В нашем исследовании фортуны мы имели случай привести два отрывка, в которых Трог косвенно противопоставляет фортуну и божественное вмешательство. Нам говорят, что персы доверили выбор царя религии и фортуне, и там прилагается объяснение, что они являются монотеистами, которые поклоняются только Солнцу (I 10. 3-5). Экспедиция Селевка была сорвана фортуной посредством шторма, «словно сами боги покарали его за преступление» (XXVII 2. 2). Похоже, что в обоих случаях, один из которых связан с чужеземным божеством, а в другом предположительно фигурирует традиционный греко–римский пантеон, он рассматривает возможность вмешательства богов со скептической сдержанностью, если не с полным отрицанием. Этот факт представляет для нас серьезную и сложную проблему.
В этой главе мы рассмотрим роль, которую боги играют в определении хода исторических событий, описанных Трогом, и, если нам будет позволено здесь предугадать наши результаты, мы обнаружим, что в эпитоме боги повсюду упоминаются с большой серьезностью и уважением и нет никакого открытого выражения сомнения или иронии по поводу их существования или власти. Истории, связанные с божественным вмешательством, принимаются без каких–либо оговорок и рассказываются как установленные факты, даже если они кажутся недостоверными. До настоящего времени не было опубликовано ни одного исследования по этому вопросу.
В эпитоме (I 10. 3) говорится, что персы нашли способ выбрать своего царя, доверив это дело религии и фортуне: «Тогда они сами нашли способ, при помощи которого решение этого дела предоставлялось божеству и судьбе». Ясно, однако, что ни религия, ни фортуна на самом деле не повлияли на выбор царя, поскольку в эпитоме говорится, что Дарий получил трон благодаря ловкости своего конюха. «Так персидское царство, которого домогались семь знатнейших мужей, соперничавших в доблести, из–за столь ничтожной случайности досталось одному» (I 10. 11) Однако, если ни Бог, ни фортуна вмешались в этот конкретный случай, это не означало, что они не могли оказывать свое влияние в других местах истории.
Во втором отрывке о судьбе и божественном вмешательстве кажется очевидным, что буря, поднявшаяся над Селевком, была лишь божественным отмщением за убийство его мачехи Береники и ее сына. И действительно, кошмарность страданий Селевка, казалось, в некотором смысле искупала совершенные им преступления перед богами, однако, его повторное падение было делом рук фортуны.
Есть еще два отрывка, где, однако, судьба не противопоставляется божественному вмешательству.
Кощунственное завладение дельфийскими сокровищами явилось причиной гибели Цепиона и его армии и, возможно, повлекло за собой наказание всего римского народа, хотя в этом последнем пункте Трог высказывается с меньшей уверенностью.
«Позднее Цепион и его армия понесли наказание за это святотатство, а вторжение кимвров стало карой для Рима за похищение священных сокровищ» (XXXII 3. 11).
Галлы, принесшие в жертву свои собственные семьи в надежде одержать победу над Антигоном, подверглись настолько великому разгрому, что казалось, будто боги договорились с людьми о полном уничтожении их армии. «В этой огромной бойне, казалось, сами боги объединились с людьми, чтобы истребить этих паррицидов» (XXVI 2. 6).
Если в предыдущих отрывках говорится о некоторых сомнениях или колебаниях относительно божественного вмешательства в жизнь людей или в историю народов, то в следующих отражается искреннее принятие богов и их влияния. Вера во вмешательство богов выражается в Historiae Philippicae тремя способами: люди призывают богов для отмщения или помощи, боги фактически описываются в тексте как входящие в жизнь отдельных людей и историю народов, а святотатство карается богами.
Веру в богов и в их вмешательство в человеческие дела выражают исторические личности. Дарий ободрял своих солдат перед битвой, напоминая им, что бессмертные боги даровали им вечное владение империей.
«Но и царь Дарий не менее прилагал усилий к тому, чтобы выстроить свои войска. Не полагаясь на одних только своих военачальников, он сам обходит все войско, ободряет отдельных воинов, напоминает им об исконной славе персидской державы, о вечном господстве, дарованном ей богами» (XI 9. 8).
Это событие, конечно, доказало, что Дарий ошибался относительно воли богов, но это не поколебало его веры в них, ибо, умирая, он молился богам, защитникам царей, чтобы Александр завоевал весь мир.
«Он оказал Александру единственную милость, которую, умирая, мог оказать: молил силы неба и ада и богов–покровителей царей даровать ему победу и власть над всеми землями» (XI 15. 10).
Карфагеняне искали спасения от чумы, принося в жертву людей, тогда как боги обычно призывались, чтобы спасти человеческие жизни.
«ибо они приносили в жертву людей и приводили к алтарям детей (чей возраст вызывает жалость даже у врагов), проливая кровь тех, за чью жизнь обычно молят богов» (XVIII 6. 12).
Гимилькон жаловался на обращение с ним со стороны богов и винил в своем поражении их вмешательство.
«Он воздевает руки к небу, по очереди оплакивая свою печальную участь и бедствие своей родины; он обвиняет богов, отнявших столь великие военные почести и столько победных украшений, которые они сами дали; тех богов, которые после взятия стольких городов и одержания стольких побед в сухопутных или морских битвах уничтожили чумой, а не войной победоносное войско» (XIX 3. 2-3).
Грип отчасти приписывал благосклонности богов успех своих походов.
«ему необходимо, говорил он, тем более почтительно относиться к богам, что он одержал свою победу благодаря их благосклонности» (XXXIX 3. 9).
Ни в одном из этих отрывков нет ни малейшего намека на сарказм или какую–либо тенденцию питать презрение к людям, которые призывали богов, но это само по себе не обязательно означает, что Трог разделял те же чувства.
Эпитома, однако, не просто изображает людей в их собственных личных отношениях с богами. Боги описываются как влияющие на жизнь отдельных людей и дела народов, и это действительно отражает ум самого Трога.
Боги оказывают непосредственное влияние на частную жизнь людей, о чем наглядно свидетельствуют следующие примеры. Иногда они вмешиваются, чтобы помочь человеку, иногда — чтобы наказать его. Так, афинский тиран Гиппий наказан за свое вероломство богами, мстителями его страны.
«Кроме того, был убит афинский тиран Гиппий, который был зачинщиком и вдохновителем войны; боги, мстители его страны, наказали его за вероломство» (II 9. 21).
Кроме того, боги, которые мстят за отцовские права, требовали от Дария его жизни в качестве наказания за отцеубийство.
«Молодой Дарий, разгневанный этим поступком, сначала стал упрекать своего отца, а затем вступил в этот заговор со своими братьями. Но пока он замышлял гибель отца, он был разоблачен и схвачен вместе со своими товарищами, и заплатил за свою вину богам, которые отомстили за отцовскую власть» (X 2. 5).
По совету богов жрец Юпитера предложил себя и свою семью в качестве союзников и спутников Элиссы в обмен на вечную честь священства для себя и своих потомков. И нам говорят, что он был божественно вдохновлен на это.
«Первым местом их высадки был остров Кипр, где жрец Юпитера вместе со своей женой и детьми предложил себя Элиссе, по наущению богов, в качестве ее спутника и соучастника в ее судьбе, оговорив вечную честь священства для себя и для своих потомков» (XVIII 5. 1-2).
Внук царя Гаргориса, позже названный Хабидом, был спасен от смерти божественным вмешательством. Его последующее величие, казалось, доказывало, что избавление от бед не было бесцельным. В этом отрывке дважды говорится о божественном вмешательстве.
«Когда ребенок не пострадал и даже не испытывал недостатка в еде, царь, наконец бросил его в море: и тогда явственнее проявилась благосклонность оберегавших его богов. В ярости шторма, среди бурного пения волн, его осторожно понесло к берегу, словно его вез туда корабль, и через несколько мгновений пришла лань и дала ему свое вымя. Ему дали имя Хабид. Едва взойдя на престол, он показал столько добродетелей, что казалось, боги не напрасно вырвали его из стольких опасностей» (XLIV 4. 6-8, 11).
Помимо своего влияния на частную жизнь отдельных людей, боги в Historiae Philippicae занимаются также делами городов и народов. И часто их ходатайство носит характер, который меняет ход истории.
Благосклонность Аполлона к афинянам подробно описана без малейшего намека на скептицизм. И надо заметить, что в сознании Трога люди, защищающие святотатство, приравниваются к варварам.
«Они забывали, что в опасностях именно совету Аполлона они были обязаны своим спасением, что именно под его руководством они одержали столько побед, что под его эгидой они основали столько городов и так далеко распространили свою империю на суше и на море, что, наконец, во всех своих предприятиях, частных или государственных, они умоляли его о помощи. И настолько велико было преступление, совершенное умами, воспитанными во всех науках и обученными прекраснейшим законам и институтам, что после этого они ни в чем не могли упрекнуть варваров» (VIII 2. 11-12).
В эпитоме высказывается мнение, что причина, по которой Дарий был закован в цепи в парфянской деревне Таре, состояла в том, что боги считали благом, чтобы империя персов прекратила свое существование на земле тех, кто должен был стать их преемником в господстве. Обратите внимание на то, что боги предвидят и, по–видимому, планируют отдаленное будущее и определяют смену империй.
«Между тем, желая угодить победителю, родственники Дария, схватив его в парфянском селении Фара, заковали в золотые оковы. Полагаю, что это произошло по промыслу бессмертных богов, пожелавших, чтобы владычество персов нашло свой конец в пределах того народа, которому впоследствии было суждено наследовать это владычество» (XI 15. 1-2).
Поражение карфагенян в Сардинии объясняется главным образом недовольством богов человеческими жертвами, которыми карфагеняне стремились завоевать их благосклонность.
«Ненависть богов привела к наказанию за эти зверства. Карфагеняне, долгое время побеждавшие в Сицилии, перенесли оружие в Сардинию и в жестоком поражении потеряли там большую часть своих солдат» (XVIII 7. 1).
Дельфийцы, полагаясь не столько на собственные силы, сколько на помощь богов, оказали сопротивление галлам, когда те под предводительством Бренна напали на Дельфы. И нам говорят, что боги действительно проявляли себя на поле битвы и участвовали в сражении во многом так же, как они воевали в «Илиаде».
«Дельфийцы, уповая не столько на свои силы, сколько на божество, сопротивлялись врагам, которых презирали, и с вершины горы отбивали оружием или камнями галлов, стремившихся взобраться на нее. И вдруг, в самый разгар борьбы, жрецы всех храмов и сами пророчицы, с распущенными волосами, в своих украшениях и повязках, трепеща и неистовствуя, подбегают к первой шеренге бойцов, восклицая, что бог пришел, что они видели, как он спрыгнул в свой храм через открывшуюся крышу; что, пока они умоляли о его поддержке, их взорам предстал молодой воин дивной красоты в сопровождении двух вооруженных девственниц, вышедших из соседних храмов Минервы и Дианы, что они не только видели их своими глазами, но и слышали звук лука и бряцание оружия, и потому они с самыми горячими молитвами призывали их не медлить с расправой над врагом, когда боги сражались в первых рядах, и присоединяться к победе богов. Воспламененные этими словами, все бросаются в бой; они и сами тотчас же чувствуют присутствие богов; земля дрожит: часть горы, отколовшаяся в результате землетрясения, сокрушила галльскую армию, и самые плотные клинья врагов были рассеяны» (XXIV 8. 2-9).
От галльской армии, которая незадолго до этого презирала даже богов, не осталось никого.
«Вот почему случилось так, что из столь великой армии, которая еще недавно, полагаясь на свою силу, сражалась даже против богов, не осталось ни души даже для памяти о ее гибели» (XXIV 8. 16).
Галлы ощутили силу богов, и нам специально говорят, что их поражение было вызвано божественным вмешательством.
«Галлы после своего катастрофического нападения на Дельфы, в котором они больше чувствовали силу божества, чем силу врага, и потеряли своего вождя Бренна, бежали, как изгнанники, частично в Азию, а частично во Фракию (XXXII 3. 6).
Действия богов у Трога часто описывается в связи с преступлениями, которые совершаются против них. Они карают святотатство и другие преступления против богов. Связь между наказанием и преступлением не шифруется, и нет никаких предположений, что ее можно объяснить случайностью или другими естественными факторами.
Камбиз приказал разрушить храмы Аписа и других египетских богов. Он также послал армию, чтобы снести знаменитый храм Амона. К этим святотатствам он решил добавить отцеубийство и умерщвление своего брата Смердиса. За покушение на отцеубийство или за совершенное святотатство он был наказан божественным актом, ибо нам говорят, что его меч, который, естественно, можно было бы считать незакрепленным в ножнах, сам по себе нанес смертельную рану.
«Тем временем он сам умер, раненный в пах собственным мечом, который сам собой выскользнул из ножен, и подвергся наказанию либо за братоубийство, которое он приказал, либо за святотатство, которое он совершил» (I 9. 8)
Большая армия, посланная Ксерксом разграбить храм Аполлона, была уничтожена бурей, чтобы показать царю немощь людей против божества.
«До начала морского сражения Ксеркс послал в Дельфы четыре тысячи человек с оружием, чтобы разграбить храм Аполлона, словно он воевал не только с греками, но и с бессмертными богами, но весь этот отряд был уничтожен грозами и молниями, чтобы он понял, что человеческие силы ничто перед богами» (II 12. 8-10).
Под предводительством Филомела фокейцы захватили храм Аполлона в Дельфах, как будто они были разгневаны против бога. Во второй битве с фиванцами Филомел заплатил за святотатство собственной нечестивой кровью.
«В первом сражении Филомел вынудил фиванцев покинуть свой лагерь. Во второй раз, сражаясь в самой гуще схватки, он пал первым и заплатил своей безбожной кровью за свое святотатство» (VIII 1. 12-13).
Бессмертные боги наказали Птолемея за его многочисленные клятвопреступления и кровавые убийства родичей. Галлы лишили его царства, взяли в плен и предали мечу.
Но злодеяния Птолемея не остались безнаказанными: боги покарали его за клятвопреступления и за убийства родичей; вскоре, свергнутый галлами, он попал в их руки и погиб от меча, чего и заслуживал» (XXIV 3. 10).
Наконец, смерть Лаодамии в поисках убежища у алтаря Дианы была наказана бессмертными богами бедствиями и уничтожением почти всего населения.
«Лаодамия была убита собравшейся толпой, когда она укрылась у алтаря Дианы. Бессмертные отомстили за это преступление чередой бедствий, постигших народ, и гибелью почти всех граждан» (XXVIII 3. 5-6).
Известную роль в мысли Трога играют маны мертвых. В отрывке, который мы уже обсуждали, где боги, казалось, сговорились с людьми в наказании убийц (XXVI 2. 6), мы находим также, что маны их сородичей, убитых галлами, чтобы обеспечить победу над Антигоном, на самом деле привели к их поражению.
«Как будто тем самым они купили жизнь и победу своим варварством, они бросились, запятнанные свежей кровью своих родственников, на поле битвы, но с успехом не лучшим, чем их ауспиции: ибо, когда они сражались, фурии, мстительницы за убийство, сокрушили их раньше, чем враг, и призраки убитых поднялись перед их глазами; все они были перебиты до последнего человека» (XXVI 2. 4-5).
В одном месте маны убитых требуют искупления за то, что они претерпели. После того как Клеопатра, сестра жены Грипа, Трифены, умерла, проклиная своих убийц и прося богов отомстить за нее, Кизикен, муж Клеопатры, став победителем в войне, убил Трифену, заклав ее манам своей жены.
«Они, войдя в храм и не имея возможности оттащить ее, отрубили ей руки, когда она обнимала статую богини. Вскоре после этого Клеопатра скончалась, произнося проклятия своим убийцам и поручая заботу о возмездии за свою судьбу оскорбленным божествам. А вскоре после того, как произошло еще одно сражение, Кизикен, одержав победу, взял в плен Трифену, жену Грипа, которая незадолго до этого убила свою сестру, и, предав ее смерти, усмирил маны своей жены (XXXIX 3. 11-12).
Другой отрывок отражает веру македонцев в умиротворение теней убитых. Пердикка предупреждал македонскую пехоту не воевать против македонской кавалерии, ибо, если греки перебьют друг друга, они принесут себя в жертву, чтобы умилостивить призраки варваров, которых они убили.
"… призывая их задуматься о том, против кого они взяли оружие, что они не персы, а македоняне, не враги, а их соотечественники; большинство из них — их родственники, но, конечно же, все они — их соратники, разделяющие один и тот же лагерь и одни и те же опасности; что они представят поразительное зрелище своим врагам, которые будут радоваться взаимной резне тех, чьим оружием они укрощены, будучи побеждены; и что они искупят своей кровью маны своих убитых противников» (XIII 3. 9-10).
В эпитоме также упоминается случай, когда, по крайней мере, казалось, что маны требовали возмещения ущерба.
Царь Аттал в своем безумии, казалось, уплачивал «штраф» манам тех, кого он убил.
«После этой чудовищной вспышки гнева он напялил на себя убогую одежду, отпустил бороду и волосы, как у лиц, подвергнутых судебному преследованию, никогда не выезжал за границу и не показывался народу, не устраивал никаких пиров в своем дворце и вообще вел себя как человек в нездравом уме, так что казалось, будто он расплачивается за свои преступления перед манами тех, кого он убил» (XXXVI 4. 2).
В заключение следует отметить, что нет никаких оснований утверждать, что Трог скептически относился к влиянию богов на историю в каждом конкретном случае, поскольку в четырех из обсуждаемых отрывках мы смогли указать на факт, что автор высказывал некоторые сомнения относительно того, действительно ли боги отвечали за результат. Однако, если бы Трог захотел высказать свои подозрения насчет богов и их вмешательства в человеческие дела, он, несомненно, высказывал бы их почти при каждом удобном случае. Более того, если Юстин хотел, чтобы рассказ Трога кренился в ту или иную сторону, то есть либо в пользу божественного вмешательства, либо в противоположность ему, он не преуспел в своем стремлении, ибо есть примеры, которые показывают суждения как в пользу, так и в противоположность их вмешательству. Единственное логическое решение этой проблемы состоит в том, что Трог рассматривал каждый пример по существу, как он его видел, во многом так же, как он описывал и комплиментарные, и нелестные вещи о Риме.
Для нашего исследования мысли Помпея Трога важно то, что он, очевидно, действительно верил в богов и в их воздействие. Неоднократные утверждения о влиянии богов, встречающиеся в эпитоме Historiae Philippicae, ясно показывают, что Трог изображал греко–римских богов как непосредственно вмешивающихся в историю и в жизнь отдельных людей, иногда для помощи людям и народам, а иногда для наказания преступлений и святотатств.