ГЛАВА IV. Мелкая собственность

Хотя законы, ограничившие размеры землевладения, и были преданы забвению, а патриции вместе со всадниками чванились своими громадными поместьями, плодом захватов и экспроприаций, все же значительная часть мелких владельцев пережили все эти кризисы. Историки хотели закрыть глаза на эту стойкость мелкого землевладения и поддерживать мнение, что она исчезла, в то время как она составляла одну из наиболее характерных сторон жизни Рима и даже главную основу его хозяйственного быта. Бесспорно, по прошествии стольких веков были лишившиеся собственности за долги, были землевладельцы, которых согнало с их земель основание военных колоний; наконец, были землевладельцы, разоренные военной службой или гражданскими войнами, производившими сильное опустошение в древних обществах, бедных капиталами, где последние быстро потреблялись или уничтожались. Нет сомнения, что крестьяне, жившие около Рима, сильно пострадали, будучи оттеснены в горы патрициями, создавшими на их прежних небольших участках виллы и парки. Но не следует ни преувеличивать ни делать каких–нибудь обобщений. На ряду с латифундиями остается еще достаточно много места для мелкой собственности, которая во времена Республики, равно как во времена империи, существовала не только в Греции и Египте, но в Галлии и Италии, главным образом в северной Италии, где население было значительно гуще, чем в южной.
Фронтин уверяет, что в Италии была densilas possessorum (56,17); этому выражению он противопоставляет axsiguitas agrorum, употребляя одинаково оба выражения. Ager здесь обозначает значительный размер участка, включая сюда и пастбища. Нужно отметить, что слово latifundia не встречается в источниках классического права, которое ограничивается просто словом agri (I. 9 Dig, 1, 8; 15 § 2, Dig El, 8); оно не употребляется также землемерами, которые пользуются многословным выражением: agri late continuatri. Далее Фронтин утверждает, что multi сеют (multi serunt 57,10); эти multi суть никто иные, как мелкие собственники–землевладельцы, которые при случае не прочь наложить свою руку на земли храмов и присвоить ее, и которые захватывают необработанные и лесистые земли в окрестностях городов (57,19), чтоб превратить их в огородные. Мелкими собственниками являются те diligentes agricolae, которые, видя, как их богатые соседи уничтожают межи их полей, стараются их восстановить и сделать их более прочными (Front 42, 10). Он говорит также о небольших участках земли, к которым он причисляет некоторые холмистые местности в Кампаньи (id 15,7). Этот самый Фронтин говорит, что в Италии редко бывают споры между государством и собственниками (de controv agr 53,3); это он объясняет отсутствием в Италии крупных поместий (saltus), которых очень много в провинциях и особенно в Африке; там несколько частных лиц владеют имениями, величиною с территорию Республики, на которых живет многочисленное плебейское население; виллы владельцев окружают vici или нечто вроде укреплений. Всего этого не было в Италии, в стране, которую считают заполненной латифундиями, на которых хозяйство велось при помощи рабов; но там не было споров между государством и частными лицами из–за этих владений. Liber coloniarum не описывает крупных имений.
Во времена Республики и во времена империи изыскивают ряд мер, чтобы создать при помощи свободных крестьян класс мелких собственников–землевладельцев. При устройстве колоний размер наделов увеличили с 7 до 10, до 15, до 20, до 30 и даже до 50 югеров и сдавали в наследственную аренду, не отчуждаемую в первые 20 лет, и таким путем охраняемую подобно homstead от возможного исчезновения. В Сицилии существовал класс aratores, влиятельный и многочисленный, о чем свидетельствует Цицерон, и имперская политика никогда не выпускала из виду создания класса мелких собственников. Август принял в этом направлении ряд мер: он, например, ввел покровительственные пошлины, которые взимались с предметов ввоза и тем поднял цены на землю (Dion L 1, 21, Suet, Oct 41), или, например, он основал учреждения поземельного кредита, благоприятного мелким владельцам (Suet, id). Август хотел отменить раздачу годового продовольственного запаса, чтобы покровительствовать земледелию; он, правда, только его уменьшил. Тиверий предпринял также ряд мер в пользу мелкого землевладения (Tac, An. VI, 1; Suet., Tib. 48). Нерва, чтоб увеличить силу и могущество сельского населения, скупил земли и роздал их бедным гражданам (Dion LXVIII, 2) Александр Север разрешил бедным для покупки земли получать беспроцентные ссуды; заем был погашен продуктами купленных участков (Vita Alex 21), Даже Пертинакс усердно проводил подобные мероприятия.
Мы знаем, что во времена Трояна на территории Беневента существовал класс мелких собственников; из присущего им инстинкта самосохранения, они стремились использовать источники кредита, учрежденного в их интересах императорами, которые возложили на хранилища съестных припасов, помимо исполняемых ими функций, еще функции учреждений поземельного кредита. Из Гераклейских скрижалей (C. I L. I, 206) мы узнаем, что в Лукании в одной из классических областей латифундий, встречались заметные следы мелкого землевладения и долгосрочной аренды. Таблицы Тегиана и Вольцеи (id X, 290, 407) показывают нам, что земля была поделена на массу fundi, принадлежавших многочисленным собственникам.
Плиний (Ep 3, — 19, 7) говорит, что в эпоху Трояна в Цизальпинской Галлии, возле Кома, использование рабов для земледельческих работ было неизвестно. Это ясно показывает нам, что сельское хозяйство покоилось на ином основании, чем рабство. Мелкие землевладельцы! жившие обыкновенно в городах, могли пользоваться услугами свободных рабочих, то–есть наемников (operarii), которые продавали свой труд (Cato de r. r. 1, 1) и которых употребляли на некоторые специальные работы; этот класс людей арендовывал или держал на правах колоната участки чужой земли, эту систему удобнее всегда было применять к мелкой собственности, так как в латифундиях были рабы, находившиеся под надзором villici или применялась система колоната.
Землемеры (Grommatici) иногда упоминают о particulae (Piae Rie 145, 19); particulae in mediis aliorum agris (Hygin 130, 5). То, что Siculus Flaccus говорит о possessores, которые имеют non terras continuas sed particulas quasdam diversis locis irtervenientibus compluribus possessoribus вполне соответствует картине, которую нам рисуют надписи Гераклеи и Тегиана; поэтому нужно считать гиперболой и реторическим упражнением слова, влагаемые Квинтилианом в уста одного владельца, лишившегося своей собственности: «Я не могу найти ни одного мелкого участка (agellum), который не имел бы у себя соседом богачей» (decl. 7, 13). Напротив, agelli и мелкое землевладение были многочисленными в горах и долинах, у городских ворот и прочих местах; эти владения были предметом неусыпных трудов со стороны своих владельцев, которые видели, что им угрожают то могущественные соседи, то неурегулированные воды потоков и рек (Front 50, 8; Hygin, 124, 41). В Италии вопросы землевладения затрагивали интересы весьма большого числа лиц, пожалуй гораздо большего, чем это было в Африке; последнее видно из того, что императоры не могли потребовать назад те клочки земель, которые, считаясь свободными, были захвачены смежными владельцам; за такой попыткой вероятно последовал бы настоящий переворот. В виде доказательства, мы можем привести то всеобщее возбуждение, которое вызвало введение поземельного налога, и те затруднения, которые встречал даже деспотизм императоров всякий раз, как он делал попытку задеть землевладение. Стоило только затронуть один из этих интересов, как волнение становилось таким сильным и столь распространенным, что императоры не осмеливались провести эти меры только quia quassalatur universus possessor (Front 54, 9). Когда землемеры говорят об этом классе или о multi possessores, о plures possessores (Sieul Place 142, 6, 14. 151, 6), они, понятно, не могут иметь в виду определенное число лиц, а только многочисленный класс людей, который благодаря сложности своих интересов имел известное влияние на государство и мог даже угрожать ему не столько вследствие своей многочисленности, сколько вследствие сосредоточившейся в его руках недвижимости.
Описание жизни землевладельцев, которое нам дают поэты эпохи Августа, относятся преимущественно к мелким землевладельцам. Поэт, утомленный движением и удовольствием urbs’а, мечтает об уединенном маленьком уголке, в тиши и зелени полей, он жаждет простого образа жизни земледельцев, которые умеют довольствоваться малым и которые живут на лоне природы, «О rus, приятная жизнь полей. Счастливые земледельцы, вы питаетесь произведениями полей и свежим молоком». Вот мысль, которая развивается в очень многих произведения^ римских поэтов: маленький, хорошо обработанный участок противопоставляется движению на форуме и роскоши вилл, наполненных статуями и такой массой рабов, что нужны особые люди, чтобы выбирать и называть рабов по именам. Гораций с удовольствием вспоминает о parva rura (Carm II. 16, 37), о villula, где он может отдохнуть и безделки (Sat II. 3, 10), об agellus, где он может быть свободен от всякого рода забот и действительно принадлежать самому себе (Epis I, 14,1); о небольшом участке, которого ему достаточно и который даже позволяет поэту считать себя богатым (id 1, 7, 15); он не хочет больше огромных имений (modus agri, non ita magnus), а лишь сада с холодным фонтаном и маленькой рощей. Если Август и подарил ему гораздо больше, то не потому, что этого желал Гораций; он был бы готов удовольствоваться и гораздо меньшим (Sat 11 6, 1): а теперь он не променял бы своей маленькой долины в Собинии (Carm III, 18, 14) на величайшие богатства (id 1, 47), потому что он испытывает своего рода ужас перед огромными владениями, перед пышными дворцами (Carm III 1, 45, III 16, 18). Его вкусы скромны, как у всякого маленького собственника, у которого есть свой маленький очаг, parvus lar (Carm III, 29, 14), без мрамора, без ваз, награбленных в Азии (id II 18, 1), но украшенный скромной мебелью (Sat I, 6, 116). Там имеется также прекрасный мед и кусты пахучих роз (Carm IV, 11, 2; III 29, 1); если там и нет 'иностранных блюд, которые служат признаком богатства и на которые тратятся целые состояния, то у него есть хорошие блюда из бобов и маслин, корзины с вкусными фруктами (Sat 1, 4, 107; Epis 1,16, 1) и сладкое вино, которое он получал из собственных виноградников. Как всякий мелкий землевладелец, Гораций сам занимается хозяйством; он наблюдает за колонами (Epist 1, 8, 3; 1, 7, 84), так как поля должны дать все необходимое для его существования (Epist I, 16, 1) и так как от жатвы зависит его спокойное будущее (id I, 14; I, 18, 109). Его имения обрабатывают не рабы, а rustici (Carm III, 23 1), которые пашут при помощи сохи; у Горация в стойле стоят быки и на овчарне — овцы (Epist I, 14, 27, Epod ί. 24); у него есть также небольшой лес (Sat II, 6, I) — все как у каждого хозяина. Гораций — тип мелкого собственника, живущего счастливо по соседству с крупными, которые владеют в Лукании громадными пастбищами, и житницы которых ломятся от хлеба.
Марциал и Ювенал, которые правдивее всех описывают общество периода империи, где достоинство человека измерялось числом его рабов, величиной его имений, роскошных его обедов и размерами оказываемого ему кредита (Juv Sat 111, 140), не забыли мелкого независимого собственника, живущего произведением своих полей. Конечно, есть лица, у которых сотни вилл (id, IV, 26; XIV 275) и столько земли, сколько некогда обрабатывал весь римский народ (XIV 156); у которых много домов и много должников, и которые живут в большой роскоши (III 23), но наряду с этим мы встречаемся с небольшим описанием скромного сельского быта (Mart III 58, I), где господствует земледельческий труд: вот breve rus (X, 79), которое процветает и оказывает сопротивление жадности богача (adquirendi insatiadile votum: Juven XIV 125), вот маленькое поле, которое хотел захватить вольноотпущенник Цезаря (Mart II 32, 3). Поэты нам сообщают о собственнике, который проводит на практике правило Виргилия exiguum colito и о другом, который вместо того, чтобы улучшить обработку полей, хочет вложить деньги в торговлю, или хочет купить землю в городе, или покупает другую землю, потому что принадлежащее ему unum rus для него недостаточно, и ему хочется приобрести соседнее поле, так что (luven XIV, 138) он готов даже употребить насилие (id. 150). У Марциала имеется parvum rus, снабжающие его овощами, яйцами (III 27; XII, 57), rus minimum (IX, 19), загородный сад (VII, 49; X, 58; XI, 19) в несколько югеров (XII, 72), доставляющих ему свежие и благоухающие фрукты.
Мысль этих поэтов останавливается также на земледельцах; но они не говорят нам о толпах рабов, но гораздо чаще о свободных колонах (Mart II, 11, 9; VIII, 31, 9); а Гораций умиляется, когда говорит о pauper colonus (Carm 1, 35, 6) об inopes coloni (id II, 14, 12), Маленькая rus имеет своего колона (id II, 14, 12; Sat Μ, 1, 35), который работает сам вместе со своей семьей, а если работа спешная, то нанимает еще рабочих Были землевладельцы, которые обработку своих земель, расположенных вдали от городов, предпочитали торговле с отдаленными странами, которая была связана с известным риском, но были и такие, которые передоверяли обработку полей колонам, и уступали им за это часть продуктов. Это tenues rustici, о которых упоминает одна надпись (C. J. L. VIII 10570); правда лишь изредка упоминается эта деятельная толпа, которая с каждым поколением делала землю все более плодородной и давала возможность существовать в городах праздной толпе (possessores), представителям которой лишь изредка удавалось самим стать собственниками. Крестьянину, работающему за плату, нужно найти клад, чтобы быть в силах купить маленькое поле (Sat II, 6, 10).
Напротив, в поисках земель из городов прибывают в деревню все новые элементы. Это клиенты или вольноотпущенники, которых господин наградил несколькими участками, или разбогатевшие лавочники, или лица либеральных профессий, которые, сделав кое–какие сбережения, покупают небольшие участки земли. В нисших слоях городского населения наблюдается стремление получить землю в собственность, и всегда имеются в запасе небольшие участки для этих вновь прибывших. Здесь можно упомянуть о рассказанной Горацием истории одного клиента, который, разбогатев благодаря торговле, купил у своего патрона участок и с усердием начал его обрабатывать, исправлять стойла и восстанавливать виноградники. Но вследствие его неопытности: счастье ему не улыбнулось, болезни опустошили его стада; тогда он бросил предприятие и вернулся к своим обычным занятиям (Epist 1, 7, 80 – 89).
Сторонники того мнения, что мелкая собственность исчезла, цитируют Виргилия (Georg IV 125–133), который говорит о ней, как о явлении исключительном, как о чуде. Отмечают также, что Ювенал (XIV, 161), сравнивая древнее сельское хозяйство с ему современным, противопоставляет прежних мелких собственников крупным землевладельцам эпохи империи. У Горация также искали доказательств преобладания крупной собственности. Но Гораций столь же часто говорит о мелких собственниках и свободных колонах, то же Марциал (VI, 16; VI, 73; XI, 49; XII, 72; VIII, 40). Тибулл (Priapea 81, 1), Проперций (III, 12) и Катулл (20, 3), которые, рисуя картину хозяйственного быта, гораздо ближе к действительности, чем Ювенал со своими воздыханиями, которые являются ни чем иным, как общими поэтическими местами.
Не только в Италии, но и в провинции и даже в Африке (Aggemis Urb. 85) существовал довольно значительный класс населения, целый народ, состоящий из мелких собственников, из плебеев, из свободных землевладельцев, которые являлись одним из наиболее крупных элементов экономической жизни, если не Рима, то по крайней мере других частей империи. Из жизни античного Рима ничего нельзя объяснить, если не принимать во внимание существование класса, составлявшего ядро экономической и политической жизни городов и деревень.
В городах, где население делилось на plebs urbana, aratores и negotiatores (Suet, Oet. 42), aratores или possessores были держателями земельных богатств; они составляли многочисленный класс и, будучи разделены по цензу, призывались к несению муниципальной службы и даже к высоким государственным должностям. Среди possessores, были лица, которые владели латифундиями, но были и такие, у которых было не более 25 югеров земли; все они считаются possessores, хотя и не образуют единого класса, а целую градацию классов, смотря по размеру и значению своих земельных владений. Одних владельцев латифундий называют potentiores других просто средними и мелкими собственниками, или просто possessores. Все они живут с земельной ренты, в то время, как negotiatores artificus живут с торговли или ремесла; затем идет нисший слой и беднота, среди которых отличают: имеющие кое–какое имущество (rem familiarem) и лишенных всякого имущества (Cod. Th. Il, 31, 1). То обстоятельство, что все они не жили трудами рук своих, как купцы и ремесленники, объединяло их в одну группу, несмотря на разницу в размерах собственности. Это их всегда отделяло от самых нисших слоев Населения, от которого они отличались почетным титулом. Жить с ренты, как бы велика или мала они ни была, это создает почет в обществе, которое считало труд унижением и презирало его. Самое главное — жить с ренты, хотя бы ценз был так низок, что нельзя было бы получить доступа к общественным должностям. Владеть немного землей и заставлять ее обрабатывать колона, жить в городе, посещать форум, жить плодами земли, добытыми чужими руками, и ничего не делать, в этом заключалось честолюбие класса, который мы можем назвать буржуазией Рима. Как современная буржуазия, она живет в городе (Plin Upit X, 43); она гордится тем, что находится среди cives, incolae, которых противопоставляет agricolae (L. 239, § 2, Dig 3, 16); на лето она отправляется в деревню — одно из величайших развлечений тогдашних римлян, как и современных латинских народов; осенью она возвращается, оставляя в деревнях колонов, рабов, арендаторов, наемных рабочих и мелких землевладельцев, у которых есть собственная земля (vicani propria habentes). Possessores, которые похожи на possidentes городов северной Италии и Тосканны (этого имени с особым обозначением нет в южной Италии), смотрят на себя, как на настоящих граждан; это объясняет тот смысл, который имело слово горожанин в римском мире, и с каких отдаленных времен это отделение города от деревни пустило глубокие корни, противопоставило интересы города и деревни, отношение которых к государству было неодинаково (I, 1, § 2, Dig. I. 50).
Этот класс не был замкнутым: попасть в число его членов было стремление плебеев, разбогатевших торговцев и ремесленников, сколотивших состояние на гражданской службе, мелкой или разносной торговлей, или устройством похоронных процессий. Отставные солдаты в чине центурионов, конторские служащие, педагоги и профессора, разбогатевшие благодаря унизительным занятиям, все приобретают почет и уважение благодаря землевладению, которое открывало им доступ к муниципальным должностям, давало им право носить всадническое кольцо, а при случае открывало им кредит (Mart XII, 23). Все разбогатевшие, благодаря своим способностям или хитростям, жаждали иметь кусок земли (I. 72 С. Th XII, 1), даже вольноотпущенники надеялись навсегда похоронить воспоминание о своем скромном происхождении, если им удастся купить кусок земли или, еще лучше, — виноградник (Plin XIV, 18).
В деревнях были другие землевладельцы, которых надо отличать от городских, это были мелкие владельцы (agricolae, vicani propria possidentes), которые обрабатывали свои agelli и поливали их своим потом. О них говорит Варрон (de г. г. 1, 17) и Колуммела (1,7); они встречаются во всех частях Империй (Aggen Urb, 85; Joseph XIV 72; Orelli 4561).
Чтобы лучше доказать существование мелкой собственности и класса мелких землевладельцев, мы можем провести законодательство эпохи империи, где имеется масса соответствующих указаний. Хотя эти источники относятся к III, IV, V векам, тем не менее при помощи их можно обрисовать прежнее положение вещей, так как распределение мелкой собственности не меняется быстро; око имеет глубокие корни, и начало его восходит к очень отдаленным временам. Это одинаково верно и по отношению к современности, но еще больше по отношению к античному миру, где экономические перемены совершались с большей медленностью, так что нам они кажутся почти незаметными. Эти доказательства, которые еще приведу ниже и которые лишь дополнят аргументы, приведенные несколько раньше, подтверждают существование в последние дни Республики и в начале империи значительного класса мелких землевладельцев.
Крупная собственность для своего существования нуждается в институтах, способных ее поддерживать, а их не было в римском обществе: прежде всего нужно, чтоб право наследования обеспечивало нераздельность землевладения. В Риме оно было совершенно иным, и крупное землевладение не находит в законах тех сил, которые предохраняли бы ее от раздробления. По закону, земля, переходившая по наследству, подвергалась разделу (Frontin 40, 5). В законодательстве долгое время господствовала тенденция делить наследство, что неизбежно влекло за собой дробление земли. И тогда уже существовали законы, имевшие в виду бороться с этими последствиями и продиктованные, быть может, интересами этих классов. Была сильная тенденция делать завещания (Gaii II, 225) и закон Voconia внес некоторые ограничения в это право. Так как имущество переходило к другому роду благодаря женщинам, то закон запрещал каждому гражданину, владевшему цензом в 100 тысяч ассов (около 20.000 франков) назначать наследником женщин. Чтобы помешать обходу этого запрещения путем назначения отказов, завещателям с вышеуказанным цензом нельзя было отказывать женщинам больше половины своего имущества (id. II, 226). Это средство не оказало широкого влияния, и закон, который хотел ограничить свободу распоряжения имуществом и не допустить чрезмерного его дробления, казался жестоким и несправедливым. Многие предпочитали записаться по цензу в последнем разряде, чтобы скрыть свое имущество и быть в состоянии им свободно распоряжаться (Cic, in Werr 1,41). Другие прибегали к фидейкомиссам. Другой закон, стремившийся помешать раздроблению собственности, должен был ограничиться обеспечением четверти наследникам. Это скорее было признанием свободы завещаний, то–есть дележа вотчин.
Исчезновение мелкой собственности подкрепляли ссылкой на силу притяжения, присущую латифундиям, но выводы, которые были сделаны из этого положения, являются безусловно ошибочными. Мы это покажем ниже, когда коснемся вопроса о положении, в котором находилось сельское хозяйство. Пока что скажем только, что губительное влияние латифундии преувеличено. В эпохи, когда население редко, латифундии не являются бедствием для народного хозяйства: они занимают большую площадь земли, но не являются крупной хозяйственной единицей. Латифундии не подавляли соседние владения размерами производства, вложенного капитала, высотой поземельной ренты, как это было в Англии, классической стране крупного землевладения. Мы увидим, что в античном Риме не было тех экономических явлений, которые связаны с существованием латифундий, и которые теперь приводят к разорению и исчезновению мелкой собственности. Последняя держалась потому, что для ведения хозяйства не нужно было ни значительных предварительных затрат, ни орудий производства; по той же причине сохранилась обработка своего собственного небольшого участка земли без помощи рабов или наемных рабочих, которые являются основой капиталистической собственности; мелкая собственность меньше страдает от кризисов, состояние рынка ее мало затрагивает, так как она почти ничего не выносит на рынок, а самым крупным потребителем ее произведений является сам собственник и его семья; это является главной причиной, почему ввоз иностранного хлеба и бесплатная раздача хлеба не могла нанести мелкому землевладению решительного удара. Еще теперь события экономического и политического свойства могут пройти мимо и не задеть мелкого землевладения, что было раньше гораздо легче, чем теперь. Бесспорно римские писатели говорят об изгнанных крестьянах, об экспроприированных собственниках: это происходило тогда так же, как и в наше время, но отсюда нельзя делать вывод о полном уничтожении мелкой собственности. Быть может писатели имели в виду владения у ворот Рима, где сенаторы и всадники хотели увеличить свои виллы и округлить свои имения. Если латифундии распространялись и в других местах, это было по большей части там, где войны уничтожали города и разредили население. Но где не вмешивалась грубая сила и где проявлялась лишь игра экономических сил, мелкое землевладение удерживалось в широких размерах, так как оно одно только и было возможно, и только оно одно соответствовало земледельческому обществу и преимущественно натуральному хозяйству, господствовавшему в античном мире.