Свидетельства об Исее

I. Дионисий Галикарнасский

Дионисий Галикарнасский (после 63 г. после 8 г. до н. э.), греческий ритор, учитель реторики, искусства красноречия. С 30 по 8 г. до н. э. он жил в Риме, где изучал латинский язык, римскую литературу и культуру. Написал исторический труд "Древняя история Рима" (8 г. до н. э., в 20 книгах, сохранился не полностью). Был в Риме преподавателем реторики. Частично сохранились и его реторические сочинения, исследования о стиле и литературная критика. Дионисий был горячим сторонником аттикизма (аттического направления в реторике) и ярым противником азианизма (напыщенного стиля в реторике)[1].
В общем предисловии к трактату "О древних (или старинных? Г. Т.) ораторах. Лисий. Исократ. Исей" Дионисий пишет:
4....(5) а взяты будут три оратора из старших, Лисий, Исократ, Исей, а три из тех, расцвет жизни которых относится ко времени после них, Демосфен, Гиперид, Эсхин[2], - их я лично считаю самыми лучшими из всех...

Исей Афинянин

1. (1) Исей, ставший учителем Демосфена и главным образом поэтому ставший всем известным, как передают некоторые, был афинянин родом, а как пишут другие, - халкидянин[3]. Расцвет его жизни относится ко времени после Пелопоннесской войны[4], как я заключаю по его речам, и прожил он до времени господства Филиппа[5].
(2) А точного времени рождения и кончины этого оратора я не могу указать, ни даже сказать о жизни этого человека, каким он был, ни о его политических предпочтениях, предпочитал ли он какое-нибудь правление[6] или народовластие[7], ни вообще ни о чем из таких вопросов, так как мне не попадались никакие такие сведения. Ведь даже Гермипп[8], описавший учеников Исократа[9], обстоятельный во всем остальном, об этом ораторе не сказал ничего, кроме двух этих вещей: что он был слушателем Исократа, учителем Демосфена; он общался с лучшими из философов[10].
2. (1) Остается, таким образом, говорить о его предпочтении вида красноречия и силе и о том, каков его стиль[11] в его речах. Так вот, заниматься он стал одним видом красноречия - судебным, и главным образом к этому приложил все свое усердие. (2) А в стиле он по большей части был ревностным последователем Лисия[12], и если кто не был бы искушен очень в них и не имел бы значительного опыта в них обоих, тот не смог бы с легкостью распознать многие из их речей, которому из этих двух ораторов они принадлежат, да его будут сбивать с толку заглавия, не такие точные, как я поясняю это в одной моей работе[13]. (3) Конечно же, сходство стиля не неотличимо, но есть некоторые различия, не мелкие и не малочисленные, и в словесном выражении, и в изложении дела, о чем, пожалуй, пора говорить, как мы понимаем это, (4) поскольку он более подобен Лисию по слогу[14], то я, положив начало со слога, буду говорить о тех сходствах и различиях, которые у него имеются по сравнению со слогом Лисия.
3. (1) Чистый, точный, ясный, с прямым значением слов, отчетливый и сжатый, к тому же убедительный и соответствующий предметам речи, закругленный и свойственный судебному красноречию слог Исея не уступает слогу Лисия, и во всем этом едва ли кто мог бы различить его.
(2) А отличается он от слога Лисия, можно счесть, вот в чем: слог Лисия более прост и более соответствует нраву говорящего, слагается он естественнее и украшен фигурами более просто, с большими приятностью и обаянием. (3) Слог же Исея, можно счесть, искуснее и тщательнее слога Лисия, в сочетании слов он, по сравнению со слогом Лисия, некий чрезмерно изысканный и фигурами[15] разукрашен разнообразными, и насколько он уступает в обаянии слогу Лисия, настолько превосходит его поразительностью искусных приемов, и они действительно есть в какой-то мере источник силы Демосфена. Так вот, слог их можно распознать таким образом, (4) а в изложении дела можно будет найти следующие некоторые различия. (5) У Лисия можно будет увидеть не большую искусность, ни в разделении излагаемого дела на части, ни в расположении энтимем[16], ни в их отточенности: он ведь прост. (6) У Исея же все это можно будет найти уже ставшим более тщательным и более искусным. Он ведь прибегает к более искусным подступам, предуготовлениям и разделениям на части, помещает все там, где это выигрышно[17], намного продвигает отточенность эпихирем[18], разукрашивает речь сменами фигур ведения судебного спора и обращения к чувствам. (7) А судей берет хитрым приступом, делу, в защиту которого составлена речь, всячески пытается помочь.
4. (1) А чтобы разница между ними стала более очевидной, я воспользуюсь неким подобием из области зримых вещей. Есть, вот, некоторые старинные картины, красками выполненные просто, без всякого разнообразия, достигаемого смешением красок, но с тщательным рисунком, в котором есть большая обаятельность. (2) Картины же после них выполнены с менее тщательным рисунком, но более отделанно, разнообразимые светом и тенью, достигая силы благодаря множеству смешения красок. И вот старинным картинам подобен Лисий по простоте и обаянию, а тщательно отделанным и искусным - Исей.
(3) Было о нем мнение в его время, что он умеет околдовывать и вводить в обман, что он ловок в искусстве составлять речи в пользу дурных дел, и его осуждали за это. (4) А ясно показывает это один из древних ораторов в обвинении против Демосфена Пифей[19], как мне кажется: сказав, что вся подлость и порочность человеческая обитает в Демосфене, он добавляет и всю вот эту часть в осуждение, что Демосфен насыщен всем Исеем и уловками его речей. И, клянусь Зевсом, осуждению этому и тот, и другой подвергался не без основания. (5) Мне-то вот речи Исея и Демосфена, даже если содержание их касается правдивого и справедливого дела, кажутся подозрительными из-за большой искусности, а речи Исократа и в особенности Лисия - справедливыми и правдивыми, даже если не таковы излагаемые в них дела, потому что они не выказывают ничего злокозненного при искусных приемах, но (это) какие-то подобающие свободному человеку и простые [речи].
5. (1) Вот эти, кажется мне, существуют различия, на основании которых без затруднения можно было бы распознать речи Лисия и Исея. А правильно ли я понимаю, любому можно будет рассмотреть, разбирая примеры. (2) Начну же я с наблюдений относительно слога.
Есть вот речь одна Исея в защиту Эвмата[20], метека одного, из занимавшихся трапезитным делом[21] в Афинах, которого пытается увести в рабство наследник отпустившего его на волю[22], а один из граждан не дает ему сделать это, заявляя, что тот свободный, и выступает с защитой его. А вступление этой речи таково:
"Граждане судьи, я и прежде Эвмату вот этому был полезен справедливым образом, и сейчас, если это сколько-нибудь по моим силам, попытаюсь спасти его вместе с вами. Выслушайте меня немного, чтобы никто из вас не подумал, будто я взялся за дела Эвмата по опрометчивости или по какой-нибудь другой несправедливости. Дело в том, что когда я был триерархом[23] в архонтство Кефисодота[24] и к моим родным пришла такая весть, будто бы я погиб в морском сражении, а поскольку у меня был вклад у Эвмата вот этого, Эвмат, позвав к себе моих родных и друзей, объявил им о моих деньгах, которые находились у него, и отдал все правильно и справедливо. За это я, спасшись, стал еще больше иметь дело с ним и, когда он устраивал свою трапезу, я содействовал ему в обеспечении деньгами, и после этого, когда Дионисий пытался увести его в рабство, я не дал сделать это, заявив, что он свободный, зная, что он был отпущен на волю Эпигеном в суде. Но с этим я повременю".
6. (1) Есть вот и у Лисия один выступающий в защиту чужеземца, привлеченного к суду по делу о наследстве. Эту речь Каллимах[25] озаглавливает "В защиту Ференика по делу о наследстве Андроклида"[26], и состоялась она в тяжбе на много лет раньше той. В ней выступающий в защиту чужеземца прежде всего указывает причину своего выступления, как и заявляющий, что метек - свободный. А вступление этой речи такое:
"Мне необходимо, думаю, граждане судьи, прежде всего сказать вам о дружбе моей с Фереником, чтобы никто из вас не удивлялся тому, что я, никогда прежде не выступавший ни в чью вашу защиту, теперь вот выступаю в защиту его. Я был связан, граждане судьи, узами гостеприимства с Кефисодотом, отцом его, и когда мы находились в бегстве[27], и я, и всякий желающий из афинян обретали пристанище у него в Фивах, и мы вернулись к себе домой, испытав много добрых услуг с его стороны и в частном, и в государственном отношении. Так вот, когда потом их постигла та же участь[28] и они, обратившись в бегство, прибыли в Афины, я, считая себя обязанным им величайшей благодарностью, так по-родному принял их у себя, что никто из приходивших не мог распознать, - кроме тех, кому это раньше было известно, - кто из нас хозяин дома. Знает, конечно, и Ференик, граждане судьи, что многие лучше меня умеют говорить и более искушены в таких делах, но все же считает, что моя близость с ним - самое надежное. Так вот, мне кажется постыдно, тогда как он убедительно просит помочь ему в справедливости, допустить, насколько могу это я, чтобы он лишился отказанною ему Андроклидом".
7. (1) Чем же отличаются друг от друга эти вступления? У Лисия зачин приятен, и это благодаря ничему иному более, чем тому, что сказано как-то естественно и просто: "Мне необходимо, думаю, граждане судьи, прежде всего сказать вам о дружбе моей с Фереником". И то, что говорится вслед за этим, представляется еще более безыскусным, и это сказанное мог бы сказать всякий простой человек: "Чтобы никто из вас не удивлялся тому, что я, никогда прежде не выступавший ни в чью вашу защиту, теперь вот выступаю в защиту его". (2) У Исея же кажущаяся простота сработана искусностью, и не остается незаметным, что она реторическая: "Я и прежде Эвмату вот этому был полезен справедливым образом, и сейчас, если это сколько-нибудь по моим силам, попытаюсь спасти его...". Это высокопарнее и менее проще, чем то, и еще более - следующее за этим: "Выслушайте меня немного, чтобы никто из вас не подумал, будто я взялся за дела Эвмата по опрометчивости или по какой-нибудь другой несправедливости". Ведь и "опрометчивость", и "несправедливость", и "взяться за дела Эвмата" - на деланность скорее похоже, чем на непосредственность. (3) И опять-таки у Лисия основание выступления указывается незамысловато: "Я был связан узами гостеприимства, граждане судьи, с Кефисодотом, отцом его, и когда мы находились в бегстве, и я, и всякий желающий из афинян обретали пристанище у него в Фивах". Следующее за этим добавляется приятно кратко: "И мы вернулись к себе домой, испытав много добрых услуг с его стороны и в частном, и в государственном отношении". (4) У Исея же выражено с излишеством и не далеко отстоит от искусных приемов Демосфена: "Дело в том, что когда я был триерархом в архонтство Кефисодота и к моим родным пришла такая весть, будто бы я погиб в морском сражении, а поскольку у меня был вклад у Эвмата вот этого". В самом деле, я-то не сказал бы, что "пришла такая весть", "будто бы я погиб в морском сражении" и "а поскольку у меня был вклад" выражены просто. Ведь говоримое было бы скорее не деланным вот как: "Дело в том, что когда я был триерархом и здешних известили, будто бы я погиб, Эвмат вот этот, державший у себя мой вклад..."[29].
8. (1) Да и остальные части этих вступлений можно найти у одного выраженными более просто, у другого - более реторически.
(2) А в другой тяжбе, опять-таки, Исей, сочинивший защитительную речь для одного опекуна, обвинявшегося своим собственным племянником[30], прибегает к такому началу:
"Я хотел бы, граждане судьи, чтобы Гагнотей[31] относился к деньгам не так слишком постыдно, чтобы зариться, злоумышляя, на чужое и вчинять такие иски, но поскольку он мой племянник и правомочный своего отцовского состояния, не малого, но достаточного даже для исполнения общественных повинностей, переданного ему нами, я хотел бы, чтобы он заботился об этом состоянии, а моего имущества не домогался, дабы и быть в мнении всех более добропорядочным, сохраняя свое состояние, и приумножая его, представлять себя вам более полезным гражданином. Но поскольку свое состояние он промотал, распродал, постыдно и порочно сгубил, как я не хотел бы, а полагаясь на гетерии[32] и стряпню речей, подступил к моему, по необходимости приходится, похоже, считать несчастьем то, что он - такой, он, близкий родственник, да защищаться против того, в чем он обвинил меня и что наклеветал на меня без всякого отношения к делу, защищаться, как сможем с предельной готовностью перед вами".
(3) Лисий же, написавший речь[33] для человека, обвинявшегося братьями своей жены в дурном опекунстве, прибегает к такому вступлению:
"Мало, граждане судьи, опекунам всех тех хлопот, какие они имеют из-за опекунства, так даже сохраняя в целости состояния своих друзей, многие подвергаются облыжному сутяжничеству со стороны сирот. Именно это и со мной теперь получилось: я, граждане судьи, оставленный в опекуны имущества Гиппократа, распоряжавшись правильно и справедливо этим состоянием и передав его сыновьям, по испытании признанным совершеннолетними, то имущество, опекуном которого я был оставлен, теперь подвергаюсь облыжному сутяжничеству с их стороны не по справедливости".
9. (1) Не во многих, думаю, нуждается словах то, что это и сказано просто и приятно, и нрав обнаруживает не выделанный, а естественный. Ведь никто не сказал бы, что выражение "Мало, граждане судьи, опекунам всех тех хлопот, какие они имеют из-за опекунства" свойственно оратору, а не всякому простому человеку, вовлеченному в несправедливую тяжбу. Но все утверждали бы, что выражение Исея составлено реторически и украшено словами более высокопарно: "Я хотел бы, граждане судьи, чтобы Гагнотей относился к деньгам не так слишком постыдно, дабы зариться, злоумышляя, на чужое". (2) И еще более - что у Лисия "Я, граждане судьи, оставленный в опекуны имущества Гиппократа, распоряжавшись правильно и справедливо этим состоянием и передав его сыновьям, по испытании признанным совершеннолетними, то имущество" сказано обаятельно очень и просто, у другого же[34] - обстоятельнее и не так, как сочетал бы слова простой человек: "Но поскольку он-то мой племянник и правомочный своего отцовского состояния, не малого, но достаточного даже для исполнения общественных повинностей, переданного ему нами, я хотел бы, чтобы он заботился об этом состоянии".
(3) Я помяну еще один род, из чего в особенности станут очевидными различия между ними.
10. (1) Итог, и другой вот изображают простого человека, неделового, молодого, против своей воли и природы вынужденного говорить в суде, Лисий в речи "Против Архебиада" - таким образом:
"Как только Архебиад подал против меня этот иск, граждане судьи, я пошел К нему и говорил, что я молод и неопытен в делах и мне вовсе ни к чему ходить в суд. "Так вот, я считаю, что ты не должен видеть в моем возрасте счастливую находку для меня, но должен, собрав моих друзей и твоих, рассказать относительно этого денежного долга, откуда он происходит. И если они решат, что ты говоришь правду, тебе не нужно будет никаких хлопот, получишь свое и пойдешь. (2) Но справедливо, чтобы ты не упустил ничего, и сказал полностью все, поскольку я родился после заключения этого обязательственного договора, дабы мы, услышав о том, чего мы не знаем, обдумали то, о чем ты говоришь, если станет как-то ясно, по несправедливости ли ты домогаешься моего или но справедливости доискиваешься получить обратно свое". Хотя я предлагал все это, он так и не захотел ни сойтись, ни повести речь о том, в чем он обвинял, ни передать дело на третейское решение, пока вы не примете этот закон о третейских судьях".
(2) Исей же в оспаривании имения, удержанного членами дема, кому это имение было заложено, выводит прибегающего к такому началу[35]:
"Более всего хотел бы я, граждане судьи, не подвергаться несправедливости со стороны ни одного из моих сограждан или уж встретить таких судебных противников, спор с которыми нисколько не беспокоил бы меня. Однако со мной случилось самое огорчительное из всех дел: я подвергаюсь несправедливости со стороны членов моего дема, допускать которым лишать меня имущества нелегко, а быть с ними в ненависти - неприятно, поскольку я по необходимости должен вместе с ними принимать участие и в жертвоприношениях, и в схождениях общих. Против большого числа противников, конечно, трудно судиться. Ведь само множество их в значительной мере способствует созданию впечатления, будто они говорят правду. И все же, полагаясь на все то, что действительно было, несмотря на много досадных обстоятельств у меня, я считал, что не должен отказываться от попытки добиваться с вашей помощью справедливости. Так я прошу вас быть снисходительными к тому, что я, хоть и молодой, осмелился говорить в суде. Это ведь из-за несправедливо поступающих вынуждаюсь я, вопреки своему обыкновению, делать нечто такое. Я попытаюсь рассказать вам об этом деле с самого начала, как смогу покороче".
11. (1) Кто же не согласился бы с тем, что молодой Лисия - и простой человек, и неделовой, некий подлинник правды, не отличающийся от нее ничуть, другой же[36] - некое подобие, не оставляющее незаметным, что оно сотворено с помощью реторического искусства? Действительно, и слог, и мысли выказывают у того непосредственность, а у этого - искусность. (2) Один-то прибегает к такому началу, что он молод и неопытен в делах и ему вовсе ни к чему в суд ходить. И прибавляет очень в соответствии со своим нравом: "Так вот, я считаю, что ты не должен видеть в моем возрасте счастливую находку для меня...". И после этого, как естественно было, чтобы и произошло, и было сказано, говорит, что считает, что друзья каждой стороны должны собраться на третейское судейство: "И если они решат, что ты говоришь правду, тебе не нужно будет никаких хлопот, - получишь свое и пойдешь". И остальное все изложив в соответствии со своим порядочным нравом, в заключение добавляет: "Хотя я предлагал все это, он так и не захотел ни сойтись...".
(3) Исей же эту вот часть, что человек против своей воли вынужден говорить в суде, хотя и молод, помещает в конце вступления. А начинает он с рассуждения, не слабого, клянусь Зевсом, и не свойственного простому человеку, говоря, что очень удручает быть в ненависти с теми, с кем по необходимости приходится соучаствовать в самых чтимых делах. Затем говорит о том, что может причинить ему огорчения, а именно, то обстоятельство, что судится против него много членов дема. (4) И слова сочетает он недурно, клянусь Зевсом, и не так, как сочетал бы простой человек: "я подвергаюсь несправедливости со стороны членов моего дема, - говорит он, - допускать которым лишать меня имущества нелегко, а быть с ними в ненависти - неприятно, поскольку я но необходимости должен вместе с ними принимать участие в жертвоприношениях и в схождениях общих". В самом деле, "неприятная ненависть" и "общие схождения" сочетаются скорее искусно, чем просто, и еще: "несмотря на много досадных обстоятельств у меня, я считал, что не должен отказываться от попытки добиваться с вашей помощью справедливости". Простой человек ведь сказал бы менее всего так: "от попытки добиваться с вашей помощью справедливости", а скорее каким-нибудь таким образом: "...при стольких-то досадных обстоятельствах у меня, я вынужден прибегнуть к вам, чтобы добиться справедливости с вашей помощью".
12. (1) Так вот, думаю, и из всего этого не неясно различие между ними. Тем не менее и из всего того, о чем дальше будет говориться, оно станет более очевидным, и в особенности из приведения доказательств и обращения к чувствам в речах, в чем Лисий более прост как-то, и по сочетанию слов, и по обыкновенности фигур речи, Исей же - более разнообразен. Много ведь можно, посмотрев, найти у Исея, как, например, в этом:
"Во имя богов, на основании чего сказанное должно вызывать доверие? Не на основании ли свидетельств? Да, думаю. А на основании чего - свидетели? Не на основании ли прибегания к допросам под пыткой? Да, естественно. А на основании чего же слова их должны вызывать недоверие? Не на основании ли их отказа от средств доказательства? Всенепременно. Ясно, стало быть, что я преследую эти цели и веду хлопоты к проведению допросов под пыткой, а что вот он обратился к клевете и россказням, именно к тому, что сделал бы стремящийся получить перевес. А должен был он, если только в помыслах у него была какая-то справедливость и он не доискивался сбить вас с толку, клянусь Зевсом, не это делать, но прибегнуть к расчету при свидетелях и разбирать каждую статью в счете, спрашивая у меня таким образом: - Взносов насчитываешь ты сколько? - Столько-то. - В соответствии с какой имущественной оценкой они сделаны? - В соответствии с такой-то и такой-то. - Взносы эти получил кто? - Вот они. - И должен был проследить за свидетельствованием обо всем этом: о решениях, о размере взносов, о сделанных взносах, о получивших их, и если все было бы полностью в порядке, то - верить этому счету, если же нет, - то сейчас представить свидетелей, если была бы какая-то ложь в том, что я насчитал ему"[37].
13. (1) Все это тут отрывисто, состоит из вопросов и ответов, к чему Лисий прибегает менее всего, а Демосфен, получивший основы от Исея, - не скупясь, как например[38]:
"Так ты, значит, имеешь в виду жалованье? - скажет кто-нибудь. - Да, и притом немедленный один и тот же порядок для всех, афиняне, так, чтобы каждый, получая свою часть из государственных средств, испытал то, что и требуется полису. Вот дается жить в мирное время. Пусть исполняет оставаясь дома...[39] избавленный от того, чтобы из-за нужды по необходимости делать что-нибудь зазорное. Случается нечто такое, каково и нынешнее положение[40]. Пусть сам служит воином, получая эту же самую плату, как это и справедливо в службе за отечество. Кто-то уже вышел из нашего призывного возраста[41]. Сколько он получает сейчас при отсутствии порядка и не приносит пользы, пусть получает это при равном для всех порядке, наблюдая и исправляя все то, что должно делаться. В общем же я, и не отняв и не прибавив ничего, разве только устранив небольшой непорядок, привел полис к порядку, одному и тому же для всех, установив такой порядок, чтобы получать плату, нести военную службу, судить, делать то, что каждый должен по возрасту, и чему приходит время".
(2) А вот слог сжатый и крайне смелый, оттого что складывается из краткости, замысловатости и необычности, и не всем и не сразу понятен:
"И он вот, пакостнейший из всех людей, хота они не представляют свидетелей, в присутствии которых будто бы, как они утверждают, они отдали нам, требует верить скорее тем, что они отдали нам, чем нам, что мы не получили. Да ведь всем ясно, раз они-то лишали всего вот его отца, полноправного гражданина, что они не отдали бы нам по своей доброй воле, а взыскать мы, находясь в таком положении, не смогли бы"[42]. И это ведь фигура, к которой часто прибегает Демосфен:
"И после этого вы думаете, тогда как те, которые не смогли бы причинить ему никакого зла, но сами убереглись бы от испытания зла, наверное, что их он предпочитает обманывать кругом, чем применять силу, предуведомляя, а с вами начать воевать после предупреждения?!" (3) И вот еще такое[43]:
"Ведь у кого все наличное имущество, кроме заложенного, израсходовано на исполнение общественных повинностей, а желающему взять взаймы никто не дал бы под залог этого имущества уже больше ничего, продавшему доходы с него, и хотя право владения им принадлежит мне неоспоримо, вот они, вчинив такой значительный иск и утверждая, что оно принадлежит им самим, воспрепятствовали мне на счет его провести восстановительные работы"[44]. Да к чему затягивать дальнейшими сопоставлениями? Ведь многое можно найти у Исея по сочетанию слов и по применению фигур, отличающимся, с одной стороны, от слога Лисия, а с другой стороны, - схожим с поразительной силой красноречия Демосфена.
14. (1) А сказав и относительно изложения дела[45], что он искуснее Лисия в построении и всей речи целиком, и ее частей, и ничего не составлял без искусности, к которой, к большой, после этого прибег Демосфен, я хочу и этому представить доказательства. Говорить же я буду и обобщенно и как к прочитавшим Исея, так как нет возможности приводить примеры на все.
(2) Начать с того, что рассказ о деле он приводит в надлежащем месте речи то без предуготовления, сжато и нисколько не предвосхищая доказательную часть, как, вот, он делает в речи "Против Медонта"[46], в речи "Против Гагнотея", в речи об оспаривании "Против членов дема по делу об имении" и в целом ряде других. То, разбив его на разделы и к каждому из них приложив доказательства, он и делает более растянутым рассказ о деле, и отступает от его положенного построения, прибегая к соображению выгодности. (3) К этому виду относится защитительная речь "Против Гермона по делу о поручительстве", и речь об оспаривании "Против Эвклида по делу о выкупе имения", и обращение в суд против вынесенного решения "В защиту Эвфиле га против дема Эрхиейцев"[47]. (4) Вот ведь в этих речах рассказ о деле, и без того длинный, он располагает не разом целиком, но распределяя по частям, к каждому разделу и приводит свидетелей и представляет все остальные доказательства, боясь, насколько мне лично кажется, что трудно будет следить за речью из-за множества разделов и что зачастую доказательства, сведенные все в одно место, которых много и которые касаются многих предметов, могут замутить ясность. (5) Ну вот а после рассказа, так построенного, он уже не подкрепляет предыдущие доказательства многими доводами и не схоже с новыми сочинителями искусства реторики, но считает, что следует опровергать доказательства судебных противников.
15. (1) А то он предуготовляет до рассказа некоторые факты и предвосхищает предстоящее, полагая, что сделает рассказ более заслуживающим доверия или по какому-то иному соображению - более выгодным, как можно найти, что он сделал это в речи по иску о вступлении в наследство[48] "Против Аристогитона и Архиппа", в которой некто, брат скончавшегося, оспаривая наследство, вызывает в суд держащего в своем владении невидимое имущество[49] предстать для предъявления его, а держащий в своих руках наследство подает протест против принятия к рассмотрению этого вызова в суд, заявляя, что имущество это отказано ему по завещанию. А так как оспаривание тут оказывается двойное, одно, касающееся того, было ли завещание или нет, другое же, поскольку завещание оспаривается уже, кто должен владеть наследством, он[50], сперва приведя законы и доказав в этой части, что наследство, подлежащее присуждению, не должно быть во владении до суда, тогда-то и переходит к рассказу, которым доказывает, что завещания покойным и не было сделано. (2) И рассказ этот он подает не просто как-то ужав и безыскусно, но, и без того слишком длинный, распределяет на отрезки какие-то и по каждому разделу просит взойти свидетелей, велит зачитывать поданные требования, представляет заключенные соглашения и прибегает к очевидным доказательствам, показаниям и доказательствам на основании правдоподобности всем.
(3) Много я мог бы привести и других рассказов о деле, построенных этим оратором к выгоде с помощью предуготовлений, подготовлений, разделений на части, перестановок мест, перемещения фактов, с помощью того, что передвинуты разделы, что события изложены не по их временной последовательности, что они произошли не все и не так, как это было бы естественно, и говорится о них не так обыкновенно, как сказал бы какой-нибудь простой человек, с помощью тьмы других таких способов, (4) но ни времени достаточного я не имею говорить о всех рассказах, обстоятельно указывая вместе с тем при каком из них искусный прием, как я хотел бы, ни обращение к знающим эти предметы слово не имеет нужды во множестве примеров для доверия ему, но таким достаточно и короткого указания.
16. (1) Скажу я и обобщенно об этом виде, какое у меня мнение о нем и чем отличается, по-моему, Исей от Лисия. Читая рассказ у Лисия, едва ли кто-нибудь заподозрил бы, что что-то в нем говорится по искусности или подлости, напротив, воспринял бы как то, что производят природа и правда, не зная самого того, что величайшая задача искусства заключается в подражании природе. (2) При рассказе же у Исея он испытал бы противоположное, заподозрив, что ничего в нем не говорится непосредственно и неотделанно, даже если сказано о некоторых действительно происшедших событиях, но все - с помощью искусных приемов с какой-нибудь иной злокозненной целью. И одному, даже если тот говорит и ложь, он поверил бы, а к другому, даже если этот говорит правду, не отнесется без подозрительности.
(3) А в доказательной части можно, пожалуй, счесть, что Исей отличается от Лисия тем, что говорит прибегая не к энтимеме, а к эпихиреме[51], не кратко, а пространно, и не просто, а тщательно, более преувеличивает, более поразительными изображает факты, чувства изображает более благородными. Ведь во всем этом, конечно, не менее ясно, что он дал основы искусности Демосфена, а к простоте Лисия не стремился, как можно заключить на основании многих речей, а более - на основании всех написанных им. (4) Если же нужны и примеры, то, чтобы кому-нибудь не показалось, что мы говорим бездоказательно, я сделаю и это, изложив речь в защиту Эвфилета<.. ,>[52].
18. (1) Таков стиль речей Исея, и таковы различия по сравнению с направлением Лисия. Но ничто не препятствует и в обобщенном охвате с кратчайшим указанием сказать самое очевидное, что, мне кажется, Лисий стремится больше к правде, а Исей - к искусности, и тот настроен на обаятельность, а этот - на поразительность. (2) Если же кто-то отнесется с пренебрежением к этому как мелочам и пустякам, тот уже не будет способен судить о них. Ведь похожести смутят его мысль, так что он не сможет распознать особый стиль того и другого. И об этом, какого я держусь мнения, ясно показано мной.
19. (1) А теперь я хочу и о других ораторах повести речь[53] <...>.
20....(5) Что же касается третьего, Исея, то, если бы спросили меня, почему я присовокупил его[54], конечно, ревностного последователя Лисия[55]...

Динарх

Динарх последний из канона 10 афинских ораторов. Жил в IV в. до н. э.
1. (1) Об ораторе Динархе я ничего не сказал в моей работе "О древних ораторах", потому что он ни создателем особого стиля не стал, как Лисий, Исократ и Исей, ни усовершенствователем созданных другими, как Демосфен, Эсхин и Гиперид, по нашему суждению.

Демосфен

[о слоге Демосфена]
8. ( 1 ) ...я обращусь к Демосфену, ради кого я и перечислил стили речи, которые считаю самыми лучшими и главенствующих в них, не всех: ведь, конечно, Антифонт, Теодор и Поликрат, Исей, Зоил и Анаксимен и их современники не преуспели ни в чем ни новом, ни превосходящем, а сработали свой слог исходя из этих стилей и по этим образцам...

II. Псевдо-Плутарх

Жизнеописания десяти ораторов
Это произведение приписано Плутарху (ок. 46 119 гг. н. э.), знаменитому греческому автору "Сравнительных жизнеописаний" и других сочинений (Моралии). Но некоторые считают, что оно действительно принадлежит Плутарху. Жизнеописание Исея (839 E F) самое краткое в этом произведении.

Исей

Исей был халкидянин родом, но прибыл в Афины и проучился у Лисия, и по слаженности слов и по поразительной силе в изложении дела так, что если кто не был бы искушен очень в стиле их, тот не смог бы распознать с легкостью многие из их речей, которому из этих двух ораторов они принадлежат. Расцвет его жизни относится ко времени после Пелопоннесской войны, как можно заключить по его речам, и прожил он до времени власти Филиппа. Он стал учителем Демосфена, после своей учебы, за плату в десять тысяч драхм, - потому главным образом он и стал всем известен. Он сам и опекунские речи составлял для Демосфена, как говорят некоторые[56]. Оставил он шестьдесят четыре речи, из которых подлинными являются пятьдесят, и свои собственные сочинения об искусстве реторики. Он первым начал и украшать фигурами и обращать мысль к слогу речи перед гражданами, в чем особенно подражал ему Демосфен. Упоминает о нем комедиограф Теопомп в "Тесее"[57].

III. Плутарх

Сравнительные жизнеописания. Демосфен

5... .Учился Демосфен красноречию у Исея, хотя в то время преподавал Исократ, то ли, как говорят некоторые, потому, что не мог внести Исократу установленную плату в десять мин, по своему сиротству, то ли потому, что предпочитал для своей надобности красноречие Исея как впечатляющее и изворотливое.

IV. Либаний

Введение к речам Демосфена

(перевод С. И. Радцига)
Либаний (314 393 гт. н. э.) греческий ритор.
5. Некоторые утверждают, что речи против опекунов[58] принадлежат Исею, а не Демосфену, так как считают' это невероятным по возрасту оратора (когда он судился с опекунами, ему было восемнадцать лет), а также и потому, что эти речи как-то очень похожи по слогу на речи Исея. Другие, наоборот, думают; что они, хотя и составлены Демосфеном, но выправлены Исеем. Однако нет ничего удивительного, если Демосфен уже в том возрасте мог сочинять подобные речи (позднейшие его успехи служат ручательством этого); занимаясь же с юности под руководством Исея как учителя, он во многих случаях подражал его манере.

V. Об Исее

(это краткое жизнеописание сохранилось в рукописях речей Исея под названием Гένος Ίσαίου)
Оратор Исей был, по словам одних, родом афинянином, а по словам других, халкидянином, от отца Диагора, учеником оратора Исократа, учителем Демосфена. Расцвет его жизни относится ко времени после Пелопоннесской войны, прожил он до времени власти Филиппа, как говорит искусный судить об этом Дионисий Галикарнасский. Говорят, что в юности он предавался удовольствиям и попойкам, гонялся за изысканными одеяниями, беспрестанно влюблялся, а возмужав, настолько переменил свой образ жизни, что стал казаться другим человеком. Во всяком случае, когда Ардий спросил его, красива ли такая-то на его взгляд, говорят, что он сказал: "Не знаю. Таких глаз я лишился". Говорит же об этом Филострат в "Жизни софистов"[59], не непременно этого имея в виду Исея: несомненно во всяком случае он называет его даже Ассирийским. А точное время его смерти неизвестно.
Он был весьма ревностным последователем стиля Лисия, так что даже не легко различить их речи. Есть у них общность и в слоге, и в энтимемах. В слоге - в том, что у Лисия он чистый, точный, с прямым значением слов и сжатый, а у Исея схож во всем этом почти. А различие в том, что у Лисия в нем много простоты, соответствия с нравом говорящего и большая обаятельность, у Исея же можно, пожалуй, счесть, что он более искусный, более тщательный и разукрашен разнообразными фигурами, а насколько он уступает в обаятельности, настолько превосходит по поразительной силе красноречия. Так вот, в слоге мы найдем такое различие, а в изложении дела - то различие, что у Лисия мы не найдем большой искусности ни в разделении излагаемого дела на части, ни в расположении энтимем, у Исея же большая тшательность в искусности. Он ведь и к предуготовлениям прибегает и к более искусным разделениям на части, и судебного противника всячески чернит, а судей берет хитрым приступом. Силен он в судебном красноречии, и занимался почти только этим. Несомненно, во всяком случае, его называли в какой-то мере источником поразительной силы красноречия Демосфена.
В этом было различие между Лисием и Исеем, так что Лисий, даже говоря в защиту несправедливого дела, был убедителен, а Исей, даже говоря в защиту правого дела, вызывал подозрение.

VI. Гарпократион

Лексикон десяти ораторов

s.v. Ἱσαῖος
Исей один из десяти ораторов, ученик Исократа, учитель Демосфена, афинянин родом, как говорит Гермипп по второй книге сочинения "Об учениках Исократа". А Деметрий в сочинении "Об одноименных поэтах" говорит, что он халкидянин.

VII. Словарь "СУДА"

s.v. Ίσαΐος
Один из десяти ораторов, ученик Исократа, учитель Демосфена, афинянин родом. А Деметрий говорит, что он халкидянин. Он славился и как оратор и как бесплатно обучивший Демосфена.


[1] См. обстоятельное комментированное издание его реторических небольших сочинений: Denys d’Halicarcasse. Opuscules rhétoriques / Texte établi et traduit par G. Aujac. T. I. Les orateurs antiques. P., 1978; T. II. Démosthène. P., 1988; T. III. La Composition stylistique. P., 1981 (русский перевод этого сочинения «О соединении слов» см. в кн.: Античные риторики. М., 1978. С. 167 -221); T. IV. Thucydide; Seconde lettre à Ammée. P., 1991; T. V. L’Imitation; Première lettre à Ammée; Lettre à Pompée Géminos; Dinarque. P., 1992 (coll. Budé, 259, 321, 283, 343, 351).
[2] Части о Гипериде и Эсхине не сохранились (может быть, Дионисий и не успел написать здесь о них?).
[3]
«халкидянин» уроженец или житель Халкиды, главного города на острове Эвбея, лежащем вдоль восточного побережья Средней Греции и Аттики. См. ниже: Псевдо—Плутарх. Жизнеописания десяти ораторов. 839 e-f, где сообщается, что Исей был халкидянин родом, но прибыл в Афины и проучился у Лисия. Обычно считают, что Исей не был афинским гражданином, а был в Афинах метеком. Метеки в Афинах — чужеземцы, которым разрешено жить в Афинах, платя особый налог, но у них не было прав гражданства. Однако это, может быть, и не так. В афинской практике колонизации была так называемая клерухия, т. е. выведение колоний на завоеванные территории, куда выселялись афинские граждане, которые наделялись землей там. При этом они сохраняли свои права афинского гражданства и могли возвращаться иа постоянное проживание в Афины. Особенно развита была эта практика в Афинах с 506 г. до н. э. Самый древний пример этого — Халкида, куда была выведена клерухия. Возможно, Исей был сыном такого клеруха в Халкиде, вернулся в Афины (с отцом или без отца) и пользовался правами гражданина.
[4]
Пелопоннесская война 431 404 п. до н. э.
[5] Филипп II, македонский царь (359-336 гт. до н. э.), завоевавший почти всю Грецию, отец Александра Македонского.
[6] «правление» ἀρχήν. По всей видимости, имеется в виду «монархия» или «олигархия» или «тирания».
[7] «народовластие» — πολιτείαν, т. е. демократический строй.
[8] Гермипп Смирнский или Перипатетик, III в. до н. э., биограф, написал большое произведение о знаменитых авторах. Сохранились незначительные отрывки. Он был также автором сочинения об учениках Исократа. По Гермиппу, Исей был учеником Исократа.
[9] Исократ (436 338 гг. до н. э.), знаменитый афинский оратор и учитель реторики, у которого было много учеников (школа Исократа).
[10]
«он общался… философов» неясно, добавление ли это Дионисия Галикарнасского или продолжение сообщения Гермиппа (т. е. в таком случае «что он был слушателем Исократа, учителем Демосфена» следует считать за один факт?). Некоторые исключают эту фразу из текста.
[11]
" «стиль» — χαρακτήρ (собственно, «чекан», «характер»),
[12]
Лисий (ок. 445 — ок. 380 гг. до н. э.), выдающийся афинский оратор, логограф.
[13] «в… работе» γραφή. Имеется в виду критический трактат Дионисия о Лисии. Не сохранился. Эти заглавия речей были в таблицах, где они были не очень точными и поэтому могла быть путаница. Дионисий исследовал их и устанавливал подлинность речей.
[14] «слогу» κατὰ τὴν λέξιν.
[15] «фигурами» — σχηματισμοῖς (σχήματα — фигуры речи).
[16] «энтимем» ἐνθύμημα.
[17] «помещает… выигрышно» — место испорчено.
[18] «эпихирем» — ἐπιχείρημα. Об энтимемах и эпихиремах см. ниже, § 16 с прим. 51.
[19] «Пифей» — оратор, младше Демосфена.
[20] Эта речь фрагмент речи Исея (VIII. 1).
[21] «трапезитное дело» — меняльное дело, меняльная лавка.
[22] «на волю» т. е. Эвмат был вольноотпущенником.
[23] Триерарх — богатый гражданин, исполняющий общественную повинность. Ои должен был снарядить на свой счет для государства военный корабль, экипировать и содержать его, а также командовать им.
[24] Кефисодот — архонт 358/357 г. до н. э.
[25] Каллимах (ок. 300 ок. 240 гт. до н. э.) поэт и ученый. По поручению царя Птолемея II Филадельфа составил каталог Александрийской библиотеки в Александрии.
[26] См. Лисий. Речи. XLII (фрагменты).
[27] «в бегстве» — т. е. в изгнании: имеется в виду бегство афинских демократов в Фивы во время правления Тридцати (тиранов) в 404 г. до н. э. Фивы — главный город Беотии (к северу от Аттики).
[28] «та же участь» в 383 г. до н. э.. когда после победы спартанцев фиванским демократам пришлось бежать в Афины.
[29] У Исея это предложение построено так, что в начале идут подряд три причастных оборота (родительный самостоятельный), затем главное предложение с деепричастием. Дионисий заменяет эти обороты придаточными временными и причинными предложениями, имеющими тот же смысл (например, первый причастный оборот можно было бы перевести «в бытность мою триерархом» и т. д.), и упрощает другие выражения.
[30] «племянником» — по конъектуре. В тексте: одним племянником.
[31] «Гагнотей» — Ἁγνόθεον, конъектура вместо рукописного ἀγνοηθέντα. Есть и другие конъектуры.
Здесь фрагмент III по французскому изданию Русселя.
[32] Гетерия — общество, товарищество, политическая организация, союз для под держки друг друга (в том числе при судебных процессах). Они были настроены против демократии.
[33] Это речь Лисия против сыновей Гиппократа (фрагмент).
[34] «у другого» — т. е. у Исея.
[35] Это — фрагмент V во французском издании Русселя.
[36] «другой же» — т. е. молодой у Исея.
[37] См. речь Исея III. 28.
[38] Пример приводится из речи Демосфена: Третья Олинфская речь. III. 34 35.
[39] Текст испорчен. В переводах этого отрывка из Демосфена у Дионисия Галикарнасского § 34 оформлен как ряд вопросов и ответов.
[40] «нынешнее положение» т. е. воина.
[41] Призывной возраст — до 60 лет.
[42] См. Демосфен. Третья Филиппика. IX. 13.
[43] Нижеследующий отрывок относят к неидентифицированной речи Исея, см. фрагмент XII. 2 у Русселя.
[44] Этот текст очень испорчен и многими вносится много исправлений, но остается очень неясным, не из–за стиля (как говорит Дионисий), но из–за испорченного и исправленного текста.
[45] См. выше 3. 4—6.
[46] «Против Медонта» фрагмент V у Русселя.
[47] Это речь XII Исея.
[48] «в речи… наследство» по другой конъектуре «в речи по вызову в суд». Фрагмент I у Русселя.
[49] τἀφανῆ χρήματα имущество, обращенное в деньги.
[50] «он» т. е. Исей.
[51] ἐνθύμημα и ἐπιχείρημα. Энтимема и эпихирема два вида неполного, сокращенного силлогизма (в логике), когда опущены большая или меньшая посылка, или даже вывод. Они употребляются и в реторике (реторический силлогизм, когда та или иная часть силлогизма не высказывается, а только подразумевается). В повседневной речи обычно пользуются сокращенными силлогизмами. В реторике это прием логического убеждения. Простое объяснение этого: Лисий употребляет при доказательстве энтимемы, Исей — эпихиремы, т. е. Лисий доказывает суммарно, а Исей — подробно и точно.
[52] См. речь XII Исея.
[53] В главах 19 20 Дионисий дает очень краткий обзор представителей теории и практики реторики V- IV вв. до н. э. с очень краткой характеристикой и оценкой их, выделив как выдающихся (до Демосфена) Лисия, Исократа, а также Исея. Однако в оценке роли Исея (между Лисием и Демосфеном) здесь отмечается противоречивость у Дионисия Галикарнасского.
[54] «присовокупил» — т. е. к двум установленным здесь Дионисием образцам — Исократа и Лисия.
[55] См. выше, 2. 2: «В стиле он (т. е. Исей. Г. Т.) по большей части был ревностным последователем Лисия».
[56] Сохранились речи Демосфена против своих опекунов (XXVII XXXI).
[57] Theopomp. Fr. 18.1, р. 737 К. Теопомп афинский комедиограф, IV в. до н. э. Сохранились фрагменты его комедий.
[58] Первые речи Демосфена.
[59] Флавий Филострат греческий писатель II III вв. н. э., автор «Жизни Аполлония Тианского» и «Жизнеописаний софистов» и др.