляция), часто искали милости Рима предложением сдачи в сочетании с апелляцией к fides (милосердию, better nature) римлян. В Малой Азии, как кажется, учреждение культа Ромы применялось в качестве запасного способа просить помощи или благоволения Рима. С точки зрения государств, учреждавших такие культы, это, как кажется, давало надежду не опускаться до такой унизительной сдачи, как deditio.
Но, как способ добиться благоволения Рима культ, как кажется, был не слишком эффективен. При разборе азиатских дел в 188 г., критерием на котором основывались решения вышеупомянутой римской комиссии десяти легатов было то стоял ли город на стороне Рима до битвы при Магнесии или нет [19]. Так Смирна, которая не только учредила в 195 г. упомянутый культ, но и даже раньше уже была связана и интриговала заодно с римскими властями, противостоя открыто Антиоху, не только была провозглашена свободной, но и пользовалась самым благосклонным обхождением. Ликия, с другой стороны, была передана Родосу. После беспорядков и дипломатических переговоров, которые затем последовали, статус её был в 177 г. несколько улучшен: сенат провозгласил, что решения, вынесенные десятью римскими легатами передают Ликию родосцам не во владение, но в качестве друга и союзника [20]. Надо полагать, что это было не столько истолкование того, что было сделано в 188 г., сколько новая политика, но так как Рим стремился сохранять однажды принятое решение, то новая политика подавалась как простое истолкование старой. Целью несомненно было сдерживание Родоса путём поддержки Ликии. Это произошло в 167 г., в год, ставший годом полного освобождения от власти родосцев [21]. Эта свобода сохранялась до 43 г. н. э, когда Ликия объединена была с Памфилией, чтоб составить единую провинцию [22]. Если после этого и была возвращена какая–то свобода, то она была эфемерной и вскоре вовсе прекратилась. Но конфедерация продолжала быть орудием местного управления и её главные должности продолжали оставаться предметами честолюбивых стремлений и соперничества.
Надпись из Араксы содержит значительную информацию о природе конфедерации ок. 200 г. до н. э. На первый взгляд выглядит она разочаровывающе из–за отсутствия информации о федеральных учреждениях и органах государственного управления. Нет упоминаний о федеральных собраниях и ни одно федеральное должностное лицо не упомянуто по имени или же по должности. И тем не менее документ создает вполне определённое впечатление живого и активного федерального правительства. Многочисленные связи между городом Аракса и федеральным правительством, обычно обозначаемым как koinon демонстрируют, что здесь существовала федеральная администрация, с которой можно было связаться почти в любое время и которая могла разрешать мелкие вопросы, да подчас не такие уж и мелкие, с помощью постановлений органов исполнительной власти, не созывая для этого собрание. Местные представители, направляемые ставить вопросы перед федеральными властями, назывались послами (presbeutes), как то было принято так же и в Ахейской конфедерации. Далее представляется, что федеральное правительство имело вполне определённые взгляды о том, что оно должно делать само и что следует оставить городам. Так Араксе была оказана дипломатическая поддержка против Моагета, но затем, даже после того, как в военные действия вовлечена была Кибира, ей было предоставлено самой, на свои средства, вести это дело, в качестве части местной пограничной обороны. С другой стороны, когда была предпринята попытка установить тиранию в самом центре Ликии, было сочтено, что это касается всей конфедерации. Следует заметить, что похоже Аракса не была возмущена отсутствием дальнейшей поддержки против Моагета и внесла свой вклад в позднейшие войны конфедерации. Вероятно, лучшее доказательство эффективности федерального правительства — тот факт, что когда Аракса оказалась втянута в спор за владение некоторой территорией, он был разрешён судебным процессом или третейским судом перед федеральными властями. На нём араксяне напомнили об услугах Ортагора в доведении дел до успешного завершения, но имели такт не называть имена его безуспешных соперников [23]. Может быть, интересно так же отметить, что надпись из Араксы, в связи с принятием Ороанды в конфедерацию, содержит самый ранний из известных примеров использования слова «симполития» как технического термина для федеративного государства или федерального гражданства [24].
Из учреждений наиболее интересным и значимым остаются федеральные собрания. Для римских времён имеются обильные данные о существовании федерального буле и федерального избирательного cобрания (archairesiake ekklesia), которое, несмотря на его название было представительным собранием, в котором голоса подавались представителями (archostatai), представлявшими различные города конфедерации. Страбон, с другой стороны, писавший в эпоху Августа, но вероятно, главным образом, обрисовывавший условия, какими они были в нач. I в. до н. э, упоминает лишь синедрион, в котором каждый из 23 городов располагал 1, 2 или 3 голосами (psephoi), таким образом, сообщая нам лишь об одном, вместо двух представительных собраний [25]. Потому возникает вопрос, произошли ли здесь перемены в учреждениях или всё оставалось как и прежде, но Страбон по той или иной причине не упомянул о двух собраниях. К сожалению, в надписях эпохи независимости очень мало данных о собрании или же собраниях. В одной почётной надписи этого периода имеется запись, что некое лицо кроме прочих услуг было ещё «ликиархом народа на трёх сессиях федерального собрания» [26] - это свидетельство того, что какого–то рода федеральное собрание собиралось трижды в год, но отсюда не ясно проводилось ли это собрание три раза в год или три сессии проводились сразу друг за другом. Другое почётное постановление может стать нам даже более полезным, если мы будем абсолютно уверены, что оно принадлежит к эпохе независимости. Поскольку в нём содержится упоминание архостатов — представителей, известных главным образом из надписей II в. н. э, то должно быть несомненным, что archairesiake ekklesia была представительным собранием уже в период независимости [27]. Однако, как бы ни хотелось иметь такое прямое и положительное доказательство, оно вряд ли необходимо. В рассматриваемый период управление федеративным государством становится менее, а не более сложным. В период независимости, Ликийская конфедерация, согласно Страбону, имела единственный синедрион, состоящий из представителей городов. Если в I в. до н. э ликийцы имели одно и только одно такое собрание, то почти невероятно, чтоб они позже добавили ещё другое. Если б позже здесь были два таких учреждения, то они должны были бы существовать и в более раннее время, несмотря на то, что Страбон, по той или иной причине упоминает лишь одно. Так как он сообщает, что на этом собрании выбирались должностные лица, то это должно было быть скорее archairesiake ekklesia, чем буле.
Название «archairesiake ekklesia» делает в какой–то мере возможным восстановить историю этого учреждения. «Ekklesia» свидетельствует, что собрание поначалу было первичным, а позже изменилось в представительное. Перемена имела место в начале I в. до н. э, как о том свидетельствуют данные Страбона (Артемидора), который говорит о синедрионе как о чём–то обычном, а не о каком–то новшестве. Можно к этому добавить, что важные дела разбирались федеральным представительным собранием веком раньше, когда в связи с присоединением Ороанды к конфедерации Ортагор послан был Араксой в качестве «посла» в города Ликии и к федеральным властям. Вероятно, он вначале излагал дело в городах, побуждая их направить представителей в поддержку собранию. Разумеется, органом, которому он его представил было федеральное буле. Что до термина «archairesiake ekklesia», то как кажется он обозначал сначала в той же мере как дату проведения, так и род собрания. Было вполне обычным делом использовать термин «kyria ekklesia» как обозначение важных сессий собрания [28]. Даже более важной была «archairesiake ekklesia», собрание, на котором избирались магистраты. Здесь, возможно, была лишь одна такая сессия в год. Из–за слабости государственных деятелей древности к звучным почестям, они явно получали особое удовольствие от почестей, предложенных на самой важной сессии года. И поскольку это так, то неудивительно, что немногие сохранившиеся постановления ликийской archairesiake ekklesia [29] все являются почётными. Практика принятия таких постановлений на этой сессии может восходить ко временам, когда собрания эти были массовыми собраниями всех ликийских граждан и она сохранилась и после трансформации его в собрание представителей городов. Если это так, то archairesiake ekklesia, должно было проводиться только раз в году.
Есть некоторые косвенные данные, что это так и было. Их можно найти в отчётах о денежных пожертвованиях, сделанных с целью использования процентов для распределения даров среди участников собраний, что подразумевает, что такая раздача имела место раз в году [30]. Кроме того, сохранились даты постановлений archairesiake ekklesia. Год обычно обозначается именем верховного жреца года. В некоторых случаях указывается так же месяц и даже день [31]. В тех немногих случаях, в которых датировка сохранилась, она падает на месяц лоос (октябрь), хотя и не на один и тот же день, кроме одного постановления, датируемого месяцем панемос (сентябрь, день не указан) [32]. Это вполне сочетается с системой выборов вскоре после осеннего равноденствия, но не в один и тот же день каждый год. Если, например, принимать во внимание фазы луны, то необходимо передвигать дату.
Одна из записей относительно распределения даров во время выборов, содержит утверждение, что их распределение имело место в koinoboulion [33]. Это вряд ли может означать что–либо иное кроме федерального буле или его четвертей, что указывает на то, что собрание по выборам магистратов рассматривалось как расширение или приложение к собранию буле; если на выборах голосовали члены буле, то выборное собрание было расширением этого органа, если ж нет, то это было особое мероприятие, тесно связанное с буле. То, что булевты были под руками во время выборов доказывает достаточно большое количество совместных постановлений буле и экклесии и тот факт, что они участвовали в распределении даров. Количество членов буле не может быть установлено с точностью. Не является невозможным, что города имели 1, 2 или 3 представителей каждый (psephoi Страбона), хотя возможно так же, что их делегации были гораздо многочисленнее. В любом случае буле было дополнено для выборов дополнительной группой представителей. Несомненно, archairesiake ekklesia была большей из двух органов.
В своём сообщении о деятельности синедриона, как он его называет, Страбон упоминает в первую очередь выборы ликиарха и других магистратов и надписи отдельных сановников подтверждают, что здесь был полный штат федеральных должностных лиц. Они были особенно деятельны в период независимости. Среди них были командиры воинских контингентов, которые либо исчезли, либо названия их должностей сменились после утраты независимости. Страбон говорит, что во главе конфедерации стоит ликиарх. Но раньше он упоминает стратега, который был главой нескольких греческих федеративных государств. Эти два титула могут означать одно и то же должностное лицо, один делает упор на гражданской, другой — на военной стороне деятельности. В любом случае, если не считать странного возрождения во II в. н. э., титул «стратег» исчезает до тех пор, пока позднейшие представители знати не начинают хвалиться рядом стратегов среди своих предков [34]. В то время как титул «стратег» исчезает, титул «ликиарх» всё еще продолжал существовать. Надо напомнить, что в 189 г. до н. э был установлен культ Ромы. Позже, в неизвестное время установлен был культ Себаста («священного» = лат. Augustus). Вполне естественно, что глава государства — ликиарх, отправлял этот культ в качестве верховного жреца. Что до датировки документов, то он был также эпонимным магистратом и в качестве такового обычно был верховным жрецом [35], хотя мог так же быть назван и ликиархом. Однако, если титул верховного жреца чаще всего употреблялся в то время как человек отправлял эту должность, то титул «ликиарх» сохранялся пожизненно. Так как бывшие верховные жрецы сохраняли влияние на государственные дела и продолжали носить титул «ликиарх», то здесь имеется ряд документов, датируемых именем годичного верховного жреца, но в которых однако же упоминается другой ликиарх [36]. Это побудило поначалу учёных рассматривать высшее жречество и ликиархат как отдельные должности и к такому выводу приходили почти все учёные, изучавшие вопрос. Но позже два учёных — Теодор Моммзен и Гюстав Фужер, который уже и в ранее опубликованных работах склонялся к этой точке зрения, обнаружили данные, указывающие на то, что эти два титула были различными обозначениями одной и той же должности и что титул «ликиарх» сохранялся пожизненно. Здесь не место разбирать детально доводы, обратим лишь внимание на утверждение юриста Модестина, приводимое в «Дигестах», определявшего такие должности как азиарх каппадокиарх и вифиниарх как священнослужители провинций, даровавшая их обладателю некоторые привилегии «пока он отправляет должность», таким образом подразумевая, во–первых, что титул жреческий, а во–вторых, что он сохранялся за своим обладателем после того, как он оставит службу. И хотя ликиархат им не упомянут, это утверждение в сочетании с другими данными является неопровержимым доказательством [37].
Среди предков позднейших ликийцев кроме стратегов упоминаются так же гиппархи и навархи. Они, как кажется, были реальными командирами, исчезнувшими после потери независимости. По аналогии с другими федеративными государствами, гиппарх должен был бы быть «вице–президентом» конфедерации, но нет данных, что это было так. С другой стороны, существование подчинённого командира конницы, засвидетельствованное примером из последних времён периода независимости [38], скорей указывает на то, что упор делался на действительное командование конницей. Несомненно, стратег–ликиарх был главнокомандующим всеми вооружёнными силами конфедерации. Под его началом, как мы можем судить на примере Ортагора из Араксы, контингентом каждого города командовал apoteleios. Аналогично гиппарху, здесь был и наварх — командующий флотом конфедерации. Титул этот встречается не только в списках предков позднейших знатных лиц. Сохранились памятники в честь заслуг некоего Айхмона из Ксанфа, который в качестве наварха одержал двойную победу на суше и на море при Хелидонских островах в юго–западной части Ликии [39]. Место битвы может указывать на действия против киликийских пиратов. Можно лишь гадать, относится ли эта победа к одной из войн Рима с пиратами или к войне, самостоятельно ведшейся ликийцами.
В надписях упоминается и множество других федеральных должностей. Должность писца (grammateus) была тесно связана с верховным жрецом или ликиархом. Фактически, должности эти совмещались, хотя определённо оставались различными [40]. Объяснение, возможно, состоит в том, что верховный жрец, выступая в качестве писца, главным образом вёл переписку с римским наместником и при необходимости с императором, в то время как текущие дела вели его подчинённые. Один из таких подчинённых — гиппограмматей, несколько раз упоминается и по крайней мере однажды ему была оказана высокая почесть [41]. Служители в учреждениях и архивах несомненно были государственными рабами.
Информация относительно федеральной казны очень скудная. Сохранилось несколько, но очень немного записей о тех, кто служил в качестве казначеев конфедерации [42]. Или члены видных семей редко отправляли эту должность или если и обладали, не стремились сохранить об этом память. Никто, вероятно, не гордился тем, что среди его предков были федеральные казначеи. Объяснение этому вероятно в том, что обязанности казначея были не столь обширными. Здесь не было налогов, непосредственно собираемых федеральным правительством. Вместо того города делали взносы в федеральную казну, размеры которых вероятно варьировались в соответствии с необходимостью — некоторые суммы регулярно на мелкие расходы, а более крупные — по мере надобности. Единственное прямое указание на этот счёт — сообщение Страбона, что города делают денежные взносы и несут прочие государственные повинности в пропорции к их представительству в федеральном собрании [43]; но если всё это рассматривать в сравнении с данными из других федеративных государств, таких как Беотийская и Этолийская конфедерации, то этого вполне достаточно. Ведь и в них прямые сборы налогов федеральным правительством были исключением, а не правилом. Так же государственное казначейство, несомненно занималось управлением государственным имуществом. Существовало несколько фондов, капиталы которых инвестировались, а проценты употреблялись на определённые цели. В двух таких случаях, капитал инвестировался для раздачи процентов в качестве даров на федеральных выборах и Опрамоас даровал на это 55 000 денариев, а Лициний Лонг — 110 000, оба в начале II в. н. э [44]. Записи об этих дарах не сохранились, но из того, что известно о других пожертвованиях [45] вполне очевидно, что деньги должны были быть помещены под хорошее обеспечение по ставке процента, указанной в договоре. Прибыль, таким образом полученная, использовалась для раздачи даров. Таким образом, деньги из этих фондов не могли быть использованы для повседневных расходов правительства. Для этого должны были быть под рукой небольшие суммы, полученные из других источников. Иногда даже накапливался небольшой излишек. Однажды Веспасиан приказал скопленные таким образом деньги направить на бани в Патаре [46]. Согласно надписи, зафиксировавшей сделку, Веспасиан построил бани через посредство наместника, но деньги взял из федеральной и городской казны. Тот факт, что федеральные деньги были направлены на городские бани, указывает на особое значение этого города, фактически, что Патара была федеральной столицей, но подробнее об этом позже. Другим родом деятельности, который прямо или косвенно касался федеральной казны, была денежная чеканка. Здесь были серебряные деньги, отчеканенные как ликийские, а особенно в III в. бронзовые деньги с инициалами названий городов и с (или без) именем ликийцев. Вникнуть в детали и попытаться точно определить, какие города чеканили монету, требует специального исследования, которое ничего не добавит к нашим знаниям о ликийких федеральных учреждениях [47].
В ряде документов упомянуты должностные лица с титулами архифилакс, гиппофилакс и парафилакс. Титулы эти указывают на полицейские должности. Наиболее вероятно, что архифилакс возглавлял федеральную полицию, а гиппофилакс был одним из его подчинённых, в то время как парафилакс, несмотря на то, что был городским магистратом, взаимодействовал с ними [48]. Федеральные суды в Ликии были, как кажется, более активны, чем в большинстве других федеративных государств, так что не удивительно, если Ликия имела высокоразвитую полицейскую систему. Эти должности были достаточно престижны, так что их обладатели чтимы были впоследствии их семьями. Иногда служба в качестве архифилакса упоминалась и в федеральных почётных постановлениях, даже если чествуемое должностное лицо после того служило в качестве ликиарха [49].
Что до отправления правосудия, то как кажется федеральные суды были активны, обладали обширной юрисдикцией и вмешивались, как нечто само собой разумеющееся, в поры между городами и не только по приглашению. В своём кратком очерке ликийских учреждений, Страбон упоминает в числе задач синедриона назначение судов. Если к плюралис (множественному числу) dikasteria в этом тексте Страбона отнестись серьёзно и счесть, что он поставлен точно, то здесь был не один суд [50]. Самые ранние данные об их деятельности относятся примерно к 200 г. до н. э, когда Ортагор из Араксы успешно защищал интересы своего города перед федеральным судом в споре с другим городом о владении некоей территорией. Это вся доступная информация. Не сохранилось даже имени города–соперника. Несомненно, споры такого рода могли возникать в то время, когда здесь было много крупных земельных владений, которые могли быть тесно связаны с тем или иным из городов. В документе, в котором содержится история Ортагора, главным злодеем выступает Моагет, который, как кажется, связан был с Бубоном, но так же, каким–то образом подчинён Кибире. Если его земельное владение было присоединено к городу, то легко себе представить спор между ними. Другие сведения о ликийских федеральных судах происходят большей частью их сообщений относительно использования иностранных судей. Эллинистическая практика использования непредвзятых юристов, приглашённых из–за рубежа, вероятно активно применялась ликийцами. Этим заезжим судьям помогал ликийский магистрат или уполномоченный, называвшийся эпистат, который, несомненно будучи введённым в курс дел, был подчинён судьям и таким образом действовал в качестве офицера связи между ними и местными властями. В других государствах информация об иностранных судьях происходит из постановлений в честь судей и городов, которые их послали, но в Ликии нет подобных надписей. Вместо этого здесь имеются надписи о почестях, дарованных ликийским эпистатам. Сохранились три такие надписи. Из них две происходят от периода независимости и одна от начала II в. н. э, причём эпистатом в последнем случае был Аполлоний, отец Опрамоаса [51]. Иностранные судьи, вероятно, были приглашались часто и, возможно, даже регулярно в количествах столь значительных, чтобы составлять более, чем одну коллегию. Из имеющихся данных явствует, что эпистаты председательствовали в этих «приглашённых судах» (metapempta dikasteria). Один документ, к несчастью трудный для интерпретации, как кажется, показывает четыре коллегии. Так же активность федеральных судов подразумевает, что не только споры между городами, но и многие дела частных лиц подпадали под юрисдикцию федеральных судов и иностранных судей. Один документ показывает человека почтенного (не эпистата), одаряющего дарами иностранных судей и поручающегося, вероятно за сограждан, собиравшихся предстать перед этими судьями и впоследствии выступавшем в качестве их защитника. Практика использования иностранных судей несомненно восходит к периоду независимости. То, что эта практика продолжалась и в период Империи показывает надпись отца Опрамоаса, в то время как данные о том, что сам Опрамоас разбирал в качестве архифилакса некоторые дела, демонстрирует, что и сами ликийские должностные лица продолжали действовать.
Все описанные виды деятельности должны были где–то концентрироваться. Куда направлялся Ортагор со своими многочисленными поручениями от Араксы к федеральному правительству? Иными словами, где находился центральный офис исполнительной власти? Где хранился список ожидающих рассмотрения исков? Где находился государственный архив? Где — федеральная сокровищница? Короче, какой город был федеральной столицей? Та немногая информация, которой мы располагаем, указывает как на подходящее место на Патару, которую Ливий называет caput gentis [52]. К данным, приведённым ранее, можно добавить лишь один пункт, а именно отмеченный выше факт, что Веспасиан приказал израсходовать накопленные федеральные средства на бани в Патарах — поступок, указывающий на особый интерес к городу со стороны федеральных властей. В конечном счёте, обзор разного рода видов деятельности федерального правительства усиливает впечатление, что здесь должен был быть какой–то административный центр.
Самый важный вопрос, связанный с федеральным гражданством — это объём прав, которыми пользовались граждане одной общины в других городах конфедерации. Для Ликии данные, косвенные конечно, более полны, чем для большинства федеральных государств, но ситуация представляется немного пикантной из–за употребления во многих почётных надписях выражения которое, как кажется, подразумевает гражданство во всех городах Ликии. Однако то, что она не имеет такого значения, показывает тот факт, что почётное гражданство в городах Ликии могло быть даровано помимо статуса, описанного в этой фразе, которая, возможно, наилучшим образом может быть переведена как «оказывать общественные услуги во всех городах Ликии». Естественно, это вряд ли можно воспринимать в каждом случае как буквально верное [53]. Для дальнейшего установления того, какие права ликийцы в действительности имели в различных городах конфедерации имеются многочисленные надписи по поводу дел и собственности отдельных ликийцев, материал слишком обширный, чтоб его здесь обозреть. Что ясно — это то, что ликийцы обладали гражданскими правами — первом приобретения недвижимости (энктесис) и ведения дел и правом заключать браки (эпигамия) во всех городах конфедерации. Записи о людях владевших собственностью более, чем в одном городе не редки [54] Есть даже запись о собственности в одном городе, завещанной другому городу в качестве приносящего доход имущества. Что до эпигамии, то имеются многочисленные записи о браках между гражданами различных городов. Однако, что касается активного гражданства — права голосовать и отправлять должности, то это право можно было осуществить лишь в одном городе, обычно в городе отца мужчины. Это был patris человека, его Vaterland, в то время как Ликийская конфедерация была его ethnos или koinon. Вероятно, мог быть какой–то второстепенный интерес в городе матери, по крайней мере однажды и в самом деле названном patris с материнской стороны, но это не означает активного гражданства. Опрамоас зашёл так далеко, что служил гимнасиархом в Коридалле, городе его матери, а не отца. В других городах, которые даровали ему почётное гражданство, он не мог служить даже в качестве гимнасиарха. Дары и благодеяния были другим вопросом, не связанным с гражданством.
Интересная черта ликийского общества — видное положение в наших записях женщин, свидетельствующих о том, что по крайней мере владение женщинами собственностью не было чем–то необычным. Один из примеров этого — превосходно построенная гробница управляющей имением Клавдии Платонии. В надписи на другой гробнице, человек сам по себе видного положения, упоминает как высокую честь, что он был опекуном своей жены. Ясно, что Клавдия Платония была дамой высокого положения. Другой такой дамой была ликиархесса Марция Аврелия Хрисион или Немеско, вероятно родом из Патары, замужем была за человеком из Сидимы, а после смерти его и его сына, владела в Сидиме собственностью. Создаётся впечатление, что несмотря на наличие опекуна (kyrios), такие женщины владели собственностью самостоятельно [55]. То же самое верно для женщин, которые, хоть и будучи замужем, составляли акты о дарах и услугах от своего собственного имени. Это происходило, вероятно в силу того, что собственность была унаследована ими от своих родителей. Сходным образом, когда Опрамоас из Родиаполиса владел землёй в Коридалле, городе своей матери, он должен был унаследовать её от неё [56]. Недавно обнаружена информация о другой видной женщине. Женщина эта, Юния Теодора, была римской гражданкой жившей в Коринфе в последние годы ликийской независимости и принимавшей приезжавших в Коринф ликийцев, как частных лиц и изгнанников, так и послов и даровала в своём завещании конфедерации какого–то рода пожертвование [57]. Эта женщина, если и не была гражданкой Ликии, играла весьма заметную роль в делах конфедерации.
Марция Аврелия Немеско породила, если можно так выразиться, странную теорию. Не только она сама именовалась ликиархиссой, но и её менее благородный муж описывается как муж ликиархиссы. Это неизбежно породило теорию, что она служила в качестве ликиарха и следовательно, что женщина имела право быть избранной на эту должность [58]. Но конечно же титул её объясняется тем, что она дважды была замужем и что её первый муж занимал должность ликиарха. Тот факт, что семья её второго мужа занимала менее видное положение несомненно послужил причиной того, что она придавала своему титулу особое значение.
Что касается функционирования конфедерации, то здесь было очевидное различие между её задачами и деятельностью в период независимости и в период Римской империи. В дни борьбы между Селевкидами и Птолемеями за контроль над этой частью Малой Азии её политика должна была быть весьма сложной и она не стала проще когда в местные дела вмешался Рим. Одновременно здесь существовала проблема местных династов или тиранов. В это время федеральное правительство было очень деятельно и справлялось с вопросами войны и военных предприятий. Неопределённые отношения с Родосом не делали положение дел легче. Когда связи с ним оказались разорваны, наступил ещё более сложный период — война с киликийскими пиратами. Ликийцы должны были сталкиваться с ними почти постоянно. Мы уже упоминали о навархе Айхмоне, несомненно принимавшем участие в этих войнах. Немногие дошедшие до нас подробности очень мало говорят о том, что ликийцы делали и претерпевали. Римляне, не столь умелые в ведении морских войн, рано начали проникать на эллинистический восток за его моряками и морскими припасами. Фактически, не только войны против пиратов, но и другие морские войны этого периода велись большей частью людьми, кораблями и деньгами, полученными в Эгеиде и на прилегающих территориях [59]. План подавления пиратов и обеспечения контроля над морем с помощью подвластных, союзных и дружественных государств Востока определённо обнаруживается в римском законе 100 г. до н. э относительно пиратства и упоминания Ликии в документе вполне достаточно, чтобы показать, что ликийцы должны были внести свой вклад [60]. Некоторое понимание того, что в действительности происходило, даёт памятник из Пирея, содержащий записи о почестях, дарованных афинянину из знатной семьи Керикидов. Надпись включает сведения о его службе в качестве наварха и какие ему за это были возданы почести не только афинскими моряками, служившими под его началом, но и koinon ликийцев и несколькими ликийскими городами, включая Фаселиду и Миру [61]. Очевидно, что афинский контингент принимал участие в одной из военных кампаний против пиратов I в. до н. э и при этом действовал совместно с ликийцами или оказывал ликийцам некоторые особые услуги, такие как помощь в защите побережья от пиратских рейдов. Невозможно сообщить что–то более конкретное.
Более конкретная информация доступна от периода римских гражданских войн. Ход этих войн здесь нет необходимости прослеживать и надо только заметить, что когда вместо пиратских войн вспыхнули гражданские, положение скорей ухудшилось, нежели улучшилось. Ликийцы имели храбрость (или глупость) воспротивиться требованиям Брута в ходе денежных поборов Брута и Кассия в Малой Азии. Результатом стало то, что Брут вторгся в их страну, без труда нанёс поражение федеральной армии, встретившей его близ границы, но столкнулся с отчаянным сопротивлением у Ксанфа, который, как кажется, стал центром национального сопротивления. Но хотя защитники делали вылазки, сжигали осадные машины и причиняли осаждающим немалые хлопоты, город наконец был взят штурмом в таком ожесточённом сражении, что был сожжён и лишь немногие жители остались в живых. Как сообщают источники, кульминационным пунктом стало самосожжение жителей — мужчин, женщин и детей [62]. После этого Патара и Мира сдались без сопротивления и федеральное правительство пошло на уступки. Была наложена денежная контрибуция, а флоту конфедерации приказано плыть к Абидосу и там соединиться с флотом Брута и Кассия. После Филипп Антоний объявил ликийцев свободными от дани и убедил их восстановить Ксанф [63]. Когда и как это было сделано — неизвестно, но город имел некоторое значение ещё в период Империи.
Потеря свободы Ликией датируется 43 г. н. э., но ясно, что она была ограничена задолго до того. Начиная с поражения Антиоха III при Магнесии, объём свободы, которой пользовалась Ликия, так же как и многие другие государства, зависел от прихоти римлян, которые во многих случаях использовали свободу в качестве оружия. Так, когда после присоединения Ликии к Родосу, римляне в 167 г. до н. э объявили ликийцев свободными, они сделали это не столько для того, чтобы их освободить, сколько для того, чтоб лишить родосцев всякой власти над ними и всех выгод, из этой власти извлекаемых. В этот период ликийцы находились во многом в том же положении, в каком находились ахейцы после того, как в 198 г. до н. э перешли на сторону римлян. Они были свободны в деле самоуправления до тех пор, пока не совершали ничего вызывающего раздражение у римлян., Находясь дальше, чем ахейцы, они, вероятно, были более предоставлены себе. Из–за близости пиратов задача управления, должно быть, часто бывала трудной. Время от времени они платили им дань и терпели иные вымогательства, но попытаться проследить те события слишком затруднительно.
Поначалу вызывает удивление сообщение о том, что Клавдий лишил ликийцев их свободы из–за острой внутренней борьбы [64]. Объяснение, может быть, находится в концентрации земли в крупных земельных владениях. Можно напомнить, что некоторые из землевладельцев были так могущественны, что становились династами или тиранами. Вероятно немалая или даже большая часть земель многих городов контролировалась менее могущественными землевладельцами, которые составляли местную аристократию и управляли своими общинами. До тех пор пока этот социальный слой оставался господствующим и контролировал государство, римляне считали его хорошо управляемым и позволяли ему самостоятельно решать все текущие вопросы. Но пришло время, когда низшие классы стали возмущаться. Тенденция к социальной революции, всегда присутствовавшая в эллинистическом мире, проявила себя так же в Ликии. Когда это случилось, вмешались римские власти и лишили конфедерацию свободы. Свидетельство того, что это было так — информация о ликийских изгнанниках, которым оказывала помощь в Коринфе некая Юния Теодора, женщина достаточно богатая и влиятельная для того, чтобы принимать послов конфедерации и городов, так же как и отдельных ликийцев и влиять на римские власти в интересах Ликии [65]. В самой этой женщине есть что–то таинственное. Она описывается как римская гражданка, проживающая в Коринфе [66], но имеющая интересы в Ликии, а в своём завещании она сделала в пользу конфедерации какое–то дарение, но какое точно сказать невозможно [67]. Изгнанники, принимаемые подобной женщиной, не могли быть представителями пролетариата, но должны были быть представителями высших классов, отправившихся в изгнание в результате восстания низших классов. Для таких изгнанников естественно было обращаться к римским властям, требуя вмешательства и Юния Теодора могла помочь им добиться благосклонности римских властей, ибо ведь не трудно было побудить римлян выступить против поднимающихся низших классов. И поскольку ей воздаётся благодарность за оказанную изгнанникам поддержку, то ясно, что они были восстановлены в правах и что партия, к которой они принадлежали, возвратилась к власти до того, как эти постановления были изданы. Всё это, кажется, произошло ещё тогда, когда сами ликийцы были номинально свободными, ведь документы создают впечатление, что они издавали постановления и отправляли послов без какого–либо надзора римских должностных лиц. Позже эти последние воспрепятствовали повторению революции, ликийцы были лишены свободы и управление ими поставлено под жёсткий римский контроль.
Хотя вся эта реконструкция основана на довольно скудных данных, выглядит она вполне надёжной. Тот страх перед революцией, какой здесь постулируется, вполне достаточен чтобы объяснить ту строгость контроля, наложенного на ликийское правительство, какая обнаруживается в документах II в. н. э. Первое впечатление от постановлений этого периода состоит в том, что ликийцы мало чем занимались, кроме выборов друг друга на должности и голосования за почести друг другу. Но и даже эти почести, вносимые в федеральное собрание, представлялись наместнику провинции на одобрение. Ясно, что упоминания о его одобрениях в почётных записях не сохранились, но вполне достаточно, особенно в связи с обширной надписью о почестях Опрамоасу, допустить, что такого одобрения регулярно добивались и обычно получали, но что время от времени наместник накладывал вето на почести как чрезмерные. В таких случаях конфедерация могла апеллировать в Рим и по крайней мере в двух случаях император отменял вето наместника и одобрял почести [68]. Масса данных о почестях может ввести в заблуждение. Часто появление надписи было обязано тщеславию удостоенного почести. Возможно, более важные действия, так же требовавшие одобрения наместника не дошли до нас, так как не было никакого интереса предавать их гласности. Тем не менее, пару примеров можно привести. Так, когда Опрамоас даровал 55000 денариев, с тем, чтобы деньги эти раздавались во время федеральных выборов, наместник письмом одобрил их принятие, а фонд постоянно управлялся в соответствии с условиями, установленными дарителем [69]. Так же и городам конфедерации требовалось одобрение наместника для важных действий. Так, когда в Сидиме в конце II в. н. э. создана была герусия, орган, который был возможно клубом зрелых и почтенных граждан скорее, чем государственным органом, то искали и получили на него одобрение наместника [70]. Первая группа его членов состояла из примерно равного количества демотов и членов городского совета (булевтов), которые в то время служили пожизненно. Демоты так же, несомненно, происходили не из низших классов. Таким образом, это было объединение высших классов общины — род организации, которой римские власти охотно дали своё одобрение.
В одном ряду с этим стоит трансформация правительства, большей частью под римским влиянием. Мало сомнений в том, что в первоначальной Ликийской конфедерации срок службы булевтов был коротким, наиболее вероятно год, как в обычных греческих городах–государствах. Очевидно, что в Римской империи в большинстве городов членство это трансформировалось в пожизненное. В Ликии, вполне вероятно, та же самая перемена произошла и в федеральном правительстве. Это подтверждается списками тех, кто получал дары во время выборов. Во II в. н. э в списках этих бывшие магистраты никогда не упоминаются, хоть они и сохраняли в федеральных делах видное положение. Это означает, что они включались под каким–то другим обозначением и скорее всего были членами буле [71]. Неизвестно так же, служили ли архостаты год за годом или избирались ежегодно. Во всяком случае, выборы должностных лиц происходили, как кажется, регулярно, из старых, богатых семей. Вероятно, выборы homo novus на высшие должности в то время в Ликии были так же редки, как в Риме конца Республики.
Но несмотря на всё это, соискатели стремились к должностям и есть данные, что не всем удавалось их добиться. Совершенно очевидно, что отправление должности было финансовым бременем. По этому пункту будет достаточно напомнить, что отцы иногда удостаивались почестей за отправление должности от имени своих сыновей. — действие, очевидно означающее взятие на себя финансовой ноши, связанной с должностью. Обычным способом добиться должности, было выказать свою щедрость. Здесь имеются записи о видных ликийцах, которые выказали щедрость προ της Λυκιαρχιας, что совершенно ясно означает до обладания должностью ликиарха и ради того, чтобы быть избранным на эту должность. Но однако странно, что щедроты эти выказывались за несколько лет до выборов. Так щедротой Опрамоаса было дарение 55000 денариев конфедерации в 131 г. или около того, в то время как служба его в качестве ликиарха имела место в 136 г. Сходным образом Лициний Лонг представил публике травлю зверей и гладиаторские поединки в 116 г., а служил ликиархом в 133 [72]. Его младший брат, Лициний Фронтон, послужил за свой счёт послом к Траяну. Несомненно, это была часть его выборной кампании, но хотя он служил архифилаксом, жрецом культа Августа и секретарём конфедерации, он никогда не был избран ликиархом [73]. Таким образом, его можно считать проигравшим кандидатом. Так, несомненно, обстояла ситуация и в других случаях, когда людям были оказаны почести за должности меньшего достоинства. Так как они не добились успеха в достижении ликиархата, то представили лучшее из того, чего достигли. Фактически, манера в которой представлены заслуги даже на меньших федеральных должностях — лучшее доказательство того, что федеральные должности продолжали пользоваться популярностью.
Состязание за должность ликиарха, вероятно, можно объяснить сохранением в большой мере национальной гордости. Несмотря на то, что ликийцы были столь эллинизированы, похоже они всё ещё сознавали себя ликийцами, так что быть ликиархом означало быть главой ликийского народа. Вдобавок, несмотря на строгий контроль римских властей, административная деятельность правительства не могла быть совсем уже ничтожной и она была в руках богатой аристократии, не противившейся римскому контролю и поддержке. Ведь аристократы эти (по крайней мере многие из них), стремились получить римское гражданство. Но многих из них в этом постигло разочарование, ведь список ликиархов содержит несколько имён людей, которые не были римскими гражданами. Многие документы, связанные с Опрамоасом, показывают, что предпринимались усилия привлечь к нему внимание римских должностных лиц, очевидно в надежде получить для него римское гражданство, но они потерпели неудачу и Опрамоас до конца оставался не–римлянином. Те же, кто получили римское гражданство и даже те, кто достигли высоких должностей на службе Риму, не утратили интереса к ликийским делам и не пренебрегали возвращением в Ликию и службой ликиархом. Марк Тициан, тесть упомянутого выше, после службы примипилом в римском легионе, Гай Юлий Демосфен после достаточно впечатляющей всаднической карьеры и даже Тиберий Клавдий Агриппина после сенаторской карьеры все служили ликиархами [74]. Таким образом, ликийцы проявляли интерес к делам своего народа до самого конца.


[1] Работы Treuber O. Geschichte der Lykier, 1887 и Fougeres G. De Lyciorum communi, 1898 отчасти устарели из–за более поздних находок. Более новые вводные работы см. Jones A. H. M The cities of the Eastern Roman Provinces, 1937, Ch. 3; Magie D. Roman rule in Asia Minor, 1950, Ch. 22; Moretti L. Richere sulle leghe greche, 1962, Ch. 3 (см. рецензию в CP, LIX, 1964, P. 137-139). Все вышеупомянутые работы будут далее обозначаться по фамилиям их авторов. Надписи из Ликии теперь частично собраны в Tituli Asiae Minoris (TAM). За остальным всё ещё необходимо направляться Inscriptiones graecae ad res romanas pertinentes (IGR) и в отдельные сборники.
[2] Что до языка, то вопрос остаётся спорным. Обзор более ранних теорий см. Deeters \\ RE, XIII, P. 2282-2291. Некоторые более современные мнения следующие: он принадлежит к группе анатолийских языков, не являющихся ни индоевропейскими, ни семитическими (Beloch GrG I, i,97); возможно он не индоевропейский (Moretti, P. 173); происходит от лувийского, индоевропейского языка, который пришёл в Малую Азию почти в то же самое время, что и хетты (Palmer L. R Mycenaeans and Minoans, 1961, p. 229 f); принадлежит к группе индоевропейских языков и возможно обосновался в Малой Азии, что хеттский и лувийский (Gurney O. R The Hittites (revised, 1961), p. 18, cf. 127).
[3] Так Ликийская конфедерация опущена у Свободы (Staatsaltertumer) и Бузольта (Staatskunde).
[4] Впервые опубликовано Bean G. E Notes and Inscriptions from Lycia \\ JHS, LXVIII, 1948, p. 40-58, особ. 46-56. Более поздние издания: Moretti L. \\ Riv. fil., LXXVIII, 1950, p. 326-350; Pouilloux J. Choix d‘inscriptions grecques,4; SEG, XVIII, 570. Ср. его обсуждение: J et L Robert \\ Bull. ep., 1950, no 183 и мою собственную статью: CP, LI, 1956, p. 151-169.
[5] Об этих двух организациях см. Representation and Democracy in Helleniscic Federalism \\ CP, XL, 1945, P. 65-97 , особ. 76-80; Magie, passim.
[6] Tod, 138.
[7] Strabo, XIV, 660. Ethnos упоминается в OG 234 — амфиктионийском постановлении ок. 200 г. до н. э.
[8] Strabo, XIII, 631.
[9] Polyb., XXI, 34; Livy, XXXVIII, 14.
[10] OG, 762. Отсутствие какого–либо упоминания о тиране привело к возникновению теории, что тирания была ликвидирована раньше времени, даваемого Страбоном, но см. CP, XL, P. 80 n80.
[11] Попытку проследить это более раннее развитие см.: CP, XL, P. 71-76.
[12] В дальнейшем будет принято, что документ датируется примерно 180 г. до н. э, что теперь является общепринятой датировкой.
[13] Cf. Broughton T. R. S в Econ. Surv. Rome, IV, P. 663-676.
[14] В CP, LI, 1956, P. 162 я склонялся к мысли, что этим городом был Малый Термесс, расположенный близ Бубона и Кибиры. Позже я услышал от профессора Бина, что он, посетив место Малого Термесса, считает маловероятным, что там мог быть город достаточно большой для того, чтобы вести войну против Ликийской конфедерации. Так же и Робер (Bull. Ep., 1950, n183) склоняется к тому, что здесь имеется в виду Термесс Великий.
[15] Livy, XXXVII, 15-16; 45,2; последующее уничтожение судов – Polyb., XXI, 44,3; Livy, XXXVIII, 39, 2-3.
[16] Tac., Ann., IV, 56,1.
[17] Об этом и других культах данного периода см. Some Early Anatolian Cults of Roma \\ Melanges A. Piganiol, 1966, p. 1635-1643.
[18] Другой довод в пользу ранней датировки надписи из Араксы упоминание двух римских легатов только по их praenomina. Два имени — Аппий и Публий принадлежат членам группы из 10 уполномоченных, которые взаимодействовали с Манлием Вульсоном в урегулировании азиатских дел. В СР, LI, 1956 приводятся 154 примера сходного употребления praenomina включая те, что имеются в неопубликованной ещё тогда надписи SEG, XVI, 255. Она содержит постановление из Аргоса в честь Гнея Октавия, который вместе с Гаем [Попилием Ленатом] был послан осенью 170 г. Авлом [Гостилием Манцином] в качестве посла. Отметим, что лицо удостоенное почести именуется по praenomen и nomen, в то время как прочие упомянутые римляне только по praenomina, что, как кажется, соответствует обычаю эпохи.
[19] Bikerman E. Le ststut des villes d’Asie après la paix d’Apamee \\ REG, I, 1937, особ. Р. 227.
[20] Polyb., XXV, 4,5.
[21] Polyb., XXX, 5,12 ; Livy., XLV, 25,6. О этих событиях и статусе Ликии в то время см. CP, XL, 1945, P. 71ff. Мало что можно тут добавить, за исключением того, что надпись из Араксы подтверждает вывод, что действующая Ликийская конфедерация существовала в период связей с Родосом и даже раньше.
[22] Suet., Claud., XXV, 3; Dio Cassius, XL, 17,3. Опираясь на одно место Светония (Vesp.,8,4), повторённое позднейшими историками, в котором Ликия включена в число государств, которые лишены были свободы Веспасианом, часто заявляют, что Ликия вновь была провозглашена свободной Нероном или Гальбой. Magie, p. 530 et 1387, n50 считает это место Светония недостоверным.
[23] Ср. комментарий Бина к стк. 50 надписи и Bull. ep., 1950, n 183, надпись II, комментарий к разделу II.
[24] Rep. Gout., P. 24 et 201, n 4.
[25] Strab., XIV, p. 664.
[26] TAM, II, 583. Здесь, как обычно ethnos означает народ или нация, а koinon федеральное правительство или государство.
[27] TAM, II, 508. Проблема в том, что надпись содержит титул semnotatos dikaiodotes, который, как многие считают, должен относиться к периоду империи. Однако те, кто на этом настаивают обычно забывают упомянуть, что документ так же содержит упоминание ликийского гиппарха, что определённо указывает на период независимости. Обсуждение см. CP, XXXVIII, 1943, p. 177-190 et 246-255 (публикация и обсуждение); XL, 1945, P. 93-97 (дальнейшая дискуссия о датировке); Bull. ep., 1944, n 171; 1946-1947, n 188; Moretti, p. 211.
[28] Согласно Аристотелю (Ath. Pol., 43,4) в Афинах была одна такая сессия в каждой притании.
[29] IGR, III, 474; TAM, II, 905, документы 12, 15, 17, 20-23; 30 32; из них 21-23 и 32 были совместными постановлениями с буле.
[30] Записи об этих дарах обсуждаются в CP, XL, 1945, P. 91-93. Из упомянутых документов IGR, III, 739 теперь доступна как TAM, II, 905. Документ 18 теперь датируется издателем 131 годом и это год хорошо известного дара Опрамоаса конфедерации.
[31] Употреблены македонские названия месяцев, но если согласовать календарь с юлианским, то месяц диос будет соответствовать январю. То, что верховный жрец вступал в должность в январе свидетельствует список почётных должностей года Верания Приска, из которых самая ранняя датируется 20 диоса, а самая поздняя — 18 гиперберетайоса (декабря) (IGR, III, 704, l. 14-18). Что до датировки лет по высшим жрецам (ликиархам), то мы следуем таблице в TAM, II, P. 349 ff.
[32] Это отметил уже Fougeres, p. 58. В TAM, II, 905 месяцы постановлений вполне ясные: № 15‑месяц лоос, но день месяца и год неясны; № 21 — совместное постановление с буле, год Лициния Лонга (133), лоос, день месяца не сохранился; № 22 — совместное постановление, год Деметрия, сына Емброма (134), 12 лооса; № 30, год не сохранился. месяц панемос.
[33] TAM, II, 905. VI, 61 in n21. Термин этот встречается вновь в т66 (XX,10), где речь может идти только о собрании буле, и вновь в TAM, II, 572 — краткой надписи в честь консула 244 г. н. э.
[34] Лишь в одном случае (TAM, II, 261) есть упоминание о человеке, служившем в качестве стратега в период независимости. В большинстве случаев, в которых этот титул употребляется, он прилагается к предкам. Обычно списки выдающихся предков содержат или ликиархов или стратегов, но в одном документе (TAM, II, 905, n17) имеются они оба. Это, однако, до того необычно, что представляется вероятным, что оба титула обозначают одну и ту же должность и что оба слова употребляются плеонастически. Наиболее замечательны два посвящения Опрамоаса своим родителям (TAM, II, 915 et 916). В одном его отец назван отцом ликиарха; в другом, его мать — матерью стратега и очевидно имеется в виду одна и та же должность. Использование слова «strategoi» указывает на то, что титул этот не был отменён, но лишь вышел из употребления.
[35] Отметим в качестве исключения, что в TAM, II, 905 — относительно позднем документе, эпонимный магистрат именуется ликиархом.
[36] Пример — документы 18 и 19 TAM, II, 905, оба они адресованы наместником ликиарху, который не был верховным жрецом года.
[37] Dig., XXVII, I, 6,14. Более полный разбор см. CP, XL, 1945, p. 85, n 103; Rep. Gout, p. 118-120.
[38] TAM, II, 420 — почётное постановление из Патары в честь одного из её граждан, служившего в качестве гиппогиппарха конфедерации.
[39] TAM, II, 264, 265 et 319, все из Ксанфа. Титул появляется в надписях 265 и 319, из которых последняя была надгробным посвящением, сделанным теми, кто служил под началом Айхмона, когда он был навархом.
[40] Две эти должности одновременно отправлял Опрамоас (TAM, II, 905 passim). C другой стороны Гай Лициний Фронтон, который служил в качестве федерального писца в начале второго столетия (IGR, III, 493), никогда не стал верховным жрецом; cf. Journal of Near Eastern Studies, V, 1946, P. 59.
[41] TAM, II, 660.
[42] В Тлосе имеется надпись периода независимости о ликиархе, который так же служил казначеем (TAM, II, 583). Казначей, упоминаемый в TAM, II, 496 вероятно был городским казначеем.
[43] Strabo, XIV, 665. Здесь τας εισφορας εισφερουσι определённо означает суммы, внесённые городами, а не налоги, прямо собираемые федеральным правительством.
[44] Дар Опрамоаса упоминается в нескольких документах TAM, II, 905; дар Лициния Лонга — в IGR, III, 492.
[45] Econ. Surv. Rome, IV, 361-368 под заголовком «Римская Греция».
[46] TAM, II, 396.
[47] Head, HN, 693-698. Дискуссия о городах, чеканящих монету: Jones, p. 102-104; Robert L. Hellenica, X, 1955, P. 188-222; Moretti, p. 203 f.
[48] CP, XXXVIII, 1943, P. 247-249; Magie (p. 531) понимает первые два титула как «старший страж» и «младший страж».
[49] IGR, III, 463 et 489 — постановления городов, каждое в честь гражданина, служившего в качестве гиппофилакса и архифилакса. В TAM, II, 905 в документах 30 и 59, федеральных постановлениях в честь Опрамоаса, после того как он служил в качестве ликиарха, есть упоминания о его службе архифилаксом.
[50] Strabo, XIV, 665.
[51] Эти надписи обсуждаются и даются краткие данные относительно иностранных судей в CP, XXXVIII, 1943, P. 247-255. Для TAM, II, 508 см. текст ibid., p. 181; для IGR, II, 736 теперь имеется улучшенный текст в TAM, II, 915. Обычным ликийским названием для таких судов как кажется было metapempta dikasteria («приглашённые суды»). Плюралис указывает на то, что судьи были достаточно многочисленны, чтобы быть организованными в несколько коллегий.
[52] Livy., XXXVII, 15,6.
[53] См. особенно Lycia and Greek Federal Citizenship \\ Symbolae Osloenses, XXXIII, 1957, p. 5-26; cf. Moretti, p. 195-198.
[54] Энктесис во всех городах Ликии был отмечен уже Robert L. Etudes anatoliennes, 1937, p. 382.
[55] Клавдия Платония: TAM, II, 518 et 522; Марция Аврелия Хрисион: TAM, II, 188, 189 et 190.
[56] Артемия из Бубона служила жрицей (городской) культа Себаста, когда её муж был жрецом, но ей воздаётся почёт как благодетельнице на её собственное имя (IGR, III, 464); сходным образом Лалла в Арнее, как кажется, отправляла должность гимнасиарха от собственного имени (TAM, II, 766). Опрамоас действительно имел право собственности на земли от Коридаллы до города Тлос (TAM, II, 578 et 579).
[57] SEG, XVIII, 143.
[58] Ruge \\ RE, XIII, 2279; Kalinka, комментарий к TAM, II, 188.
[59] См. Broughton, Econ. Surv. Rome, IV, 519-525 («Киликия и пираты»); об использовании римлянами морских ресурсов Востока см. Starr C. J The Roman Imperial Navy 31 B. C – AD 324, 1941, p. 1 ff.
[60] SEG, III, 378. Совершенно ясно, что Ликия была упомянута во фрагменте А.
[61] IG, II, 3218. Лицо, которому была оказана почесть, так же участвовало в посольстве Луция Фурия Красиппа, но это не помогает установить дату. В MRR, II, 464 Фурий обозначен как претор или промагистрат неизвестного времени.
[62] Appian, BC, IV, 76-82; Plut., Brutus, XXX- XXXII; Dio Cassius, XLVII, 34. О вымогательствах Брута и Кассия см. Broughton, Econ. Surv. Rome, IV, 582- 585; Chaelesworth (CAH, X, 23) характеризует их как «последний издыхающий акт старой республиканской жестокости».
[63] Appian, BC, V, 7.
[64] Suet., Claud, 25,3; cf. Moretti, 192 ff.
[65] SEG, XVIII, 143; ср. комментарий Robert L. \\ REA, LXII, 1960, p. 324-342. Документ, как кажется, свидетельствует о беспорядках, предшествовавших потере независимости, но поскольку он показывает, что ликийское правительство издавало постановления и отправляло послов не советуясь с римскими властями, то его можно датировать временем до потери независимости. Вероятно, социальная революция, приведшая к изгнанию богатых и влиятельных ликийцев, побудила последних обратиться за помощью к римлянам, которые вмешались и на какое–то время восстановили консервативное правительство, контролируемое богачами. Но через некоторое время конфедерация лишилась свободы и перешла под полный контроль римлян, исключавший повторение такой революции. См. Deininger J. Die Provinziallandtage der romischen Kaiserzeit, 1965, P. 71 ff.
[66] В письме города Миры Коринфу она названа гражданкой Коринфа. Издатели несомненно правы, считая это ошибкой народа Миры.
[67] Робер (р. 330) считает, что она обладала земельными владениями в Ликии и завещала некоторые из них конфедерации. Это правдоподобно и вполне может быть верным.
[68] См. особенно Magie, P. 533 f et p. 1391, n 61.
[69] TAM, II, 905, n 18.
[70] TAM, II, 175 et 176 ; cf. Oliver J. H The Sacred Gerusia, 1941, p. 36; Magie, p. 563 et passim.
[71] Cf. CP, XL, 1945, 84 f, 91-93; Rep. Gout, 154 f; Jones A. H. M The Greek City from Alexander to Justinian, 1940, p. 171.
[72] Фактические данные см. CP, XL, 1945, P. 86, n 105. Датировки взяты из списка высших жрецов в TAM, II, P.349 ff.
[73] IGR, III, 493 et 500. Отсутствие упоминания о ликиархате в надписи 500 достаточно доказывает, что Фронтон никогда не отправлял эту должность. Ведь это генеалогическая надпись, в которой перечислены достойнейшие из членов семьи.
[74] О Марке Тициане см. IGR, III, 500; III, 28-32; о Гае Юлии Демосфене – IGR; III, 487; 500; II, 53-60; о Тиберии Клавдии Агриппине – TAM, II, 422-425; 495; cf. PIR, C, 776. Что касается первых двух, то IGR, III, 500 ясно показывает, что их карьера на римской службе предшествовала ликиархату.