Изложение Либания.
Аѳиняне приняли посольство от олинѳян и постановили оказать им помощь; но отправка вспомогательного отряда замедлилась, и аѳинян озабочивала трудность войны с Филиппом. Поэтому Демосѳен выступил с речью в народном собрании, стараясь поднять дух народа выяснением слабых сторон в положении Филиппа. Союзники его, говорил Демосѳен, относятся к нему с недоверием, а он один с своими домашними силами не страшен, потому что македоняне сами по себе слабы.
Речь
(1) На множестве примеров, граждане аѳинские, можно бы, как мне кажется, видеть явное благоволение богов к нашему государству, в особенности на нынешних отношениях[1]. В самом деле, нельзя не признавать какой-то чудесной, поистине божеской помощи в том, что нашелся народ, готовый вести войну[2] с Филиппом, к тому же народ пограничный с ним, располагающий довольно значительными силами и, что всего важнее, ведущий войну в том убеждении, что мирное соглашение с Филиппом не только не может быть прочным, но грозит им потерею отечества[3]. (2) Приложим же, граждане аѳинские, все старание к тому, чтобы не показать себя недостойными нашего нынешнего удела, ибо позором, вернее, величайшим позором мы покроем себя, когда станет ясно, что мы не дорожим не только городами и местностями[4], которыми владели издавна, но и союзниками, которых даровала нам судьба, и счастливыми обстоятельствами.
(3) Не похвально, по-моему, граждане аѳинские, входить в рассмотрение мощи Филиппа и этими доводами побуждать вас к принятию надлежащих мер. Почему так? Да потому, мне кажется, что все, что можно бы сказать об этом, будет служить только к возвеличению Филиппа и к нашему бесславию: чем больше подвиги его превосходят меру его достоинства, тем с большим изумлением все относятся к нему, и с другой стороны, чем хуже вы справляетесь с вашими делами, тем больший срам навлекаете на себя. (4) Итак, я обойду это молчанием еще и потому, что Филипп, если разобрать по правде, обязан своим могуществом нам же[5], граждане аѳинские, а не себе. Точно также несвоевременным нахожу я распространяться теперь о тех мероприятиях наших руководителей в его пользу, за которые он пускай благодарит их, а мы должны бы карать. Но есть, о чем говорить и помимо этого, есть предметы, о которых полезнее узнать всем вам, и которые в глазах людей, способных дать им надлежащую оценку, ложатся на Филиппа тяжким позором, граждане аѳинские: об этом-то и будет моя речь. (5) Обзывать Филиппа клятвопреступником и человеком вероломным, не приводя тому доказательств, означало бы, справедливо скажет всякий, напрасную ругань. Но изобличить его таким во всех его поступках, рассказав в немногих словах все, что он учинил, я нахожу вдвойне выгодным: мы его представим таким, каков он есть в действительности, то есть негодяем, и покажем людям, которые в чрезмерном страхе воображают себе Филиппа непобедимым, что все плутни, какими он ранее превознес себя, уже исчерпаны, и что в этом направлении идти дальше некуда. (6) Правда, граждане аѳинские, я и сам считал бы его страшным и необыкновенным человеком, если бы видел, что он приобрел себе могущество правыми путями. Но теперь, вникая в дело ближе и старательнее, я вижу, что вначале он привлек нас на свою сторону, благодаря нашему простодушию, обещанием передать нам Амфиполь[6], когда олинѳяне желали войти с вами в переговоры, а их не допускали в народное собрание, и когда он сочинил тайну из того самого дела, о котором прежде говорилось на всех перекрестках[7]. (7) Вслед за сим он приобрел дружбу олинѳян тем, что, захватив Потидею, вам принадлежавшую, и причинивши ущерб вам, прежним своим союзникам, передал ее олинѳянам[8]. Наконец, в самое последнее время он расположил к себе ѳессалийцев обещанием возвратить им Магнесию[9] и готовностью принять на себя ведение за них войны с фокидянами. Словом, он проводил всякого, кто имел с ним дело; обманывая и обольщая одних за другими, людей глупых и его не знающих, он этими способами достиг могущества. (8) Поэтому, если он превознесен по вине названных народов, пока каждый из них рассчитывал, что Филипп окажет ему услугу, то точно также они должны и низвергнуть его, лишь только будет доказано, что во всем он преследует собственные выгоды. Вот, граждане аѳинские, в каком положении очутился Филипп. Пускай же кто-либо выступит перед вами и докажет мне, вернее вам, что я говорю неправду, или что народы, обманутые им в прошлом, останутся доверчивы к нему и в будущем, или что ѳессаллийцы, незаслуженно попавшие в рабство, не пожелают теперь вернуть себе свободу[10].
(9) Однако, признавая справедливость сказанного, иные из вас могут думать, что Филипп силою удержит свое могущество, благодаря тому, что он заблаговременно овладел укреплениями, гаванями и подобными местностями; но это - заблуждение. Когда могущество основано на взаимном сочувствии, когда все участники войны получают одинаковую· долю выгод, тогда народы охотно помогают друг другу в трудах, переносят невзгоды, остаются непоколебимы. Наоборот, если кто, подобно Филиппу, входит в силу хищениями и подлостью, тогда малейший повод, случайный толчок опрокидывает все и разрушает. (10) Невозможно, граждане аѳинские, нет, невозможно основать владычество прочное на насилии, предательстве и неправде. Правда, кратчайший промежуток времени оно держится; если случай поможет, то пышно расцветает под сенью надежд, но по мере того, как идет время, оно обнажается и чахнет. Как для дома, судна и для всех подобных сооружений требуется прежде всего крепкое основание, так точно и действия наши должны иметь своим началом и опорою правду и справедливость; этого-то и нет теперь в успехах Филиппа.
(11) Итак, по моему, олинѳянам вы обязаны помочь войском, и я разделяю мнение граждан, предлагающих сделать это возможно лучше и быстрее; к ѳессалийцам вы должны отправить посольство с поручением одних уведомить об этой мере, других приободрить, потому что в настоящее время они приняли решение требовать обратно Пагасы и предъявить Филиппу свои права на Магнесию[11]. (12) Однако, граждане аѳинские, позаботьтесь о том, чтобы нашим послам не пришлось говорить пустые слова; дайте им возможность показать, что мы кое что и делаем, потому что выступили уже в поход, как подобает нашему государству, и находимся при деле. Всякая речь, раз только не следуют за нею дела, кажется чем-то суетным и пустым, в особенности если речь исходит от нашего государства; так как мы слывем за словоохотливейших говорунов, то тем с меньшим доверием всякий слушает наши речи[12]. (13) Докажите же, что вы совершенно изменились и переродились, а для этого облагайте себя военною данью, выступайте в поход, проявляйте ревность во всем, если только желаете, чтобы вам придавали значение, а когда приняли достойное решение, неотложно выполняйте его. Тогда, граждане аѳинские, вы не только убедитесь, как слабосильны и не надежны союзники Филиппа, но перед вами вскроются язвы его собственной державы и его могущества. (14) Говоря вообще, македонская мощь и держава в виде придатка к другим силам весьма значительны. Таковой опа оказалась, например, для вас во времена Тимоѳея[13] в войне с олинѳянами, потом, другой раз для олинѳян в войне их с Потидеей: в качестве союзника кое-какое значение Македония в этих случаях имела. То же в последнее время испытали ѳессалийцы в междоусобицах и смутах: он оказал им помощь против домашних тиранов[14]. Вообще, я полагаю, всякая надбавка, как бы мала ни была, приносит долю пользы; но Македония сама по себе бессильна и теперь преисполнена многих зол. (15) В самом деле, устои Македонии, и без того непрочные, этот царь расшатал еще больше всеми своими действиями, теми самыми, в которых иные склонны видеть его величие, именно войнами и походами. Не думайте, граждане аѳинские, что Филипп и его подданные питают одинаковые вожделения. Вовсе нет. Так, он жаждет славы и к ней стремится, готов ради неё на всякие труды и опасности, спокойному существованию предпочитая славу царя Македонии, превзошедшего подвигами всех его предместников. (16) Этой жажды славы подданные его не разделяют. Наоборот: изнуряемые бесконечными походами по всем направлениям, они досадуют и терпят непрестанные лишения, потому что оторваны от своих занятий, от собственных своих очагов, потому что не могут сбыть и то немногое, что могли бы наработать при столь тягостных условиях, ибо в стране их гавани по причине войны заперты. (17) Отсюда не трудно понять, как настроено к Филиппу большинство македонян. Что касается приближенных его, наемников и пешей охраны[15], то, правда, они слывут за необыкновенно отважных и покорных воинов, но от одного из уроженцев этой самой страны, от человека, вовсе несклонного лгать, я слышал, что и они ничуть не лучше других. (18) Есть между ними, говорил он, люди, испытанные в войне и сражениях, но таких он из честолюбия оттесняет, так как хотел бы, чтобы все подвиги считались его собственным делом; ибо, помимо всего остального, пояснял свидетель, он одержим безмерным честолюбием. Потом, если найдется какой человек воздержный или вообще пристойный, не расположенный сносить повседневный разврат, пьянство, бесстыдные пляски, такого он презирает и ценит ни во что. (19) Таким образом, в свите его, по словам свидетеля, остаются грабители, льстецы и им подобные люди; они в пьяном виде исполняют пляски, которые я не решаюсь назвать здесь перед вами. И это несомненная правда. Мы видим, что тех людей, которых все гнали из нашего города, потому что они ведут себя бесстыднее гаеров, как, например, всем известного государственного раба[16] Каллию, и подобный сброд, скоморохов и кропателей срамных песен[17], которые они читают для потехи его гостей, - их-то он принимает с радостью и держит при себе[18]. (20) Хотя иному может показаться, что это мелочи, но мелочи эти, граждане аѳинские, служат в глазах людей благомыслящих важными показателями его нечестивого безумия. Только удачи, я думаю, заслоняют на время его характер, потому что удачи способны прикрыть собою подобные пороки; но достаточно малейшего потрясения, и характер обнаружится в своем настоящем виде. Мне кажется, граждане аѳинские, это наступит в близком будущем, если соизволят боги, и если вы пожелаете. (21) Со свободными государствами и с царями бывает то же, что с телом человеческим: пока человек здоров, он не ощущает в своем теле никакого повреждения; за то при всяком недомогании все дает себя чувствовать: перелом ли то, вывих, или иной какой порок. Подобно этому, пока государства и цари воюют вдали от своих владений, слабые стороны их не заметны для толпы, но как только возгорается война у самой границы, все язвы вскрываются[19].
(22) Впрочем, граждане аѳинские, если кто из вас видит в Филиппе грозного противника, глядя на то, как ему благоприятствует судьба, он рассуждает так, как рассуждать и подобает человеку скромному, потому что на весь ход человеческих дел судьба имеет огромное влияние или, вернее, она решает все. Тем не менее, если бы мне предоставили сделать выбор, я предпочел бы судьбу нашего государства, а не судьбу Филиппа; только вы сами решитесь исполнять ваш долг хоть в малой доле, б самом деле, у вас гораздо больше оснований, нежели у него, рассчитывать на благоволение богов. (23) Но, я вижу, мы сидим праздно, в полном бездействии, а кто сам не делает никаких усилий, тот пускай не требует, чтобы друзья или боги делали что-либо ради него[20]. Ничуть не удивительно, что он торжествует над нами, когда собственнолично и ведет войну, и несет на себе тяготы её, везде присутствует, не упускает случая, не пережидает времени года, а мы раздумываем, постановляем решения, собираем новости. Его торжество меня нисколько не удивляет. Удивительно было бы, напротив, если бы, при нашем бездействии и при его всеохватывающей деятельности, мы имели еще над ним перевес. (24) Но удивляюсь я вот чему: некогда, граждане аѳинские, вы поднялись против лакедемонян[21] за права эллинов, и хотя много раз могли обогатиться, не пожелали этого, даже больше: самих себя вы облагали военною данью ради того, чтобы прочие народы получили свои права, сами впереди других шли на войну и подвергали себя опасностям. Теперь, когда речь идет о вашем собственном достоянии, вы медлите выступать в поход, колеблетесь, облагать ли себя военною данью; много раз являясь спасителями то всех эллинов, то отдельных эллинских народов, вы стоите, сложа руки, когда рушится ваше собственное достояние. (25) Этому я, действительно, удивляюсь, да и тому еще, как среди вас, граждане аѳинские, не находится ни одного человека, способного сообразить, сколько времени вы ведете войну с Филиппом, и что вы делали, пока это время уходило. Наверное, вы согласитесь, что все время целиком прошло у вас в размышлениях, в ожиданиях, что действовать будет кто-нибудь другой, во взаимных нареканиях, в судебных разбирательствах[22], в новых ожиданиях, - словом, в том же, чем вы занимаетесь по сей день. (26) Граждане аѳинские, неужели вы до такой степени не сообразительны, что надеетесь тем самым поведением, благодаря которому наше государство низошло от цветущего состояния до жалкого, повернуть его от жалкого состояния к цветущему? Но это бессмысленно и несогласно с природой: сберегать, что имеешь, всегда легче, нежели приобрести[23]. Между тем нам в настоящее время сберегать нечего, так как война отняла у нас все прежние владения, и нужно завоевать их. (27) И это мы должны делать теперь сами, то есть, должны облагать себя данью на военные нужды, должны бодро выступать в поход самолично, никого не звать к ответу[24], прежде чем вы не покончите с затруднениями, а тогда оценивайте каждого по его делам, награждая достойных и карая виновных; устраните всякие отговорки и положите конец вашим упущениям: невозможно разбирать со всею строгостью поступки других людей, пока вы сами не исполнили ваших обязанностей. (28) Чем вы объясните, граждане аѳинские, что все полководцы, каких только вы ни посылали, уклонялись от этой войны и изобретали себе свои частные походы? Да тем, что в этой войне, если уж говорить правду и о полководцах, победные трофеи, из-за которых война ведется, принадлежат вам, - будь, например, Амфиполь взят, вы тотчас присвоите его себе, - тогда как опасности войны выпадают на долю самих полководцев, а жалованья они не получают. Во втором случае наоборот: и опасности не так велики, и добыча достается полководцам и воинам, как, например, Лампсак, Сигей, только что ограбленные суда: всякий ищет предприятия для него прибыльного. (29) Между тем вы то осуждаете полководцев, когда видите, что дела принимают дурной оборот, то оправдываете их, когда, дозволив им защищаться, узнаете трудности их положения. Таким образом, вам остается препираться и друг другу прекословить, потому что одни думают так, другие иначе, а государство падает.
В самом деле, граждане аѳинские, раньше вы делились на сотоварищества[25] для сбора подати, а теперь делитесь на сотоварищества для управления государственными делами: в каждом из двух сотовариществ свой вождь оратор, в подчинении у него военачальник и триста крикунов, а вы, все прочие, только сопричислены к тем или другим. (30) Стряхните же с себя это унижете; хотя бы теперь возвратите себе свои права; говорите, обсуждайте и действуйте сообща. Если же одним, как бы вашим владыкам, вы предоставите повелевать, других обяжете снаряжать триеры, уплачивать налоги, выступать в походы, а третьим дадите только власть постановлять против них приговоры без всякого участия в трудах, у вас ни одна мера, требуемая обстоятельствами, не будет принята своевременно, потому что часть граждан, отягощенная несправедливо, никогда не будет исправна, а вы после того будете утешать себя наказаниями этих граждан, а не ваших врагов. (31) Вот в главных чертах мое предложение: все платите налоги, каждый в меру своего состояния, все выступайте в поход по сменам, так чтобы участвовать в войне всем вам до единого, всем желающим предоставьте говорить перед вами и из всего, что выслушаете, выбирайте наилучшее предложение, тот ли его сделал, или другой[26], безразлично. Когда, станете поступать таким образом, тогда воздадите похвалы не только оратору за минутное удовольствие, но и себе самим, потому что к лучшему изменится положение государства в целом.

---

[1] II, 22, I, 10.
[2] готовый вести войну. Война Филиппа с олинѳянами не только началась, она велась уже некоторое время.
[3] I, 4.
[4] местностями τόπων, где неприятельское войско может собираться, запасаться продовольствием, отдыхать: гавани, острова, побережья и т. д.
[5] нам же. В оригинале ἐνϑένδε: разумеются ораторы, говорившие за Филиппа в народном собрании, и аѳиняне, следовавшие советам ораторов. В числе сильнейших и упорнейших противников Демосѳена был Евбул, в 354 г. облеченный высшим финансовым званием в республике „хранителя государственных доходов“ (ταμίας τῆς ϰιονοῦ πϱοσόδον). По истечении четырех лет службы, на каковой срок избирался казнохранитель, он повел на эту должность одного из своих единомышленников, брата оратора Эсхина Афобета (350 г.), сам же был избран в коллегию, заведывавшую зрелищной казной (ϑεωϱιϰόν). Финансовая политика Евбула состояла в отречении временном, по крайней мере, от широких завоевательных планов по окончании войны с союзниками (355 г.), и в поощрении торговли, промышленности, в сооружении кораблей, в постройке запасных магазинов и т. п.; облегчать народную нужду он старался щедрой выдачей денег на празднества и др. зрелища. Сведения об Евбуле восходят к историку Филиппа Ѳеопомпу, называемому у Гарпократиона и Аѳенея (IV, р. 766 D), и к Плутарху (praec. polit. 15). Он же защищал Эсхина против Демосѳена. Противников своих Демосѳен не называет по именам; но нападки его на руководителей аѳинского народа, повинных в бездействии против Филиппа,, направлены больше всего на Евбула; в этом отношении особенно выдается III олинѳская речь.
[6] обещанием… Амфиполь. Это было в 357 г., когда от Аѳин отложились главные союзники: Византия, Хиос, Род, Кос, и когда аѳиняне тем охотнее доверились Филиппу и отвергли ходатайство олинѳян.
[7] тайною… перекрестках τὸ ϑϱυλούμενόν ποτ᾿ ἀπόϱϱητον. Тайна состояла в том, что Филипп в 357 г. убедил аѳинское посольство, что уступит Аѳинам Амфиполь взамен Пидны; но до поры до времени уговор этот должен был оставаться неизвестным народу, и послы обязывались сообщить его только думе (βουλή). Об этом мы знаем от Ѳеопомпа. Фотий, р. 588.
[8] II, 19.
[9] Магнесию. Вопреки своему обещанию, Филипп по занятии города стал возводить там укрепления.
[10] I, 22.
[11] I, 23.
[12] мы слывем… речи. Та же мысль выражена в конце XI речи, только приписываемой Демосѳену.
[13] во времена Тимоѳея. В 364 г. Тимоѳей, аѳинский полководец, в союзе с македонским царем Пердиккою, победоносно вел войну с олинѳянами и отнял у них Потидею и Торону. Диодор XV, 87. Полиэн ΙΙΙ, 10, 14.
[14] против домашних тиранов: ферские тираны Ликофрон и Пиѳолай поддерживали фокидян; алевады вместе с местной олигархией призвали на помощь Филиппа, который и занял Феры.
[15] пешей охраны πεζέταιοι. Воинственные знатные македоняне и отборные чужеземцы составляли постоянную стражу телохранителей, конную и пешую гвардию Филиппа. Демосѳен оценил важность этого учреждения постоянного войска и уже в I филиппике предлагал аѳинянам образовать в противовес ему постоянное войско из аѳинян (IV, 21).
[16] государственный раб: государственные рабы занимали обыкновенно низшие должности в общественной службе: писцов, счетчиков, судебных служителей и т. п.
[17] скоморохов… песен. В Аѳинах в храме Геракла собирались профессиональные шутники и острословы. Филипп послал им талант денег с просьбою доставить ему списки их острот. Аѳеней, р. 614.
[18] Характеристику Филиппа, согласную с Демосѳеновской, дают Ѳеопомп и Каристий. (Аѳеней стр.V рр. 167. 248. 249. 260. 435). С Ѳеопомпом полемизирует Полибий (VIII, 11), хотя ни Демоcѳен, ни Ѳеопомп не отрицают в Филиппе тех качеств, которые сделали его завоевателем многих народов и основателем сильной македонской державы. Из паразитов Филиппа известны по именам Ѳрасидей ѳессалиец и Агаѳокл, перребский раб. Ѳеопомп — горячий панегирист Филиппа.
[19] со свободными… вскрываются. Древние писатели очень часто уподобляют государство телу человеческому. Платона Государство, VIII, стр.566. Гермог, III, 205. 462. 470. У Демосѳена IX, 12. Исократ. X, 34.
[20] кто сам… него. У Саллюстия, подражавшего Демоеѳену, та же мысль: „когда ты предаешься тупому бездействию, не обращайся с мольбами к богам“. Против Катил. 52. Наша поговорка: „На Бога надейся, сам не плошай“.
[21] против лакедемонян. Оратор выражается неопределенно, так что читатель мог разуметь одинаково как беотийско–коринѳскую войну, в которой Ѳивы, Аргос, Коринѳ, Аѳины соединились против Спарты, и в которой в битве при Галиарте пал Лисандр, спартанский царь, в 895 г., так и беотийскую 378 г., когда Спарта не могла одолеть соединенные войска ѳивян и аѳинян.
[22] IV, 45.
[23] Срвн. I, 22.
[24] никого не звать на суд μηδίν᾿ αἰτιᾶσϑαι. Когда ораторы обвиняли полководцев, народ вызывал обвиняемых с поля войны, и дела от того терпели. Но мнению Вейля, в данном случае оратор имеет в виду Харета: его обвиняли в дурном ведении войны. Ниже, § 28, называются малоазийские города Лампсак и Сигей: ими овладел Харет в союзническую войну (856 г.). Аѳинские полководцы, особенно начальники наемных войск, занимались пиратством для добывания войску продовольствия. Харет покинул войну против восставших союзников и перешел на службу к сатрапу Артабазу.
[25] на сотоварищества, ϰατὰ συμμοϱίας. Такие сотоварищества были упреждены постепенно, сначала для выполнения триерархии, т. е. снаряжения военного судна и снабжения его экипажем, потом для сбора чрезвычайной подати (εἰσφοϱά). С 457 г. 1200 богатейших граждан, разделенные на 20 симморий, с более мелкими подразделениями, были обязаны нести повинность триерархии. Эта организация была применена в архонтство Навсиника (377) к раскладке и взиманию прямой подати. Но тогда как триерархия ложилась бременем только на 1200 богатейших граждан, входивших в состав симморий, подать распространялась на всех граждан, за вычетом наименее имущих, располагавших состоянием, кажется, меньше 25 мин (около 600 р.). Богатейшие из симморитов предварительно вносили потребную для государства сумму (πϱοεισφοϱά), которая раскладывалась поровну между всеми симмориями, и в пределах каждой симмории взималась подать с каждого гражданина в размере, соответственном его податному имуществу. Бек, Staatshaushaltung d. Athener, I, 685 сл., 699 сл. Демосѳ. ХУШ, 171. Деление граждан на политические партии, враждовавшие между собою, Демосѳен уподобляет организации симморий. Как в податных сотовариществах все значили 300 богатейших граждан, по своему усмотрению распоряжавшиеся имуществом остальных, за которых предварительно внесли подати, как во главе каждой симмории стоял вождь (ἡγεμών) с товарищем, который назывался, кажется, попечителем (ἐπιμελητής), или, быть может, казначеем (ταμίας), так и в политических партиях все зависело от оратора, влиянию которого подчинялся военачальник, и от нескольких десятков или сотен услужливых и более решительных их пособников, при чем масса остальных граждан покорно шла за теми или другими крикунами; эти последние, как ведущие за собою толпу, и уподоблены 300м влиятельнейших симморитов, распоряжавшихся средствами прочих граждан; на них перенесено самое имя трехсот.
[26] тот ли его сделал, или другой. Влиятельнейшим оратором в это время был не Демосѳен, но Евбул.