Последняя из "Тетралогий" - самая короткая; тем не менее именно с ней связано наибольшее количество спорных проблем. Сюжет вымышленного здесь Антифонтом судебного процесса следующий. Два человека, молодой и пожилой, поссорились и вступили в драку. В ее ходе старик получил серьезные травмы, от которых через некоторое время скончался. Его родственники обвиняют молодого человека в умышленном убийстве. Тот строит свою защиту на двух пунктах. Во-первых, по его словам, зачинщиком драки был старик (под влиянием алкогольного опьянения), сам же он лишь оборонялся и, следовательно, невиновен. Во-вторых, он утверждает, что смерть в действительности наступила не от его ударов, а из-за того, что впоследствии пострадавшего плохо лечил врач, которого, стало быть, и следует признать истинным убийцей. Этот довод сторона обвинения парирует ссылкой на правовую норму, согласно которой в таких случаях врач является неподсудным (см. ниже).
В каком афинском суде проходил бы этот процесс, если бы он имел место на самом деле? Традиционно считается, что в Дельфинии[1], ибо обвиняемый не отрицает своей причастности к делу, но говорит, что при этом закон с его стороны не был нарушен. К категории разбиравшихся в Дельфинии оправданных (дозволенных) убийств, не влекших за собой ответственности, относились[2]: убийство при самообороне против грабителя; убийство лица, участвующего в перевороте с целью свержения демократии или занимающего государственную должность после такого свержения; убийство ночного вора; случайное убийство во время спортивных состязаний; случайное же убийство согражданина на войне; убийство любовника жены, пойманного in flagrante; смерть, наступившая в результате лечения (врач считался свободным от вины).
В результате получается красивая, стройная картина: три "Тетралогии" - три разных вида убийства - три различных судебных органа. Однако М. Гагариным подобный ход мысли был оспорен[3]. По мнению исследователя, нет серьезных оснований относить рассматриваемый случай к категории оправданных убийств. Да, обвиняемый ссылается на то, что действовал в порядке самообороны; однако не всякая самооборона подпадала под данную категорию, а только самооборона при нападении грабителя, а тут ни о каком грабеже речь не шла, просто случилась пьяная драка. Далее, хотя в тексте речи и фигурирует врач, по чьей оплошности умер человек (еще один тип оправданного убийства), но сам этот врач участником процесса не является, и судят не его.
С чисто формальной точки зрения М. Гагарин, допускаем, вполне прав. Но формалистический подход вряд ли конструктивен применительно к произведению, которое не является реально произнесенной судебной речью (такая речь всегда представляет собой не только нарративный источник, но и в известном смысле документ, и критерии ее исследования должны быть соответствующими), а лишь имитирует таковую. Сам же Гагарин в другом месте своей книги - там, где отстаивает авторство Антифонта для "Тетралогий"[4], - совершенно справедливо указывает, что в сочинении подобного рода пишущий мог дать полную волю полету своей фантазии, придумать законы, какие ему заблагорассудится, - в частности, те, которые наилучшим образом помогали бы развивать наиболее интересные для него тогда мысли. В сущности, Афины "Тетралогий" - это весьма условные Афины, это скорее некий "Софистополь", как выражается Гагарин, - абстрактное общество, где живут не люди, а идеи и аргументы. В этом "Софистополе" нет ни Ареопага, ни Палладия, ни Дельфиния... Кстати, названия этих трех судов и не упоминаются в "Тетралогиях". Так какой же смысл рассуждать, какой из них слушал бы дело, которого вообще не было, которое было создано воображением Антифонта?
Одним словом, мы продолжаем придерживаться того мнения, что наш оратор имел-таки красивый, просто роскошный замысел - осветить в трех частях своего труда три вида убийств - и претворил этот замысел в жизнь.