Книга Вторая

Содержание книги: Гл. 1. Тит послан к Гальбе, но получив известие о его смерти, изменяет направление пути. - 2. Пафосской Венеры посещает храм. - 8. Происхождение его и почитание богини. - 4. Наученный там о будущем, с большею в душе уверенностью возвращается к отцу, довершившему Иудейскую войну. - 5. Веспасиана и Муциана разные характеры и образ действий. Эти вожди, отложив взаимную ненависть, советуются за одно. - Отсюда 6, и 7, повод к гражданской войне, так как легионы Востока стали все более и более сознавать свою силу. - 8. 9. Смешная попытка лже-Нерона, подавленная Аспренатом. - 10. В городе незначительные обстоятельства получили важность от серьёзных волнений. Вибий Крисп губит Авния Фавста, сделавшего донос на его брата.
11. Начало войны благоприятно для Отона. - 12. Воины его свирепствуют против Альпинцев. - 18. Обращают все свое раздражение на Альбия Ивтемелия. Высокий пример материнской любви. - 14. Угрожает Нарбонской провинции флот Отона. Вителлианцы поражены, но, 15, не без кровавых потерь и для воинов Отона. - 16. Пакария прокуратора, собиравшегося помочь Вителлию силами Корсов (жителей Корсики), островитяне умерщвляют. - 17. Вителлианцев удачные действия в Италии. - 18 - 19. Спуринна укрепляет Плаценцию против Вителлианцев. - 20, пока Цецина ее осаждает. - 21. Амфитеатр, находившийся подле города, сделался добычею огня. - 22. Оставив осаду, Цецина отправляется в Кремону и тут, 23, Отоновы воины сражаются с успехом. Наступательное движение победителей сдерживают вожди и вследствие этого наводят на себя подозрение своих воинов. - 24. Коварные замыслы Цецины обращает на него самого Светоний Павллин, но, 25, через его медленность Вителлианцы спасены. - 26. В обоих войсках волнуются воины.
27. Валенс ведет войска в Италию. - 28. 29. В этом войске возникшее важное возмущение Батавов разумными мерами Альфена Вара утишено. - 30. Соединив войска и подавив чувства взаимного соперничества, Цецина и Валенс высказывают свое расположение к Вителлию, а Отона осыпают укоризнами и порицаниями. - 30. Сравнение Отона и Вителлия. Отон совещается о плане военных действий. - 32. Светоний Павллин советует медлить. - 33. Перевысили советы брата Тициана и Прокула. Отон с сильным отрядом удаляется в Бриксел. - 34. Вителлианцы делают вид будто хотят перейти По. - 35. 36. В попытках своих воспрепятствовать этому, Отонианцы терпят поражение. - 37. Пустой слух о том, будто бы войска, или из робости ввиду военных действий или наскучив равно обоими государями, заводили промеж собою толки о мире. - 38. Взгляд на прежние гражданские войны народа Римского. - 39. 40. Тициан и Прокул неосмотрительно выдвигают лагерь вперед за 4 мили от Бедриака. Вожди колебались, но Отон отдает приказание к решительному бою. - 41 - 43. Битва у Бедриака - 44. Отонианцы бегут в сильном раздражении против своих же вождей. - 45. Перемирие. Победители и побежденные, тронутые до слез, проклинают гражданские войны. - 46. 49. Получив известие о поражении, Отон, заранее решась на это, пренебрегши утешениями друзей и воинов, усмиряет возмущение и грудью налегает на меч. Ему поспешили отдать последний долг. У его костра несколько воинов сами себя лишают жизни. - 50. Отона возраст, происхождение, слава, какую он о себе оставил.
51. Возмущение нашло себе новую силу в горе и сострадании воинов. - 52 - 54. Часть сената, последовавшая за Отоном, находится в крайней опасности. - 55. В Риме тревоги никакой; общее внимание обращено на игры; когда услыхали о смерти Отона, рукоплещут Вителлию. - 56. Тяжело Италии от войска победившего. - 57. Вителлий получает известие о своей победе и, 58 - вместе с тем о переходе на его сторону обеих Мавретаний. - 59. За униженную лесть Блеза отплачивает ему ненавистью. - 60. Самых усердных из сотников Отона казнит, а вождей прощает. - 61. Казнь Марицция, дерзнувшего посягнуть на счастье народа Римского. - 62. Вителлия обжорство, законы. Пренебрег он титулами Августа и Цезаря. Изгнаны математики. Всадникам запрещено выступать на сцену. - 63 - 64. Долабелла умерщвлен. Дерзость Триарии, скромность Галерии и Секстилии. - 65. Клувий оправдан; Требеллий удален. - 66. Побежденные легионы свирепеют. Раздор Батавцев с воинами четырнадцатого легиона. - 67. Благовидное увольнение преторианцев. Легионы рассеяны по разным местам. - 68. Роскошному образу жизни государя подражает войско Возмущение Тицина усмирено другим. Вергиния опасное положение. - 69. Когорты Батавов отосланы опять в Германию; отняты номера у легионов и войск вспомогательных; воины развращены роскошью. - 70. Вителлий весело осматривает Бедриакское поле, не зная, что близок от него такой же жребий. - 71. Подражает позорным страстям Нерона. Распределяет консульства. - 72. Лже - Скрибониан распят на кресте.
73. Вителлий, вследствие того, что и Восток приведен к присяге ему, надменный и ослепленный, при имени Веспасиана тревожится. - 74. Этот готовится к войне. - 75 - 78. Его нерешительности полагает конец Муциан, другие легаты, ответы прорицателей и жрец бога Кармела. - 79. 80. Императором приветствуют его Египет и Сирия. - 81. Приступают к его стороне цари Согем, Антиох. Агриппа; царица Беренице. - 82. Планы войны. Тит грозит Иудее. Веспасиан овладевает ключами к Египту. - 83. 84. Муциан, посланный вперед с войском разыскивает необходимые для войны средства. - 85. 86. Легионы Мезии и Паннонии, перешедшие на сторону Веспасиана, увлекают и Далматских воинов. Поджигатели войны Антоний Прим, Корнелий Фуск.
87. Вителлий, день ото дня все более и более впадая в презрение, с огромным войском двигается к городу и, войдя в него, как бы взятый приступом, совершил множество убийств над воинами и чужестранцами. - 90. Говорит о себе самую напыщенную речь. - 91. Чуждый права божественнаго и человеческого, пытается сделать кое-что угодное народу. - 92. Обязанности власти принимают на себя Цецина и Валенс, а сам Вителлий ничего не значит. Воины в городе предаются праздности, вредным страстям; многие заболевают и умирают. - 94. Непривычность, малочисленность. Вителлия бедность и мотовство. Вожди Галльские потребованы на казнь. Общее замешательство военных порядков. - 95. День рождения Вителлия празднуется с необыкновенною пышностью. Поминки сделаны по Нероне. Бедствие города. - 96. Слухи об отпадении Флавиев неудачно подавить старается Вителлий. - 97. 98. Вызваны, впрочем, вспомогательные войска, хотя необходимость к тому скрыта. - 99. При наступательном движении неприятеля, Цецина послан вперед на войну, но он, 100. 101, с Луцилием Бассом и флотами Равенским и Мизенским замышляет измену и переходит на сторону Веспасиана. Делалось все это в течении не многих месяцев того же года, при тех же консулах и тех, кто заступили их места; о них смотри 1 - 77.

1). Уже судьба готовила в отдаленной части земли начало и причины власти, которая, с разнообразным исходом, то делу общественному приятная, то тяжкая, самим государям была или благополучна, или гибельна. Тит Веспасиан из Иудеи, когда еще Гальба был невредим, послан отцом; поводом к отъезду представляли: "обязанность в отношении к государю и возраст молодости, уже достаточно зрелый для снискания почестей. Но народ, жадный до вымыслов, распустил слух, будто он вызывается для усыновления. Повод к разговорам - старость, одиночество государя и готовность общества пока один избирается, назначать многих. Молва росла вследствие достоинств самого Тита, в уровень самому высокому положению, красоты лица и наружности носившей отпечаток какого-то величия, удачные действия Веспасиапа, ответы предсказателей, и для умов, расположенных верить, вместо предвестий были и явления чисто случайные. Когда в Коринфе, городе Ахайи, Тит получил верное известие о гибели Гальбы, - а нашлись передавшие за верное вооружение Вителлия и начало войны, - тревожный духом, призвав не многих приближенных, взвешивает все, и с той, и с другой стороны". Если продолжать путь в город, то нисколько не будут ему признательны за выражение почтения предназначавшееся другому и он останется заложником или у Вителлия, или у Отона. Если же возвратится, то победитель без сомнения этим оскорбится, но при неизвестности еще победы и переходе отца на сторону победителя, сына извинят. Если же Веспасиан станет во главе государства, то не будет места помышлять об оскорблении тем, кому придется весть войну.
2). Таковы то были колебания между надеждами и опасениями; надежды перемогли. Нашлись люди того убеждения, что Тит вернулся вследствие сильной страсти к царице Беренице[1]. И действительно, юное сердце не равнодушно было к красоте Беренице, но делам из этого помехи не было никакой. Молодость проводил Тит весело и в удовольствиях, сохраняя над собою власть к умеренности более, чем из опасения отцовской. Вследствие этого, проплыв берега Ахайи и Азии и оставляя море влево, направился к островам Родосу и Кипру, а оттуда в Сирию крайне смелыми переходами. Им овладело сильное желание посетить и осмотреть храм Пафосской Венеры, пользовавшийся большою известностью и у туземцев, и у пришельцев. Не будет неуместным изложить вкратце начало верования, положение храма, образ богини, которому подобного нет нигде в другом месте.
3). Старинное предание говорит, что строитель храма был царь Эриан, а некоторые утверждают, что это прозвание самой богини. Более свежая молва передает: "Цинпрою посвящен храм и сама богиня, зародившаяся в море, сюда причалила. Но наука и искусство прорицателей пришлые и внесены сюда Киликом Тамирою, и так условлено, чтобы потомки того и другого семейства заведывали священными обрядами". Вслед за тем, чтобы царское племя имело какое-либо преимущество перед родом иноземцев, гости (пришельцы) уступили сами те знания, которые внесли: обращаются за советами только к потомку Цинпра жреца. Жертвенные животные назначаются по выбору каждого, но непременно мужеского пола. Особенная вера во внутренности козлов. Орошать кровью жертвенник запрещено, только мольбы и чистый огонь доступны жертвеннику, и никогда не касается его влага дождя, хотя он и стоит на открытом месте. Образ богини не в виде человеческом, но неразрывный круг, в начале широкий и потом переходящий в более узкий, наподобие конуса поднимаясь к верху. Чем это объяснить - неизвестно.
4). Тит, обозрев богатые дары царей и прочее, что Греки из любви к древности относят в туманное (неясное) прошлое, советуется сначала о плавании. Узнав, что путь готов и море благоприятно, спрашивает о себе намеками, принеся множество жертв. Сострат, так звали жреца, видя по внутренностям благоприятным и согласным, что богиня принимает под свой покров величественные замыслы, отвечал на первый раз не многое и обычное, потом, попросив свидания наедине, открыл будущее. Тит, ободренный духом, прибыл к отцу и, при нерешительном состоянии умов провинций и войск, придал громадную уверенность событиям. Довершил Иудейскую войну Веспасиан; оставалось только взять Иерусалим, дело скорее тяжкого усиленного труда, вследствие гористого местоположения и упорного суеверия жителей, чем чтобы у них у осажденных оставалось достаточно сил для перенесения лишений и нужд всякого рода. Три, как мы выше упоминали, легиона находилось у самого Веспасиана, снискавшие опытность на войне. Четырьмя заведывал Муциан; те оставались на мирном положении; но соревнование и слава соседнего войска не давали им коснеть в бездействии и сколько первым укрепили силы опасности и труды, столько вторые укрепились вследствие полного спокойствия и того, что они не испытали еще военных трудов. И то и другое войско имело резервы, пешие и конные, флоты и царей имя славное[2], хотя и по разным отношениям.
5). Веспасиан, неутомимый в деле военном, опережал движение войска, занимал места для лагерей, днем и ночью действовал против неприятеля распоряжениями, а где требовалось - и силою рук. Питался чем попало, в одежде и наружности ничем, почти неотличен от рядового воина, если, бы не скупость, во всем походил бы на древних полководцев. Напротив Муциан отличался пышностью, богатствами и вообще образом жизни, превышавшим средства частного человека. Он говорил красно и отличался опытностью в ведении и распоряжении гражданскими делами. Отличный бы сложился характер государя если бы, отняв пороки той и другой личности, соединить одни их хорошие качества. Впрочем, один правитель Сирии, другой Иудеи заведовали землями соседственными. Взаимно завидуя, они ссорились, но наконец вследствие гибели Нерона отложив неудовольствие, стали советоваться за одно, сначала через друзей, потом главною основою согласия сделался Тит и он, во имя общей пользы, положил конец неблаговидным спорам. От природы и вследствие искусства сложился его (Тита) характер так, что он мог прийтись по нраву даже такому человеку как Муциан. Трибуны, сотники и большинство воинов - деятельностью, снисхождением, добрыми средствами, наслаждениями, по характеру каждого, были задабриваемы.
6). Еще до прибытия Тита, оба войска приняли присягу Отону вследствие поспешных, как то обыкновенно бывает, известий и того, что гроза войны гражданской скоплялась медленно; ее Восток так долго остававшийся спокойным, готовил тут в первый раз. А до того сильнейшие войны между гражданами начинались силами Запада в Италии или в Галлии. Помпея, Кассия, Брута, Антония, вслед за которыми война перешла по ту сторону моря, конец был неблагоприятный. В Сирии и Иудее чаще слышали о Цезарях, чем их видели. Ни одного возмущения легионов; только против Парфов угрозы с разнообразным исходом. И в последнюю гражданскую войну, среди общего потрясения, здесь мир оставался ненарушимым; потом верным оставался Гальбе Восток. Но когда сделалось известным, что Отон и Вителлий преступно взялись за оружие, терзая государство, то воины стали роптать, как бы не досталось прочим награды верховной власти, а им только необходимость рабства, и озираться на свои собственные силы. Семь легионов разом и с огромными вспомогательными войсками Сирия и Иудея; затем в непосредственной связи с одной стороны Египет и два легиона, а с другой Каппадокии, Понт и все силы, которыми прикрывается Армения. Азия и прочие провинции не имели недостатка в людях и богаты были всякого рода средствами; все острова, сколько их ни омывается морем, и между ними море безопасное и благоприятное для ведения войны.
7). Не безызвестно было вождям стремление воинов, но так как другие деятели уже вели борьбу между собою, то положено ждать исхода войны. "Победители и побежденные никогда не могут слиться в одно с полною искренностью и неважно кого судьба допустит пережить соперника. При счастьи самые лучшие вожди забываются, а эти - сварливы, недеятельны, погрязли в позорных наслаждениях и, вследствие собственных пороков, найдут себе гибель оба - один в борьбе, а другой в самой победе". А потому взяться за оружие отложено до первого благоприятного случая. Веспасиан и Муциан сошлись недавно, а прочие уже давно мыслили заодно: лучшие люди руководились любовью к общему благу. Многие поощряемы были приятностью добычи; другие шатким (неверным) положением своих домашних дел. Таким образом и люди добра и люди зла, по разным побуждениям, но с равным (одинаковым) усердием, - все желали войны.
8). Около этого же времени Ахайя и Азия пришли в ужас от лживого известия о мнимом прибытии Нерона. Различные ведь были толки о его последних минутах и, вследствие этого, многие выдумывали, а другие верили, будто он еще жив. Прочих усилия и участь изложим мы в дальнейшем изложении этого труда, а в то время раб из Понта или, как передавали другие, отпущенник из Италии, искусный в игре на гитаре и пении (вследствие этого, кроме сходства наружности, имел более возможности придать вероятность обману), присоединив к себе беглых из скитавшихся бедственно, соблазняет щедрыми наградами, пускается в море; силою бури выброшенный на остров Цитну, присоединил к себе некоторых воинов, шедших с Востока, не соглашавшихся приказал убить и, ограбив купцов, вооружил всех из рабов, кого нашел посильнее. Пытался он всеми средствами подействовать на сотника Сизенну, отправленного от имени Сирийского войска к преторианцам скрепить братский союз дружбы; наконец Сизенна, тайно оставив остров, сам себя не помня от страха опасаясь насилия, убежал от него. Вследствие этого дальше прошел ужас, многие встрепенулись при столь славном имени, жаждая переворота и ненавидя существующий порядок.
9). День ото дня распространявшейся молве положил колец случай. Гальба предоставил провинции Галатию и Памфилию управлению Кальпурния Аспрената. Даны из мизенского флота два военных судна, о трех рядах весел, для преследования, и с ними он приступил к острову Цитну. Нашлись, которые призывали начальников корабельных от имени Нерона. Он, приняв на себя печальный вид, взывал к верности когда-то ему преданных воинов и умолял их отвезть его в Сирию или Египет. Капитаны судов, в нерешительности или замышляя коварство, утверждали, что им необходимо поговорить с воинами и что они вернутся подготовив умы всех. Но Аспренату передали все верно; по его убеждению корабль взят силою и мнимый Нерон, кто бы он ни был, убит. Тело, отличавшееся глазами, волосами и суровостью лица, отвезено в Азию и оттуда в Рим.
10). В обществе, где господствовало разномыслие и вследствие частой перемены государей колебавшемся между свободою и своеволием, и незначительные, по-видимому, обстоятельства служили поводом к большим волнениям. Вибий Крисп, деньгами, могуществом, умом скорее в числе людей известных, чем людей добра, призвал к исследованию сената Аппия Фавста, всаднического сословия, при Нероне занимавшегося доносами. Незадолго перед тем, в правление Гальбы, сенаторы постановили: "исследовать дело обвинителей. Это сенатское определение подверглось разнообразным суждениям и, глядя по тому попадался ли подсудимый влиятельный или слабый, оставался или без действия, или в полной силе. Но тут и страхом и собственным влиянием старался Крисп погубить доносчика своего брата, увлек он большую часть сената, так что она требовала, не принимая его защиты и оправданий, казнить. В глазах же других ничто так не приносило пользы обвинителю, как излишняя власть обвинителя; "необходимо дать срок, изложить обвинение и человека не ненавистного и вредного все же выслушать согласно обычая", - так высказывались они. И сначала успели было; расследование отложено на несколько дней; но потом Фавст осужден далеко не с таким одобрением общества, какое заслужил он отвратительною нравственностью. Припоминали, что сам Крисп пускал в ход такие же обвинения и с большою для себя выгодою. Неприятна была не самая казнь за обвинение, но не нравился обвинитель.
11). Между тем начало войны было благоприятно для Отона; по его приказанию двинулись войска из Далматии и Паннонии. Было четыре легиона; из них две тысячи посланы вперед, а остальные следовали с небольшими промежутками; седьмой набран Гальбою: старинные воины (ветераны) были в легионах одиннадцатом, тринадцатом; особенною славою покрыли себя воины четырнадцатого легиона, усмирив восстание Британнии. Прибавил им славы Нерон, избрав как лучших. Вследствие этого долго оставались они верными Нерону и расположены были в пользу Отона; но вследствие сознания собственной силы и чем её больше было - возникала медленность; строю легионов предшествовали союзные конные и пешие войска. И из самого города отряд, на который нельзя было смотреть с пренебрежением: пять преторианских когорт, эскадроны конницы с первым легионом; кроме того, - подкрепление неблаговидное, - две тысячи гладиаторов, но в гражданских воинах привыкли употреблять его вожди самые основательные. Начальником этих сил сделан Анний Галл, посланный вперед с Вестрицием Спуринною - занять берега реки По, так как первоначальный план военных действий осуществлен быть не мог, потому что Цецина уже перешел Альпы, а надеялись было удержать его в пределах Галлии. Самого Отона сопровождали отборный отряд телохранителей, с прочими преторианскими когортами, ветераны (заслуженные воины) из преторианцев и огромное число моряков. На походе не обнаруживал он ни лености, ни охоты к наслаждениям. Он носил железный панцирь и находился впереди значков пешком, нечесаный, неумытый, совсем непохожий на то, как о нем была молва.
12). Счастие благоприятствовало начинаниям; морем, с помощью флота удерживал Отон в своей власти большую часть Италии и почти до начала прибрежных Альп. Для того чтобы произвести покушение на них и Нарбонскую Галлию, он назначил вождей: Суедия Клемента, Антония Новелла и Эмилия Паценза. Последнего своевольные воины связали; Антоний Новелл не имел ни малейшего значения; Суедий Клемент действовал под влиянием честолюбивых соображений; по своей испорченности не уживался он с правильною умеренностью дисциплины, но жаждал военных действий. По-видимому, воины находились не в Италии, родине и постоянном месте жительства, но как бы область неприятельскую и города врагов предавали пламени, опустошению, грабежу, и тем возмутительнее был такой образ действия, что нигде не было принято никаких мер осторожности и не было опасений. Избыток царствовал в полях, дома отворены, выходившие на встречу хозяева с женами и детьми гибли от бедственной войны, вполне рассчитывая на спокойствие мира. В то время приморские Альпы занимал прокуратор Марий Матур. Тот, созвав своих соплеменников (не было у них недостатка в молодежи) пытался отразить от границ провинции воинов Отона, но первым натиском воинов разбиты и разбросаны горцы. Они, собравшись на скорую руку, не знали ни лагерей ни вождей, а потому и победа не могла бы им принести чести и в бегстве не было позора.
13). Раздраженное этим сопротивлением, войско Отона обращает свой гнев на город (муниципий) Альбий Интемелий[3]. На поле битвы не было добычи; бедны были поселяне и оружие плохое; самих захватить в плен было не возможно, так как они были быстры на бегу и знали хорошо местность, но мучениями невинных удовлетворена алчность. Увеличила позор войска достойным известности примером женщина Лигус; она скрыла сына, и когда воины, в том убеждении, что вместе с сыном она спрятала и деньги, мучили ее и допрашивали: где она спрятала."Она, указывая на живот, - "вот тут в середине" отвечала. Затем никакие угрозы, ни самая смерть не заставили ее изменить её высокого выражения.
14). Тревожные гонцы принесли известие Фабию Валенсу: "что флот Отона угрожает Нарбонской провинции, приведенной к присяге на верность Вителлию. Явились и послы колоний, умоляя о помощи. Две когорты Тунгров, четыре эскадрона всадников, всю конницу Треверов с (начальником) префектом Юлием Классиком выслал; из них часть удержана в колонии Фороюлиенской[4] затем, чтобы если все войска будут обращены на сухопутные действия, флот не стал бы действовать еще быстрее на совершенно свободном море. Двенадцать эскадронов всадников и отборные из когорт двинулись против неприятеля: к ним присоединена когорта Лигуров, старинная этой местности помощь, и пятьсот горцев, жителей Альп, которые еще не были в строю. Сражение не замедлило иметь место, но войско так устроено, что часть моряков, к которым присоединены были поселяне, взведена на холмы, ближайшие к морю; на сколько позволяла узкая полоска ровного места между возвышенностями и берегом все это наполняли Преторианские воины. В самом море флот непосредственно у берега, готовый к битве, во всю длину обнаруживал грозно громадность протяжения. Вителлианцы, у которых пеших воинов было меньше, а вся сила заключалась в коннице, горцев располагают по ближайшим возвышенностям, а пешие войска ставят тесными рядами после конницы. Треверская конница опрометчиво подставила себя неприятелю: с фронта встретила она заслуженных воинов, а с боков каменьями вредила толпа поселян, достаточно способная для этого дела. Они были вперемежку с воинами; и храбрые и робкие при победе обнаруживали одинаковую смелость. Ужас пораженных был еще сильнее вследствие того, что на тыл их надвинулся неприятельский флот. Таким образом отовсюду замкнутые войска Вителлия были бы совершенно уничтожены, если бы войско победителя не удержала темнота ночи, в которой побежденные нашли себе защиту.
15). Да и Вителлиевы воины, хотя и побежденные, не оставались в покое; призвав подкрепления, они нападают на неприятеля, ничего подобного не ожидавшего, и вследствие успеха сделавшегося беспечнее. Истреблены караулы, прорваны лагери, смятение распространилось до самых судов, пока мало - помалу исчезли опасения, и найдя себе опору, заняв близлежащий холм, воины Отона сами не замедлили перейти к наступлению и начальники когорт Тунгрских, в продолжительных стараниях поддержать ряды своих, засыпаны дротиками. Да и Отонианцам победа обошлась не без потерь; неосторожно в преследовании зашедших вперед воинов всадники, оборотясь назад, окружили. И как бы условясь на перемирии, как бы с одной стороны флот, а с другой конница не причинили неожиданной тревоги, Вителлианцы возвращаются назад в Антиполис[5], город Нарбонской Галлии, а Отонианцы в Альбингавн[6], город внутренней Лигурии.
16). Корсику и Сардинию и прочие острова ближайшего моря слава победоносного флота удерживала на стороне Отона. Но самонадеянность прокуратора Декума Пакария почти втянула Корсику в бедствия войны безо всякой решительной пользы, а ему самому на гибель. Он, из ненависти к Отону, положил - помочь Вителлию силами Корсов, - содействие ничтожное, будь даже оно увенчано успехом. Позвав главные лица острова, открыл свое намерение, а дерзнувших противоречить, - Клавдия Пиррика, бывшего там начальника флотилии легких судов, Квинктия Церта, всадника Римского - приказывает умертвить. Устрашенные их казнью, все, которые тут присутствовали, а также и народ, ничего не знавший, но разделявший чужие опасения, присягнули на верность Вителлию; но когда Пакарий начал производить набор и людей непривычных утомлять военными упражнениями, то те смотрели с ненавистью на необычные труды и вместе соображали свою слабость: "живут они на острове и далеко от них Германия и силы легионов; сделались жертвою грабежа и опустошения и те, которых защищали пешие и конные войска". Вдруг общее расположение умов сделалось против Пакария; впрочем, они действовали не открытою силою, а избрали время удобное для коварного умысла. По уходе тех, которые обыкновенно находились при Пакарии, он, обнаженный и беззащитный, умерщвлен в бане; избиты и его провожатые. Головы их, как бы неприятелей, сами убийцы отнесли к Отону и их Отон не наградил, и Вителлий не наказал; а они в хаосе множества преступных деяний гораздо более важных затерялись.
17). Уже открыл путь в Италию и перевел туда войну, как мы выше упоминали, Силланов конный отряд; ни у кого не было какого-либо расположения к Отону и не потому, чтобы они предпочитали Вителлия, но долговременный мир приучил ко всем видам рабства, готовы были сделаться первою добычею кто бы ни взял, и вовсе не заботились о том, кто лучше. Самый цветущий край Италии, все земли и города между рекою По и Альпами были заняты войсками Вителлия (так как уже пришли когорты посланные вперед Цециною). Взята когорта Паннониев у Кремоны; захвачены сто всадников и тысячу моряков между Плаценциею и Тицином. Вследствие этих успехов Вителлианцы уже не встречали более препятствия в реке и берега были в их власти. Даже эта самая река подзадоривала как бы Батавов и жителей за-Рейнских; перейдя ее вдруг напротив Плаценции, схватили нескольких вестовых и нагнали такой ужас на прочих, что встревоженные вестники сообщили ложно: "будто уже явилось все войско Цецины". Спуринна (он начальствовал в Плаценции) знал наверное, что Цецина еще не пришел и на случай его приближения он решился удержать воинов внутри укреплений и не выводить на встречу войску их ветеранов - три Преторианских когорты и тысячу значконосцев с небольшим количеством конницы; но воины, буйные и в военном деле неопытные, схватив значки и знамена, бросились вперед, грозили оружием вождю, который пытался было их удержать, не слушались сотников и трибунов. Воины кричали об измене и что Цецина призван. Делается соучастником неосмотрительности других Спуринна, сначала вынужденно, а потом уже притворно согласясь, за тем чтобы больше весу имели его убеждения в случае, если волнение не утихнет.
19). Когда увидали реку По и ночь уже приближалась, то положено укрепить лагерь. Этот труд, непривычный городскому воину, поохладил умы. Тут те кто, были постарше летами, стали пенять на свою легковерность, высказывать опасения относительно крайности их положения, если вдруг Цецина с войском окружит в открытом поле столь немногочисленные когорты. Уже по всему лагерю стали говорить в духе умеренности и сотники с трибунами, вмешиваясь в разговоры, хвалили предусмотрительность вождя, что он колонию, сильную средствами к защите, избрал как точку опоры и средоточие военных действий. Наконец сам Спуринна, не столько упрекая вину воинов, сколько высказывая доказательства, оставив передовые разъезды, отвел в Плаценцию остальных воинов в расположении духа гораздо более спокойном и готовых повиноваться. Поправлены стены, приняты меры обороны, увеличены башни; уже готовы и запасены были не только оружие, но и послушание и покорность, а этих качеств недоставало противной стороне, хотя о мужестве и ей жалеть не приходилось.
20). А Цецина, как бы оставив за Альпами увлечение произвола и необузданность, шел по Италии с войском весьма смирно. Впрочем, муниципии и колонии самую одежду его перетолковывали как выражение надменности, то что он обращался с речью к одетым в тогу, нося разноцветный военный плащ и штаны, одеяние дикарей. Как бы лично оскорбленные бранили и жену его Салонину зато, что она ехала на отличном коне и в пурпурной одежде, хотя никому не причиняла ни малейшей обиды. От природы свойственно людям с досадою смотреть на свежевозникшее благополучие и ни от кого не требуют такой умеренности и при счастьи как от тех, кого видели с собою наравне. Цецина, перейдя По, пытался соблазнить верность Отонианцев переговорами и обещаниями; ему отвечали тем же, перебрасываясь без пользы благовидными словами мира и согласия. С большою грозою обратил он все свои заботы и соображения на взятие Плаценции; он хорошо знал, что каков будет успех начала военных действий, такова слава и на все что последует.
21). Первый день прошел более в порывах горячности, чем согласно с опытностью войска, составленного из ветеранов: обремененные пищею и вином подошли они к стенам ничем не прикрытые и не взяв никаких мер предосторожности. При этой схватке красивейшее здание амфитеатра, находившееся вне стен города, сделалось добычею пламени; зажжено ли оно было осаждающими, бросавшими в осажденных факелы, раскаленные свинцовые пули и метательный огонь или осажденными отбрасывавшими назад все это. Жители города, склонные к подозрениям, были того мнения, что злоумышленно подожжено здание амфитеатра кем-либо из жителей соседних колоний из соревнования и зависти, так как в Италии не было ни одного столь обширного строения. От чего бы ни случилось, но пока опасались худшего, смотрели на это слегка; а когда возвратилась уверенность в безопасности, то жители так жалели об этом как будто уже большего несчастья с ними и быть не могло. Впрочем, Цецина отбит с большою потерею воинов и ночь вся проведена в подготовительных работах. Вителианцы делали крытые галереи и ходы, запасали фашины для того чтобы подрываться под стены и для защиты осаждающих. Отонианцы наготовили кольев и огромное количество тяжелых камней, свинца и меди давить неприятелей и разрушать их работы. И с той и с другой стороны действовали стыд и слава; разнообразны были увещания: одни превозносили крепость легионов и Германского войска, а другие достоинства городского войска и преторианских когорт. Первые порицали противников как ленивых, беспечных воинов развратившихся по циркам и театрам; а те их называли чужеземцами и пришлыми. Вместе с тем Отона и Вителлия или превозносили похвалами или бранили, подстрекая друг друга, но брань была вообще обильнее и многословнее похвалы.
22). Чуть занялся день стены покрылись защитниками; все поле заблистало от воинов в их полном вооружении. Сплошною массою легионы, вспомогательные войска союзников в рассыпную, стараются действовать против стен, где они повыше, стрелами или каменьями, а где был плохой присмотр или стены валились от ветхости там подходили ближе. Отонианцы бросают сверху дротики, действуя с размаху и удары их были верны против неосмотрительно пододвинувшихся когорт Германцев; с дикими песнями, обнаженные телом по обычаю отцов, они потрясали щитами над головами. Воины легионов, прикрытые галереями и фашинами, подкапывают стены, возводят насыпь, усиливаются разбить ворота. Тут то Преторианцы, заготовленные на этот самый предмет, жерновные камни чрезвычайно тяжелые сваливают со страшным шумом. Часть находившихся внизу неприятелей задавлена; другие поражены ужасом или ранены - замешательство еще увеличивало понесенный вред, а тут то их и принялись с большим усердием поражать со стен. Обратились назад помрачив славу поборников Вителлия. И Цецина от стыда начатого так самонадеянно приступа и чтобы осмеянным не оставаться без пользы в том же лагере, переправясь опять через По вознамерился двинуться к Кремоне. Передались уходившему Турулий Цериал с весьма многими моряками и Юлий Бригантин с немногими всадниками. Последний префект конного отряда, родившийся в Батавии, а первый начальник первой роты триариев и Цецине не чужой, так как он водил ряды в Германии.
23). Спуринна, узнав о движении неприятелей, известил письмом Анния Галла о том, что Плаценция защищена, о всем что сделалось и что готовит Цецина. Галл вел первый легион на помощь Плаценции не доверяя малочисленности когорт и не ожидая, чтобы они могли долго выдержать осаду и силу Германского войска. Узнав, что разбитый Цецина идет в Кремону, останавливает легион с трудом удерживаемый в повиновении, так как желание сражаться доходило почти до возмущения, у Бедриака. Село это находится между Вероною и Кремоною; оно приобрело зловещую известность двумя поражениями Римских войск. В те же дни Марций Макр сразился с успехом недалеко от Кремоны. Неутомимо деятельный Марций, перевезенных на судах, гладиаторов вдруг бросил на противоположный берег По. Тревога распространилась в находившихся там резервах Вителлианцев и пытавшиеся сопротивляться истреблены, а остальные бежали в Кремону; но сдержан порыв победителей, как бы, подкрепясь свежими резервами, неприятели не изменили судьбу сражения. Подозрительно это было Отонианцам - все действия вождей перетолковывавшим в дурную сторону. Наперерыв и, чем кто малодушнее, тем с большею дерзостью преследовали различными обвинениями Анния Галла и Светония Павллина и Мария Цельза (их то Отон сделал начальниками). Убийцы Гальбы были самими усердными подстрекателями возмущений и раздоров: как бы утратив рассудок от преступления и опасений, они старались, произвести общее замешательство, то явно возмутительными криками, то тайными к Отону письмами. А. тот слишком доверчивый к людям самым простым, боялся благонамеренных и находился в состоянии тревожном; он терялся при удаче, и при несчастьи был лучше. А потому призвав Тициана, брата своего, поставил его во главе военных действий; между тем под начальством Павллина и Цельса совершены славные деяния.
24). Скорбел Цецина о том, что все его начинания безуспешны и слава его войска дряхлеет. Отбитый от Плаценции видел недавно поражение вспомогательных войск, даже в стычках передовых разъездов, более частых чем достойных упоминания не имел перевеса. С приближением Фабия Валенса, как бы вся честь войны не перешла туда, спешил опять снискать себе славу, но с большею торопливостью чем обдуманностью. У двенадцатого милевого камня от Кремоны местность называется Касторов (бобров?) он лучшие вспомогательные войска расположил скрытно в примыкавших к дороге перелесках. Всадники получили приказание: выступить вперед и, завязав бой, бежать назад самим и тем вызвать поспешное преследование неприятеля и заманить его до того места, где должны были выйти скрытые в засаде. Выдана была эта тайна вождям Отоновым: Павллин взял на себя начальство над пехотою, а над конницею Цельс. Отделение тринадцатого легиона, четыре когорты вспомогательных войск и пятьсот всадников поставлены на левой стороне; полотно дороги заняли глубокими (далеко вглубь простиравшимися) отрядами три преторианские когорты; на правом фланге наступал первый легион с двумя вспомогательными когортами и пятьюстами всадников. За ними находилась тысяча всадников из преторианцев и вспомогательных - избыток в случае удачного действия и резерв на случай опасности.
25). Прежде чем сойтись обеим боевым линиям, Вителлианцы обратили тыл, Цельс, зная о коварном умысле неприятеля, сдержал своих. Вителлианцы опрометчиво выйдя из засады и видя, что Цельс понемногу отступает, далеко погнались за ними и сами попали в ловушку. Знак к битве пешим воинам не тотчас подан от Светония Павллина; мешкотный от природы он предпочитал план действий осторожный, но зрело обдуманный случайно счастливым действиям; он отдает приказание заровнять рвы, открыть поле и развернуть строй; успеет де возыметь свое начало победа и тогда когда приняты будут все меры, чтобы не потерпеть поражения и этою медлительностью дано время Вителлианцам убежать в виноградники, где сплетшиеся лозы мешали действовать свободно, а за виноградниками находился небольшой лес. Тут то Вителлианцы оправились и снова смелые бросились на преторианских всадников и лучших из них убили. Ранен и царь Епифан[7], который усердно за дело Отона бросился в бой.
26). Тут то бросилась вперед пехота Отона; сокрушен строй неприятелей; обращены в бегство даже те, которые шли на помощь; так как Цецина двинул когорты не все разом, но вызывал по одной. На поле битвы это производило только лишнее замешательство, когда разбросанных и нигде не имевших достаточно сил для сопротивления, захватывал и уносил поток бегущих. Произошло возмущение и в лагере вследствие того, что не всех вели вперед. Связан префект лагерей Юлий Грот за то будто бы он с братом, сражавшимся за Отона, толковал о предательстве и брата его трибуна Юлия Фронтона, Отонианцы связали по такому же обвинению. Впрочем, повсюду в бегущих, в попадавшихся на встречу в сражении, перед окопами было опасение: "возможно было истребить Цецину со всем войском, если бы Светоний Павллин не велел играть отбой." Это убеждение было общее в обеих войсках. А Павллин высказывал: "опасался он после стольких, трудов и переходов, как бы Вителлиевы воины свежие из лагерей не напали на утомленных, а на случай поражения у него самого не было никакого резерва". Лишь немногие одобряли этот довод полководца, а большинство толковало об этом в дурную, для него сторону.
27). Урон этот не столько страху нагнал Вителлианцам, сколько вынудил их быть скромнее, и не только у Цецины, который вину сваливал на воинов, изъявляющих будто бы более готовности к бунту, чем к сражению, но и войска Фабия Валенса (он уже прибыл в Тицине[8]) перестали пренебрегать неприятелем и жаждая восстановить доброе о себе мнение, повиновались вождю с большим почтением и усердием. Но помимо этого вспыхнуло важное возмущение, которое я изложу начав с того, что случилось гораздо ранее (так как не следовало прерывать ход деяний, совершенных Цециною). Когорты Батавов, которые в войну Нерона отделились от четырнадцатого легиона, идя в Британнию и услыхав о восстании Вителлия, в городе Лингонов присоединились к Фабию Валенсу, как то мы уже упомянули, вели себя высокомерно. Как входили в палатки какого-либо легиона: усмирили они воинов четырнадцатого легиона, отняли у Нерона Италию и вся судьба войны находится в их руках - так хвалились они. Позорным казалось это воинам, горьким вождю; дисциплина гибла среди брани и ссор; наконец Валенс стал подозревать под нахальством и самое вероломство.
28). Вследствие этого, получив известие, что разбит конный отряд Треверов и что Тунгры и Нарбонская Галлия обойдены флотом Отона, "а вместе озабочиваясь защитить союзников и беспокойные когорты, которые, если бы оставались вместе, были бы слишком сильны, раздробить, отдает приказание части Батавов идти на помощь. Когда об этом услыхали и узнали то опечалились союзники, возроптали легионы: "лишаются они помощи храбрейших людей; воины заслуженные, победители в стольких войнах, когда неприятель уже почти в виду, уводятся с поля сражения. Если провинция дороже и выше Рима и спасения Империи, то пусть все туда следуют. Если же здравомыслие победы, её опора и защита заключается в Италии, то ненужно отторгать как бы у тела самые крепкие члены.
29). Так высказывали воины свое неудовольствие, а когда Валенс пытался усмирить волнение прислав ликторов, они кидаются на него самого, бросают каменьями, преследуют бегущего с криком: "ограбил он Галлии и спрятал золото жителей Виенны и награду за их труды". Разграбили обозы, дротиками и копьями истерзали не только палатку вождя, но самую землю; а Валенс, переодетый невольником, скрывался у десятника всадников. Тогда Альфен Вар, префект лагерей, когда волнение стало стихать мало-помалу, подал совет - запретить сотникам обходить смены караулов и вовсе оставить сигналы трубою, которою вызывали воина на все обязанности его службы. Вследствие этого все коснели в бездействии, только с крайним удивлением посматривая друг на друга. То самое, что никто ими не правил, наводило на них робость. Молчанием, терпением, наконец мольбами и слезами просили прощения. А когда вышел Валенс не в своем виде, плачущий, спасшийся сверх его ожиданий, - вызвал радость, сострадание, расположение; перейдя к восторгу (так как народ обыкновенно ни в чем не знает меры) осыпали Валенса похвалами и выражениями признательности; окружив его орлами и значками несут на трибунал (возвышенное седалище). Он с полезною умеренностью не требовал ничьей казни; а чтобы не заподозрили его в скрытности (притворстве), он немногих обвинил, зная, что в гражданские войны воины могут себе позволить гораздо более чем вожди.
30). Между тем как они занимались укреплением лагеря у Тицина, получено известие о неудачном для Цецины сражении. Тут волнение почти снова возникло - "будто бы вследствие коварного умысла и промедлений Валенса не участвовали они в сражении". Не хотели отдыха, не ждали вождя, посылали вперед значки, торопили значконосцев; поспешным движением соединяются с Цециною. В войске Цецина нехорошие были толки о войске Валенса: "брошены они столь малочисленные на жертву всем силам неприятельским, - так жаловались, вместе извиняя себя и льстиво превознося силу пришедших, чтобы их не презирали как побежденных и трусов. И хотя гораздо более сил было у Валенса, почти двойное число легионов и вспомогательных войск, однако усердие воинов склонялось более в пользу Цецины; кроме благосклонности характера, которую он более обнаруживал, действовали тут даже цветущий его возраст, высокий рост и какое-то безотчетное расположение. Вследствие этого соперничество между вождями, - Цецина издевался над Валенсом как человеком гнусным и себя запятнавшим, а тот как над человеком пустым и надменным. Но скрыв взаимное нерасположение, они преследовали одни и те же полезные цели в частых письмах, уже не рассчитывая на прощение, осыпали Отона бранью: а вожди Отоновой стороны, и при огромном избытке материалов для порицания Вителлия, хранили осторожное молчание.
31). Конечно до последнего исхода своей деятельности, которым Отон снискал отличную славу, а Вителлий покрыл себя величайшим позором, опасались менее низких пожеланий Вителлия, чем пылких и неукротимых страстей Отона. Он же внушал ужас и ненависть умерщвлением Гальбы; а напротив Вителлию никто в вину не ставил почин войны. Вителлий, весь предавшись наслаждениям желудка и горла был сам себе врагом; Отона за его роскошь, жестокость и смелость считали гибельнее общественному делу. По соединении войск Цецины и Валенса, со стороны Вятеллианцев не было ни малейшего замедления к тому, чтобы сразиться всеми силами. Отон советовался, что лучше: тянуть ли войну вдаль или попытать счастья? Тут Светоний Павллин, считая достойным мнения о нем, которое полагало, что в то время не было человека, более искусного в военном деле, изложить подробно о всем ходе войны, высказался, что для неприятеля полезнее торопиться, а для них - медлить.
32). "Войска Вителлия теперь сошлись все; да и с тылу сил немного, потому что Галлии волнуются, да и не полезно что берега Рейна покинуты и открыт путь вторжениям народов столь неприязненных. Силы Британнского войска отвлечены неприятелем и находятся за морем. Гиспании не так-то богаты военными силами; Нарбонская провинция встревожена вторжением флота и неудачною битвою; замкнутая Альпами Италия по ту сторону По тщетно бы стала дожидаться каких-либо пособий морем, а сама уже опустошена самым движением войска. Ему получать хлеба неоткуда, а войско возможно ли удержать без средств? Уже Германцы, - а именно этот отдел войска у неприятеля самый смелый, - если война протянется на лето, ослабеют телом и не будут в состоянии перенести перемены погоды и жар солнца. Многие войны, страшные первым порывом, обратились ни во что промедлением и бездействием. У них же напротив во всем избыток и есть на что надеяться: Паннония, Мезия, Далматия, Восток со свежими и нетронутыми войсками; Италия и Рим, основа всего, сенат и народ - имена, которые никогда не исчезнут во мраке, хотя иногда и бледнеют; общественные и частные громадные средства и деньги несметные, - а они в гражданских раздорах сильнее меча. Тела воинов привыкли к Италии и к жарам. Впереди прикрывает их река По и города крепкие и стенами, и силами; из них ни один не уступит неприятелю, - убедился он защитою Плаценции. А потому пусть ведет вдаль войну; через немного дней четырнадцатый легион, сам покрытый большою славою, с Мезийскими войсками будет здесь; тогда-то снова соберемся на совещание, и если бы предпочли сражение, то и вступили бы в него с приращенными силами.
33). С мнением Павллина соглашался Марий Цельс. То же одобряет Анний Галл, - принесли известие посланные спросить о его мнении, так он ушибся незадолго перед тем, упав с лошади. Отон сам готов был сразиться; брат его Тициан и префект претория Прокул, именно по своей не опытности расположенные более к поспешности, призывали судьбу, богов и собственное счастье Отона, как внушающие ему его образ действий, не оставят они его и при исполнении. А чтобы никто не дерзнул противоречить, пустились льстить. Когда решено идти на бой, обнаружилось сомнение о том - присутствовать ли императору на сражении или лучше держаться в отдалении. Павллин и Цельс уже не противились, как бы не показать, будто они государя хотят бросить на жертву опасности; те же виновники худшего плана военных действий убедили: удалиться в Бриксел[9] и, находясь вне случайностей боя, сберечь себя для более важных событий и для государства. Этот день был началом падения Отоновой партии, потому что - и с ним ушел сильный отряд преторианских когорт, телохранителей и всадников, да и остальных сломлена энергия: так как вождей подозревали и как Отону одному верили воины, да и он сам доверял лишь им одним, то и оставил вождей в нерешительности относительно плана действий.
34). Все это не оставалось тайною для Вителлианцев: при частых, как обыкновенно бывает в гражданских войнах, перебежчиках и лазутчики, в заботе разузнать совсем другое, не скрывали и своего. Спокойные и внимательные, Цецина и Валенс, когда неприятель опрометчиво бросался вперед, они - и это своего рода мудрость - поджидали удачного мгновения воспользоваться чужою глупостью, начав строить мост, делали вид будто хотят перейти реку По, против стоявшего на другом берегу отряда гладиаторов и для того, чтобы их воины не оставались в бездействии и праздности. Суда с равным между ними промежутком, скрепленные и с той и с другой стороны крепкими поперечными бревнами, направляемы были против течения реки и брошены кроме того якори для большей прочности моста. Но веревки якорей не вытянутые качались, чтобы, с приращением реки, ряд судов мог подняться выше без вреда для них. Замыкала мост устроенная башня, выведенная и на крайний корабль, с тем, чтобы оттуда отбивать неприятеля орудиями и машинами. Отонианцы устроили на берегу башню и метали оттуда камни и зажженные факелы.
35). По средине реки находился остров[10], на который устремились гладиаторы на судах, а Германцы вплавь. Случилось, что последние перешли в большем количестве, и их атаковал Мацер с самыми сильными из гладиаторов. Но и гладиаторы не имели в сражении той твердости, какую (имели) воины, да и не так верно наносимы были удары с судов, качавшихся на воде, как с берега, где воины стояли твердою поступью. При разнообразных колебаниях и торопливости, перемешались в беспорядке гребцы и сражавшиеся. Тогда Германцы стали сами спрыгивать на отмели, хватались за корму судна, всходили на палубу или топили руками. Все это, происходя в виду того и другого войска, чем было приятнее Вителлианцам, тем у Отонианцев вызывало более негодования к самому их делу и виновнику поражения.
36). И сражение окончилось бегством, так так уцелевшие суда ушли, а Мацера требовали на казнь. Уже на него, получившего рану издали копьем, напали извлекши мечи, как он нашел себе защиту в бросившихся между ним и воинами трибунах и сотниках. Не много после Вестриций Спуринна, по приказанию Отона, оставив в Плаценции небольшой гарнизон, подоспел с когортами. Потом Флавия Сабина, нареченного консула, Отон послал заведывать войсками, которыми начальствовал Мацер. Воины радовались перемене вождей, а вожди не дорожили службою, столь неприятною вследствие частых возмущений.
37). Нахожу у некоторых писателей: "под влиянием ли опасений войны, или тот и другой государи уже успели опостылеть, так как их позорные и бесславные поступки день ото дня делались все известнее молвою, но - воины будто бы колебались, не отложить ли борьбу, или самим обсудить этот вопрос или поручить сенату выбрать императора. Вследствие этого-то будто бы Отоновы вожди советовали медлить и тянуть дело вдаль, рассчитывая преимущественно да Павллина. Старейший по летам из носивших сан консульской, он прославился и на войне, снискав себе похвальную известность Британнскими походами". - Соглашаюсь с тем, что немногие в глубине души желали спокойствия вместо раздоров, честного и благонамеренного государя вместо самых дурных и порочных; но с другой стороны убежден, что Павллин при своем уме, никак не мог надеяться, в веке столь испорченном, такой умеренности в народе, чтобы те же люди, которые из любви к войне нарушили мир, оставили бы ее из любви к спокойствию, или рассчитывать на то, чтобы войска, составленные из людей разных нравов и говоривших различными языками, могли прийти к такому единодушию, или чтобы легаты и вожди, сознавая за собою любовь к роскоши при недостаточности средств и имея на совести не мало преступлений, потерпели бы другого государя, не столь же как и они запятнанного и связанного их заслугами в отношении к нему.
38). Старинная и, искони присущая людям, страсть к господству, вместе с величием и значением власти, возросла и стала обнаруживаться с большею силою. Пока еще все было в размерах умеренных, легче сохранялось равенство; но когда, с покорением земного шара и гибелью соперников, городов и царей, стало досужно простирать желание на богатства уже безопасные, тут возгорелась первая борьба между сенатом и чернью. Являлись то трибуны- возмутители, то всемогущие консулы, и в городе и на форуме были попытки произвести усобицу между гражданами. Затем, из низших рядов черни - К. Марий и из аристократов - неумолимо жестокий Л. Сулла побежденную оружием вольность обратили в господство. После них Кн. Помпей - скрытнее, но не лучше, и впоследствии только один вопрос принимался: о первенстве (кому быть государем). Не слагали же с себя оружие в Фарсалии или Филиппах легионы граждан; к чему же было бы войскам Отона и Вителлия добровольно полагать конец войне? К раздору повлекли их тот же гнев богов, то же неистовство людей, те же побуждения преступлений. А если войны решались как бы одним ударом, - то условлено было неспособностью государей. Но увлекли меня вдаль соображения о нравственности тогдашней и нынешней; теперь возвращаюсь к последовательному изложению событий.
39). С удалением Отона в Брикселл, почет власти оставался у брата его Тициана, а сила и могущество - у префекта Прокула. Цельз и Павллин, опытностью и знанием которых никто не думал пользоваться, наосили бесплодное имя вождей, служа лишь прикрытием чужих ошибок. Трибуны и сотники оставались в нерешительности, так как лучшие люди были в пренебрежении, а худшие в силе. Воины были усердны, но расположены более истолковывать, чем исполнять приказания вождей. Положено подвинуть вперед лагерь к четвертому милевому от Бедриака столбу, и это исполнено до того неопытно, что несмотря на то, что была весна и кругом множество речек, в воде чувствовался недостаток. Тут оставались в нерешительности относительно сражения: Отон письмами настаивал поспешать, а воины требовали, чтобы сам император присутствовал в сражении; большинство требовало также, чтобы призвать войска, находившиеся по ту сторону По. И если не так-то может быть легко решить, как бы лучше всего было поступить, но верно то, что уже хуже того придумать нельзя как поступлено.
40). Выступив не так как на сражение, но просто как бы для ведения войны, Отонианцы шли к слиянию рек По и Аддуи, находившемуся оттуда в расстоянии 16 миль. Цельс и Павллин были того мнения, что не следует воинов утомленных походом, обремененных тяжестями (которые они на себе несли), подставлять неприятелю, который, будучи сам налегке и сделав вперед едва четыре тысячи шагов, не преминет напасть или дорогою, на неустроенных (в боевой порядок), или на рассеянных, когда они будут устраивать вал. Тициан и Прокул там, где были побеждаемы доводами, пользовались правом приказания. Явился тут же на быстром коне Нумид со строгими поручениями: Отон, выговорив вождям их бездействие, отдал приказание решительно действовать; болезненно ему было замедление и, надеясь на успех не мог сохранить терпение.
41). В тот же день к Цецине, обратившему все свое внимание на устройство моста, явились два трибуна преторианских когорт, требуя с ним возможности переговорить. Он собирался выслушать их условия и отвечать на них, как вдруг поспешно передовые разъезды принесли известие, что неприятель появился. Беседа с трибунами прервана, и потому оставалось в неизвестности, за что они взялись - за коварство ли, за измену ли, или задумали что-либо честное. Цецина, отпустив трибунов, вернулся в лагерь и там нашел, что уже, по приказанию Фабия Валенса, дан знак к сражению и воины уже под оружием. Пока легионы жребием распределяют меж собою места в строю, бросились вперед всадники, и если - сказать удивительно - Отонианцами уступавшими им численностью, не отброшены к окопам, удержаны только доблестью Итальянского легиона. Извлекши мечи, воины его вынудили пораженных вернуться и возобновить бой. Легионы Вителлия выстроились в боевую линию безо всякого замешательства, потому что как ни близок был неприятель, но густой кустарник скрывал вид вооружения. У Отонианцев вожди робели, воины были им враждебны, повозки и маркитанты перемешались; по обе стороны были глубокие рвы и дорога тесная для военного строя, даже если бы и никто его не беспокоил. Одни обступили свои значки, другие их искали; со всех сторон смутные крики бегущих, зовущих, и как у кого преобладали смелость или робость, спешили или в первые, или в задние ряды.
42). Умы, пораженные внезапным ужасом, ложная радость совершенно расстроила. Нашлись люди, вымыслившие, будто от Вителлия отпало войско. Слух этот, распущен ли лазутчиками Вителиия, возник ли среди самих сторонников Отона, имел ли свое начало случайно, или придуман с коварною целью, - не довольно уяснилось. Отложив в сторону свое рвение к битве, Отонианцы сами приветствовали противников; встречены неприязненным ропотом, а как большинство не знало что за причина приветствия, то возникло опасение измены. Тут-то налег всею массою неприятель, рядами нетронутыми, имея на своей стороне перевес и силы и численности. Отонианцы, хотя рассеянные, меньшие числом, утомленные, несмотря на это, с усердием вступили в бой. В местности, покрытой деревьями и виноградниками, не везде однообразный вид представляло сражение; издали и вблизи сходились вереницами и клинами. На полотне дороги схватились в рукопашную, ломили, напирая всеми силами тел и щитов, уже не стали метать дротиков, мечами и топорами рубили шлемы и панцири: зная друг друга и на виду прочих, они боролись, решая участь сражения.
43). Случайно между рекою По и дорогою в открытом поле встретились два легиона: за Вителлия двадцать первый, получивший прозвание "неукротимого", именитый старинною славою; со стороны Отона первый (прозванием) помощник, доселе еще не бывший в бою, но лихой и жаждавший свежей славы. Воины первого легиона положили в лоск первые ряды двадцать первого и отняли орла. Рассвирепел оскорбленный тем легион, и со своей стороны погнал воинов первого легиона, умертвив Орфидия Бенина, легата, и захватив у неприятеля очень много значков и знамен. С другой стороны, натиском воинов пятого легиона сбит тринадцатый легион; а войны четырнадцатого легиона окружены сбежавшимися в большом числе неприятелями. Вожди Отона еще раньше бежали, а Цецина и Валенс подкрепляли свою линию резервами. Подошла и свежая помощь: Вар Альфен с Батавами, обратив в бегство отряд гладиаторов; его, переправлявшегося на судах, противопоставленные ему когорты избили в самой реке; таким образом победители стали действовать на неприятеля сбоку.
44). Центр прорван и Отопианцы бросились бежать врассыпную, стремясь в Бедриак. Расстояние до него огромное; дороги были завалены грудами мертвых тел; вследствие этого побоище было еще сильнее, так как в гражданских войнах пленные не составляют добычи. Светоний Павллин и Лициний Прокул разными путями обошли лагери. Ведия Аквила, легата тринадцатого легиона, неуместная робость подставила раздражению воинов. Еще много дня оставалось, он вошел за окопы; тут встретили его крики возмутительные бежавших; не щадят брани, и руки их не остаются в покое; ругают изменником и предателем; собственно за ним вины никакой не было, но таков обычай толпы - свою вину на кого-нибудь свалить. Тициан и Цельс нашли себе защиту в темноте ночи; уже расставлены были караулы и воины затихли, - на них подействовал Анний Галл мольбами, увещаниями, влиянием: "пусть· к бедствиям несчастной битвы не присоединяют от себя зверских убийств. Наступит ли конец войны, предпочтут ли они опять взяться за оружие, побежденным единственное облечение в единодушии. У прочих сломлен дух, а преторианские воины громко роптали: побеждены они не доблестью, а изменою. Не без потерь досталось и Вителлианцам победа; конница их сбита, захвачен орел легиона; с самим Отоном все воины, сколько их было по ту сторону По. Идут Мезийские легионы, большая часть войска осталась в Бедриаке; эти уж во всяком случае не побеждены, и если дело на то пойдет, предпочтут честную смерть в бою". Соображая все это и переходя то к смелости, то к робости, находили больше побуждений к раздражению, чем опасениям.
45). А Вителлиево войско остановилось у пятого милевого камня от Бедриака; не дерзнули вожди в тот же день приступить к лагерю; вместе с тем надеялись они добровольной покорности. А им, вышедшим налегке и только для сражения, вместо укреплений служили - оружие и победа. На другой день, - так как не было уже сомнений относительно расположения Отонова войска и обнаруживавшие наиболее упорства склонны были к раскаянию, - отправлено посольство; да и со стороны вождей Вителлиевых не было затруднения даровать мир. Послы немного задержаны; это обстоятельство вызвало колебание при неизвестности - получат ли они просимое. Вслед за тем, когда посольство вернулось назад, укрепления открылись. Тут и победители, и побежденные, проливая слезы, в радости, полной сожалений, высказывали свое отвращение к междоусобным войнам. В одних и тех же палатках с любовью ухаживали один за раненным братом, другие за родственниками. Надежды и награды были еще под сомнением; верны только печальные утраты и слезы. Не было ни одного человека чуждого горя, кому не пришлось бы оплакивать невозвратимо утраченного смертью. Разыскано тело Орфидия легата и предано огню, с обычною почестью; немногие погребены своими родственниками; остальные всею массою брошены на земле.
46). Поджидал Отон вестника (о результате сражения), нисколько не тревожась и решась как поступить; сначала печальная молва, потом беглецы из сражения открыли, что дело проиграно. Воодушевление воинов не дожидалось голоса неприятеля. Они внушали ему: "не терять присутствия духа; есть еще в избытке свежие силы и они сами и стерпят и дерзнут на все самое крайнее". И не была то лесть. Идти на бой, возбудить счастье партии, они пылали каким-то неистовством и внутренним побуждением. Те. которые далеко стояли, протягивали руки, а ближайшие охватывали колена; более всех показывал усердия Плотий Фирм. Он, префект претория, то и дело умолял: "не бросать вернейшее войско и воинов, показавших ему свою отлично усердную службу: гораздо больше твердости духа перенеси, неучастие, чем уступить ему Постоянство и мужество человека должны не терять надежды и в борьбе с судьбою; робость и слабость только ведут к отчаянию". Среди этих голосов - смягчался ли лицом Отон или принимал более строгое выражение - раздавались то крики, то вопли. И не только преторианцы, собственные воины Отона, но посланные вперед из Мезии извещали о такой же твердости идущего войска, и что легионы вошли уже в Аквилею. Никто не мог усомниться, что можно было возобновить войну жестокую, плачевную, полную неизвестности для победителей и побежденных.
47). Но Отон сам отказался от намерения вести войну; он сказал:"таковые ваши усердие и доблесть - подвергать дальнейшим опасностям считал бы я слишком дорогою платою за жизнь мою. Чем более надежд вы показываете, если бы мне хотелось жить, тем честнее будет смерть. Мы уже испытали друг друга - я и счастье. Да и приняли ли вы в расчет самое время? Труднее воздержать себя при счастливых обстоятельствах, особенно если убежден, что ими недолго будешь пользоваться. Почин гражданской войны от Вителлия и оттуда-то возникла необходимость состязаться о верховной власти: а я послужу примером - бороться только один раз. По этому-то и потомство пусть судит Отона. Пусть пользуется Вителлий братом, женою, детьми: я не нуждаюсь ни во мщении, ни в утешении. Другой бы на моем месте может бы долее удержал за собою верховную власть; но вряд ли кто покинул бы ее с такою твердостью. Допущу ли я снова гибель такого количества Римской молодежи, стольких отличных войск? Лишу ли я их государство? Пусть ваше усердие останется при мне, как будто бы вы и хотели погибнуть со мною вместе; но останьтесь в живых и не долго подвергнем испытанию - я вашу безопасность, а вы мою твердость. Более говорить о последнем конце значило бы обнаружить некоторую долю робости; но лучшим доказательством моей твердой воли имеете то, что я ни на кого не жалуюсь. Обвинять богов или людей свойственно тому, кто желал бы жить". Высказавшись так приветливо, обратился Отон к тем, кому давали право на внимание или лета, или достоинство, и убеждал: "удалиться скорее и не раздражать гнев победителя, оставаясь. На молодых людей действовал значением власти, а на стариков - просьбами. Спокойно было его лицо, тверды слова, когда он старался удержать своих от слез несвоевременных. Приказывает уходящим дать суда и повозки; все записки и письма, внушенные усердием к нему и где дурно говорилось о Вителлии, уничтожил; раздавал деньги, но скупо и как будто бы не собирался умирать. Затем он Салвия Кокцеяна, братниного сына, трепещущего и горестного, сам утешал; хвалил его нежную чувствительность, но пенял трусость: "неужели Вителлий будет так немилосерд, что за безопасность всего его дома не отплатит и такою ничтожною милостью? торопясь проститься с жизнью, не снискал ли он милосердия победителя? Не при совершенно отчаянных обстоятельствах, но когда войско требовало сражения, он, Отон, устранил гибельную случайность для государства. Достаточно ему известности, достаточно славы его потомкам. После Юлиев, Клавдиев, Сервиев он первый внес верховную власть в новый род. А потому пусть бодро и смело вступает в жизнь, а о том, что Отон ему был дядя, пусть и не забывает никогда, и не слишком помнит.
49). После этого, удалив всех, Отон немного отдохнул; но его, среди мыслей уже о последнем часе, отвлекло возникшее волнение; дали ему знать об ожесточении и своеволии воинов. Удалявшимся они грозили гибелью. Всего больше раздражения обнаруживали они против Вергиния, и его осадили в доме, где он заперся. Выступив снова, Отон попенял виновников возмущения, занялся убеждением уходивших и оставался, пока все разошлись безо всякого насилия. День уже склонялся к вечеру и Отон, почувствовав жажду, напился холодной воды. Тут принесли к нему два кинжала, и он попробовав тот и другой, один спрятал под изголовье. Узнав, что друзья уже ушли, провел ночь спокойно и, как утверждают, не без сна. На рассвете, он налег грудью на кинжал. На стоны умирающего вошли отпущенники, рабы и Плотий Фирм, префект претория; они нашли одну рану. Поторопились похоронами; о том просил Отон, "чтобы не отрезали ему головы и не была бы она предметом посмеяния". Несли тело преторианские когорты, с похвалами и слезами, осыпая поцелуями руки его и рану. Некоторые воины подле костра лишили себя жизни, не из сознания какой-либо вины и не из опасений, но ревнуя к славе и из любви к государю. Потом без разбора в Бедриаке, Плаценции и других лагерях этот род смерти вызвал подражание. Надгробный памятник Отону воздвигнут скромный и имевший оставаться долго.
50). Так окончил жизнь Отон на тридцать седьмом году от рождения. Происходил он из Ферентанского муниципия. Отец его был консулом; род матери менее знатен, но и не из последних. Детство и молодость как он провел, мы уже показали. Двумя действиями, одним самым постыдным, другим превосходным, он заслужил перед потомством столько же доброй славы, сколько и худой. Разыскивать басни и вымышленным тешить умы читателей - счел бы я недостойным важности начатого мною труда; но с другой стороны не решусь заподозрить верность того, что было всем известно и передано другими. "В день битвы под Бедриаком - так передают местные жители - птица необыкновенной породы села у Регия Лепида[11] в многолюдном месте; не обнаруживала она робости и не прогната ни сборищем людей, ни летавшими вокруг её птицами до тех пор, пока Отон не лишил себя жизни. Тогда она исчезла из глаз. Соображая время, оказывалось, что начало и конец чудесного явления совпадали с исходом Отона.
51). На похоронах его от горести и плача возобновилось возмущение воинов, и не было кому усмирять. Обратясь к Вергинию воины умоляли с угрозами то взять себе верховную власть, то принять на себя посольство к Цецине и Валенсу. Вергиний украдкою удалился из дому задним выходом и тем ушел от вломившихся воинов. Просьбу когорт, находившихся в Брикселе, понес Рубрий Галл. Прощение немедленно даровано и войска, которыми командовал Флавий Сабин, перешли к победителю.
52). Везде окончилась война, но большая часть сената подверглась крайней опасности; отправясь из Рима с Отоном, она потом осталась в Мутине. Туда пришло известие о несчастном исходе сражения, но воины пренебрегали им как лживым, и полагая, что сенат враждебен Отону, подслушивали разговоры, выражение лица и движения толковали в дурную сторону. Наконец осыпая упреками и бранью, старались найти повод к тому, чтобы начать убийства. И другое опасение не давало покою сенаторам, как бы, при явном перевесе стороны Вителлия, не показать, что они медлили принять последствия победы. Вследствие этого они собираются вместе, встревоженные и волнуемые с двух сторон опасениями; никто за себя не высказывал решения, надеясь вместе обезопасить себя общностью вины. Увеличивал еще заботу оробевших городской совет Мутинский, предлагая деньги и оружие и приветствуя названием "отцов достопочтенных" - почестью совершенно не ко времени.
53). Замечательная перебранка возникла тут, когда Лициний Цецина накинулся на Марцелла Еприя, как говорившего будто бы обоюдно (двусмысленно). И другие не открывали своих мыслей, но ненавистное памятью доносов имя Марцелла, вызывавшее неудовольствия, возбудило Цецину, человека еще нового и недавно принятого в сенат, приобресть известность смелыми нападками на людей известных. Умеренность людей лучших развела их. И все возвратились в Бононию[12] с тем, чтобы снова посоветоваться, а в промежутке времени надеялись получить более известий. В Бононии разосланы по дорогам расспрашивать тех, кто недавно с той стороны; тут спросили отпущенника Отонова о причине ухода. "Тот отвечал, что несет его последние поручения, что он оставил его еще пока в живых, но помышлявшего только о потомстве и распрощавшегося со всеми прелестями жизни". Это вызвало удивление и стыд больше расспрашивать, а умы всех обратились к Вителлию.
54). Присутствовал при совещаниях брат его Л. Вителлий; охотно уже становился он предметом лести, как вдруг Ценус, отпущенник Нерона, поразил всех наглою ложью, утверждая, что, с приходом четырнадцатого легиона и с присоединением войск из Брикселла, разбиты победители и дела партии приняли совсем другой оборот. Причина вымысла была та, чтобы пожалования Отона, пришедшие было в пренебрежете, возымели бы опять силу вследствие благоприятного известия. Ценус поспешно отправился в город и, немного дней спустя, по приказанию Вителлия, поплатился за это жизнью. Опасность сенаторов еще увеличилась, так как воины Отона поверили справедливости принесенного известия. Опасения усиливались вследствие того, что оставление Мутины[13] имело вид общего решения и измены делу Отона. Более затем уже не собираясь вместе, каждый (из сенаторов) думал только о себе, пока присланные Фабием Валенсом письма рассеяли опасения. И смерть Отона чем похвальнее, тем скорее молвою сделалась известна.
55). В Риме тревоги не было нисколько, а по обычаю смотрели игры в честь Цереры. "Когда верные люди принесли в театр известие, что Отон оставил жизнь, и Флавий Сабин, префект города, всех воинов, сколько их тут находилось, привел к присяге на верность Вителлию, - имя Вителлия вызвало рукоплескания. Народ носил около храмов увенчанные лаврами и цветами изображения Гальбы, а венки навалены были в виде надгробного холма подле озера Курциева, на месте, которое Гальба, умирая, оросил своею кровью. В сенате немедленно декретируется все, что прежде придумано было для продолжительных правлений. Присоединены выражения похвалы и признательности Германским войскам и отправлено посольство высказать радость. Прочитаны письма Фабия Валенса, писаные консулам, довольно умеренно; приятнее была скромность Цецины, так как он ничего не писал.
56). Впрочем, Италия бедствовала более и сильнее, чем во время войны. Рассеясь по муниципиям и колониям, Вителлианцы оббирали, грабили, насиловали и оскверняли; жадно пустясь во все дозволенное и недозволенное, они, люди продажные, не останавливались ни пред чем, как священным, так и мирским. Были и такие, которые людей, бывших с ними в неприязни, убивали под видом воинов. Сами воины, хорошо знакомые с местностью, намечали, как свою добычу, обильные поля, богатых хозяев, а в случае сопротивления обрекали гибели. Вожди смотрели на это снисходительно и не дерзали воздерживать воинов. Менее жадности в Цецине, но более угодливости; Валенс приобрел незавидную известность барышами и взятками, и вследствие этого потатчик и чужой вине. Еще прежде благосостояние Италии было подорвано, и с трудом выносила она такое количество пеших и конных воинов, насилия, опустошения и обиды.
57). Между тем Вителлий, не знавший о своей победе, как бы на войну еще в полном разгаре, влек за собою силы и остальных Германских войск. Небольшое количество старых воинов оставлено на зимних квартирах; торопились с набором по Галлиям, пополнить кадры оставшихся легионов. Забота об охране берега вверена Гордеонию Флакку; а сам Вителлий из Британнского набора присоединил себе восемь тысяч человек. Совершил он переход только немногих дней, как получил известие, что у Бедриака дело обошлось благополучно и смертию Отона кончилась война. Созвав воинов, он их доблесть осыпает похвалами. Требование войска, пожаловать отпущеннику его Азиатику всадническое достоинство, он остановил, как неприличную лесть. Но потом, вследствие подвижности и непостоянства характера, то, в чем при всех отказал, дал охотно на пиршестве, где были одни приближенные; почтил он Азиатика кольцами, а служитель этот был человек дурной и только недобрыми средствами старавшийся снискать милость.
58). В эти же дни пришли гонцы с известием, что пристала к стороне Вителлия та и другая Мавритания и что прокуратор Альбин убит. Люкцей Альбин Нероном поставлен над Мавританией Цезариенской, а Гальба присоединил ему управление Тингитанской провинциею. Стоял он во главе сил немаловажных. Имел он девятнадцать когорт, пять конных отрядов и огромное количество Мавров, - масса в военное время весьма пригодная для действия разбойнически и грабительски. По убиении Гальбы, Альбин склонился на сторону Отона и, не довольствуясь Африкою, угрожал Испании, отделенной только узким проливом. Вследствие этого Клувий Руф возымел опасения и приказал десятому легиону приблизиться к берегу как бы готовясь к переправе; посланы вперед сотники с тем, чтобы умы Мавров задобрить в пользу Вителлия. И нетрудно было, так как по всем провинциям велика была слава Германского войска. Кроме того, распускали слух, будто бы, отвергнув с пренебрежением название прокуратора, Альбин принял знаки царского достоинства и наименование Юбы.
59). Таким образом расположение умов изменилось; Азиний Поллион, префект конного отряда из лиц самых преданных Альбину, а также Фест Сципион, префекты когорт, умерщвлены. Сам Альбин, на дороге из Тингитанской провинции в Цезариенскую Мавританию прибитый к берегу, убит. Жена его, сама себя отдавшая на жертву убийцам, подвергалась той же участи. О том как что где происходило, Вителлий не расспрашивал; самым важным делам он оказывал внимание самое не долгое, явно обнаруживая, что они ему не под силу. Он отдает приказание войску идти сухим путем, а сам отправляется рекою Араром[14] вниз по её течению, чуждый еще совершенно обстановки государя, и как бы выставляя напоказ свою прежнюю недостаточность. Наконец Юний Блез, правитель Лугдунской Галлии, знатный родом, щедрый от природы и имевший на то достаточно средств, окружил государя целым штатом служителей и в избытке снабдил всем. Через это самое неприятный Вителлию, хотя он и прикрыл свою неприязнь ласковыми до низости выражениями. В Лугдуне уже ждали Вителлия начальники и победившей и побежденной сторон. Подле своего курульного кресла поставил с одной стороны Валенса, с другой Цецину, похвалив их перед собранием воинов. Потом он отдает приказание всему своему войску выйти на встречу сыну - ребенку; когда ему принесли его, то, покрытого плащом держа на груди, назвал Германиком и покрыл всеми отличительными признаками представителей верховной власти; при счастьи почесть излишняя, обратилась в утеху при обороте дел к несчастью.
60). Тут убиты лучшие из сотников Отоновых, вследствие чего в Иллирийских войсках обнаружилось сильное отчуждение от Вителлия. Вместе и прочие легионы, вследствие соотношений с ними и из зависти к Германским воинам, стали замышлять войну. Светония Павллина и Лициния Прокуда Вителлий долго держал заброшенными, потом выслушал; защита их внушена была более необходимостью, чем честью. Сами себе приписывали предательство. Долгий переход перед сражением, утомление Отонианцев, то, что ряды перемешались с повозками и по большей части происшедшее случайно, приписывали своему коварному умыслу. И Вителлий поверил относительно вероломства и простил им верность. Сальвий Тициан, брат Отона, не подвергался никакой опасности, найдя оправдание в любви к брату и неспособности. Марию Цельсу оставлено консульство, по поверили слуху, а затем и высказан упрек в сенате Цецилию Симплексу, будто бы он хочет деньгами купить эту почесть не без крайней опасности (жизни) для Цельса. Вителлий воспротивился и уже после дал Симплексу консульство, ничем не запятнанное и не купленное. Трахала против обвинителей защитила Галерия, супруга Вителлия.
61). Среди опасностей великих людей (стыдно сказать) некто Марикк, из простонародья Боиев, дерзнул попытать счастья и сделать вызов Римскому оружию, прикинувшись божеством. Уже обновитель Галлий и бог (такое имя он себе дал), скопив восемь тысяч человек, увлекал за собою ближайшие поселки Эдуев. Но сильное это племя отборною молодежью, с присоединением когорт Вителлия, разметало дышавшую фанатизмом толпу. Взят в этом сражении Марикк и вслед затем брошен зверям; так как ими растерзан не был, в бессмысленном народе вселил было убеждение в своей неприкосновенности, пока в виду Вителлия не был убит.
62). Затем не было более никаких суровых мер против отпавших или против их имуществ. Завещания лиц, которые пали в бою за Отона, сохранили свою силу, а для умерших без завещания - закон. Казалось вполне, что удержись только Вителлий от роскоши, нечего было опасаться корыстолюбия. Но у него была позорная и неутолимая страсть к обжорству: все раздражающее вкус влекли из города и Италии; пути от обоих морей оглашались криками везущих. Главные сановники городов разорены приготовлением пиршеств; как бы опустошение проходило над самими городами: от трудов и мужества отвыкал воин привычкою к наслаждениям и презрением к вождю. Послал Вителлий вперед в город указ, которым отложил принятие титула Августа, а Цезаря не принял, а между тем власти нисколько не убавлял. Прогнаны из Италии математики. Предусмотрено строго, чтобы всадники Римские не оскверняли себя участием в играх и появлением на сцене. Прежние государи понуждали к тому деньгами и чаще силою. И очень многие муниципии и колонии состязались в том, что деньгами приманивали самых испорченных из молодых людей.
63). Но Вителлий с приходом брата и по мере того, как вкрадывались к нему наставники повелевать, делался надменнее и более расположенным к жестокости; он отдал приказание убить Долабеллу, о котором мы говорили, что Отон его удалил в колонию Аквитанскую[15]. Долабелла, услыхав о смерти Отона, вошел в город. Это ему Планций Вар, исправлявший должность претора, и из самих коротких друзей Долабеллы поставил в упрек перед Флавием Сабином, префектом города: будто бы он, вырвавшись из-под стражи, показал в себе вождя побежденной партии. Он прибавил: "делано было покушение на когорту, находящуюся в Остии". Не было, впрочем, никаких доказательств таким обвинениям. Обратясь к позднему раскаянию, молил о прощении после преступления. Когда в таком важном деле Флавий Сабин обнаруживал нерешительность, Триария, жена Л. Вителлия, для женщины слишком лихая, навела на него ужас. "Кажется, с опасностью для государя желает он приобресть славу милосердия". Сабин, от природы мягкий характером, но если на него действовал страх, весьма легко изменчивый и опасаясь за себя при опасности другого, содействовал падению Долабеллы, чтобы не показать, что он хочет облегчить его положение.
64). А потому Вителлий под влиянием опасений и неудовольствия за то, что Долабелла женился на бывшей его, Вителлия, жене Петронии, пригласил его письмом, а вместе с тем отдал приказание, избегая многолюдной Фламинийской дороги, заехать в Интерамний и там умертвить его. Убийце показалось это слишком долго; дорогою в хижине повалив Долабеллу наземь, перерезал ему горло; сильная тень негодования пала на новое правление, которое этим показало первый образчик своих действий. А Триарии необузданность осуждал близкий пример скромности: Галерия, жена императора, не вмешивалась в грустные события; и так же честно действовала Секстилия, мать Вителлиев, женщина старинных нравов: Говорят даже, что на первые письма своего сына она сказала: что родила не Германика, а Вителдия. И впоследствии никакие соблазны счастья, ни льстивое угождение общества не могли веселить ее; ей чувствительны были только одни бедствия её дома.
65). Вителлия, уже уехавшего из Лугдуна, настигает на дороге Клувий Руф, оставив Испанию. На лице его выражалась радость и поздравления, но в душе тревожился, зная, что он стал предметом обвинений. Гиларий, отпущенник Цезаря, доносил: будто бы, услыхав о соперничестве Вителлия и Отона, покушался он присвоить себе могущество и власть над Испаниями и вследствие этого в заголовке бумаг не писал имени ни того, ни другого государя. Перетолковывал также кое-что из его речей, как порицание Вителлия и старание заискать для себя популярность. Впрочем, влияние Клувия превозмогло и Вителлий сам отдал приказание наказать своего отпущенника. Клувий присоединен к свите государя, не теряя Испании, которою он правил заочно, по примеру Л. Аррунция; того Тиберий Цезарь удерживал при себе вследствие опасений, но Вителлий не имел их, оставляя Клувия. Не такова была честь Требеллию Максиму. Бежал он из Британнии вследствие раздражения воинов; на его место послан Веттий Болан из находившихся налицо.
66). Тревожил Вителлия нисколько несломленный дух побежденных легионов; рассеясь по Италии и вперемежку с победителями говорили враждебно. Особенно смело высказывались воины четырнадцатого легиона; никак не соглашались они сознаться, что побеждены, так как в Бедриакском сражении только значконосцы (вексилларии) их сбиты, а главные силы, легионы, и не находились в деле. Положено отослать их в Британнию. откуда они вызваны Нероном, а между тем туда же направить когорты Батавов, вследствие старинных раздоров с воинами четырнадцатого легиона. И не долго продолжалось спокойствие при такой взаимной ненависти вооруженных. В Августе Тавринов[16]. когда один Батав преследовал какого-то ремесленника за обман, воин легиона взял под свою защиту как приятеля; собрались сослуживцы того и другого и от брани перешли к побоищу. Жестокое бы завязалось сражение, если бы не две преторианские когорты, которые, став за дело воинов 14-го легиона, придали им уверенности, а Батавам нагнали страху. Их Вителлий велел присоединить как верных к своему войску, а легион перевесть через Грайские Альпы и там дать его пути такое направление, чтобы миновать Виенну. Опасались жителей этого города. В ночь выступления легиона, в разных местах покинуты были огни и часть Тавринской колонии сгорела; это несчастье, как большая часть несчастий во время войны, совершенно затерялось среди более значительных несчастий других городов. Воины четырнадцатого легиона, спустясь с Альпов, увлечены были самими беспокойными нести знамена к Виенне, но единодушием лучших воинов сдержаны и легион перевезен в Британнию.
67). Ближайшее затем опасение Вителлию было от преторианских когорт; сначала они были отделены, потом, под благовидным предлогом почетного увольнения, относили оружие своим трибунам, пока не зачастил слух о войне, начатой Веспасианом; тогда, взявшись снова за военную службу, они принесли с собою главную силу партии Флавия. Первый легион моряков отправлен в Испанию для того, чтобы он там посмирнел в мире и бездействии. Одиннадцатый и седьмой возвращены на зимние квартиры. Воинам тринадцатого легиона велено строить амфитеатры, так как Цецина в Кремоне, а Валенс в Бононии готовились дать гладиаторские зрелища. Вителлий никогда не был настолько озабочен, чтобы забыть о наслаждении. И он умеренно поступил с противною партию, развлекши только её силы; но возникло возмущение в среде победителей с шуточного начала числом павших, возбудившее негодование равное с войною.
68). Вителлий расположился пировать в Тицине, пригласив на пиршество Вергиния. Легаты и трибуны, соответственно нравам императора, или соревнуют в строгости, или тешатся частыми пирушками; вследствие этого воины или внимательны к своим обязанностям, или ведут себя своевольно. У Вителлия все было в беспорядке, в опьянении, ближе к бессонным ночам и вакханалиям, чем к дисциплине и лагерям. Таким образом, когда два воина - один пятого легиона, а другой из вспомогательных Галлов, балуясь, захотели бороться, и воин легиона упал, а Галл стал над ним издеваться. Собравшиеся смотреть в выражениях сочувствия разделились и воины легионные бросились губить вспомогательных, и две когорты перерезаны. Эта тревога остановлена была другою. Вдали увидели пыль и оружие; вдруг раздались крики, что четырнадцатый легион, вернувшись с пути, идет на сражение, но то были лишь задние ряды, замыкавшие строй. Их узнали и беспокойство утихло. Между тем случайно попавшийся навстречу раб Вергиния заподозрен как убийца Вителлия, и воины устремились к пирующим, требуя смерти Вергиния. Но даже Вителлий, опасливый на все подозрения, не сомневался в его невинности; с трудом удержали воинов, требовавших гибели человека, удостоившегося быть консулом и бывшего своего начальника. Ни на кого так часто как на Вергиния не обрушивалось возмущение. Удивление к человеку и слава его оставались, но ненавидели воины, как бы им наскучив[17].
69). На другой день Вителлий, выслушав посольства сената, которому он велел там дожидаться, перешел в лагерь и сам похвалил чувство привязанности к себе воинов. Роптали вспомогательные, до какой безнаказанной наглости дошли воины легионов. Когорты Батавов отосланы в Германию во избежание какого-либо решительного с их стороны поступка; судьба готовила вместе зародыш и внутренней и внешней войны. Возвращены вспомогательные войска Галльским городам, огромное количество, взятые при начале отпадения вместе с многим другим, для войны бесполезным. А также, чтобы соразмерить уже истощенные средства государства с системою денежных раздач, Вителлий отдает приказание сократить число легионов и вспомогательных войск, запретив их пополнение; увольнения стали давать без разбору. Гибельно это было государству и воинам неприятно, так как те же обязанности распределялись между меньшим числом, опасности и труд приходили чаще чередом. Притом же силы гибли в наслаждениях вопреки старинной дисциплины и установлений предков; а у них дело Римское поддерживалось лучше - доблестью, а не деньгами.
70). Вителлий оттуда повернул в Кремону и, присутствовав на играх данных Цециною, пожелал остановиться на Бедриакском поле и осмотреть собственными глазами следы недавней победы. Зрелище гнусное и отвратительное: уже шел сороковой день после битвы: истерзанные тела, отрубленные члены, предавшиеся гниению трупы людей и лошадей, земля пропитанная запекшеюся кровью, вследствие истребления деревьев и растений страшная пустыня. Не менее безлюдною была и часть дороги, которую Кремонцы услали лаврами и розами, воздвигнув алтари и зарезав жертвенных животных, по обычаю царей; все это, радовавшее в настоящем, впоследствии обратилось им на гибель. Тут же присутствовали Валенс и Цецина, показывая места битвы: вот здесь вломился строй легионов, отсюда бросились всадники, оттуда обошли отряды войск вспомогательных. Уже трибуны и префекты, каждый превознося свои подвиги, рассказывали и правду, и ложь, и даже то, что действительно случилось, представляли в размерах больших. Да и массы простых воинов с криками радости уклонялись с пути, узнавали места схваток, смотрели с удивлением на кучи оружия, на груды тел. Был и такие, на которых действовала такая перемена судьбы, которые сострадали и плакали; но не отвернул глаз Вителлий и столько тысяч тел граждан, лишенных погребения, не заставили его содрогнуться. Напротив, он радовался и, не ведая, что и его скоро ждет тот же жребий, готовил праздник в честь местных божеств.
71). Вслед затем в Бононии Фабий Валенс дал гладиаторское зрелище, привезя все нужное из города. И чем ближе Вителлий подходил к городу, тем тем более позорный характер принимало его движение; присоединялись целые толпы актеров и евнухов и прочая принадлежность двора Неронова. Вителлий сам не скрывал чувства восторженного удивления к Нерону, он привык аккомпанировать ему в пении не по необходимости, как пришлось и людям самих честных правил, но весь преданный и проданный обжорству. Для того чтобы, скорее открыть Валенсу и Цецине месяцы почести свободные, сокращено время консульства других, а Марция Макра и вовсе похерили как одного из вождей Отоновой партии. А Валерию Марину, назначенному консулом еще Гальбою, отложил до другого времени без всякого повода к неудовольствию, а так как тот, будучи характера смирного, перенесет обиду в молчании. Педаний Коста исключен, неприятный Вителлию, за зверское покушение против Нерона и как подстрекатель Вергиния, но причины выставлены другие. А Вителлию даже принесена благодарность из привычки раболепствовать.
72). Только в течение немногих дней имел силу обман, хотя при начале обещал было принять большие размеры. Явился кто-то, выдавая себя за Скрибониана Камерина, скрытого будто бы из опасения Нероновых времен, в Истрии, где еще сохранялись клиенты старинных Крассов и расположение к их имени. "Поделился· он содержанием этой выдумки со всеми что ни есть хуже людьми; легковерное простонародье и некоторые из воинов или ошибаясь относительно истины или, из желания смут, наперерыв друг перед другом приставали к нему. Когда он был притащен к Вителлию и спрошен, что он за человек? Он не стал настаивать на своем показании и узнает его владелец; оказалось, что он беглый, по имени Гета, и подвергнут рабской казни.
73). Трудно поверить, если рассказать - сколько надменности и самонадеянности прибавилось Вителлию, когда вестовые дали знать из Сирии и Иудеи, что Восток приведен на присягу ему. Так как хотя еще в неопределенных и не известно от кого начало свое получивших толках, но в устах и мыслях всех был Веспасиан и имя его сильно тревожило Вителлия. А тут, не видя больше соперника, и он сам и его войско жестокостью, произволом, грабежом выказались в нравственном отношении как бы чужеземцами.
74). А Веспасиан соображал средства и силы войны, как бывшие под руками, так и находившиеся вдали. Воины его до того изъявляли готовность, что когда он первый высказал слова присяги и молил Вителлию всего лучшего, они хранили глубокое молчание. Муциан в душе и к Веспасиану не чувствовал ничего враждебного, а к Титу особенно был расположен. Префект Египта Т. Александр приступил к тому же замыслу. Третий легион, как перешедший из Сирии в Мезию, считали своим; надеялись, что и прочие Иллирские легионы последуют за ним же; все войска раздражены были надменностью приходивших от Вителлия воинов; и с виду какие-то дикие и отчаянные, говорили грубо и насмехались надо всеми, как на них непохожими. Но при таком громадном замысле войны не могло обойтись без колебаний, и Веспасиан то предавался надеждам, то соображал и возможность неудачи: "что это за день придет, когда он отдаст жребию войны свои шестьдесят лет жизни и двух сыновей юношей? Замыслам частных людей есть возможность и подвигаться вперед и брать от судьбы больше или меньше сколько пожелают, а домогающимся верховной власти нет середины между самим высоким положением и гибелью."
75). Вращалась перед глазами его сила Германского войска, известная человеку военному: "его собственные легионы не испытаны еще в гражданской войне, а Вителлиевы победили; у побежденных более жалоб, чем сил. Вследствие раздоров непостоянна стала твердость воинов и опасность может возникнуть от каждого порознь. Что пользы в пеших и конных силах, если тот или другой из воинов, совершив в настоящем злодейство, будет домогаться награды, которая для него в противном случае еще в неопределенном будущем? Так Скрибониан убит при Клавдии и его убийца, Волагиний, из рядового солдата достиг высшей военной почести. Легче подвинуть всех, чем уклониться от одного.
76). Когда Веспасиан колебался под влиянием этих опасений, и другие легаты и друзья его ободряли и Муциан, после многих наедине разговоров, уже и при всех высказывался так: "каждый, кто берется за исполнение важного замысла, должен сообразить, замышляемое полезно ли государству, честно ли для него самого, удобно ли для быстрого осуществления или по крайней мере не затруднительно ли. А также надобно принять в соображение и то, кто советует - соединяет ли с исполнением замысла и собственную опасность? И кому, если счастье будет содействовать исполнению, снискивается высшая почесть. Я тебя, Весспасиан, призываю к верховной власти, и это спасительно для государства и тебе высокая почесть. После богов все это в твоих руках; не опасайся обманчивой лести; скорее позорно, чем похвально быть избранным после Вителлия. Восстаем мы не против светлого умом Августа и не против осторожного до мнительности старика Тиберия и не против Кая, или Клавдия, или Нерона, которых власть упрочена была долгим временем. Ты уступил место Гальбе и длинному ряду его предков. Но долее коснеть в бездействии и дело общее предоставлять осквернению и расхищению значило бы обнаружить слабость и бездействие и в том случае, если бы рабствовать было тебе хоть не честно, но безопасно. Но уже невозвратно минуло время, когда тебе повиди- мому оставалась возможность желать; теперь одно спасение в верховной власти. Ушел ли от гибели предательски умерщвленный Корбулон? Сознаюсь, что род его был блистательнее нашего, но и Нерон знатностью происхождения превосходил Вителлия. Для того, кто кого-либо опасается, всегда достаточно знатен тот, кто внушает опасения: а что войско может назначить государя, сам Вителлий есть лучшее доказательство; нет за него ни долговременной службы, ни тени воинской славы; ненависть к Гальбе дала ему ход. Да и Отон сделался жертвою не искусства вождя и не силы войска, но преждевременного с его стороны отчаяния, Я теперь уж он стал по милости Вителлия предметом сожалений и великим государем, теперь, когда он разводит легионы, обезоруживает когорты, ежедневно готовит семена будущей войны. Все, что у воинов было смелости и военной энергии, гибнет в попойках, разврате и подражании государю. У тебя из Иудеи и Сирии и Египта девять полных легионов, не истощенных никакою войною, которых не коснулась порча раздоров, но воины окрепшие в деле, кончившие с успехом внешнюю войну; у тебя цвет морских сил, конницы и пехоты; за тебя цари, верность которых непоколебима, а главнее всего твоя превосходная опытность.
77). Для себя не требую ничего больше, как чтобы не оставаться позади Цецины и Валенса. Не презирай Муциана, как товарища, за то что он не был твоим соперником. Ставя себя выше Вителлия, я тебя себе предпочитаю. Имя твое увенчано триумфом, у тебя два юных помощника - сына, из которых один уже способен несть бремя верховной власти и в первые годы своей военной службы стяжал известность даже у Германских войск. Было бы с моей стороны нелепо не уступить верховной власти тому, кто если бы имел ее, усыновил бы твоего сына. Впрочем, между нами не одинаково будет распределение последовательности благоприятных и неблагоприятных случайностей. В случае, если мы победим, возьму то почетное положение, какое ты дашь: а опасности и затруднения будем делить вместе; даже - и это лучше - ты управляй этими войсками, а мне передай войну и неверную участь сражений. Побежденные теперь гораздо более чем победители дорожат дисциплиною; раздражение, ненависть, жажда мщения возбуждают их к доблести, а те (победители) от пресыщения и самохвальства тупеют. Только война откроет и обнаружит скрытые, но сильно развивающиеся рапы партии победившей. И мне не меньше уверенности придают твои бдительность, бережливость, мудрость, как и Вителлия леность, невежество, свирепость. Наше дело на войне будет лучше чем в мире, а те, которые обсуждают, уже изменили (отпали)".
78). После речи Муциана прочие обступили с большим усердием, убеждали, приводили ответы прорицателей и ссылались на движение созвездий. И не недоступен был суеверным впечатлениям тот, кто, достигнув верховной власти, явно держал при себе какого-то Селевка математика, как советника прозиравшего будущее. Приходили на мысль и давнишние предвестия; на земле его кипарисивое дерево замечательной высоты вдруг упало, а на другой день на том же месте поднявшись, явилось еще больше и красивее прежнего. Это было в высшей степени благоприятное предзнаменование, по единогласному приговору гадателей, и обещало Веспасиану, находившемуся тогда еще в ранней молодости, самую высокую известность. Но сначала получение триумфа, консульства и слава победы над Иудеями, по-видимому, исполнили верность предвестия; получив все это, Веспасиан имел уверенность, что его ждет в будущем верховная власть. Между Иудеею и Сириею есть Кармел, так называют гору и божество. И здесь предки не передали ни изображения божества, ни построенного храма, а только жертвенник и почтение к месту. Когда Веспасиан приносил здесь жертвы, а в душе с любовью лелеял сокровенные замыслы о будущем величии, Базилидес жрец, внимательно осмотрев внутренности: "что бы ты, Веспасиан, ни замышлял в это время - или дом строить, или расширить твоя земли, или приумножить число рабов, - дастся тебе величественное местопребывание, необъятные пределы и бесчисленное множество людей." Такие "двусмысленные выражения молва тотчас же подхватила, а теперь громко повторяла; и ни о чем столько не толковали в народе. Еще чаще о том же говорили и у самого Веспасиана; в ком угадывают надежды, тем о них больше и говорить стараются.
79). Разошлись с решением, относительно которого сомневаться больше уже нельзя было: Муциан в Антиохию, а Веспасиан в Цезарею; первый город столица Сирии, а второй - Иудеи. Начало возвышения Веспасиана к верховной власти пошло с Александрии, где поторопился Тиберий Александр, и в Июльские календы[18] привел легионы к присяге Веспасиану. И этот день, как первый его государствования, был празднуем и на будущее время, хотя Иудейское войско в 5 день нон Июльских[19] принесло присягу Веспасиану с таким усердием, что даже не дождались прибытия сына Веспасианова Тита, который возвращался из Сирии вестником объяснений между Муцианом и отцом. Все совершилось собственною энергиею воинов; не было к ним речи, не сосредоточены легионы в одно место.
80). Пока искали места и времени и, что всего затруднительнее в подобном деле, первого голоса, так как умы объяты и надеждами, и опасениями и расчетами, и случайностями, Веспасиана, вышедшего из опочивальни, не многие воины, по заведенному порядку долженствовавшие находиться здесь для приветствия легата, поздравили его императором. Тут прибежали и прочие и осыпали его титулами Цезаря, Августа и всеми другими принадлежащими к верховной власти. Тут все мысли его перешли от опасений к сознанию своего высокого положения. В нем самом не было нисколько надменности, нахальства, и перемена обстоятельств не условила в нем собственно никакой перемены. И как только рассеялся в очах первый туман, навеянный такою переменою судьбы, он по обычаю сказал речь воинам и встречен с радостью и полною готовностью, так как Муциан, ожидая этого самого, усердных воинов привел к присяге на верность Веспасиану. Тогда он вошел в театр Антиохийский, где обыкновенно жители собирались для совещаний, и сказал речь сбежавшимся жителям, пустившимся, по обычаю Греков, в необузданную лесть. Довольно порядочно владел он и греческим словом, и все, что ни говорил и ни делал, умел выставить искусно на показ. Ничто столько не подействовало на провинцию и войско как то, что Муциан выдавал за верное: решил Вителлий - Германские легионы перевесть в Сирию на службу богатую и спокойную, а Сирийским легионам дать взамен - зимовку в Германии, где нужно много трудиться и климат суров". И местные жители привыкли к обращению с воинами и очень многие находились в близких родственных связях и отношениях, а воины, с давних пор служа здесь, полюбили им хорошо известные и веселые лагери, как свой домашний кров.
81). Ранее Ид июльских[20] вся Сирия была связана одною и тою же присягою. Приступили Согем и его царство с силами немаловажными, и Антиох, обладатель старинных и громадных богатств, в этом превосходивший далеко всех прочих подвластных царей. Вслед за тем тайными гонцами своих вызванный из города Агриппа, - Вителлию еще ничего известно не было, - поспешал быстрым плаванием. Не с меньшим усердием содействовала восстанию царица Беренице, цветущая молодостью и красотою; даже старику Веспасиану полюбилась она щедростью её подарков. Все провинции, сколько их омывает море до Азии и Ахайи и внутрь земель, сколько тянется до Понта и Армении, присягнули на верность Веспасиану; но ими управляли легаты без сил военных, так как еще легионы Каппадокии не присоединились. Для совещания о важнейших делах назначен съезд в Берит; туда явился Муциан с легатами, трибунами и лучшими из сотников и воинов, а также и из Иудейского войска выборные самые почетные. Такое множество пеших и конных сил и приготовления от царей, соревновавших друг другу, придали вид (положения) обстановки, достойной государя.
82). Первая забота военная - произвести набор, созвать заслуженных воинов. Города наиболее состоятельные назначены местом мастерских для заготовления оружия. У Антиохийцев переклеймили золото и серебро, и все это поспешно через людей способных отправляемо было туда где нужно. Сам Веспасиан разъезжал, убеждал, старался подействовать на людей добра похвалою, на нерадивых примером, более поощрял, чем прибегал к строгости, и смотрел сквозь пальцы охотнее на недостатки своих приверженцев, чем на их доблести. Многих наградил он префектурами и прокураторствами, а еще большее число почтил званием сенатора, впрочем, людей достойных и не замедливших достигнуть высших почестей; некоторым счастье служило вместо достоинств. Денежный подарок воинам, и Муциан в первой к ним речи обещал в размере весьма умеренном, и Веспасиан, во время гражданской войны, дал не более того, что другие давали в мирное время. Он обнаруживал достойную похвалы твердость против подкупа воинов и тем лучшее имел войско. Отправлены к Парфам и в Армению послы и приняты меры, чтобы, с обращением легионов на внутреннюю войну, не остался тыл без прикрытия. Положено - Титу в страхе держать Иудею, а Веспасиану ключ к Египту; против Вителлия часть войск и вождем Муциан от имени Веспасиана; при содействии счастья дело не обещало больших затруднений. Ко всем войскам и легатам написаны письма и внушено "преторианцев, как Вителлию враждебных, пригласить обещанием награды опять на военную службу".
83). Муциан с отрядом налегке, действуя более как соправитель, чем простой исполнитель, двигался вперед и немедленно, чтобы не обнаружить нерешительности, и не очень спешил, давая возможность опередить себя молве; он знал, что силы его не очень значительны, и о том, что еще вдали всегда слух преувеличенный; но за ним следовали длинным строем шестой легион и тринадцать тысяч вексиллариев. Он отдал приказание флот из Понта привесть в Византию; не решил он еще как действовать - оставив Мезию в стороне, не занять ли Диррахий пехотою и конницею, а военными судами замкнуть море, обращенное к Италии, обезопасив таким образом оставшиеся в тылу Ахайю и Азию? Иначе они безоружными отдавались на жертву Вителлию, если не прикрыть их сильными гарнизонами. А самому Вителлию. в таком случае пришлось бы находиться в неизвестности, какую часть Италии защищать, если неприятельский флот будет грозить Брундизию, Таренту и берегам Лукании и Калабрии.
84). Таким образом провинции огласились шумом приготовления судов, воинов, вооружения. Но ничто столько хлопот не приносило, как добывание денег. "Они - жизненная сила внутренней войны, говаривал Муциан, и в приобретении их не очень-то соблюдал чьи-либо права и справедливость, но обращал внимание только на значительность богатств. Пошли разные доносы, и кто побогаче был схватываем как готовая добыча. Невыносимо тяжело это было, находя оправдание в необходимости военных обстоятельств, но и по восстановлении мира осталось. Сам Веспасиан, в начале своего правления, не очень настаивал на совершение этих неправд, но в последствии, избалованный счастьем и под влиянием дурных советников, выучился и имел довольно решительности. И из собственных средств Муциан помогал на войну, щедрый как человек частный на то, что с жадностью брал из средств общественных. Да и другие последовали примеру денежных пожертвований, но весьма редко кому была возможность возвратить свое с такою легкостью, с таким неограниченным произволом.
85). Ускорены между тем начинания Веспасиана усердием Иллирского войска, перешедшего на его сторону. Третий легион подал пример прочим легионам Мезии. То были восьмой и седьмой Клавдиевы, проникнутые расположением к Отону, хотя о ни и не присутствовали в сражении. Выступив до Аквилеи, они прогнали принесших об Отоне вести, изорвали знамена, с именем Вителлия к ним принесенные, наконец, расхитили деньги и разделили между собою, действуя открыто неприязненно. Вследствие этого - опасения, а от них и решение "можно свалить на Веспасиана то, в чем бы пришлось перед Вителлием оправдываться". Таким образом три Мезийских легиона письмами привлекали на свою сторону Паннонское войско, а в случае его отказа готовились действовать силою. В этом волнении Апоний Сатурнин, правитель Мезии, смело решается на отвратительный поступок: посылает сотника умертвить Терция Юлиана, легата седьмого легиона, вследствие личных неудовольствий, прикрывая их видом усердия к делу партии. Юлиан, узнав о грозящей ему опасности, взял с собою людей, знакомых с местностью и через непроходимые места Мезии, бежал по ту сторону горы Гема. И в последствии не принимал участия в гражданской войне, под разными предлогами откладывая предположенную поездку к Веспасиану, и, по мере получаемых сведений, то медлил, то торопился.
86). А в Паннонии тринадцатый легион и седьмой Гальбов хранили скорбь и раздражение вследствие Бедриакского сражения, потому они и не замедлили присоединиться к Веспасиану, причем особенно содействовал Прим Антоний. Он, осужденный законами и во время Нерона приговоренный к наказанию за подлог, в числе прочих военных бедствий, возвратил себе звание сенатора. Сделанный Гальбою начальником седьмого легиона, он, как полагали, писал Отону, предлагая быть вождем его партии, но им пренебреженный, оставался безо всякого дела во время Отоновой войны. А когда дела Вителлия стали колебаться, последовал за Веспасианом, и содействие его немаловажно: деятельный, на словах быстрый, мастер сеять неудовольствия против других, раздорами и смутами, могущественный грабитель, но и щедрый раздаватель, в мирное время невыносимый, в военное не мог быть презираем. Затем соединились войска Мезии и Паннонии и увлекли за собою далматских воинов, хотя легаты из бывших консулов сами нисколько не производили смуты. Тит Ампий Флавиан управлял Паннониею, а Поппей Сильван Далматиею, богатые старики. Но прокуратором был Корнелий Фуск в цвете лет и знатный родом. В ранней молодости, из любви к спокойствию, сложил с себя звание сенатора. Он же за Гальбу вождь своей колонии, этим содействием достиг прокураторства, и приняв сторону Веспасиана, сильно раздул пламя войны. Веселился он не столько наградами за опасности, сколько самими опасностями; верному и давно приобретенному предпочитал новое, сомнительное, опасное. А потому они взялись все привести в движение и потрясти, что только где-либо представлялось слабого и доступного. Написаны письма в Британнию к воинам четырнадцатого, в Испанию первого легионов, так как тот и другой легион были за Отона и враждебны Вителлию. По Галлии рассеяны письма и в самое короткое время вспыхнула громадная война; Иллирские войска отпали явно, а прочие готовы были последовать той стороне где счастье.
87). Пока это совершалось по провинциям Веспасианом и полководцами его партии, Вителлий становился со дня на день более и более предметом презрения, обнаруживая свою неспособность. Не воздерживаясь ото всех соблазнов муниципий и вилл, тяжким строем шел к городу. Шестьдесят тысяч вооруженных следовали за ним, избалованных своеволием; число войсковых прислужников было еще больше; в числе рабов особенною наглостью отличались маркитанты. Свита состояла из огромного числа легатов и друзей, толпы неспособной к повиновению, даже если бы ею управляли с величайшею умеренностью. Эта масса еще увеличилась от выходивших из города навстречу сенаторов и всадников; одни так делали вследствие опасений, многие из лести, а прочие - мало-помалу, и все, чтобы не остаться в городе, когда другие едут. А из черни примыкали известные Вителлию своими постыдными заслугами шуты, актеры, возничие, и он находил удивительное удовольствие в обществе столь позорном. И не только колонии и муниципии, куда снесено было все в избытке, но и поселяне и поля их, - а произведения их уже созрели - делались предметом грабежа, как бы на земле неприятельской.
88). Много было жестоких побоищ между воинами вследствие начавшегося, после Тицинского возмущения, раздора между легионами и войсками вспомогательными; а где приходилось действовать против мирных жителей, там те и другие действовали единодушно. Но особенно жестокое побоище произошло у седьмого милевого камня к городу. Там Вителлий велел раздать воинам на каждого порознь готовую пищу, в виде гладиаторского корма и высыпавшая навстречу чернь разошлась по всем лагерям и невнимательных воинов приветствуя свойственными ей выходками, некоторых обобрала, отрезав украдкою перевязи, спрашивала: были ли они опоясаны. Не выдержал насмешки не привыкший к оскорблению дух, и с мечами бросились воины на безоружный народ; в числе других убит и отец воина, провожавший сына; когда его узнали и разнеслось, что он убит, то перестали избивать невинных. В городе, впрочем, произошла тревога, так как туда бросились бежать вперед воины врассыпную. Они в особенности стремились на форум, желая видеть место, где лежал Гальба. И не менее дикое зрелище представляли сами, покрытые звериными шкурами[21] и нося громадное оружие, не зная местности, не старались они избегнуть многолюдных мест, и если случалось кому упасть на скользкой дороге или натолкнувшись на кого-либо встречного, то переходили к брани, а потом к рукопашным действиям и мечу. Даже трибуны и префекты носились с отрядами вооруженных, внушая ужас.
89). Если Вителлий от Мульвийского мосту не въехал в город, как бы взятый силою, на отличном коне в военном плаще и полном вооружении, гоня перед собою сенат и народ, то от того удержали лишь его советы друзей, и только уступая им, вошел он в город, надев одежду мира и устроив шествие правильным образом. С фронта четыре орла легионов и столько же кругом из других легионов знамен, затем значки двенадцати конных отрядов и после рядов пехоты всадники; затем 34 когорты отдельно каждая или по имени племени, или отличная вооружением. Впереди орла шли префекты лагерей, - трибуны и первые из сотников в белой одежде, а прочие каждый подле своей сотни, блистая оружием и дарами. И у воинов светилась сбруя и ожерелья. Общий вид прекрасный и войско, достойное иметь государем и не Вителлия. Так вошел он в Капитолий и там, обняв мать, поздравил ее именем Августы.
90). На другой день, Вителлий, как бы перед сенатом и народом чуждого государства, произнес сам о себе напыщенную речь, превознося похвалами свою умеренность и деятельность. И это перед лицом тех, которые знали его порочные действия, и всей Италии, по которой прошел постыдно, предаваясь сну и наслаждениям. Впрочем, народ, чуждый забот, обученный привычке льстить, не разбирая ложь от правды, криками и словами выражал сочувствие, иногда Вителлий отказывался принять наименование Августа, добились, что принял, так же напрасно, как и отказывался.
91). В обществе, подвергавшем все своим истолкованиям, принято как зловещее предзнаменование то, что получив сан великого первосвященника, Вителлий объявил об имевших быть совершенными церковных обрядах (церемониях) в 15 день календ Августа[22], день издревле считавшийся неблагополучным вследствие поражений Кремерского и Аллийского. До того и сам он был чужд знания прав божественных и человеческих и друзья, его и отпущенники до того коснели в постыдном ко всему равнодушии, что он Вителлий обращался как бы среди пьяных. Но совершая выборы консульские он обходился с кандидатами как гражданин, он и в театре как зритель и в цирке как покровитель старался подделаться к каждому выражению (мнения) со стороны низшего класса черни. Это, если бы внушено было добрыми качествами, заслуживало бы признательности, как выражение сочувствия народу; но когда припоминали его прежнюю жизнь, то казалось неприличным и низким. Часто приходил он и в сенат, даже и тогда, когда сенаторы совещались о маловажных предметах. И случилось, что Приск Гельвидий, нареченный претор, высказался противно его желанию. Сначала Вителлий был взволнован, но, впрочем, только до того, что призвал трибунов народных на помощь пренебреженной власти. Потом, когда друзья старались его успокоить, опасаясь как бы раздражение его не высказалось чем-либо сильнее, он им дал такой ответ: "ничего не произошло особенного, если два сенатора разошлись во мнениях относительно вопроса, касавшегося дел общественных; случалось и ему зачастую противоречить Тразее". Большинству показалось достойным посмеяния такое бесстыдство сравнения, а другим нравилось уже то самое, что никого из самых могущественных лиц, но Тразею избрал, как образец истинной славы.
92). Начальником преторианцев Вителлий сделал П. Сабина из префекта когорты; Юлия Приска, в то время сотника. Приск пользовался расположением Валенса, а Сабин Цецины. При их раздорах Вителлию не оставалась никакого значения; обязанности верховной власти исполняли Цецина и Валенс; еще прежде волновались они взаимною ненавистью, и эти чувства, плохо скрытые военным временем и походами, развились еще сильнее от злонамеренных усилий приятелей того и другого и под влиянием общества, плодотворно действовавшего на развитие неприязни, так как в искательствах, в обычных провожатых и в огромных толпах приходящих на поклон постоянная пища для соперничества и сравнений, особенно при непостоянстве склонявшихся более то на сторону одного, то на сторону другого. И никогда не может быть достаточно доверия к прочности власти, если она зашла уже через меру. Вместе - самого Вителлия, легко изменявшегося под влиянием внезапных оскорблений или несвоевременной и неуместной лести, презирали и боялись. Тем не менее с большим усердием захватывали себе дома, сады, богатства государственные, а между тем бедствующая и достойная со - жаления толпа лиц благородных, - их с семействами Гальба возвратил отечеству, - не находили себе никакого пособия в милосердии государя. Встречено признательностью первых лиц государства, и в народе нашло одобрение то, что возвращенным из ссылки даровал (Вителлий) права отпущенников; хотя и эту меру рабские умы портили всеми средствами, скрыв деньги тайными или честолюбивыми изворотами, и некоторые, перейдя в дом Цезаря, сделались могущественнее самих господ.
93). А воины вследствие того, что лагери были переполнены и обнаруживался избыток многолюдства, блуждали по портикам, капищам и по всему городу, не хотели знать начальства, не наблюдали смены караулов, не находили себе точки опоры в трудах; в самых развратных местах города, тем, что и назвать стыдно, изнуряли тело - бездействием, а дух дурными страстями. Наконец, не заботясь даже о здоровьи, весьма многие стремились к пользовавшейся весьма дурною славою местности Ватикана; вследствие этого большая в массах смертность; а по близкому соседству Тибра телосложение Германцев и Галлов, склонное к болезням вследствие жажды их к питью и непривычки к зною, совершенно расстраивалось. Сверх того злонамеренно ли или из честолюбивых расчетов, замешательство внесено в весь распорядок военной службы. Составлялись шестнадцать преторианских и четыре городских когорты с тем, чтобы каждая заключала в себе тысячу человек. При этом наборе Валенс действовал особенно смело, так как он будто бы и самого Цецину вывел из крайне опасного положения. Действительно не было сомнения, что прибытие его дало силу сторонникам Вителлия и удачное сражение покончило подозрительные толки о медленности движения; все воины нижней Германии следовали за Валенсом; вследствие этого-то, как полагают, начала колебаться верность Цецины.
94). Впрочем, не до такой степени потакал вождям Вителлий, чтобы и воинам не дать еще более произвола: каждый сам брал себе обязанности службы, и будь самый негодный человек, но если только захотел, был записываем в ряды городских воинов; а с другой стороны хорошим воинам дозволялось оставаться в ряду легионов или конных отрядов, если только они того желали, а в таких не было недостатка, при чем они ссылались на изнурение от болезней и непривычный для них климат. Во всяком случае из легионов и конных отрядов самая сила была извлечена. Лагери лишились своего лучшего украшения, когда со всего войска двадцать тысяч человек скорее перемешаны, чем выбраны. Когда Вителлий говорил к воинам, те потребовали на казнь Азиатика, Флавия и Руфина, вождей Галлий, вследствие того что они сражались за Виндекса. Вителлий не старался остановить такие крики; сверх природной ему свойственной апатии ко всему, он сознавал, что ему настает надобность дать воинам денежный подарок, а денег нет; потому-то он рад был все прочее дать воинам. Отпущенники государей получили приказание внести, в виде подати, деньги по числу рабов. А сам Вителлий заботился лишь деньги тратить: строил помещения для кучеров, наполнял цирк зрелищами (борьбы) гладиаторов и зверей и как бы при величайшем избытке бросал деньги с пренебрежением.
95). День рождения Вителлия праздновали Цецина и Валенс, дав по всему городу на улицах гладиаторские зрелища с величайшею пышностью, до того времени еще небывалою. Приятно было людям позора, а благонамеренным ненавистно то, что Вителлий, устроив на Марсовом поле жертвенник, совершил поминки по Нерону. Всенародно заколоты жертвенные животные и преданы пламени; Августалы поднесли к костру факелы; это жреческое учреждение, как некогда Ромул царю Тацию, так Цезарь Тиберий роду Юлиев посвятил. Еще четвертый от победы месяц не наступил, а отпущенник Вителлия Азиатик уже сравнялся с Поликлетами и Патробиями и другими столь же ненавистными именами. При том дворе никто ничего ни добивался честною деятельностью; один путь к могуществу - роскошными дарами, не щадя денег на предметы сладострастия лишь бы насытить безграничные похоти Вителлия. А сам он считал для себя достаточным - наслаждаться настоящим, а о том, что будет дальше, и не думал, и таким образом в самое короткое время истратил, как полагают, девятьсот миллионов сестерций. Великое и несчастное государство в одном и том же году вытерпело и Отона и Вителлия; как хотели постыдным образом так и вертели им Винии, Фабии, Ицелы и Азиатики, пока не сделались их преемниками Муциан и Марцелл, скорее другие люди, чем другой нравственности.
96). Прежде всего Вителлию принесено известие об отпадении третьего легиона; письмо об этом прислано Апонием Сатурнином прежде чем и он пристал к партии Веспасиана. Но и Апоний изложил не все, писав второпях, вследствие неожиданности события, да и приближенный Вителлия из лести объясняли все слабее: это возмущение лишь одного легиона, остальное все войско непоколебимо в верности. В этом же роде и Вителлий говорил перед воинами, накинувшись на недавно уволенных преторианцев: они-то и распускают ложные слухи, да никакой опасности междоусобия". Имя Веспасиана скрыто, а по городу ходили воины, чтобы обуздывать народные разговоры, а это в особенности давало пищу толкам.
97). Впрочем, Вителлий вызвал вспомогательные войска из Германии, Британнии и Испании не торопливо и скрывая надобность. А также легаты и провинции медлили: Гордеоний Флакк подозрительно смотрел на Батавов и озабочен был собственною войною. У Вектия Болана Британния никогда не была достаточно спокойна. Оба оставались в нерешительности, да из Испаний не спешили; там в то время не было ни одного из бывших консулов; трех легионов легаты, равные правом и при благоприятном положении дел Вителлия, не знавшие как переспорить друг друга в раболепстве, равнодушно смотрели на упадок его счастья. Легион в Африке и когорты, набранные Клодием Мацером, потом отпущенные Гальбою, по приказанию Вителлия снова вступили на службу. А также и другие молодые люди записывались охотно, так как Вителлиево проконсульство было бескорыстно и во всех оставило впечатление благоприятное, между тем как Веспасиан в бытность свою проконсулом оставил по себе самую дурную славу и чувство ненависти к нему; вследствие этого союзники делали заключение и о правлении того и другого; но опыт показал, что они ошибались.
98). И сначала Валерий Фест легат с верностью содействовал усердию жителей провинции, но вслед за тем стал колебаться, явно, в письмах и распоряжениях, держась Вителлия, а тайными сношениями задабривая Веспасиана - он готов был стать на защиту того или другого, на чьей стороне будет сила. Захваченные с письмами и эдиктами Веспасиана по Ретии и Галлиям, некоторые из воинов и сотников посланы к Вителлию и умерщвлены, а еще больше их ускользнуло вследствие преданности друзей или скрывшись своею хитростью. Таким образом узнавали приготовления Вителлия, а замыслов Веспасиана большая часть оставалась неизвестною: во-первых вследствие беспечности Вителлия, потом Паннонские Альпы, занятые гарнизонами, задерживали гонцов. Да и на море господствовали периодические западные ветры, благоприятные для плывших на восток, а противные плывшим оттуда.
99). Наконец с нашествием неприятеля, придя в ужас вследствие неблагоприятных отовсюду известий, Вителлий отдает приказание Цецине и Валенсу готовиться поскорее к войне. Вперед послан Цецина, а Валенса, тут только что вставшего в первый раз после тяжкой болезни, задерживала слабость (сил). Вид германского войска, выходившего из города, далек был от прежнего: ни той силы телесной, ни той бодрости духа: медленно тянулись далеко не густые ряды, оружие в беспорядке, ослабевшие кони; невыносимо было воинам действие солнца, пыли, непогод, и насколько недоставало в воинах твердости переносить труды, настолько прибавилось расположения к раздорам. К этому присоединилось старинное честолюбие Цецины и недавно появившаяся беспечность, так как он, слишком избалованный счастьем, погряз в роскоши, а может быть он искусно брал на себя личину беспечности, задумывая предательство и потому стараясь парализовать добрые качества войска. Большинство было того убеждения, что советы Флавия Сабина подействовали на образ мыслей Цецины, при чем посредником их объяснений был Рубрий Галл, утверждавший, что Веспасиан утвердит все условия перехода. Тут же старались действовать на его чувства ненависти и зависти к Фабию Валенсу, и чтобы Цецина, уступая Валенсу при Вителлии, приготовил себе у нового государя милость и силы.
100). При расставании, Вителий обнял Цецину и отпустил его с большим почетом. Цецина послал часть конницы вперед занять Кремону. Затем двинулись отряды четвертого, десятого и шестнадцатого легионов, и за ними легионы пятый и двадцать второй. Позади всех шли легионы двадцать первый - стремительный и первый Италийский со значконосцами (вексилариями) трех Британнских легионов и отборными вспомогательными войсками. По выступлении Цецины, Фабий Валенс писал войску, которое он сам прежде водил, чтобы оно его подождало на пути, так он условился с Цециною; но тот, будучи налицо, а потому самому и сильнее, выдумав сам от себя, сказал: этот план действия изменен и положено всею массою встретить наступательное движение неприятеля. Таким образом он отдал приказание легионам поспешить в Кремону, а части идти в Гостилию, а сам завернул в Равенну, под предлогом переговорить с моряками флота, затем тайно отправился в Патавий для принятия мер к измене. Луцилий Басс, бывший префектом конного отряда и Вителлием поставленный в начальники флотов и Мизенского и Равенского вместе, за то, что не тотчас же получил префектуру претория, вымещал свое несправедливое раздражение преступным вероломством. И нельзя узнать, увлек ли он Цецину или (обыкновенно случается между людьми зла, что бывают они схожи) одни и те же дурные побуждения ими управляли.
101). Современные писатели, изложившие события этой войны во время господства рода Флавиев, толковали о заботе сохранения мира и любви к благу общественному, как поводах, говоря под вредным влиянием лести. А нам кажется, что, кроме природного легкомыслия и верности непрочной, - так как он уже изменил Гальбе, - подействовали на Цецину чувства соревнования и зависти, как бы другие не опередили его перед Вителлием. Цецина, настигнув легионы, разными средствами старался подействовать на умы сотников и воинов, упорствовавших за Вителлия. Бассу в таких же попытках было, менее затруднений, так как флот более склонен был переменить господина, помня, что он еще так недавно действовал за Отона.


[1] Она была дочь старшего и сестра младшего царей Агриппы. Замужем была сначала за дядею Иродом, а впоследствии за царем Полемоном Киликийским. Она его бросила и стала проживать у брата Агриппы. Под именем Верникии упоминается она, как сотоварищница царя Агриппы, в Деяниях Апостольских, XXV, 18.23.
[2] Имена царей Антиох Киликийский, Агриппа Иудейский и Согем Софенский.
[3] Вентимилья
[4] Фрежюс
[5] Антиб.
[6] Альбенга.
[7] Это сын царя Антиоха Комагенского; он был при Гальбе в Риме и сопровождал Отона в его походе.
[8] Нынешняя Павия.
[9] Нынешний Берцелло или Брецелло, в округе Модены.
[10] Образуется слиянием рек Адды и По.
[11] Это нынешний город Реджио, на дороге из Пиаченцы в Болонью.
[12] Болонья.
[13] Модена.
[14] Саона.
[15] Ныне Аквин.
[16] Ныне Турин, по–итальянски Torino.
[17] Это место Рот по–немецки перевел так: «ненавидели воины (Вергиния) за то, что он ими пренебрег» (т. е. их предложениями принять звание императора).
[18] 1 Июля.
[19] 3 Июля.
[20] До половины июля.
[21] Рот перевел просто — в шубах.
[22] 18 Июля.