Во II веке до н. э. эллинистический мир сильно отличался от того, что было сто лет назад. Апамейский договор был ударом по территориям империи Селевкидов, хотя потерю Малой Азии, по–видимому, удалось пережить. Но через двадцать лет после похода Антиоха IV в Египет цари Птолемеев вновь обрели достаточную власть, чтобы проникнуть в сферу влияния Селевкидов. Растущая мощь Евкратида Бактрийского и Митридата I Парфянского дала политике Селевкидов новый поворот. В то же время, однако, есть сходства с предыдущим столетием. Внутри страны местные властители, наиболее ярким примером которых являются Макковеи, действовали все более и более независимо и укрепляли свои позиции и территории в пределах империи Селевкидов, что напоминало политическую обстановку III века.
Однако наиболее глубокие изменения второго столетия касались преемственности Селевкидов и ее последствий для империи. Согласно условиям Апамейского договора побежденный Антиох III был вынужден отправить своих сыновей заложниками в Рим, и поскольку селевкидские принцы находились за пределами царства, на диадему могли претендовать кандидаты второй степени. Различные ветви царской семьи привели к расколу династии, который проложил путь для узурпаторов и сделал империю Селевкидов во II веке не менее шаткой, чем она была во второй половине III века до завоевания Малой Азии Антиохом III.

Тимарх

Тимарх и его брат Гераклид были уроженцами Милета. И Диодор (Diod. Sic. 31.27a), и Аппиан (App. Syr. 45 [235]) подчеркивают тесную связь братьев с Антиохом IV. Аппиан указывает, что Тимарх был сатрапом Мидии и находился в Вавилоне, в то время как его брат Гераклид был казначеем. Вероятно, что описание Диодором Тимарха как наиболее выдающегося из сатрапов должно указывать на то, что он также ведал делами верхних сатрапий (ὁ ἐπὶ τῶν ἄνω σατραπειῶν). Полибий (5.43.8–44.3; 10.27.1-13) и Страбон (11.13.6-7) иллюстрируют богатство сатрапии Мидии, и это богатство, а также географическое положение сделали ее верность жизненно важной для царя Селевкидов. Вероятно, из–за политического и экономического значения области Антиох IV назначил ее сатрапом Тимарха, и он оставался им во время правления Антиоха V. Когда после восшествия на престол Деметрия I Гераклид был отстранен от должности (App. Syr. 47 [242]), Тимарх отправился в Рим, где, согласно Диодору, Тимарх и Гераклид были в предыдущих посольствах от Антиоха IV, и именно хорошие отношения братьев с (подкупленными) сенаторами, по–видимому, позволили Тимарху говорить перед сенатом. Он оклеветал Деметрия I и убедил сенат признать его, Тимарха, царем (Diod. 31.27a). Вернувшись на родину, Тимарх начал свое восстание с того, что собрал значительную армию и заключил союз с Артаксием Армянским (Diod. 31.27a).
Тимарх называл себя «великим царем» и, возможно, захватил Вавилонию уже осенью 162 года, после последнего упоминания о царе Антиохе V в астрономических документах. Деметрий I был впервые засвидетельствован в Вавилоне как царь в середине сентября 161 года, и жертвы в сентябре/октябре 161 года предположительно отмечают победу над узурпатором. Совершая поход в Вавилонию, Тимарх, возможно, стремился помешать Деметрию I закрепиться на востоке и отрезать его от вавилонских снабжений. Тетрадрахма, приписываемая Селевкии на Тигре, указывает на то, что Тимарх удерживал столицу Селевкидов достаточно долго, чтобы отчеканить некоторые монеты в городе, и ряд глиняных печатей из Вавилона, вероятно, можно отнести к его царствованию. Если следовать примечанию Аппиана (Syr. 45 [235]), можно предположить, что он удерживал Вавилон с самого начала своего восстания, возможно, первоначально для Антиоха V. В то время как Диодор описывает, как Тимарх продвинулся до Зевгмы, трудно установить, как далеко на Запад могла простираться рука Тимарха. Быстрая кампания Молонав 222 году показывает, что в одном походе Тимарх смог пройти через большую часть Месопотамии и продвинуться к западным границам Мигдонии. В это время ни один царь Селевкидов не упоминается в вавилонских хрониках в течение почти одного года, однако также нет клинописных свидетельств о деятельности Тимарха в Вавилонии.
Рассказ Аппиана о походе Деметрия I против Тимарха поразительно краток и прямолинеен: «Он убил Тимарха, который восстал и плохо управлял Вавилонией. За это он был назван Сотером, в первую очередь от вавилонян». Клинописный материал описывает подобные почести и «жертвы за великих богов и жизнь царя Деметрия» уже в сентябре/октябре 161 года. Деметрий I был принят как царь от Антиохии до самой Экбатаны. Хотя он унаследовал проблемы с Макковеями, он укрепил части Иудеи, построил башню в Иерусалиме и заключил союз с Ионафаном, вождем Макковеев. Власть Селевкидов была восстановлена, но появился новый узурпатор.

Александр Балас

Диодор предполагает, что притязания Александра Баласа на царство начались в Пергаме: Аттал II нашел его по каким–то собственным причинам (Diod. 31.32a). Юстин говорит, что его подучили Аттал и Ариарат (Epit. 35.1.6); Аппиан (Syr. 67 [354]) указывает, что его поддерживал Птолемей.
Летом 153 года, после пребывания Баласа у киликийского династа, Гераклид, бывший друг Антиоха IV и брат покойного узурпатора Тимарха, привез юношу в Рим, чтобы заявить о его правах на царство. Александр умолял римлян помнить об их дружбе и союзе с Антиохом IV и просил помочь восстановить на троне его «сына» (Pol. 33.18.7–8). В то время как Полибий указывает на недовольство римлян на этот счет, никаких официальных возражений с их стороны против притязаний Баласа на диадему не было. Было решено, что он сможет вернуться домой и восстановить власть отца (Pol. 33.18.10–13). Полибий описал восшествие на престол Александра Баласа как личное предприятие Гераклида, который не только немедленно нанял наемников перед отправлением в Эфес, но и «призвал выдающихся людей», предположительно для финансирования этого предприятие (Pol. 33.18.14).
Через двенадцать месяцев после своего появления перед римским сенатом Александр Балас высадился с наемниками на побережье Леванта и занял Птолемаиду (Jos. Ant. 13.35). Деметрий I собрал войска для обороны, и предложил союз и дружбу с Макковеями (1 Makk. 10.3–6). Военная мощь Александра опиралась также на потенциальный союз с Макковейским лидером Ионафаном или, по крайней мере, на нейтралитет иудейского народа в конфликте. Соревнуясь с Деметрием I, Александр не только назвал Ионафана своим другом, но и даровал ему первосвященство в Иерусалиме (Jos. Ant. 13.45; 1 Makk. 10.20). Деметрий I пытался превзойти своего противника, но эти предложения, по–видимому, не убеждали, и автор 1‑й книги Макковеев позже напишет, что иудеи не верили его обещаниям. Именно тогда Александр Балас собрал большое войско, и после первых успехов Деметрия I войска Александра одержали верх в июле 150 года, и Деметрий I погиб в бою (Jos. Ant. 13.59–61; 1 Makk. 10.48–50; Just. Epit. 35.1.9–11).
К сентябрю/октябрю того же года Балас был широко признан царем в империи Селевкидов. Самые ранние монеты датируются 162 годом селевкидской эры (151/0 г.) и происходят из прибрежных монетных дворов Селевкии в Пиерии, Библе, Берите, Тире и Птолемаиде, в то время как самые ранние датированные монеты из Антиохии на Оронте относятся к 163 селевкидскому году. Заметка в периохе Ливия, несомненно, восходит к контексту взятия Антиохии Александром, иллюстрируя жестокую необходимость в борьбе за царство: Аммоний, канцлер Баласа, убил всех друзей царя, а также жену и сына Деметрия I (Liv. per. 50). Избавив двор от друзей прежнего царя, Александр заключил союз с Птолемеем VI Филометором и женился на его дочери Клеопатре в Птолемаиде (Jos. Ant. 13.80–2). В контексте свадьбы Балас попытался еще больше укрепить стабильность своего царства, даровав дополнительные почести еврейскому первосвященнику Ионафану, сделав его своим «первым другом», стратегом и меридархом (1 Makk. 10.62 и 65; Jos. Ant. 13.83–5). Повествование 1 Makk. 10.61 предполагает, что царь хотел заключить союз с Макковеями, в то время как просьбы других групп установить отношения с новым царем (несомненно, включая так называемых «эллинизаторов») игнорировались. Помимо альянсов, есть свидетельства того, что администрация Александра следовала селевкидским моделям: в топовую пятерку входили Аммоний, вероятно, канцлер (ὁ προεστηκὼς τῆς βασιλείας, Diod. 33.5.1), два антиохийских полководца (Diod. 33.3), наварх, а также вавилонский stratēgos, «который стоял над четырьмя генералами». В то время как Антиохия на Оронте, по–видимому, была главным монетным двором, царская чеканка также выпускалась в Суровой Киликии, Месопотамии и, возможно, в Экбатане на Востоке (все с реверсом Аполлона на омфале). Александр также учредил царские монетные дворы в Келесирии и Финикии.
Стабильность, однако, длилась недолго. После, и, возможно, в результате сдачи Мидии парфянам, Деметрий II, сын покойного Деметрия I, отплыл с Крита и высадился в Киликии весной 147 г. [1] После своего прибытия Деметрий II поставил в качестве стратега Келесирии некоего Аполлония, который возможно отделился от Баласа (1 Makk. 10.69-89: Jos. Ant. 13.88–102). Деметрий II напал на иудейских союзников Александра, возможно, осознавая, что союз между Александром и Макковеями был одним из ключевых факторов, приведших к поражению его отца. Однако первая книга Макковеев превозносит успехи Ионафана и изображает взятие Иоппии, поражение Аполлония и сожжение Ашдода. Балас ответил новыми почестями для своих иудейских союзников, признав власть иудеев над городом Экрон и его территорией в двадцати километрах к востоку от Ашдода (1 Makk. 10.74-89: Jos. Ant. 13.91–102).
Остальные события 147 г. неизвестны. Сбор войск из Гераклеопольского нома в Среднем Египте, упомянутый в папирусе от 29 мая 146 года, мог бы, однако, указывать на появление на сцене Леванта нового игрока. Иосиф Флавий сообщает, что Птолемей VI помог Александру в его борьбе против Деметрия II, и только тайный заговор заставил его нарушить верность (Jos. Ant. 13.103–7). Его повествование драматично, соответствует жанру эллинистической историографии, и интересно, что Иосиф Флавий отклоняется от своей обычной близкой интерпретации первой книги Макковеев, автор которой объясняет этот эпизод хитростью Птолемея VI, чтобы захватить царство Александра (1 Makk. 11.1–8). Вполне вероятен следующий сценарий: Птолемей VI поспешил в Финикию, чтобы «помочь» своему союзнику и зятю (действие, напоминающее помощь Птолемея III своей сестре накануне третьей сирийской войны). Расквартирование войск (1 Makk. 11.3), взятие побережья вплоть до Селевкии Пиерии (1 Makk. 11.8) и предполагаемая чеканка монет, однако, указывали на то, что эта помощь повлекла за собой птолемеевский захват Левантского побережья. [2] «Заговор Аммония» на жизнь Птолемея VI (Jos. Ant. 13.106-7) — независимо от того, было ли это реальным событием или дискурсной вставкой в повествование Иосифа Флавия–ознаменовало разрыв между Александром и его cоюзным тестем. Для достижения своих целей Птолемей VI предложил заключить союз с Деметрием II (который до этого момента, по–видимому, не занимался Баласом напрямую). Обещание дочери Птолемея — в этот момент предположительно находящейся еще с Баласом и скорее всего, в Антиохии — Деметрию II, используется в обоих повествованиях в качестве обозначения нового союза.[3]
Антиохия не была взята силой. Городские военачальники Гиеракс и Диодот, возможно, зная о большой армии Птолемеев, открыли ворота. В этот момент Птолемей, скорее всего, вернул свою дочь. Кроме того, Диодот и Гиеракс обвязали диадему вокруг головы Птолемея VI и провозгласили его царем. В то время как автор первой книги Макковеев описывает царя с диадемами Египта и Азии (11.13), Иосиф Флавий добавляет, что Птолемей VI опасался возражений римлян на этот счет, и царь Птолемеев объявил, что лучше он будет «наставником» и «руководителем» Деметрия II, если народ Антиохии примет последнего в качестве царя (Jos. Ant. 13.115), и теперь, возможно, Деметрий II женился на Клеопатре. Существует, однако, мало свидетельств того, что Деметрий стал царем до смерти Птолемея VI, и этот рассказ, по–видимому, повлиял на смерть последнего и последующее царствование Деметрия II (возможно, также предвещая его будущую связь с Антиохией). Отсутствие датированной чеканки монет Деметрия II до смерти Птолемея VI и включение Птолемея VI в царский культ Селевкидов (хотя и частным лицом) может дать некоторое представление о положении Деметрия II в этом раскладе и степени птолемеевской оккупации.[4]
Балас быстро приближался из Киликии, возможно, через Гиндар, с обильными припасами (Jos. Ant. 13.116; 1 Makk. 11.15). Его сын был отдан на попечение местного арабского династа Диокла/Забдиила. Балас встретился с войсками Птолемея VI и Деметрия II на берегах реки Энопар (Strab. 16.2.8). [5] Повествования содержат мало подробностей: Балас был побежден и бежал к арабским племенам. Пытаясь найти убежище у вышеупомянутого Забдиила, он был убит либо династом, либо двумя военачальниками Баласа, которые предали своего царя, чтобы установить хорошие отношения с новым царем, Деметрием II. [6] Птолемей VI—согласно драматическому сценарию Иосифа Флавия–успел взглянуть на отрубленную голову умершего царя, но в свою очередь вскоре скончался (Jos. Ant. 13.118.1 Makk. 11.17–18). Деметрий II, который стал царем в конце 145 года, устранил результаты посягательств своего покойного тестя (Jos. Ant. 13.120), вытеснил войска Птолемеев со своих территорий и, согласно вавилонским хроникам, отважился дойти до городов Египта.

Антиох VI и Трифон

Деметрий II не только изгнал птолемеевские войска из области, находившейся под его контролем, но и, согласно Диодору (33.4.2), избавился от близких соратников Александра Баласа. Одним из них, по–видимому, был Трифон, который теперь, должно быть, сомневался в своем будущем при новом царе и нашел убежище у одного из арабских династов (1 Makk. 11.39–40). Страбон указывает, что Трифон, рожденный Диодотом близ крепости Апамея, был philos Баласа (Strab. 16.2.10; 1 Makk. 11.39). Вероятно (хотя и не вполне точно), что это был тот же самый Диодот, который, отделившись от Баласа, передал город Антиохию Птолемею VI, как описано выше (Diod. 32.9c).
Деметрий II, после его войны с Египтом в союзе с Макковеями (1 Makk. 11.22-37; Jos. Ant. 13.123-8) уменьшил численность постоянной армии (Jos. Ant. 13.129). Эта мера, по–видимому, не была необычной при окончании войны, но тем не менее вряд ли полезной, когда претенденты на диадему могли использовать напряженность между царем и его войсками. Диодор пишет, что царь также наказал город Антиохию, вероятно, не только за поддержку Баласа и Птолемея VI, но и за отступничество от Деметрия I. Наказание, по–видимому, вызвало беспорядки (Diod. 33.4. 2–3). Царь забаррикадировался во дворце, который народ осадил, и первая книга Макковеев предполагает, что только с помощью иудейских войск, которые подожгли город, Деметрий II смог взять контроль над ситуацией (1 Makk. 11.45-50; Jos. Ant. 13.137–41).
По–видимому, именно в этот период Диодот вступил в союз с опекуном сына Баласа и провозгласил мальчика Антиохом VI (Diod. 33.4a; 1 Makk. 11.39–40; Jos. Ant. 13.131 и 144). Некоторые войска, по–видимому, ушли от Деметрия II и присоединились к Трифону и новому царю, то ли из–за неуплаты жалованья (Jos. Ant. 13.144), то ли из ненависти (Diod. 33.4а), либо по другим причинам. Жители Лариссы близ Апамеи упоминаются как давние сторонники узурпатора, и Трифон, по–видимому, собрал силы в Халкиде, к юго–западу от Берои (Diod. 33.4а). После успешной битвы с Деметрием II Трифон захватил слонов и Антиохию (1 Makk. 11.55-6; Jos. Ant. 13.144). Слонов разводили в Апамее, которая также описана как база Трифона (Strab. 16.2.10) и там с начала 144 года и далее выпускались монеты Антиоха VI.
Антиохия начала чеканить монеты Антиоха VI в конце 144 или начале 143 года. Деметрий II бежал в Селевкию (Liv. Per. 52), предположительно в Селевкию в Пиерии. Уже в июле/августе 144 г. Трифон или один из его военачальников участвовал в походе в Вавилонию, но Антиох VI не был принят там как царь, и Селевкия на Тигре продолжала чеканить монеты Деметрия II до тех пор, пока Вавилон не был взят парфянами в июне или июле 141 г. Именно в этот период Селевкиды потеряли Сузы и Персидский залив. В западных частях империи другие монетные дворы также продолжали чеканить монеты Деметрия II, и в то же время, например, Тарс и Малл, по–видимому, вернулись к чеканке монет Антиоха VI, некоторые новые киликийские монетные дворы были открыты от имени Деметрия II.
Птолемаида, по–видимому, никогда не чеканила монеты Деметрия II и в 144/3 г. начала чеканить монеты Антиоха VI. Библ и Аскалон выпустили свои первые селевкидские серебряные монеты, также Антиоха VI, в 142/1 году, в то время как другие города продолжали чеканить от Деметрия II. Сидон и Тир чеканились от Деметрия II до 140/39 и 141/0 г., откуда ясно, что города, которые продолжали чеканить от Деметрия II, не были частью империи Антиоха VI. То ли эти монетные дворы чеканили монеты Деметрия II, оставаясь под его властью, либо при ослаблении царского контроля продолжали производство под его эгидой, имеет большое значение для интерпретации политического ландшафта того периода. Иосиф Флавий пишет, что Газа отпала от Деметрия II, но не хотел переходить к Антиоху VII (Jos. Ant. 13.150). Возможно, после смерти Ионафана тот же город выпускал для местного рынка медные монеты от Деметрия II. В данном конкретном случае я бы не решился интерпретировать эти монеты как возвращение контроля Деметрия II.
Хасмонейские источники указывают на выдающуюся роль Ионафана, первосвященника Иерусалима, в конфликте между Антиохом VI, Трифоном и Деметрием II. Участие иудеев было теперь обычным делом. Вскоре после восшествия на престол Антиох VI и Трифон послали Ионафану письма и вместе с почестями и дарами назначили его брата Симона стратегом (1 Makk. 11.57-9), на что Ионафан ответил словами благодарности (Jos. Ant. 13.145–7). Иудейская держава в этот период иллюстрируется радиусом их действий, указывающим на военную активность не только за Галилейским морем, но и далеко на север до Дамаска (1 Makk. 12.24-32; Jos. Ant. 13.174–9). Река Элевтер к югу от Арада воспринималась как линия, за которой войска Селевкидов были вне опасности (Jos. Ant. 13.179), а кампании и осады Симона предполагают иудейский контроль к югу от Галилеи. Аскалон, Иоппу и Иерусалим, по–видимому, были укреплены (1 Makk. 12.33-8; Jos. Ant. 13.180–3). Все это создает картину ресурсов и кадров Иудеи, а также ее шаткости (напоминающей Малую Азию III века). Войска Селевкидов все еще могли войти в Иудею, и Ионафан был взят в плен по приказу Трифона (1 Makk. 12.42-52; Jos. Ant. 13.188–93). Трифон мог бы надеяться вновь установить контроль над Макковеями, но новым иудейским лидером был избран Симон, и ситуация обострилась. Хотя Симон заплатил выкуп, Ионафан не был освобожден, и когда Трифон отказался от своего нападения на Иерусалим (согласно Иосифу Флавию из–за сильного снегопада), Ионафан был казнен, а Трифон вернулся на север.
В этот момент умер Антиох VI—последняя чеканка его монет датируется 142/1 г. Независимо от того, был ли мальчик убит или умер во время операции, [7] его бывший опекун должен был действовать быстро: он сделался царем (1 Makk. 13.32; Jos. Ant. 13.187), и его войска последовали за ним (Jos. Ant. 13.219–20). Если раньше Диодот мог называться Трифоном, то теперь Трифон стало его царским именем. Для Иосифа Флавия царствование Трифона длилось недолго; его войска дезертировали и присоединились к Антиоху VII при первом случае (Jos. Ant. 13.223). Тем не менее, судя по монетам, его царствование продолжалось до 138/7 г., его пятого года. Подобно Тимарху и многим другим правителям, Трифон стремился добиться признания от римского сената и послал римскому народу золотую Нику (Diod. 33.28а). Согласно повествованию Диодора, сенат принял этот дар, но не от него, а от убитого Антиоха VI, что свидетельствует об ограниченном интересе сената к этому царю в Леванте. Хотя Трифон возможно увенчал венком Птолемея VI, нет никаких свидетельств об отношениях Трифона с другими царями.
В южном Леванте Симон старался установить как можно большую автономию для своего народа. Дар золотого венка царю упоминается в письме Деметрия II к Симону, старейшинам и народу Иудеи (1 Makk. 13.35–40). Деметрий II даровал им крепости в Иудее, сделал налоговые льготы и безоговорочно отказался от гарнизона в крепости Иерусалима (1 Makk. 13.49). Макковейская историография отмечает первые дни июня 142 года как начало независимости иудейского народа (1 Makk. 13.41). В отличие от Селевка II в его попытках ограничить контроль своего брата, Деметрий II, по–видимому, предоставил вольности, чтобы воспрепятствовать или, по крайней мере, усложнить заключение союзов для своего противника. В то время как Деметрий II предоставил Иудее дополнительные свободы, он также подготовил восточную кампанию и, возможно, уже в 139/8 году отважился пойти на восток, чтобы вернуть Вавилонию. Отсутствие Деметрия II могло быть выгодно для контроля Трифона над Левантом, особенно после того, как Деметрий был захвачен парфянами в июле/августе 138 года (1 Makk. 14.1–3; Jos. Ant. 13.186), и Трифон одно время был единственным царем в империи Селевкидов.
Трудная высадка, с которой столкнулся Антиох VII (Jos. Ant. 13.222), указывает на то, что Трифон, несмотря на свои разорванные отношения с народом Иудеи, контролировал побережье Леванта и, возможно, Киликии (Strab. 14.5.2). Но Антиох VII все же высадился на берег, и Трифон не мог помешать новому царю вести переговоры с народом Иудеи. Антиох VII не только подтвердил все предыдущие пожалования и дары, но и попытался превзойти своих предшественников, предоставив им дополнительные привилегии вроде права чеканить монеты, освобождение от налогов, оставление за ними их крепостей и дальнейшие обещания, когда он станет единоличным правителем (1 Makk. 15.5–9). Трифон встретил Антиоха VII в битве, и хотя повествование предполагает, что большое количество войск из рядов Трифона перешло к новому царю (Jos. Ant. 13.223; 1 Makk. 15.10), эта точка зрения может быть преувеличена. Однако в год высадки Антиоха VII Антиохия на Оронте начала чеканить монеты нового царя, а к началу 175‑го селевкидского года (138/7 г. до н. э.) все больше и больше царских монетных дворов стали выпускать монеты Антиоха VII, включая Дамаск и, вероятно, Тарс. Войска Трифона либо были изгнаны из Антиохии, либо сменили сторону. Сам Трифон отступил на юг вдоль Левантийского побережья, и его последняя датированная монета относится к 139/8 году. Трифон бежал из Сирии в Финикию, а затем в Дор, где на пятом году правления он был осажден Антиохом VII (1 Makk. 15.10–14; 25; Jos. Ant. 13.223). Потом Трифон, возможно, бежал в Ортозию (1 Makk. 15.37), а затем в Апамею, изначальную базу своего царствования, и Иосиф Флавий описывает дальнейшую осаду, захват узурпатора и казнь (Jos. Ant. 13.224, также App. Syr. 68 [358]). Страбон писал, что правление Трифона закончилось самоубийством (Strab. 14.5.2; также Synk. 351.18–19 [553]). Это должно было произойти в конце 138 или, возможно, в начале 137 года.

Александр Забина

А потом наступает тишина. После смерти Трифона не зарегистрировано ни одного узурпатора. Только со смертью царя Антиоха VII и с возвращением Деметрия II на диадему появился новый претендент, Александр Забина. Судя по монетам он царствовал начиная с 129/8 г. и примерно до 123 г.; его титул был βασιλεὺς Ἀλέξανδρος. Его прибытие в империю Селевкидов было тесно связано с участием Деметрия II в египетских делах. В конце 130‑х годов империю Птолемеев поразила гражданская война; Клеопатра II и ее брат Птолемей VIII Эвергет II расторгли свой союз, и царица, по–видимому, обосновалась в Александрии, куда ее брат вернулся до 28 мая 130 года. Юстин описывает поход Деметрия II против Египта (Epit. 39.1.2). Действительно ли Деметрий II был приглашен Клеопатрой II, как это предположил Юстин (опираясь, по–видимому, на придворную историографию Селевкидов), невозможно установить, но он был оттеснен Птолемеем VIII у Пелусия. Эта неудачная кампания в Египте привела к недовольству среди войск, и он попытался укрепить свое положение (как и Антиох IV до него), выступив против Гиркана (Jos. Ant. 13.267). Возможно, из–за восстания (Porphyrios FGrHist 260 F 32.21), поход не состоялся. Этот сценарий, несомненно, является источником повествования Иосифа Флавия о том, что Деметрий II был повсеместно ненавидим сирийцами и войсками, πονηρὸς γὰρ ἦν, «потому что он был негодяем» (Ant. 13.267).
Именно в этом контексте — согласно Юстину — Птолемей VIII выбрал одного сына купца, дал ему имя Александр и отправил в империю Селевкидов (Epit. 39.1.4–5). Молодой человек позиционировался как сын Александра Баласа (Porphyrios FGrHist 260 F 32.21). Однако, «сирийцы приняли бы любого царя» (Epit. 39.1.5), 82 — настолько им опостылело высокомерие «негодяя», так что даже сына торговца со сфабрикованной биографией они приветствовали с воодушевлением.
Хотя нам известны годы царствования Александра, мы мало что знаем о нем самом. Тем не менее, предварительная картина будет полезна. Антиохию, должно быть, лихорадило. Молодой Антиох Эпифан (предполагаемый сын Антиоха VII) правил в городе короткое время, возможно, после того, как город восстал против Деметрия II, имея вожаком Трифона. (Юстин скорее всего перепутал имя вождя). Несмотря на это, Антиохия, должно быть, снова быстро сменила сторону, и в 129/8 году город уже чеканил монеты Забины. Он был принят народом Антиохии, и его забота о мертвом теле Антиоха VII в особенности добавила ему очки (Just. Epit. 39.1.6). Его походы против Деметрия II, возможно, поддерживавшиеся царем Птолемеев (Jos. Ant. 13.268; Just. Epit. 39.1.5), также имели успех, и Порфирий пишет, что именно эта поддержка дала ему прозвище Забина, «купленный» (Ezra 10. 43; Porphyrios FGrHist 260 F32.21; Diod. 34/5.22). В то время как Киликия, по–видимому, продолжала чеканить монеты Деметрия II, города на севере Сирии не могут быть надежно засвидетельствованы. Возможно, Забина высадился на севере Сирии и двинулся на юг навстречу своему противнику. Дамаск некоторое время чеканил Деметрия II, так же как Птолемаида и Аскалон. Последние два и Сидон перестали чеканить Деметрия II в 186 селевкидском году (127/6 г.), и в то время как Аскалон чеканил Забину в следующем году, Птолемаида выпускала одну серию с именем βασίλισσα Κλεοπάτρα. Прекращение чеканки Сидона, Птолемаиды и Аскалона могут свидетельствовать о падении контроля Деметрия II. Вполне резонно предположить, что чеканка монет Клеопатры Теи Эвтерии была промежуточным этапом в противостоянии Забине. В начале 125 года, предположительно под Дамаском (Porphyrius FGrHist 260 F 32.21) Деметрий II потерпел поражение в битве. Побежденный царь бежал в Птолемаиду, где его не приняла жена Клеопатра, а оттуда в Тир, где он был убит (Jos. Ant. 13.268), согласно Юстину по приказу префекта (Epit. 39.1.7–8). [8]
Забина также сумел взять под свой контроль часть Киликии, и в течение двух лет он был в империи Селевкидов единственным царем. Возможно, он отпраздновал свою победу над Деметрием II золотым статером, а также эпитетами Тhеоs и Nikēphoros. Забина также завел дружбу с иудейским первосвященником Гирканом (Jos. Ant. 13.269). И все же ему противодействовали. Трое «достойных внимания военачальников» отпали и захватили Лаодикею (Diod. 34/5.22). В Птолемаиде Клеопатра Тея выдвинула своего сына, будущего Антиоха VIII, в качестве своего соправителя. Более того, успехи Забины привели царя Птолемеев к разрыву их союза, и последний вместо этого начал поддерживать Антиоха VIII (Just. Epit. 39. 2.1–3). Дальше — хуже. Забина, по–видимому, ответил на вызов Антиоха VIII и был побежден (Jos. Ant. 13.269; Just. Epit. 39. 2.5; Porphyrios FGrHist 260 F32.23). Это поражение привело к его бегству в Антиохию, где — согласно Юстину и Диодору — Александр разграбил святилище, чтобы получить доход (Just. Epit. 39. 2.5; Diod. 34/5.28.1). По–видимому, народ Антиохии взбунтовался, снова забрав храмовые сокровища, и он был вынужден покинуть город (Just. Epit. 39. 2.6), а в 123/2 г. город начал чеканку монет Антиоха VIII. Диодор, описывая тот же эпизод, отмечает, что его главный герой удалился в Селевкию, где он не нашел убежища. Он продолжил свой путь, возможно, на лодке, до Посейдиона, расположенного южнее, на побережье Леванта (Diod. 34/5.28.1). О его смерти существует несколько свидетельств. Вскоре после своего бегства Забина был схвачен (у Юстина разбойниками) и доставлен к Антиоху VIII, который провел его через лагерь и предал смерти (Diod. 34/5.28. 2–3; Just. Epit. 39. 2.6). Порфирий (FGrHist 260 F32.23) приписывает его смерть самоубийству.

*****

История селевкидского царства начиная с 160‑х годов иллюстрирует непрерывную конкуренцию за царскую диадему и контроль над политическими группами внутри империи. Оглядываясь назад на свидетельства, становится ясно, что истории царей и узурпаторов не очень отличаются друг от друга. И цари, и узурпаторы брали города, теряли их, выигрывали битвы, принуждали к восстанию антиохийцев и воздавали почести Макковеям. Помимо иудеев и другие могли выбирать, кого поддерживать в качестве царя. Иногда принимали царя Селевкидов, а иногда и узурпаторов. Претенденты признавались царями только в том случае, если им удавалось убедить агентов внутри империи в жизнеспособности своего положения. Их послания срабатывали только тогда, если они воспринимались как царские письма, а не как памфлеты узурпатора.
Подобно своим предшественникам Молону и Ахею эти узурпаторы основывали свое правление на своих предыдущих достижениях. Притязания Тимарха — как и притязания узурпаторов III века — базировались на его положении в восточных частях империи, но также и на том положении, которое он занимал там при прежних правителях.
Раскол в династии позволил Александру Баласу и Александру Забине стать наследниками прежних царей в прямом физическом противостоянии со своими современниками. Хотя эти узурпаторы первоначально пришли из–за пределов сферы влияния Селевкидов, история Александра Баласа сильно подчеркивает важность получения поддержки от бывших придворных или друзей их (якобы) отцов. Поддержка друзей прежних царей, например, также засвидетельствована для Деметрия I до его высадки в Леванте (Pol. 31.13.3). Их подходы к притязаниям на диадему различны и поэтому будут рассмотрены отдельно.

Тимарх: периферийный великий царь

Захват Тимархом диадемы весьма напоминает узурпацию Молона, поскольку, чтобы претендовать на диадему, оба узурпатора использовали свое географическое и политическое положение. Именно их руководство и командование Мидией обеспечили им ресурсы для набора войск и оснащения армии, достаточно большой, чтобы вступить в бой с силами Селевкидов (Pol. 5.43. 8). В то время как Тимарху — как и его предшественникам в Малой Азии и Мидии — приходилось убеждать группы в своей зоне влияния, что он является действительным кандидатом на диадему, его попытке также способствовало отсутствие царя Селевкидов. Раскол в династии можно рассматривать как спусковой крючок для восстания Тимарха. С восшествием на престол Деметрия I судьба Антиоха V и его главных придворных была решена: прежний царь и его ὁ ἐπὶ τῶν πραγμάτων были казнены; Гераклид был изгнан. Повторение этого сценария в истории воцарения Александра Баласа наводит на мысль о характере поведения новых царей по отношению к прежним правителям. Возможности политического будущего Тимарха также могли быть ограничены, и, чтобы предотвратить отстранение от должности, он провозгласил себя царем.
Очевидно, Тимарх считал необходимым или целесообразным, чтобы его правление было признано римским сенатом (Diod. 31.27а). Хотя, как и цари Каппадокии, он, вероятно, знал, что ему не видать реальной финансовой или военной поддержки (напр., Pol. 31.3; 31.7.1), Тимарх, должно быть, думал, что признание от Рима будет важным и, возможно, необходимым шагом на пути к царствованию.
Тимарх не только собрал στρατόπεδον ἀξιόλογον, «внушительное войско» (Diod. 31.27а), он также использовал титул царя и начал чеканить свои собственные царские монеты. Но Тимарх был не просто царем, поскольку на всех его монетах он идентифицируется как βασιλεὺς μέγας, «великий царь». Принятие Тимархом греческого перевода ахеменидского титула «Великий Царь» было преднамеренным решением отделить себя от традиционных имперских формул Селевкидов.
Однако использование Тимархом этого титула не было единичным случаем. Это название встречается и в других восточных регионах в тот же период. В Центральной Азии Евкратид I Бактрийский, предположительно правивший около 170-145 гг., именовался на своих монетах βασιλεὺς μέγας, как и позднее парфянский царь Митридат I на своих. Невозможно точно определить, когда Митридат I начал использовать титул «Великий царь», поскольку только датированные выпуски из Селевкии на Тигре от 173/4 г. селевкидской эры (140/39–139/8) предлагают terminus ante quem. Использование этого титула на монетах (и в надписях за пределами Вавилонии) позволяет предположить, что в один и тот же период три правителя использовали титул «великий царь», даже если расхождение в датировке парфянского материала не позволяет нам сделать однозначные выводы о том, кто был первым правителем, который поместил этот титул на своих монетах.
Парфянские экспедиции под командованием Митридата I, должно быть, оказали некоторое влияние на пограничные земли империи Селевкидов, включая Мидию. Юстин описывает внешнее давление на Бактрийское царство (Epit. 41.6.3), и, по–видимому, именно в эти годы парфяне смогли отобрать у Евкратида I две его сатрапии (Strab. 11.11.2). Во время этих парфяно–бактрийских войн Юстин также упоминает о конфликте с «мидянами» (Epit. 41.6.6). Митридат I правил долгие годы, и хотя эти кампании могут принадлежать к рассматриваемому здесь периоду, этот отрывок может легко относиться и к более позднему времени, возможно, даже к началу 140‑х гг. Следовательно, хотя Тимарх должен был знать о появлении Парфянской державы, невозможно определить, в какой степени парфяне представляли угрозу его царству.
Тимарх потратил время, энергию и деньги, чтобы добиться признания своего царского статуса в Риме. Он вступил в союз с Артаксием Армянским и возможно признал последнего царем. Называя себя «великим царем», Тимарх основывал свое правление на своем положении в Мидии при Антиохе IV и на военном опыте, и, возможно, даже ссылаясь на предыдущие достижения. Тимарху удалось захватить и удерживать Вавилонию достаточно долго, чтобы чеканить свои собственные монеты, даже если мы не можем установить их точное количество. Однако Деметрий I победил узурпатора сравнительно быстро.
После восстания Тимарха Мидия и Вавилония, последние селевкидские артерии на Востоке, были потеряны для империи Селевкидов после июня 148 года и в 141 году соответственно. Парфянское завоевание верхних сатрапий сделало восстание невозможным даже в отсутствие царя, и в этом отношении восстание Тимарха завершает целую главу в истории селевкидских узурпаторов. Но узурпаторы не исчезли, как и сама узурпация. Вместо этого узурпаторы соревновались с царем Селевкидов в одном с ними пространстве.

Трифон: опекун и самодельный царь

Именно в связи со смертью Александра Баласа и Птолемея VI и попыткой Деметрия II заполучить диадему Трифон воспользовался возможностью собрать под свое командование бывшие войска Селевкидов. Трифон фактически не претендовал на диадему в этот момент, вместо этого продвигая сына Александра Баласа в качестве нового царя (Diod. 33.4a). Теоретически именно под руководством мальчика Трифон взял город Апамею, а вскоре и Антиохию на Оронте, изгнав оттуда Деметрия II. Войска, которые удалось собрать Трифону, вероятно, были в основном теми, которые Деметрий II распустил, т. е. бывшими войсками Александра Баласа (1 Makk. 11.38; Jos. Ant. 13.129). Хотя мы не можем определить ранг Трифона при Александре Баласе, факты, что он описан как philos царя, что он имел большую поддержку из города Апамеи и что он, возможно, был антиохийским полководцем, говорят о том, что он был важной фигурой среди друзей царя и в политической иерархии империи. Весьма вероятно, что восприятие положения Трифона во время правления молодого Антиоха VI показано в описании астрономических дневников, которые пишут о «полководце … и войсках Антиоха, сына Александра…». Если мы можем сделать какой–либо акцент на составе повествования Иосифа Флавия, то как действительная власть Трифона, так и номинальное положение Антиоха VI могут быть дополнительно проиллюстрированы в рассказе о союзе между Антиохом VI, Трифоном и Ионафаном (1 Мак. 11.57-9; Jos. Ant. 13.144–6). Иосиф Флавий пишет, что Ионафан отправлял послов и к Антиоху VI, и к Трифону (Jos. Ant. 13.147), что имеет смысл в сравнении с отрывком Иосифа Флавия об Антиохе V и его опекуне Лисии, в котором царь, несмотря на свой юный возраст, был единственным действующим лицом (например, Jos. Ant. 12.366–82).
Трифон успешно продвинул сына Александра Баласа к диадеме и не только захватил два самых важных города селевкидской империи, но и заключил союз с народом Иудеи, в то время как города Леванта и Киликии начали чеканить серебряные монеты молодого царя. Ему не удалось добиться признания Вавилонии, и другие города Леванта и Киликии также продолжали чеканить монеты Деметрия II. Тем не менее в эти ранние годы положение Трифона и царствование Антиоха VI, казалось, процветали. Однако в 171 году Селевкидов (142/1 год до н. э.) была отчеканена последняя монета Антиоха VI; царь был мертв.
В то время как Молон, Ахей и Тимарх отказались от прозвищ, Диодот сознательно выбрал «Трифон» вместо любого другого возможного царского имени. Это наименование навело на мысль об эллинистической tryphē, роскоши. Тryphē всегда была частью представительства Селевкидов. Например, в своих аттических комедиях Антифан ссылается на излишества (ὑπεροχή) Селевка I (PCG II Antiphanes F185, PP.414-15); Полибий указывает на пышные свадьбы Антиоха III (Pol. 5.43.3-4; 20.8), а Гелиодор описывает фонтан из вина при Антиохе IV в Антиохии (FGrHist 373 F8). Однако до сих пор tryphē никогда не была частью селевкидского портрета, иконографии или титулатуры.
Эпитет Трифона подчеркивал его собственные достижения. Разница между Трифоном и селевкидскими царями также очевидна в его решении порвать с эпохой Селевкидов и ввести свои собственные царские годы.
Тема дифференциации продолжается и в изображениях на монетах Трифона. На портрете изображен человек с «греческим носом», толстой шеей, с повернутым вправо и чуть обветренным лицом. Его круглые щеки и складка шеи под кадыком придают ему слегка пухлый вид. Наиболее доминирующим элементом в этом портрете является прическа: она ниспадает длинными волнами, просачиваясь сквозь диадему, и заправляется за уши, почти доходя до плеч. Как выражение лица, так и непокорные волосы были позже приняты Селевкидами и другими монархами, включая Антиоха VII, Антиоха VIII и Митридата VI Понтийского.
На обороте изображен шлем, увенчанный сложным шипом, с прикрепленными к нему нащёчниками. Шлемы не были полностью неизвестны в царстве Селевкидов. Однако изображение шлемов на селевкидских царских изображениях прекратилось после Антиоха I и вновь появилось лишь во II веке при Евкратиде I, Тимархе и Каммашкири из Элама, а затем главным образом на востоке. Семантика шлема, очевидно, двоякая: он сочетал военную мощь и доблесть и устанавливал связь с македонской воинственностью и македонским или греческим происхождением, как это было принято на эллинистическом Востоке.
Шлем Трифона, однако, был больше, чем просто ссылкой на македонскую армию, он был прекрасной работы и сложного дизайна. Из его передней части выходит очень большой рог, а концы диадемы появляются сзади. Размеры и украшения шлема напоминают плутархово описание роскошного царского вооружения, принадлежавшего Александру и Пирру (Plut. Alex. 32.8-11; Pyrrh. 16.11).
В своей чеканке Трифон создал царский образ, который раньше не передавался на монетах селевкидского царства. Он подчеркивал не только успехи и воинскую доблесть, но и обещал богатство и пышность.
Однако, военные успехи Трифона и его царский имидж доблести и роскоши не помогли ему в его попытках наладить отношения с Римом. Диодор описывает, как Трифон послал римскому народу золотую Нику, чтобы быть признанным сенатом, как и другие цари Леванта: но надежда эта осталась несбывшейся (Diod. 33.28а). Мы уже видели, насколько важно было признание Рима для тех, кто хотел стать царем, но только не для Трифона. Его отношения с народом Иудеи после пленения Ионафана были напряженными, и вряд ли Макковеи предпочли бы принять царя, который был признан Римом. Более того, что касается его войск, то его авторитет, по–видимому, не подвергался сомнению, особенно потому, что свидетельства говорят о том, что дезертировать из рядов Трифона стали только после того, как Антиох VII занял плацдарм в Леванте.
Царский образ Трифона включал иконографические элементы, известные в селевкидском царстве. Однако именно сочетание и развитие этих элементов привело к возникновению нового царственного образа, неповторимого и подчеркивающего его индивидуальное правление. Акцент Трифона на богатстве можно увидеть и в его драгоценном даре Риму, особенно если следовать Диодору, указывающему на его стоимость в десять тысяч золотых статеров (33.28а), а имперский автор Фронтин писал, что одна из причин, по которой Трифону в свое время удалось бежать, заключалась в том, что он разбрасывал деньги по пути, задерживая захватчиков (2.13.2).

Александр Балас: его имидж и прежние друзья царя

Александр Балас был не первым претендентом на диадему, пришедшим в селевкидский Левант из–за пределов империи; были еще Антиох IV и Деметрий I. Однако Александр Балас был первым узурпатором, соперничавшим с царем Селевкидов, который не был ребенком. Поэтому те, кто продвигал царя, должны были испытать политическую конкуренцию в Селевкидском царстве, как только Балас достиг Леванта. Выбор, сделанный в отношении царского образа Александра, должен был иметь решающее значение для привлечения как можно большего числа последователей, чтобы победить Деметрия I, который ранее уже победил правившего Тимарха.
Полибий пишет, что по прибытии в Рим Гераклид представил сенату Александра и его сестру Лаодику как истинных детей покойного Антиоха IV (Pol. 33.18.5-13). Это повествование отражено в рассказе Диодора (опиравшегося на Полибия), который пишет об Александре как о юноше, чье притязание быть сыном Антиоха IV стало правдоподобным в силу его подходящего возраста и общего сходства с покойным сыном Антиоха IV (Diod. 31.32а). И Диодор, и Полибий не сомневаются в происхождении Александра: он утверждал, что является сыном царя, но история была выдумана, и в рассказе Полибия римские сенаторы полностью осознают это. Хотя Гераклид подчеркивал реальное происхождение детей от Антиоха IV, люди рассудительные не поддавались и явно ненавидели шарлатанство Гераклида — все же большинство было обольщено, и было постановлено, что Александр мог претендовать на царство своего отца (Pol. 33.18. 9-13).
Если допустить некоторую историчность в этих повествованиях, то покровители Баласа в Риме сочли выгодным представить его как сына Антиоха IV. Это был, несомненно, тщательно выстроенный имидж царя, который хотел заявить свои права на πατρῷος ἀρχή, отцовское царство (Pol. 33.18. 7). Не исключено, что в имидже имелись явные трещины, что было хорошо известно всем внимательным наблюдателям того времени, но сторонники «принца» выбрали этот образ как наиболее убедительный, чтобы заручиться широкой поддержкой.
Кто были сторонники Александра Баласа? Полибий упоминает тех, кто был готов помочь ему (Pol. 33.18.8). Хотя Аттал II, по–видимому, сыграл важную роль в том, чтобы отправить узурпатора в Рим, маловероятно, что он сделал больше. Несмотря на интерес Аттала II к новому царю в империи Селевкидов, нет никаких дополнительных свидетельств о связях Атталида с Александром Баласом. Сторонниками Александра были те, кто окружал Гераклида, старого друга Антиоха IV. Изгнание Гераклида и узурпация власти Тимархом могут указывать на неустойчивое положение придворных после смены монархов. Кроме того, убийство Аммонием «всех друзей» царя Деметрия, в Антиохии (Liv. per. 50) иллюстрирует возможные последствия для безгосударственных придворных. Хотя Гераклид исчез из исторических записей после подготовки в Эфесе высадки Баласа на побережье Леванта, его действия подчеркивают потенциальное влияние бывших придворных на дела селевкидского царства. В рассказе Юстина о восшествии на престол Баласа именно антиохийский плебс восстал против Деметрия I и принял нового царя (Epit. 35.1.3-6). Несмотря на путаницу в изложении, вполне возможно, что и здесь мы видим остатки этой группы поддержки из царских друзей, которых Юстин в своем повествовании ставит на роль антиохийского плебса. Если мы действительно должны интерпретировать ранний образ узурпатора как хорошо продуманную инициативу, то имя, данное предполагаемому сыну Антиоха IV, было бы не Антиох или Селевк, а скорее Александр, факт, который повторяется в рассказе Юстина (Epit.. 35.1): Александр Балас пошел узурпировать царство Селевкидов как сын селевкидского царя, но имя у него было вовсе не селевкидское.
Оказавшись в Леванте, Александр начал чеканить собственную монету. Изображения на серебряных монетах во время правления Баласа относительно однородны, предлагая стандартизированный портрет с ярко выраженными мужскими чертами, большой головой, толстой шеей и относительно малым размером глаз. Все эти элементы — суровые черты лица, греческий нос и растрепанные волосы — являются отсылками к изображениям Александра Македонского. Именно этот образ Балас хотел передать своим войскам, которые последовали за ним в битве против царя Селевкидов и признали его царем.
Чтобы укрепить свое собственное положение в империи, Балас в связях с другими царскими домами шел на компромиссы. Едва заняв Птолемаиду, он попытался заключить союз с Макковеями. Балас предложил Макковеям больше уступок, чем кто–либо из его предшественников, и он первым подтвердил первосвященство вождю Макковеев, сделав Ионафана главой иудейской общины (1 Makk. 10.20; Jos. Ant. 13.45). До этого времени селевкидские цари признавали власть Макковеев, но первосвященство отдавали другим иудейским группам. После смерти первосвященника Алкима (1 Makk. 9.54-6), Деметрий I также принял власть Ионафана, но иерусалимское первосвященство оставалось вакантным (Jos. Ant. 20.237). Возможности других групп были ограничены: члены еврейской элиты в цитадели, например, не получали никакой внешней поддержки. Александр решил как можно ближе подобраться к группе Макковеев и проигнорировал пожелания других еврейских группировок (1 Makk. 10.61) — политика, которую он проводил на протяжении всего своего правления. Александр задумал эти пряники по случаю своей женитьбы (1 Makk. 10.59-60; Jos. Ant. 13. 83-5), и пошел на другие уступки, когда его правление начал оспаривать Деметрий II (Jos. Ant. 13.102). Хотя эти свидетельства могут исказить нашу картину, кажется, что политика Баласа имела желаемый эффект: народ Иудеи, по–видимому, присоединился к Деметрию II только после смерти Александра (Jos. Ant. 13.123-5).
После того как Балас победил Деметрия I, он искал союза с Египтом и вступил в брак с птолемеевской принцессой. Серия тетрадрахм — так называемых свадебных монет — выпущенных царским монетным двором в Птолемаиде, иллюстрирует важность этого дипломатического успеха для нового царя Леванта. На аверсе изображен двойной портрет предположительно царской четы, изображающий царицу перед царем. Черты ее лица меньше, чем у мужа, она покрыта вуалью и носит такие божественные атрибуты, как рог изобилия и kalathos. Портрет царя, вполне стандартный, однако пропорционально больше, чем портрет царицы; оба носят диадему.
В целом концепция Александра Баласа как марионетки Птолемея вводит в заблуждение. Александр Балас был очень заинтересован в заключении союза с Птолемеем VI и считал выгодным показать этот союз на своих монетах своим войскам.
Хотя не остается никаких свидетельств продолжения отношений между двумя царствами, вторжение Птолемея VI в Левант, возможно, в контексте парфянского нашествия в Мидию и появления Деметрия II может проиллюстрировать состояние этого союза в начале 140‑х гг. Помимо своих войск, наиболее важной аудиторией Баласа, по–видимому, была иерусалимская Макковейская группировка. Именно его признание первосвященства Макковеев позволило ему поддерживать постоянный союз с этим могущественным агентом, и он пытался углубить эти отношения, продолжая предоставлять подачки Ионафану и Симону. Его признание Макковеев также ускорило их последующее возвышение и известность.
Везение Баласа зафиксировано и в рассказе о его окончательном поражении от Птолемея VI у реки Энопар. Александру Баласу не только удалось бежать с поля битвы, но Иосиф Флавий далее подчеркивает, что птолемеевские войска не смогли сразу перенести своего раненого царя в безопасное место (Аnt. 13.117), так что битва эта вовсе не гарантировала конца царствования Александра.

Александр Забина и покойный царь

Узурпация Александра Забины тесно связана с военным конфликтом между Деметрием II и Птолемеем VIII Эвергетом II, но, кроме отдельных эпизодов, царские притязания Александра слабо засвидетельствованы. Например, антиохийская чеканка говорит о его связи с городом еще в 129/8 г. На его портрете изображен молодой человек с вьющимися волосами и с диадемой. Портрет был более утонченным, чем у Баласа, но, главное, он был моложе, чем у его современника, Деметрия II. Образ безбородого и идеализированного юноши контрастировал с Деметрием II, которого изображали с длинной бородой во время его второго царствования.
Юстин описывает еще один элемент стремления Александра Забины к признанию антиохийцами, который более показателен, чем его чеканка. Когда в город прибыл серебряный гроб с Антиохом VII, Забина позаботился о теле покойного царя (Just. Epit. 39.1.6). Если это событие историческое, то вполне возможно, что оно побудило Юстина привести басню об усыновлении Забины Антиохом VII (Epit. 39.1.5). Согласно повествованию, Антиох VII получил большую поддержку (magnum favorem) от народа Антиохии (Epit. 39.1.6). Заботясь о теле умершего монарха, Забина пытался ассоциировать себя с ним, чтобы привлечь бывших последователей Антиоха VII. Александр был не первым человеком, для которого труп оказался полезным. Филипп, syntrophos Антиоха IV, сопровождал тело и царские знаки отличия царя Селевкидов в Антиохию, и, похоже, именно его особая роль позволила ему предстать исполнителем последней воли Антиоха IV. Фактически это позволило Филиппу обосноваться на короткий срок в Антиохии. Обхождение Забины с трупом продемонстрировало его заботу об одном из умерших царей (и брате Деметрия II), и, согласно рассказу, это оказалось полезным для его царских притязаний.
Невозможно установить, успех ли Забины или неудача Деметрия II привела к концу последнего, но после убийства Деметрия II узурпатор являлся единственным царем Селевкидской империи. По–видимому, у него были хорошие отношения с иудейским народом (Jos. Ant. 13.269), а источники предполагают, что он создал убедительный царский образ, который привел к его всеобщему признанию на большей части Леванта и в Киликии. В этом контексте мы должны поставить разрыв с птолемеевским Египтом. Юстин описывает, как Александр, ныне царь, гордился своим успехом и стал проявлять презрение к своему создателю Птолемею VIII Эвергету II. Именно из–за этого последний стал поддерживать Антиоха VIII, чтобы уничтожить царство Александра. Однако, хотя так рассказывает Юстин (Epit. 39. 2.1–2), разрыв между Забиной и Птолемеем VIII Эвергетом II имел мало общего с поведением Забины по отношению к царю Птолемеев, если они действительно были еще союзниками после того, как Александр ушел в Левант. Скорее, этот эпизод можно считать реакцией на собственный успех Забины в водворении в империи Селевкидов, и именно этот успех Юстин (или конечный источник повествования) превращает в наглость. Царь Птолемей не мог быть заинтересован в сильном царстве Селевкидов, и поэтому он стал посылать помощь младшему сыну Деметрия II, Антиоху VIII.
Вполне возможно, что поддержка Птолемеем Антиоха VIII подавила царские притязания Забины, о чем свидетельствуют потеря Антиохии, дальнейшее сокращение его опорной базы и, наконец, его захват. Хотя падение Забины, по–видимому, произошло скоро после того, как Антиох VIII получил поддержку Птолемея, тем не менее его узурпация подчеркивает, что даже через двадцать лет после смерти своего «отца» узурпатор считал, что ему выгодно внедриться в семью человека, который явно был заклеймен узурпатором в период после его смерти. Более того, как и его мнимый отец, бросивший вызов царю Деметрию в 150 году, он тоже звался Александром. Он продолжил селевкидскую эпоху и (согласно историческим источникам) позаботился о мертвом теле бывшего царя. Именно сочетание всех этих элементов привело к его признанию в Леванте. Однако, по–видимому, Птолемею VIII Эвергету II он показался слишком удачливым, чтобы оставить все как было, и царь Птолемеев стал поддерживать Антиоха VIII.
Несмотря на редкие свидетельства об отношениях Забины со своей аудиторией в его царстве, его часто изображают довольно позитивно, подчеркивая его успех в снискании одобрения. Почему узурпатор, которого его враги называли «купленным», финансируемым на деньги Птолемея, был более успешен, чем Деметрий II в своем царстве? Следует ли объяснять это презрением к Деметрию II или, возможно, поддержкой Птолемея? Насколько влиятельны были пришлые узурпаторы Селевкидов и интересовались ли они делами селевкидского царства? Эти вопросы будут исследованы в следующем разделе, прежде чем мы рассмотрим группы внутри царства.

Зарубежная поддержка царских притязаний

Как уже упоминалось выше, Александр Балас вступил в союз с Птолемеем VI и женился на его дочери после того, как стал единственным царем. Аттал II пытался отвлечь Деметрия I от его деятельности к северу от Евфрата, отправив претендента в Киликию. [9] Птолемей VI заключил союз с Александром Баласом, вероятно, чтобы избежать очередного вторжения Селевкидов в Египет: он только недавно заключил мир со своим братом (который теперь правил в Кирене), и, возможно, не мог позволить себе войну на северо–восточной границе в этот момент. Всего через несколько лет после заключения союза с Баласом Птолемей VI, как и его предшественник, успешно вторгся в Левант, и только его смерть ослабила власть Лагидов над территориями Селевкидов, когда Деметрий II быстро отогнал войска Птолемеев обратно в Египет. В более поздний период нет никаких указаний на то, что Птолемей VIII Эвергет II пытался вмешаться в политику селевкидского царства после своего вступления на трон. Царь изгнал близких друзей своего покойного брата и укрепил свое положение в Египте. [10] Более того, Антиох VII, по–видимому, также не был заинтересован в проведении кампании против своего южного соседа. Только когда Деметрий II вернулся из парфянского плена, царь Селевкидов начал кампанию против Египта, который ввергся в гражданскую войну. Вероятно, чтобы отвлечь Деметрия II от политических проблем его собственного царства, Птолемей VIII Эвергет II вложился в претендента на диадему Селевкидов.
Птолемеевская политика поучительна. Царь Птолемеев отдал свою дочь Клеопатру Тею в жены Александру Баласу после победы последнего над Деметрием I. Однако пять лет спустя Птолемей VI вторгся в Левант и вступил в союз с Деметрием II. Это поведение очень похоже на историю Александра Забины. Названный преемником царя Селевкидов, он был послан в Левант, чтобы ослабить власть Деметрия II. Однако после смерти Деметрия II царь Птолемеев стал поддерживать Антиоха VIII, чтобы ослабить своего бывшего союзника. Литературные источники свидетельствуют о разрыве связей между царем Птолемеев и Баласом и Забиной. Иосиф (возможно, основываясь на рассказе Николая Дамасского) описывает заговор Баласа против Птолемея VI в своем рассказе о том, что побудило царя Птолемеев изменить отношение к своему бывшему союзнику (Jos. Ant. 13.106-10), а Юстин, с другой стороны, причиной нарушения верности Птолемеями называет неблагодарность Забины к Птолемею VIII Эвергету II (Just. Epit. 39. 2.1). Однако, как указывалось ранее, причиной смены лояльности Птолемеев была, вероятно, не обида, а успех их союзников. Поэтому даже если царь Птолемеев был в союзе с узурпаторами Селевкидов, эти отношения становились крайне неустойчивыми, как только они становились единственными царями в Леванте. Более того, чтобы победить своих бывших союзников, птолемеевские цари присоединились к новым царям, что предполагает, что птолемеевские цари были заинтересованы в царстве Селевкидов, раздираемом внутренними распрями. Их союзы с Деметрием II и Антиохом VIII показывают, что рост силы Баласа и жизнеспособность Забины не были в интересах царей Птолемеев.
Существует мало свидетельств, позволяющих сделать выводы об отношениях между Атталом II и Александром Баласом. Возможно, Атталиды были довольны победой своего претендента, но сомнительно, чтобы его брак с Клеопатрой Теей был положительно воспринят в Пергаме. Нет никаких свидетельств того, что Аттал II участвовал в появлении Деметрия II в Киликии; однако вполне возможно, что цари Пергама приветствовали нового претендента Селевкидов в Сирию. Провозглашение Антиоха VI и узурпация Трифона зафиксировали двойственность власти в Селевкидском царстве, установившейся без внешнего влияния. Нет никаких свидетельств связи между царями Птолемеев или Атталидов и Антиохом VI или Трифоном. Атталиды, по–видимому, не занимались дальнейшей политикой с царством Селевкидов, и прибытие Антиоха VII на побережье Леванта не может быть связано с неселевкидскими монархами.

Царские притязания: резюме

Тимарх и Трифон восстали после восшествия на престол нового царя, и их перспективы могли быть ограничены этими новыми правителями. В то время как Тимарх имел преимущество в узурпировании диадемы на периферии, Трифон начал свое восстание, чтобы восстановить правление бывшего царя Александра Баласа: продвижение молодого Антиоха VI было знаковым, и, вероятно, именно сочетание фактора мальчика и собственного положения Трифона позволило ему собрать войска, служившие под началом бывшего царя. На своих монетах Тимарх упоминал местных божков. Однако в своих тетрадрахмах он сильно отличался от обычных селевкидских формул и уделял большое внимание военным элементам. Более того, его царственный образ в основном иллюстрируется выбором им царского титула «Великий царь». Трифон — единственный царь, для которого можно засвидетельствовать разрыв с эпохой Селевкидов. Этот разрыв с предыдущими царями еще раз подчеркивается в его выборе эпитета autokratōr. В своих образах Трифон подчеркивал как военные элементы, так и атрибуты роскоши, тем самым ассоциируя себя с Александром Македонским (что, например, развивал и Пирр). На своих монетах эти цари обещали не только то, что они будут успешны в военном отношении, но и то, что они представляют царство, отличное от царства их современников-Селевкидов.
Александр Балас и Александр Забина, напротив, ассоциировали себя с прошлыми селевкидскими царями. На своих монетах они продолжали селевкидские эпохи и подчеркивали иконографическую преемственность со своими якобы отцами. Однако образ Баласа, в частности, не только подчеркивал связь с Александром Великим, но и продолжал и усиливал ссылки Антиоха IV и Деметрия I на македонского царя и тем самым создавал новую индивидуальную царскую иконографию. При присутствии элементов иконографии Селевкидов, царский портрет Баласа поразительно мускулист и подчеркивает личность царя. Он подкрепляется царским именем Александра: именно царская доблесть, переданная на чеканке монет, обещала войскам победы и стабильность.
Антиох, Гиеракс и Ахей также получили некоторую поддержку от Птолемеев и смогли заключить союз с царями в Северной Малой Азии. И Ахей, и Молон предлагали различные царские изображения, построенные на основе политических действий и царской иконографии, которые, как они думали, подчеркнут их притязания на диадему. Им нужно было уверить свои войска в том, что они являются превосходными военачальниками, а также убедить города в том, что они не грабители. Однако их притязания на царство имели место в отсутствие царя. Селевкия на Тигре или Аспенд в Памфилии, например, могли принять их или противостоять им, но не могли выбирать между разными царями. Для Леванта же второго века данные свидетельствуют о совершенно иной картине.

Макковеи и Иудея

Взаимодействие между Макковеевской фракцией Иудеи и селевкидскими царями и узурпаторами является лучшим примером аудитории, превращенной в политических агентов. Один исследователь убедительно доказывал, что коммуникативные усилия как царей-Селевкидов, так и узурпаторов следует интерпретировать не как заявления о власти, а скорее как просьбы о признании, выраженные на обычном для Селевкидов имперском языке. Причины этих царских призывов очевидны. С началом восстания Макковеев при Антиохе IV народ Иудеи стал мощным политическим фактором в Южном Леванте и не только контролировал некоторые города, но и сохранял большую силу, которая могла поддерживать как узурпаторов, так и царей. Удивительно, но успех Макковеев в том, чтобы стать главной фракцией в Иерусалиме, по–видимому, произошел в период между смертью Алкима и прибытием Александра Баласа (1 Makk. 9. 73). Именно тогда группа вокруг Ионафана была признана дипломатической бригадой, о чем должен был свидетельствовать мирный договор с Бакхидом в 158 году (1 Makk. 9.57-72; Jos. Ant. 13.32–3). В Иерусалиме существовали и другие группы, хотя в Макковеевских повествованиях о них почти ничего не говорится. Одна из них контролировала цитадель Иерусалима и первоначально надеялась получить более стабильный надзор над городом через усвоение греческих культурных элементов. Несмотря на их присутствие и на селевкидский гарнизон, селевкидские цари при Деметрии I начали дипломатические отношения с Макковеями, и с уменьшением внешней поддержки другие фракции не смогли укрепить свои собственные притязании на признание.
Следовательно, Макковеи утвердились как одна из главных сил в борьбе между селевкидскими царями и узурпаторами. После высадки Баласа и признания им Ионафана вождем иудейского народа им удалось обосноваться в центре Иерусалима и Иудеи. В свою очередь Макковеи признавали царями либо узурпаторов, либо династов и заключали с ними союзы. Это позволило как царю Селевкидов, так и узурпатору вступить в бой с врагом при поддержке войск Макковеев или, по крайней мере, избежать союза между его противником и народом Иудеи.
Но обычно Макковеи предпочитали поддерживать узурпаторов. Отступничество евреев от Деметрия I не должно удивлять: Александр Балас нуждался в том, чтобы предложить больше уступок с целью утвердиться в этой области, и поэтому он был более привлекательным кандидатом. Однако в более поздний период Макковеи, по–видимому, не переметнулись от Баласа к Деметрию I или Деметрию II, но присоединились к последнему только тогда, когда он стал единственным правителем в этой области, не оставив им особого выбора (1 Makk. 24; Jos. Ant. 13.124). Позднее, после того как Ионафан поддержал Деметрия II в его конфликте в Антиохии (1 Мак. 11: 43-8; Jos. Ant. 13: 135-9), Макковеи повернулись к Антиоху VI, сыну Баласа. Разрыв между Трифоном и Ионафаном приходится на период после смерти Антиоха VI. Хотя можно утверждать, что Макковеи не признавали царства Трифона, неприятие Трифона и возобновление союза с Деметрием II скорее всего, должны быть связаны с захватом и убийством Ионафана.
Непосредственная картина состоит в том, что если бы Макковеи поддерживали узурпаторов, это заставило бы царей и узурпаторов быть занятыми друг другом, что позволило бы Макковеям расширить свое политическое влияние. Однако их постоянная поддержка Александра Баласа показывает, что картина не так проста. Макковеи не обязательно поддерживали новых претендентов на диадему, как в случае с Деметрием II. Более того, дальнейшие уступки были не единственным их интересом, поскольку у нас есть по крайней мере один случай отклонения ими грантов от Деметрия I (1 Makk. 10.25-45; Jos. Ant. 13.47–57). 188
Что же особого мог предложить Александр Баласа? По словам Иосифа, первосвященство оставалось вакантным довольно долго, прежде чем Балас предоставил эту должность Ионафану (Jos. Ant. 20.237). Ионафан впервые был удостоен звания «друга» Александра Баласа (1 Makk. 10.20; Jos. Ant. 13.45), а затем был известен как его «первый друг» (1 Makk. 10.65; Jos. Ant. 13. 85). Ионафан отправился на свадьбу Баласа, чтобы получить награды за достижения, которые могли быть не только в интересах царя. Признание первосвященства, путешествия Ионафана к Деметрию II и союз между Симоном и Деметрием II показывают, что Макковеи все еще очень заинтересованы в получении своего положения от царей Леванта.
Антиох VII был последним царем, вернувшим себе контроль над Иудеей (Just. Epit. 36.1.10). По словам Иосифа, именно благочестие царя к иудеям заставило народ Иудеи принять от него мир (Ant. 13.245). И все же кажется очевидным, что именно слабость Макковеев поставила селевкидского царя в более сильное положение. Вероятно, в 135 году, на восьмом году своего царствования, первосвященник Иерусалима Симон был убит своим сыном Птолемеем (Jos. 13.228). Сын Симона, Гиркан, и его сын Птолемей сражались друг с другом, и хотя Гиркан сумел одержать верх в этой борьбе, Птолемей не был убит и проживал примерно в пятидесяти километрах к востоку через реку Иордан у местного династа (Jos. Ant. 13.229–35).
В этот момент Антиох VII и Гиркан зависели друг от друга. Взятие Птолемеем крепости Дагон под Иерихоном и убийство жены Симона и двух его сыновей показывают, что Птолемей смог собрать и нанять войска, которые противостояли дому Макковеев. Но самое главное, это доказывает, что народ Иудеи не был столь сплочен, как предполагают хасмонейские повествования. Эллинизаторская фракция давно уже утратила свою силу, но лидирующее положение Макковеев не всегда было бесспорным (например, Jos. Ant. 13.288). В то время как Гиркан мог присоединиться к будущему претенденту, чтобы освободиться от дани или получить больше преимуществ, которые могли бы стабилизировать его положение в Иерусалиме, Антиох VII мог попытаться восстановить положение Птолемея и поставить под угрозу положение первосвященника в Иерусалиме. Тем не менее, впервые с тех пор, как цари Селевкидов покинули иерусалимскую цитадель, Антиох VII нашел способ установить стабильные и отчасти взаимные отношения с фракцией Макковеев, причем каждая сторона твердо зависела от признания другой своей власти. [11] Хотя нет никаких свидетельств, указывающих на связь между царем Селевкидов и сражениями внутри Иудеи в этот период, распря между иудеями, по–видимому, была для царя весьма желанной.
Картина, которую мы получаем из отношений Антиохоса VII с Гирканом, является яркой иллюстрацией того, что Макковеи, даже после «провозглашения независимости» при Симоне, не остались без проблем. Хотя автор первой Макковейской книги и Иосиф Флавий преуменьшают важность других фракций, эти группы, тем не менее, заметны в их повествованиях. Пленение Ионафана и попытки Трифона двинуться на Иерусалим были направлены ​​на то, чтобы сломить превосходство Макковеев в политике Иерусалима. Трифон, возможно, хотел усилить одну из других иудейских групп, что, вероятно, очевидно из помощи Трифона находившимся в цитадели (Jos. Ant. 13.208). Эти события подчеркивают многофракционную политику в Иерусалиме в этот период. Макковеи были не только заинтересованы в узурпаторе в царстве Селевкидов, чтобы расширить свое влияние, но и в том, чтобы цари в Леванте не поддерживали другие иудейские группы. Птолемей, убивший Симона, является одним из примеров потенциальной оппозиции. Положение Макковеев было не настолько сильным, как предполагали первая Макковейская книга и Иосиф, и поэтому Макковеи продолжали искать поддержку других царей.
Хотя это обсуждение важно для позиции Макковеев в Иерусалиме, это поведение также иллюстрирует восприятие центральной власти этой конкретной группой иудейской элиты: для Макковеев не было качественного различия между царями Селевкидов и узурпаторами Селевкидов. Узурпаторы, возможно, были более склонны идти на уступки, но в то же время эти уступки не всегда принимались. Союзы между народом Иудеи и царем, о котором идет речь, требовали постоянных пересмотров и подтверждений. Они предлагали друг другу взаимное признание и согласие. По отношению к другим еврейским группам, внешним силам, а также своим сторонникам, Макковеи хотели выступить в качестве монолитной фракции, которая ратовала за народ Иудеи. Цари в Леванте хотели быть единственными правителями в регионе, и по этим причинам обе группы зависели друг от друга.

Города: Антиохия, Сидон и Тир

Во втором веке Антиохия на Оронте стала столицей империи Селевкидов. Однако Антиохия была не единственным крупным городом в этом районе, а представляла собой одну из частей сирийского тетраполиса наряду с Апамеей, родиной царского конного завода, Лаодикией, гаванью царского флота, и Селевкией в Пиерии. За пределами тетраполиса важным городом во второй половине этого периода стала также Птолемаида. И в первой книге Макковеев, и у Иосифа Флавия Антиохия выступает как воплощение величия Селевкидов и символизирует царство Селевкидов. По иудейским понятиям, Антиохия была родиной царей Селевкидов, а Иерусалим — домом Макковеев. Тем не менее известность Антиохии подтверждается дополнительными свидетельствами. Филипп, бывший канцлер Антиоха IV, очевидно, захватил Антиохию, когда привез труп и перстень с печаткой Антиоха IV обратно в Левант (Jos. Ant. 12.386; 2 Makk. 13.23). Важность Антиохии также проиллюстрирована в обширной серебряной продукции расположенного в ней монетного двора.
Более того, мы должны представлять себе Антиохию второго века как разнообразный политический орган, с различными фракциями местных групп, которые надеялись, что поддержка другого правителя будет выгодна для их притязаний на власть. Одним из ярких примеров здесь является дезертирство полководцев Диодота и Гиеракса, которые передали город Птолемею VI. Даже если повествование драматизировано, сценарий очевиден: город отпал от Александра Баласа, его канцлер был убит во время побега в женской одежде (Jos. Ant. 13.108), и военачальники города предложили диадему Птолемею VI. В этом случае антиохийские полководцы рассудили, что шансы на успех их царя Александра Баласа невелики, и поэтому решили нарушить верность: присутствие армии Птолемеев перед их воротами также могло повлиять на их решение.
Юстин в рассказе об Александре Забине наиболее подробно описывает отношения узурпатора с городом Антиохией на Оронте. В эпизоде с серебряным гробом с телом Антиоха VII (Epit. 39.1.6) Забина показал, что он знал, как проявить себя перед народом Антиохии, и его забота и царственное обращение со своим предшественником, по–видимому, привели к тому, что он был принят народом города. Этот рассказ подтверждается диодоровым изображением правителя. В какой–то момент во время правления Забины три «достойных внимания военачальника» дезертировали и захватили город Лаодикею. Александр взял город и помиловал военачальников. Диодор добавляет, что «он был добр и снисходителен по своей природе, а кроме того, был мягок в речах и манерах, за что он был глубоко любим народом» (Diod. 34/5.22). Забина ответил на дезертирство прощением и добротой, и получил за это похвалу. Это напоминает изображение Антиоха III после взятия Селевкии на Тигре, поскольку Диодор и Юстин также рисуют Забину как щедрого и доброго царя, принятого народом Антиохии на Оронте.
Другие цари также пытались ухаживать за народом Антиохии на Оронте, и именно в этом контексте мы должны поместить комментарии и критику древних авторов по поводу роскоши правителей Селевкидов. Помпы Антиоха IV с его огромными пирами (Pol. 30.25.1–26.3) и банкеты Антиоха VII подчеркивали не только богатство селевкидских царей, но и их заботу о народе Антиохии. [12] Изображение роскоши селевкидских царей было формой общепринятого общения с аудиторией северного Леванта, и, по–видимому, именно эта форма общения находит свое отражение в критических замечаниях Посидония, который выносит отрицательные суждения не только о царях Селевкидов, но и о роскоши людей, живущих в этих городах (Poseidonios FGrHist 87 F 10 [EK F62a и b]).
Рассказ Юстина об Александре Забине иллюстрирует не только его признание, но и границы его отношений с Антиохией. После военного поражения от Антиоха VIII Александр Забина отступил в свою столицу (Jos. Ant. 13.269; Just. Epit. 39. 2.5; Porphyrios FGrHist 260 F32.23). Согласно Юстину, Забина похитил золотую статую Никеи из храма Зевса, чтобы заплатить своим войскам. Однако при второй попытке заполучить статую Зевса жители Антиохии вынудили его бежать из города (Just. Epit. 39. 2.5–6). Так святотатство привело к падению Александра. Рассказ Диодора запутан, но общее суждение точно отражает развитие конца Александра и поэтому заслуживает цитирования: «Александр не доверял народу из–за его неопытности в опасностях войны и готовности на любые перемены» (34/5.28.1). Перемены были важным элементом политической жизни города.
Как показывает чеканка монет, Антиохия находилась под контролем Забины; он был принят в городе как царь и был (согласно Диодору) любим народом. Тем не менее, после того как Александр потерпел поражение в битве, он больше не доверял тем же самым людям, так как знал, что они готовы к политическим переменам. Эта ситуация поразительно похожа на недоверие Молона к народу Вавилонии и Сузианы (Pol. 5.52.4). Учитывая признание Александра в Антиохии и общее повествование Диодора, изменение мнения народа не было связано с происхождением Забины. Вместо этого он показал реакцию Антиохии на царские притязания Забины. После того, как он был побежден Антиохом VIII (который, возможно, был поддержан войсками Птолемея), Александр считал необходимым захватить храмовые сокровища, чтобы подготовить оборону. Самым поразительным является не то, что Забина совершил святотатство, а то, что он считал возможным вывезти сокровища из храма (даже если это было вызвано политической необходимостью). Народ Антиохии больше не следовал за этим царем, покинув Забину и изгнав его из города. Важный вопрос, который не может быть разрешен, заключается в том, было ли разграбление храмовых сокровищ причиной отпадения городов, или они были предложены в качестве займа, и этот заем был позже (либо городом, либо более поздними авторами) реконструирован как история побежденного и отчаявшегося царя. Как бы то ни было, весьма вероятно, что именно предыдущее поражение Забины и приближение войск Антиоха VIII определили отношения Антиохии с узурпатором в то время, когда царские предложения Забины уже не убеждали.
Антиохия могла выбирать своего царя. И Балас, и Забина через некоторое время уже не пользовались поддержкой, а Антиохия восстала после того, как Деметрий II захватил город и наказал коллаборационистов предыдущего режима. Согласно иудейской историографии, Деметрий II должен был призвать Ионафана послать иудейские войска, чтобы успокоить народ Антиохии. Хотя вскоре после этого Трифон взял город от имени Антиоха VI, неясно, как долго город оставался непосредственно под контролем Трифона. Город отпал от Деметрия II, когда он отправился в свою египетскую экспедицию в 120‑х годах, и он принял Забину почти в начале его кампании. Поскольку переход Антиохии в значительной степени подтверждается чеканкой монет, то нельзя установить, было ли это результатом политического давления или (как показано в нескольких приведенных выше примерах) добровольной сменой лояльности. Антиохия стоит рядом с другими общинами и группами в Леванте, чей интерес к ее собственному принятию решений становился все более заметным в этот период, демонстрируя, что — при правильных обстоятельствах — именно город мог выбрать своего царя.
Поведение Антиохии может быть подтверждено данными о других городах Леванта начиная с 140‑х годов. Во время узурпации Антиоха VI и Трифона города Сидон и Тир продолжали чеканить монету Деметрия II до 140/39 года, в то время как Птолемаида и Библ начали чеканить монеты Антиоха VI в 144/3 и 142/1 годах. Открытие нового монетного двора иллюстрирует связь с царским центром, под вывеской которого он чеканил монеты, и прекратившуюся связь с предыдущим царем. Мотивы этих монетных дворов и городов были бы показательны для нашего понимания движущих сил Леванта второго века независимо от того, делали ли они это вследствие оккупации города или же город решил (подобно народу Иудеи), что им было бы выгодно присоединиться к новому царю (ср. Jos. Ant. 13.123–5). При наших ограниченных свидетельствах эти мотивы не обнаруживаются, однако переход городов требовал установления отношений между городом (или монетным двором) и царем.
Как предполагалось ранее, лояльность городов, которые продолжали чеканить монеты Деметрия II, менее очевидна. Первоначальное предположение, что Деметрий II контролировал город с помощью учрежденного монетного двора, осложняется несоответствиями в свидетельствах. Хотя в 142/1 году Газа перешла на сторону Деметрия II и находилась в дружеском союзе с Ионафаном и Макковеями (Jos. Ant. 13.152), город тем не менее чеканил квазимуниципальные монеты Деметрия II. Сомнительно, чтобы чеканка монет Деметрия II в 142/1 году отражала возобновление союза между Симоном и Деметрием II. Вернее, город чеканил монеты для местного употребления. Портрет Деметрия II, возможно, сохранялся, чтобы гарантировать приемлемость денег. Если это так, то это не позволяет сделать надежных выводов относительно союзов с царем Селевкидов. Далее можно было бы предположить, что портрет также использовался в качестве маркера против Антиоха VI и Трифона.
Возможно ли, что мы видим подобную динамику в Сидоне и Тире. Согласно литературным свидетельствам, отношения между селевкидскими царями и Сидоном и Тиром изначально кажутся несовместимыми с чеканкой монет. Хотя в этих городах постоянно чеканились монеты Деметрия II и Антиоха VII, литературные свидетельства говорят о том, что эти города не были местами высадки для странствующего Антиоха VII. Это само по себе может быть не обязательно значимым, однако, если можно сделать какой–либо акцент на наших литературных свидетельствах, сам Деметрий II был убит командиром Тира, города, который чеканил его монеты (Jos. Ant. 13.268; Just. Epit. 39.1.8). В Тире, в частности, чеканка монет при Деметрии II носила в основном муниципальный характер, с наименованиями ἱερά, «священный», и ἄσυλος, «нерушимый», а некоторые также отображали название города — Тир. Эта тема продолжается и при Антиохе VII, когда на монетах Сидона и Тира также изображались названия города как на финикийском, так и на греческом языках. Хотя окончательные ответы о статусе и лояльности городов не могут быть даны, по крайней мере стоит задуматься, продолжали ли Сидон и Тир оставаться селевкидскими городами во время правления Деметрия II. Это, возможно, подтверждается различиями в изображении между селевкидскими монетами в финикийских городах и другими селевкидскими монетными дворами, описанными Миттагом. Образ селевкидского царя сохранялся для денежной достоверности, возможно, даже для политическое заявления против другого царя.
Если, однако, чеканка монет не обязательно дает заключение о царе, который владел тем или иным городом, то возможно, эти города были независимыми субъектами. В то время как чеканка монет первоначально предполагала, что Сидон и Тир были лояльны к Деметрию II, литературные свидетельства говорят об обратном, и через оценку этих противоречивых сообщений может быть получена другая политическая картина. Города сознательно покидали одного царя после того, как они приняли статусы и пожалования тем же образом, как это сделали Макковеи. Более того, чеканка монет этих двух городов показывает, что оба города сознательно решили не вступать в союз с Антиохом VI или Трифоном. Они настаивали на своей независимости и сохраняли ее столько времени, сколько могли.
Общины в Леванте активно пытались быть независимыми, и мы также должны, по–видимому, поместить в этом контексте обсуждавшуюся выше запись Страбона об Араде. В то время как отрывок сообщает нам о мерах Селевка II, направленных на получение поддержки от стратегического острова, он также иллюстрирует, что арадяне использовали в своих интересах политический климат и «завладели значительной территорией на материке … и в остальном процветали» (Strab. 16.2.14). Не царь даровал эту территорию — скорее политическая ситуация благоприятствовала деятельности самих городов. Пример досье позднего эллинистического периода, датируемого началом сентября 109 г., подтверждает эти наблюдения за период, выходящий за рамки данной книги. Письмо Антиоха VIII или Антиоха IX к Птолемею X Александру и копия указа касаются города Селевкия в Пиерии и признания за городом права «быть свободным на все времена». Освобождение города вписывается в контекст войны между Антиохом VIII и Антиохом IX. Берит, например, при Александре Забине отбросил на своих монетах свое селевкидское название «Лаодикея» и назывался Беритом. Антиох VIII объявил город ἱερὰ καὶ ἄσυλος и именно в этот период город снова принял название Лаодикеи.
Сходно с событиями, описаннымм ранее в этой главе, правители Селевкидов в III веке и особенно правители II века боролись за поддержку со стороны общин Леванта, предоставляя им свободу действий. «Дарование» свободы Селевкии в Пиерии можно поместить в тот же самый контекст. Однако дискурс о предоставлении свобод не обязательно должен быть связан с исторической реальностью. Мы не знаем, была ли Селевкия в Пиерии более склонна к политике селевкидского царя, даровавшего городу свободу, или же чеканка Беритом монет с «Лаодикеей» означало постоянную лояльность Антиоху VIII.
Общины Леванта второго века иллюстрируют политическую активность групп внутри царства. Более того, эти примеры свидетельствуют о том, что, хотя у нас, как для Макковейского Иерусалима, нет литературного материала для городов Леванта, интерес городов к индивидуальному принятию решений и независимости была столь же ярко выражена, как и у их иудейских соседей. Превращение групп внутри империй в агентов поразительно уловлено Диодором, который в контексте постоянных войн между селевкидскими принцами пишет, что народу нравились перемены, поскольку его «благосклонности добивался каждый из вернувшихся царей» (Diod. 33.4.4).

Армия

Обретение политической власти и независимости было конечным интересом народа Иудеи и политических деятелей в городах. Эти интересы также могут быть приписаны другим действующим лицам в восточном Средиземноморье вроде киликийских и арабских династов, которые появляются в исторических источниках как независимые субъекты начиная с середины второго столетия. Тем не менее, каковы были интересы одной группы, которая не только постоянно меняла сторону между царем Селевкидов и узурпатором, но и чья поддержка была одной из главных причин успеха правителей — каковы были интересы армии? Этот раздел покажет, что армия второго века была верна отдельным правителям, а не дому Селевка вообще. Более того, будет доказано, что основной интерес армии заключается в возможности выбора.
Описание Полибием войск Селевкидов при Рафии (Pol. 5.79.3–13) и на параде в Дафне (Pol. 30.25.3–11) иллюстрирует большое разнообразие отрядов Селевкидов. Их войска различались по этническому происхождению и военной организации: от киликийской легкой пехоты до галатских мечников и от македонской фаланги до кавалерии. «Армия» также различалась в различных иерархиях внутри этих подразделений: обычные солдаты наверняка иногда имели иные интересы, чем их командиры, и действительно массовое дезертирство также может дать легкой пехоте политический голос. Наши свидетельства не позволяют изучить все эти слои армии. Тем не менее следующий анализ покажет, что можно сделать определенные общие выводы относительно поведения «командиров» и «войск».
Интересы «армии» неразрывно связаны с вопросом о лояльности войск к какому–либо конкретному царю. Ключевой отрывок об этом явлении взят из царствования Деметрия II после смерти Александра Баласа и Птолемея VI. Согласно Иосифу, Деметрий II «распустил свою армию, уменьшил им жалованье и продолжал давать деньги только наемникам, прибывшим с Крита и других островов» (Jos. Ant. 13.129). После смерти Птолемея VI Деметрий II вынудил войска Птолемеев вернуться в Египет. Следовательно, увольнение войск следует понимать как «нормальную» процедуру после войны, так как содержание постоянной армии обходилось очень дорого.
Лояльность армии Селевкидов к царю Селевкидов во втором веке очень трудно оценить. Цари постоянно старались тесно привязать к себе свои войска; однако это не значит, что между царской семьей Селевкидов и армией существовал позитив. Войска следовали и за узурпаторами. Хотя Трифон первоначально индуцировал преемственность с Александром Баласом, продвигая сына последнего, войска пошли за ним, а не за младенцем Антиохом VI. Об этом наглядно свидетельствует тот факт, что после смерти мальчика–царя Трифон продолжал быть командующим войсками, поддерживая стабильность и выплачивая жалованье своим солдатам. Цари из–за пределов царства, Александр Балас и Александр Забина, называли себя сыновьями Антиоха IV и Александра Баласа соответственно, чтобы взывать к прежнему успеху отдельных лиц (и противостоять нынешнему правителю). Подобно Тимарху и Трифону, Балас и Забина могли войти в род прежних царей, чтобы привлечь друзей прежних царей, которые остались не у дел при новом царе.
История II века и чеканка монет селевкидских царей и узурпаторов в этот период позволяют предположить, что войска были верны отдельным царям, а не какому–либо царскому дому; войска следовали за царями, которые не были Селевкидами, но которые на своих монетах подчеркивали военные успехи и обещали победы. Хотя это развитие уже давно было связано с расколом династии, пример из III века иллюстрирует не только то, что войска могли восстать, но и то, что лояльность зависит (по крайней мере, в этом случае) от личности. Когда Эпиген, советник и друг Антиоха III, отпал в 222 году, Кирресты восстали и были подавлены примерно через два года, очевидно, после того, как большинство из них были убиты (Pol. 5.50.7–8). [13] Более того, войска Молона и Ахея были верны своему командиру, а не селевкидскому царю; так же обстояло и во втором веке. Войска следовали за своими командирами, и это могло бы объяснить, почему Тимарх и Трифон смогли объявить себя царями. Они вели свои войска от своего имени против царя, пришедшего извне, и предлагали преемственность и стабильность как войскам, так и командирам. С другой стороны, молодые узурпаторы извне тоже вставали в ряды прежних царей и пытались апеллировать к войскам прежних царей. Однако появление молодых узурпаторов указывает на то, что в этом явлении должно быть нечто большее, чем преемственность. Военачальники вроде Трифона не смогли бы продолжить свою карьеру при новом царе и поэтому предпочли встать на сторону другого царя. Но было ли достаточно упомянуть прежних царей (и в особенности Александра) и обещать успех, чтобы заставить армии присоединиться к молодым и потенциально неопытным царям, прибывшим из–за границы?
Акцент на преемственность и индивидуальный успех был важен, и это видно в чеканке монет как царей, так и узурпаторов. Если эти обещания в чеканке выполнялись, то весьма вероятно, что между войсками и правителем устанавливалась прочная связь. Однако для того, чтобы установить интерес войск к узурпаторам, мы не должны слишком внимательно следить за рассуждениями правителей об успехе, используемыми при чеканке монет. Не следует также предполагать, что этих обещаний было достаточно для того, чтобы заставить войска изменить присяге. Напоминая о периоде диадохов, выбор дал армии политический голос, и не следует удивляться, что войска предпочли обещания новых узурпаторов интронизированным царям. Хотя до высадки Александра Баласа Деметрий I правил примерно десять лет, обещания нового царя были привлекательны для большого количества войск. Командиры сменили бы сторону, если бы новый царь захватил диадему, и как войска, так и командиры были бы заинтересованы в предложениях и обещаниях нового царя и в конечном счете в его успехе. «Армия» может последовать за Александром Баласом и следовательно сделать Александра Баласа царем. Военачальники могли стать «близкими друзьями» нового царя, и, возможно (хотя это лишь предположение), Трифон действительно был одним из этих друзей. Пусть даже гипотетическая, но картина остается прежней: войска могли бы последовать за новым царем и свергнуть прежнего.
Как показано выше, восстание Киррест при Антиохе III было продолжительным и вызвало нестабильность в его сатрапии, но в данном случае оно не угрожало положению царя Селевкидов. Но даже если Кирресты не привели к длительным политическим трениям, нельзя заключить, что первоначальная позиция Антиоха III была обязательно сильнее позиции Деметрия II. Проблема, возникшая в связи с увольнением войск Деметрия II, состояла в том, что поблизости находился второй властитель, который позволял армии выражать свое недовольство направленным образом; они «выбирали» своего царя. Это давало армии возможность выражать свое политическое мнение и выбор служить новому царю, который не откажется от них. Если бы эти надежды не оправдались, народ Антиохии или Макковеи могли бы присоединиться к новому царю.
''Армия» второго века следовала за отдельными командирами. Возможно, что войска или их командиры были верны определенным царям и что именно к этим группировкам обращались узурпаторы на побережье Леванта, когда они объявляли себя сыновьями прежних царей. Войска и командиры присоединялись к узурпаторам не только из–за обещания военного успеха и богатства, но и потому, что наличие выбора само по себе было в конечном счете одним из их главных интересов. Присутствие Трифона и Антиоха VI после установления Деметрия II дало «армии» возможность создавать царей, которые действовали бы в их интересах. Именно по этой причине они признавали нового царя. Если мы примем эту гипотезу, то также станет очевидно, почему Антиох VII сразу же смог собрать войска, едва он высадился на побережье Леванта (как это удалось после него Александру Забине). Бывшие войска Деметрия II присоединились к царю, а отряды Трифона сменили правителей, потому что считали это своим преимуществом. Обещания Антиоха VII были не более приемлемыми, чем обещания Трифона, и эти войска не обязательно считали Трифона худшим правителем, чем Антиоха VII. Им был выгоден сам выбор, поскольку он давал голос отдельным солдатам и командирам; этот выбор останется важнейшим элементом поведения войск в непосредственной близости от более чем одного царя.

Узурпаторы второго века: заключение

В этой главе мы проиллюстрировали динамику политической власти в империи Селевкидов в конце II века и проанализировали царские предложения узурпаторов группам в царстве. Самое главное, что литературные и документальные свидетельства этого периода позволяют оценить восприятие и реакцию различных групп на царские предложения. Переосмысление литературных и документальных свидетельств значительно влияет на предположения предыдущих ученых о втором столетии и позиционирует селевкидский Левант как жизненно важную и недостаточно изученную часть истории Селевкидов. Хотя селевкидские цари II века контролировали меньшую территорию, чем в предыдущем столетии, динамика этого периода не сильно отличалась от динамики III века до восшествия на престол Антиоха III. Более того, переоценка имеющихся свидетельств дает возможность написать историю контрнаступлений Селевкидов, но что еще более важно, она также дает понять, что большинство литературных источников были затронуты реконструкциями постузурпаций. Учитывая это, претензии узурпаторов на диадему на самом деле не кажутся принципиально отличными от претензий их противников-Селевкидов.
В то время как узурпации встречались не только в Леванте, но и в восточных частях империи вроде Мидии и Вавилонии, Левант в этом анализе играл гораздо более заметную роль. Это в значительной степени связано с различными типами касающихся этих регионов свидетельств. Хотя последние издания клинописных документов и нумизматические открытия показывают, что Вавилония также играла гораздо большую роль в более поздней истории Селевкидов, чем предполагалось ранее, все еще очень трудно адекватно оценить динамику вавилонских властных игр за пределами уровня политической истории. Например, мы знаем, что Каммашкири из Элама добрался до Вавилонии в конце 140‑х годов; однако до сих пор невозможно установить, как реагировали на это элиты Вавилонии, или же его деятельность время от времени поддерживалась селевкидским центром (как мы могли видеть на примере Макковеев).
Узурпаторы второго века создали царские образы, которые контрастировали с их прямыми царскими противниками. Более того, как Молон и Ахей, Тимарх и Трифон также создавали неселевкидские образы и подчеркивали их отличие от царского дома Селевкидов. Тимарх называл себя «великим царем», а Трифон подчеркивал эллинистические tryphē как на своих монетах, так и в своем имени. Даже если Александр Балас и Александр Забина вставили себя в ряд предыдущих царей, их образы были явно индивидуальны и ссылались на Александра Великого, а не на обычный селевкидский портрет конца III века. Антиох IV и Деметрий I включили, например, в некоторые из своих изображений anastolē и создали на своих монетах индивидуальные реверсы, но imitatio Alexandri достигла пика при Александре Баласе и Трифоне (и в меньшей степени при Александре Забине). Хотя эта глава позволила подробно обсудить царские предложения узурпаторов в конкурентной среде Леванта второго века, ее главный итог заключается в том, что стало возможным проанализировать восприятие царских предложений.
Мы можем обсуждать свидетельства второго века с большей уверенностью и авторитетом, чем сценарий третьего века. Сохранившиеся свидетельства третьего века не позволяют нам проследить взаимодействие группировок в Малой Азии с царскими претендентами. Поведение Филомелидов в борьбе между Селевком II и Антиохом Гиераксом было бы показательным, и было высказано предположение, что активное индивидуальное поведение может быть прослежено, например, в действиях Олимпиха из Карии и города Смирны. Но мы не можем продвинуться дальше. Зато в Леванте второго века можем. Первая и вторая Макковейские и Иосиф Флавий предоставили в наше распоряжение больше литературных свидетельств. Однако помимо очевидного наличия свидетельств, присутствие двух претендентов на диадему в Леванте усиливало политическую динамику. Цари и узурпаторы превратили адресатов царских предложений в активных агентов, которые могли бы преследовать свои собственные политические цели. Народ Антиохии на Оронте мог отказаться повиноваться своему царю, а Макковеи и другие местные властители могли начать дипломатические отношения с противником своего нынешнего союзника.
Одним из ключевых элементов в этой дискуссии является то, что признание узурпаторов не сильно отличалось от признания царей Селевкидов. Для групп внутри селевкидского царства не было качественной разницы между царем Селевкидов и другим претендентом на диадему, который обещал безопасность. Хотя Макковеи использовали войны между соперничающими претендентами на диадему, чтобы утвердиться в качестве ведущей силы в Иудее, их отношения с Александром Баласом и Антиохом VII также показывают, что они были особенно заинтересованы в укреплении отношений с более сильным царем, поскольку они были самым крупным, но, конечно, не единственным игроком в Иерусалиме. Для других городов Леванта эта динамика внутреннего сообщества остается невидимой, хотя весьма вероятно, что они существовали. Кроме того, эти города часто меняли сторону между селевкидскими царями и узурпаторами, и это также, по–видимому, имело место для Антиохии на Оронте, которая не отдавала предпочтение селевкидским царям перед узурпаторами без каких–либо претензий к семье Селевкидов. Город–крепость Апамея, в частности, иллюстрирует, что прежние отношения города с селевкидскими царями не помешали ему последовать за Трифоном или даже стать местом его последней битвы. В то время как в случае с Апамеей личная лояльность могла бы связать город с узурпатором, другие города вроде Тира и Сидона боролись (подобно Макковеям) за свою независимость от царей Селевкидов.
Замечание, что между селевкидским царем и народом из селевкидских «глубинных земель», по–видимому, не было никакой связи, еще более усиливается отрывком, сохранившимся в труде Юстина. Когда походы Антиоха VII в Вавилонию оказались слишком обременительными, народ Вавилонии снова перешел на другую сторону и поддержал парфян (Epit. 38.10.8).
Ученые акцентировали различия между царством Селевкидов второго и третьего веков, подчеркивая, что поздняя империя значительно изменилась из–за поражений от римлян и раскола династии. Насколько эта точка зрения обоснована, будет рассмотрено в главе 4, где будет обсуждаться феномен узурпаторов в империи Селевкидов.

---

[1] Деметрий II был, вероятно, старше Антиоха VII, и в то время ему было по меньшей мере шестнадцать лет. Если довериться Порфирию (FGrHist 260 F32.19), что Антиоху VII было 35 лет, когда он умер, это предполагает, что он родился в 164 году. Беван предполагает, что Деметрий II упоминал на своих монетах убитого брата Антигона. Возможно, Антигон был бы старшим братом:
[2] По словам Диодора (32.9с), Птолемей VI потребовал Келесирию при заключении альянса с Деметрием II в Шестой сирийской войне.
[3] 1 Makk. 11.9–10. Согласно Jos. Ant. 13.110 Птолемей забрал свою дочь у Александра Баласа, прежде чем пообещать ее Деметрию.
[4] О браке Jos. Ant. 13.116; 1 Makk. 11.12. Страбон 16.2.8 описывает Птолемея VI как движущую силу победы над Александром Баласом.
[5] О сыне: Diod. Sic. 32.9d, 10.1; cр. Just. Epit. 35.2.1 о сыновьях Деметрия I, которые были отосланы.
[6] Об убийстве Баласа Забдиилом: 1 Makk. 11.17; Jos. Ant. 13.118. Об убийстве Баласа его офицерами: Diod. Sic. 32.9d, 10.1. Выводы сделать невозможно, но если Баласа убил Диокл/Забдиил, то весьма поучительно, что он сохранил жизнь принцу.
[7] Об убийстве 1 Makk. 13.31; Diod. Sic. 33.28; App. Syr. 68 (357). Об операции см. Just. Epit. 36.1.7; Oros. 5.4.18.
[8] Убийство Клеопатрой Деметрия II у Аппиана должно быть основано на рассказе, который объясняет причины исторических событий ревностью. Также ревность побудила Клеопатру Тею выйти замуж за Антиоха VII: App. Syr. 68 (360); Liv. per. 60.
[9] Деметрий I безуспешно предлагал свою сестру Ариарату V Каппадокийскому: Diod. 31.28;
[10] Об изгнании Галеста, который был philos Птолемея VI: Diod. 33.20
[11] Более позднее обращение «этноса» иудеев к Деметрию III, возможно, в 88 г., чтобы он вторгся в Иудею (Jos. Ant. 13.376), может служить индикатором того, что и спустя долгое время после правления Антиоха VII положение хасмонейских правителей было не так стабильно, как они стремились показать.
[12] См. также Heliodoros FGrHist 373 F8. Об Антиохе VII: Poseidonios FGrHist 87 F9a и b (EK F61a and b); см. также F11 (EK F63) о пьянстве Антиоха VII. О раздаче щедрых даров Антиохом VIII во время празднеств в Дафне: Poseidonios FGrHist 87 F21a и b (EK F72a and b).
[13] Кирресты, по–видимому, все еще бунтовали в 220 году, когда, если следовать Полибию (5.57.4), Ахей надеялся на их поддержку.