Мемнон объявляет новый сюжет своей истории, который занимает большую часть книг XV и XVI: митридатовы войны. Первая митридатова война (F 22.6-25) излагается от битвы при Амние (89 г. до н. э.) до Дарданского договора (85 г. до н. Э.). Вторая митридатова война является предметов нескольких отрывков (F 26.1-26.4). Наконец, третья митридатова война (F 27-38) излагается с гораздо большими подробностями и заканчивается посольством, отправленном к парфянскому царю в 69/8 г. до н. э. Мемнон не сообщает о завершении войны, однако он подробно рассказывает о длительной осаде Гераклеи римлянами, после чего город теряет независимость, и о суде над Коттой в Риме. Его рассказ завершается смертью Бритагора, видного гераклеота, который умер примерно в 47 г. до н. э. прежде чем смог выполнить свою миссию: вернуть городу свободу (F 39-40). Прежде чем давать основные моменты этих войн начиная с фрагмента 22.6, Мемнон начинает с представления ее причин (F 22.1-22.5).

φαινομένην λαβὼν αἰτίαν τὴν τῆς Καππαδοκίας κατάληψιν,
Этот отрывок показывает, что Мемнон различает кажущиеся и фактические причины первой митридатовой войны. Он начинает свой рассказ с оккупации Каппадокии (в 100/99 году), которую он ясно выставляет как предлог. Об этом событии также сообщает Юстин (XXXVIII, 1), который в отличие от Аппиана (Mithr. 10), кажется, ставит первое изгнание Ариобарзана в начале 94 года — после чего Митридат вновь оккупировал царство — что стало одной из причин войны между Римом и царем Понта. Тем не менее, событие, о котором здесь сообщает Мемнон, представляет собой первую оккупацию Каппадокии, и получается, что он проследил происхождение войны гораздо дальше назад во времени, чем Аппиан.
Вмешательство Митридата в дела Вифинии, как сообщает Мемнон в F 22.5, представлено им как еще один источник конфликта. Хотя Мемнон прямо не говорит о «первопричине» войны, его изложение фактов не оставляет сомнений в том, что конкретно он считает причиной этой войны. Следовательно, во фрагментах 22.2 и 22.3, хронологически предшествующих 22.1, он начинает составлять историю реальных причин. После того, как Мемнон представил оккупацию Каппадокии, он приводит краткое резюме о начале правления Митридата с целью выявить причины, которые привели к этому историческому факту.
Он подчеркивает два особых аспекта характера Евпатора: его склонность к убийствам, с которых началось его правление (F 22.2) и его гордость, которая выражалась в его стремлении увеличить свою власть (F 22.3). Теперь, представляя царя в этом ракурсе, Мемнон стремится продемонстрировать, что именно сам царь, по самой своей природе, является причиной войны с Римом, поскольку увеличение его власти вызывает озабоченность у римлян. Последние, конечно, выражали свои опасения через предписание царю вернуть царства правителям скифов (F 22: 4). Мемнон использует слово αἰτία (22. 5), что предполагает, что оккупация Митридатом Вифинии представляла новую угрозу для Рима и была еще одним свидетельством чрезмерных амбиций царя Понта. Поэтому, представляя оккупацию Каппадокии 100/99 г. как повод для войны, Мемнон делает ее ключевым событием того, что можно считать истоками войны, поскольку она представляет собой точку разрыва с римлянами.
Со своей стороны, Павсаний (I, 20, 4) как и Мемнон разделяет причины и предлог для войны, и хотя он не продвигает свои мысли дальше, можно предположить, что этим предлогом является римское вмешательство в дела Азии, которое, по мнению Мемнона, является лишь выражением страха римлян перед лицом серьезного усиления власти Митридата за пределами исконных границ его царства.
Уже Фукидид провел различие между реальной причиной противостояния между Афинами и Спартой, то есть страх Спарты перед усилением власти Афин (см. I, 88-117), и предлогами, на которые ссылаются обе стороны (дела Коркиры и Потидеи, см. I, 24-65), чтобы нарушить перемирие и объявить войну. Анализ Фукидидида показывает, что древние пытались понять причины великих конфликтов, и Мемнон не является исключением, поскольку он использует метод, сопоставимый с тем, который использовался в пятом веке Фукидидом.
παῖς δὲ ὁ Ἀράθης ἐκ τῆς ἀδελφῆς τοῦ Μιθριδάτου Ἀριαράθῳ γεγένητο
Форма Ἀράθης используется только Мемноном и Помпеем Трогом (prol. 38: Arathe); с другой стороны, у Юстина (XXXVIII, 1, 7) молодой каппадокийский правитель называется как и его отец, Ariarathe, и как родственник он тот же, что и у Мемнона (XXXVIII, 1, 1). Брак между Лаодикой, сестрой Митридата Евпатора, и молодым царем Ариаратом VI произошел после вторжения в Каппадокию Митридата V Евергета (Appian, Mithr. 10, 30), и ознаменовал конец военных действий между Понтом и Каппадокией, вероятно, между 128 и 126 годами до нашей эры. По мнению Мак–Гинга Евергет вторгся в Каппадокию, но, вспомнив о провале агрессивных действий, предпринятых его предшественником Фарнаком, он решил не оккупировать ее, а оставить Ариарата VI на престоле, выдав за него замуж свою дочь в надежде иметь контроль над Каппадокией косвенно. Хотя обстоятельства, связанные с браком, дают повод для различных интерпретаций, этот союз подчеркивает понтийские притязания на Каппадокию, в частности со стороны Митридата Евпатора: это ясно из слов Аппиана (Mithr. 12, 38-39), что Митридат Евпатор считал, что имеет определенные права на это царство, которыми в свою очередь обладали его предки.
После убийства Ариарата VI, которого Митридат убил руками Гордия (Justin, XXXVIII, 1, 1), Каппадокия возвращается его жене и сыну, тем самым оставаясь все еще под понтийским влиянием. Поэтому, когда в царство вторгся Никомед III Вифинский, Митридат, предполагая поддержку, которую он должен был оказать своей сестре, не стал медлить с отправкой армии, чтобы изгнать Никомеда. К его удивлению, Лаодика вышла замуж за захватчика, что, безусловно, могло только вызвать недовольство Евпатора, поскольку это угрожало не только его собственному царству, но и его претензиям на Каппадокию. Наконец, Митридату удалось изгнать нового мужа своей сестры и вернуть трон Каппадокии племяннику Ариарату VII (Justin, XXXVIII, 1, 2-5).
ταύτης γὰρ διʼ ἀπάτης καὶ ὅρκων συμβατηρίων τὸν ἀδελφιδοῦν Ἀράθην συλλαβὼν ὁ Μιθριδάτης, αὐτοχειρίᾳ ἀποσφάξας, ἐκράτησε,
Комментарии Юстина (XXXVIII, 1, 8-10) об обстоятельствах убийства юного Ариарата VII присоединяются к замечаниям Мемнона: «и скрыв этой шуткой обман, он отделил принца от свиты, словно для тайного разговора, и убивает его на виду двух армий». После восстановления молодого правителя в Каппадокии Митридат сделал вид, что позволил Гордию, убийце Ариарата VI, вернуться в царство: реакция Ариарата VII, который не одобрял возвращения убийцы своего отца (Justin XXXVIII, 1, 6-7), не замедлила вызвать войну между двумя царями. Поскольку царь Понта не был уверен в победе в военном плане, он пригласил племянника поговорить с ним наедине и по этому случаю убил его, вероятно, в 100 году до нашей эры. Оба автора четко устанавливают, что царь Понта убил Ариарата VII своими руками и взял под свой контроль царство Каппадокии. Это убийство привело к первой оккупации Каппадокии Митридатом, который посадил на трон своего восьмилетнего сына Ариарата IX Евсевия, регентом которого стал Гордий (Justin, XVIII, 1, 10).

τὴν γὰρ ἀρχὴν τρισκαιδεκαέτης παραλαβών
Страбон (X, 4, 10) дает Митридату 11 лет на момент смерти отца. Прежде чем принять решение в пользу любого из этих двух авторов, необходимо сначала установить хронологию, которая позволит согласовать различные источники. С этой целью меня будут интересовать три даты юности Митридата: год его рождения, год смерти его отца, после которой он официально взошел на престол, и год, в который он принял фактическую власть.
Согласно Орозию (VI, 6, 1), Митридат умер в год консульства М. Туллия Цицерона и Г. Антония Гибриды, весной 63 г. до н. э. Относительно возраста Евпатора на момент его смерти, как правило, сохраняется информация, представленная Аппианом (Mithr. 112, 541), согласно которой, царь умер в возрасте 68 или 69 лет. Евтропий (VI, 12) и Орозий (VI, 5,7) приписывают оба Евпатору 72 года жизни; Кассий Дион (XXXVI, 9, 4) дает Митридату более 70 лет в конце 68 г. до н. э. и, согласно Саллюстию (Hist. 5, 5 М), Митридат прожил более 70 лет. Цифры, представленные этими четырьмя авторами, как правило, считаются не заслуживающими доверия и, тем более, отбрасываются из–за отсутствия точности или из–за преувеличения.
Следовательно, 68 или 69 лет Митридата к моменту его смерти в 63 г. до н. э. позволяют поместить год рождения Митридата между весной 132 и весной 131 г. до н. э. Можно проследить дату до весны 133 года на основе текста Юстина (XXXVII, 1, 2), который упоминает о появлении кометы в год зачатия Евпатора. Действительно, на основании одного этюда о кометах можно зафиксировать год рождения Митридата этой датой, так как это явление произошло бы в год его зачатия в 134 году.
Итак, если принять в качестве года рождения Евпатора дату 133 г., то можно согласовать многие источники. Прежде всего, она определяет год, в котором Евпатор наследует власть своего отца. Опять же, дату его официального воцарения трудно определить, но мы все еще можем поместить это событие между весной 121 и весной 119 г. на основе трех типов данных: тех, которые фиксируют его смерть весной 63 г., тех, которые представлены Аппианом (Mithr. 112, 541) и Плинием Старшим (Hist. nat. XXV, 6), согласно которым Митридат правил бы 57 лет для Аппиана или 56 лет для Плиния; и наконец, информацию о возрасте, в котором царь Понта пришел к власти после смерти своего отца, предоставили Мемнон и Страбон. Если большинство современных ученых предпочитают Страбона, я вместе с Мак–Гингом предпочитаю следовать Мемнону.
Действительно, сравнение различной информации, предоставленной источниками, с информацией, найденной у Мемнона и Страбона, как правило, дает большее доверие первой. Если принять 133 год как год рождения Митридата и, если ему было 13 лет согласно Мемнону на момент смерти отца, то его официальный приход к власти должен быть зафиксирован в 120 г. В то же время, мне кажется, предпочтительнее признать 57 лет правления, предложенные Аппианом, которые, добавленные к 13 годам Мемнона, приводят Митридата умереть в 63 г. С другой стороны, этот расклад не работает с возрастом, назначенным Митридату Страбоном во время смерти его отца.
κοινωνὸν αὐτῷ παρὰ τοῦ πατρὸς τῆς βασιλείας καταλειφθεῖσαν,
Страбон (X, 4, 10) утверждает, что после смерти Евергета наследование перешло к его жене и детям, но лишь один из них, Митридат, унаследовал трон, что подтверждается двумя делосскими надписями, в которых упоминаются два брата, но только Митридат носит царский титул, хотя согласно некоторым представляется сомнительным, что его брат не был также назван наследником, как и Евпатор. Что касается Юстина (XXXVII, 2, 4), он указывает на опекунов (tutores), которые, возможно, консультировали царицу–мать и обладали реальной властью.
На первый взгляд неясно, идет ли речь в завещании Евергета о совместной власти матери и сына, или же это просто регентство царицы до тех пор, пока Евпатор не станет достаточно взрослым, чтобы править самостоятельно. Однако я предпочла бы поддержать первую гипотезу из–за терминов, используемых Мемноном: «оставленную ему отцом соправительницей царства».
Я сделала сравнение между правопреемством Евергета и наследованием тиранов Гераклеи и Никомеда I. Синтаксис, используемый Мемноном в этих четырех случаях, явно не совпадает. Прежде всего, я приведу пример Сатира (F 2.1), брата Клеарха, тирана Гераклеи Понтийской: в его случае, Мемнон использует выражение, которое явно указывает на Сатира в качестве опекуна своих племянников: «затем он осуществлял регентство, а затем еще при жизни передал власть своим племянникам, когда они достигли соответствующего возраста, чтобы заниматься делами города». Другой пример, который я выбрала, касается Дионисия Гераклейского, сына Клеарха (F 4.8), наследование которого после его смерти переходит к его жене Амастриде и его детям. Здесь снова термины, используемые Мемноном, создают другую ситуацию: похоже, что Амастрида остается «абсолютным сувереном и опекуном своих детей». Различие между этими двумя функциями налицо. Наконец, Мемнон сообщает о наследовании Никомеда I (F 14.1) в следующих выражениях: «дети, которых царь имел от этой женщины, были в младенчестве; в момент своей смерти он в письменном виде назначил детей своей второй жены наследниками и дал им в качестве опекунов Птолемея, Антигона, народы Византия, Гераклеи и Киоса». В последнем примере Мемнон снова использует слово ἐπίτροποι для обозначения опекунов несовершеннолетних детей Никомеда I.
Эти примеры иллюстрируют четыре разных случая, и, на мой взгляд, Мемнон использовал бы ἐπίτροπος, если бы это было регентство, а не совместное правление. С этой точки зрения можно было бы считать, что царица–мать должна сначала осуществлять регентство от имени своего несовершеннолетнего сына, а когда последний достигнет надлежащего возраста для правления, она должна была разделить власть с Митридатом. Однако передачи или разделения власти не произошло, поскольку в результате государственного переворота, обстоятельства которого неизвестны, Митридат захватил власть, и начало его личного правления ознаменовалось убийством матери.
Рейнах указывает, что «подробности революции неизвестны, но, вероятно, Митридат воспользовался поддержкой народа и армии» (Ср. Justin, XXXVII, 3, 1, Salluste, Hist. 2, 75 M). Габелко отмечает, что Лаодика не входит в реестр правителей и что в целом царицы–регентши не включались в династические списки. И наоборот, в случае правящих цариц, их правление засчитывается в общую продолжительность царствования их династии.
μετ' οὐ πολὺ,
По словам Мемнона, смерть его матери произошла «немного погодя» после вступления Евпатора на престол. Этот хронологический указатель является не очень точным, тем более, что он связан с неверным контекстом: если мы согласны с тем, что Митридат избавился от своей матери в момент государственного переворота — или, по крайней мере, в период, близкий к его возвращению в Синопу — кажется, что гораздо более длительный интервал, чем это предполагает Мемнон, отделяет официальную интронизацию Митридата от его фактического воцарения. Так, по крайней мере, говорит Саллюстий (Hist. II, 75 M), который четко фиксирует, что Митридат в конце своего детства пришел к власти и убил свою мать.
Свидетельства о детстве Митридата сохранились у одного Юстина (XXXVII, 3, 4-8), согласно которому начало юного царя было трудным: он отправился в изгнание на семь лет из–за нависшей над ним угрозы, так как «его опекуны» несколько раз пытались его устранить. Однако этот текст вызвал значительные споры относительно того, являются ли содержащиеся в нем элементы преувеличенными или нет. Мак–Гинг считает, что факты, описанные Юстином, должны были переадресованы от своей истинной природы. По его словам, Юстин не понимает персидскую культуру, и здесь отражены основные элементы воспитания персидского дворянства, описанные Геродотом (I, 136, ср. Xenophon, Cyr. I, 2, 10; I, 4, 7-9; VIII, 1, 38). Что касается причин, приведенных Юстином для обоснования предполагаемого изгнания Митридата (Justin, XXXVII, 2, 7-8), то они также ставятся под сомнение в исследовании Г. Виденгрена. Последний свидетельствует, что обязанность молодого принца какое–то время оставаться в стороне от двора является частью иранских обычаев. Страбон (12.3.11) говорит, что Митридат родился и вырос в Синопе, но его слова не делают недействительным отрывок Юстина: Митридат вполне мог провести свое детство в Синопе, прежде чем дистанцироваться от двора — и от власти — на семь лет. Несмотря на различные возражения, высказанные против текста, кажется, что Юстин подчеркивал напряженность между Митридатом и его матерью, и это объясняет, почему Митридат избавился от нее, когда он вернулся из изгнания, то есть вскоре после фактического воцарения, а не, как предполагает Мемнон, вскоре после официального.
Для Рейнаха текст Юстина (XXXVII, 2, 4-5) иллюстрирует претензии царицы править в одиночку: с одной стороны, она «подталкивала опекунов устранить его», но этот отрывок явно не подразумевает царицу–мать. С другой стороны, он основывал свои аргументы на одном нумизматическом источнике. Но Де Каллатаи и Мак–Гинг считают, что монета, о которой идет речь, должна быть скорее отнесена к царице Лаодике, жене Митридата IV Филопатора.
Из двух надписей с Делоса, датированных 116/115 г., следует, что, в отличие от его матери, брат Евпатора оставался временно связанным с короной. Имя Митридата Хреста еще ассоциируется с именем его брата на этих двух делосских посвящениях, одно из которых чествует царя Митридата Евпатора и его брата Митридата Хреста и посвящена Зевсу Урию, что свидетельствует о том, что он был убит после его матери. Поскольку последняя не приводится вместе с сыновьями, эти посвящения относятся к временам, которые непосредственно следуют за его государственным переворотом. К сожалению, их датирование не может быть определено с уверенностью — и поэтому дата фактического воцарения Митридата остается предметом дискуссии. Предложение Де Каллатаи кажется мне удовлетворительным: в самом деле, этот последний помещает государственный переворот между осенью 113 и концом 112 г. на основе информации, содержащейся в пассаже Юстина (XXXVIII, 8, 1), что дает 23 года царствования Митридату, когда он разглагольствует перед своими солдатами в конце 89 г., то есть в начале первой митридатовой войны. Кроме того, добавив семь лет изгнания, упомянутых Юстином, к тринадцати годам Митридата в 120 году до н. э., в который он воцарился, мы приходим к тому же датированию. Наконец, этот расчет даст Митридату в 113/2 до н. э. возраст двадцати лет, который соответствует «концу детства», как у Саллюстия (Hist. II, 75 M).
μητέρα (…) δεσμωτηρίῳ κατασχὼν βίᾳ καὶ χρόνῳ ἐξανάλωσε, καὶ τὸν ἀδελφὸν ἀπέκτεινε,
Существуют разные версии смерти матери Митридата. У Мемнона Митридат несет ответственность за смерть своей матери, но только косвенно: она умирает в результате плохих условий тюремного заключения. С другой стороны, для Аппиана (Mithr. 112, 549), нет сомнения, что Митридат убил свою мать и брата. В версии Саллюстия (Hist. II 75 M), царица была отравлена. С другой стороны, что касается смерти Хреста, все источники дружно делают Митридата убийцей его брата (Appian, op. cit.; Salluste, Hist. II 76 M).
Сенека Старший (Controversiae, VII, 1, 15 и VII, 3, 4) дважды называет Митридата паррицидом, но это слово может относиться к его матери, а также его брату или даже к одной из его сестер. Кроме того, по словам Юстина (38.1.1), его первым паррицидом стало убийство его сестры и жены Лаодики (37.3.6-8): «Митридат открыл свои преступления убийством жены». Значит ли это, что убийство Хреста произошло после смерти его сестры? или что Юстин не считает смерть матери убийством? К сожалению, все это остается весьма гипотетическим, поскольку, кроме того, он не упоминает об убийстве брата или смерти матери, какими бы ни были обстоятельства и виновники.
Рейнах больше доверял версии Мемнона на основе пассажа Геродота (I, 137), в котором тот указывает на «необыкновенное уважение персидских царей к их матерям и ужас персов перед паррицидом». Я не думаю, что поведение персидских царей, как сообщал Геродот в свое время, исключает возможность того, что Митридат совершил это убийство. С другой стороны, можно предположить, что обвинение Митридата в матереубийце позволило авторам подчеркнуть его брутальный характер и способствовало очернению образа этого царя, представленного как самого убийственного из всех.
φονικώτατος δ'ἐκ παιδὸς ὁ Μιθριδάτης ἦν,
Все источники согласны в представлении Митридата как убийцы (например, Appien, Mithr. 112, 549):. Однако выражение «с детства», используемое Мемноном, кажется несколько преувеличенным, учитывая возраст, в котором он должен был организовать свое первое убийство, своего шурина Ариарата VI, который был убит Гордием (Justin, XXXVIII, 1, 1). Если датирование этого преступления, зафиксированного в 116/5 г., является точным, то молодому царю тогда было 17/18 лет, что делает его уже не ребенком, а подростком.
Понятно, что примерно через пятнадцать лет Митридат не стеснялся ликвидировать, или принуждать к суициду, членов своей семьи, которые, по его мнению, представляли угрозу или препятствие его личным амбициям, конкретно мать (?), брата, племянника, сестру и жену. Однако, поместив пассаж Мемнона в контексте, можно легко понять, почему используется выражение «с детства»: определяя смерть царицы и убийство Хреста «немного погодя» после восшествия Митридата на престол, Мемнон сделал его убийцей в возрасте чуть более 13 лет, когда он действительно был ребенком. Мемнон, если бы он считал, что Митридат был старше, вероятно, использовал бы более подходящий термин ἔφηβος для обозначения молодого человека, подростка, достигшего возраста 17-18 лет в соответствии с определением у Ксенофонта, (Cyr. I, 2, 4), где ἔφηβος используется для обозначения «молодых людей» при персидском дворе.
В следующей таблице я воспроизвела хронологию, касающуюся первых лет правления Митридата, которая представляется мне наиболее убедительной, поскольку она позволяет согласовать различные данные, предоставленные литературными источниками:

В этом отрывке Мемнон указывает на первые завоевания Митридата, датируемые началом его правления.
κατεστρέψατο δὲ πολέμῳ καὶ τοὺς περὶ τὸν Φᾶσιν βασιλεῖς,
Мемнон начинает свой рассказ о завоеваниях Митридата с подчинения Колхиды, но Юстин (XXXVII, 3, 1-3; XXXVIII, 7, 4) ставит подчинение скифов сразу (statim) после воцарения молодого царя, когда последний еще был неопытен. Именно это завоевание позволило ему увеличить свою мощь (Justin, XXXVII, 3, 3). Скифы были подчинены в рамках крымских экспедиций, возглавляемых Диофантом, понтийским генералом на службе Митридата Евпатора.
Современные ученые в подавляющем большинстве согласны с тем, что экспедиция в Крым, датирование которой остается предметом обсуждения, поскольку она зависит от даты фактического захвата власти Митридатом, еще до завоевания Колхиды и Малой Армении. С другой стороны, Шелов считает, что первыми регионами, завоеванными Митридатом, были Малая Армения, которая, как он утверждал, была покорена в 113 г., и Колхида. Это датирование подтвердило бы замечания Мемнона, тем более, что единственное свидетельство, опровергающее их, принадлежит Юстину. Однако, нет никаких оснований утверждать, что данные Юстина являются более приемлемыми, чем Мемнона, за исключением, возможно, слов Страбона (XI, 2, 18; XII, 3, 28), у которого говорится, что Митридат уже был силен, когда он захватил Малую Армению и Колхиду (ср. также Appien, Mithr. 15, 53, который предполагает, что царь Понта уже приобрел новые территории, и вполне вероятно, что Страбон имеет в виду Крым).
В отличие от Мемнона, который сообщает, что Колхида была покорена силой, Юстин (XXXVIII, 7, 10) указывает, что Митридат завладел этим регионом мирно, так как это было наследство. По данным Рейнаха, «мелкие династы, ослабленные своей изоляцией, оказали лишь краткое сопротивление; многие, даже привлеченные царскими щедротами, охотно отреклись от престола в его пользу». Что касается статуса Колхиды, то из Аппиана ясно, что ее жители считались подданными, а не просто союзниками в 89 г.(Mithr. 15, 53), предполагая, что район был неотъемлемой частью царства Понта. Кроме того, Страбоном (XI, 2, 18) говорится, что он по–прежнему управлялся одним из митридатовых родственников; после Дарданского договора, осенью 85 г., Митридат был вынужден отправить одного из своих сыновей, также Митридата (Филопатора Филадельфа) в качестве губернатора, чтобы успокоить мятежных жителей Колхиды(Appien, Mithr. 64, 265-266). Но Евпатор, опасаясь, что амбиции последнего побудят его провозгласить себя царем, заставил его умереть. Затем управление Колхидой было поручено другому из его сыновей, Махару, который уже был губернатором Боспора (см. Memnon F 37.4).
ἕως τῶν κλιμάτων τῶν ὑπὲρ τὸν Καύκασον,
Страбон рассказывает о завоевании Митридатом народов, проживающих между Фасисом и Кавказом (XI, 2, 13-14). Это подчинение позволяет Пелопиду, который был послан Митридатом к римским генералам в 89 году, провозгласить, что Митридат накануне первой митридатовой войны имел в своем распоряжении «все народы, граничащие с Танаисом, Истром и Меотийским озером» (Appien, Mithr. 15, 53). Однако отношения между Евпатором и этим регионом запутанны, особенно когда речь идет об определении связей между царем Понта и гениохами и ахейцами. Сам Аппиан противоречит себе, поскольку он представляет ахейцев иногда как врагов Митридата (Mithr. 67, 282: вскоре после второй войны; Mithr. 102, 470: во время третьей войны), иногда как союзников (Mithr. 69, 292: во время третьей войны). С другой стороны, для Страбона, ахейцы были друзьями, в отличие от зигов, которые были враждебны Евпатору (XI, 2, 13). В случае с гениохами, оба автора, похоже, согласны, чтобы сделать их союзниками царя Понта (Appien, Mithr. 69, 292; Strabo, XI, 2, 13). Эти разногласия, безусловно, показывают, что их подчинение не было окончательным, и демонстрируют, как трудно было Митридату заручиться их поддержкой. Юстин (XXXVIII, 3, 6) указывает, что царь Понта в своих планах войны против Рима стремился обеспечить союз варварских народов, награждая их различными благами.
τὴν ἀρχὴν ηὔξησε,
Расширение его царства, представленное Юстином (XXXVII, 3, 3) и Страбоном (XI, 2, 18; XII, 3, 28) как следствие завоевания скифских территорий, не ограничивалось только колхидским и кавказским регионами. Митридат также захватил Малую Армению, которая, согласно Страбону (XII, 3, 28), была передана Митридату его последним законным царем, Антипатром. До вторжения в Каппадокию (ср. F 22.1), Митридат уже сделался владыкой Галатии и части Пафлагонии (Justin, XXXVII, 3; XXXVIII, 7). Наконец, замечания Юстина о том, что Евпатор захватил Понт, перекликаются с замечаниями Страбона, который утверждает, что правая сторона Понта, территории между Колхидой и Гераклеей, находились под контролем царя (Страбон, XII, 3, 1-2).
καὶ ἐπὶ μέγα ἀλαζονείας ἐξώγκωτο,
Это замечание нетривиально, поскольку Мемнон, похоже, подразумевает, что Митридат хотел расширить свое царство и увеличить свою власть вследствие своей гордыни. Именно в этом месте повествования это выражение обретает полный смысл, поскольку оно позволяет установить связь между различными фрагментами. Его амбициозный характер объясняет, почему он распространил свою власть в Каппадокии (F 22.1) и тем самым вызвал беспокойство римлян, упомянутое в следующем фрагменте. Поэтому вполне возможно, что Мемнон будет считать царя Понта, из–за его характера, истинной причиной войны. Опять же, Мемнон обосновывает состояние дел характером ответственного за них человека. Аналогично и притязания Клеарха на божественность являются, по словам Мемнона, результатом его претенциозного характера (F 1.1). Однако следует отметить, что вмешательство Евпатора в Крым связано в первый раз с «приглашением» со стороны Херсонеса Таврического, который попросил царя Понта стать покровителем (простатом) города (Страбон, VII, 4, 3), который стал жертвой набегов варваров.

Этот отрывок особенно проблематичен, поскольку, с одной стороны, в нем подчеркивается любопытный повтор о скифских царях, создающее, на первый взгляд, впечатление, что Мемнон (или Фотий?) противоречит самому себе и, с другой стороны, двусмысленный характер его содержания привел к различным исправлениям со стороны издателей.
τοῖς Σκυθῶν βασιλεῦσιν ἐψηφίσαντο πατρῴας αὐτὸν τὰς ἀρχὰς ἀποκαταστῆναι,
Я решила воспроизвести текст в том виде, в каком он содержится в различных изданиях Беккера, Мюллера, Якоби и Анри, без каких–либо исправлений. Было сформулировано несколько толкований этого отрывка, и для некоторых из них возникла необходимость в исправлении текста Мемнона, в частности, для первой части отрывка.
Тот факт, что скифские цари были названы в числе союзников Митридата, когда Митридат должен был вернуть им их царства, показывает, на первый взгляд, что приказ, данный римлянами царю Понта, не был выполнен. Именно поэтому Орелли предположил, что в первом предложении отрывка вместо «скифским царям» мы должны читать «фригийским царям» на основе известного вмешательства римлян в дела Фригии. Орелли сделал поправку выведя ее из Аппиана (Mithr. 13, 45). В этом отрывке речь идет о приказе римлян Митридату оставить в покое Фригию. Вмешательство Рима, однако, заключалось в том, чтобы отделить Фригию от Понта и аннексировать ее, а не вернуть фригийским царям (ср. Appien, Mithr. 11, 34; 12, 39; 13, 45; 15,.51; 56, 228; Юстин, XXXVIII, 5, 3, помещает этот эпизод в детство Митридата). Фригия была частью Пергамского царства, завещанного его последним царем Атталом III Риму, а затем передана Римом Митридату V Евергету, и трудно понять, что это за фригийские цари, которым страна должна была быть возвращена. Поэтому я считаю нецелесообразным исправлять текст так, как предложил Орелли.
Скифы были покорены в первые годы правления Митридата. На самом деле, к недавно утвердившемуся царю Понта обратились с призывом о помощи крымские греки (Страбон, VII, 4, 3), которым угрожали скифские племена под водительством Скилура и его сыновей (Страбон, VII, и 3, 17; VII, 4, 3; VII, 4, 7). Именно потому, чтобы сохранить свою независимость, Херсонес Таврический и Боспор Киммерийский обратились к Митридату и искали его защиты, без сомнения, заранее не принимая никакой формы подчинения. Скифы были подчинены Диофантом, понтийским генералом на службе у Евпатора. Помимо некоторых отрывков из Страбона (VII, 4, 7; VII, 3, 17), этот эпизод в основном задокументирован надписью, которая сообщает об экспедиции под руководством Диофанта, направленной для спасения херсонесцов. По окончании этой кампании, которая длилась четыре года, Митридат добавляет к своему царству Крым (Appien, Mithr. 13, 43: ), территории его скифских врагов и Киммерийский Боспор, который его союзник, Спартокид Перисад ему уступил (Страбон, VII, 4, 4; VII, 4, 7). Затем влияние царя Понта распространилось до Ольвии.
Некоторые современные исследователи предположили, что скифы действительно ездили в Рим жаловаться на Митридата. По их мнению, если скифы упоминаются среди союзников Митридата во второй части мемнонова пассажа, то просто потому, что Митридат не вернул Скифию их царям. Именно это мнение Рейнаха предполагает, что скифские принцы, сыновья Скилура, пришли в сенат с осуждением узурпаций Митридата (см. Страбон VII, 3, 17; VII, 4, 3-4). Скифы не были в числе клиентов Рима, но завоевания царя Понта нарушили основополагающий принцип, установленный после разгрома Антиоха III при заключении Апамейского мира, согласно которому цари Азии должны были воздерживаться от любого вторжения на европейскую территорию. Именно на этот договор указывают вифинские послы, которые пришли с жалобой на царя Понта перед представителями Рима (Appien, Mithr. 13. 43). Эти сыновья Скилура, как сообщается, предшествовали пафлагонцам, которые после разделения Пафлагонии между Митридатом Евпатором и Никомедом III весной 104 г.(?), пошли жаловаться в Рим (Justin, XXXVII, 4).
Шервин–Уайт вслед за Рейнахом считает, что послушание Митридата не было полным, так как скифы всегда упоминаются среди союзников Митридата во время войны. Именно так надо понимать слова Мемнона, что он без спешки подчинялся приказам римлян».
Другое толкование этого отрывка сформулировано Янке, который оспаривает предложение Рейнаха, поскольку в источниках нет свидетельств того, что послы скифов посетили Рим, и никаких решений сената, которые приказывали Митридату вернуть царства правителям скифам, не упоминается параллельными источниками. Янке опровергает мысль о том, что римляне отдали подобный приказ, потому что, по его мнению, Мемнон показал, что римляне не проявляли никакого интереса к столь отдаленному району, каким был Крым. Он считает, что выражение «расширил свое царство» (F 22.3) относится к завоеваниям Митридата в Малой Азии, и Мемнон не упоминает о вмешательстве римлян в этом регионе. Поэтому он считает, что было бы странно, если бы Рим интересовался Крымом, а не Малой Азией. Наконец, другой проблематичный пассаж фрагмента касается послушания Митридата: «повиновался предписаниям». Янке считает, что Крым все еще находится под понтийским контролем в 65 г. до н. э. и поэтому он не может вернуть скифам их царства, тем более, что в параллельных источниках не упоминается о завоевании этих территорий Митридатом.
Столкнувшись с этими различными противоречиями, Янке пришел к выводу, что этот отрывок несет на себе отпечаток неудачного вмешательства Фотия в изначальную работу Мемнона. Фотий перепутал распоряжение сената Митридату об эвакуации его азиатских завоеваний с замечанием Мемнона о завоеваниях Митридата на севере. В результате, как видно из текста, получается приказ о возвращении Скифии ее правителям, приказ, которого не существовало.
Намек на подчинение скифов Митридатом должно быть первоначально принадлежал резюме Мемнона о первых завоеваниях Евпатора, и у нас есть пассаж, изученный в предыдущем фрагменте. Интерпретация Янке по этому вопросу кажется мне интересной, потому что, признав, что Фотий вмешался в исходный текст, резюме о первых завоеваниях Митридата, как оно появляется в предыдущем фрагменте, принимает другой аспект. Фактически, больше не нужно думать, что Мемнон считал Колхиду первым завоеванием Митридата, что сделало бы его противоречащим Страбону (XI, 2, 18 и XII, 3, 28) и Юстину (XXXVII, 3, 2-3), которые оба указывают, что Митридат аннексирует сперва ее. Очевидно, что наш автор не игнорировал подчинение скифов: просто его изложение, как оно пришло к нам, ничего не говорит об условиях, в которых они были подчинены.
Замечание Мемнона о предписании римлян Митридату также было изменено Фотием, поместившим его по мнению Янке в неверном контексте. Действительно, нет никаких свидетельств, что посольство скифов посетило Рим. С другой стороны, источники с точностью документируют римское вмешательство в Малой Азии и послушание Митридата, два элемента, о которых сообщает Мемнон, но в отношении Скифии.
По предположению Янке, этот эпизод должен быть помещен после оккупации Каппадокии в 100/99 году, о которой говорится в F 22.1 и завершает тем самым резюме о первых завоеваниях Митридата. Однако еще предстоит определить, на какой римский ультиматум указывал Мемнон в своей изначальной работе. Источники сообщают, что Рим дважды приказал Митридату эвакуировать Каппадокию. Прежде чем более подробно проанализировать этот отрывок, представляется необходимым кратко напомнить о различных митридатовых оккупациях Каппадокии, которые привели римлян к вторжению в Малую Азию.:
- 100/99 г.: после убийства Ариарата VII Митридат поместил своего сына, Ариарата IX, на троне Каппадокии, с Гордием как регентом (Memnon F 22.1; Justin, XXXVIII, 1, 6 -10; Trogue, prol. 38). Каппадокийцы вскоре выразили свое недовольство и снова призвали брата убитого молодого правителя, Ариарата VIII, который недолго оставался на троне, так как в конце 98 года он был быстро изгнан царем Понта. Смерть Ариарата VIII не уничтожила оппозицию Митридату. В самом деле, в то время как он занял Каппадокию во второй раз, поместив Ариарата IX на престол вторично, на царство вскоре претендует так называемый сын Ариарата VI, посланный Никомедом III Вифинским в Рим (Justin XXXVIII, 2, 1-5).
— Начало 97 г. самое раннее, конец 96 г. самое позднее: римляне, не одураченные истинными намерениями двух царей, приказали Митридату и Никомеду очистить Каппадокию и Пафлагонию соответственно (Justin, XXXVIII, 2, 6).
— 96/95 г.: Каппадокия объявляется римлянами свободной, а Ариобарзан с согласия Рима избирается каппадокийцами на престол Каппадокии (Justin, XXXVIII, 2, 7-8).
— 95 г.: Тигран всходит на престол Армении (Justin XXXVIII, 3, 1).
— Начало 94 г.: Митридат через Гордия толкает Тиграна на войну с Ариобарзаном, который бежал в Рим. Каппадокия снова контролируется Евпатором (Justin, XXXVIII, 3, 2-3).
— Конец 94 г. самое позднее: Сулла, посланный сенатом, изгоняет Гордия и восстанавливает Ариобарзана на троне Каппадокии (Plutarque, Sylla, 5, 6-7; Appien, Mithr. 10, 31).
διʼ ἃ μᾶλλον Ῥωμαῖοι τὴν αὐτοῦ διάνοιαν ὕποπτον ποιούμενοι
Если предположить, что мы находимся среди путаницы Фотия, я не буду следовать Янке по тому факту, что римский ультиматум, о котором мы говорим здесь, будет адресован Митридату и Никомеду. Рим приказал им вернуть домены царям Каппадокии и Пафлагонии, и Митридат из–за случая потерял завоевания последних двенадцати лет в Малой Азии.
Мемнон считает, что приказ об эвакуации завоеванной территории является прямым выражением римских подозрений в территориальной экспансии Понтийского царства за пределы его изначальных границ. Аппиан (Mithr. 10, 31) и Плутарх (Sylla, 5, 6) также говорят о недоверии римлян. Оба считают, что увеличение царства Митридата побудило сенат приказать ему уйти из Каппадокии и вернуть трон Ариобарзану. Однако, учитывая то, что Мемнон говорит в остальной части своего отрывка, здесь не может быть и речи о римском ультиматуме, о котором сообщили эти два автора. Действительно, согласно Мемнону, Митридат для вида повиновался римлянам. Правда, Аппиан и Плутарх свидетельствуют о том, что Митридат подчинился римскому решению, и первый уточняет (Mithr. 10, 32), что Митридат «снес это оскорбление». Однако, по словам Плутарха, римляне не просто отдали приказ Митридату уступить место Ариобарзану, но для восстановления царя Каппадокии был отправлен Сулла, а Гордий был изгнан лишь после военных действий к концу 94 года. И наоборот, у Мемнона не упоминается ни одной римской интервенции.
Мемнон уточняет, что при подчинении римлянам Митридат заручился альянсами с некоторыми державами и, в частности, с Тиграном. В результате этого союза между Митридатом и царем Армении Ариобарзан был изгнан из Каппадокии (Justin, XXXVIII, 3,1-3): в этих условиях мне кажется более уместным думать, что Мемнон, если признать, что нас путает Фотий, указал на приказ Митридата очистить Каппадокию в конце 97/конце 96 г. В отличие от рассказов Аппиана и Плутарха, ситуация, о которой говорил Юстин, по моему мнению, больше соответствует словам Мемнона. Действительно, по словам Юстина (XXXVIII, 2, 6-8), после того, как Митридат приказал очистить Каппадокию, римляне водворили Ариобарзан на троне, вероятно, в течение 96/95 года. Следовательно, это предполагает, что Митридат повиновался, по крайней мере, в течение некоторого времени, адресованному ему приказу. В тот же период, в 95 году, Тигран стал царем Армении, и Митридат сразу же стал стремиться сделать его союзником. Через Гордия Митридат побуждает его вторгнуться в Каппадокию: армянин вторгается, изгоняет Ариобарзана и восстанавливает сына Митридата. Союз между Арменией и Понтом (Appien, Mithr. 13, 44; 15, 54; Justin, XXXVIII, 3, 1-3; 3, 5) также скреплен браком между Тиграном и Клеопатрой, дочерью Евпатора.
В свете этих событий, выражение «подчинялся предписаниям без особого рвения» приобретет свой полный смысл. Для Шервин–Уайта это было свидетельством того, что приказ римлян отдать скифским царям их царства выполнялся не полностью. Однако, если признать, что римский приказ касается Каппадокии, подобное толкование больше не является необходимым. Митридат уступил этому ультиматуму (вернуть Каппадокию) в 97/6 г., ибо он знал, что в то время он не мог противостоять римлянам: перевод, предложенный Анри, «благоразумно уступая их предписаниям», хорошо иллюстрирует, что это послушание Евпатора было только показным и временным. Его подчинение дало ему время для создания альянсов, которые в свое время позволили бы ему реализовать его проекты: первый из них не заставил себя долго ждать, так как изгнание Ариобарзана его новым армянским союзником позволило ему восстановить контроль над Каппадокией. Но согласно Юстину (XXXVIII, 3, 1), этот союз имел гораздо большее предназначение, так как Митридат намеревался воевать с римлянами. Следовательно, подчинение Митридата будет скорее стратегией, чем просто предусмотрительностью.
Интерпретация Янке показалась мне очень интересной, и я проанализировала текст Мемнона, исходя из предположения, что распоряжение, данное Митридату сенатом, существовало. Однако высказывания Хайнена по поводу аргументации Янке открывают новый взгляд на этот фрагмент, поскольку, по его мнению, информация Мемнона о приказе, отправленном римлянами Митридату, приглашающем его вернуть царства скифским князьям, хотя и представляет собой единичное свидетельство, не должно быть полностью отвергнуто.
Хайнен попытался доказать, что возражения Янке против возможного интереса Рима к северу Евксинского Понта недействительны, так как отношения между этой частью Черного моря и римлянами были вполне устоявшимися, даже при упоминании надписи со ссылкой на договор, заключенный между Фарнаком I и Херсонесом в 179 году (IOSPE I² 402). По сути, этот договор, который скрепил союз между Понтийским царством и греческим городом, был основан на принципе не нарушения дружбы (amicitia) с Римом, что определенным образом свидетельствует о признании римской власти в этом регионе. Кроме того, по мнению Хайнена римляне вынуждены были обратить особое внимание на события, которые происходили на западном и северном побережьях Евксинского Понта, поскольку их зона влияния, Македония, была рядом. Скифы, распространившие свои царства на Дунайский край (Истр), отделялись от Македонии только Фракийским населением и греческими городами западного побережья Черного моря. Поэтому римляне были заинтересованы в том, чтобы с целью защиты провинции Македонии внимательно отслеживать участие скифов и прибрежного населения Черного моря в любом конфликте с азиатскими правителями.
Что касается замечания Янке о том, что Крым все еще находился в руках Митридата в 65 году, то и здесь Хайнен доказывает, что аргументация Янке ошибочна, так как в Крыму были не только царства скифов, но еще Херсонес и европейская граница Боспорского царства, которых не касалось постановление римского сената. Кроме того, в 65 году скифы были независимыми и, следовательно, не подчинялись Митридату вопреки тому, что сообщает Янке.
Конфронтация между этими различными аргументами оставляет место только для двух мнений. Во–первых, надо признать, следуя интерпретации Янке, что отрывок Мемнона — это всего лишь запутанное резюме Фотия. Во–вторых, я предполагаю, что этот отрывок Мемнона является уникальным свидетельством заинтересованности Рима в северной части Евксинского Понта. Митридат, чью экспансию Рим пытался подавить в Крыму, поддался этому приказу, считая себя еще в то время другом и союзником римлян. Однако эта трактовка поднимает еще один вопрос, открытый для обсуждения, а именно, действительно ли царь Понта подчинился римлянам и вернул царства скифским царям.
συμμάχους (…) καὶ τοὺς σκυθικοὺς βασιλεῖς,
Евпатор уже в первые годы своего правления подчинил скифов, которые, в ряде источников, появляются на стороне царя Понта в митридатовы войны. Однако природа связей между скифами и Митридатом неясна. После их подчинения скифы стали не союзниками, а подданными Митридата, который на самом деле, по словам Юстина (XXXVIII, 3, 7), имел право зачислить их в свою армию:. Напротив, они названы в числе союзников Митридата у Мемнона и у Аппиана (Mithr. 13, 44: перед первой войной); Аппиан дает им звание друзей во время первой войны (Mithr. 15, 53). Тем не менее, Мемнон говорит о союзе не со скифами, а с «царями скифов», и поэтому вполне возможно, что Митридат позволил некоторым коренным князьям управлять своими племенами со значительной независимостью. Поэтому, если одни скифские племена были непосредственно подчинены ему, то другие считались «союзниками». В конце своего правления, когда Митридат заподозрил, что его войска нелояльны, он послал своих дочерей в жены скифским князьям, чтобы получить их помощь (Appien, Mithr. 108, 516. Ср. также Justin, XXXVIII, 7, 3).
Хайнен считает, что Митридат не нарушил дружбу с Римом так резко. По его мнению, Митридат возвратил царства скифам и, завербовав их в союзники, распространил сферу своего влияния на север Черного моря. Именно так следует интерпретировать два отрывка, которые я приводила ранее: Митридат «благоразумно уступая приказам римлян», «добавил к этим махинациям другие источники конфликта». Царь Понта уступал предписаниям римлян, чтобы не нарушить дружбу, которая связывала его с Римом, но факт распространения его контроля над скифами посредством не завоеваний, а союзов, мог быть воспринят как обман. В конце 90 или 89 г., накануне начала первой митридатовой войны, послы Никомеда присоединились к римским правителям (Л. Кассию, губернатору Азии и Кв. Оппию, губернатору Памфилии–Киликии) и к членам сенатской комиссии (Аквилию и Манцину) в разоблачении воинственного внимания Митридата не только к царю Вифинии, но и к Риму (Appien, Mithr. 12. 38 - 14. 49). В свою очередь, Митридат послал жаловаться на вторжение Никомеда в его царство Пелопида. Понтийский посол высказал обеспокоенность и жалобы своего царя и обвинил не только Никомеда, но и римлян, которые не придерживались договора о дружбе и союзе между Римом и Митридатом Евпатором (Appien, Mithr. 12, 38-41).
Тем самым интерпретация Хайнена также предполагает, что Митридат, даже если бы у него было желание распространить свою власть на север Черного моря, стремился бы сохранить узы дружбы, которые связывали его с Римом.
συμμάχους δὲ Πάρθους καὶ Μήδους καὶ Τιγράνην Ἀρμένιον (…) καὶ τὸν Ἴβηρα προσηταιρίζετο,
Митридат, несомненно, пытался заключить союз с парфянами, которые представляли собой немалозначительную державу, чьи ресурсы и военная поддержка были бы выгодны царю Понта. Правда, Пелопид в 89 году называет парфянина Арсака другом Митридата. Однако, Аппиан использует термин «друг», а не «союзник» (Mithr. 15, 54). Согласно надписи с Делоса от 102/1 г., царь парфян Митридат II Арсак VII упоминается среди персонажей, почитаемых герооном Делоса, посвященным Евпатору. Кроме того, благодаря сопроводительной надписи были идентифицированы два бюста официальных представителей парфян. Наличие этих двух фигур при дворе Митридата VI и факт, что они были почтены в герооне Делоса, говорит о том, что у царя Понта и царства Арсакидов были особые отношения. Несмотря на стремление Митридата поддерживать дружеские связи с парфянским династом, последний, похоже, не оказал никакой существенной помощи царю Понта в военное время. Более того, во время третьей войны Митридат, похоже, упорствовал в своем желании вступить в союз с парфянами (Salluste, Hist. IV, 69 M; ср. Memnon F 38.8). В любом случае, дружба между Митридатом и Арсакидом не должна была волновать римлян, так как Сулла заключил договор с парфянами еще до первой войны, в период, когда его отправили в Азию восстанавливать Ариобарзана (96 г. до н. э.? Plutarque, Sylla 5, 8; Tite–Live, Per. 70; Velleius Paterculus, II, 24, 3).
В других источниках мидяне и иберы не упоминались среди союзников Митридата во время первой войны, но информация Мемнона не совсем ошибочна, поскольку эти два народа являются соседями Понта. Кроме того, возможно, что Аппиан может ссылаться на них, говоря о «других народах соседних государств» (Mithr. 13, 44). Под мидянами, вероятно, надо понимать династов Мидии Атропатены (Страбон, XI, 13, 1), области на границах Армении и Парфии, чьи цари, как говорят, заключали браки с семьями Армении, Сирии и Парфии. По мнению Ольбрихта, нередко мидяне упоминаются отдельно от парфян, хотя их территории входили в состав империи Арсакидов. По его словам, ссылка на мидян будет также применима к Великой Мидии, центром которой была Экбатана и которой управляли, как и Мидией Атропатеной, вассальные цари Арсакидов. В этом отношении замечание также относится к Тиграну, который, хотя и заключил союз с царством Понта, в начале своего правления все еще считался вассалом царя парфян. Иберы, безусловно, были зависимы от Армении (Страбон, XI, 14, 5) и, следовательно, также были вассалами парфян. Они приводятся Плутархом как поддерживающие Митридата против Помпея (Pompey, 34.6-8), около 65 г., однако, Аппиан (Mithr. 101.465-6) считает, что последние были враждебны Митридату.
Эти союзы были заключены вскоре после предписания римлян Митридату очистить Каппадокию. Это предполагало, что еще в 96/95 году царю Понта стало известно об угрозе, которую представляли римляне для его планов расширения, и что поэтому он предусмотрел необходимость дипломатической подготовки к войне против Рима. Источники подчеркивают многочисленные союзы, которыми Митридат мог воспользоваться на заре конфликта. Согласно Аппиану (Mithr. 13, 44), Митридат стремился подружиться с царями Сирии и Египта. Антиох VIII Сирийский также приводится в герооне Делоса. Однако эти монархи, похоже, не внесли вклада в Понтийскую войну. Плутарх ясно дал понять, что Птолемей оставался нейтральным во время первой войны (Lucullus, 3.1). С другой стороны, Митридат мог рассчитывать на поддержку многих народов, готовых сражаться вместе с ним: тавров (Appien, Mithr. 15, 53; 19, 71), бастарнов (Appian, op. cit.; Justin, XXXVIII, 3, 4-6), сарматов (Appian, op. cit.; Justin, op. cit.), кимвров (Justin, op. cit.), галло–греков (Justin, op. cit.) «и всех народов, граничащих с Танаисом, Истром и Меотийским озером» (Appian, op. cit.). С военной точки зрения Митридат, по–видимому, также готов к столкновению с римлянами, если верить исследованию нумизматических источников, проводимому Де Каллатаи, в то время, когда царь Понта заключает союз с Тиграном, поддерживаемый парфянами до изгнания Ариобарзана, произошедшего в начале 94 г.: по его словам, это соответствовало бы военным приготовлениям для интервенции в Каппадокию.
Представляется очевидным, что римский ультиматум 97/96 года представляет собой важный шаг в понтийской политике, поскольку Митридат предполагал начать войну с римлянами уже в 96/95 году, и он бы создал необходимые механизмы как дипломатически, так и в военном отношении. Однако его военные приготовления не отражали неминуемой перспективы длительной войны с Римом, для которой царь Понта собрал бы значительные силы в начале битвы при Амнии. В 96/95 году Митридат, безусловно, готовился к ограниченным военным действиям в Каппадокии.

προσετίθει δὲ καὶ ἑτέρας τοῦ πολέμου αἰτίας,
После восстановления Ариобарзана Суллой, вероятно, до конца 94 года, Митридат перенес свой интерес на Вифинию и тем самым спровоцировал новый источник конфликта с Римом. Когда Митридат был вынужден очистить Каппадокию в 97/96 г., он понял, что он был опасен для Рима, но, прежде всего, чтобы осуществить свои планы завоевания, он должен был изгнать римлян из Азии. Но царь Понта действует с осторожностью, не нападая непосредственно на Рим; его действия, по–видимому, направлены на царства Каппадокии и Вифинии, чьи соответствующие правители осуществляют свою власть с одобрения римского сената. Мемнон рассматривает оккупацию Каппадокии и вмешательство Митридата в дела Вифинии как источники конфликта, поскольку постоянные изгнания их правителей представляют собой реальные провокации в отношении римской власти. При этом Митридат, безусловно, осознавал последствия своих действий, которые Юстин считает объявлением войны (XXXVIII, 3, 6-7). Последний, как и Аппиан (Mithr. 13, 44), считает, что воинственные намерения Евпатора ясно демонстрируются его многочисленным вызовами римскому порядку, а также его интенсивной дипломатической и военной деятельностью.
Вифиния после смерти Никомеда III Евергета, погрузилась в кризис престолонаследия, потому что покойный царь не имел детей от своей последней жены Лаодики, а трон Вифинии был предметом спора между его двумя сыновьями, родившимися от предыдущих союзов, ни один из которых не имел характера законного брака.
Νικομήδην τὸν ἐκ Νικομήδους καὶ Νύσης,
То же отцовство у Аппиана (Mithr. 10, 32). С другой стороны, если Мемнон считает Нису матерью Никомеда IV, Граний Лициниан (29-30), напротив, говорит, что его мать была Аристоника, а Ниса, дочь Ариарата Каппадокийского, была его женой. Юстин не называет ее имени, а только говорит, что ее мать была танцовщицей (XXXVIII, 5, 10).
τῆς γὰρ ἐν τῇ Ῥώμῃ συγκλήτου Νικομήδην (…) βασιλέα Βιθυνίας καθιστώσης,
У Аппиана (Mithr. 10, 32): «получил Вифинию как отцовское наследство». Только Никомед, старший сын, был признан законным (Appien, Mithr. 13. 42) и взошел на престол как Никомед IV Филопатор. Вероятно, он начал царствовать летом 94 года с одобрения Рима.
Μιθριδάτης <Σωκράτην> τὸν Χρηστὸν ἐπικληθέντα Νικομήδει ἀντεκαθίστη,
У Мемнона стоит: Μιθριδάτης τὸν Χρηστὸν ἐπικληθέντα Νικομήδην ἀντεκαθίστη, «Митридат выдвинул со своей стороны Никомеда по прозвищу Хрест», но в других источниках Хрестом называется Сократ (Appien, Mithr. 10, 32; 13, 42; Justin, XXXVIII, 5, 8; Licinianus, 29-30).
Никомед, как и Сократ, был незаконнорожденным сыном Никомеда III. Сократ, младший, родился от греческой наложницы. По словам Грания Лициниана, Никомед III Евергет, чтобы отклонить претензии Сократа на престол Вифинии, якобы отослал его в Кизик. После смерти Никомеда III Евергета Сократ донес на жену своего сводного брата, которую он обвинил в заговоре против самого царя. Никомед IV дал ему прозвище Хреста в награду за его донос, и Сократ был отозван ко двору. Затем, последний тайно отправился в Рим, чтобы претендовать на вифинскую корону, в которой сенат ему отказал. По этой причине Сократ не решился вернуться ко двору брата и был принят Митридатом.
В отличие от Лициниана, который настаивает на намерении Сократа отстранить своего брата от престола, из текста Мемнона ясно, что именно Митридат подтолкнул Сократа изгнать своего брата с престола. Также в тексте Аппиана (Mithr. 13, 42) вифинские послы, присутствующие вместе с римскими генералами Л. Кассием и Г. Аппием и членами сенатской комиссии (Mithr. 12, 38) также настаивают на вине исключительно Митридата: согласно им, до интервенции царя Понта Хрест принял тот факт, что его брат Никомед IV осуществлял власть в Вифинии.
Митридат послал некоего Александра с заданием убить нового царя. Операция провалилась (Appian, Mithr. 57). Поэтому он горячо приветствовал Сократа Хреста, который не смог вернуться в Вифинию. Последний, вероятно, был для Митридата идеальным инструментом, чтобы избавиться от союзника римлян. В конце 93 или начале 92 года Сократ вступил в борьбу против Никомеда IV с военной помощью, оказанной царем Понта: Мемнон повторяет то же, что и Аппиан (Mithr. 10, 32): «Митридат послал против Никомеда его же брата, Сократа по прозвищу Хрест».
Согласно Аппиану (Mithr. 13, 42-46) нападение на Вифинию является скрытым действием, которое в действительности нацелено на Рим. Мак–Гинг, кажется, думает, что Митридат в начале конфликта с Вифинией вооружился, чтобы начать войну против Рима. Он считает, что значительное увеличение выпуска царских понтийских монет, наблюдаемое с 93/92 года, отражает военную подготовку Митридата к войне против римлян. A contrario, Де Каллатаи считает, что столь высокое монетное производство 93/92 г. «определенно не было мотивировано перспективой столкнуться с Римом, поскольку чеканка полностью раскрутилась только с апреля или мая 89 года, то есть до того, как войска вышли в поле». С другой стороны, этот денежный факт совпадает с отправкой понтийских войск в Вифинию для поддержки Сократа против Никомеда, о чем сообщалось в других литературных источниках.
ἐπεκράτει δ’ ὅμως ἡ Ῥωμαίων κρίσις καὶ ἄκοντος Μιθριδάτου,
С войском, предоставленным ему Митридатом, Сократ Хрест изгнал Никомеда и сел на трон Вифинии (Appien, Mithr. 10, 32; 13, 42). Юстин возложил всю вину на Митридата, так как по его словам именно он изгнал Никомеда (XXXVIII, 3, 4). Изгнание царя Вифинии должно датироваться не позднее лета 91 года, так как незадолго до сентября Никомед находился в Риме, где его защищал молодой Гортензий. Решение сената, обнародованное в 91 году, подтверждает права Никомеда (см. Tite–Live, Per. 72; Eutrope, V, 3, 1; Orose, V, 18, 8; Diodore, XXXXVII, 2, 2; Velleius Paterculus, II, 15).
Вердикт римлян восторжествовал не только в юридическом плане, так как сенат в последние месяцы 91 года принял решение отправить комиссию во главе с Манием Аквилием для восстановления Никомеда и еще Ариобарзана, который был изгнан из Каппадокии одновременно с Никомедом. Римские легаты, вероятно, прибыли в Эфес в первые месяцы 90 года. Согласно Де Каллатаи, «учитывая время, необходимое для сбора войск, маловероятно, что две реставрации состоялись ранее лета 90 года».
Так единственно ли Митридат виноват в войне согласно Мемнону?
Вмешательство Фотия в исходный текст этого фрагмента, хотя и заметное в некоторых местах, не полностью стирает исследование Мемнона о причинах первой митридатовой войны. Очевидно, что Мемнон проводит различие между основной причиной войны, то есть самим царем Митридатом и кажущимися причинами: оккупацией Каппадокии и вмешательством в дела Вифинии. Его рассказ подчеркивает неизбежность войны между Римом и Митридатом.
С другой стороны, текст Мемнона не касается событий, приведших, строго говоря, к возникновению вооруженного конфликта. Никаких упоминаний о миссии Аквилия и даже о рейде Никомеда IV на понтийскую территорию не имеется. Хотя действия и характер Митридата делают войну против Рима неизбежной, его ответственность за начало конфликта более нюансирована у некоторых авторов. После восстановления Ариобарзана и Никомеда IV на их тронах, Аквилий заставил их вторгнуться на понтийскую территорию, чтобы спровоцировать войну против Митридата (Appien, Mithr. 11, Justin XXXVIII, 5, 10). Никомед IV в конце концов согласился разграбить территорию Понта (Appien, op. cit.). Аквилий, безусловно, сомневался в провокации этого вторжения на территорию Понта. Аппиан (Mithr. 17, 59) подчеркивает, что Аквилий не представлял официальную политику сената. Что касается авторов, представляющих версию Ливия, они признают рейд, оправдывая римлян (Florus, I, 40, 3; Eutropius V, 5; Орозий, VI, 2, 1 не упоминает этот эпизод). В любом случае, по словам Аппиана, Митридату нужны были лучшие причины, чтобы начать столь важную войну и позволить Никомеду вторгнуться на его территорию. В свою очередь, Аппиан считает, что Митридат был готов вести войну. Однако, нумизматические источники, как уже подчеркивалось, не идут в этом направлении, и войска, похоже, были собраны лишь за короткое время до начала кампании.
С другой стороны все указывает на то, что Митридат ожидал, пока римляне спровоцируют войну, а Аквилий и Никомед собирались предоставить ему casus belli. Митридат отправил Пелопида жаловаться на Гая Кассия и Мания Аквилия осенью 90 г.; Аппиан (Mithr. 12-14) сообщает об этом посольстве, которое заканчивается отказом римлян дать выигрыш делу Митридата. Царь Понта решает отреагировать на это оскорбление, отправив своего сына Ариарата IX повторно изгнать Ариобарзана в конце 90 или начале 89 г. (Appian, Mithr. 15, 50). Пелопид был снова послан к римлянам для окончательного предложения арбитража Кассию и Аквилию: или Митридат, зная заранее, что римляне будут поддерживать свою позицию, проявляет себя до последнего момента как разумный человек. Его поведение является показательным, потому что, представляя себя обороняющейся стороной, а не агрессором, он может тем самым претендовать на то, чтобы стать жертвой римского гнета. Поэтому Аквилий предлагает Митридату возможность наконец начать против Рима войну, к которой он давно стремился, не начав ее сам, по крайней мере, внешне. Митридат был тем более заинтересован в этой возможности, поскольку Рим, вероятно, не был готов к предстоящей войне. Римляне в то время (весной 89 г.) были заняты Союзнической войной.
Глью не разделяет мнения некоторых современных ученых, которые, согласившись с замечаниями Юстина (XXXVIII, 3, 7), полагают, что Митридат давно решил воевать с римлянами. По его словам, царь Понта принял решение лишь незадолго до начала войны, и поэтому Рим был застигнут врасплох. Я думаю, что его замечания должны быть нюансированы, если мы проводим различие между неизбежностью войны и прямой угрозой. Конечно, Митридат хотел начать войну с римлянами, поскольку последние препятствовали его амбициям, вероятно, еще в 96/95 году; но его стратегия, безусловно, подразумевала, что именно римляне начали военные действия, поэтому его неформальное подчинение связано с различными провокациями. С тех пор военные приготовления, необходимые для начала долгой войны против Рима, вполне могли быть сделаны в последний момент, когда Аквилий предоставил ему casus belli, а не в тот момент, когда он понял, что война против Рима будет неизбежна. С одной стороны, армия потребовала бы значительных затрат, а с другой стороны, Митридат уже собрал войска и союзников, готовых сражаться вместе с ним.
Мысль, что Митридат планировал войну против Рима, предполагает, что царь Понта разработал настоящую стратегию, которая, прежде всего, требует благоразумия и терпения. Эта гипотеза кажется амбициозной, но не невозможной. В самом деле, деятельность Митридата в Малой Азии не является для него особенной, так как до него его дед и отец пытались подчинить Каппадокию и Вифинию. Но в отличие от своих предшественников Митридат действовал предусмотрительно. Он пытался удержать их под своим влиянием, через различных посредников, не присоединяя прямо к своему царству. Он воспринял идею предшественников, но по–другому: Каппадокия находилась под понтийским влиянием (вследствие брака его сестры и Ариарата VI), Вифиния была его союзницей: следовательно, потенциальная оппозиция Евпатору была не так велика. Ситуация была иной в Пафлагонии и Галатии, которые не были едиными царствами. Когда Никомед вторгся в Каппадокию и женился на Лаодике, Евпатор продолжал проводить политику косвенного контроля: он посадил на трон своего племянника. Хотя его намерения ясны, его благоразумие сыграло решающую роль. Тем не менее следует признать, что ответственность Аквилия за начало военных действий является делом случая, но счастливым совпадением для Евпатора.
Остается задаться вопросом, действительно ли римляне, хотя и беспокоились, осознавали опасность, представляемую Митридатом. В какой–то степени можно было бы предположить, что осознавали, учитывая слова Плутарха (Marius, 31), согласно которому, когда Марий отправлялся на Восток, уже считалось, что война неизбежна. Однако римляне, вероятно, не ожидали вести столь важную войну в то время, когда она началась, поскольку военные действия были начаты без согласия сената. Кроме того, кажущееся подчинение Митридата их приказам об эвакуации, и до восстановления двух царей Аквилием, должно было сделать понтийские намерения неясными. Следовательно, можно было бы подумать, что до 91 года с римской точки зрения война не была неизбежной, так как царь Понта трижды позволял приказывать сенату. Следующая последовательность событий раскрывает решающие этапы начала римско–понтийских военных действий:
— 97/96: римский приказ об эвакуации Каппадокии: Митридат понимает, что римляне препятствуют его амбициям.
— 96/95: Митридат начинает свою дипломатическую деятельность: он осознает неизбежность войны против Рима.
—- 94 — лето 90: различные действия Митридата в Каппадокии и Вифинии, которые представляют собой провокации по отношению к римлянам = Мемнон здесь заканчивает свой рассказ о причинах войны.
— Конец 90: Никомед совершил налет на Понт.
— Конец 90 — начало 89: новое изгнание Ариобарзана: осознание неизбежности войны.
— Весна 89: начало военной кампании (которая соответствует возобновлению чеканки на Понте в апреле или мае 89?).

Молчание хроники Мемнона о набеге Никомеда на понтийскую территорию можно рассматривать как следствие вмешательства Фотия, однако, на мой взгляд, можно рассмотреть и другую гипотезу. Действительно, Мемнон, конечно, считал, что этот период, как раз перед кампанией на Амнии, не был решающим, чтобы понять причины, по которым началась эта война. Он показал, насколько неизбежным стал конфликт ввиду действий Митридата. Для него было важно знать не когда и как началась война, а почему. Поэтому вполне вероятно, что Митридат был, с точки зрения Мемнона, — который изображает его как персонажа, чьи действия продиктованы его убийственным, гордым и амбициозным характером, — готов на все, чтобы осуществить свои планы завоеваний и, по этим причинам, должен был нести полную ответственность за войну против Рима.