(29) Содержание: Гл. 1. Нерон задумывает убийство матери, побуждаемый Поппеею. - 2. Агриппина покушается на кровосмешение или нескорее ли Нерон? - 3. Об убийстве матери рассуждает Нерон. Аницета план. - 4. Агриппины пиршество с Нероном, скрывавшим преступление. - 5. Она должна была погибнуть в волнах моря и с трудом спасается. - Ацеррония убита веслами. - 6. Агриппина скрытничает. - 7. Нерон в испуге, советуется с Бурром и Сенекою. Аницет берется за убийство Агриппины и 8. совершает его. - 9. Бедные похороны Агриппины. - 10. Нерон удрученный совестью, ободрен лестью. - 11. В письме к Сенату обвиняет мать и после смерти. - 12. Гнусная лесть Сената. Тразея Пет обнаруживает достоинство человека. Нерон берет на себя личину милосердия. - 13. В Рим входит озабоченный; испытав лесть, бросается во всякого рода излишества. - 14. Игрок на цитре, наездник он и знатные лица побуждает к таким же порочным занятиям. - 15. Юношества праздник. Нерон на сцене; делает перепись всадников римских, называемые Августовыми. - 16. Сочиняет стихи, насмехается над философами. - 17. Побоище между Нуцеринами и Помпеянами по случаю гладиаторского зрелища. - 18. Осуждение Блеза. Оправдание Страбона - 19. Смерть Домиция Афра, М. Сервилия. - 20. Пятилетние игры в Риме. Различные об играх толки, их порицают. - 21. Оправдывают и хвалят. Нерон победителем в красноречии. - 22. Встревоженный чудесными явлениями Рубеллия Плавта отправляет в ссылку. - 23. Корбулон наказывает грабительство Мардов. - 24. Избегает убийцы, берет Тиграноцерту. - 25. Гирканов принимает в союз; - 26. Тиридата устраняет от Армении и передает ее Тиграну; делается начальником над Сириею. - 27. Поселения (колонии) в Путеолах, Таренте, Антие. - 28. Выборы преторские; осуждение Вибия. - 29. Поражение в Британнии. Светоний нападает на Мону. - 30. Усмиряет жителей. - 31. Ицены под предводительством вождя Боадицеи и Тринобанты возобновляют войну. - 32. Берут силою Камилодун; Петилия Цериалиса с девятым легионом обращают в бегство. - 33. Оставленный Светонием Лондиний и Веруламий предают грабежу, граждан и союзников Римских избивают. - 34-37. Дерзости Боадицеи усмиряет Светоний. Она кончает жизнь ядом. Пений Постум пронзает себя мечем. - 38. Классициан, имея раздор со Светонием, приводит дело в замешательство. - 39. Отправленный туда Поликлет делается посмешищем неприятеля. Светонию преемником дается Петроний Турпилиан. - 40 и 41. Осужденные за ложное духовное завещание. - 42. Педаний Секунд, начальник (префект) города убит рабами. - 43 и 44. Против них хочет действовать законом К. Кассий. - 45. Успевает в том несмотря на противоречие других. Нерон делает выговор народу, воспротивившемуся казни. - 46. Тарквиний Приск осужден, произведён по Галлиям ценз. - 47. Смерть и похвала Меммия Регула. - 48. На Антистия последовал донос в оскорблении величества - 49. Защищает его Тразея. - 50. Фабриций Всиенто, обличенный в клевете, изгнан из Италии. - 51. Смерть Бурра, похвальное ему слово, преемники Руф и Тигеллин. - 52-54. Обвинения готовится опровергнуть Сенека перед Цезарем и просит пропуска, а тот - 5 5 и 56. отвечает хитро. - 57-59. Руфу вредит Тигеллин, Плавту и Сулле ставит в положение опасное и их губит. - 60. Нерон, женясь на Поппее, удаляет Октавию; потом ее призывает опять - 61. к радости народа. Поппее, впрочем, вскоре после того возвращены почести, её коварство. - 62-64. Злодейством Аницета Октавия отправлена в ссылку и умерщвлена в Пандетарии. Несчастные времена. - 65. Отпущенников Дорифора и Палланта ядом уничтожает Нерон. Сенека обвинён - 66. Пизон злоумышляет против Нерона.
Все это делалось в течение почта четырех лет, в консульства: К. Випстана и К., Фонтея Капитона, Имп. Нерона четвертый раз, В. Косса Корнелия Лентула, К. Цезония Пета, К. Петрония Турпилиана, П. Мария Цельза, Л. Азиния Галла Консулов.

1. В консульство Кая Винсания и Фонтея, давно задуманный преступный умысел Нерон не стал дальше откладывать; давность владения прибавляла смелости, и со дня на день все сильнее влюблялся он в Поппею; а та, не надеясь добиться, пока жива Агриппина, чтобы Нерон развелся с Октавиею и женился на ней, часто взводила на нее обвинения, а иногда и в шутках винила государя, называла его: "мальчиком, который вполне завися от чужих приказаний, уже не во власти только, но и в самой свободе имеет нужду. Зачем он отлагает брак свой с нею? Не нравится ему может быть её наружность и ряд предков увенчанных триумфом? Или неплодородие ли и искренность чувства? Опасается он, как бы, хоть жена, не раскрыла обиды сенаторов, раздражение народа против надменности и корыстолюбия его матери. Если Агриппина может сносить только невестку неприязненную сыну, то пусть она будет возвращена браку с Оттоном. Удалится она в какой-нибудь уголок земли, где лучше будет слушать порицания на императора, чем быть свидетельницею всего и делить с ним опасности". Никто не возражал на эти и им подобные речи, глубоко действовавшие вследствие слез и уловок женщины развратной; все желали сломить власть матери, но никто не полагал, чтобы ненависть сына могла простираться до убийства.
2. Клувий рассказывает, что "Агриппина в порыве желания "удержать власть дошла до того, что среди дня, в то время "когда Нерон был разгорячен вином и пиршеством, предлагала себя ему пьяному много раз разукрасясь, готовая на кровосмешение. Уже ближайшие замечали поцелуи и другие ласки предвестники преступления, когда Сенека искал помощи против женских обольщений в женщине же. Впущена (к Нерону) отпущенница Акте; она встревоженная и собственною опасностью и позором Нерона, объявила ему, что уже гласно толкуют о кровосмесительной связи вследствие похвальбы матери, и воины не снесут власти преступного государя". Фабий Рустик говорит: "будто не Агриппине, а Нерону хотелось этого, но помешала хитрость той же отпущенницы. Но то же, что Клувий, передали и прочие писатели, да и самая молва была в таком же смысле: мало ли по малу созрела в голове Агриппины мысль о таком неслыханном преступлении, или весьма вероятным показалась мысль о новом распутстве со стороны той, кто еще в летах отрочества дозволила себе иметь связь с Лепидом в надежде верховной власти, вследствие таких же побуждений отдалась в полное распоряжение Палланта и на всякое преступление приобретя опытность замужеством с дядею.
3. Вследствие этого Нерон стал избегать свиданий с нею наедине; когда она удалялась в сады, или Тускулан, или на Антиатское поле, хвалил: что она ищет спокойствия. Наконец, считая ее для себя преопасною, решился предать смерти. Об этом он советовался - ядом ли, мечом ли, или другим каким насильственным средством. Сначала избран был яд; но если дать во время пиршества у государя, то отнести этого к случайности невозможно было; подобный был уже конец Британника. Казалось трудным ввести в искушение служителей женщины, опытностью в преступлениях принявшей меры против всякого коварства; она сама заблаговременно принимая средства предохранила тело. Убийство мечом как скрыть, никто не мог придумать и опасался Нерон как бы кто, будучи и избран для такого преступления, не пренебрег приказанием. Предложил выдумку вольноотпущенник Аницет, начальник флота у Мизена и воспитатель детства Нерона, ненавистный Агриппине и ей плативший взаимною ненавистью. Он внушает, что: "можно устроить судно, которого часть среди моря отпадет намеренно и она погибнет ничего не зная. Ничто так как море не подлежит случайности и если Агриппина погибнет в кораблекрушении, то кто же будет настолько несправедлив - приписать злодейскому умыслу погрешения ветров и волн? А государь определит ей уже мертвой храм, жертвенники и прочие доказательства любви". Понравилась выдумка и прилаживалось оно к обстоятельствам времени, так как Нерон праздничные дни Квинкватров (пятидневный праздник в честь Минервы) проводил в Баиях. Он вызывает туда мать, не раз повторяя: "нужно переносить и раздражительность родителей и успокаивать их состояние духа". Этим он хотел распространить слух о примирении, чтобы ему вняла Агриппина со свойственною женщинам доверчивостью ко всему, что их радует. Когда Агриппина приехала, Нерон встретил ее на берегу (она прибыла из Антия), принял ее в объятия и повел в Баулы. Так называлась вилла, находившаяся между Мизенсвим мысом и Байнским озером на заливе моря. Стоял тут корабль изукрашенный более других, как будто бы и этим хотел он оказать почесть матери; она имела обыкновение совершать плавание на военном судне и с казенными гребцами. Тут приглашена она была к ужину с целью, чтобы подошла ночь, как время более удобное для скрытия преступления. Довольно верно известие, что нашелся предатель и Агриппина, слыша о злом умысле, но может быть считая еще этот слух сомнительным, прибыла в Байи, несомая на кресле. Тут ласки рассеяли опасения; ласково принятая, она посажена была на месте выше самого Нерона. В продолжительных разговорах, где Нерон, то с юношескою короткостью, то как бы более сдержанный и серьезный, делился он с матерью мыслями о важных делах, долго протянулось пиршество. Когда уходила Агриппина Нерон ее провожал, не сводил он с неё глаз и крепче прижимал к себе или для того, чтобы совершеннее было притворство или вид в последний раз матери, осужденной на погибель, действовал и на чувства Нерона, как они необузданы ни были.
5. Боги ниспослали ночь, светившуюся звездами и совершенно тихую; море не волновалось, как бы для того, чтобы яснее обличить преступление. И не далеко выступил вперед корабль; из числа приближенных Агриппины провожали ее двое; из них· Креперей Галл стоял недалеко от руля, а Ацеррония, склонясь у ног лежавшей Агриппины, с веселием припоминала: "раскаяние сына и полное его примирение с матерью". Вдруг по данному знаку упали в этом месте навесы, отягченные большим количеством свинца; задавлен Креперей и тут же испустил дух. Агриппина и Ацеррония нашли себе защиту в выдававшихся стенках кровати, которые может быть были крепче и не уступили тяжести. Разрушение судна не последовало; все были смущены, а как большинство не знало, то это самое служило помехою и знавшим. Вздумалось наконец гребцам - наклонить судно на один бок и так его потопить. Но они и не вдруг стали единодушно действовать при таком внезапном решении, а некоторые· сопротивляясь и, усиливаясь в противоположную сторону, сделали то, что падение в море совершалось исподволь. Неосторожной Ацеррония крича, что она Агриппина и чтобы подали помощь матери государя, палками, веслами и всем, что только из оружия под руку попалось на корабле добита. Агриппина молчала и вследствие того менее узнанная, получила только одну рану в плечо. Вплыв, а потом на одном из подплывших челноков, она въехала в Лукринское озеро и отнесена в свою виллу. Тут-то она сообразила, что именно за тем она обманчивым письмом приглашена и осыпана особенными почестями и что подле берега корабль ни ветром не гонимый, ни на камни не наброшенный, разрушился в верхней части, как будто строение на твердой земле. Заметила она и обстоятельства убийства Ацерронии, видела и свою собственную рану. Единственное средство против коварного злоумышления, если сделает вид будто не понимает. Послала отпущенника Агерина - известить сына: и по милости богов и его счастьем избежала она великой опасности: просит, чтобы он, как ни приведен в ужас опасностью матери, отложил бы старание ее видеть; ей в настоящем нужнее всего спокойствие. Между тем, притворясь, что она вполне верит в собственную безопасность, она прикладывает лекарства к ране и заботится о восстановлении здоровья. Приказывает - и только в одном этом не притворяется - разыскать завещание Ацерронии и опечатать имущество.
7. Нерону, дожидавшемуся вестников о совершении злодейства, доносят; "спаслась (Агриппина) получив легкую рану и до того очевидна была её опасность, что о виновнике она не может иметь ни малейшего сомнения". Тут, вне себя от страха, он объявлял: "вот сейчас явится она, готовая на отмщение - вооружит ли рабов, возмутит ли воинов, бросится ли к сенату и народу, ставя ему в вину кораблекрушение, рану и убитых приближенных. А против этого в чем ему защита? Разве что может быть придумают Бурр и Сенека". Немедленно он их призвал, неизвестно знавших ли предварительно обо всем, а потому долгое и с той и с другой стороны молчание, как бы не отсоветовать без успеха или, по их убеждению, в такое пришло положение дело, что если Агриппина не будет предупреждена, необходимо погибнуть Нерону. На этот раз Сенека поспел скорее, взглянул на Бурра и спросил: "нужно ли приказать воинам совершить убийство"? А тот ответил: "преторианцы привязаны ко всему дому Цезарей и, храня воспоминание о Германике, не дерзнут ничего жестокого против его потомства; а пусть Аницет довершит обещанное". Тот, нисколько не медля, домогается совершить верх злодейства. На его слова Нерон высказывает: "в этот день дана ему верховная власть" и виновник этого дара - отпущенник пусть идет поспешнее и ведет с собою наиболее готовых исполнить приказания. А сам, услыхав, что пришел вестником от Агриппины посланный ею Агерин, устраивает со своей стороны сцену злодейства. Пока тот излагает, что ему поручено было, он бросает меч между ног его. Затем как бы захваченного с поличным приказывает "заключить в оковы для того, чтобы пустить в ход выдумку что мать покушалась погубить государя и от стыда что обличено злодейство, добровольно сама себе причинила смерть".
8. Между тем разнесся слух об опасности, в какой находилась Агриппина - все полагали, что это дело случая - сбежались к берегу: одни всходили на выдавшиеся в море скалы, другие на находившиеся вблизи лодки, некоторые входили в море насколько дозволяло тело. Весь берег наполнился голосами сострадания, обетами, криками спрашивавших и дававших ответы наугад. Нахлынуло огромное стечение народа с факелами и когда узнали, что Агриппина невредима, готовились было идти ее поздравить, но вид вооруженного и грозного строя заставил их разбежаться в разные стороны. Аницет окружил виллу вооруженным отрядом, выломав дверь, схватил попавшихся на встречу рабов, пока не достиг дверей спальни. При ней находились немногие, а прочие приведены были в ужас грозно ворвавшимися воинами. В спальне находился слабый свет и одна из служанок. Агриппина тревожилась все более и более, что от сына нет никого, ни даже Агерина. Притом совершенно изменился вид берега - везде было пусто, раздавались какие-то внезапные звуки; все предвещало крайнее и неминуемое зло. Уходила от неё и служанка: "и ты также меня покидаешь? сказав, увидала Аницета, сопровождаемого триерархом, Геркулеем и Олоаритом сотником флотским. Она им сказала: если он пришел проведать ее, то пусть отнесет весть, что она оправилась; если же - совершить злодеяние, то нисколько она не верит относительно сына; он не мог дать приказания на убийство матери". Обступили постель убийцы, и первый триерарх ударил Агриппину палкою по голове. Когда сотник извлек меч, чтобы довершить убийство, выставив вперед живот: "бей в него" воскликнула и пала под множеством ран. Все эти подробности историки передают согласно. Но - видел ли Нерон мать бездыханную, при чем похвалил будто бы формы её тела - есть которые передают, а другие отрицают. Сожжена в эту же ночь на ложе, служившем при пиршествах и похороны её были очень бедны. И пока правил Нерон, не была засыпана землею и не было у нее могилы; а потом, заботою её домашних, устроили ей небольшой могильный холм подле Мизенской дороги и виллы Цезаря Диктатора, с которой, как стоящей на самом возвышенном месте, открывается вид на расстилающиеся внизу морские заливы. Когда зажгли востер, отпущенник её прозываемый Мнестер, сам себя пронзил мечом, неизвестно из привязанности к госпоже, или из опасения гибели. В таком своем конце за много лет раньше убеждена была. Агриппина и пренебрегла этим. Когда она советовалась о Нероне, халдеи дали ответ: "он будет властвовать и убьет мать". - А она отвечала: "пусть убьет, лишь бы властвовал".
10. Но Цезарь понял всю громадность злодейства, только совершив его; всю остальную ночь то упрямо молчал, то нередко вставал в страхе, сам не зная, что делать; наступления дня ждал он словно, как бы он грозил ему гибелью. Но его - и тут виновником был Бурр - сначала ободрила, разуверив его опасения, лесть сотников и трибунов, явившихся прикоснуться к его руке и поздравить "что он избег неожиданной опасности и злодейства матери". Затем приближенные бросились в храмы и, по поданному примеру, ближайшие города Кампании изъявляли свою радость жертвоприношениями и посольствами. А сам Нерон, дав своему притворству другое направление, казался печальным; собственное спасение казалось ему, как бы ненавистным и проливал он слезы о смерти родительницы. Но как местность не так быстро изменяется, как выражение лиц человеческих; и постоянно перед глазами Нерона был суровый вид этого моря и его берегов, находились люди, которые верили - что слышится будто бы на близ лежащих высоких холмах звук трубы, а на могиле матери плачь; - удалился в Неаполь, написав к сенату письмо, сущность которого была: "найден с мечом для совершения убийства Агерин из самих близких Агриппине отпущенников и она сама себя казнила от сознания задуманного преступления". Присоединил и обвинения придуманные гораздо раньше: "надеялась соучастия в верховной власти, присяги преторианских когорт на верность женщине и такого же позора сената и народа; а когда её надежды на это оказались тщетными, то, сделавшись враждебною воинам, сенаторам и простому народу, стала отсоветовать раздачи денежные и хлебом и устраивать опасности людям именитым. Сколько труда стоило ему, чтобы она не ворвалась в здание сената, не давала ответов чужестранным народам". Косвенными нападками на времена Клавдиевы, все что было дурного в том правлении (Нерон приписал матери, излагая что она погибла к общественному счастью. Рассказывал он и кораблекрушение, а случайным его счесть мог ли найтись столь тупоумный? Или можно ли было поверить, чтобы женщина, только что избегшая кораблекрушения, послала с орудием одного - сокрушить когорты и флоты Императора? А потому в худой славе был уже не Нерон, зверство которого было выше всякого осуждения, а Сенека за то, что он такое признание дерзнул изложить на письме.
12. Но с удивительным усердием знатных лиц определены: "молебствия во всех капищах, в праздник Минервы, в который открылся коварный умысел, совершать ежегодные игры; в здании сената поставить изображение Минервы из золота и подле него портрет государя; день рождения Агриппины считать, в числе неблагополучных". Тразеа Пет, имевший обыкновение прежние выражения лести проходить молчанием или кратким одобрением вышел тут из сената; условив для себя тем опасность, для прочих не положил начала вольности. Замешались тут и чудесные явления частые и бесплодные: женщина родила ужа, а другая в минуту совокупления с мужем убита молниею; солнце вдруг померкло и поражены молниею четырнадцать частей города. Но все это случилось до того без промышления (заботы) богов, что в течение еще многих лет и после того Нерон продолжал править и злодействовать. Впрочем, чтобы вызвать больше неудовольствия к памяти матери и показать что без неё увеличилось его милосердие, возвратил на родину изгнанных некогда Агриппиною знатных женщин: Юнию и Кальпурнию, бывших префектами Валерия Капитона и Лициния Габола. Дозволил даже перенести из ссылки прах Лоллии Павлины и воздвигнуть ей надгробный памятник; освободил от наказания незадолго перед тем им самим сосланных - Итурия и Кальвизия. А Силана умерла по возвращении в Тарент из отдаленной ссылки, вследствие уже падавшего значения Агриппины, жертвою нерасположения которой она сделалась, а может быть и сама Агриппина в отношении к ней смягчилась.
13. Медлил Нерон в городах Кампании в тоскливом сомнении "каким образом войти ему в город; встретит ли он раболепство в сенате, усердие в народе?" Но тут люди что ни есть хуже - а ими ни один другой двор не мог похвалиться в таком изобилии, стали его уверять: "ненавистно имя Агриппины и смерть её увеличила расположение народа: пусть идет бесстрашно и лично убедится в почтении к нему". Вместе с тем они ходатайствуют, чтобы им идти вперед. Нашли более готовности чем сколько обещали. Трибы вышли на встречу; сенат в праздничной одежде: ряды жен и детей, расположенные по полу и возрастам; устроены по той дороге, где следовало ему идти, подмостки для зрителей, так как это делается, когда смотрят триумфальные шествия. Вследствие этого надменный победитель, торжествуя над общим порабощением, вошел в Капитолий и там принес благодарность (богам) а сам пустился во все прихоти разврата, а полное развитие которых - задерживаемо было уважение к матери.
14. Давно уже имел Нерон привычку управлять сам лошадьми при бегах четверками; и не менее позорное занятие - во время ужина играть на гитаре, как то бывает на сценических представлениях. При этом он припоминал, что тоже делали цари и древние вожди; это занятие прославлено похвалами прорицателей и посвящено чести богов. Так пение посвящено Аполлону и с таким украшением изображается не только в городах Греции, но и в Римских храмах божество главное, презирающее в будущее. Да и удержать Нерона нельзя уже было. Сенека и Бурр заблагорассудили - как бы он не взял упорством то и другое, допустить одно. В Ватиканской долине огорожено место, где бы Нерон управлял конями, не быв зрелищем для всех без различия. Но вскоре даже стали приглашать народ Римский, а тот превозносить похвалами, так как народ вообще жаждет наслаждений и радуется, если государь имеет к тому же склонность. Впрочем, гласность позора не принесла за собою пресыщения как того ожидали, а подстрекнула на дальнейшее. С целью устранить позор, если осквернит он им как можно большее число, Нерон вывел на сцену потомков знатных родов, вследствие бедности сделавшихся продажными: их уже умерших не стану называть по именам, считая нужным сделать эту уступку чести их предков. Стыд вместе падает и на того, кто предпочел давать деньги за проетупки, чем отвлечь от них. Известных всадников Римских обещать соучастие в зрелищах на арене заставил огромными дарами; нельзя не принять в соображение, что денежная награда от того, кто имеет власть и приказать, приносит в себе силу необходимости.
15. А чтобы покамест не срамиться участием в публичном театре, установил игры, под названием юношеских; в них записывались кто ни попало: ни знатность рода, ни лета, ни уже полученные на службе почести не служили препятствием принимать участие в Греческих и Латинских сценических представлениях, даже до жестов и манер не совсем приличных мужчине. Да и знатные женщины придумали безобразие: у рощи, которою Август окружил озеро, служившее для маневров флота, выстроены места для свиданий и наслаждений и открыта продажа всего, что может раздражать сладострастие всякого рода. Даваемы были денежные награды; люди благонамеренные по необходимости, а невоздержные с похвальбою их тратили. Вследствие этого проникали испорченность и бесславие и ничто уже давно испорченной нравственности не принесло еще более поощрения к разгулу, как это сходбище. С трудом сдерживается стыд честными привычками; а при состязании в пороках могли ли иметь сколько-нибудь места - стыдливость, скромность и вообще что-либо честное. Наконец сам Нерон вступил на сцену, с большим старанием делая опыты игры на гитарах и руководя другими соучастниками. Была при этом и торжественная обстановка: когорта воинов, сотники и трибуны и Бурр хваливший чуть не сквозь слезы. Тут-то в первый раз записаны всадники Римские под названием Августовых, лучшие возрастом и крепостью сил; одни до врожденной бойкости, а другие - в надежде власти. День и ночь не переставали рукоплескать они, наружность и голос государя называя божественными.
16. Но для того, чтобы сделалось известным искусство императора не только в сценических представлениях, он взялся с усердием и за сложение стихов, созвав всех сколько ни было мастеров на это. Дети уже не блестящего периода, уселись они вместе и связывали стишки частью принесенные, частью там же придуманные и слова самого Нерона как бы они там выражены ни были, дополняли; самый наружный вид стихов это доказывает, не одним порывом и побуждением внушенных и не плавно как из одних уст выходящих. Да и учителям мудрости Нерон уделял время после пиршества с тем, чтобы в их спорах открывались разнообразные мнения; не было недостатка и в таких, которые страстно желали выставить на показ, среди наслаждений царских, свои печальные лицо и наружность.
17. Около этого же времени из пустого спора произошло ужасное побоище между поселенцев Нуцеринских и Помнеянских, во время гладиаторского зрелища, данного Ливинейем Регулом, о котором я говорил что он удален был из сената; со свойственным горожанам своеволием напали они друг на друга сначала ругательствами, потом каменьями, наконец взялись и за оружие, при чем перевес силы был на стороне черни Помпеянской, да у них же и зрелище давалось. Таким образом принесены назад в город многие из Нуцерии с обезображенным от ран телом и весьма многим пришлось оплакивать смерть кому детей, а кому родителей. Суждение об этом деле государь предоставил сенату, а сенат консулам. Снова дело доложено сенату и запрещено на десять лет жителям Помпей иметь такого рода публичные сборища, а Коллегии (общества), заведенные ими противозаконно, распущены. Ливиней и другие виновники возмущения, наказаны ссылкою.
18. Удален из сената и Пэдий Блез по обвинению Киренейцев: "насильственно поступил он с сокровищем Эскулапия, а набор воинов произвел неправильно под влиявшем денег и честолюбивых соображений". Те же Киренейцы призывали к суду Ацилия Страбона пользовавшегося властью претора, а Клавдием посланного для разбирательства спора о землях, которые составляя некогда собственность царя Апиона; им вместе с царством оставлены народу Римскому; их позахватывали соседние владельцы и вследствие долговременного послабления им неправды пользовались ею как бы правом им принадлежащим. А вследствие отсуждения полей возникло против судьи неудовольствие и сенат отвечал: "неизвестно ему поручения Клавдия и нужно обратиться к мудрости государя". Нерон, одобрив образ мыслей Страбона, написал: что он все таки готов помочь союзникам и уступает им захваченное.
19. Последовали кончины именитых мужей - Домидия Афра и М. Сервилия; достигли они высших почестей и отличались обильным красноречием. Первый приобрел известность, защищая дела, а Сервилий - долговременною деятельностью на форуме, а потом изложением событий Римской истории и изящным образом жизни; ему он придал еще более известности будучи равен умом, но совсем другой нравственности. В консульство четвертое Нерона и Корнелия Косса установлены в Риме пятилетние игры, по образцу Греческих состязаний; разные были толки, как почти всегда при всем новом. Находились и такие, которые передавали, что и Кн. Помпею ставили в вину люди старше его то, что он устроил постоянное помещение для театра; а прежде обыкновенно давали игры на подмостках, выстроенных на скорую руку и на временной сцене, а если обратиться к еще более отдаленной древности, то народ, стоя смотрел для того, чтобы сидя не стал проводить целых дней в праздности. Древний обычай зрелищ был бы соблюден как только преторы давали бы их, не ставя в необходимость кого-либо из граждан в них состязаться. Впрочем, мало-помалу отмененные обычаи предков, гибнут совершенно, вследствие пришлого своеволия, так что в городе (Риме) можно видеть все, что где-либо есть испорченного или порче содействовать может; молодежь выродилась, вследствие чуждых влияний и занятия гимназиями, праздного препровождения времени и гнусных привязанностей, с ведома и содействия государя и сената; а они не только предоставили порокам полный простор, но даже применяют насилие. Сановники Римские, под предлогом речей и стихотворений, оскверняют себя сценою. Что же осталось им, как, не обнажив тела, взять гладиаторскую перевязь и заниматься борьбою вместо военной службы и занятия оружием. Исполнят ли они всю правду гадания птицами и высокую обязанность суда и расправы в декуриях всаднического сословия, если со знанием дела будут слушать нежные звуки и приятные голоса? Не ушли от позора и самые ночи и пусть стыду не будет вовсе места, но при общем смешении пусть каждый самый отчаянный чего возжелал в течение дня мог бы дерзко осуществить в мраке. Еще большему числу нравилось это безграничное своеволие и, впрочем, прикрывали его честными предлогами: и предки не обнаруживали отвращения к наслаждениям зрелищами сообразно с положением дел, какое тогда было. Вследствие этого от Этрусков приглашены гистрионы (актеры), а от жителей Турий заимствованы состязания коней; а когда овладели Ахаиею и Азиею, игры стали даваться с большею заботливостью. И в Риме никто, рожденный в положении почетном, не унижался до театрального искусства, а двести уже лет прошло от триумфа Л. Муммия, который первый в городе (Риме) представил этот род зрелища. И имели в виду сбережение; предпочли устроить постоянное место для театра, чем с огромными издержками ежегодно воздвигать его и строить. Должностные лица не будут истощать свое состояние и народу не будет повода требовать от должностных лиц Греческих зрелищ, если государство берет их на свой счет; ораторов и поэтов успехи принесут возбуждение для умов; и ни одному судье не тяжко - слух свой применить к занятиям честным и наслаждениям дозволенным. Веселости скорее, чем распутству посвящены немногие ночи всего пятидневного празднества, в течении которых при таком свете огней нельзя скрыть ничего не дозволенного. Бесспорно это зрелище прошло без особенно заметного скандала. И не малое возгорелось рвение в народе, так как пантомимы, хотя возвращенные сцене, были недопускаемы до священных состязаний. Первой награды за красноречие не получил никто, но объявлено, что победителем - Цезарь. Греческие одежды в· которых в эти дни ходили большею частью, тут же, скоро и были оставлены.
22. В это же время явилось светило кометы; о нем народное поверье, будто оно предвещает перемену царства. А потому как будто уже свергнут Нерон, приискивали кого бы избрать на его место. В устах всех было имя Рубеллия Плавта; он гордился происхождением по матери от семейства Юлиев. А сам он держался старинных обычаев, вел себя строго, в семействе целомудренно и скромно и чем от страху он более скрывался, тем более приобретал известности, Увеличило толки столь же, самонадеянно (опрометчиво) получило начало истолкование молнии. Вследствие того, что у Нерона, когда он возлежал за обедом у Симбрунского пруда, прозываемого sublaqueurn (под петлею) - поражены яства и столь разбросан и это случилось в пределах Тибуртов, откуда Плавт происходил по отцу, то и полагали, что воля богов указывает на него. Многие, которые с жадностью по большей части обманчивым честолюбием предпочитают поклонение новому и сомнительному - поддерживали эти слухи. А потому Нерон, встревоженный всем этим, сочинял к Плавту письмо: "пусть позаботится о спокойствии города и удалится от распускающих про него дурные слухи; есть у него в Азии родовые поместья, где он может пользоваться безопасною и ничем не возмущаемою молодостью". Вследствие этого Плавт удалился туда с женою Антистиею и немногими приближенными. В эти же дни излишняя жажда наслаждений принесла Нерону и дурную славу, и опасность, так как он в воду источника Марции, проведенной в город, вошел вплывь; казалось, что он священное питье и святость места осквернил мытьем тела. Последовавшее за тем нездоровье как бы подтвердило раздражение богов.
23. А. Корбулон, уничтожив Артаксату, считал нужным воспользоваться свежим еще ужасом, чтобы занять Тиграноцерту; с тем, чтобы разрушением этого города, или увеличить страх неприятеля, или в случае, если пощадит, приобрести славу милосердия. Он туда устремился с войском неоткрыто неприязненно как бы не уничтожить надежду на прощение, но и не без принятия мер осторожности, зная, что народ этот весьма склонный к перемене, в опасности недеятельный, при благоприятном случае готов на измену. Дикари, сообразно со своим образом мыслей, одни являлись с мольбами; некоторые оставляли селения и уходили в места непроходимые; были и такие, которые прятались в пещерах и туда же прятали все, что имели наиболее дорогого. Вследствие этого и вождь Римский поступал различно: милосердный к просителям, в отношении беглецов он действовал быстро; неумолим был к тем, которые прятались в потайных местах; отверстия и выходы пещер, наполнив хворостом и бурьяном, предавал огню. На него, когда он проходил мимо их пределов, сделали набег Нарды, опытные в разбоях, а сами защищенные горами от вторжения к ним; их земли Корбулон, напустив Иберов, опустошил и отмстил дерзость неприятеля чуждою кровью.
24. Сам и войско от сражения, не понеся никакого урону, истомлены были нуждою и трудами; голод вынуждены были прогонять мясом скота. К тому же недостаток воды, жаркое лето, длинные переходы становились сносны вследствие лишь одного терпения вождя, а он переносил даже более чем простой воин. Затем перешли в места возделанные, скошены жатвы и из двух укреплений, куда сбежались Армяне, одно взято приступом, а те, которые отразили первый натиск, вынуждены (покориться) осадою. Перейдя оттуда в область Тавранциев, Корбулон избежал неожиданной опасности. Не вдали от его палатки найден дикарь не из простого роду с оружием - весь порядок злого умысла высказал вследствие пытки - и что он виновник и кто его соучастники. Уличены и казнены те, которые под личиною дружбы готовили злодейство. Немного спустя депутаты, присланные из Тиграноцерты, принесли известие что доступ туда открыт и жители готовы исполнить все, что им прикажут. Вместе они вручили дар гостеприимства - золотой венок. Корбулон принял его с почетом и у города ничего не отнято, дабы жители, ничего не утратив, с большею готовностью оставались в повиновении. Но царское укрепление, запертое неукротимою молодежью, взято не без борьбы; они (молодые люди) дерзнули и на бой перед стенами и, будучи сбиты внутрь укреплений, уступили только осадным работам и оружию ворвавшихся (Римлян). Все это шло с успехом тем легче, что Парфы были отвлечены Гирканскою войною. Гирканы послали к государю Римскому, прося о союзе и показывая, что: "они удерживают Вологеза как залог дружбы". Их на обратном пути Корбулон, как бы они, перейдя Ефрат, не были окружены неприятельскими отрядами, дав конвой, велел проводить к берегам Красного (Чермного) моря; оттуда, миновав пределы Парфов, возвратились в родовые места жительства.
26. Корбулон и Тиридата, вошедшего через Медию в окраины Армении - послав вперед с вспомогательными войсками Верулана легата и сам двинувшись за ним с легионами, вынудил отойти далеко и утратить надежду на войну, и земли тех, которых знал, что они за царя расположены к нам враждебно, опустошил мечом и огнем и присвоил себе власть над Арменией). Тут-то прибыл Тигран, избранный Нероном для того, чтобы быть облеченным властью; он происходил из знатного Каппадокского рода, внук царя Архелая, но так как он долго оставался заложником в городе, то держал себя униженно даже до рабской терпеливости. Принят был он не единодушно, так как у некоторых оставалось расположение к Арзакидам, а большинство из ненависти к высокомерию Парфов, предпочитали царя, данного Римлянами. Дана ему и охрана: тысячу воинов из легиона, три когорты союзников, два эскадрона всадников: все это для того, чтобы он легче удержал новое царство. Части Армении, как кому прилегала, получили приказание повиноваться Фаразману, Полемону, Аристобулу и Антиоху. Корбулон удалился в Сирию, вследствие смерти Уммидия легата оставшуюся без начальника и ему предоставленную. В этом же году из именитых городов Азии, Лаодицея ниспровержена землетрясением; оправилась безо всякой от нас помощи, собственными средствами. А в Италии старинный город Путеолы, получил от Нерона право и наименование Колонии; заслуженные солдаты записаны в Тарент и Анций; не пособили они малолюдству мест и по большей части разошлись по провинциям, в которых оканчивали свой срок служения; не привыкли они ни вступать в брачные, союзы, ни воспитывать детей и после них оставались дома осиротелые, без потомства. Ибо теперь не так как прежде, не целые легионы были отводимы с трибунами и сотниками и воинами каждый своего порядка, при чем они единомыслием и расположением представляли что-то в роде общественного тела; но незнакомые друг с другом, в разных подразделениях, без главы, без взаимной привязанности, как бы из другого рода смертных внезапно собранные в едино; более толпа людей, чем Колония.
28. Выборы преторов, обыкновенно делавшиеся по усмотрению сената, так как отличались особенным искательством, государь уладил; трех, которые просили сверх положенного числа, сделал начальниками легиона. Увеличил и почесть сенаторов постановив: чтобы те, которые апеллировали к сенату от частных судей, подвергались тому же денежному штрафу, который платили те, которые апеллировали к императору, а прежде это не влекло за собою никакой ответственности и наказания. В конце года Вибий Секунд, всадник Римский, по обвинению Мавров, обвинен за взятки и изгнан из Италии, а чтобы он не подвергся более тяжкому наказанию, содействовали ему средства брата его - Вибия Криспа.
29. В консульство Цезония Пета и Петрония Турпиллиана понесен тяжкий урон в Британнии. Там и легат А. Дидий удержал только то, что было приобретено ранее и преемник его Вераний, умеренными набегами, опустошил (земли) Силуров, но смерть ему воспрепятствовала внесть войну далее; пока он жив был, пользовался большою славою строгости, а последними словами завещания обнаружил честолюбие, с большою в отношении Нерона лестью присовокупив: "покорил бы он ему провинцию, проживи только два года еще". А тут Паулинн Светоний стал управлять Британцами, знанием военного дела и толками народа, который никого не оставляет без соперника, - достойный состязаться с Корбулоном. Он страстно желал - сделать равное с честью приобретения Армении, окончательно усмирив все неприязненные действия. Вследствие этого готовится он напасть на остров Мону, сильно населенный и приют беглецов; изготовлены суда с плоским дном для. действия на берегах низменных и неопределенных очертаний. Так перевезена пехота, а всадники следовали в брод или переправились и в более глубоких местах пустив коней вплавь.
30. На краю берега стоял разнообразный строй, тесно сплоченный из вооруженных людей, а между ними бегали наподобие фурий женщины в траурных одеждах с распущенными волосами, нося перед собою факелы. Кругом Друиды, подняв к небу руки, произносили страшные проклятия. Воины сначала были до того поражены новостью этого зрелища, что, как бы оцепенев и утратив возможность двигать членами, подставляли ранам недвижимые тела. Потом, вследствие увещаний вождя и ободряя сами себя - не робеть перед строем неистовых и женщин, двигают вперед значки, ниспровергают все, что попадается на встречу и теснят неприятеля его же огнем. Затем у побежденных оставлен гарнизон и вырублены рощи, посвященные ужасным суеверным обрядам; жители имели обыкновение кровью пленных орошать алтари и по внутренностям людей спрашивать совета богов. Среди этих действий Светония получается известие о внезапном отпадении провинции.
31. Царь Иценов, Прасутаг, снискавший известность продолжительным благосостоянием, назначил наследниками - Цезаря и двух дочерей; полагая такою угодливостью свои владения и семейство обеспечить от какого-либо оскорбления; но вышло совсем напротив, и владения его сделались предметом грабежа сотников, а дом - рабов, как бы захваченные силою. И с самого начала его жена Боадицея высечена розгами, а дочери изнасилованы. Как будто бы вся область получена была в дар; у знатнейших из Иценов отняты их родовые имущества, а с родственниками царя обращались как бы с рабами. Вследствие таких оскорблений и из опасения еще более тяжких (так как их земли приняли совсем вид провинции) берутся за оружие. Подвинуты к возмущению Тринобанты и другие, еще не сломленные рабством - условились на тайных совещаниях домогаться свободы. В высшей степени сильную ненависть питали они к ветеранам: те, будучи недавно отведены в колонию Комулодун, гнали хозяев из домов, называя их пленными рабами. При том же храм, устроенный божественному Клавдию, виднелся как оплот вечного господства; выбраны жрецы, которые, под предлогом религии, тратили достояние всех. И. нетрудным казалось уничтожить колонию, неогражденную никакими укреплениями: наши вожди мало об этом думали, заботясь о том, что приятно более, чем о том что полезно.
32. В это время, безо всякой, по-видимому, причины, в Комулодуне изображение победы упало, оборотясь задом как бы уступая врагам. Женщины, придя в неистовство, пели: "наступила гибель". В курии (здании сената) колонии слышались странные звуки ропота; театр огласился воплями и в волнах Темзы видно было изображение ниспровергнутой колонии. И самый океан казался кровавым; волны, удаляясь в отливе, оставляли изображения человеческих тел; все это подавало Британцам надежду, а ветеранам внушало опасения. Но так как Светоний был далеко, то просили помощи у прокуратора Ката Дециана. Тот послал не более 200 человек, да и то не как следует вполне вооруженных; да там - в Колонии - находилось небольшое число воинов. Надеясь найти защиту в храме и воспрепятствованные теми, которые тайно участвуя в возмущении, старались внести замешательство во все намерения, не обвели ни рва, ни вала и не удалили стариков и женщин, оставив (как бы следовало) одну молодежь. Все остальное при первом нападении разграблено или сожжено, а храм, в котором столпились воины, взят после двухдневной осады. Британец победитель пошел на встречу Петиллию Цериалу легату девятого легиона, разбил его и всех пеших умертвил. Цериал с всадниками ушел в лагерь и нашел себе защиту в укреплениях. Вследствие этого поражения и ненависти провинции, которую он своею жадностью вынудил к войне, прокуратор Кат в тревоге перешел в Галлию.
33. А Светоний с удивительною настойчивостью посереди врагов проложил себе путь в Лондиний, не имевший еще чести называться колониею, но уже приобретший очень большую известность множеством торговцев и привозимых товаров. Тут он обдумывал - не здесь ли избрать место для военных действий, видя вокруг себя немногочисленность воинов и что неосторожность Петиллия уже обуздана довольно значительными доказательствами, вредом одного города решился спасти все. Не смягчился он ни плачем, ни слезами умолявших его о помощи, а подал знак к выступлению; тех, которые захотели его провожать, принял в состав строя. Задержанные или бессилием пола, или дряхлостью возраста, или приятностью местности, подавлены неприятелем, Такая же бедственная участь постигла и муниципий Веруламий: дикари оставив в покое укрепления, где были военные гарнизоны, стремились туда, где больше могли найти для грабежа и наименьше безопасности для защитников; они довольствовались добычею, а о прочем не радели. Оказалось, что в тех, которые я упомянул местностях, пало до семидесяти тысяч граждан и союзников. Они не брали в плен или для продажи и иной торговли обычной в военное время не заводили, но убивали, вешали, жгли, распинали, как будто воздавая казнью за казнь и спеша насытиться мщением.
34. Уже у Светония находился четырнадцатый легион со значконосцами двадцатого и из ближайших местностей вспомогательные воины, а всего около десяти тысяч человек под оружием: он готовится оставить нерешительность и сразиться в бою; выбирает местность в тесном ущелье и с тыла прикрытую лесом, достаточно узнав, что неприятеля нет иначе как только спереди и что равнина открытая, где нет опасности засады. А потому поставлены воины легионов частыми рядами, кругом легковооруженные, а перед флангами конница густою толпою. Войска Британцев двигались быстро в рассыпную пешими и конными отрядами в таком числе, как еще не разу и в таком ожесточении, что они влекли с собою и жен быть свидетельницами победы, посадив их на телеги, расставленные вокруг крайнего предела лагеря.
35. Боадицеа, на колеснице перед собою ведя дочерей, как подъезжала к войскам какого-либо племени, высказывала: "в обычае Британцев сражаться под предводительством женщин, но на этот раз, хотя и происходит от такого длиного ряда предков, но мстит не за отнятые царство и достояние, но как последняя из народа за утраченную свободу, тело изможденное ударами, поруганную стыдливость дочерей. До того страсти Римлян не знают пределов, что не щадят ни тел, ни старости, ни неоскверненной девичьей невинности. Но боги присутствуют при праведном мщении; пал легион, который дерзнул на сражение; прочие скрываются в лагере или озираются куда бы бежать. Не устоят они против криков и шума стольких воинов, а не только против натиска и рукопашной схватки с ними. Если они примут в соображение число вооруженных и самые поводы к войне, то им ничего более не остается, как или победить в этом бою или умереть. Таково назначение женщины, а мужья пусть живут и рабствуют".
36. В такую решительную минуту не молчал и Светоний; он, хотя и полагался на доблесть своих воинов, но просьбы мешал с убеждениями: "пусть пренебрегут громкими, но пустыми угрозами дикарей; в их рядах видно более женщин чем молодежи; к войне неспособные, безоружные тотчас же уступят, когда, быв столько раз поражены, узнают оружие и доблесть победителей. Уже во многих легионах мало таких, которым приходится участвовать в сражениях. Их слава еще увеличится тем, что не большой отряд совершит подвиг целого войска. Теснее. сплотясь, бросив дротики, щитами и мечами пусть все ломят и умерщвляют перед собою, не думая о добыче; стяжав победу, все им уступит". Такое усердие воинов встретило слова вождя; так старый воин приобретший опытность во многих сражениях хорошо готовился к бросанию дротиков, что Светоний, убежденный в успехе, дал знак к сражению.
37. Сначала легион, не двигаясь с места и самую тесноту его имея вместо укреплений, когда неприятель, подойдя ближе дал возможность побросать дротики и не даром, как бы клином (свернувшись в карре) бросился вперед. Также силен был натиск вспомогательных войск, а конница, выставив вперед копья, смяла все, что попадалось навстречу и имело еще силу. Остальные обратили тыл и трудно им было уйти, потому что поставленные кругом телеги преграждали путь. Воины не воздерживались от убийства и женщин; пронзенные стрелами лошади делали груды тел еще больше. В этот день приобретена слава блестящая и равная древним победам, так как некоторые утверждают, будто бы в этот день пало Британцев немного менее восьмидесяти тысяч, а из воинов надо около 400 и немного более ранено. Боадицея окончила жизнь ядом. Пэний Постумий, префект лагерей второго легиона, узнав об удачных действиях воинов четырнадцатого и двадцатого легионов и так как он лишил свой легион такой же славы, ослушавшись вождя, вопреки военного обычая, сам себя пронзил мечом.
38. Потом все войско стянутое содержимо было в палатках для довершения остальных военных действий. Увеличил Цезарь войска, прислав из Германии две тысячи воинов из легионов, восемь вспомогательных когорт и тысячу всадников; с прибытием их девятый легион пополнен воинами из легионов, а когорты и эскадроны поставлены на новых зимних квартирах, а земли всех племен, которых верность была сомнительна или которые и вовсе были враждебны, опустошены огнем и мечом. Но более всего вредил им голод, так как они неохотники сеять хлеб и во всех возрастах занимаются лишь войною; наши подвозы они прочили было себе. Крайне свирепые племена не охотно склонялись к миру. Юлий Глассициан, присланный на место Ката, находился в ссоре со Светонием и общему благу вредит частными неудовольствиями; он распускал слух, что: "необходимо дождаться нового легата, который, без неприятного раздражения надменности внушенной победою, милосердно позаботился бы о покорившихся". Вместе он давал знать в город (Рим): "чтобы не ждали конца битвам, пока Светонию не будет прислан преемник". Неудачи его приписывал он его вине, а успешные действия относил к счастью государства.
39. А потому для исследования положения Британнии послан из отпущенников Поликлет, при чем Нерон сильно надеялся, что своим влиянием не только водворит он согласие между легатом и прокуратором, но внесет спокойствие в возмутившиеся умы дикарей. Не могло не случиться того, что Поликлет, огромною свитою бывший в тягость Италии и Галлии, переправясь через Океан, и для воинов наших явился страшным. Врагам же был только посмешищем; у них, где еще вполне процветала свобода, неизвестно было еще могущество отпущенников. Видели они как вождь и войско, одолевшее такую войну, повиновались рабу. Императору все представлено в виде смягченном и задержанный ведением военных действий Светоний за то, что немного судов потерял у берега и с гребцами, получил приказание как будто бы война продолжалась: передать войско Петронию Турпилиану, уже оставившему консульство. Тот не раздражал неприятеля, да и сам затрагиваем им не был и благовидным именем мира прикрыл позорное бездействие.
40. В этом же году в Риме совершены два замечательных злодейства - одно сенатором, а другое - дерзостью раба. Домиций Бальб, бывший претор, уже в преклонной старости легко подвергся коварным замыслам, вследствие одиночества и богатства. Родственник его, Валерий Фабиан, назначенный домогаться почетных должностей, подделал духовное завещание, при соучастии Виниция Руфина и Теренция Лентина, всадников Римских. Они приняли в товарищи Антония Прима и Азиния Марцелла. Антоний, смелый и на все готовый. Марцелл именитый прадедом своим, Азинием Поллионом; да и нравственное поведение его не представляло ничего, чтобы заслуживало презрение разве только тем, что он бедность считал высшим злом. Таким образом Фабиан скрепил завещание теми свидетелями, о которых я упомянул и другими менее известными. Все это обличено перед сенаторами; Фабиан и Антоний с Руфином и Теренцием осуждены в силу Корнелиева закона. Марцелла - в память предков, и заступничества Цезаря освободили более от казни, чем от бесславия.
41. Поразил этот день и Помпея Элиана, молодого человека, квестора, как знавшего о противозаконном проступке Фабиана и ему запрещен въезд в Италию и Испанию, где он родился. Такое же бесславие постигло Валерия Понтика за то, что он обвиняемых, с целью, чтобы они не были уличены перед префектом города, отвел к претору и, ссылаясь на законы, тянул дело, с тем, чтобы как-нибудь приговор осуждения сделать недействительным. К сенатскому определению прибавлено: "кто подобного рода содействие будет продавать или покупать, то должен подвергнуться такому же наказанию, как если бы "он гласным приговором был осужден за ложное и злонамеренное показание".
42. Немного спустя префекта города - Педания Секунда умертвил его раб или за то, что тот отказал ему в свободе, за которую он заплатил деньги, или рассердясь за любовь его хозяина к одному молодому человеку, не терпя себе соперника. Но когда, согласно древнего обычая всю дворню, сколько ее было под одною кровлею, следовало весть на казнь, народ сбежался, защищая столько невинных и дело дошло почти до возмущения. Да и в самом сенате обнаружилось старание некоторых умерить излишнюю жестокость; большинство же было того мнения, что не нужно никакого изменения. Из числа этих К. Кассий, когда пришлось ему высказать мнение, изложил его так:
43. "Часто, почтенные товарищи, присутствовал я в этом "собрании когда требовали новых декретов против установлений и законов наших предков, и я не противился не потому, чтобы во мне было сомнение на счет того, что обо всех делах в старину лучше и правильнее было постановлено и что всякое изменение обращается к худшему; но как бы неумеренною любовью древних обычаев не показался я превозносящим мое усердие. Притом же я не считал уместным сколько у нас осталось еще значения разрушать частыми противоречиями. Пусть останется неприкосновенным, если когда-либо общественное дело потребует наших решений. Именно теперь это и случилось, когда бывший консул убит в своем доме предательским замыслом раба, которому никто не воспрепятствовал и не выдал его, хотя еще не отменено постановление сената, грозящее казнью всей дворне. Свидетельствуюсь Геркулесом, декретируйте безнаказанность. Но кто же найдет защиту в собственном достоинстве, если и префектура города нисколько не помогла? Кому послужит охраною число рабов, когда четыреста человек не защитили Педания Секунда? Кому слуги его окажут помощь, если они и где нужно опасаться, не отвращает того, что нам грозит? Неужели - как не краснеют некоторые вымышлять - допустим, что убийца отмстил за нанесенное ему оскорбление. Может быть он утратил от отца полученные деньги или обязанности от деда дошедшие были у него отнимаемы?[1] Вы, скажем же прямо, что, по нашему убеждению, господин убит за дело".
44. Нужно ли приводить доказательства тому, что придумано людьми умнее нас? Но положим, что нам пришлось бы теперь делать первое постановление об этом, неужели вы думаете, что раб задумал убить господина так, что у него не вырвалось ни одной угрозы? В самонадеянности нисколько он не высказался? Положим - скрыл он свое намерение, оружие достал так, что никто этого не знал, но как же он прошел караульщиков, отворил дверь спальни, внес огонь, совершил убийство так, что никто о том не знал. Обнаруживаются многочисленные следы преступления. Если рабы станут нас предавать, то возможно ли нам будет жить одним среди более многочисленных, спокойным среди беспокойных, наконец - если уже нам придется погибать, не отмщенным среди виновных. Предкам нашим расположение умов рабов всегда казалось подозрительным, хотя бы они родились на тех же полях и в тех же домах и немедленно встречали любовь господ. А теперь, когда мы имеем в наших дворнях людей племен совершенно других обычаев, чуждой веры или и вовсе никакой, то такую смесь можно удержать только страхом. Но некоторые погибнут невинно? Да ведь и из бежавшего войска, когда десятый человек гибнет под палкою, достается и старательным воинам. Самая мнимая несправедливость послужит великим примером и то, на сколько пострадает личность, вознаграждается общею пользою.
45. Мнению Кассия никто самолично не дерзнул противоречить, но там и сям раздавались голоса, высказывавшие сострадание о большом числе, возрасте, поле и бесспорной невинности большинства. Перевысила, впрочем, сторона, определявшая казнь, но невозможно было привести решение в исполнение, так как столпился народ и грозил каменьями и поджогом: Цезарь указом побранил народ, а дорогу, по которой осужденные должны были идти на казнь, обставили вооруженными отрядами. Цингоний Варрон подал было мнение, чтобы и отпущенники, находившиеся под одною кровлею, были высланы из Италии. Но государь не допустил до этого (говоря): "если старинный обычай не мог быть изменен милосердием, то нет надобности усиливать и его строгость".
46. При тех же консулах подвергся осуждению Тарквиций Приск за взятки, по просьбе Вифинцев, к большей радости сенаторов, припоминавших, что им обвинен Статилий Тавр, бывший его проконсулом. Произведена перекись по Галлиям, К. Волузием, Секстием Африканом и Требеллием Максимом; в знатности спорили между собою Волузий и Африкан, а Требеллия они терпели, презирая его оба.
47. В этом году умер Меммий Регул. Влиянием, твердостью, доброю славою, приобрел он такую известность, какую только мог под сенью всеприкрывавшего величия императора, до такой степени, кто Нерон, будучи болен, и, слыша голоса льстецов, говоривших: "наступил конец Империи" - отвечал "если кто с ним и случится по воле судеб, то отечество не остается без опоры". На вопрос: "кто же это именно?" прибавил - "Меммий Регул". - Оставался и после того жив Регул, защищенный тем, кто оставался покоен, пользовался известностью нового рода и средства его были таковы, кто ни в ком зависти не возбуждали. В этом году освящен Нероном гимназий и всадникам и сенату роздано масло с тою готовностью, что у Греков...[2]
48. В консульство П. Мария и Л. Азиния, Антистий претор, о котором я упоминал, что он в бытность трибуном народным, вел себя своевольно, сочинил ругательные стихи на государя и их пустил в ход среди многолюдного собрания, пируя у Остория Скапулы. Вследствие этого Коссуциан Капитон, получивший не задолго перед тем сан сенатора, по просьбе Тигеллина, своего тестя, донес на Антистия в оскорблении величества. Тут-то в первый раз снова пустили в ход этот закон. И довольно основательно полагали, что не столько искали гибели Антистия, сколько славы императору: осужденный сенатом, он заступничеством трибунской власти должен был сохранить жизнь. Когда Осторий, приведенный в свидетели, сказал, что ничего не слыхал, дано веру свидетельствовавшим противное. Юний Марулл, назначенный консул, подал мнение: "подсудимого необходимо лишить преторского звания и казнить смертью по обычаю предков". Когда прочие на это соглашались, Пет Тразея в самых почетных для Цезаря выражениях и самым резким образом осуждая поступок Антистия, высказал: как ни вполне заслужил казнь подсудимый, но, при таком отличном государе и безо всякой необходимости, которая бы понуждала сенат, не нужно восстановлять казнь. Палач и виселица отменены еще прежде, а есть наказания, установленные законами, каковые и должны быть применяемы без жестокости судей и бесславия времени. Будучи сослан на остров, причем все имущество должно быть у него конфисковано, чем долее виновный протянет жизнь, тем и сам по себе будет жалчее и послужит великим примером общественного милосердия.
49. Свободомыслие Тразея победило раболепство других и когда консул допустил подавать мнение, то все почти, за немногими исключениями, приняли мнение Тразеи. В числе несогласившихся с ним наиболее готовности к лести высказал А. Вителлий, не щадя брани лучшим людям, а на ответ сохраняя молчание, как то свойственно трусам. А консулы, не смея привести в исполнение решение сената, написали к Цезарю о согласии. Тот колебался между стыдом и раздражением, наконец ответил письменно: "Антистий, не вызванный на то никаким оскорблением, высказал самые тяжкие на государя порицания. Возмездия за это требовалось от сенаторов и справедливо было бы определить наказание, которое ответствовало бы значительности вины. Впрочем, он, который воспрепятствовал бы строгому декрету, не остановит исполнения и мягкого. Пусть сенаторы решают как хотят; им предоставлена свобода даже оправдать". По прочтении таких и в этом же роде выражений, в которых ясно высказывалось раздражение, все-таки и консулы не переменили доклада и Тразея не отступил от своего мнения да и остальные, одобрив его, не изменили ему, частью как бы не показать, что они обличают государя в недоброжелательстве, частью считая себя безопасными многочисленностью; а Тразея, по свойственной ему твердости духа и из опасения помрачить свою славу.
50. В этом же роде обвинение пало на Фабриция Всиенто: "будто бы он много оскорбительного для сенаторов и священников поместил в книгах, изданных под названием маленького сборника. Талий Гемин, обвинитель, прибавил: "что он продавал дары государя и право получения почестей". Это было поводом, что Нерон взял решение дела на себя; Всиенто уличен и изгнан из Италии, а книги приказано сжечь. Старались их отыскать и прочитать, пока их приобретение сопряжено было с опасностью; но скоро легкая возможность иметь их привела за собою забвение.
51. Со дня на день зло общественное становилось все тяжелее, а противодействие уменьшалось. Оставил жизнь Бурр неизвестно от болезни или от яда. Первое предполагали потому, что у него опухло горло, дыхание становилось все труднее и наконец прервалось. Большинство утверждало, что по приказанию Нерона, в виде употребления лекарства, горло вымазали вредным веществом. Бурр, поняв преступление, когда государь пришел с ним повидаться, отвернулся от него и на его вопрос (о здоровье) отвечал только: "я чувствую себя хорошо". Общество все сильно жалело о потере Бурра помня его добродетели, а преемников одного - праздное, хотя и невинное, бездействие, а другого - вопиющие злодеяния и разврат; Цезарь сделал двух начальников над преторианскими когортами: одного Фения Руфа, любимца народного за то, что он хлебным делом заведовал бескорыстно, другого - Софония Тигеллина, к которому привлекали его старинные бесстыдство и бесславие. Положение и того и другого определилось известною их нравственностью: Тигеллин имел более влияния на государя, как соучастник самых тайных наслаждений; Руф пользовался хорошею славою у народа и воинов, а за то от Нерона испытывал совсем противное.
52. Смерть Бурра надломила и могущество Сенеки; не столько было уже силы благотворного влияния с исчезновением одного деятеля: да и расположение Нерона обращалось все более и более к людям дурным. Они стали взводить на Сенеку различные обвинения: "будто бы он свое громадное и уже превышающее потребности частного человека состояние старается еще увеличить, задабривает расположение граждан; украшением садов и великолепием загородных дач, как бы старается превзойти государя". Ставили ему также в вину, "что он славу красноречия старается снискать себе одному и чаще пишет стихотворения с тех пор, как Нерону пришла охота слагать их. Явно высказывает он (Сенека) свое неудовольствие относительно забав государя, дурно отзывается о его силе править конями, насмехается над голосом всякий раз как он поет. С какою целью домогается он, чтобы в обществе не было ничего похвалы достойного, что, по общему убеждению, не исходило бы от него? Нет сомнения кончилось детство Нерона и наступило время крепкой юности; пора и избавиться от наставника; достаточно руководителей будет он иметь в примерах своих предков".
53. Сенеке не безызвестны были такие обвинения; они ему были переданы теми, которым честное было еще сколько-нибудь дорого. Цезарь все более и более уклонялся от короткости с ним, а потому он умоляет о времени объясниться. Добившись этого, начал так: "четырнадцатый год, Цезарь, как я соучастником твоих надежд; восьмой с тех пор как ты получил власть императорскую: в течение этого времени столько почестей и богатств сосредоточил ты на мне, что к моему благополучию если что еще нужно, то именно умеренность. Приведу великие примеры и из твоего высокого положения, а не из моего. Прадед твой, Август, предоставил М. Агриппе "жить в уединении и бездействии на Митилене, а К. Меценату в самом городе жить как бы чужеземцу; а из них один товарищ военных трудов, а другой в Риме понес большие заботы, получили щедрые награды, но соразмерно с их великими заслугами; а я, к твоему величию, что мог прибавить кроме занятий взлелеянных, так сказать, во мраке? Если их увенчала известность вследствие того, что, по-видимому, я присутствовал при первом развитии твоей молодости, то уже в этом заключалась великая мне награда. А ты окружил меня непомерною милостью, несметными деньгами до того, что часто я сам с собою рассуждаю: неужели я, родясь во всадническом сословии и в провинции, должен быть причислен к первым сановникам государства? Должен ли я, человек новый, стать в блистательном ряду лиц знатных, имеющих за собою право долговременных почестей? Где же то расположение ума, которое должно довольствоваться немногим? А не он ли (этот ум) устраивает такие сады, захватывает такие погородные места, изобилует такими значительными доходами? Одно оправдание только и есть, что твоим дарам противиться я не должен был".
54. "Но оба уже мы исполнили меру и ты - -сколько государь может даровать другу и я, сколько в качестве друга могу принять от государя; Идти далее значило бы возбуждать зависть. Все эти соображения, чисто человеческие, конечно ниже твоего великодушие; но на мне они лежат; мне необходимо помочь. Как если бы на походе или на пути утомленный просил бы я об опоре; так на этом пути жизни уже старик, которому не под силу и самые легкие заботы, не будучи уже долее в состоянии справиться с моими средствами, прошу помощи. Вели мои имения управлять прокураторам и принять в твое достояние. Да я и не брошу сам себя в бедность, но, передан то, блеск чего меня ослепляет, все время, которое теперь употребляется на заботу о садах или виллах, сберегу для ума. Есть у тебя в избытке сил и в течение стольких лет упроченное верховное могущество: пусть будет нам, престарелым друзьям, возможность, предаться спокойствию. Да и это отнесется к твоей славе, что ты поставил на высокую степень тех, которые довольствовались бы и умеренным".
55. На это Нерон ответил почти так: "что я обдуманной речи твоей в состоянии отвечать немедленно и этим я обязан тебе; ты меня научил справляться не только с тем, что возможно предвидеть, но и что встретится вдруг. Прадед мой Август допустил Агриппе и Меценату после трудов наслаждаться спокойствием, но в том уже возрасте, которого значение охраняется уже само собою, чтобы он и как бы ни приписал; однако ни того, ни другого не лишил он данных им наград. Заслужили их они на войне и среди опасностей; среди них прошла молодость Августа. И мне не было бы недостатка в содействии твоих рук и оружия, если бы пришлось действовать им; но - и это требовало нынешнее положение дел - разумом, предначертаниями, наставлениями пригрел ты сначала мое детство, а потом и юношеский возраст. Твои в отношении ко мне заслуги, пока хватит мне жизни, неотъемлемы; а то, что ты от меня имеешь, сады, денежные доходы и виллы - подвержено разным случайностям и, хотя они кажутся и значительными, но очень многие, далеко не ровняясь с тобою заслугами, имели еще более. Стыдно указать на отпущенников, которых мы видим богаче, а потому мне приходится краснеть, что первый по расположению, по состоянию ты еще не превосходишь всех".
56. "Впрочем ты еще и по возрасту достаточно крепок, чтобы заведовать делами с пользою, да и мы только вступили на поприще власти, если только ты себя не ставишь после Вителлия, бывшего три раза консулом или меня после Клавдия. Но сколько Волузий приобрел долговременною бережливостью, столько моя щедрость не могла тебе доставить. Почему тебе и не напоминать, если бы мы когда и уступили увлечению молодости, не должен ли ты меня удерживать и, подкрепив как человека, которому содействие очень нужно, вести вперед с большею энергиею. Не будет умеренностью с твоей стороны если ты возвратишь деньги; ни спокойствием, если оставишь государя, но все станут говорить о моем корыстолюбии, о том как ужасна моя жестокость. Если твою умеренность и стали бы осыпать великими похвалами, то умному человеку не будет честно - снискать себе славу бесславием друга". К этому присоединил объятия и поцелуи, от природы склонный, а от навыка приобретший опытность - прикрывать неприязнь обманчивыми ласками. Сенека - так оканчиваются всякого рода беседы с власть имеющими - поблагодарил Нерона, но изменил привычки прежнего могущества, запретил сборища приходившим к нему на поклон, избегал провожатых; редко показывался в городе, как бы страдая здоровьем или умственными занятиями будучи задержан дома.
57. С унижением Сенеки не замедлили ослабить значение и Фения Руфа, ставя ему в вину приязнь Агриппины. С каждым днем входил все более в силу Тигеллин; он полагал, что его способности на зло, а в них у него недостатка не было, сделают его тем приятнее, если государя он свяжет сотовариществом в преступлениях. Оп следит за его опасениями и подметив, что больше всего опасается Плавта и Суллы, из которых Плавт удален был недавно в Азию, а Сулла в Галлию Нарбонскую, напоминает: "знатность их рода и близость одному Восточного, а другому Германского войска. Он Тигеллин - не так как Бурр, которого надежды были и там и сям - имеет в виду лишь безопасность Нерона, лично оберегает он ее от враждебных замыслов в городе, но как мог бы он подавить отдаленные восстания? Полны ожидания Галлии при имени Диктаторском, и не менее подозрительны народы Азии, вследствие известности деда Друза. Сулла беден, а это главное побуждение к смелости; он притворяется беспечным, подстерегая случай действовать решительно. Плавт при своих огромных средствах и не укрывается желанием оставаться в бездействии, но предпочитает примеры древних Римлян. Он пристал даже к самостоятельному учению стоиков, которое делаете людей беспокойными и жаждущими деятельности", Долее не стали медлить. Сулла на шестой день прибывшими в Массилию убийцами умерщвлен прежде опасений и толков, когда собирался садиться за стол ужинать. Над принесенною его головою издевался Нерон, как обезображенною преждевременною сединою.
58. Не так втайне оставалось то, что Плавту готовится смерть вследствие того, что о его безопасности была забота многим. Притом же отдаленность пути морем и время, которое прошло между тем, подали повод к слухам. Придумали в народе, будто бы он запрашивал Корбулона, в то время начальствовавшего над большими войсками, самого близкого к опасности, если смерть будет грозить всем лицам знаменитым и невинным. Да и Азия из расположения к молодому человеку взялась за оружие, воины посланные совершить преступление, не были довольно сильны числом, ни богаты усердием и не будучи в состоянии исполнить то, что им было приказано, перешли туда, где новые надежды. Все это пустое, как обыкновенно слухи, принимало размеры все большие от праздности тех, которые этому давали веру. Впрочем, отпущенник Плавта быстротою ветров предупредил сотника и принес весть от тестя его Л. Антистия: "пусть он уйдет от бесславной смерти в бездействии; найдет он убежище и сострадание к великому имени привяжет благонамеренных, соединит решительных, а пока не нужно пренебрегать никакими средствами защиты. Отрази он только шестьдесят воинов (столько их приближалось), пока придет об этом известие Нерону, пока прибудет другой вооруженный отряд, произойдет многое, что разрастется в размеры войны. А потому, пусть он или ищет спасения в таком решении или понесет то, чего хуже не будет, действуя смело, чем оставаясь, сложа руки".
59. Но на Плавта это не подействовало; не предвидел ли он безоружным и в ссылке никакой себе опоры, не по сердцу ли ему были сомнительные надежды, любил ли он сильно жену и детей, надеясь, что государь, освободясь ото всяких опасений будет к ним милостивее. Некоторые утверждают, что он от тестя получил другие вести, что будто ему не грозит ничего страшного, и что Церан Грек и Музоний Туск советовали: твердость в ожидании смерти предпочтительна перед жизнью неверною и среди опасений. То верно, что его нашли среди дня голым в телесных упражнениях. Тут его и умертвил сотник в присутствии евнуха Пелогона; его Нерон поставил начальником над сотником и воинами как служителя царского. Принесена голова умерщвленного; при виде её - привожу собственные слова государя: "зачем же ты Нерон, отложив страх, не спешишь готовить бракосочетание с Поппеею, отложенное вследствие таких опасений, и не удалишь от себя жену Октавию[3]. Как она ни скромно себя держит, но опасна именем отца и усердием народа". В сенат он послал письмо в котором не сознавался в убийстве Суллы и Плавта, но говорил о беспокойном расположении умов того и другого и о том, что он постоянно печется о спокойствии государства. Вследствие этого определены декретом молебствия, а Сулла и Плавт удалены из сената. Конечно это более было смешно, чем заключало бы в себе существенное зло.
60. Получив такой декрет сената, и видя, что все его преступления принимаются как отличные действия, прогоняет Октавию, говоря будто бы она бесплодна. Вслед за тем соединяется с Поппею. Она долгое время любовница, всесильная над Нероном и когда связь их была еще преступна и теперь, когда он сделался её мужем, подучила одного из служителей Октавии поставить ей в вину любовные отношения к рабу; указан и обвиненный, именем Евцер, родом из Александрии, мастер играть на флейте. Вследствие этого горничные Октавии подвергнуты пытке; некоторые, уступая силе мучений, подтвердили ложь своими показаниями, а большая часть упорно отстаивали святость жизни госпожи своей. Одна, когда ее настоятельно спрашивал Тигеллин, ответила: "у Октавии женские части чище (целомудреннее) чем твой рот". Сначала Октавия удалена под видом гражданского развода и получила зловещими дарами дом Бурра и поместья Плавта; вслед за тем изгнана в Кампанию и окружена там военным караулом. Вследствие этого частые жалобы и не скрывали их в народе; не богат он умом, да и по самой скромности положения менее подвержен опасностям. Вследствие этого Нерон, нисколько не раскаиваясь в злодеянии, возвратил Октавию женою.
61. Обрадованные этим массы народа стремятся в Капитолий и тут благодарят богов. Изображения Поппеи ниспровергают; статуи Октавии несут на плечах, осыпают цветами, Ставят на форуме и храмах; ей, возвращенной, оказывают знаки глубокого уважения. Пускаются и в похвалы государю; уже многочисленные толпы наполняли криками дворец, когда высланные отряды воинов, нанося побои и грозя оружием, рассеяли толпы. Восстановлено то, что было ниспровергнуто во время возмущения и честь Поппеи удовлетворена. Постоянно дыша ненавистью, а в то время тревожимая и сильными опасениями - как бы народное восстание не обнаружилось с новою силою и Нерон не переменился вследствие требования народа, упала к его ногам: "не в таком она положении, чтобы спорить о браке (хотя он ей дороже жизни), но самая жизнь её находится уже в опасности от рабов и приверженцев Октавии: они, прикрываясь именем народа, в мирное время дерзают на то, что едва и на войне случается. Оружие взято против государя; недоставало только вождя, а он при таком волнении легко найдется. Пусть только оставит (Октавия) Кампанию и придет в город та, по мановению которой и отсутствующей возникают смуты. Иначе в чем её (Поппеи) вина? Кого она чем-либо оскорбила. Не потому ли, что она намеревалась дать истинное потомство дому Цезарей, народ Римский предпочитает порождение Египетского музыканта посадить на престол императорский. Наконец если таково уже требование обстоятельств, то лучше пусть добровольно, чем вынужденно призовет властительницу, или пусть обеспечит безопасность справедливым возмездием. Умеренными средствами успокоены начатки волнения, а если народ отчается в том что Октавия будет женою Нерона, то он, народ, сам даст ей мужа".
62. Такие разнообразные убеждения, приспособленные вместе и для развития опасений и раздражения вместе привели Нерона в ужас и воспламенили его гнев. Но мало имело силы подозрение раба, да и допросом горничных ослаблено еще более. Заблагорассудили отыскать чье-либо признание, которому можно было придать характер (политический) - желания переворота. На это показался способным Аницет, совершитель убийства матери, начальник, как я уже упоминал о том, флота у Мизена; по совершении преступления пользовался он легко милостью, а потом сделался сильно ненавистен; на исполнителей преступлений смотрят как на живой упрек. Призвав его, Цезарь напоминает ему его прежнее дело; он один помог государю, безопасности которого угрожали замыслы матери. Предстоит случай оказать неменьшую услугу, - содействовать к изгнанию ненавистной жены. Тут не нужно пускать в ход ни рук, ни оружия; пусть, признается только, в преступной связи с Октавиею. Обещает ему - в настоящем еще скрытые, но большие награды и веселую ссылку, а в случае отказа грозит смертью. Тот по природной подлости и уже приобыкший к преступлениям, вымышляет более чем сколько приказано было и делает признание перед приятелями, которыми как бы с умыслом окружил его государь. Затем сослали его в Сардинию, где он терпел ссылку не в бедности и умер своею смертью.
63. Нерон эдиктом объявляет: префект соблазнен чтобы задобрить флот и забыв, что незадолго перед тем туже Октавию обвинял в бесплодии, говорит в том же эдикте: "сознавая преступление выгнали зародыш; все это он, Нерон, достоверно узнал"; Октавия отправлена в заключение на остров Пандатарию. Ни один изгнанник не возбуждал такого сострадания во всех кто его видел, как именно Октавия. Помнили еще некоторые Агриппину, сосланную Тиберием; свежее в памяти было Юлия, отправленная в ссылку Клавдием; но та и другая была уже в возрасте зрелом, видели в жизни кое-что и веселого; постигшее их бедствие становилось легче, когда они вспоминали о своих лучших когда-то днях. Октавии же день брака был уже как бы похоронным; отведена в дом, где ее ждало одно только горе: ядом отнят у нее отец и вслед за тем брат; служанка её была сильнее госпожи. Поппея сделалась женою лишь на погибель первой; наконец обвинение оскорбительнее самой смерти.
64. Молодая женщина на двадцатом году от рождения между сотников и воинов, с жизнью отравленною ожиданием худшего, все еще не находила спокойствия в смерти. Немного, впрочем, дней, прошло как она получила приказание умереть: "свидетельствовалась уже она, что она вдова и сестра только, общей (ей с Нероном) род Германиков и наконец вызывала имя Агриппины, при жизни которой несчастна она была в браке, но гибель ей не грозила. Ее связали и перерезаны вены(кровяные жилы) по всем членам, а так как кровь шла медленно у пораженной ужасом, то ее умерщвляют паром слишком горячей бани. Присоединена и неумеренная жестокость; голова отрезана, принесена в город, показана Поппее; за это в храмы посланы дары". Об этом мы упомянули на тот конец, чтобы все, кто со случаями тех времен ознакомится через нас, или других писателей, заранее знали, что каждый раз как государь распорядится пыткою, или убийством, то и богам воздавалась благодарность и то, что прежде возвещало о благополучных событиях, сделалось признаком общественного бедствия. Но не умолчим и, о сенатском декрете, если какой лестью был новый, или терпением крайний.
65. Распространился слух и ему верили, будто в этом году Нерон самых значительных отпущенников умертвил ядом; Дорифора - за то что будто бы он противился браку с Поппеею; Палланта - за то, что продолжительною старостью удерживал у себя громадную сумму денег. Роман тайными наговорами винил Сенеку, как соучастника К. Пизона, но Сенека с большею силою обвинял его в том же преступлении. Отсюда опасения Пизона и огромной, но неблагополучный замысел против Нерона.

---

[1] Немецкий переводчик Тацита Рот перевел это место так: «не потому ли, что у него было отцовское достояние, о котором он заключил договор или наследственный раб у него отнят силою?» Мне кажется Рот ошибочно понял это место; рабы Римские в то время не могли иметь своей собственности; да и у раба как мог быть раб, да еще наследственный?
[2] В Риме в большом ходу телесные упражнения, соединенные с занятием военною службою: но сначала не было для того особенных общественных мест как в Греции, а там были особенные здания называемые гимназиями, где собирались молодые люди и занимались разного рода гимнастическими упражнениями более для удовольствия и забавы, чем с какою–либо похвальною целью. Для борьбы, да и вообще для крепости, мазались они масличным маслом; его обыкновенно жертвовали богатые люди, а часто оно давалось и на общественный счет (от правительства); этим то и объясняется то, что Нерон дал масло с тою готовностью, что, у Греков, т. е.: и даром и щедро.
[3] Рот, это место понял иначе. Он полагает, что после слов зачем в текст пропуск и продолжает после точек: и теперь бесполезно; он Нерон готовится ускорить соединение с Поппеею и т. д.