Глава 2. Организация мира

В этой главе рассматривается, как Диодор решает проблему организации и устройства универсальной истории, предназначенной для охвата всей истории как во времени, так и в пространстве и как это отражает его собственное время. Оригинальность Диодора можно увидеть в его отказе от организационных схем, используемых другими авторами, вроде вездесущего понимания мировой истории как последовательности империй, заканчивающихся Римом. Он также не использовал какую–либо существующую географическую модель для организации первых трех книг. Установив оригинальность его организационной схемы, глава показывает, что он структурировал свою географию мира с целью подчеркнуть центральность древнего Египта. Но в то же время Диодор излагает современные границы Римской империи и отображает будущие возможности для римской экспансии.
Арнальдо Момильяно однажды заметил, что «в буквальном смысле идея универсальной истории граничит с абсурдом». Самое строгое определение универсальной истории требует, чтобы оно было всеобъемлющим, и «имело дело с историей человечества с самых ранних времен и во всех частях известного мира». Для одного автора это невозможно, и все же Диодор в своей собственной истории мог утверждать, что «мы постараемся в полной мере обсудить события, которые были переданы памяти во всех регионах обитаемого мира» (1.9.1). И Диодор был не одинок — двое чуть более поздних авторов, писавших в эпоху Августа, писали истории с одинаково универсальными пространственными и временными долями. Филиппова история Помпея Трога охватывала около 44 книг, и всемирная история Николая Дамасского состояла из 144 книг, хотя ни одна из них не сохранилась.
Но ни один из предшественников Диодора не мог претендовать на столь широкий охват, хотя некоторые из них были важными новаторами в развитии универсальной историографии. Эфор из Кимы, автор четвертого века, возможно, является первым историком, претендующим на «универсальность». Но Эфор, хотя его охват греков был гораздо более всеобъемлющим, чем у любого предыдущего автора, ограничился хронологически периодом после возвращения Гераклидов и географически греческим миром. Двое из плохо подтвержденных современников Эфора, Зоил и Анаксимен, писали истории о греках, охватив более полный промежуток времени, чем Эфор, но длина этих двух работ (три и двенадцать книг соответственно, в отличие от тридцати у Эфора) указывает, что они не были особенно всесторонними. Во втором столетии Полибий ограничился периодом после 220, когда почувствовал, что история стала универсальной, потому что весь мир находился под влиянием Рима. История Посидония с середины первого века была, по–видимому, устроена географически, но по времени продолжала Полибиеву. Поэтому Диодор является первым известным автором, который пытается всесторонне охватить все время и пространство, и в частности он является первым универсальным историком, который интегрирует раннюю историю негреков в свою работу. Он очень серьезно подходит к проблемам организации своего материала, и его построение книг 1–3 показывает многое о том, как он понимает мир в середине первого века.
Недавние исследования все чаще обнаруживают, что Диодор подходит к проблемам организации Библиотеки с большой осторожностью. Например, каждая сохранившаяся книга имеет, по крайней мере, план содержания и часто имеет обзор содержимого предыдущей книги или книг. 2.1.1–2 излагает египетское повествование в книге 1, в то время как в 3.1.1–2 более подробно описывается книга 1, а затем идет краткое описание книги 2. Книга 4 начинается с официального обоснования для включения мифологии, но делается краткое замечание (4.1.5), что предыдущие книги охватывали другие народы (τοῖς ἄλλοις). Эта система, очевидно, делает поиск конкретной книги на свитках папируса более удобной. Помимо этого, Диодор, очевидно, проявлял большую осторожность при перекрестных ссылках, чтобы облегчить связь между книгами. В революционной серии статей Кэтрин Рубинкам обнаружила, что перекрестные ссылки Диодора на самом деле более точны, чем у любого другого древнего историка.
Кроме того, в отдельных книгах Диодор включает количество маркеров для обозначения отступлений, сдвигов в повествовании, началах и окончаниях. В начале книги 5 Диодор обсуждает более длительную дискуссию, в которой он подчеркивает важность организации своего материала, и он критикует историка Тимея за то, что он включил столько отступлений и столько полемики против других авторов. Диодор вместо этого восхваляет Эфора за организацию своих книг κατὰ γένος (по народам). Во всей Библиотеке есть замечания Диодора о необходимости держать вещи в должной пропорции или о невозможности передать что–то незаметное.
Также ясно, что Диодор всерьез занялся проблемой наложения единства на свой обширный материал. Как показывает Кэтрин Кларк, в сохранившихся книгах 11–20 Диодор создает непрерывный поток истории, связывая начальное и конечное события в сочинениях ряда историков. Поэтому в 13.48 он отмечает, что история Фукидида заканчивается и что истории Ксенофонта и Феопомпа начинаются в этой хронологической точке (411). Конечная точка Эфора была также отправной точкой для второй части истории Диилла (16.76). Это не только приводит к созданию непрерывного повествования истории, но и позволяет Диодору выделить свою универсальность, охватывая все, что охватывают эти более ранние историки. Как говорит Кларк, «он столь же универсален, как и сама история».
Что еще более важно, Диодор и следовавшие за ним универсальные историки должны были найти систему, с помощью которой можно было бы организовать исторические события, происходящие во всех частях обитаемого мира, события, которые, возможно, не были связаны каким–либо образом. Представление событий в некотором виде хронологического порядка представляется наиболее распространенным методом. Предшественник Диодора Эфор, чья история греческого мира от возвращения Гераклидов до четвертого века является важным предшественником для Диодора, по–видимому, организовал свою работу в основном на хронологическом основании, но разделил ее между основными регионами, которые он охватил, хотя точное устройство неясно. Полибий организовал свою работу хронологически, даже если это означало разбить повествовательный поток, чтобы освещать события, происходящие в разных регионах в течение данного года. Из универсальных историков, следовавших за Диодором, слишком мало осталось от Николая, чтобы сделать много окончательных заявлений о том, как именно была организована его работа. Но Юстин, представляя свою эпитому Помпея Трога, заявил, что «Помпей собрал материал [из более ранних историков] в хронологическом контексте, а также преследуя тему от начала до конца» (Praef. 3). Тем не менее, эпитома Юстина в ее нынешнем виде не превзошла общих хронологических рамок вроде олимпиад или хронологических лет.
Диодор явно интересуется проблемами хронологии и включает в себя обсуждение проблем, связанных с предисловием. Он отмечает, что за периоды, предшествовавшие Троянской войне, он не старался датировать события из–за отсутствия надежной хронологии. Сакс полагает, что Диодор косвенно ссылается на хронологию Кастора с Родоса, которая предполагала точное определение событий до Троянской войны. Но Диодор объясняет, что в течение периода после Троянской войны он следует хронологии Аполлодора Афинского (1.5). В исторических книгах (11–20) Библиотеки Диодор выбирает довольно строгую хронологическую структуру, отмечая годы. И, чтобы дать универсальную структуру своей общей хронологии, он представляет афинских архонтов, римские консульские годы и олимпиады, и он пытается синхронизировать их все, что приводит к многочисленным неточностям.
Более серьезная проблема с этим подходом, за что его критикуют, заключается в том, что, пытаясь представить события, которое произошли в одном году в разных местах, он вынужден постоянно мотаться между регионами, о которой проблеме он хорошо знал (17.1), и это затрагивает и других историков. У Диодора есть несколько методов, которые он использует для поддержания степени единства по этой схеме. Во–первых, он очень заинтересован в совпадениях в несвязанных событиях, которые предположительно имели место одновременно. В эти моменты Диодор разрушает свою хронологическую систему, чтобы предоставить больше информации о до сих пор не упоминаемой стране или событии. Наконец, он посвятил определенные книги в основном одной теме, с более короткими отступлениями для охвата других важных событий. Книга 17, касающаяся Александра Великого, является главным примером. Но, в конечном счете, в книгах 7–40 преобладает хронологическая систем, обеспечивая единство в Библиотеке.
Для более поздних книг было относительно четкое хронологическое повествование, которому мог следовать Диодор, и которое более ранние ученые вроде Аполлодора из Афин разработали подробно. Но ранние книги были более проблематичными. Они охватывают мифологию и раннюю историю не только греков, но и негреческих варваров, чьи истории были намного древнее и не всегда могли быть легко синхронизированы с греческой хронологией. Тем не менее Диодор так же озабочен организацией их, как и устройством исторических книг, и, учитывая отсутствие очевидных моделей среди своих предшественников для объединения этого материала, построение этих книг говорит нам гораздо больше о собственном понимании мира Диодором, чем в более поздних книгах..
Сам Диодор думал о первых шести книгах как о двух комплектах из трех книг. В прооймии он описывает, что первые шесть книг посвящены «событиям и мифологиям до Троянской войны, из них первые три детализируют древности варваров, следующие три древности греков» (1.4.6), следующие одиннадцать с Троянской войны вплоть до смерти Александра Великого, а последние двадцать три — до начала кампаний Цезаря в Галлии. Кэтрин Рубинкам утверждала, что Диодор первоначально принял гексадическую структуру для всей Библиотеки подобно декадной структуре Ливия. Мы рассмотрим это далее в главе 7, но ясно, что Диодор представлял первую часть Библиотеки в качестве двух триад. Примечательно, что книги 2 и 3 являются двумя из трех сохранившихся книг Библиотеки без своего собственного прооймия (11‑я книга — третья), что также предполагает, что они предназначены для чтения вместе с книгой 1.
Более того, структура книг 1–3 показывает, что Диодор думал о них как о едином целом. На первый взгляд, помимо объединяющей темы «варваров», у них, кажется, есть удивительно эклектичный диапазон материала. В первой книге рассказывается о возникновении жизни и цивилизации, прежде чем обратиться к египетским богам, географии Египта и тайнам Нила, истории Египта и его царей, законам и обычаям Египта. Книга 2 охватывает историю и этнографию азиатских народов, в том числе ассирийцев, вавилонян, скифов, индийцев, арабов и гиперборейцев. Книга 3 охватывает эфиопов, разные народы, живущие вокруг Красного моря, и амазонок, атлантов (как жителей региона вокруг горы Атласа, а не острова Платона) и ливийцев Африки. Как мы видели, при составлении этих книг Диодор использовал множество источников. Но он также упорядочивает этот материал, несмотря на его неоднородность, с помощью различных методов. Например, в книге 2 он использует скифское племя, саков, чтобы связать основные азиатские державы. В последней главе ассирийского раздела (2.34) описывается долгая война между мидянами и саками. Затем глава 35 начинает индийскую секцию и, по–видимому, отмечает резкий разрыв в повествовании наряду с переменой Ктесия на Мегасфена в качестве источника. Но Диодор, описывая географию Индии в 2.35.1, объясняет, что она отделена на севере от саков Эмодскими горами. Для этой части Диодора есть параллельные фрагменты Мегасфена, ни один из которых не упоминает саков, что указывает на то, что именно Диодор установил упомянутую связь. Раздел, следующий за Индией, касается Скифии, и Диодор упоминает попутно, что скифский царь дал свое имя сакам (2.43.5). Это небольшая деталь, но она связана с тремя разделами этой книги, составленными по крайней мере из трех источников.
Еще один мостик в этих книгах — фигура Ликурга, фракийского царя. В то время как саки помогают связать три географически близких региона, Ликург помогает связать несколько тематически похожих фигур, Осириса, Мирину и Диониса. В первой книге Осирис убивает фракийского короля Ликурга за противодействие его цивилизационной миссии (1.20.2). В книге 3 Мопс, фракиец, изгнанный Ликургом, наконец, побеждает ливийскую амазонскую царицу Мирину и ее до сих пор непобедимую армию (3.55.10–11). Позже в той же книге Ливийский Дионис побеждает фракийцев и пытает и распинает Ликурга (3.65.5). Ликург также служит соединителем четвертой книги с первыми тремя, поскольку Диодор включает его в число нечестивцев, наказанных греческим Дионисом (4.3.4).
Эти примеры показывают, как Диодор может сплести разнообразный материал этих книг, как географических, так и тематических. Но их единство также показано большим количеством аллюзий на материал в других местах в этих книгах, хотя Диодор не указывает конкретно на другие разделы работы. Например, описывая города, основанные вавилонскими пленниками египетского царя Сесоосиса, Диодор замечает, что Ктесий сохранил альтернативное сообщение, в котором города были основаны спутниками ассирийской королевы Семирамиды, когда она проходила через Египет. Семирамида подробно описана в книге 2, и ее пребывание в Египте упоминается в 2.14.3 и 2.16.1, хотя Диодор здесь не упоминает о ее народе, поселяющемся в Египте, по–видимому, чтобы избежать потенциального дублета.
Другие ссылки более косвенны. В 1.89.2 Диодор кратко упоминает бандитов, которые наводняют как Аравию, так и Ливию. Когда Диодор описывает Аравию в книге 2, он действительно говорит о группе арабов, которые «живут как разбойники и грабят соседние земли» (2.48.2). Затем в книге 3, описывающей различные племена, живущие в Ливии, Диодор отмечает, что «они всегда воруют, неожиданно совершают набеги из пустыни и захватывает все, что оказывается у них под рукой» (3.49.2). В своем рассказе о египетской географии Диодор объясняет, что часть Нила утекает в Ливию, где поглощается пустыней, а часть — в регион Красного моря в сторону Аравии, где создает большие болота, которые являются местообитанием для многих людей (1.32.4). Кажется, это те же самые регионы, в которых живут ризофаги, описанные в 3.23. В этом же разделе Диодор упоминает диких зверей Эфиопии (1.33.4), которые, в свою очередь, подробно описаны в 3.35–36 вместе с границей между Эфиопией и Ливией. В 2.51.3–4 Диодор отмечает, что сила солнца порождает наибольшее разнообразие животных, и он приводит в качестве примеров крокодилов и бегемотов Египта, рептилии Эфиопии и Ливии, а также слонов Индии. Все они были или будут описаны в других разделах книг 1–3. Точно так же в 2.53.1–4 при описании Аравии Диодор объясняет, что именно из–за тепла солнца птицы начали летать, и что это также объясняет их многоцветие. Он называет те страны, в отношении которых это наблюдение также верно: Вавилонию, Сирию, Индию, регион Красного моря, Эфиопию и часть Ливии. Все это регионы, которые Диодор охватывает в первых трех книгах, хотя и не описывает там птиц.
В некоторых случаях Диодор не столько делает намеки на другой раздел первых трех книг, сколько намеренно избегает подробного описания темы в одном месте, только чтобы дать ее в другом. Это позволяет ему избегать избыточности и в то же время неявно давать свое одобрение по одному и тому же вопросу. Например, Египет был особенно хорошо известен своим «священным письмом» или иероглифами. Диодор интересуется письменными записями и приводит их несколько раз в книге 1: стела Осирису и Исиде написана в иероглифах (τοῖς ἱεροῖς γράμμασιν, 1.27.3), царь Тнефахт вписал проклятие в иероглифах (1.45. 2), Сесоосис создал стелы по всему миру в «египетском письме, известном как священное» (1.55.7), и, наконец, египетская система обучения имеет два вида письменности: «вид, называемый священным» (1.81.1) и более общий стиль. Этот последний раздел, в частности, станет очевидным местом для описания священного письма. Однако, несмотря на явный интерес Диодора к предмету, он не описывает иероглифы в книге 1. Но он описывает их в книге 3, в эфиопском рассказе. В 3.3.5 Диодор утверждает, что эфиопы имеют два вида письменности, которые были приняты египтянами — тип, изучаемый всеми (демотический) и так называемый священный (τά δ 'ἱερὰ καλούμενα), который используется только жрецами в Египте, но всеми в Эфиопии. Далее Диодор дает более подробное описание иероглифов в 3,4, единственный случай, когда он фактически использует термин ἱερογλυφικῶν γραμμάτων. Это могло бы легко попасть в египетское повествование, и, по всей вероятности, источники Диодора для книги 1 включали описание знаменитой египетской системы письма, но Диодор решил включить ее в эфиопское повествование. При этом он избегает изложения одного и того же материала дважды и, возможно, тонко говорит своей аудитории, что, по его мнению, эфиопы являются настоящими изобретателями этой системы письма.
Обратное также верно. В 3.3.4 Диодор замечает, что эфиопские захоронения очень похожи на египетские, но, уже описав египетские захоронения, он не удосужился повториться. В эфиопском разделе Диодор описывает работу золотых приисков на южной границе Египта, которые контролируются египетским царем (3.14), что намекает на египетское повествование (1.33.3). Верховья Нила в Эфиопии, включая важный остров и город Мероэ, описаны в книге 1, но не в книге 3. Мероэ упоминается несколько раз в более поздней книге, но Диодор, очевидно, ожидает, что его читатели будут помнить о его важности из чтения книги 1. В конечном счете мы не знаем, как различные источники Диодора могли представить эту информацию, но ясно, что Диодор избегал дублирования между разделами своей работы.
Единство книг 1–3 также можно увидеть в одной из их основных особенностей, носителях культуры. Эти фигуры будут подробно обсуждаться в главе 5, но некоторые из них проводят всемирные экспедиции, и места, которые они посещают, тесно связаны с регионами, описанными в книгах 1–3. Осирис (1.18–20) сначала отправляется в Эфиопию (описанную в книге 3), а затем продолжает путь вдоль побережья Красного моря (описано в 3), затем в Индию (2,35–42) и, в конечном счете, в другие цивилизации в Азии (остальная часть книги 2), прежде чем перейти во Фракию и Грецию. Сесоосис (1.53.5–6, 55.1–8) завоевывает Аравию, Ливию, Эфиопию, регион Красного моря, Индию за пределами даже Ганга и Азии, включая скифов до реки Танаис, о которой также говорится в 2.43.2 как о самой дальней границе скифов, и Вавилон. В конце концов, Сесоосис попал в Европу до Фракии.
Ассирийский Нин не смог завоевать Аравию (описанную в 2.48–54), но победил Вавилон (описанный в 2.7–9), Армению (не описана) и Мидию (в 2.32–34). Затем Нин хотел захватить всю Азию от Танаиса (пределы кампаний Сесосиса) до Нила. Он начал с Бактрии, которая не описана нигде. Его жена Семирамида покорила Египет, Ливию и Эфиопию и, наконец, вторглась в Индию (описанную в 2.35–42), где она была побеждена (2.14.3–4). Наконец, ливийская версия Диониса приступила к собственному мировому турне, начиная с Египта (3.73.4) и охватывая обитаемый мир (3.73.6), путешествуя по Индии (3.73.7), пока он не повернул обратно к Средиземному морю. Диодор не перечисляет все регионы и страны, которые посетил этот Дионис, возможно потому, что он снова будет освещать ту же землю, и он хочет с нетерпением ждать греков в книгах 4–6. Поэтому, за исключением Армении, которая вообще не описана, и Фракии, носители цивилизации у Диодора в основном путешествуют в одном и том же мире, описанном Диодором в книгах 1–3.
Понятно, что Диодор прилагал большие усилия для организации своего материала в этих книгах. Но это все еще оставляет проблему более крупного упорядочения и расположения разных народов и народов. У Диодора не было модели; несмотря на то, что было несколько авторов, которые имели дело с одной расой варваров или с другой — Гекатей Абдерский о Египте, Мегасфен об Индии и Ктесий об ассирийцах — в греческой историографии не было прецедента для работы, объединяющей их всех. Тем не менее, для Диодора были доступны организационные схемы, которые он мог бы использовать, но это не представляло интереса. Его расположение материала в книгах 1–3 является его собственным, как покажет следующее рассмотрение, и как его организационный выбор, так и методы, которые он недвусмысленно отвергает, показывают многое о мировоззрении Диодора и о его собственном месте в пределах Римской империи.
Учитывая большой интерес Диодора к хронологии, можно было бы ожидать, что он предпочтет хронологический подход к материалу первых трех книг. Даже если даты не могут быть точно определены, относительная схема будет осуществимой. Как бы то ни было, к моменту поздней римской Республики существовала широко известная и принятая система организации хронологии восточных варварских царств на основе очередности или последовательности мировых империй. Эта последовательность началась с ассирийцев, которые были свергнуты мидянами, которые, в свою очередь, были свергнуты персами. Затем македонцы свергли персов, и, наконец, римляне восторжествовали над македонцами. Это понимание мировой истории может восходить к Геродоту, который в своей истории возникновения персов описывает ассирийцев как правящих Азией в течение 520 лет (1.95.2), пока мидяне не восстали, а затем другие этнические группы контролируемых ассирийцами (1.102.2). Но это не немедленная замена одной империи на другую, так как мидяне первоначально были дезорганизованы и не имели центрального правления.
Ктесий, по–видимому, является первым греческим историком, который формально излагает последовательность ближневосточных монархий. Грек, который служил врачом при дворе Артаксеркса II, имел доступ (так он утверждал) к персидским преданиям и написал историю Персидской империи (Персику) в 23 книгах. Из них 1 -3 обсуждали ассирийцев, 4–6 мидян, а остальные — персов вплоть до царствования Артаксеркса II. Работа известна из более поздних авторов. Сам Диодор использовал Ктесия в качестве своего основного источника для ранней ближневосточной истории, сжав первые шесть книг историка в тридцать четыре главы в начале книги 2, причем информация также была взята из других историков. Диодор, по крайней мере, дает нам базовый план Ктесия, показывающий, что ассирийцы были свергнуты мидянами, а затем мидяне, в свою очередь, персами. Следовательно, по крайней мере со времен Ктесия эта последовательность была частью греческой мысли, став более распространенной после низвержения Персии Александром Великим, который оставил македонцев в качестве следующей мировой империи в свою очередь. Агафархид из Книда (FGrH 86) возможно использовали эту схему для организации азиатской истории от ассирийцев до македонских завоеваний в своих «Делах в Азии», написанных во втором веке до нашей эры, хотя фрагменты слишком скудны, чтобы быть уверенными. В конечном итоге схема проникла в римскую мысль.
Самое раннее свидетельство о цикле империй в римской историографии, вероятно, приводится в сочинении «О хронологии римского народа» (de annis populi Romani) Эмилия Суры (FRHist 103). Эта работа известна из одного фрагмента, по–видимому глоссы или интерполяции в Веллее Патеркуле, которая гласит: «Прежде из всех народов ассирийцы правили миром, затем мидяне, потом персы, затем македонцы. Затем, вскоре после того, как Карфаген был побежден, два царя, Филипп и Антиох, которые происходили из македонцев, были свергнуты, и верховная власть перешла к римскому народу» (Vell. 1.6.6). Эмилий Сура в противном случае не имеет значения, и датирование этого фрагмента можно поставить под сомнение. Однако большинство ученых помещают Суру после второй Македонской войны и до третьей (между 197 и 171) из–за упоминания о Филиппе V и Антиохе III, что подтвердит, что эта последовательность империй была известна среди римских элит к середине второго века, и что некоторые римляне уже считали себя пятой империей в наследовании.
Полибий, писавший в середине второго века, знает о преемственности империй, хотя он не использует ее как средство для организации своей всемирной истории. Действительно, Полибий, кажется, отвергает эту идею империй как организующий принцип в целом, сосредотачиваясь вместо этого на том, когда дела мира переплетаются вокруг расширения Рима. Но Полибий предлагает дополнительные свидетельства того, что эта последовательность была хорошо известна в римских элитных кругах к моменту Третьей Пунической войны (149–146). Согласно Аппиану, явно цитирующего Полибия, Сципион Эмилиан, наблюдая за падением Карфагена, размышлял о том, что «империи ассирийцев, мидян и персов, величайшие в свое время, и даже империя македонцев, недавно блиставшая, испытали тот же жребий». Сципион привел стихи о падении Трои и не таясь сказал Полибию, что он думает о конечной судьбе Рима (Polyb. 38.22 = App. Pun. 132). И Ф. Уолбэнк и А. Эстин утверждали, что это не могло быть тем, что написал Полибий, поскольку две другие версии этого события, обе явно взятые из Полибия, не имеют упоминания о последовательности империй. Мимильяно, напротив, заметил, что «нужны были бы очень веские аргументы, чтобы признать вмешательство Аппиан с учетом сцены, которую он явно взял у Полибия», и поэтому «ссылка на четыре империи должна быть отнесена к Полибию».
Разумеется, правопреемство империй было хорошо известно и широко распространено в ранний августовский период, вскоре после писательства Диодора. Дионисий Галикарнасский включает цикл империй во введении к своим «Римским древностям». Он заявляет, что Рим намного превосходил империи прошлого как по величине, так и по продолжительности лет (1.2.1) и объясняет, что ассирийская империя, хотя и долговечная, была очень маленькой. Мидяне свергли ее и управляли большей территорией, но короткое время. Персы свергли мидян и правили почти всей Азией, но неоднократно были остановлены, когда они пытались распространиться в Европу и просуществовали всего двести лет, прежде чем были свергнуты македонцами. И македонцы немедленно начали деградировать после смерти Александра Великого и не подчинили пространство, которое покорил Рим (1.2.2–4). Рим, заключает Дионисий, управляет каждой доступной и обитаемой страной и морем и существует дольше, чем любое государство прежде (1.3.3–4). Дионисий подразумевает, что вероятность того, что власть Рима будет свергнута, невелика, и что нет народа, который оспаривает всеобщее господство Рима или сопротивляется римскому правлению (1.3.5).
Эта теория последовательных мировых империй, завершающаяся Римом, продолжает проявляться в императорский период, что указывает на то, что она стала принятой частью историографии. Тацит ясно намекает на это в Истории, отмечая, что «в то время как Восток находился под контролем ассирийцев, мидян и персов» (5.8.1), они считали евреев самыми ничтожными подданными. Затем Тацит ссылается на македонское господство над евреями и, наконец, на римское. Грек Аппиан, писавший в середине второго века, также относится к ассирийцам, мидянам и персам как к трем величайшим империям до Филиппа и Александра Великого (Praef. 34). Далее описываются империя Александра и государства–преемники, а затем важность Рима. Аппиан приходит к выводу, что власть римлян несравнима и по величине, и по продолжительности (Praef. 35).
Другой автор второй софистики, Элий Аристид, ссылается на этот мотив в своем Панафенаике, прослеживая подъем Рима параллельно с четырьмя империями: «Есть память о пяти царствах, может быть, не будет больше. Из них во время ассирийцев имели место первые деяния города (т. е. Рима), и дела богов падают на это время. И во время второго царства город поднимался. В течение третьего периода он побеждал все время. И во время четвертого он держался один и проявил себя лучшим среди других» (183). Элий приходит к выводу, что «во времена лучшей и во всех отношениях великой империи она первенствует в греческом мире и сделала все возможное, чтобы никто не мог надеяться на старые времена вместо теперешних» (184).
К моменту Августа и, вероятно, намного раньше, было широко распространено признание последовательности империй, заканчивающихся Римом. Однако ни один из вышеупомянутых авторов фактически не использовал ее в качестве организационного принципа для своих работ. Но другие универсальные историки после времени Диодора — это другой вопрос. Во–первых, у нас есть «Филиппова история» Помпея Трога, сохранившаяся в эпитоме Юстина. Трог взял эту последовательность империй в качестве основной организационной структуры своей истории. Он начал ее с Нина, первого царя Ассирии, и первого, кто имел «беспрецедентную жажду к господству» (1.1.4) и желал империи для себя. Он победил народы всего Ближнего Востока, прежде чем умереть, а затем ему наследовали его жена, Семирамида и, в конечном счете, его сын. Трог заявил, что ассирийцы правили этой империей в течение тринадцати сотен лет (1.2.13). Последний царь был Сарданапал, но он был свергнут мидянином Арбаком, который «передал империю от ассирийцев к мидянам» (1.3.6). Последовали многие мидийские цари, последним из которых стал Астиаг, который был свергнут Киром Персидским, и «империя мидян закончилась через 350 лет» (1.6.17). Отчет Юстина об описании Трогом ассирийцев и мидян очень краток, и вполне вероятно, что полная версия имела значительно более подробную информацию. Остальная часть первой книги Трога содержала персидскую историю, начиная с вторжения Дария I в Скифию. Трог использовал, по образцу Геродота, продвижение персов, чтобы ввести другие народы, с которыми они вступили в контакт. Итак, книга 2 содержит скифов и их историю, включая их собственные завоевания в Европе и в Азии. Трог заключил этот раздел неудачным вторжением Дария в Скифию, прежде чем описать последующее восстание в Ионии. Оно, в свою очередь, позволило ему ввести афинян и их историю и перейти к греко–персидским войнам. Книга 3 открывается Ксерксом, но затем переходит к современному разрыву отношений между Афинами и Спартой, что, в свою очередь, является отправной точкой для истории Спарты от реформ Ликурга до истоков Пелопоннесской войны. Трог продолжал освещать греческие дела, окончив книгу 6 смертью Эпаминонда. Это позволило Трогу перейти к завоеваниям Филиппа II. Книги с 7 по 9 охватывали раннюю историю македонцев и царствования Филиппа вплоть до его убийства. В конце книги 9 Юстин/Трог пришел к выводу, что Филипп заложил основы мировой империи, которую создаст его сын. Книга 10 охватывает персидскую историю в четвертом веке вплоть до вторжения Александра, в то время как сам Александр является предметом 11 и 12.
Эта последовательность империй явно дала Трогу очень удобную организационную схему для первой части его истории. Интересно, что, хотя Дионисий Галикарнасский и Аппиан, по–видимому, интерпретировали Рим как величайшую и долговременную из всех империй, Трог в конце своей работы ставит Рим в пару с Парфянской империей, предполагая, что он видел восходящую шестую империю. Эта последовательность использовалась как проримскими, так и антиримскими авторами.
Августов автор Николай Дамасский (FGrH 90) также написал универсальную историю в 144 книгах. Однако, если организационную схему Трога мы неплохо представляем себе благодаря эпитоме Юстина, то работа Николая сохранилась лишь в фрагментах. Но, судя по ним, мы можем сказать, что Николай так же начал свою работу с ассирийцами и осветил свержение мидян персами в книге 6. Использование Николаем последовательности империй развивается далее в двух фрагментах его работы. F3 описывает свержение ассирийца Сарданапала мидянами, объясняя «они также ухитрились атаковать всю власть [Сарданапала] и перенести империю ассирийцев к мидянам». F66 касается свержения мидян персами: «во время правления [Астиага] произошли большие перемены, в которых империя перешла от мидян к персам». Судя по этим фрагментам, Николай принял последовательность империй и использовал ее для организации первой части своей истории, хотя ни один из сохранившихся фрагментов не связан с македонской или римской империей и их местом в последовательности.
Для августовых универсальных историков эта последовательность пяти империй послужила полезным методом организации и понимания истории догреко–римских империй и удобным способом связывания македонской и римской империй с этими более ранними мировыми державами. Как замечает Алонсо–Нуньес, «теория преемственности мировых империй … является ключевым моментом для написания мировой истории». Более того, преемственность империй также может быть легко адаптирована к идеологическим целям или убеждениям данного автора, независимо от того, проримский он, или антиримский. Дионисий Галикарнасский, писавший через несколько десятилетий после Диодора, заявил, что если кто–то сравнит города и государства, чтобы определить, какое из них была величайшей империей, «он увидит, что Римская империя далеко превзошла все, что помнились перед ней, не только степенью ее мощи и славой ее деяний, которые до сих пор не учтены, но также степенью ее продолжительности вплоть до нашего времени» (1.2.1). Аппиан, писавший более ста лет спустя, расширил эту мысль, чтобы оправдать Рим как величайшую империю в мире: «и продолжительность империй ассирийцев, мидийцев и персов, три величайших до Александра, сына Филиппа, взятые вместе, не достигла даже 900 лет, тогда как Рим существует до настоящего времени, и я думаю, что масштабы их империй не достигли даже половины размеров гегемонии римлян» (Praef. 34–35). Аппиан продолжает утверждать, что Рим соприкасается с краями самого мира, в то время как предыдущие империи, в том числе македонская, географически были весьма ограниченными. Тем самым, в правопреемстве империй римская легко виделась как величайшая и широчайшая из них.
Тем не менее, последовательность империй использовалась и противниками Рима. Апокалиптическая литература со второго столетия до нашей эры полна антиримских настроений, и в этом контексте появляется правопреемство империй. Возможно, Помпей Трог использовал его так, поскольку он не показывал Рим как окончательное развитие. Трог завершил свою работу как кельтами, так и испанцами, которых недавно завоевали римляне, и ростом парфян. Трог заметил, что парфяне разделяли правление мира с Римом, уже трижды победив их. Момильяно называет этот вывод «образцом действительно хорошего исторического воображения». По крайней мере Трог ограничивает масштабы римской власти и может намекать на возможность того, что парфяне в конечном итоге станут шестой империей. Цикл империй мог было бы так же легко использоваться антиримлянином, как и проримлянином.
Последовательность империй была долгоживущим, легко адаптируемым методом познания мира. Более того, он обеспечил удобный способ включения в повествование других народов и наций посредством экскурсов, поскольку господствующая империя покорила их. Это напоминает Геродота, который использовал персидские завоевания в качестве отправной точки для обсуждения других народов, и эту технику, по–видимому, также использует Трог. Можно с легкостью ожидать, особенно учитывая мнение о Диодоре как «не о том человеке, которому необходимо хлопотать больше, чем нужно», что он воспользовался бы этим как организующий принцип своей истории, по крайней мере для первой, «варварской» части. Но это совсем не так. Диодор, конечно, знает об этой теории, но структурировал свой труд так, чтобы безоговорочно отвергнуть ее. Действительно, сделав Ассирию второй империей в Библиотеке после Египта в книге 1, Диодор дискредитирует правопреемство империй еще до того, как он начинает описывать его. Когда он начинает описывать восточные империи, которые составляют традиционную последовательность, он подчеркивает, насколько их власть была ограничена, и разбивает повествование, так что одна империя не следует непосредственно за предыдущей.
Первые тридцать четыре главы второй книги Диодора, написанные в основном по Ктесию, начинаются со знакомой схемы ассирийцев, которыми правит Нин, а затем Семирамида, завоевавшие большую часть Азии, а затем управлявшие в течение длительного периода. Ассирийцы, в свою очередь, были свергнуты мидянами, возглавляемыми Арбаком (Арбакт у Трога), и в конце раздела кратко сказано, что мидийское царство перешло к персам и обещано подробно описать его в соответствующее время (2.34.6), прежде чем Диодор перейдет к рассказу об Индии. Первые правители Ассирии, безусловно, получают должное за создание мировой империи. Нин «сам взялся покорить все народы Азии, а через семнадцать лет он стал владыкой всех из них, за исключением Индии и Бактрии» (2.2.1); и Диодор, прямо цитируя Ктесия, приводит список покоренных (2.2.3). Его жена и преемник Семирамида подобным же образом изображена как правительница очень могущественной империи, которую она расширила еще дальше.
Но главная часть и кульминация рассказа Диодора о Семирамиде — ее катастрофическое неудачное вторжение в Индию (2.16–19), ярко демонстрирующее ограниченные возможности Ассирии. И хотя Диодор, цитируя Ктесия, дает продолжительность ассирийской империи в тринадцать сотен лет (так же, как и Трог), он продолжает говорить, что он не собирается обсуждать отдельных царей, потому что они ничего не сделали заслуживающего упоминания (2.21.8), что резко уменьшает статус Ассирии, прежде чем Диодор переходит к конечному ассирийскому царю Сарданапалу и падению его империи. Вождь восстания — мидиец Арбак, но Диодор сильно подчеркивает важность других народов, в частности Вавилон, Персию и Аравию (2.24.3–6), и даже говорит о «четырех народах» (2.24.8), действующих совместно с повстанцами. На протяжении всего повествования важную роль играют вавилоняне, особенно провидец Белесис. Этого нет в сообщении Трога/Юстина, который говорит только о мидянах.
И в заключение Диодор заявляет, что ассирийская империя «была уничтожена мидянами» (2.28.8), а не сменена мидянами. Это опять же контрастирует с Трогом, который заключает, что «он [Арбак] передал империю от ассирийцев к мидянам» (2.3.6).
Трог, судя по прологам и эпитоме Юстина, по–видимому, немедленно перешел к истории мидян. Однако Диодор приступает к длинному описанию вавилонской астрономии (2.29–31, обещанному в египетском повествовании в книге 1) и нарушает переход от Ассирии к Мидии. Только в главе 32 Диодор возвращается к мидянам и описывает их подъем. Он утверждает, что у них была могущественная империя (τῆς μεγίστης ἡγεμονίας), но затем говорит, что историки не в ладах со своей историей (2.32.1), сначала цитируя Геродота для информации о том, что ассирийцы были завоеваны мидянами, но что ни один мидийский царь не возник в течение многих поколений, чтобы требовать верховную власть (2.32.2; Диодор дает здесь другую длину для ассирийской империи, пятьсот лет вместо тринадцати сотен Ктесия), до Киаксара (Дейок у Геродота), который «стал для мидян основателем их мировой империи» (2.32.3). Диодор обещает дать более полное объяснение этому в соответствующем месте (предположительно, в потерянной книге 8), что еще больше подчеркивает разрыв между ассирийцами и мидянами. В целом, это сообщение дискредитирует идею о том, что Мидийская империя сразу же преуспела или унаследовала царство ассирийцев.
Только в этот момент Диодор приводит сообщение Ктесия о мидянах. Подчеркивая разные версии, Диодор оставляет империю мидян в тумане. Он начинает версию Ктесия, вспоминая о свержении ассирийцев с помощью Арбака. Но Диодор вряд ли изображает Мидию как мировую империю, сосредотачиваясь на их войнах с кадусиями и восстании парфян. Диодор снова нарушает повествование, чтобы описать саков и их царицу Зарину. В заключение Диодор называет царя мидян, который был свергнут Киром, Аспандом (Астиаг) и дважды кратко упоминает о переходе царства мидян (μετέστησε, μεταπεσεῖν) к персам (2.33.6, 2.34.6). Тем не менее, он избегает здесь хронологического повествования и заявляет, что он займется падением мидян в свое время, предположительно в утерянной девятой книге, снова нарушая последовательность империй.
Структурируя так свое повествование и отделяя ассирийцев, мидийцев и персов, Диодор сознательно воспроизводит идею последовательности мировых империй, по крайней мере до персов, а также идею о народе, непосредственно унаследовавшего предыдущую империю. Кроме того, Диодор отложил ассирийцев до своей второй книги и посвятил им лишь двадцать восемь глав, а затем шесть глав мидянам, прежде чем переехать в Индию. И когда Диодор наконец достигает Александра Великого в книге 17, он также не ссылается также на цикл империй. Понятно, что Диодор не только отвергает последовательность империй как средство упорядочения своей истории; Он также отвергает ее как способ понимания хода истории.
Хотя в книгах 1–3 Диодор избегает любой хронологической расстановки различных народов, в них существует четкое географическое расположение. Но даже здесь можно увидеть собственное творчество Диодора. Книга 1 посвящена Египту, книга 2 имеет дело с народами Азии (2.1.3) и книга 3 обсуждает народы Африки и побережье Красного моря. Только в книгах 4–6 Диодор имеет дело с греками, тогда как негреко–римские народы Европы он почти не упоминает. Эта организация известного мира уникальна для Диодора и показывает его контроль над устроением своего материала, поскольку было множество географических описаний обитаемого мира. Известно, что Диодор использовал, по крайней мере, два из них: четвертую и пятую книги Истории Эфора (FGrH 70 F30-F53) и Географию Артемидора, с намеками, что он, возможно, был знаком и с работой Эратосфена.
Этот географический обзор, похоже, оказал большое влияние на более поздних историков вроде Деметрия из Каллатиса (FGrH 85), который назвал свою работу «Об Азии и Европе», и Страбона. К сожалению, фрагменты этих книг, особенно пятой, настолько скудны, что их невозможно реконструировать, хотя, возможно, Эфор следовал по побережью Средиземного моря от Столпов Геракла к востоку до Черного моря и вернулся вдоль побережья Азии и Африки, к своей отправной точке. Понятно, что Эфор представлял себе мир в виде прямоугольника, следуя ионийским географам, с четырьмя частями: Эфиопией на юге, Скифией на севере, Кельтикой на западе и Индией на востоке (F30a и b = Страбон 1.2.28 и Cosmas Indicopleustes, Topographia Christiana 2.148), используя восходы и закаты, чтобы отмечать регионы. Общее разделение Ойкумены у Эфора мало чем напоминает Диодорово (который также знает, что мир сферичен, 1.40.5). Когда Диодор замечает в контексте теории Эфора о наводнении Нила, что «не следует стремиться к Эфоровой точности во всех случаях, учитывая, что он уделял мало внимания истине во многих вещах» (1.39.13), он, вероятно, думает об устаревшей географической информации Эфора.
Эфор, возможно, является самым значительным из них, поскольку у него был отдельный раздел для географии (FGrH 70 T12 = Страбон 8.1.1), и Диодор, как считается, широко заимствовал у него. Его географическое сообщение содержалось в книгах 4 и 5, первая из которых, безусловно, была озаглавлена «Европа» (FGrH 70 F42 = Страбон 7.3.9 и F30–42 для известных фрагментов), а вторая, предположительно, носила заглавие «Азия», или, возможно, «Азия и Африка» (FGrH 70 F43–53). География Артемидора в одиннадцати книгах более проблематична, учитывая скудость фрагментов, но мы можем быть уверены, что Диодор ее использовал (3.11.2), по крайней мере, для информации об Африке и побережья Красного моря. И есть четкое географическое шествие: книги 2–6 охватывают северную часть мира, движущуюся с запада на восток, книги 7–9 обнимают южную половину мира, а книги 10–11 осведомляют о Малой Азии. Но, несмотря на использование Диодором Артемидора, его схема имеет меньшее сходство с Библиотекой, чем с Эфором.
Возможно, самым важным географическим описанием мира, которое должно быть написано в эллинистический период, была География Эратосфена Киренского, сочетающая теоретическую географию и реальную географическую информацию для систематизации и описания ойкумены. Диодор не интересуется теорией, но описание мира Эратосфеном (книга 3 Географии) было бы очень полезно. Хотя Диодор нигде не упоминает Эратосфена, в Библиотеке есть несколько мест, которые предполагают, по крайней мере, знакомство с его географией. Физическое описание Диодора Индии имеет большее сходство с Эратосфеном, чем с Мегасфеном, обычно считающимся источником Диодоровой Индики, и в 3.38.1 Диодор использует термин «Атлантика» точно так же, как Эратосфен, чтобы обозначить весь окружающий океан, а не только современную Атлантику.
Эратосфен разделял мир на северную и южную половины, примерно восточно–западной линией через Средиземное море (F47 Roller = III A2 Berger) с конечными точками на Столпах Геракла на западе и в Индии на востоке. Он также организовал мир так называемыми «сфрагидами» (F66 = III B2, B5). Первой сфрагидой в южной половине является Индия, за ней следуют Ариана, затем Месопотамия, Аравия, Египет и Эфиопия, а затем, предположительно, Ливия. Разделения северной половины мира Эратосфеном менее ясны, но он, похоже, начинает с северо–востока (F110 = III B68) скифами и переходит в Анатолию, а затем в Европу. Это устройство не имеет отношения к Диодору, за исключением того, что Эратосфен также начинает с негреков и восточной части мира. Диодор не принял организацию Эфора, или Артемидора, или Эратосфена, зато он принял правопреемство империй, чтобы организовать свою работу.
Стоит вкратце рассмотреть географию римского периода, чтобы посмотреть, есть ли у Диодора что–то общее с их устройством мира. География Страбона опубликована несколькими десятилетиями позже Диодора, но это самая близкая к нему работа, которую мы имеем. Он посвящает свои первые две книги в значительной степени географической теории, что заметно отсутствует у Диодора. Затем, начиная с Иберии в книге 3, Страбон совершает по часовой стрелке движение по Средиземному морю в виде перипла. Только книгой 12 он охватывает Малую Азию, и только последние три книги, 15–17, обнимают регионы Африки и Азии, на которых Диодор фокусируется в 1–3. С географической точки зрения Страбон и Диодор, похоже, имеют полярные противоположные взгляды на мир.
Два римских автора ранней империи также дают альтернативные макеты мира. Помпоний Мела написал описание мира в трех книгах во время правления Клавдия. Первые две книги имеют основную форму перипла вокруг Средиземного моря, начиная с Геракловых Столпов и продолжая обход на восток вдоль африканского побережья до Сирии, Малой Азии и, наконец, региона Черного моря. Книга 2 охватывает скифов, а затем продолжается на запад вдоль побережья Средиземного моря через Фракию, Македонию, Грецию, Италию, Галлию и, наконец, Испанию, а затем заканчивается несколькими главами об островах. Книга 3 охватывает внешние береговые линии и народы, живущие внутри страны. Вторая половина этой книги посвящена Индии, Аравии, регионам Красного моря и побережью Африки. Опять же, это не имеет отношения к Диодору, и, за исключением Египта, кажется, не замечает регионы, которые выделяет Диодор. Наконец, книги 3–6 Естественной Истории Плиния предоставляют географическое описание мира. Книга 3 охватывает западное Средиземноморье, книга 4 — восточное Средиземноморье, Черное море и северную Европу, книга 5 Африку, Ближний Восток и Анатолию и книга 6 Азию. Опять же, этот макет не имеет никакого сходства с Диодором. И особенно, помимо Эратосфена, все эти географические источники начинаются с Европы или Средиземноморья. Но Диодор в книгах 1–3 использует другой подход, с упором на восток, и фактически игнорирует западно–средиземноморский мир, который, безусловно, был наполнен «варварами».
Ясно, что Диодор не использует какой–либо существующий политический или географический план для организации первых трех книг своей истории. Организация этих книг принадлежит ему и только ему самому, что доказывает собственное творчество Диодора в вопросах устройства мира и дает представление о том, как Диодор понимает ойкумену в середине первого века до нашей эры. Во–первых, есть четкий акцент на Египте. Одно из следствий преемственности империй, как отмечает Момильяно, заключается в том, чтобы не оставлять места для Египта, поэтому размещение Диодором Египта в авангарде Библиотеки является еще одним признаком его отказа от этой схемы. Египетская цивилизация была всеми признана как наиболее древняя, и была долгая греческая традиция о Египте как об источнике мудрости. Но не было никаких традиций о Египте как о всепобеждающей державе (за исключением Сесоосиса), управлявшей большой многонациональной империей, как это было для Ассирии, Мидии, Персии и, наконец, македонцев. Действительно, Египет был завоеван персами, а не завоевывал других. Несмотря на это, Египет — единственная цивилизация, которой Диодор посвящает целую книгу. Он говорит, что он начинает с Египта, потому что именно там мифология помещает происхождение богов и первые наблюдения за звездами (1.9.6), но это только намекает на центральное место, которое Египет занимает в Библиотеке. Египет — единственная «полная» цивилизация, которую Диодор представляет в первых трех книгах. В египетском повествовании он описывает египетские мифы, географию Египта, включая великую загадку Нила, ранних египтян, египетскую историю, знаменитые египетские здания и строительные проекты, египетские законы и обычаи и египетское влияние на греков. В каждой другой цивилизации, описанной в книгах 2 и 3, есть некоторые из этих элементов, но не все. Например, рассказ об Ассирии имеет исторический очерк и описания знаменитых зданий и городов, но больше ничего. Индия имеет подробную географию, ранние мифы, законы и обычаи, но в основном лишена истории. Аравия имеет географию и обычаи, но мало истории. У эфиопов есть география и обычаи, но нет истории. Народы Красного моря имеют очень подробные географические области и этнографии, но ничего больше. У ливийцев есть мифология и кое–какая география, но нет истории и описания обычаев. Только в Египте есть все. Для Диодора это вполне цивилизация.
Географически говоря, поместив Египет первым, Диодор по сути делает эту страну центром обитаемого мира. Это также можно увидеть по тому, как он организует другие цивилизации и народы, которые он обсуждает в книгах 2 и 3. В книге 2 он продвигается от Египта на восток, начиная с Ассирии, затем следуют Вавилон, Мидия (кратко) и, наконец, Индия, одна из традиционных границ мира. Охватив Азию по оси восток–запад, он затем охватывает ее по оси север–юг. К северу от Ассирии и Индии находятся скифы и амазонки, и дальше на север Диодор приходит к другой традиционной границе конца света, острову гиперборейцев. Затем он переключается на юг и охватывает Аравию, а затем заканчивает загадочным островом Солнца, описанным Ямбулом (2.55–60). Он известен только из резюме Диодора и Лукиана, который в своей фантастической сказке замечает, что Ямбул — лжец (Ver. Hist. 1.3) и фактически служит южным эквивалентом острова гиперборейцев на Севере, обозначая самые отдаленные районы обитаемого мира на востоке.
Книга 3 начинается с Эфиопии, которая знаменует собой переход от Египта на юг. Еще с Гомера греки видели Эфиопию как южную протяженность ойкумены, ниже которой было слишком жарко для жизни. Оттуда Диодор продвигается на восток к побережью Красного моря (включая Персидский залив и южный берег Азии). Затем он переключается на другое и охватывает различные ливийские народы на западной стороне Египта, которые соприкасаются с жителями Атласских гор, еще одной традиционной границы мира. Следовательно, в книгах 2 и 3 Диодор использует эти границы для определения ойкумены и в процессе показывает нахождение Египта в центре.
Книги 2 и 3 начинаются с древних цивилизаций, которые, скорее всего, будут удерживаться в качестве конкурентов или соперников Египта по древности или по значимости. Ассирия важна, как мы видели, как первая великая азиатская империя, но Эфиопия также важна для греков, как самая древняя цивилизация. Диодор признает их превосходство в книгах 2 и 3, но также, поставив их в центре этих книг, он предлагает сравнение с Египтом, который имеет целую книгу. В результате, он далее подчеркивает центральное место Египта в своем видении мира. Поэтому, хотя книги 1 -3 определяют границы мира, кумулятивный эффект их структуры поднимает Египет выше всех других народов. Мы можем справедливо говорить о египтомании Диодора, и в следующих главах мы увидим, какие характеристики Египта он подчеркивает прежде всего других.
К тому времени, как писал Диодор, греки хорошо знали о гораздо более крупном мире западной и северной Европы. Несмотря на это, остальная Европа отсутствует в трех «варварских» книгах Диодора, включая иберов, галатов и британцев. И Артемидор, и Эратосфен включили эти регионы, а старший современник Диодора Посидоний включил в свою историю подробную кельтскую этнографию. Диодор мог даже использовать остров Британию для засвечивания другого края мира, как он это делал с землей гиперборейцев и других в книгах 2 и 3. Так почему же он исключил эти регионы из своего варварского повествования?
Ответ заключается в том, что Диодор не собирался игнорировать западных варваров. В 3.38 он начинает обсуждение Персидского залива (современное Красное море), отмечая, что «этот регион обитаемого мира и район вокруг Британских островов и отдаленные северные регионы еще неизвестны человечеству» (3.38.2). Диодор сравнивает дальний юг и крайний север, но он добавляет, что он обсудит северную часть обитаемого мира «когда мы опишем дела Гая Цезаря, поскольку этот человек распространил римское правление на все эти самые дальние части и сделал так, что ранее неизвестный регион попал в анналы истории» (3.38.2–3). Поэтому Диодор признает в отношении Британии и самых северных регионов известного мира, что они могут найти место в первых книгах, посвященных варварам, но что он предпочитает другой порядок, в котором эти области помещаются в контексте их завоевания римлянами. Этот принцип должен лежать в основе содержания первых трех книг. Все регионы, описанные в этих книгах: Египет, Ассирия, Индия, Скифия, Эфиопия, регион Красного моря и Ливия — это районы, которые римляне еще не завоевали, когда Диодор начал писать. Регионы, которые попали под римский контроль, вроде Карфагена и побережья Сирии, игнорируются в этом разделе, хотя они вписывались географически.
Так, Диодор раскрывает как границы, так и потенциал римской власти в этом устройстве. С одной стороны, акцент Диодора в первых трех книгах Библиотеки на территории, которые еще не находились под римским господством, показывает пределы римского правления. Но, с другой стороны, к тому времени, когда писал Диодор, должно быть ясно, что Египет, по крайней мере, скоро будет под римским контролем, и он вполне мог бы поверить, что на очереди некоторые из других областей, которые он описал. Цезарь готовил восточную кампанию в 44, и Марк Антоний сделал несколько набегов в этом направлении в 30‑х годах. Действительно, Библиотека может хорошо отображать потенциальные римские завоевания, указывая, какие районы на востоке являются самыми богатыми и обильными природными ресурсами. В различных этнографиях и географиях в книгах 1–3 Диодор особенно интересуется природными богатствами разных земель. Богатство Египта из–за наводнения Нила было хорошо известно (1.35), но Диодор также замечает, что граница между Египтом и Эфиопией полна ценных металлов (1.33.3, 3.14). Кроме того, Индия изобиловала аграрной продукцией, и там было два сельскохозяйственных сезона в год (2,36). Некоторые районы Аравии были чрезвычайно богаты редкими растениями (2,48–49), а в Эфиопии были еще более плодородные районы (3.10). Библиотека комментирует не только пределы римской власти, но и о возможности, которые еще могут появиться для римлян.
Аналогичным образом отказ Диодора от правопреемства империй также свидетельствует о его взгляде на потенциал Рима. Правопреемство империй можно интерпретировать двумя способами, в зависимости от того, был ли писатель проримским или антиримским. Проримские авторы вроде Дионисия или Аппиана подчеркивали Рим в качестве кульминации этой последовательности: как самую большую, самую мощную и долгоживущую империю. Антиримские авторы могли бы подчеркнуть неизбежное падение Рима, когда возникнет следующая империя. Диодор, отвергая и дискредитируя правопреемство империй, не делает ни того, ни другого. Риму не суждено ни потерпеть неудачу, ни окончиться. Акцент Диодора на Египет указывает на то, чего не хватает Риму: долголетия. Египетское повествование постоянно подчеркивает период времени, в течение которого Египет был богатым, стабильным царством, просуществовавшим гораздо дольше Рима. Диодор отстаивает, на примере Египта, возможность достижения Римом столь долговременного богатства и стабильности. Мы изучим тайны долголетия Египта и его связь с политической ситуацией в Риме во времена Диодора в главе 6.
Этот анализ также предполагает, что Диодор планировал организовать свои более поздние книги вокруг римских завоеваний, представляя новые народы по мере продвижения римлян, подобно тому, как Геродот использовал продвижение персов, чтобы представить различные народы, которые они завоевали. Применить этот подход к Риму было бы большим новшеством в историографии, и жаль, что более поздние книги настолько фрагментарны, что мы не можем сказать, насколько Диодор принял этот механизм. Но один пример, доказывающий, что Диодор использовал эту организационную схему, сохранился в фрагментах книги 40. Эта книга охватывала азиатские завоевания Помпея, включая Иудею (40.3). Именно здесь Диодор включает историю и этнографию евреев, взятую из Гекатея Абдерского (FGrH 264 F6). Действительно, Диодор вводит этот раздел: «поскольку мы намерены осветить войну Помпея против евреев, уместно вкратце изложить основы этого народа с самого начала и их обычаи» (40.3.1). Евреи могли бы легко вписаться в книгу 1 или в книгу 2. Действительно, Диодор прямо цитирует Гекатея, которого он использовал в качестве одного из своих источников для книг 1 и 2 относительно евреев. И, как отмечалось выше, Диодор конкретно заявляет, что он охватит Британию, когда он придет к изложению кампании Юлия Цезаря на острове. По крайней мере Диодор вполне согласен перестроить свой исходный материал, чтобы выделить римские завоевания.
Интересно, что Диодор охватывает иберийцев и галлов, но не в римском повествовании. В книге 5, обсудив некоторые из западных островов, он заявляет: «Мы не считаем неуместным кратко обсудить соседние европейские племена, которыми мы пренебрегли в предыдущих книгах» (5.24.1). Далее следуют (что едва ли коротко) шестнадцать глав, посвященных кельтам, примерно двадцать пять страниц тейбнеровского текста. И далеко не уместно, что этот длинный раздел действительно выделяется как весьма неуместный для книги 5. В предисловии к этой книге Диодор размышляет о важности этого способа организации и восхваляет своего предшественника Эфора за «организацию каждой книги по теме» (5.1.4 = FGrH 70 T11). Он заявляет, что предпочитает этот метод организации, и «насколько возможно следует этому плану» (5.1.4). Сделав это заявление, он говорит о книге 5, обозначив ее как «Островную книгу», что «в соответствии с этим названием мы скажем сперва о Сицилии» (5.2,1). Книга 5 единственная из сохранившихся в Библиотеке носит титул. Учитывая, насколько конкретно он говорит о книге, имеющей определенный географический охват и что географический охват — это «Острова», то длинный раздел о кельтах и ​​иберийцах — едва ли остров! — в середине книги торчит как больной палец. Единственный способ объяснить эту несоответствие состоит в том, чтобы предположить, что кельтской этнографии первоначально было предназначено быть в другой части Библиотеки, но Диодор переместил ее. Самое вероятное место было бы в рассказе о галльских и британских войнах Юлия Цезаря, которые Диодор анонсировал, но никогда не писал. Мы вернемся к этой загадке в главе 7.