Из Книги Двенадцатой
Пирр, единственный художник военного искусства, лучший впрочем в сражении, чем на войне. (Sеrv. ad Virg. Aеn. I. 456).
Из Книги Тринадцатой
О том, что наши предки употребляли колесницы с косами, упоминают и Ливий, и Саллюстий, Sеrv. ad Virg. Aеn. I. 476).
Из Книги Пятнадцатой
И своего частного достояния было бы с нас довольно (Priscian. lib, XV p. 1009, ed, Putsch, Vol. I, p. 620 еd, Krеhl).
Из Книги Шестнадцатой
Сихей прозван Сихарбас; Бел, Дидоны отец — Метрес; Карфаген от Картады — как находим в истории Карфагенян, и в Ливие. (Sеrv. ad Virg. Aеn. I p. 343.)
Карфаген, на Пуническом (Карфагенском) языке значит: новый город, о нем говорит Ливий. (Sеrv. ad Virg. Aеn. I. 366).
Битиас был начальником Пунического флота, по словам Ливия. (Sеrv. ad. Virg, Aеn. I. 738).
Из Книги Семнадцатой
Pridiе Nonas. Pridiе Idus [1]). Prisе. Lib. XIV p. еd. Putsch Vol. I p. 601 еd. Krеhl.
Из Книги Восемнадцатой
Imbеrbеs (безбородые) Charis, lib. I p, 74 ad. Putsch.
Любопытно и красноречиво рассказывает Т. Ливии о змее. Он говорит, что у реки Баграды был такой огромный уж, что он не допускал воинов Атилия Регула пользоваться водою из реки; много воинов поглотил он своею огромною пастью, еще больше сдавил в кольцах хвоста; он не мог быть проколот бросаемыми в него дротиками; наконец со всех сторон стали действовать против него стенобитными орудиями, метавшими в него большие и тяжелые каменья. Он пал, но для всех когорт и легионов вид его был страшнее самого Карфагена. Кровью своею испортил он воду реки, а ядовитые испарения лежавшего трупа отравили воздух до такой степени, что Римляне должны была отнести лагерь далее. Ливий уверяет, что когда этого животного, величиною в сто двадцать футов, отослана в город. (Val. Max. I. 8. еxt. 19).
Из Книги Девятнадцатой
Третьи (столетние) игры были, по словам Антиата и Ливия в консульство П. Клавдия Пульхра и К. Юния Пулла, (Censorin dе Diе Nat. cap. 17).
Ливий пишет, что один Римский вождь, желая идти на войну, но встречая препятствие со стороны трибуна народного, велел принести цыплят. Когда они не клевали предложенную им пищу, то консул, насмехался над дурным предзнаменованием: «пусть пью» сказал, и велел бросить их в Тибр; а сам, победителем возвращаясь из Африки, утонул со всеми, кто при нем находились. Sеrv. ad Virg, Aеn. VI. 198.
Из Книги Двадцать Второй
Оправясь он подошел с небольшим отрядом к стенам Алифаса, как вдруг ушел из города слон в военной сбруе; консул взял его силою, избив тех, которые на нем находились и оставил его для сражения. Но на другой день жители города произвели нападение на немногих рассеявшихся Римлян и слона опять захватили. И жители, город, дотоле называемый Руфрин, переименовали в Алифас оттого, что хорошее предзнаменование последовало за дурным.
Этот, довольно бессмысленный, отрывок, по мнению критиков, должен находиться в Лив. XXII, 18, 5, после слов: «стал над Алифасом в месте высоком и укрепленном».
Из Книги Сорок Девятой
О четвертом праздновании столетних игр есть троякое мление: Антиас, Варрон и Ливий утверждают, что они совершались в консульство Л. Марка Цензорина и М. Манилия, в шестьсот пятый год от построения Рима.
Из Книги Пятьдесят Шестой
Говорят, что Помпей притворился больным для того, чтобы не присутствовать при покорности Нумантинцев, и тем их не раздражить, Prisеian. Lib. XVIII p. 1198 еd. Putsch. Vol. II p. 240 еd. Krеhl.
Из Книги Семьдесят Седьмой
Сулла вступил в самый знатный брак, женившись на Цецилие, вдове Великого Первосвященника. По этому поводу чернь сложила про него много позорных песен, да и не мало знатных лиц ему завидовало и недостойным женщины считали того, кого признали достойным консульства. (Plut. Sulla, cap. 6).
Как только Сулла, действуя против Мария, пододвинул лагерь к городу, то, по словам Ливия, до того благоприятны были предзнаменования внутренностей приносившего жертвы, что гадатель Постумий вызвался, чтобы его отдали под стражу и казнили смертью, если только Сулла, при помощи богов, не получит всего, чего желает (August, dе civ. Dеi II. 24 Cp. Plutarch. Sull. c. 9).
Из Книги Восемьдесят Третьей
Когда были опрокинуты и сожжены, вместе с городом все изображения богов, только одно изображение Минервы, говорит Ливий, осталось невредимым, как уверяют, под развалинами её храма. (August, dе Civ. Dеi, III, 7, Cp. Frеinshеm. Supplеm. cap. 7).
Из Книги Девяносто Первой
(Контребийцы, сверх всего прочего, теснимые сильным голодом, после многих тщетных усилий отразить войну от города и стен, брошенными со стены огнями, повредили осадные работы Сертория. Башня о нескольких этажах, превосходившая вышиною все укрепления города, охвачена была сильным пламенем и упала со страшным треском). В следующую ночь вождь не смыкал глаз и на рассвете, к удивлению неприятелей, на том же месте воздвиглась другая башня. Вместе с тем башня города, у которой основание было подрыто, покрылась громкими трещинами и начала гореть, подожженная факелами: испуганные опасением и пожара и гибели, Контребийцы в трепете бегут со стен. Поднялся общий крик всех жителей, чтобы немедленно были отправлены послы с изъявлением покорности. Такие доблесть, которая раздражала во время осады, победителя сделала снисходительнее. Взяты заложники, наложен небольшой денежный штраф, но оружие все отобрано. Свободного состояния перебежчиков он велел привести к себе, а перебежчиков, которых было гораздо больше, он приказал жителям умертвить; заколов их, бросили со стен. С большею потерею воинов после сорока четырехдневной осады взяв Контребию, он оставил там Л. Юстея (с сильным гарнизоном), а сам привел войска к реке Иберу. Тут, устроив зимние помещения для войск подле города, называемого Элиевы лагери, он сам оставался в лагере, и между прочим держал в городе сейм союзных городов. По всей провинции он приказал заготовить оружие согласно со средствами каждого народа. Осмотрев его, он приказал воинам принести все оружие, которое сделалось бесполезным или от частых походов, или от сражений и осадных действий. И конницу снабдил он новым оружием; распределил одежды, заготовленные ранее и раздал жалованье. Тщательно разыскал он отовсюду кузнецов; устроив общественные кузницы, он их сейчас употребил в дело, назначив срочную на каждый день работу. Разом заготовлялись все принадлежности войны: у мастеров не было недостатка в материале при усердии жителей всех городов доставлять его, и ни для одной работы не оказывалось недостатка в мастерах. Созвав потом посольства всех городов и народов, он благодарил за исправную доставку всего, что требовалось для пеших войск; изложил им, какие меры принял для защиты союзников, какие против враждебных городов и убеждал не ослабевать усердием на остальное время войны; в немногих словах представил он им, до какой степени важно для Испании — если он (Серторий) останется победителем. Распустив сейм и приказав всем благонадежными разойтись по городам, в начале весны, отправил М. Перперну с двадцатью тысячами пехоты и полутора тысячью конницы, к народу Илеркаонов для прикрытия морского берега той страны. Дал наставление какими путями вести для защиты союзных городов, на которые нападал Помпей, и как на войско самого Помпея напасть из засады. В тоже время он отправил письма к Гереннулею, находившемуся в тех местах, и в другую провинцию к Л. Гиртулею, давая ему наказ, как он полагает, чтобы ведены были военные действия: в особенности так защищать союзные города, чтобы отнюдь не вступать в бой с Метеллом, далеко не равным ему ни силою, ни влиянием. Да и у самого (Сертория) не было намерения вести войско против Помпея, который, как он полагал, и сам избегал решительного боя. В случае, если бы война протянулась, неприятель, имея море с тылу и все провинции в своей власти, будет получать отовсюду провиант на судах; а сам он, употребив уже в дело все заготовленное в предшествовавшее лето, будет ощущать недостаток в необходимом. Перперна прикрывал морское прибрежье для защиты того, что еще уцелело от неприятеля, если представится случай напасть на неприятеля, в случае его неосторожности; а сам Серторий с войском решился выступить в землю Беронов и Автригонов. Об них он знал, что они, неоднократно в продолжение зимы, когда он приступать в городам Цельтиберским, умоляли Помпея о помощи и посылки Римскому войску провожатых показывать дорогу, и часто всадники его подвергались их нападениям, когда, во время осады Контребия, они выходили за провиантом или фуражом. Они дерзнули Ареваков склонять к такому же образу действий. Начертав план военных действий, он предоставить своему дальнейшему обсуждению — идти ли прежде против неприятеля, или в провинцию и действовать в морском ли прибрежье, чтобы не допустить Помпея до Идеркаонии и Контастании, где жители были его союзниками, или обратиться против Метелла в Лузитанию. Обдумывая это, Серторий шел вдоль реки Ибра по замиренным местам, и вел войско безо всякого вреда. Отсюда он отправился в пределы Бурсаонов, Каскантинов и Гракхуритан, опустошая все и истребляя жатвы, пришел к Калагурису Назике, союзному городу; перейдя реку подле города, по устроенному мосту, стал лагерем. На другой день он отправил квестора М. Мария к Аревакам и Цериндонам, набрать воинов у этих народов, и привезти оттуда хлеба в Контребию, прозываемую Левкадою; мимо этого города самый удобный путь из земли Беронов, в какую бы страну ни решился Серторий вести войско; К. Инесия, начальника конницы, он отправил в Сеговию и к народу Вакцеев отыскивать всадников, с приказанием дожидаться с ними в Контребии. Отпустив их, он сам выступил далее и, ведя войско через землю Волконов, стал лагерем на границе Беронов. На другой день он с конницею отправился рассмотреть дорогу и, отдав приказание пехоте идти квадратным строем (карре), он прибыл к Варейе, сильнейшему из городов этой страны; он подошел сюда ночью, не совсем нежданный жителями. Собрав со всех сторон конницу и своего народа и Автригонов (жители, сделав вылазку, пошли на встречу Серторию, чтобы не допустить его до города…).
Таково было первое сражение между Сарторием и Помпеем. Десять тысяч человек потерял Помпей, и весь обоз, как уверяет Ливий. (Frontin. Stratеg. II. 5. 31).
Из Книги Девяносто Четвертой
Ливий в девяносто четвертой книге говорит, что Инаримен находится в стороне Меонии, где на пятьдесят миль земля сожжена. Он утверждает, что именно это хотел означить Гомер. (Sеrv. ad Virg. Aеn. IV. 715).
Из Книги Девяносто Седьмой
Тридцать пять тысяч воинов (беглецов, Крассом побежденных) в этом сражении убито с их вождями Кастам и Ганником, как уверяет Ливий, взято назад пять Римских орлов, двадцать шесть значков, много потерянных вещей, между прочим пуки с секирами (Frontin, Stratеg. IL 5. 34).
Из Книги Девяносто Восьмой
Ливий говорит, что еще ни в одном деле Римляне не были так малочисленны сравнительно с неприятелем: победители составляли вряд ли двадцатую часть побежденных, Plutarch. Lucull, cap. 28.
Ливий уверяет, что в прежнем сражении (у Тиграноцерты) пало более числом неприятелей, а в этом (у Артаксаты) хотя и менее, но знатнее были убитые. Plut. Luc. c. 31.
Из Книги Девяносто Девятой
Крит имел сначала сто городов, почему и прозван Гекатомполис, впоследствии двадцать четыре, а наконец тольво два — Гноссон и Гиерапитну. Хотя Ливий приписывает Метеллу покорение большего числа городов (Sеrv. ad Virg. Aеn. III. 106).
Из Книги Сто Второй
По взятии города Иерусалима Кн. Помпеем в третий наконец месяц, в постный день, во сто семьдесят девятую Олимпиаду, в консульство К. Антония и М. Туллия Цицерона, неприятели, проникнув силою во храм, предали острию меча всех там находившихся. Впрочем священнослужители тем не менее продолжали свое божественное дело, без робости потерять жизнь. Они не обратились в бегство, видя перед собою столько убиваемых и решились лучше то, что им суждено, претерпеть у жертвенника, чем пренебречь что–либо из прародительских уставов. А что это не баснословный рассказ, составленный единственно с целью ложной набожности, а вполне истинный, о том свидетельствуют все описывавшие действия Помпея; как–то Страбон, Николай и сверх того Т. Ливий, Римский историк.
Из Книги Сто Третьей
К. Серен, Самон. dе Mеdic, cap. 39 vs 725 sеq., говоря в стихах о болезни карбункул, упоминает, что Тит Ливий, в сто третьей книге своей истории, рассказывает о лечении этой болезни, вырезыванием раскаленным железом и питьем из сока репы. Болезнь же так сильна, что пораженный ею редко может пережить седьмой день.
Из Книги Сто Пятой
Наружный вид всей Британнии сравнивают красноречивейшие писатели — Ливий из древних, и Фабий Рустик из новейших, с подобием продолговатого, или о двух полукружиях щита (Tacit. Agriе, с. 10.)
Хотя всю окружность Британнии никто прежде, по словам Ливия, не обогнул на судах, однако многие считали себя в праве говорить о ней самым разнообразным образом (lornandеs, dе rеbus Gеt. cap. 2).
Из Книги Сто Девятой
В семисотый год существования Рима огонь, неизвестно откуда начавшийся, истребил четырнадцать кварталов. По словам Ливия дотоле не было еще столь значительного пожара, так что, и спустя несколько лет Цезарь Август счел нужным отпустить значительную сумму денег из общественного казначейства на возобновление сгоревших строений. (Oros. VII. 2.)
Цезарь, перейдя речку Рубикон, по прибытия в Аримин имел с собою только пять когорт и с ними, как говорит Тит Ливий, предпринял покорение вселенной; он им тут объяснил в чем дело. Oros. VI. 15.
Из Книги Сто Одиннадцатой
Первый ударил в неприятеля, только что взяв дротик, К. Крастин, Sеhoi. vеt. Luc. ad Pharsal. VII. 471.
В Патавие (Падуе) К. Корнелий, искусный в науке предвидения (авгурской), Ливия историка согражданин и приятель, около этого времени занимался гаданием. Он сначала, как говорит Ливий, узнал время Фарсальского сражения и присутствовавшим сказал: вот теперь завязалось дело и вожди вступили в сражение. Когда снова принялся за гадание и посмотрел на знаки, вне себя вскочил и воскликнул: ты побеждаешь Цезарь!. Когда присутствующие онемели от удивления, он снял венок с головы и клялся, что не прежде наденет его, когда успех оправдает его слова. Ливий утверждает, что все это правда.
Из Книги Сто Двенадцатой
Bogud, Bogudis — варварское имя, которому Ливий в сто двенадцатой книге дал в родительном окончание Bogudis. Priscian. lib. V.
В различных местах Кассий и Богуд напали на лагерь и едва было не прорвали линию укреплений.
В это время с целью упрочить царство Богуда, он постарался поспешно переправить войско в Африку.
Кассий вел бы войну с Требонием, если бы мог увлечь Богуда в товарищи своего безумства. (Priscian. lib. VI.)
В Александрии сгорело четыреста тысяч книг, великолепнейший памятник царской щедрости. И другой похвалит как Ливий, который называет это лучшим делом царской заботливости и утонченности вкуса (Sеnеc. dе Tranquil, anim. cap. 9.)
Из Книги Сто Тринадцатой
А сам оберегал около прибрежья… (Priscian. L. V.)
Из Книги Сто Четырнадцатой
Вот как некоторые говорят о Бассе. А Ливий рассказывает, что он воевал под начальством Помпея, и, после его поражения, частным человеком жил в Тире; подкупом некоторых воинов в легионах, он успел в том, что они, убив Секста, провозгласили его вождем (Appian. Bеll. Civ. III. 77.)
Я бы желал, чтобы со мною случилось то, что Т. Ливий пишет о Катоне: славу его никто не мог увеличить похвалою, ни уменьшить порицанием, хотя и за то, и за другое взялись люди с большими дарованиями. Указывает при этом на М. Цицерона и К, Цезаря, из которых первый написал похвальное слово Катону, а другой пасквиль (Hiеronym. Prol. Lib. II. in Hosеam).
Из Книги Сто Четырнадцатой
Дому Цезаря по сенатскому декрету, как для украшения, так и для величия, придан высокий верх, как рассказывает Ливий. Кальпурние привиделось во сне, что этот верх упал, о чем она и заплакала сильно. На рассвете она просила Цезаря — нельзя ли ему в этот день вовсе не выходить в общество, и сенат отложить до другого дня. (Plutarch Caеs. c. 63.)
Дурное предзнаменование всякой раз, когда Этна, Сицилийская гора, выбрасывает не дым, а клубы пламени. Так Ливий рассказывает, что, перед смертью Цезаря, столь сильное пламя вырвалось наружу из горы Этны, что не только соседние города, но даже Регий, далеко от ней отстоящий — загорелись от силы пламени. (Sеrv. ad Virgil. Gеorg. I. 471.)
Тоже, что не раз говорилось о Цезаре Старшем и предложено Ливием в виде вопроса — для общественного блага лучше ли было Цезарю родиться или нет — может быть сказано и о ветрах (Sеnеc. Nat. Quaеst. V. 18.)
Из Книги Сто Восемнадцатой
Против убийц Цезаря собирая силы, он возбуждал умы. (Priscian. Lib. IX.)
Из Книги Сто Двадцатой
М. Цицерон, с приближением триумвиров, вышел из города, убежденный наверное, что его также трудно исторгнуть у Антония, как у Цезаря Кассия и Брута. Сначала он бежал в Тускулан, оттуда поперечными дорогами отправился в Формиан с тем, чтобы сесть на корабль в Каэте. Оттуда он немного отплыл в открытое море, но противный ветер относил назад, и он не мог выносить сильной качки от волнения в море. Наконец наскучил он и бегством и жизнью. Он вернулся к первому загородному дому, находившемуся от моря в расстоянии не более мили (тысячи шагов) и сказал: «пусть я умру в отечестве, не раз мною спасенном». Довольно верно то, что рабы его с верностью и твердостью готовились за него сразиться, но он приказал его оставить и терпеливо дожидаться несправедливого решения судьбы; он высунулся из носилок и недвижимо поставил шею убийцам, отрубившим у него голову. Этого недостаточно было для безрассудной жестокости воинов: отрубили они у Цицерона и руки, ставя ему в вину то, что он дерзко писал против Антония. Таким образом голова его отнесена к Антонию и положена на рострах между двух рук, там откуда он консулом и еще чаще после консульства и в этом самом году против Антония выслушиваем был с удивлением, как из его уст лилось красноречие дотоле неслыханное. Многие без слез не могли смотреть на обезображенные остатки великого человека. Он жил шестьдесят три года, так что и помимо насилия конец его нельзя назвать преждевременным. Ум его был счастлив и произведениями и их успехом. Долго наслаждался он счастием, но, в течение продолжительного и счастливого поприща, он понес и значительные удары — изгнание, падение партии, за которую стоял, смерть дочери, собственную кончину грустную и жестокую. Изо всего этого перенес с твердостью достойною мужа, одну лишь смерть. Да если справедливо рассудить, и она покажется не столь возмутительною, так как он от врага понес не более того, что и ему готовил в случае, если бы успех был на его стороне. Но недостатки Цицерона далеко покрываются достоинствами: он был человек великий, остроумный, замечательный, и для достойной похвалы Цицерона, надобно другого Цицерона. (M. Sеnеc. Suasor. VII.)
Из Книги Сто Двадцать Седьмой
Так как между Августом и Антонием оставались еще следы несогласия, то Кокций Нерва, прадед Нервы, впоследствии бывшего в Риме Императором, передал Августу о необходимости послать людей, которые бы переговорили о важнейших делах. Вследствие этого послан Меценат с Агриппою, и они оба войска собрали в один лагерь, как говорит Ливий в книге сто двадцать седьмой. Должно присовокупить, что Антонием послан Фонтей, а Август в тоже место выслал Мецената и других. (Acro ad Horat. Sat. I. 5. 29).
Когда произошло несогласие между Цезарем Августом и Антонием, Кокцей Нерва, дед бывшего впоследствии Римским Императором, просил Цезаря–послать кого–либо для переговоров в Террачину. Сначала Меценат, а потом и Агриппа, сошлись и они заключили прочный союз, приказав в ОДИНЪ лагерь собрать значки того и другого войска. Об этом упоминает Тит Ливий в книге сто двадцать седьмой, только умалчивает о Капитоне (Porphyrio ad Horat. Sat. I. 5. 29).
Антонием был послан легат Фонтей Капитон, а Августом — Меценат с Агриппою, при посредничестве Кокцея Нервы, прадеда Императора Нервы — любимого и Августом и Антонием. На том условии собрались уполномоченные, чтобы толковать о важнейших предметах и уладить возникшие несогласия между обоими главными вождями; в чем они и успели, и то и другое войско подле Брундизия собрали они в один лагерь к великой всех радости, как говорит Ливий в сто двадцать седьмой книге (Commеntator Cruquii ad Horat. Sat. I. 5. 29).
Из Книги Сто Тридцать Третьей
Ливии упоминает, что Клеопатра, попав в плен к Августу, и будучи с намерением снисходительно содержима, неоднократно повторяла: «нет, надо мною не будут торжествовать». (Commеntator Cruquii ad Horat. Од. I. 37. 30).
Из Книги Сто Тридцать Четвертой
В этом году Цезарь праздновал с великою пышностью столетние игры, которые обыкновенно совершались на сотый год (которым кончается век). Cеnsor dе Diе Nat. cap. 17.
Из неизвестных книг
Человек скорее очень умный, чем добрый (Sеnеca dе tranquillitatе I. 16). По истине удивляюсь, что Т. Ливий, знаменитейший писатель, одну из книг своей Истории, веденной им от построения города, начинает так: довольно уж он стяжал славы и мог бы остановиться, но беспокойный ум не дает ему покою. (Plin. в предисловии к Hist. Nat. lib. I).
Т. Ливий и Корнелий Непот утверждают, что ширина Гадитанского пролива в самом узком месте семь тысяч, а в самом широком десять тысяч шагов. (Plin. в предисловии Hist. Nat. lib. III.)
Complеtis consulibus (полным консулам?) Sеrv. ad Virg. Gеorg. III. 1.
В Ливие читаем мы слова одного полководца перебежчику, которого изъявление верности он приникал: «чей бы ты ни был, будешь ты наш». (Sеrv. ad Virg. Aеn. II. 148).
Меня мать родила повелевать, а не сражаться. Так говорит Сципион у Ливия, как упоминает Вильгельм Мальмесбургский, Rеr. Angl, lib. II. cap. 162.
Скажи мне, когда мы читаем не раз в Римской истории, написанной Титом Ливием, что очень часто в этом городе от моровой язвы гибли тысячи людей и не раз случилось, что в те воинственные времена едва оставалось столько жителей, чтобы возможно было набрать войско, то в означенное время вовсе не молились в Феврале твоему богу? Или поклонение ему в этом случае не приносило никакой пользы? Или в это время не праздновались Луперкалии? Не скажешь ты, что в то время этих священнодействий не было, когда мы знаем, что они еще до Ромула принесены в Италию Евандром. А по какому случаю установлены Луперкалии (на сколько важно истолкование самих суеверий) Ливий говорит во второй декаде, утверждая, что они введены не против распространения заразительных болезней, а по случаю происшедшего в то время бесплодия женщин. (Из послания Папы Гелассия против Андромаха в Барония Annal. Ecclеs. к 496 году, num. 36.)
По Ливию уполномоченные о мире назывались Кадуцеаторами. (Sеrv. ad Virg. Aеn. 18. 241).
Ливий, говоря о слитках, употребляет выражение: тяжелое серебро (argеntum gravе) Sеrv. ad Virg. Aеn. VI. 852).
На верху Цирцеева мыса находился город, который назывался и Circaеum и Circaеi; Ливий упоминает о нем и под тем, и под другим названием (Sеrv. ad Virg. Aеn. VII. 10.)
Т. Ливий так был несправедлив к Саллюстию, что даже фразу: Rеs sеcundaе mirе vitiis obtеntui (счастливые обстоятельства удивительно как содействуют к развитию пороков) ставит ему в упрек, как переведенную и притом испорченную в переводе. И так поступает Ливий не из любви к Фукидиду и не потому, чтобы он его предпочитал, а хвалить кого не боится и думает легче стать выше Саллюстия, если прежде победит его Фукидидом. (Sеnеca, Controvеrs. XXIY).
Т. Ливий относительно ораторов, которые гоняются за словами старинными и грубыми, и темнотою хотят придать важность своему слогу, приводит прекрасные слова Мильтиада которые значат в переводе: ἐπὶ τῷ πλησίον μαίνονται (сумашествуют сами над собою - Sеnеca, Controvеrs. XXV.)
Некоторые трудятся над этим злом. И не новый это порок, когда я у Тита Ливия нахожу, что был один наставник, который учеников заставлял затемнять (obscurarе) их выражения и употреблял при это Греческое слово: σϰοτισον. Отсюда произошла та прекрасная похвала: тем лучше, теперь я и сам не понимаю! Quint. Inst, Orat. VIII 2. 18.
Краткость та была самая безопасная, которую находим у Ливия в письме к сыну: «надобно читать Демосфена и Цицерона, и притом так, чтобы каждый как можно больше походил на Демосфена и Цицерона». Quintii. Inst. Orator. X. 1. 39.